Затмение

Они шли быстро, но без лишней спешки. Сюэ Ян постоянно срывался на болтовню, но так же постоянно себя одёргивал и сам над собой посмеивался. От реки, увы, была только одна польза — можно было набрать чистой воды. В некоторых местах и это роскошь, а если дальше Жёлтая река, то там и не попьёшь толком. Хотя если от жажды глаза на лоб лезут, откуда только не напьёшься. — Гэгэ, нам деньги нужны, — Сюэ Ян вытер мокрый лоб, — то жарко, то холодно. Мы с тобой закалимся, как самые лучшие боевые мечи, то в огонь, то в ледяную воду, то в конопляное масло. Ты будешь вот навроде Шуанхуа — белый, изящный, благородно несущий… эээ… всевозможное добро и справедливость. А я… «А я и есть Цзян Цзай. Идеальный союз, безжалостно правдивый. Чёртово инь-ян». — А я горе жопорукого кузнеца. Ковал меч, получилась лопата! — он ржал от души, но всё-таки пытался перемешивать свои разговоры с длинными паузами, предоставляя Сяо Синчэню его любимую тишину. Деревня встретила похоронной процессией. Примета так себе, хотя Сюэ Ян не верил в приметы. Но и это неплохо, если это какой-то растяпа, погибший от распоясавшихся духов, или какой-нибудь твари, то они точно смогут заработать немного денег. Фразу «вот так удача» Сюэ Ян мудро проглотил, начав с сочувствия и прилично сдержанного любопытства. — Странно, даочжан, — поделился он своими соображениями. — Говорят, что то ли демон, то ли дух, то ли оборотень. Помощи просят… Но прячут глаза, как будто чего-то стыдятся. Возьмёшься, или лучше доверить это местным заклинателям? Они же тут должны быть, в городе так уж точно. *** — Я не заболею, я могу долго быть в холоде. Правда, не волнуйся, — Синчэнь совершенно по наитию чуть пригнулся, и ветка задела только волосы, — Если я не буду много молчать, поверь мне, ты заскучаешь. Ничего веселого я рассказать не могу. Он ел на ходу, и эта простая еда была самой вкусной на свете. Даочжан вообще не был избалован, но тут дело даже не в этом, а просто все было очень… правильно, да. Похоронную процессию он почувствовал еще до того, как они с ней поравнялись. Печаль, смятение и какая-то обреченность, что ли, витали в воздухе, и невозможно было этого не заметить. За время, пока Сяо Синчэнь сосредотачивался на ощущениях, прислушиваясь к воздуху, звукам улицы, и к Шуанхуа, который уже едва-едва, но вибрировал, Сян Хуа практично успел послушать разговоры. Вот как раз когда не понятно, о чем говорят — это верный признак того, что нечисть или многообразна, или одна, но очень опасна. — Нет-нет... — тихо сказал даочжан, — Если просят, и если уже все так, вероятно, местные заклинатели не смогли или того хуже — погибли. Конечно, я помогу. По-другому вопрос даже не стоял. Люди явно подавлены, вряд ли им есть, к кому обратиться. И чего они могут стыдиться? Что нет того, кто защитит, или что нет денег. Почему в такой местности может быть столь бедное поселение, даочжан считал не своим делом. Может быть, староста такой, а может быть, и это, скорее всего, несчастных людей давно мучает эта самая нечисть, до работы ли тут? — Только не думай о деньгах, Сян-гэ, — попросил Синчэнь и пошел вперед по улице. Беспокоить людей в трауре расспросами ни к чему, он почувствует все сам, — Укройся. И... пчела. Сейчас даочжану нужно было молчание и тишина, чтобы услышать даже самый слабый звук, иначе он не сможет ничего сделать. Шуанхуа дрогнул снова, будто бы просил о свободе, даочжан вынул меч и шел по улице, ступая как можно тише. Он ничего не говорил и только жестом попросил Сян-гэ не идти следом. *** Когда о нечисти говорят «оно скачет, кусается и страшно очень и убило вот», это может быть что угодно, не обязательно жуткое и опасное, может и вовсе хорёк по крыше прыгал, да кирпич на башку пострадавшего уронил. А что? Скачет, кусается, страшно очень, потому что нихрена не видно и меньше пить надо, а кирпич он же не спрашивает, сколько детей у этого идиота. Сюэ Ян скептически относился ко всем этим деревенским страшилкам, и с наслаждением нагнетал, если встречал на своём пути, чтобы потом стрясти больше с перепуганных крестьян. Было бы что-то серьёзное на самом деле, тут уже собачились бы прямо посреди погоста молодые адепты всех знатных кланов за право первым победить страшное и ужасное, снискать себе славу и совершенствоваться до посинения. Но это он, а тут вам попался даос — светлый, практически святой, да ещё и зацикленный на благородном бескорыстии. Вот именно поэтому бескорыстный даочжан скоро сможет спрятаться за собственным мечом, так исхудал. Но это как раз поправимо. Ему не обязательно знать, что денег крестьяне всё равно заплатят, добровольно или принудительно, а куда им деваться. Привыкли ездить верхом на благородных порывах невинной души! Не такой уж и невинной, раз внезапно умудрился собрать в одну пачку и требование не двигаться, и настоятельное распоряжение спрятаться, и… заткнуться. «Пчела?» Сюэ Ян только руками развёл и замолк, как обещал. Сам предложил, сам посмеялся, сам выгреб. Молодец, всё сделал сам. Он действительно не пошёл за Сяо Синчэнем, но и прятаться не собирался. Сразу — не пошёл, потом пошёл, когда насмотрелся. Облизал взглядом, в сотый раз удивился, как тонкий и обманчиво хрупкий даочжан умудряется вообще кому-то надавать по шеям, как он вообще выглядит… но голым в гостинице смотрелся куда красивее. Нет, в белых шелках и с мечом в руке — это хоть картину рисуй, но голым, в одном окровавленном полотенце… А сейчас по опустевшей