Затмение

Стоило покинуть пустой город, как стало даже теплее. Заброшенность и одиночество всегда сопровождает холод, и Синчэнь с грустью подумал, что уже отвык от этого. Конечно, А-Цин рядом и совсем уж один он не был, но заклинатель не привык себе врать и отлично понимал, что нужно ему вовсе не это. Присутствие безымянного гостя на время как будто вернуло что-то потерянное, а теперь Сяо Синчэнь сам от этого ушел, но он говорил себе, что это правильно, и упрямо продолжал путь. Если бы даочжан мог видеть, он бы все равно не обернулся. Уставшие, они вошли в городок. — Гэгэ, давай найдем самый тихий двор? Я просто упаду, если не сяду... Я даже есть не хочу. Нет, хочу, но не так сильно, как отдохнуть... К тому же, твоя последняя конфета придала мне сил. Гэ... Сяо Синчэнь положил ей руку на плечо, и девушка замолчала. В городке явно творилось что-то плохое. Это чувствовал даочжан, это чувствовал Шуанхуа, это буквально витало в воздухе. — Хорошо. Найди место. Только будь осторожнее, — пробормотал Синчэнь и пошел по улице, ориентируясь на нарастающий звук голосов. Разумеется, А-Цин только вздохнула, но даже не подумала последовать его совету. Люди боялись. Они кричали, бегали, хлопали ставни, что-то падало, и вообще, судя по звукам, все хотели закрыться по домам. К появлению заклинателя в белом они отнеслись настороженно, но кто-то что-то сказал про меч, кто-то — что не уходить же — в общем, Сяо Синчэнь послушал-послушал, по обрывкам фраз понял, в чем проблема, и просто сказал: — Я могу помочь. Толпа мигом замолчала, воцарилась тишина и, кто-то (видимо все-таки старейшина) выразил вслух надежду этих несчастных людей. — Отправьте всех по домам, и не волнуйтесь, все... — он не договорил, услышав шепот за спиной. Одно слово, два, усмешка, ухмылка, откровенное недоверие и смех. Шепот оглушал его... Пальцы сжались в кулак, внутри как будто застыл лед, и в сознании снова мерзко зазвенела эта неправильная, преступная мысль: «иди вперед, даочжан, и не задерживайся. Делай то, что нужно тебе, потому что пока ты калека, никто не будет думать о тебе дольше, чем оседает пыль на дороге, по которой ты ушел». — Да как... — пискнула было А-Цин, но Сяо Синчэнь прервал ее и улыбнулся. — Я попробую, — тихо ответил он всем сразу и пошел вперед по улице. Напасть этого города будто ждала, когда люди закончат болтать, но совершенно не собиралась ждать, когда они разойдутся. Послышался крик, нет, даже рев. Шуанхуа дрогнул в ножнах, и Сяо Синчэнь сжал пальцы на рукояти меча. — А-Цин! Она никогда не слышала его голос таким и, не раздумывая, бросилась прятаться. Раздался новый крик, лишенный разумного, человеческого — Синчэнь чувствовал в нем только черное зло. Клинок рассек воздух... Слепой не сможет, но сейчас Сяо Синчэнь не чувствовал себя слепым. Он слышал крики, двигался в своей, пусть черной, но наполненной верной энергией темноте, и двигался точно и выверено, полагаясь на меч, интуицию и мастерство — они никогда не подводили. Движение воздуха, крик, взмах, выпад... шаг назад, снова крик, обернуться, взмах, выпад... Заклинатель сам сейчас был оружием, и когда, наконец, крики стихли, ему показалось, что он утратил слух — такая тишина воцарилась на площади на несколько мгновений. А потом он услышал грохот и топот, земля задрожала. Сяо Синчэнь повернулся лицом к опасности и уверенно шагнул вперед, готовый встретить ее с улыбкой, но сейчас совершенно иной, совсем не свойственной всегда озаренному спокойствием лицу — ее никак нельзя было назвать доброй. *** Люди. Людишки. Стоит кинуть один шепоток, и его с наслаждением подхватят, начнут пересказывать друг другу, коситься, кривить губы в недоверчивой улыбке. Ну да, ну да. Калека слепой, чем он там поможет, что он там сделает? Сюэ Ян только головой покачал, неторопливо поманил указательным пальцем. Где-то на окраине тварь подняла рогатую голову и ринулась к центру, разбрасывая всех по дороге, кусаясь и брыкаясь. Мертвецы тоже стянулись к центру — а что ж им оставалось, бестолковым. Они при жизни были такими же людишками, глупыми и мелочными. Лютый мертвец из такого не получится, будет так, ходить невразумительная кучка тлена, бестолково хлопая голодными челюстями. Для заклинателя уровня Сяо Синчэня — так, досадная помеха, не более того. Зато… ооо, зато их было много! В самом деле, чем не удача? Сколько наследства получат осиротевшие, у кого-то только что опостылевший старый муж улёгся кучкой гнилого мяса, у кого-то — скандальная жена. Сюэ Ян полагал, что после их ухода в этом городке станет тише, спокойнее и просторнее. А вместо своих погибших сопляков, глядишь, начнут подбирать брошенных голодных босяков. Само добро и милосердие, разве нет? Чем заставить людишек вести себя как завещано всякими святыми сволочами? Только макнуть их в беды по самые уши. А бешеного оборотня Сюэ Ян грамотно и методично вёл прям к заклинателю, не вынуждая слепого бегать по улицам и искать свою добычу. Всё для тебя! Хочешь тварь — вот тебе тварь. Тебе ведь нужны деньги? Тебе заплатят, и заплатят много. А если заплатят мало, уж поверь, я позабочусь о том, чтобы вскоре после этого плательщик осознал свою ошибку, раскаялся, и приполз на коленях, чтобы доплатить недостачу. Но самое восхитительное, это с каким недобрым лицом Сяо Синчэнь шёл на тварь. Спокойный, светлый… Сволочь. Сюэ Ян даже задумался, пытаясь понять, кого же ему напоминает даочжан. А когда осенило, чуть не помер на месте от хохота. Да шёлковая курица же!!! Хорошенькая, пушистая и белая. Правда кости у неё чёрные, а мясо тёмного серого цвета. Полезная и вкусная еда. Воплощение контраста. Сверху мягкий белый пух, внутри — тьма. Надо накормить его такой курочкой. Только не станет есть… Сюэ Ян тут же радостно заухмылялся. Значит, нужно сделать так, чтобы стал есть! Бешеный оборотень рвался вперёд, пыль стояла столбом, людишки запирались по домам, и тут же стали добрее — впускали к себе всех, кто в слепом страхе пытался вломиться в закрывающиеся двери. Как это точно — слепой страх. Дурочку А-Цин всё-таки втянули в дом, захлопнув двери прямо перед носом живого мертвеца. А что он успел укусить девчонку, по запарке никто не заметил. Туда ей и дорога. Он управлял бешеным оборотнем, как собственным мечом. Да, в сущности, так и было — рога, зубы. Нужно просто слегка ранить даочжана, желательно так, чтобы он сам не мог себя вылечить. А это просто! Сюэ Ян изобразил пальцами замысловатую фигуру, хребет бешеного оборотня хрустнул, тварь практически сложилась пополам, чтобы обвить фигуру заклинателя и поразить его в спину. Конечно, при этом несчастная корова подставилась под меч, но разве не за этим она вообще была создана? Всё-таки больше почёта, чем в супе — погибла как воин, напоследок нанесла ему рану. «В спину. Всё как я люблю!» — Пустите! — завопил Сюэ Ян, тихим змеем проскользнувший в первый попавшийся дом, и перепугавший затаившихся жильцов. — Пустите меня! Даочжан!!! С треском и грохотом он вынес запертую дверь — а идиоты, как можно закрыть дверь, но оставить открытым заднее окно?! — со всех ног кинулся как раз к моменту, когда на губах Сяо Синчэня показалась кровавая пена, подставил руки. «Падай! Да падай же! Перестарался. Лёгкое пробито, но пены не много, краем задела. Вот рогатая жопа!» И с ощущением дикого трепета сжал в объятиях рухнувший в них ценный приз. «Моё». — Откуда ты тут, даочжан? Ты же в другую сторону уходил! Людишки, конечно, тут же набежали, и старейшина руками размахался, всё причитал и кудахтал, аж пока всей толпой не затолкали заклинателя, его девчонку и вцепившегося в него Сюэ Яна на постоялый двор. — Ты вот только не говори, — стёр пальцем