Мы идем с ума, ломая двери в темноту. © АК
«О Сун Лане. О ком же ещё. Конечно». Сюэ Ян только хрипло вдохнул пополам с задушенным рычанием, прижал даочжана к себе крепче. Всё равно не отдаст. Не выйдет, не получится, даже если Сун Лань приползёт на коленях, нет уж! Буйство затаилось, когда плечи обвили руки, и ладонь Сяо Синчэня царапнула всё никак не заживающей раной по шее вверх, к затылку. Сюэ Ян никак не мог успокоиться, его трясло, как будто выгнали голым на мороз и облили водой. При этом он никак не мог поверить, что Сяо Синчэнь вот так просто зовёт его по имени, и… делится с ним! Делится тем, что он там вообще увидел, что думал, что понял! И как же он делился… его улыбку Сюэ Ян чувствовал кожей, впитывал каждое слово, которое даочжан шептал ему в шею, каждый раз прикасаясь губами. Ошалевший от собственного срыва, он не мог отпустить его, только прижимал всё сильнее, затащил к себе на колени и надрывно дышал сквозь бешеный оскал. «Темнее моего смеха?» Он всё-таки отпустил руку гладить спину — чутко не трогал свежие раны, безошибочно обводил их вокруг, выучил, успел выучить за эти несколько раз, пока лечил. Выглаживал уже заживший шрам, который сам ему устроил, который сам же и вылечил, на который дышал тогда украдкой — лживый насквозь, да, чудовище и тварь, но уже одержимый и пропавший совсем. И это «ночь моя», и не какой-то Сян Хуа, которого и на свете-то нет, а он, Сюэ Ян. Враг, о котором светлый даочжан подумал, и пообещал не оставлять одного. И не просто пообещал, а умудрялся прикасаться к своему чудовищу губами, от этого по всему телу металась сладкая дрожь. — Забери, — хрипло выдохнул он наконец, стараясь перестать трястись всем телом, дышал рывками, как будто собирался то ли разрыдаться, то ли успокоиться. — Скажи ещё раз. Прошу, скажи ещё раз. Такое ощущение, что снова дали по голове. Сильно и безжалостно. Сюэ Ян с каким-то пьяным упоением целовал его лицо, скользил губами по векам, ловил кончиком языка стук вены на виске, ласкал подживший порез на скуле. — Ты думал обо мне… и заберёшь меня… — он добрался до его губ, дышал его дыханием, поцеловал медленно, запоминая. Первый поцелуй. Окончательно настоящий, не сквозь дымку обмана. Сюэ Ян изучал его губы, как будто вообще ни разу не касался, еле тронул кончиком языка, и осознал, что не хочет напугать. — Нет, вот именно так сходят с ума. Но это не страшно, когда есть к кому идти с ума, боль моя. *** За эту переполняющую нежность хотелось бороться, ее можно было ненавидеть за слабость, которую она приносила, и понимать, что она бесценна, — за силу, которую давала. Она делала Сяо Синчэня другим, уязвимым и непобедимым, и ее было так много, что сердце едва-едва справлялось, но каждый раз откуда-то брало силы. — Заберу, — даочжан улыбался, боялся дышать, чтобы не упустить ни одного прикосновения, — Ночь моя. И целовал. Сюэ Ян вдруг оказался таким осторожным, будто никогда не касался его. «Я заберу тебя у смерти, у жизни, у всего мира заберу, если так случится». Еще ближе. Сяо Синчэнь и сам как будто первый шаг делал к тому, вместе с кем шел с ума. Тоже сначала осторожно, робко, как будто сам себя боялся спугнуть, но нет, он не передумает, не откажется от чувства, которое с таким трудом принял, и поцелуй стал смелее, глубже, горячее. Синчэнь целовал, неотрывно, зная теперь улыбку, помнил, какие у Сюэ Яна губы — наглые, красивые, и проводил кончиком языка по острым зубам. Настоящие поцелуи, желанные и совершенно правильные — не тот порыв, о котором потом если не пожалеешь, то бессонными ночами будешь думать, почему, и можно ли, и что с этим делать. Можно. Потому что он любит, и вопросов, что делать, тоже не осталось. Доверять, даже если очень-очень непросто. А непросто обязательно будет. Если они пойдут в Гусу, то вряд ли в их долгом путешествии есть место для Сюэ Яна опаснее. Там слишком много людей, слишком много правил, и узнать его могут где угодно в любой момент. — Послушай... — даочжан заставил себя отстраниться, но все равно обнимал. — Гусу. Я совсем не уверен, что нам надо туда идти. Давай не пойдем? *** Сознательно ступать по хрупкому льду надежды, что впереди ещё много времени, что успеется всё, что не нужно наспех с пьяным размахом пытаться получить всё и сразу… Для Сюэ Яна это было внове. Снова ждать, снова сдерживаться, каждый раз напоминать себе, что с разбитой башкой он мало что может, да и Сяо Синчэнь ещё не все раны долечил. — И по имени, — просил он, замирая восторженно от этого интимного «ночь моя». Каким бы прекрасным и светлым ни был день, ночь всё равно нужна, без ночи никак, таков порядок вещей, есть белое — и обязательно есть чёрное. И оказывается, что быть тёмным — можно. Можно хищно охотиться на его нежный язык, ловить губами, делать вид, что сейчас укусишь, и снова нагло млеть от того, как Сяо Синчэнь раз за разом ощупывает кончиком языка острую кромку клычков — одна из его особых примет, улыбка всегда выдаст природу. Можно, наконец-то можно, безбрежно многое можно, пока даочжан позволяет, даже покусывать губы во время поцелуя, заранее представляя, как будет выглядеть его улыбка после этого. Губы станут яркими, немного припухшими, такими зовущими. — Прямо сейчас — точно не пойдём, — согласился он, и раз Сяо Синчэнь молча предложил сделать перерыв, то ведь всё равно можно снова целовать сомкнутые веки, раз за разом молчаливо доказывая, что это прекрасно. «Нет, не калека. Это временно. Тебе не нужна повязка, гэгэ». — Хочешь, давай не пойдём в Облачные Глубины? Нужное нам место ведь не прямо там, оно просто где-то в Гусу, верно? Но даже если и… — Сюэ Ян уткнулся лбом в его лоб и даже в этом нашёл что-то волнующее и в своём роде интимное. — Я ведь вор. Могу потихоньку проскользнуть. Или ругать будешь? Почему ты не хочешь идти, Сяо-гэ? Я обещаю, что буду вести себя как самый благовоспитанный путник из всех возможных, никого пальцем не трону. Тебе не стоит опасаться за них, никто из Гусу Лань ничего мне не сделал, мне не за что им мстить. Насколько я знаю, они и тебя ничем… — он запнулся, и в голосе тут же проскользнуло многозначительно и с подозрением. — Или да? Они тебя чем-то обидели? И… кто из них? Губы вкрадчиво скользнули по виску и вниз, к скуле. Этот порез скоро исчезнет, он тонкий, даже шрама не останется, но эта тонкая линия придавала даочжану соблазнительный вид. — Кто, гэгэ? Скажи мне. *** — Сюэ Ян, — даочжан улыбнулся, — Так? Как тебе нравится? Или... Ян-Ян? — он провел пальцем по переносице, ниже, к губам, — У тебя есть другое имя? Цзы? Он перестал задавать вопросы, как только губы Сюэ Яна коснулись его век. — Я забыл про повязку, — тихо сказал даочжан, словно извиняясь. И не надо было, но все равно он чувствовал какую-то неловкость из-за своего увечья. Но если не перестанет, тогда значит это все еще важно, и Сюэ Ян будет хотеть все-таки провести этот ритуал. Теперь это казалось Сяо Синчэню огромным риском. И подозрительность, такой знакомый тон Сюэ Яна, от которого сразу мурашки по спине, только усилили сомнения. Его узнают — и тогда не избежать беды. Даже если не навредят Сюэ Яну, то он не станет терпеть и ждать, особенно если решит, что Сяо Синчэня обидели, оскорбили, даже просто не так посмотрели в его сторону, и сам он даже не успеет ничего сделать. Для этого вовсе не обязательно даже узнавать в Сюэ Яне того самого преступника. А если им потребуется помощь? Слухи о слепом и его спутнике в странной перчатке и с такой неповторимой улыбкой — и все. Это не север, там не получится избегать людей. — Никто, нет-нет, — поспешил заверить Сяо Синчэнь. — Это исключительно благородный клан, и Облачные Глубины, наверное, самое удивительное место в Поднебесной, где следуют учению. Правда, у них столько правил, а их приверженность кровному родству и этим древним канонам иногда доходит до абсурда, но все же... Даочжан снова затих, не желая упустить такое ласковое, интимное прикосновение, и вздохнул. Проще быть честным, может? — Это слишком большой риск, неоправданный риск. Там слишком много людей, а Гусу Лань тесно связаны с Ланьлин Цзинь. Сюэ Ян, — Сяо Синчэнь взял его за руки, — Там есть одно место, совсем недалеко от тигра, на который указывает книга. Я могу сходить сам, там не нужно ничего воровать, можно просто попросить. И я попрошу, вот и все. А ты подождешь меня. Надежное, хорошее место, старые руины в лесу у горы. Там красиво и спокойно, а мне не нужно будет много времени. Я б вообще никуда не ходил, если честно. Это риск, он слишком велик и не соизмерим с тем, что ... с моим каким-то желанием. Его и нет больше такого, понимаешь? То есть оно есть, но я могу обойтись. Ты так целуешь мое лицо... Что я начинаю верить в то, что мне и правда, можно так... — он говорил тише и тише, не потому что сомневался, но просто чувствовал, что его доводы не подействуют. — Но ты не захочешь. Поэтому давай ты просто подождешь, а я вернусь быстро. Последние слова он произнес так уверенно и спокойно, словно решение уже было принято, и оспаривать его не имеет смысла. *** — Есть, — Сюэ Ян удивлённо моргнул. — Сюэ Чэнмэй. Но к чему тебе? Разве что решишь как-нибудь раскланяться и побыть жутко церемонным. Я люблю своё имя. Сразу представляю целый океан полыни — сизый, ароматный, как его треплет ветер. Он бы сконфуженно хмыкнул, если бы умел конфузиться. Вспомнил, как раз от раза вымогал у даочжана признаться, что он любит полынь. При каждом удобном и неудобном случае подсовывал ему полынь во всех видах, и сейчас бы от него тоже тянуло горьковатым запахом, если бы он, по счастью, не забыл про свою идиотскую повязку. — И над этим океаном полыни медленно поднимается рассвет, посыпая всё звёздной пылью. У тебя есть такое же церемонное имя, Сяо Синчэнь? — он тихо засмеялся. — Хочешь, я научусь красиво кланяться, сложив руки перед собой? Цзян Цзай будет в шоке от такого внезапного представления. Он всё не унимался, выглаживая своей улыбкой всё лицо своего драгоценного врага, хотя явная попытка спасти клан Гусу Лань оказалась такой поспешной. Хотя по большому счёту, он сомневался, что там действительно могли чем-то оскорбить Сяо Синчэня. Разве что какая-нибудь паршивая овца типа Су Ше. Никто не застрахован от присутствия идиотов, но если так, то он окажет Гусу Лань услугу, открутив голову их идиоту. Не тот случай, чтобы вырезать весь клан за поступок одной паршивой овцы. — Тебе не нужна повязка, гэгэ. Ты просто не знаешь, как выглядишь. И действительно, откуда бы. У тебя без повязки вид строгий, строже, чем с этой полоской ткани. Ты выглядишь так, как будто просто решил закрыть глаза, то ли выполняя какой-то обет, то ли просто размышляешь о чём-то. Я себе всю голову сломал, пытаясь понять, что увижу, когда всё-таки сниму с тебя это сомнительное украшение. А увидел только, что