Затмение

Измученный размышлениями, даочжан не заметил, сколько прошло времени. Он поднялся. Косичка ослабла за ночь, но все равно потянула волосы, Сяо Синчэнь замер и осторожно расплел пряди. — Прости, я разбудил тебя, — тихо сказал он и наклонился, чтобы поцеловать Сян-гэ в плечо. Волосы упали на лицо, и ощущение, что он без повязки, снова накрыло даочжана холодным спазмом внутри. Нужно найти повязку и вернуть ее на место — так нужно, словно сделай он это, и в душе снова воцарится равновесие. Но Сяо Синчэнь знал, что это не так, это только внешнее, правило, которое он придумал для себя сам, а вчера нарушил, и мир не встал с ног на голову. «Нет, встал». Сяо Синчэнь поправил простыню, накрыв плечо Сян Хуа, чтобы он не торопился вставать, и сел на кровати спиной к нему. — Тебе лучше, заметно лучше, ты чувствуешь? Мы сможем сегодня покинуть это место, хочешь? Восстановим силы у реки — собираясь подняться, даочжан задел ногой сундук и вспомнил, что вчера не проверил самый маленький. Он так обрадовался возможности отвлечься на настоящее дело, что немедленно нашел сундучок и открыл крышку. Уже сам орнамент говорил о хорошей работе, в такой деревне не сделают подобного — вещь доставили сюда из города. В сундуке Синчэнь нашел талисманы, заговоренные предметы и несколько склянок. Яды. — Знаешь, на что это похоже, Сян-гэ? Если взять меч, созданный искусным мастером, за рукоять, почувствовать все тонкие линии его орнамента, оценить баланс и силу, возможность самого точного движения, а потом стесать все рисунки, и вложить в руку того, кому не нужны все эти тонкости. Вот так и эти заклинания, Сян Хуа. Это создано не здесь. Я бы сказал, что похоже на магию Гусу, но это вовсе не она. Приходилось признать — кто-то использует этих людей. Кто-то по-настоящему сильный, заклинатель не просто умелый, но хитрый и преследующий какие-то более масштабные цели. Зачем это ему нужно? И главное... если так здесь и везде в округе, значит, этот человек имеет безусловное влияние. Как же так?! *** «Шутки. Конечно шутки. Я шучу, боль моя». Кому, как не Сюэ Яну, всё знать о смерти? Давняя подружка, почти собутыльница. Он спал, не выпуская своего даочжана из рук. Даже когда снилось невообразимое, какая-то мешанина обрывочных образов, даже когда от слабого отголоска ночного кошмара сердце принималось выплясывать в груди что-то непристойное и дикое. Не пошевелился — как взял в руки, так и не выпускал. — Я не сплю, — сонно пробормотал Сюэ Ян и попытался расцепить руки. В запястьях сухо щёлкнуло. Онемевшими пальцами он жадно погладил спину Сяо Синчэня и попытался лечь на отлёжанном боку так, чтобы не было искушения брякнуться на спину. Интересно, когда пальцы ещё не отошли от замка, под ними все ощущения будто смазанные, и руки будто чужие. Хоть сейчас дрочи, представляя, что это не его руки, а… а, допустим, одного светлого даочжана. — Чувствую, — он зевнул, как крокодил, едва не вывихнув челюсть. — Сяо-гэ, всё зависит от твоего желания… мы можем остаться здесь, если ты действительно задался целью задать трёпку местным жителям. Подозреваю, что ты удержишься, а я вот нет. Он сел и нахохлился, пытаясь проснуться. Тянуло потереть глаза под повязкой, но Сюэ Ян как-то автоматически решил, что не снимет, пока Сяо Синчэнь ему не скажет об этом сам. — Какие заклинания? — он-то не видел ни сундучка, ни его содержимого. — Ты имеешь в виду, как если бы кому-то пришло в голову поддеть тёплую и прочную одежду под дырявые лохмотья? Выглядит просто, действует идеально? Сюэ Ян выбрался из кровати, чуть не запутался в простыне, и сел рядом. Осторожно нашёл ощупью его руку, провёл пальцами к запястью, потрогал, чем он там занят, и удручённо вздохнул. Это сколько же нужно практики, чтобы научиться кончиками пальцев определять, что конкретно держишь в руках, талисман или любовную записку? — Я представляю, как это смотрится… Обнажённый Сяо Синчэнь с заклинаниями в руках, — он коротко прижался губами к его плечу. — Никуда не девай. Может пригодиться. Кроме всего прочего, у меня может появится минутка, чтобы привести в порядок трофейный меч… хоть один. Гэгэ, предлагаю одеться. Как минимум. Нам-то всё равно, не знаю как ты, я могу и голым пойти по пути самосовершенствования, особенно если с тобой, а люди потеряют сон, покой, и от зависти умрут. Ляпнул, потом понял. С тобой. Пойти по пути самосовершенствования. Вместе. Рассмеши даочжана до полусмерти... — Молодой господин? — боязливым шёпотом тянул кто-то во дворе. Это когда и дозваться надо, и при этом соблюсти распоряжение страшного и жестокого даочжана, в одиночку убившего тварь… и перебившего по пути половину деревни. — Пойдём отсюда к реке, — Сюэ Ян резко встал. — Стоит только начать говорить важное, как непременно явится какая-нибудь скотина и всё испортит. Он сделал пару шагов и… ожидаемо врезался в угол стола. Зашипел и прикрылся рукой. — Чуть левее, и я остался бы без члена… — Молодой господин, — зашептал тот же голос в щёлку окошка. — Староста послал в город, и оттуда наверняка пришлют стражу… солдат… заклинателей?.. Я не знаю кого. Уходите, молодой господин. — Ты слышал? — Сюэ Ян наощупь искал свою одежду, чтобы добыть багаж и вытащить оттуда чистые сухие вещи. — Нет, ты это слышал?! А шелестел-то тут — усюсю, мусюсю, простите-извините! Ещё шаг. Мизинцем босой ноги об ножку стола. С размаху. Вот тут он уже не шипел, взвыл в голос и выругался, кусая губы, чтобы не разразиться серией грубых и безжалостных вопросов в стиле: «Как ты не убился ещё без глаз? Как ты вообще научился жить слепым? Сколько времени у тебя на это ушло? Сколько раз ты впадал в отчаяние? Почему, Сяо Синчэнь, почему ты хочешь простить Сун Ланя, который обрек тебя на бродяжничество вот так, слепым?! Почему?!» — Сяо-гэ, выбери. Уходим, или? *** — Да, именно так. Выглядит просто, а действует безотказно, быстро и сильно. Можно убить человека, наложив проклятие, которого никто даже не заметит, а можно просто дать топором по голове. Вот эти талисманы такие. Ой... Сян-гэ... — он улыбнулся и пошевелил плечом, чтобы поцелуй задержался подольше. Сян-гэ совершенно прав, нужно оставить. Это — доказательство. Опытный заклинатель, столкнувшись с тем, кто это сделал, сможет распознать, если постарается. А Сяо Синчэнь хотел постараться, потому что если кто-то столь высокого уровня (даочжан намеренно даже про себя не называл этого человека Верховным Заклинателем) использует людей и сеет смерть — нельзя знать об этом и ничего не сделать. Задумавшись, Сяо Синчэнь не сразу понял, что услышал, но успел ухватить Сян-гэ за запястье. — По пути самосовершенствования? — он повторил и улыбнулся снова, — Тогда мне придется учить тебя. Уверен, что этого хочешь? Я же страшно занудный. Чокнутый даос. Синчэнь подумал, что и правда мог бы научить чему-то полезному, чтобы Сян Хуа мог защитить себя, мог почувствовать опасность, как та, что чуть не отняла его у даочжана, или быстрее восстанавливаться от таких сложных темных травм... — Осторожно, Сян-гэ, — Сяо Синчэнь поторопился встать и замер, слушая голос. Губы плотно сомкнулись, даочжан нахмурился, стал совсем серьезным. — Стой, Сян Хуа. Тихо. В первый момент страшно хотелось пожалеть, подуть даже, поцеловать ушибленное место, погладить ступню, но сейчас некогда, потом погладит, пожалеет и вообще утешит. Сяо Синчэнь уверенно подошел к столу, окунул ткань в холодную воду и отер веки, потом умылся и вытер лицо — быстро, без лишних движений. Повязку он завязал еще быстрее и затянул узел. — Открой глаза, Сян-гэ. Тебе нужно видеть. Одеваемся и уходим, быстро. Маленький ящик забираем и вот это еще тоже, — он сгреб в кучу все ингредиенты, которые со вчерашнего дня оставались на столе. Даочжан быстро оделся в чистое, и, предоставив зрячему собрать их вещи, ушел к двери, застыл, прислушиваясь — и к миру, и к собственным силам. Сможет ли он сейчас встать на меч? Нужно попробовать, иначе они рискуют не успеть выбраться из деревни, а убивать крестьян, как бы подло они не поступили, Сяо Синчэнь не хотел. Если явятся заклинатели, то и в небе их, ослабленных, достанут. Надо торопиться. — Я не слышу ничего вокруг. Тишина полная. Возьми меня за руку, Сян-гэ, как только сможем, встанем на Шуанхуа, — и он вынул меч, тихо открыл дверь и шагнул за порог. Первые шаги были совершенно безопасными, Сяо Синчэнь не слышал ничего подозрительного, кажется, даже тот, кто их предупредил, благоразумно затаился. Они шли по улице в полной тишине, даже ставни не скрипели, даочжан на несколько мгновений застыл и задрал голову к небу. Нет, они не взлетят отсюда. Деревню словно накрыло куполом. — Мы не успели, — спокойно сказал Сяо Синчэнь, — Смотри внимательно и будь осторожен. Поселение было, действительно, небольшим, они достигли ворот, и Сяо Синчэнь в любой момент был готов бросить меч под ноги или отразить нападение — все, что угодно, сейчас он ощущал себя натянутой струной, продолжением Шуанхуа, который спокойно лежал в руке, значит, хотя бы темной опасности не было. Невидимую границу деревни даочжан буквально почувствовал. Не способный кого-то сдержать — его уж точно, но он и не для этого был создан. Просто, чтобы тот, кто его поставил, узнал, что границу перешагнули. — Сян-гэ, — тихо позвал даочжан, собираясь сказать "встань за моей спиной", но не сказал. Впереди кто-то вышел на дорогу — не так близко к ним, судя по шуршанию земли под шагами. Этот кто-то не таился, он вышел и ждал. Сяо Синчэнь остановился, выпрямил спину, поднимая Шуанхуа на уровень пояса, и едва слышно произнес: — Кого ты видишь? Глупо отказываться от того, кто видит, когда опасность — а только опасность даочжан и чувствовал впереди — так близко. А еще он явственно ощущал силу, это не обычный человек преградил им путь. *** — Незаметное проклятье? — удивлённого недоверия в голосе было хоть торгуй в разлив, да нахваливай. — Ну, наверняка есть такие мастера, которые способны увидеть даже самое незаметное проклятье… по крайней мере, хочется в это верить. Погоди, эти талисманы про незаметное проклятье, или они призывают топор в голову? А это, кстати, идея. Исключительно ради интереса стоит попробовать. Проклятье — любой топор, оказавшийся ближе чем на пять шагов, становится одержимым и втыкается в голову проклятого. Выглядит идеально, неподалёку обязательно окажется кто-то, кого можно обвинить. Он прекрасно помнил, каким проклятьем убрал маленькую вредную хныксу, которая постоянно влезала между ним и Сяо Синчэнем. Возможно, его стоит доработать, чтобы варьировать воздействие. Он снял повязку сразу, как только его даочжан разрешил, жадно впился взглядом в его лицо и соорудил кислую улыбку. А ведь можно было и подглядеть. Ну почему он так стесняется? Рассусоливать было некогда, и хотя желание остаться и нарезать всех визитёров в мелкий салат было сильным, но Сюэ Ян привык трезво оценивать свои силы. Да, ему лучше. Он уже не дохнет, не собирается падать, и вообще переполнен чем-то загадочным, превращающим огрызок как минимум в человека. Даочжан удивительно технично ловил брошенную чистую одежду, одевался быстро. А вот как ему удаётся даже одеваться соблазнительно? Загадка. Тайна. Мистика. Сюэ Ян быстро распихивал по мешочкам всё их общее имущество, включая грязную одежду, зубами затянул на запястье ленту, которую перед этим снял со своих глаз. Два раза засовывал её в мешочек! Два! И оба раза вытаскивал. Полотняная лента в пятнах крови… ещё тёплая. Он сдался и обмотал её вокруг запястья, завязал на плоский узел, заправил края. — Слушай… ты только не забудь, что собирался меня занудно учить своим премудростям. Думал, что я откажусь? Да я быстрее жрать откажусь. Так что будешь делать из меня эдакое самосовершенство, но гэгэ, я прошу взаимности. Мне тоже есть чему тебя научить. Пусть это не так занудно, но я чокнутый по-своему. Наши психические мозговые тараканы будут ходить друг к другу в гости и делиться свежими впечатлениями. Идёт? Языком молол, но в меру тихо, с чувством, толком, расстановкой. Немного помародёрствовал, не без того. Здесь были некоторые полезные вещи, по крайней мере, он сгрёб в мешочек все одеяла и подушки, всё постельное бельё, частично посуду — котелок удобный. Набрал воды в горлянку, плотно укупорил. Добрым словом лишний раз помянул чокнутых даосов, оставивших ему запас мешочков цянькунь. Уже на выходе Сюэ Ян бросил взгляд на тот камень у ворот, куда накануне так выразительно показывал пальцем. На нём ожидаемо оказался мешочек с деньгами. Достаточно увесистый, и даже не проклятый. Сюэ Ян ухмыльнулся, подобрал его так, чтобы не звякнуть, и сунул за пазуху. — Это не мы не успели, гэгэ… это они влипли, — он проверил своё скрытое вооружение, не зря сейчас потратил несколько лишних минут, и довольно осклабился. Появилось желание слегка повеселиться, и ничего хорошего гостям это желание не сулило. — Вижу… — а вот это был неприятный сюрприз. — Вижу человека, который явно чрезвычайно уверен в своих силах, потому что его меч в ножнах. Но закреплён так, что выхватит моментально. «А ещё я его знаю, скота такого. Значит это действительно наш слишком хитроумный Верховный. Но что хуже — это то, что он меня знает». — Повременим с агрессивными действиями, — мелодично промурлыкал Сюэ Ян, — я убеждён, что смогу объяснить ему, до какой степени он не прав. Но сначала стоит узнать, зачем он явился и что хочет нам предъявить. Всё было поздно. Поздно изменять внешность. Поздно что угодно, а ведь мог рожу хотя бы тряпкой прикрыть, и остался бы неузнанным. — Какая потрясающая встреча… Ага, и голос у тебя ничуть не изменился, такой же омерзительный. — Ты узнаёшь меня… Вопросительная интонация, взгляд в упор. Сейчас он озвучит имя, и всё кончено. Сюэ Ян увидел, как его губы складываются чтобы выговорить его имя, и тут же взорвался яростью: — Ты думай с кем разговариваешь, засранец! Что за невежливость?! Откуда такое отъявленное бесстыдство? Вас там вообще не учат манерам?! — и вроде ничего грубого не говорил, но в голосе плескалось отчётливое обещание урыть его на месте. — Заявлять человеку, лишённому зрения, что он якобы должен тебя узнать? Да кто ты такой, чтобы даочжан помнил твоё имя, ты, подстилка бесполезная! И как он должен тебя узнать, по голосу, больше похожему на задушенное вяканье простуженной свиньи, или по запаху? Ну разве что по запаху! Мыться — отдельная наука, обрати внимание, смерд, даочжан столько дней в пути, а весь в белом! А ты?! Из города, да в таком виде?! — Ты! — Мыло купи, утырок! Взбешённый заклинатель выхватил меч, со всех сторон хлынули вооружённые люди, но для Сюэ Яна сейчас самым важным было главное — не дать ему сказать. Невольные уроки покойной Слепышки. Это она так тараторила и пыжилась от гордости за даочжана... докатился, нашёл с кого брать пример. — Сяо-гэ, сзади, — быстро предупредил он и ринулся вперёд. В такой толпе… перед ним заклинатель… Риск ужасный… Зато Цзян Цзай заждался, а ярость замешанная на страхе разоблачения оказалась до такой степени велика, что первым же ударом Сюэ Ян лишил его способности говорить. Цзян Цзай тут же исчез, как будто не было, и его место в руке занял один из трофейных мечей. Вот теперь можно повеселиться. Пусть меч откровенное говно, но эти противники лучшего не заслуживали, так что даочжан делает им великое одолжение, предлагая умереть от своего клинка, а не от грубой железки, которая по какому-то нелепому стечению обстоятельств зовётся мечом. — Взять живыми! — вопил кто-то. — А вот это ошибка, братишки, — Сюэ Ян в несколько ударов вернулся к Сяо Синчэню и занял место за его спиной. — Я рядом, и хрен я от тебя куда уйду. Он весело оскалился в ожидании первого смертника. *** — Не жрать, а есть, Сян-гэ, — тихо заметил Сяо Сичнэнь, пока они шли, — Идет. Уверен в своих силах... Быть может, он не один. Да, скорее всего, так и есть. Даочжан кивнул, но меч не опустил. Шуанхуа был спокоен, и Сяо Синчэнь ждал вместе с ним. Голоса он не узнал. И уже решил, что незнакомец явно не о нем, как тут заговорил уже Сян-гэ, в своей прекрасной манере изъясняться очень прямо, очень понятно и очень недипломатично. Иногда Сяо Синчэнь завидовал этой способности отринуть любую вежливость в общении с человеком, встреча с которым ничего хорошего не обещала. Он услышал, как незнакомец вынул меч, и оценил, насколько действенны были речи Сян Хуа, раз этот человек забыл даже о заклинаниях. Или он просто привык обходиться оружием, возможно, магии обучался не так давно? Все это Сяо Синчэнь успел подумать, пока не услышал подсказку Сян-гэ. Он немедленно развернулся, отразил первый удар и сосчитал, сколько врагов слышит. На одного больше, чем людей. Позволив Шуанхуа действовать по собственной воле и парируя очередной удар, Сяо Синчэнь слушал совсем другое. На одного больше, чем людей — какой-то миг, два, три, но он совершенно отчетливо почувствовал знакомый оттенок силы. Не человека — оружия. Он мелькнул яркой вспышкой и тут же пропал, Даочжан услышал звук упавшего на землю меча. Нужно будет поднять его потом, обязательно. Получается, что Сян Хуа обезвредил этого незнакомца. Даочжан ощутил странную смесь нежности и гордости, и сосредоточился на нападавших. У них был шанс не приходить сюда вовсе, у них был шанс отойти, пока Сян Хуа говорил, у них был шанс до первой крови, но теперь, когда Сяо Синчэнь почувствовал спину Сян Хуа, когда услышал "Взять живыми!", ни единой возможности спастись у этих людей не осталось. Они ринулись на слепого заклинателя и его раненого друга всей толпой. Даочжан отразил несколько ударов, от пары уклонился, он слышал, как дерется Сян-гэ, но кольцо сжималось. Тогда даочжан сделал оборот, подхватил Сян Хуа и взлетел вверх. Снова оказавшись на земле за спинами врагов, они оба получили шанс атаковать. Шуанхуа опустился на спину одного из стражников или кем они там были, острым лезвием рассекая кожаное оплечье. Не медля, Сяо Синчэнь оставил эту жертву и взмахнул мечом снова — разящий клинок самым кончиком прошелся по чьей-то шее. Остро запахло кровью, страхом и смертью. — Не молчи, если нужно, — сказал даочжан. Он вдруг понял, что ему больше не нужна полная тишина, когда Сян-гэ рядом. Его движения, короткие подсказки, даже ругательства помогали ориентироваться, его близость давала больше сил. Главное, чтобы не болтал без умолку, но бой и не оставлял такой возможности. Идеальный баланс. Настолько правильный, что у Синчэня теперь появилась возможность не только слушать и слышать, но зачерпнуть ци и бросить в противников заклинание, которое мгновенно сковало двоих, уменьшив число нападавших и дав больше простора самому даочжану и Сян Хуа. *** Хорошо быть даосом… хватает сил и терпения культурно есть, когда хочется жрать. А может даже и кушать. И тоже культурно. — Вот что я больше всего не люблю, — цедил сквозь зубы Сюэ Ян, едва удерживая в руке меч, — так это когда пытаются завалить мясом. Из-за раны в спине не получалось полноценно размахнуться, ограничивались движения. Повязка стягивала. А не было бы повязки, уже и рана открылась бы, так что на пользу. Ещё и этот дрын в руке, ни баланса, ни красоты. Вот когда начнёшь ещё сильнее ценить собственный меч, который становился продолжением руки, и казалось, что мыслит сам. — Знаешь, как это бывает. Набрать олухов, показать пальцем, науськать, и ждать, пока они своими трупами насмерть завалят добычу. Фу… Не могу сказать, что это прям уж не действенно… Голос выдавал напряжение, но после нескольких удачных выпадов Сюэ Ян бросил трофейную дубину и взял в обе руки по мечу от тех, кто ещё корчился на земле. Хорошо отточенный металл со свистом разрезал воздух. — Сяо-гэ, а у меня новые мечи, — похвастался он, радостно скалясь. — Так себе, но по крайней мере они не ржавые и с балансом получше. Драться вдвоём было сподручнее. Вернее, он-то дрался, а даочжан сражался. Две большие разницы. Вот в чём отличие. Даже если из одной тарелки, всё равно один будет есть, а второй — жрать. Это свежая мысль, это нужно записать. Сюэ Ян быстро разобрался, что нет нужды стараться именно убивать, здесь важнее была скорость, а не завершённость. Потом он пройдётся по этой дороге и добьёт раненых. Он радостно скалился, когда отрубал руки, наносил короткие жалящие удары в живот, в правое подреберье, где печень сразу начинала истекать густой тёмной кровью. Когда толпа насела слишком активно, просто ломал ключицы рукоятью меча, разбивал лица, вспарывал животы, и всё это с пьяным восторгом человека, который наконец-то дорвался. Талисман он увидел слишком поздно, на подлёте. Раненый и безъязыкий, заклинатель всё-таки успел собраться с силами, и швырнул в него чем-то убойным. В прямом смысле слова — Сюэ Ян успел увидеть несущийся прямо в лицо символ смерти. Отбить мечом уже не успевал, да и не выдержал бы простой меч такого. А за спиной — Сяо Синчэнь. А Шуанхуа отбил бы. А если нет?! Он рефлекторно закрылся рукой, выронив меч, почувствовал удар, жадные завихрения силы, которая должна была убить его, испепелить на месте, но она уже опадала на землю вместе с нападающими, которых успела зацепить. Сюэ Ян с недоумением сжал пальцы в кулак, разжал. — Вот это номер. Удар приняла на себя повязка, которую он обмотал вокруг запястья. В него снова швырнули пару талисманов, и он уже осознанно отбивал перевязанной рукой, неожиданно сообразив, что именно это — правильно и логично, и по-другому вообще не могло быть. Совершенно неправильно. Ни черта не логично. Этого вообще не должно было случиться, он ничего не успел для этого сделать. Оно само. — Да когда ж вы уже закончитесь? — он снова подхватил чей-то меч. Буйство поутихло, превратившись в сладострастную растянутую ласку, когда острая кромка меча скользит по чужому горлу, выплёскивая глянцевито-блестящий поток крови. — Гэгэ… — Хватит любезничать, устроили любовное свидание посреди битвы! В