Затмение

Он и заляпанную кровью одежду заполоскал. Не стирка, конечно, но старался. Чуть ли не насвистывал от удовольствия, жизнерадостно скалился, а когда у самого дома наткнулся на Сун Ланя, улыбкой даже не полинял. Даже когда понял, что этот тип за ним следил. Глазастый какой… сука… — Одежду покупал, — машинально ответил Сюэ Ян и с любопытством уставился на Сун Ланя. — Ты что, следил за мной? А если следил, то знаешь чья. Хотя… в городе я бы тебя засёк, и сейчас должен был. Ты что, прикрывался, что ли? Он уже собирался оттолкнуть помеху с дороги, но затевать свару вместо того, чтобы обниматься с Сяо Синчэнем — плохой выбор. — Нахрена тебе мой ответ, ты же всё равно не поверишь, что бы я ни сказал? Успокойся, бешеный борец против зла. Я всего лишь убил семью владельца торговой лавки, Сяо Синчэню нужна новая одежда, он же почти в лохмотьях ходит. Сюэ Ян закатил глаза, прикрыл лицо ладонью, перебросил массу мокрых волос на плечо. — Ну прости, ты возбуждаешь во мне жаркое желание издеваться, ничего не могу поделать. На днях на местной бойне психанул бык, покалечил мясника, а сегодня пригнали гурт скота на убой. Ну и чего он там наработает, кроме просранной репутации? Я нанялся на полдня, сходил и всех убил. Работаю я задорно, убиваю быстро, разделываю идеально. А пришёл весь в кровище, чтобы не задерживаться и не волновать Сяо Синчэня. А теперь уже дай пройти, даочжан Сун Лань, у меня цветы вянут. Пусть стоит и думает, что из сказанного было правдой. Главная правда — у него действительно вяли цветы. Сюэ Ян гадюкой проскользнул в узкую щель между дверным косяком и Сун Ланем, кинулся к Сяо Синчэню и ткнулся носом в его шею. От него вкусно пахло обжитым домом, и пусть этот дом обживали чужие люди, это ни с чем не сравнимый аромат. Что-то сладкое, с нежным оттенком ожидания. — Угадай, — вместо приветствия прошептал он, смешливо поцеловал в щёку. — Руками только не трогай сразу, так угадай. Нежный аромат орхидеи тонко сплетался с запахом полыни. Орхидею он купил уже срезанной, а полынь собрал по дороге. — Что делал? Он бы обвился вокруг, если бы мог. Наслаждался свалившимся на голову покоем, и всё равно не мог не допрашивать. — Ты ел? Сяо-гэ, покорми меня? Я голодный… изголодавшийся, — прозвучало пошло и двусмысленно, Сюэ Ян прекрасно это осознавал, и даже не собирался маскироваться. *** Следил? Сун Лань хмыкнул. — Нет, занят был, потому и спрашиваю. Я ведь знаю, ты ответишь честно. Этот урод и ответил, как всегда, со всем своим ехидством. Мясник. Самое паршивое, что с Сюэ Яна станется наврать безобидно и заявить безобидную же правду, как и наоборот. Сун Лань отступил, когда Сюэ Ян уже лез между ним и косяком, и застыл в дверях. Чэнмэй уткнулся в шею Синчэня, а в душу Сун Ланя будто вылили плошку яда. Сюэ Ян вился точно черный демон вокруг светлого бога, и опять эти двое не замечали ничего на свете. Сяо Синчэнь улыбнулся, застенчиво и радостно, как умел только он, хотел обнять, но как услышал про руки, убрал их сразу – честный даже в таких мелочах. Сун Лань сглотнул и выдохнул. — Полынь, — тихо угадывал Сяо Синчэнь, — полынь, правда. Он взял Сюэ Яна за запястье, поднял его руку выше, к щеке. Не руками дотронулся, как просил — лицом. Простые листочки полыни коснулись кожи, вместе с ними – тонкие хрупкие лепестки, и Сяо Синчэнь задержал дыхание, лаская щеку этим цветком. — Орхидея… это орхидея. Это ты для нас принес? – восхищение сплелось с нежностью в голосе, даочжан просто не мог поверить, что это правда происходит. Вот таким бывает счастье, — А какого она цвета? Он взял цветы осторожно, как драгоценность, зачерпнул воды прямо в священную кастрюльку и опустил в нее стебли, оставил на столе рядом с накрытыми тканью конфетами. — Что делал? Мм… Учился, — Сяо Синчэнь смущенно улыбнулся и кивнул на пиалу с конфетами. — Попробуешь? Хотя нет, сначала ты поешь настоящую еду. Я не ел, но так напробовался в процессе, что совсем ничего не хочу. Сяо Синчэнь обнял, коснулся губами щеки, виска. — Я ждал тебя. Волновался… а почему у тебя волосы мокрые? Сун Лань не выдержал и ушел прочь. *** — А для кого же ещё? — Сюэ Ян поцеловал его прямо через лепесток этой несчастной орхидеи. — Она белая. Я мимо шёл, когда её срезали. Ну не мог же я её там так оставить? Без полыни. Он так и не отлип. Наверное, трудно двигаться, когда кто-то постоянно налипает, но Сюэ Ян не мог оторваться. — Чему учился? — не понял он, поднимая ткань, прикрывающую конфеты, а когда понял, сначала присвистнул, а потом в бешеном восторге сцапал даочжана в жадные объятия. — Ты с ума сошёл? Какая настоящая еда?! Поймал его за руку и обхватил пальцы губами. Облизывал, приговаривая, как ему вкусно, как это замечательно, а потом, наконец, подавился счастливым смехом. — Забыл, что у тебя в руках нет конфет. Сяо-гэ, я тебе обещаю съесть любую еду, если ты сейчас дашь мне конфету. Пожалуйста, ну я правда обещаю! Я отмывался, — Сюэ Ян проводил Сун Ланя глазами, ехидно ухмыльнулся, и тут же занялся куда более приятными вещами. Вернее, губами Сяо Синчэня. — Извозился как свинья, пришлось мыться. Поешь со мной? Я просто немного поработал. Совсем чуть-чуть. Был на бойне, поэтому вернулся в коровьей крови. Я купил тебе одежду. И себе. И нижнее бельё. И риса. И просто припасов… Он провёл языком по губам даочжана, лукаво улыбнулся и добавил. — И немного масла, очень полезная покупка. Важная. Чтобы не слюной и кровью обходиться. Гэгэ, дай мне твою конфету. Если ты сам их для меня готовил — для меня ведь? — только из твоих рук буду есть. Двойное удовольствие. *** — Белая, — тихо повторил Сяо Синчэнь, так эта орхидея представилась еще лучше, и он даже пожалел, что не может узнать ее совсем, не только наощупь, понюхать, но и увидеть. Ничего, Сюэ Ян подарит еще, когда он сможет видеть, это утешало. Реакция на конфеты превзошла самые смелые ожидания, определенно, стоило ради этого весь день сидеть за столом, мучить бедную деву Чу, ждать, волноваться... даочжан готов был сделать это еще тысячу раз, потому что Сюэ Ян так радуется. Синчэнь замер, приоткрыв рот, жадно впитывая эти ощущения, от того как Сюэ Ян облизывал пальцы... он успел это полюбить так сильно, что готов был уже просить, когда снова захочется. Такая интимная ласка, и в то же время Сюэ Ян улыбался, смеялся, дарил совершенно невероятные ощущения, все — ему, своему Синчэню, и еще, конечно, хотелось сразу быть ближе, забыть обо всем, уйти в постель и остаться там, раствориться в любви и ни о чем не думать. — Какой ты... Даочжан слушал, как музыку, все-все, удивляясь, что вот опять Сюэ Ян обо всем подумал, все сделал, опять создавал дом там, где не было дома, все для них. И даже... Сяо Синчэнь вспыхнул, вот сейчас он даже готов был поверить, что у него и шея покраснела. Масло. И дело даже не в том, что стало сразу ясно, зачем это масло нужно, и оттого — неловко, но просто даочжан тут же представил, все эти мысли и ощущения моментально накрыли, теплом разлились по телу, заставили смутиться и захотеть. — ... заботливый какой, — выдохнул Сяо Синчэнь, целуя снова. Сюэ Ян просил конфету и сам же не давал ее дать. Даочжан смеялся, целовал в ответ, кивал, что конечно же для тебя, для кого же еще, как-то нащупал пиалу с конфетами на столе и взял маленькую нескладную сладость, вложил Сюэ Яну в рот и ждал, пока он распробует. — Ну... как? — удалось, наконец, и даочжану вставить слово. Он заметно волновался, ждал, закусив губу, даже шею вытянул и наклонил голову, так нужно было узнать, как же, ну как? И все-таки не выдержал: — Сам. Для тебя. Я пробовал, они... сладкие. Самое главное в конфетах — чтобы было сладко, да? Сюэ Ян... «Скажи что-нибудь немедленно! А то я тебя убью!» *** Белая орхидея. Наверное, это поэтично. Сюэ Ян понятия не имел. Он увидел белую орхидею, он вспомнил, что орхидея и полынь, а этот белый цветок напоминал ему… нет, не Сяо Синчэня. Всего лишь его одежду. Его даочжан не беззащитный цветок, он гораздо прекраснее, опаснее, сильнее, и горе той полыни, которую он не захочет видеть рядом с собой. Если оборвать с него эти лепестки белой ткани, обнажится что-то остро отточенное и смертоносное, неумолимо прекрасное. Как Шуанхуа, только лучше. — Какой? А ещё Сяо Синчэнь потрясающе краснел. Вот сейчас у него жарким румянцем покрылось лицо, шея, и Сюэ Ян даже потянул его за ворот, чтобы заглянуть, не покраснела ли кожа на ключицах и ниже. Он всё-таки допросился, и был намерен обставить процедуру дегустации со всей торжественностью и обстоятельностью. Видно же было, что юный кондитер волнуется. Сюэ Ян задушил бы любого, кто попытался бы несерьёзно отнестись к его собственному дебюту, так что он просто делал то, чего хотел бы для себя. Он смотрел, как Сяо Синчэнь на ощупь выбирает конфету, как подносит к его губам, как волнуется и переживает. Таяла во рту конфета, где-то в груди нещадно таяло сердце. — Это сладкая конфета, — озвучил он очевидное, прижимая к себе даочжана. — Сяо-гэ, у тебя получились конфеты, которые я в жизни своей не ел. Ну даже если отвлечься от того, что мне в жизни никто не… никто… никогда… вот даже если… ты не представляешь, как мне вкусно. Ему всё казалось, что он не сможет объяснить это, и страшно злился, что не вовремя голос начал дрожать, срываться, как будто ему не конфету сделали… он даже не знал с чем сравнить. Сяо Синчэнь весь день возился ради него, учился делать конфеты, и ведь сделал же, пока он там дурака валял на бойне! — Спасибо, мой светлый. Он жадно целовал эти щедрые руки, не в состоянии найти достаточно убедительные слова, шумно выдохнул. — А можно? Ну… если это мне, то ты ведь можешь дать мне ещё одну? *** Он сказал! Даже больше, чем можно было себе представить! А Сяо Синчэнь представлял во всех красках эмоций, и снова жалел, что не может видеть этот первый раз, когда Сюэ Ян пробует его конфеты. — Я сделаю для тебя тысячи конфет... — прошептал даочжан восторженно. Он так обрадовался, что не знал даже, как с этим справиться, — Тебе вкусно... Я так рад. О... И не хочется руки забирать — так прекрасно чувствовать каждый поцелуй. — Можно, вот... Сяо Синчэнь чуть не опрокинул пиалу, схватив неказистую конфету, снова отдал Сюэ Яну, не отнимая пальцев от губ, чтобы видеть, как он ее ест, так можно даже попробовать на вкус, как сладко ему. Синчэнь растерял напрочь все свое годами тренированное терпение. Только не с Сюэ Яном — об него это самое терпение разбивалось вдребезги, с ним не получалось не торопиться, не хотеть все и сразу. Даочжан еле дождался, пока конфета будет съедена, обнял ладонями любимое лицо, поцеловал, забирая сладкий вкус. И как вот он вытерпит целый ужин?! — Тебе нужно отдыхать. Ты так устал, столько всего сделал, ходил далеко... а я ничего не делал весь день. Поешь и ложись, ты устал, ночь моя... И снова поцелуй, и еще один, долгий и нежный, пока Сяо Синчэнь наконец не признался: — Я не могу совершенно от тебя оторваться. Даже сесть тебе не даю... прости. Я... Он решительно отступил на шаг, но при этом схватил Сюэ Яна за руку. Кошмар. Так можно забыть про все важное, а важен отдых, иначе они никуда никогда не дойдут. Дальше кровати — уж точно. *** — Правда? И дело-то было не в конфетах. Хотя за конфеты Сюэ Ян всегда был готов душу продать. Как даочжану это вообще в голову пришло? Как вообще? Это же нужно сидеть и думать что-то вроде «вот он любит конфеты, дай я научусь их делать, а то ведь кто знает, куда в следующий раз понесёт этого идиота в поисках сладкого»? — Это точно все конфеты мои? — вторую конфету он ел ещё медленнее, облизывая пальцы Сяо Синчэня, не давая убрать руку. Жмурился от удовольствия, кажется, даже постанывал. Сколько времени прошло? Наверное, немало, потому что у него волосы успели высохнуть, пока они целовались. Конечно, даочжан пытался говорить правильные вещи, но сначала он сам же и не отпускал, потом Сюэ Ян не разжимал руки и рассуждал, что обкусает ему губы, потому что конфеты, конечно, просто божественные, но его губы вкуснее. Он едва отпустил его, зацелованного до прерывистого дыхания, потому что… потому что всё-таки низменно хотелось есть. Сюэ Ян связал волосы в небрежный хвост, рассудив, что разобрать их расчёской он ещё успеет. Но прежде чем они всё-таки сели есть, со стола пропали конфеты. Нет, смотреть на них было приятно, но он просто понял, что следит за конфетами, как будто они куда-то могут деться. А если Сун Лань только протянет руку к пиалке с его личными сладостями, приготовленными его личным даочжаном, ссоры не избежать. Так зачем подвергать риску хрупкий мир? Ну уж нет. Пиала оказалась завёрнута в салфетку и неслышно упрятана под подушку. — Нас тут не ищут, — лирично сообщил Сюэ Ян, наскоро проглотив несколько кусков. — Гэгэ, поешь. Пожалуйста. Сун Лань на меня волком смотрит, потому что решил, что я тебя целенаправленно голодом морил. В общем, я старался ходить с серьёзной рожей, перчатку дома оставил, Цзян Цзай не показывал, поэтому вряд ли меня запомнили. Сяо Синчэнь… расскажешь, куда нам дальше? — он понизил голос до шёпота и уточнил. — Дальше, в смысле после ужина, я знаю куда нам с тобой. Я бы тебя в лес утащил, чтобы ты мог кричать сколько угодно, но боюсь, что ты простудишься. Он покосился в сторону дверей, кашлянул, запил очередной кусок и посерьёзнел. — Я запутался. Нам что-то ещё нужно, или мы всё собрали? А если всё собрали, то может быть… пора взглянуть в твоё счастливое будущее? *** — Конечно, правда. Все — правда, — ответил Сяо Синчэнь на все вопросы сразу, отпуская себя тонуть во всех ощущениях. Как они вообще друг от друга смогли оторваться — непонятно, исключительно силой воли Сюэ Яна, видимо, потому что даочжан от счастья совсем с ней распрощался. — Я ем, ем, — заверил он, честно отправил в рот несколько рисинок, фасолевый стручок и кусочек морковки, и сидел, трогал палочками еду и слушал. Нельзя давать никаких поводов, чтобы Сун Лань и Сюэ Ян ссорились, они найдут их и без него, и раз надо есть, значит, он будет есть. Сяо Синчэнь подцепил еще несколько рисинок и кусочек курицы, долго жевал. — Поставишь ширму напротив двери? — вдруг попросил он, розовея кончиками ушей, — Сун Лань... он вынужден смотреть