Затмение

Сяо Синчэнь подошел к установке барьеров со всей ответственностью. Во-первых, снять их Лани точно не смогут, пленник – тем более, а вот Сун Лань сможет, если понадобится. А во-вторых, Сяо Синчэнь поставил заглушающее, с которым пришлось повозиться, чтобы крики человека он услышал, а остальные – нет. Вот теперь можно было заняться Сюэ Яном. Синчэнь внимательно слушал, попутно освобождая Сюэ Яна от пропитавшейся кровью одежды, успел даже в процессе заботы и рассказа замочить ханьфу и вошел в воду. — Ты молодец, — он улыбнулся и вложил в рот Сюэ Яна маленькую конфету, — Самый молодец, — за конфетой последовал нежный поцелуй, и даочжан сел Сюэ Яну на колени. — Чжи Вэньчжун? Сун Лань говорил о Чжи, с которым учился, помнишь? Которого Чэнь Бо назвал ошибкой… Сяо Синчэнь задумался и водил мокрыми ладонями по плечам Сюэ Яна. — Если он и правда может, нужно просить, а не заставлять… *** — Ну ты меня прямо каким-то страшным монстром представляешь, а я приличное чудовище. — Сюэ Ян счастливо жмурился, вместе с конфетой довольно облизывая щедрые ласковые пальцы даочжана, принимал ласковый поцелуй, и вообще обвил его руками и прижал к себе сильнее. — Я не буду никого заставлять, он сам предложит. Жить-то хочется… И он зверски перекосился лицом, демонстрируя всю готовность прижать к ногтю всех потенциальных лекарей, правда от смеха не удержался всё равно. — Гэгэ, не волнуйся. Конечно же сначала мы вежливо попросим. И конечно же он не станет нас слушать — мы убили его людей, дерзко не позволили убить себя, да как мы посмели вообще. А после этого ещё и заявимся — привет, у нас тут есть душа надкусанная, почини. После того, как этот тип пошлёт нас к воронам, у меня найдётся множество других аргументов. Сяо Синчэнь, ты знаешь, вежливые просьбы и увещевания очень хороши, но видел бы ты, как они прекрасно действуют, если за спиной вежливого просителя стоим мы с Цзян Цзаем и улыбаемся… Это загляденье просто. Сюэ Ян снова попытался зловеще захихикать, но у него не получилось. Вместо этого он довольно хохотал, покрывая шею Сяо Синчэня поцелуями, сжал зубы, порычал. Его светлый даочжан был в своём репертуаре. С таким количеством милосердия, как у него, нужно было что-то делать. Например, оставить всё его милосердие себе, чтобы больше никому не досталось. Это будет правильно! — Сейчас мы с тобой вылезем, и пойдём… наверное, завтракать. Хотя время уже обедать, — Сюэ Ян довольно дал волю рукам, выглаживая стройное тело на коленях. — А если бы эти идиоты выскочили из кустов, когда я тебя на одеяло укладывал у озера?! Тут в Байсюэ вообще нет порядка. *** Сяо Синчэнь не спорил, он задумчиво улыбался, гладил Сюэ Яна по плечам и послушно подставлял шею под поцелуи, даже не замечал, как тело, совершенно отдельно от мыслей, выгибается под ладонями. Если этот человек, — думал даочжан, — был выбран преемником Чэнь Бо, если он смог не пойти на сделку с древней традицией и тайной, то какие для него могут быть угрозы? Его искушала тьма. Нет... так просто не получится. Может быть, одному Сун Ланю встретиться с ним? Даочжан вздохнул и улыбнулся — получилось вовсе не задумчиво и серьезно, а томно. — Никакого порядка. — Согласился Синчэнь, только крепче усаживаясь на коленях Сюэ Яна, совершенно не собираясь прямо сейчас вылезать. Разве еда — это самое главное? — Совершенно никакого порядка в этом Байсюэ, — он поцеловал, дразняще проникая языком в сладкий рот, прикусил чуть липкую от конфеты губу и вздохнул. Это для него еда — не важное, а Сюэ Ян наверняка голодный ужасно. — Ты голодный, да? Если бы они выскочили, то мы испортили бы ими такое прекрасное озеро... Мм... Голодный? *** — Я умираю от голода, но это страшный голод озабоченного чудовища. И насытить этот голод можно только если отдать мне на съедение одного светлого даочжана с прекрасными тёмными глазами, которые вот прямо сейчас на меня смотрят. И тут, понимаешь, Сяо Синчэнь, тут же не каждый даочжан годится. Только тот, кто способен испортить озеро теми идиотами, которые только попытаются помешать чудовищу его съесть. Эту прочувствованную речь Сюэ Ян начал торопливо и со смешками, но как-то очень скоро замедлился, продолжая этот заманчивый поцелуйный обряд, когда можно бархатисто ворковать в губы, выглаживать их кончиком языка, трогать ровный ряд зубов. Он приподнял даочжана, подхватив под ягодицы, прижал к себе ещё плотнее, и поднимал выше, ощущая, как он промежностью скользит по животу, по груди. — Угадай, с какого места я начну тебя есть? Только ты замёрзнешь, если будешь стоять в воде по колено, — Сюэ Ян довольно сделал вид, что собирается укусить его за живот, но там просто не за что было кусать, только зубы скользнули по мокрой коже, и он опустил даочжана обратно в воду, при этом успев облизать соски, ключицы, шею, снова вернуться к губам. — Выбирай, гэгэ. Здесь и сейчас, или хватаем полотенца и запираемся в спальне на ближайший час. *** — Разве я могу позволить тебе умереть от голода? — Сяо Синчэнь ахнул и улыбнулся, глядя на Сюэ Яна сверху вниз. Плечи тут же стали остывать, а горячие руки, язык и губы от этого только обжигали сильнее. Он тут же устроился на коленях снова, прижался теснее и задрожал, отвечая на поцелуй. Только сейчас он понял, что опять волновался, много и сильно, просто ни разу не дал себе подумать о том, что может случиться что-то плохое с его Сюэ Яном. — Ты слишком щедр для голодного чудовища, ночь моя. Даже оставил мне выбор. Он чуть отстранился, чтобы чувствовать, как Сюэ Ян крепко его держит, увидеть его улыбку, его жаркий взгляд, — Разве я могу с тобой замерзнуть? Даочжан снова приблизился, прикусил мочку и лизнул за ухом медленным движением. Он еще расставил ноги, притираясь теснее, между ними была только вода. — Здесь и сейчас. Можешь поставить меня на колени, и если будешь целовать спину, — тихо-тихо сказал он на ухо, краснея от того, что вслух озвучивал желание. — Я не замерзну. Или царапать. Или просто ничего не делать со спиной... *** — Ты — нет. Ты — никогда не позволишь. Мой даочжан самый заботливый в мире. И не позволишь себе замёрзнуть, потому что я же тут. Чтобы вот так вместе сидеть в бочке с горячей водой, обниматься и нежно покусывать гладкое белое плечо — оооо, ради этого Сюэ Ян был готов на многое. Не только поливать кровью окрестности. — Поставить тебя на колени, гэгэ, — он заполыхал глазами, обшаривая лицо Сяо Синчэня влюблённым взглядом. — Для меня это самое-самое… сложное! Я этого каждый раз хочу, и не могу, потому что как же я не буду видеть твоё лицо, как?! Сюэ Ян медленно сомкнул зубы на припухших от поцелуев сочных губах, тут же широко и жадно лизнул. — Повернись, — жутким шёпотом протянул он, помогая своему даочжану встать на колени спиной к нему, собрал в горсть длинные волосы, медленно намотал на кулак и потянул на себя. Сюэ Ян дрожал только от осознания, как же давно хотел сделать именно так. И как же хорошо, что он удержался от соблазна и не напал на него. Держать одной рукой за волосы, второй гладить гибкую поясницу, округлость маленьких упругих ягодиц, и медленно вычерчивать языком все шрамы, зная каждый в лицо. Вот этот — от рога того оборотня, которого он сам же и натравил на даочжана. Этот — от клыка аршаньской змеи, и этот тоже оттуда же. — Твоя спина просто восхитительна, — Сюэ Ян наклонился, провёл языком снизу до затылка, куснул за шею. — Я был не прав, пренебрегая такой красотой. *** — Иногда можно не видеть, — Сяо Синчэнь снова прикусил мочку, немножко сильнее. — Можно представить... я знаю, как это... тогда чувствуешь иначе. Он повернулся, замирая в ожидании, тихо ахнул и облизал губы, когда Сюэ Ян сгреб волосы и потянул. Сяо Синчэнь оперся руками на край бочки, и теперь от каждого прикосновения пальцы сжимались на дереве, чуть ли не царапали его, когда Сюэ Ян обводил языком шрамы. Это было так волшебно и волнительно, что Синчэнь вздрагивал и тихо стонал, совершенно не скрывая своих переживаний. Он ухватил ладонью за затылок, когда Сюэ Ян укусил в шею, не отпускал, прогибаясь навстречу и наслаждаясь ощущением горячего дыхания. Раздвинул ноги, притерся бедрами... как он становится таким бесстыдным с Сюэ Яном? Не узнает сам себя и не может ничего сделать, никогда. — Изучи ее как следует, мою спину... ох... моя ночь... — Сяо Синчэнь облизал губы, сглотнул, кадык дернулся, но он только сильнее запрокинул голову, подставляясь под укусы. *** — Я знаю, что ты знаешь. Я лучше всех это знаю, я видел, я там был. Сюэ Ян мерно тёрся лицом об его шею сзади, жарко дышал в затылок, пока даочжан не насладился моментом и не отпустил его, снова уцепившись за край бочки. И после этого всё равно покусывал за шею, по-звериному вылизывая и нежно ворча. — Я могу с закрытыми глазами наощупь, только губами и языком, распознать каждый шрам на твоей спине, гэгэ. И не только на спине. У тебя особенно плечи страдают, но ведь я так люблю твои плечи… и спину… и шею… Он медленно сжал пальцы на шее Сяо Синчэня, когда он сглотнул, чувствуя ладонью, как подрагивает гортань, как прокатывается дыхание. — Шире, — он подтолкнул коленом ноги Сяо Синчэня, вжался вставшим членом между ягодиц, судорожно выдохнул, отпуская наконец его волосы и шею, огладил ладонями бока, скользнул на грудь и начал неторопливо гладить соски, перекатывать между пальцами, потирать. Вообще их нужно было накрыть губами, гладить языком, покусывать. Сюэ Ян покрыл его спину жадными поцелуями, попытался укусить за лопатку. — Ты торопишься? — невпопад спросил он, попытавшись заглянуть в лицо Сяо Синчэня, и ведь всё равно не вышло. — Потому что я лично никуда не тороплюсь. Сзади ласки выходили какими-то откровенными, когда рука скользит между ягодиц и ниже, пальцы поддевают мошонку, смыкаются на члене и начинают размеренно и дразнящее медленно ласкать. — И пока не изучу твою спину… Гэгэ, я тебя просто не выпущу. *** Он подчинился, расставляя ноги, и вскрикнул, больно прикусил губу, почувствовав твердость члена, дернулся навстречу, понимая, что это бесполезно и Сюэ Ян просто не даст так быстро себя забрать. Огненные руки... огненные. Они заставляли его дрожать, и Сяо Синчэнь даже не пытался себя сдерживать. Он вздрагивал и стонал от этих ласк, соски болезненно напряглись, терпеть это было невозможно, но когда Сюэ Ян убрал руки ниже, Синчэнь пожалел, что так мало. — Не... тороплюсь, — выдохнул он и немедленно толкнулся в руку, но только зацепил первые сладкие ощущения ласк. Хотелось больше, сейчас, даочжан прогнулся, демонстрируя себя совсем открыто и бесстыдно. От этого бросило в жар. Он знал, как выглядит, краснел, и все равно только сильнее подставлялся, повел бедрами, вцепился в край бочки. — Возьми меня. Возьми. Возьми... — шептал Сяо Синчэнь. — Ты же хочешь. Небеса... он готов был пожелать себе сейчас еще россыпь новых шрамов, если Сюэ Ян будет так их целовать, готов был не дышать совсем, лишь бы он снова положил ладонь на горло, готов был кричать и просить, только бы держал за волосы и не давал вырваться. — Не торопись, просто ... Сюэ Ян... мое коварное чудовище... ты хочешь, я знаю, — еще один толчок в руку заставил застонать. — Я... знаю... *** Это было просто открытие — если Сяо Синчэнь знает, что он не видит его лица, то становится потрясающе бесстыдным. Сюэ Ян только хрипло вдыхал рывками, лаская руками. Как же он хорошо умеет чувствовать! — Хочу. Не представляешь, как хочу… — он медленно потёрся об бедро, но вместо логичного толчка вперёд снова сжал пальцы вокруг его члена. — Я просто не тороплюсь. И мне это… трудно! Сюэ Ян чуть не взвыл, потому что передать, до какой степени трудно не кинуться сразу и не взять сразу, просто не мог. Сейчас ему казалось, что даже когда он под именем Сян Хуа шёл за своим даочжаном, ему было не так сложно. Между ними всегда было что-то, помогающее сдержаться. Сейчас не было ничего, кроме отчаянного желания растянуть сладкую дрожь Сяо Синчэня подольше. Он отчаянно тянул время, но проигрывал, постоянно проигрывал. Сюэ Ян умел выжидать годами, умел составлять длинные планы и следовать им, умел анализировать и просчитывать