темнице будете признаваться в любви, как раз хватит времени между пытками и казнью! — Нам нельзя на пытки, — рассмеялся Сюэ Ян. — Мы гуманисты и ещё даосы-пчеловоды. А ведь он прав, гэгэ. В чём-то прав. Оказывается, я люблю тебя. И от восторга он выкосил вокруг своего даочжана обширное свободное пространство. Кому-то цветы под красивые ноги… кто на что учился — Сюэ Ян может бросать трупы к ногам, и это не менее красиво. *** — Завалить мясом? — Сяо Синчэнь даже не заметил, как вступил в диалог. Он проткнул насквозь чье-то плечо, человек покачнулся и расстался с жизнью на острие Шуанхуа, — а... да, действительно. "Мясо" и правда, не заканчивалось. — Отлично. Только постарайся не порезаться, — вот тут он уже даже чуть заметно усмехнулся и наотмашь ударил очередную жертву, — Я пошутил, Сян-гэ. Шутки шутками, но люди все еще не заканчивались, и в какой-то момент Сяо Синчэнь явственно ощутил, что их с Сян Хуа разделили, что он уже в нескольких шагах, и они вот-вот снова будут сражаться поодиночке. Даочжан снова взлетел и приземлился — отступил, да, но зато так за спиной никого нет и можно спокойно пробраться к Сян Хуа. Один, второй, третий... Синчэнь не задумывался, покинула очередная душа очередное тело или нет, просто прокладывал себе дорогу, спокойно и выверено. Когда он почувствовал темную магию, то с ужасом понял, что ничего сделать не успеет. Зачерпнув ци, Сяо Синчэнь бросил в направлении опасности заклинание барьера, но между ним и Сян Хуа оставались люди, и щит не сработал. Даочжан поднялся в воздух, снова, уже отчаянно, швырнул заклинанием, но не успел — смерть достигла цели и... рассыпалась. — Сян-гэ!!! — от охватившего его волнения, Сяо Синчэнь приземлился в гущу народа, снова пришлось взмахнуть мечом по крайней мере раза три, прежде чем он услышал голос Сян Хуа. Жив. Жив... ночь моя ... Тьму, которая только что опять вознамерилась стать вечной и погасила все звуки вокруг кроме стука сердца даочжана, снова прорезали голоса и звон битвы. А враги воспользовались его растерянностью, потеря равновесия мигом обернулась против даочжана — и нападавшие решили все силы бросить на слепого, подумав, очевидно, что он потерял бдительность и стал слабее. Ну нет! Сяо Синчэнь вдруг рассмеялся. Без злобы, без страха или мстительного удовлетворения — просто и чисто. Он слышал, как от нескольких взмахов меча Сян-гэ вокруг него ровной линией упала смерть, и улыбнулся, в тот же миг ощутив, как эта новая энергия, которую они вместе в себе открыли, буквально обволакивает его, и можно черпать и творить из нее, и брать еще. Даочжан обернулся ровно туда, откуда звучал чужой голос: — Темница и пытки — это не про нас, — спокойно сказал он и убрал меч. Страха не было, было только ясное ощущения, что рядом стоит Сян-гэ и никто этого сейчас не изменит. Даже когда их свидание — битва, все время ее — для них. Меж ладоней даочжана концентрировалась энергия. Если бы он мог видеть, то удивился бы, как меняется, переливается и перетекает в другой цвет ее вечный искристый голубой. На самом деле все это длилось лишь несколько мгновений, и заклинание взметнулось и обрушилось на противника, разбрасывая тех, кто еще остался, в стороны. Даочжан слышал, как падают люди, будто тряпичные куклы, как земля выбивает из их легких воздух, как враги пытаются подняться, и страх им не дает. — Что ты видишь, Сян-гэ? — тихо спросил даочжан, Шуанхуа уже снова лежал в его руке. *** А ещё он научился понимать, что Сяо Синчэнь шутит. Так что на объяснение он только рассмеялся в голос, продолжая без устали рубить, колоть, пластать широкими режущими ударами. Он буквально упивался процессом всех вырезать, разве это сложно? Это весело! И если в кои-то веки его даочжан не против… строго говоря, Сяо Синчэнь никогда напрямую не запрещал ему убивать. Да и косвенно тоже. Нет, ещё раньше, совсем раньше, когда даочжан на него охотился, как на дикого зверя, тогда да, выражал своё негодование. Это же надо до такой степени заблуждаться в человеке! Его светлый даочжан не был той тютей с сопливыми идеалами вместо мозга! Это опьяняло. Ради этого он сейчас мог деревню сравнять с землёй, и закопать туда же всех, кто пытался взять их живьём. Сюэ Ян оказался рядом и буквально прилип к Сяо Синчэню, всем телом чувствуя это «не для нас». Нас! Нас! Вы поняли? Теперь есть наше личное «нас», на двоих! Он занял оборонительную позицию за спиной Сяо Синчэня и задорно скалился на каждого, кто смог нагрести жалкие крохи храбрости, когда даочжан решил сломать ход битвы об колено. Сюэ Ян как раз обернулся, чтобы увидеть всё великолепие этого выпада. — Что я вижу? — он в полном восторге положил подбородок на плечо даочжана и бесстыдно лизнул его чуть ниже уха, вдоль шеи. Белая кожа была покрыта кровавой росой. — Я вижу, гэгэ, что ты невероятно опасен, крут и прекрасен чуть больше, чем полностью! Самые умные пытаются уползти… хотя о чём это я, — он повысил голос. — Самые умные вообще не пришли, а? Скажем так, самые умные из тупых пытаются уползти, остальные в шоке и пытаются понять кто они, как их зовут, где они, и почему Поднебесная вертится волчком! Его хотелось завалить прямо здесь. Уложить на мешанине умирающих врагов, и заставить кончить как минимум трижды. Сюэ Ян возбуждённо блестел глазами, никак не мог выбросить из головы этот кровавый угар. Дышал бурно, похрипывая, в крови радостно метался тот особый задор, который присущ ценителям творчества величайшего художника всех времён и народов. Смерти. — Я вижу, Сяо-гэ, что пора собирать урожай. И начну, пожалуй, с самого спелого арбуза… Он не отказал себе в удовольствии скрутить ещё живого заклинателя его же собственным поясом, чтобы не швырнул какой-то заковыристой дрянью, и с наслаждением смотрел ему в глаза. Пощекотал лезвием меча шею и прошептал: — Ну что? Спесь скоропостижно иссякла? Знай на кого хвост поднимаешь… — он поднял голову и голосом примерного ученика при старшем чокнутом даосе невинно уточнил, при этом кровожадно облизнувшись. — Даочжан, так я избавлю всех этих несчастных от страданий? *** Оно не исчезло. Когда заклинание сработало, когда даочжан выдохнул, когда в застывшей темноте стали слышны другие звуки, помимо их общего дыхания и одного сердца на двоих, Сян Хуа стал еще ближе. Даочжан замер, испытывая от этого горячего, такого порочного, такого ... собственнического прикосновения ощущение самой сладкой темноты, которое у него только было. Вчера казалось — темнее быть не может. И даже кончики пальцев закололо — настолько уже прямо сейчас Сяо Синчэнь был готов выплеснуть эту энергию в новое заклинание. Он сжал рукоять меча, сжал кулак до боли и выдохнул, снова вдохнул. Липкая кровь наполняла орнамент Шуанхуа, он буквально слышал, как она холодеет на пальцах и вязко течет по клинку. Тяжелая капля медленно набухла между костяшек и навязчиво поползла дальше. Сяо Синчэнь свободной рукой стер ее, и больше не осталось ничего кроме дыхания Сян Хуа. Он обернулся, дотронулся до его щеки, большим пальцем, измазанным теперь кровью, провел по губам, испачкав — но разве это важно, когда нужна его улыбка? Даочжан тяжело дышал, пытаясь вернуться на эту пропитанную кровью землю, и вернуть его могла только эта улыбка. Страдания несчастных... Их и правда, было слишком много, хотелось, чтобы они закончились, прямо сейчас, потому что они мешали думать, мешали поймать тот неуловимый след, который затерялся где-то в битве, в звоне, в стонах, в хрипах, в последних вздохах. Даочжан энергично тряхнул головой, будто от этого мысли должны были прийти в порядок. — Сян-гэ... Он медленно обернулся вокруг, прислушиваясь, понял по шелесту флага, где ворота и повернулся к ним спиной, лицом — к дороге, к месту, откуда вышел незнакомец. — Я слышал его, Сян-гэ. Это было оружие. Меч. Я знаю его, — медленно произнес он и склонился над человеком, которого держал Сян Хуа, коснулся его подбородка, с него кровь лила потоком. — Какой точный удар, Сян-гэ. Произнес он без сожаления и ощупал лицо еще живого человека. Глупо, он не узнает его по лицу или по голосу — слишком изменилось восприятие мира с тех пор, как Сяо Синчэнь ослеп. Только меч и ... рука. Даочжан нащупал у врага левую руку и провел вниз, до самых пальцев, хладнокровно изучил их. Все пять. Поднялся и медленно походил рядом — меча не было. — Это не он, — вслух заключил Сяо Синчэнь, поднимаясь. — Ты же все видел, Сян-гэ? Никто ведь не ушел. Все они здесь? Он был уверен в этом так же, как в том, что теперь у них на двоих была новая сила. Значит, Сюэ Яна здесь не было, но был его меч. Его принес сюда кто-то. Кто-то теперь сражается мечом его врага. Даочжан оставил безъязыкого в руках Сян-гэ и шагнул к следующему. Мертвец. Следующий. Мертвец. Он шел от одного к другому, касаясь каждого, кто еще дышал, потому что шанс почувствовать Цзян Цзай снова мог быть только рядом с живым его владельцем или с тем, кто хоть раз прикасался к нему. Но для этого меч должен был быть раскрытым... о, даочжан помнил этот меч так хорошо, будто сейчас он пылал перед его взором в кромешной тьме! Он шел от человека к человеку, останавливался, слушал и делал следующий шаг. Если бы он видел себя со стороны! Он не поверил бы, что может быть настолько охвачен сейчас какой-то идеей, что терял любой интерес к боли и страху человека, и просто шел дальше. Сколько их было? Сяо Синчэнь не считал. Но с каждым шагом его уверенность в том, что владелец черного меча, кем бы он сейчас ни был, пришел с этими людьми, слабела. Нет, он не мог так ошибиться. Мог бы, если бы по-прежнему искал врага, если бы был нацелен на него каждый миг своей жизни, как раньше — тогда да, ему могло бы померещиться, но не сейчас. Это был след, след Сюэ Яна. Это означало, что тот, кому все доверяли, или недостаточно силен, или нечестен. Он подошел к тем двоим, что до сих пор дрожали, связанные его заклинанием. — Молодой господин... — в животном ужасе выдавил один из них. — Сюэ Ян, — наконец, произнес даочжан спокойно. — Мы не знаем... гунцзы... пожалуйста... мы ни в чем не виноваты... — Вы служите преступнику. Человеку, который убивает. Приказывает убивать. Заставляет. Вынуждает. И смотрит на это спокойно. — У нас не было выбора!— истерично взвизгнул второй. — Выбор есть всегда. Шуанхуа пронзил насквозь обоих. Два тела соскользнули с клинка. Оставлять преступников до суда — есть ли теперь в этом смысл? Даочжан его не видел. Он однажды потерял все, эти люди собирались сделать это с ним снова. Отнять Сян Хуа, отнять цель, надежду, любовь... Даочжан отшатнулся, будто обжегся о раскаленные мысли в собственной голове. Он больше ничего не отдаст, ни живому, ни призраку, будь он трижды неубиваемый враг или сам Верховный Заклинатель. ***

Не в том беда, что на стекле от стужи, Наносит мертвые цветы мороза кисть. Беда не в том, что ты меня не любишь, А в том, что я тебя не в силах разлюбить. © Ю. Рибчинський, перевод А. Самчук.