на нашу кровать, когда идет к себе, не нужно его... смущать, ладно? Злить — более точное слово, но даочжан решил обойтись без него. Он теперь понимал, что такое ревность, заметив ее в обоих, хотя сам еще ни разу ничего такого не испытывал. Но и не нужно, чтобы быть деликатным к чужим чувствам. — Собрали, — Сяо Синчэнь улыбнулся, палочки стукнулись о чашку, словно напоминая, что он съел еще недостаточно, чтобы Сюэ Ян не волновался, — По рецепту почти все собрали, нужны еще земля, кровь и сила. Земля должна быть в центре. Сун Лань вернулся в дом как раз на этих словах. Он не хотел мешать, но и таиться не стал — ведь не подслушивает, зачем скрываться? Только тихо поздоровался. — Сун Лань, — Сяо Синчэнь улыбнулся, — садись с нами? Мы ужинаем, и я как раз рассказываю Сюэ Яну про ритуал. Сун Лань даже замер. Внимательно посмотрел на Синчэня, перевел взгляд на Сюэ Яна. Он и правда не ожидал такого приглашения, не знал, как спросить Сяо Синчэня, чтобы это не было похоже на допрос, и чтобы как-то деликатно, а выспрашивать врага, конечно, не стал бы. — Спасибо, — Сун Лань сел за стол, захватив заодно чайник и чашки. Сяо Синчэнь с улыбкой кивнул и продолжил: — Где этот самый центр, не сказано ни в книге, ни на стенках кастрюльки, — он пододвинул поближе ритуальный сосуд с цветами и положил рядом крышку от него, повернул ее в одну сторону, в другую, — но когда мы переворачиваем крышку, центр остается на месте, как если мы поменяем местами стороны, вокруг ли, напротив ли — середина будет серединой. Вот только в ритуале не сказано, где этот центр. Земля в у-син — середина, начало всего и конец, и нефрит соединяет небо и землю. На сосуде написано: «он понял, что проходит свой путь заново», а еще мы знаем, что совершенномудрый жил там, где феникс, и видимо свой ритуал он совершал там, неоднократно, раз известно, что он помогал людям. Получается, у него центр совпадал с югом... Даочжан задумчиво помолчал. — Поэтому я решил, что центр — это некое место, где путь начинается и заканчивается, оно не указано в описании, быть может потому что для каждого — свое? Его не нужно искать? И я стал думать, где такое место у меня, где для меня все началось? Мне кажется, это Баошань. И это... — даочжан вздохнул, — лишь предположение, основанное на логике, которую я вижу. А значит, может быть ошибкой. Сун Лань молчал. Чтобы хоть чем-то себя занять и не выдать волнения, он разлил чай по чашкам, одну осторожно придвинул Синчэню, чтобы тот не задел и не обжегся, вторую поставил рядом с Сюэ Яном. Место, где все началось... Такое ощущение, что этот странный и мифический ритуал уже начат, и верит в него сам Сун Лань или нет — не важно, потому что Сяо Синчэнь определенно верит. Синчэнь подбирал слова, чтобы продолжить, и они не подбирались. Сун Лань здесь, он сам его позвал, и придется задеть, как ни старайся. Или молчать, что тоже не выход. — Баошань — место, где я узнал легенду. Там я... утратил, и там же нашел надежду. Оттуда начал свой путь — и к ритуалу, и вообще, по жизни. Поэтому мне кажется, что это там. Но только тут много «но». Например, нужно ли на гору? Я не могу туда вернуться. Или это может быть место, где я принял решение, укрепился в нем? Быть может, это вовсе не Баошань, тогда придется думать, что еще. «Байсюэ?», — подумал Синчэнь, но произнести при Сун Лане и Сюэ Яне не решился. А еще было и второе неизвестное — сила, тут тоже можно только предполагать, никакой уверенности, но даочжан надеялся, что это та новая сила, которая теперь у них есть, хотя главного условия — противоположности, как ни думал, в ней не находил. А о той, в которой находил, боялся даже думать. *** Он хотел было язвительно капнуть ядом, что Сун Лань слишком глазастый, несмотря на все его старания, и что не надо было ему отдавать глаза, тогда и не вынужден был бы смотреть, и что вообще на кой хрен он нужен… Но мешочек с косточкой персикового дерева Сюэ Ян видел и отсюда, поэтому против очевидной истины не попёр. Он может и дурак, но дурак логичный. А вот что Сяо Синчэнь снова умело делает вид, что ест, составляя из рисинок календарь на будущий год, вместо того чтобы сунуть их в рот — вот это просто-таки возмутительно. — Кровь? А что ты не сказал, я бы с бойни принёс хоть десяток ведёр. Много крови надо? Сюэ Ян как раз оглянулся на Сун Ланя, и пока даочжан приглашал своего дружочка к столу, сам не заметил, как положил ему еды… в общем, как своему. Это ускользало мимо рассудка, и вроде Сун Лань туда же, иначе с какого перепуга он бы наливал своему врагу чай? Да Сюэ Ян на эту чашку смотрел с такой оторопью, как будто ему нужно выбрать одну из трёх, единственную, что не отравлена. — До сих пор все твои предположения оправдывались, даже те, которые казались безумными, — Сюэ Ян ел без особой жадности, но со здоровым аппетитом человека, полдня вкалывавшего физически. — И знаешь, даочжан, каждый ведь раз оказывается, что ты прав. Ты верь себе больше. Не нужно сомневаться в себе, гэгэ. Ну давай разберём. Только пока я говорю, ты будь любезен съешь хотя бы кусок курицы. Кусок, а не крошку. Сун Лань, скажи ему. Он всё-таки отпил чай, сумрачно глядя куда-то в середину стола, покусывал губы. Сложно думать и строить предположения, если сам ну просто кусок морёного дуба, и мозгов столько же. — Ну допустим на гору могу подняться я. Но что-то мне подсказывает, что ты там точно должен быть, на месте проведения ритуала. Хорошо, а если не Баошань? Если Байсюэ? — он скосил глаза в сторону Сун Ланя, судорожно стиснувшего в кулаке палочки, оскалился упрямо. — Послушайте, а почему бы нам не договориться, уважаемые даочжаны, что прошлое есть прошлое, и если оно ужасно, это ещё не повод приносить ему в жертву настоящее. Нужно быть как река. Я ни разу не видел реку, психующую из-за того, что где-то в верховьях кто-то её обозвал жалкой струйкой самки хомяка. Если мы тут будем шокировано обходить по широкой дуге больные места каждого, мы никогда не доберёмся до цели. Вот доберёмся — тогда пожалуйста. Правда мне всё-таки кажется что это Баошань. Сун Лань, как думаешь? Даже гадюку. Конечно, Сун Лань хуже гадюки, но он всё-таки тоже чему-то там учился, и даже успешно. Наверное. Совсем дурака Сяо Синчэнь за собой не таскал бы. Хотя таскает же его самого… а, нет, всё в порядке, он сам таскается за своим ненормальным святым… который снова ничерта не ест! — В ритуале же про пост ничего не написано? — сердито буркнул он. — Я не помню там места, где было бы сказано, что непременно нужно быть умирающим от голода, иначе тебе скорлупка от тухлого яйца, а не возвращение утраченного. Сяо Синчэнь, а где именно ты принял решение и укрепился в нём? Потому что когда я тебя встретил, ты уже шёл на юг. *** — Нет, крови не надо много, — даочжан вздохнул над рисом. — Это очень вкусная курица, А-Чэнь, — сказал Сун Лань, подкинув Сяо Синчэню незаметно еще один большой кусок, — съешь хотя бы половину. Сам он задержал взгляд на собственной миске, посмотрел на руки Сюэ Яна и стал есть, хмуро глядя перед собой. Только то, что рядом был Синчэнь, наверное, удержало его от попытки воткнуть палочки в ладонь Сюэ Яна. Тот еще и распинаться начал про почему бы. Потому бы. Он что – идиот? Не понимает, что если они в принципе сидят за одним столом, то не только убийца наверное наступил на горло своей жажде убивать, но и Сун Лань тоже сдерживает эмоции. Как себе Сюэ Ян это представляет? Просто забыть? Смириться? — Да, — глухо произнес Сун Лань, — пожалуй. Если даже ты после рек крови принял утрату пальца, то мне уж само небо велело смириться с Байсюэ. Или ты кроме пальца что-то еще потерял? Клан? Монастырь? Родной го… — он не договорил. Сяо Синчэнь накрыл ладонью его руку, тихонько погладил пальцы. — Как река… — повторил он, — Вода не борется с вещами, не совершает ошибок, — Сяо Синчэнь мягко процитировал слова великого учителя. — Реки и моря потому могут властвовать над равнинами, что они способны стекать вниз, — ответил ему Сун Лань другим стихом, а Сяо Синчэнь с улыбкой кивнул и аккуратно взял палочками кусок курицы. — Я думаю, что если не Баошань, то пойдем в Байсюэ, если не Байсюэ, то подумаем еще, — спокойно ответил Сун Лань Сюэ Яну, будто они собирались по памятным местам вспоминать не кровавые разборки и океаны боли, а славные подвиги. — Нет, про пост ничего не написано, так же как и про землю, — примирительно сказал Сяо Синчэнь, — Я принял решение дома. Он не торопился объяснять, что такое дом, потому что тут либо рассказываешь, либо ешь, а по обе стороны от него внимательные и заботливые люди следили, как он ест, и кажется даже орхидея и полынь наблюдали, проглотил он еду или нет. — В лесу у подножия горы у меня был дом, совсем маленький, крошечный. Я там… провел какое-то время. Я же не сразу отправился в путь, сразу бы не… Тут он замолчал и снова коснулся руки Сун Ланя, будто хоть как-то, но нужно было дать понять – я не держу зла, не вспоминаю ради того, чтобы напомнить тебе, это всего лишь было, вот и все. Было, да. Он лежал в этом домике в лесу, вдали от всех, думал, что делать дальше, куда идти, как он вообще будет жить теперь один, беспомощный. И надо ли жить. А потом он вспомнил, что сюда как-то добрался, подумал, что может что-то делать, если привыкнет слушать только себя. А потом встал и отправился вперед. — Я думаю, он вполне цел. Это старый маленький дом одного отшельника, там когда-то был храм, а потом монахи ушли оттуда, когда построили новый, лучше, удобнее и ближе к воде и к главной тропе на гору. *** Как у него это получается? Как он сказал вот это «съешь хотя бы половину». Интересная тактика, как бы уступка, и при этом взял и подложил ещё. И ведь это работает. Вот если бы ещё рожу такую не делал, не человек, а полезное сокровище в сложном вопросе кормления одного чокнутого даоса. Нет, не человек. И даже не гадюка. В общем, тоже тварь, типа Верховного, только вряд ли осознаёт, что ляпает его язык в отличие от сына шлюхи — тот всегда следил за языком. Наверное, стоит ему всё-таки подкоротить болтательный орган. Сюэ Ян злым острым взглядом выколол ему глаза… раз десять. В голове поселился влажный хруст ломающихся костей в обрамлении раздавленных мышц — по-своему неповторимый звук, очень насыщенный, очень осязаемый. Сяо Синчэнь тут же усугубил — Сюэ Ян дёрнулся, чтобы схватить его за руку и не дать демонстрировать это возмутительное «самый дорогой в мире», но вместо этого вцепился в край стола. Даже костяшки пальцев побелели. Он скалился над едой, как голодная уличная шавка, согнувшись и медленно втягивая сквозь зубы воздух, пока эти двое цитировали какой-то трактат, перебрасываясь фразами. Он вообще забыл про еду. Вспомнил только когда Сяо Синчэнь взялся за палочки и начал есть… что же, снова спасибо Сун Ланю. Он быстро проглотил несколько кусков, даже не пытаясь жевать — забросил в желудок еды. Чтобы проглотить целый кусок, приходится запрокидывать голову то ли звериным, то ли вообще змеиным движением, по шее проходит ком. Зато это быстро. Как знал! Правильно сделал, потому что Сяо Синчэнь снова принялся наглаживать руку Сун Ланя. От такого и святому поплохеет, а Сюэ Ян не был святым. Он снова сжал пальцы на краю стола. Смотрел то на мягкую улыбку Сяо Синчэня, то на его пальцы, то бросал колючий взгляд на Сун Ланя. Хруст костей становился всё громче, на висках выступил пот, и Сюэ Ян приоткрыл рот. Дышал медленно, стараясь унять тяжело бухающее в груди сердце. Нет, всё в порядке. Это просто злая кровь долбит изнутри. Всё хорошо, это просто нормальное поведение Сяо Синчэня по отношению к самому дорогому человеку в мире. Да, Сун Лань самый дорогой… А он, Сюэ Ян, самый любимый, и что бы он ни делал днём… а днём он вообще готовил ему конфеты. Убил прорву времени, и наверняка не сразу получилось, но ведь он сделал! Для него. Не для этого засранца. Но конфеты всё равно спрятал правильно. Сюэ Ян бросил быстрый взгляд в сторону кровати, где под подушкой лежали сладости, приготовленные руками его святой сволочи, единственного любимого им существа в целом мире. — Да. Он сумел сказать это нормальным голосом. Расчётливо подкрасил звук улыбкой. Пусть улыбка и выглядела откровенно скотской и кровожадной. Если сейчас они снова начнут ласково жамкать друг друга за руки, придётся что-то с собой делать, так недолго и рассудком подвинуться. — Давайте в этот дом. Это же по пути? Нет, это невыносимо. В груди полыхнуло страшно и жадно, пришлось придержать ладонью. Сюэ Ян пробормотал себе под нос что-то типа «спасибо, небеса» — было за что благодарить! В таком состоянии нельзя иметь под рукой печать, соблазн использовать её становится непреодолимым. И без того перед глазами чёрный туман, и Цзян Цзай недобро простонал что-то многообещающее. Но Сюэ Ян очень постарался, и миролюбивее его голоса вряд ли можно было найти хоть что-то во всей Поднебесной. — Я чертовски рад, даочжан Сун Лань, что мы пришли к согласию. Восхищаюсь твоим самообладанием. Ты прав, конечно, что мне было терять? У меня же никогда не было ни клана… ни монастыря… ни родни… действительно, о чём мне-то печалиться. Если твоё небо внезапно велит тебе смириться с Байсюэ, пора менять небо на более разумное и логичное. Не смиряйся. Я же не принял, и ты не принимай. Не был бы ты так любезен налить мне ещё чаю, раз уж чайник стоит возле тебя? — он подхватил блюдо и ещё любезнее предложил ему. — Ещё фасоли? Мизинец. Всего лишь мизинец. Всего. Один. Палец. Три адские зимы на улице, бездомный мальчишка, беспомощный калека. В самом деле, было бы из-за чего метаться. Простолюдины должны приносить пользу и умирать незаметно, не доставляя хлопот просвещённым даочжанам своими неуместными жалобами. А если ты посмел выжить и призвать к ответу виновных — то ты урод и чудовище. Сюэ Ян приятно улыбнулся, лаская пальцами чашку. Сун Ланя придётся убить. Непонятно, как это объяснить Сяо Синчэню, но он очень постарается. *** Это было бестактно. Тот самый момент, когда ты сам ничего не сделал, а за другого — стыдно. Сяо Синчэнь ничего не сказал Сун Ланю, вернулся к еде, только сказал тихо: — Прости, Сюэ Ян... У него совсем ведь ничего и никого не было, и Баошань, где бы