Затмение

— А у вас тут мило. Почти не солгал. Сюэ Ян видел изнутри темницы Цинхэ Не, видел застенки Ланьлин Цзинь. Вот в Гусу не приходилось обживать тюремную камеру, но кто-то на небесах решил, что ему надо всё попробовать. Адепты, заботам которых его поручили, педантично выполняли инструкции — ему освободили рот, а заклятье и путы сменили вполне прозаические цепи. Но цепи пусть и были усилены заклинаниями, хотя бы не унижали базовые человеческие достоинства. Хоть по нужде сходить прилично, а не как получается. Вот что значит приличные люди, даже не пнули ни разу, и очень старались держать каменные выражения юных лиц. — Чистенько так, — Сюэ Ян изучал и камеру, и своих тюремщиков, оценивал, взвешивал. Где-то там о чём-то с кем-то говорил Сун Лань. Он прижался к решётке, жадно слушал, требовательно прижал указательный палец к губам и чуть не умер от смеха, потому что белые гусуланьские голуби послушно притихли. Правда, тут же возмущённо несколько раз повторили его имя, забив весь фон. Испортили всё! Но главное Сюэ Ян уловил — честный идиот не только притащил его в Облачные Глубины, но и оставил здесь всё, что успел у него украсть. Наверняка, под роспись. На листке хорошей бумаги кто-то сейчас изящными иероглифами написал что-то типа «Такого-то числа сего года принято на хранения: Цзян Цзай, одна штука»… Сюэ Ян в изнеможении закрыл глаза и прижался лбом к холодному металлу. Следящее работало. Прелесть примитива в том, что его сложно выявить, сложно отсечь, сложно… да всё сложно, потому что это слишком просто! Он сосредоточился, протянул руки в темноте, как будто пытался нащупать Сяо Синчэня, поймать хотя бы за рукав. Судорожно скрюченные пальцы царапнули воздух. Он прошёл совсем близко, рядом, совсем недалеко. Прошёл, ещё не зная, что не найдёт его на месте. Сюэ Ян упрямо вжимался лицом в решётку, руки безвольно опустились под тяжестью цепей. «Сяо Синчэнь… ещё увидимся». Это прозвучало впервые так давно. Так давно… а он как одержимый повторял и повторял. Даочжан уходил торопливо, слишком быстро удалялся, Сюэ Ян не выдержал и глухо застонал, яростно кусая губы, чтобы не разразиться проклятьями. — Вода, — на полу что-то стукнуло. Первый порыв — пнуть сосуд. Но он практичный человек. — Чистенько и милосердно, да? Он отпил пару глотков и сел в дальнем углу, уткнувшись лицом в стену. Никого не хотелось видеть. Ничего. Сюэ Ян был занят, ему не до визитов — постоянно кто-то ходил туда-сюда перед решёткой, как будто сбежались в зверинец поглазеть на редкого зверя. Он был занят. Нужно было успокоиться, отогнать ощущение поражения, а лучше навалиться и яростно его уничтожить, забить насмерть, вгрызться в горло. Ничто не кончено, пока он жив. — Его казнят. Но сначала… — Что сначала? Только что он сидел, сжавшись в комок, как будто пытался раздвинуть стену и вырваться отсюда. Одним движением развернулся, сел в вальяжную позу, нагло расставив ноги. — Сюэ Ян. Ты убил людей. — Даааа, это я, — он с наслаждением улыбнулся, облизал губы, рассматривая слишком спокойного человека у решётки. Поднял указательный палец и грубо ткнул в его сторону. — Лань Сичэнь, да? Вместо ответа он лишь кивнул, и зачитал список последних доказанных подвигов. Гостиница, храм, нападение на стражников на севере. Что? Нападение на стражников на севере? Сюда всё-таки добрались беженцы? Что-то слишком быстро. — Сведения противоречивы. Это правда, что ты угрозами и пытками заставлял жителей северных деревень откармливать тварей живыми людьми, чтобы потом творить бесчинства и сеять ужас по всей Поднебесной? Сюэ Ян от неожиданности вытаращился на него и открыл рот. Несколько раз глупо моргнул, яростно потряс головой. Нет, это ни в какие ворота не лезет. Слишком грубо и топорно. — Мне это даже как-то не к лицу, — наконец сказал он. — Зачем мне? Творить бесчинства и сеять ужас я люблю своими руками, чтобы каждый видел и знал, что это был именно я. Тварей? Нет, не я. — А кто? — А вот этого, Лань Сичэнь… — Сюэ Ян рассмеялся. — А вот этого я не знаю. Знал бы — сказал бы. Какая мне разница, кто и кем кормит чудовищ? «Знаю, конечно знаю. Видел доказательство, и не одно. Почему я чую подвох?» Подвох раскрылся крайне быстро — густая тьма позади Лань Сичэня качнулась, выпуская золотое и белое. Выпуская такое внимательно-доброжелательное лицо, да с такой улыбкой, что хочется сразу доверить ему и кошелёк, и жизнь, и что угодно. Сюэ Ян только шире улыбнулся, но промолчал. — Сначала, — голос Мэн Яо обволакивал нежным янтарным мёдом. — Сначала требуется провести дознание. Мой дорогой брат, не беспокойся. Я возьму это на себя. Сюэ Ян улыбался, пока его не оставили в одиночестве. Только потом потёр лицо ладонями, зацепил порез на подбородке и зашипел от мелкой неприятной боли. Он лёг на бок, подтянув колени ближе к груди, закрыл глаза. «Ничего, даочжан. Ничего, прорвёмся. Пока дознание, пока то да сё. Я выберусь и найду тебя. Держись. Только умоляю, в эту пасть не лезь, пусть лучше твой благородный недоумок хоть как-то тебя побережёт. Убью, если не убережёт. Одними глазами не отделается. Буду убивать его целую вечность, срезать мелкими кусками мясо с костей и заставлять его жрать себя. Посажу в клетку и буду кормить адептами клана Гусу Лань. Я сделаю из Сун Ланя такую тварь, что Мэн Яо в штаны кончит от восторга, так что лучше бы ему постараться и поберечь тебя, боль моя. Пока я не вернусь и не отниму тебя обратно. И больше никогда не выпущу из рук». *** Не показалось, не привиделось, не приснилось... Сун Лань здесь, вот он рядом с ним, такой близкий и... чуть не плачет, и просит прощения. Разве не об этом мечталось? Не об этих словах, нет, но увидеть ... Пусть не Сяо Синчэнь его нашел, а наоборот, но все правильно, не нужно больше бояться, что Сун Лань прогонит, не зря он в него верил, не зря хотел вернуться. И как будто зная, о чем думает даочжан, Сун Лань повторял это «тебе больше не нужно...». Да, не нужно. Идти к нему, прощать... ведь Синчэнь уже простил. — Нет-нет... — он прижал пальцы, все покрытые пылью с пола пещеры, к губам Сун Ланя, — не говори, нет, не надо, — сумбурно шептал Сяо Синчэнь, не понимая, зачем что-то объяснять, ведь так мало времени! А у них же все так ясно — они вот, рядом, зачем слова? Нужно совсем о другом сейчас думать! — Не нужно, Сун Лань, ничего не нужно исправлять, подожди... Он решил встать, ухватился за его плечи и уже открыл было рот, чтобы объяснить, что ему прямо сейчас надо попасть в Облачные Глубины, но тут замер, так и не поднялся, остался на коленях, держась за Сун Ланя. А тот говорил что-то совершенно странное и ненужное. Какой человек? Что?! Да очевидно же, какой... значит Сун Лань шел следом... это... это... «Так. Спокойно», — неожиданно хладнокровно приказал самому себе даочжан, когда услышал имя. Мифэн Сянхуа?! Улыбки не сдержал, но вышла она какая-то шальная, полубезумная, совершенно не та спокойная улыбка даочжана Сяо Синчэня. Так улыбаются от шока удивления, когда чувств настолько много, что они уже просто не выражаются нормально. Мифэн Сянхуа! «Ночь моя... какой ты все-таки остроумный». Все ясно. Невозможно такое придумать, значит Сун Лань это имя слышал и от кого еще, как не от Сюэ Яна? Только он мог выдумать эту пчелу в сочетании с «Сянхуа», и раз он так назвался, то понимал, что Сун Лань это имя примет и произнесет тому, кто единственный поймет. «Значит нельзя совершать ошибок, ночь моя... Раз ты дал мне этот знак, то мне нельзя ошибаться». — Лгал? Сянхуа? — выдохнул он, надеясь, что это прозвучало достаточно потрясенно, хотя даочжан ни на мгновение не поверил, да и во что тут было верить? — О чем ты говоришь? Неет, Сун Лань! — Синчэнь замотал головой, отрицая даже саму возможность, будто готовый сейчас убедить друга, что он не прав, — Он помогал мне... он... он ... ты ошибаешься... «Я плохой лжец, ночь моя... Но мне нужно понять, что случилось». Он обращался мысленно к Сюэ Яну, да, оправдывая себя за эту ложь, да, понимая, что пытается играть и обмануть человека, который винит себя, просит прощения, который искал его и нашел... Но никакого другого выхода у Сяо Синчэня не было. *** От неразрешимости этой проблемы хотелось кричать в голос, хвататься за голову. Как? Как ему сказать? Как ему объяснить, ведь это такой удар! Сяо Синчэнь не выдержит, такое гнусное предательство… «И соври что-нибудь приличное Сяо Синчэню»… нет, нет, я не стану ему лгать, потому что я — это не ты. У тебя ничего не выйдет, тварь. Я никогда не уподоблюсь такой мрази». — Пожалуйста, пойми. Попробуй принять это со смирением, и ни в коем случае не вини себя — ты ведь просто не видел, и я убеждён, что он тебя одурманил чем-то. Ввёл в заблуждение, воспользовался твоим увечьем. Какой нужно быть тварью, чтобы издеваться так… Над калекой. Он едва не сказал это вслух. Он действительно едва это не сказал, что-то неизвестное удержало за язык, как будто прямо перед глазами сверкнула злая торжествующая улыбка — последнее, что он видел своими собственными глазами. Как раз перед тем, как Сюэ Ян их вырвал из глазниц. Сун Лань как будто снова вернулся на тот горный хребет, а вокруг свистел жестокий ветер. Неверный шаг — и ты сорвёшься в пропасть, ломая кости. Неизвестное чудо не дало ему сказать такую бестактность вслух, и почему вдруг он снова видит, будто наяву, эту алую нить странной силы, оплетавшую этих двоих? Почему? Почему именно Сюэ Ян? Почему?! — Я не ошибаюсь, — горько проговорил Сун Лань. — Я ведь видел. Но даже если бы не видел… Мой бедный Синчэнь, в какую дикую авантюру он тебя втянул, что наобещал? Это же нужно было придумать такое идиотское имя — Мифэн Сянхуа. Звучит как издевательство, очень в его духе. Эта улыбка. Эта неверящая улыбка человека, стоящего над пропастью… и его придётся толкнуть, чтобы он понял. — Теперь он никому не причинит вреда. Не знаю, каким образом ему удалось сбежать тогда из заключения до казни, да и, признаться, не хочу знать. И говорить с ним невозможно, только открывает рот, как норовит облить грязью. Но в Облачных Глубинах чтят закон, и Цзинь Гуанъяо уже прибыл, чтобы судить его. Сяо Синчэнь… Мифэн Сянхуа — это придуманное имя. На самом деле это Сюэ Ян. Нет-нет, не вини себя, ты не мог знать! Всё закончилось, теперь всё позади! На этот раз он не сбежит. *** «Воспользовался моим увечьем... увечьем... Почему ты так это называешь? Молчи, молчи...» Синчэнь зажимал уши, но все равно слышал. «Мифэн Сянхуа... Конечно, придуманное! Для меня, чтобы я сейчас мог это выдержать...» Имя Цзинь Гуанъяо даже сквозь ладони не услышать было нельзя. Цзян Цзай — и тот так не мог бы ранить, как эти слова Сун Ланя. Судить... Этот человек будет судить его ночь? Тот, кто сам кошмарнее любой тьмы? Если там, в деревне, и после рассказа Сюэ Яна Сяо Синчэнь не пускал в свою голову мысль, что Верховный заклинатель — преступник, то вот теперь даочжан в это поверил, страх заставил поверить. Сюэ Ян в Облачных Глубинах судимый этим человеком... можно просто не успеть! Но сейчас поторопишься — и один такой миг будет стоить Сюэ Яну жизни. Что же делать?! «Только мгновение, ночь моя, несколько слов... он должен сейчас верить мне». — Сюэ Ян?! — воскликнул даочжан в ужасе, его трясло, но Сун Лань не мог знать, что это — не от внезапного осознания, не от того, что Сяо Синчэню открылась чудовищная правда. Открылась — да не про то. Это от страха и гнева. Он вскочил, пошатнулся, но выпрямился, и Шуанхуа оказался в руке. — Судить?!! — меж бровей залегла глубокая складка, сомкнутые губы искривились в ярости, — Нет, не закончилось. Нет. Только начинается, Сун Лань! Меч поднялся в воздух и, не думая о том, что будет делать его друг, Сяо Синчэнь устремился прямо к Облачным глубинам. — Я даочжан Сяо Синчэнь! — заявил он у входа, когда адепты преградили ему путь, и не тратя время на слова, на вытянутой руке продемонстрировал жетон Лань Сичэня. Даочжан слышал, как Сун Лань сошел с Фусюэ у него за спиной. — Сяо Синчэнь... — его рука мягко легла на плечо даочжана, и тот неимоверным усилием заставил себя не дернуться. Мягкость этого жеста была обманчивой, Сун Лань что-то решил, и считал, что теперь он будет оберегать своего друга от опрометчивых поступков? — Считаешь, у меня нет права увидеть это? Нет, этот суд не состоится без меня. Я хочу знать, — сказал даочжан, не оборачиваясь, столь же мягко и решительно, как сейчас Сун Лань сжимал его плечо, и тот опустил руку. — Это — приглашение, — Сяо Синчэнь так и держал жетон, — Цзэу-цзюнь сказал, что я могу вернуться, если пожелаю. Со мной даочжан Сун Лань, он сегодня был здесь. Их пропустили, и Сяо Синчэнь решительно пошел вперед, на удивление ни разу не оступившись на тропе, ведущей наверх. Он весь сейчас был — Гусу, будто знал здесь каждый камень, сосредоточенный на цели и на том, что происходит вокруг, настолько, что шел твердо вперед. — Господин Сяо Синчэнь?! — послышался удивленный юный голос, даочжан улыбнулся: — Лань Сычжуй! Прости, я так скоро вернулся, но у меня снова дело чрезвычайной важности. Ты не мог бы проводить нас к господину Лань Сичэню? Юный адепт явно растерялся, он ведь знал, что даожан тут был, что Цзэу-цзюнь оказал ему всяческие почести, даже в библиотеку отвел и ждал там! Но как же быть? Ведь Первый нефрит занят... И оставить тут нельзя, непочтительно, и разрешить... вроде тоже. Лань Сычжуй смущенно глянул на заклинателя в черном, потом на Сяо Синчэня. — Я знаю, молодой господин, что сейчас тут важный визит, — мягко сказал Синчэнь. — Судят преступника. И мы как раз пришли свидетельствовать. Не мог бы ты сообщить о нашем присутствии? А мы подождем у порога. Лань Сычжуй кивнул и побежал с докладом, пока два даочжана поднимались к покоям и приемному залу. *** Даочжанам всё равно пришлось ждать — Лань Сичэня не было там, где его пытался найти юный адепт, но мальчик всё старался сделать правильно и не уронить престиж Облачных Глубин. Он вернулся, степенно извинился, заверил, что сейчас непременно всё уладит, и действительно нашёл Лань Сичэня — в темнице. Мэн Яо великодушно отпустил его — это важный визит, конечно, если что-то произошло, то нужно уделить время визиту даочжанов. — Не беспокойся, уважаемый брат, — он поклонился. — К тому времени, как ты вернёшься, я думаю, что закончу с дознанием. Лань Сичэнь только терпеливо покачал головой — слишком нагло и независимо вёл себя пленник. Но это преступник, что с него взять? В сопровождении Сычжуя он поднялся в приёмный зал и вежливо поклонился. — Даочжан Сяо Синчэнь, даочжан Сун Лань. О, вы решили погостить у нас дольше? Не могу выразить, до какой степени это приятно. Даочжан Сун Лань, замечательно, что вы вернулись. Признаться, вы оставили нас в растерянности, когда так быстро умчались куда-то, я ведь даже не успел выразить вам своё восхищение. Он с мягким вниманием считывал с лиц визитёров такие важные эмоции. Сун Лань явно был в смятении, зато Сяо Синчэнь казался подчёркнуто спокойным и решительным. Примерно таким же спокойным, каким Лань Сичэнь сам был в минуты душевного волнения. — Лань Сычжуй сказал, что вы выразили намерение свидетельствовать против преступника Сюэ Яна. Как раз сейчас Верховный Заклинатель проводит дознание, я только что оттуда. У вас есть намерение присоединиться к процессу? Признаться, я ещё не знаю, когда состоится суд, зависит от результатов дознания… Но в любом случае, прошу вас воспользоваться моим гостеприимством. Его так и тянуло спросить, что случилось, почему такая спешка, но это было бы невежливо по отношению к даочжанам, да и не стоило пугать Лань Сычжуя — мальчик всё сделал правильно, и сейчас от собственной храбрости не знал куда себя деть. Он специально благожелательно кивнул