Он даже не представлял, как выглядит со стороны. Особенно этот интимный жест пальцем по губам, и если Сюэ Ян нагло требовал, чтобы каждая капля, каждый вздох Сяо Синчэня принадлежал ему, то он с абсолютной готовностью готов был предоставить ему тот же комплект. Вместе с улыбками, вместе с чёртом в ступе, с чем угодно. А чего нет, то можно добыть, и всё равно вручить. Сюэ Ян наслаждался зрелищем, в сотый раз обещал себе, что обеспечит это удовольствие для себя, даже если придётся самому заниматься стиркой каждый день, слишком хорош был даочжан в белом. Особенно если это белое покрывали живописные кровавые пятна, такие свежие. Кто-то выращивает цветы. Кто-то рисует. Кто-то пишет стихи или музицирует. А кто-то убивает людей, и хочет, чтобы даочжан ходил в белом. Не самое дорогостоящее увлечение. Он не сразу понял, о чём речь, но фраза «Это было оружие. Меч. Я знаю его» могла означать только одно. Как и попытка увидеть лицо под пальцами, а потом и проверить наличие всех пальцев на руках. Сюэ Ян только рот приоткрыл, нервно слизнул чужую кровь с губ и рефлекторно спрятал левую руку за спину. Смотрел в глаза безъязыкого заклинателя, который пытался мычанием и беспорядочными жестами связанных рук что-то втолковать Сяо Синчэню, изо всех сил мотал башкой — «вот он, это не я, это он!»… тщетно. Сюэ Ян настороженно улыбнулся. — Я не видел, чтобы кто-то убегал. «Значит, ты всё-таки почувствовал Цзян Цзай. Глупость с моей стороны, большая глупость. Минутное искушение… хотя без него я не смог бы нанести этот точный удар, который ты хвалишь. Так стоит ли жалеть?» — Кого ты ищешь, гэгэ? — любопытство, вполне законный интерес, кого же ты ищешь, почему ты трогаешь их руки? «Почему у меня сразу болят все зажившие переломы на левой руке, особенно отсутствующий мизинец?» Он оставил главную шестёрку колоды в живых. Временно. Ходил за Сяо Синчэнем, добивая раненых и просто оглушённых… он ведь этого хотел? Он этого точно хотел. Грудь выламывало страшной смесью восхищённого восторга, злой радостью и не менее злым страхом. И всё это приходилось скрывать! Он сказал. Он сказал! Так обманчиво спокойно. С такой определённостью. Сюэ Ян только пьяно мотнул головой, поднял левую руку — я тут. Я тут, у тебя за спиной. Обернись, Сяо-гэ, и посмотри… — Кто-кто? — он расчётливо поймал свою мстительную сволочь, когда тот резко отшатнулся, левая рука змеёй скользнула вдоль спины от шеи вниз, на миг обвила гибкую талию и тут же исчезла. Не выдержал, снова спрятал, держал только правой рукой. «Повтори ещё раз. Повтори моё имя. Повтори…» Он ждал, напряжённо приоткрыв рот, как будто готовился выпить сорвавшиеся с губ даочжана слова. «Это ерунда. Ничего. Ничего… пусть. Совершенно неважно, это ни на что не влияет. Ты можешь ненавидеть меня столько, сколько тебе угодно, гэгэ. Слишком поздно и для меня, и для тебя. Ты мой враг, я могу тебя ненавидеть, но не могу тебя не любить. Уже не могу. Больше не могу. И не хочу, мой даочжан, мой враг, боль моя, сволочь святая и чокнутая на всю башку…» — Там ближе к воротам на коленях кто-то стоит… Ты не его ищешь? Он всмотрелся, увлёк за собой даочжана, подошёл ближе. — Хотя это один из местных… — Сюэ Ян поднял меч и плотоядно облизал губы. — Молодой господин, — прошептал мужчина, и меч пришлось просто и бездарно опустить вхолостую. Даже не понадобилось становиться слепым, чтобы узнать голос. — Почему ты решил нас предупредить? Я не убью тебя. А вот совет дам. Уходи отсюда. Беги на юг, а лучше на юго-восток отсюда. В Гусу. По крайней мере, там не придётся заниматься этой грязной работой, после которой чистка нужника покажется чище облака. Я правильно говорю, даочжан? *** Сяо Синчэнь вцепился в руку Сян Хуа, прижимая к себе теснее, ему необходимо было именно сейчас чувствовать, что все в порядке. — Сюэ Ян, — повторил он и удивился, как много ненависти к этому человеку живет все это время у него внутри. Он пошел к воротам, так и не убрав меч за спину. — Они отдали демону моего брата, гунцзы. А ведь он... он не сделал ничего плохого, — голос человека дрогнул, — Гусу? — Гусу, — подтвердил даочжан, — Спросят, что случилось... расскажи только господину Лань Сичэню. Он снова задумчиво замер, и какое-то время слушал мир вокруг. Угасающие вздохи, предсмертный хрип, шорох пыли, поднятой ветром. Сяо Синчэнь обошел место битвы, пытаясь сквозь запахи крови и смерти услышать еще хоть что-нибудь. Ничего. — Сян Хуа, — наконец позвал он, — Нам нечего здесь больше делать. Потерпи. Побудь моими глазами, — он уже обнимал, прижимая к себе, тихо говорил на ухо. От Сян-гэ пахло кровью, он весь словно пропитался чужой болью, чужими темными страданиями, — Нам нужно только перелететь реку, хорошо? Отдохнем там, за Желтой рекой. Удивительно, но даочжан чувствовал силы отправиться и дальше. Он откуда-то знал, что сможет, но Аршань ждал и подождет еще, а у него была рана Сян-гэ, усталость Сян-гэ и много мыслей, с которыми стоило разобраться. Шуанхуа унес их прочь от кровавой деревни, и к полудню опустил по ту сторону Желтой реки, там, где ее темно-зеленая вода разрезала каменистые берега плато, а чистый приток впадал в большую реку, причудливо смешивая цвета. Небольшая роща давала пусть не такую густую, но все-таки тень, а полусухой высокий тростник, отвоевавший себе место на узкой полосе берега, тихо шуршал на ветру. — Никого не видно? — спросил он, едва сошел с меча, и для начала осмотрел руками шею, плечи Сян-гэ, сунул руку под одежду и провел ладонью по груди, проверяя, не замерз ли он, как в прошлый раз и заодно как там повязка. Шуанхуа он втыкал в песок до тех пор, пока не очистит от запекшейся крови, и принялся скидывать грязный ханьфу. — Мне нужно осмотреть твою рану. В голосе даочжана сложно было бы заметить, какие эмоции его на самом деле выкручивают, буквально, изнутри. Он чуть дрожал, но не от холода, и почти не говорил, стараясь сосредоточиться на сиюминутных и важных делах. *** Он повторил. Он повторил это таким странным голосом, с такой бездной подтекста… Сюэ Ян едва не застонал. Нужно было срочно отвлечься, нужно было каким-то образом снять неуместное возбуждение, и Сяо Синчэнь так удачно решил ещё раз обойти это скошенное поле. А нечего было набегать неразумной толпой! Сюэ Ян неторопливо пошёл по душу того заклинателя. Он получил всё возможное и невозможное наслаждения от выражения его лица — затравленные глаза, покрытый кровью подбородок, искривлённые злой мукой губы. К такому человеку приятно приближаться медленно, время от времени вспарывая воздух мечом. Даже жаль, здесь такая груда трофейного оружия. Но это ничего, деревенские уже ждали случая, чтобы обобрать трупы. Что-то должно достаться и стервятникам. Он наклонился, подбирая меч заклинателя, с удовольствием осмотрел его, отбросив низкоранговую железку простого стражника подальше от себя. — Как зовут твой меч? А, прости, ты не можешь говорить. Какая досада… Последняя милость — ты умрёшь от собственного меча. Но о чём это я. Он теперь мой. Обезглавленный труп упал на землю, и стоило бы эффектно повернуться и уйти, но Сюэ Ян был практичным человеком. Он изъял все оставшиеся у покойника талисманы, амулеты, лекарства — с этим даочжан разберётся, у заклинателей хорошие снадобья. — Почему потерпеть? Я себя на удивление хорошо чувствую… Он даже стоя на мече не мог оставить своего даочжана в покое, и размеренно гладил его руки, такие надёжные. Пусть обнимает подольше, ради этого можно лететь хоть к чёрту на рога. — Пока снижались, я смотрел внимательно, вокруг на много часов пути ни одного жилья. И это к лучшему, Сяо-гэ, не знаю как ты, а мне посторонних людей было многовато за последние сутки. Со мной всё в порядке, что ты, гэгэ. Он послушно и с готовностью подставлялся под ласковые руки даочжана, с чего бы ему верить на слово? — Я сейчас разденусь, всё равно нужно хотя бы выполоскать одежду, а то схватится коркой, и ткань может просто сломаться… Сюэ Ян разделся до пояса, поглядывая на Сяо Синчэня, как он ожесточённо чистит меч… слишком небрежно, не стоит так с Шуанхуа. Мысленно поставил галочку — не только одежда, стоит позаботиться и о мече. Подошёл вплотную и подлез под руку, как наглый кот, повернулся спиной, подставляя рану на проверку. — Гэгэ, что с тобой? Ты как потерянный. Этот Сюэ Ян… ты расстроился из-за этого человека? Даочжан, что тебя гложет? Можешь рассказать? Умеренное любопытство с вполне искренней тревогой. Он даже не притворялся, здесь было о чём беспокоиться. «Всё будет. Всё у нас будет, гэгэ… неизбежно. Будет момент, когда ты снимешь повязку, откроешь глаза и увидишь моё лицо. Мне не будет тебя жаль — я не знаю, что это. Зато я теперь знаю, что такое страх. Всё из-за тебя, моя любимая сволочь. Всё ради тебя. И Сюэ Ян на блюде. Ты попробуешь меня убить, я знаю». — Сяо-гэ, я хочу тебя покормить, мы ведь не ели. И ещё из головы не идёт, что же случилось с талисманами… а ты ищешь Сюэ Яна. Зачем? Снова хочешь кого-то простить? Ляпнул раньше, чем подумал. Даже если Сяо Синчэнь настолько блаженный, он понятия не имел, что бы делал с этим прощением. Не прощай меня, гэгэ. Не прощай. *** Даочжан помыл руки, потом ноги, снял все до нижних штанов, и пока Сян-гэ раздевался, наскоро очистил Шуанхуа от крови. Пальцы нежно и почти незаметно погладили рукоять — меч потерпит, потерпит же, пока его хозяин позаботится о брате. — У нас ведь есть чистые бинты, Сян-гэ? Вода? И нужны лекарства, — тихо попросил он и снова замолчал. Сяо Синчэнь не хотел говорить, потому что одно воспоминание неизбежно цепляло за собой другое, и еще, и еще... но как только Сян Хуа оказался рядом, стало как будто легче. Даочжан поцеловал его в плечо и молча размотал повязку. Рана растревожилась, кровь пропитала бинт, он старался не сорвать, не сделать больно, и ждал, пока вода пропитает ткань, чтобы она легче отошла от раны. — Встань на колени, — все, о чем он попросил и сам опустился на землю за его спиной. Промывал рану тоже молча, так же в тишине растирал новую порцию лекарства, накладывал чистую повязку. Очень бережно Сяо Синчэнь взял Сян Хуа за подбородок и проверил порез на шее. Пыль с дороги, кровь, грязь... все это он смыл и аккуратно намазал горьким лекарством. Очень придирчиво даочжан осмотрел Сян-гэ повсюду, не доверяя полностью его "все в порядке". Может, и царапину, и даже рану он сочтет ерундой, из-за которой его даочжану не стоит беспокоиться, но Синчэнь так не думал. Однако на этот раз "в порядке" оказалось настоящим. А Сян-гэ все спрашивал, и спрашивал именно то, о чем говорить хотелось и не хотелось. Возможно, стоило вспомнить о "пчелах", но Сяо Синчэнь вздохнул, отвел волосы Сян-гэ со спины и поцеловал его в затылок, в то уязвимое место. — Что случилось там? Я бросил два заклинания, они не помогли, я чувствовал, как смерть вот-вот достанет себя и... я испугался. Знал бы ты, как я испугался... Тебя защитило что-то, да? — он помолчал, положил ладони на его обнаженные плечи. Пальцы снова чуть