свои ходы, но всё, что касалось Сяо Синчэня, моментально летело куда-то в омут незамутнённой неистовой жадности. Вот и сейчас — не удержался, взял даочжана одним плавным толчком и застонал, вжавшись лицом в узкую спину между лопатками. — Какая ты сволочь, — судорожно выдохнул он. — Моя святая сволочь, самый драгоценный, самый лучший… Мой. Всегда мой. Сюэ Ян зарычал, сцапал его за руки, заломил за спину, ухватил пальцами, удерживая за скрещенные запястья, второй рукой вцепился в волосы на затылке, потянул на себя, заставляя выгнуться. Знал прекрасно, что если Сяо Синчэнь захочет, то из этого захвата руки освободит без особого труда, но как же приятно сейчас было жадно брать его резкими толчками, удерживая в позе пленника! Вода яростно плескала вокруг от резких движений, Сюэ Ян бешено скалился, кусая за плечи и жадно выдыхая горячий воздух в спину. *** Сяо Синчэнь застонал, выгибаясь, и замер, слушая дыхание Сюэ Яна, впитывая кожей, сжал в себе его член, ловил каждое слово и улыбался, как будто победил свою ночь. Он вскрикнул, даже не пытаясь вырваться, и стонал на каждом движении,путаясь во всех этих ощущениях принадлежности и подчинения. — Сильнее... — только и выдохнул даочжан. Кожа на запястьях горела от захвата, брызги воды дарили невероятный контраст, но ритм и поза оказались слишком опасны. Сюэ Ян двигался, и Синчэнь с каждым рывком приближался к пику наслаждения, но это — слишком быстро, слишком. Сяо Синчэнь рванулся, захлебнувшись очередным стоном, вспышка острого удовольствия тут же разошлась по телу судорогой, когда член в очередной раз задел внутри разгоряченную точку. Синчэнь дернулся еще раз, затылок свело тонкой болью. — Сюэ Ян... это... слишком быстро... — он снова сжался, как будто так можно было не пустить, но это, конечно, бесполезно. Жаркая волна накатывала все сильнее, Сяо Синчэнь задыхался в ней, он впился ногтями в руки Сюэ Яна и бился в предчувствии развязки, не желая, чтобы она наступала так скоро. *** Оказалось слишком легко припомнить, какой же он всё-таки злодей. Ужасный, ужасный Сюэ Ян, беспринципный, страшный, животное, а не человек. Правда это влюблённое чудовище умудрялось одновременно буйствовать, яростно натягивая даочжана на член, кусаться и рычать, и при этом чутко реагировать на каждый стон, с сумасшедшей придирчивостью оценивая всю его окраску. Сяо Синчэнь ни разу не застонал от чистой неприязненной боли, его стоны сочились горячей страстью, как свежей кровью. — Сильнее? Даочжан, не за этим ли ты меня искал по всей Поднебесной? И нашёл. Да, за этим. Именно за этим! — Сюэ Ян яростно рванул его на себя за руки, но придерживал за волосы на затылке, чтобы случайно не ударить лицом об край бочки. — А я за этим… сволочь святая, именно за этим! Он задыхался от обжигающей жадности, каждый рывок в горячее судорожно сжимающееся тело приводил Сюэ Яна в буйное состояние пьяного восторга обладания. — Сяо Синчэнь, счастье моё, любовь моя, давай, — он уже похрипывал, вжимался лицом в его спину. — Ну же! Сорвись, буянь, я так люблю тебя! Я повторю столько раз, сколько ты захочешь, пока у тебя вообще не останется сил! Я хочу тебя трахнуть языком, вот такого, ещё полыхающего! *** — Пусти! Сяо Синчэнь снова дернулся, сжался и застонал, осознавая бесполезность этого. Тело предавало раз за разом, с каждым толчком, оно хотело больше и быстрее, душа предавала – она хотела подчиниться, и разум тоже хотел больше этих слов и признания, что да, за этим. Значит остается только сдаться и отпустить себя, не растягивая сладостную пытку. — За этим… Ты чудовище… — даочжан выгнулся так, что свело лопатки, невозможно спастись от движений, которые приносили столько удовольствия и с каждым разом приближали обжигающий момент. Он гнулся и бился, закричал, когда тело тряхнуло в первом спазме горячей волны, впился ногтями в руку Сюэ Яна и жадно глотал воздух, который казался раскаленным. — Чудовище… Только посмей… остановиться… — низко застонал даочжан, сжимая в себе член, и чувствовал, как его рваные судороги посылают волну наслаждения его любимому чудовищу, — Я хочу еще, — потребовал он, когда страсть еще не отгорела и прокатывалась под кожей затихающими волнами, он выгнулся опять и рывком сильнее расставил ноги, бесстыдно предлагаясь снова, хотя Сюэ Ян все еще был в нем. — Сейчас. Еще. *** — Вырывайся! — подначивал Сюэ Ян, дурея от этой попытки заставить его отпустить. — Попробуй вырваться, даочжан! Чудовище тебя… не отпускает. И никогда не отпустит. Ты обречён! Для Сюэ Яна в который раз это стало слишком личным, очень близким, с открытиями. Как бы ни было прекрасно это податливое тело, судорожно бьющееся в объятиях, он каждый раз бурно переживал не только телесные ощущения, но и какие-то жаркие всплески в незнакомом месте, которое принято называть душой или сердцем. Стоило Сяо Синчэню повернуть голову или снова назвать его чудовищем, как в груди разворачивались хищные лепестки, от восторга в висках начинало стучать жадной кровью. — Всё что пожелаешь, — хрипло протянул он, пытаясь удержаться на острие наслаждения, не свалившись следом за Сяо Синчэнем в омут горячечного наслаждения. Сюэ Ян несколько раз судорожно вдохнул, пока не заломило в груди, сменив толчки с резких и яростных на плавные и дразнящие. Отпустил его руки, но не раньше, чем покрыл пальцы и запястья поцелуями, перемешанными с укусами. Отпустил волосы, с чувством провёл ногтями по спине Сяо Синчэня, вцепился в его бёдра и поднялся на ноги, вздёрнув даочжана с собой. — Держись, — отрывисто рявкнул Сюэ Ян, надавив ладонью между лопатками своей несговорчивой жертвы, умудрившей командовать им так, что оказалось возможным одновременно подчиняться и властвовать. — Стоя вот так я тебя ещё не брал. Он хищно оскалился, резко вдохнул, и с новым жадным воодушевлением яростно дёрнул Сяо Синчэня на себя, тут же вгоняя до упора. Из горла с хрипом ринулся торжествующий вопль дорвавшейся твари. *** Сюэ Ян знает его слишком хорошо. Он не остановился, но изменил движения, продолжая для Сяо Синчэня мучительное удовольствие, от которого он вздрагивал, попытался снова вырваться и издал что-то среднее между стоном и рычанием, гневное и одновременно нетерпеливое. Он закрыл глаза, чувствуя каждый поцелуй и укус, впитывая их руками, как заслуженную и только ему по праву принадлежащую награду, а потом... А потом жаркая волна смущения, желания и упрямства сдавила горло. Сяо Синчэнь уперся руками в край бочки, почти свел лопатки под властным и наглым нажимом. — Ты... Ты! — Но что именно «ты» сказать не смог, промычал только, до крови закусив губу, нарочно, чтобы не закричать, когда Сюэ Ян снова взял его. В этом было что-то... животное, звериное, стоять вот так и отдаваться, как добыча, как трофей, который присваивают, не оставляя и шанса. Дарить ему себя, потому что так хочешь. Это затапливало, как лавина, и возбуждение снова хлынуло в кровь вместе с криком Сюэ Яна. Синчэнь чувствовал, как снова тяжелеет внизу, как поднимается член, тело охватывает желание. Руки не выдержали или он сам так захотел, но Сяо Синчэнь упал на деревянный край, ободрав, кажется, ключицы, и не стал подниматься. Он уперся лбом в сложенные на дереве руки... оказывается, бывает еще бесстыднее. Все, что пожелаешь? — Что ты видишь? — выдохнул даочжан, — Что...ты... видишь, мое чудовище? Говори. *** — Я! Именно я! Только я, и больше у тебя никого не будет, — Сюэ Ян злобно оскалился, отчаянно присваивая себе все возможные и невозможные права на свою святую сволочь. — Кто бы ни попытался — убью. Заживо выпотрошу! Уничтожу! Ведь только на миг мелькнуло, но взбесило моментально. Осатаневший от припадочной ревности Сюэ Ян брал его жёстко и напористо, в крови горячечно стучало что-то адское. — Что я вижу?! Из горла вырвался какой-то тяжёлый грудной рык, как будто он временно разучился говорить по-человечески. Сюэ Ян увлёкся этой звериной страстью, и только когда показалось, что сейчас под его руками Сяо Синчэнь разломится, как спелый гранат, он несколько опомнился. На горле удавкой сдавило от яркого восторга. — Я столько был твоими глазами, гэгэ, — голос звучал хрипло и сбивался от судорожного дыхания. — Я буду ими столько, сколько ты захочешь. А сейчас я вижу только тебя. Я вижу, как вдоль позвоночника ползёт капля пота. Сейчас, когда ты так наклонился, она ползёт к шее. Доползёт, и я её слижу. Сюэ Ян прогнулся в пояснице, опустил горящий взгляд ниже, подло облизнулся. — А ещё я вижу, как мой член раз за разом погружается в твоё тело. Ты так растянут… тонкая кожа покраснела, и я чувствую, какой ты внутри горячий. Если ты хочешь такое увидеть, в следующий раз возьмёшь меня сзади и посмотришь. А сейчас ты весь мой. Мой горячий. Мой полностью открытый. Мой святой. Мой. Только. Мой. *** Сюэ Ян говорил, и на Сяо Синчэня с каждым словом как будто выливали огонь. Желание разгоралось еще сильнее и быстрее, стыд слышать все это так откровенно только разгонял его. А когда Сюэ Ян еще и сказал, что он сам сможет это испытать, даочжан и вовсе вспыхнул и даже зажмурился. Разве сможет он вот так же взять Сюэ Яна? Так грубо и яростно, как зверь? Нет… он бы сделал это по-другому, нежно… наверное. Сомнение и воспоминание о том, как это было буквально вчера, опрокинули в новую волну возбуждения, и на этот раз Сяо Синчэнь совсем не хотел терпеть. Слишком мало прошло времени, тело еще помнило недавние судороги наслаждения, все переживалось только острее, даже болезненно, но от того не менее ярко и горячо. Даожчан остался на одной руке, так и не поднимаясь, а другая накрыла член. Сюэ Ян увидит, вот пусть видит, как его святая сволочь ласкает себя, доводит до пика в ритме его яростных толчков. Сяо Синчэнь тронул головку, едва не одернув руку от того, что понял, как сильно он истекает прозрачными вязкими каплями, но все-таки обхватил пальцами, сжал и первым скользящим движением провел до основания. Он застонал и вздрогнул, от чего дернулся навстречу Сюэ Яну, и просто остался в его ритме, толкаясь в кулак вслед его движениям. Оставалось совсем немного, Сяо Синчэнь пытался не стонать, кусая запястье или просто губы, но получалось плохо, он все равно срывался и захлебывался вздохами, чувствуя, как снова подкатывает новая вспышка наслаждения. *** — Мой… только мой, — Сюэ Ян твердил это как заклинание, и не в первый раз. Иногда хотелось просто схватить нож и расписать по коже Сяо Синчэня, кому он принадлежит на веки вечные, и это никак не исправить. Даже хорошо, что ножа нет под рукой, но разве это спасёт нежную белую кожу даочжана, если чудовище тянет кусаться? — Да! Да-да-да! Сожми пальцы сильнее, — Сюэ Ян так яростно вбивался в его тело, что временами ему казалось, что он держит даочжана на весу, мёртвой хваткой вцепившись в его бёдра. — Потом покажешь мне, как ты это делаешь. Я буду ласкать тебя только взглядом, и смотреть, как ты сам себя ласкаешь, как гладишь пальцами головку, размазывая влажные капли, а потом погружаешь пальцы в своё тело и двигаешь ими сначала медленно, потом быстрее. Зачем я это представил, небеса, зачем, зачем, зачем… Зачем! Он содрогнулся, изливаясь в горячее тело, жадно вцепился в его член поверх его пальцев, помогая догнать удовольствие, снова толкнулся глубже, кусал спину и плечи, хрипло выстанывая бессвязные слова. Сюэ Ян с трудом сполз в воду, не отпуская Сяо Синчэня. Он сел, уткнувшись лицом в спину своей святой сволочи, так и держал, оставаясь в нём, ласкал двумя руками, придерживал зубами за шею. Это должно было продолжаться столько, сколько пожелает его самый драгоценный даочжан. *** — Молчи! — Крикнул Сяо Синчэнь, не в силах больше терпеть этот поток бесстыдных слов. Ему слишком нравилось их слышать, слишком они распаляли и без того бешеное желание. Он требовал замолчать, но хотел все это слышать. Синчэнь представил очередную обрисованную Сюэ Яном картину и задрожал вслед за ним, дернулся в сильной судороге, пачкая его и свои пальцы горячим семенем. От укусов тек огонь, даочжан встречал стоном каждый, наслаждался каждым и вздрагивал, еле сдерживаясь, чтобы не отстраняться – настолько