воспитали, всему научили бы — тоже. Наверное потому Сюэ Ян, который не знает правильных книг и верных суждений мудрых, умеет создать дом там, где никто не умеет, знает, где взять еду, носит с собой все эти вещи и так беспокоится, что и когда съел его даочжан. У него не было роскоши ковыряться палочками в миске и думать о том, что еды слишком много. Сяо Синчэнь ел, собирая каждый кусочек, неторопливо, но последовательно, не пропуская ничего. Даочжан конечно, услышал настоящий голос Сюэ Яна. Он наверняка улыбался, и Синчэнь чуть не протянул руку, чтобы коснуться его губ — увидеть, что это не такая улыбка. Он уже хорошо знал этот голос, и сколько бы приветливым ни был он сейчас, Сяо Синчэнь подумал, что Сюэ Ян готов это блюдо с фасолью разбить о голову Сун Ланя. Он слышал, как в чашку льется чай, представил себе лица обоих, замер, будто ждал, чем это все кончится, едва сдержался, чтобы не кусать губы. — Спасибо, не откажусь, — вежливо ответил Сун Лань, забирая фасоль с каменным спокойствием, — И за совет спасибо. Сюэ Ян должен умереть. Совершенно ясно, что Синчэнь с его огромным сердцем способен полюбить даже самую ядовитую тварь, а эта тварь небось еще и на жалость давила. Сирота. Беспризорник. Он оправдывал этим свою кровожадность — поразительно просто. Сун Лань на эту милую улыбку ответил вежливым сдержанным кивком и встал из-за стола. Сяо Синчэнь так и сидел, напряженный, с прямой спиной... — Спасибо. Я сегодня переночую не здесь, — сообщил Сун Лань, хотел коснуться плеча Сяо Синчэня, но надо было быть слепым, чтобы не видеть, насколько Сюэ Ян близок к срыву. О, в этом Сун Лань понимал его, да. Ревность. Тяжелое бремя, особенно когда тот, кого ревнуешь, не хотел давать повода — ведь даже не сорвешься. Интересно, чего стоили Сюэ Яну эти два прикосновения Сяо Синчэня к руке врага? Соблазн добавить оказался слишком велик, но использовать это просто ради мстительного удовольствия увидеть злобный взгляд? Нет, Сун Лань не собирался опускаться до этого, к тому же Синчэнь наверняка все поймет, Сюэ Ян же еще и окажется молодец. — Не волнуйся, А-Чэнь, — ласково сказал Сун Лань, — я вернусь утром, и если ты сочтешь, что можно идти дальше, лучше идти. — У тебя дела? — Синчэнь повернул голову в его сторону. На душе скребли кошки. Куда он идет? Зачем? С кем он встретится? Почему эти вопросы так волнуют? Разве он не доверяет другу? Доверяет... но если Сун Лань встретит кого-то, кто его узнает? — Иди, конечно, только... — Я помню твою просьбу, А-Чэнь, неужели... «Неужели не верит? Думает — выдам?» — Я знаю, Сун-лаоши, я хотел сказать береги себя, — Сяо Синчэнь улыбнулся. Все будет хорошо, нельзя подозревать, нельзя. Сун Лань забрал меч и вышел, обернувшись в дверях на короткое мгновение. — Я все съел, — Сяо Синчэнь тихо отодвинул миску, — Ночь моя... ты сердишься? — он протянул руку, чтобы теперь дотронуться до губ, посмотреть, — Что случилось? Сюэ Ян... *** Итогом этого ужаса стал приятный бонус — испуганный Сяо Синчэнь всё съел. С Сун Ланем, кажется, тоже расставили все акценты — оба решили, что другой должен умереть. Ну а что. Нормально. Так и должно быть. А Сяо Синчэнь извинился, и от этого у Сюэ Яна едва не стряслись злобные судороги. Злоба топила его безжалостно и страшно, удивительным образом сочетаясь с жадной нежностью. Его даочжан, такой чуткий… заботливый. Два идиота снова напугали его. Демонстративные выкрутасы Сун Ланя с отказом ночевать под одной крышей окончательно взбеленили его. Что он вообще себе думает? Он что, решил что ему сильно легче от его наличия рядом и от его припадочной манеры выворачивать все слова наизнанку? Что он такого сказал?! Предложил на время отложить разборки, и что получил взамен? Сука буйнопомешаная… Пусть катится. Нет, пусть катится куда угодно. Серьёзно. Трус несчастный. У Сюэ Яна лицо свело в любезную судорогу, и он даже умудрился не качнуть голос в откровенную угрозу. — Сделай одолжение, не дай никому себя убить, даочжан Сун Лань. Это было просто мучительно — дать ему уйти вот так запросто. Сюэ Ян тратил сейчас все силы только на то, чтобы дышать ровно, без яростного надрыва. Минута неловкой тишины была потрачена бесцельно. Уже и дверь закрылась, а он не мог отмереть. — Я? Сержусь? — он вздохнул, и едва не уклонился от его ищущих пальцев, но вместо этого приоткрыл рот и осторожно взял его за пальцы зубами. Трогал их кончиком языка, успокаиваясь с подозрительной быстротой, вместо зубов вокруг пальцев сомкнулись губы и улыбка перестала быть такой бешеной. — Ну что ты, даочжан мой, на что мне сердиться? Уж точно не на тебя. Я просто немножко… в бешенстве? Но мне можно, я чудовище. Лучше скажи, почему ты извинился? Ему срочно нужно было успокоиться. Надо же, как целительно действует Сяо Синчэнь. Ведь действительно становится легче дышать, легче жить. Легче мириться с чем угодно. Пожалуй, даже с тем, что этот попустительством небес выживший засранец из Байсюэ непременно постарается отрезать ему голову. И по большому счёту Сюэ Ян даже не мог ему запретить этого хотеть. — Твоё великодушие меня поражает. Ты щадил его чувства? Сяо Синчэнь, а ты ещё задавал мне такой глупый вопрос, почему я выбрал тебя, почему именно к тебе прицепился, как репей. А разве хоть кто-то ещё есть? Он подлез ближе, наклонился и уложил свою гудящую, как храмовый колокол, голову на колени своей святой сволочи и замер, пытаясь сообразить, как бы ему сейчас самому пощадить чувства Сяо Синчэня, при этом не принимаясь играть в секретные секреты. И не придумал ничего лучше, чем так и брякнуть: — Я не хочу ничего от тебя скрывать, а начну говорить — боюсь тебя ранить. Как мне быть, гэгэ? И перекладывать на тебя ответственность за собственное дурное бешенство не хочу. Запутался я и дурак совсем. Я люблю тебя, ты ведь знаешь. Ты мне веришь? *** — А как же не извиниться? Зачем же он спрашивает такие очевидные вещи, ну правда? Удивительный. Сяо Синчэнь снова таял от этой прекрасной ласки. — Не сердись. Мы никогда не понимали, я даже не знаю, как объяснить... Нам повезло, мы получили очень много, как и все, кого забрала и учила Баошань-санжэнь, но мы никогда не задумывались, что есть и другие. Это высокомерие, оно разрушает, именно потому, что с ним живешь и не замечаешь даже. Сяо Синчэнь провел пальцами по его волосам, обнаружил, что они забраны в хвост, и аккуратно распустил, сидел и гладил, перебирая пряди. — Ты так много показал мне. Каждый день, совсем другой мир. Даочжан склонил голову, задумчиво гладил, коснулся скулы, губ, рассматривая лицо. Кажется, что так близко эта возможность видеть, но на самом деле — что он знает? Место — лишь предположение, что делать с силой? Что делать с ядом? Ритуал не описан, это все равно что смотреть на облако с вершины, кажется можно рукой дотронуться, но это только видимость. Пока они собирали все эти вещи, каждый шаг был трудным, каждый, а теперь? Стало только страшнее. Пока на пути было столько трудностей, даже узнавание, кто с ним, даже Гусу... путь был легче, чем сейчас, когда вроде бы ничего не мешает. Что будет, если ничего не получится? Сяо Синчэнь знал, как тяжело справиться с разочарованием, и был уверен, что Сюэ Ян тоже знает, и у обоих свой способ с ним справляться. Как он удержит свое любимое чудовище? А себя? — Я знаю. И верю. Просто скажи, хорошо? Я люблю тебя... просто скажи. *** — И я не понимал… многого. Да ладно, я и сейчас не понимаю. Ты мне столько всего показываешь, Сяо-гэ. Хотя я всё равно каждый раз думаю, что вот-вот вскроется что-то мерзкое, и выяснится, что я прав. И это как раз тот случай, когда мне так хочется быть неправым, и на самом деле люди не такие твари, как я привык. Ты что-то со мной сделал. Он наслаждался этими лёгкими прикосновениями, как будто Сяо Синчэнь медленно снимал с него что-то тяжёлое, липкое и грязное, помогал дышать, ласково поддерживал, не давая упасть ещё ниже. — Ты беспокоишься и колеблешься. Всё получится, мой даочжан. Я не знаю, почему я так уверен. Сюэ Ян поднял руку, медленно потянул его повязку, снимая. Они остались вдвоём, можно раздеваться. Приподнялся, выпутывая случайную прядку волос из узла, чтобы не дёрнуть больно, снова уложил голову к нему на колени. — Когда Сун Лань попытается меня убить, я буду защищаться, ты ведь понимаешь? — он сейчас даже не злился, просто констатировал факт. — Даже если я попытаюсь убедить его, что сожалею о Байсюэ, он не поверит. Потому что я не сожалею, хоть и пытался заставить себя. А если поверит, то он дурак… и если поверит, всё равно попытается меня убить. А я не захочу умирать, Сяо Синчэнь. Я только начал жить. Ему никогда не хотелось жить до такой степени жадно и яростно, до боли, до отчаянных приступов страха. — Когда всё начнётся, гэгэ, не бойся. Просто верь мне, хорошо? Я выкручусь. Я всегда выкручиваюсь. Я сумею выжить и при этом не убить твоего Сун Ланя. Может придётся его ранить, чтобы остановить, но я его не убью… хотя мне хочется. Ты не представляешь, как это трудно. Но мне больше хочется быть с тобой, а быть с тобой, переступив через его труп, не получится. Даже я это понимаю. Ты боишься об этом не только говорить, но и думать. А я не хочу, чтобы что-то внутри тебя отравляло. Чего ты ещё боишься? Расскажи мне, и я убью твои страхи. *** — Нет, — Сяо Синчэнь покачал головой. — Я ничего не делал, я просто тебя не знал, не хотел знать, не видел. Сюэ Ян, конечно, прекрасно понимал, что его так грызет. Эти качели, кто первый сорвется, что тогда делать — постоянно висящее напряжение, оно, как выяснилось, не уходило, если даочжан оставался вдвоем с Сун Ланем, но уходило вместе с ним. Вывод Сяо Синчэнь для себя сделал, но прогнать друга не мог, не хотел — это было бы подло. Он просто знал, что Сун Лань уйдет сам, но до этого опасность висела в воздухе. — Понимаю. И я все-таки надеюсь, у него хватит выдержки. Я знаю, простить Байсюэ... это трудно, очень трудно, было бы странно просить его об этом или ждать. Понимаешь... дело ведь не только в храме, в преступлении, которое для него — личное. Он же увидел, как все наши идеалы рухнули, — Сяо Синчэнь не знал, как это объяснить, но все равно пытался, подбирая слова, вспоминая свои собственные переживания. — Мы с ним верили в добро. В то, что зло всегда должно быть наказано. В то, что есть преступления, которые нельзя даже не простить — принять, оправдать. Я и сейчас так думаю. Но я люблю тебя. А он смотрит и не понимает, как же так, думает — ты обманул меня, что у меня не было выбора и возможности решать. Понимаешь? У него душа в смятении, равновесия нет. Но я все-таки надеюсь, он его найдет, и не будет пытаться тебя убить. Даочжан вздохнул. На самом деле он не этого больше всего боялся. Сюэ Ян прав — даже думать об этом страшно, но он все равно думал, и не раз представлял себе, что будет, если они все-таки столкнутся. И знал ответ. Сяо Синчэнь давно понял, что если придется выбирать, если они не остановятся, когда он встанет между ними, то Шуанхуа столкнется с Фусюэ. Ужасно думать, что станет с ним самим, если он убьет друга, но даже это, наверное, можно как-то пережить. Когда знаешь ответ — не страшно, и даочжан боялся другого — что не сможет защитить Сюэ Яна. — Я знаю, понимаю... правда понимаю, как тебе сложно, и я так благодарен тебе... Пальцы дрогнули, касаясь губ и снова скользящим ласковым движением — переносицы. — Мой самый ужасный страх, что не будет тебя. Что ты ... не выкрутишься, умрешь, что я не смогу ничего сделать, чтобы тебя спасти. « Поэтому я убью любого за тебя, а что будет со мной потом — будет потом». *** — Я же не прошу его простить… я попросил отложить. Ну неужели так сложно на время отложить? Я же не убегаю и не отказываюсь. Ммммм, нет. Я никогда не умру… ну, пока ты мне не разрешишь. А ты мне не разрешишь, поэтому я всегда буду с тобой. Он впитывал эти лёгкие прикосновения, давая ему считывать свою улыбку, трогать её и снаружи, и изнутри. Невозможно не улыбаться, когда пальцы Сяо Синчэня скользят по губам. — Я ведь действительно обманул тебя, — прошептал он. — Только заставить тебя невозможно. Сяо-гэ, боль моя, скоро увидимся. Знаешь, что мне жаль? — Сюэ Ян поднял руки, пытаясь его то ли обнять, то ли нагнуть к себе, то ли сразу раздевать дальше. — Что я не видел, как ты делаешь конфеты. Ты ведь покажешь мне? Пообещай мне, гэгэ… Он вкрадчиво гладил запястья даочжана, запуская руки в его рукава, пытаясь добраться до локтей. — Пойдём завтра дальше, Сяо Синчэнь? Пойдём? — Сюэ Ян улыбался. — А если мы пойдём только завтра… у нас есть целая ночь, которая ещё даже не началась. У нас есть кровать… У нас так много всего есть, разве можно отказываться? Он оставил в покое руки даочжана, но полез под одежду, и всё это пытаясь не убирать голову с его колен. — Жаль, что у меня всего две руки. Как бы я хотел хотя бы шесть… и то мне было бы мало. Хочу утащить тебя на кровать прямо сейчас. Сяо Синчэнь? А ты? Чего хочешь ты? Хочешь, я тебя оближу? Всего. Как будто ты конфета, и я хочу, чтобы ты растаял. Хочу, чтобы ты кричал от наслаждения и стонал в голос, и просил ещё. Хочу смотреть, как ты получаешь удовольствие, и как краснеешь. Хотя бы уже краснеешь… Сяо-гэ? — он ласково надавил пальцем на его губы, с внезапным интересом дожидаясь, пока к подушечке прикоснётся кончик его языка. *** — Обманул, — Сяо Синчэнь кивнул, — значит, так было нужно. Это тогда — боль и ужас, а сейчас даочжан думал, что было бы странно, если б Сюэ Ян не обманул. Разве теперь это важно? Совсем нет. — Покажу. Сделаем целую гору конфет. Разных. Я научусь делать разные. Хочешь гору конфет? — он рассмеялся, представив себе Сюэ Яна таким царем горы конфет, всего в сладостях, довольного и «никому-не-отдам», подставил руки, чтобы он мог пролезть в рукава, вздрогнул, когда Сюэ Ян пробрался под одежду. — Нет, не надо шесть, почему ты такой жадный? Когда две руки, знаешь в чем смысл? Что не успеваешь сразу все и можно ждать новых прикосновений, угадывать... как-нибудь я завяжу тебе глаза, и ты узнаешь. Он почувствовал, что краснеет, и застенчиво улыбнулся, а потом, совсем не смущаясь, коснулся пальца кончиком языка, обхватил губами и забрал, облизывая. Оказалось, что