улице, потому что похоронная процессия осталась позади, ещё за спиной Сюэ Яна были люди, а вот перед Сяо Синчэнем пусто, и нет никого, но наверняка где-то прячется нечисть. Причём там, впереди. «Пчела или не пчела, а условных слов для «стой на месте и не двигайся» мы не договаривались. Значит, могу идти за тобой молча». Он собирался просто держать Сяо Синчэня в поле зрения, если что, успеет прийти на помощь, но вряд ли она понадобится. Зато есть время и возможность взглянуть со стороны. И ведь есть на что посмотреть! Нет, ну надо было придумать это условное слово! Пчела! В шею что-то кольнуло, Сюэ Ян машинально хлопнул ладонью, прибивая комара, и тут же голову повело. Под пальцами оказалась иголка, а он падал, вот так бесславно падал, полностью обездвиженный, и даже крикнуть не мог. И падал не куда-нибудь, а в гроб, который только что пронесли мимо! Гроб изнутри оказался изрисован печатями, крышка закрылась, и кто-то грустно прошептал: — Уж извини, демоны хотят есть. Если мы не будем их кормить, они сами возьмут кого-то из наших. Справится с ними заклинатель — хорошо. Не справится — на время демоны будут сыты тобой, а потом придётся снова искать им обед. И крышка закрылась. Лёжа в темноте, немой и неподвижный, спрятанный от всего мира, Сюэ Ян не мог даже зубами заскрипеть. Это надо так нелепо попасться! До такой степени расслабиться! И кем пойман?! Выберусь — вырежу всю деревню. От старика до младенца. Вам демоны покажутся милыми кроличками. Но выбраться он пока не мог. Как не мог видеть, что в какой-то момент его пронесли прямо мимо Сяо Синчэня, а он ничего не чувствует, потому что изнутри гроб оклеен скрывающими талисманами. Дошутились. Он же грозился меня в гроб закрыть — вот. И что самое обидное, не он. Гэгэ, беги отсюда, эти выродки не заслуживают твоей заботы! Нечисть действительно бушевала в селе. Мелкие зловредные духи шалили и там и сям, но самая жирная тварь жила на окраине леса, куда Сюэ Яна и дотащили. Он мог только злобно смотреть, пока его вытаскивали из гроба, накидывали на шею тонкую наговоренную цепочку — ни снять, ни разорвать. Прикрутили к дереву, покрытому липкими побуревшими пятнами крови, и только тогда вытащили парализующую иглу. — Это украшение не даст тебе двигаться быстро, а то бывали у нас герои, — крестьянин аккуратно надрезал кожу на шее, как раз над цепочкой, кровь ленивыми каплями начала вытекать, пропитывая проклятое украшение. — Хозяин леса будет есть тебя медленно, у нас успеет вызреть урожай. Всем нужно жить, путник, и если для этого кому-то нужно умирать, так тому и быть. Хочешь кричать — кричи. Он быстрее придёт. Сюэ Ян тут же рванулся из пут, не давая ему договорить. Молчал — не мог решить, стоит ли кричать. Что кричать? «Сяо Синчэнь, спаси меня»? Он-то спасёт… если дадут. Вон какие рожи фанатичные, встанут живым заслоном и не пустят, пока его тут будет жрать тварь. «Сяо Синчэнь, беги отсюда»? Ну побежит он… куда?! А главное, зачем? Маска у него, вот она, за пазухой в мешочке. Даже кастрюлька идиотская тоже у него. «Надо было отдать ему, навязать, заставить. Почему я не подумал, что это именно со мной может случиться какая-то хрень?» За деревьями раздался скрежещущий вой и Сюэ Ян с силой сцепил зубы, напряжённо развёл пальцы. Чёрт с ним, нужно просто постараться призвать Цзян Цзай, он сможет освободиться и убить тварь до того, как она начнёт жрать. Вот только меч почему-то не откликался. *** Это условное слово сработало просто прекрасно! Даочжан порадовался, что Сян-гэ так здорово придумал, правда, только сейчас он понял, что с отменой пчелы идея не самая удачная, потому что "пчела" можно сказать, а укусить словами — нельзя. Ну, то есть можно, конечно, фигурально выражаясь, но Сяо Синчэнь не умел. Ладно, если придется, укусит фигурально, сейчас главное сосредоточиться. Он шел неспешно, но и не медлил, потому что пока кроме легкой вибрации Шуанхуа и тишины не было ничего подозрительного. Впрочем, даочжан знал, что тишина в местах, где бесчинствуют демоны, тоже — явление обычное. Но вот еще шаг, другой... и Шуанхуа успокоился. Сяо Синчэнь остановился, обернулся вокруг. Пустота — лучшее слово, чтобы описать то, что он слышал. Ни шороха, ни звука, ни скрипа двери или даже вздоха. Всегда, если что-то происходило, даже самые напуганные люди издавали какие-то звуки, а тут — ничего. Напоминало Город И, только это место совершенно не было знакомо даочжану. Синчэнь вздрогнул, поняв, что он не просто не слышит — он не чувствует присутствия Сян-гэ, а это невозможно. Так не бывает, потому что даже когда Сян Хуа молчал, Сяо Синчэнь ощущал, что он где-то рядом. — Сян-гэ, — позвал даочжан и уверенно шагнул обратно, — Сян Хуа! — второй раз он позвал громче, но Сян-гэ не вышел. Еще раз обернувшись вокруг и послушав пустоту, Сяо Синчэнь уверенно пошел назад, туда, где за спиной осталась траурная процессия и где должен был быть Сян Хуа. Но тишина сопровождала его до конца улицы, и только у ворот Шуанхуа в руке даочжана снова вздрогнул. Плохо. Сян-гэ нет, а меч, наоборот, снова чувствует злую силу. — Сян Хуа! «Если это твое дурацкое упрямство не отвечать, пока "пчела", убью, суну в гроб и на себе потащу в Аршань! Что за бред? Глупые шутки!» Даочжан шел, полностью доверяя голосу меча, сжимал рукоять, сосредоточенно слушая мир вокруг. Он свернул налево, меч задрожал сильнее, и теперь Синчэнь уже совсем не сомневался, что Шуанхуа его ведет прямо к нечисти. Вот только