острым было удовольствие, что Синчэнь чувствовал все противоположное сразу. Он откинулся на грудь Сюэ Яна, руки и ноги наливались тяжестью, даже дышать стало больно, а тело все подрагивало в тихих судорогах от ласк. — Все… пожалуйста, — прошептал Сяо Синчэнь, — нет сил совсем… Даочжан закинул руки за голову, обнимая Сюэ Яна за шею, лежал затылком у него на плече и хрипло дышал, то и дело облизывая губы. — Ты мой зверь, знаешь? Ты как зверь… — Сяо Синчэнь устало и счастливо улыбнулся, с кончиков пальцев заструилось алое тепло, постепенно охватывая их тела, — Иначе я просто не встану, ночь моя… Он давно так не выматывался от любви. Может быть дело просто в том, что они только что сражались, и вокруг было столько смерти, что он на самом деле страшно волновался за Сюэ Яна и оттого эмоции стали как будто многократно сильнее. Пришлось какое-то время просто посидеть и подышать, прежде чем подняться. — Пойдем? — Синчэнь медленно, даже лениво приводил себя в порядок, — Только нужно тебе одеться в чистое. Мы… — он глянул на дверь и вздохнул. — В общем ты иди одевайся, а я пойду воспитываться, а то мы не поставили барьеров. Кричали. *** Замолчать не фокус. А как перестать думать об этом и представлять в красках? Сюэ Ян медленно успокаивался, выглаживая любимое тело длинными плавными движениями рук, остывающая вода обнимала. — Я знаю, — довольно проурчал он на ухо Сяо Синчэня, жарко лизнул, перехватил его пальцы, поделив на двоих эту алую вуаль. — Разве плохо жить с таким жутким зверем? А идеи, высказанные в порыве желания, никуда не делись. Как минимум, смотреть на пылающего от смущения даочжана, как он сам будет себя удовлетворять — это обязательно нужно сделать. Сюэ Ян мягко прикусил его за мочку уха, прижался губами к виску и уютно сопел, пока оба не успокоились. — Идём. Ну конечно я надену чистое, ты же помнишь, что у нас всегда есть с собой, — своей хозяйственностью он не без оснований наивно гордился. — Не только мы кричали, гэгэ. Надеюсь, что мальчик сможет нормально ходить, а то получится совсем неловко. Сюэ Ян сгрёб свои окровавленные тряпки, не без удовольствия изучил их, сунул в воду. Вытирался, любуясь Сяо Синчэнем, пошёл к двери, спохватился и вернулся, чтобы обернуть вокруг бёдер полотенце. — Приличия. Я помню, приличия! — он рассмеялся в голос и пошёл одеваться, не забыв прихватить Цзян Цзай, тут же высунулся из коридора и строго добавил. — Сяо Синчэнь. Пусть Сун Лань хоть до смерти обижается, но ты должен быть вооружён. Я настаиваю. Ты ведь помнишь, что я тиран? Шуанхуа должен быть с тобой. Не в его привычках было долго одеваться. Пусть всё сегодня закончилось хорошо, и он получил несколько приятных бонусов, но не стоило забывать о главном — за убитыми могут прийти новые живые. Не сказать, что это так плохо, пусть приходят, но кто их всех хоронить-то будет? И где? Не такое тут большое кладбище, ещё и не влезут все. *** *** *** Цзинъи посматривал на Сун Ланя, пока он снимал повязку, пока подогревал воду, пока он думал… и как он тихо и осторожно начал говорить. — Сун Цзычэнь, — Цзинъи осторожно убрал полотенце от его плеча, помог снять рубашку, усадил на скамью и очень аккуратно начал обрабатывать рану, останавливать кровь. — Я никогда не любил, и мне всё кажется… я просто неправильно всё понял и расстроился. Он осторожно прикоснулся губами к тёплой коже возле раны, оставил вокруг несколько лёгких поцелуев. — Я просто маленький влюблённый дурак из Байсюэ. Сун Цзычэнь, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю, и насколько я тебе доверяю. Я не умею это объяснить, и доказать не могу. Погоди, я тут просто наложу лекарство, не намочи. И давай в воду, хорошо? Только глубоко не опускайся. Я сейчас разденусь и к тебе присоединюсь. Вернее, доразденусь. Он торопливо стянул штаны, повернулся к Сун Ланю лицом, не зная куда деть руки, перекинул пряди волос на плечо, потрогал и вздохнул. — У меня даже волосы в крови. Надо отмыть. Тебе очень больно? — Цзинъи забрался к нему в бочку с водой, повозился немного, и тут же осторожно прижался, не тревожа раненое плечо. Медленно гладил по груди кончиками пальцев, задумчиво рассматривал метку и не боялся её совсем. Даже после того, что видел там, в лесу. — Цзычэнь, прости меня. Я ведь не сомневался, ты что. Нет. Это просто… жадность? Глупость. Я так ошалел от счастья, что вышел с обнажёнными нервами. И их продуло. Прости? *** «… из Байсюэ» Сун Лань убрал тонкую прядку, упавшую на лицо Цзинъи, коснулся губами лба. Рядом легче и труднее одновременно. Что если в следующий раз он просто не справится? Даочжан смотрел на него обнаженного, хотелось запомнить каждое движение, взгляд, слово. Он не понимал, почему Цзинъи просит прощения, он не должен просить прощения. Сун Лань бережно коснулся подбородка, чуть приподнял и заглянул в глаза, посмотрел на шею и наклонился ближе, целуя едва заметный тонкий порез, оставляя нежные прикосновения. Губы чувствовали трепет пульса и дыхание, и время как будто останавливалось. — Это не глупость, А-И… — он провел ладонями по спине своего мальчишки, поливал водой, гладил, — Я все знаю, и то, что сказал – не должен был говорить. *** Цзинъи медленно согревался, расслаблялся. Сейчас было странно, ну вот с какого перепуга он сделал такие дурацкие выводы? А ведь он даже в лесу звал его А-И, ласково… пусть и страшно. Вот это и было страшно. — Цзычэнь, как ты себя чувствуешь? Всё-таки тебя ранили. Он медленно запрокинул голову, подставляя шею, и когда к порезу прикоснулись его губы, ещё медленнее выдохнул с каким-то внутренним трепетом: — Я больше всего боялся, что из-за этого ножа у моей шеи ты что-то сделаешь, и из-за этого пострадаешь. Но тебя всё равно ранили. Цзинъи аккуратно его трогал, гладил, как будто пытался убедиться в том, что Сун Лань живой и рядом с ним. Задумчиво вздохнул, пытаясь уложить в своей голове всё произошедшее. — Нам просто не дали времени договорить, ты не виноват. Молчать, позволяя заблуждаться и мучиться — это не самое удачное решение. Хотя, наверное, если бы я в первый же день встал перед тобой и сразу в лоб заявил «Вот он я, люблю тебя» — Лань Сичэнь не успел бы даже дойти до леса, как я вылетел бы за ворота… Он смущённо засмеялся, прижался губами к его щеке, сел ровно и попытался разобрать слипшиеся от крови волосы. Наклонился ближе к воде и полоскал их, как случайную тряпку, отжал в кулаке. — Сун Цзычэнь… что мы будем делать дальше? *** — На мне быстро все заживает, не переживай, — Сун Лань нежно погладил его щеку, дотронувшись до любимой родинки, снова коснулся губами шеи. Невозможно было не касаться, несмотря на усталость, на то, что такие разговоры невеселые, руки сами трогали, глаза сами смотрели, сердце само тонуло в чувствах, — Это не страшно, просто нож или что там... я даже не запомнил. Пройдет. Дай. Даожан осторожно наклонил ему голову, расправил волосы и стал поливать из ковшика теплой водой, другой рукой разглаживая пряди. — Если б ты так сказал, я бы очень удивился. А Лань Сычжуй — еще больше, и извинился бы за такое твое безобразие, — он улыбался и мыл, мыл, пока волосы не стали совсем чистыми. Это успокаивало и волновало сразу, разливая по телу тепло и страх вместе. Сун Лань не хотел отпускать, ему казалось, что все скоро может закончиться, слишком много для этого может найтись причин. И вопрос Цзинъи только усилил ощущение неизбежности. Даочжан запустил пальцы в мокрые пряди, сжал их, касаясь затылка мальчишки, и наклонился. Как ответить? Сказать — А-И будет волноваться, не сказать — будет все равно волноваться, напридумывает себе... Сун Лань предпочел поцелуй, долгий, от робкой нежности переходящий в силу, какую-то обреченную жадность, в этом поцелуе сквозило нежелание останавливаться и что-то менять, тем более — отвечать на вопрос, а сердце стучало где-то в горле и не давало дышать. Даочжан остановился и выпустил Цзинъи, посмотрел в глаза. «Мы», что «мы» будем делать... Он положил руки ему на плечи, смотрел на родинку и пытался набраться смелости, чтобы спокойно и тихо сказать, как будто не было для него ничего сложного в этих ответах: — У меня камень в груди, А-И. Может и не камень, но я его только так ощущаю, что-то тяжелое, настоящее... «Как будто корни всюду пустило...» — А раз это что-то есть, то его нужно вынуть. «Выдрать.» — Вот. Потом есть еще одно дело... Этот человек, которого мы привели, рассказал кое-что. Придется проверить, поэтому мне нужно будет скоро уйти. Ненадолго, — Сун Лань снова полил на плечо Цзинъи водой и наклонился, коснулся губами около уха, — И недалеко. *** Цзинъи доверчиво наклонил голову, впитывал эту заботу, которая наконец-то не была связана с лечением. Ну хоть он не поранился в этот раз, а царапина на шее не считается. — Лань Сычжуй не удивился бы, он знал. Но да, сначала долго извинялся бы за меня. А потом ещё дольше ругал бы меня и воспитывал. Он с готовностью разомкнул губы навстречу поцелую, сердце взволнованно колотилось в груди, и сам вдруг понял, что ему снова жадно. Горячо и жадно. Что с этим делать? От этого вообще стоит избавляться? Не хочется. Цзинъи внимательно слушал, кивнул, когда он сказал про камень в груди и эхом отозвался: — Я знаю… И накрыл отметину на груди ладонью, опустил голову. А вот теперь Сун Лань ещё и уйдёт что-то проверять. И уж точно не возьмёт его с собой, потому что если возьмёт, будет беспокоиться ещё и за него, и ничем хорошим это не закончится. — Сун Цзычэнь, мне так жаль, — Цзинъи подумал, глубоко вдохнул, поднялся, как будто собирался вылезать из воды, но вместо этого перекинул ногу через бедро Сун Ланя и сел ему на колени, зажмурившись от собственной храбрости. Решительно погладил его по этой отметине на груди, и ладони так и оставил, словно они там пригрелись. — Мне жаль, что я не могу это убрать. Наверное, это эгоистично с моей стороны, но я себя чувствую так, как будто я хочу на место этого камня, и там жить. Но я же понимаю, что для этого меня слишком много. Не ходи туда один, хорошо? Если ты пойдёшь это кое-что проверять один, то потом не удивляйся, обнаружив меня за ближайшим кустом. Причём в этот раз я буду вооружён до зубов. Сун Цзычэнь, можно ведь кстати сразу взять меня с собой. А что ты хочешь проверить? *** От одного-единственного прикосновения становилось горячо, а Цзинъи был так близко... и еще даочжан знал теперь, какой он совсем обнаженный — узнал, а теперь снова не видел. Когда Цзинъи поднялся, Сун Лань одновременно пожалел, что все заканчивается и нужно идти, подумал, что это правильно, а еще — что сейчас сначала вытрет его с ног до головы сам и только потом позволит одеться. Но Цзинъи никуда не ушел, а совсем наоборот. Дыхание перехватило от того, как он это сделал, и теперь только так и стало — правильно. Сун Лань положил ладони ему на талию под водой, руки скользили вниз совершенно сами, обнимали бедра, а он слушал, при том что сердце готово было выскочить из груди и остаться в ладонях А-И. — Я не пойду один, обещаю, — Сун Лань не удивился бы, если б в этот момент пообещал вообще все что угодно, но образ Цзинъи с ножом у горла вернул все обратно, к здравому смыслу, которого хватило на то, чтобы рассказать. — Этот пленник говорит, что в его землях живет человек из Байсюэ. Я не поверю, пока не увижу... — Сун Лань обнаружил, что ладони снова на талии Цзинъи, выглаживают спину, чуть надавил на поясницу — так хотелось, чтобы он прогнулся. Даочжан наклонился и поцеловал ключицу, снова пообещал, касаясь губами влажной кожи: — Я не пойду один. И не возьмет Цзинъи, он не может взять адепта Гусу непонятно куда в страну опасных разбойников. — А-И... — голос сел, даочжан сдался, он больше не хотел говорить о чужих людях, о тьме, о том что можно и нельзя, — ни о чем вообще. В груди колотилось сердце и на этот раз не тонуло ни в какой черной силе, в животе поселилось ощущение, будто тонкие невесомые листочки гинкго порхают на ветру, и под ладонями стало горячо. Он обнял, крепче прижимая к себе Цзинъи, снова целовал, и поцелуи растекались теплом, которое горячо собиралось внизу, пульсируя одним