Затмение

Подготовка к такому серьёзному делу это всегда немного бестолково. Только этим Сюэ Ян мог объяснить свой заскок, когда он сперва стоял над вдохновенно играющим Сычжуем, а потом сказал: — А вот эту знаешь? — и быстрым речитативом протараторил дурацкую народную песенку с нескромным подтекстом, зато с забавными звуковыми переходами. По крайней мере Сычжуй перестал излучать трагический холодок и довольно задорно едва не огрел его гуцинем. Не огрел лишь потому что пожалел инструмент, а трунькать в его сторону было бесполезно. Но это как пилюля от тревожности. Сердитый Сычжуй нажаловался Цзинъи, и два сердитых Ланя вместо того чтобы заламывать руки, занялись полезными делами. — Понимаешь, гэгэ, — задушевно объяснял Сюэ Ян, обнимая Сяо Синчэня за талию и увлекая за собой в местную лечебницу, которую уже начали готовить к процедуре. — Это как приунывший муравейник. Если ткнуть в него палкой, муравьи сразу ополчаются на врага, а потом деятельно принимаются работать, не жалея сил и времени. Только что сидели и унывали, а сейчас смотри — полны энергии. Если ци вовремя дать пинка, она быстрее циркулирует. Палка — это я! Ложись. И он торжественно указал на этот стол, который завтра будет сервирован свежим Сун Ланем. — Ложись, я хочу на тебе проверить, как лучше резать, чтобы лезвие не ушло в сторону. Сюэ Ян ходил с обнажённым Цзян Цзаем и так и эдак, примеривался, наклонялся над ним, трогал центр грудины пальцами, злился и шипел сквозь зубы, пока не психанул окончательно и не заскочил на стол. Замер, сидя верхом на Сяо Синчэне, одна нога опирается на колено, вторая на стопу, Цзян Цзай строго вертикально. Сюэ Ян только губы покусал. Поза полностью повторяла ту, когда он выдирал Сун Ланю глаза. Но это мелочи. Это самая малая проблема из тех, что завтра будут у Сун Ланя. — Будет вот так. Лучшего способа нет, — он убрал меч, спрыгнул со стола и подал Сяо Синчэню руку. *** Цзинъи честно опасался, что не сможет уснуть. Смог. Они все смогли, неизвестно, что подействовало — чувство ответственности, чай на травах, усталость… что угодно. Он постоянно повторял про себя, что нужно доверять. Что Сун Цзычэнь его любит, и хотя бы поэтому постарается не умереть. Что он сам любит Цзычэня, и поэтому не даст ему умереть. Что тут все собрались именно затем, чтобы не дать ему умереть — у тьмы нет шансов! А сейчас, стоя в идеально белых одеждах у изголовья, Цзинъи с трудом унял тяжело и тревожно бухающее сердце. Особенно когда Сун Ланя привязали… особенно когда Сюэ Ян хищно вспрыгнул на стол, хотя он заранее всех предупредил. Цзян Цзай на этот раз не окутывался чёрной дымкой, она змеилась внутри, скручивалась завихрениями, не покидая пределов клинка. Сюэ Ян гонял её с ночи, контролируя малейшие движения. Кончик лезвия ровно на восьмом вдохе вонзился в грудь Сун Ланя. Сюэ Ян перехватил рукоять, с прищуром надавил так, чтобы лезвие прошло сквозь грудную клетку, но не глубже. Повёл вниз медленно, но достаточно торопливо, чтобы не затягивать. — Аккуратно. Ты идеально дышишь, Сун-лаоши, — Сюэ Ян коротко и внимательно кивнул Сяо Синчэню и Чжи Чуаню, резко повернул меч и лезвие снова разошлось на две части. Сюэ Ян поменял их местами, чтобы Цзян Цзай упёрся тупыми гранями в края взрезанной грудины, с усилием и хрустом развёл в стороны. На кровь он не обращал внимания. Важнее было, что Сун Лань жив. Цзян Цзай смирно лёг на стол, Сюэ Ян наклонился над разрезом, потянул в себя воздух — из раны кроме крови сочился чёрный дымок. — Привет, милая. Со мной ты уже знакома. Пободаемся? — Сюэ Ян хмыкнул и запустил пальцы в рану, раздвигая её шире, отодвинулся назад, позволяя даочжанам смотреть. Там плескалось невыразимое. Цзинъи неожиданно для себя успокоился. Да, ему было страшно, и Сычжуй был бледнее чем обычно, но это был стабильный и ровный страх, даже пальцы не дрожали. Он был готов. Все были готовы. Сюэ Ян широко улыбнулся и погрузил руку в грудь Сун Ланя. *** Вчера Сяо Синчэнь лежал на этом столе и смотрел, как Сюэ Ян держит над ним Цзян Цзай строго вертикально. Он тогда думал, что у Сюэ Яна очень выверенные, правильные и точные движения, он ни за что не даст лезвию уйти в сторону даже на незаметное глазу отклонение, и в этом смысле за друга Синчэнь был спокоен. Сегодня тут лежал Сун Лань, лежал недвижимо, даже дыхания не видно, и Синчэнь не сомневался в них обоих — полное доверие, никто из них не знал, когда и как оно возникло, и значит это настоящее. Меч рассек кожу, Синчэнь задержал дыхание, он смотрел на клинок так, будто это они вдвоем им правили: Сюэ Ян рукой, а он — взглядом. Идеально. Ювелирно. И Сун Лань... он так и лежал, настолько погруженный в сосредоточенное доверие, что и Синчэнь, и Чжи Чуань на несколько мгновений просто зависли, как будто время остановилось. А потом все началось сразу и много, и быстро. Сяо Синчэнь глянул на Цзинъи, понимая, что как он