Затмение

Даочжан отправился в библиотеку, попробовал доделать все, но мысль, что среди романов и стихов он точно ничего не найдёт, не давала покоя. В конце концов, так и оставив книги в последних ящиках, он снова сел за тексты, связанные с Байсюэ. Читал и читал, читал и читал, снова возвращался туда, где как показалось, что-то упустил, пробовал осмыслить, переосмыслить, записывал какие-то цитаты, чтобы потом не искать, снова читал. Оно не складывалось. Даже если моментами казалось, что да, Сун Лань снова разочаровывался. И чем больше было сделано без результата, тем сильнее крепло упрямство и желание разобраться. Работа. Это — работа. Методичная и вдумчивая работа всегда приносит результат! Потому — вот эти десять свитков сегодня будут доделаны и разобраны. К девятому мысли начали путаться, усталость брала свое, но Сун Лань только черпал ци, произносил заклинания, немного медитировал и приходил в себя, чтобы продолжить. Он не видел, как село солнце, он даже не понял, что оно село где-то между столбцом про лето, что ознаменовалось сильнейшей засухой... десять лет назад, и столбцом о том, как наставник Чэнь Бо мудро распределил силы и ресурсы в это непростое время. Сычжуй вызубрил очередную главу, дважды проверил себя на знание текста и попутно придумал несколько вопросов для Цзинъи, посмотрел в окно и взялся за ноты. Это был очень непростой кусок, от цифры до цифры Сычжуй тренировал его несколько раз, тихо-тихо, то и дело поглядывая на дверь, но это только отвлекало. Тогда юноша решил, что сыграет без помех хотя бы трижды, но после второго повтора не выдержал и встал, чтобы позвать друга. Где он ходит?! Вот где?! Лань Сычжуй коснулся двери лишь парой мгновений после того, как погас последний луч солнца. Заклинания немедленно пришли в силу, и ладонь Сычжуя лишь скользнула по лаковой поверхности. — Цзинъи? — прошептал юноша и попробовал снова. Метнулся к окну, чтобы открыть ставни и посмотреть на солнце, но и ставни не поддались, — Цзинъи! Ах ты!!! — Лань Сычжуй сел на кровать, совершенно не зная, что ему делать. Ну ладно, не надо паниковать. Цзинъи не маленький, опоздал, так ведь он честный, пойдет к даочжану, извинится. Влетит, конечно, но за дело влетит, может не так сильно влетит... не надо только волноваться. Ну какой же он дурак сам-то! Как не подумал, что надо проследить?! Ох... Звук гуциня даочжан и Сычжуй услышали одновременно. Только Сун Лань к этому моменту уже вышел из библиотеки и направлялся к комнате Ланей. Он очнулся незадолго до этого, просто потому, что почувствовал недоброе. Тишина, но что-то не так. Даочжан вышел за дверь и понял, что забыл проверить адептов, туда он и поспешил, надеясь, что беспокоится напрасно. Уже совсем рядом с жилым крылом его настиг странный звук струн. — Цзинъи!!! — донеслось со стороны комнат. Сычжуй бросился к двери, что есть силы ударил по ней ладонями, но она ожидаемо не поддалась. Звук этот! Неправильный. Кривой. Фальшивый... но все равно Сычжуй понял, что хотел сыграть Цзинъи. Ну в какой ситуации еще может понадобиться гуцинь и этот мотив? В плохой! — Даочжан Сун Лань!!! — крикнул Сычжуй, а даочжан в этот момент уже бежал к центральному двору. Гуцинь после заката. Тут и думать нечего! Холод окатил по спине, вцепился когтями в позвоночник. Времени нет, совсем нет. И Фусюэ в комнате... за ним — дальше, чем во двор. Впрочем, даочжан знал, что меч против призраков может и не помочь, так зачем тратить время? Он влетел во двор и тут же поднялся в воздух, одновременно сплетая заклятие и оглядывая пространство. Чэнь Бо стоял у треножника недвижим, а призраки его учеников окружали Цзинъи. Вот что он здесь делает?! Заклинание, сплетенное из тончайших нитей в воздухе, рвануло вперед, волной по призракам, ударило сильно, очень сильно. Темные фигуры отбросило к стенам, настолько мощным оказался удар, но разве было у даочжана время на расчеты? Сун Лань встал на ноги и увидел, как призрак Чэнь Бо поднял руку. Его армия в полном безмолвии тут же собралась снова, и на этот раз рваные черные всполохи энергии дополнили их и без того грозный вид. Стало страшно. Сун Лань отлично помнил, как столкнулся с ними впервые, нечего было и думать сражаться без Фусюэ и вообще — ему не справиться, надо решать эту проблему по-другому. Вытащить мальчишку — в первую очередь. Куда? Нет сейчас места надежнее, чем их комната, только надо туда Цзинъи доставить, отпереть, впихнуть внутрь и запереть снова, а потом придумывать, что делать. Отличный план. Добраться бы до Цзинъи! Не тратя время, Сун Лань снова взмыл вверх, снова так быстро, как только умел, создал заклятие и послал его в призраков, приземляясь ближе к юноше, пока те летели в стену. Штукатурка брызнула в стороны, с громким шуршанием оседая на плиты двора. Третьего раза так хорошо не вышло — Сун Лань успел завершить плетение, но Чэнь Бо теперь не ждал, он возник перед даочжаном, заклинание разбилось о взмах его стылых рук, будто отскочило от невидимой стены, Сун Лань только и успел, что взлететь, но все равно задело отдачей. — Ко мне иди! — заорал он мальчишке, понимая, что если они будут оба двигаться навстречу друг другу, то шанс заслонить Цзинъи и выпихнуть его в сторону комнат будет выше. И опаснее. Чэнь Бо снова поднял руки, и даочжану пришлось соображать быстрее. Он буквально выдернул поток ци, когда она еще не до конца заполнила его, было больно, но зато достаточно, чтобы алые нити более сильного заклятия сплелись в простой и лаконичный узор. Его энергия столкнулась с черным потоком силы наставника, Сун Лань очертил ладонью круг и сжал пальцы в кулак, охватывая темную мощь своим сплетенным из силы потоком. Вторая рука уже плела другое — навстречу призракам, что уже совсем близко подбирались к Цзинъи. *** А даочжан Сун Лань вряд ли его простит. Потому что у него на лице прямо огнём горела мысль, что ему навязали идиота. Одного мелкого гусуланьского идиота. Вот Сычжуй так не влип бы. Цзинъи пробивался через толпу призраков, используя короткие промежутки, пробитые заклинаниями даочжана. Не лез на рожон, старался занимать как можно меньше места в пространстве, не геройствовал вообще, и тратил все силы лишь на то, чтобы не упасть и не дать никому себе навредить. Он даже не отбивался от атак, пока сдирал с пальца бинт. Что вообще происходит? Почему в Байсюэ так много призраков, да ещё и озлобленных? Что с ними такое? Всё это требовало ответов, но не задавать же все