кровь с подбородка своей святой сволочи. — Тебе сейчас нельзя говорить. Слизнул с пальцев украдкой, пока никто не видел, и закрыл глаза. Жадность туманила голову. — И тогда ты очень быстро поправишься. Быстрее, чем я. «Мой». *** Сяо Синчэнь услышал, где-то очень далеко вскрикнула А-Цин, но ее голос тут же потерялся в грохоте ставен и дверей, а сам заклинатель весь обратился к опасности, которая явно неслась прямо на него. Все перестало существовать — и городок, и сами люди. Он слышал уже холодное дыхание твари, хрипы, которые вырывались из ее горла, даже пыль, что летела из-под копыт. И стоял, словно статуя, ждал одного единственного момента. Когда оборотень оказался совсем близко, даочжан сделал оборот, взмахнул мечом и уже приготовился к тому, что Шуанхуа врежется в мертвую плоть, но ... что-то случилось странное, клинок разрезал пустоту, дыхание монстра оказалось не с той стороны. Он ошибся. Новый поворот — не теряя ни мгновения. Тварь снова дернулась — Сяо Синчэнь почувствовал резкое движение воздуха, и столб пыли зашелестел мириадами частиц — то, что никакой обычный человек не услышит. Что происходит? Шуанхуа — быстрый меч, он все-таки оказался точнее своего хозяина, и на излете движения Сяо Синчэнь услышал звук раздираемой плоти. Оборотень взревел и вбил в дорогу всю нерастраченную ярость, которой наделил его создатель. Синчэнь стопами почувствовал, как сотряслась земля, он взлетел, чтобы опуститься за спиной чудовища, и снова бросился вперед. Но опять мечу в последний момент пришлось править движение заклинателя. Его хозяин. Он слишком близко. Не может быть, чтобы тварь сама по себе двигалась так уверенно. Голубые искры ци сорвались с пальцев, и заклинание полетело в злобного демона. Синчэнь мог поклясться, что оно достигло цели, но почему тогда не сработало? Оборотень — марионетка... Кто-то был глазами и чувствами этой твари, ослепленной жаждой убивать. Заклинатель снова повернулся, раз, другой, третий. Шуанхуа звенел, разрезая облака пыли и каждый раз задевая чудовище то в одном, то в другом месте. Сяо Синчэнь чувствовал и точно знал, где он поразил оборотня, а значит — в какую сторону он, в конце концов, пошатнется. Но в тот самый момент, когда даочжан приготовился завершить начатое, он услышал явственный хруст переломанных костей. Кто-то нанес твари удар, кто-то другой — не он, и это все изменило. Оборотень обвился вокруг, закружил, воздух сгустился в сплошную вязкую массу из пыли, жары, вони и злобы. Плохо. Уже понимая, что уязвим и что ему просто некуда отступить, потому что двинуться в другую сторону означает упасть прямо под копыта, Сяо Синчэнь резко развернулся. Ему не нужен был полный оборот — только половина, чтобы дать себе пространство, но этого вполне достаточно, чтобы рог легко разорвал белую ткань и вошел в спину. Синчэнь даже не вскрикнул — в бою бывают моменты, когда ци нужен голос, а бывают — когда она повинуется молчанию. Рука перехватила меч, и даочжан вонзил клинок сверху вниз под углом в спину оборотня. Наверное, острие Шуанхуа вошло точно в "яблоко" твари, потому что она рухнула, как подкошенная. -Даочжан!!! Ну нет. Не может быть! Не такая рана, чтобы бредить! Сяо Синчэнь почувствовал, как рот наполняется пенной кровью, услышал, как в дыхание настойчиво вмешиваются сиплые звуки. Плохо. Очень плохо. Сейчас земля еще ударит и выбьет кровь и воздух из легких... Но вместо сухой пыльной улицы он упал на сильные руки. — У... упрямец? — вместе с шепотом с губ сорвались алые капли, потекли по подбородку и тут же ушли с его прикосновением. Его... что он тут делает? — По... подожди... — следовать совершенно правильному в этой ситуации совету заклинатель не мог, ведь город по-прежнему в опасности! — Я...не... убил...Его... хозяин... по...слушай... нельзя... надо... найти... Оборотнем ведь совершенно точно двигала не просто сила мертвой злобы, им явно кто-то управлял! И как можно тратить время на что-то кроме как на завершение дела?! *** — Что бы ни требовалось найти, это будешь делать не ты. Я понял, тварью управлял хозяин, и пока он не пойман, город в опасности. Всё. На этом ты замолкаешь, вот и лекарь пришёл. Поклянись, что ты будешь лежать и молчать. Молча поклянись. Подними указательный палец, что ты обещаешь лежать, молчать и лечиться, и тогда я найду тебе что захочешь — хозяина твари, твою Слепышку, луну с неба и дрессированного хомяка, жонглирующего конфетами. Нет, не вздумай смеяться. Нет уж, оставлять всё на волю случая — не в характере Сюэ Яна. Он сам поднял за заклинателя его указательный палец, настойчиво несколько раз повторил, что ему нужно лежать, лечиться и молчать. — Иначе я тебя свяжу и положу в гроб, оставив щёлку чтобы дышать. Ты ведь так меня собирался лечить? Всё-всё. Всё! Не вздумай смеяться. Целителя, который топтался рядом, Сюэ Ян ласково взял за локоть, вывел в коридор, надёжно прикрыл дверь. Убедился в том, что его драгоценный сволочной святой не услышит, и задушевно спросил: — Уважаемый, у вас ведь есть семья? Жена, дети? Ах, как же хорошо, когда есть семья. Тогда прилагаешь все усилия, мыслимые и немыслимые, чтобы никому не пришло в голову причинить им вред. Я правильно говорю? — перед глазами струхнувшего доктора качнулось лезвие ножа, и неизвестно что пугало его больше — нож, дикие глаза собеседника или его сумасшедшая улыбка. — Итак, ты заботливый вежливый доктор, который держит язык за зубами и очень хорошо лечит даочжана. Если он умрёт, твоя семья будет умирать в мучениях очень, очень долго. А ты будешь смотреть. Уловил? Он завёл обомлевшего врача в комнату, помог ему правильно уложить Сяо Синчэня на бок, чтобы можно было добраться до раны на спине, и при этом ему было не сложно дышать. Без тени сомнения распорол его одежды, успокаивающе погладив по плечу: — Зашью или добудем новые. Меня не будет всего час. Сюэ Ян метался по городу, как ополоумевший, и только в какой-то момент, обозлённый и распаренный, остановился и зарычал: — Да где же эта дрянь прячется?! И тут до него дошло, что он действительно кинулся искать хозяина твари. — Да что ж я делаю. У него кровь ядовитая, я отравился, когда её попробовал. Как можно найти, поймать и убить себя самого?! Сволочь святая! Однако с этим нужно было что-то делать, и час вот-вот должен был закончиться. Значит, даочжан вычислил, что бешеный оборотень всего лишь управляемая подделка. Сюэ Ян невольно почувствовал гордость за своего врага. Нет чести воевать со слабым, его можно лишь убить. Сяо Синчэнь был сильным. Умным. Красивым. — Я от этого с ума сойду, — Сюэ Ян выбрал укромное место на берегу реки, разделся, вошёл в воду и лёг на дно. Быстро текущая холодная вода должна смыть с него отпечаток управления марионеткой. Продрогший до костей, он быстро оделся, путаясь в одежде, и возвращался на постоялый двор. Слепышку он нашёл быстро — её выставили за дверь, едва улёгся переполох. Она сидела безучастная, куталась в свои одежды. — А главное, каждый раз, как этот ненормальный сбегает, в округе вот такая беда начинается. — Горе какое, а? И ведь не сделаешь ему ничего, любимый племянник хозяина города. — Дурной глаз, точно вам говорю. А спрашиваешь, зачем это сделал, кричит, что он старейшина Илина, и свистит как припадочный, аж уши закладывает. Способности есть, а ума нет. Короткие расспросы расставили всё по местам, Сюэ Ян приободрился. Пожелание даочжана оказалось волшебным — он ведь пожелал, чтобы ему сопутствовала удача? Так вот она и надрывается! Здесь есть ненормальный заклинатель, проклятый кем-то, который постоянно творит что попало и ничего не помнит о содеянном! Это ли не удача? Идеальный козёл отпущения! Сюэ Ян вернулся, внёс девчонку в комнату и уложил на небрежно брошенное на пол одеяло. — Ещё одна раненая, идите, уважаемый, лечите девушку. Эта сестрица нам дорога, — он присел на край кровати, изучил раскрытую рану, присыпанную толчёными травками, и наклонился ниже. Его дыхание коснулось щеки Сяо Синчэня. — Даочжан, всё хорошо. Опасность миновала, виновного поймали и заперли. Поверь, у тебя сейчас только одна забота — выздоравливать. Подними палец, если понял и согласен со мной. *** Наверное, все-таки это не бред — Сяо Синчэнь пока не умирал, чтобы впасть в такое состояние, а на словах про дрессированного хомяка окончательно убедился, что да, это все на самом деле, опять их пути пересеклись, да еще так скоро. Даочжан улыбнулся и, в конце концов, засмеялся, не выдержав — ну невозможно было оставаться серьезным, когда про конфеты, когда вот палец поднимает, да еще и гроб припомнил, вот же настырный тип! Но смех тут же превратился в боль, Сяо Синчэнь закашлялся, чуть не подавился кровью и затих, точнее — заставил себя затихнуть. Внутри противно заворочалось беспокойство, какое-то волнение неприятное, когда Упрямый ушел, оставил его одного, но Сяо Синчэнь не успел как следует поволноваться по этому поводу, зато нашелся другой — прикосновение к коже, ладонь на плече... От этого побежали мурашки, даочжан вдруг перестал дышать от неожиданности, и очень кстати получил передышку от сипа и боли. Час прошел ужасно. Сяо Синчэнь держался, конечно, ведь он все-таки заклинатель, воин, да и рана не самая в его жизни страшная, но сейчас все было как-то не так. Он думал снова об А-Цин и волновался, он чувствовал взгляды лекаря — мог поклясться, что чувствовал, от него исходила какая-то странная энергия, и неприязнь, и вроде бы благодарность... От этого даочжан тоже волновался. Но доктор был аккуратен и вроде сделал все как нужно. Сяо Синчэнь все-таки пошевелился, чтобы достать кровоостанавливающий порошок, и вежливо попросил лекаря им воспользоваться. Вежливость стоила ему головокружения и новой порции острых от боли вдохов. Но зато за всеми этими волнениями Сяо Синчэнь не успел усомниться в данном ему обещании. — А-Цин! — радостно просипел заклинатель, чувствуя, что прямо от сердца отлегло. Ненадолго. Дыхание, запахи... от этого Упрямца пахло чистой водой, веяло искренней заботой, и Сяо Синчэнь улыбнулся и поднял палец, а потом нашел его руку и легко сжал: — Спасибо... Упрямый... брат. Отпускать его не хотелось. Думать о чем-то важном — тоже, а хотелось просто замереть, и чтобы он не уходил. Синчэнь уснул, а когда проснулся, не понимал, сколько времени прошло и есть ли кто-то рядом. Он не пошевелился, только прислушался, попробовал различить запахи, но тут и стараться было особенно не нужно — пахло болезнью. Причем если он это понимал, и вообще, судя по тому, как он себя ощущал, то была не его болезнь. В комнате кому-то явно было плохо, Сяо Синчэнь слышал чужое дыхание, очень слабое, но оно ему не понравилось. — Брат? А-Цин? — позвал он, надеясь, что это не кто-то из них. *** — Да ты, даочжан, я вижу, знатный болтун! Рисом не корми, дай поболтать. А-Цин, скажи ему, — Сюэ Ян для бодрости подтолкнул девчонку ногой. — Даочжан, я тут… — Молчи. Твоё лучшее спасибо — твоё послушное молчание. Пришлось напустить на себя вид суровый и строгий, чуть ли не праведный, под стать ситуации. И послушный Сяо Синчэнь, ухвативший его за руку, выглядел как откровение. Пока он там носился по городу, как бешеная собака за собственным хвостом, лекарь потрудился на славу. Заклинатель лежал такой смирный, такой уставший и вымотанный… полуголый. — Девушка, — прошептал лекарь, и тут же заткнулся, потому что Сюэ Ян только голодно оскалился в его сторону. Бедный лекарь сделал пальцами охраняющий знак, который, разумеется, не спас бы даже от полудохлого гуля, не только от вполне живого и почти здорового Сюэ Яна. Что ему оставалось? Только судорожно жестикулировать, пытаясь донести до сведения своего злобного надзирателя, что Слепышка не в порядке. Вот на кого-кого, а на девчонку ему было плевать с горы. Только убедившись, что Сяо Синчэнь заснул, он осторожно вытащил пальцы из ослабевшей хватки, и вышел за дверь. — Девушка укушена живым мертвецом, обязательно умрёт и сама встанет. — На этот случай я тут. Сколько будет поправляться мой друг? Лекарь в страхе замахал руками, заверил, что если пострадавший будет лежать, пить лекарства и поменьше говорить, то очень скоро поднимется на ноги, и был спроважен к чёртовой матери. Платить Сюэ Ян ему не собирался, всё равно старейшина города клялся и божился, что все расходы возьмёт на себя. Вот пусть и берёт, благородный человек. А-Цин действительно собиралась скоро присоединиться к живым мертвецам. Это если не повезёт. Если повезёт, то просто помрёт от горячки. Сюэ Ян досадливо цокнул языком. Сейчас девчонке нельзя помирать, его святая сволочь может расстроиться. Что же, девчонку он подлатал ровно настолько, чтобы она не умерла. Пусть сначала поправится святой, а уже потом он решит, отпускать Слепышку на тот свет, или подождать. Сяо Синчэнь начал беспокойно шарить пальцами по простыне, зябко поёжился, и сам натолкнул на мысль. Святой сам во всём виноват, это можно было даже не обсуждать! Если бы он так настойчиво не искал его руку, то разве пришла бы в голову мысль лечь рядом?! Вообще-то сначала он сел рядом, позволил ему найти свои пальцы и с интересом наблюдал, как он снова крепко засыпает. Наклонился над гладким белым плечом, подумал, провёл по нему кончиком языка. Попробовал на вкус и счёл этот вкус великолепным. Лёг он позже, когда устал сидеть — всё тело затекло, и влажная полоска на плече святой сволочи давно подсохла. Лежал и смотрел на повязку, под которой скрывались пустые глазницы, пока его не сморило. — Брат? А-Цин? — Не только свяжу, но и рот кляпом заткну, — пробормотал Сюэ Ян, сонно погладил его пальцы. Слышать от него это "брат" было чертовски приятно. — Что ты расшумелся, даочжан? Молчи. Давай ты лучше громко думай мне прямо сюда, — он осторожно потыкал его пальцами себе в лоб. — Или заклинатели это не умеют? Давай ты помолчишь. Шшшш… Он прижал указательный палец к его губам. — Слушай внимательно, даочжан. Тебе нельзя кричать, нельзя смеяться, нельзя шептать. Когда шепчешь, горло напрягается сильнее, чем от крика. Хочешь что-то сказать, говори в голос, но тихо, спокойно, без пришёптываний, и чтобы голос мягко и спокойно без рывков вытекал из горла. И ни в коем случае нельзя нервничать, что бы ни случилось. Ты должен быть спокойным, как слон. Видел слонов? Представь, что ты слон. Очень спокойный слон, к тому же достигший просветления. Что ты хотел спросить? *** Даочжан почувствовал, как холодны его пальцы, когда коснулся брата. Захотелось сразу во что-нибудь завернуться, прижаться и замереть. Он и правда попытался "думать сюда", кончики пальцев закололо, но ни единой искры энергии Сяо Синчэнь из себя не смог выжать, а тут еще ... Он совсем растерялся от нового касания. Слишком много, непривычно много прикосновений, слишком близко — он буквально ощущал каждое слово кожей. От этого становилось горячо щекам, а спине — холодно, хотя какой уж тут холод — летом и южнее? — Как слон, — повторил он беззвучно и улыбнулся, пересохшие губы защекотало от подушечки пальца брата. Слон, достигший просветления, его чуть не добил. Синчэнь рассмеялся бы, если б было можно, и если б он так не волновался, но смех заглох в сиплом кашле, и даочжан просто припал к плечу Упрямца, пока не смог снова говорить. Он отстранился, как если бы хотел увидеть его лицо: — У твари был хозяин. Он был совсем близко, — шепот сбивался, но