это так же волнующе, как и наоборот — когда Сюэ Ян ласкает его пальцы. Сяо Синчэнь взял его за плечи, притянул к себе, пока Сюэ Ян не встал на колени, и все не выпускал палец изо рта, облизывая и покусывая так, будто это было что-то самое интересное и приятное на свете. Пожалуй, он так и не полюбит конфеты, ведь есть же Сюэ Ян... Он говорил про ночь? Про кровать и ... его стоны тоже очень нужны, очень. Сяо Синчэнь взял его за руку, увлекся вторым пальцем, потом третьим, взял в рот два, и внезапно покраснел сильнее, представив себе, как распутно это выглядит, как безумно далеко это все от того, каким он был раньше. Подушечки пальцев просили укусить, и Синчэнь покусал сильнее, нежно зализывая снова, пока другая ладонь гладила шею от плеча к затылку, ближе, нужно ближе... — Пойдем? До самого завтра. У тебя уже ничего не болит? — Сяо Синчэнь спрашивал, а тонкие пальцы забрались под воротник, погладили ключицы, — Я укушу тебя, можно? — просто озвучил он то, чего захотелось прямо сейчас. *** Обманул, потому что не было другого способа. Обманул, потому что альтернатива была слишком быстрой, и он сразу её отбросил. Обманул, потому что боялся его реакции, и не зря боялся. Обманул, потому что чудовище. — Будешь учить меня помогать тебе делать конфеты. Ругать, что я не могу дождаться и съел половину недоделанного. Нет, две горы. Две горы конфет. В одну я тебя закопаю, и буду искать ртом, как самую вкусную конфету. А вторую гору спрячу. Я буду знать, что она есть, и это будет меня радовать. Гэгэ, я такой жадный, потому что это же я! Я и шестью руками не успею всё, чего хочу, мне нужно ещё три головы, чтобы три языка, и в общем страшное получается чудовище. Он замер, наблюдая, как Сяо Синчэнь облизывает его пальцы по очереди, медленно вывернулся, поднимаясь на колени, и лишний раз убедился в том, что он вполне здоров — не пришлось даже отнимать у даочжана палец. Зато можно совсем близко рассмотреть, как даочжан берёт в рот два пальца, заливаясь краской смущения и волнения. Сюэ Ян почти прижимался к его лицу, не желая упускать ни одного момента. Успел тронуть кончиком языка его губы, сомкнутые вокруг пальцев, с трудом перевёл зачастившее дыхание. — Пойдём, — подтвердил он севшим от жадности голосом. — Да, до самого завтра, гэгэ… у меня всё болит от желания быстрее прижаться к тебе всем телом, но лишь поэтому. Я уже не огрызок. Небеса, Сяо Синчэнь, когда ты так спрашиваешь… я умолять готов, чтобы ты меня укусил. Прошу тебя, пожалуйста… Сюэ Ян откинул голову назад, подставляя шею, что угодно, ключицы. Пальцы беспокойно развязывали пояс — свой, его, везде, все завязки, чтобы осталось только вытряхнуть даочжана из свободной одежды. Ждать такого обещанного укуса оказалось сложно. Особенно от мысли, что даочжан действительно завяжет ему глаза. — И ты будешь меня видеть… когда у меня завязаны глаза, — он возбуждённо облизал губы. — И я не буду знать даже, куда ты смотришь… Кусай же скорее, гэгэ, не тяни. *** Вот так у Сюэ Яна правильно меняется голос — когда он ничего не изображает, честный, как только с ним, и хочет, и говорит, всеми словами рассказывает, чего хочет, заставляя смущаться и краснеть, и хотеть в ответ, — так правильно этот голос становится ниже, немного хриплым, волнующим. Сяо Синчэнь встал, поднимая Сюэ Яна за собой, поддаваясь, чтобы можно было обоим освободиться от ханьфу, и провел сначала по шее ладонью, запустил пальцы в волосы, сжал и запрокинул ему голову сильнее. — Когда ты так просишь... ох... Сюэ Ян... — Синчэнь укусил, совсем легко сначала подцепив зубами кожу, лизнул вниз, прикусил снова, пока не добрался до ключицы. Он застыл, не касаясь даже губами, представляя, как его дыхание чувствуется сейчас на коже, впитывая это ощущение замершего в ожидании Сюэ Яна, такого терпеливого, что просто с ума сойти можно. Сяо Синчэнь и сам уже не знал, как не сорваться, возбуждение росло, как будто внутри целая буря назревала и вот-вот снесет все на своем пути. — Не тяну, — прошептал Синчэнь, только на миг коснувшись губами, потому что улыбнулся, а потом укусил за ключицу, совсем даже не осторожно, нарочно больно, чтобы оставить след. Да, никогда этот след не увидит, зато будет знать, что он там есть. А еще он тут же почувствовал эту боль, ощутимую, но не настолько, чтобы голова разболелась, ровно как надо, чтобы стало горячо, о.. даочжан вдруг осознал, что можно вот так сделать — точно отмерить боль, чтобы обоих обожгло, и от этого дыхание перехватило. Ханьфу упали на пол. — Иди сюда, — Сяо Синчэнь увлек за собой, совершенно не сомневаясь, где там за спиной кровать, сел сам и притянул к себе Сюэ Яна, поднял на нем рубашку, обнажая живот, и поцеловал сначала осторожно, потом еще раз. Руки обхватили бедра, язык пробовал вслед за губами, и Сяо Синчэнь сам не заметил, как вырисовывает влажные дорожки по животу, увлеченно рассыпает поцелуи от пупка вниз и снова облизывает, с ума сходит от запаха и трепета его кожи. Это очень, очень, очень сложно — вот так, не торопиться, когда хочется все сразу! Сяо Синчэнь запрокинул голову, касаясь подбородком живота Сюэ Яна, и улыбнулся, ясно и счастливо, наверное немножко хитро, а пальцы сами скользили по его бедрам вниз, вместе с такими уже совсем ненужными Сюэ Яну штанами. *** Ожидание того стоило. Сюэ Яна колотило от одной мысли, что он мог всё испортить ещё в самом начале пути — поддался бы соблазну, напал бы на раненого даочжана, когда он не мог толком защититься и беспечно разделся с ним в одной комнате. Небеса, чего бы он себя лишил… ожидание длиной в бесконечный путь к мечте. — Я не прошу, — хрипло выдохнул он, поднимаясь. — Я умоляю… Можно умолять, и стаскивая с него ханьфу, нетерпеливо сдирая с себя, и тут же понимая, что не в силах отстранить его даже на миг, чтобы избавиться от нижней рубашки. Еле удержался, чтобы не разорвать её. Можно умолять без слов, просто запрокинув голову и подставив шею, после первого же укуса падая куда-то в горячечный жар. Сяо Синчэнь никогда никого не кусал. Особенно так. В этом он был уверен, этого у него не отнять, никогда. — Сильнее, — прошипел он, пытаясь прижаться к его губам, и застонал сквозь зубы, получив, наконец, хороший болезненный укус, от которого всё тело тряхнуло сладкой судорогой. Голову повело сильнее, чем от крепкого вина. Он послушно шагнул за ним, снова застонал с подвывом, любуясь неожиданно коварной улыбкой. Сюэ Ян нетерпеливо содрал с себя рубашку, прикипел взглядом к его лицу. — Синчэнь мой, каааак ты это делаешь… дай мне… Он умудрился стянуть с него нижнюю рубашку, почти не мешая даочжану стаскивать с себя штаны. Напряжённый член почти прикасался к шее Сяо Синчэня, когда он так сидел. Сюэ Ян наклонился чуть ниже, пальцы дрожали, вплетаясь в его волосы. — Ляжешь? Сяо-гэ, я хочу тебя заласкать внутри… скользкими от масла пальцами. Мой драгоценный, как я хочу тебя взять сейчас, потрогай… отдай мне себя, отдай, даочжан. Умоляю, отдай… Сдавленный шёпот захлёбывался стоном нетерпения, Сюэ Ян ждал, лаская его лицо, шею, плечи. Очаровательная чувственная игра — он уговаривает, ждёт разрешения, давая своей святой сволочи почувствовать пьянящее ощущение власти. — Сяо Синчэнь… сдавайся. Я ведь с ума сойду сейчас, а с безумца какой спрос? *** Пощекотать языком поджавшийся живот, когда Сюэ Ян вытянулся, чтобы стянуть рубашку. Поднять руки, чтобы он раздел его. Пробежать кончиками пальцев вверх по груди, до соска, дотронуться только и погладить снова вниз ладонью. Сяо Синчэнь в таких простых вещах открывал целый мир, который назывался «Сюэ Ян», и от восторга сердце болело. Он дотронулся до его напряженного члена, взял в руку, коснулся губами, кончиком языка. Синчэнь краснел от одних только таких мыслей, а Сюэ Ян это все говорил, не стесняясь, без стыда и так красиво, что даочжан эти слова как будто через себя пропускал, чувствовал, воплощал в образы — он видел слова. Сюэ Ян так просил, что и отдать хотелось, и заставить умолять еще. Даочжан снял с него штаны почти совсем, чтобы можно было просто скинуть, а поднимаясь, оставил несколько поцелуев на нежной коже по внутренней стороне бедра до паха. Он задел щекой член, на ней осталась густая капля, и Сяо Синчэнь улыбнулся, коснулся головки, повел скользким пальцем вниз, вынуждая и без того умоляющего Сюэ Яна просить снова. Он представил себе это «заласкать внутри», сглотнул и разрешил, наконец, все, что только его ночь захочет: — Я сдаюсь. Синчэнь сместился дальше, ногой подтолкнув к себе Сюэ Яна за бедро. — Уложи меня? — он ждал, опираясь на отведенные назад руки, чуть наклонив голову. Даже свободные штаны — и те уже мешали, так сильно Сяо Синчэнь хотел. — И возьми. *** Говорят, власть портит людей… Что же, ему повезло, ему достался не человек, а даочжан. Сюэ Ян наслаждался предвкушением каждого его движения, каждой лаской, которую получал, даже самой лёгкой. Простое и невинное движение ладони по груди вниз вызывало у него поток неконтролируемой дрожи. Каждый поцелуй. Случайно прикоснувшаяся к головке члена щека. Сюэ Ян взмолился в голос, уверяя, что сейчас он умрёт, и вместо него тут появится убийца и просто страшный зверь, грубый и безбожный совершенно, настолько жуткий, что самому не по себе. — Не доводи до греха, святой, — зарычал он, когда Сяо Синчэнь, наконец, сдался. И он действительно хотел нежно уложить, зацеловать… если бы не прозвучало провокационное «уложи и возьми». Сюэ Ян коротко восторженно взвыл, нападая на него как обезумевший. Коротким пинком отправил свои штаны куда-то по комнате, подхватил своего даочжана на руки, демонстрируя, что он совершенно здоров, несколько раз резко повернулся вокруг себя, сбивая его с толку и вынуждая цепляться за себя. — Мой! — коротко рявкнул он, укладывая добычу на кровать и тут же сдирая с него остатки одежды, навалился сверху и сжал со всей дури. Целовал жадно, мучил губы, вылизывал кромку зубов, ловил его язык, голодно стонал в поцелуй, и не мог успокоиться, шарил руками по любимому телу, как будто пытался смять его и вылепить заново. — Я не могу на тебя насмотреться, — выдохнул он. — Может, потом я возьму тебя по-другому, но не сейчас. Сейчас хочу тебя видеть. Он немного унялся, устроился на коленях между раздвинутых ног Сяо Синчэня, выглаживал их, совершенно без стыда рассматривал даочжана, как будто первый раз увидел. Подложил подушку под его ягодицы, устроил тонкую щиколотку у себя на плече и ласкал пальцами, не прикасаясь губами, только дышал на тонкую кожу, иногда трогая кончиком языка. Масло он умудрился не пролить, щедро плеснул в ладонь, распределяя по пальцам. Обхватил скользкими пальцами член даочжана, обвёл головку, жадно прикусил тонкую кожу на бедре, стараясь сдерживаться и не слишком напористо поглаживая туго сжатый вход в тело. Он намеревался измотать Сяо Синчэня, а для этого стоит вооружиться терпением и… да, и добавить ещё масла. Скользкий палец скользнул внутрь, и Сюэ Ян закусил губу, жадно глядя в лицо даочжана. — Какой ты жаркий, гэгэ. Горячий внутри. Шелковистый и сладкий. Такой тесный… Ты чувствуешь? — он толкнулся пальцем глубже, легко прикоснулся к самому сладкому месту и несильно надавил. — У тебя член подрагивает, когда я так делаю… и живот напрягается. Согни ноги в коленях. Это очень… уязвимо. Красиво. Беззащитный даочжан, весь мой… *** Все изменилось мгновенно, от слова. Поразительно, но заклинания сильнее, чем «возьми», Сяо Синчэнь, похоже, никогда не использовал. Он довольно улыбнулся, но тут все куда-то полетело, закружилось, как ураган, и Синчэнь оказался в самом его сердце. Он вскрикнул, ухватив Сюэ Яна за шею, от неожиданности слишком сильно, тьма завертелась вокруг него, в нем, в крови, побежала по венам и наполнила сердце, а последней каплей стало это «Мой!» — решительное и неоспоримое, от того, кто только что умолял. С этим невозможно было спорить, и Сяо Синчэнь согласился, как только сумел вдохнуть: — Твой. Он захлебывался в силе Сюэ Яна, стонал от того, как сжимали руки его тело, в котором Сяо Синчэнь всегда знал скрытую от других силу, но с Сюэ Яном оно становилось хрупким и податливым, покорным и способным подчиняться, потому что ничего кроме счастья эти руки подарить не могли. Даочжан тяжело дышал, кусал и облизывал губы, как будто не хотел, чтобы даже неуловимое мгновение от жадных поцелуев растаяло и исчезло просто так, нераспробованным. То, что было ярким и пылким, Сюэ Ян опять сделал нежностью, но другой — хищной, опасной. Синчэнь почувствовал, что сдался по-настоящему, что он и правда завоеван и побежден, отдал Сюэ Яну право на свое тело, а взамен получит сейчас все оттенки чувственной и властной темноты. Он очень хотел ее услышать, даже в неуловимом звуке масла, льющемся на пальцы, поэтому постарался успокоиться и даже дышать осторожно. Сяо Синчэнь вздрагивал, напряг живот, замер на вдохе, когда пальцы Сюэ Яна обхватили член. Масло давало совсем другое восприятие ласк, это стало новым открытием, и даочжан нервно улыбнулся и тут же прикусил губу, ожидая. А потом стало жарко, мурашки побежали по телу, разгоняя смущение, страх и возбуждение. От этого прикосновения внутри Сяо Синчэнь прогнулся, безотчетно разрешая Сюэ Яну скользнуть глубже, сделать больше, показывая, как он этого хочет. И опять так много слов. У Сюэ Яна совсем нет стыда, чтобы говорить все эти вещи, и деться от них совершенно некуда, и это так странно — слушать и не запрещать. Что-то такое неправильное было в желании ответить на его вопросы, невозможности заставить себя сказать хотя бы «да», в запретности слов для Синчэня и в жадном желании слышать еще. И пока Сюэ Ян так откровенно заставлял даочжана видеть себя распутного и покорного в темноте, в сердце Сяо Синчэня полыхало это смятение и только делало его еще более уязвимым. А Сюэ Ян сказал — это красиво. Синчэнь согнул ноги, немного приподнялся на подушке и, мучительно сражаясь со смущением, все-таки сдался желаниям: — Сюэ Ян... Не молчи. И несмело протянул руку, как будто голоса можно было коснуться. *** Даочжан такой только для него, только с ним, это очень секретное, очень нежное таинство, которое больше никто не видел, и не увидит. И даже если