эти вопросы Сун Ланю прямо сейчас? — Цзинъи!!! — Сычжуй не унимался. — А-Юань, всё хорошо! — Цзинъи увернулся от слишком ретивого призрака, едва не распластавшись по земле. — Ты главное не выходи. Вот теперь гуцинь зазвучал увереннее. Он перестал фальшивить, но музыкальные фразы были короткими, осторожными и прицельными. Вообще Цзинъи не был в себе уверен и боялся зацепить даочжана. Самое главное в таком вопросе — не мешать себя спасать! И он очень старался не мешать. С силой закусил губу, чтобы не бояться, и шаг за шагом приближался всё ближе. — Уважаемый, — сдавленно проговорил Цзинъи, обращаясь к самому главному из призраков, который всё пытался за каким-то хреном добраться до даочжана, вплетал свои слова в короткие музыкальные пассажи. — Я очень извиняюсь, но это мой наставник. Не были бы вы так любезны… Со струн сорвалась сияющая волна, прошла вертикально между даочжаном и стариком, который почему-то очень настырно чего-то хотел. Тут же пришлось заслоняться от многочисленных атак со всех сторон. Цзинъи извертелся на месте, стараясь успеть во все стороны. Но он был уже почти рядом, хотя призраки не пускали его. Не пускали, не давали возможность сыграть увещевание. — Даочжан Сун Лань, — пропыхтел Цзинъи. — Если Сычжуй оттуда сыграет «Покой», они хоть немного уймутся? *** Небо! У Цзинъи хватило ума не строить из себя героя! Так почему же не хватило просто уйти в комнату до заката?! Одно правило. Одно простое правило, чуть ли не единственное, на котором Сун Лань настаивал, — и вот! Злость поднималась внутри. — Молчи! — рявкнул даочжан, когда мальчишка решил поговорить с Чэнь Бо. Хорошо, что тот сосредоточился на сплетении противоборствующих потоков. Откуда-то тихо доносился крик Сычжуя, ну хоть этот заперт! А сила призрака патриарха не иссякала, и если сначала Сун Лань хваткой своего заклятия еще мог его цеплять и даже тащить в сторону, то теперь оба стояли на месте, и даочжан буквально всем телом ощущал, как силы тают. Чистый и ясный, короткий звук сорвался со струн, и связь двух потоков рассыпалась под сверкающей волной. Даочжан по инерции отклонился назад, но устоял на ногах, а Чэнь Бо на несколько мгновений застыл, будто совсем не ожидал такого вмешательства. Медлить было нельзя, восхищаться, как здорово и точно у Цзинъи вышел этот удар, — тем более. Сун Лань бросился к юноше, отметив, что почему-то не видит остальных призраков, и стоило ему схватить Цзинъи за руку и рвануть в проход к жилому крылу, как тут же стало ясно — почему. Часть армии Чэнь Бо перелетела крышу, вторая — осталась, и теперь Сун Лань и Цзинъи оказались в ловушке, зажатые в проеме крыла, в нескольких шагах от галереи в комнаты, но в полной невозможности туда попасть — с десяток призраков сзади, еще больше — спереди, у них на двоих только гуцинь и магия. Что там говорил мальчишка? Покой? — Не знаю. Пусть попробует! — ответил Сун Лань и развернулся, не выпуская Цзинъи, чтобы бросить за спину очередное заклятье. У них был только один путь — к алтарному залу. Даочжан, швыряя очередное заклинание, старался не думать о том, что он будет делать дальше. — Не смей отходить, ясно?! — приказал он, отпуская мальчишку. Одной рукой не справиться, да и Цзинъи не сможет играть. В коротком промежутке между ударами Сун Лань увидел, как за спинами призрачных адептов в лунном сиянии сверкнул приглушенный свет. Наставник Чэнь Бо возник за спинами своих темных учеников, в руке он держал меч. Меч! Страх снова заскреб где-то в самом горле даочжана. Откуда вообще у покойного патриарха меч?! Так не должно быть! Но этот неправильный факт натолкнул даочжана на одну мысль, тем более что призраки вдруг замедлили наступление. Он взмахнул руками, силой распахивая двери за своей спиной, ухватил Цзинъи как попало, втащил в зал и захлопнул двери. Руки мгновенно творили заклятия, талисманы летели один за другим, Сун Лань совершил оборот вокруг себя, запечатывая все проходы в этот зал, что соединял между собой три крыла храма. На что-то более надежное вроде обороны комнаты Ланей времени не было, но чтобы успеть уйти к алтарю — хватит. — За мной, быстро! Даочжан бегом бросился в главную святыню Байсюэ, надеясь успеть прежде, чем призрак Чэнь Бо сможет уловить их перемещение и влетит в этот зал с главного двора через центральные двери. Даочжан прекрасно понимал, что они только уходят от жилого крыла, что Чэнь Бо чувствует их едва ли не быстрее, чем Сун Лань творит свои заклятия, а Цзинъи играет мотивы, что он не успеет перекрыть алтарный зал... успеть бы к алтарю. — Быстрее! — яростно бросил он мальчишке снова и одним талисманом закрыл за ними очередную дверь. Где-то там глухо ударило в стены. Даочжан перестал обращать внимание — призраки может и не умеют думать, но чувствовать чужую энергию — точно, особенно в своих стенах. Он бросился к алтарю и успел ровно в тот миг, когда главные двери зала распахнулись. В лунном свете тускло сверкал меч Чэнь Бо, другая рука его была окутана густым клубком черной энергии, и Сун Лань знал, что там ее — бездна. За спиной учителя стояли все его ученики. У Сун Ланя не было даже мгновения, чтобы разбираться, где Цзинъи, приказать ему спрятаться или что-то еще. Он едва успел выхватить из резной подставки одну из святынь Байсюэ — меч патриарха, какого именно — не видел, схватил тот, что ближе, и поднял, когда Чэнь Бо взмахнул руками, а призраки его учеников разом метнули сгустки черной силы. *** Поможет «Покой» или не поможет — вот это уже неважно. Главное, что он не повредит, а Сычжуй будет занят, и не будет биться об двери в надежде выйти и попытаться помочь, а значит будет меньше бояться, сосредоточится и… сам успокоится. — Сычжуй, играй «Покой»! — гаркнул Цзинъи, и даже удивился, как быстро Сычжуй схватился за гуцинь. Насколько это помогало — он не видел. Да и даочжан потребовал молчать, сцапал его за руку, больно сдавив ушибленный палец, и потащил за собой. Цзинъи сцепил зубы, чтобы не вякнуть под руку чего ненужного, не отставал. Он понимал, что облажался, по крупному облажался, но кто же мог предположить, что в монастыре, прямо вот внутри монастыря, прямо вот внутри аж самого Байсюэ творилось вот такое?! И потом, он же не нарочно, он же не специально, это просто случайность! — Ясно, — чётко отрапортовал Цзинъи в ответ на распоряжение, занял место за левым плечом даочжана и с этого места никуда не отклеивался. Удобно — шаг влево, шаг вправо, и открывается вполне себе