Сян-гэ даочжан так и не чувствовал, абсолютно, и это могло означать только то, что демон его... «Забрал. Нет, нельзя просто взять и забрать Сян Хуа, чтобы он не произнес ни единого слова! Так не бывает даже у него, даже при самом неправильном упрямстве. Только если...» Да, только если сразу убить на месте, но от этой мысли сердце Сяо Синчэня обожгло таким холодом, что он вышвырнул ее из головы сразу, потому что стоит такому поддаться — и проще прямо сейчас лечь и умереть, потому что страх просто не даст сделать ничего. «А мне страшно. Так. Все». Он услышал вой, не близко, но разве это важно? Сяо Синчэнь направился ровно в ту сторону, тем более, что меч его в этом полностью поддерживал. Судя по звукам, тварь двигалась от деревни, от реки, что там может быть? Лес? Почва стала бугриться, вскоре пошла луговая трава, но и луг быстро кончился, рычание стало ближе, слышнее. Сяо Синчэнь никогда так не торопился на встречу с демонами. Обычно он спокойно шел вперед, а очередная тварь или твари находили его. Но здесь ему некогда было ждать, пока найдется эта точка пересечения, он торопился, и потому нужно было ориентироваться лучше. — Сян Хуа! — снова позвал Синчэнь и замолчал, концентрируясь. Все его чувства, весь он сейчас был направлен только на одно — слышать пустоту вокруг и действовать, никаких других ориентиров просто не осталось. Он, его ци и Шуанхуа. *** Изящный светлый силуэт там, вдалеке. Сюэ Ян снова злобно рванул руки из верёвочных петель. Если даочжана ведёт меч, то он придёт прямо сюда. Если мечу нужно подсказать направление, то он это уже делает — кровь вела тварь прямо к нему. А дальше что? Дальше-то что?! «Крикнуть — тварь быстрее явится за ним. Здесь эти хитрые захватчики точно не соврали. Не крикнет… Что тогда?» Сюэ Ян зажмурился. Был бы он таким вот крестьянином, что бы он сделал? Что бы он сам, по-простому хитрый и практичный, сделал? Он и накормил бы тварь на всякий случай, вдруг заклинатель не справится, а дальше оставил бы всё на суд провидения. Справится заклинатель — цветами закидаем. Не справится — тварь получит ещё и десерт. Любой исход на пользу. Это значит что? Это значит, что он в любом случае не жилец. Сначала они дадут твари его сожрать… Так зачем теперь-то молчать? — Сяо Синчэнь, — выдохнул он на пробу, шкурой почувствовал, что тварь приближается, до боли в груди вдохнул и закричал. — Они кормят тварь людьми! Сяо Синчэнь, они кормят тварь, хватая путников! Сильный удар в живот заставил его подавиться криком и закашляться. — Когда я говорил, что ты можешь кричать, я не это имел в виду. Хозяина леса нужно кормить. Но и умирать мы не собираемся. Значит, тварь получит двоих. И в чужих пальцах сверкнули иглы. Вот в этот момент Сюэ Ян почувствовал липкий страх, скручивающий всё тело. Смотреть, как лесная тварь жрёт его даочжана, он не хотел. Поэтому он рванулся вперёд и вцепился зубами в эти пальцы. Иглы воткнулись в губы, но он всё равно зло сжимал челюсти, пока этот местный заправила не завизжал на высокой ноте, прощаясь с откушенными пальцами. Он сплюнул в сторону и поморщился. Полный рот крови, вперемешку своя и чужая. Но своя это лирика, а чужая — не та. Это не та кровь, которую он любил. В спину дохнуло душной темнотой, и Сюэ Ян судорожно закрыл рот. Кричащий человек сейчас корчился перед ним, прижимая к груди окровавленную руку. Тварь должна выбрать громкую жертву. Но смотрел он не на трапезу Хозяина леса. Смотрел он на Сяо Синчэня, которого пытались не пустить к нему, пока тварь не получит первую жертву. Деревня должна получить гарантии, что же, это понятно. «Пусть они и меня поймут, когда я всех поубиваю». — Сяо-гэ, сзади! — крикнул он, когда понял, что сюда подтягивается ещё и мелкая нечисть. За этот крик он расплатился сполна — тварь тут же вытянула из него часть ци, оставив мерзкое ощущение подкатывающей слабости. *** Меч чувствовал, как демон несется уже близко, но летел он не на Сяо Синчэня, а словно вперед и наискосок, у него была другая цель, другая жертва, и даочжан, не раздумывая, бросился напрямик. Он едва не споткнулся — кто-то встал у него на пути, и это живое препятствие никак не могло быть нечистью, иначе Шуанхуа не дал бы его пропустить. Оно дышало, и хватало за руки, и было вполне живым. — Отойдите, спрячьтесь, — коротко велел заклинатель и попробовал миновать человека, но его только крепче схватили за руку. Какие-то ничтожные мгновения, но это могло стать непоправимым промедлением, демон отдалился, а потом Сяо Синчэнь услышал голос, но не разобрал слов — ему достаточно было узнать. — Сян Хуа, — прошептал он и крикнул, отталкивая человека, — Отойди! Рукоять Шуанхуа ударила в грудь, Сяо Синчэнь услышал только резкий выдох — значит, попал в самую уязвимую точку, и помеха рухнула на землю, но этого Сяо Синчэнь уже не дожидался, он ринулся вперед. Теперь он чувствовал Сян-гэ, знал, где он, но так же отчетливо он ощущал и присутствие твари. Раздался крик, кто-то кричал в той же стороне, кричал больно, страх выплескивался через край этой души, а на Сяо Синчэня уже навалилась новая тяжесть. Еще один. Они одержимы, что ли? Даочжан дернулся, саданул локтем назад, резко повернулся, ударил ребром ладони. Снова всхлип мучительный, как бывает, когда кто-то не может вдохнуть — не смертельно, но мешать не сможет. Человек... Да, Сяо Синчэнь был уверен — мешают ему не одержимые, не марионетки, а самые обычные живые люди, иначе меч уже указал бы своему