чувствует всю боль Сюэ Яна, так и юноша наверняка чувствует всю боль Сун Ланя, но бледный и сосредоточенный Лань Цзинъи одним своим видом помогал Синчэню. Сун Лань открыл глаза, хрустнули кости, кровь тут же потекла по бледной коже, и все, кто в этот момент склонился над даочжаном, увидели, наконец, с чем им предстоит иметь дело. А Сун Лань увидел Сюэ Яна. Как тогда... Он лежал на каменной плоскости, над ним улыбалось чистое зло, мерзавец, убийца, человек, которого нельзя назвать ни человеком, ни зверем — ему не было названия в Поднебесной. Сейчас он отправит его в темноту, страшную, вязкую... прямо сейчас, глаза наполнятся огнем боли и их больше не будет. Вдох. Сюэ Ян над ним. Выдох. Сюэ Ян над ним. Вдох. У него больше нет глаз. Тьма обрушилась на него, Сун Лань зажмурился, дернулся, чтобы закрыться рукой, но ничего не вышло, боль обожгла ... но неправильно, не глазницы, а грудь, и Сун Лань понял, что его сознание поймало его в ловушку, что да, это Сюэ Ян, но теперь все по-другому, и он действительно идеально дышит... и этот мерзавец снова собирается его всего лишить! А у него связаны руки! Сун Лань открыл глаза ровно в тот миг, когда Сюэ Ян запустил руку, хватая его тьму. Боль пронзила тело, но разум ее не осознал, тьма, обнаженная сейчас, плеснула в стороны — в вены, в мышцы, в кости — везде, где могла удержаться, и в сознании — в первую очередь. Она обрушилась звоном, шипением, криками и словами, ей понадобилось лишь доля мгновения, чтобы Сун Лань начал слышать только ее. Она требовала действовать, сопротивляться и противостоять, она колотила в уши, в виски, в сами мысли. — Так просто да? — услышал Сун Лань ее голос, не зная, что и в самом деле произносит это, глядя на Сюэ Яна, держащего в руке то, что принадлежит ему. Ему! И никому другому! — Совсем немного... Сюэ... Ян... и... убьешь... — Говорите с ним! — резко велел Чжи Чуань, который как раз подцепил самые яркие, густые всполохи тьмы. Надо было снять сперва все явное, заставить это убраться в артефакт в руке Сюэ Яна. — Он должен слышать кого угодно, только не себя! Вэньчжун видел, как тьма расползается по всему телу, он не мог отвлекаться, и чем больше сумрак говорил устами Сун Ланя, тем сильнее пробирался в сознание и сердце. — Держи, выше не поднимай, — отрывисто велел он Сюэ Яну, набрасывая густые нити на покрытую кровью субстанцию в его руке, всплеск за всплеском, обрывками, шмотками — все, что можно было забрать сразу, расчищая дорогу к более тонким побегам тьмы в глубине. — Хочешь? — Сун Лань улыбался Сюэ Яну, глаза темнели, голос хрипел надколотым льдом. — Цзинъи! — Сяо Синчэнь мог надеяться только на него. Болевой шок, который Сун Лань сейчас не чувствовал, надо было убирать, потому что тело начинало колотить, и он видел, как ставшие тоньше побеги тьмы уже пару раз соскочили с пальцев Чжи Чуаня, а серебро без его команды они не могли вливать, потому что пока было просто некуда — Говори! — Хочешь! — Сун Лань выплюнул хриплое слово в улыбке. — Убей. Смотри. Сердце. Сюэ Ян! Можно убивать... долго... сладко... отпусти что держишь и просто. Раздави. Сердце. Сяо Синчэнь вдохнул, и алая энергия тонким, почти незаметным потоком потекла по пальцам, смешиваясь с кровью, согревая, успокаивая истерзанное тело. Так должно было быть, но даочжан ощутил сопротивление сразу. Чернота отталкивала, не давала подступиться, потому лечащая сила действовала слишком медленно, он видел, как судорожно ногти впиваются в ладони, как натянулись все жилы, вздулись вены, чернея тьмой, которая цеплялась за Сун Ланя повсюду. — Убей. Убей. Убей... — шептал Сун Лань, как заклинание. — Убей! Сяо Синчэнь продолжал, сосредоточенно и непреклонно. Он должен дать Чжи Чуаню возможность делать свое дело, и каждый ошметок тьмы, который впитывался в зажатый в кулаке Сюэ Яна артефакт, встречал как отбитый у нее вдох Сун Ланя. Когда же... когда?! он ждал команды Чжи Чуаня для Цзинъи, но ее все не было. *** Сюэ Ян чувствовал, как пальцы вязнут во тьме, как она обволакивает с обманчивой лаской, такой знакомой. Но это всё-таки была не его тьма. Да, почти такая же, и тоже тьма, и достаточно сильна, но не его. Сун Лань, конечно же, понёс бред. Он этого ждал. Да все этого ждали. Вот чего Сюэ Ян не ждал, так это собственного отклика. Ведь действительно, совсем немного, нужно только отпустить этот скользкий холодный камень, опустить руку ниже, сжать пальцами сердце. Ха, он всегда знал, что Сун Лань идиот! Этот придурок позволил себя связать, сам разрешил вскрыть себе грудь, и даже просил об этом — сам! Сюэ Ян тихо засмеялся, перебирая пальцами по скользкому камню, пульсирующему густым мраком. Этот смех был не отсюда — оттуда. Из залитого кровью Байсюэ. Здесь собрались одни идиоты. Он заберёт всё. И артефакт, и его жизнь. Неужели кто-то сомневался? Сюэ Ян облизнулся, наклоняясь ниже, сжал пальцы сильнее и покосился на Чжи Чуаня. Глаза