простор для атаки или защиты, но дальше чем на пару ладоней он от даочжана не отрывался. Он даже бежал следом так, как будто просто превратился в виноватую и немного испуганную тень даочжана, которая по странному недоразумению получилась более короткой и обзавелась белой лентой на голове. Как бы не облажаться ещё сильнее, чем уже есть? Это же просто призраки, их не свяжешь, против них бессильны практически все талисманы, про собственный меч можно просто забыть, зато гуцинь с собой, и вот это как раз неплохо. Он до смерти боялся, зуб на зуб не попадал, пришлось молча кусать губы и продолжать сдерживать атаки призраков, насколько у него вообще получалось. Боялся Цзинъи не призраков. Что их бояться? Они уже умерли, добрых им посмертных путей, просто что-то случилось, и они никак не могут успокоиться. Да, опасно, да, вообще-то можно тоже умереть, но это как раз не самая большая проблема. Самая большая проблема — это когда Сун Лань в ярости. Вот от этого и страшно. Цзинъи размеренно водил пальцами по струнам, накапливая силу, и швырнул навстречу массированной атаке широким полукругом всё, что накопилось, тут же подхватывая струны, чтобы обеспечить постоянный контроль. Тут уже не до увещеваний, тут приходится защищаться самому, защищать Сун Ланя. А когда они выберутся — ну… Цзинъи прекрасно понимал, что ему влетит. Влетит очень сильно, причём трижды. Сначала от обозлённого Сун Ланя, потом от испуганного Сычжуя, а потом, когда даочжан выставит его за ворота — а он точно выставит, это даже не подлежит сомнению! — Лань Сичэнь так на него посмотрит… с таким разочарованием, что лучше не возвращаться в Облачные Глубины. Он-то, конечно, вернётся, потому что прятаться недостойно… в груди тоскливо заныло. Но почему же? Почему здесь всё вот так? И ведь они не знали. С другой стороны, они прибыли посреди бела дня и он не слышал, чтобы адепты из Гусу пытались остаться в Байсюэ на ночь. Пальцы болели, сразу все. Вообще все. Цзинъи сосредоточился на струнах и перестал себя жалеть. *** Сун Лань, конечно, не мог видеть, что делает Цзинъи, не мог видеть его рук, он вообще на мальчишку не смотрел, отвлечешься на миг — и все. Рядом — и хорошо. Но мощная атака, которая сорвалась со струн, пришлась как нельзя кстати. Она отшвырнула призраков, словно сожгла их удары, и лишь двое самых старших учеников успели шагнуть вперед, их задело, но одна волна темной энергии ударила в плечо Сун Ланю, а вторую он успел отразить, взмахнув мечом. — Еще раз, Цзинъи! — велел даочжан. Он вышел вперед и шагнул в сторону, глядя в глаза учителя, стараясь не размыкать эту связь. Еще шаг — и вот уже для Цзинъи больше места, чтобы ударить, вот только призраки, все до одного, явно подчиняясь команде, не спешили вслед за Чэнь Бо отвлекаться на Сун Ланя. Даочжан совершил несколько движений, сплетая новое заклинание, бросил в духов над плечом наставника, не смотря на малое пространство взлетел под самую крышу, создавая очередное, но Чэнь Бо поднял голову, глядя на него безжизненными глазами, и взмахнул рукой. Заклятие столкнулось с черной субстанцией, и лишь его осколки долетели вниз до призраков. — Цзинъи, еще раз! Даочжан снова собрался с силами, поменял суть, создал иное оружие, сложнее, и метнул очередной удар прямо в наставника. Если они слушают его, то нет другого выхода. Заклятье пронзило плечо Чэнь Бо, тот пошатнулся, и Сун Лань в этот миг готов был поклясться, что в глазах призрака сверкнули холодные огни. Даочжан никогда не видел, чтобы все происходило так быстро — он только почувствовал, как что-то тащит его вниз, увидел обхвативший ногу полыхающий черным хлыст и в следующий момент рухнул на алтарь. Жертвенные фрукты, которые он только вчера принес сюда, разлетелись по полу, упала стойка с реликвиями и зазвенели серебряные блюда. Сун Лань шумно выдохнул и в последний момент успел отразить летящий в него удар. Или это не он успел, а Цзинъи? Он уже не знал, понимал только, что дело совсем плохо. Меч патриарха тяжело лежал в руке, Сун Лань поднял его, глядя как Чэнь Бо теперь поднимается выше, чтобы обрушить сверху очередной всполох темного хлыста. Даочжан успел перекатиться на живот, встать на ноги и убраться из зоны видимости Цзинъи, чтобы не попасть случайно под шквал энергии гуциня. Теперь это окончательно стало похоже на то, что случилось с ним в первый день. Когда сражаться можно не переставая, поднимаясь и швыряя заклятия один за другим, даже вдвоем, но этих призраков было ничем не перешибить. Ослабить на время, отвлечь, ранить — да, но они восстанавливались и снова шли в наступление. Чэнь Бо, а вместе с ним и его ученики, черпал силу прямо здесь — в этом холме, в этих камнях, стенах, в самом воздухе Байсюэ, а она не иссякала, и что с этим делать? — Учитель! — крикнул Сун Лань, снова поднимая меч, чтобы рассечь очередную темную атаку. — Учитель Чэнь Бо! С чего бы ему отвечать, если до сих пор удостоил вниманием лишь дважды, и второй раз лучше бы не помнить? Вот и сейчас не ответил. Плохо. Цзинъи вроде цел, сам он тоже, но до рассвета еще туча времени, им не выстоять до рассвета. Уворачиваясь и отражая, даочжан оказался снова у алтаря, он подобрал с пола второй меч, развернулся и уперся взглядом прямо в холодные глаза наставника. Призрака наставника. Мертвеца. Который сейчас собрался убивать прямо в алтарном зале Байсюэ. Ну вот уж нет. Перед Сун Ланем словно пелена упала, ярость затопила сердце, для страха внутри места просто не осталось. Он взлетел под потолок навстречу Чэнь Бо, руки — в стороны, открытый, и когда призрак замахнулся, даочжан уже скрестил мечи и ударил со все силы, наотмашь. Это было похоже на звон льда и всполох огня одновременно. Три меча сошлись в одной точке, Сун Лань перестал слышать все — даже звуки гуциня, лишь лезвия и стук собственного сердца. А еще совершенно отчетливо, насквозь через плоть и жилы, прямо в голову холодное и яростное «Сун Цзычэнь...». Они полетели вниз вместе. Сун Лань — раскинув руки и не успевая сделать ничего для нового удара, Чэнь Бо — уже собирая в ладони новый сплав черной силы. Удар об пол вышиб воздух из легких, один меч даочжан выронил из рук, ударился затылком, голову мотнуло в сторону и он видел Цзинъи. — Уходи за стену... — едва слышно, но отчетливо успел сказать он, прежде чем черный всполох из ладони Чэнь Бо вонзился в солнечное сплетение. Как мальчишка туда прорвется — Сун Лань не знал, и есть ли шанс... но только за