попытается увидеть, то останется без глаз… и без головы, Сюэ Ян просто не оставит в живых любого претендента. — Мой самый драгоценный, — он и не мог заткнуться сейчас, покрывая кожу Сяо Синчэня влажными жаркими поцелуями. — Позволь себе больше, разреши себе! Тебе ведь нравится? Наверное, даочжану повезло, что он сейчас не видит. Сюэ Ян вообще не контролировал своё лицо, это была увлечённость одержимого. Он поймал губами его пальцы, раз уж Сяо Синчэнь так доверчиво протянул руку, ласково сжал зубами, склонился ниже. Тёрся щекой об его член, при этом вылизывая пальцы, сходил с ума от его раскрытости, доверчивой горячности. Медленными ритмичными движениями растягивал под себя тугой вход, не забывая о главной цели — заласкать изнутри, довести до изнеможения. — Потрогай… Он шептал, срываясь на жадный стон, уложил пальцы даочжана чуть ниже мошонки, помогал ему гладить и трогать себя, обвести кончиками пальцев растянутый анус, трогать свои пальцы, которые погружаются в его тело. — Сяо Синчэнь… потрогай. Попробуй сделать так же, добавь… твоё тело создано для ласки, такое отзывчивое, гибкое, жаркое. Я люблю тебя всего, целиком, везде, ты такой чистый, что смотреть больно… не могу не смотреть. Сюэ Ян захлёбывался словами, стараясь сказать больше, обласкать его словами так же жадно, как руками, губами, языком. Он прицельно и нагло дразнил его, наглаживал изнутри, растягивал, не давал времени задуматься, схватиться за скромность и прикрываться ею. — Здесь… прикоснись здесь… — Сюэ Ян втянул в рот его член, жадно ласкал, давая даочжану трогать свои губы, считывать кончиками пальцев, как он его сосёт, вылизывает, тщательно прорисовывая языком каждую венку. — Я не могу больше, Сяо-гэ… в тебе уже четыре пальца. Я еле держусь, честно. Какой ты горячий внутри, какой нежный… как я хочу тебя взять, тебя невозможно не хотеть. Скажи мне… скажи мне ещё раз. Скажи, чтобы я взял тебя, гэгэ, Синчэнь, боль моя, жизнь моя, дай мне забрать тебя. *** Почему он спрашивает? Он ведь видит, не может не видеть... Хочет услышать? Но со словами у Сяо Синчэня пока плохо получалось справляться, то есть наоборот — он с ними как раз справился, потому что все еще боялся словами выразить все, что чувствует, не знал — как. И насколько — больше? Разве бывает больше? Он и так позволил себе все, вот Сюэ Яну больше — это даочжан представлял и понимал, а себе? Но ласки уносили во тьму так нежно и настойчиво, что Сяо Синчэнь слишком быстро в ней тонул. — Так хорошо... — прошептал он, выгибаясь еще, подаваясь немного вперед, навстречу, и снова задохнулся, чувствуя одновременно и язык, и пальцы внутри, и прикосновения к щеке, так много сразу, что не знаешь, как дышать, — Сюэ Ян... Он до сих пор не издал ни звука, как будто боялся что-то пропустить, если позволит себе это, но тут не сдержался. Касаться себя... как это? И как — откровенно, под его взглядом касаться?.. Это же... неправильно. Даочжан тихо застонал, чувствуя, как противоречит этому все, что с ним происходит. Сюэ Ян говорил, какой он чистый, прекрасный, а Синчэнь совсем потерялся в мыслях, таких противоречивых, как будто в нем сейчас жило два человека. Один отчаянно смущался, стыдился и боялся — самого себя, а второй так же страстно хотел все попробовать, понять и увидеть, ведь Сюэ Ян все показывал, настойчиво, совершенно безжалостно к его трепетным сомнениям, и с каждым движением Сяо Синчэнь отступал. Он сам не заметил, как сильнее раскрывается, как тонкие пальцы, уже скользкие от масла, касаются повсюду, исследуют собственное как оказалось незнакомое тело, как он уже смотрит на ласки Сюэ Яна — с любопытством и опаской того, кто впервые узнает что-то тайное. И губы, обхватившие член, такие горячие под прикосновениями, и сами движения — все легко вообразить, слишком легко, так же легко, как Сюэ Ян снова и снова прикасался внутри к этой точке, что сразу же хотелось еще, нового скольжения, проникновения, быстрее, но все-таки чтобы не заканчивалось. Сяо Синчэнь жарко дышал, пальцы скользили то по лицу, то по губам Сюэ Яна, то зарывались в волосы, то обхватывали член, когда он почти отпускал ... невыносимо. Даочжан застонал, чуть ли не насаживаясь на скользкие горячие пальцы, Сюэ Ян так незаметно снова создал эту иллюзию — будто не он, а сам Синчэнь себя изводит, не соглашаясь, а он только просит. Даочжан поймал его слова, коснувшись губ, палец тут же проник глубже в рот, скользнул по кромке зубов и острым клыкам, к языку. Сяо Синчэнь изогнулся, двинулся вперед, забыв уже совершенно обо всем, только на краю сознания мелькали еще какие-то отсветы смущения, тень того даочжана. Пальцы Сюэ Яна снова дали это острое яркое прикосновение, Синчэнь вздрогнул, но этого оказалось мало, недостаточно совсем. — Сюэ Ян, я хочу ... хочу тебя внутри, пожалуйста, — он резко отодвинулся, чтобы освободиться от настойчивых пальцев, лежал перед ним, совсем безщащитный, раскрывшийся, дрожал от желания и тяжело дышал, измученный и теперь еще такой голодный — получить так много и ничего, это жестоко и прекрасно. — Возьми, как хочешь. Хорошо, что представить себе подобное Сяо Синчэнь не мог даже теперь, наверняка сам себя испугался бы, но это он поправил подушку, сильнее раздвинул ноги и еще немного согнул в коленях, это он просил и ждал, и он, не зная куда себя деть от нетерпения, сам приласкал себя, коснувшись пальцами истекающей вязкими каплями головки, и севшим голосом повторил: — Я хочу, возьми. *** Самый страшный в мире момент — когда получаешь то, чего так долго домогался, и сладкая обволакивающая жуть подступает к сердцу. Сюэ Ян ничего не знал про уязвимость до этого момента. Отчаянное доверие Сяо Синчэня, весь чувственный голод его тела, бездна его изголодавшейся души — всё в его руках, весь даочжан, без остатка, как на краю бескрайней пропасти. Толкни — и он разобьётся насмерть. Вот это — настоящая уязвимость. Сяо Синчэнь робко трогал себя, и на его лице так ясно читалось, что это впервые. Что он никогда себя даже не трогал. Жаркая обжигающая чувственность, смешанная с потрясающей невинностью. Раскрытый, возбуждённый, весь сосредоточенный только на нём… Сюэ Ян забыл как дышать. И как говорить. Особенно когда даочжан нетерпеливо снялся с его пальцев и развёл ноги шире, согнув в коленях. — Сяо Синчэнь, — задушено выдохнул он, медленно прижался губами к его пальцам, обводящим влажную головку. Ласкал медленно, но при этом торопливо плеснул масла себе в ладонь, провёл по своему члену, нетерпеливо дёрнулось горло тяжёлым голодным спазмом. — Мой невозможный… Дальше оттягивать просто невозможно. Сюэ Ян и так едва держался на грани рассудка, поэтому может и не удержался. Так набрасываются на жертву, которую нужно сломить и присвоить. Остатками ума он убеждал себя, что всё сделал правильно, что даочжану не должно быть больно. Он торопился, как будто даочжана отнимут прямо сейчас, вот такого — разгорячённого его ласками, беззащитного и полностью обнажённого, с сердцем настежь. Сюэ Ян приставил головку члена к его раскрытому анусу, мягко толкнулся вперёд, и всё полетело к чёрту. Его не хватило. Ощущения оказались слишком сильными. Он не мог остановиться, вбиваясь в это любимое тело с осатаневшей жадностью, то наваливался всем телом, выбивая из него дыхание, то поднимался на коленях, разводя его ноги ещё шире, как будто пытался разорвать, и смотрел, как член выходит почти полностью, чтобы с размаху вбиваться до упора. Упёрся ладонями в его плечи, пригвоздив к кровати, и одержимо брал, присваивал, как будто клеймо ставил где-то в глубине его тела. — Сейчас… — он голодно рычал, убрал к чёрту эту подушку, подался назад, полностью выходя из его тела и погрузил в раскрытый анус пальцы, обвёл одним движением, и ловко перевернул Сяо Синчэня на живот, вздёрнул на колени и надавил между лопатками. — Так ещё приятнее… попробуй, гэгэ… Узкая спина, которую он столько раз трогал с совершенно невинными результатами. Худые подтянутые ягодицы так и просятся в руки. Сюэ Ян стиснул зубы, снова овладев им, застонал, рывками натягивая на себя. Так ещё глубже, и пошлые влажные шлепки невероятно возбуждают. Он сжал пальцы вокруг члена своей восхитительной святой сволочи и начал ласкать в такт своим толчкам. *** И все равно не сразу, ну какой же жестокий... — Сюэ Ян, — Сяо Синчэнь застонал от новой ласки, — Про...ааах. Он даже не успел ничего, разгоряченные мышцы не сжались, как в прошлый раз, Синчэнь впустил в себя Сюэ Яна сразу, без боли, чувствуя, как плавно и глубоко он входит, наполняя собой. Даочжан шумно вдохнул, а выдохнуть уже не смог — Сюэ Ян обрушился с такой силой, что Синчэнь только вцепился в него, оставляя на плечах царапины, но боль от них просто не пробилась в сознание через шквал эмоций и ощущений. Бешеный, голодный, сумасшедший, абсолютно безумный Сюэ Ян двигался с такой мощью, что Сяо Синчэнь вскрикивал на каждом вдохе. Это оказалось так потрясающе, не похоже на прошлый раз, как будто в первый. То удовольствие, которое плавило тело, пока Сюэ Ян мучил его, сейчас отступило перед таким напором, но превратилось в другое, похожее на вспышки, и Сяо Синчэнь разочарованно вздохнул, когда Сюэ Ян отстранился. Как будто их разлучили, хотя это длилось всего пару мгновений, до нового рывка, с которым даочжан по-настоящему закричал. Он выгнулся до обжигающей боли в спине и разведенных бедрах, словно ему сейчас выломает все кости, разорвет мышцы, а пальцы раздерут простыни и просто в щепки превратят дерево кровати. Спасла властная хватка, от которой Синчэнь распластался и не смог больше двигаться наверх. Толчки стали во много раз острее, появилась боль, но ровно такая, чтобы снова почувствовать, как сладко в этом накале растекается огонь по телу, когда член задевал внутри то самое место, по всей длине обжигал быстрым скольжением и обратным тоже. Сяо Синчэнь стонал, извивался, тело пыталось вырваться, чтобы можно было потянуться выше, прижаться, обхватить руками, но Сюэ Ян решил иначе. Он опять все закончил, опрокидывая даочжана в новое ожидание, еще и безжалостно обостренное этим движением пальцев, так что Сяо Синчэнь снова нетерпеливо подался навстречу, он так хотел еще, что готов был крикнуть «куда ты ушел, вернись!», но только сдавленно охнул, когда Сюэ Ян его перевернул. Тут же представилось, что будет дальше, бросило в опаляющий сердце жар. Попробовать? О, он страстно желал испытать и это, поддался, рухнул на локти и, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает, и как это выглядит, прогнулся в пояснице и тут же получил, что хотел. Дикие рывки голодного зверя, неудержимого, уже не способного думать ни о чем, только — брать. Сяо Синчэнь от этого совершенно терял рассудок, в бешеном ритме ловил отрывистые ощущения, которые сплавлялись в одно — боль яростно сжимавших бедра пальцев, звуки шлепков и его собственные такие порочные стоны, сладкие, бесконечно тягучие волны удовольствия при каждом движении внутри, и если еще немного прогнуться... Даочжан снова застонал, кусая губы, потому что это дало очередной всполох, а потом Сюэ Ян обхватил ладонью его член, и Сяо Синчэнь задрожал, еще сильнее выгибаясь, подставляясь сразу и под его яростные толчки, и под ласки, отдаваясь инстинктам, которые вели тело так, чтобы получить все удовольствие, которое только возможно. — Сильнее... — услышал он себя, поднялся с локтей, упираясь ладонями, и сам толкнулся назад, жестко, совершенно не думая, будет ли больно и есть ли вообще у его тела какой-то предел. Темные волосы разметались, липли к спине, он резким движением собрал их и перекинул на плечо, выгнулся сильнее и снова подался назад, вскрикнув еще громче. Насколько у него хватит сил? Желание вело, наполняло и говорило — бесконечно, тело отдавало все, что было, в голове шумело, он весь как будто превратился в огонь и не знал уже ничего, кроме того, что Сюэ Ян возьмет его всего, целиком, полностью, подчинит и растворит в себе и остановится только когда захочет. *** Такое невозможно ни взять силой, ни обманом, ни выпросить, ни украсть, ни купить. Только добровольно, только с взаимным желанием. Это поражало, изумляло до крайности, и Сюэ Ян только сильнее бесновался. Как Сяо Синчэнь извивался, стонал, кричал, почти вырывался, но и вырывался только для того, чтобы податься навстречу с такой же жадностью. Его хотелось гнуть и ломать, Сюэ Ян попытался снова ткнуть его лицом в постель, чтобы даже грудью распластался по измятой простыне, но Сяо Синчэнь оказался сильнее — упёрся ладонями в кровать, жадно насадился на член резким рывком. Сюэ Ян захлебнулся восторженным звериным воплем, не прекращая вбиваться в него. Он снова не сумел распробовать наслаждение, держался, держался, и сорвался — снова жрал, давясь от жадности. Дорвавшееся чудовище. Он оставил на спине даочжана несколько ярких царапин вдоль позвоночника, сгрёб за волосы на затылке, потянул — как будто пробовал, что ещё можно сделать со своей восхитительной отзывчивой добычей. Он замер на мгновение, уткнувшись горячим лбом в спину Сяо Синчэня, дышал тяжело, пытаясь удержать себя от буйства, но вместо этого только перехватил даочжана под грудью и поднял, отрывая его руки от кровати. Стоя на коленях за ним, он снова начал толкаться, жадно прижимая его спиной к своей груди. Жадно выглаживал пальцами трепещущее стоном горло, заставил выгнуться сильнее, едва не свернул даочжану шею, чтобы дотянуться до его губ. — Нет, это невозможно… — зарычал он, впиваясь зубами в гладкое белое плечо, жадно вылизывая шею. — Я не вижу твоего лица… Я хочу видеть, как ты получаешь удовольствие, я хочу… хочу тебя ещё… ещё… Он ведь сам повернул даочжана к себе спиной, а теперь бесился так, словно это Сяо Синчэнь пытается спрятать от него лицо. Нет, нужно всё вернуть как было. А было хорошо. Там, на камне. Сюэ Ян судорожно застонал, покидая его тело. Да, его даочжан был сильным, но не когда его снова переворачиваешь, чтобы снова со всей дури вонзиться в разгорячённое тело. Только теперь Сюэ Ян снова усадил его на себя верхом и счастливо оскалился. Так можно его обнимать сколько угодно, смотреть, как от каждого глубокого толчка искажается лицо Сяо Синчэня, как