юноше, чтобы он перестал судорожно натягивать на себя одному ему известный образец совершенства. *** Сюэ Ян беспечно откинул голову затылком на каменную стену. С вызывающей ухмылкой следил за тем, как уходит Лань Сичэнь, которому на ухо что-то прошептал симпатичный мальчишка в белых одеяниях. Интересно, если ему сейчас вслед крикнуть, чтобы не оставлял его один на один с Мэн Яо, он послушает? Что-то подсказывало, что не послушает. Он наблюдал за тем, как Мэн Яо отпускает адептов, чтобы не мешали. Две улыбки сейчас соревновались в убойности — одна медовая и одна ядовито-ехидная. — Сюэ Ян, — еле слышный шелест сладкого шёпота так и вливался в уши. Уж на что он любил сладкое, но от этого всегда слегка подташнивало. Нет, не от отвращения, просто от осознания масштабов. Так подташнивает, когда смотришь в бездну. Он молча поднял руку, мол, да, я тут. Это действительно я. — Мои лучшие люди… — Если это были твои лучшие, то бедный ты бедный, — Сюэ Ян с наслаждением потянулся, звякнули цепи. — Плохи твои дела с такими-то лучшими. — Они просто убиты. Меня это изумило. Ни малейших следов. И где же она? — В надёжном месте. Мэн Яо выразительно протянул к нему руку ладонью вверх. Отдай. Просто отдай. Сюэ Ян покачал головой и медленно провёл большим пальцем по горлу. Разговор состоялся. Один требовал печать, второй дал понять, что прекрасно понимает, чем закончится процесс торжественной передачи тёмного артефакта. Оба молча смотрели друг на друга. — Ты знаешь, что есть прекрасный способ узнать чистую правду, Сюэ Ян. Нужно аккуратно лишить человека жизни, сохранив его душу, а потом всего лишь сыграть Призыв. Душа не сможет солгать, и не сможет утаить истину. А Лань Сичэнь владеет этим искусством в совершенстве. — Но есть кое-что, что ты не догадаешься спросить, потому что не знаешь, — Сюэ Ян поднялся на ноги и пошёл к решётке. — И раз ты не догадаешься задать нужный вопрос, моя душа не сможет тебе ответить. И поверь мне, просто поверь мне, Мэн Яо… моя душа непременно отыщет способ оставить тебя с носом. Север. Было изящно. — Почему ты не сказал ему? — Может потому что я осознаю, что ты ошибся и хочешь вернуть старые добрые времена, когда у тебя действительно был тот лучший, который может убить не таких лучших? Признай, что со мной было весело. Мэн Яо рассмеялся. Недобро, с обещанием. — Я вытяну из тебя всё до капли. Помнишь мою тайную комнату? И помнишь, чего там только нет. Стол ждёт тебя, Сюэ Ян. — Угрозы? О… — Сюэ Ян взялся за решётку рядом с его пальцами. — Всё как я люблю. Ты решил развлечься? Вижу по глазам, — он понизил голос до требовательного шипения. — Вытащи меня отсюда. *** Их пропустили, Лань Сичэнь принял — это уже вселяло надежду, но главное, что сейчас услышал даочжан — что идет дознание, значит Сюэ Ян жив! — Простите, господин Лань, что мы так явились, — поклон вышел правильным, учтивым, но все-таки немного поспешным, Сяо Синчэнь и сам это понимал, но разве есть смысл пытаться играть с Первым нефритом клана Лань? Даочжан не знал человека проницательнее. — Мы действительно пришли свидетельствовать, Цзэу-цзюнь, но прежде чем утверждать, что «против», могу ли я узнать, в чем обвиняют этого человека? — это была просьба, мягкая, неимоверно важная, но просьба к человеку, который знает, что такое справедливость, он не может не понять, почему даочжан так выделил это «против», которого не произносил. — Сюэ Ян... — даочжан сказал это так, будто пробовал произнести имя, то ли спокойно, то ли взволнованно, то ли ... как будто давно не произносил. Сун Лань тихо вздохнул и посмотрел на Лань Сичэня: — Простите меня, я действительно, торопился к другу, которого давно не видел, и мне было очень жаль отнимать время от встречи из-за этого мерзавца, — он бережно, почти ласково дотронулся до руки Сяо Синчэня, словно хотел сказать, что он здесь, рядом, позволил себе это в присутствии Лань Сичэня, надеясь, что он все поймет. — Значит, Сюэ Ян снова будет судим. Наверное, за другие преступления? — Сяо Синчэнь спрашивал, как будто хотел убедиться в чем-то, и так, как спрашивают, когда не сомневаются в справедливости решения, — Я хотел спросить, за какие? Видите ли... господин Лань... Этот человек волей судьбы оказался тесно связан с судьбой моей, и в последнее время — тоже. Я надеюсь, что смогу помочь вам... Ведь наверняка понадобятся какие-то свидетельства и доказательства. — Сяо Синчэнь, — сердце Сун Ланя сейчас кровоточило так, что тянуло сплошной вязкой болью, — Я принес сюда все, что нашел у... Сюэ Яна. Наверняка там достаточно. Прошу тебя, не береди свои раны, мой друг. Пожалуйста. Он обманул тебя, уже это преступление. Назваться другим именем, преследовать, ждать своего часа — это... этому нет названия, — он посмотрел на Лань Сичэня, будто ждал понимания и поддержки. Сяо Синчэнь ничего на это не ответил. *** Объяснения были гладкими. Настолько гладкими, что Лань Сичэнь приятно улыбнулся. У него ушло ещё некоторое время на изъявления признательности к бдительному даочжану, который сумел в одиночку пленить такого опасного человека и доставить на суд. Выразил надежду, что справедливость, несомненно, восторжествует. Пообещал, что сделает всё возможное и невозможное, чтобы закон был соблюдён в точности. — О, действительно. Там довольно странные вещи. Лань Сычжуй! — мальчик вошёл с вежливой поспешностью, поклонился. Лань Сичэнь озабочено кивнул и снова мягко улыбнулся. — Даочжан Сун Лань. Юноша проводит вас. Мне кажется, что ваша помощь в дознании окажется весьма ценной, ведь вы сможете пролить свет на некоторые весьма важные моменты, а Цзинь Гуанъяо наверняка примет вашу помощь с восторгом. Прошу вас. Отказать было бы невежливо, Сун Лань может и не хотел оставлять Сяо Синчэня, но всё-таки пошёл. — Прошу вас, — Лань Сичэнь вежливо увлёк оставшегося даочжана с собой ближе к окну, здесь приятно чувствовался лёгкий ветерок. — Должен сказать, что сведения противоречивы. В частности, сначала поступили сведения о том, что Сюэ Ян в преступных целях организовал на севере рай для тварей — их выкармливают живыми людьми. Сам он яростно отрицает свою причастность. Беженцы напуганы и молчат, стараясь как можно быстрее убраться подальше от любых власть имущих. Но один человек шёпотом рассказал мне, что деревню от твари спас один слепой заклинатель… и его друг. И описания этого друга, признаться, приводят меня в замешательство. Он ждал. Складывалось впечатление, что существует два Сяо Синчэня, этот разительно отличался от того, которому он вручал нефритовый жетон, в нём чувствовался сильный зов, которому невозможно сопротивляться. — Главное обвинение — массовое убийство в монастыре близ священной Хуашань, практически полностью повторившее аналогичную резню в Байсюэ, за тем лишь исключением, что в этот раз не было выживших. Почерк убийцы тот же. Все мертвы, кроме почтенного Ван-лаоши, но он и не жил у подножия горы. С другой стороны, необъяснимый порыв, спасший жителей и владельцев гостиницы при разбойном нападении — не тянет на обвинение. Даочжан Сяо Синчэнь. Я вынужден спросить: что происходит? *** — А иначе что? — Мэн Яо пристально смотрел в глаза. — Где ты её прятал? — Но я же тебя не выдал, верно? Зашил в левое бедро. Сейчас там только гладкий шрам. Я её спрятал в надёжном месте. Они так уже стояли. Только у Мэн Яо одежда была поскромнее, а титулами и не пахло. Зато амбиций было едва ли не больше. Главное, чтобы никто не помешал, с Мэн Яо нужно иметь терпение, и Сюэ Ян ждал, выдав ему времени на размышления. — Сюда идут. — Слышу, — Сюэ Ян зло цедил сквозь зубы, напряжённо уставился в ту сторону, откуда слышались шаги. — На колени, — скомандовал Мэн Яо. — Мне нужны слёзы и мольбы о пощаде. И ты отдашь мне печать, понял? Это было до крайности подло. Что же, это было умно. Сюэ Ян нервно потянул воздух сквозь зубы под пристальным внимательным взглядом. Сейчас ещё пара шагов, и ломать комедию будет поздно. Мэн Яо смотрел с тем неповторимым выражением лица, какое у него бывало в момент смерти намеченной жертвы. — Докажи, и я тебя вытащу. Сюэ Ян рухнул как подкошенный и зарыдал, уткнувшись лицом в пол. Это было легко. На самом деле легко. Стоило только понять, что он буквально висит на волоске от смертной казни, и только что вошедший Сун Лань будет обнимать и утешать его Сяо Синчэня. А он сам будет лишён возможности даже прикоснуться. Максимум, что сможет — это озлобленным духом метаться рядом, пытаясь хоть что-то исправить. От бессилия из горла вырвался душераздирающий вой смертельно раненого зверя. «Нужно было послушаться. Нужно было остаться на берегу, там, и ждать его. Терпеливо ждать. Живого. Почему так получилось, что за роковое невезение?!» — Пощади, — простонал Сюэ Ян, поднимая голову и цепляясь за края одежды Верховного. — Это не я! Это был не я! Он закрыл лицо руками и затрясся. Как бы не рассмеяться, а? Любимая фраза самого Мэн Яо, когда ему доводилось бездарно спалиться на месте преступления. Это не я, не верь глазам своим. — Я не виноват, — Сюэ Ян сорвался на хриплый крик, краем глаза выхватил озадаченное лицо Сун Ланя и снова закрыл лицо руками. Раскачивался на месте, едва ли не головой об решётку бился, повторяя как заведённый, — это не я. Я не убивал. — Вы же видите, — ангельский голос Мэн Яо прозвучал где-то над головой. — Этот человек совершенно невиновен. Это одержимость. Дознание будет проводиться не над ним, а над демоном, которым этот несчастный одержим. Он наклонился и вполголоса добавил: — Мы же не можем пытать невинного человека, верно? Но если демон виновен и он в этом теле… тогда невинный человек, движимый стремлением к милосердию, может и потерпеть. Он замер, прижав к лицу ладони. Нет, это остроумно, конечно. Гениальная лазейка. — Но сначала, конечно, нужно проверить, не лжёт ли этот человек, когда говорит, что невиновен. Если демон действительно вошёл через левое бедро, там должен остаться след от чёрной энергии. Даочжан, вы пришли помочь, или просто любопытствуете? Сюэ Ян медленно опустил руки и уставился на Сун Ланя сквозь растрёпанные волосы, свисающие на лицо. Сверкнула снова безумная улыбка, гибкий язык прошёлся по острой кромке белых зубов. — Я тебя сожру… — Видите? Одержимость, — Мэн Яо сокрушённо покачал головой. В его тёмных глазах светилось исключительно милосердие и стремление к высшей справедливости. «Каков прохвост…» *** Сяо Синчэнь молча слушал, как его друг в одиночку пленил Сюэ Яна и как правильно сделал, что доставил его куда следует, и задавался только одним вопросом: если Сун Лань их видел вдвоем, неужели он не понимал, что они точно – не враги? Да, ненависть к Сюэ Яну объяснима, и здесь у Сяо Синчэня не было ни единого сомнения в открытости поступка Сун Ланя. Да, он решил, будто Сюэ Ян какими-то средствами обманул и заставил поверить. Но почему нельзя было просто дождаться его возвращения? Ведь Сюэ Ян был связан и совершенно ничего не мог поделать, к чему такая спешка? «В дознании…» Само это слово отзывалось морозом по коже, заставляло думать только о том, что Сюэ Яну будет больно, если не телу, то – душе. И терпеть, сохранять видимость спокойствия, подбирать слова становилось труднее с каждым мигом. А Лань Сичэнь словно почувствовал, пригласил даочжана к окну, где ветер так или иначе давал хоть какую-то свежесть мыслям и эмоциям. Сяо Синчэнь кивнул, выслушав все с абсолютно одинаковым выражением лица – внимания и почтения, хотя откровенная выдумка про как-то рай для тварей и упоминание убийства у подножия Хуашани, конечно, заставили сердце биться чаще. Ему нужно было время на решение и — не было времени, потому что каждое мгновение увеличивало шанс дать Лань Сичэню повод думать, что его гость вообще что-то замышляет. — Господин Лань… я не могу говорить «я видел», поэтому буду говорить «я знаю», но вы можете быть уверены, что у меня нет намерения лгать. Мы путешествуем вместе давно, с самого города И, но встретились еще раньше, – сразу предельно честно начал даочжан. — Встретились после того, как я утратил зрение, я имею в виду. У дороги я нашел раненого, почти что мертвого, он действительно был очень плох, и конечно, в тот момент я не узнал Сюэ Яна. После того, как он поправился, я ушел дальше, искать все, что нужно для ритуала, и Сюэ Ян не знал о моих планах. Мы снова встретились очень скоро, недалеко от города И в деревне, которую терроризировал опасный демон. Мне удалось его одолеть, но я был сильно ранен, а Сюэ Ян очень много сделал для того, чтобы я поправился. Я знаю, что в том поселении никто не пострадал от его руки. Потом мой путь лежал к тому месту, где по рассказу очень древнего старца с Баошань когда-то жил совершенномудрый, что осуществил ритуал возвращения утраченного. Мы нашли руины, и снова Сюэ Ян помогал мне, не зная о моей цели. Там мы получили первые подсказки – часть книги и ритуальный сосуд, упоминание горы Хуашань, куда и отправились. Остановились в городе, где праздновали середину лета, в маленькой гостинице, и ночью на нее напали разбойники. Я убил одного, а Сюэ Ян всех остальных… но один должен был остаться в живых, его потом хозяин передал страже. Я знаю, Цзэу-цзюнь, что в ту ночь жертвами стали только разбойники, пришедшие грабить и убивать, я сам спустился вниз, Сюэ Ян был там, и никто из постояльцев и семьи хозяина не пострадал. Вы говорите о резне в храме, господин Лань, я не знаю, что тут сказать… мы вместе с Сюэ Яном покинули настоятеля и адептов, нас пропустили на тропу к вершине и мы шли по ней до самого конца, пока не нашли Ван Лаоши. Почему я говорю об этом… дело в том, что я, конечно, слеп, но даже если бы Сюэ Ян рядом со мной убил кого-то абсолютно тихо… видите ли, я чувствую его меч, Цзян Цзай, слишком хорошо его знаю, наверное. И еще я знаю, что Сюэ Ян никогда не убивает просто ради смеха, даже если так кажется. Пусть очень мелкий, пусть ничтожный по мнению всех людей повод, но он ему все-таки нужен. Поэтому я не могу сказать, что случилось в том храме, и здесь не могу помочь, — даочжан чуть развел ладони в знак сожаления. — Мы добрались до вершины и говорили с Ван-лаоши вместе, Сюэ Ян был рядом, а потом проводил меня до второго пика, где я оставил часть книги вместе с той, что нашел в заброшенном храме, а вместо нее взял маску, как Ван-лаоши мне и советовал. Он сказал: если я решу продолжить путь, оставь книгу, возьми то, что нужно. Точнее… — тут Сяо Синчэнь сделал паузу, стараясь быть абсолютно точным в деталях, — маску взял не я, а Сюэ Ян, она и сейчас у него… то есть нет, если Сун Лань отдал вам все, что нашел, то среди этих вещей все то, что я собирал для ритуала. В этих словах даочжана не было сожаления или боязни, что ему не вернут артефакты, он просто не думал об этом. — После Хуашани мы решили отправиться на север, в это время Сюэ Ян уже все знал о моих целях, но лететь так долго невозможно, к тому же подъем сильно вымотал нас, и мы отдыхали, остановились и в той деревне, о которой вы говорите, это было еще до Желтой реки. Мы вошли в деревню как два путника, хотели отдохнуть, а навстречу нам двигалась похоронная процессия, и когда она прошла, Сюэ Яна не оказалось рядом. Я отправился искать его и нашел привязанным к дереву в окружении местных жителей, с кровью на шее и атакованным злобным демоном. Это создание было настолько сильным, что я долго не знал, как же справиться и… мне жаль об этом говорить, но люди пытались помешать мне. Господин Лань… они хотели, чтобы тварь сожрала свою жертву. Победить ее было так тяжело, что честно говоря, я чуть не остался на той опушке, а потом мне снова пришлось лечить Сюэ Яна. Я знаю, господин Лань, что этот человек не только не кормил людьми демонов, но сам чуть не стал