стеной был хоть какой-то. «Сун Цзычэнь...» — холодная тьма топила сознание, даочжан цеплялся за меч, но не мог его поднять. Фусюэ справился бы сам, спас бы его, но в руке был меч патриарха Байсюэ, а Сун Лань им не был. *** Ты только прикажи. Просто прикажи, и будет так, как скажешь. Цзинъи даже дышать ровнее стал, сердце забилось не в таком страшном скачущем ритме — Сун Лань его звал по имени, и велел ему повторять. На призраков с равными промежутками обрушивался сияющий поток сдерживающей силы, Цзинъи вошёл в ритм, и даже покачивался из стороны в сторону, сплетая каждый раз всё более чистый и сильный поток. Но недостаточно сильный, чтобы парой аккордов покончить с этим кошмаром. Как будто у этих призраков где-то таился источник бесконечной силы, чёрной и страшной, вкрадчиво змеящейся над их плотными рядами. Учитель? Час от часу не легче. Ну и попался же даочжану учитель, кнутом охаживает. Цзинъи поёжился — посторонняя мысль тут же сбросила отвоёванное пространство, и пришлось снова сосредоточенно выгрызать у призраков сданные рубежи. И этот учитель, кстати, плевать хотел и на самого Цзинъи, и на его гуцинь. Старый, опытный, вооружённый мечом… с каких пор призраки ходят с мечами? — Даочжан, — выдохнул Цзинъи, когда понял, что они гибнут. Они просто гибнут, Сун Лань не справлялся, он проигрывал, а помощи от него вообще никакой. Гуцинь на время стих, Цзинъи судорожно затянул лобную ленту плотнее, как будто это помогало ему сосредоточиться. Как будто? Это действительно помогало. Тонкая полоска ткани вгрызлась в лоб, сдавила виски. Цзинъи сосредоточенно положил пальцы на струны. Сейчас он им всем задаст жару. И в следующий же миг жару задали ему — Сун Лань упал, отдав ещё один приказ. Уходить за стену. Цзинъи застывшими от ужаса глазами только смотрел, как мертвец вытягивает откуда-то из груди Сун Ланя силы. Силы? Или что он там тянул? Что бы ни тянул, у даочжана лицо становилось безжизненным, под глазами проступали сначала синеватые, а потом всё чернеющие тени. Смыкались ряды призраков вокруг, а он один… и у него приказ. Цзинъи сменил мелодию. Аккорды стали длиннее и мощнее, кинжальные острые всполохи между ними атаковали этого призрачного учителя, не давая ему намертво присосаться к даочжану. Цзинъи выудил из-за пазухи талисман, активировал его, сунул за шиворот даочжану. Так он должен стать легче — ненадолго, надолго он не умел, но достаточно, чтобы добраться до стены. Если получится. Он не смог отодрать призрачного учителя от даочжана, едва не разрыдавшись от такой неудачи. Если бы не было всех остальных мертвецов! Если бы у него было больше сил! Если бы он просто был сильнее! У него было несколько последовательных приказов, ни один из которых Сун Лань не отменял. Молчи. Не смей отходить. Быстрее. Ещё раз. Уходи за стену. Он выполнял их все. Молча атаковал. Молча тащил Сун Ланя за собой, смирившись с тем, что учитель Чэнь Бо убивает даочжана прямо у него в руках. Передвигался короткими сильными рывками напрямик: атака, ещё раз атака, схватить и унести, и всё это быстрее, и ни в коем случае не отходить от него, и уходить за стену. Это значит, что уходить надо вместе, потому что приказ «не отходи от меня» никто не отменял. Это сплелось в длинную серию простых повторяющихся движений, только атаки призраков каждый раз становились всё сильнее и яростнее, Цзинъи не очень понимал, как он отбивается. Уже на стене, из последних сил он попытался отцепить призрака от даочжана, обрушив по касательной вдоль груди Сун Ланя длинный аккорд. Связь только дрогнула, Цзинъи повторил, услышал, как с высоким нервным звуком лопнула струна, распустил колок, зажал обрывок струны в кулаке и наотмашь рассёк тёмный поток, как будто в руке был предельно тонкий гибкий меч, вложив в этот удар всю свою силу, которая у него только была. Он падал куда-то вниз и смотрел, как призраки смотрят сверху. Смотрят, но не преследуют. Он падал вниз, потеряв гуцинь, только уловил жалобный треск разбитого инструмента. Он падал бесконечно долго, прижимая к себе Сун Ланя, удерживая в окровавленном кулаке обрывок струны. Цзинъи потерял создание до того, как ударился об землю. *** Он не понял, когда закончилась тьма, она долго дрожала, как будто пыталась за него цепляться, она рвалась внутрь, проникала в кровь, в сознание, и все путалось, путалось... Звуки гуциня, шум, его собственное имя, которое словно вливал в голову голос Чэнь Бо, понимание, что теперь все, теперь он шагнул куда-то за черту, упустил время, снова гуцинь и голос мальчишки, значит жив еще... дыхание его над ухом, звон струны и — ветер. Сун Лань открыл глаза и увидел, как удаляется стена и призрачная охрана Байсюэ, что это значит? Он снова упал и на время перестал что-то знать вообще. Даочжан открыл глаза и увидел небо и чернеющую над ними стену. Он пошевелился и осознал, что кто-то его обнимает. У этого кого-то билось сердце и сипло шелестело дыхание, даочжан повернул голову. Цзинъи. В сердце всколыхнулась странная волна из смеси злости и облегчения. Добрался за стену. И его вытащил! А кто его просил?! Это какой-то кошмар... мальчишка валяется под стеной монастыря, а он даже пошевелиться не может или может? Сун Лань осторожно нащупал его руку на себе, скользнул по кисти, почувствовал струну и липкую кровь, накрыл его ладони своей и стал по капле мучительно вливать ци, пока кончики пальцев не ощутили биение жилки под кожей. Тогда Сун Лань расцепил руки и смог перевернуться. Отдача наступила моментально: его тошнило, била мелкая дрожь, голова раскалывалась сразу везде — и в висках, и на затылке, лоб тоже болел, а в груди давило и распирало, как будто из нее кто-то пытался вынуть сердце, предварительно расковыряв все ребра. А еще внутри кипела злость, клокотала и стонала, пытаясь залить разум и мысль о том, что Цзинъи нужна помощь. Даочжан сел, дрожащей рукой коснулся лица юноши, в голове обрывками полыхали и смешивались воспоминания, звуки, фразы, будто он все еще был там, в храме. «За мной, быстро...», штукатурка сыпется, гуцинь фальшивит и настраивается наконец, «Цзинъи!», «Сычжуй, играй покой», волна со струн, грохот дверей, «это мой наставник...», лязг мечей... Пальцы скользили вниз, нащупали пульс на шее, он машинально посчитал, ничего, не так все ужасно... потом приподнял ему голову и положил мальчика поудобнее. От этого чуть не вырвало, мерзкий вкус поднялся к горлу, Сун Лань сглотнул, зажмурился и попробовал не