единственным желанием — быть с А-И и ни о чем не думать, только о нем. *** — И пообещай, что вернёшься ко мне. Если там живёт человек из Байсюэ, это многое объясняло. По крайней мере, Цзинъи представил, как бы он отреагировал на такую новость. Может даже сразу побежал бы смотреть, ведь это как выживший брат, когда думал, что погибли вообще все и никого не осталось. Он податливо прогнулся в пояснице, прильнул к груди Сун Ланя. На что Цзинъи хватило, так это хотя бы проследить, чтобы не стирать лекарство с раны на плече. Восторг и счастливое тепло, обдающее где-то внутри, особенно после пережитого цепенящего ощущения, что он теряет даочжана, едва только сумел обнять — Цзинъи сейчас понимал, до какой степени это жутко. — Сун Цзычэнь, — позвал он на ухо, случайно задел губами, потом подумал и уже специально прихватил губами мочку. Замер, впитывая ощущение, сердце тут же прыгнуло куда-то, и это срочно нужно было как-то пережить. Цзинъи не заметил, что постанывает в поцелуй, что ёрзает у Сун Ланя на коленях, и даже храбро не шарахается, ощущая его член. Наоборот! И от этого «наоборот» он с восторгом неофита прижимался всё теснее. — Ты такой горячий, — Цзинъи понял, что теснее уже не получится, просто некуда, и очень храбро попросил. — Можно мне? Он осторожно оплёл пальцами оба члена, как ночью, только он первый успел, и краснел снова, как будто оба сидели в бочке с кипятком. Растерянно заморгал, поглаживая головку кончиком пальца, сначала свою, проверяя как это будет, потом его, и совсем дурел от собственного бесстыдства. *** — Вернусь. — Пообещал Сун Лань горячо, и крепче стиснул пальцы, чувствуя трепетное тело, каждый позвонок, — К тебе. От уха побежали мурашки, вплетаясь в тепло под кожей, возбуждение скручивалось тугим узлом, и Сун Ланю казалось, что все тело вибрирует. — Это потому, что ты со мной. Горячо. Жарко, — шептал он, целуя и вылизывая шею и ключицы, возвращаясь к губам, глубже проникая языком, с жадностью впуская его язык, чтобы забрать ответные поцелуи. — Не спрашивай... тебе все можно. Он застонал, когда палец скользнул по головке, — такой яркой оказалась эта робкая ласка, что в глазах потемнело, и даочжан прикусил только что зацелованную ключицу. Он слегка подался вперед, чтобы Цзинъи был смелее, снова сжал пальцами его бедра, и гладил их, ягодицы. Каждое движение становилось чуть смелее предыдущего, Сун Лань немного приподнял Цзинъи, скользнув пальцами в промежность, и замер, когда почувствовал, как под подушечкой сжалось тронутое колечко, застыл в этом прикосновении, таком откровенном, для него самого неожиданном, но потом нежно обвел вокруг, снова выглаживая и касаясь рядом. Цзинъи так трепетал в его руках, тонкий и юный, он казался хрупким, но Сун Лань чувствовал, что это только кажется. Он хотел его нежности и храбрости одновременно и одинаково сильно, сам как будто не мог разобраться, чего в нем больше — смущения или желания, страсти или неловкости. — А-И... Даочжан звал его и сразу все слова улетучивались, он не знал, что может сказать, кроме имени, чтобы выразить все, что с ним происходит, и просто целовал, прижимал к себе, изучал прикосновениями своего прекрасного Цзинъи. *** Сун Лань ещё никуда не ушёл, но Цзинъи уже переживал, и уже радовался, что он вернётся. Что он вернётся — к нему. Обязательно вернётся, потому что уже наконец-то всё должно быть хорошо. Вот как сейчас. Как прямо сейчас. Он забыл, что стесняется. Цзинъи вообще забыл, что всё это ужасно непристойно, потому что ужасно интересно, как Сун Лань реагирует даже на очень лёгкие прикосновения. И ведь это просто пальцы, это всего лишь пальцы! А если сделать так же, только языком? Цзинъи швырнуло в отчаянный жар, стоило только представить, он выгнулся от укуса за ключицу, слабо застонал, рефлекторно сжал бёдра Сун Ланя коленями. — Цзычэнь, — тихо протянул он, чуть не спросил «что ты делаешь?», но идиотизм такого вопроса даже ему был очевиден. — Цзычэнь… Он сжал пальцы чуть сильнее, перебирая по всей длине, чуть не заныл в голос. Цзинъи рывком вдыхал, пытаясь сказать что-то, судорожно выдыхал от невозможности высказать весь спутанный клубок противоречивых желаний, особенно из-за длинных пальцев Сун Ланя, так ласково выглаживающего в таком месте, что невольная дрожь прокатывалась по всему телу. — Цзы… чэнь, — он от испуга начал заикаться. — Ты… если ты… если ты сейчас не… — он судорожно задышал, беспорядочно пытаясь то ли толкнуться бёдрами вперёд, то ли как-то сместиться, чтобы его пальцы перестали гладить вокруг. — Не… Цзычэнь, как же это говорят?! Сейчас сгорю… Цзинъи упёрся лбом в его плечо, зажмурился изо всех сил. — Если ты сейчас… ааааа… моя любовь хочет кричать. Кричать. В голос. Погладь меня… глубже. *** Сун Лань уже не понимал, от чего сильнее огонь — от ласк или от того, как Цзинъи зовет его. Он забирал с его мягких горячих губ свое имя, отвечал нежным «А-И», держал крепко, не давая опуститься к себе на колени, чтобы продолжать касаться в самых горячих и нежных местах. Эти лихорадочные обрывки слов, вздохи Сун Лань слушал, целуя родинки и касаясь языком самой любимой... вода закипает, точно закипает, слишком горячо. И когда Цзинъи, наконец, озвучил свое желание, даочжан почувствовал, как закипает сама кровь и выливается в острое возбуждение, от которого просто некуда деться. Он представил. Сун Лань представил то, чего хочет сейчас больше всего на свете, но он ничего не сделает, пока его мальчик сам не захочет, не позволит, хотя даочжан понятия не имел, как это вообще все происходит, как не причинить боли даже пальцами, и как не сгореть от безумной смеси смущения и желания. Но если А-И хочет, такой смелый и порывистый, разве можно оставить себе какую-то ненужную неуверенность? — Пусть она кричит. — Выдохнул Сун Лань, касаясь губами шеи, — обвел снова по кругу, очень аккуратно надавил пальцем, нежно и бережно, с ума сходя от ощущения горячей тесноты, когда углубил это проникновение. И снова представил себе, как хотел бы взять Цзинъи. — Я с ума сойду... А-И... — плоть вздрагивала в его ладони, он чувствовал горячий член Цзинъи и уже сам в неспешном ритме терся об него, тихо стонал, лаская пальцем внутри все глубже, гладил и входил снова, и что-то шептал беспорядочное, пока не сказал, что любит. — Так люблю... хороший мой... люблю... *** Это было так непривычно, так… стыдно. Особенно от того, что сам попросил. Цзинъи на мгновение замер, остро переживая момент, всхлипнул. Он уже плохо соображал, что вообще делает — то ли двигает кулаком, лаская прижатые друг к другу члены, а может наоборот, держал руку неподвижно, потому что оба толкались бёдрами, стараясь получить как можно больше от такой простой ласки. Цзинъи мощно тряхнуло, когда Сун Лань нащупал что-то внутри, какую-то точку, от которой по всему телу промчалась горячая волна. Он замер с приоткрытым ртом, как подстреленный на месте, ошалело смотрел Сун Ланю в глаза, медленно приподнялся, неуверенно качнул бёдрами, снова получая такой же яркий всплеск наслаждения. Цзинъи сморгнул это смущение, дыхание сбилось. — Цзычэнь, я люблю, — он снова повторил это удачное движение бёдрами, от которого по телу проскакивало новое и яркое. — Я люблю! Как я тебя люблю! Он двигался быстрее и резче, вскрикивая, вздрагивая, держался одной рукой за плечо, убедившись только, что это не раненое. — Пожалуйста, Сун Цзычэнь, сойди с ума, — жарко прошептал он прямо в губы, прежде чем снова утопиться в поцелуе. *** Вода гладила спину, слишком нежно, мучительно ласково, и так же нежно даочжан проникал внутрь горячей тесноты, поглаживал все глубже. Все нетерпение и страсть остались поцелуям, и Сун Лань чуть не задохнулся, когда ощутил чувствительный бугорок, на прикосновение к которому Цзинъи тут же отозвался, замерев в его руках. Даочжан смотрел, и от того, как ярко реагировал А-И, голова шла кругом. Он снова чуть надавил ладонью на поясницу, углубил проникновение, касаясь там же... чувствуя, как хорошо Цзинъи, и сам чуть не закричал, но только прикусил губу, как будто это наслаждение можно было спугнуть неосторожным порывом. Ритмичные движения Цзинъи, каждое — все смелее, вздохи — все откровеннее. Сун Лань не заметил, когда в горячее нежное тело стало проникать два пальца, выглаживая чувствительный бугорок, как ладонь на пояснице ласково, но настойчиво направляла движения Цзинъи вниз, а сам он просто сосредоточился на его удовольствии, впитывая его кожей, дыханием, поцелуями, взглядом, ритмичными и несильными толчками в его кулак. Больше всего хотелось взять, желание оказалось настолько сильным, что к сладким отзывам плоти добавилась боль, Сун Лань стонал, но не хотел разрушить этот момент, когда любимый наполнялся удовольствием в его объятиях и его ласках, с каждым вздохом все сильнее. От того, что он это делает с Цзинъи, в горле пересохло, сердце билось через раз, а тяжесть в груди как будто отступила — тьма даже не затаилась, она просто сдалась серебряному теплу, которое наполняло все внутри. Сун Лань целовал, кусая губы, шею, ключицы, не видел, что оставляет отметины, просто ждал с упоением и замиранием сердца тот самый сокровенный момент. Пусть кричит, стонет, ведь это все — из-за него... самые прекрасные звуки на свете. *** Зато Цзинъи ещё как заметил второй палец, взгляд дико метнулся от лица Сун Ланя куда-то вниз, в воду, снова впился в глаза. Он казался себе ужасно распутным, когда под нажимом ладони начал сам насаживаться на его пальцы, вскрикивая и кусая губы в тщетной попытке быть потише. Он хотел кричать? Сегодня исполняются желания! Он подвывал в кусачие поцелуи, дрожал всем телом, запрокидывал голову, подставляя шею под жгучие поцелуи, вспыхивающие короткой сладкой болью. — Цзычэнь, я… мне… не могу дышать! — короткая паника сменилась жарким надрывным стоном, Цзинъи отчаянно дёрнулся всем телом, и начал насаживаться на ласковые пальцы сильнее и чаще, лихорадочно зашептал, захлёбываясь словами. — Цзычэнь, небо… ещё, ещё, ещё… умру сейчас… вот прямо сейчас… Он возбуждённо ласкал его член, длинными сильными движениями до основания, обхватывал головку. Представил, как будет, когда вместо пальцев в нём будет этот член, и неожиданно для себя сорвался в короткие судороги наслаждения. Цзинъи вскрикивал, запрокидывая голову, стонал, медленно выдыхая и снова вскрикивал от очередной яркой судороги, от того, как чувствуются сейчас пальцы Сун Ланя внутри, так сжимаются все мышцы. В стон так и вплетался шёпот: — Хочу… хочу, чтобы ты меня забрал. Хочу тебя целовать, хочу тебя любить ещё сильнее, везде целовать, — Цзинъи надрывно вдохнул и снова зашептал. — Всегда, Цзычэнь, всегда… *** Невозможно поверить, что Цзинъи так горит – из-за него. Сун Лань как будто держал в руках сам огонь, яркое полыхающее чудо, и держал его так крепко, как только мог. Пальцы вжимались в спину, он захлебывался в поцелуях, но ритм горячего тела просто сводил с ума. Цзинъи так сжигал себя в своих новых чувственных открытиях, что хотелось дать ему больше. Его судороги даочжан чувствовал сам, всем телом. Он вдруг понял, что может ощущать не только его боль или страх, как там, за стеной, но и вот это яркое удовольствие – тоже делится на двоих, и Сун Лань ощутил, как отголоски наслаждения Цзинъи пронзают его по всему телу до затылка, разгоняют кровь. Он едва дождался, пока мальчишка вдохнет, пока пальцы перестанут чувствовать его нежные затихающие судороги, и убрал руку, вскинул бедра навстречу его руке, схватывая болезненные и резкие отклики тела на ласки Цзинъи. — Все, что захочешь… — Сун Лань откинулся затылком на край бочки, увлекая его за собой, накрыл его руку на члене своей, дернулся навстречу, застонал, прижимая к себе. Так можно сойти с ума. Знать, какой он внутри, какой он чувственный и горячий, как отзывается на все, хотеть до дрожи. В следующий раз он просто не выдержит – разум не сможет не выплавиться в чувства, это точно. Резкий спазм обрушился короткой и яркой вспышкой, даочжан вцепился в спину Цзинъи обеими руками, прижимая его к себе животом тесно-тесно, излился сильными толчками, чувствуя, как