жертвой. Местные жители сказали нам, что у них не было выбора, что такая же история во всех окрестных поселениях, а ночью к нам пришел человек и сказал, что здесь опасно оставаться, потому что за нами придут. Полагаю, именно он и говорил с вами, потому что я сам посоветовал ему идти в Гусу и назвал тогда ваше имя. Он сказал, его брата отдали на съедение демону, не думаю, что есть более веский повод помочь тому, кто эту тварь убил. Но мы не успели. За воротами ждали люди, которые совсем не собирались оставить нас в живых, они напали. И об этом я могу сказать только одно: я знаю, что мы защищались вместе. Ни один из нас не был виноват, зачем за нами прислали этих людей – я не знаю, а они не оставили возможности выяснить. На севере мы не встретили вовсе никого, Аршань – местность малонаселенная, но наверняка те, кто живет рядом с этим странным местом, могут рассказать, что там произошло. Древний огонь вышел из-под земли, мы едва успели спастись. Там Сюэ Ян убил невероятно опасную тварь, которую я никогда бы не одолел, и убил он ее Цзян Цзаем – я знаю это совершенно точно, я чувствовал именно этот меч. От Аршаня мы направились в Гусу. Не стану скрывать — я не хотел, чтобы Сюэ Ян здесь появлялся, мне было важно прийти к вам в одиночестве… И мне пришлось приложить усилия, чтобы это сделать. «Пришлось связать его, заставить не двигаться и молчать, ждать меня в темноте, но пришел Сун Лань… и у него оказалось недостаточно терпения». Даочжан закончил свой рассказ, спокойный, ровный, обстоятельный, но в то же время достаточно лаконичный, чтобы все эти долгие события не отняли у Лань Сичэня слишком много времени. Он не давал оценок, не делал выводов, старался просто изложить факты, но Сяо Синчэнь так же прекрасно представлял себе, как это все звучит, что самое удивительное здесь даже не то, что Сюэ Ян помогал своему врагу, но что даочжан проделал весь путь с человеком, которого сам же преследовал и привел когда-то на суд. *** Не каждый рискнёт вот так бесхитростно раскрыться и рассказать всё. Лань Сичэнь оценил честность даочжана, и предпочёл не перебивать его. Рассказ получился длинным, но его было достаточно чтобы понять — там за рамками рассказа кроется нечто личное. Нечто глубокое. И при этом горько было чувствовать собственную беспомощность. Было бы так просто искупить преступление — просто сделать что-то хорошее… — Вы отправились в такой опасный путь… С первым встречным. Который оказался настолько опасным первым встречным. — Не приложу ума, почему он вам помогал в этом путешествии. Боюсь, что не мне быть судьёй в этом процессе. Поймите меня правильно, даочжан, это не отменяет могил, которыми усыпан его путь. Отчаянная тоска. Идти всему наперекор. Натворить глупостей, и признать себя виновным. И страдать каждый день своей жизни, что когда-то не поверил и не спас. Лань Сичэнь не испытал это на себе, но у него был младший брат, который уже много лет подряд каждый день играл Призыв в надежде дозваться до всеми обвинённого человека. — Я дам вам совет, Сяо Синчэнь. Не исключено, что этот совет покажется вам рекомендацией смириться и отказаться от борьбы. Но я верю, что вы способны смотреть глубже, чем видят обычные человеческие глаза. Вспомните, что я говорил: семя священного персика притягивает благоприятные вероятности. С таким заступничеством можно надеяться, что судьба решит сама. Как нефрит найдётся сам, так и здесь. Пока идёт дознание, вы успеете вернуться. Благо священное дерево не охраняют ни демоны, ни чудовищные змеи, там несут стражу наши адепты, а жетон всё ещё у вас. Вам не будут чинить препятствий. Он выдержал паузу, не в силах понять, как поддержать ещё этого удивительного человека, идущего к своей цели. Лань Сичэнь чувствовал грусть, и даже не пытался это скрыть. — Я верю, что ничто на свете не происходит просто так, банальным попустительством небес. Да, есть ситуации, когда остаётся только убивать. Единственное, что я могу вам обещать — к вашему возвращению он будет жив. И кто знает, что там выяснится на дознании. Вас встретят у входа и проводят в темницу, где проводится дознание… или вы дождётесь начала суда? Что касается маски и прочих составных частей для ритуала, то ваше имущество, конечно, вам непременно вернут. Мне хочется вам помочь, но я не нарушу закон. Что ещё я могу для вас сделать? *** Нет, конечно, даочжан ни на что не рассчитывал. Ни на что большее, чем понимание, то, что Лань Сичэнь его терпеливо выслушает. Дать умному человеку повод для размышлений — все, чего Сяо Синчэнь мог пожелать в этой ситуации. — Вы правы. Я верю в справедливость и закон, как и вы. И лишь надеюсь, что никому не придется расплачиваться дважды за то, за что его уже судили, — мягко заметил он и поклонился, а потом все-таки коснулся кончиками пальцев рукавов Лань Сичэня. Да, не в правилах этого места, но у даочжана тоже здесь сейчас находился его дом — в темнице, и он позволил себе то, что в его правилах — этот скромный знак доверия и благодарности. — Спасибо вам. За совет, за помощь... И за обещание. Лань Сичэнь все понял... было бы странно ожидать другого. Но с этим человеком можно не опасаться, а вот показать слишком много другим — да, опасно. — Разве я могу вас еще о чем-то просить? — Сяо Синчэнь грустно покачал головой и кивнул, в знак того, что больше не может отнимать драгоценное время у Цзэу-цзюня. Он направился к выходу, мучительно размышляя о том, что же делать, но вдруг обернулся. — Господин... Я попрошу, все-таки попрошу, — тихо сказал даочжан, — Цзян Цзай. Чем бы и как бы ни закончился этот суд, я попрошу у вас этот меч. Он снова поклонился, не торопясь, но давая понять, что не ждет ответа прямо сейчас на просьбу, которая справедливо могла бы показаться наглой. Сяо Синчэнь прошел через маленькую площадь перед приемным залом и сел на ступени у края миниатюрного пруда. Красный карп плеснул хвостом и задел листья лотоса, но даочжан не слышал, охваченный своими переживаниями. Щедрость Лань Сичэня была неоценимой — он позволял выбирать и обещал, что сдержит слово, каким бы этот выбор ни был. Но как же тяжело оказалось принять решение! Сяо Синчэнь просто не мог поддаться порыву, хотя первой мыслью стало пойти за персиковой косточкой. Нет, слишком велика цена ошибки сейчас, Сюэ Ян может просто ее не пережить. Но чем дольше думал Сяо Синчэнь, тем тяжелее становилось ситуация, которая и так казалась безнадёжной. «Семя священного персика притягивает благоприятные вероятности». Что же тут думать?! Довериться судьбе, отправиться на холм и успеть вернуться с отголоском древней силы в руке. И ведь это даже не поиск ингредиента, который Сяо Синчэнь обещал Сюэ Яну забрать вместе. «Не ищи — и найдешь» — совет Ван-лаоши, взятый из мудрости Лао-Цзы, который ни разу пока не подвел, не будет нарушен. Но разве это не поиск той самой благоприятной вероятности? Не за этим ли даочжан хочет туда пойти? Так и есть. Сяо Синчэнь вздохнул. Уверенность оставляла его, и плечи опускались, чуть заметно, но все-таки гнулась спина. Печать. Еще одна проблема тяготила его. Если уйти к холму, можно сначала спрятать то, что так опасно держать при себе в Облачных Глубинах, пусть она и спит, и надежно укрыта заклинаниями. Но за ним могут послать слежку, и заметить ее Сяо Синчэнь не сможет. Не Лань Сичэнь, конечно, нет, но кто-то другой пошлет, они же умные люди, и тайна перестанет быть тайной, а риск многократно возрастет. Идти в темницу — риск едва ли не больший. Сяо Синчэнь совсем сейчас не мог поручиться за собственное сердце и действия. Сможет ли он стоять спокойно, когда Сюэ Ян окажется так близко? Сможет ли он скрыть хоть что-то от Цзинь Гуанъяо? Так можно только навредить, сделать еще хуже... Впрочем, и дождаться суда — этот выход тоже не снимал все тех же рисков. И получалось, как ни посмотри, а решения, которое обеспечит хоть в чем-то спокойствие, просто нет. Сяо Синчэнь нервно гладил холодные пальцы, скрытые длинными рукавами. Отчаяние давило, так сильно, что он наклонил голову, сжал зубы и не шевелился. В сознании упрямо крутились мысли «Что если бы...». Если бы он не связал Сюэ Яна, если бы послушал его, если бы Сун Лань не пришел или просто подождал бы там, у грота... Мысли совершенно бесполезные, они только прибавляли горечи и никак не помогали принять решение. *** Сюэ Ян начал думать, что ещё немного, и он сорвёт голос. Он охрип, мокрые от пота волосы липли к коже, от боли скоблил ногтями каменную поверхность, на которой его разложили, обламывая об стыки. До конца тянул свою роль невинного человека, которому позарез нужно доказать свою одержимость. Как сумел — так и доказал, несколько раз сознание терял, так старался. — Вот, — Мэн Яо торжествующе продемонстрировал тёмные эманации, сочащиеся из развороченного ножом бедра. Сюэ Ян приподнял голову, пьяными от боли глазами взглянул. По его мнению, Мэн Яо перестарался, но разрезы были грамотными, аккуратными, правильной формы. Безукоризненная имитация ритуального вскрытия предполагаемого места атаки демона. Это были всего лишь отзвуки Печати, но чтобы их распознать, нужно было держать Печать в руках хотя бы один раз. Сун Лань её точно не держал. Мэн Яо аккуратно вытянул из его бедра эти тёмные нити, стянул белой повязкой. Наклонился ниже к его лицу, поймал взгляд и указал взглядом на белый силуэт рядом. Перед носом качнулась длинная нефритовая шпилька, стягивающая его причёску. Дорогая старинная вещица с серебряными подвесками. — Воды, — прохрипел Сюэ Ян, закатывая глаза. Ему действительно было очень плохо, бледный с посеревшими губами, он больше всего боялся провалиться в беспамятство. Перед процедурой с него сняли цепи, чтобы заклинания не мешали, просто зафиксировали на столе, защёлкнув на шее металлический обод. К губам прижалась чаша, прохладная вода побежала в пересохший рот. Руки тонкие. Внимательные тёмные глаза Мэн Яо прямо перед ним, но кто-то его поит. — Умираю, — слабо выдохнул Сюэ Ян, с трудом дотянул руку до груди. — Если он не доживёт до суда, — юный голос над головой дрогнул. И Сюэ Ян решил — пора. Руки метнулись с прицельной точностью, левая сгребла юного адепта за волосы, правая выхватила из причёски Мэн Яо шпильку, и шпилька тут же прижалась к шее мальчишки, моментально окрасилась кровью. — Медленно и осторожно отстегни ошейник, — прошипел Сюэ Ян, после щелчка сполз с каменного стола, удерживая мальчишку перед собой. — Я правильно помню, ты воспитанник второго господина Лань? Он потянул запах слишком юного тела, провёл носом у него за ухом. Стоял, пригнувшись и покачиваясь. — Сун Лань, — предупредил он. — Не шевелись. Я убью мальчика. Мэн Яо, в сторону… Он всё сделал правильно, сработал по неозвученному плану Мэн Яо. Как всегда, запутанному. — Ты был прав, Верховный. Это одержимость. И это тело будет моим до тех пор, пока я не завершу свою миссию. Верну, когда закончу, — он поцокал языком, предупреждая любые попытки Сун Ланя дёрнуться в ненужное геройство. — Все мои вещи, живо. Все мешочки, меч. Мальчик, — он пошло лизнул его щёку. — Аккуратно всё это закладываешь мне за пазуху. Меч держи в руках, он не кусается. Идём. Он отступал медленно и осторожно, подволакивая ногу, оставляя кровавые следы. Заставил всех держаться на расстоянии, шёл на зов — следящее работало идеально, Сяо Синчэнь был где-то рядом. Да, он не сделал такое же следящее для себя. Он сделал лучше — боль плескалась с такой силой, что даочжан должен был её чувствовать. — Осторожно, осторожно, — шептал Сюэ Ян на ухо мальчишке. — Будешь умницей, и ты выживешь. Запомни послание. Сейчас я тебя обменяю. Передай Лань Сичэню с глазу на глаз, что я ничего не сделаю клану Гусу Лань, если меня не станут преследовать. Клянусь своим мечом, который у тебя в руках. Если он сделает так, как я сказал, Облачным Глубинам не грозит участь храма Байсюэ. Более того — если когда-нибудь, кто-нибудь, с какого-то перепуга попытается устроить здесь резню, я приду и убью его. Клянусь. Лань Сичэню на ухо расскажешь, больше никому. Он доковылял. Стоял всё так же пригнувшись, как загнанный зверь, зыркал по сторонам. — Сяо Синчэнь… я же говорил, увидимся. Гэгэ, медленно иди ко мне. Ещё медленнее. Осторожно. Мальчик, как тебя зовут? — Лань Сычжуй. — Ага. Сяо Синчэнь — это Лань Сычжуй, мой заложник. И ты хочешь, — он с нажимом подчеркнул это, — благородно принести себя в жертву, обменять свою жизнь на жизнь этого милого ребёнка. Да? Да. Ближе ко мне… ещё ближе… ещё. Лань Сычжуй, ты понял? Даочжан обменял свою жизнь на твою безопасность. Благородный поступок. Сделай мне одолжение — задержи всех, не будем рисковать жизнью светлого даочжана. Он улыбнулся, под прикрытием тела заложника обнял Сяо Синчэня за талию и ткнулся лицом в его плечо. — Наконец-то… наконец-то… я думал, что не увижу тебя уже. Гэгэ, возьми у него Цзян Цзай. Хорошоооо… Лань Сычжуй, спасибо. Я твой должник. Аккуратно, ещё аккуратнее. Я медленно убираю шпильку от твоей шеи. Всё, беги, мальчик. Задержи их, понял? Сюэ Ян прижал шпильку к шее Сяо Синчэня, но его кожу ранить не стал. — Тебя аж в присутствии Верховного украл Сюэ Ян. Страшное чудовище с только что подтверждённой одержимостью опасными демонами. Сяо-гэ, только не смейся, а то они подумают, что ты сошёл с ума. Перестраховался, затащил на Цзян Цзай, прижал к себе добычу и рванул отсюда на максимальной скорости. Правда, едва Цзян Цзай нырнул за первую же гряду деревьев, он резко снизился, плавно опустился на землю и стиснул зубы. — Возьми меня на Шуанхуа лучше, — шпильку Сюэ Ян заткнул себе в волосы, проверил, чтобы надёжно держалась. Перепроверил всё своё имущество — быстро, наощупь. Стянул свои запястья ремнём, затягивал зубами. Перекинул через шею Сяо Синчэня, обнимая, жадно накрыл его рот губами, голодно поцеловал и зашептал. — Унеси меня отсюда. Так я не упаду. Спаси меня, гэгэ. *** Сидеть так невозможно, становится только хуже, нужно принять решение, нельзя ничего не делать… Даочжан потер виски и снова замер. Боль. Едва слышный, почти незаметный отголосок боли – его боли! Боясь упустить, Сяо Синчэнь сосредоточился, все свои чувства направив только на одно – понять и не дать всколыхнувшемуся страху победить все остальное. И как, и куда он теперь уйдет?! Какое персиковое семя?! Где у них здесь темница?!! Даочжан поднялся, оборачиваясь вокруг себя, и в конце концов остановился, уловил этот зов, и сорвался с места, стремительно пошел ему навстречу через темноту. А боль становилась только сильнее, она уже чувствовалась совсем рядом, пока даочжан не услышал шаги, голоса, людей… Он застыл, пытаясь понять, что происходит. «Заложник?! Небо… Сюэ Ян, что ты делаешь?!» Он шагнул к нему тут же, будто Сюэ Ян приказывал, а не просил. Еще шаг навстречу, даочжан протянул руку. — Не бойся, Лань Сычжуй, ничего не делай, — мягко сказал он, приблизившись к Сюэ Яну и тут же вставая вместо адепта, — иди, — даочжан чуть подтолкнул его, забирая Цзян Цзай, — Иди … Острая игла у шеи, дыхание – его дыхание, голос, тепло и боль, тянущая боль с запахом крови и чужого страха. Вот сейчас Сяо Синчэнь понял, как же он на самом деле боялся этого всего никогда больше не почувствовать. Даже его боль – и та оказалась нужной, как доказательство, что Сюэ Ян жив, что он настоящий. Даже чужой страх, в котором сильнее всех ощущался Сун Лань, — и тот говорил, что все на самом деле и не кажется. Сяо Синчэнь не произнес больше ни слова, ни Сюэ Яну, ни Сун Ланю, ни тем более кому-то еще. Цзян Цзай поднял их в воздух, и мысли в панике сначала бросились врассыпную, а потом заметались, как в клетке. За ними полетят – это полбеды, но выбраться из Облачных Глубин просто невозможно! Это место окружено барьерами, точно