от тепла и настойчивого желания донести все же то, что его волновало, заклинатель как-то смог говорить более-менее ровно, — Его надо найти, иначе он сделает еще. Мне нужно встать и найти его. Где мой меч? Помоги мне. Я встану, мне просто надо разойтись... и А-Цин. Тут накатило такое ощущение потерянной ответственности, что Сяо Синчэня чуть не бросило в панику, это немедленно отразилось на его лице — он плотно сжал губы. Конечно, не так просто признать, что ты не сделал то, что должен был — не защитил. Обещал сам себе, и что в итоге? Собирался оставить ее в безопасном месте, и как? Получилось? Да он просто забыл про нее! Перестал думать, как только почувствовал реальную опасность, настоящую беду, чей удар нужно было принять на себя и спасти людей. Да, Сяо Синчэнь всегда превращался в клинок, как только оказывался перед угрозой, а меч не думает — он чувствует и убивает. И вот теперь А-Цин... — Ей плохо! — даочжан даже на локте приподнялся, — Она заболела, ей плохо, понимаешь ты?! Что сказал лекарь? Он дал ей мое лекарство? если не дал, пусть даст... Вот, — он попытался найти свой сверток с порошками и пилюлями, но от слабости запутался в рукаве и чуть ли не взмолился. — Помоги же мне! Упрямая прядь как назло защекотала нос, Сяо Синчэнь сдул ее, дернув головой, рассерженный на себя за свою слабость и рану, на упрямого брата, который вместо того, чтобы спасать А-Цин, беспокоится, кажется, только о нем, на этот длинный рукав! — обрезать рукава к демонам, чтоб не болтались! Нет, статус же, он же должен быть одет как полагается! Силы быстро закончились, и даочжан поник, только схватил брата за руку, и кое-как вернув самообладание, сказал: — Помоги ей. Я ... я обещаю, что буду как слон. Снова наваливалась слабость и сон, даочжан понимал, что это так действует лекарство, и что на самом деле он встать не сможет. — Пожалуйста... *** И пусть в объятия его швырнул всего лишь приступ кашля. Сюэ Ян с удовольствием воспользовался этим — придержал, заботливо погладил по плечу, и пробормотал, что кашлять тоже нельзя. Однако кровь уже не пенилась на губах, и он несколько успокоился. Аж на целых полминуты. Потому что дальше Сяо Синчэнь моментально сорвался в штопор, и принялся настаивать, что ему нужно встать, взять меч, и кинуться снова испепелять всяческое зло на своём пути. Да так рьяно настаивать, что тут же умудрился запутаться в рукавах и раздать с полдюжины идиотских распоряжений. Вообще Сюэ Ян собирался обстоятельно объяснить ему, что и как сейчас на самом деле обстоит, но тут даочжан попытался с размаху рухнуть на спину, а это точно было нельзя. Вообще он сам не понял, как умудрился подбросить своё тело и снова поймать его под спину. Так и замер, оседлав брыкающееся в праведном порыве тело, одной рукой держал под спину, чтобы этот неугомонный не брякнулся прямо на открытую рану, а вторую занёс в рефлекторном замахе. Ещё немного, и сжатый кулак врезался бы в переносицу заклинателя, свежая кровь забрызгала бы повязку… Сюэ Ян беззвучно оскалился, разжал кулак и снова замахнулся, только уже для пощёчины. Он только закатил глаза и с чувством укусил себя за руку, опустил её, позволил Сяо Синченю снова сжать её холодными пальцами. Заклинатель в смятении пробормотал что-то типа, что нужно обрезать ему рукава к демонам, и это окончательно всё запутало. Уж рукава я тебе точно пообрезаю. — Если бы ты только знал… — эта фраза вырвалась с таким надрывом, как будто Сюэ Ян сейчас выплюнет сердце и торжественно изобьёт его этим сердцем, используя как кистень. — … как я люблю слонов!!! А сейчас, гэгэ, давай ты всё-таки повернёшься на бок, как доктор велел. Он помог ему вернуться в правильную позу, всё ещё на всякий случай придерживая его ногами. Оседлать святую сволочь, да после скандального пассажа о рукавах? Сюэ Ян сделал кислое лицо, когда пришлось перестать играть в наездника на слоне. — Последний раз предупреждаю — свяжу, — он без тени сомнения обыскал рукава заклинателя, вытащил свёрток с лекарствами, взял Сяо Синчэня за руку и положил на свёрток. — Вот. Что ей дать? Её укусил живой мертвец, у неё жар. Лекарства дали, рану почистили, молитвы заказали, очищающие энергию курительные палочки пожгли. Скажи, что ей дать из твоего, и я займусь ей дальше. Не спать! — он бесцеремонно похлопал засыпающего заклинателя по щеке. — Назначишь лекарство для сестрицы, и спи дальше. Хозяина твари поймали, слышишь? Его поймали. Завтра придёт доктор, не веришь — спроси его. Когда всё более-менее успокоилось, и его беспокойная святая сволочь наконец изволила уснуть, Сюэ Ян скис ещё больше. Ему совершенно не улыбалось нянчиться с капризной дурой, но раз нет другого способа заставить даочжана лежать смирно, временно придётся смириться. С такой же кислой миной он стребовал с хозяина ещё одну кровать, чтобы Слепышка не лежала на полу, и устроил её как чёртову императрицу, напичкал лекарствами по самые брови, а потом прочитал ей прочувствованную лекцию и привязал к этой кровати. — Сама понимаешь, если мне придётся уйти, а ты встанешь живым трупом и покусаешь даочжана, это не будет хорошо. — Привяжи меня! Я не хочу кусать даочжана! — плакала девушка. «Зато я хочу. Не представляешь, как я хочу его покусать. И не только покусать». Он раздел Сяо Синчэня, тепло укутал, повытаскивал всё из его рукавов, аккуратно сложил на столике, позаботился о том, чтобы выстирать его белое одеяние, высушить. Когда досохнет — можно будет зашить по распоротому. Заклинатель, обложенный подушками так, чтобы даже случайно не мог повернуться на спину, спал крепко. Утомлённый сверх всякой меры его попыткой встать, взять меч и кинуться в бой, Сюэ Ян обеспечил его крепкий сон всаженной в голову иглой. По крайней мере, так он был уверен, что он не вскочит и не побежит куда глаза не видят. Только когда Сюэ Ян убедился, что в комнате всё идеально и благопристойно, рана наконец-то начала схватываться и дыхание даочжана стало ровным, а девчонка всё ещё была жива и даже притворялась выздоравливающей, он извлёк иглу и дал ему спать нормальным сном. Правда, сам уснул сидя на полу, откинув голову назад — как раз на подушку рядом с лицом Сяо Синчэня. В его руках белоснежной горкой лежали одежды, которые он как раз закончил чинить, и едва откусил нитку. *** Сопротивление бесполезно. Брат слишком силен и слишком настойчив, так что Сяо Синчэнь покорился и перестал брыкаться. Он уже буквально отпустил себя в сон, как тут ему прилетела пощечина. Что? Ах да... Чувство вины разбудило его еще похлеще, чем эта наглая, абсолютно непозволительная пощечина. Но с другой стороны, ведь Синчэнь чуть не уснул, опять почти позабыв об А-Цин, а брат не позволил ему снова пасть в этот малодушный эгоизм! Он должен сказать ему "спасибо", обязательно должен... обязательно скажет... — Это, — прошептал даочжан, едва касаясь пальцами нужного лекарства, и окунулся в блаженную темноту. Спал он странно. То в полной черноте и без мыслей, то в вязком мареве, как будто на грани тени. Тогда он видел сны. Больших белых животных, которые хлопали огромными ушами, деревья, которые шептали дивные песни, а потом серые сгустки темной силы начинали кружить, кружить, снова увлекая в темноту. Даочжан все пытался ухватиться за что-то, он искал Шуанхуа, но не было ничего вокруг. И уже совсем отчаявшись, он услышал дыхание. Синчэнь бесконечно долго прислушивался. Узнавание, кто же это, ускользало от него, он шарил рукой в темноте, и наконец пальцы коснулись этого дыхания. Осторожно, как будто все могло исчезнуть, даочжан провел пальцами, и понял, что под его пальцами чье-то лицо. Брат? Вот, наконец, мысль и поймалась. Нет, нужно