Затмение

История Сян-гэ занимала его мысли едва ли не всю дорогу. Это очень помогало не думать о том, как он вчера облизывал его палец, и каким красивым оказалось его лицо, и как хотелось сидеть, обнявшись... «Небо, что происходит?» Потом он возвращался к этой истории, и становилось понятнее или Сяо Синчэню казалось, что теперь ясно, почему они так коротко сошлись и так быстро. Наверное, они в чем-то похожи... «Нет. Мы совершенно разные». Он положил орех в рот и съел. Потом еще один. И еще один. Тут представилось, что Сян Хуа подносит к его рту этот орешек, просто чтобы пошутить в очередной раз и не дать его съесть, а потом все-таки отдает. Кошмар. — Развалины! — Даочжан обрадовался, как будто эти развалины ему отдали в полное распоряжение, чтобы сделать из них настоящий дом для его будущего ордена... Улыбка испарилась. Они хотели создать свой орден, вместе. Почему все так?! — Сян-гэ, это же был заклинатель. Не ищи подъем, может быть его давно нет, столько времени прошло... а мы доберемся. Шуанхуа вздрогнул, словно напоминая о себе, и даочжан насторожился. Впрочем, зов меча обычно был куда сильнее, если он чувствовал темную силу. — Побудь моими глазами. Весь... эмм... — Сяо Синчэнь не знал, как объяснить, что тут одного зрения будет недостаточно, поэтому просто обнял Сян Хуа покрепче, прижав ладонь к сердцу, и через мгновение оба стояли на мече. — Смотри наверх и просто... знай, куда нам. Они взлетели прямо ко входу, по крайней мере, Сяо Синчэнь успел почувствовать холодное дыхание, шедшее из глубины скалы. Он уже порадовался, что несмотря на то, что Шуанхуа "под управлением" в паре с братом вел себя не совсем привычно, но все-таки получалось, как вдруг меч задрожал. И так сильно, что даочжан едва успел сообразить, что делать. Он вытянул руку, хватая Шуанхуа за рукоять. Меч вел, как всегда, и оставалось только удержать Сян Хуа. Они все-таки вскарабкались на уступ скалы, и даочжан поспешно поднялся. — Прости. Здесь какая-то темная энергия, Шуанхуа почувствовал ее, и я не ожидал. Останься здесь, Сян-гэ, пожалуйста. Я позову. Меч вибрировал в руке, словно ему не терпелось поразить всю нечисть на свете, и Сяо Синчэнь знал, что не нужно пренебрегать этим. Но все-таки даочжан прекрасно помнил, что Сян-гэ был очень трудноуговариваемым человеком, и он не удержался, чтобы не сказать, повторяя его слова: — Сделай мне приятно, гэгэ, — даочжан улыбнулся и шагнул вперед, в холод пещеры — чтобы я нашел тебя, когда вернусь. *** Полёт на мече… Вот чего Сюэ Ян не любил со страшной силой, так это ступать на чей-то меч. Особенно если этот меч ему не доверял. Он прямо шкурой чувствовал, что не доверяет. Не кидается, не вибрирует, а просто умеренно не доверяет. А может это просто припадок мнительности, разве может меч разобраться в его сложных чувствах? Да тут самому бы как-то разобраться! Тем не менее, они добрались. И Сяо Синчэнь тут же ляпнул дикую дурь. Видимо, это был какой-то его особый путь: вооружиться абсурдом и кинуться с ним наперевес куда-то в кромешную тьму. — Ага, — беззаботно сказал Сюэ Ян и даже рукой ему помахал. Мол, иди давай в эту страшную пещеру, в которой нихрена не видно и оттуда прёт как из преисподней вот буквально ничем хорошим, а я сделаю тебе приятно, и посижу тут на камушке. Орехи пощёлкаю. Авось растолстею к тому времени, как ты обшаришь все кишки этой горы. И даже спорить не стал. Просто выждал, пока несносная сволочь сделает несколько шагов вглубь горы, и пошёл следом, по пути поджигая огненный талисман. — Слушай, нет более надёжного способа, чтобы ты меня нашёл по возвращении, чем обеспечить тебе это возвращение. Видишь, я тебя послушался, ты найдёшь меня там, где оставил. Но для этого я должен сделать так, чтобы ты смог вернуться. Вот ты сейчас воздуха в грудь набрал, чтобы возразить — выдохни его обратно, потому что нет такого довода, чтобы заставить меня там сидеть. Я хочу сделать тебе приятное, я выполню твою просьбу. Я тебе столько приятностей выкачу, что устанешь радоваться! Но будь я проклят, если разрешу тебе здесь одному лазить. Он шёл и рассуждал вслух, глядя в затылок Сяо Синчэня, как раз на узел светлой повязки, прикрывающей его глаза. — И потом, у меня с собой стопка талисманов. Заклинатель из меня посредственный — иначе меня не выперли бы из адептов, но я и не совсем бездарность, уж подсветить могу. Пригнись! Над головой Сяо Синчэня метнулась чёрная тень, оставляющая после себя в воздухе медленно тающие струйки тёмной энергии. — А красиво тут. Стихи на стенах написаны. Сяо-гэ, ты мне скажи — как бы ты их прочитал? Вот послушай, как поэтично: Идёшь ты, ускоряя шаг, спасая жизнь свою, напрасно. Опасность сзади скроет пропасть впереди прекрасно. Какой слог! Какой полёт мысли! Нихрена при этом не понятно, потому что впереди… Сюэ Ян кинулся вперёд и схватил Сяо Синчэня за первое, что подвернулось. За волосы. Рванул на себя и тут же обхватил руками, выронив талисман. Вокруг тут же стало темно, и эту тьму можно было резать ножом. — И впереди действительно пропасть, — выдохнул он на ухо этому восторженному идиоту, который чуть не брякнулся со скалы. Шёпот отразился от острых камней и наполнил пещеру, ухнув куда-то вниз. В чёрную бездну. *** Сяо Синчэнь настроился слушать с первого шага. Любой, даже едва слышный шелест, даже дуновение, которое заденет прядь волос, сейчас были важны, чтобы не пропустить и даже опередить, если понадобится. Но нет. Этой возможности ему не предоставили. Почему нельзя просто остаться на месте?! Ведь я же не просто так попросил! Вдох. Слух. Не надо переживать, он же хочет помочь... волнуется. Вдох. Слух. Ничего не слышу из-за него! Вдох. Слух. Естественно, он пропустил. То, что пронеслось выше, было бы замечено им куда раньше, не будь так много лишнего шума. Сяо Синчэнь сжал зубы и промолчал. Он просто пошел вперед, стараясь воспринимать голос Сян Хуа просто как еще один элемент окружающей обстановки. Вот никогда он так не думал! Всегда, если Сян-гэ говорил, слушал или хотя бы был рад слышать, даже если пребывал в задумчивости. Но сейчас это был вопрос безопасности. Точнее, ее отсутствия, потому что Сяо Синчэнь снова пропустил движение воздуха. Волосы дернуло так, что будь у даочжана глаза, из них бы точно посыпались искры! А потом руки, хватка — крепкая, как будто в последний раз, и гулкое эхо. Все замерло на несколько мгновений — пока Сяо Синчэнь приходил в себя, оглушенный таким... безрассудством! Пренебрежением к его просьбе! Наглостью! — Сян-гэ! — выдохнул даочжан, накрывая ладонью его руки, которые так крепко сомкнулись у него на талии. Он с силой сжал пальцы, сглотнул и попытался вернуть себе спокойствие. Рассердиться — самое неправильное, что можно сделать в такой ситуации, но, к сожалению, Сяо Синчэнь уже рассердился. Шуанхуа в руке дрожал, и на этот раз даочжан успел среагировать, просто доверившись мечу. Он с яростью рассек темноту вместе со сгустком энергии, которая рассыпалась вокруг, исчезая в этом выплеске чувств заклинателя. — Встаем и идем вперед. Тихо, — ругать сейчас Сян Хуа это бессмысленная трата времени, просить его остаться за пределами пещеры, очевидно, тоже. Ну хотя бы на молчание можно рассчитывать?! — Просто. Молчи. Иначе я не чувствую. И... — даочжан откинул назад растрепавшиеся волосы, — не делай так. Неожиданно. Держись за меня. Он снова шагнул вперед, очень надеясь, что объяснил понятно. Ступал осторожно, осознавая, что впереди разлом, но справа потянуло ветром. — Сюда, — почти неслышно сказал Синчэнь, заворачивая в боковой ход. Он был уже, это ощущалось, даочжан широко и осторожно повел рукой в одну и в другую сторону, оценивая, как края рукавов задели стенки свода. Взмахнуть мечом вполне еще было возможно, и именно это и пришлось сделать буквально в следующее мгновение, но Шуанхуа наткнулся на преграду, даочжан чуть отшатнулся и интуитивно обхватил Сян Хуа, чтобы не толкнуть. Впереди хрустально звякнуло. Мы правильно идем! — чуть ли не возликовал Сяо Синчэнь. Ведь не может же магический барьер, пусть даже такой непрочный, стоять там, где нет ничего важного? — Сейчас... — прошептал он и выпрямился, выдохнул. Кончики плотно сжатых пальцев обняла нежно-голубая искристая пелена, и в следующий миг одно резкое движение, невероятно быстро созданный в воздухе знак — поток ци, направленный вперед, очертил перед путниками голубую решетку и упал, рассыпаясь вместе с ней. Сяо Синчэнь услышал тонкий, едва уловимый звон упавшего барьера. — Идем. *** Есть вещи, которые нужно уметь различать, иначе уподобишься пресыщенному идиоту, который плюётся деликатесами. Сюэ Ян не считал себя идиотом, а пресыщаться ему точно было не с чего. Человеку, который нежно и трепетно любит конфеты, бывает драгоценна даже самая маленькая, самая крохотная конфета, которой иной идиот, пожалуй, сможет и пренебречь, а то и вовсе проигнорирует. Ему дали конфету — святая сволочь изволила гневаться. Нет, действительно, Сяо Синчэнь рассердился, хотя очень старался не подать виду, и вообще ничего не сказал, напротив, тут же пошёл на уступки, как и подобает святому человеку, даочжану, правильному до мозга костей. «Всегда интересовала эта фраза — до мозга костей. Когда я с тобой закончу, непременно попробую твой костный мозг, чтобы проверить, какова глубинная святость на вкус». — Угу, — коротко согласился Сюэ Ян со всеми высказанными просьбами, на всякий случай сделав себе зарубку на память. Значит, так нельзя делать, только если неожиданно. А вот ежели ожиданно, сообщив заранее о намерениях или хотя бы дав каким-то образом понять, что конкретно сейчас будет, то можно и за волосы. Откровенно говоря, он и сейчас чувствовал это шелковистое прикосновение на пальцах, и вообще выдрал ему пару длинных волосинок из богатой шевелюры. От полноты чувств, разумеется, не из озорства. И теперь молча шёл следом, медленно наматывая эти волоски на свой указательный палец. Он хотел, чтобы ему ничто не мешало? Хорошо! Сюэ Ян превратился в собственную тень, и его стало не видно и не слышно. Пару раз его выдал только еле угадывающийся шелест бумаги, потому что внезапно добавилось проблем — огненные талисманы сначала горели быстрее и слабее, а потом просто перестали реагировать. Сюэ Ян с недоумением повертел в пальцах один, сосредоточился, но добился всего лишь короткой искры, пробежавшей по краю листка. Но воздуха для огня тут было достаточно, так с чего бы им вдруг артачиться? Он открыл было рот, чтобы сообщить об этом Сяо Синчэню, но тут же упрямо сжал губы. Ну уж нет, а вот будет знать, как сердиться на ровном месте. В конечном итоге это стало даже интересно — Сюэ Ян крался за ним, полагаясь только на слух и запах, время от времени трогал кончиками пальцев то за рукав святой сволочи, то за стенки хода, вырубленного в скале. Инстинкты позволяли не попасться под рубящий удар меча, и этого было бы вполне достаточно… если бы не неприятное подспудное ощущение беспомощности. Лишившись возможности видеть, Сюэ Ян невольно задумался: хорошо, он-то отсюда выползет, и снова будет видеть. А каково это, если ты не видишь никогда? Пожалуй, нет, Сяо Синчэню было хуже, чем тому, кто родился слепым. Иметь и лишиться — в разы хуже, чем просто никогда не иметь. «Сюда, сейчас, идём… Тебе бы генеральствовать где-то с такой склонностью к кратким командам, а ты же скоро светиться начнёшь от собственной жертвенности. Хотя сейчас не помешало бы немного свечения, а хоть бы и святого. И вот ведь мерзавец какой, он даже не понимает, что адово бесит этим своим всепрощением и пониманием!» И Цзян Цзай не обнажишь — Сюэ Ян был абсолютно уверен, что можно сослепу не узнать человека, но не узнать меч это просто за гранью маразма, а несмотря на все свои заскоки Сяо Синчэнь не был маразматиком. Барьер! А да чёрт, точно, здесь должны были поставить барьер!!! Сюэ Ян только поднятыми руками потряс в воздухе, выражая таким безмолвным способом свои эмоции по поводу слишком хитрожопой структуры мира этих чёртовых волшебных старцев с диких гор. Его до полусмерти тяготило неслышное существование впритирку с невидимым в темноте Сяо Синчэнем, но если такие моменты не воспринимать с юмором, то рискуешь всю жить провести с кислым выражением лица. Поэтому он стал послушным до абсолютного идиотизма. «Ты же сказал — держись за меня? Я и держусь». В темноте отчётливо послышался звук разрываемой ткани. Многострадальный рукав ещё сильнее надорвался по шву, а Сюэ Ян лицемерно погладил Сяо Синчэня по голой части плеча, мол, прости меня, дорогой