хочу и дальше целовать твои веки, и виски, и вот тут, между бровями, — каждое слово он сопровождал иллюстрацией из поцелуев. — Когда хмуришься, там залегает морщинка. Если тебе привычнее с повязкой — пожалуйста, я не против. Но хотя бы наедине со мной, снимай доспехи, хорошо? Вот, потрогай. Он быстро размотал ремень, стянул перчатку и вручил ему свою левую руку без мизинца. Положил его пальцы на неровный шрам, где легко прощупывалась кость под натянутой кожей. — Сяо Синчэнь… мне вот сейчас не показалось? Ты сказал, что это риск, и тут же предложил мне посидеть и подождать, пока ты там будешь рисковать собой? Или ты думаешь, что это риск для меня? Сяо-гэ, но ведь есть множество способов снизить этот риск. Например, такой удобный и прекрасный инструмент, как ложь. Хорошо, хорошо, полуправда. Что, если тебя будет сопровождать… ээээ… ученик? Нет, подожди. Взвесь, разве я могу сидеть и ждать, зная, что ты ходишь где-то, где слишком много людей и слишком велик риск? А ты будешь свободно ходить, зная, что я могу озвереть и перекусать половину Гусу просто потому что мне померещилось, что ты меня бросил? Ну… шучу. Шучу! — он нарисовал кончиком языка на его шее что-то похожее на иероглиф «полынь», очень старался, и наверняка что-то напутал. — Я могу изменить внешность. Могу держать язык за зубами, зубы за губами, руки в рукавах, а очи — долу. В конце концов, мы можем обратиться за помощью! Наши друзья пчёлы окажут любезность и с большой охотой превратят моё лицо в подобие большой переспевшей брюквы. Я могу изменить цвет лица — это легко — я умею притворяться, гэгэ, менять походку, голос, не говоря об одежде и причёске. И наконец — я не верю, что первый господин Лань опаснее нашей подружки змеи, вот кто действительно оказался рискованным предприятием. Что до клана Ланьлин Цзинь, то все, кто знал меня в лицо, мертвы. За исключением главы клана. Но он не может безвылазно торчать в Облачных Глубинах, как бы ему ни хотелось. Даже если встретится — я дам тебе слово, что не кинусь на него с криком «Убью, тварь!»… Как-нибудь потом. Очень потом. Сначала важное, а потом неважное. Мэн Яо — это неважное. А вот ты… Соглашайся, гэгэ. Ты — моё самое важное. Как я буду сидеть и ждать? Вот как?! Невозможно. И неправильно. *** — Сюэ Ян. Сюэ. Ян. Сюэ Ян...— Сяо Синчэнь представил себе этот океан полыни и такой же океан оттенков, с которым он будет произносить это имя, такое красивое... Он улыбнулся и пожал плечами: — Разве может быть что-то церемоннее, чем рассвет, усыпанный звездной пылью? — даочжан тихо рассмеялся, — Мне нравится все, что ты говоришь, даже если это «дурак совсем», даже если ты будешь говорить «сволочь» или что-то такое и при этом кланяться. Представляю, как это будет смешно, ты ведь не сможешь не смотреть ехидно, даже кланяясь! Он замолчал. «Доспехи» — как точно Сюэ Ян умеет подбирать слова. Эта повязка будто помогала Синчэню скрыться от себя самого, не думать о своем увечье, но и не забывать о нем. Так она делала его немного сильнее, но с кем, как не с Сюэ Яном можно быть слабым? Сяо Синчэнь замер и осторожно потрогал руку, каждую неровность шрама, наклонился и коснулся губами, оставляя нежные поцелуи. А потом Сюэ Ян обрушил на него всю свою витиеватую логику. У даочжана она была все-таки проще, понятнее и прямее. Сюэ Ян же поражал способностью увидеть логику во всем и прежде всего там, где ее вовсе нет. Даочжан несколько раз пытался возразить, но поток этой речи как всегда оказался непреодолимым, Сюэ Ян останавливал его и озвучивал новую мысль, одну страннее другой. И при этом вот умел же он эти мысли высказывать, будто что-то очевидное! Сяо Синчэнь выслушал и кивнул, соглашаясь со всем сразу. Даже подчеркнул: — Неправильно. Да, — он помолчал и коснулся пальцами губ Сюэ Яна, обозначая, что теперь он закончил слушать и будет говорить. — Но по-другому не выйдет. Для меня как раз там нет никакой опасности. Я просто приду, просто попрошу помощи отвести меня на место, а там просто попрошу то, что нужно. Нужно-то всего ничего! Мне не откажут! Вообще Сяо Синчэнь сразу подумал, узнав весь рецепт, что в Гусу нужно пойти к Лань Сичэню и спросить про нефрит, или снова попросить доступ в их библиотеку... может быть Первый господин Лань что-то подскажет. Но тогда даочжан еще не знал, кто такой Сян Хуа, а теперь идти к Лань Сичэню просто опасно. Разберется потом с нефритом, в конце концов, может быть речь идет о самом простом. К тому же это будет откровенный «поиск», а искать нельзя. Вон, Сюэ Ян — самое прекрасное подтверждение этой истины. Сяо Синчэнь его не искал. — И ты мое самое важное! — даочжан даже рассердился. Почему он вечно наперекор?! — Давай поспорим, кто важнее? Что за ерунда? Синчэнь поднялся и отвернулся, будто придумывал какие-то еще доводы, и только вздохнул. — Ты помнишь у озера? Как я волновался... Мне тогда все казалось, что случится что-то нехорошее, что ты не вернешься из этой воды или что-нибудь еще. Это страшно, потому что непонятно. Оно висит, это ощущение, преследует... И ведь так и оказалось. Вот и сейчас то же самое. Я знаю, это глупо, — он усмехнулся, поворачиваясь к Сюэ Яну, — Предчувствия, это глупо. Но я только что тебя нашёл. Да, ты прав, будет сложно ждать меня, тебе будет казаться, что ты ничего не делаешь. Но я ничем не рискую, совсем. Я не могу рисковать тобой! Мне тогда не нужно ничего, понимаешь ты?! Зачем мне этот ритуал?! Сяо Синчэнь понял, что почти кричит, и остановился. Он снова хмурился. Лучше бы они ничего не нашли! Но это тоже бред, не нашли бы, и разве было бы все это? Только дурак будет жалеть и пытаться делать вид, что ничего не случилось. Зачем? Даочжан знал ответ на этот вопрос. И получается, что выбора нет? Так не бывает. Сяо Синчэнь вздохнул, на лицо вернулась обычное выражение спокойствия, как будто он всегда знает, что делать, даже если это не так. Тоже своего рода доспехи. — Ладно. Это бессмысленно все. Давай только сразу не полетим прямо на место, остановимся рядом, осмотримся, там решим, хорошо? Вот сейчас ответ «нет» или любые другие попытки спорить он не примет точно. — И летим на Шуанхуа. — и по этому поводу тоже не примет. Даочжан даже вздрогнул, вспомнив их единственный полет на Цзян Цзае. Может ... а если просто пойти прямо в Облачные глубины? Туда-то Сюэ Ян согласится не соваться! Подождет день. Вернуться к нему с талисманом. Обездвижить. Тогда у него точно не будет выбора — дождется. Кричать потом станет, конечно... и вообще неизвестно, как отреагирует. Ну, значит вытащить его куда-нибудь подальше от людей, освободить, и там пусть хоть бьет... План попахивал полынью. Сяо Синчэнь даже отвернулся, как будто Сюэ Ян мог его мысли прочитать. Пожалуй, правильно, что он до сих пор не сказал о том, что же там все-таки за нужный ингредиент в Гусу. А то уже сам лежал бы обездвиженный в безопасном месте, пока Сюэ Ян геройски не рисковал бы своим даочжаном. *** — А что, если смогу? — Сюэ Ян честно попытался представить это церемонное явление с поклонами, но только фыркнул смехом. Это действительно было слишком для него. Нет, изобразить лицом, привычно солгать, в конце концов, сыграть. Но это же всё не то, дело не в том, что он может накривлять, а в самом подходе. Хотя пока даочжан так произносит его имя, всё остальное вообще неважно. И когда осторожно прикасается губами к шраму на кисти руки, как будто может причинить боль. Там, конечно, бывает больно, но точно не от поцелуев. Строго говоря, к этому месту вообще никто и никогда не прикасался губами. А Сяо Синчэнь, умница, во всём с ним соглашался, кивал и слушал. От этого в груди разворачивалось что-то горячее, согревало, обволакивало. Сюэ Ян только благодарно прихватил губами его пальцы, и не дал отвести руку. Слушал, исследуя его руки то губами, то кончиком языка, ласково покусывал за костяшки. Многозначительно угукнул, мол, ага, да. «Просто попросишь, и тебе сразу вот возьмут и всё дадут. Плавали, знаем. Вон в одном монастыре в предгорьях тоже, просто попросил, и сразу как кинулись, друг друга перегоняя, давать что попросил. Ох, даочжан, даочжан… Твоя наивность тебя погубит. Да если бы я не стоял у тебя за спиной, злой да зрячий, у тебя просто забрали бы твою книгу, развернули бы тебя лицом к воротам, да наладили бы пня под твой красивый зад». А потом Сяо Синчэнь рассердился, и как это обычно бывает, сердито наговорил правды. Ведь правды же? И когда отвернулся, Сюэ Ян придвинулся ближе, весь подался к нему. Так, что когда даочжан снова повернулся, то почти ткнулся в него лицом. Так было гораздо интереснее слушать, как уравновешенный даочжан Сяо Синчэнь на него практически орёт. В голос. Сюэ Ян покачал головой. — Как же ты не прав, гэгэ… Ох, как же ты не прав. Ты хотя бы понимаешь своей светлой головой, что ты сейчас не прав? Вот я тебе всё объясню. Он вырисовывал у него на пояснице узоры ладонями, кончиками пальцев, как будто собирался всё-таки спасти Сяо Синчэня из плена оставшейся одежды, но всё никак не решался. Чревато последствиями. Вот так стянешь с него штаны, и всё, пропал. — Для начала, свет мой, предчувствия это не глупо. Если ты чувствуешь что-то, нельзя это в себе давить — тебя что-то предупреждает. Ну давай поспорим, чьи предчувствия круче, твои или мои? Видишь, я у тебя учусь. Так что нет, твои предчувствия — это не глупость. Никогда не думай, что я с какого-то перепуга могу так решить, или отмахнуться от твоего чутья или от твоих чувств. Но что же делать, гэгэ, если у меня тоже предчувствия? Пожалуйста, запомни — когда я сказал, что доверяю тебе, я не лгал. Запиши туда же и твои предчувствия. Я доверяю тебе. Но при этом я боюсь за тебя. Нет, руки с опасного места лучше убрать. Зато можно взять в руки его расстроенное лицо, едва прикрытое прозрачной маской показного спокойствия, и не дать отворачиваться, а снова и снова целовать его веки. — И действительно будет лучше, если мы полетим на Шуанхуа. В этом вопросе я доверяю тебе больше, чем себе или Цзян Цзаю. Давай выберем место как можно ближе к твоему тигру, где он там находится, внимательно послушаем твои предчувствия, мои предчувствия, и уже там решим. Видишь, ты умеешь меня убеждать. Он легко тронул кончиком языка его губы и слегка скрипучим ворчливым голосом проворковал: — Ты собираешься питаться одними треволнениями? Сяо Синчэнь, рис остыл и слипся. Нужно быть ответственным даочжаном и понимать, что голодный обморок, стоя в небе на мече, это очень, очень опасно. Сделай мне приятно, даочжан, — он жарко шептал ему в губы, бросив кривляться. — Улыбнись мне. Поверь мне, мы справимся. Видишь, я с тобой, я тебя слушаю, и даже слушаюсь тебя. Всё-таки стоит немного долечиться, прежде чем идти дёргать тигров за усы, даже если это тигры самого благовоспитанного клана среди всех нам