хозяину на каждого, но Шуанхуа рвался вперед, туда, где тварь уже набирала темную силу. — Стой... — прохрипел кто-то, хватая его за ногу. «Это люди! А там — Сян-гэ! Но...» Никаких "но" не осталось, когда Сяо Синчэнь ощутил холод. Это черная тварь там обволакивала его Сян Хуа, а здесь, прямо в сердце, вспыхнула белая, кристально-чистая ярость. Тонкий свист идеально отточенного меча о воздух — и хватка на ноге даочжана тут же исчезла. Он услышал, как струйка крови потекла по клинку, и шагнул вперед. Еще один взмах заставил свалиться второго ненормального, попавшего под меч, но крик потерявшего руку человека раздался уже за спиной Сяо Синчэня. Он повернулся еще раз, другой, третий, и не смотря на то, что Шуанхуа рассекал живую плоть и не вел хозяина, а даже наоборот — мешал, вырываясь в сторону по-настоящему серьезной опасности, даочжан не промахивался. Когда он услышал отвратительное хлюпанье вспоротого живота, снова раздался голос Сян-гэ. Это и напугало, и обрадовало одновременно. Страх уколол будто нож, потому что Сяо Синчэню все еще было далеко, еще не меньше десятка шагов, но радость, потому что Сян-гэ уже близко. И тут Шуанхуа распознал ближайшую цель. Даочжан взлетел над землей на высоту собственного роста, одновременно рассекая напавшую со спины тварь, приземлился, опять развернулся, нанес еще один точный удар по следующей, третья увернулась. Еще шаг вперед, еще один. Запах крови, уже пропитавшей землю, запах страха, звуки пораженного болью дыхания... Кто-то корчился впереди на земле, но даочжану сейчас это было интересно только потому, что надо было перешагнуть. *** — Не ходи, господин, не ходи! — за Сяо Синчэня зацепился один из тех, кто ему мешал, обхватил за ноги. — Демон съест этого бродягу, станет неповоротливым, тогда убьёшь, а раньше нельзя. Сюэ Ян даже умудрился это услышать, потому что даочжан был уже близко. И умудрился увидеть, что он щадит людей. Было время даже криво улыбнуться. Вот он весь такой — лишь бы не причинить вреда, пока это возможно. Вот только бродягой тут был он сам, и не факт, что после этого демон станет неуклюжим. Что-то он не помнил ни одного демона, который лёг бы переваривать. Будет убивать и жрать до тех пор, пока будет задор и стремление, а они не иссякают. Он знал это так же точно, как о себе — у него не иссякали ни задор, ни стремление убивать, ни единого разу он не остановился лишь потому что якобы насытился. Всё просто — убивать весело, приятно. К демонам Сюэ Ян себя не причислял, но проявлял понимание этой вечной жажде. И умирать не боялся. Просто мне нужно жить. Я хочу посмотреть тебе в глаза. Сяо Синчэнь в бою был настолько прекрасен, что хотелось восторженно орать. Сюэ Ян знал, как он выглядит со стороны противника, было дело, сражались, ещё когда даочжан видел. Он запомнил. Он никогда это не забывал. А вот со стороны зрителя не видел, даже в гостинице застал только вид после. — Сяо-гэ, не верь! Сожрут меня, и тебе не дадут уйти! Я к дереву привязан! Этот крик стоил ему ещё одной порции ци, Сюэ Ян моментально замёрз и обмяк, повис на руках, цепочка натянулась на шее, врезалась в горло. Что он мог ещё сделать? Да теперь-то он вообще ничего не смог бы, даже если бы сумел освободиться. Хотя перерезать несколько глоток точно сумел бы. Перегрызть. Вокруг медленно сжималась душная и холодная темнота. Стоило закрыть глаза, и он чувствовал, что из него вытекает сила тонким, но стремительным потоком. Зато с открытыми глазами он мог видеть своего даочжана, живого, яростного и стремительного, забрызганного чужой кровью. Карающий небожитель, рухнувший на головы нечестивым. И это зрелище как будто помогало ему продержаться, помогало не сдохнуть раньше времени. Белый росчерк посреди сгущающегося мрака. — Сяо-гэ, — зашептал он, с трудом удерживаясь в сознании. — Беги… «Беги. Вернёшься потом, когда тварь уйдёт. Она не съест маску и не тронет священный сосуд, не заберёт мою одежду и вещи. Ты сможешь спокойно забрать их и пойти дальше. Уходи, береги себя». — Прости меня, гэгэ, — он уже неосознанно шептал это, сжираемый заживо. — Беги. Брось меня. Беги отсюда. Он всё ещё видел Сяо Синчэня. Окровавленный меч в его руке двигался так быстро, что временами казался веером, и это было похоже на танец. Прекрасный смертоносный танец. Сюэ Ян улыбнулся. Лучшее, что можно увидеть перед смертью. Повезло. *** Они привязали его к дереву?! Они посмели?! За гнев даочжана по этому поводу поплатилась еще одна липкая и стремительная тварь и не менее приставучий человек, зачем-то бросившийся ему под ноги. Синчэнь стал чувствовать Сян-гэ хуже, а вот демон, наоборот, набрал еще. Он тащил жизненные силы из Сян Хуа, напитывался ими и становился сильнее, пока даочжану не давали пройти. Каждый миг промедления стоил слишком дорого. И, видимо, эти люди не верили в возможность слепого заклинателя справиться с тьмой, потому что даже сейчас находился кто-то, кто пытался его остановить. Исключительно интуиция сработала, когда даочжан понял, что сзади кто-то замахнулся для удара. Сомнение порождает неверие. Кто не соблюдает дао, погибнет раньше времени. Сяо Синчэнь повернулся, улыбка замерла на губах, и Шуанхуа опустился, одним ударом рассекая нападавшего от плеча через грудь. Человек рухнул, когда даочжан уже стоял к нему спиной и собирался использовать те драгоценные моменты, которые сейчас Сян Хуа заполнял своим шепотом. — Молчи! — бросил Сяо Синчэнь нервно, и отмахнулся мечом от