заметно подрагивали, — ты чувствуешь, Сян-гэ? Ты ведь чувствуешь... эта сила, как ци, только другая. Я не знал такой. Он сосредоточился, пальцы потеплели, и энергия, та самая, общая на двоих, потекла по коже Сян Хуа. Даочжан улыбнулся — с каждым разом он управлял ей все лучше. — Видишь? Это... наше, Сян-гэ. И я никому это не отдам. Тебя не отдам. Нас, — прошептал он и поспешно поднялся, снова взволнованный. Слова рвались, молчать становилось невыносимо. Кому еще рассказать, как не ему? Даочжан ушел к воде, сел на берегу, сунув ступни в воду. Запястья на коленях, пальцы ломают какую-то травинку. — Сюэ Ян, — глухо сказал он, — Я не знаю человека более жестокого, чем он, Сян-гэ. Он убивает просто потому, что ему так хочется. Он упивается болью, страданием. Он не умеет любить и не знает, как это бывает у других. Он просто приходит и отнимает. Однажды... — голос сел, но Сяо Синчэнь все равно говорил ясно. Образ этого чудовища возник в голове так, будто они виделись только вчера. Оказывается, он не забыл — ни свою ненависть, ни тем более свою боль. — Однажды мы отвели его на суд. Нам казалось тогда, что это правильно, честно, что даже самый ужасный, бездушный человек заслуживает этого. А потом он вернулся и истребил всех, кто был в Байсюэ и ослепил моего друга. Я не знаю, Сян-гэ... Я не понимаю, почему, зачем. Что им движет, откуда в нем столько ненависти и злобы? Нам нужно было убить его ... нужно было убить. А теперь... Я чувствовал его след, Сян-гэ. Ты говоришь — простить. Его нельзя простить, невозможно, немыслимо. Его — нельзя. Все, к чему он прикасается, становится тьмой. *** — У нас всё есть, Сяо-гэ. И бинты, и вода, мы тут можем торговую лавку открыть, и даже процветать. Он всё достал, придирчиво всё проверил, послушно опустился на колени. Сюэ Ян даже не заметил, как это превратилось в один из самых приятных ритуалов, каждый раз испытывал какое-то предельное блаженство от того, что другие люди принимают как должное. Появился человек, который его лечил. Раз за разом. Снова и снова. Не раздражаясь, не жалуясь, не попрекая. Не ругал — мог пожурить, из самых лучших побуждений. Люди так часто не ценят того, что имеют просто так, просто потому что имеют. Никто и никогда не пытался его лечить с таким терпением и заботой. Он с готовностью и без особого труда выносил процесс отдирания повязки от раны — и похуже бывало. Так-то мизинцем об ножку стола больнее. А Сяо Синчэнь заботливо помнил о том, чтобы поцеловать в самое уязвимое место. От этого внутри становилось тепло и почти пушисто. — Оказывается, у меня есть защита… Я не знал, — он задержал дыхание, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть момент. — Я чувствую… ещё тогда почувствовал. Испугался сначала — никогда такого… ты понимаешь? Ты ведь должен лучше меня разбираться в таких вещах. Ты… Сюэ Ян обернулся, слишком странный голос был у даочжана, и весь он какой-то… как в воду опущенный. Сказал такие приятные вещи… Даочжан, сделай мне приятно? Сказал удивительные вещи. И сел на берегу реки, сгорбился. Совсем исхудал. Совсем. Кормить… Сюэ Ян подобрался к нему ближе, осторожно пересчитал позвонки, перебирая пальцами. Сел, широко расставив ноги, невольно повторяя ту позу, когда они вместе мылись, только наоборот, теперь Сяо Синчэнь опирался спиной на его грудь. Хотя нет, ещё не опирался. Он словно собирался с силами, и заговорил наконец. Заговорил, и Сюэ Ян его обнял, показывая, что слушает внимательно, что они действительно не просто два отдельных человека, а «мы». «Нас». И он это тоже никому не отдаст. Ни за что. И чем больше Сяо Синчэнь говорил, тем непонятнее становилось Сюэ Яну. С одной стороны, он испытывал кипящую радость, жгучую, яростную, полыхающую хищными протуберанцами. Он не забыл. Он помнил. Он ненавидел его всей душой. А ненависть — это страстное чувство. «Да, ты прав. Во всём прав, боль моя. Я именно такой. Такой… да не такой. И кто же в этом виноват? Сяо-гэ, боль моя, поймёшь ли ты, если я попытаюсь объяснить? Вдруг поймёшь, и мне заодно объяснишь. Это просто есть. Я просто вот такой. Какой есть». Он сильнее сжал руки, прижимая к себе свою выстраданную добычу. Время от времени успокаивающе целовал куда-то в висок, и в конце концов запустил пальцы в его волосы и начал мягко массировать затылок. — Думаешь, этот человек жив? Если так… Когда-нибудь, поверь мне, Сяо-гэ, я положу его голову тебе под ноги. Ты мне веришь? «Всё, к чему я прикасаюсь, становится тьмой. И светлый святой идёт убивать без суда и следствия. Всё так, Сяо Синчэнь, всё так… Я ведь этого и хотел — обмануть тебя, запутать, заманить. Мне удалось. Страшный и жестокий Сюэ Ян. Как же получилось то, что получилось? А может это не любовь, и я просто сошёл с ума? Я не знаю, как она должна выглядеть, как ощущаться». — А если не смогу, то ты убьёшь его. Это будет правильно, гэгэ. Не кори себя, ты и не должен прощать всех без разбора. «Когда-нибудь. Возможно, очень скоро. Если я увязну ещё сильнее, если ты окончательно лишишь меня сна и покоя… если я лишился рассудка, а у меня именно такое ощущение. Ты посмотришь мне в глаза, и дальше — как получится, боль моя. Я не умею любить, и не знаю, как это бывает у других. Зато я либо положу голову к твоим ногам, либо дам тебе шанс попытаться добыть эту голову самостоятельно. Но для этого ты сначала должен увидеть меня. Я так хочу. Я просто приду, и отниму у тебя твою слепоту. Всё как ты сказал». — Сяо-гэ… отвлекись. Вот, посмотри… — он подсунул запястье правой руки под его чуткие пальцы, дал ощупать повязку. — Ты хоть что-то понимаешь? Я принял на эту руку три талисмана. Три. Они должны были меня убить. Меж тем, я сам покупал это полотно, помнишь? Я специально купил для тебя чистого белого полотна, это обычная тряпка… пропитанная твоей кровью. Упреждая вопросы: нет, не сниму, и не проси. Сюэ Ян осторожно потянул его на себя за плечи, чтобы даочжан, наконец, перестал так горестно сутулиться, устроил затылком на своё плечо и медленно выцеловывал что-то злое и тёмное по длинной пряди волос… намотанной на левую руку. Гладкая прядь обматывалась вокруг каждого пальца, украшая блестящими чёрными кольцами. Большой палец, указательный, средний, безымянный… чёрная кожа того протеза на месте мизинца, который можно было и не носить, но он привык. Это придавало ему злобный бандитский шик, которым он в своё время беспечно форсил. — Меня защитило не что-то. Меня защитил кто-то. Один чокнутый даос. Худой, почти прозрачный от недоедания. С длинными стройными ногами, умелыми и ласковыми руками… — Сюэ Ян тихо пофыркал ему на ухо. — Продолжать? Я могу описывать тебя такими словами, что ты полыхнёшь и сожжёшь половину этой рощи. Ему хотелось выть в голос и снова кого-нибудь порезать на мелкие кровавые лоскуты. Его действительно не стоит прощать. *** Он совсем не разбирался в таких вещах. Не в таких, нет. Что за странное состояние... когда задыхаешься от счастья и боли одновременно? Сяо Синчэнь говорил, не так ровно, как всегда, не так уверенно, обрывочно, но не мог молчать, особенно когда Сян Хуа обнял его. Сюэ Ян жив. Он жив, и значит — он придет. Одержимый, он не оставит его в покое. Их. И даочжан впервые подумал, что это раньше он ждал бы встречи, чтобы успокоить наконец эту одержимость Сюэ Яна, а теперь? А теперь он думает, как успеть. Успеть все сделать, успеть посмотреть на Сян Хуа, увидеть, и потом уйти куда-нибудь — хоть на край света, если он существует. И никогда, никогда не встречать это чудовище. Он дотронулся до ткани на запястье. Его повязка. Он носит его повязку, в крови, как будто знак и талисман... как же так? Нет, он не будет просить. Даочжан обхватил пальцами запястье Сян-гэ и уже совсем легко, как будто у этой силы был бездонный источник, оставил на повязке тонкие знаки. Алые, но он не видел этого. Защитное заклятье впиталось в ткань, не оставив следа, пропитав простое окровавленное полотно. Синчэнь лег на плечо Сян-гэ и какое-то время просто молчал и слушал, наслаждаясь этими ощущениями ласковых касаний, как легко тянет прядь, виток за витком. Мурашки побежали по спине, плечи дрогнули. Он верил ему, по-настоящему, даже не зная имени — уже верил, что это имя и есть единственное. Верил так горячо, что забывал о потерях — преступно, малодушно, неправильно, но все становилось проще, не так больно, когда даочжан оказывался в этих руках, в голосе, в дыхании. — Чокнутый. Точно... — он улыбнулся и положил руку на затылок Сян Хуа, притянул к себе, — Сян-гэ, сделай мне приятно, — его улыбка нежно коснулась губ Сян Хуа, — Не молчи. Пусть горит, вся. Вместе с водой, с землей... Все равно. Я вижу только тебя, не молчи, — и он притянул к себе, поцеловал, не отпускал, удерживая. Теперь смелее, с совершенно осознанным желанием чувствовать ярко и горячо, по крайней мере, в этот момент все было именно так. Он провел кончиком языка по краешку зубов, лизнул уголок рта, снова целовал, долго-долго. Ноги соскользнули по мягкому берегу в холодную воду, даочжан попробовал повернуться, насколько позволила опутавшая пальцы Сян Хуа прядь. — Чокнутый даос и его любимая полынная ночь, — прошептал он, — не молчи, Сян-гэ, пожалуйста, не молчи. Он повторял и повторял, как заклинание, потому что сам не знал, что еще сказать, а без слов справиться никак не получалось. «Не нужно мне ничьей смерти. Мести не нужно. Никакого следа, никакой дороги, никакой погони, у меня все есть. Только бы посмотреть на тебя». *** — Чокнутый даос и его неугомонный огрызок, — Сюэ Ян ухмыльнулся. — Мы прекрасная пара, гэгэ. Так я продолжу? Он согнулся так, чтобы удобнее было целовать это запрокинутое лицо, с наслаждением впитывать неожиданно смелый поцелуй. Сяо Синчэнь научился целоваться подозрительно быстро... Белая шея так и просилась под пальцы, зачем отказывать себе в этом удовольствии? Сюэ Ян держит за горло даочжана Сяо Синчэня… Прекрасный сюжет для трагической драмы. Вот только он не пытался его придушить. Всё совсем наоборот. — Я люблю твою шею… — он ласково выглаживал пальцами нервно стучащую вену сбоку. — На ней уже побледнели следы, которые я оставил, и их очень хочется обновить. Когда ты улыбаешься, у тебя красиво и очень лукаво приподнимаются уголки губ, и я начинаю сходить с ума от желания к ним прикоснуться. Мы такие разные, Сяо-гэ… ты улыбаешься, а я скорее скалюсь, как полоумный. Он расчётливо отпустил прядь его волос, подстерёг момент, когда даочжан приподнялся, тут же подхватил под бёдра и усадил на себя верхом. Обхватил руками, уткнулся лицом в шею и принялся жарко дышать, специально обжигая кожу. — У тебя сильное тело, хотя сначала кажется, что дунет ветер, и тебя просто унесёт на ближайшее облако. Иногда мне хочется тебя укусить. Сильно укусить, чтобы остались синяки, а я потом смогу эти синяки гладить, смотреть на них и понимать, что это — мои. А ещё… А ещё, гэгэ, мне нравится, как ты сам кусаешься. Сюэ Ян медленно сомкнул зубы на его ключице, угрожающе порычал, как будто