куполом, Сяо Синчэнь никогда не видел более надежной крепости, хотя здесь все выглядело так, словно сошло с тончайших пейзажей лучших художников. Но что бы ни случилось, сейчас у него было время, очень-очень мало, чтобы обнять и окружить теплой силой. Каждое мгновение даочжан готовился ощутить непреодолимость барьера, и каждое тратил на то, чтобы быть ближе к Сюэ Яну. Но ничего не произошло... Они приземлились, слишком близко к Облачным Глубинам, чтобы позволить себе хоть что-то, но Сяо Синчэнь обнял, ответил на поцелуй, не веря, что это вообще возможно и страшась истратить драгоценное мгновение на лишнее слово. Он встал на Шуанхуа, обнял крепче, сомкнув руки на талии, прижимая к себе как можно ближе, и они снова взлетели. Синчэнь не мог просить, чтобы Сюэ Ян побыл его глазами, лишь бы не упал, не потерял сознание, но куда лететь? Даочжан направил Шуанхуа на запад, по пути пытаясь понять, где было бы безопасно, достаточно далеко от Гусу и не очень — Сюэ Ян не может долго лететь. Ближе к Баошань, но об этом и думать нельзя, слишком далеко, а еще нужно место, о котором не знает Сун Лань. Горько, может быть, осознавать, что приходится вот так теперь оглядываться, но сейчас главное совсем не это. Вот только не было места такого, которое Сяо Синчэнь мог себе достаточно хорошо представить, чтобы не ошибиться, но не связанное с Сун Ланем. Думать дальше оказалось невозможно — Сяо Синчэнь почувствовал, как тяжелее становится удерживать, и поторопился, представив себе относительно безопасное место, где хотя бы можно укрыться в лесу, есть вода и совсем нет людей — Изумрудная долина, туда и принес их Шуанхуа. Он аккуратно опустил Сюэ Яна на большой поросший мхом плоский камень в зарослях, пришлось потратить время, чтобы «осмотреться», но кроме воды Сяо Синчэнь ничего не услышал. — Ночь моя... — первые слова, которые даочжан произнес от самых Облачных Глубин, почти неслышно. Он аккуратно и уверенно осмотрел Сюэ Яна, запрещая себе сейчас любые порывы, любые проявления пережитых и безумных эмоций, сначала надо унять эту боль. Повязку на бедре Синчэнь нашел быстро, и она к его удивлению оказалась правильной и надежной, но от нее так тянуло болью, что даочжан накрыл рану ладонью и сосредоточился на ци, которая потекла сияющим потоком, обволакивая, питая и одновременно успокаивая. Только отдав все, что мог, Сяо Синчэнь наклонился и поцеловал, наконец, Сюэ Яна, нежно и осторожно, касаясь кончиками пальцев щек, шеи, замечая следы от железа на коже, от слез. — Неужели ты со мной...— не было сейчас ничего, даже вины за то, что сделал, жажды просить прощения и уж тем более — мыслей о том, что их ждет, только безумное счастье знать, что Сюэ Ян жив и рядом. *** А если бы? Любой нормальный человек включил бы тысячи всевозможных «а если?!», если бы попал в такое положение. Сюэ Ян несокрушимо верил в главное: что бы ни сделал Сяо Синчэнь, он всё сделает правильно… и ему можно доверять. Во всём. Даже когда он творит дикую хрень. Пусть это будет их общая дикая хрень, только так, по-другому жить не получится. И он не говорил ничего лишнего. А жаль. Как же жаль. Это лишнее сейчас было бы совсем не лишним. Зато он молча так ответил, что сердце зашлось. Нет, он держался. Действительно держался. Сложно не удержаться связанными-то руками. Но вздоха облегчения всё равно не удержал, когда под ногами оказалась твёрдая земля, а потом и под спиной, под головой… Его даочжан, слишком сосредоточенный, слишком внимательный, слишком строгий, слишком чистый, слишком правильный, слишком… — Слишком любимый, — выдохнул он с жуткой смесью счастья и злой угрозы. — Я всегда буду с тобой. Я ведь говорил. Ты ведь мне веришь? Он снова заакарканил Сяо Синчэня связанными руками за шею, притянул к себе. Целовал жадно, нагло, снял с него повязку. Да, да, ночь, да, он особенный, он может его раздеть сразу одним движением, потому что никто не знает, что даже одетый с головы до ног даочжан становится обнажённым только из-за этой полоски ткани на лице. Целовал, постанывая, обкусанными губами. Сомкнутые веки, виски, скулы, щёки, снова в губы. Как будто пытался надышаться впрок. Завалил на себя, не давая отстраниться, вцепился пальцами в затылок, и снова целовал, напоследок прикусив за нижнюю губу, и только после этого с надрывом вдохнул и выдохнул. — Ты со мной… Небеса, как же хорошо. Запустил пальцы в его волосы, жадно гладил, чуть ли не рычал от жадности. — Ругать будешь? — прошептал на ухо, тронув мочку кончиком языка. — Злобный Сюэ Ян захватил заложника, всех взбаламутил и не дал себя казнить. Чудовище просто. Он расслабленно улыбнулся. Никак не мог поверить, что удалось, что прокатило, не должно было, но всё-таки, удивительным чудом… — Я люблю тебя так сильно, Сяо Синчэнь… Что готов прямо сейчас задушить на месте. И буду на тебя орать в голос, гэгэ. Предчувствия? Ты вот прямо сейчас предчувствуешь, что я с тобой сделаю за твоё коварное нападение? И тут же довольно чувствительно укусил за ухо. *** У Сяо Синчэня не было времени даже осознать, как следует осознать, что он услышал. Сюэ Ян снова забрал его в поцелуй и опять оставил без повязки. — Верю, — только и произнес Синчэнь на вдохе, позволяя эти жадные поцелуи, а потом очнулся и стал отвечать, не сразу так же страстно, словно ему нужно было вспомнить, поверить, что теперь опять можно. — Ругать? Сейчас? — удивленно прошептал Сяо Синчэнь, запуская пальцы в спутанные волосы Сюэ Яна, попутно успел проверить затылок — не появилось ли там новой раны, не открылась ли старая. На самом деле это было опасно, правда опасно. За ними могли отправить погоню, могли следить даже прямо сейчас, и даочжан честно пытался слушать, нет ли кого рядом, опасаясь, что их застанут врасплох и он ничего не сможет сделать, но скоро сдался. Бесполезно. Он сейчас не может думать даже за себя — не то, что за двоих. Никто и никогда не говорил ему, что любит, и Сяо Синчэнь даже не задумывался, что в это можно так отчаянно верить, что дыхание перехватывает и сердце начинает болеть. — Прости. Прости... — он уткнулся в его плечо, в шею, поцеловал и почувствовал свежие царапины и ссадины. Это от боли, от железа, потому что он совершил ошибку. Вот теперь даочжана накрыло это понимание, как же сильно ему повезло, судьба просто сжалилась, где-то на облаках нашелся какой-то бог, который решил, что с них хватит опасностей на грани смерти. — Прости, ночь моя, — он вздрогнул от укуса и от того, как жаркая волна пробежала по шее и плечу, отстранился, на вытянутых руках упираясь в мягкий мох и прогибаясь под ладонями Сюэ Яна, — Кричи. Все что хочешь... правда. Я... У тебя столько поводов сердиться. «У тебя правда тоже есть», — хмыкнуло сердце, которое внезапно обрело утраченное ехидство, но даочжану сейчас было не до шуток. *** — А когда? — он рассмеялся, потому что даочжан принялся проверять, не разбили ли ему снова голову. Неужели он несёт такой бред, что его можно объяснить только дыркой в голове? — Сюэ Ян. Назови меня по имени, боль моя. Я за последние часы столько раз слышал его таким тоном, что теперь его нужно лечить твоим ласковым голосом. Ему мешали связанные руки, и он слишком сильно затянул ремень, но разве он с самого начала не шёл за ним связанным? С первого дня, с самого первого дня, когда Сяо Синчэнь нашёл его на обочине, первое, что он сделал — это связал своему врагу руки. Скрутил самым коварным оружием, которое только мог изобрести. Ласковой неповторимой улыбкой. Нежными прикосновениями. Соткал сеть, и даже не накинул на него — нет, всего лишь пригласил самому закутаться. Разве он мог отказаться от такого приглашения? — Не смей, — прошипел Сюэ Ян, хаотично перемешивая укусы и поцелуи на подставленной белой шее. — Не смей просить у меня прощения. Он несколько раз судорожно вдохнул, сгрёб его за волосы на затылке и рванул на себя. Оскалился зло, дыхание срывалось припадочно, как будто собирался разрыдаться. — За что ты извиняешься?! — он зарычал, прижимаясь ртом к его шее, жмурился до боли. — Да я чуть не кончил от восторга, когда понял, как ты коварно обвёл меня вокруг пальца! Потому что я бы так сделал, но не светлый даочжан. Ты… ты! — Сюэ Ян надрывно рассмеялся, широко лизнул его шею, прикусил за подбородок. — Ты хоть понимаешь, что ты сделал?! Ты лишил меня возможности… ты! Нет, он всё-таки заорал. Не отпускал, давился слезами, рычал и хохотал, как полоумный. — Я сам тебя предупредил, что если ты уйдёшь без меня, я могу кинуться убивать. И что ты сделал?! Ты спас его! Ты просто вот так взял и спас его! Ты лишил меня возможности убить Сун Ланя! О, он на свою дурную голову развязал мне рот… но слова не убивают, Сяо Синчэнь! Особенно слова связанного врага. Если кого они и убивают, так это того, кто не в состоянии закрыть рот и промолчать, а я не мог! И после этого ты извиняешься? Перед кем?! Передо мной? После того, как ты пропах полынью до костей? Ты извиняешься передо мной за то, что ты стал немножко мной? Сяо-гэ, ты… ты… — он окончательно охрип и сипло выдохнул, — … ты дурак совсем… Не стоило так орать. Не стоило таскать даочжана за волосы, и сейчас он осторожно гладил его по затылку. Наверняка кожа болит… — Больше всего я боялся, что больше тебя не увижу. Когда ты прошёл мимо… когда ты шёл из Облачных Глубин, я тебя чувствовал, и сходил с ума, понимая, что сейчас ты не найдёшь меня там, где оставил. И ничего не мог сделать. И я снова всего лишь огрызок… а ты со мной возишься. Так терпеливо. И я опять ничего не могу. Прости меня, гэгэ… я тоже дурак совсем, — он снова бережно целовал его веки, стараясь не разрыдаться позорно, а то совсем расклеился. — Узнаешь сейчас мой голос, гэгэ? Такой у меня был, когда ты меня нашёл у дороги. Теперь ты знаешь, почему не узнал Сюэ Яна по голосу. Потому что я сорвал его в пыточной. *** — Сюэ Ян... — послушно выдохнул Сяо Синчэнь, — Сюэ... Янннн — и застонал от укуса, смешанного с ласковым прикосновением, — Сюэ Ян... Аа! — он дернулся и вскрикнул от боли, затылок заломило, но это все-таки было не так больно, недостаточно, просто хотелось, чтобы он знал — это больно. — Нет, — упрямо прошептал даочжан, — Я буду. Прости. Пусть орет. Громко, зло, бешено — пусть. Нельзя увидеть, но можно услышать его ярость, его искривленные губы, его голос и безумный блеск в глазах. Синчэнь слушал, запрокинув голову от того, как сильно Сюэ Ян вцепился в него, и обнаженное горло обжигало дыханием и смехом. Да, дурак. Оба. Он выдохнул и опустил голову, подставляя затылок под ласковые пальцы. — Стал. Я убивал за тебя. Я лгал за тебя. Боялся и лгал и снова боялся, что не умею лгать, что мне не поверят. Лгал ему. Ты хочешь его убить? Я не дам, — он говорил и говорил, и голос звучал так странно-уверенно по сравнению со вздохами, и не дрогнул, хотя плечи да и все тело вздрагивали уже от каждого прикосновения и каждого слова. — Я — ты. Полынь. Я убью опять и снова солгу. Но ты не убьешь, если я скажу нет. Я буду просить прощения, а ты кричать. Сюэ Ян... Сяо Синчэнь ухватил его за запястья, развязал этот крепкий ремень, чуть ли не разорвал его и освободил, наконец, ему руки. — Смотри, — он теперь сидел сверху, положил его ладони на свое лицо, провел ими вниз, чтобы кончиками пальцев Сюэ Ян почувствовал губы, как будто он не мог видеть, и надо было, чтобы увидел, увидел, как его безмерно любимый враг произносит его имя, — Я узнаю твой голос. А ты меня? Сюэ Ян... Ночь моя... Сюэ Ян. Я — ты. Я люблю тебя, ты видишь? Прости меня за это. *** Рассвет и звёздная пыль. (перевод имени Сяо Синчэнь) А имя сей звезде — «полынь». (Библия, описание Апокалипсиса) Я — это ты, ты — это я. (слова из одной попсовой песни) Убивал. И лгал. Научился злиться. Научился в гневе бить по лицу. — Я узнаю тебя даже через сотню перерождений. И снова заберу. Ты обречён. Он осторожно гладил его лицо, изучая, как двигаются его губы под пальцами, как они произносят его имя. — Ты говорил, что Сюэ Ян не умеет любить. Я думал, что буду смеяться. Но мне не было смешно, потому что я уже тогда любил тебя. И что же? Вот моя голова у твоих ног. Вернее, почти у твоих ног. Но знаешь, что самое страшное? Он медленно сел, обнимая свою любимую добычу. Как даочжан умудрился его оседлать, так пошло, так правильно. Не прижимая изуродованное бедро, зато прицельно опустившись прямо на член, только одежда и спасала… ненадолго. — Самое страшное, гэгэ, что я — ты. Всё из-за тебя. Только из-за тебя. Ты во всём виноват, Сяо Синчэнь. Именно ты виноват в том, что сегодня в Облачных Глубинах никто не умер. Это настолько на меня не похоже… А даочжан умудрился найти изумительно красивое место. Вокруг плескались все оттенки нефрита и изумруда. В таком месте хочется жить… впрочем, и умирать в таком месте не стыдно. И уж конечно, в таком месте только и раздевать одного светлого даочжана, чем Сюэ Ян и занимался, аккуратно снимая с него один слой ткани за другим. — Может мне начать тебя пытать? — он с наслаждением оставил на его ключице следы от зубов, и рядом ещё. — Как ты относишься к пыткам, Сяо-гэ? Ты будешь умолять о пощаде, но чудовище есть чудовище. Сжал пальцы на его бёдрах и прижал к себе сильнее, жадно смотрел в лицо своего святого. Прекрасно понимал, что он опять и снова только часть самого себя. Почему он добирается до даочжана только когда весь в крови и с жалкими остатками сил? То ли проклял кто. *** — Я виноват. И я готов платить... нет, не готов, хочу. За всю твою боль там своей кровью по капле, — Он и сам уже помогал Сюэ Яну освободить себя от одежды, выпутался из рукавов, — Хочешь? Капля за каплей... И пальцы снова на затылке, в волосах, Сяо Синчэнь ахнул от укуса и не дал отстраниться: — Сделай так еще... сделай? Он наклонился, целуя в висок, не позволяя Сюэ Яну оторваться от него, пусть кусает, хотя бы просто касается губами. Поразительно, как они, оказывается, совпадают, почему раньше он этого не понимал? И когда наступил тот момент, в котором все изменилось? Если Сюэ Ян спрашивал, тут же хотелось попробовать, узнать, что за его словами кроется, даже если там все и правда опасно... вдруг. — Пытай, — просто согласился даочжан, чуть приподнимаясь, чтобы Сюэ Ян мог развязать на нем пояс и снять ханьфу, — чудовище. Ты такой, тьма, кровь... Тебе так и нужно... Пытай, я все буду... умолять тоже. Кажется, Сяо Синчэнь уже с трудом понимал, что говорит. Он просто отдавался этим ощущениям прикосновений, поцелуев и укусов, как Сюэ Ян его раздевает, и еще тому, что представлялось. От этого становилось жарко и хорошо, и очень волнительно, а еще немножко неловко. И чтобы добавить себе смелости, Сяо Синчэнь стал снимать одежду с Сюэ Яна. — Тебе нужно силы? Возьми. Ты не представляешь, как у нас на двоих много, целое море. Чем меньше на Сяо Синчэне оставалось одежды, тем горячее становились ладони Сюэ Яна, они жгли, эти прикосновения, а даочжан тихо вздрагивал, безотчётно прижимался теснее и хотел еще. *** — Хорошо, если ты виноват, то я тоже виноват, и мы два виноватых как-нибудь с этим разберёмся. Хочу. Хочу, вся твоя кровь — моя, каждая капля. С самого начала. Но пытки всё же пришлось пока отложить, сейчас было не до них. Сейчас они оба медленно избавляли друг друга от одежды, как будто что-то наконец-то сняло барьеры и преграды. — Нужно, — Сюэ Ян голодно кусал его ключицы, расстилая по ним медленно багровеющие следы, перемешанные с яркими засосами. — Не представляешь, как мне нужны сейчас силы. И ещё кое-что, о чём я в спешке не подумал. Но я это решу. Раздеться. Совсем. Всё мешает, и повязка на бедре адски бесит своим авторством, настолько, что её хочется содрать. Надо потом попросить свою любимую сволочь всё исправить. Но потом. Сейчас — нет. — Все конфеты мира отдам… — он тихо засмеялся. — Так ничего не получится. Он достал нож, успев ему порадоваться — нож любимый, его тоже удалось спасти. Вёл кончиком ножа по шее Сяо Синчэня, осторожно, не давая ему порезаться, слабо царапнул ямку между ключицами, погладил холодным металлом чувствительный сосок. Нож был не для него. Нож был только чтобы окончательно убить собственные штаны — всё равно их привели в состояние лохмотьев, уже не спасти. А вот даочжана он раздевал бережно, выронив нож из жадных пальцев. Снова и снова обнимал, прижимал к себе, тёрся об него всем телом, впитывая это разрешение забрать его целиком, до последней капли крови, уложил на этот камень спиной и не мог насмотреться. — Не бойся… верь мне, — Сюэ Ян с удовольствием провёл языком по плоскому животу вниз, оставил на бедре несколько багровых засосов, почти точно повторяющих точки ритуального надреза, развёл его ноги шире, не прекращая гладить, целовать, кусать, жадно смотреть. — Я ждал этого вечность, и не намерен спешить. Сегодня я тебя… сожру. Он наклонился, тронул языком головку его члена и с предвкушением улыбнулся. Всё только начинается. *** Даочжан тихо стонал. Хотелось громче, особенно когда тонкой кожей на ключицах чувствовались острые краешки зубов, но он не мог пока громко — тогда не будет слышно прикосновений. — Бери, сколько хочешь. Наконец-то одежды не осталось, и теперь можно гладить плечи и спину, и обязательно кончиками пальцев затылок, то "самое уязвимое место". — Смотри, это так просто, — алые отблески заструились с пальцев Синчэня по спине Сюэ Яна, впитываясь под кожу, будто вода, а даочжан только удивлялся, как он научился этим пользоваться — что даже не замечает, она льется сама, а ему не приходится напрягаться и можно не отвлекаться даже... Конфеты. Он улыбнулся и замер, почувствовав нож. Дернулся кадык, кончик острия едва заметно кольнул, и от этого по спине побежали мурашки. Потрясающе, волнительно и так... тонко это было, что Сяо Синчэнь всеми мыслями следил за этим движением и тихо-тихо вздохнул, когда оно закончилось. Разве это нормально, что мне хочется такого? Ножа по коже, долго и не так... бережно. От этих мыслей стало еще горячее. Сяо Синчэнь совершенно не ожидал такой своей реакции и только сдавленно охнул, когда Сюэ Ян перевернул его на спину. — Я верю, — сказал он и честно постарался расслабиться. «Я боюсь. Но это ничего, ты только не останавливайся». Сяо Синчэнь вспыхнул, представив себе, насколько откровенно и порочно выглядит то, что делал Сюэ Ян, хотя это ведь не в первый раз, но тогда почему так? Почему он краснеет? Дышать боится? И так тянет руку, чтобы коснуться волос, вдруг его ночь сейчас исчезнет и все станет сплошным безвыходным мраком? От этого "сожру" Синчэнь тяжело выдохнул, вот как будто именно сейчас ему Сюэ Ян велел не бояться на самом деле. Сожрет. Заберет. Как свое. И вот тогда уже не отпустит и не исчезнет. Чувствовать, как он улыбается... ммм... вот прямо членом чувствовать, там, где сейчас так горячо и уязвимо, и так хочется больше. Это — только для них двоих. Сяо Синчэнь нашел, наконец-то, прядь волос и ухватил кончиками пальцев, чуть потянул. — Сюэ Ян... Не останавливайся. *** — Держи, — он сам намотал прядь своих волос ему на пальцы. — Держись… Сяо Синчэнь явно нервничал, но не собирался отказываться. От этого в висках гулко стучала кровь, от этого этот энергетический подарок расплёскивался по венам. Сюэ Ян в какой-то момент, подняв голову, увидел как дрогнули его ресницы, как будто он сейчас в изумлении распахнёт глаза, и понял, что ни за что не откажется от своего первоначального плана. Ни за что. — Ты мой самый драгоценный. Весь мой… «А если ты весь мой, то и твои глаза — тоже мои. А Сюэ Ян всегда возвращает своё». Он ласкал его осторожными вкрадчивыми касаниями, которые только дразнили, а давали слишком мало. Язык, кончики пальцев, мягко сжатые вокруг члена губы снова уступали место пальцам, а язык скользил ниже. Он слизывал самую незаметную дрожь с тонкой кожи. Вот сейчас не обязательно было кусаться, время для укусов придёт чуть позже. Язык медленно и многозначительно обвёл плотно сжатый анус, толкнулся внутрь. Сюэ Ян крепко сжал руками бёдра даочжана, заранее лишая его возможности вырваться. Он вылизывал его с жадным сосредоточением, размеренно выглаживал член. Широко лизнул ладонь, чтобы ласкать его влажной скользкой кожей, снова толкнулся языком внутрь. Мокрый от слюны палец так же осторожно надавил, проскальзывая в тесное жаркое тело. От нетерпеливого предвкушения Сюэ Ян сам дрожал. Он не подумал. Он не взял с собой ничего, чтобы облегчить этот первый раз, не до того было. Придётся обходиться подручными средствами, но справедливости ради, от податливости даочжана у него слюна как у голодного во рту собиралась. — Шшшш… — он снова неторопливо облизал пальцы, толкался всего одним, размеренно, поглаживал изнутри, проникая всё глубже. Накрыл ртом головку, обвёл языком, отвлекая. — Тебе будет хорошо… Сюэ Ян и так безмерно терпелив. Он был терпелив безумное количество дней, и ни за что не испортит всё сейчас. Он слегка согнул палец внутри, мягко скользнул подушечкой по правильному месту — под горячей тонкой стенкой прощупывался бугорок. И второй палец добавил только когда Сяо Синчэню удалось расслабиться. *** «Держись?» Сяо Синчэнь облизал губы, которые отчего-то в один момент пересохли, и вообще стало тяжелее дышать, а внутри все сковывало напряжением, таким странным и незнакомым, когда не знаешь, чего ждать, но на самом деле догадываешься и очень, очень хочешь все-таки пересечь эту черту между "может быть" и "есть". Он теперь уже знал, как Сюэ Ян умеет "пытать", когда хорошо и невозможно прекрасно, но все никак ничем не заканчивается, когда он нарочно так делает. Эти ласки Сяо Синчэнь уже знал и не боялся, и все равно — предчувствие. «Предчувствие... ох, ночь моя, что у меня за мысли?» Мыслей становилось все меньше — правильных, и все больше таких, от которых Сяо Синчэнь краснел, кусал губы и прерывисто дышал, то отпуская дыхание, то наоборот, пугаясь, что слишком громкие эти вдохи. А потом... — Сюэ Ян... — потрясенно и растерянно прошептал Синчэнь, но и сам прекрасно слышал, как это прозвучало. Как "что ты делаешь, мне страшно, но да, не останавливайся". Все это — в одном имени, самом прекрасном, самом — его. Горячий язык ласкал и выглаживал, Сяо Синчэнь краснел и постанывал, и вскрикнул, обнаружив, что сам чуть-чуть толкнулся навстречу, а Сюэ Ян тут же сменил эти ласки на другие. Еще глубже, еще порочнее, еще страшнее. Синчэнь запутался в ощущениях, совсем перестал понимать, что сильнее — стыд или это "верь мне", страх или желание, чтобы оно не заканчивалось. А Сюэ Ян обещал, и не только словами, самим фактом, что они вместе и что все так — обещал целый мир. Даочжан застонал, не размыкая губ, и не заметил, как сжал кулаки, потянув намотанную на палец прядь — больно, этот маленький укол боли Сюэ Яна отозвался тут же в сердце и... заставил выдохнуть, томно, хрипло и совершенно не скромно. Он чувствовал каждое движение внутри, самое осторожное, весь превратился в это напряженное ожидание, которое завершилось стоном — это невозможно оказалось сдержать. Что он делает?! Почему это так... так странно, и сладко, и нужно еще? Наверное, на этот момент это были последние мысли Сяо Синчэня. Тело решало само, он поддался настойчивым и ласковым пальцам, расслабился, впуская и отдавая себя коварству и нежности Сюэ Яна, и за это получил новую порцию этих безумных сладких ощущений. — Сюэ Ян... Он ведь хотел, точно хотел услышать, как я его зову вот так, когда хорошо... — пришло вдруг как озарение, и Сяо Синчэнь улыбнулся. *** — Дыши, — хрипло протянул Сюэ Ян, жадно отлавливая каждый стон, каждую дрожь этого тонкого гибкого тела, наконец-то готового отказаться от собственной независимости и презрительной чистоты. Сяо Синчэнь оказался жадным. Робким, как любой неофит, но жадным. Растерянным, потрясённым… — Ещё, — попросил он, наконец начиная длинные плавные толчки, пусть пока лишь пальцами. Он коротко зашипел от рывка за волосы, довольно оскалился. Он был прав. Спасибо, небеса, он был прав — под внешней холодностью и правильностью в Сяо Синчэне пряталась яркая и сочная страсть, которая измучилась взаперти. Каждый стон. Каждый сдавленный вскрик. Каждая дрожь и попытка сдержаться. Ещё немного, и появится новое чудовище, прекрасное и невероятно притягательное. И эта улыбка, как будто он о чём-то догадался. Как он выговаривал его имя… от каждого движения губ голова шла кругом. Сюэ Ян в изнеможении вжался лицом в его бедро, широко лизнул, снова укусил, добавляя третий палец. Растягивал, готовил для себя, не давал успокоиться, бережно вёл за собой. Слюны было мало. Ничего, это мелочи. Сюэ Ян с силой сжал зубы на своей нижней губе, прижался ртом к тонкой коже под мошонкой, подцепил языком. Кровь немного липла, но разбавленная слюной хорошо скользила. Конечно, не лучший способ, но и не худший. А от его боли даочжан снова поймал длинную чувственную дрожь… а может и не от неё. Но это неважно, главное, что поймал. Такой открытый, искренний. Сюэ Ян нетерпеливо застонал. Сколько можно ждать? Сколько? Он же не святой, совсем не святой, его терпение не бесконечно. — Сяо Синчэнь, — позвал он. — Боль моя… — оскалился, плавными рывками вталкивая пальцы в уже податливое тело. — Мой даочжан, мой самый любимый, никого кроме тебя… Всё, больше нет сил. Он начисто забыл, что одна нога толком не слушается, его просто вело. Он шептал что-то бессвязное, не мог оторваться от своей вожделенной добычи даже для того, чтобы окончательно присвоить. Сюэ Ян судорожно стиснул зубы, размазывая эту импровизированную смазку по члену, медленно вынул пальцы и прижал головку к раскрытому анусу, толкнулся бёдрами. Захрипел, как в удавке, так старался сдержать себя от слишком резких толчков, с трудом смог двигаться плавно. Дышал тяжело, сквозь зубы, с диким звериным восторгом постанывал от жаркой тесноты этого любимого тела, от того, что может жадно смотреть в лицо Сяо Синчэня в такой момент… пока не вошёл до упора. — Ещё, Сяо-гэ… ещё, — выдохнул он, жадно целуя все оставленные на его шее и на груди синяки, укусы, засосы. — Весь мой. Навеки. Он подался назад и снова жадно толкнулся глубже, держал крепко, не отрываясь смотрел жадными дикими глазами… и улыбался безумной кровавой улыбкой. *** Дышать не получалось, все равно — рывками, только Сяо Синчэнь расслаблялся, как его снова скручивало океаном ощущений и он опять забывал вдохнуть. Он вздрагивал от каждого прикосновения там, под пальцами Сюэ Яна, с каждым разом сильнее и не понимал, как дальше — то ли кричать, то ли молчать и ждать. Чувствуя очередное проникновение, ритм, Синчэнь уже прекрасно осознавал, что ему нужно ждать. А Сюэ Ян снова добавил к этому всему точку боли. Иглу, которая уколола опять неожиданно, посылая по телу новую волну дрожи, Сюэ Ян тут же ее поймал горячим дыханием, поцелуями и словами, от которых хотелось плакать. И стало вдруг пусто, на какое-то мгновение, Сяо Синчэнь почувствовал, осознал через миг и изогнулся от страха и желания. Это больно. Больно остро, а тело, которое только что плавилось и хотело подчиняться, вдруг напряглось и решило все совсем наоборот. — Сюэ Ян... Сю...э... Он вскрикнул. Так тесно, так странно... Ну что же делать? У них так с самого начала — сопротивление, которое потом разбивается в пыль. Сяо Синчэнь схватил его за руку, сдавил так, что тут же почувствовал боль Сюэ Яна. И его, такая правильная, и своя — тоже, а с еще одним криком воздуха в легких не осталось совсем, и он наконец смог расслабиться и ощутить эту наполненность. Им. Его плотью, желанием таким яростным, звериным, которое не удержать. Сяо Синчэнь совсем не знал, что нужно сделать, но о чем даже не думал — так это о том, чтобы прекратить. Нет, ни за что, хотелось это все до самого дна, получить, забрать, отдать. Тело билось в сильных руках, горело под жадными поцелуями, сжималось от боли и любви, и Сяо Синчэнь дернул Сюэ Яна на себя, перехватывая за затылок, совершенно не задумываясь о том, с какой силой смешан этот порыв. — Иди. Сюда. Он нашел его губы, впился поцелуем, изливая боль и чувствуя вкус его окрашенной алым улыбки. — Еще, — хрипло выдохнул и раскрылся навстречу сильнее, сам двинулся к нему, на новом движении чувствуя очередное проникновение через боль, но полностью, от начала до предела. Закричал, тут же утопил крик в поцелуе, кусая, забирая новую порцию крови и не отпуская от себя. — Еще... И в конце концов на новом толчке боль перетекла в наслаждение, закончилась, он теперь чувствовал Сюэ Яна внутри себя и хотел больше. — Не... бойся... — прошептал Сяо Синчэнь, так отпуская свое любимое чудовище, которое слишком долго сдерживалось, Сюэ Ян старался быть аккуратнее, осторожнее, но какая тут осторожность, когда они вместе? Это было так прекрасно — отдаваться совсем, разрушая все, что мешало — стыд, желания, которые казались неправильными, мысли. Сяо Синчэнь забыл, что прядь намотана на пальцы, дернул, тут же снова — освобождая руку, и обнял в жарком порыве, прижимаясь и запрокидывая голову, подставляясь для поцелуев. Твой. Твой... Забирай. *** Страх. Он всегда чувствовал чужой страх, но и в этот раз Сяо Синчэнь боялся не его самого, а всего лишь чего-то незнакомого. Боль. Пополам — больно обоим, пусть и по-разному. У Сюэ Яна в глазах темнело, цеплялся из последних сил за какие-то остатки рассудка. Под чудовищем нельзя кричать, иначе будет хуже. Вместо этого Сяо Синчэнь требовательно взломал последние сдерживающие рубежи, впился в губы жадным кусачим поцелуем, требовал ещё, кричал и снова требовал. — Мой, — Сюэ Ян захлебнулся рычанием, подхватил даочжана под колено, сжал с бешеной голодной силой, и начал вбиваться в это прекрасное тело так, как всегда хотел. С первого дня. С первого прикосновения. С размаху, до упора, свихиваясь от алчности. Поцелуи быстро перешли в укусы, он не мог остановиться, даже когда несколько раз прокусил кожу до крови, только лихорадочно тёрся лицом об эти ранки, пятная его своей кровью, слизывая его кровь. Всё как он хотел! И жадные пальцы впиваются в крепкие белые ягодицы, с силой разводят в стороны, чтобы можно было глубже вбиваться в жаркое нутро. Такой узкий, такой горячий и податливый. — Никому не отдам, никогда. Всё, как он хотел! И светлый святой кусается и кричит под ним, но не вырывается. Всё гораздо лучше, чем он хотел! — Сяо Синчэнь… мой! В крови бешено грохочет что-то чёрное, дикое и бешеное. Сюэ Ян не очень понимал, что сам вскрикивает и стонет, покрывая белую шею сплошным ковром поцелуев, снова впиваясь в неё зубами. Сжимает пальцы на его шее, бешено целуя и терзая губы. Его хватало лишь на то, чтобы помнить — нельзя убивать, нельзя калечить, нельзя, потому что иначе он перестанет жить, и тогда самому Сюэ Яну не останется жизни. Его хочется сильнее, глубже, больше. Сюэ Ян не удержался, подхватил даочжана под бёдра, рванул на себя за руку, перехватил за плечи, усаживая верхом себе на бёдра. Жарко дышал в искусанную шею, крепко прижимая к себе. Вот теперь хорошо. Как же теперь хорошо! — Держись за меня. Крепче. Он размашисто вбивался в его сладкое тело, прижимал к себе со всей дури, и чувствовал, как член даочжана трётся об его живот с каждым толчком. Нет, в этот раз у него хватит сил вымотать его до предела. Его прекрасная жертва, выстраданная, любимая, незабываемая. — Навсегда мой! Чудовище рвалось наружу в бешеном восторге. Сюэ Ян захлёбывался воплем, не прекращая двигаться как заведённый. *** И дышал он теперь не сам, а как позволяли бешеные движения Сюэ Яна, на