очередного демона. «Зачем ты говоришь? Он же пьет тебя! Не трать силы! Нельзя говорить!» — Молчи! — умолял он, пронзая клинком очередную жертву. Синчэню нужно было время, хотя бы вспышка времени. «Обратись к ней, и она охотно послужит тебе», — говорил Лао-цзы о ци. И Сяо Синчэнь зашелся внутренним криком, вымаливая у самого себя все силы, которые у него сейчас были, для заклинания. Он мог бы просто ударить, но монстр был рядом с Сян Хуа, и боевое заклинание без сомнения его заденет. Единственный выход — ледяные оковы. Сложно... в последний раз Сяо Синчэнь делал это еще будучи зрячим и полным сил. "Прости меня, гэгэ" — шепот достиг ушей, наполнил сознание, проник в самое сердце тем ощущением боли на грани отчаяния, от которого становится невозможно дышать, так его много. Голубые искры потекли по рукам Синчэня, по мечу, концентрируясь на кончиках пальцев и на самом острие. Даочжан сплел в воздухе сложные иероглифы заклятия, капли крови, стекающие по мечу, от мощного выброса энергии разлетелись мириадами мельчайших невидимых брызг, и эта волна ударила в каких-то людей — Синчэнь не слушал, только зафиксировал сознанием крики. А горящая льдом энергия начала стремительно скручиваться в жгуты, даочжан направил ее вперед, на тьму, и оковы обвили тварь. Тонкие пальцы Синчэня сжимались, меч совершил оборот, и путы стали стягиваться на теле демона, сдавливая его сильнее и сильнее. Но тварь оказалась мощной и так сопротивлялась, что Сяо Синчэнь ужаснулся — она черпала силы из своей жертвы, а значит убивая ее, Сяо Синчэнь убивал и Сян Хуа. Нужно было оттащить демона, оторвать его от Сян-гэ немедленно. Даочжан собрался, потянул оковы ци на себя, шаг назад, еще... и вот кто-то снова схватил его за край ханьфу. Кто-то все еще пытался остановить его. Кто-то все еще думал, что слепой заклинатель не справится, что надо позволить этому злу сожрать невинную душу. Даочжан не издал ни звука, спокойный и мертвенно-бледный, он сосредоточил оковы в одной руке, держащей меч, а другой сделал резкий выпад, одновременно сплетая простое, грубое, но крайне действенное заклятие, которое ударило человека, убивая на месте — быстро, да и тварь не получила ни криков, ни боли. Отступая еще на шаг, снова держа ци в обеих руках, Сяо Синчэнь равнодушно наступил прямо на тело, и в спину прилетел совсем иной удар — еще какой-то мелкий демон заставил даочжана покачнуться и на миг потерять концентрацию. Всего этого хватило, чтобы тварь рванулась с диким, нечеловеческим воплем, едва не разбила с таким трудом созданное Сяо Синчэнем оружие. Когда они путешествовали с Сун Ланем, у них на такие случаи всегда был отточенный план. Стратегия, которая работала безошибочно. У Синчэня одна задача, у Ланя — другая, если один ошибался или терял силы, второй страховал. Но здесь Сяо Синчэнь был совершенно один и он даже не вспомнил о Сун Лане и о том, как не хватает этой поддержки в бою. Пожалуйста... Неисчерпаемо. Безбрежно... — даочжан отчаянно вырывал всю энергию, которая только в нем была. — Он же умрет!!! Его подбросило вверх, он взмыл над землей, Шуанхуа снова совершил оборот, на бледных тонких руках под кожей проступили вены, а на повязке — розовые пятна, но даочжан рванул путы на себя, отрывая демона от жертвы, отбрасывая прочь. И как только тварь лишилась возможности тащить энергию из Сян-гэ, ледяные оковы стали сжимать ее до предела. Сяо Синчэнь вылил в это заклинание всю свою ярость, весь страх, все отчаяние и всю надежду на то, что Сян-гэ выдержал и все еще жив, пока, наконец, не раздавил нечисть. Напряжение схлынуло так быстро, что даочжан коротко и громко крикнул, хрипло выдохнул и упал на землю. Голова гудела, руки немели, но Сяо Синчэнь по-прежнему сжимал Шуанхуа, который придавал сил и уверенности. -Сян-гэ! — Синчэнь оперся на меч и поднялся, бросился туда, где должен быть Сян Хуа, рухнул на колени, споткнувшись о все еще живого человека, и судорожно стал ощупывать землю, корни, ствол, пока наконец рука не нашла ноги висящего человека. Сердце колотилось, как бешеное, словно с каждым ударом от него откалывался кусок. Страшно было так, что именно этот концентрированный страх вылился в новые силы. Быстро и методично даочжан ощупал Сян-гэ, встал перед ним, чуть приподнял за бедра, прижался, чтобы принять вес тела, и только тогда перерезал веревки. Только необходимость следить за тем, чтобы меч не поранил Сян-гэ, позволила даочжану не рухнуть в панику. Он подхватил его, бережно и крепко, опустил на траву и, совершенно не готовый к самому страшному, дотронулся до его лица. Холодный, ледяной... ресницы не дрожат, губы... словно припухли и тоже холодные. Почему они такие холодные? Они не должны быть такими! Они другие у него! Другие! Горячие! Подбородок, шея... кровь... где пульс?! Нет-нет-нет... нет! — Сян-гэ! — ему казалось, он кричит, но с губ сорвался только хриплый шепот. Так. Соберись. Сяо Синчэнь распахнул на его груди ханьфу, положил одну ладонь на сердце, вторую — на шею, касаясь пальцами там, где должен быть, но не было пульса. Он наклонился близко-близко, замер, не позволяя себе даже дышать. Голубые искры ци сделали кожу Сян-гэ почти прозрачной, они будто тонкие струи потекли с кончиков пальцев в тело, в вены, но Синчэнь этого не видел. Повязка сильнее окрасилась кровью, он почти касался губами губ Сян Хуа, страшась только одного — так и не почувствовать его дыхания. *** Главное не отключаться. Главное — протянуть подольше. Перед смертью не надышишься, но можно попытаться насмотреться. Миг растягивался в бесконечность, и можно смотреть ещё и ещё, как взлетает и опускается меч, как строгая линия губ размыкается, чтобы снова и снова скомандовать «Молчи!»