действительно собирался его изгрызть, но вместо этого только жадно подышал, потёрся лицом об его шею. — Знаешь, что мы будем делать, когда закончится это путешествие? «Когда ты, возможно, решишь меня не убивать, боль моя…» — Мы с тобой сядем где-нибудь под деревом, и будем, как два дурака, смотреть, как ветер шевелит траву. Мы начнём смотреть на очень простые вещи. Как дождь идёт, как по небу плывут облака. А потом я потащу тебя обратно. Потому что ты ведь должен посмотреть, где ты был со мной? Вот сюда притащу, вот так же посажу, и скажу: «А помнишь, гэгэ, как я пытался тебе сказать что-то очень важное, краснел как идиот, а ты не видел?» «Я — Сюэ Ян. Это очень важно. Очень. Я твой враг, и я одержим тобой. Спаси меня… вот это заклинание, которое ты сейчас наложил на повязку, просто влепи мне его в лоб, чтобы не было так тоскливо и страшно». — Приподнимись… я ещё не рассказал тебе, какие у тебя розовые соски. Так вот… — он увлечённо накрыл сосок губами и начал его размеренно посасывать, выглаживать языком, прихватил зубами и снова вылизывал. — Только у меня рот занят… понимаешь, это действительно лучше, чем конфеты. А если ты встанешь на ноги на этом же месте, я примерно так же объясню тебе, до какой степени ты прекрасен везде. Буквально везде. Даже в самых интимных местах. *** — Продолжай, — согласился Сяо Синчэнь, с удовольствием подставляя шею. От слов Сян Хуа голова шла кругом, от его дыхания даочжан и правда, вспыхнул и загорелся. Сколько прекрасных, нежных слов говорил Сян-гэ, Сяо Синчэнь никогда в жизни таких не слышал! — Тебе нельзя делать резких движений, — попробовал он достучаться до его рассудка, но какой там рассудок? Даочжан и сам стремительно его терял. Он первым начал целоваться, а теперь и вовсе сидел сверху, подставлял шею и ключицы и слушал, слушал, слушал... Сквозь тонкую ткань оставшейся на них одежды возбуждение ощущалось только сильнее, и Сяо Синчэнь двинулся, притираясь теснее, и тихо застонал от укуса. — Укуси сильнее, — согласился он и, прижимая к себе Сян Хуа, сам склонился к его уху и прикусил, сначала слегка, потом сжимая зубы, чтобы стало больно. «А еще я буду смотреть, как тебе хорошо. И как ты целуешь меня. И как ты ешь конфеты...» — Оох... — Сяо Синчэнь перестал бояться собственных вздохов и стонов. Он не хотел больше скрывать, как ему нравится и что, и сам подставился, чтобы Сян-гэ приласкал и второй сосок, вскрикнул тихонько. Конечно, соблазн подчиниться был невозможный, дать ему описать словами и действиями все, что он только хочет, но желание слышать и знать, что нравится Сян-гэ, оказалось сильнее. — Нет, — решительным шепотом сказал Сяо Синчэнь, отстраняясь и целуя в губы, потом сместился ниже, огладил ладонью грудь, обвел пальцем сосок, — Я не разрешаю тебе шевелиться. Пальцы прошлись по возбужденному члену, приласкав через ткань, Сяо Синчэнь улыбнулся и приподнял Сян Хуа под бедра, снимая с него ненужную одежду. Вот так лучше, теперь все... Он волновался, потому что совсем не знал, с чего начать, облизал губы и наклонился, целуя сначала в бедро, нежно-нежно. Волосы тут же упали на щеки, даочжан собрал их в горсть, скрутил как получилось на одно плечо и, будто вспомнил только что, серьезно сказал: — И говорить теперь тоже не разрешаю, — он улыбнулся, — За любое слово укушу. «Нет, ты только, правда, молчи. Страшно же...» Несколько поцелуев в бедро, несколько — в живот, все ниже, все ближе, пока наконец губы не коснулись возбужденной плоти. Сяо Синчэнь на мгновение замер, этот момент хотелось пережить — первый вкус, прикосновение, запах... Он лизнул сначала робко, коснулся, сомкнул пальцы и медленно вдохнул, снова облизав губы. Красивый. Красивый везде. Как Сян-гэ это делал? Там, в доме, и на вершине... Бросило в жар. Сяо Синчэнь обвел большим пальцем головку, размазывая выступившую влагу, и то же самое сделал языком, пробуя и совершенно теряя голову от этого вкуса. Такой нежный, такой прекрасный... губы сомкнулись, и Сяо Синчэнь стал медленно ласкать подрагивающий от нетерпения член, сначала только головку, потом взял глубже... Щеки пылали, сердце подскакивало, дыхание едва успевало возвращаться. "Какие могут быть конфеты?" — пришла странная мысль, и даочжан провел языком снизу вверх, снова облизывая головку и вбирая в рот весь этот жар, красоту и желание. Обоих. Потому что ему было так хорошо, что невозможно осмыслить. Сяо Синчэнь ничего не умел и не знал, кроме одного — нежность и желание подарить наслаждение сейчас переполняли его и побеждали смущение и страх. И он ласкал так, как ему самому было бы хорошо, следовал интуиции и ощущениям, запоминал малейшие ответные реакции и снова повторял то, от чего Сян-гэ особенно сладко вздрагивал или от чего сбивалось его дыхание, и постепенно нашел ритм и расслабился, перестал бояться. *** — Тогда я буду делать плавные движения, — покладисто согласился Сюэ Ян, и обновил несколько багровых засосов на этой белой длинной шее, укусил за ключицу сильнее, но хоть не до крови. В последний момент хватило ума не усугублять. «Как нет, почему нет? Соглашайся, я ведь помню, тебе понравилось, просто ты не успел разобраться». У него не было сил спорить, резко закончились, только жадно жрал дикими глазами неожиданно смелого Сяо Синчэня, хватал ртом воздух, пытаясь не дать прервать поцелуй, и сдавленно засмеялся в ответ на угрозу укусить за каждое слово. — Обещаешь? Как из святых получаются коварные обольстители? Что нужно сделать? Сколько человек убить? В каком месте набрать зачарованной полыни и сколько? Сюэ Ян дал себя раздеть, вцепился скрюченными пальцами в траву и смотрел, как Сяо Синчэнь склоняется, как по худым плечами рассыпаются скрученные пряди волос. От каждого невинного прикосновения мягких губ к бедру или к животу только со всей дури стискивал зубы. Да, он не шевелился, как будто окаменел, и дышать перестал… Вспомнил, как дышится, когда эти губы прикоснулись к члену. С надрывным стоном насильно продрало воздухом по горлу. Это совсем не укладывалось в голове. Нет, он часто представлял себе это, не мог не представлять, когда видишь такие губы каждый день, невозможно не мечтать о самой развратной ласке в исполнении святого. Вымечтал. Сразу после описания страшного чудовища, которое непременно придёт… Сразу. Сюэ Ян порывался схватить его, сжать пальцы на затылке, резкими рывками заставить двигаться быстрее, сильнее, брать глубже. Руки тряслись от напряжения, он несдержанно стонал, когда жаркий рот забирал член глубже. Не найти позы неудобнее, невозможно удержаться на месте. — Сяо-гэ, — сипло выдохнул он, пытаясь то ли развести ноги шире, то ли согнуть в коленях. — Пожалуйста, пожалуйста!!! Он откинулся на спину, едва вспомнив о том, что вроде как нельзя, раздвинул ноги, подался бёдрами вверх, навстречу ласке. Опирался на локоть, ни за что не желая лишать себя этого потрясающего зрелища. От возбуждения колотило, в горле пересохло, Сюэ Ян не пытался даже прикусить язык. Что он молол… кажется, называл даочжана счастьем своим, горем своим, выпрашивал ещё, пытался объяснить, что у него восхитительный рот, волшебные губы, и ни в коем случае нельзя останавливаться, потому что иначе он за себя не отвечает. Он кончил слишком быстро, судорожно искусав свои же губы, но всё равно сцапал Сяо Синчэня за волосы на затылке, и только невероятным чудом не устроил ему финальное изнасилование в горло, зато излился ему в рот и от одного осознания едва не кончил снова. — Я столько дней этим бредил… ещё с гостиницы… со второй. *** Даочжан не выдержал — улыбнулся и снова обласкал губами, взял глубже, считывая эти движения совершенно правильно. Как же это было потрясающе — понимать, что Сян-гэ сдерживается, что он явно хотел бы большего, что он просит, что ему хорошо. Сяо Синчэнь легко водил пальцами по внутренней стороне бедра, почти невесомо касаясь кожи, при этом губами обхватывал плотнее. Каждое слово, он запомнил каждое, отзываясь новыми ласками, не позволяя сорваться в другой, более требовательный ритм, сознательно доводя Сян Хуа до этого состояния чуть ли не мольбы о пощаде. Это было как откровение. Никогда в жизни Сяо Синчэнь не задумывался о том, каким прекрасным может быть чувственное, телесное, страстное. Как то, от чего всегда нужно отказываться, может быть волнительно и по-настоящему бездонно, и как ценны вот такие обрывочные, бессвязные, но наполненные чувствами слова. «Все твои слова — для меня». Радостью стал этот срыв, когда Сян Хуа не выдержал, ухватил его за затылок, за волосы, до боли, резко вытаскивая из этого омута сосредоточенных ласк и волнения. Горячий, такой горячий, он изливался так, будто всю страсть, что сдерживал, выплескивал огнем. Сяо Синчэнь дождался, пока последние капли останутся с ним, проглотил, с интересом ощущая весь вкус, облизал губы и навис над Сян Хуа, опираясь на руки. — Ты нарушил правила, — сообщил он, но в голосе восхищения было куда больше, чем нежного упрека, — так долго ждал... «Так долго? Ты хотел этого так долго...» Это открытие окончательно вымело из головы все мысли. Даочжан поцеловал искусанные губы, нарочно без той нежности, в которую только что окунул своего Сян-гэ с головой, укусил, и снова. — ... так долго ждал, что не послушался, — следующий укус пришелся в подбородок, еще один — в шею, и Сяо Синчэнь в последний момент сообразил, что там порез, который надо не задеть. От возбуждения он дрожал, ловил потоки мурашек от шеи по спине, горячих сейчас, очень горячих. Припухшие губы искали очередное место для поцелуя, но Сяо Синчэнь снова прикусывал кожу, с каждым разом больнее. Он едва удерживался, чтобы не рухнуть на Сян Хуа, и каким-то чудом помнил, что это слишком опасно для раны. *** — Я не специально, — он таким тоном это сказал, что даже наивный святой понял бы — именно что специально. Вот только святой уже растерял свою наивность, иначе чем объяснить этот совершенно новый неповторимый оттенок голоса, а губы яркие, немного припухшие. — Накажи меня, — он всё же засмеялся, принимая кусачий поцелуй, устроил спонтанную драку за главенство в поцелуе, жадно вылизал его ласковый рот, едва уберёг язык от острых зубов и снова подставился под заслуженные укусы, особенно вкусные на губах и на шее. — Осторожно, там горькая мазь, будешь плеваться, — Сюэ Ян твёрдо решил стребовать свои законные укусы в полном объёме, как будто выдавал под проценты, и наконец-то наступило время расплаты. Подставлял шею, сам выбирал места, где кожа тоньше, где ближе крупные кровеносные сосуды, стонал сквозь зубы от сладкой смеси боли и снова исподволь подкрадывающегося возбуждения. — Вот что я скажу тебе, даочжан… Он ловко дёрнул Сяо Синчэня за руку, развернул за плечи, резко сел, сгрёб его в охапку и уверенно отнял все права на поцелуи. Смял его губы, нагло стребовал его язык в своё исключительно владение. Отстранился только когда понял, что ещё немного, и пустит в ход зубы. — Я видел, как ты отрешённо мылся, лёжа в ручье. В холодной воде. Ты