друг, я нихрена не вижу, и если сейчас в темноте начну сдирать с тебя одежду, то это всего лишь немножко неловкое недоразумение. «А между прочим, когда я тебе говорил молчать, ты трындел хуже ополоумевшей бабки. Выплёвывал свои же лёгкие пополам с пузырящейся кровью, но трындел! Смотри и учись, святоша, как нужно молчать по первому же требованию! Учись! Я в этом вопросе превосхожу тебя по всем статьям!» В этот же миг Сюэ Ян наступил на ненадёжный камешек и со всей дури вписался коленом в стену. При этом он предпочёл бы откусить себе язык, чем издать хоть звук. Сказал, что превосходит, так вот и превосходи. Умри, а превзойди! И дальше Его Превосходительство Сюэ Ян передвигался тоже как молчаливая беззвучная тень. Хромая беззвучная тень с кровящим коленом, торчащим из рваной штанины. *** И Сян Хуа молчал! Просто невероятно! Сяо Синчэнь даже не сразу привык, только через пару десятков шагов, но от этого сначала даже забеспокоился, прислушался, услышал шелест и тогда продолжил путь. Он так сосредоточился, что вздрогнул — треск ткани чуть не оглушил. Что... Синчэнь повел плечом и выдохнул, узнав прикосновение Сян-гэ. Как это так — волнует и успокаивает одновременно? Пришлось помедлить, чтобы вернуть себе равновесие. Коридор все сужался, вскоре Шуанхуа, будь на их пути враг или демон, не сможет развернуться в полную силу. Но пока попадались только магические барьеры, еще четыре или пять, и каждый — сильнее предыдущего. С последним пришлось возиться особенно долго. Даочжан использовал заклинания несколько раз, похожие друг на друга, но каждый раз имеющие несколько иную точку приложения. Одни просто отскакивали, другие как будто поглощались преградой. Синчэнь задумчиво стоял, соображая, что бы еще такое предпринять. На Баошань учили целой куче разных заклинаний на всевозможное преодоление барьеров, хоть магических, хоть нет. Но очевидно, раз не подходили испробованные, то не подходили и все, что имеют схожие принципы. Даочжан перебирал в голове все, что мог, пока не вспомнил, как однажды Вэй Усянь, рассказывая о своей шалости со вскрытым погребом с вином, сказал: "Зачем ломать дверь, которую можно открыть?" — и продемонстрировал тогда какую-то совершенно простую штуковину вроде сдвоенной иголки или шпильки, с помощью которой он ловко открыл замок. — Может, не нужно ломать барьер? А надо просто открыть? — пробормотал даочжан. Хм... легко сказать — просто. — Открыть... открыть... открыть — не ломать. Не разрушить — оставить целым. Целое — едино. Единое — бестелесно... не имеет формы Даочжан даже не заметил, что произносит это вслух, с каждым словом как будто увереннее, и все ближе подходит к барьеру, опуская Шуанхуа. — Нет формы — невыразимо словами. Молчание — тишина. Дао происходит в тишине... Сяо Синчэнь коснулся руками невидимого ничто, и под его пальцами заискрился замысловатый рисунок, но чем больше он проявлялся, тем яснее становился. Для того, кто видит, но Синчэнь только чувствовал. Это заклинание было очень старым, это даже и заклинанием-то нельзя было назвать, потому что оно просто ... описывало мир и было настолько же простым, насколько и сложным. Под пальцами Сяо Синчэня буквально в воздухе проявлялись триграммы. Металл, вода, огонь, дерево, земля... восемь основных триграмм по кругу, пока в центре даочжан не почувствовал сосредоточие энергии. Так просто — он улыбнулся — что и не догадаешься сразу. Как ключ. Везде и нигде, — закончил Сяо Синчэнь и коснулся центра висящего перед ним магического барьера. Он растворился, оставляя пустоту. Синчэнь выдохнул — оказалось, все это время он даже не дышал — завел руку за спину, поймал за запястье Сян Хуа и шагнул вперед. Они прошли совсем немного, быть может, несколько десятков шагов, прежде чем даочжан почувствовал пространство. Здесь было легче дышать, и он больше не ощущал никаких чужих этому месту сил, как будто все они остались за барьером и не смогли нарушить спокойствие этого места. — Сян-гэ, что ты видишь? Здесь как будто светлее? — он, конечно, не видел, но откуда-то сверху как будто веяло свежестью или листвой или деревом и травой, мокрыми после дождя, по крайней мере, оставшееся обнаженным плечо явно чувствовало прохладу, а тонкие пряди слегка щекотали щеки. — Здесь кто-то жил раньше? Или это храм? Только что спокойный, даочжан теперь заметно волновался. Вопросы опять посыпались без остановки, Сяо Синчэнь знал, что каким бы ни было это место, но это явно конец пути в этой горе. И если здесь ничего нет — то... нет ничего. Он хотел сделать шаг, протянуть руку, начать ощупывать здесь все от пола до свода, от краев к центру, пока не обыщет каждый чи, но он не решался. *** «А сам, между прочим, молчание не соблюдает!» Сюэ Ян поймал себя на этой детской мысли и ухмыльнулся. Однако барьеры падали один за другим, и не удивительно, что последний оказался самым крепким. Сяо Синчэнь принялся уговаривать неподатливую дверь, и это было на самом деле удивительно. Удивительно своей коварной простотой — ничего особенного, не было никаких заумных пассов, сложных заклинаний, каких-то формул, требующих приложения огромной силы. Впору изумляться коварству тех, кто установил этот барьер. Сам он, пожалуй, предпочёл бы действовать напролом, насильно. А здесь — сначала появилось слабое свечение, потом в темноте вспыхнул узор. А дальше даочжан просто взял и вошёл, не забыв при этом цапнуть его за руку с такой неожиданной горячностью, что ногти воткнулись в запястье. «Везде и нигде? Серьёзно?» Он хотел из вредности продолжать помалкивать, но святая сволочь волновалась так заразительно, что ему не хватило окаянства. — Здесь нет потолка. Ну то есть, неба я не вижу, но сверху определённо есть ещё один вход в пещеру. Не могу сказать, был ли он тут раньше, возможно, своды постепенно разрушились из-за времени. А так — да, тут развалины храма. Тут определённо жили в придачу, но насколько я вижу, жили весьма умеренно и бедно, — он азартно потёр руки. — Ну? Как оно должно выглядеть? Тут не было пожара, и я думаю, что остались какие-то книги. Рассуждая, Сюэ Ян уже копался на каких-то полках, изучая содержимое. Некоторые вещи явно представляли собой немалую ценность, и он складывал их отдельно на обломок длинной доски. Вот так на доске и отнёс к Сяо Синчэню, предупредил: — Смотри. Всё, что завёрнуто в ткань с печатями, я сложил сюда. Не мне тебя учить, с этими вещами явно стоит быть осторожным, иначе не замотали бы. Ты их продаочжанствуй по-своему, что ли. Или поснимать печати? Чтобы Сяо Синчэнь не лазил по развалинам, он просто сволок к нему всё, что выглядело потенциально важным. Всё, на чём было написано или выгравировано хоть что-то, напоминающее инструкцию к дальнейшим действиям. Даже если это была всего лишь короткая фраза, больше напоминающая пламенное воззвание в стиле «Не греши!». — Везде, понимаешь ли, и нигде. Куда можно было спрятать то, что прямо очень нужно? Куда бы это спрятал я? — чертыхаясь и чихая от пыли, Сюэ Ян обыскивал все возможные тайники. — Нет, стоп. Это я бы спрятал, а если это были чокнутые даосы, то… Сяо-гэ, вот как ты думаешь. Представь, что ты сидишь на священной горе, и ты светлый, чистый и практически святой… Он сделал паузу, с силой ударил себя ладонью по лбу и судорожно вздохнул. Ага, представь. Заяц, представь, что ты заяц. — И вот есть у тебя, такого безоблачного, некий предмет, наполненный мудростью. Ты бы стал его прятать? — Сюэ Ян потянул в сторону сломанную балку перекрытия, которая мешала. — Подожди, я сейчас тут обломки растащу. Он поднял жуткий треск и грохот, разбирая завал хотя бы начерно, поднял столб пыли и задержал дыхание, пока выбирался из него. Вернулся к Сяо Синчэню и потянул за собой. — Идём. Идём-идём. Не подверни ногу, здесь камни навалены. Вот это, по-твоему, что? — и он аккуратно возложил ладони святой сволочи на каменную колонну посреди расчищенного завала, давая ему ощупать высеченные в камне знаки. *** «О! Значит, все верно, и это храм, где жил тот самый мудрец». Сяо Синчэнь заставил себя собраться с мыслями и не тратить энергию на пустую и несвоевременную радость. — Я не знаю, как это выглядит, придется проверить все, что только можно тут найти. Он сам сидеть не мог. Пока Сян-гэ ворошил прошлое в буквальном смысле, даочжан старался не думать о том, что это святое место, и здесь просто нельзя так бесцеремонно и громко себя вести. Ну неужели он сможет повлиять на рвение Сян-гэ? Сильно вряд ли. Оставалось только принять его заботу и стремление к цели со смирением и благодарностью и попробовать тоже быть полезным. В конце концов, это для него они сюда пришли! Синчэнь нашел полки с книгами в стороне и под звуки поисков осторожно рассматривал то, что осталось от библиотеки. Крайне осторожно, потому что после первого же прикосновения что-то бумажное рассыпалось в пыль. Сяо Синчэнь вздрогнул, представив, что это могло бы быть именно то, что нужно, но от таких мыслей недолго и свихнуться, так что он просто методично обшаривал каждый предмет. Здесь была не только бумага, но и бамбуковые книги, которые прямо в руках рассыпались на дощечки, потому что соединявшие их полоски нити давно истлели. Даочжан аккуратно откладывал их в сторону, чтобы потом попросить Сян Хуа прочитать. Деревянные пластинки тоже ложились рядом, а вот несколько совсем древних гадательных костей Синчэнь мог узнать, изучая чуткими пальцами рельеф выцарапанных на них знаков. Этот требовало изрядных усилий и внимания, и как только Сяо Синчэнь понимал, что в его руках старые предсказания или цитаты из древних трактатов, откладывал и эти надписи. Попадались и дощечки с начертанными воском письменами. Они тоже поддавались "чтению руками", и даочжан не пропустил ни одной дощечки, с удивлением обнаружив, что одна из связок представляет собой... книгу рецептов. К сожалению, вполне обычных — для приготовления еды, а не магических артефактов, но Сяо Синчэнь определенно нашел в них интерес и первый раз за все время поисков улыбнулся, откладывая находку в сторону. — Нет-нет, печати не снимай, — предостерег он, принимаясь осторожно осматривать принесенные предметы и откладывая сперва то, в чем явно не чувствовалось силы — либо она ушла от времени, либо была иного рода. Здесь были талисманы для погоды, охранные обереги на разные случаи жизни, и кое-что им могло бы пригодиться, только нужно не забыть об этом потом. — «Чокнутые даосы», — отозвался Синчэнь, тренируя приобретенный за время их знакомства навык использования таких новых для него оттенков речи, как ирония и ехидство, — Дай представить. Он повернулся к Сян Хуа, медленно поднял руки, совершенно не обращая внимания на то, что только один рукав у него сейчас может красиво и правильно подчеркивать спокойствие "представляющего" даочжана, и сложил кончики пальцев, изображая медитацию. — Ммм... я представил. Я светлый. Чистый, — Синчэнь улыбнулся, — Явно только что смыл всю эту пыль в реке... и с пришитым рукавом... собираюсь вернуть кому-то зрение. Для этого мне нужен ритуал. Для ритуала — предметы и субстанции. Вряд ли я возвращаю зрение каждый день, верно? На свете нет такого количества слепых, способных ко мне добраться. Поэтому все нужное я не буду держать там, где храню все, что использую каждый день. Но и прятать под семь замков тоже не буду, ведь зачем хранить мудрость для самого себя, если можно помочь людям? Итак... Он замолчал, делая вдох и как раз вдыхая всю пыль, которая оседала вокруг и на подошедшего Сян-гэ, поморщился, сдерживая чих, и все-таки чихнул, едва успев прикрыться ладонью. — Да, да... Ааа-пчхи! — справа тут же что-то рухнуло, и третий раз даочжан постарался чихнуть почти неслышно, — Я иду, я осторожно... Итак, я буду хранить все это очевидно поблизости... — руки легли на ровную каменную поверхность и сразу почувствовалось множество тонких зазубрин и углублений — этим камнем явно много пользовались, — ... от алтаря, Сян-гэ, — тихо закончил даочжан, — Это алтарь. Посмотри вокруг, здесь должны быть предметы. Быть может, группа предметов, свиток, нож, сосуды... — Он предполагал, но на самом деле думал, что если бы он был тем человеком, который применяет такие практики, то скорее бы держал все в голове. Лаоши говорил, что у этого мастера не было учеников. А если ничего не сохранилось? Он сам ощупал чуть ли не каждую трещинку старого алтаря, изучил вырезанный по углам орнамент и даже понял, что на нем изображено, но пока не видел ничего полезного. — Ну что? — чуть ли не в отчаянии спросил даочжан, и поднялся. Он