горячие капли текут вниз, и даже от этого вздрагивал. — Заберу… — прошептал Сун Лань, не выпуская Цзинъи из объятий, — Все, что ты только захочешь, А-И… — даочжан с трудом дышал, расслабился, совершенно обессилев, как будто из него выжали все до капли. По телу разливалось томное тепло, воздух звенел от наполнившей комнату силы, а где-то внутри тихо и ровно дышала тьма. Он гладил своего мальчика по спине, не чувствовал даже боли в плече, которое все-таки дернул в какой-то момент, и теперь оно только мерно пульсировало раной. — Мой хороший… — почти неслышно повторял даочжан и еще какие-то слова, о которых он и не знал никогда, что может вот так кому-то говорить. Кому-то, кто просто его любит, потому что он есть. *** — Всё, что захочу? — наивный вопрос прозвучал неожиданно томно даже для самого Цзинъи. Он снова содрогнулся и неразборчиво заныл, когда Сун Лань убрал пальцы, но тут же с болезненным жарким любопытством впился взглядом в его лицо. Так близко, так открыто. Цзинъи ещё сам не остыл, но смотреть, как Сун Лань получает удовольствие, когда сам при этом уже не поглощён своими ощущениями — это совершенно новое. Правда это не спасло. Цзинъи так внимательно впитывал его ощущения, что его накрыло непредсказуемой волной жара. Он так отчётливо чувствовал, как пульсирует его естество, прижимаясь к животу, как выплёскивается между их плотно прижатыми телами, как крепко держат эти потрясающие руки. Цзинъи так и остался, даже когда Сун Лань расслабился и отдыхал. Ему хотелось снова кричать, только по другому поводу: хотелось просто громко вопить от счастья, что он любит, что он любим, что его даочжан такой восхитительно щедрый на ласку, такой внимательный к его спутанным глупым желаниям. — Сун Цзычэнь, — слабо протянул он. — Ты знаешь, я всё ещё вижу серебро. Заберёшь меня совсем, Цзычэнь. Я буду ждать. Я хочу… ты знаешь, — Цзинъи осторожно гладил его вокруг раны, наблюдая, как за кончиком пальца остаётся слабый мерцающий след. — Там в секретной комнате… я там чуть не сгорел от стыда, когда открыл ту книгу. Там… в общем, там так подробно всё нарисовано было. Я хочу, чтобы ты взял меня не пальцами. Там было так нарисовано! Но тебя нужно сначала вылечить. Он оторвал пальцы от кожи Сун Ланя, озадачено смотрел, как прозрачный серебряный свет течёт в рану и впитывается. — Тебе не больно, когда я делаю так? *** — Мм? — отозвался Сун Лань и открыл глаза. Серебро, он тоже его видел и чувствовал, все вокруг звенело от этой силы. Похоже на то, что он ощутил, когда нашел Сюэ Яна и Сяо Синчэня, только теперь даочжан знал, что это не просто страсть или что он там тогда думал. Он слушал и не знал, что сказать. Цзинъи готов был ему отдать всего себя и так просто говорил, так, словно не просто этого хочет, а это — правильно и нельзя по-другому. Сун Лань провел пальцами по его щеке, прикосновение сверкало тонким серебром, тронул родинку, и изумление, конечно, невозможно было сдержать, как и улыбку. — Книга, — Сун Лань вел серебром вниз по шее, — Думаешь, мне стоит посмотреть, что там нарисовано? — он довел прикосновение до ключиц и вернулся вверх, коснулся подбородка и заглянул в глаза, улыбаясь, — Не больно, нет. Это лечит, ты меня лечишь, А-И. Поцелуев все равно было мало, но Сун Лань не очень знал, как по-другому сказать, он совсем не умеет говорить, как Цзинъи — вот так вот просто. Он целовал и все никак не мог отпустить. — Я хочу, тоже, очень. Тебя и для тебя... Он все-таки сказал, и тут же заставил замолчать все эти хлынувшие мысли, о том, что так нельзя, хотя бы до того, как он разберется с этой тьмой, и вообще... говорить «мой» о мальчишке из Облачных Глубин — само по себе неправильно. Но проще сердце вырезать, чем отказаться от Цзинъи, от его «хочу» и «забери» и от этого серебра. — Давай вставать, хотя я бы так и сидел, — Сун Лань хотел подняться вместе с ним, но сил сейчас не было, он осторожно отстранил Цзинъи и поднял, встал сам. — Я вытру тебя. Мягкое полотенце, не пропустить ни капли, завернуть его в заботу, аккуратно вытереть волосы и расчесать влажные пряди... даочжан никогда не думал, что так бывает. Бывает, но с другими, не с ним, — так ему казалось, и он об этом не думал, потому что зачем думать о том, чего не может быть? И сейчас он понял, что наслаждается такими простыми вещами, а это странно, наверное. Он смутился и завернул Цзинъи в сухое полотенце. — Сходишь за одеждой? Ты ведь знаешь, где лежит... там не заперто. Усталость навалилась разом, придавила, как камень, даочжан едва дождался, пока Цзинъи уйдет, чтобы не рухнуть на скамью. Не рухнул. Вместо этого заставил себя убрать воду, замочить грязное, так и делал все обнаженным, даже не вытерся. Руки тряслись, и Сун Лань тяжело оперся на край бочки, медленно выдыхая. Слишком много всего. Слишком тяжело в груди. Слишком мало серебра и много... Даочжан тихо всхлипнул, убрал упавшие на лицо волосы и снова уронил руку на край бочки. Надо встать, выпрямиться и перестать тут уставать, в самом деле. *** — Я? Мне это не приходило в голову. Конечно тебе не нужны книги, — Цзинъи убеждённо улыбнулся, плавясь от этой ласки. — Ну просто… я ведь никогда ещё. Ни с кем. Конечно я на месте обалдел когда увидел! Он влюблено вздохнул, с надеждой заглядывал то в глаза Сун Ланя, то изучал рану, как будто она должна была прямо сейчас затянуться, на прощанье стряхнув с себя остатки лекарства. Может и правда лечит? Как было бы хорошо! Цзинъи смущённо впитывал эту заботу, эту нежность. Это было так странно, ведь он всё время порывался сам ухаживать за даочжаном, удобнее устраивать, укрывать, греть… — Конечно схожу! Я быстро! — Цзинъи придержал полотенце, чтобы не оказаться случайно голым в коридоре, и выскочил за дверь. Он действительно помчался бегом, и даже быстро всё нашёл, ничего не забыл. На обратном пути только будто споткнулся об страстный стон, и даже не разобрал чей это, Сюэ Яна или Сяо Синчэня. Испуганно понял, что сам кричал…. наверное не так громко, но всё-таки. А всё-таки торопливый Цзинъи действительно вернулся быстро. А из-за того что споткнулся по дороге об чужой стон, беззвучно заглянул как раз в тот момент, когда Сун Лань всхлипнул и дышал тяжело, стоял согнувшись. Цзинъи ошарашено отшатнулся, опираясь спиной о стену рядом с дверью, судорожно прижал к себе стопку одежды. В груди больно царапалось ошалевшее сердце. Он спрятал лицо в этой одежде, глубоко вдохнул запах тёплой чистоты, медленно выдохнул, почти ощущая, как ткань пропитывается его дыханием. — Моя очередь, — прошептал Цзинъи, оставив стопку одежды на скамье и ловко подлез под руку своего даочжана, уже привычно подставляя плечо. — Сун Цзычэнь, знаешь, я хочу предложить тебе очень полезное правило для Байсюэ. Он ловко кинул одно полотенце на скамью, усадил на него упрямого даочжана, взял другое полотенце и накинул ему на плечи. Вздохнул и присел на корточки, оперся руками на колени Сун Ланя, заглядывал ему в глаза с бесконечной нежностью. — Правило Байсюэ… Запрещено пренебрегать помощью и поддержкой того, кто тебя любит. Цзинъи осторожно погладил метку на его груди, поднялся и начал вытирать его плечи, спину, собрал влажные волосы на край сухого полотенца и промокнул. Не удержался и прижал голову Сун Ланя к своей груди, сердце что-то орало, пытаясь докричаться до него, донести что-то на своём языке. Он ловко наложил на рану новую порцию лекарства, закрепил повязкой. — А хочешь, ты ведь вообще-то ранен, сейчас просто пойдёшь отдыхать? Я принесу тебе в комнату еду и чай, и ты поспишь, — Цзинъи вспомнил, что он в полотенце, и заулыбался. — Ну я перед этим, конечно же, оденусь. Не буду смущать карпов… Цзычэнь. Я тебя замучил. Это с моей стороны, наверное, ужасно безответственно, но я просто не удержался. Пойду оденусь, да? *** Сун Лань только успел подумать, а плечо Цзинъи уже давало опору. Какой он все-таки быстрый, все торопится… Этот взгляд снизу вверх, с колен, такой доверчивый и открытый, что дыхание перехватило. Даочжан провел рукой по еще влажным волосам Цзинъи, заправил за ухо тонкую прядку. — Разве я пренебрегаю? – он улыбнулся и поймал его руку, сжал пальцы, отпустил. Так бы и держался за него, трогал бы все время… как вот они сейчас пойдут на улицу, за стол сядут, будут что-то делать и нельзя будет все время прикасаться? Как люди так живут? Ну Сюэ Ян постоянно об Синчэня трется, но все равно… Может, это потом проходит? Как от жажды помогает много воды? Сун Лань замер, пока Цзинъи его лечил, слушая колотящееся сердце мальчишки, и нехотя отстранился. — Нет, у меня еще есть дело, дела… потом отдохну. – Сун Лань посмотрел внимательно, — Отдохну. Обещаю. Надо было найти Сюэ Яна и поговорить, наедине. Вот тоже… когда так случилось, что появились вещи, о которых нужно говорить исключительно с этим мерзавцем и без свидетелей? Все-таки эта тьма внутри коварна по всем фронтам. И еще надо в запретную комнату… Даочжан вспомнил про книжку и хмыкнул, а уши немного все-таки покраснели. — Беги одевайся, — Сун Лань отпустил, наконец, Цзинъи, — я пойду сразу на кухню. Сычжуй…ммм… — вот тут он вспомнил про Лань Сычжуя. Сколько времени они провели в бане? Ох. Ну влетит, да. – Сычжуй рассердился уже, это точно. Смирившись с такой перспективой, даочжан оделся во все чистое, привел себя в порядок и вышел наружу. Серебристый иней их с Цзинъи силы испарялся с порога и двери. Надо с этим учиться обращаться, потому что это какая-то совершенно невероятная энергия, которую нельзя просто так расшвыривать куда попало. Особенно если учесть, что тьмы у него скоро не будет. *** Цзинъи пытался сделать строгий вид, потому что нельзя пренебрегать, и притворяться, что не больно, тоже нельзя, но быть строгим у него не получалось. — Ты обещал. И пообещай мне, что не будешь рисковать собой. Нельзя. Сун Цзычэнь, нельзя оставлять меня без тебя. Это слишком жестоко и неправильно, — он улыбнулся, урвав ещё один поцелуй. — Бегу. Я быстро. Лань Сычжуй, он… строгий. Но я не думаю, что будут проблемы, он очень воспитанный. Цзинъи торопливо одевался, с некоторым удивлением обнаружив свою одежду в подозрительно идеальном порядке и почему-то тщательно упакованной, как будто они собирались… он охнул и сел на край кровати, как будто они собирались уходить. Возвращаться обратно в Облачные Глубины. Он только упрямо помотал головой. Уходить из Байсюэ? Ни за что. Он не уйдёт, силой его не посмеют забирать, и вообще, он уже не ребёнок. Цзинъи по-мальчишески скуксился, но всё равно тщательно оделся, аккуратно собрал волосы и пошёл тоже в кухню. Вот только сейчас понял, что есть действительно хочется. А когда он вообще ел? По всему выходило — вчера. А вчера это был ранний ужин с карпами. А сейчас уже и полдень давным-давно миновал! Тем временем Лань Сычжуй с возмущением понял, что эти четверо, где-то шляясь и вернувшись в крови, да ещё и с покалеченным пленником, теперь не торопились ничего объяснять! Сюэ Ян выдал инструкцию, неприятно ухмыляясь окровавленными губами, и ушёл вместе с Сяо Синчэнем, причём очень скоро стало понятно, что они не только мыться собрались. Крики оттуда неслись такие, будто кого-то пытают. Причём судя по звукам, пытали попеременно то Сюэ Яна, то Сяо Синчэня, то одновременно обоих. — Вопиющее бесстыдство, — буркнул Сычжуй, но не успел успокоиться, как послышался достаточно откровенный стон Цзинъи. Этот шок оказался настолько велик, что Сычжуй сперва не понял, что его стон несётся из другого помещения. Казалось бы, что такого изумительного, он же знал, что Лань Цзинъи провёл ночь с этим… принесла же нелёгкая даочжана Сун Ланя в Облачные Глубины в тот несчастливый день! Что стоило ему явиться в другое время?! Что стоило Цзинъи оказаться в библиотеке и усердно заниматься, а не бесстыже пялиться на даочжана, пока он решал свои проблемы? Тяжёлое состояние требует доспехов. Неотложными делами Лань Сычжуй занимался неспешно, и всё равно успел. Даже длинные белые рукава не мешали, идеально белые одежды без единого пятнышка, идеально повязанная налобная лента. Идеальная чистота на кухне, идеальный наваристый мясной суп с кусочками овощей, такой же идеальный белоснежный рис, и даже идеально сервированный на пятерых стол. Когда Сун Лань переступил порог кухни, его встретил спокойный взгляд поверх края чашки — Сычжуй неторопливо пил чай. — Будете завтракать сразу или подождёте остальных? Это было просто неслыханно. Лань Сычжуй не поздоровался. Не поклонился. Невежливо. И это вызывало какое-то сладкое мстительное ощущение. — А-Юань, — Цзинъи тут же нарисовался на пороге, повёл носом, посиял улыбкой, схватил горшок с кашей и помахал рукой. — Я быстренько покормлю карпов, нальёшь мне супа? Окатил Сун Ланя горячей улыбкой и так же шустро умчался кормить своих подопечных, и ушастых, и водоплавающих. Сычжуй оцепенело смотрел ему вслед, потом перевёл ледяной взгляд на даочжана. — Я собирался сегодня дотемна распрощаться с Байсюэ и забрать Цзинъи в Облачные Глубины. Как бы он ни упирался. Судя по… — он медленно перевёл дыхание, отставил чашку и положил руки на колени, чтобы не видно было, как он сжимает пальцы в кулаки. — Судя по красноречивым следам на его шее… будет правильнее пока остаться тут. Сычжуй осторожно кивнул, пытаясь сдержать возмущённый вопль. Горло судорожно дёрнулось. — Он счастлив. Хотелось заорать «Вы что, совсем с ума сошли оба?!»