скользил намыленными руками по шее, по груди, откидывал назад голову, и думал о чём-то своём. Я стоял на берегу и умирал… Знаешь, что мне хотелось? Раздеться и присоединиться. И сделать с тобой всё… всё… Сюэ Ян сам не понял, как умудрился встать, утащить своего даочжана дальше от воды, трясущимися руками найти одеяла и уже на них опустить свой бесценный трофей. Навис сверху, бережно разложил по одеялу пряди волос, снова жрал глазами, как будто пытался запомнить. Что там на нём? Нижние штаны только? Долой нижние штаны, единственная уступка скромности — повязка на глазах. На нём такая же, только охватывающая запястье. Не свадебные подарки, гораздо больше. Особый обмен с лёгким горьким запахом полыни. Сюэ Ян начал с цепочки поцелуев вдоль его повязки, от левого виска к правому. Медленно, благоговейно, как дорвавшийся до святыни грешник. И как настоящий грешник немедленно всё разрушил и заново выстроил — смял это любимое тело в объятиях, рассыпая каскад поцелуев — нежных, страстных, кусачих, лёгких как еле уловимый ветер и влажных и жарких, с вылизыванием свежего засоса. Он отдельно с жадной целеустремлённостью вымучил соски Сяо Синчэня, пока они не стали багровыми — будут болеть под одеждой, ежеминутно напоминая об этом моменте. — Мой… — он захлебнулся от нетерпения, подхватил его под ягодицы, поднимая его бёдра выше, заставляя выгибаться всем телом, полностью довериться его рукам и опираться только на плечи и затылок. Медленно провёл языком по его члену от основания до головки, жарко подышал, снова лизнул, отстранился, любуясь своей добычей. Наклонился, медленно втянул в рот яички, выглаживая их языком, отпустил и сразу взял в рот на всю длину, застонал довольно. Сегодня святой изверг так просто не отделается, это надолго. Пока не запросит пощады. *** — Не волнуйся, это же полынь, — Сяо Синчэнь улыбнулся, но намазанное место старательно избежал, не из-за горечи, а чтобы не потревожить порез. Он охнул, и хотел было сказать что-то по поводу резких движений, но, во-первых, было ужасно приятно, что Сян Хуа может его просто вот так перевернуть, а, во-вторых, болтать и целоваться одновременно, как Сян-гэ, даочжан еще не научился. — Так ты подглядывал?! — возмутился он. С одной стороны, в этом было что-то такое... важное, с другой... Нет, никакого "с другой" не может быть. Если Сян Хуа говорил, что не смотрел, значит — не смотрел. Сяо Синчэнь рассмеялся и снова замер, чувствуя этот взгляд. Даже в полной темноте он почувствует его, в кромешной... во сне или в самой преисподней. — Сян-гэ... я... — даочжан хотел что-то сказать, но замолчал и, конечно, позволил себя раздеть совсем, потому что возбуждение уже совершенно подчинило себе все мысли и не давало ни говорить, ни дышать. И эти бережные, такие очень личные, интимные поцелуи вдоль повязки — Сяо Синчэню казалось, что вот оно, абсолютное счастье, и что ему уже больше ничего не нужно. Но Сян Хуа этого было мало. Он принялся мучить, доводя до исступления своими ласками, даочжан только судорожно цеплялся сначала за одеяло, потом за плечи Сян-гэ, сжимая до боли, но даже так его мучитель не остановился. — Сян Хуа... — испуганно выдохнул Сяо Синчэнь, выгибаясь совершенно бесстыдно, щеки и уши тут же вспыхнули, но как бы снова ни смущался даочжан, и мысли не возникло сопротивляться. Он хотел знать, что будет дальше, так хотел, что прикусил губу, чтобы не попросить продолжать немедленно — если только немного потерпеть, все будет прекрасно. О небо, как же это оказалось жарко... Твой… Сяо Синчэнь решил, что это такое особенное сумасшествие, потому что тьма вокруг него завертелась, он падал и падал, так медленно и сладко ласкал его горячий язык и наглые губы Сян Хуа. Он попробовал толкнуться навстречу, но в такой позе это оказалось совсем не просто, и Синчэнь разочарованно и томно застонал. Пытка, настоящая пытка... Никакие даже самые жестокие времена в Поднебесной уж точно не знали более коварных пыток! Что с этим делать? Хотелось больше, хотелось еще, но даочжан краснел, боялся лишний раз вздохнуть, чтобы предательский крик не сорвался с губ, но терпел. Голова кружилась, стук сердца заполнил все тело, золотое ядро — Синчэнь мог поклясться, что оно просто плавилось где-то внутри, разливая все свое золото под кожей. И, в конце концов, это стало невыносимым. Он прогнулся снова, едва ли не извиваясь в сильных руках Сян Хуа, изнемогая от бесконечных ласк, которые никак не давали при этом добраться до самого края наслаждения. — Твой... Сян-гэ... — Сяо Синчэнь весь горел, ему казалось, что уже все тело раскалено, а дыхание стало совсем тяжелым и приносило вязкую боль с каждым вдохом. В очередной особенно острый момент Сяо Сичэнь не выдержал и вскрикнул, едва отдышался, как снова застонал. — Сян Хуа... пожалуйста... пожалуйста... Позволь мне... Сян-гэ... *** — Мой? Сюэ Ян спрашивал хриплым шёпотом, умудряясь вставить этот вопрос в короткие мгновения, когда отстранялся. Он не собирался ускорять события. Сяо Синчэнь плавился под губами и руками, и его хотелось замучить до отчаянных воплей, чтобы он перестал сдерживаться. Он коварно выпускал его член изо рта, ласкал его пальцами, выцеловывал россыпи кровоподтёков по бёдрам. — Мой ведь? Даочжан мой, сладкий… невозможный… мой чистый святой… Сюэ Ян снова ласкал его ртом, снова прекращал, вылизывал тонкую чувствительную кожу под мошонкой, сгибая его стройное тело в три погибели, в самую развратную позу, которую только мог сейчас обеспечить. Почти довёл до высшей точки наслаждения, и снова отпустил, уложил дрожащие длинные ноги на одеяло, дал перевести дыхание. — Докажи… докажи… я позволю тебе всё, что ты только пожелаешь, боль моя. Сомкнул губы на его напряжённом члене и замер, мягко трогая кончиком языка гладкую головку, очерчивая уздечку, лаская с пьяной сосредоточенностью. Поймал его руку и положил себе на голову, дёрнул за бёдра, подсказывая, что нужно делать и как двигаться. Только губы сжимал плотнее и дразнил кончиком языка. Не молча. Он ничего не говорил, но постоянно срывался на низкий вибрирующий стон, требуя такого немудрёного доказательства — просто сделай это, двигайся, ты ведь хочешь. Сюэ Ян мерно ласкал свой член, бесстыдно расставив ноги и прогнувшись в пояснице, и ждал, пока Сяо Синчэнь сорвётся. Сейчас жадная похоть ломала его с хрустом, даже кости трещали в усилии не рвануть его за ноги… какой он, должно быть, узкий и жаркий внутри, как сладко будет научить Сяо Синчэня отдаваться с криком, насаживаться на член. Ради этого можно ещё выждать, не позволить ему отстраниться и позволить испугу отказаться от упоительного опыта, как это хорошо, когда можно жадно толкаться в жаркий рот, удерживать за волосы, не давая отстраниться. Сюэ Ян умел быть чутким и внимательным, когда выслеживал жертву. Сейчас впервые в жизни эту чуткость и внимательность он использовал в таком тонком искусстве, как любовь. «Давай же, даочжан. Тебе осталось всего-то пара движений. Падай вместе со мной. Падай!» *** — Да, — Сяо Синчэнь сглотнул, сквозь боль, сквозь желание прекратить уже эту пытку. Если бы он мог заплакать, то уже наверняка умылся бы слезами, но сейчас только несколько пятнышек крови выступили на повязке. — Твой, Сян-гэ… Он не просто слышал — он чувствовал стоны Сян Хуа, всем телом ощущал эту вибрацию. Несколько вздохов, сухих и горячих, как в бреду, и пальцы вцепились в волосы, собрали длинные пряди. — Тебе больно, да? — не узнав собственного голоса, прошептал Сяо Синчэнь и толкнулся слишком резко. Он не ожидал, что получится именно так, но все равно не отпустил, дернулся снова, в жаркий рот, до предела, в глотку, которая сжимала так сладко, что невозможно было не сделать это снова. Еще один толчок вверх, еще сильнее сжались пальцы, а Сяо Синчэнь прогнулся с громким стоном, хватая ртом воздух, словно утопающий, у которого больше не было сил цепляться за поверхность. — Твой! — и новый толчок, почти на пик блаженства, совсем немного до него, так немного... Синчэнь замер, чувствуя, как наконец накатывает эта жаркая волна, скручивает, выламывает, и после короткой передышки, когда оба успели только вдохнуть, даочжан приподнялся снова, так же резко и коротко, до самого предела толкаясь, чувствуя, как сжимается горло, как скользит язык по чувствительной, до боли распаленной плоти, и кончил с коротким криком, переходящим в стон. Он ударился спиной, разом собирая боль во всех скованных долгим мучением мышцах, продолжая содрогаться в сладостных спазмах, изливаясь до последней капли. Он отдавал свое удовольствие, с упоением забирая ответную дрожь, такой же чувственный восторг и трепет, который испытывал сам. Ослабевшие в один миг руки безвольно упали на одеяло, лоб и виски покрылись капельками пота, дышать все еще невозможно, а сил просто нет. Тьма пульсировала вокруг, в нем, постепенно превращаясь в теплую нежную слабость, зыбкую, но подчинившую все тело и мысли. И Сяо Синчэнь снова чувствовал, что и это у них — одно на двоих. — Сян-гэ, — позвал он, но с пересохших искусанных губ не сорвалось ни звука. С трудом собравшись с силами, Сяо Синчэнь поднял руку и протянул к Сян Хуа, чтобы дотронуться — плечо, волосы, все равно, лишь бы найти его. Иди ко мне. ***

Слушая наше дыхание, Я слушаю наше дыхание. Я раньше и не думал, что у нас На двоих с тобой одно лишь дыхание. © НП