сияли пьяной жаждой крови. — Я держу, — бархатисто прорычал он. — Всё держу. Цзиньи уже рыдал. Где-то в душе. Когда потекла кровь и раздался этот мокрый хруст, у него оборвалось сердце. Оно просто умирало от каждого слова, от каждого его слова. — Не надо, — слабо попросил он, умоляюще глядя на Сюэ Яна. — Пожалуйста, не слушайте его. Цзинъи наклонился, пытаясь поймать взгляд Сун Ланя и взмолился: — Цзычэнь, ты меня слышишь? Сун Цзычэнь… Это я, Цзинъи! Пожалуйста, ответь мне. Только не сдавайся, ты мне нужен! Ты нам нужен, всем нужен! Послушай, когда я рисовал тебя, я ведь видел, какой ты. Цзычэнь, ты поправишься, и мы восстановим Байсюэ. Вместе! Как ты хотел. И как я хотел! Он подробно рассказывал, что крышу они хоть и починили, и драконы хотя и золотые, но драконы ждут, пока будет сделано всё остальное, и тут снова будут жить люди. И кролики, конечно же. А карпов станет не два, а больше, и они будут плавать красиво, и обязательно будут кувшинки, потому что карпам непременно нужны кувшинки. Он молол сущий вздор и всё время звал его по имени, стараясь не разрыдаться, ужасно боялся трогать его руками — кончики пальцев кололо серебром. А если он всё испортит? — Хочу, — Сюэ Ян очарованно улыбался. — Хочу. Всё хочу. И всё получу, уж будь уверен, Сун-дагэ. И тьму. И твоё сердце. И Байсюэ. И твоего Лань Цзинъи. Я отниму у тебя всё, и сделаю так, чтобы ты увидел это собственными глазами. Ах, прости, у тебя же нет собственных глаз. Ты смотришь на меня глазами Сяо Синчэня. У тебя был такой друг охренительный, не постеснялся выдрать себе глаза, лишь бы ты мог пялиться в миску с кашей. Сычжуй, живо иди сюда. Лань Сычжуй подпрыгнул на месте, подскочил к Сюэ Яну. У него губы дрожали и руки не слушались. — Ближе, — Сюэ Ян ухмыльнулся, голову туманило жадностью, топило тьмой. — Ещё ближе… Сычжуй подвинулся ближе и только беспомощно всхлипнул и отшатнулся, вытирая лицо — Сюэ Ян быстро лизнул его в щёку. — Цзян Цзай в руки возьми. Вот так. Подними выше. Лезвие ближе ко мне. Ещё ближе. Сюэ Ян длинно лизнул лезвие, потянул в себя всю тьму, которая скрывалась в мече, вдохнул её всю, выпил как воду в жаркий день. Цзян Цзай светился едва ли не светлее, чем Шуанхуа. Сюэ Ян снова рассмеялся, кивнул. — Положи. Спасибо. Вот теперь пободаемся на самом деле, — у него в глазах сумрачно блеснула дикая бездна. — Сун Лань, твою Байсюэ налево да по кирпичу разломать, сопли подбери! Когда дерутся две тьмы, побеждает та, что сильнее и страшнее. Кстати, Сун Лань, разок ты уже пытался об меня самоубиться, помнишь чем закончилось? Нет, ты вспомни, вспомни! Ты получил мяты вместо отравы, отдыхабельные иголочки в свою тупую даосскую башку, и куриный супчик на обед из моих грешных рук. Сейчас будет точно так же, вот увидишь. Сюэ Ян надёжно вцепился в этот чёрный камень, его рука не дрогнула ни на миг, пальцы надёжно сжимали со всех сторон. Он взялся за запястье пальцами другой руки, повёл плечом и локтем, аккуратно повернул и в запястье что-то с хрустом заклинило. Когда-то он уже обнимал так Сяо Синчэня, чтобы даже в беспамятстве не отпустить. Теперь его пальцы можно было только отрезать, чтобы забрать артефакт. *** Он ответил! Тот, кто забирал его тьму — ответил, и сердце восторженно встрепенулось. Сун Лань чувствовал его жажду, хотел питать ее еще сильнее, но как назло что-то навязчиво стало мешать. Оно зудело и зудело где-то на краю сознания, оно звало и звало. «Цзычэнь... Цзычэнь...» Да кто такой этот Цзычэнь?! Он нашел ответ, когда блуждающий взгляд в поисках помехи неожиданно наткнулся совсем не на то, что ему было нужно. Карпы... кролики... кувшинки... Цзычэнь... Он смотрел на Цзинъи. — Нет. Нет! Замолчи! — зло прошипел Сун Лань, снова закрывая глаза, но теперь этот взгляд и это «Цзычэнь» мешались в сознании, не давали жить, дышать, бороться... да он же так проиграет! Этот Цзычэнь сейчас просто отдаст самое ценное Сюэ Яну! Сун Лань зарычал, попытался дернуться и нашел, наконец, взгляд вора снова, уцепился за его улыбку, за его мерзкие жадные бессмысленные слова. Сяо Синчэнь, услышав первые слова Цзинъи, уверился, что все правильно. Сун Лань услышит, нельзя не услышать, и он снова сосредоточился на работе, резко ухватил Сун Ланя за плечо, когда тот дернулся, придавил, лишь бы он меньше шевелился, смотрел на Чжи Чуаня, отбирал вместе с ним вздох за вздохом, видел, как самая густая тьма уже впиталась в печать и теперь тонкие нити, пропустившие свои крепкие побеги повсюду, уже были видны. Обнаженное сердце билось, Сяо Синчэнь видел, как тьма уходит в ядро, как уводит, заставляет захлебнуться ци Сун Ланя. «Она повсюду...» — подумал Сяо Синчэнь и тут начал понимать, что говорит Сюэ Ян. Его ночь... его ночь разливала здесь чистую, абсолютно незамутненную тьму, а Сун Лань смотрел на Сюэ Яна совершенно черными глазами и улыбался уже торжествующе. — Сюэ Ян! — Синчэнь