явно не рассчитал, и ударился неодетым плечом прямо об угол алтаря, — Ой... ничего. Ищи, пожалуйста. Прижимая руку к плечу, Сяо Синчэнь стоял перед Сян Хуа с таким видом, будто готов победить всю усталость мира и еще раз сто удариться обо все углы этого храма, лишь бы только что-нибудь найти. *** Если проверить всё — то уж проверить всё. Сюэ Ян никогда не смущался тем, чтобы облазить всё и везде, чаще его наоборот не пускали, а тут он просто как козёл, охраняющий капусту. Поэтому всё, что казалось интересным ему лично, он беззастенчиво сгребал в отдельную кучку, и не горел желанием предъявлять Сяо Синчэню. Вот ему точно оно незачем. Потом, сильно потом, если выяснится, что вожделенного рецепта по прозрению тут нет, он позволит ему покопаться в личной добыче. Ну мало ли. А вдруг. Он обернулся и с размаху чуть не сел на горку битых камней — настолько дико смотрелась эта имитация просветлённой медитации. Его святая сволочь действительно умела в ехидство! Это просто потрясающе! Он предоставил Сяо Синчэню щупать алтарь сколько ему влезет, покивал, поугукал и принялся искать вокруг то, что более-менее подходило под описания. — А сосуд… слушай, тут есть такой горшочек, по виду вполне старинный. И стоит он так, со значением. Сяо-гэ, ну что ты, — увидел, как он вписался в острый каменный угол плечом, и теперь стоит и держится за ушибленное место, впиваясь тонкими пальцами в голое плечо. — Не покажу, пока не дашь посмотреть. Дай сюда… Он настойчиво отвёл его руку, изучил плечо и ладонь, и с укоризной протянул: — Тебя что, не учили — не хватать грязными руками открытые раны? У тебя же руки в каменной крошке, в пыли, чёрт знает в чём, а ты подумал, что там могли остаться тёмные эманации от тех сущностей, которых ты крошил по дороге сюда? Значит так, Сяо-гэ… Вот тебе старинный горшочек. Не знаю, как он на самом деле зовётся. Его трогай, а кругом не лезь. И спокойно обтёр его ладонь об свою одежду, просто с нажимом пару раз себе по груди оттёр, поставил упомянутый сосуд на алтарь и тем же жестом уложил на него ладони даочжана. — У меня тут свои пока… реликвии можно сказать. Мы грязные оба, как будто из преисподней вылезли, — ему явно понравилось это сравнение, и Сюэ Ян заулыбался. «Мой собственный чокнутый даос. Светлый и чистый». Он рассматривал рассеченную кожу в прорехе на плече, растянул края ткани пошире, ещё немного надорвав рукав, а потом серьёзно предупредил: — Не дёргайся. В нашем распоряжении есть только одна достаточно чистая штука, чтобы очистить рану. Одной рукой приобнял за талию, второй придерживал за плечо, не мешал трогать дурацкий горшочек, вообще не отвлекал. И накрыл рану ртом, неторопливо вылизывая её. Кончик языка безошибочно нащупывал мелкое каменное крошево, но сплюнуть он не смог. Вот так сплюнешь камешек… вместе с кровью, да? Нет уж, дудки! «Вся твоя кровь — моя. До последней капли». Он действовал вполне разумно, по собственному мнению. Ранку следовало почистить. Чем, если они извозились по самые брови? А это способ не самый худший, но определённо один из самых приятных. Сюэ Ян даже увлёкся, слизывая ещё сочащуюся кровь, трогая края рассечённой кожи языком, и вот прямо сейчас его можно было голыми руками брать. Пусть Сяо Синчэнь изучает старинные горшочки, читает сутры, или что там делают даосы, штудирует высеченные на алтаре символы, составляет карты звёздного неба… пусть делает что угодно, только не отнимает у него этот момент. Он невольно крепче прижал его к себе, продолжая раз за разом проводить жарким языком по ранке, которая от такого обращения перестала кровить практически сразу. *** — Сосуд? Какой? — он дернул плечом и шагнул вперед, снова забыв о препятствиях, но ... забота Сян-гэ — это почище любого магического барьера. Особенно забота, приправленная полезными советами, а другой у Сян Хуа не было, так что даочжан закусил губу и подчинился, решив, что так ему быстрее дадут желаемое. Бронза... — Не дергаюсь, — послушно пробормотал Синчэнь и обнял ладонями бока сосуда, сосредоточившись на нем и готовясь почувствовать течение энергии или не почувствовать ничего. Пальцы медленно и внимательно изучали сначала форму, очень древнюю, насколько он мог судить — даочжан видел подобную только один раз у Баошань-саньжэнь в храме, и это была одна из самый важных в ее обители вещей. Этот сосуд имел еще и крышку, которую Сяо Синчэнь как раз хотел приоткрыть. Он нервно вдохнул, собираясь с мыслями, и в следующий миг вцепился в сосуд вовсе не как в нечто священное и требующее осторожности, а как будто это было единственное, что ему могло сейчас помочь не упасть. Переполнявшее его напряжение едва ли не заставило сердце остановиться. Волнение, страх разочароваться, надежда — эти эмоции вдруг схватило словно обручем, когда Синчэнь ощутил горячее прикосновение. Его будто сковало самой крепкой цепью, только потому он и не дернулся, наверное. Воздух застыл в легких, мысли замерли, пальцы онемели, как будто сами стали бронзовыми, и даочжан просто не понимал, что с этим делать. Он чувствовал себя зависшим в плотной темноте, такой густой и горячей, будто он сам сейчас оказался той тишиной, из которой рождается дао, и центром, из которого получается все. Это продолжалось мгновение и одновременно немыслимо долго, но закончилось, тепло и нежность растекались по плечу одновременно со странной, легкой и почему-то приятной болью, а пальцы касались холода металла, и этот холод наполнял мысли, оставляя их ясными. А лучше б не оставлял. Потому что вместо того, чтобы сосредоточиться на главном, Синчэнь представлял себе руку Сян Хуа на талии и губы Сян Хуа на плече. И он даже сморгнуть не мог это наваждение! Небо... дай мне сил и шанс вернуть себе зрение... Никогда еще, наверное, даочжану не было так трудно привести себя в равновесие. Даже когда Сун Лань прогнал его, он смог уйти, не растеряв спокойствия, хотя в сердце лава и лед переплавлялись и жгли изнутри. Нужно или отпустить одно, или отдать другое, и Сяо Синчэнь выдохнул, даже застонал тихо, и расслабился в руках Сян-гэ, прижимаясь и позволяя ему делать все, что он считает нужным. И в какой-то момент он смог просто отрешиться от всего. Правда, на то, чтобы открыть сосуд, равновесия почему-то не хватило. Зато руки накрепко запомнили каждый изгиб, каждую выпуклость, рисунок, формы и — Сяо Синчэнь мог бы поклясться, что представил себе даже цвет древней бронзы. Как будто образ просто перетек в его голову. Представив себе внешний облик артефакта в деталях, даочжан словно очнулся ото сна и обнаружил, что стоит, прижимаясь к Сян-гэ, наклонив голову, и шея открыта так, будто он поранился до самого уха. А плечо уже не болело, но тихо ныло какой-то сладкой болью, и Синчэнь подумал, что если будет синяк, то даже хорошо. И побольше. Побольнее. Чтобы заглушить это, и чтобы можно было попросить Сян Хуа его обнять. Кажется, он совсем запутался в своих мыслях, но ужаснее всего — у него не было никаких сил сказать Сян-гэ, что уже не болит. Он дождался, пока горячее прикосновение не сменится теплом дыхания и холодом остывающей кожи, и только тогда вернулся мыслями к делу. — Сян-гэ, — даочжан кашлянул, потому что голос вдруг сел и не хотел слушаться сразу. — Сян-гэ, посмотри. Я верно вижу, на крышке в центре выпуклый рельеф и по четырем сторонам от него — тоже? Он аккуратно снял крышку и положил рядом на алтарь, пальцы даочжана заметно дрожали, настолько, что бронза стукнула о камень слишком громко. — У меня руки дрожат, Сян Хуа, — Сяо Синчэнь смутился, отчего-то стало неловко этой ерунды, но пальцы были ещё и ужасно холодными, а так мало что "увидишь", — Помоги, пожалуйста. Давай вместе? Он дотронулся до стенок сосуда изнутри и подождал, чтобы Сян-гэ накрыл его руки своими. Так, вместе, они изучали древний предмет... и Сяо Синчэнь с каждым движением чувствовал, как исчезает его надежда. — Здесь, видишь? Это цзиньвэнь. Знаки древние, как на гадательных костях, — руки "поменялись местами", даочжан прижал пальцы друга к бронзовым шершавым от времени стенкам, забыв о том, что Сян-гэ в отличие от него может видеть. Движение стало почти лихорадочным, Синчэнь еще раз и еще раз проверил сосуд, как будто что-то могло измениться. Он определенно чувствовал в нем что-то, какую-то наполненность, хотя сосуд был совершенно пуст, но чувствовать и знать — не одно и то же. Как и мудрость, энергия сама по себе — ничто. — Дарственная надпись. — Сообщил он уже ничего не выражающим тоном. А что он ожидал? Подробную инструкцию по возвращению зрения? Как соткать глаза из ничего и поместить в череп? Что выпить и что съесть, чтобы заставить их видеть? Что произнести и как, чтобы проснуться зрячим?! Рецепт с пунктами о том, что и за чем сложить, смешать и «варить до готовности»?! Пальцы сжались в кулаки прямо внутри сосуда, плечи опустились, даочжан как будто вдруг сразу устал и согнулся от непомерной ноши. Тонкие пряди задели пыль на древнем алтаре. — Прости, — голос дрожал, как струна, готовая лопнуть, — наверное, мы пришли сюда зря. *** Этот поцелуй длился и длился. Рана, как окровавленный рот. Рот, как открытая рана. Сюэ Ян давно не испытывал приступа такой всепоглощающей жадности. Никого он ещё не хотел убить до такой степени одержимо, и до такой степени не сейчас. Он мучительно переживал невозможность продолжить. Прямо сейчас вообще ничего нельзя было продолжить, это слишком расходилось с замыслом. С каким замыслом? Начисто отшибло из памяти. Он разжал руки, отпуская своего чокнутого даоса к его вожделенной кастрюльке, беззвучно застонал, сгибаясь пополам. От возбуждения кожа полыхнула бешеным пламенем, и он впервые подумал, что нижние одежды стоит изготавливать из каких-то более нежных и дорогих тканей. Они точно где-то есть, нужно просто их купить… отнять, украсть, добыть, всё равно. Не приходилось раньше осознавать, что напряжённый член — это неудобно. А Сяо Синчэнь только плеснул масла в огонь, устроив вот эту изысканную пытку. Сюэ Ян чуть не расхохотался — невероятная романтика, давай вместе щупать древние горшки… и ведь действовало. С ним можно щупать древние горшки. И скользить пальцами по каким-то выпуклым значкам, вдавленным в металл начертаниям. Невероятно, он сам с не меньшим трепетом в ожидании таинственных секретов заглядывает в эту посудину, и затаив дыхание ждёт какого-то чуда… Которого не произошло. Вместо этого, как мощный удар в живот — сначала скользящее равнодушие и сразу отчаяние. — Дай сюда, — наверное, не стоило говорить так грубо, но Сюэ Ян действительно рявкнул, рванул его от этого алтаря с идиотской кастрюлей, заставляя достать из неё дрожащие руки. — Дай сюда, я сказал. Развернул к себе лицом и рывком прижал к себе, всем телом, не давая опомниться. Руки сжал так, что ещё немного — хрустнет спина под посеревшими одеждами, ещё совсем недавно такими ослепительно белыми. Заставил спрятать слепое лицо у себя на шее, вцепившись в затылок скрюченными пальцами. — Дурак, — веско сообщил Сюэ Ян таким голосом, каким обычно говорят «у вас просто простуда». — Ты хоть и даочжан, и может даже святой, и уж точно чистый — вот на плече сейчас чище не бывает, а дурак. Не нашёл сразу и скис. Ты на что рассчитывал? Что тебе на подносе вынесут? Дурак ты, гэгэ. Это всего одна неудача, я тебе сейчас другой горшок найду, с другими надписями, и третий, и десятый. А если нет — значит нужный тебе секрет написан на этих вот дощечках, на этих стенах, на плитах пола, на чём угодно. Ты что же думал, что всякие мудрецы тут сотни лет сидели, и только и думали, как им понадёжнее тебя расстроить? Нет, они сотни лет копили всякие мудрости, а ты за какой-то час пришёл и выводы сделал. Не слишком ли много ты о себе возомнил, путешествуя в обществе неграмотных людей, а? Отстранил от себя за плечи, специально схватил так, чтобы посильнее надавить на свежую ранку, не забыв подложить край полуоторванного рукава под свои пальцы. Встряхнул как следует и прошипел ему в лицо: — Не смей, слышишь? Ты просто устал. Ты так сюда рвался, что первая же неудача просто обязана была тебя подкосить. Спеши медленнее, даочжан. Нет ничего глупее, чем сдаться за полшага от цели. Ты меня понял, или мне ударить тебя? Связать? Заставить есть, спать, пить воду, медитировать, а потом прийти и найти то, что тебе нужно? Ну не устроила тебя эта старая кастрюля — я в ней сварю суп. Всё будет польза. Вон куча амулетов тебе до колен достаёт, это неделю копаться, пытаясь понять, что они и зачем они. Сколько я могу тебя уговаривать? Что я ещё могу