завалиться на бок, ухватился за землю. Он вытащил из рукава талисман, прошептал несложное заклинание и положил Цзинъи меж ключиц, на этом ци кончилась, Сун Лань тяжело лег на спину и уставился в ночное небо. Когда солнце встанет, будет легче, он знает, так и будет. Тошнило кошмарно, хотелось прям повернуться и выблевать это гадостное, мерзкое ощущение. На самом деле так и надо было, ладно, еще одно усилие... Через целую вечность, пока он переворачивался на бок, его наконец вырвало кровью, черными сгустками, но может это просто потому, что темно — так кажется? Какая разница... стало легче. Сун Лань снова лег на спину, достал еще один талисман, заложил под ханьфу на грудь и снова замер. Еще примерно через бездну времени он пододвинулся плотнее к Цзинъи, нашел его руку всю в засохшей крови и чуть сжал пальцы. Если ядро наполнится хоть немного — он сможет так отдать всю силу. — Убью, — прошептал Сун Лань и затих до рассвета. *** Цзинъи приходил в себя урывками, достаточными для того, чтобы уяснить себе, что живой, что ещё ночь, что сначала становится легче, а потом даочжан трогает его лицо. Это точно он, больше некому. А кто ещё может обещать, что убьёт его? Цзинъи даже холодно не было. Он так устал за день, так испугался в начале ночи, что сейчас даже не мог отчитаться сам перед собой на тему целых костей. Только вспомнил хруст ломающегося гуциня, тяжело вздохнул и закрыл глаза, стараясь не плакать. Под сомкнутыми веками пекло. Он даже ничем не мог помочь даочжану, а ведь ему плохо, ему точно плохо, это слышно, это чувствуется кожей. «Я совершенно бесполезный…» Далеко-далеко, где-то там, внутри Байсюэ, звучали размеренные высокие тоники, гармоничные и чистые, едва слышные. Они вплетались в ночной ветер. Сычжуй играл «Покой». Цзинъи сморгнул слёзы, проваливаясь в тяжёлое беспамятство — сил у него не осталось совсем. Он и друга подставил. Подвёл даочжана. Разбил гуцинь. Опозорил Облачные Глубины. «Лучше бы я разбился, падая с этой стены». Сычжуй играл до рассвета, не позволяя себе отвлекаться. Не зная, помогает ли это. Не имея ни малейшего понятия, что происходит снаружи. Он просто понимал, что выйти из запечатанной комнаты у него нет ни малейшего шанса, пока не взойдёт солнце — пробовал взломать печати изнутри, когда услышал, что Цзинъи просит играть «Покой». Он лучше всех других молодых адептов освоил гуцинь. У него не было другого способа помочь, что бы там ни происходило, и он не знал, может ли сейчас остановиться. Не гадал даже — просто играл, раз за разом повторяя, вкладывая в эту мелодию всю силу своей души. Пока не наступил рассвет. Напряжённый, как слишком сильно натянутая струна, Сычжуй открыл дверь. Что произошло? На монастырь напали? Он не зря вооружён до зубов… и перепуган до самых костей. Во дворе явно шло сражение, но не осталось ни тел, ни крови — только следы ударов от заклинаний остались на стенах — осыпалась штукатурка, местами треснула черепица на скатах крыш. — Цзинъи! — позвал Сычжуй. — Даочжан Сун Лань!!! Под кожу морозно забирался страх, и чем выше поднималось солнце, тем страшнее ему становилось. Он шёл по следам, опираясь на следы духовной силы, с трудом восстанавливая какие-то жидкие намёки на следы ночных событий. Частично запечатанные двери, как будто в спешке накладывали заклятья, полный разгром в алтарном зале. До стены Сычжуй добрался по тем же следам, и вот тут уже попадались капли крови — явно не от тяжёлой раны, не потоками хлестало. Мелкая кровавая роса разлеталась веером… как будто тут терзали струны изодранными в кровь пальцами. — Цзинъи!!! — Сычжуй увидел их со стены, спустился вниз. Сердце тревожно колотилось, когда опустился рядом и обнаружил следы крови на траве. — Даочжан Сун Лань, — испуганно позвал он, по очереди поймал на кончики пальцев дыхание сначала своего друга, потом даочжана. — Я сейчас принесу воды… лекарства… что принести? Чем ещё помочь? Он не спрашивал, что произошло. Это пока глупый и несущественный вопрос. Важнее привести обоих в порядок. — А-Юань, — шёпотом позвал Цзинъи, не открывая глаза. — Сун Ланю плохо. Очень плохо. Сыграй… чтобы всё стало хорошо. Не знаю что. *** Удивительно, но далекая мелодия помогала лучше всего. Она успокаивала разъяренное сердце, безумные мысли, страшное желание сделать что-то плохое. Даочжан не знал, откуда в нем это, да и не мог сейчас размышлять, он смотрел в ночное небо, слушал ветер и гуцинь. От этой музыки в памяти всплывали картины прошлого, он видел дорогу, себя, смотрел на профиль идущего рядом с ним человека, безупречный и прекрасный, спокойный, как эта музыка. «Сяо Синчэнь... Ты ведь меня помнишь?» Слеза сорвалась и скатилась по виску, а потом долго остывала, стягивая кожу. Когда-то он умирал в Байсюэ, и руки Синчэня стали его опорой, дыхание — его дыханием, любовь... сколько же в его друге любви, он как будто и не думал даже, просто принял решение — как чистой воды выпил. Сун Лань снова сжал пальцы Цзинъи, послушал, как он дышит. Мальчишка тащил его до стены, рискуя собственной жизнью. Чем он заслужил вот такие спасения? Ничем. Это ошибка. Звуки стихли, когда посветлело, и как будто наполнявший от музыки свет ушел из сердца в небо. Даочжан лежал и не шевелился, и не собирался пока, пытаясь запечатать внутри снова откуда-то взявшееся раздражение. Валяется тут под стеной... воин Байсюэ... Позор. Голос Сычжуя резанул слух пониманием, что с мальчиком все в порядке, и неизменной чистотой, но даочжан не отреагировал, а вот когда услышал голос Цзинъи, лежать тут же стало совершенно невозможно. Сун Лань как будто вдруг увидел себя со стороны, как он лежит мешком на земле, как бедный перепуганный Сычжуй пытается до него достучаться, как он держит за руку мальчишку... — Нет. Не надо играть. «Да, Сун Ланю плохо. Очень плохо. Но это — не твое дело» — подумал даочжан и тяжело сел, мотнув головой, что помогать не надо, посидел чуть-чуть и оторвал ладони от земли. Руки по-прежнему тряслись, но даочжан четко знал, что встать сможет. — Идем внутрь, поднимай его, — он даже не смотрел на Цзинъи, и так все ясно, руки небось в кровь изодраны, но спасибо, что жив остался, полежит, придет в себя и сможет отправиться домой. — Только осторожно. Он встал сам, помог Сычжую поднять друга, умудряясь при этом ни разу не взглянуть в лица обоих Ланей, они втроем медленно дошли до ворот. Внутри дышать стало и легче, и тяжелее одновременно. Сун Лань окинул хмурым взглядом