… Сияющий лёд, и белое с красным, жестоко расправляющееся с хищной чернотой — уходящая жизнь оказалась до такой степени прекрасной, и погасла на высокой точке накала. Сюэ Ян чувствовал себя еле мерцающей точкой, затерявшейся в темноте, и эта точка потеряла направление. Его кто-то звал, но и то… не его, а какого-то Сян-гэ, просто откуда-то он знал, что это имя он придумал сам, и сам себе его дал на время. Звал, но не словами. К остывающему телу прикоснулось горячее, оно было везде. И только потом пришли слова. «Я никогда не оставлю тебя. У тебя нет шансов остаться одному. Даже после смерти я буду рядом, даочжан». Над головой — чаша опрокинутого неба, но его почти не видно. Видно только красное и белое. Бледное лицо, перечёркнутое белой повязкой, на которой расплываются красные пятна. Сюэ Ян приоткрыл глаза и медленно потянул в себя его дыхание, этот хриплый шёпот. И очень хочется отозваться, но сил пока нет. Он смотрел из-под тяжёлых свинцовых век, и не мог понять, почему только вдыхает, но выдохнуть не может. Почему в него льётся что-то жаркое и обжигающее, но откуда? Почему при этом бледное лицо над ним становится ещё белее, хотя уже некуда? Почему в опрокинутом небе там, наверху, появился металлический блеск, и что он означает, если его сжимают чьи-то пальцы, направляя вниз? Он понял, что это за металлический блеск. Это нож. Он в чьей-то руке. И что этот человек собирается делать? Прозрение пришло мгновенно. Сюэ Ян распахнул глаза, вцепился в Сяо Синчэня, неизвестным чудом оттолкнулся от земли, перевернулся и подмял его под себя. — Даочжан, — выдохнул он, дёрнулся всем телом и застонал сквозь зубы, когда нож вонзился в спину. — Сяо-гэ… больно как… Злость. У кого-то ци, у кого-то дао, у него — злость. Сюэ Ян поймал за горло того, кто ударил ножом, вбил в землю рядом с Сяо Синчэнем, под пальцами хрустела гортань, крошилась осколками хрящей. — Мой… — он задыхался, стараясь успеть ему сказать всё, оставил труп валяться рядом и дрожащими пальцами поправил повязку на глазах. — Не надо… не плачь. Не из-за меня. Только не из-за меня… Не трать всё, гэгэ. Не на меня. Пожалуйста. Он старался не придавить его, просто тело очень тяжёлое, на локтях не удержишь. Но его даочжан сильный, он только кажется хрупким. — Упрямый мой даочжан… Хочется бессильно уронить голову ему на плечо, но лучше так, чтобы уткнуться лицом в шею. Тогда можно дышать им, считывая губами каждый удар пульса. Спину жжёт острым, но пока нож нельзя доставать из раны, а то можно истечь кровью. — Прекрасный мой… мой… Он всё-таки не удержался, прижался к его губам поцелуем, застонал. Больно. Губы болят. Зато теперь у Сяо Синчэня рот в его крови, и это придаёт ему вид порочный и зовущий. Что-то происходит сейчас с силой, энергия настраивалась как маятник, закольцевалась, плавно возрастая у обоих с каждым витком. Сюэ Ян вдруг понял, что сегодня он не умрёт. Точно не сегодня. И этим нужно было срочно поделиться. — Мы умрём не сегодня, боль моя. Не сегодня. Я хочу видеть, как ты смотришь на меня. *** Сколько прошло времени? Достаточно, чтобы Сяо Синчэнь почувствовал рвущийся крик. Он боялся вдохнуть, боялся пропустить, не услышать, не подхватить отголосок души, чтобы помочь ей зацепиться. Но первое едва уловимое дыхание чуть не опрокинуло его в пропасть, а потом он и правда полетел. Мир вздрогнул, даочжан оказался на спине. — Сян-гэ... — он схватил его крепко и почувствовал удар. Даочжан все понял быстрее, чем Сян Хуа произнес — его боль была слишком осязаема, его злость — еще отчетливее. И даочжан ничего не мог сделать — станешь выбираться, и только помешаешь, добавишь боли, отвлечешь. Он слышал, как умирает человек, но в этот момент ему было совершенно все равно. Сяо Синчэнь думал только о том, что только что вернувшееся сердце сейчас может остановиться. Тонкие пальцы нашли нож на спине, пока Сян Хуа расправлялся с противником. Холод схватил за горло — место опасное, рана глубокая... — Сян-гэ... Дрожащие пальцы на повязке, такое слабое дыхание и обреченность... Он все равно его защищает, даже так! «Я не плачу. Я боюсь. Из-за кого же? Только из-за тебя... Нет. Не смей. Нет...» — Сян-гэ, все будет хорошо, не говори ничего, не говори, мне надо успеть... — Он высвободил все-таки руки, обнял его шею, ласково погладил, снова сосредоточился, чтобы отдать ему еще ци — Не гово... Вкус крови, горечи, боли и нежности смешался в поцелуе, Сяо Синчэнь наполнялся силой, природы которой он сейчас не понимал, не мог сразу уловить, но здесь точно было что-то помимо его собственного сердца и души. Он ощутил себя как сосуд, который наполняется, и одновременно источником, который отдает, даочжан как будто держал эту силу в руках и тут же отпускал ее, и становилось легче, стиралось, растворялось чувство безнадежности, утраты, а надежда наоборот крепла. — Не сегодня, — повторил Синчэнь, слизывая с его губ медный вкус и горечь, — я тебе не разрешаю, ясно, — и он уже совсем по-настоящему отвечал на поцелуй, робко согревая и отдавая тепло, и губы Сян-гэ снова становились горячими. Было страшно причинить боль, но это совсем другая боль, которая дает почувствовать Сян-гэ, что он живой, дышит, и что он не один, и его даочжан никуда