сделать, если ты вот так просто решишь сдаться? Что? Ну что ты смотришь своей чёртовой повязкой?! Он не собирался целовать его сейчас. Это получилось само — зло искривлённые губы сами всё решили, сами накрыли его рот, сами, всё сами. — Разозлись. Борись, — прошептал он в поцелуй, снова и снова сминая его губы, пока откуда-то сверху из невидимого внешнего мира падали, медленно кружась, красные кленовые листья. *** Никто и никогда не мешал Сяо Синчэню расстраиваться. Сун Лань пробовал, но в конце концов привык, что нужно оставить его на какое-то время в покое, и потом друг сам придет излить душу и вот тогда можно и нужно поддержать. Но Сян Хуа подобное было неведомо, он просто бесцеремонно выдернул Синчэня из этого состояния как раз на пике падения в разочарование и ужас. Воздух выбило из легких напрочь. Синчэнь даже не успел дернуться, как лица коснулись волосы Сян-гэ и запах. Пыль, усталость, гнев, наверное, даже ярость, но все равно этим запахом невозможно было не хотеть дышать... Он наполнял темноту даочжана, он делал ее другой, и каждое слово падало в нее как зерно в землю, рождая согласие и несогласие, признание правоты и протест, желание вырваться и столь же сильное — чтобы не отпускал. И мучительную, нестерпимую боль от того, что не может выплеснуть это все просто слезами. И Сян Хуа еще так сильно сжимал его в объятиях, что даже физической возможности освободиться от этой боли Синчэню не оставил. Это было похоже на пытку, в которой при этом даочжан осознавал каждое слово. Боль окатила новой волной, расставляя все по местам. Никогда еще в голову Сяо Синчэня так грубо, бесцеремонно, настойчиво и варварски не вбивали правильные мысли. Силу воли, стремления и упорство он всю жизнь тренировал и возвращал себе капля за каплей, когда они оставались где-то совсем на дне сердца. Но нет, Сян Хуа ждать не собирался! Он вкручивал их обратно, как по живому резал, рвал, кромсал и впихивал, как железом каленым выжигал, абсолютно не считаясь с чувствами Сяо Синчэня. Эта адская смесь жестокости и искреннего желания помочь были настолько чужды Синчэню, настолько непонятны, что сейчас он как будто стоял под водопадом, выдерживая напор и при этом пропуская через себя его колючие кристально-чистые струи. И вот когда все уже закончилось, Сян Хуа выплюнул ему прямо в душу эти слова про повязку, как ножом по сердцу полоснул. Это было больно, очень, еще больнее — потому что даочжан просто не ожидал от него такого. Он дернулся, но тут... ох, все услышанное и прочувствованное показалось просто далекими раскатами грома по сравнению с этим... нарушением всего на свете сразу. Этого просто не могло быть, но оно было так реально, что Сяо Синчэнь буквально почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он оцепенел и тут же полыхнул яростью, но самый ужас в том, что Синчэнь не смог сразу справиться. Он открыл рот, чтобы закричать или вдохнуть или и то, и другое, но стало только хуже. Вкус, дыхание, слова... этому невозможно было сопротивляться, и даочжан сдался, рухнул прямо в ад, позволил Сян Хуа творить этот ужас, который, наконец, дал ему силы зацепиться за сознание, собрать все напряжение и ярость, оттолкнуть, вырваться и ударить. — Хватит! — он должен был крикнуть, но крик оказался только словом, на выдохе, злым. Синчэнь отпрянул и пошатнулся, едва устояв на ногах, настолько он был настигнут произошедшим. Пальцы болели от удара, даочжан даже не понял, куда он пришелся, но болело так, что ударил он явно без понимания, насколько сильно бьет. — Ты... ты что... — выдохнул Сяо Синчэнь уже совсем тихо. Как это вообще возможно? Как такое могло произойти? Это... это... Это совсем не укладывалось в голове. Но это оставалось настолько ясным, что Сяо Синчэнь с силой, в желании причинить себе свою собственную боль прикусил губу, и кровь потекла по подбородку. *** Это как убийства. Стоит начать, и ты уже не можешь остановиться. Потребность отнимать чужие жизни становится навязчивой идеей, занимает центр твоей собственной жизни, раскрашивая её удивительными красками самых причудливых оттенков. Начнёшь целовать эти застывшие от шока губы — и пропал, потому что замолкает всё вокруг, всё внутри, даже инстинкт самосохранения молчит, как будто умер в трагических корчах. Сюэ Ян не ожидал, что его собственная святая сволочь внезапно раскроется, послушно разомкнёт губы и примется отвечать на поцелуй с не меньшей горячностью. Хорошо жить с заниженными ожиданиями, тогда ты либо прав, либо приятно удивлён. Сейчас он оказался прав, но при этом ещё и приятно удивлён. Что должен сделать с ним даочжан в этот момент? Вообще-то убить. Но это если бы он осознавал, кто именно позволяет себе такую бесцеремонность. Сильный удар в центр грудины отнял у Сюэ Яна возможность дышать. А святой-то оказался молодцом, даже не глядя нанёс один из самых верных ударов, вложив в него такой яростный порыв, что Сюэ Ян с трудом хрипло потянул в себя порцию восхитительного воздуха, в котором зависло это злое «Хватит!». — Я — не «что». Я — «кто», — он коротко ткнул пальцами в поддых святой сволочи, не слишком сильно, чисто чтобы снять ступор, снова сцапать и широко слизнуть струйку крови с его подбородка. Тут же разжал руки, готовый блокировать любой удар. — Жизнь слишком коротка, гэгэ. Я не готов тебя терять. Если будет нужно, я тебя изобью в мясо, в зубах дотяну до цели, чтобы иметь возможность посмотреть тебе в глаза. После этого… «После этого всё изменится сразу, и слишком сильно. И вряд ли ты позволишь себя поцеловать. Да ты и сейчас ничего не позволяешь, сволочь». — Не делай так больше. И непонятно, что конкретно имел в виду. Не расклеиваться? Не сдаваться? Не кусать губы до крови? Сюэ Ян сделал пару шагов назад и тяжело сел на камень, медленно растирая грудь. Место удара ломило, и дышать ещё тяжело. С прищуром смотрел на Сяо Синчэня снизу вверх — встрёпанный, растерянный, он сейчас был куда живее, чем всего миг назад, раздавленный таким дурацким и смешным несчастьем. Подумать только, на горшке неправильную надпись написали. Ах, какое горе. «Не смей больше меня позорить, гэгэ. Я иду за своим врагом — за сильным, умным, безжалостным в своём фанатичном видении добра и зла. За сволочью святой, а не за тряпкой». — Ну? — резко уточнил он, глядя на него с тем особенным оттенком влюблённой злобы, с каким смотрел на него постоянно. — Ты готов выжать из этого храма всё, что в нём есть, или оставить тебя рыдать в древнюю кастрюльку? У меня есть предложение, гэгэ. Ты садишься работать над артефактами, а я… а я пойду и соображу, что нам с тобой поесть, пока ты от голода не решил меня съесть. Идёт? *** Второй раз он не ударил. Второй раз был еще более неожиданным, и Сяо Синчэнь едва не задохнулся, застыл, судорожно всхлипнул и накрыл тыльной стороной ладони остывающий след на подбородке. Запах крови, запах Сян-гэ... Он так и стоял, слушал, не веря своим ушам, тяжело дышал и думал только о том, как справиться и взять себя в руки. Спросить — зачем и почему Сян-гэ это нужно? Почему он рядом? Что вообще значит этот поцелуй? Нет. Эти вопросы не помогут, сделают только хуже. А Сян Хуа смотрел. Даочжан мог поклясться, что смотрел — он точно знал. Его слова — как он так умеет вообще? Насмешливо, жестоко, разумно и неравнодушно одновременно?! Синчэнь чувствовал искренность во всем, и это делало мир другим. Неправильным. Странным. А его темноту — живой. Сяо Синчэнь убрал руку от лица, распрямил плечи, поправил повязку, вспомнив тут же злые слова Сян-гэ о ней, и уголок губ приподнялся в едва заметной ироничной улыбке. — Я могу не есть долго. Но если тебе так будет спокойнее, поищи еду. Я закончил с теми книгами, осмотрел алтарь, разобрал то, что ты принес, но здесь еще много работы, — произнес он спокойно, кивнул и отошел обратно к алтарю. Он возобновил поиски, больше не говоря ни слова, не отвлекаясь, сосредоточившись только на предметах. Ножи, посуда — ритуальная и нет, все артефакты, даже разбитые, он перебрал и изучил в подробностях. Сундук, доверху наполненный амулетами на все случаи жизни, занял чуть ли не полдня, но Сяо Синчэнь не пропустил ни одного, раскладывая их на кучки и отделяя те, что могли пригодиться. Например, для света, для защиты, для запечатывания дверей — хотя бы несколько имело смысл прихватить. Он не забыл и отложенные бамбуковые планки, что сперва решил забрать с собой, а теперь сомневался — брать рецепты? Смысл? Но были здесь и вещи, которые тащить на себе было бы просто неудобно и тяжело, но оставить их в пыли жаль, поэтому сундук тоже постепенно наполнялся — даочжан собирался закрыть его где-нибудь в тайнике. Сколько прошло времени — он не знал, где Сян Хуа — старался не думать. Мысли о нем вообще отвлекали страшно, о нем и о случившемся. Они все равно придут и не дадут спокойно спать — даочжан это прекрасно понимал, и потому за работой беспощадно изгнал Сян-гэ из головы и сердца, не вспоминая о нем, холодно и сосредоточенно занимаясь делом. Помогало и то, что надежда найти что-то у Синчэня сейчас была настолько ничтожна, что он совсем не волновался, но ее оказалось достаточно, чтобы упорно работать, пока не закончится все, что может хоть что-то рассказать о мудрости, которая здесь жила. Даочжан не осознавал, как болит спина из-за того, что он подолгу застывал стоя или сидя в одной позе, не чувствовал жажду или голод, забыл о ране, не замечал, что припухла и ныла прокушенная губа, даже сухие от пыли ладони и пальцы не доставляли неудобств. Он нашел еще одну книгу, с описанием путешествия. Она тоже оказалась написанной чем-то вроде воска, и хоть явно не несла ничего полезного и не рассказывала о том, как вернуть зрение, но так увлекла даочжана, что он потратил на нее больше времени, чем было нужно. Может быть, он не устоял перед самой возможностью что-то читать. В книге заклинатель путешествовал на гору Хуашань, добрался до темного и холодного как лед озера, писал о легендарных зверях, которых он встретил на пути — белый тигр, лазурный дракон, феникс... и они помогли ему в поисках мудрости. Описание алого феникса Синчэнь особенно отметил, настолько легко и ярко о нем было поведано в книге, что представлялось в красках. Увы, не весь текст сохранился. Даочжан подумал, что здесь не хватает черепахи и единорога, и наверняка как раз главы о них и утрачены. Он снова замер, даже дышать перестал, зачем-то вспоминая, где еще здесь встретил этого феникса. На алтаре, об который ударился? Нет. На стене над ним рельеф в круге, точно! Зачем ему это воспоминание понадобилось, и почему он вдруг улыбнулся, вспомнив, Синчэнь не понимал. Наверное, он устал. Даочжан свернул книгу, бережно перевязал полуистлевшей нитью и, поколебавшись, положил ее все-таки в сундук. Брать с собой текст о путешествии — зачем? Протянув руку и ощупав вокруг пол, даочжан ничего неисследованного больше не нашел, значит нужно двигаться дальше. *** — Я могу не есть долго! Он повторил, но с такой интонацией, чтобы сразу была понятна совершенно прозрачная укоризна. — Да, мне так будет спокойнее, — отрезал Сюэ Ян и демонстративно занялся своими приземлёнными делами, пока некоторые возвышенные даосы прекратили наконец-то распускать сопли и занялись делом. И пусть эти возвышенные даосы в количестве одна весьма высокомерная и сволочная штука делали вид, что всё могут сами, Сюэ Ян молча подходил, передвигал всё громоздкое и потенциально опасное, подсовывал под руку то, что он не заметил, и так же молча уходил. Своих дел по горло! Вот просто по горло! Отвергнутая кастрюлька явно напрашивалась на огонь, а спорить с кастрюльками Сюэ Ян и в детстве не пытался. Сначала он сосредоточенно облазил все дальние закоулки пещеры, и с насмешливым удовлетворением нашёл источник воды. Что же, мудрецы или не мудрецы, дао там или ещё какая ерунда, а без воды сидеть внутри горы – занятие тупое и быстро заканчивается смертью от жажды. Все отвергнутые даочжаном сосуды оказались отмыты и наполнены. С продуктами было куда хуже — Сюэ Ян попытался вернуться во внешний мир тем же ходом, по которому пришли. Спустя некоторое время вернулся, сплёвывая кровь, весь упаренный и злой, как голодная оса. Без Сяо Синчэня пещера его не только не выпускала, но и старалась сожрать. Он снова полез по закоулкам, и наконец замурлыкал что-то довольное из короткого бокового лаза, заканчивающегося тупиком. Какое-то время он там подозрительно шуршал и чем-то клацал, потом вернулся и присел рядом с ещё не запаленным костром. Сделать вменяемой еды из любого живого существа — в этом Сюэ Яну просто не было равных. Небольшую кучку отрезанных крыльев летучих мышей он пинком отправил куда-то в сторону, туда же полетели шкурки. Деревянных обломков тут было достаточно, из каменных обломков получился примитивный очаг, и скоро в пещере запахло супом. Нормальным мясным супом. Конечно, летучая мышь это не жирный скворец, но кушает она то же самое, так что какая разница? В качестве добавки к супу он почистил последнюю горсть орехов, растолок на камне, высыпал в побулькивающее варево. Вместо чая предлагалась обычная горячая вода, и это злило его просто до крайности. В первом попавшемся городке Сюэ Ян рассчитывал обеспечить себе как минимум чай и специи. И что-то сладкое. Сладкого хотелось постоянно. А потом… а потом до Сяо Синчэня донёсся короткий вскрик и поток цветистых ругательств. — Долбанутые даосы, мать вашу, старцы волшебные, чтобы вам на том свете икнулось, твари бородатые! — разорялся Сюэ Ян, яростно и наспех вычищая другой подходящий сосуд и бережно переливая туда драгоценный суп. — Я попаду в преисподнюю только ради того, чтобы тебя встретить, тварь распоследняя, взять за яйца и об ближайшую скалу приложить сто восемь раз с самого размаха! Мудрецы дремучие, намудрили мне здесь! Чтоб вам черепахи на головы гадили с высоты птичьего полёта! И он захохотал в изнеможении, тут же снова вскрикнул — обжёг руку горячим бронзовым сосудом, наскоро обтёр внутри какой-то тряпкой, и побежал забирать своего чокнутого даоса. — Сяо-гэ, иди скорей! Там твоя идиотская кастрюля… расцвела! Вихрем ворвался в это царство неспешных исследованией, схватил его за руку, всё ещё покатываясь со смеху, и потащил за собой. — Когда твой дурной горшок нагрелся, он… в общем, у него такие штуки раскрылись, как лепестки, и чего там только внутри не написано! Ты мог его пальцами полировать годами, но если бы не додумался сунуть в огонь, так ничего и не прочитал бы! Вот! Нет! Стой! — он усадил его, проверил, что горшок ещё горячий, но уже можно трогать руками, и тут же подсунул святой сволочи под нос сосуд с водой, заставил сделать несколько глотков, а потом уставился в ожидании чуда, что этот тайник открылся не зря. *** Даочжан выпрямил спину, тут же ощутив все то время, что провел в неподвижной позе, и только он успел подумать, где же Сян-гэ, как мироздание преподнесло ему ответ. Вот если бы все ответы на все вопросы приходили в этом месте так же быстро! С каждым новым ругательством Сяо Синчэнь только чуть менял положение головы или едва заметно морщил нос, или вздергивал бровь — палитра брани Сян Хуа была такой разнообразной, что даочжан не мог не реагировать. На пассаже о яйцах Синчэнь вздохнул и покачал головой. Хохот и вскрики заставили прислушаться. Да что там происходит вообще?! Даочжан поднялся и решил проверить, но вокруг взметнулась пыль, воздух закружился — это Сян-гэ появился, словно демон из запечатанного тайника. Сяо Синчэнь даже не стал говорить "да иду я, иду", потому что все равно оказался там, куда его потащил Сян Хуа быстрее, чем мог бы что-то произнести. Вода и вовсе лишила этой возможности. — Не кричи, — в конце концов изрек даочжан. На двоих слишком много нетерпения. Сян Хуа суетился, и Синчэнь покривил бы душой, если б сказал, что не волнуется. Он хотел немедленно изучить сосуд, но ситуация требовала равновесия. К тому же, когда Сян-гэ сунул ему воды, даочжан обнаружил, что губа подпухла и болит. Так что он снова аккуратно поднес ко рту сосуд с водой, сделал несколько медленных глотков, слизал капли с губ и степенно поставил воду. Вот теперь можно было приступать. Он коснулся еще не остывшей бронзы пальцами и начал изучать изменившуюся форму. Отчетливо ощущались вода и жир. — Ты что? Варил в нем суп? — от изумления Синчэнь даже не стал комментировать и высказываться насчет того, что в подобных древних, священных, важных, ритуальных (тут у него нашлось бы много слов) сосудах не готовят пищу. Только если ради жертвоприношения. Но Сян-гэ вряд ли станет приносить жертвы, учитывая все его высказывания про чокнутых даосов, дремучих мудрецов, бородатых, а также распоследних тварей... «какой ужас, я что, запомнил все эти слова?!» — Черепахи не летают, — счел он нужным поделиться знанием прежде чем сосредоточиться на сосуде, — Ну если только черепаху не сбросить с облаков. Сосредоточиться определенно сразу не получилось. Сяо Синчэнь сделал глубокий вздох, подумал о том, как нагретый металл отдает тепло пальцам... как губы Сян-гэ отдавали тепло его ране. Небо! Это невыносимо! Он сообразил, что выкрикнул это вслух, сжал голову ладонями и что-то промычал себе под нос. — Сейчас. Я прочту, — только что выбитый из колеи, Синчэнь снова выпрямился, стал спокойным, как скала и опустил руки в сосуд. Знаки на дне были точно такими же, как те, что он уже прочел, и очень напоминали знаки на дощечках с рецептами и про путешественника. Точно! Еще один феникс был на крышке этого сосуда! Сяо Синчэнь вспомнил и немного приободрился. — Он искал мудрость, он не находил ее в поисках. Он отправился на запад и на восток, на север и на юг, но не нашел желаемого, — начал читать даочжан. Он — этот тот, о ком говорилось в дарственной надписи, тут никаких сомнений, что дальше... — Всякий раз, когда он искал одно, находил противоположное, и в поисках не узнавал истинного. Так он искал свет и остался во тьме. Там, где сердце хотело радости, душа — испугалась. Там, где сердце хотело горевать, душа пребывала в тоске. Тогда он понял, что проходит свой путь заново и принимает то, что ему дают. То, что он искал на западе — нашел на востоке, То, что он искал на севере — нашел на юге. Вместо огня он получил воду, Вместо металла он получил дерево. Он потерял справедливость и нашел гуманность. Он не обрел мудрость, но узнал ритуал. Совершив ритуал, он познал доверие. Так он нашел все искомое для ритуала. Он взял все и соединил. Тут Сяо Синчэнь остановился, почувствовав под пальцами совершенно гладкий металл. Он продвинулся чуть дальше — знаки, вернулся обратно — гладкая поверхность. Не изъеденная временем, не содранная чем-то, не выжженная — вообще не поврежденная. Просто гладкая. — Тут пропущено, — наконец сообщил даочжан и приступил к еще непрочитанным знакам. — И в ритуале познал истину: тот, кто тождественен потере, приобретает потерянное. Не ищите, иначе вы потеряете. Не ищите — и вы найдете. Совершенномудрый не имеет постоянного сердца, его сердце состоит из сердец народа. Так он нашел истинный свет. Надпись закончилась, и на всякий случай еще раз по кругу обведя ее, чтобы убедиться, что он ничего не пропустил, даочжан выдохнул. Совершив ритуал, он познал доверие... так не бывает. Куска надписи явно не хватало, но даже если там описано, что взял совершенномудрый, смысла в прочитанном даочжан не чувствовал. Наоборот. — Это бессмыслица какая-то, — выдал он. Даочжан, всю жизнь идущий по пути великого учения, понимающий ценность подобных древних надписей и главное тот факт, что они не оставлялись абы как, не пойми для чего. Но "потерять справедливость и найти человеколюбие, не узнать мудрость, но узнать ритуал и из ритуала познать доверие"?! Это что?! Нет, верить в то, что он проделал такой путь ради изречений, действительно, "чокнутого" даоса, в то, что легендарные деяния этого совершенномудрого оказались лишь сказкой — к этому даочжан прямо сейчас был не готов. — Давай поедим, Сян-гэ, — сказал он и улыбнулся так, будто они вернулись с ночной охоты и собираются приступить к ежеутренней семейной трапезе, а никаких древних и непонятных вещей, будь то ритуальный сосуд или идиотская кастрюлька, и в помине здесь нет, — Пахнет вкусно, кого ты сварил? Хомяков? Ты ведь провел переговоры и уговорил их пожаловать в твой суп? Улыбка стала светлой. Он совсем не понимал, что происходит, и нужно ли вообще искать во всем этом смысл прямо сейчас, а вот улыбнуться Сян-гэ определенно было необходимо. *** — Ну да. Ты же сказал, что эта кастрюлька не нужна, я сделал её нужной. Считай, что я её спас от пренебрежения. На мой взгляд это была прекрасная идея! — Сюэ Ян с нетерпением стискивал пальцы в такой крепкий замок, что костяшки побелели. — Это ничего, я ради такого случая сам лично научу черепах летать. Правда, он немного опешил, потому что оказался прав. Чокнутые даосы! Ни слова в простоте, всё нужно выкрутить, вывернуть, напустить туману, чтобы люди мучились! А иначе все примутся всё делать сами, и не станут кланяться. — Ты не спеши, — наконец сдавленно проговорил он, понимая, что бессмыслица – это очень нежное и деликатное слово. Он сам бы выразился куда крепче. — Может и не такая бессмыслица. Что бессмыслица — так это надёжно прятать ерунду. Вот в эту бессмыслицу я не верю. Да, давай поедим. На этот раз предполагалось, что они будут пить суп через край, потому что не было посуды. Палочки он выстрогал из первой попавшейся доски, наскоро зачистил, чтобы не наловить заноз, но это и всё, что он сумел сделать. По крайней мере, можно выпить бульон, а потом потаскать кусочки мяса. Но на голодный желудок думать было остро противопоказано, и этой светлой мыслью он тут же поделился со своей сволочью. — Вот сидели люди, и в какой-то момент решили — а давайте храм построим. Но в таком месте, чтобы туда так просто не попасть, а то чести нам мало, — он сердито отпил супа и заботливо передал сосуд Сяо Синчэню. — Забрались на самую идиотскую гору, продолбились внутрь, и давай умничать. Жрать тут нечего, и дао как бы рекомендует воздержание в пище, вот от голода у старцев и начали являться вот эти вот, — он с негодованием потыкал пальцем в пустой сосуд, — запутанные формулировки. Я тебе точно говорю, это у них с голодухи. Кушай… Это летучие мыши, здесь больше никто не живёт — они, да мы с тобой. Разумеется, я был максимально вежлив, даже не стал их будить. Здесь определённо делать было больше нечего, поэтому Сюэ Ян старался качественно накормить своего даоса, пока он не поддался настроению и не спятил следом за своими предшественниками. А то глядишь, начнёт мастерить таинственные горшки с абракадабрами. Подсовывал ему самых упитанных мышей и строго следил, чтобы мыши были съедены. «Вот и я вместо врага получил святую сволочь, и этот гад хоть и остался врагом, а я, пожалуй, убью любого, кто попытается его тронуть. Потому что это мой враг, моя сволочь, мой, моё, мне. И всё. Ты у меня потеряешь всё, и справедливость, и добро, но найдёшь многое, и не захочешь уходить, хотя при этом непременно уйдёшь, потому что ты сволочь, хоть и святая». Прокушенная губа Сяо Синчэня припухла, и по мнению Сюэ Яна так он стал выглядеть невероятно порочным. Особенно когда ел невинно убиенных мышей. — Ну вот ты искал, — он жевал торопливо, морщился от боли в разбитой губе. Пока пытался выйти из пещеры, пару раз упал, и поранил внутреннюю сторону губ об собственные зубы. Вот когда пожалеешь о клыках. — И не находил, и в поисках — как там написано? — не узнавал. Получается, гэгэ, что этот старый пердун знал что-то. И знал, что ищущий не узнает истинного, даже если споткнётся об него и разобьёт себе башку. Похоже на тебя? Мы нашли этот хитрый горшочек, кстати, суп я в нём варил, и видишь, суп получился буквально божественный. Может мудростью пропитался, я не знаю. Я на твоём месте пошёл бы отсюда куда-то… ну там… на запад. Или на восток. Или на север, путь горит огнём. Собрал всё, не знаю что именно — рецепта нету, но это неважно, я тоже без рецепта готовлю — как тут написано, соединил, сварил в горшке и посмотрел бы что будет. И даже если не получится ничего, потом можно найти такую гору, построить храм и повторить тот же фокус, что и чокнутый гад, придумавший запрятать в горшке идиотский рецепт хрен пойми чего. И мы даже не станем искать, и именно поэтому назло всем мёртвым дедам найдём. Как тебе план? Достаточно безумный? — он сжал пальцы святой сволочи в ладони, и с удовольствием понял, что они согрелись от горячей сытной еды. — Будь безумным, и станешь мудрецом. Станешь слепым — и увидишь. Вот только к еде это не относится, потому что сколько ни голодай, сытым не станешь, но спишем это на неумолимые законы природы. Ты со мной, гэгэ? *** — Эти мыши жирные, — с удивлением сообщил Сяо Синчэнь, подцепляя палочками кусок и оправляя в рот. Губа болела, и он ее периодически трогал языком и немножко прикусывал, тогда она переставала ненадолго ныть, — И теперь мне придется вести переговоры еще и с королем летучих мышей, если они решат, что вежливости им мало. «Что он несет?» — Искал одно