… — Вы поговорили и прояснили, что это было утром, я прав? Даочжан Сун Лань, вы ведь понимаете, что оставить Цзинъи тут, а меня отправить за ворота просто не выйдет — я его одного не оставлю. А раз так, вам придётся держать меня в курсе, как ответственное лицо. Кто-то же должен быть ответственным в этом дурдоме?! Кто-то должен сохранять трезвую голову?! Что происходит?! — Прошу вас, — Сычжуй мог собой гордиться, он налил ему чай, и руки почти не дрожали, только горло зло вздрагивало в попытке не орать. — Пленный, стычка за стенами Байсюэ… А если бы, пока они там предавались любовным утехам, явилось бы подкрепление, пришли бы за пленным, началась бы осада, посыпались бы камни с неба?! Лань Сычжуй никогда не чувствовал себя до такой степени злым и уставшим. *** Сун Лань только улыбался устало, он понятия не имел, как обещать не рисковать собой, как? Ну ладно – не рисковать, но не оставлять без себя… Он бы вечно хотел быть с ним, но все так хрупко. Можно пообещать все на свете, но даочжан просто не знал, как это, дать обещание, которое по-настоящему страшно нарушить, особенно потому, что не знаешь, что будет дальше. А в кухне его ждало еще одно испытание – тут не обещаний хотели, а ответственности. Ну да, Лань Сычжуй, в отличие от влюбленного Цзинъи, куда практичнее подходил к происходящему. — Здравствуй, — Сун Лань улыбнулся в ответ на вопрос. Юноша прям искрил, но держался так, что невозможно было не восхищаться. С другой стороны – лучше б покричал что ли. — Буду завтракать. Мне кажется, сегодня мы обойдемся без правил. Это выглядело бы… — он улыбнулся немного неловко, но все равно не так, как если бы и правда чувствовал себя виноватым. — Странно, верно? Цзинъи влетел, сверкнул солнцем и вылетел, Сун Лань только успел с улыбкой посмотреть вдогонку и тут же осекся, сделался серьезным. В конце концов, Сычжуй сердится, вполне имеет право, у него сто причин на это, неправильно в такой момент счастливо улыбаться… наверное? Наверное, когда ты тут вроде как старший, а ведешь себя совсем не как наставник. Почему-то Сун Ланя в данный момент это не волновало, но Лань Сычжуй не заслужил такого несерьезного отношения, конечно. «Что значит — забрать?» Даочжан сел напротив. Слышать от Лань Сычжуя, что Цзинъи счастлив, оказалось прекрасно и сложно одновременно, и Сун Лань молчал, пока юноша не выговорится. — Лань Сычжуй. Я совершенно не собирался тебя отправлять за ворота, даже наоборот. Я хотел просить тебя остаться, потому что… я знаю, что это все ужасно, странно, неправильно… поверь, для меня это все тоже очень необычно. И я хотел просить тебя остаться, если ты, конечно, считаешь для себя возможным находиться в таком месте, потому что ты прав – ответственность тут у всех хоть на какую-то сторону, да хромает. Местами прямо даже очень сильно прихрамывает. Он пил чай, соображая, как бы так все рассказать Сычжую и не сделать еще хуже, но с этим у Сун Ланя всегда было плохо – с витиеватыми разговорами. — Я ушел за Цзинъи поговорить, да. И оказалось, что в лесу чужаки, сидят и ждут. Они пришли следить за Байсюэ, их прислали специально, чтобы проверить слухи. Согласись, было бы странно, если б никто не пришел однажды посмотреть, что случилось с Байсюэ, что он так внезапно затих. Тридцать человек и командир, они пришли из Хэй… не знаю, слышал ли ты, это не слишком далеко к северу. Байсюэ всегда охранял границу, потому что в Хэй живут разные люди, но довольно много воинственных и наглых разбойников. А при последнем наставнике стало заметно тише и спокойнее, Чэнь Бо старался говорить, а не убивать. Даочжан не стал подробно описывать саму драку, решив, что по их виду и так понятно, что они там не песни пели. — Этот пленник, его еще нужно поспрашивать, но он говорит, что их прислал тот, кого зовут Чжи Вэньчжун. Он говорит о нем, как о честном и благородном человеке, который хочет узнать, что случилось в Байсюэ и вроде бы уничтожить зло, которое здесь есть. Вэньчжун было второе имя старшего адепта Байсюэ Чжи Чуаня, он должен был стать преемником Чэнь Бо, но исчез довольно давно. Он знал, что у патриарха есть темный артефакт… так что в общем все совпадает. Но мне, конечно, надо проверить, кто это, так что придется уйти ненадолго. Я попрошу Сяо Синчэня остаться здесь с вами, пойду с Сюэ Яном. Цзинъи я с собой не возьму, — Сун Лань открыто посмотрел на Сычжуя. Он все рассказал, пусть и коротко, но все самое важное, потому что странно ждать доверия, если что-то утаиваешь. — Ты мог бы… в общем я боюсь, он в порыве беспокойства может решить пойти следом, а нужно, чтобы он просто подождал, мне кажется, нам с Сюэ Яном больше двух дней не потребуется. *** Сычжуй размеренно кивнул, поднялся с места. Налил супа для Сун Ланя, для Цзинъи, положил рис. Аккуратно придерживал край рукава, подавая на стол, так же аккуратно сел на своё место, расправив подол, снова взялся за чашку с чаем. — Иногда правила кажутся раздражающей насмешкой, здесь я не могу не согласиться. Он внимательно смотрел на Сун Ланя, пока тот объяснял ситуацию, — Никогда не думал, что это скажу, но Сюэ Ян — лучший вариант из возможных сопровождающих. А уничтожить зло, я так понимаю, это вас? По крайней мере, если бы я пришёл, не зная что происходит, и увидел вдруг человека, жонглирующего тьмой, скорее всего счёл бы себя спасителем мира, кинувшись вас убивать, — Сычжуй задумчиво щурил глаза, смотрел на Сун Ланя так оценивающе, как будто собирался выдавать за него собственного ребёнка. По крайней мере, чувствовал он себя именно так. — Дайте ему ответственное задание и по возможности объясните, почему ему нельзя с вами. Если ему объяснить, он не кинется следом. Но я прослежу, а если будет нужно — привяжу к себе, потому что гоняться за неразумными влюблёнными во время серьёзной миссии вдвойне неразумно и опасно. «Небеса, умоляю, не дайте мне влюбиться, это же какое-то слабоумие, и косит оно даже самых разумных людей, превращая в идиотов»… На примчавшегося Цзинъи Сычжуй посмотрел куда мягче, чем на Сун Ланя, хотя яркие отметины на шее заставляли его неодобрительно поджимать губы. Это же надо до такой степени утратить над собой контроль! Правда, когда почти в таком же виде на пороге появился Сяо Синчэнь, с откровенно искусанными губами и шеей, Сычжуй только беззвучно застонал про себя. Здесь и думать нечего, оба покусанных должны оставаться в Байсюэ, их же нельзя людям показывать! Они одним своим видом вызывают непристойные мысли! — Даочжан Сяо Синчэнь, — Лань Сычжуй поднялся, налил ему супа, положил рис, пару мгновений подумал, прислушался, услышал шаги и взялся за миску Сюэ Яна. — Прошу вас. Вот теперь, когда он всё проконтролировал, каждому выдал порцию еды, даже подоспевшему Сюэ Яну, он налил суп себе и чинно взялся за ложку. — Я рад, что никто из вас не пострадал, — Лань Сычжуй проглотил ложку супа, смотрел куда-то в рис и медленно краснел. Наконец губы дрогнули и он тихо добавил. — Простите, что не слышал… и не пришёл на помощь. Такое больше не повторится. Цзинъи тут же положил ложку на место и придвинулся ближе к другу, тронул за локоть. — Ты чего? Ты и не мог услышать, это было достаточно далеко, а стены высокие… Сычжуй скосил глаза на его шею и подумал, что взамен он слишком близко наслушался такого, что предпочёл бы оглохнуть. А сейчас ещё и ослепнуть, чтобы не видеть эти засосы. — А ты если ещё раз выйдешь за порог комнаты безоружным, получишь от меня метлой, — шёпотом сообщил Сычжуй. — И ешь. Запрещено пренебрегать трапезой. *** — Не меня, а то, что во мне, — спокойно уточнил Сун Лань, — Я все-таки все еще надеюсь, что не стал совсем уж неисправимым злом в твоих глазах. Он улыбнулся и кивнул, принимая совет к сведению. Вопрос только в том, какое задание придумать... Даочжан безотчетно подвинулся, чтобы Цзинъи сел рядом, не удержался от взгляда на него и тут же почувствовал, как краснеют уши. Шея юноши вся в следах... как он не замечал, когда оставлял их, что так несдержан? — Ты не мог слышать, — сказал он Сычжую, — Во-первых, было тихо, во-вторых, ты был занят. Сун Лань тоже занялся едой, хоть голода на самом деле не чувствовал, но есть надо, а то руки трясутся и вообще... Тем более что еда была удивительно вкусной, не такой, как у Сюэ Яна... Тьфу! Вот откуда? Даочжан бросил взгляд на вошедшего мерзавца. Доволен. Как сытый зверь. А Сяо Синчэнь ведет себя как всегда с таким достоинством и спокойствием, словно у него не искусаны губы и шея... Даочжаны встретились взглядами, причем Сяо Синчэнь посмотрел так, будто за что-то сдержанно извиняется, а Сун Лань ответил явным непониманием. За что? Его мерзавец что-то натворил? Ну так что теперь, уже почти привычно. Синчэнь улыбнулся как-то хитровато, очень аккуратно отправил в рот крошечную порцию риса и воспитанно жевал, так что Сун Лань решил не заморачиваться. Из них двоих деликатность, конечно, в куда меньшей степени была свойственна Сун Ланю, по сравнению с Синчэнем так и вовсе ему не свойственна, поэтому, держа в голове просьбу Сюэ Яна, Сун Лань решил двигаться к плану напролом. — Мы с Сюэ Яном слетаем в Хэй, — сообщил он. — Это быстро, на мече не больше половины дня. Поищем Чжи Чуаня, найдем, поспрашиваем и вернемся. Сяо Синчэнь спокойно подхватил палочками рис и снова положил его в рот, огромную порцию — рисинок пять, не меньше! Сун Лань поймал себя на мысли, что желание подкинуть другу еды не исчезло, но гораздо больше его интересует, ест ли Цзинъи, он даже строго глянул в его миску. Синчэнь сделал вывод, что оба адепта Гусу видимо в курсе, о чем идет речь, и можно спокойно разговаривать. — Постарайтесь не вывернуть ему ноги и руки. Я надеюсь, что пленник не лжет и твой брат поможет. В ответ Сун Лань внимательно посмотрел на Синчэня и скептически хмыкнул. «Брат». — А-Чэнь. Я хотел бы увидеть, он ли это. И честно говоря, я не очень верю, что кто-то, знающий силу артефакта, действительно захочет его уничтожить во благо Поднебесной. — Ты говорил, все знали его как достойного человека. Героя. — Да. Все знали Чэнь Бо как совершенномудрого патриарха, — сухо ответил Сун Лань и тут же вздохнул, посмотрел на Синчэня. — Ты ожидаешь, что я скажу «хорошо, летите, только осторожно», — Сяо Синчэнь отставил рис и грустно посмотрел на суп, потом на Сычжуя, потом на Сюэ Яна и дисциплинированно пододвинул к себе миску. — Да. — Честно ответил Сун Лань и, пользуясь тем, что Синчэнь смотрит в миску, глянул на Сюэ Яна с видом «Что? Ты просил поговорить, я говорю». — А-Чэнь. Чжи Чуань не тот, кому можно просто так вывернуть руки и ноги, — заверил он и тут сообразил, что попытка плоховата, он только что напомнил о силе старшего адепта Байсюэ. Лучше не смотреть на Цзинъи. И на Сычжуя. А на Сюэ Яна смотреть невозможно! Даочжан заел промах супом. — Я сначала удостоверюсь, а потом поговорю. Поговорим. Мы поговорим