приоткрывается рот, выпуская крики и стоны. Так даочжан может дать волю своим рукам, своим восхитительным губам и зубам… — Давай, гэгэ… — Сюэ Ян снова захлебнулся жадностью. — Я хочу, чтобы ты меня затрахал до полусмерти. *** Эта хватка за волосы внезапно оказалась такой возбуждающей, что Синчэнь от неожиданности всхлипнул. Ему ужасно понравилось, но Сюэ Ян не дал распробовать. Едва он его поднял, Сяо Синчэнь обхватил его руками, чувствуя спиной, как бешено колотится сердце в груди Сюэ Яна, как он рвано дышит, захлебываясь от возбуждения и желания обладать, как он хочет, безумно хочет его. Ладони огладили бедра Сюэ Яна, но пальцы тут же впились в них — они сами, даочжан даже не контролировал, что делает, он путался, не знал, что прекраснее. Все вместе — и слова, и рука на горле, и движения, и нетерпеливое рычание — все вызывало в нем страстный горячий отклик, и Сяо Синчэнь как будто боялся что-то пропустить, отдаваясь так самозабвенно, что готов был сгореть совсем. Он запрокинул голову, но дотянуться не смог, только прикусил губу и снова со стоном насадился на член. Сюэ Яну так же хотелось поцелуев, и голод, с которым он за ними тянулся, невозможно было не удовлетворить. До хруста в позвонках, до боли Сяо Синчэнь выгнулся, отдавая поцелуй, укусил в губу, тут же вскрикнув. Все снова поменялось, Сюэ Ян опять прервал нарастающее удовольствие, и Сяо Синчэнь знал, что ему опять предстоит заново подняться к самой вершине наслаждения, а Сюэ Ян, возможно, опять решит не дать ему там остаться. Мучитель. Прекрасный, любимый, самый нужный, самый жестокий, одержимый — один такой во всей Поднебесной, и весь достался ему. Даочжан улыбнулся, выгибаясь, обнажая тонкую шею, кадык снова дернулся от очередного стона, Синчэнь запустил пальцы в длинные волосы Сюэ Яна, сгреб в кулак и рванул, запрокидывая ему голову. Ладонь накрыла горло, скользнула выше под подбородок, пальцы сдавили, даочжан наклонился над лицом Сюэ Яна, одновременно с усилием в очередной раз опускаясь на член, и замер, стискивая бедра. Он напрягся, сжал его в себе, с ума сходя от этого ощущения — как тесно и горячо сейчас Сюэ Яну в нем. — Хочешь чтобы что? — тихо спросил Синчэнь, прикусывая ему верхнюю губу, ощутимо, до крови, скользнул языком по десне, по зубам, потом глубже в рот, в поцелуе таком развратном, что никогда даже не представлял, но теперь, после всех этих слов, успев пропитаться смущением до самого сердца и выбить его из себя, Сяо Синчэнь хотел еще больше. — Чтобы что? — его голос сел от криков, стал низким и хриплым, и горло саднило даже от двух слов и на каждом вдохе. Сяо Синчэнь сильнее сжал кулак, натягивая длинные пряди, не выпуская Сюэ Яна из поцелуя, как будто собирался получить ответ только так, в губы, сильнее сжал пальцы на горле. Он поднялся и опустился опять, резко, вновь замер на мгновение и поднялся, чтобы Сюэ Ян почти покинул его тело, но в последний момент снова резко вниз, насаживаясь на член, выстанывая первые отголоски на новом витке подступающего удовольствия. Он знал, что немного прогнуться — и будет еще лучше, и с каждым движением делал именно это, добавлял сладкого предвкушения, двигался все быстрее и резче, усиливая темп. Он кричал и улыбался, в какой-то момент выпустил волосы, потому что невозможно уже было что-то контролировать, вцепился Сюэ Яну в плечи, бешено двигаясь, и чем сильнее — тем беспорядочнее хватался за него — то за шею, то за плечи, то царапая спину. Остался только ритм, ощущение обжигающей наполненности, и безумного, неотвратимо наступающего удовольствия — одного на двоих. *** А стоило ли до такой степени себя взвинчивать? Сюэ Ян только увидел эту потрясающую улыбку на любимом лице, и окончательно свихнулся. Жадно потянулся укусить за коварно подставленную шею, но не успел — только губами скользнул по горячей коже, когда Сяо Синчэнь сгрёб его за волосы и рывком заставил откинуть голову назад. Даочжан замер и так сжался вокруг его члена, пальцами сдавил горло, что Сюэ Ян понял, что ещё немного, и у него сердце распадётся на части. — Хочу, чтобы ты… Он только стиснул руки сильнее, прижимая к себе даочжана, и судорожно толкнулся глубже, преодолевая сопротивление мышц. Канул в ранящий поцелуй, лаская его язык. Где-то в груди начала раскручиваться горячая спираль, бешеным жаром затопило всё тело. — Хочу, чтобы ты меня… — вымучено застонал, выгибаясь всем телом, вцепился стальными пальцами в бёдра и помог рывком насадиться сильнее. Стон сгустился в восторженное рычание, глубоко в горле рокотало что-то хищное и дикое, а низкий хриплый голос Сяо Синчэня только раздувал пламя. — Хочу, чтобы ты меня затрахал до полусмерти, — прорычал прямо в поцелуй, скалился как ненормальный, отвоёвывая своё право целовать с жадностью, кусать эти восхитительные губы. — Чтобы ты меня измотал, затрахал, залюбил, а может даже и выебал без жалости. Как сейчас, только ещё сильнее! Синчэнь, ещё! Он так хотел именно этого, представлял себе момент, когда научит его отдаваться вот так, жадно насаживаясь на член… наивный! Сюэ Ян и половину всего не мог представить, это всё равно что любить ураган, яростный и прекрасный, неистовый, жаркий. Под кожей его святой сволочи, его чокнутого даоса, действительно пряталось чудовище — и это чудовище требовало своей законной доли наслаждения. И кто такой Сюэ Ян, чтобы сопротивляться урагану? Ха! Он ведь сам старался его вызвать, и наконец-то получил! Дикие крики сплетались в потрясающий дуэт, Сюэ Ян содрогался в припадке наслаждения от каждой полученной царапины. Спина, плечи, шея — по коже разливался настоящий огонь, безжалостно подгоняя, и он не собирался сдаваться, яростно вбиваясь в это любимое и желанное тело. Даже когда Сяо Синчэнь, промахнувшись, случайно оставил красноречивые царапины на его лице, он только восторженно взвыл и выкрикнул: — Да! Он не смог бы остановиться, как заведённый, бешено толкался бёдрами вверх, рывками насаживал даочжана на член, понимая, что сейчас не выдержит, выплеснется в него раньше, чем Синчэнь успеет получить своё удовольствие. Снова взял его член в ладонь, бешено ласкал, неосознанно попав в ритм этих жёстких толчков. Ему не хватало рук, а если бы попытался ухватиться зубами — даочжан бы просто выбил ему зубы очередным рывком. — Мой! Всегда мой! Только мой! — он уже выкрикивал это при каждом выдохе, ничего не соображая. *** Ответ оказался таким щедрым, что горло свело судорогой, настолько далеки были эти слова Сюэ Яна от всего, что даочжан только мог себе представить в самых стыдных предположениях. И поразительно, как эти распутные, непристойные слова делали их общую тайну мистической, почти сакральной. Нужно упасть на самое дно похоти и страсти, чтобы понять, как чиста их любовь — нет запретов, нет стыда, они могут быть друг с другом настоящими и абсолютно чистыми, прозрачными, звенящими... Сяо Синчэнь никогда не думал, что к этому вообще может прийти обычный человек, к такому уровню доверия, что самый страшный враг, самое опасное чудовище во всей Поднебесной становится тем, в ком можно бесстрашно раствориться, отдать себя без остатка, и получить все то же взамен ни в чем ни на миг не сомневаясь — полная и безграничная свобода, для которой не нужно ничего, просто отпустить себя. «Как сейчас, только еще сильнее...» Никакой жалости ни к себе, ни к нему, никаких ограничений. Сяо Синчэнь двигался, не думая ни о чем, они совпали теперь даже в дыхании и ударах сердца. Он схватил Сюэ Яна за затылок, прижал к себе лицом, не отпускал. — Еще... — потребовал даочжан, чувствуя, как израненные губы касаются ключицы, — Еще. Чтоб в кровь, Сюэ... Ян... еще... Наверное, он сошел с ума? Но Сяо Синчэнь и правда хотел укусов, не просто следов — их уже мало, а настоящих ран. — Не надо, — он заставил Сюэ Яна не трогать, вернул его руки к себе на спину и прижался сильнее, вязкая влага растекалась между ними, член скользил по животу Сюэ Яна и уже этого хватало с избытком. Не нужно больше никаких ласк — Синчэнь и без них улетал в темную бездну, — Просто... держи... меня... Горло, легкие — они не справлялись с криками, севший до боли голос глушил их, но, даже лишившись голоса совсем, даочжан мог бы кричать. Он хватался за свое огненное чудовище, насаживаясь сильнее и сильнее, чувствуя, как Сюэ Ян вбивается в его тело словно зверь. Синчэнь уже не знал ничего — не осталось тела, ни мышц, ни костей, только затопившие разум ощущения, сладкие, горячие, обжигающие, с болью, с тяжелым дыханием, с запахами их страсти, влажной разгоряченной кожи и крови. Он знал, что вытащил из Сюэ Яна уже все силы, и из себя — тоже, но когда казалось, что их нет совсем даже на вдох, все возвращалось снова, заставляя не останавливаться. Даочжан брал Сюэ Яна так же, как он его, словно они оба сражались в жестокой и беспощадной битве за право отдать друг другу все, что есть до последнего удара сердца. — Не... отпускай! — сорвался Сяо Синчэнь, и забился в судорогах, жестоко хватаясь за Сюэ Яна, стискивая его бедрами и руками, и продолжая двигаться, вздрагивая при каждом рывке, просто потому что не мог уже остановиться. Он выгнулся, прижался грудью и ощутил, как между ними горячо выплескивается семя, как тесный жар его тела с каждым спазмом сжимается еще сильнее, затапливая Сюэ Яна диким, первобытным удовольствием. — Бери. Бери. Бери еще... всего... забирай... — сипло шептал даочжан, все еще вздрагивая и с той же силой хватаясь за Сюэ Яна. *** Ему хорошо и без вот этой ласки? Вот просто хорошо, потому что он отдаётся? И отдаётся так жадно! И в кровь… Он оттягивал неизбежное, пытался. Вцепился зубами в нежную кожу, коротко рванул в сторону, расчётливо разрывая кожу так, чтобы рот наполнился кровью, но рана не оказалась опасной, и тут же резким толчком вошёл до упора. Сюэ Ян сошёл с ума окончательно и всерьёз. В нём гармонично смешивалась нежность и яростное желание причинять боль, а Сяо Синчэнь как специально подгонял его, провоцировал, цеплялся за него, жадно насаживался на член. Оставалось только подчиняться — и от этого Сюэ Ян мог только жадно стонать, рычать, выть… он не сдерживал криков, не умел любить тихо и скромно. Он вообще не умел любить и не знал, как это бывает у нормальных людей — даочжан был совершенно прав. С какой страстью Сяо Синчэнь отдавался, это невозможно представить, нельзя даже заподозрить даочжана в том, что он способен на это. Сюэ Ян не отпустил бы его ни за что, и каждую судорогу встречал злым толчком и всё крепче сжимающимися вокруг любимого тела руками. Натягивал на себя, прижимал со всей дури, чтобы его член тёрся об живот, скользил, выплёскивая семя. Даочжан выжимал из него такой же всплеск наслаждения, и прекрасно это знал. Хрипло шептал, держал крепко… у Сюэ Яна не было ни единого шанса удержаться, да он и не хотел. Он кончал долго, с откровенным стоном, терзая зверским укусом белое плечо как раз на том месте, где когда-то в даосской пещере сам вылизывал свежую рану. Его скручивало страшными и сладкими судорогами, постепенно затихающими, оставляющими совершенно бессильное, но такое обновлённое тело. — Сяо Синчэнь, — выдохнул он прямо в свежую рану и накрыл её губами, вылизывал медленно и ласково. Теперь тут останется если не шрам, то отчётливо заметный след. Он не спешил разжимать руки, не торопился уложить даочжана. Пусть отдыхает прямо так, прямо на нём. Это правильно и очень хорошо, даже когда семя начинает медленно капать из его тела, подтекая мимо опавшего члена. — Мой самый драгоценный… Шёпот обволакивал нежной лаской. В свежей ране мокла длинная тонкая прядь волос даочжана, Сюэ Ян убрал её, перед этим тщательно собрав всю кровь языком. Он медленно ласкал его спину, шею, затылок, снова спускался лаской к пояснице. — Как хорошо… кажется, я снова тебя сожрал. А ты как феникс возрождаешься. Мой белый феникс. *** По телу разливалось тепло, кровь горела, из-под губ Сюэ Яна текла тонкая прекрасная боль, даочжан чувствовал, как набирается в ране кровь, и как она вся остается на горячем языке. Сяо Синчэнь забрал все до последнего вздоха — все удовольствие Сюэ Яна, и теперь затих, но еще тяжело дышал и вздрагивал от каждого прикосновения. Он тихо-тихо постанывал от ласк, уткнувшись лицом в плечо, которое пахло кровью — то ли той, что текла из губ даочжана, то ли он искусал Сюэ Яна и не заметил. Слабость начинала постепенно, медленно и коварно подчинять себе, мышцы наполнялись тяжелой усталостью, болела спина и особенно ноги, но Синчэнь благодарно слушал все эти ощущения в себе и не двигался. Пожалуй, эта новая сила, что была им дана, появилась не просто так. Все в мире должно быть уравновешено, и если они с Сюэ Яном будут так любить друг друга, то им понадобится очень, очень много энергии, чтобы жить. Даочжан улыбнулся этой мысли, со вздохом отстранился немного, но только чтобы обнять обеими ладонями любимое лицо, наклониться к губам. — Ночь моя Сюэ Ян, — он поцеловал так нежно, как только был способен, ласково скользнул языком по уставшим и искусанным губам, в уголок рта, потом к щеке, покрывая трепетными поцелуями. Синчэнь почувствовал царапины, которые даже не помнил, как оставил, лизнул каждую, — Горечь моя, полынь. Я хочу гореть с тобой всегда... — голос, от которого сейчас остался только шепот, дрогнул, будто бы от слез, но даочжан не мог плакать. Все, что можно было бы выплакать — все счастье, от которого болело сердце, он отдавал только так, в безумной страсти, о которой даже не подозревал. Только Сюэ Ян нашел ее и только он о ней знал. «Тьма моя. Страх мой. Боль. Счастье мое». Губы коснулись виска, тонкие пальцы подрагивали, разбирая спутанные пряди, расправляя такие красивые длинные волосы Сюэ Яна. Сяо Синчэнь так и сидел, стынущие капли текли по телу, щекотали кожу, дыхание успокоилось, но стало больнее в груди, он все равно не мог себя заставить оторваться, даже не пытался лечь, и говорить тоже больше не было сил, горло сдавливало сухой болью. Потом скажет, все-все, обязательно скажет... *** Слабые еле слышные стоны из истерзанного криком горла как награда за всё. Сюэ Ян с готовностью поднял голову, когда он отстранился — как раз, чтобы подставить лицо. Жмурился счастливо, но