Затмение

Фусюэ принес его, куда нужно. Сун Лань вгляделся в берег напротив и узнал эти места. Воспоминания нахлынули теплом и радостью спокойного счастья, надежд, стремлений, которые у них с Сяо Синчэнем жили в сердцах, когда они путешествовали в Гусу. Он улыбался, пробираясь сквозь травы к дороге. С нежностью вспоминал, как они шли и читали стихи, и один начинал строчку, а вторую продолжал другой. И тут смех острым лезвием вошел в память. Сун Лань вздрогнул. Откуда-то из зарослей, от воды слышался смех, который он узнал бы среди всех голосов Поднебесной. Сюэ Ян. И голоса... два голоса, два смеха... Сун Лань медленно шел, держа перед собой меч, но остановился, когда понял, что узнал и второго человека. Он осторожно отодвинул ветку плакучей ивы и перестал дышать. Сюэ Ян и Сяо Синчэнь — ошибки быть не может, это они... То, что Сун Лань передумал уже много раз, предполагая, кто же рядом с его другом, вдруг стало настоящим, реальным, и заклинатель не узнал своих придуманных чувств. Радость, что он видит друга живым, заслонилась кровавой пеленой гнева. Сяо Синчэнь сидел, совершенно спокойный, улыбался... он улыбался! В то время как Сюэ Ян выравнивал поляну, очищая ее от лишней травы и кустов, ходил за водой, разводил огонь, ставил кипятиться воду, в которую даочжан кидал травы... Что это?! Что это все значит?! Ни один из них не выглядел пленником, ни один не выглядел принужденным... они разговаривали и улыбались, а еще — постоянно касались друг друга. Как это возможно?! Неужели все это время он искал своего друга, шел за ним, надеялся на встречу, чтобы увидеть, как он вместе с самой чудовищной тварью Поднебесной собирается пить чай на берегу озера?! И тут Сяо Синчэнь поймал за руку проходившего мимо Сюэ Яна и... поцеловал его пальцы, поднял голову, будто бы по-настоящему смотрел на него снизу вверх, что-то сказал, оба улыбнулись... Сун Лань сглотнул кислый ком и метнулся назад, подальше, чтобы не слышно... его вырвало. Он стоял, наклонившись, и задыхался. Злые слезы жгли лицо, его снова тошнило от одного только воспоминания об увиденном, голова гудела болью. Но он пошел назад, и застыл, стоя под надежной завесой ивовых ветвей, только теперь еще ближе, теперь он мог слышать то, что доносил со стороны берега ветер. Но можно было даже не слышать, достаточно того, что видел Сун Лань. Нежность... такая странная, такая чудовищно неправильная по отношению к этой твари. Не может быть. Когда-то полный презрения взгляд и несколько исполненных спокойного пренебрежения слов — все, что видел Сюэ Ян от даочжана Сяо Синчэня, а теперь? Какое заклятие знает это чудовище? Что он сделал с Синчэнем?! Сун Лань сжимал Фусюэ и уже давно его клинок был бы у горла Сюэ Яна — если бы заклинатель мог сдвинуться с места. Но он стоял, как прикованный, не понимая, что происходит. Сяо Синчэнь волновался, заметно волновался — Сун Лань помнил своего друга таким, в редкие моменты по-настоящему серьезных переживаний, и не мог ошибиться — перед ним Сяо Синчэнь, совершенно настоящий, а не под воздействием чего-то чужого. А потом Сюэ Ян, совершенно счастливый, с этой своей мерзкой злобной улыбкой изогнулся и потянулся к Синчэню, и тот поцеловал его. Сун Лань онемел, полный отчаяния и отвращения крик рвал сейчас его сердце на тысячи кровавых кусочков. "Ночь моя..." "Гэгэ" "Сяо-гэ, помнишь..." Помнишь? Воспоминания у них теперь тоже общие? Как долго они вот так... вот так вместе? И снова это "ночь моя", что режет по живому, жжет огнем, заставляет открыть рот в немом крике и в бесполезной попытке вдохнуть. Сун Лань смотрел, как тонкая, так похожая на ци, но искрящаяся алым сила окутывает их, он никогда такой не видел. Сяо Синчэнь вдруг поднялся и жестом аккуратным, будто ему это ничего не стоило, исполнил заклинание столь мощное, что Сун Лань даже на таком расстоянии почувствовал, как под ногами чуть дрогнула земля. Так вот оно что... Сяо Синчэнь просто ждал момента, вот для этого — чтобы обездвижить врага! Потому и волновался. Невероятно... что же открыл в себе даочжан, лишенный зрения, и значит — огромной части своих возможностей? Но Сун Лань опять не успел понять ничего, потому что услышал "Прости. По-другому не вышло", и дальше он уже следил за другом как в тумане. Он видел, как Сяо Синчэнь собирается — так делает лишь тот, кто множество раз останавливался на привал, знает, что нужно не забыть и что куда сложить. С этими вещами. И с этим спутником. Он видел, как даочжан останавливается после каждого шага, и понял — так он слушает. Сун Лань спохватился, задержав дыхание, и порадовался, что до сих пор не подходил слишком близко, ведь Сяо Синчэнь слушал все вокруг так, будто видел. Он проследил за ним, предельно осторожно, и душу пронзило холодом, когда заклинатель понял, в какое место Синчэнь несет Сюэ Яна. И опять — ночь моя. "Быть может, он просто не знает его имени?" — озарила вдруг внезапная догадка, за несколько мгновений превратившаяся в надежду. Стало легче дышать, стало можно думать. «Мой бедный Сяо Синчэнь... он обманул тебя. Ложью, наверняка сдобренной изрядной долей снадобий и заклинаний, он заманил тебя в свои сети, отчаявшегося, одинокого... Когда ты ищешь то, чего возможно нет. Когда ты так нуждаешься в помощи... Тварь, чудовище, способное смеяться рядом с обманутым им доверчивым и чистым человеком... "Ночь моя"... да ты просто живешь в темноте и не знаешь, кто с тобой... Как же ты его не узнал?!» В ужасе застыв за поросшими мхом камнями, Сун Лань провожал даочжана взглядом. Синчэнь запечатал своего пленника в их гроте, не зная места надежнее, чем это. Зачем? Что им движет? Если он не знает, кто с ним, зачем так надежно прятать этого зверя? Если знает, что... Нет, если знает, то подобное измученный разум Сун Ланя просто не мог осознать. Когда Сяо Синчэнь ушел, заклинатель выждал и подошел к гроту. Он знал все практики своего друга, знал, какие заклинания он любил больше всего и исполнял надежнее прочих, поэтому Сун Лань легко распутал их и вошел в пещеру. Столб света падал с высоты, заливая ее ровным светом, и рядом с неровным освещенным пространством на древней, как сам этот грот, каменной скамье с подстилкой из веток и одеяла лежал неподвижный Сюэ Ян. Сун Лань шагнул в свет и застыл, глядя на беспомощную тварь. Фусюэ тихо дрогнул в его руке, когда острие поддело повязку — тончайшее заклинание Сяо Синчэня надежно защищало ее. Сун Лань усмехнулся, взгляд полыхнул ледяной ненавистью, и безупречно чистая синева его ци заструилась по Фусюэ, сливаясь с заклятием и развязывая его. Повязка упала, рассеченная острым, как бритва, клинком, а острие прочертило тонкий след по подбородку Чэнмэя и остановилось у кадыка. — Ты... — шепот звенел презрением и ненавистью. *** Сяо Синчэнь так уговаривал, что даже святой уже поддался бы. Вот только Сюэ Ян не был святым, хотя уговоры оказались такими приятными, что он бессовестно млел от самого процесса. И от руки на горле, ведь он точно угадал, зачем даочжан положил ладонь ему