известных. *** «Если ты не уберешь руки, ночь моя, мы никуда и никогда не улетим...» Сердце уже и правда, так зашлось, что Сяо Синчэнь из последних сил пытался не потерять нить разговора. Он в полной мере осознал, насколько обнажен, насколько они близко друг к другу и насколько он готов забыть обо всем вообще. Предчувствие опасности не помогало собраться с мыслями, а наоборот, разгоняло их во все стороны, оставляя какое-то незнакомое, увлекающее, пронизывающее ощущение. Было желание на эту опасность махнуть рукой и быть только вместе, сейчас, пусть хоть море решит поглотить этот берег или ураган обрушится прямо на них, или все на свете враги окружат... — Да, — дрогнувшим голосом согласился Сяо Синчэнь, облизав пересохшие губы, и тут же почувствовал это скользящее, коварное прикосновение кончика языка, не удержался, поймал поцелуй и горячее дыхание, мешая Сюэ Яну говорить. «Что? Еда? Лечиться? Да, да, как скажешь...» Он улыбнулся, дотронулся до лица Сюэ Яна снова, "посмотрел" на скулы, губы, подбородок и провел вниз до кончика носа. Как же хочется увидеть это все... другими глазами — во всех смыслах другими, он будет видеть в этом лице совсем иное, не как раньше, но при этом увидит того же самого врага... Невозможно. Синчэнь сорвался из объятий и стал самым послушным даочжаном из всех, каких только видел этот мир. Он поел и съел все, что ему дал Сюэ Ян, оделся, но не завязывал глаза, как хотел Сюэ Ян, заварил чай с травами, и они пополам выпили отвары, и засыпали в объятиях своей общей прекрасной силы, которая лечила их теперь даже во сне. Наутро даочжан не изменился — позавтракал так, как настаивал Сюэ Ян, и пока они вместе не решили, что уже достаточно окрепли, чтобы продолжить путь. И пока еще оба могли вовремя остановиться, чтобы не упасть снова в желание оставаться в объятиях друг друга, Сяо Синчэнь не вынимал Шуанхуа из ножен. — Завяжи мне глаза, — попросил он прежде, чем встать на меч. Летели долго, очень долго, пришлось не раз останавливаться, но возражений по этому поводу у даочжана не было. Ци не бесконечна, вычерпать ее до дна и оказаться опустошенным перед лицом опасности он не собирался. Позволить Сюэ Яну замерзнуть на высоте — тоже. Да и не дал бы он своему даочжану так бездумно тратить силы. Выбрать безлюдное место в Гусу — это все равно, что искать черное зернышко риса в огромном мешке. Хорошо, что Сяо Синчэнь раньше бывал здесь, и единственной возможностью было представить в деталях место, куда он хотел попасть, полностью сосредоточиться на Шуанхуа и положиться на острое зрение Сюэ Яна. Когда они приземлились в лесу, Сяо Синчэнь был вымотан до предела. — Что ты видишь, Сюэ Ян? — спросил он первым делом, не торопясь убирать меч в ножны, — Если тропа, пусть самая узкая, нужно убраться с нее. Здесь даже совсем безлюдные места соседствуют с деревнями и огромными полями, но ты же все видел с высоты... Если мы прилетели правильно, то недалеко должно быть озеро... в Гусу везде вода, озера и реки. «И люди». Даочжан поправил повязку и прислушался к миру. *** Как два смущённых недоросля, всё время трогали друг друга, позволяя себе только совершенно невинные ласки. Сюэ Ян умирал от смеха, прекрасно понимая, что стоит только начать — и они точно никуда не полетят сегодня, завтра, послезавтра, а очнутся лет через тридцать, где-то посреди капустной грядки в перерыве между рыбалкой и ремонтом крыши. Один слепой, второй придурковатый. Нет, в этом была особенная прелесть — первое перемирие, настоящее, наполненное какой-то трепетной нежностью. А ещё Сяо Синчэнь послушно ел, послушно лечился, и совершенно не сердился на своего ручного убийцу за то, что он прямо посреди этого лирического времяпрепровождения снова вырезал целый клан. Ну не может убийца без убийства! Правда, это был клан крабов, которые действительно прятались под водорослями на берегу, и Сюэ Ян зверски всех сварил с ароматными травами. А светлый даочжан с видимым удовольствием ел жертв. Какое падение нравов! Совращение святых! Нет, у Сюэ Яна точно был повод смеяться, и в кои-то веки это был нормальный смех. Аккуратные перелёты с места на место, без рвущего жилы напряжения, достаточно времени для отдыха… и для постоянных каскадов жадных поцелуев. В этом вопросе у него не было никаких сомнений. Да, пришлось завязать Сяо Синчэню глаза, но опять же — для этого ещё были чистые повязки, а ту, которую даочжан сам сердито постирал и бросил тогда сушиться на куст, Сюэ Ян без зазрения совести украл, присоединив к остальным. Извращённая коллекция, но уж какая есть. Он так и носил на руке его повязку, не снимая. — Тропа, и я бы не сказал, что узкая, здесь колея, значит это практически дорога. Сложнее с озером, Сяо-гэ, тут их три, и мы стоим прямо между ними. Если стоит убираться, то давай за мной. Он выбрал самый заросший берег, обошёл колючие заросли, нашёл место, где можно было вытоптать полянку, ещё раз всё оценил, полазил вокруг и удовлетворённо хмыкнул. — Если нужно прятаться, то это тут. Деревня на том берегу, насколько я вижу, хорошая, зажиточная. Наверное, даже не деревня, а окраина города. Здесь берег неудобный, вряд ли сюда ходят — вокруг терновые заросли, поэтому ходи осторожно, гэгэ. Сейчас передохнёшь, я вырублю просторнее, и сделаю спуск к воде, если захочешь искупаться. А напиться я и так принесу. Он понизил голос — по дороге действительно то и дело проходили люди, пусть не часто, но то кто-то перекрикивался, то послышался смех. — Рек и озёр вокруг много, — он взял Сяо Синчэня за руки. — Так что мы не ищем на этот раз? Я почему-то представил, что мы прямо живого тигра должны поймать. Зато как было бы красиво — стоишь ты такой в белом, рядом тигр, и ты такой рукой ему по холке перебираешь, и спрашиваешь: «Как пройти в библиотеку?»… а тигр многозначительно улыбается, демонстрируя клыки. И сам улыбнулся. Ну, клыки не клыки, но есть. *** «И что бы я без тебя делал?» — Ничего страшного, тут такое количество озер... Мы сориентируемся по карте, я буду рассказывать, а ты смотреть, и поймем. Уж если кто и мог лучше всех выбрать место, где спрятаться, то это Сюэ Ян, так что в этом смысле Сяо Синчэнь был совершенно спокоен. Он послушно ходил осторожно, отдыхал, дожидаясь, пока Сюэ Ян устроит уют на голом месте в терновнике, прислушивался к голосам, доносящимся от дороги. Оживленное место, если просто выйти туда, спросить прохожих, то сориентироваться вообще будет просто. — Живого? — даочжан тихо рассмеялся и осекся, вдруг слишком громко? Он улыбнулся и дотронулся до длинной пряди, которая гладила скулу Сюэ Яна, — Нет, придется поберечь этот триумф до какого-нибудь другого раза. Хотя я не удивлюсь, если когда-нибудь ты научишься превращаться в тигра. С улыбкой и клыками. Он так старался быть очень примерным даочжаном, что сам у себя начал вызывать подозрения. Просто Сяо Синчэнь не знал, как начать разговор. Когда ушел в воду, долго думал, но ничего не придумал. За едой? За чаем? Обрабатывая раны? Даочжан не помнил себя таким нерешительным. Как уговорить Сюэ Яна ничего не делать? Он ловил каждое прикосновение, которые теперь случались так естественно... можно было просто дотронуться или коротко поцеловать, остановив, когда Сюэ Ян идет за водой или убирает срубленный терновник. Так же можно было и начать разговор, но Сяо Синчэнь ждал момента. Когда же он, наконец, настанет? — Моя нога почти зажила. И твои раны тоже, — Он подошел сзади, сел у него за спиной, отвел волосы Сюэ Яна на плечо и коснулся губами затылка, обнял плечи. Нет, надо уже поговорить и все, — Ночь моя... Мы хотели подумать, как подберемся поближе к тигру. Мне легче не стало, я не могу избавиться от этого липкого беспокойного ощущения. Здесь все расстояния совсем не такие, как на севере или даже у Желтой реки. Я очень быстро вернусь. Схожу в Облачные Глубины и все, тебе туда никак нельзя, ты же понимаешь? А потом пойдем дальше, как я тебе и обещал. Может если я поговорю с Первым нефритом клана Лань, и к тигру идти не придется. Даочжан в это не верил, но мало ли? Ему нужно было уговорить Сюэ Яна. Это для даочжана Сяо Синчэня он — смысл жизни, а для остальных — преступник, которого разыскивают, и если найдут, то никто не поможет, уж тем более — слепой заклинатель. Даочжан был совершенно уверен, что если его ищут, то Гусу — первый клан и земли, где уж точно знают, даже если никогда не видели Сюэ Яна, все особые приметы, которых у него было более чем достаточно. — Пожалуйста, ночь моя, — Сяо Синчэнь прижал его к себе крепче, по-настоящему просил, не скрывая, как страшно волнуется, — Мне хватит дня, даже меньше. Давай не будем рисковать. *** — А что. Надо будет подумать, как это сделать. Если что-то кажется невозможным, нужно не руки заламывать по этому поводу, а просто искать пути, как это сделать. Стану тигром, будет красиво. Главное не насовсем. Он привычно обустраивался, словно надолго. Терновые заросли — удобное место, а несколько ягод тёрна делают чай ароматнее. Сюэ Ян придирчиво следил за тем, чтобы Сяо Синчэнь надел чистое, разгладил все складки на его одеждах, расчёсывал его чистые волосы, пока они не легли тяжёлым шёлковым потоком на спину. Всё-таки визит в такое место, здесь нужен определённый шик, чтобы идти не с позиции нищего просителя, а как равный. А ну и что, что у Сяо Синчэня нет своего клана? По знаниям и умениям он равный. — Как думаешь, тот человек из деревни успел сюда добраться? — задумчиво спросил он, перехватывая его руки, когда даочжан устроился у него за спиной. Положил его ладонь себе на закрытые глаза, гладил пальцы. Перебирал в голове, какой образ больше подойдёт для него самого, как для сопровождающего. Прикидывал, как это обеспечить имеющимися скудными ресурсами, и уже набросал неплохой план. — Я сам беспокоюсь. Всё время чувствую что-то… да, липкое. Как будто кровью в лицо плеснуло, — он беззастенчиво облизал губы. Кровь в лицо — это не страшно, это вкусно. Но всё-таки что-то было, ощущение просчёта. И как это выразить словами? — Гэгэ, я понимаю. И даже — вот поверь! — я даже с тобой согласен. Но пойми, я не могу. Как ты пойдёшь один? Я ищу способ отпустить тебя, и не могу его найти. Если бы я знал, что могу тебя избить, и это поможет решить проблему, но это не поможет. Ну вот даже так, да, вот до такой степени! Помнишь, как ты сердился, когда я говорил, что избавиться от меня можно только одним способом, и то вряд ли поможет? Он засмеялся, запрокидывая голову, изогнулся весь, чтобы дотянуться до его губ. Бессовестно нежился в его объятиях. Но можно же как-то это решить! Что, если Сяо Синчэнь пойдёт один, а он просто прокрадётся следом? В конце концов, не так уж неприступны Облачные Глубины, как о них говорят. Нужно просто уметь войти туда, где тебя не ждут. А ведь и правда, его тут не ждут — им и в головы не пришло бы, что Сюэ Ян может оказаться до такой степени наглым, чтобы проскользнуть в Облачные Глубины. В глазах засияло кровожадное веселье, стоило только представить, как засуетятся все их чистенькие адепты в белом, как забегают — ах, ах, караул, чёрный волк пробрался в толпу беленьких овечек! А если Лань Сичэнь окажется не так понятлив, как твердит людская молва… что же, нож у горла поможет ему принять правильное решение. Этот аргумент всегда помогает. Всем. Универсальное лекарство от спеси. Но для этого нужно убедить даочжана, что лучше идти вдвоём. — Ну предположим. Предположим, что я зря паникую. Допустим, ты меня уговорил, и я сижу и жду. Ай, Сяо-гэ, ты дурак совсем, да я понять не успею, что уже куда-то бегу, вынюхивая тебя по запаху! Ты вообще сильно за себя отвечал, когда раненый бежал куда-то? Чтобы тебя угомонить, тебе пришлось иглы в голову загонять, и то ты умудрился сесть и шарить вокруг руками. Между прочим, меня спящего облапал нескромно, я аж проснулся! Думаешь, я терпеливее тебя? Да чтобы я дождался на том месте, где ты меня оставишь, тебе меня придётся связать по рукам и ногам, и по башке дать чем-то тяжёлым. А ты светлый даочжан, и этого не сделаешь, поэтому и говорить не о чем. Подождём со связыванием, гэгэ, сначала ты научишься мне отдаваться, чтобы было чем интересным заняться со мной связанным. Ох… закрываю глаза и вижу. Нет, даже глаза закрывать не обязательно. *** — Не знаю, — даочжан погладил за ухом, провел пальцами по шее. Невозможно было не трогать Сюэ Яна даже сейчас, когда такой разговор, Сяо Синчэнь как будто сам себе выдал наконец разрешение и не хотел пускать ни единой возможности. — Я надеюсь, что да. Он помог нам и, я уверен, не станет угрозой. Даже наоборот, свидетель того, как убийца Сюэ Ян сам был жертвой и спас деревню от кошмара. И... как даочжан Сяо Синчэнь убивал стражников... ох... — Обыкновенно пойду, — уверенно сказал он, — Здесь везде дороги, люди, просто пойду и все. В конце концов, можно встать на меч и он опустит меня прямо перед воротами Облачных Глубин — совершенно безопасно! И быстро. Этот смех... Чистый, искренний во всех своих эмоциях — от тьмы до света, такой настоящий. Нельзя рисковать — что если он никогда больше не услышит его? Сяо Синчэнь положил ладонь на горло Сюэ Яна, касался неотрывно, чувствуя под пальцами, как этот смех живет в нем. Притянул к себе, запрокидывая ему голову, и поцеловал, прихватил верхнюю губу, провел языком от краешка рта до краешка, попутно снова погладил острые клыки. Сюэ Ян улыбается в поцелуй. Теперь, зная, с кем он, Сяо Синчэнь учится распознавать разные улыбки просто касаясь или целуя. И сейчас она недобрая, будто Сюэ Ян что-то задумал или представил то, чего уж точно лучше бы не допускать. — Один раз, пожалуйста, ночь моя... — последняя попытка, наверное, ну как же его уговорить?! — Я прошу только один раз немного подождать... Бесполезно! Наклонившись, Сяо Синчэнь слушал, гладил его шею, скулы, щекотал длинными волосами щеки и так близко наклонился — почти целовал, но только касался произнесенных слов. — Иглы? — прошептал он. Вот как. Очень в духе Сюэ Яна. Заставить врага спокойно лежать и лечиться — как? Чего проще — иглы в голову! — Не ври, — Сяо Синчэнь вспыхнул и представил, как он "лапает" Сюэ Яна, а там еще доктор и А-Цин и вообще кто угодно. Ох... Ну каков! Просто взял и обездвижил! Мог бы убить сотню раз своего врага, но не сделал этого. Да, зато вырезал целый храм. А если он ... нет. Нельзя. Нельзя и все! — Вот ты чудовище все-таки... — Сяо Синчэнь наклонился снова, поцеловал, подхватил Сюэ Яна под плечи, укладывая на траву. — Мой... ночь моя, — ласково шептал он, уже все решив, — самая темная ночь... «Мой. Никто не получит шанса решать, что с тобой будет. Искать, ловить, судить, казнить — нет. Идти туда вместе — выдать этот шанс всем сразу. Я принял тебя, я люблю тебя — такого, вот такого, и я не стану рисковать». Иглы в голове — неплохо, ударить чем-то — это слишком, есть хороший способ. Пальцы коснулись опасной улыбки Сюэ Яна, сила потекла свободно, как вода, даочжан улыбался, собирая ее — всего пару мгновений, слишком много у них на двоих было этой энергии. Удобно — за такое короткое время его Сюэ Ян не успеет спохватиться. Искристое тепло в кулаке, в руке, в сердце... даочжан резко поднялся, мгновенно сплетая уже испробованное в кровавой деревне заклинание, и выставил руку вперед, простым и четким жестом, как будто собирался всего лишь упредить очередной логичный довод Сюэ Яна. — Прости. По-другому не вышло, — тихо прошептал Сяо Синчэнь над обездвиженным любимым коварством и достал полоску ткани, — Прости, мне придется сделать и это. Он завязал Сюэ Яну рот, насколько это возможно бережно, но крепко. Сяо Синчэнь не знал заклинания, которое могло лишить человека способности говорить. Откровенно говоря, он сильно сомневался, что Сюэ Яна даже заклинание клана Гусу может заставить молчать, но он мог сделать мягкую повязку максимально надежной, и в несколько движений нанес на нее тонкое заклятие. Ужасно, просто ужасно делать это, но как быть, если не получается договориться? Сяо Синчэнь не вздыхал, не сомневался, он даже мысли не допускал передумать и действовал совершенно сознательно и четко. Собрал все, что осталось на поляне, взял Шуанхуа и воспользовался ровно тем же способом, каким Сюэ Ян спасал его самого от прилива. — Я знаю, ты все понимаешь, — нежно говорил он, делая все, чтобы не причинить Сюэ Яну никакого неудобства... ну помимо того, что уже и так причинил. Страшно было представить, что сейчас полыхает в мыслях и чувствах Сюэ Яна по поводу происходящего! Поэтому Сяо Синчэнь предпочитал и не представлять. Сейчас он нуждался не в голосе совести, а в остром слухе, и прежде, чем делать очередной шаг, даочжан слушал, очень внимательно. Он сумел пересечь дорогу и никому не попасться на глаза, устроил Сюэ Яна в густом кустарнике у дороги и теперь опять слушал. Нет, это проехала повозка торговца, не то. Нет, это, судя по разговорам — адепты клана — тут Сяо Синчэнь и вовсе укрылся за кустами. Нет, стражник тоже не подходит... О. Женщина с ребенком. — Госпожа, простите меня... — Сяо Синчэнь вышел на дорогу. За спиной не было меча, и вообще он представлял собой странное зрелище: слепой, совсем один, но уверенный в каждом шаге и слове, явно нуждающийся, но при этом до мелочей аккуратный в облике, с мягкой улыбкой и просьбой в голосе. Добрая женщина рассказала ему, что впереди, что позади, где Облачные Глубины и как называются ближайшие озера, и даже деревня на той стороне, про которую Сюэ Ян совершенно верно понял, что это окраина города. Пришлось даже вежливо отказаться от ее дальнейшей помощи, сослаться на то, что теперь он знает, что идет в нужную сторону. Итак, даочжан знал не только куда идти, но и в какой стороне то самое место, где он с самого начала предлагал остаться Сюэ Яну. Он дождался, пока крестьянка с ребенком скроется за поворотом дороги и ее точно не станет слышно, на всякий случай проверил еще легким заклинанием, и вернулся к своему бесценному пленнику. — Вот, я здесь, — улыбнулся Сяо Синчэнь и отправился дальше. Нужные руины почти заросли мелким кустарником и мхом, это хорошо, значит здесь и правда никто не бывает. Храм в скале давно заброшен, даже тропы сюда нет. Когда-то они нашли это место с Сун Ланем, по пути в Гусу, в самый первый раз, когда тут были. Здесь же останавливались еще дважды — место казалось им таким красивым, да и сам факт заброшенных руин среди этих земель отзывался в их сердцах голосом приключений. Сюда Сяо Синчэнь принес Сюэ Яна. — Ну вот, ночь моя, смотри. Очень надежное место, никто о нем не знает. Этот грот не видно за развалинами, зато здесь падает свет сверху, из щели в скале, я помню его, видел когда-то. — Даочжан нашел одеяло, бережно уложил на него Сюэ Яна, поправил одежду, волосы, проверил, с ним ли меч. Цзян Цзай он забирать не станет — с ним Сюэ Яну точно будет спокойнее. — Прости меня, ночь моя, — Сяо Синчэнь наклонился и несколько ласковых поцелуев коснулись лба, переносицы, скул, — Или можешь не прощать, если не хочешь... Ты сердишься, ты в бешенстве, ты, наверное, ненавидишь меня за это так же сильно, как любишь, но... Я не могу так рисковать. Ты — моя жизнь... Когда вернусь, мы уйдем, и я готов буду принять весь твой гнев, весь, сколько его будет. Кричать, бить... что угодно, ты сможешь все, совсем все. Все, что ты придумаешь, пока меня не будет. Я обещаю. Но сейчас потерпи. Он позаботился, чтобы Сюэ Яну удобно было лежать, поправил волосы, чтобы вдруг какая-нибудь противная волосинка не щекотала ему нос. Оставалось только одно — даочжан нашел темную Печать и спрятал, все остальное забирать не имело смысла, ведь он скоро вернется. — Я заберу это, потом верну. Ты слишком талантлив, слишком умен, ночь моя. Если я оставлю ее тебе, то почти уверен — ты найдешь способ выбраться. На прощание он поцеловал его левую руку и вышел. Заклинание закрыло барьером вход в грот, потом еще одно наложило на руины и окружающий лес завесу. Если не знать, что здесь что-то есть, — никогда не заметишь. Даочжан вернулся на дорогу только чтобы лишний раз убедиться, что правильно сориентировался, встал на меч и отправился в Облачные Глубины — ни к чему терять драгоценное время. Его любимая тьма с каждым мгновением ожидания становится только темнее, опаснее и прекраснее.Глава 14 — Мы всё решили, в Гусу так в Гусу. Но не все сразу
25 августа 2020 г. в 19:38
Он считал шаги. Первый раз споткнулся на третьем, зацепившись за едва заметный уступ, и устоял, шел медленно, очень медленно, нащупывая стопой каждый следующий шаг, прежде чем встать уверенно. Ветер начал свою игру сразу, едва только Сун Лань миновал последние редкие сосны, он толкал то в бок, то вперед, то пытался остановить — пока легко, почти незаметно касаясь, будто предупреждал. Это не останавливало, не так велико препятствие, чтобы заклинатель остановился в самом начале пути.
Первый раз он по-настоящему потерял равновесие, когда ветер ударил сильнее, заставил пошатнуться и поставить ногу, не раздумывая. Сун Лань покачнулся и рухнул на колени, подставляя руки. Он почувствовал камни остро, первой болью, обдирая ладони в кровь, и замер. Тяжелое дыхание, растрепавшиеся от ветра волосы на щеки, и эта повязка так мешает, что хочется содрать. Сун Лань встал, постоял немного, привыкая к ветру, но так и не смог до конца разогнуться. Еще один шаг вперед, еще, а третий — увереннее, и вдруг под ногой отчетливо обозначился уклон, и заклинатель замер, как замерло его сердце. Как можно ориентироваться в пространстве, если не видишь, а ветер так и норовит сбить с толку?! Ван-лаоши просто хотел, чтобы он никуда не дошел! Вот и все! Нет, он дойдет.