просыпаться, уходить — вот только Сяо Синчэнь не помнил, куда ему нужно. Отчаянно требовалось за что-то зацепиться, и ничего реальнее, чем это дыхание и это прикосновение рядом не было. Даочжан, наконец, решился. Ему просто необходимо было посмотреть, и он стал смотреть — кончиками пальцев, сначала почувствовал губы, потом провел по щеке, коснулся переносицы, и большой палец задел ресницы. Синчэнь вздрогнул и снова рухнул в темноту. Очнулся он от звуков — на улице что-то шумело. Даочжан прислушался и улыбнулся — так шумела улица. Торговцы что-то кричали, скрипели телеги, лаяли собаки, смеялись дети — множество звуков мирной суеты. И еще в комнате не так плохо пахло болезнью. Это так обрадовало Сяо Синчэня, что он даже вздохнул от радости, позабыв, что нужно дышать осторожно. Но хорошие новости, видимо, решили пока не заканчиваться — он не почувствовал боли, ему явно было намного лучше. Даочжан попробовал вспомнить, что было накануне, но в голову настойчиво лезла только мысль о слонах и о том, что брат просил сказать, какое дать сестрице лекарство. Он смутился, так, что даже ушам стало горячо. Вот так, когда он сам оказался не в состоянии заботиться о несчастной девушке, братец вдруг обнаружил такое... правильное упрямство и взял все на себя. Стыд обжигал уже щеки, Сяо Синчэнь покусал губу, вздохнул два или даже три раза, пытаясь успокоиться, и только когда счел, что его душа пребывает хотя бы в хрупком, но равновесии, оперся руками о кровать и сел. Подушки полетели на пол, одну из них он нечаянно откинул еще дальше, когда нащупывал босыми ногами пол. — Брат? А-Цин? Он позвал обоих сразу, но при этом отчетливо осознал, что хочет, чтобы откликнулся один. Может быть, сестренка сейчас отдыхает, а брат поблизости? Кошмар. Так не годится. Долго он еще будет звать его абы как?! — Брат! — позвал даочжан уже громче. Нужно спросить уже, потому что Синчэнь хотел назвать его по имени и только после сказать "спасибо" и еще — что ему пора уходить. И тут Сяо Синчэнь сообразил, что за столь важными мыслями совсем упустил, что почти обнажен! Он торопливо принялся нащупывать хоть что-нибудь простыню или одеяло, но под руки попадались только подушки. Они падали на пол, и только одну Синчэнь сумел, наконец, ухватить, стиснув в руках и обнимая, будто несчастная подушка могла его спасти. *** Это было полезно. Всегда полезно скрутить кого-то и посмотреть, как он будет из этой замысловатой позы выбираться. Было бы больше времени — можно было бы устроить серию экспериментов. А может и нет. Сюэ Ян чётко помнил, что в какую-то из ночей проснулся от того, что по лицу скользят пальцы. Проснулся, но глаза не открыл — кому ещё пришло бы в голову трогать его лицо? Ну разве что этому кому-то срочно потребовалась ампутация пальцев. Открыл он глаза лишь после того, как Сяо Синчэнь снова затих у себя на подушках. Надо же, всё равно почти проснулся. Надо было вместо иглы взять пару железных гвоздей. Правда, после этого даочжан стал бы идиотом настоящим, а не метафорическим — такая жалость… Пришлось отказаться от гвоздей. Одним вполне заурядным утром, когда спать хотелось больше, чем жить, Сюэ Ян решил, что хватит праздновать лодыря. Он вроде всё перепроверил, и отлучился-то ненадолго, а всё равно бесславно прошляпил момент явления даочжана народу, и вошёл в комнату как раз в тот момент, когда святая сволочь вовсю соблазняла невинную подушку. — А я тут как тут. Видишь, стою перед тобой, как живой, — хмыкнул он. — Погоди, не швыряй в меня подушку, у меня руки заняты. Он поставил поднос на стол и уверенно отнял подушку у Сяо Синчэня. — И не шуми, разбудишь девочку. Пусть поспит ещё, как раз немного остынет суп. Сюэ Ян деловито собрал разбросанные подушки и остановился с этой мягкой охапкой, как вкопанный. Он стискивал подушки всё сильнее и сильнее, скрюченные когтями напряжённые пальцы вцепились в них, как в желанную добычу. Сяо Синчэнь сидел на краю кровати в одних нижних штанах, и повязка на глазах придавала ему вид ещё более юный и невинный. Взгляд почему-то прикипел к нежным розовым соскам, и Сюэ Ян закусил нижнюю губу. Стоял как дурак, и моргал, пытаясь понять, с чего он так пялится. — Тебе ещё мыться нельзя, размочишь рану, она как раз нормально схватилась. Но я принесу тебе горячей воды и чистые полотенца, можно будет обтереться. И давай ты не будешь спорить, спину я сам тебе помою. И повязки пора менять. И обязательно поесть, тебе в подарок принесли шёлковую курицу, и её всё утро готовили на кухне. Хватит и тебе, и А-Цин, и мне. Если поделишься, конечно. А то у тебя есть отвратительная привычка всё самое вкусное оставлять для себя — сам-один и тварей всех заборешь, и мертвецов пачками поскладываешь, и на вершине горы сядешь, и будешь оттуда всем рассказывать, как правильно жить. Он рассуждал, посмеиваясь, разливал суп по чашкам, аккуратно отделяя разваренное мясо от костей. Языком молол, как будто ему за это платили деньги, причём немалые. Заткнулся, выдержал паузу и тихо спросил: — Даочжан, как ты себя чувствуешь? Там к тебе доктор ломился — переживает, что ты не ровен час помрёшь, и его репутация пострадает. «А ещё больше переживает, что я свои угрозы приведу в исполнение, но это такой секрет секретный, что ты никогда об этом не узнаешь». — Я ему сказал, что ты не одет и примешь его, когда приведёшь себя в подобающий вид. Поверь, у него глаза стали такими счастливыми, как будто новый наследник родился, не меньше. Давай по порядку — сперва оботрёшься, потом поешь, потом оденешься, я тебя причешу, и такой весь даочжанистый станешь визиты принимать. Если захочешь. А не захочешь — я скажу, что ты медитируешь и посетителей не ждёшь. «Знаю я одну обалденную медитацию… поверь, для неё даже одеваться не надо. Только расслабься и отдайся». Сюэ Ян только выразительно облизнулся, потрогав кончиком языка кромку острых зубов. Нельзя выглядеть так соблазнительно и беззащитно. — О, может ты соскучился по своему мечу?! Он справа от тебя, вытяни руку и возьми. *** Синчэнь вздрогнул и только крепче сжал подушку, которую тут же отняли. Разбудить А-Цин даочжан совсем не хотел и даже обрадовался, что девушка спит, так они с братом как будто одни. Небо, как хорошо, что одни! Потому что вся эта забота, особенно забота о спине, новости и это «захочешь — не захочешь», когда на самом деле Синчэнь был уверен, что «не захоти» он, брат все равно будет настаивать — все это грозило разрушить его привычный, такой удобный и надежный, как стена, образ. Сун Лань помог бы ему, но друга не было. И сейчас Сяо Синчэню приходилось учиться доверять человеку, о котором он не знает ничего. Даочжан осознал, что ему страшно. Не только из-за прикосновений, они — лишь физическое свидетельство того, как на самом деле он уязвим. Сяо Синчэнь боялся, что приходится показывать слабость, а главное — что у него нет выбора. Обида, которую Синчэнь так мучительно, тяжело забивал на самое дно сознания, снова напомнила о себе. Обида на друга, который мог бы стать для него опорой, а прогнал, оставив одного... Рядом с Сун Ланем Сяо Синчэнь не чувствовал себя калекой, но как только остался один, кроме одиночества познал еще и беспомощность. Ничто — ни насмешки толпы, ни лишения, ни бесконечная темнота не пугали его так сильно, как эти два демона. Они стали его врагами, а с врагами заклинатель привык сражаться до конца и с гордо поднятой головой. Поэтому он сел прямо, молча положил руки на колени и мягко улыбнулся: — Мне гораздо лучше, спасибо. Обещаю, что не помру. Он не стал бороться с желанием убедиться, что Шуанхуа рядом, протянул руку и, действительно, ощутил под пальцами родной орнамент. Стало сразу