каждом толчке выдыхая, с хрипом, со стоном. Какой же он сильный! Сяо Синчэнь не верил, что можно так яростно чего-то хотеть, раньше его самым сильным чувством была ненависть к Сюэ Яну, но даже она не могла сравниться с тем, как сейчас они оба хотели быть друг другом. Даочжан уже не мог разобрать, где чья боль — и своя внутри, и его — тоже, где чьи запахи крови и желания, где чье дыхание. Его темнота наполнилась всем сразу, и со всех сторон плескалась, и внутри, и стала еще чернее, но только теперь это была тьма, которая душила счастьем. И ее хотелось задушить этим счастьем в ответ, потому Сяо Синчэнь хватал Сюэ Яна за затылок, больно сжимал волосы, но не позволял оторваться от себя даже на вдох, потому впивался пальцами в его спину, глубоко и остро, ногтями оставляя отметины. Он вцепился еще сильнее, чуть ли не до костей чувствуя любимое тело, когда Сюэ Ян рывком усадил его на себя и показал, что бывает еще больше, глубже и ближе, сдавил бедрами, не соображая, что там рана, и тут же боль Сюэ Яна хлынула в сердце, сжимая его раскаленными когтями. Теперь на каждый выдох — крик, рывок, который внутри разливался лавой, когда член проходил по той чувствительной точке, что делала Сяо Синчэня одним сплошным горением. Он выкрикивал имя, замирал, отдаваясь ощущению, что он теперь — часть, что Сюэ Ян просто берет его, присваивает себе, как хочет, сколько хочет, что он и правда «сожрал» его, как зверь и тьма, а потом очередной крик заставлял выгнуться, почувствовать крепкие руки, возвращал. Сяо Синчэнь бился и кричал, боялся, что его просто не хватит объять и разделить все это, и тут еще они так сплелись в объятиях, что на каждом толчке член, истекающий влагой, скользил по животу Сюэ Яна, и это сладким и дразняще-острым потоком разливалось под кожей, по всему телу. Невозможно. Пальцы в волосах, он рванул, не соизмеряя силу, заставляя Сюэ Яна запрокинуть голову так, что у него заломило затылок. Это было больно, Синчэня тут же опрокинуло в его боль, и он схватил за горло, целуя яростно, так что хриплые крики Сюэ Яна оставались в его ладони, на его губах вместе с кровью и жарким дыханием. — Сюэ... Ян... — прямо в поцелуй, и еще один толчок вместе, навстречу. Ладонью по горлу, пальцами по измазанному в крови подбородку, и еще одно скользящее движение члена о живот, что заставляет прогнуться до боли в спине и закричать. Кончики пальцев касаются губ и ныряют в горячий рот, Сяо Синчэнь трогал его язык, острые клыки, искусанные губы и снова эти колючие, острые, истерзавшие его зубы. — Сюэ Яннн... Я... Я... — Синчэнь захлёбывался, не успевал дышать. Теперь он знал, как бывает, Сюэ Ян научил его знать, когда развязка уже близко, еще совсем немного до оглушающей вспышки, но сейчас все было настолько яростно и сильно, что он боялся просто не собрать потом сердце. — Держи меня, — выдохнул Сяо Синчэнь, снова вжимаясь теснее и царапая его спину. *** Почему? Почему так нелепо всё устроено? Почему у него всего две руки? Этого слишком мало. Сяо Синчэня необходимо трогать и держать сразу везде, как управиться, если руки всего две?! У него глаза застилало багровым туманом от злобного бешенства, что невозможно одновременно поднимать и насаживать Сяо Синчэня на член, удерживать за волосы, рывками дёргать за плечи, стянуть его кольцом жадных объятий, связать, скрутить… бешенство не мешало наслаждаться, бешенство не мешало быть одуряюще счастливым, бешенство — его нормальное состояние, самое комфортное. Бешеный — он может быть собой. Нужно быть совершенно чокнутым даосом, безголовым существом, блаженным святым, чтобы поощрять чудовище отпустить себя на волю. Сюэ Ян сходил с ума от горячей звериной благодарности к своему щедрому даочжану, который не побоялся его принять. Вот таким, какой есть. Он не понимал, что ему больно — боль сейчас работала не так, как должна бы, она просто расцвечивала жизнь яркими сочными красками. Сюэ Ян чувствовал себя по-настоящему живым, бешено вбивался в горячее тело, брал его в яростном и страстном порыве, осатанело скалился на каждый его вскрик, восторженно вскрикнул, когда в спину впились ногти, оставляя кровящие царапины. Запрокинул голову от сильного рывка за волосы, взвыл от хватки за горло — прямо в ранящий поцелуй. Жертвы так не целуются. Это его драгоценный даочжан, сильный, наконец-то не немыслимо светлый, а настоящий и живой. — Мой… мой Сяо Синчэнь, мой… — да, это глупо, выговаривать имя целиком в такой момент, но это важно. Это так важно, что не объяснить словами. Когда это имя выскальзывает из горла, ласкает кончик языка, нежно гладит губы, по всему телу проходит горячая судорога, сумасшедший трепетный восторг обладания. — Да, я… Я… Сюэ Ян. Твой враг, твоё чудовище, Сяо Синчэнь… прошу тебя, пожалуйста… О чем просил? Он понятия не имел. Важно не это, важно, что он не успевал сказать, что ему надо, а даочжан это сразу давал, да с таким пылом, что Сюэ Ян рычал от возбуждения. Когда в рот скользнули пальцы, он только застонал, принимая их глубже. Кто бы мог подумать, что его святая сволочь способна на такие возбуждающие действия! Сюэ Ян жадно облизывал его пальцы, придерживал зубами, посасывал, плотно сжимал губы, лаская их с неприкрытой пошлой жадностью. С готовностью прижал его к себе сильнее и снова застонал от яркой насыщающей боли, из-за которой он только сильнее толкался бёдрами вперёд и вверх. Ему было жарко и сладко в этом урагане. Так крепко он ещё никогда и никого не держал — от пальцев обязательно останутся кровоподтёки, но это будет заметно потом. Сюэ Ян уловил эту длинную особенную дрожь любимого тела, и с трудом обуздал свой порыв. Это требовало внимания. Каждый толчок стал особенно длинным, от головки до основания. Сюэ Ян сильными рывками насаживал его на член, ритмично принимая его пальцы в рот, полностью растворился в его удовольствии. Перехватил удобнее и сжал его член, жадно лаская, отпустил его пальцы, позволяя держаться так крепко, как ему хотелось. — Давай, — со стоном выдохнул он, буквально вымогая у Сяо Синчэня единственный верный выход — сдаться удовольствию, наконец-то отдаться ему полностью. *** Очень хотелось, чтобы как раньше, когда Сюэ Ян, еще Сян-гэ, облизывал его пальцы, забирая конфету. Это волнующее, такое нежное воспоминание было необходимо, чтобы сейчас раскрыть вкус нового, возбуждающего, когда грань между невинностью и откровенным намеком совсем стерта. И теперь это Сюэ Ян. Жадный, яростный, страшный и безумно любимый. С ним Сяо Синчэнь боялся только одного — что все исчезнет. Он задыхался, пытаясь поймать и не успевая то ощущение, которое вело его, как нить, к самому пику. Сюэ Ян изменил движения, заставляя Синчэня искать снова, с самого начала, с замирания к движению навстречу, с поцелуев к яростным укусам. Когда Сюэ Ян только прикоснулся к его члену, Синчэнь вскрикнул, а потом застонал, растворяясь в новых ощущениях. Как вообще еще возможно что-то добавить ко всему, что происходит? Он схватил за плечи, изогнулся в пояснице так, что член внутри заскользил с начала и до конца движения по огненной точке, а член в ладони Сюэ Яна одновременно — от головки к основанию добавил дрожи по всему телу. Тьма Сяо Синчэня полыхала и расцвечивалась всеми гранями алого, он кричал, задыхался и замер на самом краю прежде, чем его встряхнуло удовольствием, которого он раньше никогда себе даже не представлял. Он дрожал и бился в руках Сюэ Яна, вытянувшись в одно бесконечно-сладкое, острое, горячее напряжение. Сердце остановилось, дыхание — тоже, кровь стучала в висках, гоняла по телу все оттенки боли и наслаждения. — Держи... Не... «Не останавливайся, только не останавливайся», — хотел просить он, но не мог. Только знал, что это еще не все, и боялся вдохнуть, чтобы не пропустить ничего из того, что осталось его Сюэ Яну, не пропустить его прекрасного и злого наслаждения. Синчэнь так и не дышал, пока, впиваясь в его спину, двигался навстречу вниз. Восторг ощущения собственной пульсирующей тесноты, которая забирает его плоть, кружил голову, и было так потрясающе знать, как удовольствие сейчас делает его еще уже и горячее для Сюэ Яна. *** — Никогда, — тут же пообещал он на это невысказанное «не отпускай». — Никогда не отпущу. Ни-ког-да… Наконец-то! Как же светлый даочжан кончал, с криком, с длинными протяжными судорогами, бился в руках как перед мучительной смертью, выжимая ответное наслаждение буквально силой. Сюэ Ян не мог остановиться — продолжал брать судорожно сжимающееся тело длинными пронзающими толчками, пока Сяо Синчэнь изливался ему на живот, не в силах заставить себя хоть немного снизить темп. В висках осатанело бушевала кровь, давила, взламывала, под кожей метался чистейший огонь и не мог найти выход. Он так долго сдерживался, так долго ломал себя об колено, не позволяя себе ничего или почти ничего… и наконец получил своего даочжана. — Не могу больше, — напряжённо прошипел он, снова сжимая Сяо Синчэня, насаживая на член последними злобными рывками, и хрипло взвыл, выплёскиваясь в горячее нутро. Его бесконечно долго скручивало в слабеющих сытых судорогах, пока Сюэ Ян наконец сумел дышать, опаляя дыханием искусанную шею своего самого любимого врага, единственного и неповторимого. Он не смог отпустить даочжана, дышал сладким запахом его горячей кожи, отголосками всей боли, шёпотом всего наслаждения. — Больше жизни, — слабо выдохнул он, легко прижимаясь искусанными губами к этой шее. Сейчас отзовутся все укусы и кровоподтёки. Сюэ Ян поискал в себе хоть что-то похожее на раскаяние, и не нашёл. По какой-то неизвестной причине он верил, что Сяо Синчэнь понимает и не винит его. — Прости, — целовал почти нетронутые плечи, стараясь не шевелиться. — Прости… пытки придётся перенести, я сейчас не в силах ещё и пытать тебя. Нельзя так сидеть вечно. Удалось медленно и осторожно наклонился, укладывая Сяо Синчэня на камень. Он расчётливо прихватил зубами сосок, отвлекая, и подался бёдрами назад. Даже сам поморщился — наверняка это болезненно. Слизывал с его живота белёсые капли, тяжело дышал. Ни на что больше не было сил, и Сюэ Ян сдался, упал на бок рядом и попытался устроить его удобнее, насколько это вообще возможно. — Сейчас принесу тебе воды… — задушено прошептал он в плечо. — Сяо Синчэнь… Сяо Синчэнь мой… *** Он так горячо наполнял его тело, так бился и дрожал, так кричал, что Сяо Синчэню казалось, что он просто не сможет все это запомнить, впитать, прочувствовать, и он замер, чтобы не пропустить ничего, совсем ничего. И вязкие тяжелые капли на животе Сюэ Яна, которые от тесноты тут же перемазали обоих, и пульсирующие толчки его семени в истерзанное болью и удовольствием тело, которые Синчэнь забирал полностью, без остатка, как будто растворял Сюэ Яна в себе. И хрипы, и дыхание, от которого снова бежали мурашки, и слова. Нужно спросить потом, что Сюэ Ян видит, пусть расскажет, одной боли от ссадин и синяков будет точно мало. Синчэнь гладил, запуская пальцы в волосы и снова трогая затылок, и за ушами, и опять шею, и снова в волосы, прижимая к себе, чтобы не вздумал не дышать на его опаленную укусами шею. Легкий ветер холодил спину и поясницу, влажную от пота, а усталость и слабость накатывали как тяжелое море, и Сяо Синчэнь тихо рассмеялся. — Правда? — он даже чуть надулся, отчего губы сразу заболели, и пришлось их облизывать. — А я рассчитывал на пытки. На самом деле ни о каких пытках и думать невозможно, вообще думать невозможно. Хочется лежать, ловить эхо ощущений и чувств, спать может быть... потом. Даочжан улыбался, пока Сюэ Ян укладывал его, успел даже погладить плечо, поймать прядь и потянуть легонько, но руки тяжелели и особенно не получалось шевелиться, так что он даже не стал возражать по поводу воды. Сюэ Ян ранен, ноге плохо, эту боль Синчэнь по-прежнему чувствовал, но на спор сил тоже не было, и он просто дожидался. Лежал и слушал мир, птиц, воду, поймал себя на том, что снова прислушивается, нет ли каких подозрительных звуков. — Сюэ Ян... — он позвал сипло и почти неслышно, оказалось, голос совсем сел, и вот теперь даже позвать нельзя! А куда он надолго ушел? Такое ощущение, что на целую вечность! Даочжан с трудом повернул голову, попробовал протянуть руку куда-то в сторону речки, но даже кисть приподнять не получилось — он только перебирал пальцами по камню и мху и вздохнул. Если бы не боль Сюэ Яна, которую он по-прежнему ясно ощущал, Сяо Синчэнь уже успел бы испугаться. Неужели у него опять захотят все отобрать? Пусть только попробуют, кто бы там ни захотел. Даочжан думал о том, что только Сюэ Яну он смог простить это «пришел и отобрал», и простить не раз, значит только ему и можно, но от этого становилось одновременно и светло, и темнее темного. — Ночь моя. *** Попытка надуть губы, такие замученные и искусанные, выглядела изумительно. Нет, это определённо становилось чем-то большим, чем одержимость, но Сюэ Ян слишком хорошо себя чувствовал в этом заколдованном состоянии, и не собирался возвращаться туда, где в его жизни не было Сяо Синчэня. А для этого о нём нужно заботиться. До воды он дохромал, устало расхваливая себя за спасённое имущество, а то сейчас в ладонях не натаскался бы воды. А вот котелок — это да, котелок хорошая штука. И есть же силы думать о таких мелочах? — Я уже бегу, — засмеялся он, едва расслышав хриплый шелест совершенно севшим голосом. — Просто я медленно бегу, гэгэ. И смех больше похож на хриплое карканье. Он всё-таки добрался до этого камня, расплескав меньше половины воды. Тяжело сел рядом и начал поить жертву своей несдержанности мелкими глотками. — Из нас двоих именно ты выглядишь так, словно прошёл пыточную, — Сюэ Ян двигался заторможено, как будто ему часть костей заменили на простые деревяшки. Если прислушаться, наверняка можно будет услышать размеренное поскрипывание. Но и лежать на камне не так хорошо. Он расстелил одеяла, которые помнили такое, что заслужили место в особенном одеяльном раю вместе со своими подругами подушками. Не предупреждая, поднял даочжана на руки и переложил на более уютное место, укрыл и сам заполз под одеяло. — Расскажешь, что было в Гусу? Ты достал то, за чем ходил? Лёжа можно было заниматься множеством полезных вещей. Например, аккуратно обрабатывать все царапины и укусы на даочжане. Это не очень получалось, потому что больше чем в половине случаев ранки он принимался вылизывать, не в силах удержаться. Спохватывался, накладывал лекарства, и тут же ловил себя на том, что снова слизывает подсыхающую кровь. Нет, с этим нужно было что-то делать. — Мне нужно заставить тебя спать, а вместо этого я пристаю с расспросами. И не только с расспросами. Сюэ Ян снова отдыхал, лёжа на боку. А отдых заключался в том, что можно завладеть рукой Сяо Синчэня и неторопливо слизывать с кончиков его пальцев кровь. Свою. Это наполняло сердце горячей радостью, затопившей всё тело. Спина, конечно, пылала огнём, как будто его драл дикий зверь, но ему нравилось. «Моё светлое чудовище… опасное и прекрасное одновременно. Святое и светлое чудовище». *** От воды губы щипало, Сяо Синчэнь облизывался и пил снова, смешивая кровь с водой, трудно глотая, и придерживал руку Сюэ Яна просто чтобы касаться. – Пей сам, – он отодвинулся. Как было бы прекрасно сейчас посмотреть на него… – Как я выгляжу? – неожиданно жадно схватился Синчэнь за эту мысль и почувствовал, что снова краснеет, – Расскажи. А Сюэ Ян рассказывал, только не словами, а прикосновениями, накладывая лекарства, но больше – по-другому, когда вылизывал ранки, и у Синчэня замирало сердце. Судя по тому, что он чувствовал, живых мест на нем осталось мало. – Кажется, ты и правда меня сожрал? – он улыбался и да, сознательно уходил от ответа. Мысли не