Сун Лань вынул Фусюэ и опустил его прямо до земли, коснулся камней. Меч, созданный для подвигов, — как палка слепого… Металл скрипнул о камни и нащупал пустоту, а заклинатель не двигался, пока не понял, где перед ним тропа. Теперь он шел еще медленнее, так медленно, что это начинало злить. И вот когда Сун Лань, плотно сжав губы, тяжело и зло дышал, но все-таки делал очередной шаг, камни под ногами зашуршали, и он снова упал вперед. Сжимавший меч кулак впечатался в камень, крошка, грязь, какой-то мох наполнили ссадины, а колени заныли от боли. «Просто встать и пойти» — так говорил старик? Просто встать. И пойти.
Встать. И пойти.
Страшно.
«Ты ведь шел здесь не один, Сяо Синчэнь? Он поддерживал тебя? Он направлял, чтобы ты не упал? Зачем?»
— Зачем ты пошел сюда?! — ветер унес вопрос, так быстро, что Сун Лань услышал только последнее эхо.
Он снова поднялся, снова попытался выпрямиться и все равно следующий шаг — со сгорбленной спиной. Какой долгий этот хребет… Сун Лань падал и падал, вставал и вставал, каждый раз оставляя на этой тропе капли крови и слова гнева. А ветер все злее и злее, все с разных сторон, бьет и бьет. Фусюэ нервно звенел по каменной тропе, рука дрожала, замерзла, но заклинатель упрямо шел вперед. Он узнает, он обязательно узнает, зачем же Сяо Синчэнь пустился в такой опасный путь. Неужели он сошел с ума? Да, просто тронулся умом, чтобы идти вслепую по такой опасной тропе, с чужаком за спиной! А может быть… Может быть это как раз чужак и заставил его? Да, да, конечно. Так и есть! Сяо Синчэнь слишком умен, слишком рассудителен и всегда — спокоен, чтобы добровольно пуститься в такую глупую авантюру.
Сун Лань улыбнулся, победно, будто нашел ответ на вопрос, и оттого забылся, так что новый порыв ветра застал его врасплох. Он покачнулся, взмахнул руками и, вскрикнув, сорвался вниз. Колени, грудь, плечи… удар выбил воздух из легких, как Сун Лань успел зацепиться — он не понял, но звон меча раздался слишком далеко.
— Нет! Нет… Фусюэ! — Сун Лань висел на скале, не чувствуя, не понимая, что там под ногами.
Пустота — и больше ничего, пустота, в которую летел его меч.
— А-а-а-а! — чтобы собрать силы, чтобы зачерпнуть от себя, от золотого ядра, от этого злого ветра и даже от холода камней, заклинатель кричал, собирая остатки воли.
Он не пытался подняться, цеплялся пальцами, уже липкими от крови, за скалу, а вторую руку протянул в эту пустоту в отчаянном призыве к Фусюэ. И как же он обрадовался, почувствовав резьбу рукояти в ладони! Простые ровные перекрещенные полосы, Сун Лань судорожно сжал меч, который будто придал ему сил, уперся ногами в скалу, подтянулся, выкрикивая все напряжение, которого потребовало это усилие, и выбрался наконец. Он лежал, выплевывая хрипы, долго лежал, пока не успокоил дыхание и ужасную выматывающую дрожь в коленях и руках.
— Хватит! — пальцы зло вцепились в повязку, Сун Лань рванул ее, но только выдрал прядь волос, которую нечаянно вплел в крепкий узел.
Он обессиленно уронил руку, цепляясь за бездушные камни, и заплакал. Повязка промокла, жгла солью слез, Сун Лань лежал под холодным ветром и боялся встать. Вот сейчас ему стало действительно страшно. Сяо Синчэнь шел здесь, вот по этим камням, но ведь друг за столько лет привык ходить в темноте, а он-то — нет! Он же — нет! Так что это — неравный бой!
А сколько он привыкал? Как много нужно времени, чтобы научиться ходить и не спотыкаться, не падать руками вперед? Не путаться в направлении через три шага? Не бояться?
Синчэнь не позволил ему привыкнуть тогда, не дал утопиться в отчаянии черной тьмы после кровавого дня в Байсюэ.
— Встать. И пойти, — прошептал Сун Лань и поднялся на четвереньки, потом — на колени.
Где он? Заклинатель постучал мечом впереди — пусто. Слева — тропа, справа — тропа… да, так, но откуда же он пришел? Что если сейчас он повернет не туда, в обратную сторону? И ветер не подскажет. Замерев, Сун Лань долго вспоминал, как он сорвался, как висел, как выбирался и с какой стороны бросил меч. Налево... наверное все-таки налево. Нет, точно налево — что тут думать? Дурак! Глупец! Налево, да… но разве встанешь?
И решившись наконец, Сун Лань убрал Фусюэ за спину и пополз на четвереньках, переставляя больные руки и колени, словно зверь, раненый, больной, потерявший ловкость, гордость, даже надежду. Голая цель, совершенно определенная, но такая… холодная. Он полз и полз, и если б увидел себя сейчас, то растрепанным и сгорбленным, с оскалом радости, ведь он так давно уже не падал! Словно это была маленькая победа. Вот так. Так. Он доползет, доберется, вот так, слепой и без всякой помощи!
— Да, Ван-лаоши, — шептал заклинатель больными потрескавшимися от ветра губами, — я перейду этот чертов хребет, этого твоего... Лазурного дракона…
Под ноготь попала острая сосновая иголка, и словно не палец — голову прошило болью. Сун Лань зашипел и снова переместил руку вперед. Он потерял счет шагам — да и не шаги это вовсе.
— И возьму. Знание… или что там… зачем… за каким таким советом… он сюда пошел. Слепой. Дурак. Как можно вслепую, а? Сяо Синчэнь!
И тут рука поехала вперед, неожиданно, так подло! Ведь он уже приноровился, а тут какая-то щель! Сун Лань закричал и зло саданул кулаком в камень, упал на живот и лег, положив руки под голову, как будто хотел закрыться от и без того темного мира.
«Сначала на Эмэй. Да?» — Сяо Синчэнь улыбается, бережно расправляет старинный свиток. Только тушь, черная тушь и гладь листа — а пейзаж такой глубокий. Сун Лань смотрит на своего друга. Синчэнь тоже как будто весь — только линии и белый цвет, как снег. «Мы поднимемся на Эмэй-шань, увидим, как вершину обнимают облака», — говорит Сяо Синчэнь и смотрит теперь на него, такой счастливый, будто они уже там, на этой вершине. «А потом Тайшань. Мы пройдем по Мосту Бессмертных вместе». И Сун Лань кивает, не в силах отвести взгляда. Сяо Синчэнь так красив и так чист, он сам — как будто свет. И Сун Лань произносит все эти вершины, одну за другой, придвинувшись ближе, чтобы рассмотреть каждый свиток. Вместе. И не может, боится оказаться слишком, больше, чем следует — рядом. Они еще такие юные, им еще учиться и учиться, чтобы потом пройти свой путь. «А потом мы отправимся на Хуашань» — «Почему она последняя?» — спрашивает Сун Лань, а Сяо Синчэнь так загадочно улыбается, немного наивно, немного — хитро, как умеет только он, и говорит беззаботно и одновременно серьезно: «Не знаю. Но я так чувствую» — и тонкие пальцы сворачивают свиток с изображением Хуашани, а потом бережно закрывают футляр.
А вместе с ним — воспоминание.
И Сун Лань открыл под повязкой глаза, больно слипшимся ресницам, от соли и затвердевшей ткани. Нет, лучше закрыть. Темно, как темно... разве может быть так беспросветно темно под белой тканью? Ох, хитрый старик! Ты ведь наложил какое-то заклятье?!
Сколько он провел в таком состоянии, заклинатель не знал, но двигаться его заставил холод и злое упрямство. Он поднялся на четвереньки, ощупал впереди тропу, даже продвинулся немного, но хребет пошел вверх, и дальше пришлось ползти на животе. Долго, холодно, унизительно… почему он чувствует это так? Ведь на него никто не смотрит… Сун Лань хрипло засмеялся.
Смотришь? Смотришь, совершенномудрый Ван Лаоши… Увидишь, я доползу.
И он дополз. Когда солнце уже совсем не грело, Сун Лань из последних сил, не вставая, даже когда кончился подъем, карабкался вперед. Неужели все? Не может быть. Он не мог поверить, что эта гладкая, облизанная ветром скала под ним — ровная плоскость второй вершины Хуашани. Еще немного вперед, еще, нет… подъема нет. И, встав на четвереньки, с невероятным трудом, через кошмарную боль во всем теле, он поднялся на колени и развязал повязку.
Мир плыл розовой размытой кровью, медленно собираясь в четкую картину извечного пейзажа. Алое солнце тонуло в облаках где-то там, далеко. А вершина оказалась так высока, что оно медленно падало вниз. Такими же алыми были слезы Сяо Синчэня, когда Сун Лань снова увидел его лицо. Закат кровавыми размывами разливался по белому от облаков небу.
И Сун Лань закричал.
Он провожал солнце взглядом, словно друга, который уходил и не оборачивался, как будто не увидит больше это солнце никогда. И только с последними розовыми отблесками на облаках он огляделся. Ветхая хижина под соснами... как она тут стоит вообще на таком ветре?
Он не смог просто упасть и уснуть, хотя едва стоял на ногах. Разорванная о камни одежда, окровавленные колени, ободранные руки и сорванные ногти — не важно, пока не узнаешь, зачем все это было. При свете талисмана Сун Лань осмотрел хижину, беспорядок, оставленный последними, кто тут был. Упавшая полка, пыль и мусор по углам, а в центре на полу явно спали, следы повсюду на серой пыли. Даже росчерк от пальцев, которые что-то забрали с пола — Сун Лань жадно разглядывал все, пока не нашел древнюю книгу — бамбуковые планки, собранные в ветхий свиток на почти истлевших остатках веревок. Сердце забилось сильнее, когда заклинатель взял ее, чуть не выронил — пальцы не держали, болели и продолжали кровоточить, спекшаяся корка трескалась от любого движения.
Сун Лань принес книгу в центр маленького домика, сел прямо на пол и дрожащими руками развернул. Планка к планке... еще и перепутаны те, что потеряли тонкие веревочки. И глаза болят невыносимо, до слез. Он вытирал щеки, размазывая соль и кровь, пока слеза не сорвалась вниз, растекаясь розовой каплей по древнему знаку. Нет, так он просто ничего не осмыслит. Сун Лань торопливо умылся и кое-как привел в порядок руки, истратив почти всю свою воду. Глоток, еще один, и он вернулся к своей загадке, как одержимый, не думал даже о сне и об отдыхе, не ел, не пил, пока не составил все тонкие дощечки по порядку. Теперь Сун Лань мог читать и в первый момент от удивления посмотрел на знаки, будто ему предлагали что-то немыслимое.
«Легенда? Древний рассказ о даосе-путешественнике?»
Голова гудела, а спина раскалывалась от боли, когда Сун Лань добрался до сути.
— «...То, что он искал на западе — нашел на востоке,
То, что он искал на севере — нашел на юге».
Он бормотал слово за словом, строка за строкой.
— «Так он нашел все искомое для ритуала.
Он взял все и соединил».
Осознание, что он читает, приходило так же — слово за словом, как слезы снова начали падать на руки.
«Ритуал возвращения утраченного... Не может быть... Сяо Синчэнь... Ритуал, о котором никто не знает. Мудрость, о которой никто не слышал! Даос, о котором никто не помнит! Никто!!! Как ты это нашел?! Бессмыслица, все наоборот, все совсем наоборот... И ты поверил в это...»
— Совершив ритуал, мудрый познал истину: тот, кто тождественен потере, приобретает потерянное, и не нужно искать, чтобы найти.
Сун Лань схватился за голову, сжал до холодной, чудовищно ясной боли.