на шею — смех прокатывался по гортани, лаская его руку. Наверняка это приятно. Надо будет самому так попробовать. Взять Сяо Синчэня за горло, и специально смешить, слушая пальцами, как он смеётся. Или взять его за… А впрочем, просто взять. И тогда пусть смеётся, плачет, что угодно. Даочжан, который так целуется, просто обречён. Сюэ Ян великолепно осознавал, что это всё ещё попытки его убедить, уговорить, но ему сейчас было слишком хорошо. Особенно ошеломлял талант Сяо Синчэня уверенно целовать его, изучать языком его рот. — О, я не вру, — Сюэ Ян снова рассмеялся. — Твои пальцы были такими нежными, такими внимательными, настойчивыми. Поверь мне, гэгэ, нет ничего более возбуждающего. Но я же не сказал, за какое именно место организма ты меня лапал, а ты уже краснеешь, — он понизил голос до интимного шёпота. — Какие мысли бродят в твоей умной голове? О, я чудовище. Ещё какое. И чьё же я чудовище? Он расслабленно лёг под нажимом ласковых рук, ловил губами кончики его пальцев, снова понимая, что сейчас они точно никуда не пойдут. Слишком хорошее место для обольщения одного светлого даочжана, и цель близка, и не придётся потом далеко добираться, и… … и вот говори после этого про предчувствия, ведь ничто не предвещало! Сюэ Ян только выдохнул: — Коварный! И на этом все возможности высказаться резко закончились, потому что Сяо Синчэнь оказался не только коварным, но и предусмотрительным. С завязанным ртом и совершенно неподвижный, Сюэ Ян мог только в меру сил издавать выразительные звуки горлом. Он то рычал, то сердито дышал носом, и всё равно не мог не восхищаться. Вот вам и светлый даочжан! — Гэгэ, отпусти меня, — сказать-то сказал, но наружу вырвалось только невнятное мычание. «Понимаю, даааа, я всё понимаю, да, понимаю, Сяо Синчэнь, твою ж душу, какого чёрта?!» Да он ведь даже дёрнуться не мог. Насколько проще было бы с верёвками, есть несколько способов выбраться из самой тугой обвязки, а тут — тело как чужое. Возмущался, психовал, но при этом затихал, едва только Сяо Синчэнь начинал прислушиваться, чтобы не мешать ему. А главное, вот как его понять, и нёс так же, как он сам его носил на мече. Он что же, не спал тогда? Или случайно угадал? Или это всем давно известный приём, а он такой идиот, что радовался — вон как ловко придумал всё, непризнанный гений Сюэ Ян, бегом все ставить ему памятник в натуральный рост и непременно из чистого золота! «И ты ещё и улыбаешься?! Доволен собой, Сяо Синчэнь?! А тебе идёт улыбка, нет, ну до чего же ты… и откуда только набрался таких гадостей, ты же светлый даочжан? Кто тебя научил так беззастенчиво лгать?!» Он сердито сопел, пока Сяо Синчэнь его укладывал в какой-то пещере — и где только отыскал! — пока он целовал его лицо, пока просил прощения. Пока признавался, что знает. Знает. Удивительно. Сюэ Ян затих, впитывая его слова, тяжело вздохнул, снова зарычал, надрывая горло. «Ну, даочжан, вот вернёшься — что я с тобой сделаю, прямо здесь, прямо на этой каменной скамье! Будешь лежать в луче этого света голый, и орать, срывая голос! Поверь мне, гэгэ, я обеспечу тебе такую казнь, что ты будешь просить ещё, и ещё, и ещё… Ты только вернись быстрее, потому что чем дольше ты там кланяешься на приёме, тем дольше тебе придётся орать. Я обеспечу тебе и мольбы о пощаде, и слёзы — каждая алая слеза будет моей. Ты у меня не только на меч, ты на ноги не встанешь, сволочь святая! Откуда ты знаешь, что я люблю тебя? Если ты в этом распознал любовь, значит это она и есть? А как же моя чудовищная репутация?!» Он невнятно рявкнул сквозь кляп ещё что-то восторженное, когда Сяо Синчэнь его обыскал и аккуратно изъял печать. Нет, вы видели беззаконного такого даочжана?! Бесстыже полез, совершенно бессовестно забрал Печать… формально — забрал своё, Сюэ Ян прекрасно помнил, что согласился отдать её насовсем. Он похныкал, пытаясь передать всё своё нетерпение. Чтобы он вернулся быстрее. Чтобы он вернулся обязательно, и непременно живым, небеса с ним, можно частично здоровым, остальное вылечим, просто возвращайся. Вот ведь, связалась святая сволочь с чудовищем, и принялась терять святость просто на глазах, обрастая махровым сволочизмом всё гуще и гуще. И кто после этого чудовище, изверг?! Сюэ Ян попытался смириться. Но лишь после того, как провалились все хаотичные попытки сбросить это сковывающее бессилие или хотя бы освободить рот. Что он мог? Только дышать со всем доступным ему выбором эмоций. Можно рычать, можно мычать, от этого быстро устаёшь, потому что это не работает. Негодование пополам с восхищением — нет, ну какой же хитрый! Так надёжно усыпил бдительность, воспользовался его доверием! Восхитительный. Он услышал шаги и с тревожным ожиданием пошарил взглядом по темноте — подозрительно быстро. Что-то случилось? И сразу понял, что это чужие шаги. Это не Сяо Синчэнь. Кто-то осторожно подкрадывался. Он успел ехидно подумать, что сразу видно — никто не знает об этом месте. Гусу — просто проходной двор. Здесь даже заброшенный… а что это, кстати?.. словом, всеми богами забытое место, и то здесь шляется кто попало. А потом этот кто попало вошёл в столб света и остановился, позволяя себя рассмотреть. Человек, который стал Сяо Синчэню дороже всех на свете. Так даочжан назвал его, когда беседовал с горным дедом. Тот самый человек, который его прогнал. Тот самый человек, которого Сяо Синчэнь так хотел простить, что жилы рвал. Сюэ Ян смотрел на него с яростной смесью злобы и гадливости, как на падаль. Криво ухмыльнулся, когда Сун Лань поднял меч и отчётливо хмыкнул. О, ну кто бы сомневался. Везучий сукин сын… он с прищуром следил за движениями меча, и от вынужденного бессилия принялся мыслить неожиданно ясно и логично. Нет, он не верил, что Сяо Синчэнь сговорился с этим слизняком. Когда? Ха! Не было момента, когда Сяо Синчэнь выскользнул бы из поля зрения. Даже когда спал, Сюэ Ян его держал крепко, и ни за что не отпустил бы. Да он учуял бы чужой запах на своём даочжане, и это совершенно не напрягаясь. Считал бы по рисунку губ. Нет, его святая хоть и сволочь, но всё ещё святая. Тогда что? Как долго Сун Лань за ними следил? Сюэ Ян сверкнул глазами, изучая его напряжённое лицо, нервно раздувшиеся крылья носа, презрительно поджатые губы. Глаза… Нет, это слишком. Смотреть ему в глаза сейчас было сродни шпорам, вонзаемым в уже окровавленные бока коня. «Это не твои глаза, тварь. Не смей на меня смотреть этими глазами». Кончик меча скользнул по повязке, закрывающей рот, Сюэ Ян почувствовал, как ткань соскальзывает с лица, а на подбородке остаётся тонкий порез. — Ну я, — издевательский голос Сюэ Яна глумливо метнулся по углам грота, запрыгал с невнятными каменными шепотками. — Кого я вижу, это же муж, осенённый всеми возможными и невозможными достоинствами, Сун Цзычэнь собственной потрёпанной персоной — явился задарма пожрать. О… Сун Лань, у тебя доблесть из уха лезет, лови, сейчас упадёт, брякнется оземь и убежит, перебирая лапками. Нннну? — тишину в гроте прорезал язвительный смех, Сюэ Ян хохотал, скаля зубы. — Убьёшь меня одним ударом и побежишь хвастаться великим подвигом — зарезал неподвижного человека в пещере. Хм… — смех снова рассыпался, как монеты из кошелька. — Сун Лань, а чего ж ты не подождал, пока я усну? Убить спящего — ещё больше доблести! Да тебя в легендах воспоют, а я послушаю. А что? Что он мог ещё сделать? Да, он смеялся, не отказывая себе в этом удовольствии, только взгляд зло впивался в глаза. В чужие глаза. В краденые глаза. — Не смей на меня так смотреть, тварь, — прошипел Сюэ Ян, всем телом силясь порвать это заклинание. Да, Печати при нём не было, но Цзян Цзай ждал только движения пальцев. — Не имеешь права. *** Он торопился, очень торопился. Чем дольше Сюэ Ян остается в пещере, тем больше его гнев, тем сложнее будет сдержать его, если что-то случится потом... Неверный взгляд кого угодно, неосторожный шепот — что он будет делать тогда с чудовищем, которое вырвется на свободу? Не, сначала нужно будет выпить его ярость самому, и только потом идти дальше. Сяо Синчэнь сошел с меча недалеко от защитного барьера, убрал Шуанхуа за спину и пешком подошел к воротам в Облачные Глубины. Путь ему преградили стражи в белом... даочжан не видел их, но знал — здесь всегда все адепты в белом, и должно быть сейчас его белый по сравнению с ними — просто обрывки цвета. — Сяо Синчэнь, — представился он, церемонно и честно поклонился, как того требовали правила и как он не кланялся с самого храма у подножия Хуашани. Ответом ему было оценивающее молчание, пока, наконец, кто-то за спинами стражей не сказал: — Доброго дня, даочжан. Мы знаем о тебе и рады, что слухи о твоей гибели оказались неверны. Что тебя привело в Облачные Глубины? Сяо Синчэнь вежливо улыбнулся. — Я бы хотел поговорить с Первым Нефритом клана Лань. Я нашел древнюю книгу, и думаю, что только с ним могу обсудить то, о чем в ней сказано. — Боюсь, что Цзэу-цзюнь занят, даочжан. У него сегодня важные встречи. Еще одна вежливая улыбка, еще один поклон, еще одно очередное скрытое в облаках вежливости «встреча Первого Нефрита с бродягой — последнее, что может быть важно здесь, в землях калана Лань». Но Сяо Синчэнь только кивнул. — Хорошо, я подожду. И он остался стоять на месте. Не сел на каменные уступы, не отошел с дороги, так и стоял, с прямой спиной, спокойный, с вежливым и ясным выражением лица. Они смотрели — даочжан это чувствовал, смотрели и не знали, что с этим делать, пока старший, наконец, не произнес: — Я провожу наверх, пойдем, даочжан. Его оставили в одиночестве, в относительном одиночестве, разумеется, потому что наверняка за дверью стояли адепты. К тому же даочжан слышал, как юные ученики несколько раз, будто случайно, оказывались именно в этом садике, именно в этой галерее, чтобы посмотреть на человека, которого, похоже, считали мертвым. Сяо Синчэню предложили присесть и принесли ароматный чай, но он стоял у окна, неподвижно и терпеливо, слушая, как толстые карпы плещутся в маленьком пруду. Каждое мгновение ожидания падало в сердце вздохом Сюэ Яна там, в пещере. *** Острие царапнуло ниже, оставляя еще один тонкий след, беззвучно рассекая ткань ворота ханьфу — настолько оно было острым. Светлая кожа под краем ткани... одного небольшого усилия, ничтожного хватит, чтобы перерезать артерию, но Сун Лань остановился, неотрывно глядя на шею врага. След... Заклинатель сжал зубы. След от его губ, прекрасных, невинных... губ, прикосновения которых эта тварь была не то что недостойна — даже слов "ночь моя" это чудовище не заслуживало. Вырезать бы этот след с его кожи... Сун Лань вздрогнул, будто увидел еще что-то мерзкое. — Все так же безмерно болтлив. Он провел мечом ниже, удивляясь полноте и совершенству заклятия — ничто не мешало этому движению, но Сун Лань чувствовал силу, которая сковывала Сюэ Яна и при этом не причиняла ему вреда или даже боли. Как бережно... будто в облако укутал его Сяо Синчэнь. — С чего ты взял, что я тебя зарежу? Он опустил Фусюэ и стоял, не отводя взгляда, будто смотрел на воплощение всей мерзости этого мира. — Ты обманул его, тварь. Тебе, должно быть, смешно? Что ты сделал, чтобы Сяо Синчэнь тебе поверил? От одного только взгляда на это омерзительное лицо тошнило. В памяти всплывали картины резни в Байсюэ, ненависть застилала глаза кровавой пеленой, но Сун Лань не мог просто зарезать его, как зверя. Нет. Или да? Что ему мешает? Давно прошло то время, когда Сун Лань считал обязательным честный бой и последнее слово. Они уже отправили его на суд однажды — и чем все закончилось? Подобное зло нужно вырывать с корнем, сразу. Нужно было. И будь он проклят, если тогда еще не хотел выдрать сердце Сюэ Яну. Но разве мог он это сделать, когда в мире есть Сяо Синчэнь? Они верили в справедливость. Он верил — как и его светлый друг. Он ошибся, и эта ошибка ему слишком дорого стоила, Сун Лань все еще продолжал за нее расплачиваться и не мог понять — почему же так велика цена. *** Лань Сичэнь действительно был занят, но этот визит нельзя было игнорировать хотя бы во имя мировой справедливости. Он поощрял в юных адептах склонность мыслить самостоятельно, потому что правила, безусловно, очень важны, но среди них есть один важный пункт: не поддавайся гордыне. А счесть себя непогрешимым — это безусловная гордыня, ловушка для души и самый изощрённый путь, уводящий в глубины саморазрушения. Нежданного, но безусловно желанного гостя наверняка устроили в соответствии с обычаями клана Гусу Лань. Как он ни старался, но всё равно пришлось заставить его ждать, пусть и недолго. — Даочжан Сяо Синчэнь, какой приятный сюрприз, позвольте приветствовать вас, — Лань Сичэнь с волнением принял такой изящный и безукоризненный поклон, тоже вежливо склоняя голову. Если собеседник слеп, это не повод пренебрегать приличиями. Только после этого он деликатно прикоснулся к его рукам, прерывая церемонии. — Прошу вас, даочжан, присядем. Вы с дороги, и как мне сказали, у вас дело чрезвычайной важности. У Сяо Синчэня сквозь достойное спокойствие сквозило нечто нетерпеливое, и это нетерпение невольно захватывало, заражало. — Слухи о вашей гибели всех чрезвычайно расстроили, как же отрадно, что это оказались всего лишь слухи. Чем я могу помочь? «Чем я могу помочь. Потрясающе бесхребетный вопрос». Лань Сичэнь почувствовал неловкость, как будто развязал кошелёк и выискивает самую мелкую монетку, чтобы подать её, как милостыню. Обладая большими возможностями, очень сложно выбрать слова таким образом, чтобы не оскорбить того, кто с таким достоинством ждал. — Я внимательно вас слушаю. Нужно предложить ему остаться в Облачных Глубинах. Грешно пренебрегать такой силой, грешно отпускать его в жестокий мир, ведь это воистину чудо, что даочжан Сяо Синчэнь не просто жив, но и, судя по виду, достаточно благополучен. Во всяком случае, он не выглядел бродягой, а его одежда хотя и не была новой, но смотрелась ухоженной. *** — Если ты потренируешься, у тебя тоже получится длинно и складно говорить, — Сюэ Ян добавил в голос приторной