легче. — Хорошо, давай, — Синчэнь изо всех сил старался говорить спокойно и, кажется, у него неплохо получалось, — но я поем в самом конце порядка. Даочжан хотел сначала закончить со всем, а потом спокойно есть, и на всякий случай снова улыбнулся, чтобы подтвердить свою решимость полагаться на брата. Время, пока тот ходил за водой, Синчэнь потратил с пользой — на подготовку к тому, чтобы нарушить свое правило. По возвращении брат нашел даочжана в той же позе, получил ту же мягкую улыбку и вопрос: — Как тебя зовут? Или... как мне тебя называть? От первого прикосновения он слегка дернул плечом и очень медленно выдохнул. *** Не так часто получается увидеть собственными глазами, как полуголый слепой человек заковывается в незримые доспехи. Вот только что сидел растерянный, едва ли не трепетал от непривычности собственного уязвимого положения — и вот, спина ровная, как к доске прижаренная, лицо подчёркнуто спокойное, и руки на коленях. Иди, бери краски, рисуй портрет. Вот о чём можно думать с таким лицом — светлым, как новая монетка?! Наверняка о какой-то благочестивой хрени! — В конце так в конце, — Сюэ Ян с трудом удержался от желания рывком вверх расшвырять эти чёртовы подушки и выйти, со всей дури грохнув дверью об косяк. — Скажи-ка на милость, и чего так напрягаться. Не видел бы твой меч собственными глазами, сказал бы, что ты его проглотил, стоило мне отвернуться. Он психанул уже за дверью, беззвучно побесновался, и ушёл за водой. Добросовестно припёр воды, отлил в миску и взял кусок чистой ткани. Не стал разворачивать эту хер знает что возомнившую о себе сволочь — раз он так удачно застыл, пусть уже сидит. Он просто забрался на кровать позади Сяо Синчэня, удобно сел, раскинув ноги по обе стороны этого памятника добродетели, намочил ткань, хорошо отжал и начал протирать ему спину. Вопрос не удивил — удивило, что он так долго тянул с этим вопросом. Сюэ Ян потянулся к нему, чтобы вцепиться зубами в загривок, губы изогнулись в злой и весёлой ухмылке. Провёл языком по воздуху вдоль его позвоночника к затылку, и тряпочкой это несостоявшееся святотатство заполировал. «Я тебе представлюсь, конечно. Но чуть позже. Уж очень хочется посмотреть, как ты вспылишь. Удастся ли тебе вообще сидеть с таким-то лицом?» — Сссс… Сян, — ну а как он мог ещё сократить своё имя, Сюэ Ян? Только так. — Сян Хуа. Понимаю, что это вообще ни на что не похоже, однако же вот. Удачно скаламбурив, он довольно осклабился, и принялся намывать белую спину перед ним вокруг раны. Сменил воду, промыл рану и потратил несколько минут на её изучение. — А на тебе хорошо всё заживает, даочжан. Тебе уютно, когда я тебя так называю, или есть менее официальное имя? Что же, поздравляю — твоя рана даже не гноится, что само по себе удивительно. Наверное, если бы тварь тебя укусила грязными зубами, а не боднула, всё было бы намного хуже. Он смазал рану бальзамом и аккуратно приклеил к ней кусочек чистого полотна. — Хорошо, что я догадался помыть твои волосы, пока ты спал. А то сейчас ты того и гляди запротестовал бы. Что ж ты так дёргаешься? Я же не дёргался, когда ты мне голову мыл. Он закончил со спиной, слез с кровати и принялся ходить туда-сюда. Что-то постукивало по полу, послышался лёгкий скрип, и скоро Сюэ Ян присел на корточки и накрыл дрогнувшие под ладонями пальцы Сяо Синчэня. — Я поставил тут ширму, чтобы девочка, проснувшись, случайно не увидела тебя голым, — он помолчал, туговато соображая, потом засмеялся и сжал его пальцы. — Прости, я забыл, что она не может. Но всё равно, тот факт, что вы оба не видите, не повод забывать о чувстве собственного достоинства. Ты поэтому так напрягся? Вот, держи. Он сунул в руку Сяо Синчэня ещё одну чистую тряпку, взял его вторую руку и положил пальцы на край таза, который поставил на широкую скамью рядом. — Ты не калека, поэтому остальное ты можешь вымыть и сам. Спокойно раздевайся и мойся, я пока займусь А-Цин, ей тоже нужно сменить повязку. Помнишь — тут ширма, я тебя не увижу. Справа от тебя рядом с мечом — стопка чистого белья. На спинке кровати ещё правее висят твои одежды, в которых ты пытался нарубить из твари фарша для пирожков. Они чистые, сухие и починены. Твоя обувь стоит на полу слева. Столик с супом я отодвинул, так что не опасайся случайно разбавить наш обед тёплой водой с привкусом своей внезапной чопорности. Всё, дерзай, даочжан, я в тебя верю. Позовёшь меня, когда закончишь или когда возникнут какие-то затруднения. Или если голова закружится. Или если на тебя всё-таки нападёт хомяк-наёмник и попытается украсть твоё исподнее. Так и быть, от хомяка я помогу тебе отбиться. Он беззастенчиво захохотал и действительно ушёл за ширму. Правда, видеть Сяо Синчэня от этого он не перестал. Иначе на кой чёрт вообще вешать зеркала на стены? Это были самые дорогие покои на не самом бедном постоялом дворе. Сюэ Ян поменял повязку Слепышке, правда, без всякого рвения. Это была вынужденная мера. Снова напичкал её лекарствами и отгородил подушками. Может, удастся её просто забыть тут? *** Что он делает? Он ведь нарочно? Чтобы Синчэнь осознал на практике, как воплощается пассаж про меч, который он якобы проглотил! Даочжан не сразу вспомнил, что надо дышать — никуда не денешься, ведь он пока не обрел бессмертие, как ни крути. Бедрам было тепло от соприкосновения с его ногами, а самому Синчэню казалось, что его безжалостно сунули в кипяток, а потом окатили холодной водой — особенно когда он затылком почувствовал дыхание. Зачем так близко?!! — запаниковал даочжан, и тут же себя одернул: он просто рассматривает рану. — Сян Хуа, — тихо повторил Сяо Синчэнь и кивнул, хотя голова, похоже, вознамерилась лопнуть от мыслей! Серьезно? Сян Хуа? «Похожий на что-то»? Неуловимый образ, что-то, что не можешь вспомнить... Разве бывают такие имена? Правда — ни на что не похоже! Это было так странно, но в то же время чувствовалось что-то правильное. Как будто имя очень подходило Сян Хуа. Ерунда какая-то, это просто ты себе напридумывал. Сян Хуа так Сян Хуа. — Спасибо, — Синчэнь снова вздрогнул. А рассказывать про мытые волосы — это вообще как? Можно было не заострять, раз человек не помнит?! — Да, вполне. Сяо Синчэнь тоже можно. И я не дергаюсь. Ни хрена ему было не уютно! Это напоминало бесконечную пытку. Сян Хуа отходил и возвращался, и снова трогал, и водил его пальцами, все показывал... Нет, не уютно. Совсем. Но ... хорошо, лучше, чем без помощи и без слов, и это просто не укладывалось в несчастной голове Сяо Синчэня. Но Сян Хуа так деловито, так просто рассказывал, что где, так обо всем позаботился, будто бы это все так и должно быть, и даочжан снова успокоился. По крайней мере, он счел все правильным и не нашел возражений, только рассмеялся, зачерпнул воды и швырнул в хохочущего Сян Хуа. Вот ведь зараза! Невозможно не улыбаться, хотя он ведь откровенно издевается! Синчэнь разделся и начал омовение, он делал все очень медленно, стараясь не разлить воду и самое главное — не потревожить рану, которую Сян Хуа так заботливо обработал. Сосредоточенные движения окончательно вернули Сяо Синчэню равновесие, он аккуратно завязал пояс, проверил узел на повязке и пошел к столу: — Не буди А-Цин, пусть отдыхает. Поедим вместе? Я от этих запахов с ума сойду... — он поправил рукава и сел, дожидаясь, пока Сян Хуа присоединится. — Брат... ты можешь написать свое имя? — даочжан положил руку на стол ладонью вверх, — Только не быстро, по чертам, чтобы я успел почувствовать — пальцы чуть дрогнули. Сяо Синчэнь не понимал толком, зачем просит. Просто вот захотелось понять знаки и... действительно ли это тот «Сян», где часть слова — «слон»? Это было бы уж