— Как нужно отчаяться, чтобы поверить в это?! — закричал он куда-то в потолок, стоя на коленях посреди почти прогнившего дома.
«Если он оставил там книгу, то забрал то, что ему нужно, и продолжил путь. Если нет, значит – отказался от своей цели», — всплывали в сознании слова Ван-лаоши.
Вот она — книга. Оставил. Пошел дальше. Не отказался от цели. Вернуть утраченное с помощью ритуала, который забыт, — вот его цель.
Это просто не укладывалось в голове.
— О... Синчэнь... мой бедный... Прости... прости меня... — Сун Лань рыдал, ненавидя себя за эти слезы, что сейчас лились и лились из глаз, которые ему отдал Сяо Синчэнь.
Отдал сам, навсегда, чтобы избавить его хотя бы от кошмара пустой темноты. И теперь все, что оставалось слепому, — это поверить в странный, совершенно эфемерный ритуал, для которого еще искать и искать все нужное.
Он даже не уснул — впал в какой-то полубред-полусон, забылся, утонув в кошмарных видениях. Тигры, фениксы, черепахи кружили бесконечно долго, а мерзкий лазурный дракон снова и снова увлекал их в этот танец и смеялся, смеялся, щедро расплескивая яд вперемешку с кровью, водой и огнем. И среди чудовищ кружился слепой Сяо Синчэнь, не знающий, как ему понять, кто где, как искать. Он то сражался, то просил, то искал какой-то выход, но он не видел и не слышал своего друга, что никак не мог добраться до него сквозь этот вихрь. Сун Лань звал, пытался пробиться — тщетно.
Он очнулся от страха и не сразу понял, где он и что это был только сон.
«Вот и знание. Подняться и идти», — подумал заклинатель, осознавая теперь, что имел в виду старец. Жестоко, но разве мир не жесток? Теперь нужно было разобраться, понять, куда отсюда направился Сяо Синчэнь и тот, кто шел за ним следом. Сун Лань решил не оставаться на вершине, он прошел испытание и мог получить то, что искал — это справедливо. Оставив повязку на полке, он забрал книгу, встал на меч и спустился к подножию гор.
Здесь Сун Лань изучил найденный свиток снова, прочел несколько раз, пытаясь составить правильную картинку из совершенно неправильных частей. Все указания на стороны света помочь никак не могли, потому что в ритуале говорилось обо всех этих сторонах, и куда дальше отправился Сяо Синчэнь понятнее не становилось. Единственное, что Сун Лань мог сопоставить, — это дракона и тигра, и то... Лазурный дракон — символ востока, и как раз Лазурного дракона он уже прошел. Значит теперь — запад и тигр. Белый тигр...
Выходит, путь Синчэня лежит на крайний запад, в высокие горы? Заклинатель покачал головой — как он будет искать своего друга в тех горах? По сравнению с ними вся гряда Хуашани — просто точка на карте. Он думал и думал, думал и думал, пытаясь понять, откуда вообще все началось? Где Сяо Синчэнь узнал о легенде, где он взял эту книгу, что оставил на вершине, "обменяв" на что-то еще? Нужен какой-то совет. Кто-то, кто может знать. Баошань-санжэнь — вот кто мог бы ему помочь, но Сун Лань даже в самом страшном сне не мог бы представить себе, как вернется на гору и попросит ее о помощи. Стыд сжигал его душу, и одна только мысль об этом железными когтями рвала сердце. Где еще? Куда пойти еще?
Гусу Лань — ответ напрашивался сам, крутился в голове еще долго, пока Сун Лань пытался придумать другой вариант, но все попытки возвращали его к этой единственной мысли. Библиотека, традиции, которые хранятся веками благодаря следованию строжайшим правилам, одна из самых древних школ учения, — где как ни там может оставаться подобное знание? Какая странная ирония судьбы — орден, который для них с Сяо Синчэнем всегда был воплощением чуть ли не всего, что они не станут повторять на своем собственном пути к совершенствованию, теперь оказался для Сун Ланя единственной надеждой.
В Гусу он прибыл изможденный, потому что вся ци уходила на полет и поддержание сил. Раны еще не зажили, одежды Сун Лань так и не привел в должный порядок, которому привык неукоснительно следовать. Увидев свое отражение в озерной глади, заклинатель долго смотрел прежде, чем нарушить его движением руки.
«Сяо Синчэнь... ты бы не узнал меня сейчас. Мне придется потратить этот день, иначе в Облачных глубинах и на порог не пустят ободранного бродягу».
***
Стало жарко. Сяо Синчэнь сначала скинул одеяло, потом скомкал его ногами вниз, но грело все равно. Пекло прямо в спину. Еще не до конца проснувшись, он попробовал снова нащупать рукой одеяло, чтобы скрыться, но оно оказалось совсем где-то далеко. Одеяло? Даочжан прислушался. Кричали чайки, шелестела трава, жужжали насекомые, даже птички какие-то пели, а вот море шумело неправильно — дальше, чем было. Зато журчал ручей. Синчэнь выбрался из объятий врага, сел и тут же тихо зашипел, обнаружив, что правая рука совершенно затекла и теперь страшно колется и гудит. Потерпел, подождал, послушал еще.
— Что ты за человек! — сердито высказался даочжан и поднялся, пошел к ручью, на ходу снимая ханьфу, в котором так и заснул, наполовину спущенном.
Спине по ощущениям стало значительно лучше, как и бедру и особенно — плечу. Одежда полетела на берег, Сяо Синчэнь опустился на колени и стал тщательно умываться, не забыв про волосы.
Ну что, проснулся он там? Внутри от злости все кипело. Почему он вообще это терпит?!
— Ты не спишь, — даочжан вернулся, рассерженный, в одних штанах и с мокрыми волосами.
С пальцев капала вода, и чтобы разбудить Сюэ Яна окончательно, он швырнул эти холодные капли в него, — Ты шатался ночью. Больной. Еще и меня тащил. На чем? На руках или ... — он нахмурился, — на мече? И вещи собирал! — Сяо Синчэнь принялся методично разматывать повязку на ладони, словно это могло как-то утихомирить его.
Голос, правда, притих и стал не таким звенящим, но тон не изменился. Если б этот голос даочжан захотел преобразовать в силу, то Сюэ Яну это вряд ли бы понравилось.
— Чем ты думал? Лежи. Молча.
Сяо Синчэнь взял котелок и сходил за водой, прополоскал попутно одну из повязок и кинул ее на куст сушиться, занялся костром, но с больной рукой получалось очень плохо. Он провозился, но заставил огонь гореть, поставил воду и вернулся к своему упрямому кошмару-убийце. Осматривал молча — переносица, затылок... волосы как мочалка.
— Как голова? Не болит? Почему меня вообще должна беспокоить твоя ненормальная голова? Пошли к ручью, держись за меня. Поднимайся давай, ты же мог скакать ночью, — не уколоть не получилось.
Злился даочжан страшно. Мало того, что этот гад свалился с меча, довел до такого бешенства, что он его чуть не убил, что пришлось спать рядом… Что Сяо Синчэнь так и не понимает, зачем идти в Гусу… Так он еще и разгуливал в ночи по берегу, пользуясь тем, что Сяо Синчэнь настолько устал, что даже не мог проснуться! С разбитой головой, защищенной только кровоостанавливающим лекарством и заклинанием! Голову Сюэ Яна не защитить ничем — она безнадежна, надо уже это признать. Ненормальный!
— Что ты видишь? Рассказывай. Куда тебя посадить, чтобы отмыть твои волосы? Садись и давай голову.
***
Сердитый голос над головой заставил Сюэ Яна проснуться исключительно силой изумления. Вот вроде ж ничего не сделал, чтобы вызвать такой гнев, наоборот, был молодцом, ничего не набедокурил, ничем не мешал! И даже не приставал среди ночи с нескромными поползновениями. Хотя, судя по реакции, может Сяо Синчэнь этого ждал, и теперь бушует, не дождавшись сладкого? Какие сложные люди эти даосы.
Он уже хотел сказать, что действительно не спит, потому что невозможно заснуть, когда здесь шляется один сердитый, полуголый, красивый и всё ещё огрызок, потому что никак не заживёт, да ещё и водой холодной брызгается. И не успел. И даже на локте приподняться не успел, как получил наглое «лежи молча».
«Нет, вот что ТЫ за человек?! Как можно задавать ворох вопросов, если ты не собирался и даже не планировал услышать ответы?!»
Сюэ Ян на этот раз не смеялся, но улыбка сама так и просилась, благо губы уже похожи на губы, а не на чёрт знает что, и ими можно улыбаться. На Сяо Синчэня он опирался больше потому, что он так приказал, а не по необходимости. У него по-прежнему ничего не болело, и это даже настораживало. Должно что-то болеть! С разбитой-то башкой точно должно болеть!
Он благонравно сел, подобрав ноги, ткнулся лбом в колени Сяо Синчэня и прочувствованно выдохнул:
— Вижу злого красивого даочжана в одних штанах. Больше ничего не вижу, потому что никуда больше не хочу смотреть.
Ну вот. Он же обещал голову Сюэ Яна положить ему под ноги? Ну почти положил. Просто если наклонится ниже, остатки мозгов могут выплеснуться даочжану прямо на босые ноги. Это, конечно, красиво, но вряд ли он оценит.
— Вижу что морем принесло кучу водорослей, они лежат прямо там, где мы заснули вчера. Надо будет потом сходить и посмотреть, в таких обычно прячутся крабы, а крабы вкусные. Почему ты злишься? Я проснулся, потому что начался прилив. Тебя попытался разбудить, потом передумал — ты совсем вымотался. Я не тащил тебя на руках… — голос дал брехливую слабину и Сюэ Ян досадливо поморщился. — Хорошо, вру. Да, я тащил тебя на руках, но не сам. Руками опирался на Цзян Цзай, так что и твой и мой вес тащил он, и не выше, чем сейчас моя голова. И я не собирал вещи, я их просто взял по пути, когда вернулся за Шуанхуа, а он всё-таки не вещь, — и тут же доверительно понизил голос, обращаясь уже не к даочжану, а к Шуанхуа. — Ты не обижайся на него, он просто сердится на меня, и не знает, что с этой злостью делать, а бить раненого совесть не позволяет.
И жарко выдохнул в его колени. Так было удобно сидеть, немного внаклонку, упираясь ладонями в землю.
— Меня больше беспокоит другое, — Сюэ Ян задумчиво и изо всех сил ущипнул себя за бедро, выкрутил кожу плотно сжатыми пальцами так, что потом здесь расцветёт чёрный кровоподтёк.
Проверил. Как мог, так и проверил, и это ещё в последний момент передумал проверять ножом.
— Гэгэ, почему у меня ничего не болит? Ты проверял? Может я уже того? Лютый мертвец? И поэтому мне не больно? А что не злобный — так я при жизни наверное налютовался, и теперь уравновешиваюсь? Как-то мне не хочется в мертвецы, Сяо Синчэнь… живым мне больше нравится. Хочешь, я покажу тебе, как тебя перенёс? Ты поймёшь, что зря меня ругал! Я ведь очень осторожно, чтобы не испортить твои усилия, я что, не понимаю, что ли?!
***
Не такого ответа ждал даочжан.
«Что ты видишь?!»
В груди снова полыхнуло злостью. Нет, так нельзя. Так он совсем потеряет способность держать себя в руках, если каждый раз будет поддаваться на провокации.
— Никуда ты не пойдешь.
Он сел поудобнее и очень осторожно положил Сюэ Яна к себе на колено, чтобы можно было нормально мыть спекшиеся волосы и не заляпаться при этом по возможности кровавыми брызгами. Повязку снял, проверил кончиками пальцев рану и остался вполне доволен.
— Я злюсь, потому что ты не разбудил меня. Сам все делал. Мог упасть. Голова — это не шутки, даже если ты так не думаешь. У тебя все шутки, даже смерть.