любезности, ядовитой, как подмешанный в мёд мышьяк. — Я понимаю, что придётся долго учиться, разминать язык, преодолевать косность мышления. Но я могу по знакомству посодействовать и подрезать силки, которые так надёжно удерживают твой язык на привязи. Снимешь с меня заклятье, и мой меч к твоим услугам — спасительная операция, почти не больно. Откроешь шире рот, и я с наслаждением окажу всемерную помощь. Он видел, куда смотрит Сун Лань, чувствовал. Помнил, что там на шее. Во взгляде полыхнуло яркой издевкой, неприкрытым торжеством, голодным босяцким куражом, хамским вызовом. — У тебя это написано на том неприличном месте, которое ты привык считать своим лицом. Ты хочешь меня убить на месте, ни жрать ни спать не можешь. Даже не знаю, считать ли себя польщённым. Всё одно как лягушка внезапно обругает из камышей, да всё по матушке. Нет, Сюэ Ян знал, что ненавидит его, но только сейчас понимал, до какой степени эта ненависть своеобразна. Здесь не было ничего общего с тем ярким, сочным и пьянящим ощущением, с которым он преследовал Сяо Синчэня. Оооо, своего светлого даочжана он ненавидел преданно, увлечённо, с полным погружением в глубину этого вызывающего света, который просто напрашивался на объятия с мраком. Он был обречён на любовь. Любому свету необходима тьма для достижения абсолютной гармонии. Тьма, а не вот эта пара ложек болотной жижи, которая сейчас стоит и пытается изобразить благородное негодование. Сюэ Ян снова расхохотался. — Сун Лань, ты тронулся умом? Ты спрашиваешь смеющегося человека, смешно ли ему, — он зверски клацнул зубами, яростно вызверился, снова пытаясь взломать это опутывающее его заклинание. — Что я сделал? Оооо, чего я только не делал. Сюэ Ян вызывающе облизал губы, потрогал кончиком языка влажно блестящие острые клычки. — Разумеется, я обманул его. Не стоит недооценивать своего врага, Сун Лань. До моего уровня лжеца тебе учиться и учиться. Ты удовлетворён моим ответом? — голос стал вкрадчивым, с отчётливым блеском наглой пошлости. — Действительно удовлетворён? Ты услышал то, что хотел услышать и этим… удовлетворился? Не забудь сменить исподнее, подсыхающее семя очень вредно для тонкой кожи на головке члена. Ну это если он у тебя есть, я не проверял, конечно. Хотя что-то мне подсказывает, что ты скопец. Заклинание дрогнуло, но слишком слабо. Но дрогнуло. Сюэ Ян следил за Сун Ланем ясным пронзительным взглядом, тщательно прощупывал сковывающие его путы изнутри. Обнаружив еле уловимое слабое место, он сразу запустил туда когти, начал раскачивать энергетический баланс в надежде снова уловить ответ, который гарантирует его свободу. Скоро. Очень скоро. Если, конечно, доведённый Сун Лань не пригвоздит его сейчас к каменной скамье. «А не перестарался ли я?» Но остановиться Сюэ Ян не мог. Если он не может ничего сделать, то язык — он же без костей. — А что, ты хочешь повторить мой успех и обмануть Сяо Синчэня? Занять моё место? Ха! *** — Спасибо, — только теперь даочжан понял, как волновался. Эта искренность в вежливости и правилах, которую Сяо Синчэнь встречал только в этом человеке, становилась почти непреодолимым препятствием. Ей не то что не получится — ей не хотелось сопротивляться, у Лань Сичэня было самое невероятное оружие против хитрости, лжи и коварства. Даочжан не собирался лгать, но знал, что у него единственный выбор — быть осторожным в правде, вот только как? Он сел и аккуратно сложил руки на коленях, сперва одним движением убрав скрывающие кисти рукава, оставляя руки на виду. — Я очень благодарен за то, что нашли для этого разговора время, господин Лань. Простите, мне придется подбирать слова, но лишь потому, что я хочу быть предельно лаконичным, рассказать вам только важное, без лишнего. Меня действительно долго не было, трудно признавать, но заклинатель с моим... с моей утратой вынужден выбирать, где применить знания и способности. И мне это не давало покоя, господин, хотя я приложил все усилия. Неожиданно для себя я узнал легенду о совершенномудром, который нашел способ вернуть утраченное, очень давно создал ритуал, правда в итоге не смог помочь себе, но смог применить это знание на благо других. Я отправился на поиски, которые не могли быть быстрыми, и нашел древний храм, он и дал мне первую подсказку, — Сяо Синчэнь процитировал, слово в слово, текст, найденный на стенках ритуального сосуда, — Но это лишь давало мне знание, что легенда действительно, существовала, самого описания ритуала в этом храме не было, но была книга, точнее — ее часть, в которой рассказывалось о странствиях совершенномудрого, и нашлась подсказка, она вела к вершине священной горы Хуашань и знаменитому хребту Лазурного дракона. Там живет мудрец, он зовет себя Ван-лаоши, наверняка вы о нем слышали. Он дал мне совет, направил к пониманию сути этого ритуала: «Превращение в противоположное есть действие дао». Сяо Синчэнь лишь несколько мгновений помедлил прежде, чем продолжить. Он понимал, что если рассчитывает на помощь, нельзя не рассказать всего ритуала. Доверие. Оно скрепляет его, и придется довериться Лань Сичэню... — Я оставил книгу на вершине Хуашани. Первую ее часть принес с собой, а вторую нашел там. — Даочжан процитировал вторую часть, описание ритуала, — Вот, господин Лань, таким образом, мне известны все составляющие и они, в общем, понятны. Я не уверен, что из этого может что-то получиться, но попробовать стоит, если столько сил было потрачено, верно? И я пришел попросить у вас разрешения взять семя священного персикового дерева с Холма тигра, мне кажется, именно о нем идет речь в тексте, по крайней мере, все сходится. Но единственное, что мне сейчас не ясно, — это нефрит. Сказано: «Нефрит он взял, чтобы собрать кровь того, кто воплощает доверие, ведь нефрит соединяет небо и землю, а ритуал и доверие неразделимы — так кровь соединила все первоэлементы». Поэтому я еще пришел к вам за советом, ведь не знаю, о чем идет речь. Может быть, в вашей библиотеке есть какие-то сведения об этом ритуале, или вы сами знаете... или быть может суть не в том, что это какой-то конкретный предмет, а нужно просто взять нефрит, подобно огню и воде... Сяо Синчэнь закончил и снова благодарно поклонился за то, что Лань Сичэнь так терпеливо слушал его. Ведь на самом деле мало кто увидит в этой истории что-то больше, чем эфемерное желание даоса-калеки, несбыточную надежду, из-за которой он прошел долгий путь и смеет беспокоить серьёзных людей. — Спасибо, я действительно очень благодарен вам. *** Не в каждом разговоре можно позволить себе потрясённо ахать и размахивать рукавами. Но он так и сказал — оставил книгу на вершине Хуашани. Представить, как незрячий пытается туда добраться — это буквально за гранью понимания. Лань Сичэнь потрясённо молчал. Даже если эта легенда — всего лишь досужий вымысел. Даже если даочжан Сяо Синчэнь неправильно понял прочитанное. Даже если где-то закралась ошибка… Ещё с полдюжины всевозможных «даже»… На вершину нельзя просто отправиться на мече, это неуважение