и находил противоположное. И в поисках не узнавал истинного, — напомнил даочжан, прожевывая очередной кусочек, — Нет, не похоже! — возмутился тут же и рассмеялся, потому что на самом деле похоже. От смеха губа снова заболела, и Сяо Синчэнь прижал к ней палочки, да так и сидел какое-то время, с полуоткрытым ртом, палочками, и слушал болтовню Сян Хуа. Отвлекся он только когда гэгэ сжал его пальцы. — Безумный план. Бредовый просто. Чокнутый, — согласился даожчан, вопросительно наклонив голову и улыбаясь. Вопрос улыбку смыл. — Я? — Синчэнь укусил палочки, задержал дыхание, а потом уверенно кивнул — Я с тобой. Рецепта не было. Ответов не было. План — хуже некуда, по крайней мере он совершенно точно хуже того плана, который был у Сяо Синчэня, пока они не нашли этот храм. Все было ясно — иди за легендой, ищи, найди. А тут предлагалось не искать. Ужас. В чем тогда цель? «Чем дальше идёшь, тем меньше познаёшь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познаёт. Не видя вещей, он проникает в их сущность. Не действуя, он добивается успеха». Вспомнилось учение, уже после Лао Цзы множество раз переосмысленное и подвергнутое сомнению самыми разными мудрецами. — Ты очень умный, Сян-гэ. Ты точно не читал великих учителей? Я могу рассказать тебе наизусть эти трактаты... Пока обойдем все стороны света и соберем несобираемое, у нас много времени... ой! — На этот раз горячая вода, которую они пили вместо чая, растревожила губу. И зачем только он ее прокусил? Думать надо, прежде чем делать! Но как тогда было думать? Сяо Синчэнь покраснел, щеки запылали огнем. Кстати об огне. — Феникс же! — вспомнил он, — Дай мне крышку, у сосуда была крышка. Получив крышку, Сяо Синчэнь накрыл сосуд и снова успокоился. — Алый феникс на юге, черная черепаха на севере, желтый единорог в центре, — он трогал каждое изображение, показывая Сян-гэ, что они обозначают, хотя кто в Поднебесной не знает таких элементарных вещей? — Белый тигр на западе и лазурный дракон на востоке. Так? Так. «Чокнутый даос», хотя он на самом деле совершенномудрый, ходил на все четыре стороны. Кончиком пальца даочжан коснулся каждого изображения каждого из существ. Это помогало успокоиться, упорядочивало мысли, и щеки, наконец, остыли. — Искал одно, находил другое. Тогда то, что искал на севере, нашел на юге, — Синчэнь перевернул крышку, и она легла на сосуд совершенно так же, как лежала до этого, будто так ей тоже было отлично, — Теперь феникс на севере, а черепаха на юге, лазурный дракон на западе, а белый тигр на востоке. Это странно, ну ладно, в конце концов, хотя бы единорог остался в центре. Даочжан чувствовал себя так, словно поддается какому-то странному общему безумию, общему на весь этот храм, Сян-гэ и даже сваренных мышей. Он помолчал еще, раздумывая и со всей очевидностью понимая, что все это бред. — Ты знаешь, гэгэ... — медленно произнес Сяо Синчэнь, поглаживая дракона, — Я знаю, где на западе Лазурный Дракон. Пойдем на запад. На самом деле это было очень далеко, очень опасно — еще опаснее, чем эта гора. Там, говорят, была тропа, по которой и зрячему-то идти было тяжело. Высокая гора и этот самый хребет Лазурного Дракона, что вел к главной ее вершине. У подножия Хуашани выстроен храм, там живут мудрые люди, может быть и правда имело смысл туда отправиться? — Смысла, правда, в этом нет никакого. Во-первых, абы кого туда, к своей священной мудрости мудрецы Хуашани явно не пустят. Вон, в Гу Су и то не каждый может попасть в библиотеку, я был в облачных глубинах, когда хотел узнать, правдива ли рассказанная лаоши легенда или это всего лишь легенда. Мне совершенно ясно дали понять, что туда, где могут быть эти сведения, мне нельзя, — тут Сяо Синчэнь поморщился, — Семейная традиция, видимо. Я с уважением отношусь к правилам кланов, но... в нашем клане были бы другие правила. Так вот, во-вторых, мы с тобой на юге и у нас тут с тобой алый феникс и не один, а вовсе не черная черепаха. Но это ничего. Мы ведь ничего не ищем, верно? Совсем ничего. Поэтому пойдем на запад. Он отставил сосуд и поднялся. Не искать порядок, оставить все совпадениям. Не совпадение ли, что он буквально сегодня читал о горе Хуашань и этом путешествии, и вот — лазурный дракон на западе. — Там в сундуке книга на деревянных дощечках. Возьмем ее с собой. Теперь спать. Да, он решил, и был совершенно тверд в своем решении, несмотря на его очевидную абсурдность, но это совершенно никак не сказалось на способности Сяо Синчэня спать. Он лег рядом с Сян-гэ и повернулся к нему спиной, намереваясь еще поразмышлять перед сном. Кастрюльку поставил рядом, сообщив Сян Хуа, что так ему будет спокойнее. Ага! Как бы не так! В эту ночь к Сяо Синчэню вернулись кошмары, которых давно не было. Снилась Баошань, Сун Лань, А-Цин, лабиринты, в которых он ходил и никак не мог найти выход. Даочжан проснулся и какое-то время лежал, успокаиваясь и рассказывая себе, что он не один. Чтобы совсем отринуть сновидения, он стал думать о кастрюльке и, наверное, снова задремал. В голове крутились черепаха, дракон, тигр и феникс в танце с единорогом. Пять добродетелей, которые упоминались на дне сосуда в абсолютно неправильном порядке, были так и эдак мысленно упомянуты даочжаном, перед внутренним взором проходили тысячи знаков трактатов — Сяо Синчэнь их добросовестно прочитал и снова проснулся, обнаружил, что ладонь обнимает кастрюльку, отвернулся от нее и уткнулся носом в Сян-гэ. Алый феникс, будь он неладен, не давал покоя. Если дракон на западе, а тигр на востоке — ну допустим, почему тогда здесь не черепаха?! В чем подвох?! Сяо Синчэнь застонал и вцепился в Сян Хуа, прижавшись к нему, будто это могло изгнать из головы ненужные мысли. На удивление, помогло. Кастрюлька — не модель мироздания, — решил даочжан, — А у Сян Хуа мягкие волосы. И он теплый. И его дыхание можно почувствовать, если поднести пальцы к губам... — Прости, я мешаю тебе спать, — смущенно пробормотал Сяо Синчэнь и сел, поправляя повязку. Сердце колотилось где-то в животе, стягивая этим трепыханием все чувства в очень странное и сладкое ощущение. Неправильное. Но мыслей и правда не осталось. Совершенно разбитый и уставший, он вернулся под бок к Сян-гэ, пообещав себе, что не шелохнется до утра. *** — С чего бы им не быть жирными? Летай, да ешь мошек, чем не жизнь? Ни тебе сеять, ни пахать, ни за монстрами гоняться. Хотя наверное в мышиных преданиях я останусь, как хтонический ужас из ада — пришёл, и… «… и половину клана выкосил. По моим меркам это слишком милосердно, обычно я убиваю всех». — В общем — зло, — он невинно улыбнулся, доедая очередную мышь. И поймал себя на том, что ему нравится смотреть, как Сяо Синчэнь ест. Почему-то было очень приятно понимать, что он ест то, что ему приготовили руки врага. Руки того человека, которые выдрали глаза из глазниц его закадычного дружка. Вот чего Сюэ Ян не планировал, так это припадочного самопожертвования со стороны этого ненормального, и теперь получается, что он выдрал глаза Сяо Синчэню! Воистину, мировое равновесие иногда совершает странные кульбиты. Он выдрал, ему и возвращать. Кто рану нанёс, тот её и должен вылечить, раз уж взялся. Просто потому что он не давал святой сволочи разрешения лечить его, Сюэ Яна, жертву! Это Сун Лань должен был ходить слепым по дорогам, просить подаяние и рыдать кровавыми слезами в полоску ткани, скрывающую пустые глазницы! И что он сделал вместо этого? Согласился видеть ценой слепоты своего друга — хорошенькая дружба! — а потом выгнал его взашей вот такого. Вот такого! «Пусть катится дружба к воронам, лучше честной вражды ещё никто ничего не придумал, верно, враг мой?» — Ну, что-то я читал, но я был не очень прилежным учеником. Оболтусом был. Я поздно начал учиться, поэтому всего просто не могу знать. Он передал крышку от этой священной кастрюли, с любопытством наблюдал за тем, как Сяо Синчэнь снова что-то сопоставляет, напряжённо думает, поджимает губы и еле заметно морщится, потому что прокушенная губа наверняка болит. — На запад так на запад. Только, Сяо-гэ, нужно по пути найти какой-нибудь город. Если идёшь далеко, то идти с пустыми руками может и легче, но это непрактично. И очень хочется помыться. Он думал, что не заснёт, но вместо этого вырубился, стоило только положить уставшую голову. И неизвестно что там снилось даочжану, а Сюэ Ян спал неспокойно. Ему всё время мерещилось что-то, что он должен успеть остановить, но не успевает. И не может исправить. Он видел раньше такое, но никогда зрелище перерезанного горла не вызывало у него приступа такой яростной тоски и бешеного желания всё исправить. Сяо Синчэнь держался за него, склонив голову на бок, и из длинной раны на шее толчками выплёскивалась кровь. — Прости, я мешаю тебе спать. Он пытался кричать, но из горла не вырывалось ни звука. Руки не поднимались. Руки? У него всего одна рука. Он видел, как левая падает на землю, обрубленная по самое плечо. Сюэ Ян застонал во сне. Он извертелся, пытаясь сбросить с себя липкие объятия кошмара, и наконец сгрёб в охапку Сяо Синченя, согнулся, положил голову на его бедро… нет, пожалуй на живот. Обхватил его руками за ноги и сквозь сон пробормотал: — Не смей умирать. Я тебя не отпускаю, слышишь? Даочжан, никогда больше так не делай. Его постепенно отпускало. Под головой мерно дышала святая сволочь. Сюэ Ян не собирался размыкать руки, как будто боялся, что он исчезнет. Его голова так и лежала на животе Сяо Синчэня… нет, пожалуй, на бедре. Если бы он не спал, он сказал бы, что это низ живота, и непременно сопроводил бы это пошлой усмешкой, но он спал. Теперь ему снилось, что Сяо Синчэнь улыбается, протягивая ему стебель сизой травы с ярким пряным запахом, смотрит внимательно, в глазах сияют тёмным светом чёрные зрачки. А потом он говорит: — Я люблю полынь. И от этого хочется смеяться. И убивать. *** Ниже живота спать было тепло, выше — холодно. Сяо Синчэнь пробовал перебраться пониже, пока не проснулся. Определенно, было утро. Об этом ему сообщило очень далекое и почти неясное щебетание сверху и... собственное тело. Сяо Синчэнь покраснел и замер. Увы, путь самосовершенствования долог, аскеза, странствия, тренировка силы воли, медитация давали успехи, но вот иногда природа брала свое. Даже через ткань одежды он чувствовал дыхание Сян Хуа, в крепких объятиях которого лежал, наполняясь теплым, тягучим и совершенно неправильным возбуждением. Сяо Синчэнь задержал дыхание и медленно, очень медленно выдохнул. Надо срочно что-то придумать, пока Сян-гэ не проснулся и не обнаружил эту неловкость. И тут сердце даочжана полыхнуло гневом. В конце концов, когда Сян-гэ его целовал, разве он думал о неловкости?! Не думал! О чем он вообще думал?! Синчэнь снова разозлился на себя за то, что тогда поддался волнению и вместо того, чтобы сразу оттолкнуть, помедлил. От этих мыслей, воспоминаний дыхание снова перехватило — стало совсем горячо, и тут как назло Сян Хуа пошевелился, немного сполз, став еще ближе к моменту неловкости, и еще крепче вцепившись в Сяо Синчэня. Ужас. Если бы у Сяо Синчэня были глаза, он бы крепко зажмурился и представил, что это происходит не с ним, но с другой стороны — тело красноречиво, зажмуришься тут или нет. Даочжан какое-то время еще полежал, но легче не стало. Он попробовал подумать о загадке ритуальной кастрюльки, но она каким-то непостижимым образом все равно возвращала его к приземленным материям. Почему Феникс все-таки на юге? — И в голове тут же возникал алтарь и то, как Сян-гэ "чистил" его рану. Двойная надпись? — и память подбрасывала момент, когда он отчаялся, а Сян-гэ не нашел ничего лучше, как поцеловать... Тело упрямилось, сердце билось слишком быстро. Это невыносимо! — в который раз подумал Сяо Синчэнь и опять рассердился. Неловкость? Отлично! Пусть почувствует неловкость теперь он, а даочжану уже дальше некуда! Он приподнялся, и вдруг вместе с негодованием его накрыла такая волна нежности, что он застыл, касаясь пальцами волос Сян-гэ. Бывало ли с ним такое раньше? Разве что когда они с Сун Ланем уставали так, что друг засыпал прямо у него на плече, и Сяо Синчэнь долго-долго сидел и не шевелился, чтобы не разбудить. Но горячей пульсации в паху даочжан тогда уж точно не ощущал! — Сян Хуа, — позвал он тихо и осторожно убрал с лица друга прядь. Волосы у Сян-гэ были длинные, и Синчэнь провел пальцами по шее. Сердце в этот момент готово было разорваться, а голова — лопнуть. Даочжан вернулся в прежнее положение, так и не убрав руки с головы Сян Хуа. Он лежал прямо, не