совсем! Впрочем, выдуманное имя ничем не хуже любого другого. — Я хочу запомнить. Потому что мне опять пора, прошло много времени, а я почти не продвинулся. И мы, может быть, не встретимся, — даочжан говорил все тише, пока не замолчал, понимая, что так он просто не остановится и выложит все, чего рассказывать не должен. *** Если бы точно не знал, что вот именно этот заклинатель не станет красоваться обнажённым телом… Сюэ Ян моментально усомнился. А вот с чего он решил, что точно это знает? Нет, под белоснежной добродетелью даочжана наверняка пряталось что-то не столь кипенно-белое. Водой вот плескается, расшалился! Сюэ Ян довольно оскалился. Смеяться с ним было куда веселее, чем толочь в ступе унылую благопристойность. — Сяо Синчэнь, — словно бы задумчиво пробормотал Сюэ Ян, уставившись в предательское зеркало во все глаза. — Сяо Синчэнь… Хм… Нет, серьёзно? Ты тот самый Сяо Синчэнь? Чтобы видеть больше, пришлось вытянуться во весь рост. Нет, кромка зеркала всё равно скрывала все обнажённые тайны. Мысленно чертыхнувшись, Сюэ Ян неслышно встал на скамью, угол зрения сменился, и он получил отличную возможность понаблюдать за ничего не подозревающим даочжаном, так сказать, без прикрас. В натуральном виде. Особенно хороши были ягодицы и бёдра — напрашивались на синяки и отметины от зубов. И в этот момент Сюэ Ян понял, что нужно срочно что-то предпринять. Варианты: пинком откинуть эту чёртову ширму, завалить его на кровать и поиметь максимально жёстко, или проявить снисхождение и выйти утешить себя самостоятельно… Хотя зачем выходить? Он же ничего не увидит. Но услышит. Проклятье. Или идти искать бордель. Сюэ Ян поморщился. Что-то подсказывало, что бордель ему не только не поможет, но и рискует оказаться вырезанным от крыши до подвала. Отворачиваться он и не думал — он заслужил это зрелище, и сейчас беззастенчиво жрал святую сволочь глазами, понимая, что хочет не смотреть на него, а именно что завалить на разорённую кровать. Когда Сяо Синчэнь затянул пояс, Сюэ Ян уже спустился со скамейки на грешную землю… вернее, на пол, и не без таланта имитировал бурную деятельность. Впрочем, быстро согласился заняться супом — зря он, что ли, воровал эту курицу? — Напишу. Только мои успехи в каллиграфии, откровенно говоря, весьма далеки от совершенства. Мой учитель хватался за сердце, сердито шевелил усами, проклинал мои руки-крюки, спрашивал, есть ли у меня хоть малейшее сочувствие к бумаге и кисти… Он вполне душевно и словно вот без задней мысли рассказывал случайно подвернувшуюся историю, правда, некоторые подробности опустил. Зачем ему знать, что учитель дохватался — за что хватался, то Сюэ Ян ему и вырезал. И в руку вложил. И вложенным написал небольшое поэтическое сочинение, двигая мёртвой рукой учителя. Рассказывал, и неторопливо водил кончиком пальца по ладони святой сволочи, время от времени поглаживая запястье, а потом всё же написал неторопливыми линиями «своё имя». Да, и конечно, там была часть «слон». Иначе к чему вообще заводить каламбуры?! — Ох, как я от него бегал, когда мне хотели линейкой надавать по рукам, — он даже изобразил это «бегал», пробежавшись двумя пальцами по всё ещё доверчиво подставленной ладони, и снова повторил то же написание. Маска усердного и старательного балбеса очень удобна. — И куда это тебе пора? А Слепышку на руках понесёшь с собой? В чём ты не продвинулся? Сяо Синчэнь, поверь, мы уже один раз разошлись в разные стороны, и всё это лишь для того, чтобы снова встретиться в момент, когда я окажусь тебе нужен. Точно так же, как ты оказался там на дороге в момент, когда ты был нужен мне. Ты же даочжан, слово «дао» тебе что-то говорит, кроме твоих заповедей? Вот поверь мне, дао просто так не станет связывать пути тех, кто разошлись в разные стороны. Он всё ещё не отпускал руку, хотя силой и не удерживал. Просто продолжал будто бы в задумчивости гладить его ладонь и ласкать запястье. — Почему ты не ешь? «Ну, почему-почему… потому что я всё ещё не даю тебе есть и держу за руку, как влюблённый недоросль. Или как кот, почти любовно придерживающий наивного мышонка». — Почему ты так дышишь? «Да чем ты вообще дышишь, и куда тебя несёт твоё сволочное дао?!» — Сяо Синчэнь, — он проговорил с нажимом и медленно подвинул к нему тарелку. — Стоит ли отделываться от меня с такой настойчивостью? Подумай… — он понизил голос до заговорщицкого шёпота. — А что если… ты подумай, даочжан… что если тебе на пути встретится… нет, я не могу это говорить… армия хомяков-наёмников! Он засмеялся и вручил ему ложку. — Сяо Синчэнь, на голодный желудок человека посещают упаднические мысли. Давай всё-таки поедим. Глядишь, твоё дао внезапно сочтёт, что идти вместе — правильное решение. Особенно если нам по пути. *** Зачем он спорит? В прошлый раз же не спорил, разошлись — и все. Сяо Синчэнь не хотел придавать так много значения их новой встрече, по крайней мере, озвучивать все свои мысли по этому поводу, а вот Сян Хуа — напротив. Его уверенность затейливо смешивалась с весьма вольным толкованием философии Дао, и Синчэнь слушал и слушал, готовый уже поддаться уговорам. Движения пальцев и это "поверь" — и какое тут "подумай"? Даочжан совсем перестал думать. Он хотел, чтобы Сян Хуа пошел с ним — вот и все. Как раньше они странствовали вдвоем с Сун Ланем, вместе переносили и радости, и огорчения этого пути, друг за друга горой... Заклинатель сглотнул, в горле пересохло... дыхание и правда оказалось таким взволнованным, и он безотчетно поймал пальцы Сян Хуа и крепко сжал, но тут же выпустил, спохватившись. Он мог бы научить его сражаться на мечах, а брат мог бы помогать ему... Ну да. Размечтался. — Если мне встретится армия хомяков-наемников, — даочжан тихо рассмеялся, — я вступлю с их генералом в переговоры. И он принялся за еду. Еще три дня им пришлось оставаться в деревне — А-Цин никак нельзя было бросить, но и идти она сразу не могла. Как ни крути, а Сян Хуа был прав: нести ее на себе, едва восстановившись после ранения, было бы глупостью. Оставить девушку в деревне и уйти, не попрощавшись, даочжан считал подлостью. И потому он ждал, пока она поправится и можно будет с ней поговорить. Его собственная ци, к счастью, уже позволяла помочь сестрице заклинаниями, и она очень быстро пошла на поправку. Но стоило А-Цин услышать о том, что Сяо Синчэнь собирается продолжить путь без нее, как она подобно Сян Хуа впала в неправильное упрямство. Сговорились они что ли?! Не помогало ничего — даже то, что даочжан договорился со старостой, что А-Цин будет выполнять в его доме работу, которая ей по силам, и что о ней позаботятся, пока заклинатель не вернется. Упоминание об опасностях и вовсе повергло ее в совершенно странные эмоции. — Даочжан! Гэгэ! — она вцепилась в Сяо Синчэня, чуть ли не повисла на нем, и торопливо зашептала, явно беспокоясь, что ее кто-нибудь услышит, — Я знаю, этот прохвост хочет пойти с тобой. Он говорит правильные слова, хорошие слова, но гэгэ... не надо брать его с собой. Он ... Я не знаю магию, как ты. Я совсем ничего не знаю, но я чувствую, он — вот твоя опасность. Я буду помогать тебе в пути. Помнишь, мы же так хорошо путешествовали! И нам не нужен был никакой сладкоежка! — А-Цин, — даочжан мягко попробовал отцепить ее от себя. Разве она хотела чего-то плохого? Нет. Но все равно, слышать, как она не доверяет Сян Хуа, как она ни за что обвиняет его, было неприятно, и он едва сдержался, чтобы не вскочить и не отругать ее. — Я знаю, гэгэ! Он помог тебе... — Он помог и тебе, — напомнил Сяо Синчэнь, отстраняясь, но сестрица не отпускала его. Откуда вообще эта убежденность? За что она так его не любит? Синчэнь не верил, что