к святыне, а пешком туда и видящий с трудом добирается. — Если совершенномудрый Ван-лаоши дал вам совет, то это несомненное послание всем, кто встречается на вашем пути, даочжан. Благодарю, я это послание понял и принял. Увы, так с ходу я не могу назвать предмет, который вам нужен, а нефритовых изделий здесь множество. Лань Сичэнь с тихим приличным стуком поставил перед Сяо Синчэнем чашку со свежим чаем, придержал рукав. — Не знаю, помогут ли вам воспоминания того человека, который когда-то сопровождал одного мудреца на пути в поисках утраченного… Эта книга хранится в нашей библиотеке. В своих воспоминаниях он описывает нечто похожее и сокрушается о преданном доверии, разрушившим надежды вернуть утраченное. Возможно, это совсем другая история, книга очень старая. Но я хочу исправить оплошность, совершённую когда-то моим дядей. Даже строгие правила не должны становиться на пути к познанию. Книга не должна покидать библиотеку Облачных Глубин. И действительно, туда не впускают людей со стороны. Но в библиотеку не могут не впустить меня, а я волен взять с собой сопровождающего. Даочжан Сяо Синчэнь, семя священного персика — это самое малое, что я могу для вас сделать. Это сама природа любого семени — давать ростки если не новому дереву, то новой надежде. Не мне оспаривать эту истину. Что касается нефрита — возможно, вам подскажет книга. Он задумчиво смотрел на чаинку, которая кругами дрейфовала в так и не тронутой чашке. — Пойдёмте, — Лань Сичэнь легко поднялся с места. — Из вежливости пить чай, когда слышишь зов — сродни пытке, а я бездарный палач. В библиотеке Лань Сичэнь потратил ещё какое-то время, чтобы найти книгу, положил перед даочжаном бамбуковые планки, нанизанные на новый шнур. Что может иметься в виду под нефритом, собирающим кровь? Возможно, речь о ноже. Если бы всё было так просто, возвращать утраченное кинулась бы половина Поднебесной, у каждого есть что-то, что он считает важным. — Не сочтите за самонадеянность, даочжан. Возможно, нефрит придёт к вам сам. Семя священного персикового дерева, по старому поверью, концентрирует благоприятные вероятности. *** Сун Лань только усмехнулся. Сюэ Ян всегда был любителем потрепаться, даже перед лицом смерти, особенно чужой, но и свою вечно думал уболтать. Только Сун Лань пока не решил, убивать его или нет, хотя мерзотные шутки сейчас сильно перевешивали чашу этих весов в сторону «убить». Как Сяо Синчэнь мог прикоснуться к этой дряни? Только не зная, кто перед ним, только так, обманутый и лишенный надежного плеча. — Твое место? О нет. Твой успех повторить невозможно, можешь гордиться, — Сун Лань наклонился и схватил его, надавив пальцами под подбородком так сильно, что в глазах должно темнеть, а горло сдавить болезненным спазмом, — Я все думал сначала, кто же это идет рядом с ним. Знаешь, не верил, что это и правда ты. Но ты ведь так наследишь повсюду, Сюэ Ян, тебя запоминают буквально все. Должно быть, это слава. Это делает тебя счастливым? — Сун Лань надавил сильнее, глядя в ненавистное лицо, борясь с желанием просто выдернуть из этой шеи позвоночник, — А если запомнить некому, то столько грязи не оставляет никто, только ты. Ты как червь. Он смотрел, как на подбородке из тонкого пореза сочится бусина крови, сливается со второй, третьей... Отпустил резко и с невозмутимым лицом стал обыскивать неподвижного врага. Меч Сун Лань забрал первым, вытащил мешочки и после связал Сюэ Яна заклятием пут, покрепче, прямо поверх бережной непреодолимости заклинания Сяо Синчэня — будто ремнями стянул. В первом мешочке оказались маска и ритуальный сосуд, никакой силы заклинатель в них не почувствовал — ни светлой, ни темной, аккуратно сложил обратно. В другие только заглянул и тоже убрал, глянул на Сюэ Яна, будто размышляя, как поступить. Слишком велико искушение. Слишком внезапна возможность. *** — И как я раньше умудрялся гордиться собой без твоего разрешения, ума не приложу… Сюэ Ян успел хватануть воздуха клыкастой улыбкой, смотрел в глаза напротив. Слишком близко. Нельзя так близко, не этими глазами. И нельзя сейчас умирать, ни в коем случае. Нужно продержаться. Нужно дождаться Сяо Синчэня… «И что он сделает? Кинется карающей белой молнией и убьёт своего дружочка утерянного? Держи карман шире. Вот только умирать ни в коем случае нельзя». — Дааааа, — задушено прошипел он с усилием, на шее вздулись вены. А что? Да, это делало его счастливым. Не каяться же теперь. Сяо Синчэнь тогда всё правильно сказал и, признаться, польстил его самолюбию — чудовище, самая страшная тварь из всех тварей, что бродят по земле. Он и любит чудовищно и страшно. Сердце жадно колотилось в груди. «Не смотри на меня, дрянь…» Перед ним были глаза Сяо Синчэня, так близко. Были бы свободны руки… оооо, были бы свободны руки, Сун Лань уже катался бы по полу, завывая и прижимая к пустым глазницам ладони. Улыбку свело упрямой судорогой в злобный оскал, в глазах поселилась темнота. Вернувшийся воздух заставил Сюэ Яна судорожно закашляться, никак не мог отдышаться. — Сначала одежду с меня срезал, теперь лапаешь… тьфу. У тебя совсем нет стыда? «Червь? Вот не слизняку потыкать, ну». — Не смей, — Сюэ Ян цедил сквозь зубы, ревниво глядя на мешочки. — Слышишь? С тебя, идиота, станется всё испортить. Это не моё. Это его. Надеюсь, ты не совсем оскотинился, чтобы мстить Сяо Синчэню таким низменным способом? Сун Лань, вот это всё — его. Попробуешь хоть что-то сломать, я тебя с того света достану. И буду доставать до тех пор, пока ты не станешь одержимым. И тогда — оооо, поверь мне, я это сделаю, — ты пойдёшь убивать. Всех. Направо и налево. Ты будешь всё осознавать, ты будешь страдать в темнице своего живого тела, и смотреть, как твой меч направо и налево сеет боль, страдания, и… ниспосылает несчастья! Он проводил взглядом Цзян Цзай. Ничего. Ничего, он терпеливый меч, он потерпит разлуку. Путы этот засранец затянул слишком крепко, Сюэ Ян только размеренно подышал сквозь зубы. — Не отдавай меня в Облачные Глубины. Лучше убей. И соври что-нибудь приличное Сяо Синчэню, мол, так и так, Мифэн* Сянхуа трагически погиб, сорвался со скалы, камнем придавило. «Ты поймёшь, боль моя. Ты поймёшь, что лучше молчать. Не рискуй, ты просто не знаешь эту выхолощенную заклинательскую знать изнутри, как знаю их я. Никому не рассказывай, гэгэ, что ты когда-то целовал Сюэ Яна. А я вернусь к тебе сразу. Хотя ставлю пустой панцирь от трагически погибшего краба против отрезанного языка А-Цин — твой дружок потащит меня в Облачные Глубины после услышанного». * Мифэн – пчела. *** Сяо Синчэнь аккуратно взял чашку, поднес ко рту, сделал маленький глоток — разве можно проявить неуважение к гостеприимству? Хотя это стоило неимоверных усилий — оставаться таким спокойным в ожидании решения. А Лань Сичэнь говорил, и даочжан не мог поверить, что такая щедрость действительно возможна, настоящая, с пониманием, с каким-то может быть сочувствием, но совсем не оскорбительным. Как он отвык от подобного... Сяо Синчэнь шел