Он снова возмущенно замолчал, сжав губы, когда Сюэ Ян вздумал еще и с Шуанхуа разговаривать. Двинуть по губам, да и все. Но нет, он правда не мог... не с ребенком же. Даочжан поливал и поливал на волосы, осторожно и терпеливо разбирал пряди, отмывая понемногу.
— Я бы предпочел, чтобы ты был лютым мертвецом, — заметил он не без ехидства и поправил болтливую голову на своем колене, — Я правда никогда такими не управлял, тебе наверняка не в пример лучше это удается с той мерзостью, что ты хранишь. Где ты ее взял?
Сяо Синчэнь нахмурился и запустил пальцы в чистые волосы врага, проверяя на отмытость. Потом отжал, накрыл тканью и положил руки Сюэ Яну на лоб, запрещая вставать.
— Шуанхуа проверил. Можешь не переживать. Тебе не больно, потому что ты быстро лечишься, и потому что я зачем-то этим занимаюсь. Просто когда тебе больно — больно мне, я же говорил.
Зачем спрашивать одно и то же? Хочешь услышать, что я твою боль терпеть не могу? Могу, но не хочу. Проще забрать — так тише.
— Не надо показывать.
Он приподнял Сюэ Яна, снова обработал рану и велел пока высушить волосы, чтобы свежую повязку накладывать только на сухое. Вода как раз закипела, Сяо Синчэнь разделил ее пополам, в одну кинул чай и травы, на этот раз без сонных, а в другой поставил вариться жалкие остатки риса.
— Как ты оказался там, где я тебя нашел? Расскажи. Интересно узнать, кто уничтожил все мои... наши усилия.
***
— Так я же не прямо сейчас, гэгэ, просто крабы… ну это правда очень вкусно!
Он примирительно вздохнул, и потом только сопел довольно. Может когда-нибудь, когда-то потом, когда уже не будет нужды отмывать кровь, Сяо Синчэнь помоет ему голову просто так. Как в гостинице. В горячей воде, с мылом, и просто потому что приятно.
— Я тебя будил, — сообщил он шёпотом.
«Да, будил! Будил, будил… и недобудился. А нечего было так хорошо травы составлять, это ещё счастье, что он подорвался с места. Проснулись бы свеженькими утопленничками… терроризировали бы рыбаков, один слепой, второй придурковатый — заклинатели бы рехнулись за нами охотиться».
— Ну почему сразу мерзость? Главное не увлекаться, а то будет как со старейшиной Илина. Печать я создал сам… ну как сам. В меру сил попытался повторить Вэй Усяня, то ли мне его слава покоя не давала, то ли просто сдуру. Но он был талантлив и образован, а я так… нахватался по верхам, да на голой наглости…
Он снова довольно засопел от приятных ласковых прикосновений к голове. Чистые волосы — это приятно. Сразу кажется, что и в голове стало уютнее. Прямо где-то там, внутри.
«Не надо показывать… а если я хочу похвалиться тем, какой я молодец? Эх, даочжан, ты со своей скромностью когда-нибудь ляжешь в придорожных лопухах, а встать постесняешься».
— Ничего, когда-то я вернусь в Башню Золотого Карпа, и на этот раз буду действовать ювелирно и красиво, — Сюэ Ян сушил волосы, и копался в изрядно похудевших припасах.
Почистил пару солёных яиц, достал маринованные овощи — с рисом будет нормально. Томно покосился в сторону побережья — где-то там беззаботно гуляли вкусные крабы — и остался сидеть на месте.
— Твои усилия, гэгэ, пошли под павлиний хвост клана Ланьлин Цзинь. Там и прежний-то глава был хитрой дрянью, но нынешний превзошёл его по всем статьям. Ты видел павлинов, гэгэ? Красивая птица, хвост как развернёт — глаз не оторвать. Поворачивается, горделивый такой, а под шикарным хвостом — обыкновенная куриная жопа.
Начал он мирным тоном, посмеивался, подшучивал сам над собой, но очень быстро успокаивающая возня с едой закончилась, и руки стало некуда деть. Руки быстро нашли рукоять Цзян Цзая и судорожно сжались, до хруста, до побелевших от напряжения костяшек.
— Цзинь Гуанъяо не отпускал меня. Я ушёл за тобой, гэгэ, и уходя — смеялся. Я был уверен, что меня не остановить. Печать я уносил с собой. Разве Верховный мог удержаться? Он и не удержался. Печать не могли у меня забрать — я зашил её в бедро. Как знал… Он решил отнять у меня всё, что дал, хотя я расплатился сполна, а это, Сяо-гэ, нечестно. По отдельному распоряжению Верховного они должны были снова сломать мне все кости, которые он когда-то срастил. Всю левую руку, каждый палец, каждую кость в нескольких местах, — голос звучал всё веселее и веселее, только это было страшное веселье.
То самое, родом из прошлого, и голос один в один. Каждый смешок, каждая ухмылка, везде сквозила радостная кровожадность чудовища, предвкушающего обильную жратву.
— Всех посланных за мной я убил. И уполз. Левую руку защищал, только поэтому меня так и покромсали. И я оказался в придорожной канаве. Не мог даже извлечь Печать, чтобы воспользоваться — истёк бы кровью до смерти, да у меня и сил бы не хватило. Помню, как разворачивал последнюю конфету, и даже до рта её донёс. А вот съел ли — не помню. Когда пришёл в себя, меня лечил Сяо Синчэнь, мой враг, за которым я и шёл. И вот только тогда мне стало страшно.
Он помолчал, упрямо глядя в сторону. Не хотел сейчас смотреть на даочжана. Не хотел видеть отвращение на его лице. Смотрел куда-то в сторону моря.
— Давай за крабами схожу, что ли… их я, пожалуй, смогу победить.
***
«Сам?»
Даочжан не смог скрыть удивления, бровь чуть дернулась.
— Павлинов... Видел когда-то, — пробормотал он, внимательно слушая Сюэ Яна.
Картина, которую тот рисовал, выходила просто ужасающая. Получается, что Верховный заклинатель действовал совсем не так, как должно, преступно... Но можно ли верить Сюэ Яну? Даже с учетом того, что им рассказали в деревне, где нечисть кормили людьми. Факт остается фактом — он явился в Байсюэ, и как можно было сбежать из-под надежной охраны самого Верховного заклинателя, если тебе не помогли? Пусть не отпустили прямо — но помогли уж точно.
— И ты хочешь вернуться в Башню Кои? Отомстить? — даочжан достал Шуанхуа, который давно нуждался в заботе, и стал медленно и обстоятельно его чистить.
Было о чем подумать и спросить. Например о том, чем занимался Сюэ Ян между событиями в Байсюэ и своим появлением в придорожной канаве. Прошло много времени... Сяо Синчэнь успел вернуться на Баошань, успел уйти... вспоминать об этом сейчас не было сил, но еще меньше он хотел выяснять, сколько преступлений на совести и крови на руках успел накопить за эти годы его враг, тем более с таким артефактом. Если верить Сюэ Яну, то вряд ли Верховный заклинатель стал бы так настойчиво преследовать его, если б эта печать не была действительно сильной, и если бы эти два человека не были друг с другом связаны... думать о том, сколько за это время могло таких "связей" родиться, сейчас не надо.
— Сюэ Ян... Я хотел бы посмотреть на эту печать. Можно? — попросил он, не особенно рассчитывая на то, что он согласится.
Зашить в бедро... это ж надо так ей дорожить! С другой стороны — если это хоть какая-то гарантия...
Кошмар. Сяо Синчэнь чувствовал себя так, будто снова прикасался к чему-то омерзительному, чего давно не знал, от чего удалился, предпочитая простую помощь простым людям. Конечно, будучи слепым, даочжан больше не мог участвовать в подобных событиях, но может быть он попросту не хотел что-то делать в одиночку? И еще сейчас образ Сюэ Яна, который хотел ловить крабов и носил его на своем драгоценном мече к ручью, никак не связывался в сознании со всей этой мерзостью. Как будто даочжан надеялся, что Сюэ Ян, как и он, отойдет от таких событий и больше к ним не вернется.
«Глупо. Ты же слышишь его голос, его смех. Вот он, Сюэ Ян — перед тобой, тот самый. И ты еще просишь у него печать показать? Наивный. Чокнутый даос, точно».
— Почему тебе стало страшно? Ты же видел — я слеп, — тихо спросил Сяо Синчэнь, задумчиво проводя пальцами по чистой рукояти меча.
***
«И вот чего ты так удивляешься? Как будто я такое говно бесталанное, что не могу сам сделать тёмную печать… Нормальный человек бы обиделся. Хорошо, что я не нормальный».
— Хочу посмотреть, как с лица Верховного стечёт его сладкая улыбочка. Сяо Синчэнь, ну полно… отомстить. Какая месть? Ай… — Сюэ Ян рукой махнул, лирично глядя в морскую даль. — Я его просто убью, без особых затей. Хотя возможно Мэн Яо заслуживает самого пристального внимания и самых замысловатых… затей.
Последнее слово прозвучало с насмешливой угрозой. Понятно, почему с угрозой, а насмешливо — да потому что смешно на самом деле, сидит на краю света, и угрожает. Угрожатель нашёлся. А даочжан вот молодец, занялся мечом. Сюэ Ян подумал, и занялся тем же самым.
— Сяо-гэ, возьми, — он протянул ему шёлковый платок и узелок с дорогой пудрой для полировки клинка. — Цзян Цзай любит, и он не жадный. Возьми. Шуанхуа очень красивый меч…
Сам придирчиво чистил меч, любовно натирал, полировал, и даже подышал на лезвие, прежде чем навести блеск. Как же повезло, что змеиная кровь ничего не смогла сделать с металлом, он бы себя извёл за небрежность… ведь даже и не подумал, что Цзян Цзай может пострадать. Сюэ Ян удивлённо поднял голову, когда даочжан попросил посмотреть печать, коротко угукнул, продолжая так же размеренно протирать режущую кромку меча, плавными ласковыми прикосновениями.
— Если бы я знал, почему испугался, я бы сказал. Тем страшнее было — боишься, и сам не понимаешь почему. Да, я видел. И от этого ещё больше запутывался.
Он закончил с мечом, вычистил ножны, в тысячный раз подумал о том, что Цзян Цзай великолепен, дождался, пока Сяо Синчэнь закончит с Шуанхуа, а потом вложил в его ладонь Печать, внимательно выбрав целую руку.
— Держи. Не бойся, она спит. Хоть насовсем себе оставь, боль моя, — он даже полюбовался, так дико смотрится грубая печать на узкой ладони даочжана. — Спит, но раненой рукой лучше не бери. Ничего не будет, конечно, но лучше не рисковать.
Он подвинулся ближе, рассматривая контраст светлой кожи и чернёного металла с небрежной насечкой. Осторожно взял даочжана за пальцы, поглаживая самые кончики, и тихо прошептал:
— Сяо Синчэнь… Если кто-нибудь когда-то начнёт уверять тебя, что позаботится о печати лучше, что она должна принадлежать тому клану, сему клану, что это прямо на такое благое благо, что хоть прямо сейчас празднуй победу добра над злом… знай, тебя обманывают и хотят использовать. Поверь мне, гэгэ, иньская печать лишает рассудка. Всех. Кроме меня. Меня нельзя лишить рассудка, потому что нельзя лишить того, чего и так нет. Но тебе я доверяю. Хочешь — оставь себе. Только выбрасывать нельзя, за этой тварью нужен присмотр. Если выбросить, рано или поздно её найдут, мой светлый… и кто знает, в каких целях используют.
***
Даочжан взял платок и пудру, осторожно попробовал. Такая роскошь, надо же... Сяо Синчэнь взял совсем немного.
— Красивый, — согласился с легкой улыбкой, — и скромный.