брат обидел ее. — Если он как-то задел тебя, я уверен, он не со зла. Он очень устал за эти дни, но никогда не сказал ни слова в упрек, А-Цин. Ты плачешь? Она плакала. И это разбивало ему сердце, потому что даочжан совсем не знал, что с этим делать. Синчэнь прижал девушку к себе и долго успокаивал, и вроде бы успокоил — она затихла, но перестав всхлипывать, А-Цин взяла его лицо в ладони и сказала: — Ты веришь ему. Я обещаю, что когда ты скажешь, что дальше опасно, я останусь и подожду тебя. Не бери его с собой, гэгэ. И Сяо Синчэнь рассердился. Он взял ее за руки, отстраняясь, чтобы она не прикасалась к нему, и поднялся. До этого разговора Сяо Синчэнь был уверен, что переспорит Сян Хуа и дальше пойдет без него. Теперь внутри наоборот, зрел протест, на ровном месте, без причины, совершенно ненужный и противоречащий всем мыслям и убеждениям, которые за эти дни Синчэнь перебрал тысячу раз, всегда методично доказывая самому себе, как следует поступить. Он не собирался идти дальше вместе с Сян Хуа, теперь же его решимость таяла буквально с каждым словом А-Цин. — Именно так мы и сделаем, ты подождешь меня там, где я скажу. Нам пора собираться. Он вышел, не желая слышать всхлипы А-Цин и откровенно опасаясь, что она скажет что-нибудь еще. Девушка сидела какое-то время, гневно хмурясь, злющая на себя за то, что так глупо поступила. Ну почему, почему он не видит? Почему он так ему верит?! А-Цин стукнула кулаками по кровати и стала собирать свои нехитрые пожитки. Если так, то придется ему сказать... Девушка вспыхнула и запихала выстиранные бинты в мешок — судя по тому, что в последнее время происходит, они понадобятся. Он не поверит. Как она скажет своему гэгэ, что этот гад подглядывал за ним, когда он мылся? Аж шею вытягивал, смотрел и смотрел! Она и сама сперва глазам своим не поверила, но так оно и было! Синчэнь в итоге не стал ничего говорить Сян Хуа, не спорил с ним больше, но и прощаться не стал тоже. Слишком он сердился на А-Цин, и слишком хорошо понимал, что на самом деле просто откладывает решение. Но, возможно, через несколько дней или когда он найдет, наконец, верную дорогу к нужному храму, он попросит брата остаться с А-Цин и подождать его? Не бросит же Сян Хуа ее одну? Кошмар, Сяо Синчэнь! До чего ты докатился! Хочешь воспользоваться добротой человека, который так к тебе отнесся! И при этом не рассказывая ему ничего! Ох, как же заклинатель был зол на себя за это малодушие! Чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, не сорваться на А-Цин, он всю дорогу старался идти в молчании. Помогало то, что он вспоминал каждое слово бессмертного, который и рассказал ему на Баошань про одно место, где по преданию когда-то жил заклинатель, которому удавалось возвращать потерянные чувства — зрение и слух. Все это время даочжан полагался на легенду и описание, как добраться до храма, где жил тот человек. Он двигался на юг, и помнил, какие нужно миновать горы, ручьи и реки, и даже те святые места и храмы, которые так и носили свои имена с тех времен. Но сейчас Синчэню впервые показалось, что или он сбился с пути, или бессмертный что-то упустил в своем рассказе, или местность слишком изменилась. Вместо цветущей речной долины дорога, разбитая и явно уже какое-то время запущенная, вела через душную и безмолвную равнину. Сяо Синчэнь, как ни прислушивался, никак не мог уловить шума реки, что должна была в этих местах уже превратиться из бурного сбегавшего с гор потока в более спокойный, дающий благодать всему краю. *** — Да я даже не сомневаюсь в твоём умении вести переговоры. Ты со всеми вступишь в переговоры. Глядишь, тебя выберут королём хомяков! Умение молоть вздор всегда неплохо помогало Сюэ Яну. В самом деле, что можно сказать человеку, который осознанно, со вкусом и с нескрываемым удовольствием мелет вздор? Какими-такими доводами его склонить на сторону рассудка? Нет ни одного мудреца, который смог бы победить в споре обычного балабола, просто потому что ввязавшись в учёный диспут с балаболом, он тут же прекратит быть мудрецом, а на своём поле балабол и трепло просто задавит его опытом. Три дня, пока эти двое поправлялись, Сюэ Ян метался туда-сюда, и притаскивал ворох местных новостей и разговоров. Да и доктор добавил немножко дров в огонь — сидел и прочувствованно вещал даочжану о том, как сильно сожалеет старейшина города, что его юный родственник до такой степени сильно умудрился всех ущучить. Сюэ Ян сходил навестить старейшину и даже сумел убедить его пустить его поговорить с сумасшедшим, возомнившим себя старейшиной Илина. И даже принёс немало пользы — сумасшедший стал вести себя разумнее и настоял, что принесёт извинения пострадавшим. Что, собственно, и сделал — в ходе официального визита раскаивался, исполнил красивый поклон, и даже персонально извинился перед А-Цин. Цель была проста — заставить Сяо Синчэня опознать в нём хозяина твари, и это вполне удалось. В самом деле, долго ли, умеючи. Особенно если учесть время, проведённое наедине с сумасшедшим. Слепышка, мерзавка, настраивала Сяо Синчэня против него. Он подслушивал, и ничего предосудительного в этом не видел. А как бы он узнал, если бы не подслушивал?! Хорошенькое дело, он ей подушку взбивал и одеяло поправлял, а она, мелкая тварь, решила оттереть его в сторону! Ну, теперь-то, после извинений сумасшедшего, это не было проблемой. Сложно сплетённое проклятье, наложенное «старейшиной Илина», уже действовало. Сюэ Ян любил это проклятье, он сам его изобрёл и составил нужный ритуал, надёжно запутал следы. А что проклятье набирало силу медленно и вкрадчиво, надёжно скрывало его от слишком проницательной святой сволочи. Так что когда А-Цин спотыкалась на ровном месте и падала, разбивая колено, Сюэ Ян чистосердечно утешал её, заматывал ссадину, придирчиво следил за тем, чтобы девушка ела и пила. А что она давилась куском, так это потому что кушать нужно медленнее, и не болтать за едой. Если с горы падал камень, он падал ей на голову. Если рядом оказывался скорпион, он кусал именно А-Цин. Несчастья должны были накапливаться постепенно и собираться над ней, как непреодолимый рок, когда его прорвёт, маленькую гадину не спасёт даже всемогущий даочжан! «А не пытайся оттеснить меня в сторону, хитрожопая дрянь». Его угнетало молчание, но вместо того, чтобы заразиться этим, Сюэ Ян трепался сам. Как человек самодостаточный, он не нуждался в активном собеседнике, чтобы продолжать говорить. Ему было достаточно того, что Сяо Синчэнь его слушал и иногда с трудом удерживался от улыбки. Хотя старался. А ещё он с каждым днём убеждался в том, что всё делает правильно. Святая сволочь принадлежит ему, это его враг, его законная добыча, и он будет сам решать, что с ним делать, и не всяким соплячкам вносить сюда соображения своего куриного рассудка! Правда, сейчас проблема была другая. — Постой минутку, даочжан, — попросил он и принялся настойчиво шуршать, разворачивая карту. — Знаешь чего? Тут, кажется, кто-то украл реку. Потому что на карте я её вижу, а самой реки нет. Да, я купил карту, хорошую. И даже если бы не купил, то количество рыбьих скелетов на земле прямо указывает: тут была река. И куда она делась? А у нас запасы воды… так себе. Он поболтал бутылью, слушая слишком просторный плеск, потом поднял голову и пристально посмотрел на небо. — Туча идёт. Как грозовая, но почему-то не пахнет дождём. Их хлестнул первый порыв колючего ветра, и Сюэ Ян выругался. — Ну, здорово, поздравляю! Песчаная буря! Нам нужно укрытие, хотя мы на равнине, ровной как долбанный стол!!! Сяо Синчэнь, у тебя в рукаве случайно нет маленького домика? Если нет, то укрытие надо делать прямо сейчас!