следом, ориентируясь на легкий звук шагов и шелест одежд, признательный за то, что Лань Сичэнь не торопится, так что слепой может идти и не чувствовать себя беспомощным. Даочжан с трепетом и почтением тронул бамбуковые планки, будто сейчас прикасался к самой истории, к чьей-то судьбе, и торопиться в этом никак не мог. Неужели господин Лань будет ждать, пока гость прочтет? -Эта книга написана в то же время, что и рассказ совершенномудрого, который я оставил на вершине, — тихо сказал он, совершенно уверенный в том, что не ошибся, под его пальцами словно оказалось продолжение того свитка. Сяо Синчэнь читал, пальцы уверенно скользили по знакам, пока начертавший их не повел рассказ о своей печали. О том, как усомнился, как не поверил в самом конце пути, не поддержал и поддался отчаянию. Он писал о том, что чувствовал. Как стремление друга к одной-единственной цели в его глазах стало казаться предательством, как он решил, что ничего не останется, если они вместе дойдут до конца. И это сомнение в чистоте желания друга, будто червь, проточило рану в самое сердце. То, в чем оба не сомневались, что виделось им самым надежным, что они даже перестали замечать, настолько оно стало продолжением обоих — доверие, оно же и оказалось самым хрупким и уязвимым. И в конце пути от него ничего не осталось, брошенные в сердцах слова разрушили все. Сяо Синчэнь замер над книгой, узнавая в этих двоих свою собственную историю, но больше всего страшась, что она повторится. Оставшийся в одиночестве автор этого послания будто бы запечатал в свиток всю свою боль и сожаление. Он пробовал все исправить, но когда вернулся к другу, оказалось, что тот давно его простил. Это прощение стало самым страшным наказанием, потому что не оставляло ему места для шага назад, для оправдания, успокоения, только одиночество, в котором был виноват только он сам. «Совершенномудрый отдал мне то, что должно было завершить ритуал, потому что больше не нуждался в нем. У него теперь было доверие — людей, которые к нему приходили, он исцелял, помогал и так нашел то, что утратил, но не то, что искал». — «Я потерял одно сердце, — сказал он мне, — но приобрел множество» — тихо прочел Сяо Синчэнь и подумал, что и он потерял, но уже нашел — то, что совсем не искал. Он ведь даже не заметил, как все поменялось: раньше ритуал нужен был ему для себя, для успокоения собственного сердца, а теперь — для сердца, для человека, которые неизмеримо важнее. *** Сколько прошло времени? Лань Сичэнь не мешал гостю изучать книгу, только задавался вопросом, сколько времени и усилий нужно потратить, чтобы не просто научиться жить слепым… но и научиться читать наощупь. Проводить кончиками пальцев по изящно вырезанным иероглифам, считывать все мельчайшие штрихи, не толще волоса. — Вам потребуется сопровождающий к холму Тигра? — наконец подал голос Лань Сичэнь, увидев, что с книгой его гость закончил. — В любом случае, возьмите эту печать. Он положил на стол перед даочжаном круглый нефритовый жетон, покрытый сложной вязью. — Это на случай чьей-нибудь чрезмерной ретивости, вас пропустят к священному дереву, семена хранятся там же. Вы желанный гость в Облачных Глубинах, даочжан Сяо Синчэнь. Прошу вас, подумайте, что вам потребуется для ваших дальнейших поисков? Припасы, лекарства — в дороге может случиться что угодно. Всё это казалось недостаточным. А Сяо Синчэня здесь уже не было — он мыслями унёсся куда-то дальше, и это было слишком хорошо заметно. Лань Сичэнь мучительно подбирал слова, хотя это никак не отражалось на гладкой речи. — И прошу вас, возвращайтесь, даочжан. Он так и не смог сказать «если ничего не получится». Но нельзя сбрасывать со счетов такую вероятность, древние легенды коварны своими иносказаниями, и часто становятся причиной множества разочарований. В таких случаях лучше, если человеку есть куда возвращаться. — Облачные Глубины могут стать вашим домом, если вы этого захотите. Далеко за раскрытой дверью беззвучно склонился в поклоне один из адептов. Лань Сичэнь жестом показал, что всё понял — да, дела не ждали, но если он смог выкроить время на этот визит, то не позволит его скомкать. — Даочжан Сяо Синчэнь, вас проводит Лань Сычжуй, он ещё молод, но подаёт большие надежды. *** — Так торопишься умереть? Больше забав на свете не осталось? Все вычерпал? — Сун Лань смотрел на него с холодным отвращением. Мифэн Сянхуа... бедный Сяо Синчэнь просто не узнал. Сюэ Ян так бесился, что заклинатель открыл последний мешочек и достал оттуда ворох повязок. Больной... ненормальный извращенец... во взгляде отразилось неприкрытое презрение. Сун Лань убрал и это, затянув мешочек покрепче. — Хватит, — под затылком Сюэ Яна так и лежала полоска ткани, он забрал ее и затолкал в рот мерзавцу, надежно, запихнув получше и не считаясь с тем, больно это или нет. Зато так Сюэ Ян точно помолчит. Сун Лань схватил его и стащил со скамьи, словно мешок редиски, перехватил и поволок из пещеры. Вход в грот он запечатывать не стал, только обернулся, вспомнив, как Синчэнь однажды задумчиво спросил, вернутся ли они сюда. Он тащил Сюэ Яна по земле, не заботясь о его сохранности, свинью на убой — и ту ведут с большим почтением, кочки и корни эта тварь пересчитала все до единой. Выйдя на открытую местность, Сун Лань встал на Фусюэ, втащил связанного Сюэ Яна и отправился в Облачные Глубины. Он все-таки не захотел пачкать руки об это чудовище и собирался рассказать, о чем узнал, пока шел за ним. Меч этого ублюдка наконец-то перестанет убивать. ***

Если я и вещь, то вещь в себе. Мир вещей непроходимо пуст. Лучше навсегда меня убей, только не бросай в терновый куст! © Пиванофф

Больше всего Сюэ Ян не хотел себе признаваться, до какой степени сильно ранит это отвращение во взгляде. Сун Лань – что с него взять, идиот он и есть идиот, но это глаза Сяо Синчэня. Об этом не получалось забыть ни на минуту. Хотя, с другой-то стороны, именно эти конкретные глаза никогда на него по-другому и не смотрели. — Не суди по себе, мальчик с убогой фантазией. Он безмерно устал от этого спектакля. Отвык. Хотелось не вот это вот всё, а лечь головой на колени Сяо Синчэня, и чтобы он размеренно гладил по голове, перебирая волосы длинными пальцами. Гэгэ, как же ты просчитался, почему? Ведь предчувствие же… Хотя и сам хорош, хорохорился здесь, а учуять одного конкретного врага ума не хватило. — Не трогай, — снова процедил Сюэ Ян, впившись взглядом в повязки. Помешать Сун Ланю заткнуть рот он никак не мог. Вообще ни капли не деликатно заткнул, просто затолкал в рот кусок ткани, и поволок наружу за шиворот. Сюэ Ян даже дёрнуться не мог, только закрыл глаза от припадка бешеной злости. Сяо Синчэнь вернётся сюда. Он вернётся за ним, и не найдёт его… Будет искать, ощупывать уже холодную каменную скамью, растерянно звать. И не найдёт. Если повезёт — встретится на пути. Но это если повезёт. А так… Сюэ Ян выжег взглядом пару новых дырок в Сун Лане. Появится этот лопух перед ним — рыцарь, спаситель. Избавитель светлых даочжанов от