шелохнувшись, и пытался просто ровно дышать. Это выматывало, и в то же время даочжан поймал себя на предательской мысли, что полежал бы так еще, потерпел бы даже, потому что когда в следующий раз Сян Хуа будет так безмятежно спать на его животе? Но подобные пагубные мысли следовало немедленно искоренить. — Сян-гэ! — громче позвал даочжан, — Просыпайся. Нам пора. Утро. Еще собираться, — и, не сдержавшись, он погладил его по щеке и попробовал все-таки увеличить расстояние между своей неловкостью и его лицом. *** Наконец-то всё было хорошо. Вообще-то в жизни Сюэ Яна никогда не было хорошо, это слишком бесхребетное слово. Оно не употребляется, если вся жизнь проходит с перекошенным лицом. Причём перекошенным чаще издевательской улыбкой, чем яростным воплем. И на том спасибо. И это, всё-таки, хорошо. Наверное. Он понятия не имел, что стоит называть хорошим. Однако вот прямо сейчас было хорошо. Уютно. Мягко. Чья-то рука на голове в кои-то веки не за тем, чтобы рвануть за волосы и шваркнуть рожей об камень. А что? Бывало и такое. Сюэ Ян сильнее обнял подушку и потёрся об неё щекой. — Сяо-гэ, это ты? — он протяжно зевнул и попытался зарыться в подушку лицом. Не получилось. Только горячая рука прикоснулась к щеке, а потом дошло, что это не подушка. Да и стал бы он прятать в подушку то, что там спрятано, потому что… И вот тут он открыл глаза и понял, что не может выбрать — то ли захохотать сразу, то ли попытаться сделать вид, что ничего не произошло, то ли немедленно продолжить начатое. В общем, он-то как раз ничего сейчас не начинал, оно само. — Гэгэ, — сонно пробормотал он и не удержался, снова зевнул. — Скажи, что у тебя где-нибудь в рукаве завалялась хотя бы одна конфета. Хоть половинка. Хоть крошка сахара. И пока даочжан не расплавился, отпустил его ноги и потянулся, перекатился чуть выше, про себя ехидно посмеиваясь. Надо же, а святому не чужды человеческие порывы. Удивительно. А может из-за орехов. А может мышатина с орехами — волшебное блюдо. А может еда вообще не при чём. — Встаю, встаю, — он с неудовольствием понял, что у него примерно такая же проблема, и поправил эту проблему рукой, чтобы не рвала штаны, благо собеседник не видит. — Сейчас весь встану… «А то стоять частично это какое-то редкой невинности бесстыдство. Ох, научит меня мой святой…» — Уже собираюсь, скажи, что взять. Я тут вчера нашёл очень полезную вещь, полезней вообще всего на свете. И нагло присвоил. Не говори мне, что это нельзя, я всё равно тебя не послушаюсь, — он всё ещё зевал, как крокодил, но потащил святую сволочь умываться. Вчера за всеми треволнениями так и не показал ему найденный источник воды. — Так что с этой находкой… Он снова зевнул, да так сладко, что едва не вывихнул челюсть. Снова и снова плескал себе в лицо воду, в попытке проснуться. Из головы не выходило то лицо, из сна. С тёплыми глазами. — …я утащу с собой и твою кастрюлю, и всё имущество храма, чтобы оно тут… да что ж такое. Знаешь, даочжан, я не выспался. Мне снился такой бред, не представляешь. Скажи, а ты любишь полынь? «Вопрос не в бровь, а в глаз. А глаза-то и нет. Ни одного, ни второго. Я не понимаю, почему всё нужно делать на разрыв?! Ну отдал бы своему дружку безмозглому один глаз! ОДИН! Было бы два одноглазых, но оба видели бы, почему люди такие идиоты? Почему святые — вдвойне идиоты? Вот я не верю, что мой чокнутый даос — совсем идиот, и что мне предполагать? Что у них правила такие, или всё, или ничего, никаких полумер? Сун Лань потребовал отдать оба глаза?! А не логичнее было бы поймать меня и отнять мои глаза — я бы так сделал! Я бы не отдал, конечно, но во имя разума — это было бы правильное решение!» На этом месте он не выдержал и издал душераздирающий стон — такой обычно вырывается из горла, когда вокруг сжимается кольцо идиотов, и разум начинает безнадёжно колотиться в попытке выползти из этого болота. — Не пугайся, я когда спать хочу, всегда ору, как бешеный. Гэгэ, я нашёл запасы местных дедов. Там с десяток пустых и совсем целых мешочков цянькунь, так что туда влезет всё твоё магическое имущество в любом количестве, ни в чём себе не отказывай. Сборы – дело недолгое, когда можно не ограничивать себя. Бери больше, кидай дальше, а пока летит — отдыхай вволю. Сюэ Ян бережно расстелил карту и уткнулся в неё носом. — По дороге на запад будет город. Даже не придётся сворачивать в сторону. Сяо-гэ, мы зайдём в город — оба похожи на оборванцев. Денег я заработаю, нам много не понадобится. Откровенно говоря, «заработаю» — это было всего лишь иносказание. Сюэ Ян не собирался платить никому. Скорее ему заплатят, чтобы быстрее убирался и никого не тронул. Но это детали, которыми не стоит отвлекать Сяо Синчэня от высоких мыслей. — Только выведи нас из пещеры. Вчера меня там чуть не съели. *** Сяо Синчэнь вздрогнул и чуть не зашипел, когда Сян-гэ, просыпаясь, все-таки задел везде, где только не надо было трогать. И когда он наконец-то поднялся, даочжан возблагодарил и небо, и землю, и все мироздание, которое, как выяснилось вчера, умещается в одной кастрюльке. Все проблемы в кастрюльке — подумал он и потащился, куда тащили. — Нет, Сян-гэ, но мы обязательно найдем, хорошо? И сахар, и конфеты, — пообещал Синчэнь и с наслаждением долго умывался. Вообще, надо было бы целиком залезть в холодную воду. Во-первых, это точно помогло бы разобраться с утренней проблемой — Сяо Синчэнь это знал, Сун Лань ему однажды рассказывал, когда он долго допытывался, зачем зимой друг полез в холодное озеро поутру чуть ли не под снегом. Во-вторых, Сян Хуа был прав — жутко хотелось помыться. — Я мешал тебе спать? Прости, — Синчэнь смутился, — Мне тоже снилось всякое... опять мой сон вернулся, а потом эти существа... И я все время просыпался и, кажется, пихал тебя локтями. Но если мы остановимся на ночь в городе, мы сможем выспаться на кроватях, и я не буду тебе мешать, — он говорил между горстями воды в лицо и на вопросе повернул голову в сторону Сян-гэ, — Полынь? Он произнес и сразу вспомнил. Это осталось так далеко, и в то же время никуда не исчезло. Сюэ Ян, его самый главный враг, человек, ставший целью и превративший его жизнь в пустыню... Но разве это имеет сейчас значение? — Да, я люблю полынь, — ответил Сяо Синчэнь и улыбнулся, — Она пахнет ... как даль. Знаешь, когда небо сливается с землей в такое марево, прозрачное и густое. Вот у полыни такой запах. И свежий. А почему ты спрашиваешь? — он вздрогнул от странного стона и брызнул в Сян-гэ холодной водой, — Не кричи. Вот эта деловитость Сян Хуа его просто поражала. Что там говорить, сам Синчэнь о многих вещах просто не задумывался, а потом оказывался перед фактом, что прямо сейчас нужна какая-нибудь ерунда, а ее нет. А заклинанием или мечом можно решить далеко не все. Даочжан действительно не стал себе ни в чем отказывать. Он забрал обе бамбуковые книги, написанные одновременно с цзинвэнь, и все амулеты, которые отложил, пока разбирал все местные артефакты. И, разумеется, первым делом "на вынос" отправилась ритуальная кастрюлька. — Что значит, чуть не съели? Ты ходил мимо барьеров и за поворот?! — Тут даочжан только головой покачал, — Мы готовы. Собирай карту и пойдем. Держись за меня, только пожалуйста, не оторви второй рукав, ладно? Запечатав на всякий случай в тайник сундук с хорошими, но явно не слишком нужными вещами, Сяо Синчэнь забрал Шуанхуа и пошел вперед. Он не смог восстановить прежний магический барьер в полной его силе, но все-таки на всякий случай закрыл за ними дверь, потому что по-другому просто не мог. Меч задрожал в его руке едва ли не сразу за "порогом". Очевидно, отсутствие барьеров позволило темным созданиям, населявшим пещеры в горе, выбраться из всех щелей, и даочжан сейчас ощущал, буквально, вибрацию этой энергии, удивляясь только тому, что духи не потревожили сам храм. — Пожалуйста, только тихо, хорошо? Иначе я ничего не услышу, — попросил он Сян-гэ, надеясь на то, что тот снова сможет не проронить ни слова хотя бы какое-то время. Видимо, пока Сян Хуа занимался обеспечением его, даочжана, комфорта, он так нахлебался в этих переходах, что сейчас молчал и действительно, не мешал слушать. И Сяо Синчэню стало неловко за то, что он даже не спросил, как вообще прошел день у Сян-гэ, но этот недолгий порыв самобичевания прервало нападение плотного — настолько древним он был — демона, который прямо на них ринулся из-за поворота, и только интуиция, слух и чувство меча позволили Сяо Синчэню вовремя отразить эту атаку. — К стене! — крикнул он Сян-гэ, потому что тварь кружила, и нужен был хоть какой-то размах для движений. Меч резал воздух, кромсая сгусток энергии, острие задевало каменные стены, и даочжан слышал искры. Он все-таки справился, но не сразу, и потом еще стоял, тяжело дыша и прислушиваясь, пока не решил продолжить путь. — Пойдем. В этой глубине обитали самые опасные существа горы, и пока путники не миновали последний снятый даочжаном барьер, они то и дело нападали. Все закончилось только когда повеяло свежим воздухом — впереди был поворот за пропастью, но сейчас оба уже знали о нем и благополучно миновали эту опасность. — Я не смогу встать сейчас на меч, — сказал Сяо Синчэнь, изрядно вымотанный этим переходом, — Только вниз, потом придется пройти. Не спрашивая, он ухватил Сян-гэ за талию, прижал к себе, и в следующий миг Шуанхуа уже поднял их и перенес вниз, ровно туда, откуда они поднимались к пещере. — Дойдем до города, о котором ты говорил, отдохнем, и до Хуашани я смогу донести нас. Просто это очень далеко, Сян-гэ, — на всякий случай добавил он, каким-то внутренним ощущением осознавая, что вряд ли Сян Хуа будет счастлив долгому перелету. *** Он только коротко угукнул — действительно, найти сладкое не проблема. Нужно просто немного времени и везения. И уж кто-кто, а он точно найдёт. Вот только в этой пещере сладкого совершенно точно не было. А если было, то вездесущие муравьи давно его сожрали. — Нет, не мешал, — начал было Сюэ Ян и скрыл замешательство, пофыркав в воду, набранную в ладони. Слишком впечатлило, как Сяо Синчэнь обернулся с этим вопросительным «Полынь?». Спросил просто так, под впечатлением от ещё не развеявшегося сна. А потом — «да, я люблю полынь». Возможно, стоит с головой залезть в источник. Жаль, что туда в лучшем случае поместится голова, да и то не целиком. «Погоди-погоди… на кроватях? На отдельных?» Сюэ Ян скептически ухмыльнулся. Нет, можно попробовать, но лучше не пробовать. Зачем нужны такие бессмысленные эксперименты? — Я просто подумал, что тебе подошла бы полынь. В смысле, запах полыни. Тем более что это легко устроить. Когда двусмысленность видит только один из двоих, в этом появляется какой-то признак помешательства. Скажи ещё раз, что ты любишь полынь. — Я думал, что снаружи добуду что-то из еды. В результате не только не дошёл, но и сам чуть не стал едой. Это было бы даже весело, если бы не было так бездарно. За это поплатились мыши. А дальше… что ж, дальше Сюэ Ян послушно молчал, снова притворяясь собственной тенью, только насуплено думал, что так дальше не пойдёт. Ему нужен меч, а рассекретить свой собственный — это вот так просто и тупо заявить «Привет, как насчёт полынной настойки прямо под кожу? Кстати, меня зовут Сюэ Ян, как ты себя чувствуешь теперь, гэгэ?». Нет, конечно, не мечом единым. Есть талисманы, можно придумать что-то другое, но подражать старейшине Илина с флейтой в зубах — это немножко не тот стиль, и требуется больше времени для тренировок, а в этих идиотских пещерах талисманы не работали. И глаза не работали! Ему приходилось держаться рядом с Сяо Синчэнем, не мешая ему сражаться, при этом не попасть под удар, отбиться от мелких инфернальных тварей, которые пытались его заточить по-тихому, пока даочжан отвлекался на куда более интересные цели, и ещё не свернуть сдуру не туда. Ах да — и не ободрать ему второй рукав, и первый-то болтался на честном слове. К тому моменту, как они выбрались из пещеры, Сюэ Ян был готов полить проклятьями каждый камень. А ещё лучше — найти надгробный камень тех идиотов, которые запрятали храм настолько неудобно, и вылить весь поток своего красноречия прицельно виновнику на истлевшую голову. Он так эмоционально бесновался, что даже затопал ногами. Молча. Как закрыл рот на замок, так и не открыл. И топать перестал — а ну потопай, стоя на мече. Уже внизу он разморозился и шумно выдохнул. — Да я понимаю, что далеко, — и шутливо ткнул Сяо Синчэня в бок. — А я уже представил себе, как ты со всем возможным достоинством едешь на вьючном