его не отпустит. Умрем. Только вместе. И только не сегодня. — Ненормальный, — даочжан улыбнулся, снова слегка касаясь его губ, — Тебе больно, Сян-гэ... Он осторожно притянул его к себе, словно испугался, что сейчас эта близость исчезнет, и тихонько коснулся губами снова, пальцы запустил в волосы, другую ладонь положил на затылок, ближе, еще ближе, чтобы ничего между ними, пока это тепло и эта странная энергия дает его Сян Хуа силы. Он не отпускал, пока дыхание Сян-гэ не стало теплее и не наполнилось жизнью, пока даочжан не убедился, что все "прости", "не трать", "брось" и прочие глупости не исчезли из этого упрямого сердца. — Дай мне помочь тебе. Сян-гэ, нож в спине, кровь... — он давно чувствовал цепочку, нехорошую, она давила и от нее надо было избавиться, а под ней рана. Сяо Синчэнь припал к ней губами и лизнул, запекшаяся кровь царапнула язык, но он лизнул опять, потому что ему надо было убедиться, что там нет никакой темной гадости, ничего неправильного. Дрянь мешала. Синчэнь одними губами произнес заклинание, сжал цепь пальцами, и она оборвалась вместе с наговором. Гнев снова ударил в сердце и мысли. Эти люди, что сотворили такое с его Сян Хуа, где они?! Все остальные? Нельзя медлить, один уже напал, сколько их еще? — Сян-гэ, так опасно, — тихо сказал даочжан, — Сейчас я встану, положу тебя на бок, найду повязку и вытащу нож, хорошо? Потерпи, будет больно. Он очень осторожно высвободился, перенес вес на другую руку, положил Сян Хуа на траву и встал перед ним на колени. Прислушался, ничего кроме предсмертных сипов по разные стороны от себя не услышал, и принялся за дело. Пока можно ограничиться кровоостанавливающим, потом, когда они уберутся с этого места, даочжан займется всеми ранами, осмотрит Сян Хуа всего-всего, ничего не пропустит. Он приготовил листья, нашел вовремя припрятанный в пещере талисман, потом без предупреждения одним резким движением вынул нож, приложил сверху листья и накрепко замотал, вложив в повязку листок древнего заклинателя. — Прости, я старался быстрей... — что-то дернулось справа за спиной, Сяо Синчэнь даже не стал разбираться, спрашивать, слушать, он просто схватил с земли только что вынутый из спины Сян Хуа нож и точным ударом вогнал его в живое. Судя по звуку, оказалось ухо... или глаз. — Мы уходим отсюда, — спокойно сказал даочжан, помогая Сян Хуа подняться. Меч привычно лег за спину. *** «Нет, это мне, мне надо успеть! Я вдруг понял, что могу не успеть…» Если за такой поцелуй нужно умереть — ладно. Он готов умирать трижды в день, лишь бы Сяо Синчэнь не уставал его воскрешать. Особенно таким способом, лучшим из всех возможных. — Не разрешай мне, даочжан. И я послушаюсь. Очень хотелось смеяться. Он попробовал. Нельзя. С ножом в спине смеяться не получается, сразу чувствуется собственная смертность. Но — не сейчас. Пусть его Сяо Синчэнь снова испуган, но по крайней мере не он его напугал, не специально, не нарочно, всё получилось случайно, он не хотел. «Не плачь, гэгэ, пожалуйста, не надо. Пора сменить повязку на лице, у меня есть чистая. Сейчас я отдышусь, и всё сделаю». Так ведь нельзя. Что происходит? Он что, всё-таки умирает? Иначе с чего Сяо Синчэнь внезапно будто прощается, покладистый, взволнованный, сам его целует, влетая пальцы в волосы на затылке, прижимает к себе? Что-то не сходится, что-то не совпадает. Он разучился думать, просто сейчас всё слишком хорошо, и не верится, а верить внезапно хочется. Особенно в скользящий по шее язык. — Если ты будешь мне так помогать, то я очень беспомощный, гэгэ, помоги мне ещё. И тонкие белые пальцы подтягивают его за цепочку на шее, скользят по коже, натягивают наговоренный металл. Сюэ Ян только ждал, что будет, просто потому что не может его даочжан сделать ему плохо, он для другого здесь. Когда цепочка разорвалась, стало легче дышать. — Ничего, — выдохнул он и пожал бы плечами, если бы так не болело. — Знаешь, гэгэ… я бы предположил, что нож с отравой. Будто меня не резали никогда, неужели я простой нож не распознаю. Но потом я понял. Я ведь обкусанный со всех сторон, поэтому болит. Недожранный. Недоедок? А, огрызок! Он не мог не шутить, хотя тихий умученный голос выдавал и усталость, и неожиданное полубезумное счастье, и злую живучую надежду. Сюэ Ян безропотно позволил повернуть себя на бок, задержал дыхание, но всё равно зарычал от боли, выдирая жухлую траву судорожно скрюченными пальцами. Вот ведь, никогда боли не боялся, но сейчас как огрызок оказался слишком чувствительным. Лишишься доброй части энергии, станешь нежным, как весенняя бабочка. Омерзительное ощущение нагой уязвимости бесило страшно. — Ты что… куда уж быстрее, Сяо-гэ. Ты самый быстрый даочжан из всех встреченных мной даочжанов. «И не соврал. Этот удод Сун Лань оказался недостаточно быстрым, чтобы со мной справиться, зато тебя обскакал обманом. О чём я думаю, а? Выбросить всё из головы. Но как выбросить, если мой даочжан убивает прямо сейчас, и убивает при мне… убивает за меня». Он поднимался на ноги целую вечность. По крайней мере, это так ощущалось. Это уязвляло. Никакие объяснения не принимались. Подумаешь, парализовало! подумаешь, сунули в гроб! Кстати… — Гэгэ… они меня сюда в гробу принесли. Ты грозился меня в гроб засунуть, помнишь? Он всё-таки поднялся. Поднялся и сделал несколько шагов, умирая от желания не наваливаться так на Сяо Синчэня. Быть слабым — омерзительно. Ноги тяжёлые. Он весь какой-то тяжёлый, неподъёмный. Сюэ Ян