вероломных чудовищ. Он сдавленно застонал сквозь кляп, стоило только представить, как этот засранец утешает Сяо Синчэня. Конечно, попросит у него прощения, разумеется. Без этого никак. Ручонки сложит вежливым бубликом, поклонится с полсотни раз. Стихи почитает. Облачные Глубины слишком близко. Сюэ Ян только взгляды многозначительные бросал по сторонам, срисовывая каждого бледненького адепта на пути. Надо же, какие свеженькие щенята, необстрелянные, в ясных глазах отражается вся наивность мира, плюс тысячи правил Гусу. А Сяо Синчэня не было. Или уже ушёл, или разговаривает важные разговоры. Он где-то близко, Сюэ Ян его чувствовал — следящее заклинание всё ещё работало. И почему ему не хватило ума сделать то же самое с собой, чтобы даочжан мог его отыскать? Почему? Случай был экстренный, тут поневоле почувствуешь себя важной птицей. Сюэ Ян опомниться не успел, как оказался в темнице, и не мог понять, с чего так поспешно. Когда понял, зарычал, срывая горло. — Как удачно, вот-вот должен пожаловать Цзинь Гуанъяо с визитом… Он до боли зажмурился, уговаривая себя сосредоточиться. Нет, ещё не всё потеряно. К счастью, Печати у него нет с собой, и сын шлюхи постарается узнать, где она. Не даст ему умереть, пока не узнает. И это неплохой шанс попытаться выкрутиться. Сюэ Ян даже головой замотать не мог, только протестующе мычал, из кожи вон лез, стараясь дать понять — нет, только не сдавайте Верховному. *** — Спасибо, — Сяо Синчэнь с благодарностью принял такой важный для него пропуск. Безусловно, Лань Сичэнь прекрасно представлял себе, с чем его гость может столкнуться по пути к священному дереву, даже заручившись разрешением Первого нефрита клана Лань, и то, как деликатно он мог предложить помощь, восхищало. — Мне везло в пути, господин Лань, и сейчас у меня, действительно, нет нужды обременять вас излишними просьбами, — он искренне тепло улыбнулся, понимая, конечно, что Лань Сичэнь имел в виду очень возможную неудачу. И это не было предложение ради предложения, которым не воспользуешься даже в крайней необходимости — даочжан не сомневался в его искренности. — Думаю, вы правы, нефрит сам придет ко мне, не зря в книге ничего о нем не сказано. «Не ищи — и найдешь». Эта истина, которую проповедовал Лао-Цзы, сопровождала меня с самого начала пути. Он поклонился, как того требовали приличия, церемонно и правильно, и улыбнулся: — Я буду очень рад навестить Облачные Глубины. Ваше гостеприимство и красота этих мест остаются в моем сердце. Юный адепт и правда очень старался соответствовать возложенным на него надеждам, хоть даочжан и чувствовал любопытство и торопливость, но это явно было просто в характере мальчишки. Сяо Синчэнь не медлил, Шуанхуа принес его на место, и даочжан с замиранием сердца спешил к гроту. Хотелось поскорее поделиться с Сюэ Яном новостями — конечно, когда буря, которую Синчэнь заслужил за свой коварный поступок, минует. Он ждал и совершенно готов был принять ярость Сюэ Яна, но с каждым шагом его волнение только усиливалось, и вовсе не из-за неизбежности грядущего. Предчувствие беды снова вернулось, оно нарастало как лавина, и когда даочжан дошел до руин, то чуть ли не бегом бросился к оставленному гроту. Барьера не было. — Ночь моя... — Сяо Синчэнь влетел в пещеру и застыл, точно врезался в стену, — Это я... — обреченно сказал он, понимая уже, что говорить некому. Сюэ Яна совершенно точно здесь не было, и чтобы в этом убедиться, не нужно было даже подходить к каменной скамье — даочжан не чувствовал Сюэ Яна, совсем. Но сердце все равно цеплялось за какую-то непонятную надежду, будто бы он мог обмануться, и Синчэнь прошел внутрь, трясущимися руками дотронулся до каменной поверхности, ладони ощупывали ее, словно Сюэ Ян мог вдруг появиться, и это только кажется, что его тут нет. — Где ты...— голос дрогнул, — Где ты?!! — даочжан повернулся вокруг, потрясенный и растерянный, не понимая, не веря, отказываясь верить в то, что вернулся в пустоту. — Где же ты?!!— отчаянный крик ударился о каменный свод, метнулся вверх и оборвался, поглощенный светом, что струился из трещины в скале. Сяо Синчэнь рухнул на колени, цепляясь за камень, и закричал снова, как раненый зверь, загнанный в ловушку. Неужели его заклинание оказалось таким слабым? Или Сюэ Ян, его ярость, обида... — столь сильны, что оно не выдержало?! Да нет... нет... не может быть! Даже если он смог бы — он бы не ушел. А ушел бы — то лишь для того, чтобы найти его, свою боль, потому что он обещал, всегда обещал, что никогда не уйдет и будет преследовать ... всегда... Сяо Синчэнь буквально чувствовал, как теряет рассудок, как неправильная мысль, что Сюэ Ян просто ушел, пытается пробиться в сознание — и не может. «Он. Не. Ушел» — крепче, чем скала, эта уверенность в сердце, и она не позволила так сразу упасть в кромешную тьму разочарования. Но барьер разбит, даже нет — он снят! Значит, кто-то здесь был. Неужели он так ошибся? Не заметил, что кто-то есть рядом, видит их, знает? Кто-то достаточно сильный, чтобы пройти через это заклятие... кто-то, кто пришел сюда, когда он оставил Сюэ Яна таким уязвимым... Сам оставил... Ужас вцепился в сердце ледяными когтями. «Что же я натворил...» Сяо Синчэнь поднялся, с трудом, но все-таки встал на ноги, снова обошел пещеру, ощупывая руками стены, упал на колени и обшарил пол, пытаясь найти хоть что-то. Он слушал, пытался уловить запахи и отголоски эмоций, и не слышал смерти. Едва-едва уловимый оттенок крови, куда более ясный — ярости, но не смерти. Его ночь кто-то забрал отсюда, просто забрал, и Сюэ Ян не мог ничего сделать — абсолютно! Из-за него. Сяо Синчэнь выбежал из грота, споткнулся, упал на колени и застыл, пытаясь унять сердце, черное чувство вины, затопившее разум, отчаяние и ощущение полной беспомощности. Что теперь делать? Он схватился за голову, как будто мысли можно было физически заставить собраться во что-то связное. Куда его могли забрать?! Если враг шел по пятам, осторожный и хитрый, следил, знал точно — зачем идет, то наверняка понимал, кто это перед ним. Кому может понадобиться Сюэ Ян? Только тому, кто за ним охотится, кто узнал его и понимал ценность подобного шанса. Гусу. Или ... Ланьлин. Других вариантов даочжан сейчас не мог представить. Он встал и пошел обратно к дороге. Найти, чего бы это ни стоило, куда бы Сюэ Яна не спрятали, где бы ни... «Ну нет, ночь моя... Ты не можешь просто так исчезнуть, я тебя знаю! Ты всегда появляешься, значит и сейчас придется...» Придется, иначе он просто не сможет жить. *** Заткнуть ему рот — это была правильная идея. Счастливая. Удивительно, как этот мерзавец умудрялся бесить своим непрерывным трепом. Сун Лань прекрасно помнил, что он даже убивать молча не умел, и его язвительные комментарии отравляли последние мгновения жизни. На объяснения в Облачных Глубинах не потребовалось много времени, к этому визиту отнеслись со всем вниманием, и он лишний раз убедился в том, что всё правильно сделал. Поступил как ответственный человек, не полагаясь