сразу открывал глаза, чтобы всё видеть. Насмотреться. Успеть. Жизнь слишком коротка. Нет, он верил, что впереди много времени, но все его жертвы в это тоже верили. А зря. Он верил, но решил — нельзя ничего откладывать на потом, этого «потом» у него может просто не случиться. Вот и сейчас — Сяо Синчэнь сказал, что хочет гореть с ним всегда, а потом голос дрогнул так, будто он собирался сказать «но»… Страх. Вообще так бывает, чтобы любить, не испытывая страх? И спросить некого. Сюэ Ян замер, но никакого «но» так и не последовало. Может он действительно сошёл с ума, стал мнительным, чокнутым и частично даосом? Ночь, горечь, полынь. Целый океан полыни. Может поэтому он так любит сладкое, в надежде разбавить эту горечь? — Я задаюсь вопросом, — Сюэ Ян с трудом перевёл дыхание. — Можно ли любить сильнее? И каждый раз люблю тебя всё сильнее и сильнее. А когда сильнее будет уже невозможно… я начну сначала. Больше всего хотелось просто упасть набок и уснуть прямо так, не выпуская Сяо Синчэня из рук. Но если он вымотался до изнеможения, то как же даочжану сейчас? Сюэ Ян закрыл глаза, снова прижался губами к изодранной зубами ключице, скользнул языком к его плечу. Сквозь усталость его грело это горячее ощущение принадлежности, и снова мерно пульсировало золотое ядро, переплетаясь с таким же ярким, плотно прижатым к нему. Сюэ Ян хотел бы встать, поднимая его на руках, но не смог бы. Зато смог повернуться, укладывая Сяо Синчэня на кровать. Еле отлип. Пришлось насильно отрывать себя от своей любимой сволочи. Впрочем, был один бонус — он увидел, как даочжан выглядит в том месте, которое только что покинул его член. — Прости, но это невыносимо… я не могу сдержаться. Он начал вылизывать Сяо Синчэня с живота, где остались потёки его семени. Неторопливо, вдумчиво, с наслаждением, и усталость куда-то отступала от возможности вот так пошло и бесстыдно за ним ухаживать. Звериная нежность чудовища. Сюэ Ян вылизывал его член, собирал языком сладкую испарину с тонкой кожи, вылизывал натёртые края ануса, тут же судорожно сжавшегося, окунул в него язык. Поднял голову и вздохнул. — Я жалею о том, что у меня такой маленький и короткий язык. Тихо рассмеялся и сходил за влажным полотенцем. Он обтирал измученное тело даочжана, с трудом удерживаясь от безумной идеи немедленно приступить к повторению пройденного, но это была его личная жадность, телу требовался перерыв. Этим двум телам требовался перерыв. Остывший чай был еле тёплым, но это и лучше. Сюэ Ян жадно хлебнул, принёс Сяо Синчэню, помог приподняться и медленно его поил. — Ты сможешь встать утром, гэгэ? Он собирал разбросанную одежду, подобрал с пола утерянную подушку, вернул её на место. По простыне весело разбежались его личные конфеты, Сюэ Ян загнал их обратно в пиалу и обласкал жадным взглядом. — Я хочу тебя даже в свой сон, Сяо Синчэнь. Приснись мне, хорошо? *** Хотелось застыть навсегда, наверное, он даже мог бы еще долго-долго так сидеть, слушая любимое сердце, но Сюэ Яну ведь нужно отдохнуть... неизвестно еще что они там натворили с его ожогом, надо будет проверить... Мысли путались. Сяо Синчэнь со вздохом распластался на кровати, только слабо улыбнулся. Руки такие тяжелые, что невозможно ничего сделать, даочжан только приподнял кисть, пытаясь дотянуться до Сюэ Яна, облизал губы, надеясь, что получится позвать, чтобы лег рядом. Но ничего не вышло, а Сюэ Ян вдруг опять что-то задумал, его голос прозвучал так коварно и в то же время обреченно... Еще б добавил «сделай мне приятно», и тогда Сяо Синчэнь точно весь напрягся бы, как всегда после этой фразы — никогда не поймешь, о чем Сюэ Ян попросит. Но неожиданно даочжан почувствовал прикосновение, дыхание, живот вздрогнул, и Сяо Синчэнь тихо ахнул. Сюэ Ян собирал все-все по капле, и совершенно очевидно было, что закончив с животом, он займётся членом и не пропустит ничего, даже... Сяо Синчэнь вспыхнул, словно очнулся от прекрасного сладкого сна, прикусил губу, втянул живот еще сильнее. Ох... небо... Что же он творит? — Сюэ Ян... — но только ни звука истерзанное криками горло выдать не могло. Пришлось сдаться, никуда не денешься. Сяо Синчэнь улыбнулся и предпочел раствориться в этой откровенной и бесстыдной заботе, только вот не краснеть не получалось. «Нет. Слишком длинный язык, ночь моя. С него срываются все слова, абсолютно ничего не задерживается», — думал он с нежностью и не переставал удивляться, какие они с Сюэ Яном разные, совсем разные. Он пил, и каждый глоток сначала приносил боль, потом облегчение. Даочжан даже смог прошептать: — А ты? — но на этом голос перестал быть щедрым и снова пропал. Сяо Синчэнь слышал, как сыпятся по простыни конфеты и не мог не улыбаться. Спрятал. Конфеты. Ну что за человек? Один сплошной сюрприз... Но сердце сладко защемило от понимания, как ценны для Сюэ Яна эти неказистые и неловкие знаки внимания. Синчэнь незаметно накрыл одну из конфет ладонью, а потом положил себе на живот. — Приснюсь, если будешь все время рядом, — пообещал он снова одними губами. Даже сны на двоих — разве бывает столько счастья сразу? Если бы были какие-то заклинания для этого, даочжан научился бы им без промедления, ведь только во сне его темнота становилась живой и наполнялась образами. *** Если вот так сервированными, Сюэ Ян бы в два раза сильнее радовался всем конфетам мира. А разве можно удержаться? Нет такого способа. — Я буду здесь, и вообще никуда не уйду, гэгэ, — Сюэ Ян катал языком по его животу конфету. А что? Он просто ест конфету! А если она успевает при этом развратно полазить по животу, по груди, намотать несколько кругов вокруг сосков и попытается провалиться в ямку между ключицами, так это лишь потому, что даочжан умудряется делать такие вот конфеты с замысловатым воображением. В конце концов, он даже устал от этой охоты и безжалостно сожрал остатки конфеты, получая удовольствие от самого процесса. Преследовал, догнал и сожрал! Всё как полагается. А ещё он начисто забыл про ширму. Собирался, конечно, но на неё уже не хватило сил. Сюэ Ян просто забрался в постель, уткнулся носом в шею Сяо Синчэня, взял его за руку, переплетая пальцы со своими, и не спал, слушая удары его сердца, до тех пор, пока не убедился, что даочжан спит. Они спали слишком долго. Наверное. Сюэ Ян не очень чувствовал течение времени. Ему было уютно вот так, с открытой дверью, едва прикрытый одеялом, выставляющим напоказ все царапины и следы зубов. Впрочем, ощущения собственника всё равно не оставляли его. Сюэ Ян проснулся, когда почувствовал приближение собственного следящего, и Сун Лань застал его на коленях в постели, едва прикрытого, склонившегося над спящим Сяо Синчэнем. Сюэ Ян ревниво соблюдал собственные правила, и аккуратно завязывал свежую повязку, прикрывая лицо даочжана. Он оказался так поглощён этим упоительным занятием, так старался действовать незаметно, что едва заметил явление Сун Ланя народу. Растрёпанные длинные волосы, скрывающие Сяо Синчэня, колыхнулись, между прядями сверкнули глаза, мелькнули в улыбке острые зубы, яркие царапины на лице вызывающе раскрашивали композицию в сочные кровавые оттенки. — Хорошо, что ты вернулся, — хрипло сказал он, поднимая голову. — Сейчас Сяо Синчэнь проснётся и скажет, уходим сегодня или… Нет, нужно было уходить сегодня. Ещё одна такая ночь, и даочжан точно никуда не пойдёт. Не сможет встать. Сюэ Ян неосознанно гладил его пальцами, с которых мерно лилось красноватое свечение, и наслаждался закольцованной силой, быстро наполняющей и его самого, и его святую сволочь. — Где тебя носило? *** Он почти не спал, только под утро и то немного, но дело того стоило. Доверяй, но проверяй. Сун Лань доверял своему чутью и своим заклинаниям, но проверить не мешает, особенно в такой ситуации, особенно с Гусу и Верховным. Он убедился, что выиграл им достаточно времени, но и оно все-таки не бесконечно. А себе сэкономил немного нервов. Нет, много. Учитывая, что Сун Лань увидел, едва возник на пороге. Ну неужели дверь нельзя было закрыть?! И неужели... Сюэ Ян такой дурак?! Ублюдок напоминал демона, нависшего над спящей жертвой. Растрепанный, обнаженный, совершенно темный — как мерзкий мрак. Сун Лань брезгливо поморщился. Мрак над светлым существом, невинным... ну да, не таким уж невинным, но Сяо Синчэнь, наверное, единственный в этом мире, кто остается светлым всегда. Вот у него, Сун Ланя, так не получалось и не получится. Он скользнул взглядом по царапинам на лице Сюэ Яна, воображение тут же быстро подкинуло картинку: отметины на ключицах и шее Сяо Синчэня... злость вскипела моментально, ей лишь нужен был повод. — Прекрати, придурок! — рявкнул Сун Лань, глядя на видимый поток льющейся силы. Вот целую ночь загоняться, чтобы потом этот гад все к чертям отправил? — Сегодня уходим. Сейчас. Собирайся. Он окинул взглядом комнату, наткнулся на штаны в углу. Швыряться штанами в порыве страсти — первобытный варвар. — Где носило, там меня уже нет, — холодно бросил Сун Лань. — Что случилось? — донесся сиплый шепот с кровати. Даочжан проснулся. От тонкого запаха полыни, от теплой прекрасной силы и от голосов, разговор он слышал, но какой смысл вмешиваться? — Сун Лань? — голос слушался плохо, зато тело вроде не стонало. Сяо Синчэнь поднялся на локтях и обернулся к двери, — Что случилось? — Ничего страшного, А-Чэнь, — уже совсем по-другому сказал Сун Лань, в голосе вперемешку с нежностью отчетливо слышались напряжение и злость, хоть он и старался ее скрыть изо всех сил, — Нам нужно собираться, хорошо? Ты... вы одевайтесь пока, а я зайду к Чу Гуанси. Он кивнул Сюэ Яну на вещи на столе, хотя прекрасно знал, что напоминать о них нет нужды, этот ничего никогда не оставит и не забудет. — Только пожалуйста, оцени свои силы, ладно? Если ты устал, я возьму тебя на Фусюэ, — последнее было сказано скорее для Сюэ Яна, пусть и с мягкостью слов, предназначенных Синчэню. — Мы не можем задерживаться. «Твой урод разлил тут вашу силу, теперь надо уходить». На самом деле не то чтобы разлил, но бесил сам факт такой беспечности. Не след, так, ниточка, но если очень поискать, если у Чу решат искать, — найдут. Сун Лань шагнул за порог. Надо оставить лекарю несколько важных просьб, попросить укрепляющий чай для Синчэня и спросить, не слышно ли чего из поселка, где накануне побывал Сюэ Ян. Сун Лань посмотрел на небо и покачал головой, почти полдень. *** Один взгляд. Один только взгляд. Вот как у него это получается — всё насмарку, все тяжёлые решения, все договорённости. Сюэ Ян вспыхнул моментально, и рывком выпрямился. Никто. Никто не смеет так брезгливо смотреть на Сяо Синчэня, чем бы он ни занимался. И уж конечно на это не имеет права тот, кто смотрит ЕГО ГЛАЗАМИ! — Собираюсь, — прорычал Сюэ Ян и нагишом поднялся на ноги, с высокой башни наплевав на все приличия. Медленно перешагнул через ноги Сяо Синчэня, спустился на пол. Даже в лучшие моменты он не испытывал такой кровожадной ненависти к Сун Ланю. Сейчас этот говнюк упал в его глазах ниже навозного жука. Помилуйте, навозного жука хотя бы есть за что уважать, он говно в аккуратные шарики скатывает. Своеобразное дерьмовое искусство. Сюэ Ян следил за каждым его жестом, пальцы нервно дёрнулись. Сейчас он мог призвать не только Цзян Цзай. В таком бешенстве и Печать откликнулась бы. Неизвестно, чего хватило у Сун Ланя, что он вышел за дверь. Вряд ли ума. Скорее безголовости. Он медленно перевёл дыхание, заставляя себя успокоиться. Но успокоиться он не мог. Да как эта тварь смеет брезговать Сяо Синчэнем?! — Этот своей смертью точно не умрёт, — прошипел Сюэ Ян в закрытую дверь, на миг закрыл глаза, резко обернулся. — Не волнуйся по ерунде. Твой Сун Лань ведёт себя как мудак, и мы проявим великодушное понимание. «Мы — это он и Цзян Цзай. И Печать, пожалуй». — Но если он говорит, что нужно уходить сейчас, я предпочитаю прислушаться. Он одевался быстро и чётко, успел выложить для Сяо Синчэня чистое и новое, с гордостью убедившись, что правильно подобрал размер. Ну, по крайней мере нижние штаны из ткани… помягче. И подороже. Просто потому что раньше даочжану может и не требовался такой комфорт, но раз сейчас он явно открывает новые возможности своего тела. — У тебя голос сел, гэгэ. Ты не заболел? — Сюэ Ян прижался губами к его лбу, вроде жара не было. — Как ты себя чувствуешь? Может действительно, лучше на Фусюэ? Сяо-гэ, — он смешливо всхлипнул и сделал жалобное лицо. — Я злюсь. Меня спасёт только твоя конфета из твоих рук. Скорее, пока он не вернулся, преврати чудовище в человека. А то так, глядишь, действительно придётся его убивать прямо тут. В саду есть прекрасный колючий куст, под которым можно закопать этого редкостного дебила. Но если он ещё раз позволит себе такой взгляд в сторону Сяо Синчэня, смотреть дальше будет нечем. *** Сяо Синчэнь медленно сел – чуть склоненная голова, нахмуренные брови, пальцы сжимают простыню. — Ты злишься, — шепотом сказал он, просто потому, что громче говорить не получалось, — Сун Лань старается, правда. У него получается так же, как и у тебя, вы оба очень стараетесь. Зачем он все это говорит? Сун Лань груб, но было бы странно, если б он обрадовался. Сюэ Ян в бешенстве, но лучше уж пусть явная злоба, чем затаенная, с улыбкой на лице, после которой – Сяо Синчэнь это отлично знал – вокруг погибает все живое. Даочжан вздохнул и потрогал разложенную рядом одежду. Эта забота, простая и правильная, грела сердце, Сюэ Ян подумал обо всем, хотел, чтобы было удобно и чисто – все для него. — Спасибо, — и успел обнять, пока Сюэ Ян трогал его лоб, — все хорошо. Это … — щеки совсем немного порозовели, — … это просто я кричал много. Сяо Синчэнь развернул конфету, вложил ему в рот, чуть надавил, ожидая свои законные прикосновения, ласковый язык и губы. — Считаю до трех, — с улыбкой прошептал он, — на счет три мое любимое чудовище превратится в моего любимого человека, — не дожидаясь, пока Сюэ Ян доест конфету, даочжан потянулся к нему, нежно касаясь губами уголка рта, — Самый дорогой на свете, раз… два… три… получилось? – он спрашивал, а сам как будто и не сомневался. Разумеется, получилось. Любимое чудовище и любимый человек – одно существо, две стороны, одинаково