С клинком Синчэнь закончил быстрее, чем с резной рукоятью — по ней прошелся еще раз, чуткие пальцы всегда как-то по-особенному чувствовали даже песчинки в углублениях узора.
— Тебе не нужно меня бояться. Если я убью, то ... без затей, — просто сказал он.
«Только убить тебя я не могу. И не хочу почему-то...»
Шуанхуа дрогнул, но послушно встал у камня, а Сяо Синчэнь сначала не поверил. Вот так — просто? Просто отдает ему свою печать?! Он так сильно удивился, что лицо осталось совершенно бесстрастным, только губы чуть приоткрылись, будто Синчэнь что-то хотел сказать, но передумал.
Печать лежала на ладони, такая странная. В первый момент хотелось ее выбросить, как будто дотронулся до чего-то, что трогать нельзя, опасно и неприятно, но даочжан справился с этим ощущением и молчал, чуть склонив голову, как будто прислушивался.
Печать спала, но ее темное начало Сяо Синчэнь чувствовал все равно. Сильный артефакт — будь он светлый или темный — всегда узнаешь, если имеешь представление о силе. А Сюэ Ян зачем-то стал говорить, и его голос звучал так спокойно, так правильно и правдиво, что Сяо Синчэнь даже не понимал полностью смысла, но готов был поверить, очень хотел. Пальцы обхватили печать, будто он и в самом деле собрался взять ее насовсем, а вторая ладонь коснулась пальцев Сюэ Яна, мягко не позволяя ему убрать руку.
— Подожди...
Даочжан затих, сосредоточился на этом прикосновении, на близости Сюэ Яна, подумал о нем, о том, что в этой печати должна быть заключена часть его силы, если он сам ее сделал. На кончиках пальцев чуть заметно потеплело и засветились искры — не ци, другой энергии. Они вдвоем, никого нет, можно слушать друг друга, касаться друг друга, защищать, верить...
Темная нить влилась в эту теплоту, холодом скользнула под кожу, в кровь, в само сознание.
«Вот она, та сила. Иная, противоположная твоей...» — вплетала эта нить свою мысль в узор прочих, — «Та, что тебе нужна. Останется только найти доверие, а разве у тебя его нет? Есть ли кто-то преданнее врага? Вот я. Вот он. Вернешь себе потерянное. Вернешь себе жизнь. Все, как твой враг говорит».
«Нет, мне не нужно. Я смогу жить и так».
Холод, ласковый и острый, как клинок Цзян Цзая, уколол сердце.
«Разве нет? Сможешь увидеть Сун Ланя, посмотреть в его глаза — свои глаза, которые он наполнил ложью. Предательством. Твоей болью. Но твоя боль — теперь не его, она принадлежит твоему врагу, он забрал ее, просто так, ничего не требуя взамен. У Сун Ланя осталась только твоя обида, не доверие, не воспоминания, не печаль — обида. И он захочет прощения — ты знаешь. Забери ее. Отомсти. Болью за боль, унижением — за унижение. Как хочешь, как всегда хотел. Пусть заплатит. Освободись от бесполезной цели. Он не заслуживает твоего прощения».
«Неправда! Ничего ему от меня не нужно! И мне не нужно. Я простил, простил...»
Сяо Синчэнь уже крепко сжимал черное железо в руке. Печать спала, но и во сне настороженно и жадно касалась совсем незнакомой, такой ранимой, такой лишь снаружи закрытой души. А руки дрожали.
«Не простил. Иначе зачем ты подумал, что вот она я, черная сила, которая поможет тебе? Ты же хочешь, так хочешь увидеть предавшего тебя!»
«Нет. Не хочу».
Общее, родное, драгоценное, что жило в сердце, но не знало себе названия, не поддавалось никаким описаниям, как бы ни старался даочжан подобрать для него слова с самого первого момента, когда они с Сян-гэ ощутили эту силу. Она мягко и сильно, просто и неумолимо вплелась в холодную тонкую темноту.
«Не его! Больше — не его».
Злая нить рассыпалась в пепел и растворилась в тепле.
Сяо Синчэнь ахнул, но совершенно спокойно разжал пальцы, отпуская Сюэ Яна и оставляя на ровной ладони печать. Кожа была холодна, лицо — спокойно, только алая слеза медленно-медленно чертила дорожку по щеке.
— Возьми. Спасибо.
Даочжан вложил печать в ладонь Сюэ Яна и коснулся тяжелой темной капли, удивленно, потому что не сразу ее почувствовал. Алый росчерк остался на щеке и растекся пятном по пальцу.
***
Знакомство светлого даочжана с тёмной печатью. Наверное, это исторический момент.
Вообще-то Сюэ Ян был готов к тому, что он отдёрнет руку, провозгласит что-то негодующее типа «тьфу, гадость какая», только культурным языком. Или подхватится с места, прыгнет на меч и рванёт куда-то в море, чтобы там сбросить Печать в самую глубокую бездну, какую только сможет почуять. А что? Тоже вариант. Был бы Сюэ Ян пламенным борцом за всё доброе против всего злого, сам бы так сделал. Наверное.
Вместо этого… вместо этого что же?!
«Нет, а скажи мне, даочжан, как ты дожил до твоего возраста с такой-то безголовостью?! Как? «Оооо, так у вас тут смертельный яд? Оооо, дайте я попробую на язык, хмммм, как интересно от него немеет горло и кровь вскипает чёрной пеной!»…
Он уже хотел выхватить печать и немедленно забрать свои слова обратно… Хорошенький подарочек! С таким подходом Сяо Синчэня даже использовать никому не нужно, сам устроит себе конец света, да ещё и совершенно бесплатно! Сюэ Ян сцепил зубы и терпел разворачивающийся прямо перед ним процесс — с его участием, с его долбаным участием! — и молчал. Чувствовал, как дрожат руки Сяо Синчэня, и молчал.
Доверяешь? Молчи. Ты ж тут кулаком себя в грудь бил — доверяю тебе, на, забирай Печать, забирай весь мир. Вот и доверяй молча.
Сердце тревожно дёргалось в груди, неприятно царапало изнутри. Да, он снова чувствовал эту общую на двоих силу, одну на двоих, ту самую, но с лёгким оттенком чего-то ещё. Сюэ Ян хмуро следил за тем, как из-под ресниц медленно набухает тяжёлая вязкая капля роскошного багрянца. Собирает ресницы в иголочку, держится за них, а потом медленно и вальяжно ползёт вниз, оставляя чёткий алый след на белой коже.
Едва даочжан отдал ему Печать, Сюэ Ян её спрятал и даже все следы затёр намертво. Поймал его за руку и потянул к себе.
— О чём ты думал? — обманчиво спокойно спросил он, собрал языком с его пальца кровавый след и сжал его руку сильнее. — О ком ты думал?
Хищно подался вперёд, слизнул свежий алый след с его щеки, задел кончиком языка сомкнутые веки. Чёрт возьми, ничего не изменилось, пусть он думает что ему угодно!
«Каждая капля твоей крови всё ещё моя!»
Ревниво оскалился, дышал сквозь зубы, настороженный, готовый к чему угодно. Ведь знал! Знал?! Знал! Но понадеялся, что Сяо Синчэнь не просто чокнутый даос, а ещё и чертовски сильный чокнутый даос. Дурак! Сам из него всю силу выкачал, и давай перед носом размахивать тёмным артефактом — смотри, чего у меня есть, а хочешь подарю! Дурак! Идиот! Мало башкой об стенку били, видимо через дырку в голове выпал последний разум!
Больше всего сейчас хотелось вскочить и… сбежать. Пойти отыграться на крабах. Убить кусок песчаного берега. Зайти в море и пару раз утопиться. Впрочем, если речь о том, чтобы сунуть голову в холодную воду — вот рядом ручей.
Только волосы досушил, давай, похерь все его усилия, чего сидишь? Распустил хвост — какой я весь особенный, на меня не действует ничего. Беглец херов, куда ты денешься, сиди и доверяй, сука.
— Я никогда не боялся смерти, Сяо Синчэнь, — ласково прошептал Сюэ Ян, стирая пальцами мокрый след с его щеки. — Только бесполезной пустой жизни. Так что когда ты меня подобрал, мой страх не был связан со смертью. Сейчас — да. Сейчас я боюсь смерти. Но не своей, — он не выдержал и заорал ему прямо в спокойное лицо. — Твоей! Я боюсь твоей смерти, идиот! Почти каждую ночь во сне я вижу, как ты умираешь, и не могу спать, не могу закрыть глаза, не могу жить! И если ты только попробуешь умереть, я половину Поднебесной вырежу самыми извращёнными способами, которые только может придумать мой больной рассудок, а выжившие будут каждый день молиться, чтобы им позволили умереть! Что нашептала тебе эта тварь, почему ты сидишь с таким лицом?! Зачем я тебе её дал?! Руки холодные…
Он сунул его руки себе за пазуху, сгрёб неуклюже даочжана в охапку и злобно дышал сквозь зубы, гладил свою беспечную святую сволочь по затылку, по шее сзади, не трогал раненую спину. Торопливо выстраивал единственное, что спасало в последние дни — это жадное кольцо силы, оплетающее их двоих. Только что оно было тёплым и спокойным, сейчас ярко светило, покалывая кожу изнутри, пронизывая насквозь.
***
Он подался навстречу, не сопротивляясь. Вздохнул, когда Сюэ Ян собрал кровь с пальца, замер, когда язык оставил след поверх слезы, и вздрогнул. Без повязки перед ним — все равно что совсем обнаженный, душой, сердцем.
«Что же ты делаешь, враг мой? Ночь моя. Вечная».
Ресницы дрогнули. Кричит. Кричит, как полоумный, боль выкрикивает, все, что накипело.
«Давай, кричи. Кровь — твоя? Боль — твоя? Тело — и оно твое? Мысли? Давно с тобой. Как связал, цепями».
— О Сун Лане думал. — Отозвался он, когда Сюэ Ян перестал кричать, — О нем шептала. Это правильно, неудивительно совсем.
Он прильнул всем телом, обнял, тут же отстранился, но только чтобы руки сомкнуть на плечах, раненой ладонью скользнул на затылок, к этому уязвимому месту.
— Я увидел темное, Сюэ Ян. Чернее той тьмы, в которой живу. Темнее твоего смеха. Темнее звука твоего меча. Думаешь, так не бывает? — даочжан улыбнулся в плечо, спрятал лицо в изгибе его шеи, шептал, касаясь губами, — Темнее смерти. Это страшно, но видишь, можно не бояться, когда не один. Когда есть, к кому идти, понимаешь?
Это вернулось, все. Надо было пройти через смертельный удар, который не достиг цели, через искушение не поймать его над морем, через гнев, через ложь, через вот это внутреннее признание, только ради одного — чтобы вернулось это чувство, что он не один. Они оба не боялись смерти — и в этом были похожи, но Сяо Синчэнь боялся найти, потому что страшнее всего потерять и оказаться в полном одиночестве в кромешной темноте. Он знал уже, что этот страх, когда никого нет рядом, можно победить только одним способом — знать, что есть к кому идти. И теперь снова было куда. Этого человека он сейчас обнимал, самого ненавистного врага, самого преданного, самого темного, такого близкого сейчас и безумно далекого. К нему и идти. Не для того, чтобы простить, а чтобы любить, вот такого, и ненавидеть за это.
Сердце наконец-то нормально ударило раз, другой, как будто останавливалось и завелось снова. Как же он этого раньше не замечал? Там, в змеиной пещере оно как будто застыло, и никакой гнев, никакая ненависть не могли его разбудить. А теперь даочжан снова чувствовал себя живым.
— А потом я подумал о тебе. Не бойся, Сюэ Ян, — он с улыбкой произнес это имя и коснулся губами краешка уха, — Ночь моя. Если я попробую умереть, то заберу тебя с собой.
***