последствия, через распахнутые двери глянул в алтарный зал, где даже отсюда был виден разгром. Ничего, небожители потерпят фрукты на полу, в конце концов, лучше надо приглядывать за подопечными... а он вернет им эти подношения потом, когда Цзинъи будет здоров, Сычжуй успокоится, а сам он сможет хотя бы не видеть круги перед глазами. Он поразмыслил, куда отвести мальчишку — в комнату или в кухню, посмотрел на обоих и в конце концов сказал: — Отведи его в комнату. Потом придешь. Все, надо хотя бы руки помыть что ли... воды попить... умыться. Да, кипяток еще. Даочжан медленно пошел в кухню, налил в таз воды и опустил туда лицо, задержав дыхание. Он умывался, пил, снова умывался, оттер руки, чуть не ободрав снова где-то ночью ободранные костяшки — бесился, что пальцы трясутся. Развести огонь не удалось сразу, потому что как только Сун Лань наклонился к очагу, тут же повело, голова закружилась и он едва успел подняться и наклониться над тазом, судорожно сжимая край стола. Его снова стошнило кровью. Опять вроде полегчало... Сун Лань стоял, опираясь на стол и сосредоточенно старался восстановить дыхание и хотя бы какое-то подобие внутреннего равновесия. *** Подняться? Он не сможет подняться. Он будет лежать здесь и не встанет больше. Цзинъи только тяжело перевёл дыхание и принялся помогать. Он пытался тащить своё тело сам, и с отвращением понимал, что сейчас не сможет отбиться даже от майского жука. Если, конечно, майскому жуку придёт в башку фантазия шляться у Байсюэ в середине осени. Всего два шага и под ногой захрустели щепки. Цзинъи сумрачно уставился в землю, и не поднимал головы до самой комнаты. Он рассказал Сычжую всё. Скупо, сухо, но рассказал. Просто поставил в известность, потому что нечестно держать друга в неведении. Всё равно многое просто не сохранилось в памяти, а анализировать свои действия Цзинъи не мог. — Почему ты опоздал? — спросил Сычжуй, укладывая его на кровать. — Я уснул. Просто уснул, возле кроликов. Я не хотел. Прости… — Попробуй поспать. Я принесу тебе поесть. — Я не хочу есть, — прошептал Цзинъи, натягивая одеяло на голову. Когда Сычжуй ушёл, он просто тихо заплакал, уткнувшись лицом в подушку. Сычжуй всё делал правильно. В рамках очерченных правил. Поэтому на кухню пришёл уже умытый и сравнительно свежий. Вежливо поклонился, и не потому что это было бы правильно, и вообще нипочему. Выполнение правил вносит в душу покой, а его душе сейчас настоятельно требовалось на что-то опереться. — Даочжан Сун Лань. Прошу вас, присядьте. Кухня сегодня не ваша зона ответственности. Он сделал чай, поставил варить жидкую рисовую кашу, которую обычно готовят для больных. Перебирал лекарственные травы, чтобы добавить к чаю. Всем нужно успокоиться, нужно восстановить силы. В кухне свежо запахло травами. Сычжуй поставил чашку со свежим настоем перед даочжаном, снова поклонился и подчёркнуто доброжелательно спросил: — Насколько часто это происходит? Даочжан… Вы не объяснили причины запрета покидать комнату после заката. Он очень старался, чтобы ни одна обвиняющая нотка не проскользнула в голосе. Для человека с безукоризненным музыкальным слухом это не составляет труда. Сычжуй собирался ещё что-то спросить, набрал полную грудь воздуха и только замер на месте. В кухню тихо зашёл до синевы бледный Цзинъи, набрал каши и пошёл кормить карпов, неловко прижимая к животу миску. Он двигался заторможено, как будто из него повынимали половину костей. — А если я его сейчас убью, меня оправдают? Ведь сказал же лежать! Цзинъи недолго кис под одеялом. Ему просто стало страшно, что сейчас дверь не откроется, сработают какие-то заклинания, он останется тут, а там, снаружи, что-нибудь случится с Сун Ланем, пострадает Сычжуй. Что бы ни происходило, а у него есть своя зона ответственности. Поэтому он сначала дополз до крольчатника и покормил кроликов, налил им свежей воды, а теперь сидел возле пруда и кормил карпов. Интересно, что чувствуют карпы, когда вокруг носятся призраки? Бывает ли карпам страшно? *** Он вздрогнул, когда Лань Сычжуй вошел, посмотрел через плечо, ничего не сказал, взял таз и пошел его вылить. Весил этот таз сейчас, кажется, не меньше, чем храмовый колокол. Угу, колокол, который он не поднял и теперь в одиночку, конечно, тоже не поднимет. Только вымыв как следует таз, Сун Лань сел. Он не хотел отвечать, не хотел ничего объяснять — почему он вообще должен? Сказал — от заката до рассвета, не обсуждается, нарушать — нельзя, никогда. Очевидно же, что происходит каждый день от заката до рассвета! Но юноша так старался... Сун Лань вспомнил мелодию. Всю ночь играл. Сидел там взаперти и играл... — Каждую ночь. Как сядет солнце и до первого луча, — сказал тихо и устало провел ладонью по лицу, посмотрел на отвар, — Спасибо. Явление Цзинъи словно удар по голове. Сун Лань медленно выпрямился, глубоко вдохнул и сжал зубы. Скулы дернулись, сердце ухнуло в живот и тут же поднялось к горлу. — Налей теплой воды в таз, — глухо велел он Сычжую таким тоном, что убьет его, если мальчик не сделает как велено. Сун Лань поднялся и вышел за порог, встал, привалившись к косяку плечом. Лань Цзинъи кормил карпов, и первым желанием даочжана было выдрать из его рук горшок, бросить с размаху о плитку двора, схватить дурака и швырнуть в кашу и осколки. Он закрыл глаза, зубы чуть ли не сводило, губы плотно стиснул, так что они побелели, а пальцы сжались в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Когда в последний раз он испытывал такую ярость? Может быть, когда посмотрел на Чэнь Бо, как на призрака? Нет, совсем нет. Может быть, когда увидел Цзинъи во дворе после заката? Нет. Или когда впервые услышал томный стон Сяо Синчэня, зная, кто виной этому стону? Наверное, ближе, но не так. Или... или... Сун Лань в ужасе посмотрел на мальчишку с горшком каши в руках. Он понял, когда. И это ударило под дых так, что вышибло дыхание. Сун Лань схватился за косяк, ноги чуть не подвели. Сычжуй бросился к нему, но он успел выставить руку и замотал головой. — Все в порядке... — даочжан и правда выпрямился, сипло вдохнул и несколько раз моргнул быстро-быстро. Небо... что же с ним происходит? Опять... — Все в порядке, Сычжуй... теплая вода, помнишь? Он медленно шел к Цзинъи, коснулся его плеча, когда юноша выпрямился, мягко забрал горшок из рук и поставил у пруда, взял под руки и повел в кухню. Молча, совсем ничего не говорил, совсем, потому что хоть слово — и все, он может снова это