как приличные взрослые люди, — Сун Лань взглядом потребовал у Сюэ Яна немедленного подтверждения. *** Сюэ Ян на самом деле проголодался, поэтому в кухне не очень светил любезными улыбками, коротко кивнул и тут же принялся жадно есть, с горем пополам соблюдая подобие приличий. На сообщение Сун Ланя о планах он сначала кивнул, быстро слопал половину риса, что-то прикинул и кашлянул. — Сун-лаоши, говори за себя, — и вопросительно глянул на Цзян Цзай, как он там, способен вообще за полдня метнуться, или нет. Один-то может и способен, а с ним? — Даочжаны, не ссорьтесь, — буркнул он, красноречиво подвинув ближе к Сяо Синчэню миску с супом, несмотря на то, что он сам уже потянул её к себе, и уточнил: — пока не поешь, я никуда не уйду. Слушайте, давайте по порядку, а? Допустим, этот ваш выходец из Байсюэ очень крут. Но если у него есть руки и ноги, то их можно вывернуть. Но да, мы сперва удостоверимся, потом поговорим, как культурные люди, а уже потом, в зависимости от результатов… И он выразительно похрустел пальцами, изображая множественные переломы рук, ног и хребта в нескольких местах. — Сун-лаоши, ты когда время высчитывал, ты чью скорость на мече считал, свою или мою? — и раз тут сидели молодые адепты, Сюэ Ян поучительно поднял палец. — Вот, видите? Если хорош в чём-то, то не во всём. Полёты на мече это немного не моё. Если приспичит, я конечно рвану ого-го как шустро, но по большому счёту это как на бешеной кобыле скакать… Пленного куда? Я предлагаю взять с собой, в случае чего им можно прикрыться, или предъявить как входной билет – пусть попробуют не впустить. И Сяо Синчэню тут меньше забот, кормить не надо, следить не надо. Гэгэ, ты останься тут, пожалуйста, хорошо? Кто-то взрослый и разумный должен проследить за юными. Сюэ Ян с умеренным любопытством рассматривал шею Цзинъи, причём рассматривал до тех пор, пока мальчишка не залился багровым румянцем и не придвинулся ближе к Сун Ланю. — Я тут что подумал, в общем-то. Сун-лаоши, ты не против съесть ещё одно следящее? Ну всё равно моё носишь, и избавиться от него не сможешь. Если хотите, я вам покажу, как сделать, накормите друг друга. Лань Цзинъи, ты будешь чувствовать, где… — Сюэ Ян замялся, чуть не ляпнув что-то типа «твой Сун Лань», поколебался и просто ткнул в даочжана пальцем. — Где вот он. Сун-лаоши, а ты будешь знать, где конкретно находится вот этот беспокойный юноша, и если ему взбредёт в голову покинуть Байсюэ и отправиться куда-то в землю Хэй, вот будь уверен, даочжан тут же узнает. И строго тебя отчитает за то, что пошёл и подвергся риску. «И выпорет. Положит животом себе на колени, и просто ладонью по заднице отходит так, чтобы сидеть не смог. А после этого… ну это ваше личное дело, но забавно». — Лань Сычжуй, если тебе надо, могу и тебе показать. Только это, господа причастные, прежде чем это делать, учитывайте — это до конца ваших дней. Ну или до конца дней того, за кем вы следите. Я-то что, я кормил им, сперва подумав как следует… головой. Хоть это и не очевидно, но всё-таки. Он доел первым, поднялся, хлопнул Сычжуя по плечу, мол, сиди себе, убрал свою посуду и налил всем чай, сел на место, попутно притёрся к Сяо Синчэню так естественно, как будто никто и не смотрел. Цзинъи с горем пополам понял, почему все нет-нет, да и глянут на его шею, осторожно тронул несколько самых болючих отметин, сперва стушевался, а потом засиял такой смущённой и счастливой улыбкой, глядя на Сун Ланя, как будто ему сказали что-то приятное. — Лента, — шёпотом напомнил он. — Не снимай. Следящее, это как-то очень… ты хочешь? Сам Цзинъи… да, хотел. Наверное, это не нужно вообще совсем, может Сун Лань сочтёт, что это недоверие, но если что-то случится, он хотя бы сможет отыскать. Найти и вернуть. *** Сун Лань имел свое мнение по поводу судьбы «выходца из Байсюэ», если культурный разговор заведет в тупик, и мнение это скорее совпадало с Сюэ Яном, чем с Сяо Синчэнем. Да уж, тьма коварна – это не то слово, вот так уже и с Сюэ Яном начинаешь совпадать… — Свою скорость считал, — он пожал плечами. — Полетим, значит, помедленнее. Я не горю желанием ловить тебя, если ты брякнешься с меча. Про пленника он прав, конечно, надо брать с собой. Сяо Синчэнь зябко повел плечами, когда Сун Лань сказал это «брякнешься», в глазах даочжана мелькнуло беспокойство. Конечно, Сюэ Ян сейчас не ранен, здоров, и это гораздо меньший риск… он отвык так рисковать. Даже то, что Верховный в любой момент их мог найти, и то не создавало такое острое и постоянное ощущение опасности, как сегодня эта драка в лесу, как бой с призраками или вот… путешествие в Хэй. От размышлений его оторвал только гневный взгляд Сун Ланя, который слушал Сюэ Яна с таким видом, будто сейчас швырнет в него миской, а потом чем-нибудь потяжелее. Сяо Синчэнь осторожно тронул Сюэ Яна за колено. — Заткнись, — не выдержал Сун Лань, — Никаких следящих. Тот факт, что он привязан к этому гаду накрепко его следящим да еще и навсегда, даочжан и так старался по возможности не вспоминать. Это бесило. Как будто ты на поводке… Сун Лань представить себе не мог, что он вот так вот посадит на этот поводок Цзинъи. Да, искушение было, конечно, учитывая характер мальчишки, и потом… это как будто значит, что ты допускаешь мысль, что они друг для друга – не навсегда, а Сун Лань не хотел об этом думать. Он посмотрел на Цзинъи, тронул облачный узор на запястье и тихо ответил: — Я не снимаю. А-И отдал ему свою ленту и вообще все отдал. Разве можно после этого… вот сам Сюэ Ян неужели не понимает? Он Синчэню такое предлагал? — Не хочу, — даочжан ласково коснулся руки Цзинъи, — Мне достаточно попросить тебя не поступать опрометчиво. Ладно? Я обещаю, что буду осторожен, ты ведь меня здесь ждешь. Это недалеко, я не один, ничего страшного. Бывают гораздо более опасные вещи. Армия призраков, например, — Сун Лань улыбнулся, — А пока меня не будет, может быть ты разберешься в сокровищнице? Я понятия не имею, что там и в каком количестве. Может есть полезные вещи, и потом, вдруг найдется что-то про твой гуцинь? Он же явно очень непростой и сильный. *** — Да я уж постараюсь не брякнуться, — Сюэ Ян пожал плечами и фыркнул. — Но пленника потащишь ты. Сам понимаешь, это разумнее. На вскипающего Сун Ланя он смотрел с недоумением кота, который не понимает за что его ругают. Причём он даже не сразу связал это со следящим, всерьёз пытался понять, с какого перепуга Сун Лань начинает лютовать, и только когда тот изволил пояснить, до Сюэ Яна дошло. Не сказать, что он был согласен с такой категоричностью, но личные связи — дело сугубо добровольное. — Ну что ты так кипятишься, — Сюэ Ян мирно улыбнулся и погладил под столом Сяо Синчэня по руке. — Ты же видишь, что я молодец, и спросил, прежде чем что-то делать. А это, между прочим, достаточно сложно для меня. Если помните, раньше я и не спросил бы никого, просто устроил бы так, как считаю нужным. Я учусь, Сун-лаоши, и делаю успехи, а ты на меня орёшь. И заметь, я на тебя не сержусь за это. Хотя мне обидно. И потупился в стол аж на целых полдюжины мгновений, после чего снова расфыркался смехом и добавил: — Вру. Нихрена мне не обидно, — и тут же, защищаясь от возможных нападок, поднял руки, демонстрируя безоружные пустые ладони. — Даочжан Сун Лань, ну прости, я не хотел тебя драконить! Хорош бы он был, если бы от каждого злого взгляда действительно переживал как приличный человек. Стыда и совести у Сюэ Яна отродясь не было. Наоборот, сейчас он был чертовски собой доволен, сыт во всех смыслах этого слова, рядом Сяо Синчэнь, который, кстати, беспокоится. Вот его — да. Его нужно успокаивать. Чем Сюэ Ян и занялся — под столом взял его за руку и нежно гладил пальцы, даже не пытаясь сделать вид, что занят чем-то другим. — Я буду осторожен и разумен, обещаю, гэгэ. Цзинъи напряжённо сжимал в пальцах похрустывающие палочки, едва не сломал. Рука расслабилась только когда Сун Лань перестал прожигать Сюэ Яна гневными глазами — Цзинъи даже придвинулся ближе, внимательно отслеживая едва заметные, но такие угрожающие дымные тёмные волокна в зрачках даочжана. Сычжуй только терпеливо посмотрел куда-то вверх, как будто пытался спросить небожителей, видят ли они вообще, что тут происходит. И если видят, то почему до сих пор ничего не сделали? — Составить опись? — Цзинъи понятливо кивнул, стараясь не кусать губы. Взять Сун Ланя за руку при всех не осмелился, зато подвинуть свою руку ближе так, чтобы она оказалась под его ладонью, это запросто. — Я постараюсь не быть опрометчивым. А-Юань мне не разрешит, и я… спрошу у даочжана Сяо Синчэня, прежде чем куда-то бежать. Он попытался представить. Честно попытался представить, что действительно идёт и спрашивает, можно ли ему всё бросить и мчаться следом за Сун Ланем, и не смог. Но ведь он сказал, что будет осторожен, и будет не долго, и Сюэ Ян пусть и мерзавец, но он тоже оставляет тут Сяо Синчэня, а значит сделает всё, чтобы вернуться и вернуть… на этом месте Цзинъи начал путаться в мыслях. С другой стороны, он видел, как они оба сражались, их вообще сложно победить, ведь так? — Умеренное количество работы, учёба, строгое следование правилам и обязательная медитация для успокоения нервов, — Лань Сычжуй строго постучал по столу пальцем. — Как раз не останется времени на опрометчивые поступки. У меня другой вопрос: когда вы отправляетесь и что вам собрать с собой? — Я сам соберусь, — Сюэ Ян вопросительно поднял бровь и уставился на Сун Ланя. — Даочжан, ты не против? А молодые Лани могут помочь и понаблюдать, это кстати полезно — уметь собирать вещи. К тому же, когда знаешь, что с собой у человека есть всё необходимое, и беспокоишься меньше. *** Сун Лань только глаза прикрыл и выдохнул. Болтовня Сюэ Яна – дело уже привычное, вот хоть лететь будут в тишине… Даочжан кивнул, осторожно погладил руку Цзинъи, хотя прекрасно понимал, что спрашивать Синчэня тот вряд ли станет. Как же к нему не прикасаться? Невозможно, совсем невозможно. Сун Лань так и оставил ладонь поверх его руки, слушая Сычжуя. — Не против, пусть помогут. Только сначала пойдем выйдем ненадолго. Лань Сычжуй, спасибо, все очень вкусно, — он коротко поклонился адепту и кивнул Сюэ Яну на выход. Снаружи весь гнев как будто ветром сдуло, даочжан просто остался очень серьезным и сосредоточенным, отошел от входа, чтобы их не было слышно, и посмотрел Сюэ Яну в глаза. — Мне нужна твоя помощь, опять, — может быть это и не вовремя, не в тот момент, но в последнее время Сун Ланя не покидало ощущение, что его время стремительно заканчивается. Его нет на размышления, взвешивания за и против, его даже на полеты в Хэй нет, но тут особый случай. — Эта тьма у меня внутри. Я ее чувствую как что-то совершенно ясное, осязаемое… как будто камень. Иногда мне кажется, что если ее схватить, то можно просто выдрать из тела. Ты можешь это сделать? — Он неотрывно смотрел на Сюэ Яна, — Цзян Цзай… я не знаю почему, но уверен, только им и можно, — Сун Лань стоял, напряженный настолько, что скулы дернулись, и он едва сдерживался, чтобы не сжимать кулаки. Темное внутри него словно почувствовало опасность, оно наливалось тяжестью, давило, тьма снова начинала мерно пульсировать и дышать. — Мне нужно это сделать, — голос сел, говорить стало трудно, но Сун Лань упрямо не собирался молчать, пока не получит согласие. — Она… она как будто корни пустила и цепляется когтями. Можешь выдрать ее? Запечатаем, закроем, но в себе мне ее носить нельзя. *** — Иду, — Сюэ Ян только улыбнулся и кивнул Сычжую, что действительно было вкусно, поднялся и успокаивающе сжал пальцы на плече Сяо Синчэня. Сун Ланя он не боялся, как бы тот ни бесился. За него — пожалуй да, всё-таки это не какой-то посторонний даочжан, а почти свой собственный. Будет плохо ему — будет плохо Сяо Синчэню. А будет плохо Сяо Синчэню — будет плохо Сюэ Яну. Очень простая логика. — Могу, — Сюэ Ян убеждённо кивнул. И он действительно мог, другое дело, что при этом было главнее — выдрать у Сун Ланя из груди тьму, или чтобы при этом Сун Лань остался жив и даже в своём уме. Второй вариант сложнее, но вряд ли кто-то