осле. Ладно-ладно, на коне. Они немного перевели дыхание, но долго тут рассиживаться не стоило — город сам не приползёт и не расстелется у ног. По дороге Сюэ Ян снова принялся обдирать все попадающиеся орешники — память о том, как горсть орехов выручила в пещере, не давала покоя. И потом, лучше быть сытым, чем голодным. Они не бежали, конечно, но шли в быстром темпе, сделали пару небольших передышек, и тут Сюэ Ян увидел то, что лишило его покоя. Это была пчела. Просто пчела, и он на удачу её поймал, капнул ей на спинку смолы и прилепил еловую иголку. Пчела медленно полетела домой — такой груз не давал ей шустро смыться, но за ней всё равно приходилось бежать. Он едва успел крикнуть на бегу, что сейчас вернётся, и ему срочно нужно отлучиться. И он действительно вернулся быстрее, чем Сяо Синчэнь успел потерять терпение. Вернулся тихий, вежливый и присмиревший. Постучал ритмично по камню, а потом вручил своему чокнутому даосу на зелёном листке толчёные орехи в меду. — Это лучше конфет. Пойдём, даочжан… Завернул всё, что принёс, в листья, и шёл скучный, время от времени посасывая медовые соты… и не получая от этого ни малейшего удовольствия. Конечно, это было смешно. Сюэ Ян невесело рассмеялся — теперь он может идти куда угодно, в любой клан, его всё равно не узнают. Спустя ещё пару часов он виновато позвал: — Гэгэ, можешь подождать, пока я немножко полежу? Не рухнул, но просто смирно лёг в придорожную траву и накрыл лицо мокрой тряпкой. Пчёлы так просто не отдали своё имущество, и жестоко искусали грабителя. Лицо опухло так, что глаза просто закрылись. Два слепых на таком переходе — слишком большая роскошь. Сюэ Ян лежал и тихо дышал, пытаясь понять, что где болит, где сильнее и почему он такой идиот. Разбитое колено покраснело и опухло. Многочисленные царапины и ссадины, полученные от пещерных обитателей, прихватились сукровицей, но были горячими. А пчёлы довершили картину. — Значит так. Я сейчас полежу, встану, и мы дойдём до этого чёртового города, — он попытался открыть глаза, помогая себе пальцами, и это почти получилось. Значит, опухоль потихоньку спадала, и скоро его лицо перестанет напоминать переспевшую тыкву. — Только не смотри на меня, поверь, ничего хорошего не увидишь. Но это только выглядит страхолюдно, на самом деле я в порядке. Только почему-то устал. *** — Я и на осле могу ехать, — заметил Сяо Синчэнь и пихнул Сян Хуа в ответ. Шли бодро, и даочжан даже подумал, что может быть они пройдут больше, чем ему казалось, но вдруг Сян-гэ ушел. Эээ... куда? — подумал даочжан, но не успел ничего сказать. Он постоял. Потом сел на камень. Потом снова встал и немножко прошел вперед. Потом решил, что лучше оставаться на месте. А потом приготовился разозлиться, как тут явился Сян Хуа и вручил ему добычу. — Ты не можешь без сладкого, да? — довольно улыбнулся даочжан, тут мед потек, пришлось его ловить языком, и Сяо Синчэнь рассмеялся и облизал губы. Но Сян Хуа почему-то молчал, только разок засмеялся, и снова затих. Сяо Синчэнь напрягся, нахмурился, но "полежу"? Вот это было уже действительно странно! — Сян-гэ? — он присел рядом, наклонился, послушал дыхание и, проигнорировав слова Сян Хуа, принялся его ощупывать. Собственно, уже первые прикосновения все сказали, Синчэнь даже руку отдернул сначала, испугавшись, что сделает больно. — Отлично. Теперь на твоем счету еще и переговоры с лесными пчелами. Поздравляю. Лежи. Он встал и послушал мир, где-то неподалеку явно журчала вода. — Лежи. Встанешь — догоню и суну в улей, — пригрозил Сяо Синчэнь в манере самого Сян Хуа и, вооружившись священной кастрюлькой, пошел на звук. Ручей нашелся совсем недалеко, правда, пришлось повозиться, чтобы нащупать ногами камни и не рухнуть в воду, но с этим он успешно справился, только намочил длинные рукава. Сян Хуа послушно лежал. Даочжан терпеливо напоил его водой, тщательно проследив, чтобы он пил очень маленькими глотками, и снова наклонился, слушая дыхание. — Это жуть, — сообщил он, забирая уже высохшую тряпку, окунул ее в воду и протер Сян-гэ лицо, — Ты выглядишь потрясающе ужасно. Даочжан осторожно сунул руку ему под затылок, будто Сан-гэ был фарфоровый, приподнял и ласково и аккуратно отер шею, подождал, повторил все снова и нахмурился. От Сян Хуа пахло болью. — Что у тебя еще болит? Молчи. Сам найду. Ты дыши медленно и ровно, — и он принялся аккуратно ощупывать Сян-гэ, нашел несколько ссадин, которые ему совсем не понравились, они горели и их уже поздно было вылизывать, — Ты это разодрал в пещере? И ничего не сказал? Молодец. Туда попала грязь. По-хорошему, хотя бы вот эту, самую большую, надо прижечь, но тогда ты задохнешься чего доброго. Он нарочно передразнивал Сян-гэ в его ворчании, потому что только так получалось не волноваться. Уму не постижимо, надо ж быть таким? Тащиться по жаре, в пыли, методично набирая грязь в ссадины, да еще и влезть к пчелам. Никому не запрещается считать себя бессмертным, но Сян-гэ кажется был не из тех, кто стоит в очереди в небожители. Колено выглядело просто страшно. — Ненормальный! Сяо Синчэнь растерялся. С одной стороны, этот кошмар надо было промыть, с другой — любая боль может обернуться неосторожным вдохом, а дышал Сян-гэ и так очень плохо. Пришлось оставить его лежать и пойти осваивать окрестности. Сяо Синчэнь прислушивался к запахам, к жужжанию насекомых, только потом проверял растения и, в конце концов, вернулся к Сян Хуа с листьями и желтыми цветами, сходил за водой, еще раз промыл болячки, перетер цветы в кашу и намазал ею лицо Сян-гэ. — Ты сейчас должен быть еще страшнее, — удовлетворенно сказал даочжан и подождал еще немного. Дыхание определенно стало ровнее и глубже, и тогда Синчэнь решил, что можно заняться коленом. Чтобы Сян-гэ поменьше дергался, пришлось придерживать ногу, аккуратно, но крепко. Целая кастрюлька свежей воды ушла на это промывание, чистые листья легли сверху. С повязкой надо было что-то делать. Решив, что немного укороченный рукав будет меньше пачкаться, Синчэнь оторвал от него тонкую полоску ткани, сходил постирал и наложил повязку. Не самое лучшее решение — влажная ткань, но все-таки это лучше чем грязища, пыль и жара. Тут как раз подсохла цветочная мазь на лице, даочжан снова умыл Сян Хуа и отметил, что отек явно спадает. — Отдохни, — пальцы сами собой перебирали волосы, даочжан в задумчивости ласково гладил Сян-гэ, — мы можем продолжить путь завтра. *** «На одном осле ты уж, безусловно, успел поездить, причём этот осёл тебя даже не спрашивал, хочешь ты кататься, или нет…» Холодная вода оказалась вкуснее, чем мёд, добытый с потерями. Правда, пропихивать воду в опухшее горло не самая лёгкая задача. — Я же предупреждал, не смотри… Всё. Нет ничего глупее, чем умереть в придорожной канаве, побеждённым пчёлами. — В пещере ты сказал молчать. Это было важно. Я молчал. А потом забыл. Сложно не забыть о каком-то там колене, гэгэ… я в тот момент забыл, как меня зовут, где я и зачем туда пришёл. В тот момент. Он слабым нажимом выделил эти слова, и перестал пытаться держать глаза открытыми. Ну, да, сейчас он страшный, хорошо, что он сам себя не видит. Миг облегчения, когда натянутая кожа постепенно расслабляется и отёк спадает, он прочувствовал очень чётко. Как и вдумчивую ласку, слишком невинную, чтобы можно было как-то развивать. А намерение умереть прямо сейчас совершенно не отменяло желания продолжить так успешно начатое грехопадение одного святого. — Я сейчас встану. Сделай мне приятно, даочжан, мне очень хочется в город. Просто пойдём чуть медленнее, и к ночи будем на месте. По крайней мере, я уже могу открывать глаза, а это немало. Знаешь, что я всегда хотел узнать? — он улыбнулся, когда по лицу снова скользнули его пальцы, как будто предъявил улыбку — свидетельство собственной жизнеспособности. — Где заклинатели берут все свои волшебные снадобья? Есть специальные торговые лавки, куда простым смертным вход запрещён? Или вы составляете их самостоятельно? Он выделил себе час на состояние тряпки. И всё-таки поднялся, несмотря на все гуманные порывы своего чокнутого даоса. Город был уже близко, он манил обширнейшими возможностями для злоупотреблений, а Сюэ Яну просто настоятельно требовалось позлоупотреблять. — Чем ты меня лечил? — он даже повеселел, и особенно оценил распотрошённый во имя спасения его персоны рукав. — Спасибо, гэгэ. Нет ничего глупее, чем умереть от каких-то букашек. Мне жизненно необходимо посмотреть тебе в глаза, и я это сделаю. Сяо-гэ, а букашки всё-таки молодцы. Такой мёд делают! Он точно передумал умирать, снова постепенно начал зубоскалить. И он снова хромал, только теперь на другую ногу. Вот так поведёшься с даочжаном, и будешь хромать постоянно. Зато по этому поводу можно сколько угодно шутить. Тропинка влилась в нормальную дорогу, и по ней то и дело ходили люди. Сюэ Ян оценил метод маскировки — не приходилось даже опускать голову, чтобы не нарваться на кого-то, знающего его в лицо. — Я помню, когда пугал тебя насильственным кормлением, ты сказал, что лучше лапши. Какую ты любишь? С чем? Чем ближе становился город, тем серьёзней вставал вопрос, где остановиться и на какие шиши. Сюэ Ян медленно и сладострастно размял пальцы. В конце концов, можно просто попросить случайных прохожих поделиться деньгами. Они, несомненно, поделятся. Когда не хочется умирать, сразу просыпается беспредельная щедрость души. *** Даочжан застыл, осмысливая услышанное. Но не злиться же вечно? Тем более что если подумать, не так уж он и сердился теперь... Это пещера, руины, темные материи, очень древняя магия... — Я тоже. Забыл, — тихо сказал он. «Я испугался». — Давай пойдем, — Синчэнь поспешно согласился, — Когда как. Иногда мы их берем у мудрецов или покупаем. Но по большей части составляем сами. Меня учили на Баошань и мне как-то особенно удаются лекарства от ран, а вот снадобья для душевного равновесия лучше умел делать Сун Лань, — даочжан кашлянул и замолчал, в очередной раз пропустив между пальцев прядь волос Сян-гэ. Нужно было в город. Он жутко устал, приходилось признать, и очень хотел теплой воды, кровать и дверь, которая закрывается от мира. — Тебя лечил тем, что сам приготовил. Если мы по дороге найдем нужные травы, а в городе купим еще несколько ингредиентов, то я приготовлю еще. А то твои переговоры с окружающим миром бывают небезопасны. Простые слова Сян-гэ вызвали в душе целую бурю чувств, уже, казалось, забытых. И радость, и благодарность, и надежду и... «И я тоже хочу посмотреть тебе в глаза». Сяо Синчэнь смутился. Как будто это было что-то неправильное и неуместное в его сердце — как будто одно желание он подменил другим, а так нельзя. Он подставил руку и быстро приноровился к походке друга, не торопился, шел в его темпе. Но даже медленно, они все-таки продвигались вперед, и в конце концов даочжан услышал скрип повозки, потом еще одной. Голоса... и кто-то стал явно смотреть на них, наверное, люди оборачивались, Сяо Синчэнь явно слышал шепоток. Знакомое дело — люди шептали ему в спину, как всегда, потому что слепой с мечом за спиной — явление нетривиальное, а сейчас они с Сян Хуа и вовсе представляли собой то еще зрелище: грязные, оборванные, один без глаз, второй хромает и распух... даочжан невольно улыбнулся и стал еще прямее. — С грибами. Но сейчас было бы неплохо хотя бы чай найти. И кровать. По настоянию Сяо Синчэня они зашли в несколько очень скромных гостиниц, но повсюду получали отказ. Хозяин, как только видел их, сразу отвечал, что мест нет, и даочжан не мог бы осудить за это. Дело даже не в деньгах, их внешний вид явно диссонировал с окружающей обстановкой. — Праздник середины лета, — сказал Сяо Синчэнь, покидая очередное место после отказа, — и тут еще какой-то местный праздник. У них явно нет нужды в постояльцах. О том, как снова непросто было слушать это "комнат нет", даочжан не говорил и старался не думать. Столько полутонов он слышал каждый раз в этой простой фразе с тех пор, как ушел, — не передать! Сначала это было ужасно, унизительно, потом он стал привыкать к тому, что к слепому заклинателю лишь немногие относятся без высокомерия и пренебрежения. Это менялось обычно, когда люди получали от него помощь, а иногда — не менялось вовсе. Но сейчас даочжан поймал себя на том, что снова обращает внимание на чужое отношение, как будто он сам стал хуже и осознавал это. — Ничего страшного. Поищем еще. Я уверен, мы найдем что-нибудь, — сказал он и ободряюще улыбнулся, хотя чувствовал себя сейчас так, будто вынужден ходить и просить милостыню.