сделать. Сун Лань губы искусал в кровь, лишь бы не проронить ни слова, он усадил Цзинъи, поставил таз с теплой водой рядом и сел. Руки выглядели ужасно, просто ужасно, юноша так и сжимал струну, которая впивалась в кожу и царапала. Сун Лань взял приготовленный для него отвар и вылил в таз, осторожно опустил руки Цзинъи в воду и предельно аккуратно убрал, наконец, струну, молча отдал ее Сычжую. Будет больно, когда вода размочит кровь, но потом станет легче. Оставив мальчика сидеть, Сун Лань только кивнул Сычжую, чтобы следил, достал с верхней полки небольшой ящик с лекарствами и развел несколько капель снадобья в плошке с водой, нужно будет промыть раны. Потом достал бинты и принес на стол. Молчать, только молчать... Он все сжимал и кусал губы, они уже болели, но это только хорошо, не дает забыться... Как же внутри все гудит почему-то... Что сделать, чтобы отпустило? Что ему нужно сделать?!!! Он не выдержал. Оставил их и стремительно вышел вон, пересек двор, прошел галерею, не помня себя, ворвался в свою комнату и остановился, дико глядя перед собой, на собственную тень в свете солнца, кривым прямоугольником упавшего на пол в проем двери. Руки впились в волосы, слезы хлынули потоком. Даочжан рухнул на колени, стискивая голову, как будто это могло помочь изгнать воспоминания, весь этот ужас, который преследовал его потом... — Сяо Синчэнь... Сяо Синчэнь... — шептал он как молитву, веря, что от одного этого имени станет легче. Одежда душила, Сун Лань в порыве чуть не разорвал пояс, распустил ханьфу, дернул обеими руками рубаху так, что она затрещала и порвалась, и хрипло вдохнул, словно вынырнул из глубины на поверхность. Он согнулся, уронил голову на колени и замер, тяжело дыша. *** Сычжуй испуганно закрыл рот. Когда с тобой говорят таким тоном, лучше молча подчиняться и выполнять. С такой скоростью тёплая вода в тазу не появлялась даже у сказочных магов и волшебников. Страшный голос даочжана моментально напомнил ему, что вообще-то не худо бы и кашу не сжечь, Сычжуй убрал её с огня, и стал идеальнее своего самого идеального состояния. От того, что он не понимал происходящее, становилось ещё страшнее. — Всё готово, — прошептал он, когда даочжан напомнил о воде, и настороженно наблюдал за ним. Цзинъи не ждал, что Сун Лань придёт его вот так поднимать. Ласково. С перекошенным в мучительной гримасе лицом. От этого хотелось даже не сжаться — нет. Сразу рухнуть на колени, уткнуться лицом в землю и вымаливать прощения, умолять о пощаде. Страх парализовал его. Не было так страшно даже ночью во дворе, когда вокруг смыкалось кольцо призраков. Каждый раз, когда Сун Лань к нему прикасался, Цзинъи хотелось разрыдаться — он видел, как даочжан кусает губы, и каждое следующее предположение было страшнее предыдущего. Когда он ушёл, так ничего и не сказал, Цзинъи не выдержал и затрясся, сжавшись в комок. Он даже заплакать не смог. — Он меня прогонит, — повторял как в бреду, еле шевеля бледными губами. — Сычжуй, он меня прогонит… — Шшшш… не волнуйся. Если всё так пойдёт, то он нас обоих прогонит. А молчать я не стану. Цзэу-цзюнь должен знать, что тут происходит. И он узнает, и наведёт порядок. — Сун Лань будет против. Он не хочет чтобы кто-то… Ему почудилось какое-то движение за окном, Цзинъи обернулся, пронзительно вскрикнул и выбежал во двор. Сычжуй почувствовал, что сердце сейчас просто выпадет и останется валяться на полу. В голове надсадно билась только одна мысль: он же сказал, что только по ночам, только по ночам происходит ужасное, днём всё должно быть хорошо!!! — Даочжан! — пронзительно закричал Цзинъи, протягивая руки куда-то вверх. — Сун Лань! Сычжуй посмотрел и обмер. На мече парил тот, кто вёл его по Облачным Глубинам с острой шпилькой у горла. Преступник Сюэ Ян с хохотом утаскивал за собой даочжана Сяо Синчэня и… даочжана Сун Ланя, который был без сознания! — Не может быть, — слабо прошептал Сычжуй. — Не может же быть… Цзинъи схватил едва отмытую от крови струну и взмыл в воздух, резко ударил прямо по смеющемуся лицу, вскрикнул, когда все трое исчезли, неловко упал на землю и подхватил рассечённого пополам травяного человечка, вымазанного побуревшей кровью. — Что? Что? ЧТО ПРОИСХОДИТ? — Цзинъи истерически кричал, стискивая ладонями голову, заливался слезами. Сычжуй обнимал его за плечи, медленно укачивая. Накрыл человечка платком, чтобы не унесло ветром — ясно же, что какое-то заклятье, нужно с этим разобраться. Но не сейчас, когда у его друга сдали нервы и он безумными глазами смотрит перед собой, срывая голос. *** — Моя святая сволочь, — промурлыкал Сюэ Ян, стараясь отвлечь Сяо Синчэня от его дел. — Мой самый любимый в мире чокнутый даос… Резкая боль, разорвавшая тело, заставила его заткнуться и упасть на колени. Сюэ Ян взвыл, пытаясь обхватить себя руками. Ощущение, что его развалили надвое одним ударом, выбивало отчаянный вопль. Он лёг на бок и трясся в судорогах, кусая губы. — Гэгэ, — простонал он. — Кажется, мою иллюзию всё-таки убили… и я готов поклясться, что перед смертью слышал, как зовут Сун Ланя. *** — Подожди, — Сяо Синчэнь улыбнулся и насыпал в загустевший отвар рисовой муки. Этот рецепт из древней книги мудреца он наконец смог попробовать, собрав все нужные ингредиенты, из которых горный мед в это время года оказался самым трудным. Но когда доступность составляющих их с Сюэ Яном останавливала? — Потерпи. Потерпи немного... Монотонные движения вроде замешивания массы с «доведением до однородного состояния» успокаивали, помогали приводить мысли в порядок, а сейчас Сяо Синчэню это было нужно. Вчерашняя находка никак не шла из головы. Даочжан взялся разбирать все, что найдено в пещерном храме, сразу как они вернулись после долгого пути и с могилы А-Цин, где высадили священный персик, сразу, как немного устроили быт. Он внимательно отнесся ко всему, что попадало в руки, и вот вчера прочел книгу, очень-очень старую, одна из глав которой его насторожила. Вроде текст и текст, даосские рассуждения о том, как важна целостность сердца, тела и души, ничего нового, но именно душе здесь было уделено очень много места. Говорилось не только о том, как достигать самосовершенствования, но о том, что случается, когда душа раскалывается под воздействием сил, и в сопряжении с потрясением разума и сердца человек может даже не заметить, что произошло. Он становится способным на необъяснимые поступки, непонятные ему, и это только усугубляет разрушение, действуя