«Больно? Да если бы, даочжан. С болью легче справляться, чем с тобой!» Он позорно кончил на втором толчке в горло, только судорожно дышал с перебоями, плотно сжимал губы и всё ловил отголоски своих судорог, жадно впитывая это голодное молодое неистовство, с которым Сяо Синчэнь трахал его в горло. Что-то вскипало в крови, плясало раскалёнными частицами, и он привычно определил это, как злость — только от неё бывало так жарко и весело. Но это была не злость, что-то другое, сильнее и больше. Как Сяо Синчэнь стонал и кричал… и это убеждённое «твой!», как обещание, и следом снова яростные толчки в горло, жадные рывки за волосы. Сюэ Ян не отпускал его бёдра, вцепился ногтями, оставляя царапины на белой коже. Держал до тех пор, пока даочжан не распластался по одеялу совершенно без сил. Он сам выдохся, и с удовольствием валялся на животе, устроив голову на бедре своего святого изверга. Целых несколько мгновений. Не увидел, но почувствовал, что зовёт, не услышал. Подполз под руку, успокаивающе выдохнул: — Я тут… Он потратил ещё немного времени, обустраивая обессиленного Сяо Синчэня, на это безумное заботливое гнездо ушёл ворох всех трофейных подушек и все одеяла. Он сам попил, и напоил вымотанного даочжана, и всё это не отлипая от него ни на миг. Зато было удобно лежать, спину подпирала подушка, не дала бы повернуться во сне. — Сяо-гэ, — шепнул он, укладывая голову ему на плечо. — Сейчас самое время поспать. Ты мой самый дорогой… никому не отдам. Ощущение всепоглощающего покоя затягивало его, топило в мягких объятиях. Вот только отпускать Сяо Синчэня он не собирался даже во сне. В полудрёме он бессвязно пробормотал, что зубами грызть будет, вырежет половину Поднебесной, но не отдаст. Никому. — Дальше на север, потом на восток, скоро увидимся, Сяо Синчэнь. Хочу, чтобы ты смотрел на меня. Он провалился в сон, как в бездонный омут, проснулся с дико стучащим где-то в горле сердцем, и выбрался из постели беззвучно, не разбудив даочжана. По крайней мере, он надеялся, что не разбудил его. Нет лучшего способа успокоиться, чем заниматься необходимой рутиной. Отголоски кошмара почти сошли на нет, когда он закончил, и снова вернулся под бок Сяо Синчэня, греться и отдыхать. — Спишь? — он насторожено прислушался к дыханию своей уже не настолько святой, но всё-таки сволочи, понадеялся, что он ещё спит, а значит, его разбудит запах еды. Приятно просыпаться от запаха еды. Я никогда не любил, гэгэ. Никого. А потом ты подобрал меня в придорожной канаве. Кто ж знал. Наверное, это она и есть. *** Не надо половину Поднебесной. Ничего не надо, просто будь. Сяо Синчэнь заснул, улыбаясь голосу Сян Хуа и своим мыслям. Во сне к нему явились все демоны сразу. А-Цин плакала и плакала, никак не могла остановиться, даочжан пытался и так, и эдак, но ничего не помогало — она наплакала целое озеро слез, из которого возник Сун Лань. Он смотрел на Сяо Синчэня его же собственными глазами, и в них были только осуждение и сожаление. «Я не узнаю тебя» — говорил Сун Лань. «Я не узнаю тебя» — рыдала А-Цин. «Я не узнаю тебя» — говорили учителя, и только Вэй Усянь улыбался, но в толпе его почти не было видно. «Я не узнаю тебя» — в конце концов говорил он самому себе, снова и снова, как будто ничего кроме этих слов и не знал. Он проснулся, обнимая Сян-гэ. Пахло травой, полынью, едой, Сян Хуа и все это смешивалось в такой странный запах, который Сяо Синчэнь никак не мог уловить и обозначить для себя. Он лежал и думал, думал, пока наконец не понял — так пахнет дом. Просто у него нет дома, потому он и не понял сразу. Это открытие разбудило Сяо Синчэня окончательно, успокоило и взволновало одновременно. Интересно, я теперь так всегда буду жить? Без равновесия жизнь казалась непредсказуемой и страшной. Сражаться с нечистью и помогать людям, при этом находясь в равновесии — куда проще, но Сяо Синчэнь уже не хотел возвращаться назад. — Сян-гэ, я голодный, — сообщил он тихонько, целуя ненакрытое одеялом плечо, но вместо того, чтобы вылезти из-под одеяла, укрыл Сян Хуа чуть ли не с головой. Утро на этой земле нельзя было назвать теплым. Вставать не хотелось, но надо. — Ты же все равно не спишь, ты вообще спал? — Сяо Синчэнь осторожно выбрался, потянулся и зевнул, — Во мне откуда-то столько сил! На мече мы сегодня доберемся до Аршаня, нужно будет только там найти кого-то, кто подскажет, что за черепаха и что за яд. Вот это, наверное, будет непросто... там мало людей и они другие. Но мы ведь ничего не ищем? — даочжан улыбнулся и ушел в реку умываться, целиком, — Мы сменим тебе повязку, быстро поедим и в путь, как тебе план? — спрашивал он из воды, повернувшись к Сян-гэ спиной. Даочжан совершенно забыл про пятна на повязке, про одежду, которую вообще-то еще надо было найти, Синчэнь торопился поскорее отсюда убраться, потому что кроме прилива сил ощущал тяжесть. Словно эти самые силы нужны были ему, чтобы бежать без оглядки как можно дальше. Поэтому он говорил и говорил, даже голод чувствовал против обыкновения, и думать хотел только о том, что впереди. Я не узнаю себя. Я тоже не узнаю себя. *** — Наконец-то, — провозгласил Сюэ Ян в ответ на это признание, что его аскет в кои-то веки изволил проголодаться. Как будто праздник плоти подстегнул нормальные человеческие реакции. В этом что-то было. Когда ограничиваешь себя буквально во всём, не позволяя себе ничего, кроме благочестивых мыслей и запредельной нравственности, то рано или поздно можно умереть от тотального воздержания. Эти же не знают грани, если воздержание – то во всём! Никаких плотских утех, никакой еды, и даже воду пей пореже, и дыши через раз. Мысли о благе, и тогда в следующей жизни станешь чем-то редким и невразумительным, как кости медузы, даром что у этой твари нет костей вообще. Стоило даочжану отпустить себя в одном, как он неизбежно обрёл свободу и в другом. А началось всё с того, что он позволил себе смеяться в ответ на шутки. Сюэ Ян хоть и уважал разврат в разных формах, но всё же был далёк от мысли считать его краеугольным камнем всего. Пожалуй, нет. Тут главнее была способность смеяться. Вот это и бесило всех святых мстителей, которые на него охотились — Сюэ Ян смеялся. Убивал — и смеялся. Мучил — и смеялся. Но они не знали его близко, поэтому и не могли заподозрить, что Сюэ Ян умел мучиться сам и умирать сам… не прекращая смеяться, только улыбка ярче сияла. Изучай своего врага, чтобы не попасть в глупое положение. — Лучше бы я не спал. Если такое будет каждый раз сниться, то я не согласен засыпать, — он сладострастно замотался в одеяло и сразу переполз на место Сяо Синчэня, чтобы впитать всё оставленное тепло. Ничего не изменилось — всё это должно принадлежать ему. И речь не только о каплях крови, это ещё и о крохах тепла. — План прекрасный! Пока поедим, уже и одежда высохнет, я относил в стирку. Давай я тебя научу? Я же обещал. Смотри… Он всё-таки выбрался из-под одеяла, чтобы налюбоваться зрелищем. Омовение покрытого засосами тела — это отдельная красота. — Вот там где ты сейчас стоишь, чувствуешь камни под ногами? Топишь грязную одежду, придавливаешь камнями, и свободен. Река или ручей всё постирают сами, а если перед этим намылить или прополоскать в золе, то ещё и чисто постирают. Останется только достать и развесить. У нас тут красиво сейчас — твои нижние штаны висят на дереве. Мои тоже, но твои красивее висят, с ненавязчивой элегантностью. Сюэ Ян засмеялся, поймал выбравшегося из воды даочжана в простыню, завернул в одеяло, усадил и вручил ему миску — рис, яйца, овощи. Поворчал, что хочется мяса, но это придётся подождать. — Мы точно ничего не ищем. Мы интересуемся с целью повышения общей образованности. Это так благопристойно. А что ещё есть в Аршане? Он поел предельно быстро, почти не чувствуя вкуса — его вкус сейчас был в другом месте, он смотрел, как ест Сяо Синчэнь. Устроился у него за спиной, мешал есть, вообще мешал жить — жарко подышал в затылок, обозначая, где он находится, не стал спрашивать, можно или нельзя, снял с него повязку, наощупь влажной тканью протёр кожу, приложил чистую повязку и замер, придерживая её пальцами на висках. — Сяо-гэ, — мягко проговорил он. — Ты ведь… боец по натуре. Я хочу тебя попросить. Пожалуйста. Не ищи смерти. Обещай мне — что бы ни случилось, ты не станешь искать смерти. Обещаешь? Он медленно завязал узел, проверил, чтобы повязка не давила и ткнулся лбом в его спину. Выкинуть из головы зрелище, как даочжан перерезает себе горло собственным мечом, оказалось очень сложно, и пусть это был только сон, он твёрдо знал — это из-за него. *** — О... — Сяо Синчэнь с интересом потрогал ногами камни на дне, — Это очень умно, — он смущенно улыбнулся, потому что действительно не знал такого простого способа. Да и откуда ему было знать? — Тебе снятся кошмары? Даочжан позволил себя высушить и усадить, вообще вся эта забота теперь казалась немного другой. Вроде бы в ней ничего не изменилось, но вот между ними — точно. Сяо Синчэнь как будто принял наконец, что происходит, со всеми многочисленными "но" и "нельзя". Он уже нарушил все запреты, какие только существуют, и теперь оставалось с этим смириться. Он послушал реку... Вот вода, она бесплотна и, встречая препятствие, просто обходит его. Нет уступчивей под небом, чем простая вода. Нет равного воде под небом в преодолении твердого, прочного. Сяо Синчэнь вздрогнул. Оказывается, он глубоко задумался, а Сян-гэ уже рядом, вот его дыхание, его руки... даочжан не успел ничего сказать, но сейчас почему-то не боялся, что Сян Хуа посмотрит и увидит, что станет это делать, не спросив. — Я никогда там не был, Сян-гэ, разве я могу знать? — он улыбнулся, осторожно поставил миску и коснулся его пальцев, — Я так далеко не забирался, правда. Мы не забирались... Ну вот опять. Что с этим делать?! — Я не боец, нет, что ты. Ты ошибаешься, — сказал он тихо, — Знаешь, как говорили древние? "Совершенномудрый ничему не противоборствует, поэтому он непобедим в Поднебесной". Понимаешь? Это так просто, вот так я и старался всегда жить. Как только ты понимаешь, с чем сражаешься, то появляется то, с чем ты сражаешься. Это противоречие, оно неразрешимо, да, но я однажды решил его для себя так, как решил. Понимаешь? Это так сложно... Поэтому я не ищу смерти, Сян Хуа, — Сяо Синчэнь повернулся и взял его лицо в ладони, — Я вообще ничего не ищу. Вот тебя я ведь тоже не искал, — он улыбнулся и поцеловал его, легко и нежно, — И нашел. Или ты меня. Ты ведь меня не искал? — даочжан вздохнул, обнимая. Сам-то он разве может справиться со своими кошмарами? Не может. Он пробовал — не вышло, пытался и не сражаться с ними, но и это не помогает, как оказалось. Разве может он давать советы? — Тебе снилось, что я умер, да? Не бойся. Мне тоже снятся кошмары, почти каждую ночь. Ни один еще не сбылся. То, что сбылось — мне и не снилось. Он снова замолчал и теперь совсем ушел в свои мысли. Действительно, мог ли он представить когда-то кошмар ужаснее? Что Сун Лань прогонит его. Или вот... что снова невозможно будет отделаться от навязчивой мысли — что где-то рядом может быть Сюэ Ян, который придет и захочет все разрушить? Определенно, нужно было идти дальше, потому что пока что бы ни делал Сяо Синчэнь, а возвращался к одному и тому же по кругу. Стоило почувствовать себя счастливым — и тут же нахлынуло отравляющее чувство вины. Вот, один счастливый день, и все. Как давно он вспоминал А-Цин? Она погибла из-за него. Как давно он думал, зачем вообще отправился в этот путь? Разве не должен он теперь найти Сюэ Яна и избавить, наконец, мир от этого зла? Потому что вот кто виновен. Он убил, он лишил Сун Ланя всего, всего — зачем? Просто потому что захотел. Не будь этого чудовища на свете, все их мечты сбылись бы! «Да. Все так. Только тогда ты не встретил бы Сян Хуа. Хочешь представить себя без него сейчас?» — Нет, — ответил сам себе даочжан, не замечая, что сказал это вслух. А сил у него и правда оказалось достаточно. Они летели весь день, дважды еще спускались ненадолго, чтобы погреться, отдохнуть и свериться с картой, но в конце концов улетели за ее границы. Даочжан представлял себе, но очень туманно, что на севере горы, но совсем не такие высокие, пустынные места и леса — но тоже другие. Он их видел только на пейзажах, очень редких, в библиотеке на старых свитках, или читал описания в книгах. Где среди всего этого они найдут нужную черепаху?! «Мы ничего не ищем. Ничего не ищем. Совсем ничего...» — Что ты видел, Сян-гэ? Какую-то деревню с высоты? Дорогу? Дома? — сразу начал он задавать вопросы, все-таки молчать весь день даже для даочжана не так просто, — Что вокруг?