складывались, Сяо Синчэнь рассеянно прислушивался к собственным ощущениям, но все-таки в голове свербило, что их отпустили, явно же отпустили, а значит – не просто так. Что еще может быть нужно от Сюэ Яна кроме печати? И если ее нельзя получить допросом, очень умно выпустить жертву и смотреть, куда она пойдет, а потом просто найти момент. – Конечно, нашел, вот ты, со мной. Хотя, ты скорее сам достался, без моей помощи, – Синчэнь снова улыбнулся и облизал губы от очередного укола легкой боли, – Твоя рана, она болит, – он провел кончиками пальцев по губам Сюэ Яна, мягко высвободил руку и потянулся к его бедру, – Я очень чувствую, нужно лечить. Искали печать? Даочжан не спрашивал. Спать нельзя, надо уходить, но в сон тащило страшно, даже боль не мешала. – Не заставляй меня спать, пожалуйста. Я хочу побыть с тобой. *** Спокойствие Сяо Синчэня, то, с какой ясностью он говорил с Лань Сичэнем – это пугало. Сун Лань знал, что другу больно, больно так, что не выразить словами, но он не выпускал свою боль, как будто хватался за последнюю, совершенно не понятно на чем стоящую надежду. Сун Лань решился только на слова и дружеский жест, хотя на самом деле желание схватить за плечи, встряхнуть, выбить из Синчэня хотя бы крик – что угодно – жгло нестерпимо. Он никогда не позволял себе ничего подобного с Сяо Синчэнем, он и права-то такого не имел, тем более теперь, но если это поможет… Боль нужно выплеснуть, как откашляться кровью – только тогда станет легче. Но Цзэу-цзюнь отправил его в темницу, на дознание, которое вряд ли Сун Ланю сейчас было нужно. Только подпитать еще сильнее свою ненависть? И только когда Сюэ Ян схватил юного адепта, Сун Лань осознал – он должен был быть именно здесь, может быть не для помощи Верховному, тот и так прекрасно все знал, но для помощи самому себе и Сяо Синчэню. Все-таки Первый Нефрит был человеком необычайно мудрым и проницательным, он словно хотел упредить любую, даже самую ничтожную возможность дать сомнениям прокрасться в сердце Сун Ланя. Он не должен ни на миг усомниться, что все сделал правильно, когда притащил сюда этого ублюдка. Смерти ему мало, только суд, вся Поднебесная должна знать о мерзости, которая существует, не может даочжан единолично выносить приговор такому чудовищу. Он дернулся, но только сердцем – ноги будто к земле приросли, когда Сун Лань увидел, как Сяо Синчэнь спокойно встает на место Лань Сычжуя. Он всегда был таким – без сомнения, без тени страха на благородном лице. Так он сражался со злом, так – Сун Лань был уверен – нес его обратно на Баошань и так же без сомнений отдавал свои глаза. Так он уходил и так же верил в свой странный ритуал. И в то, что сейчас, спокойно вставая под смертельное острие в руках самого кошмарного чудовища в Поднебесной, тоже поступает правильно. Вот эта безграничная вера в добро, спокойствие и бесстрашие Сяо Синчэня видеть без слез Сун Лань больше не мог. Как прикованный, он стоял и смотрел в его прекрасное лицо, сердце сжимала нежность, а горло – злобный страх, что Сюэ Ян убьет совершенство, до которого каждому здесь не дотянуться, которое этот черный сердцем человек просто не в состоянии понять. Он просто пришел и опять забрал. Сун Лань не успел ничего, Цзинь Гуанъяо оказался перед ним, Лань Сычжуй тоже, но самое страшное – это нефритовое острие у горла Сяо Синчэня. Миг – от Сюэ Яна можно ждать самого страшного. — Сяо Синчэнь! – Сун Лань подавился криком и выхватил Фусюэ, чтобы броситься в погоню. *** — Я пытался, — Сюэ Ян с удовольствием припал к розоватой воде, и это была лучшая вода в этом долбанном мире. — Пытался тебя сожрать, но не доел. Теперь ты тоже огрызок. Он не мог не смеяться. Усталость давила, как будто на плечи с торжественными словами почтения возложили огромную скалу. А ещё он не мог натрогаться. Между ними совсем недавно пали барьеры, и теперь телесный голод не сбить так просто. Ему физически было нужно прикасаться к Сяо Синчэню, держать его, трогать снова и снова, пропитываться его запахом и этим алым теплом, которое постоянно пульсировало между ними. — Погоди лечить, — Сюэ Ян аккуратно прихватил его пальцы и вдумчиво ласкал. — Пока не зажило, нужно снова раскрыть и проверить, не подсадил ли мне Верховный какой-нибудь хитрый талисман, и лучше сделать это сейчас. А то знаю я, ловкость рук — его коронный номер. И шпильку проверить, которую я у него из причёски дёрнул… При этом Сюэ Ян, как самый настоящий скупец, одной рукой перебирал мешочки. Здесь — остатки чистой одежды, годно и правильно. Тут — дорогие его сердцу окровавленные повязки. Вот в этом мешочке и отдельно от всего — запечатанный змеиный яд. Вот тут — лекарства, а здесь — трофеи. Это кошелёк с деньгами из деревни тварей, а это кошелёк… — А это деньги… — глупо проговорил Сюэ Ян, подкинул кошелёк на руке и даже обнюхал его, с ходу прощупал всеми возможными тестами, высыпал золото на траву, изучил мешочек изнутри и зло засмеялся. Засмеялся, но пересыпал смех грязными ругательствами. — А это, Сяо Синчэнь, привет от Верховного. Смотри, как тонко и деликатно во внутренний шов вплетено слабое следящее. Ты Печать спрятал, или она у тебя с собой? Нам бы избавиться от кошелька, но сжигать его было бы опрометчиво… а следящее лучше отправить куда-нибудь, и лучше марионетки для этого случая слуги не найти. Юный Лань Сычжуй очень аккуратно выполнил все мои требования — сложил мне за пазуху всё, что у меня изъяли. И когда там появился кошелёк от Верховного? *** События действительно могут понестись вскачь в любой момент, особенно с таким ненадёжным гостем, которым сейчас занимался Верховный заклинатель. Лань Сичэнь даже не сомневался в том, что нельзя расслабляться, и едва успел убрать барьер, чтобы беглец не убился сам и не убил с собой Сяо Синчэня. Он успел к развязке драмы, и даже успел выслушать основную часть информации, высказанную торопливой скороговоркой на ухо. Лань Сычжуй держался молодцом, из мальчика выйдет толк. — Вы разобьётесь, — он остановил Сун Ланя буквально своим телом — встал перед ним, не позволяя кинуться в погоню. — Барьер вокруг Облачных Глубин нельзя убрать второй раз так сразу. Кроме того, вам придётся отказаться от немедленной погони, даочжан Сун Лань. Обычно мягкий и доброжелательный, сейчас Лань Сичэнь смотрел с умеренной строгостью. — Откуда у него оружие? — Выдрал нефритовую шпильку из моей причёски, — Мэн Яо как раз подошёл, на ходу собирая рассыпавшиеся по плечам волосы в высокий хвост. — Вместе с длинной прядью волос. И это как раз в тот момент, когда я был уверен, что он умирает. Нефритовая шпилька. Очень странное стечение обстоятельств. Ведь именно загадочный нефрит был нужен Сяо Синчэню, и все-таки, как ни крути, преступник или нет, а он помогал даочжану пройти весь путь возвращения утраченного до конца. — И что же дознание? — Одержимость. Тяжёлая одержимость, — Мэн Яо с живейшим интересом обратился к Сун Ланю. — Вы ведь тоже почувствовали? И как вам только удалось его схватить… — его голос приобрёл бархатистые оттенки. — Кстати, а как вам это удалось? Лань Сычжуй торопливо договорил и с некоторой опаской посматривал на Сун Ланя. Был повод опасаться — если Сюэ Ян пойдёт на принцип, то погоня в лице даочжана станет формальным поводом для резни в Облачных Глубинах… а как показывает опыт, для Сюэ Яна не существует срока давности. Он может прийти спустя годы и просто всех уничтожить, когда никто и не вспомнит об этом моменте. Как сказал даочжан Сяо Синчэнь, ему нужен повод… станет ли таким поводом демонстративное пренебрежение его предупреждением? Кстати, милая ремарка с обещанием прийти и убить любого другого претендента. Сяо Синчэнь сумел так рассказать всё, чтобы не рассказать главного. Что-то осталось недосказанным, и эта просьба отдать ему Цзян Цзай независимо от результата суда… — Даочжан Сун Лань… прошу вас умерить гнев, — Лань Сичэнь снова твёрдо заступил ему дорогу. — Вы вольны отправляться в погоню, но лишь после того, как перестанете быть гостем Облачных Глубин. На то есть веские причины. *** — Сам ты огрызок! — смеяться стало больно, но не смеяться с Сюэ Яном всегда было трудно, — Раскрывай, — с готовностью ответил даочжан, — Давай посмотрим, промоем, замотаем. Шпильку давай, проверю. Он готов был проверить все что угодно сейчас, лишь бы не говорить о Гусу. Он даже смог сесть, хотя это простое действие, во-первых, с трудом ему удалось, а во-вторых, заставило тут же покраснеть до ушей из-за неловкости и понимания, что болят не только синяки. — Деньги? Дай, — Сяо Синчэнь поспешно схватил мешочек, перебирая пальцами ткань, — Да, очень тонкая работа. Надо избавиться от него, и давай обойдемся без марионетки? Печать с собой, конечно, но это же не значит, что надо ее использовать? Я только из-за нее не пошел к тебе в темницу... думал, что Верховного мне точно не обмануть, а отдать ему печать — все равно, что убить тебя. Вот сам факт, что Сюэ Ян собирается из кого-то сделать марионетку, возвращал Синчэня к реальности. Как они вообще смогут вместе? Он со своими принципами, а Сюэ Ян — со своими? Он серьезно ведь про марионетку. Как он не понимает, что нельзя так близко от опасности светить такой вещью! Печать — гарантия жизни Сюэ Яна, это же очевидно. — Надо ... «Надо уходить как можно скорее!» — почти в панике подумал даочжан, но вместо этого обнял Сюэ Яна, поцеловал в плечо и ласково сказал: — ... отдохнуть. Заняться твоей раной. Может быть, пойдем к воде? Медленно побежим, — он улыбнулся в его плечо, желая только одного — чтобы сейчас Сюэ Ян сказал «да» и перестал спрашивать. *** — Ты не сравнивай, — он напустил на себя нарочито менторский вид, занудный и немножко брюзжащий. — Я огрызок профессиональный, заслуженный, а ты — огрызок неофит, сиречь молодой адепт. Резко порозовевшее лицо после попытки сесть — Сюэ Ян на миг почувствовал себя идеально здоровым, даже боль прошла. Даочжан смущался интимным характером боли. И это ему ещё повезло, что Сюэ Ян не нашёл в себе сил усугубить эту неловкость. С другой стороны, у них всё впереди. — Без марионетки? — он задумался, прикидывая варианты, как можно избавиться от следящего с максимальной достоверной имитацией, что он дурак и не просто не понял природу заклинания, и вообще его не обнаружил. — Но гэгэ, хотя бы мышь… белка… птица? А хотя… Он с готовностью обнял неожиданно ласкового Сяо Синчэня — создавалось ощущение, что даочжан решил наверстать за все годы воздержания — завладел его губами и целовал с такой нежностью, с какой лечил бы смертельно раненого. — Пойдём к воде. Я тебе помогу, а ты поможешь мне. И вот так, поддерживая друг друга мы и дойдём до… до воды, конечно, я не хочу через всю Поднебесную идти без штанов. Хотя я как раз могу, мне что, я бессовестный. А вот чтобы все вокруг глазели на тебя без штанов — ну… это можно, конечно, если есть цель всех поубивать. И глаза вырезать, чтобы не глазели больше никогда. И то будет весьма щедро с моей стороны, последнее, что видели прекрасного — голый Сяо Синчэнь… а потом — несущийся в глаз металл, и всё. — Печать я обещал Верховному в обмен на свободу. Он согласился, прекрасно зная, что я лгу. А ты прав, гэгэ. Сейчас я сделаю кораблик, приколочу к нему этот мешочек, и река сама унесёт его так далеко, что пусть Верховный следит за ним сколько ему влезет, аж пока не поседеет. Ну это если доживёт до седины… Он довёл Сяо Синчэня до воды. Тащил за собой одеяло волоком по траве, потому что садиться на траву вот так просто — неуютно. Усадил, помог устроиться, сам сел рядом, пытаясь растереть бедро так, чтобы не немело. — Сяо-гэ, жизнь моя, — вкрадчиво позвал он, едва прикасаясь губами к его сомкнутым векам. — У тебя предчувствие снова? Чего ты боишься? Погони? Лань Сичэнь не дурак, если ему передали моё послание, он не пошлёт за нами погоню. Верховный тем более не пошлёт сразу, побоится поймать меня раньше, чем я достану Печать из надёжного места. Остаётся только твой мил дружочек, который прямо на месте чуть не рехнулся, увидев эпическое зрелище: чудовище уносит светлого даочжана. Но опять же, Лань Сичэнь не дурак, он не рискнёт. Следовательно, постарается задержать этого достойного мужа, чтобы защитить свой клан. Чего ты боишься? Мы вместе, я люблю тебя, я убью любого, кто попытается отнять тебя у меня… или наоборот. Не зная, как ещё выразить свои мысли, Сюэ Ян взял его снова за руки, наклонился, прижимаясь к ним лицом, медленно выдохнул, сосредоточившись. Эта мягкая сила, которая так очаровывала его всё время своей неизвестной природой, без диких всплесков полилась в вымученного Сяо Синчэня, окутывала его, обнимала… пока Сюэ Ян не потерял концентрацию и снова не огрел его диким выплеском на пределе возможностей. — Я научусь, — с трудом выговорил он. — Честно, научусь… *** — Мышь, белка, птица... — даочжан строго улыбался, — ты их собрался ловить? Пригласить на роль марионетки? Я не разрешаю тебе скакать... — последние слова остались в поцелуе. Вот неужели Сюэ Ян сейчас согласится с его доводами? По крайней мере, он снова начал болтать, и в этом Сяо Синчэнь видел хороший знак. Но как только он услышал голос, эти интонации, то сразу стало ясно, что перехитрить Сюэ Яна очень непросто. Наверное, даочжану это удалось только однажды, и в результате он чуть его не потерял. — Погони, — Синчэнь кивнул, — Вот именно. Как только ты достанешь печать! Вот и не надо ее доставать. Слова про Сун Ланя царапнули, губы тонко сомкнулись: — Не надо так про него. Он думает, я не знаю, кто ты. Он вообще ничего не знает, и наверное с ума сходит... Но думать о том, что сейчас творится с Сун Ланем, тем не менее, не хотелось. Может Лань Сичэнь и не бросится в погоню, но Лань-гэ — скорее всего так и сделает, а даочжан прекрасно знал, каким он бывает в ярости. Лучше не проверять. Останется спокойным и непоколебимым, как Великая стена, но удары Фусюэ всегда точны и, как правило, смертоносны. От мрачных мыслей отвлек теплый поток силы, Сяо Синчэнь даже дышать стал по-другому и улыбнулся. "Мы вместе. Я люблю тебя" — неужели так бывает? Сюэ Ян научится этим управлять, и тогда ему совсем не понадобится никакая Печать — они вдвоем станут сильнее. Даочжан упал на спину, не удержался, таким сильным был всплеск. Горячая и яркая вспышка заставила вскрикнуть, и Синчэнь даже головой тряхнул. — Конечно, научишься. Вскипятишь пару озер, высушишь пару рек, гор обрушишь немножко. Главное сам не лопни, ладно? Синчэнь снова сел, взял его за руку. — Надо закончить с этой раной и уходить. Первый Нефрит очень умный, осторожный и благородный человек, но я совершенно не хочу ждать, когда объявится кто-нибудь еще. Верховный действительно просто отпустил тебя? Зная, что ты врешь? — видимо после случайной "атаки" Сюэ Яна в голове прояснилось, и даочжан стал осознавать весь ужас ситуации, всю беспринципность Верховного заклинателя, — Он что, не понимает, что ты мог убить Лань Сычжуя и еще кого-то, кто встанет на твоем пути?! — Синчэнь осекся и замолчал. Это было бестактно, неправильно — так говорить. Да, получалось, что давая возможность сбежать такому опасному преступнику, Цзинь Гуанъяо подвергал опасности Облачные Глубины. Все знают о жестокости Сюэ Яна... при этом к Верховному не придерешься, если были бы жертвы — сбежал и сбежал. Все так, но говорить в лоб фактически "ты мог вырезать половину клана" было не обязательно, — Прости. *** — Ну почему сразу ловить… из меня теперь поскакун весьма посредственный… Ловить? Просто убить. Зачем плодить сложности. И я не поэтому слушаюсь, а потому что марионетка теряет страх, и ту же мышь сожрёт первая попавшаяся лиса, и начнёт возносить мне благодарственные молитвы, как поставщику мышатины. Это тоже соблазнительно, но