только на собственные силы — слишком коварен противник, слишком опасен. Сун Лань не нуждался в сомнительных трофеях, и не поверил ни единому слову этой твари, оставив всё изъятое у Сюэ Яна в Облачных Глубинах. Если где-то он и не солгал, то можно не беспокоиться — Сяо Синчэню обязательно вернут его имущество, когда они вместе вернутся. Это всего лишь заблуждение, это ошибка, и Сяо Синчэнь не виноват. Нельзя обвинять человека, которого обманул и использовал в своих гнусных целях прирождённый висельник. Оставить его погибать в этих грязных объятиях — вот это было бы преступлением! Сун Лань вернулся как раз вовремя — Сяо Синчэнь обнаружил пропажу и в одиночестве вернулся на дорогу. В сердце неприятно шевельнулось облегчение. Не хотелось видеть, как он убивается по этому чудовищу. Сун Лань остановился на обочине и с бешено стучащим сердцем смотрел, как он приближается. Шаг за шагом, всё ближе и ближе, с решительным лицом… А он всё не мог подать голос, как будто горло сдавило безжалостной удавкой. — Сяо Синчэнь, — прошептал он, когда до него остался всего шаг или два. — Я нашёл тебя. «Я нашёл тебя так вовремя. Нет. Конечно, я опоздал, мне нужно было раньше это сделать, но…» У Сун Ланя подгибались колени. Сказывалось напряжение последних дней, тяжёлый шок от увиденного, во рту поселился неприятный привкус. «… но я ведь всё исправил!» — Сяо Синчэнь! — он стоял рядом, сосредоточенный, так похожий на собственный меч — прямой, тонкий. — Я искал тебя… Да как же сглотнуть этот чёртов ком в горле? «Если ты потренируешься, у тебя тоже получится длинно и складно говорить» — отдалось в голове этим отвратительным голосом, полным бешенства и злой насмешки. — Я так долго тебя искал! *** Он вздрогнул и остановился. Голос так близко? Нельзя настолько погружаться в мысли, нельзя — могут подойти слишком близко, можно пропустить опасность или что-то важное! Даочжан так привык, что рядом есть Сюэ Ян, и теперь потерял бдительность. Но... его назвали по имени, но Сяо Синчэнь не ответил, он так задумался, что не узнал. А человек снова обратился к нему, теперь громче, и... даочжану понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать. Да, он не узнал этот голос, но все-таки понял, кто перед ним. По интонации, ведь только один человек на свете так произносил его имя. Неужели время и расстояние все так изменили? Или — только момент? — Сун Лань... — прошептал он, и в этом было сразу так много! Он? Неужели... Правда — он? Именно сейчас? Сейчас... Даочжан в первый момент не поверил, что это возможно, усомнился, что все на самом деле. Сколько раз он представлял себе этот миг? Бесчисленное множество. Как он произнесёт имя друга, как сердце застучит, как перехватит дыхание, как не найдется слов, как радость и волнение наполнят сердце. Каждый раз он представлял себе это по-разному, но никогда — что именно Сун Лань придет к нему. Все оказалось не так. Это он должен был прийти к другу и сказать, что искал. А еще — он должен был видеть Сун Ланя, без этого даочжан не собирался возвращаться, тревожить, просить... И в такой момент сердце должно было быть с Сун Ланем, все мысли должны — с ним, все чувства, потому что это слишком важно, самое важное. Сяо Синчэнь никак не думал, что они встретятся вот так, на дороге, как прохожие, что это Сун Лань скажет ему, что искал, и что в этот момент первой мыслью будет «у меня слишком мало времени». Потому сейчас даочжан стоял потрясенный и не знал, что происходит. Что с этим делать? Он так долго этого хотел, только этой встречи — и ничего другого, только она была смыслом его существования, почему же сейчас он не знает, что делать? — Это правда ты? — улыбка тронула губы, неуверенная, странная, дрогнули пальцы, как будто надо было обнять, или хотя бы прикоснуться, чтобы заставить себя поверить, но он почему-то не сделал этого. Почему? — Правда? Ты? О... Никаких других слов не нашлось, и Сяо Синчэнь ждал, что Сун Лань что-нибудь сделает, что угодно, словно даочжану необходимо было немедленно запретить себе думать все то, что он думал. Сейчас? Здесь? Искал? И нашел именно сейчас, в Гусу... Невероятное, невозможное совпадение, немыслимая случайность. Она ли? Случайностью было найти в той канаве именно Сюэ Яна — много ли таких совпадений бывает в жизни одного человека? Быть может... Сун Лань искал не его? Мысли за один миг хлынули потоком. Сяо Синчэню казалось, что прошла вечность, но на самом деле он стоял перед Сун Ланем с этой улыбкой на губах и в совершенной растерянности едва ли несколько мгновений. Барьер не был сломан, его сняли. Нет в Поднебесной врага для Сюэ Яна более непримиримого, чем Сун Лань. Искал. Друга ли он искал? Что делать? Да скажи уже что-нибудь, сделай, Сун Лань! Земля ушла из-под ног внезапно, будто это она, а не даочжан, не смогла справиться с потрясением. Сяо Синчэнь осел на дорогу, взмахнув рукой, будто хотел успеть схватиться за воздух. *** Ради этого стоило ползти с завязанными глазами по горному хребту! Сяо Синчэнь его узнал. Это уже воспринималось как прощение. А что, если не узнал бы? Нет, нет, Сун Лань ни за что не стал бы его винить — прошло столько времени. — Это… да, это правда я. Чего он не ожидал, так это что Сяо Синчэнь упадёт. А вместо радости встречи или тревоги за него в груди неожиданно резануло горячим гневом. До чего этот мерзавец Сюэ Ян довёл его?! Что он с ним сделал? — Это я, — Сун Лань кинулся на колени рядом с ним, с трепетом взял за руки — под пальцами сквозь тонкую ткань хрупко выделялись похудевшие запястья. — Это правда я. Сяо Синчэнь, уже всё. Уже всё, всё закончилось, теперь не нужно… тебе не нужно… я так виноват перед тобой. В голосе остро зазвенели слёзы. Он столько раз представлял себе эту встречу, но никогда это не было вот так беспомощно. Столько раз он составлял себе длинные оправдательные речи, пытался проговаривать вслух, но всё оборачивалось одним лишь кошмаром — сказал «уходи», а Сяо Синчэнь действительно взял и ушёл. Как он мог?! Неужели он не понял, что это всего лишь боль, всего лишь страх, чувство вины? Почему он взял и ушёл? — Я всё исправлю. Мы всё исправим. Мой дорогой друг, наконец-то… Его страшно было трогать. Неизвестно, как он воспримет любое прикосновение. Сун Лань не мог выбросить из головы то, что видел там, на берегу. Сюэ Ян постоянно трогал его, постоянно, как будто старался привязать к себе. Нет, без заклинаний не обошлось, не может быть. — Он больше не навредит тебе, мой бедный Синчэнь. Никогда. Никогда. Ты ведь наверняка чувствовал, ты ведь чувствовал, правда? Из нас двоих именно ты всегда был проницательнее и мудрее. Этот человек лгал тебе, и некому было тебе помочь! Как же я виноват перед тобой… как я виноват… Но я всё исправил, начал исправлять, — он даже задохнулся от попыток высказать всё, что на сердце, а получалось плохо. И всё звучал в ушах злоехидный голос Сюэ Яна. — Этот человек… Мифэн Сянхуа лгал тебе. Ему наверняка сейчас больно. Но это необходимая боль. После неё наступит выздоровление.