отвлекся. Отпустил. Он видел, как с таким трудом забранные Чжи Чуанем нити рвутся, но ничего не делал — он слушал и слышал, и когда Лань Сычжуй оказался так близко к Сюэ Яну, как в медленном вязком сне увидел, как скользит по щеке язык, как обнажились блестящие острые зубы, как улыбка, отравленная словами, будто самая беспощадная игла — ядовитая мысль — летит прямо в сердце. — Замолчи... Сюэ Ян... — тихо выдохнул Сяо Синчэнь, но не успел, все уж случилось, и Сюэ Ян пил тьму Цзян Цзая и смеялся. Тьма вибрировала, жгла холодом все тело, но Сун Лань рад был этому, ведь она была с ним. Фоном шелестели слова, издалека доносилось имя. Цзычэнь... Цзычэнь... Цзычэнь подождет. Он наполнялся тьмой, он не слышал ци, в какой-то момент исчезла даже эта алая чужая помеха, что настырно пыталась влиться в его кровь и заглушить боль. Вот еще! Это его боль и его тьма. «Когда дерутся две тьмы, побеждает та, что сильнее и страшнее». Цзычэнь... Да кто это зовет?! Чжи Чуань не смотрел никуда. Вообще. Он тащил и тащил, нить за нитью, но они срывались и падали обратно. Одежда на спине промокла, он перестал вытирать рукавом лоб — пот струился по вискам, но Вэньчжун перестал замечать. Ему нужны были обе руки. Он знал, что происходит с Сун Ланем. Помнил почти три месяца такой же чужой боли — он знал, и был готов к тому, что все демоны этой раненой души полезут наружу, что тьма не отпустит сильное тело и сильное сознание, но она вцепилась так, что оставалось только догадываться, что на самом деле пережил Сун Лань за эти годы. Что-то большее, чем рухнувший мир. Он должен понять, потому что если не понять сейчас — ничего не выйдет. Вэньчжун не знал, откуда ему это так очевидно, но оно просто очевидно и все. Он сейчас видел охваченное тьмой сердце, корни тьмы, заглушившие ци, слышал замутненное тьмой сознание, но душа... душу не увидишь и не услышишь, пока не понимаешь, что в ней происходит, и сейчас ему мешали эти трое, которые внезапно устроили совершенно ненужный кипящий котел из эмоций. Все, с таким трудом отвоеванное у тьмы готово было отправиться... Чжи Чуань замер и посмотрел на Сяо Синчэня, потом — на Сун Ланя, который вдруг закричал и его лицо почерневшим взглядом стало тем не менее абсолютно осмысленным. Кажется, они оба одновременно поняли, куда именно готова была отправиться собравшаяся в кулаке Сюэ Яна тьма. Цзычэнь... Его имя плакало, но плакало теплом. Стонало и умоляло, почти без сил, но оно жило в чьем-то голосе. Да кто же его зовет... кто? Мгновение оказалось мимолетным и долгим одновременно. Алое больше не мешало — оно исчезло, тьма концентрировалась, она не отпускала его, но даочжан совершенно четко знал — она его уже предала, и теперь, пульсируя в кулаке Сюэ Яна, артефакт просто тянул из него силы, и потому не отпускал, опутывая тончайшей крепкой сетью все его существо. Осознание принесло боль, боль цеплялась за этот голос, и память вытащила эхо, которое уже, казалось, успело забиться глубоко в черноту — «...и твоего Лань Цзинъи... я отниму у тебя все...». Его тьма предала его, она искала и нашла. Жадная, алчная, она не могла устоять перед соблазном, чтобы к силе Сун Ланя не добавить еще одну душу. Прямо сейчас почти беззащитную, потрясенную, светлую душу. — Сяо Синчэнь! — рявкнул Чжи Чуань прямо в залитое слезами лицо даочжана, когда Сун Лань закричал в единственной попытке удержать тьму от удара. Боль пронзила тело, сотни тончайших холодных игл — в плоть. Но это помогло. — Душа! — напомнил Чжи Чуань Синчэню, — Надо видеть ее! Быстро! Да что это за кошмар такой... неужели эти люди не в состоянии просто перестать чувствовать сейчас?! Сяо Синчэнь надсадно всхлипнул и вцепился в плечо друга мертвенно бледными пальцами. «Пчела» — нелепо пронеслось в мозгу, и он как будто отрезал себе способность чувствовать. Сун Лань кричал. Сумрак, разочарованный упущенным моментом, обрушился на него и теперь беспощадно требовал нового. Губы окрасились кровью, даочжан часто дышал, зажмурившись так, что глаза сейчас закровоточат. Он дернулся — запястье обожгло и облачная лента стремительно начала пропитываться красным. — Дай мне увидеть его душу! — Чжи Чуань перестал обращать внимание на бьющееся в судорогах тело, на крики, на все вообще, он вцепился в черные нити и требовал подчинения. — Смотри на меня! — Сяо Синчэнь ухватил Сун Ланя за волосы и резко дернул. — Смотри на меня!!! — он ударил наотмашь, и Сун Лань, наконец, открыл глаза. Мутные, сумрачные, темные — Синчэнь не сомневался, что он мало что видит из-за боли и ужаса, но это было неважно. Он резко вытер рукавом слезы. Главное — что видит он. И держал, не отпуская. — Серебро, — через миллион бесконечных мгновений Сяо Синчэнь, наконец, услышал от Чжи Чуаня эту проклятую команду. — Цзинъи, давай... — даочжан не мог перестать смотреть Сун Ланю в глаза, он совсем никак не мог поддержать сейчас несчастного мальчишку. — Сюэ Ян. Подними выше и не смей оборвать! — Чжи Чуань, словно паук, работал пальцами так быстро, что даже его собственная мысль не успевала за руками. — А-Чэнь... отойди, — Сун Лань умолял, слезы застилали глаза. — Не смотри. Не смотри. Она достанет тебя. Отойди! Она ищет... уйди! — Нет. — И только сдавил крепче. Один раз уже ушел. — Нет. *** Цзинъи застонал, но совсем замолчать не смог. Он запинался, цепенея от страха. Злые слова Сун Ланя отзывались где-то в голове, сплетались с другими не менее злыми словами… — Цзычэнь, я не замолчу. Я не могу замолчать, Цзычэнь. Если я сейчас замолчу, я ведь не смогу… помоги же мне, Цзычэнь! Цзычэнь, пожалуйста! Он испуганно подавился немотой и в панике понимал, что всё выветрилось из головы. Что? Что ещё сказать? Что сказать? Он снова струсил. Карпы? Серьёзно? Разве даочжана Сун Ланя могут прельстить какие-то карпы? Губы Сун Ланя скривились в улыбке. Наивный дурак из Облачных Глубин… Цзинъи всё ещё жалобно бормотал что-то, но его голос прерывался. В голове послышался тихий плач, какой-то безвольный горький плач, от которого хотелось просто лечь и умереть. Как захваченный чёрным ураганом, Цзинъи отчаянно цеплялся за какие-то обрывки памяти. Он ведь точно знает, что Сун Лань был с ним, он должен помнить, что был с ним, и они были близки так. Как вообще только могут быть близки люди… Что происходило? Почему… почему ничего не получается? Почему? — Пожалуйста… пожалуйста, уходи, — попросил Цзинъи у тьмы. — Пожалуйста, уйди. Оставь его. Цзычэнь, прогони её! Она тебе не нужна! Сяо Синчэнь. Ему нужен Сяо Синчэнь. Он сейчас плачет над Сун Ланем… Цзинъи смотрел сухими глазами и слушал их. Чжи Чуань кричал… Сяо Синчэнь кричал. Сюэ Ян смеялся. Серебро? Зачем кому-то нужно серебро, зачем? Всё бесполезно. Цзинъи вцепился в край стола бессильными пальцами и с ужасом понял что серебра нет. У него нет ничего. И никого. Он будет один всегда. — Всегда… всегда… всегда… — Цзинъи заклинило, но в тот же миг лицо обожгло тяжёлой мокрой пощёчиной. Сюэ Ян просто счёл это хорошей идеей. Если Сун Ланю помогло получить по морде, то и на глазах падающий в безнадёжность Цзинъи должен был очнуться. Залепить окровавленной рукой по этому личику — самое малое, что он мог для него сделать. — Всегда! — тут же закричал Цзинъи, и отчаянно вцепился в Сун Ланя, сжал пальцами плечи. — Цзычэнь, ты обещал! Серебро уверенно пробежало по коже Сун Ланя. Оно ещё испуганно пригибалось, и казалось водой, текущей по груди тонкими струйками. Сюэ Ян скосил дикие глаза на Чжи Чуаня, оскалился и плавно потянул камень выше. Пристально следил за своей жертвой, которая цеплялась многочисленными щупальцами за Сун Ланя, не давая ей сорваться, не позволяя ей оборвать связь с этим камнем. Сейчас, хлебнув знакомой тьмы, Сюэ Ян хотя бы не попадал под влияние чужой. Вот что защитило его тогда в Байсюэ! Место было занято! Всё так просто! — Сяо Синчэнь, — позвал Сюэ Ян. — Не отпускай его, смотри. Не найдёт. Не достанет. В отличие от даочжанов, он мог смотреть не только в глаза Сун Ланю, и видел такое, что не мог не восхититься. Потому что Лань Цзинъи наконец заплакал. И рыдал он так отчаянно, как будто только что выскочил из смертельной ловушки. — Цзычэнь, всегда! Вспомни, ведь я же всегда помню, что ты меня любишь! Вспомни же, это я! Сюэ Ян видел, что его слёзы отливают серебром и падают Сун Ланю на лицо. В глаза. И чёрная дымка пятилась. — Цзыньи, — Сюэ Ян понятия не имел, чем его поддержать. — Цзинъи, давай ровнее. Всё ровнее! Сычжуй! — Нет! — Сычжуя передёрнуло, и Сюэ Ян выругался. — Да уймись, сопля малохольная! Сбацай нам на гуцине вот этого, что вчера играл! Понадобится это или нет — неизвестно. Цзинъи ещё всхлипывал, но губы упрямо сжал. Серебро уверенно и плавно полилось плотным потоком. *** Невыносимо больно, невыносимо. Боль разрушала его тело, и Сун Лань совсем не мог больше ей противостоять. Он слышал теперь, как его зовут, он видел, что Синчэнь никуда не уходит, и слышал звук пощечины, которая упала на его покрасневшую от удара щеку горячими каплями крови с руки Сюэ Яна. Сумрак раздирал его изнутри, вытаскивал силу, и алый поток от пальцев Сяо Синчэня не помогал. — Говори все, что чувствуешь, — услышал Сун Лань голос Чжи Чуаня. — Не... не... не могу... — дыхание частило, так, что голова кружилась. Сун Ланя засасывало в бездну кошмарной боли, он ощущал свое тело как никогда — каждую частичку. Запястье ныло, пропитывая кровью ленту, собираясь на ней вязкими черными каплями вперемешку с тьмой. — Можешь, — жестоко настаивал Сяо Синчэнь, не выпуская из больной хватки. Всегда. Всегда. Всегда. — Всегда, — эхом отозвался Сун Лань. Чжи Чуань ухватился за возможность, он распутывал черные нити ровно так, чтобы чистое серебро вливалось в освобожденное пространство, распутывал, изо всех сил пытаясь подавить собственный гнев. Совсем не на это он рассчитывал, требуя