согласится на первый. — Цзян Цзай точно может. И, пожалуй, только в моей руке. Только это… не в обиду, даочжан, если это сделать сейчас — ты не сможешь лететь на мече. Не знаю, насколько много крови ты потеряешь, но полагаю, что много. И потребуется помощь как минимум Сяо Синчэня. Максимум — Лань Цзинъи тоже нужен. Они только что вроде переругивались за столом, Сун Лань гневно, Сюэ Ян – ехидно. Сейчас, наедине, хорохориться было ни к чему. — Ты чего напрягся? Я же сказал, что я тут чтобы помогать. Скажешь двор подметать — пойду подметать, даже кривляться не стану. Он аккуратно протянул руку к груди Сун Ланя, медленно и осторожно, как будто затаившаяся внутри гадина могла укусить. Не прикоснулся, только внимательно и напряжённо пытался дотянуться до внутренних ощущений. — Медленно вдохни и очень медленно выдохни. Гнев, страх — всё это питает тьму. Ты когда рану обрабатывал, не обратил внимания, она не сочится чёрным дымком? А вообще вот, держи. И без предупреждения Сюэ Ян вложил ему в руки Цзян Цзай, по лезвию тут же зазмеился чёрный туман, и тьма в груди Сун Ланя начала успокаиваться. Сюэ Ян ласково гладил лезвие, как будто дал даочжану подержать домашнего питомца, а не меч. — Цзян Цзай очень хитрый и терпеливый меч, — Сюэ Ян мягко забрал его. — Если мы собираемся лететь в Хэй сегодня-завтра, то вот это всё, — он изобразил пальцами, как выдирает что-то из его груди, — только когда вернёмся. Может твой… земляк что умное скажет. *** Напрягся. Да, пожалуй. — Не каждый день просишь Сюэ Яна вскрыть тебе грудную клетку, — Сун Лань усмехнулся. Теперь, когда он знал, что такое Цзян Цзай и что у них с Сюэ Яном даже может быть какое-то понимание, «невозможно» перешло в категорию «странно». Но даочжан просил Сюэ Яна не только из-за того, что Цзян Цзай — его меч, просто вряд ли кто-то хладнокровнее этого человека сможет сделать то, о чем он просит. Сун Лань следил за его рукой, вдохнул и выдохнул — интересно было выяснить, сможет ли он даже в такой малости оставаться спокойным, когда чужой тянет руку к его тьме. Смог. Но даочжан не сомневался, что когда дойдет до дела, он вряд ли просто так отдаст, тьма будет цепляться. Даже сейчас она настороженно шевельнулась внутри. — Честно говоря, не помню... — он на мгновение отвел взгляд. — Знаешь, я не верю... Я помню Чжи Чуаня, и если это и правда он, то это был честный человек, но если он знает силу артефакта... каков шанс, что желание его уничтожить, а не воспользоваться им, — реально? Я вот например, понимая всю его опасность, не хочу. Спрятать, запереть, — да, но не уничтожить. Только если не будет другого выхода... Думаю, ты меня понимаешь. Он помнил, как легко Сюэ Ян отдал свою печать, даже не думая, останется ли от нее что-то, в том ритуале. Для Сяо Синчэня. Сун Лань сейчас мог себе представить лишь что-то подобное, чтобы добровольно уничтожить артефакт такой силы. Он знал его коварство, но знал и то, как можно эту силу использовать не для зла. Вот как тот же Цзян Цзай, который вдруг оказался в руке. Поразительно, как этот меч питался тьмой... только он и сможет. Сун Лань видел в нем шанс, что тьма потянется к нему, доверится — пусть обманется, но это будет его время и его шанс. — Когда вернемся, — даочжан кивнул, закрепляя договоренность, — Ночью не полетим. Если честно, я в таком состоянии, как будто эти тридцать человек меня отпинали... Не привык я пока таскать в себе столько разных сил, — он покачал головой, — Если тащить пленника и лететь в темпе, ну по крайне мере как ты сможешь, то давай отправляться до рассвета. *** Придется остаться, конечно. Он бы полетел, но оставлять здесь адептов нельзя. На то, что Цзинъи проведет в сокровищнице два дня, надеяться не приходилось — сейчас как возьмется, воодушевленный. — Есть предложение, — Сяо Синчэнь допил чай и улыбнулся обоим Ланям, — Пока они там летают, сходим в ближайшее поселение, купим все нужное и сделаем конфет. *** — Не каждый день просишь Сюэ Яна вскрыть тебе грудную клетку, — задумчиво повторил он. Смотрел на Сун Ланя с терпеливым интересом, наклонив голову, как будто спрятал сюрприз в ладони, а теперь ждёт, пока он угадает в какой именно, в левой или в правой. — Тут ведь какого из Сюэ Янов просить, того или этого. Ты мне не чужой. Но спасибо, что объяснил. Я понимаю, Сун-лаоши, и вижу, что тебе сложно. Каков шанс?.. Есть шанс. Ты сильный, и я сейчас не про мышцы. У тебя сильная душа и гибкий ум, а идиотом я тебя называл исключительно из личной неприязни — боялся, что ты у меня Сяо Синчэня отнимать будешь. Я сам тот ещё… — он выразительно постучал себе пальцем по виску, но дурачиться не стал. — Сун-лаоши, даже очень опасные вещи могут быть полезными. Я несколько раз пытался прятать печать, думал уничтожить или выбросить, но в результате просто нёс, как будто знал, что она пригодится для чего-то очень важного. Пригодилась… кстати, у меня есть ещё несколько потенциально опасных вещей, но как человек практичный, я от них не избавился. Но я опять растрынделся, и ещё немного, ты меня пнёшь. Как меня Сяо Синчэнь первое время с трудом переносил, видел бы ты. Он велел мне молчать, а я что, приходилось молчать. Он понял, что снова мелет языком, как будто ему за это платят огромные деньги, и только руками развёл, ладонью рот прикрыл и хмыкнул. Но что делать, если нет другого способа доносить нужную информацию для человека? Ждать, что он и так всё поймёт? Если ждать молча, то обязательно кто-нибудь что-нибудь неправильно поймёт. Вон мальчишке не объяснили утром, он взял дурного в голову и пошёл куда глаза сквозь слёзы не глядят. Сложно! — До рассвета так до рассвета. Предлагаю тогда не тянуть время и поспать. Дисциплинированно. И это, Сун-лаоши… Мы справимся. В смысле, не ты и я, а мы все. Я чувствую. *** О чём они там говорят? Цзинъи тревожно ёрзал на месте, ужасно пытался держать себя в руках, но это не получалось. Сычжуй неодобрительно на него смотрел, зато на предложение Сяо Синчэня Цзинъи отреагировал улыбкой. — Отличная идея. Если даочжан Сун Лань разрешит, то сходим. Заодно узнаем, что местные жители говорят о Байсюэ, и… не знаю, как вам, но мне неуютно и неловко от того, что там лежат тела прямо за стеной. Возможно, было бы правильно их похоронить? Или у них есть родные, которые захотят забрать их в земли Хэй… Или они захотят отомстить за смерть своих близких. Это Цзинъи не сказал, но это и так было понятно — он заткнулся и попытался скрыть тревогу, но суп не помогал. Вообще не помогал, хотя хороший вкусный суп. Он съел его до конца только из-за того, что нужно поддерживать силы. Если он будет слабый, то станет обузой. Он и так-то не дар небес. *** — Я думаю, что даочжан Сун Лань не будет против. И ты прав, конечно, нужно похоронить мертвых. Какие бы цели они ни преследовали, а кости лежать на голой земле не должны. Сяо Синчэнь не стал озвучивать, что в такой близости к Байсюэ неизвестно еще, что с этими костями может стать, и собирался не просто хоронить, но еще и проверить, все ли души нашли покой и нет ли там чего-нибудь неправильного и подозрительного. *** — Вот и мне кажется, что даже самое опасное может быть полезным. У вас сложилось две противоположные силы, и в ритуале и... вообще, — он улыбнулся, имея ввиду, конечно, что такие разные люди так крепко слиты. — А не будь у тебя печати, ничего б не вышло. Поэтому когда будем вытаскивать из меня эту штуку, запрем понадежнее, я даже знаю как, чтобы и я в одиночку ее тоже отпереть не мог. Сюэ Ян говорил очень разумные вещи, даже в пугающем количестве — вот что ни слово, то разумно. Удивительно. Сун Лань не стал дергать Цзинъи, решил, что еще почти день впереди, но даже не понял, как уснул. Только прилег ненадолго, казалось бы. Проснулся Сун Лань до рассвета, как и хотел, очень отдохнувший, и сразу понял — почему. А-И спал рядом, и всю ночь наполнял его теплом и силой. Их общее серебро чувствовалось в комнате, но уже не плескало направо и налево, как будто оно тоже училось собой владеть — само. Даожан некоторое время просто лежал, присушиваясь к стуку сердца Цзинъи, почти незаметно коснулся его волос, убирая прядку, которая еще немного и начнет нос щекотать. А-И просто пришел, а он просто не запер дверь — и это почему-то не казалось Сун Ланю неправильным, неизбежность тоже бывает прекрасной. Он подумал, что когда вернется, обязательно спросит, не будет ли мальчишке удобно в более просторной комнате, а если нет, они просто останутся тут. И вообще — кровать маленькая, и... Даочжан покраснел и очень-очень осторожно вылез из постели и тихо-тихо собирался. Талисманы, меч ... Он посмотрел на Цзинъи. Если уйти тихонько, то потом, пожалуй, получишь нагоняй и от него, и от Сычжуя. Сун Лань наклонился, нежно поцеловал в висок и прошептал: — А-И... мне пора. Не вставай, ночь еще. — Он тронул плечо и улыбнулся, — Нельзя пренебрегать сном. Пленник пришел в себя и выглядел очень даже сносно. Наверняка стараниями Синчэня. — Куда? — просипел он, и в глазах читалось то самое предчувствие близкой смерти, как у человека, которого собираются убить. Но он не боится. — Полетим в земли Хэй, — сухо пояснил Сун Лань, выводя разбойника во двор. — У тебя есть родные? Если приведешь нас к Чжи Вэньчжуну, вернешься домой. Не бойся. Я не уверен, что даже буду с ним говорить, мне просто надо убедиться, что это тот, о ком я думаю. — Тот, кто собирается убить, сказал бы что-то вроде этого, — возразил пленник, но Сун Лань только сильнее сжал его плечо и тряхнул. — Тот, кто собирается выжить и вернуться домой, мог бы помолчать. Мы найдем Вэньчжуна и без тебя, ты это отлично понимаешь. Но ты еще жив. *** Цзинъи несколько воспрянул духом, когда Сун Лань вернулся, дисциплинированно допил чай и ещё более дисциплинированно лёг отдыхать. Сюэ Ян оказался тираном и загонял всех, перепроверяя и перекладывая какое-то невероятное количество вещей, показывал, как укладывать всё в мешочки цянькунь, чтобы можно было не глядя и быстро найти всё нужное. Проакцентировал внимание на обязательных одеялах и подушках, запасе еды, запасе воды, лекарствах, оружии, деньгах, чёрте в ступе, и под конец выдал сентенцию, с которой очень трудно спорить: — Пусть лучше останется или не понадобится вообще, но есть, чем очень нужно — а нету. Поэтому если думаешь, брать с собой метлу или нет, то лучше возьми. Но метлу при этом упаковывать почему-то не стал. Наверное не думал, брать её или не брать. Вопрос где ложиться спать перед Цзинъи даже не стоял, он просто зашёл к спящему Сун Ланю, просто забрался под его одеяло, и посчитал, что этим он совершенно прав, потому что устал тоже. И прежде чем уснуть, внимательно и очень осторожно заглянул под повязку на плече, счёл, что там всё очень даже неплохо, несколько минут смотрел, как послушно рана впитывает серебряный свет, и только потом угомонился. — Я всё собрал, — Цзинъи сонно зевнул и сел. — Я тебя провожу и лягу обратно, обещаю. Просто мне так будет спокойнее. Хоть он и натыкался сонно на все предметы, но ощупал его руку и убедился, что лента на месте, что оружие даочжан взял, что выглядит вполне бодрым, и оделся достаточно тепло. А заниматься всем остальным Цзинъи ему не мешал, просто чай согрел. А что? Им двоим сейчас лететь несколько часов, и холодно, так что горячее питьё с утра это хорошо и правильно. Сюэ Ян проснулся с трудом, несколько минут протестующе закапывался лицом в шевелюру Сяо Синчэня и ужасно не хотел вылезать из тёплой постели, но пришлось. На пленника он только сердито рявкнул: — Спасибо скажи, что даочжан отговорил меня по-своему разбираться в ваших долбаных землях, а то сейчас у тебя не было бы повода переживать. «Тот, кто собирается убить, сказал бы вот так и эдак». Закрой рот и не груби ему, потому что он единственный, кто стоит между мной и твоими временно живыми дружками. Больше никто вас не защищает, если тебе не повылазило. Сюэ Ян с благодарностью глотнул чая, с неохотой напоил пленного, посоветовал всем остающимся возвращаться в постели и как следует отоспаться. — Гэгэ, если я буду знать, что ты спишь, мне будет теплее. Всё будет хорошо.