прицельно наступил на горло ещё живому крестьянину из тех, что прикручивал его к дереву, надавил, удовлетворённо слушая, как хрустит об хребет раздавленная трахея. «Помогает. Как всегда, помогает. Прекрасно». — Сяо-гэ, — сипло проговорил он, стараясь бодрее передвигать ноги. — Я думаю, что эта деревня нам должна… компенсацию. Как минимум — ночлег. Он попытался представить, что они засыпают. Ага. Среди этих убогих, которые предпочли кормить нечисть, как лёгкий способ избавиться от проблемы. Нормально! Хрен уснёшь. Кому-то придётся сторожить. Кому? — Иначе не честно, — он остановился, чтобы перевести дыхание. — Начинаю думать, что под кустом безопаснее. Гэгэ, положи меня куда-нибудь. Хоть куда угодно. Хоть в канаву. Если ты ляжешь рядом, я готов уснуть на раскалённых углях. *** В гробу? Они сунули его в гроб?! — Помню, — даочжан помог подняться, они вместе сделали пару шагов, и вот тут-то на этот самый гроб и наткнулись. Сяо Синчэнь едва не ухнул туда спиной, в последний момент подставив руку, — Погоди-ка, — он посадил Сян Хуа на кромку гроба и, придерживая одной рукой, второй обшарил стенки, куда достал, оборвал несколько талисманов. — Нет, гэгэ, если б я тебя запечатал в гроб, то поверь мне, сделал бы это более тонко и красиво, — отшутился он, спрятал талисманы и повел Сян Хуа прочь с этой кровавой опушки. На самом деле сработано было и правда грубо. Зато надежно, как и заговор на цепочке, как яд на губах и яд, вкус которого еще жил на шее Сян Хуа, когда он очнулся. И значит, кто-то здесь это сделал. Вместо того чтобы бороться с демоном, пока он еще не напитался чужими душами, этот человек предпочел направить свои знания во зло! — Ночлег, — согласился даочжан, — и еще здесь должны быть лекарства. «И если я не убил того, кто тебя упрятал в гроб, то его лучше как можно быстрее найти. И старейшину, если он тоже жив». — Все, больше мы ничего не возьмем, Сян-гэ, — очень серьезно сказал даочжан, — Договорились? Никаких денег, ничего. Если б ты не был так слаб и ранен, мы бы вовсе ушли. Потерпи, Сян-гэ, я найду, куда тебя положить, — он чуть улыбнулся, — Хоть ты и огрызок, но все-таки мой огрызок, не могу же я положить тебя на землю. Он довел Сян Хуа до деревни, но у ворот их встретили люди. — Молодой господин... — голос мужчины дрожал. За его спиной кто-то говорил, но он явно велел молчать, так что слышался лишь тревожный шепот. Даочжан остановился, придерживая Сян Хуа. — Ты боишься, — спокойно сказал Сяо Синчэнь, — Дом. Пустой. С очагом и водой. С постелью. В центре деревни. Не подходить к дому на полсотни шагов, бойтесь тихо по домам. — Да, молодой господин, — говорящий так обрадовался, что их прямо сейчас никто не карает за содеянное, что поторопился согласиться, даже добавил. — Вам принесут еду, воду, все, что пожелаете... — Я не закончил, — перебил даочжан тем же ровным тоном, — никакой еды, ничего. Я сказал, что мне нужно. Покажи дом. И пусть придет человек, который это сделал, — он вынул один из талисманов и снова спрятал. — Но... молодой господин... — Не говори со мной. Где дом? — Да, молодой господин... Сюда. — Потерпи, гэгэ, — тихо попросил даочжан, — деревня маленькая, должно быть близко. Если можешь, посмотри на людей. А не можешь — не уставай. Сяо Синчэнь мог слышать страх в голосе, недоверие, множество эмоций, звуки деревни, но все равно без зрения ему не заметить какого-то взгляда, важной детали... Синчэнь ушел бы из этого места немедленно, если бы Сян Хуа не нуждался в помощи. Люди, которые так поступают, не вызывали у даочжана никаких чувств кроме омерзения. Он мог многое понять, от отчаяния человек способен на всякое, но здесь... здесь он не видел оправдания. «Они забрали моего Сян-гэ. Разве это должно ослеплять? Разве есть разница между Сян-гэ и остальными путниками? Есть. Нет. Есть. Сян Хуа не сделал им ничего плохого. Как и другие, которые были. Но разве из-за любого другого я бросился бы вот так? Сколько человек осталось у леса? Хватит. Никто не может забрать Сян Хуа, даже если он святой. Эти — не святые». *** «Поверь мне?» Сюэ Ян застонал от боли. Губы сами растягивались в улыбке, и от этого надорванные проколы снова начали кровить. А не улыбаться — никак. Сяо Синчэнь продолжает говорить его же словами, как это прекрасно! — А я верю, гэгэ. Я что, дурак что ли, не верить своему светлому даочжану? Присесть на край гроба — это ошибка. Нет, сидеть хорошо, а вот вставать — плохо. И напоминать о том, что он ранен и слаб, тоже не стоило. Он и так знает и то и другое, и как же это бесит! Он не может быть слабым, нельзя. И вообще, отныне и впредь — никаких пчёл, никаких «укройся», ни шага в сторону. Ни за что. Где вообще это видано, чтобы вот даочжан впереди даочжанствовал, а он где-то чёрте-где, в полной уверенности о своей безопасности устраивал всем желающим возможность повеселиться за его счёт? Нет, и вот при всём при этом оставить это бесплатно и без последствий?! — Личный огрызок светлого даочжана, — хмыкнул он. — Потом о тебе скажут, что ты отбросами питаешься, а ты будешь таинственно улыбаться. Улыбаться Сяо Синчэнь умел каким-то совершенно невообразимым способом — приподнимал уголки губ, намекая на слегка смущённый полумесяц. Сюэ Ян не помнил эту улыбку там, в прошлом. Когда святой на него охотился, как на преступника, он не улыбался. Смотрел строго, губы плотно сжаты. Те губы не целовать хотелось, а отрезать. Явный признак близкой смерти — потянуло на воспоминания.