от Сун Ланя говорить. Ему нужно было чистое сознание и абсолютная боль, чтобы добиться успеха, а это что? Любит... Вот, значит, в чем дело. В любви? Да быть такого не может! Но оно могло — Вэньчжун все еще верил собственным глазам и ушам. Любовь. Любовь, которой ему тогда не хватило, потому что просто неоткуда было взять? Любовь и чертово доверие, безграничное настолько, что один сейчас рыдал чистой силой, второй умолял Синчэня отойти и не рисковать собой, третий и не собирался никуда убраться, а Сюэ Яна никто и не думал выбросить из этой связки! Они — единое целое, а он тут распутывает эту проклятую тьму, которая упорно пьет и пьет силы из Сун Ланя. Один. Всегда один. Никаких союзов. И Чжи Чуань знал, что делать. Он яростно распутывал нити, одну за другой. — Обещал... — всхлипнул Сун Лань. — Люблю. Слова сочились кровью, она текла по подбородку, заливала шею, он кашлял этой кровью. Легкие повреждены — что тут думать. Чжи Чуань и не думал, неужели он не знал, на что идет? Знал. Знал, что рискует человеческой жизнью, знал, что причинит неимоверные страдания, но вцепился в сумрак, дернул сильнее, отчего все тело Сун Ланя свело кошмарной судорогой. Чжи Чуань держал — и не отступал. Держал, наблюдая, как серебро заливает все существо Сун Ланя, и теперь его раненая душа обнажила для жестокого врачевателя все, что так ее терзало. Рухнувший мир. Чувство вины — огромное, как облако. Разочарование. Одиночество. Ничего нового. Все это Чжи Чуань знал ничуть не хуже, а может даже лучше — он жил в этом годами и не лечился никакой любовью. Любовью? Ужас просто! Они же со своей любовью готовы даже предательство пережить! Дураки. И тут заиграла музыка. Чжи Чуань сцепил пальцы, Сун Лань захрипел. — Ну?! — Сяо Синчэнь не решился прервать контакта, но явно чувствовал, что все очень плохо. — Рано, — уверенно отрезал Чжи Чуань. Он видел и знал, что происходит. Разочарованная тьма уползала в печать, она сама отступала, оставляя обессиленное тело, обессиленное, но не бесполезное, и Чжи Чуань, на миг бросив взгляд на артефакт, понял, что он становится плотнее и тяжелее, и как же рассказ Сяо Синчэня?! Эта тварь должна разрушиться! Музыка играла. Чжи Чуань готов был развернуться и просто бросить в сторону Лань Сычжуя какое-нибудь убийственное заклятие, потому что музыка играла и возвращала ему совершенно ненужное сейчас понимание, что он должен отступить. Нет. Нет. Ни за что. — Нет сил... — вдруг простонал такой собранный и твердый до сих пор Вэньчжун, и не солгал. У него просто не было сил бороться с искушением. Он устал. Слишком много лет, слишком много вины — он больше не мог. — Играй, играй... — захлебываясь собственной слабостью, Чжи Чуань все-таки наскреб в себе какие-то силы, но тьме этого оказалось достаточно. Мгновение слабости врага, единственного, кто здесь ненавидел ее сущность всей душой, и тьма тут же ударила вспять, вцепилась в обнаженную душу жертвы и нашла себе путь к новой. Вэньчжун чувствовал, как немеют пальцы, видел, как по ним сочится кровь, но совершенно не ожидал, что сумрак протянет к нему свои кошмарные лапы. Он больше не мог вырваться, тянул и не справлялся, и тогда поток серебра, который больше не находил пустоты, поднялся по темным всполохам вверх, как кровь по сосудам, Чжи Чуань увидел, как плотная субстанция в руке Сюэ Яна вдруг начала яростно метаться, сражаясь с уничтожавшим ее серебром. Вот. Вот и все — она просто истает! Нужно только еще подождать... — Чжи Чуань не мог оторвать взгляда от этого зрелища и только окрик Сяо Синчэня заставил его очнуться. Сун Ланя колотило так, что трясся стол, он уже даже не кричал, отчаянно пытаясь удержаться в сознании. — Рви! — прохрипел Сун Лань, понимая, что происходит, но Чжи Чуань не послушался, — А-И... все... — Еще не все! — Пальцы слушались плохо, но надо было вытянуть из Сун Ланя все без остатка, чтобы уничтожить тьму. — Сюэ Ян! — выплюнул с кровью Сун Лань. — Сюэ Ян, коробка! — Синчэнь в ужасе смотрел на происходящее. Не надо было смотреть в глаза Сун Ланю, не надо было чувствовать — он и так понимал, что тьма вытаскивает из него последние силы. Совсем — последние. Ее можно вытащить всю, но вместе с ней — и жизнь, и эта жизнь сейчас вся оказалась в руках Чжи Чуаня. Сун Лань не дышал, не жил, не болел уже. Он просто знал, что это — все. Слез не было, он видел мир сквозь пелену серебра, и безотчетно запрокинул голову, посмотрел в глаза Цзинъи, прекрасные, любимые, которые теперь обречены плескаться горем... — А-И... Фусюэ, — почти беззвучно прошептал он, — Спаси меня, А-И... — Чжи Чуань... — Синчэнь схватил его за плечи, но за миг до этого Вэньчжун понял, что просто не может, не может отдать этому злу чью-то жизнь. Он закричал, выдирая руки, сдирая с пальцев кожу, до мяса, пусть — даже если до костей, плевать. Путь отрубят руки, не важно. — Руби! — заорал он, выдираясь, наконец, из цепких