ни к чему. Сюэ Ян только ухмыльнулся, услышав просьбу «не надо так» о Сун Лане. Нет, ну а что он такого сказал? Назвал его «мил дружочком»? А ещё «достойным мужем». Ну сказал, что он едва не рехнулся — и где соврал? Он только проникновенно щурился, внимая краткой отповеди. Язык так и чесался уколоть его больнее, но ведь… как уколешь? И так вон даочжан не удержался, хорошо что падать недалеко, да и на одеяло… и спина у него, вроде нетронутая. Хотя это нужно проверить, спину он не видел. Сюэ Ян ласково переплёл его пальцы со своими, слушая о том, какое он чудовище. Слушал с интересом, как что-то совершенно новое о себе, отпустил, погладив снова эти любимые руки. — Ну что ты, гэгэ. Он не мог меня отпустить открыто, там ведь был… слушай, а как мне называть даочжана Сун Ланя, чтобы ты не дёргался? По имени нельзя, на «достойного мужа» ты обижаешься. «Человек, который стал тебе дороже всех на свете» — длинно. Он снял повязку с бедра и зло улыбнулся. Надо же, какой аккуратный порез, распускает бедро на лепестки, того и гляди — загадочные даосские письмена проявятся. — Сяо-гэ, потрогай. Скажи, правда, похоже на дно твоей священной кастрюльки? — он обстоятельно разворачивал рану по каждому порезу, придирчиво её исследовал. — Так вот… Верховный не отпустил меня, а всего лишь аккуратно помог сбежать. Не деликатничай, гэгэ, я не обижаюсь на правду. Я действительно мог… Сюэ Ян пожал плечами. Спина радостно вгрызлась болью в каждую царапину, но это была приятная боль, сладкая, тянущая. Как ему объяснить, что это не обидно, а вовсе наоборот? Или это всё ещё невыносимо для светлого даочжана, несмотря ни на что? Но то лирика, а это — насущная проблема. Он рану раскрыл, дальше дело за Сяо Синчэнем. Сюэ Ян ловко плёл кораблик из сухой осоки, добавил туда пучки веточек, свил подобие человечка, которому вручил злополучный кошелёк, и отправил его в плаванье. Следящее неторопливо отчалило и величаво отправилось куда-то в сторону моря. — Не извиняйся передо мной. Я знаю, кто я. И когда я понимаю, что ты со мной, несмотря на то, что знаешь, кто я, что я… мне этого достаточно, — он помолчал, изучая самые крупные укусы, оставленные на шее Сяо Синчэня, сумрачно улыбнулся. Не мог не думать, что Сун Лань, увидев эту красоту, окончательно сойдёт с ума. И тут с одной стороны, нужно лечить даочжана, а с другой… он хотел, чтобы Сун Лань увидел и понял. — Верховный знает меня. Он знал, что я лгу, и при этом он знал, что я знаю, что он знает… Гэгэ, пойми, ему очень нужна эта печать. Облачные Глубины? Никого не будут волновать Облачные Глубины, если хочется получить тёмный артефакт в своё безраздельное владение. Эти деньги, которые он подложил мне — всего лишь гарантия, что я не умру, не доставив ему печать. Как сумел, так и гарантировал. Другое дело, Сяо Синчэнь, что я не собирался никого убивать, потому что знал, что ты от этого расстроишься. А у меня есть хороший план, гэгэ… мы дойдём до ближайшей деревни, и там я сделаю то, чего раньше мне даже в голову не пришло бы. Куплю повозку, и мы тихо и мирно поедем дальше. Никому и в голову не придёт, что я могу честно купить, а не убить хозяина, чтобы забрать нужную мне вещь. Мирного покупателя искать не станут, даже внимания не обратят. Тебе нравится? И ты сможешь в дороге поспать. Что скажешь? *** Он не знал, что сказать. Это же надо... Сюэ Ян слышал, еще тогда на Хуашани, и запомнил это — про всех дороже. И что тут скажешь? Что "всех дороже мне ты"? А разве это и так не ясно? — Я не обижаюсь, — тихо сказал Сяо Синчэнь, — Просто... совсем ничего не говори, ладно? Я знаю, ты его ненавидишь, он тебя тоже. Мы можем просто не говорить об этом? Все равно придется. Потому что Сун Лань найдет рано или поздно — один же раз нашел. Даочжан аккуратно дотронулся до раны и ужаснулся. Вот так вот вырезать узором человеческую плоть — как это можно? Пробрало холодом до сердца, когда он представил себе, как же больно было. Пальцы заискрились синевой — Сяо Синчэнь хотел забрать боль насколько возможно прежде, чем лезть в рану с водой и лекарством. А Сюэ Ян так спокойно об этом говорил! С кастрюлькой сравнивал! Впрочем... даочжан подумал, что тоже не стал бы орать на весь лес. Он промыл кошмарную рану, тщательно, стараясь по возможности обезболивать в процессе, потом взялся за лекарства, что были. — Я знаю, кто ты. Какой ты. И я люблю тебя, — спокойно сказал Сяо Синчэнь и взялся за повязку, уже успокаиваясь немного от этого занятия. Лечить Сюэ Яна — не то, к чему хотелось привыкать, но в конце концов даочжан всегда лечил и не только его, эти действия, когда точно знаешь, что нужно и как, успокаивали. — Я и так прекрасно понимаю, насколько она ему нужна, — холоднее, чем следовало, сказал Сяо Синчэнь, как отрезал, — И я вижу, насколько принципы этого человека обходят стороной все, что касается жизни людей, если ему что-то так необходимо. Он не должен получить эту Печать никогда и ни за что, тогда ему незачем будет оставлять тебя в живых. Это меня не устраивает. Может, физически даочжан и был донельзя вымотан, но голос его теперь набирал привычно спокойные, рассудительные интонации. Он аккуратно затянул повязку, еще раз проверил, насколько она надежна, и только сейчас улыбнулся и кивнул. — Хороший план. Поедем на запад как обычные путники. Вот только... моя слепота, конечно, — примета ничем не хуже, чем "убить и забрать", — он вздохнул, понимая, что всю дорогу надо будет как-то с этим справляться и, похоже, путешествовать без повязки на глазах. Даочжан даже вздрогнул, — Придется делать вид, что я... болен, например, и все время сплю, верно? Да, и лежать в этой повозке как привязанный! Спящий в телеге — это не вызовет подозрений, но с закрытыми или завязанными глазами никуда не двинешься, не ходят люди с закрытыми глазами. Кошмар. — Сюэ Ян! Только попробуй сделать что-то, что заставит меня выбирать — играть свою роль и ждать, либо завязать глаза и слезть с телеги! Ясно? План даочжана устраивал, особенно тем, что Сюэ Ян не хотел возвращаться в Гусу, но вот в том, что "никому в голову не придет" у Сяо Синчэня были сомнения. Верховному, наверное, не придет. А вот Лань Сичэню... Он ведь почему-то опустил барьер. *** — Можем, — Сюэ Ян заулыбался, на этот раз даже без привычной злости, и эта улыбка точно была слышна в голосе. — Именно на эту тему я могу не говорить вообще. Но, боль моя, ты веришь, что у меня хорошая память? А что я умею учиться? — он сдавленно зашипел, хотя Сяо Синчэнь очень осторожно трогал рану. — Ты сказал — пчела там или не пчела, но не молчи. Если будет насущная необходимость, я не стану молчать… но, гэгэ, я не хочу делать тебе плохо. Ты можешь рассчитывать на меня. Он предоставил ему лечить эту рану, сам постоянно лез проверять, нет ли там внутри чего ненужного, но не мешал. Наоборот, он снова получил то, своё любимое — даочжан его лечил. Это просто священнодействие, которое хотелось продлить. Конечно, это не значит, что нужно специально позволять себя кромсать на кусочки… — Сложно любить кошмар, правда, гэгэ? — прошептал он примирительно, иногда трогая его пальцы, еле-еле прикасаясь, как будто сам ослеп и теперь старался увидеть, что он делает. Или как кот, который просто любопытно трогает лапой и мешает просто по своей природе. — Насколько тебе сложнее, чем мне. Я-то люблю светлого даочжана, к которому тянутся сердца… Сюэ Ян отнял у него лекарства, вдумчиво обрабатывал все ранки, которые видел. Всё-таки укусы сложно заживают. Он попробовал на язык заживляющую мазь, проверил, что не горчит, и только после этого осторожно смазал искусанные губы. — Есть много способов спрятать твоё лицо, Сяо Синчэнь. И не обязательно покупать именно телегу. Повозка может быть удобной, и тебе не придётся изображать полутруп, если захочется, например, сесть и наслаждаться путешествием. Зайти в трактир и съесть что-нибудь вкусное. Остановиться в пути, чтобы искупаться… кстати, хочешь искупаться? Вода чистейшая. Он подобрался ещё ближе, подтянул непослушную ногу. Снова жадно целовал сомкнутые веки, понимал, что нельзя давить сильно, и от этого поцелуи становились лёгкими и трепетными. — Сяо Синчэнь! — в тон ему и так же строго заявил он. — Как я смогу определить, как предсказать твою реакцию? Ты непредсказуем, даочжан. Это бесконечно меня чарует. Прошу тебя, помилосердствуй — объясняй мне, если я не понимаю, хорошо? Гэгэ, если мы избавились от следящего, может ты отдохнёшь? А хочешь — уйдём прямо сейчас и найдём более закрытое место, чтобы ты выспался. Недалеко, но чтобы безопасно… А ещё я хочу всё-таки показать тебе это место, здесь так красиво. И ты хотел увидеть… Хочешь посмотреть на себя? На запад… на запад? Действительно? Сюэ Ян с облегчением рассмеялся. Как же хорошо! Осталось совсем немного! — Гэгэ, ну покажи хоть, интересно же! Что это был за тигр? Что там нужно было взять? Покажешь? Он даже не заподозрил, что Сяо Синчэнь мог просто не взять то, зачем они вообще примчались в Гусу через половину Поднебесной. *** Любить кошмар? Бывает и хуже. Любить память, когда кошмар убьют, например. Даочжан замер. Когда Сюэ Ян делал так — целовал его веки — казалось, он целует прямо в сердце, обнаженное и совершенно беззащитное. — Не ври, — Синчэнь улыбнулся и коснулся пальцами его скул, чтобы не отстранялся, — Ты прекрасно можешь определить и отлично знаешь, из-за чего я могу рассердиться или нет. Правда? — даочжан чуть улыбнулся и едва заметно покачал головой, — Нет, я хочу посмотреть на тебя. Стоило произнести, как представилось, что это ведь и правда можно сделать. Если подойти к воде и Сюэ Ян покажет свое отражение... Даочжан даже дышать перестал и прикусил губу, как будто это могло удержать его от безрассудной просьбы. Он помнил и то, как страшно потом было, как больно, как разочарование оказалось таким же сильным, как восторг и благодарность, и повторить опыт Хуашани хотел и боялся. К счастью, здравый смысл к даочжану все-таки возвращался. — Но мы не будем этого делать. Несколько мгновений вытащат из тебя все силы. Посмотреть, посмотреть на него нормально, увидеть глаза в глаза, — самое желанное, самое нужное... Сяо Синчэнь коснулся переносицы, провел вниз, потрогал губы и подбородок. Вот так бывает, когда сердце выдирают из груди, еще живое. Он ничего так сильно не хотел, как увидеть Сюэ Яна такого, по-прежнему страшного, опасного, но теперь — другого, принадлежащего ему, способного сказать "я не хочу делать тебе плохо" — и не просто сказать, а правда не хотеть. Смотреть на него всегда, пока живы, — к этому даочжан так стремился, и ради этого Сюэ Ян прошел с ним весь безумно сложный путь, чуть не погиб, показал себя настоящего... И теперь имеет ли он право отказаться от всего в одиночку? Нет. Сяо Синчэнь не знал, куда деться от этой мысли, лучше всего сейчас, наверное, исчезнуть — хотя бы ненадолго, чтобы успокоиться, перестать сомневаться. Он так и сидел, обнимая ладонями лицо Сюэ Яна, застыл как статуя, неподвижная, но внутри громом билось сердце, бушевала настоящая буря, и душили слезы, которых у него тоже нет. Просто он решил, что не пойдет за персиковой косточкой, и не будет ждать, пока нефрит "сам к нему придет". Решил, когда их отпустили из Облачных Глубин, и когда Сюэ Ян встал на Шуанхуа, связав себе руки. А теперь вот придавило пониманием, что они с Сюэ Яном и правда как одно, и нельзя вот так без него решать, неправильно, нечестно. Подло. — Поможешь мне спуститься в воду? — голос выдал, дрогнул. Сяо Синчэнь спасался бегством, понимая, что не спасется, — Сам не ходи, повязку намочишь. Вообще-то и его только что всего намазали лекарствами, но сидеть рядом с Сюэ Яном Сяо Синчэнь просто не мог. Он поднялся, слишком резко — и вся боль рухнула на него тут же, но это даже хорошо, это делает сильнее. Он решил и он не отступит, даже пусть приходится по живому резать, давить голос сердца и совести, и даочжан не собирался дольше убегать от этого разговора — все равно никуда не денешься. — Не покажу, прости, — сказал он, но в голосе сожаления не было, и раскаяния тоже, — Тигр — это Холм Тигра в Гусу, но я не ходил туда. Вернулся, чтобы мы пошли вместе, и не нашел тебя. А потом... а потом все. — Сяо Синчэнь отвернулся. *** — Я не вруууу, — хитрющим голосом протянул он, подставляя лицо под ласку, млел как последняя сволочь и счастливо жмурился. — Просто немножко привираю. Ты правда считаешь, что я могу? «Чокнутый даос… ненормальный. Любимый до ужаса. Что с тобой, что с тобой снова? Что я не так сказал?» — Сяо Синчээээнь? «Так, мне нужно разозлиться». — Помогу конечно. Он выбрал пологий спуск в воду. Молчал, стискивая зубы до скрипа, не очень понимая, что произошло и почему даочжан делает такое лицо… да ладно лицо, там всё тело, там… Сюэ Ян только прошипел что-то невнятное сквозь зубы, завёл его в воду по колено, остановился, отпуская. — Гэгэ… а ты знаешь, что я даже по твоей спине вижу, что ты чувствуешь? У тебя очень выразительная спина. Ты сейчас стоишь, нагой, по колено в совершенно прозрачной воде. Вокруг тебя — бешеная зелень. И поскольку бежать тебе некуда, только утопиться — а утопиться я тебе не дам, как ты понимаешь… Он замолчал, наскоро сполоснулся у берега, стараясь не намочить бинты, вернулся на берег. — Значит, тебе отказали, — он угрожающе оскалился. — Вот вам и Облачные Глубины, вот вам и мудрый первый Нефрит. Он хотел разозлиться? Он получил то, что хотел. Пальцы конвульсивно дёрнулись, как будто он уже сжимал чью-то шею. — Хотя… если ты вернулся за мной, чтобы вместе пойти и забрать… а что конкретно на этом холме Тигра? А потом — всё? — нет, это просто невозможно. — Кто из них заставил тебя отказаться? Имя! Кто из них?! Сун Лань. Больше некому. Лань Сичэнь не стал бы, Мэн Яо точно не стал бы, этот кинулся бы помогать в надежде самому овладеть полезным знанием, чтобы использовать потом по-своему. Чёрт, если даже Верховный не стал бы, то кто ещё?! Больше некому! То есть, нормально так, сначала он выставил за порог того, кто отдал ему свои глаза, а теперь отговорил даже пытаться вернуть себе зрение? И кто из них тут тварь?! — Ты решил не идти. Вот так просто взял и решил… Сяо Синчэнь, ты… дурак совсем, — он судорожно вцепился ногтями куда попало, рванул свою кожу от плеча наискосок по груди вниз. Боль несколько отрезвила. — Хорошо. Я признаю, что ты был прав. Я должен был остаться ждать тебя возле моря. Как-нибудь справился бы, это я тебя заставил пойти на хитрость, которая привела к такому идиотскому результату… А в Гусу ты встретил бы Сун Ланя… И вашу встречу ничто не омрачило бы, никакое связанное чудовище. И Сун Лань не увидел бы ни-че-го… вы трогательно обнялись бы, и пошли рука об руку по дороге самосовершенствования… Так что ли?! — Ну значит я всё и исправлю. Не расстраивайся, боль моя, не бери дурного в голову и тяжёлого в руки. У нас с тобой есть то, чего нет у других. Одна голова умная, а другая — хитроумная, — может и подействовало бы, если бы тон не был такой угрожающий. Сюэ Ян злобно вцепился пальцами в траву, дышал тяжело, как будто пришлось гоняться за даочжаном по всему берегу. — Давай по порядку, Сяо Синчэнь. Отчаяние — плохой советчик, а его приятель страх и вовсе не советчик. Усталость — вообще их двоюродная тётушка. Сейчас мы сделаем вот что, — он резко поднялся на ноги, тут же изменился в лице и бесславно грохнулся обратно, выругался и встал медленнее, подтягивая ногу двумя руками. — Нам обоим нужна еда и сон. В безопасности. Это я обеспечу. Когда проснёмся — а спать, гэгэ, я собираюсь с тобой в обнимку, и не спорь — вот тогда и рассудим, что делать. «А Сун Ланя я убью. Два раза. Три. Я с него сниму кожу и накину тебе на плечи, как плащ…»