равные, важные, нужные, обожаемые. Сяо Синчэнь неохотно поднялся, ушел к воде, обернув бедра простыней. Он умывался, чувствуя, как вода стекает по шее и ключицам, ласково дразнит оставленные Сюэ Яном укусы. Разве можно тут торопиться? Придется. И одеваться, и собираться, и лететь… — Ты знаешь меня наизусть? Одежда впору, да? – Сяо Синчэнь завязал пояс и расправил ладонями ханьфу на бедрах. Наверняка белое… надо перестать носить белое, а то Сюэ Ян вечно стирает, постоянно стирает его белые одежды. А еще на них очень видно кровь. Почему он об этом думает? Сяо Синчэнь потрогал рукава, прежние были длинными, но как-то жить не мешали, и он вообще как-то не задумывался. Вспомнилось про обрезанный рукав, и Сяо Синчэнь улыбнулся, но тут же стал серьезным — Сун Лань пришел. — Вот, выпей, это придает сил и… — Сун Лань явно смутился, — лечит горло. Сяо Синчэнь принял душистый отвар, сел за стол и налил две чашки – для себя и для Сюэ Яна. — Спасибо, — он послушно пил небольшими глотками и думал о том, что Сун Лань точно не станет бросать слов на ветер. Раз говорил, что надо торопиться, значит это важно. — Я могу лететь, ты не волнуйся. Но сомнение Сун Ланя почувствовал даже слепой в повязке. — Правда, — добавил Сяо Синчэнь мягко, но так, что ясно было – обсуждать этот вопрос больше не станет. — Ты был далеко? Он помолчал, делая еще один глоток. Сюэ Яну друг рассказывать точно не станет, но ведь он сам может спросить. Даочжан не сомневался, что Сун Лань не проверял, где и зачем был накануне его враг, но решил, что если сам Сюэ Ян это услышит, быть может, оба будут меньше злиться. — Да, — Сун Лань сел рядом, и Синчэнь едва заметно, но все-таки отстранился, как будто в задумчивости что-то переставив на столе. — Я возвращался назад. Оставлял там кое-что, талисманы, пару следов, просто нужно было проверить, есть ли поиски и насколько успешны. Они ушли по ложному следу, но ищут, А-Чэнь. — У нас есть время? – даочжан спокойно кивнул и допил чай. — Есть. — Тогда к Баошань, напрямик. ** Вот так. Лучше честно признаться, лучше почувствовать себя смешным, а местами и совсем дураком, чем раз за разом разрушать то чудесное, только что созданное. Его Сяо Синчэнь кричал ночью под ним, кричал много, кричал до того сильно и страстно, что сорвал себе голос. Сюэ Ян раз за разом твердил себе, что Сун Лань — самый дорогой человек для его самого дорогого человека, что ему можно, наверное, простить многое… Как кошке, которая сдуру нассала на край дорогого ковра — просто потому что кошка, и просто потому что дура. Не станешь же убивать любимую кошку, сколько бы ни стоил тот идиотской ковёр? Ну а если ты терпеть не можешь эту кошку, но до смерти любишь того, кому эта кошка дорога, разве захочешь причинять ему боль, мучая кошку? А ведь он так и сделал. Он мучил кошку, чтобы сделать ему больно. Вернее, не кошку, а Сун Ланя. От кошки хотя бы польза — кошка мурлычет, кошка мягкая, кошка красивая, даже самый драный дворовой кот умеет красиво жмуриться на солнце и мышей ловит. Какая польза от Сун Ланя?! Сюэ Ян послушно приоткрыл рот и судорожно выдохнул, обхватывая губами пальцы Сяо Синчэня, оплёл их языком. От Сун Ланя очень большая польза. Как минимум — он помогал. Было очень сложно признаваться самому себе в том, что во многом благодаря Сун Ланю он не наломал дров. Сун Лань вовремя появился в той зелёной долине, вовремя забрал оттуда Сяо Синчэня, умудрился вернуться за своим врагом, полечить его, не скинуть с меча всю дорогу назад… Чёрт с ним, пусть ссыт на ковёр. — Я твоё любимое чудовище? Твой любимый человек? Самый… дорогой на свете? — он случайно забрал конфету. Вдохнул так резко, что едва не умер прямо тут, конфета резко влетела в горло. Сяо Синчэнь так спокойно это сказал, как будто рассказывал самые обычные на свете вещи, которые известны всем, даже маленьким детям — огонь жжётся, полынь горькая, а Сюэ Ян — самый любимый и самый дорогой на свете. Когда успело так стать? Он совсем дураком смотрел, как даочжан встаёт, скромно оборачивает бёдра простынёй, как он умывается, а потом возвращается, чтобы одеться. — Я же как этот… слышал же про змея-измерителя? Я тебя столько раз измерял, обнимая, что могу покупать тебе одежду точно впору… гэгэ, какой ты красивый в белом. Орхидея от зависти чуть не повяла. Вернулся Сун Лань, и Сюэ Ян на всякий случай быстрее начал шевелить руками. Он перепаковывал вещи. Проверил печати на сосуде с ядом, пару на всякий случай обновил — уж очень деликатно содержимое. Он вообще всё тщательно перепаковывал, пересчитывал, на всякий случай перепроверил, не украл ли машинально что-то отсюда. Оказалось — да, украл. Пиалу с конфетами. Конфеты-то его, а вот пиала хозяйская. Красивая… Он тяжело вздохнул, вытаскивая её из вещей, поставил на стол и с упрёком посмотрел на свои руки, мол, что ж вы делаете, окаянные? Слушал, расчёсывая волосы и увязывая их в хвост, увидел, как Сяо Синчэнь аккуратно выдержал дистанцию, и сердце принялось радостно дёргаться куда попало. Конечно, Сун Лань придурок, и снова натворил ерунды, и ему об этом сейчас даже не скажешь, потому что он снова встанет на дыбы… небеса, как же с ним говорить? Тут и святой утомится… он, конечно, не святой, но зато он самый любимый и самый дорогой, и самое любимое чудовище, и… Сюэ Ян опустил голову, скрывая дикую смесь блаженной улыбки и неожиданных таких нелепых и счастливых слёз, расчёсывал волосы Сяо Синчэня, лежащие волной на его спине, обтянутой белой тканью, такой идеальной, как будто только что выбеленной солнцем и морозным ветром. Нужно постараться не отпускать больше Сун Ланя шастать отдельно. Его убьют и свалят на него. И нужно очень постараться держать себя в руках. Помнить про кошку и ковёр. Он в несколько мелких глотков опустошил чашку, стряхнул капли, сунул чашку в мешочек, закатил глаза и беззвучно застонал, вытащил нечаянный трофей и вернул на стол. Нет, это просто ужас какой-то. Тут, кстати, очень замечательные подушки… Ладно, с подушками у него всё хорошо, а ещё пару одеял он докупил вчера в городе. — Ты ел? — напрямую спросил он Сун Ланя. Это базовые человеческие потребности. Еда. Вода. Сон. Если он где-то шлялся полночи, то эти базовые потребности нарушены. — Я покормлю тебя там, у Баошань, — шепнул он Сяо Синчэню на ухо. — Горлу станет легче, и ты сможешь нормально глотать. Небеса, даже слово «глотать» воспринимается как пошлый намёк. Он совершенно пропал, и это так хорошо! Сюэ Ян на всякий случай ещё раз проверил комнату — не забыли ли чего. Внимательно прислушался — даже Печать была на месте. Надёжно спала, ничем себя не выдавала, и опознать её мог только тот, кто носил в себе. Ничего. Сначала он вернёт своему даочжану глаза, а потом… нет, потом надо не дать Сун Ланю себя убить… а уже потом нужно будет как-то решить вопрос со слишком настырным Верховным. Сюэ Ян мечтательно улыбнулся. Прекрасный план! *** — Ел, — ответил Сун Лань. Госпожа Чу только что его накормила, и он не стал пренебрегать ни вкусной едой, ни тем более возможностью оставить этих двоих собираться. Решил забрать их уже совсем готовых, когда они, одеваясь, не касаются друг друга беспрестанно. Каждое такое прикосновение, улыбка, даже незаметный наклон головы Синчэня в сторону Сюэ Яна ранили его. Но этот гад, конечно, и не собирался держать себя в руках. Расчесывал, трогал, а даочжан явно грелся в этой заботе дикого зверя. Так делают люди, которые вместе, по-настоящему, не только душой и сердцем. Сун Лань только зубы стиснул, вспомнив, как они могли с Синчэнем взять одну и ту же книгу почитать, или целые истории рассказывать, цепляя разные строки друг к другу, или... Они правда были родными, чувствовали вместе, жили одними идеями, смеялись и грустили вместе, и рисковали — тоже. Оба всегда знали, что одобрит или не одобрит второй, что подумает, как поступит. Только теперь, когда все закончилось, и он снова нашел Сяо Синчэня, Сун Лань задумался, почему же он никогда не решился на большее, пусть даже на самую малость? И когда вообще все закончилось вот так — вдруг? Как будто в Байсюэ что-то случилось страшнее, и Сюэ Ян именно там разрубил своим мечом что-то, что их связывало. Как же Сяо Синчэнь, поняв, что рядом с ним — Сюэ Ян, остался? Ладно, не убил, но не ушел даже... это насколько сильно надо было его полюбить? Сун Лань задавался этим вопросом каждый день, бессчетное количество раз пытался поставить себя на место Сяо Синчэня, представить себе вечную тьму, одиночество, обиду на прогнавшего его друга, враждебность целого мира... Это он должен был оказаться рядом, он — не Сюэ Ян. Только он почему-то терял время, и все чаще этот вопрос «почему Сяо Синчэнь не ушел от него?» превращался в «почему я не нашел его раньше?», пока не стал для Сун Ланя постоянным спутником, внутренним голосом, который просыпался всегда в самые кошмарные моменты. Он мучил, от него невозможно было избавиться, помогали только ярость, злость, иногда — слезы. Сун Лань моргнул и тихо сказал: — Давайте пойдем, надо. Сяо Синчэнь кивнул и встал, будто случайно снова коснувшись руки Сюэ Яна. — Полетим вместе, будешь смотреть. Между «не провоцировать Сун Ланя» и «бояться, что Сюэ Ян сорвется» даочжан без вариантов выбирал второе. Да, Сюэ Ян вроде вполне здоров, да, они могут лететь порознь, потому что Сяо Синчэнь прекрасно знал место и мог даже не сомневаться в том, что Шуанхуа приземлится точно. Да, Сун Лань тут и они не потеряются. Да... Нет. — Только обними меня крепче. Летели долго, останавливались, отдыхали. Сун Лань еще поднимался и осматривался, Сяо Синчэнь дисциплинированно ел и пил все, что велено. Чем ближе к Баошани, тем сильнее он волновался, ничего не мог с собой поделать. Пытаясь успокоиться, старался быть ближе к Сюэ Яну, чуть ли не обнимал, забывая о том, что они не одни, сердце, которое вообще-то могло бы придумать какой-то полынный план, как назло спасовало, затихло, затаилось, как будто готовилось к чему-то. Но когда мечи опустились на землю последний раз, Сяо Синчэнь сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и взял Сюэ Яна за руку. Он молчал, прислушиваясь. Пусть рядом с ним были двое, которые все пять раз проверят, он все равно слушал, не только мир, но собственные ощущения, воспоминания, их было слишком много и они вели. — Нам туда, — тихо и уверенно сказал Сяо Синчэнь, — Сун Лань, ты ведь помнишь то место? Где был старый дом. Пусть его ведут — мелькнула неправильная мысль. Ноги подкашивались, и как вот в таком состоянии идти «смотреть в светлое будущее?». Синчэнь сжал руку Сюэ Яна. Он не имеет права бояться сейчас, быть нерешительным — не с ним, Сюэ Ян не боялся, когда шел по хребту, и когда бился со змеем, а если и боялся, то не показывал. Путь через лес у подножия Баошани казался труднее и страшнее и хребта, и бешеной реки, и подземелья ... но ужас, который Синчэнь пережил, когда не нашел Сюэ Яна, все равно нельзя было с этим сравнить, никак. Что этот путь через лес в прошлое, по сравнению с теми мгновениями в пещере? Пыль. *** Ну ел, значит ел. Вообще от него пахло едой, значит, не врёт, а слишком явно Сюэ Ян решил не принюхиваться. Так можно невовремя снова затеять ссору. Сун Лань постоянно стискивал зубы, видимо пытался удержать в себе очередную ядовитую сентенцию. И пока вполне успешно. Последней Сюэ Ян забрал со стола орхидею. Обернул стебель влажной тряпочкой, поискал куда деть и не нашёл. За пазухой помнётся. В конечном итоге он осторожно устроил орхидею, заткнув стебель за пояс Сяо Синчэня. Стоит ли говорить, что рядом с орхидеей туда же отправилась веточка полыни? Впрочем, полынь он забрал всю. Рассеянно растыкал по вещам — ничего, это полезно, и запах приятный. Он вздохнул с облегчением, когда Сяо Синчэнь решил взять его на Шуанхуа. Его время полётов на мече ещё придёт… или не придёт никогда. Впрочем, если сильно прижмёт, то он точно сможет. Это Сюэ Ян точно знал. Смог же он унести даочжана, не дав подземному огню его проглотить? — Я никогда тебя не отпущу, — успокаивающе прошептал Сюэ Ян, и своё слово сдержал. Он только сильнее сжимал руки, когда чувствовал усталость, запрещал себе испытывать страх. Какой может быть страх? Никаких страхов, впереди сияет мечта, и в руках у него мечта. Конечно, Сяо Синчэнь волновался. И чем ближе к цели, тем сильнее волновался. Это было видно — никогда даочжан не ел так послушно, как сейчас. Сюэ Ян кормил не только его. Он молча и спокойно взял на себя обязанность кормить и Сун Ланя тоже, и сам не корчил рожи, ел так, словно выполнял необходимую работу. Сейчас нельзя слабеть. — Ты всё делаешь правильно, гэгэ, — он ласково пощекотал Сяо Синчэня под носом веточкой полыни. — Когда ты идёшь в верном направлении, тебя начинают одолевать сомнения. Это такая же верная примета, как тучи перед дождём. Видимо, так причудливо настроен твой внутренний компас. Ну вспомни… сравни просто. И каждый раз оказывалось, что всё верно, и всё правильно. Он не отпускал руку Сяо Синчэня, чувствовал, что ему необходима поддержка. Понятия не имел, как сделать эту поддержку достаточно сильной, чтобы даочжан не сжимал так губы. Почему он так боится? Он же ничего не теряет. Тем более что всё получится, он это точно знал, шкурой чуял. Сюэ Ян молча уставился на Сун Ланя — сделай что-нибудь, что угодно. Впереди показалась крыша. Дом действительно был старый. Ну как дом… домик. Очень небольшой. Наверное, трудно возвращаться туда, куда однажды пришёл беспомощный и в отчаянии, поэтому он сейчас такой? — Я с тобой. Сяо-гэ, ты помнишь? Я обещал, что буду с тобой в любом случае. Уже не нужно ползти по скалам или драться с чудовищем в огненной пещере, — Сюэ Ян мельком увидел странный взгляд Сун Ланя и понял, что он ничего не знает об исполинской ядовитой змее. Выразительно изобразил «потом расскажу, если захочешь», и снова повёл Сяо Синчэня дальше, ближе к этому дому. — Мы уже пришли. У нас ведь много времени, Сяо-гэ. Здесь нас не ищут. У тебя есть всё время мира, чтобы восстановить самообладание, договориться с местными хомяками. Он снова молол вздор. Что угодно, лишь бы его святая сволочь, его любимое светлое чудовище, его прекрасный и страстный даочжан… не боялся.