лап сумрака и падая на спину, в музыку. *** Цзинъи не отпускал. Тело Сун Ланя под пальцами выламывало так, как будто он пытался от него спастись, защититься. От него! — Не отпущу. Цзинъи судорожно дышал сквозь зубы, цепко ощупывал Сун Ланя изнутри, и даже не понимал чем именно. Просто каждое освобождающееся от тьмы место он чувствовал как болезненную стонущую рану, и прицельно лил в неё серебром, не оставляя тьме места, чтобы снова укорениться, пролезть глубже. Его сила была бесконечна настолько, что сейчас он мог затопить ею половину мира. — Цзычэнь, держись. Ты можешь, пожалуйста! Я люблю тебя, слышишь? Всегда, Цзычэнь! Сюэ Ян, ощерившись, тянул этот камень, который тяжелел с каждым мигом, старался упасть вниз, в раскрытую грудь, как в жадно подставленный окровавленный рот. Всё шло почти хорошо, вот только откровенно плохо. Сюэ Ян сжал Сун Ланя ногами, придавил своим телом, не давая дёргаться и рвать нити раньше времени. Он устал. Рука ныла так, как будто прямо сейчас по ней прокатывалось колесо тяжёлой повозки, дробило кости и размалывало в кровавую кашу. Вот только ощущение было не совсем правильным, и звук не такой. Сюэ Ян только прошипел что-то злое сквозь зубы. Отчаянная попытка тьмы добраться до него провалилась, здесь ей в который раз дали по зубам. Вот только Сун Ланя она терзала невозбранно, он уже кашлял кровью. — Молчи, Сун-дагэ… дыши ровнее. Береги лёгкие. У него было всего две руки. Всего две! Сколько раз он сожалел об этом, сколько раз мечтал хотя бы об одной дополнительной паре! Печать начала бесноваться в руке, посылая уже настоящие импульсы пронизывающей боли. Вырваться не могла, но настырно лезла напролом, кости хрустели. — Чжи Чуань, — предостерегающе рявкнул он. Коробка была наготове. С коробкой Сюэ Ян не расставался, никуда не поставил, чтобы в панике не уронить и не затоптать. Он измучился накануне, пытаясь понять, куда её деть и как суметь вовремя выхватить, пока не пришил один из даосских мешочков себе за пазуху. Сейчас, выхватив коробку одной рукой, он едва удерживал её скользкими от крови пальцами, выжидая нужный момент… Сун Лань умирал прямо под ним, а нужный момент всё не наступал, и снова все вокруг орут, а у него заняты руки! Цзинъи только хмурился, примеривался, чтобы не оборвать поток серебра слишком рано. Он не зря говорил о своём умении быстро и чётко выполнять приказы. — Я люблю, помни, — быстро выдохнул он, схватился за Фусюэ, нечаянно обдал его серебром и рубанул наотмашь, обрезая последние чёрные нити. Замер, глядя как они судорожно дёргаются, пытаясь заползти обратно, а Сюэ Ян тут же захлопывает коробку вместе со своей рукой, придавливает коленом крышку и страшно хрустит запястьем, выдирая оттуда пустую руку. От боли в глазах потемнело, но Сюэ Ян сумел разжать пальцы, на всякий случай ляпнул на коробку сверху несколько печатей, чтобы случайно не открылась, сунул обратно в мешочек и тут же нырнул лицом в распластанную грудь Сун Ланя, лез пальцами, судорожно вгрызся во что-то. Выпрямился, удерживая в зубах извивающиеся чёрные жгуты, тут же что-то вытягивал руками, снова наклонялся, выгрызая и выдирая по одному. — Гэгэ, — повернулся окровавленным лицом. — Останови ему кровь, истечёт. Цзинъи, серебро. Ещё. Говорил сквозь зубы, не мог разжать. Поискал, куда деть, хлопнул себя по лбу и скормил Цзян Цзаю. Цапнул Сяо Синчэня за плечо, тут же вливая в него столько силы, сколько мог сейчас добыть — без ударов, плавным потоком, от которого алым облаком накрыло весь стол, захватило даже Цзинъи. По мнению Сюэ Яна, остальное можно было вылечить. Постепенно выманить, вытянуть, это всего лишь отголоски, их мало. С таким живут. Он с таким жил, и Сун Лань будет, если сейчас не вздумает умереть. Лань Сычжуй играл, подстраиваясь под общий ритм стучащих сердец, а все они стучали по-разному, не попадая в такт. Но он ухитрился зацепить всех, пальцы как никогда раньше чутко ощущали каждую струну. Упавший почти на него Чжи Чуань едва не грохнулся прямо на гуцинь, Сычжуй успел поднять инструмент коротким заклинанием, не переставая играть, подставил ему под спину колено, вторую ногу поднял выше, упёрся стопой в стену, плавно опустил гуцинь вниз. — Сидите так, — гуцинь ровно опирался на его плечо и грудь, на ногу Сычжуя. Очищение сердца лилось уверенно, нижняя дека вибрировала, окуная Чжи Чуаня в целительный поток сразу, под напором. — Руки, — тихо сказал Сычжуй. — Кровь идёт. Бинты. Здесь есть бинты. Со стола капала кровь вперемешку с серебром, плескалось и переливалось алым. Сердца ещё бились слишком сильно, но одно затихало. Сычжуй хмуро сосредоточился, вдохнул глубже, и резко перешёл на «Исцеление» для затихающего сердца Сун Ланя. Музыка мягко обнимала его, плавно подталкивала стучать ровнее. Сюэ Ян слез со стола, устало ткнулся окровавленной мордой в плечо Сяо Синчэня, тут же отпустил — некогда отдыхать. Цзинъи снова