на ци, искажая ее. Даочжан изучил этот текст вдоль и поперек, разобрал буквально каждый знак, находя все новые и новые смыслы, словно разбирал целое на части, и становилось все тревожнее. Этим смятением Сяо Синчэнь хотел поделиться с Сюэ Яном, потому что у него всегда другой взгляд. То, что кажется сложным, он мог иногда объяснить так просто, что Синчэнь удивлялся. Но в этот раз даочжан сомневался, он чувствовал, что заденет важное, то, о чем говорить будет трудно. Потому и взялся за конфеты, чтобы отвлечься и подумать еще. — Я дам тебе облизать ложку, — великодушно согласился он. — Ну... и пальцы тоже... Улыбка тут же исчезла, в глазах вспыхнул страх. — Сюэ Ян! — Синчэнь все бросил и упал на колени рядом, подхватил, вгляделся в лицо. — Что? Сюэ Ян!!! Даочжан обнял его, тут же сосредоточился, зачерпнул силы и окутал ею Сюэ Яна, снимая боль, пытаясь нащупать слабое место, так внезапно поражённое чем-то непонятным. Отдача от заклятия, причиняющая такие мучения, стала очевидной довольно быстро, Синчэнь латал эту магическую рану, а по спине от слов Сюэ Яна скреб настырный и мерзкий страх. — Иллюзию? — он понял, вспомнил. Это означало, что обманка раскрыта и уничтожена... Если звали Сун Ланя, значит и он там... И очень вряд ли, что в безопасности. Головоломка, заданная книгой, как будто дополнилась каким-то кусочком, не новым знанием, но фоном. Даочжан только убедился, что возможно его предположения могут быть правдой, и от этого ужас наполнил стремительно и беспощадно, не оставляя ничего иного, едва позволяя мыслить. — Мне нужно в Байсюэ! Нужно найти его. Ох, это так далеко... Сюэ Ян, это же не меньше двух дней на мече... Синчэнь в отчаянии смотрел на него. Нужно вылетать немедленно, но Сюэ Ян только что выдержал удар серьёзной силы, и бросать его даочжан, конечно, не собирался. Он не выпускал Сюэ Яна из рук, благо их общей силы на двоих хватало с избытком, обнимал, тихо качал на руках, прижимаясь губами к виску. Сяо Синчэнь не мог поверить, воображение рисовало картины одна другой страшнее. Иллюзия разбита людьми Верховного, Сун Лань в опасности, ему не верят... Сердце билось как сумасшедшее. Не может быть, неужели снова?! Только все стало хорошо, и опять вернуться в какой-то ужас... *** Сун Лань вскочил, совершенно безотчетно схватил Фусюэ и ринулся во двор, стараясь не думать о том, какой ужас он еще там увидит. Цзинъи так кричал, что даочжан вообще про все забыл. Он вылетел на лестницу, оттолкнулся от ступенек и приземлился прямо к адептам, успев осмотреться. Ничего ужасного вокруг, весь ужас — вот, Цзинъи так рыдал, что воздух вокруг звенел страхом. Сун Лань бросился к нему, взял лицо в ладони и заглянул в полные слез глаза. Что... небо... что теперь?! — Цзинъи... — он прижал юношу к груди, обнял, положил ладонь на затылок и прошептал заклинание. Не «покой», конечно, но должно помочь, — Я здесь, никого больше нет, Цзинъи, все хорошо... Удивительно, но только что даочжан не знал, что делать с бешеным сердцем, а теперь, когда потребовалось успокоить Цзинъи, к нему вернулась способность мыслить. Сун Лань собрался и настроился, пульс стал ровным, сердце билось спокойно, и он прижимал к себе юношу, отдавая этот мерный пульс ему, через объятия, через ладонь на затылке и тихое течение ци. Вопросительный взгляд на Сычжуя, который явно напуган не меньше, но Сун Лань смотрел так, будто сам совершенно не волновался. Это потом аукнется, но мальчики не увидят. — Он парил здесь на мече. Тот человек, Сюэ Ян, — тихо ответил Сычжуй. Он очень старался не паниковать, хотя испугался жутко, это было видно. Сюэ Ян?! Откуда здесь Сюэ Ян?! Сун Лань едва удержался от оглядывания всего вокруг. — С ним был даочжан Сяо Синчэнь и вы, без сознания. И Цзинъи поднялся, ударил, и ... все исчезло. Это заклятие, верно? — юноша приподнял платок. Сун Ланю достаточно было одного взгляда, лицо исказило омерзение, и он отвернулся от лежащего на плитах человечка, точно такого же, каким Сюэ Ян однажды провел его самого. Теперь эта дрянь лежала здесь, и это было куда хуже, чем подобрать обманку в реке, когда никто не видит. Мастер иллюзий... сволочь. Настолько не вовремя, насколько это вообще возможно! Одно кольнуло радостью — если иллюзия разрушена, хозяин обманки не мог этого не ощутить. Учитывая, насколько стойкой она оказалась, и ответ будет сильным. И значит, Сяо Синчэнь узнает... Ничего хорошего. Хуже всего, что теперь Лани видели обманку, значит начнут думать. Сун Лань внимательно посмотрел на Сычжуя и почувствовал себя загнанным в ловушку. Как отправить их домой? Как заставить их молчать? Как не отправить, когда тут так опасно? Что вообще сказать по поводу этого, чтобы мальчишки поверили? — Я проверю, — пообещал даочжан. Ему нужно было время подумать. Придумать, что солгать... Он внутренне содрогнулся от этой мысли. — Не бойся, сейчас опасности нет. Давай лучше поможем Лань Цзинъи. Он встал и взял юношу на руки, с удивлением обнаружив, что силы как будто восстановились, словно он взял их взаймы, потому что нужно прямо сейчас. Сун Лань отнес Цзинъи в комнату, бережно уложил на кровать. — Побудь с ним, я вернусь. — Он взял Сычжуя за плечо, пристально посмотрел в глаза, — Не бойся. Ничего не случится, я скоро приду, и ты сможешь спрашивать. Обещание, с которым что-то нужно будет делать, но если сейчас не выдать хотя бы видимость уверенности, станет только хуже. Сун Лань вышел во двор, поднял человечка, лишний раз убедившись, что он и правда очень похож на того, из реки. Обманку он принес в комнату и запер в сундук, запечатал надежно, чтобы оставшийся след магии не было слышно. Он выбрал несколько талисманов, снадобья, чтобы успокоить и придать сил, да и у самого в груди болит не переставая. Сун Лань прижал ладонь к солнечному сплетению и только сейчас заметил, что так и ходит — в распахнутом ханьфу и разорванной до штанов рубашке. Убрав руку, он посмотрел на себя и застыл, потрясенный. Тонкие трещины, как темный цветок, расходились в стороны под кожей. Их тихая холодная пульсация и мешала Сун Ланю постоянно, но только сейчас он увидел. Темное, неправильное, чужое... не надо было думать, чтобы понять — это след Чэнь Бо, и этот след, как рана, чувствовался каждое мгновение. Смутные ощущения становились вполне реальными мыслями и еще более реальным страхом. Сун Лань торопливо умылся, надел новую рубашку, плотно затянул пояс ханьфу и вернулся в комнату к Ланям. — Как вы?