плакал, и не отпускал Сун Ланя, продолжал шептать ему что-то, серебро лилось и лилось, вычёрпывая его до дна, выцарапывая последние капли силы. Сычжуй играл «Исцеление», сцепив зубы. То раскрывал композицию, как веер, накрывая всех, то снова прицельно играл для Сун Ланя. — Лань Цзинъи, — строго отчеканил он в полный голос, вынудив всех дёрнуться. — Прекрати немедленно. Сюэ Ян. Прекратите, — чуть не сказал "лизать мальчиков" и запнулся. — И скажите ему прекратить, он сейчас свалится. Правила Облачных Глубин запрещают раскалывать свою душу в попытке отдать часть другому, пусть хоть трижды любимому. Сяо Синчэнь, прошу вас. Чжи Чуань... — его голос несколько смягчился, и Сычжуй бросил взгляд вниз. — Вам лучше? Сюэ Ян тут же отвесил Цзинъи увесистый щелбан в лоб, заставив отшатнуться и действительно прекратить. — Гэгэ… собираем всё обратно. Командуй, что делать? — Сюэ Ян ещё дико бликовал глазами, скалился, понимал, что выглядит воплощением тьмы, но только уточнил. —Солью в Цзян Цзай чуть позже, когда забинтуем этого гнусного типа. Сун-лаоши… дыши ровнее. Ты не умираешь. *** Сун Лань держался, он очень старался, для А-И, но это все никак не кончалось. Дышать ровнее не получалось, дышать было... больно. Каждый вдох давался с болью, она почти не давала слышать голоса. Он не увидел — почувствовал удар Фусюэ, Сун Ланя выгнуло навстречу черному камню и тьма швырнула на стол бесполезное теперь тело. Он закрыл глаза и открыл снова, не видел ничего, кроме серебра, только услышал хлопок крышки и кроваво улыбнулся. Все? Все же? Холодные щупальца как острыми лезвиями разрезали плоть. Цзинъи заливал силой, кто-то тянул остатки обрубленных нитей, но Сун Лань знал, что это бесполезно. Сумрак скрывался в свету, скользил, тек как кровь, собираясь в единственном месте, которое оказалось защищенным от всех — и черная гематома под лентой наливалась тяжелым холодом. Но это не важно, все не важно... он свободен, наконец. Сяо Синчэнь сейчас ничего не мог сделать, главное — не помешать. Сюэ Ян, словно демон, рвал черноту зубами, его боль в запястье отозвалась в сердце даочжана такой вспышкой, что он едва удержался на ногах, схватился за стол, пальцы соскользнули по залитому кровью дереву. Алая волна подхватила его как раз вовремя, вливая порцию силы, как воздух. Синчэнь шумно вдохнул и выпрямился. — Все, Сюэ Ян... мне хватит. — Он вяло махнул рукой, нельзя тратить силы, нельзя, чтобы они кончились в последний момент. Цзинъи не мог остановиться тоже, Сун Лань лежал изломанный и такой страшный, что в этом серебре и крови Сяо Синчэнь не мог понять, что с ним происходит. Он коснулся шеи, пульс рвался, сердце в развороченном теле металось, грудная клетка пенилась кровью. Чжи Чуань не понял, как его отшвырнуло, но встать не получилось. Он слушал спасительную мелодию, и она не давала упасть в отчаяние, просто не пускала в мысли, что он мог убить, готов был убить. Руки? Что — руки? Вэньчжун посмотрел вниз, пальцы еле шевелились, кровь впитывалась в серую ткань чёрными пятнами. Мог убить. Но пока еще не убил. — Лучше, — тихо и отчетливо сказал Чжи Чуань, когда юноша раздал все указания, — Побудешь моими руками. Он тяжело поднялся, сунул руки в таз, стиснув зубы выполоскал боль и завернул изуродованные ладони в полотенце. Рук нет, шить надо, и что еще остается? Собственно больше было некому: Сюэ Ян с вывороченным запястьем, а Цзинъи нужен, если Сун Лань перестанет дышать. — Воды, — велел Чжи Чуань и заклинанием зажег огонь. — Лань Сычжуй, когда скажу, вот эту иглу прокалить, нить — эту, и будешь шить, все ясно? — он спрашивал ровно и четко, даже не сомневался, что ясно, а если не ясно, юноша все сделает в любом случае аккуратнее, чем любой из них. Хорошо, что все заклятья на инструменты наложены заранее, потому что от рук его сейчас толку нет совсем. — Собираем, да, — Сяо Синчэнь кивнул. Демон, настоящий, но это был его демон и он справился лучше всех. Даочжана шатало — от произошедшего, от истраченных сил, от боли Сюэ Яна, колени подкашивались, но все нужно закончить, а потом хоть падай. Они «собирали» — очень точное слово, буквально собирали по частям, Синчэнь останавливал кровь, Сычжуй не потратил ни одного лишнего мгновения на тряпки и воду, а Цзинъи не позволял Сун Ланю упасть в беспамятство. — А-Чэнь... надо закрыть, — разобрал Сяо Синчэнь мало похожие на слова звуки, которые срывались с губ Сун Ланя вместе с хрипами и ошметками кровавой пены. — Закроем. Молчи. Не падай. Слушай Цзинъи. Но Сун Лань падал. В светлую усталость, во взгляд Цзинъи, в его слезы. Голова тяжелела, он чувствовал только одну сплошную боль повсюду, не различая, где болит. Голоса постепенно сливались, пахло травами, кровью, горечью. Холодно. Темно, снова свет... — Цзинъи, говори с ним, — Сяо Синчэнь отступил на шаг, руки трясло так, что конечно ни о каких швах не могло быть и речи. — Лань Сычжуй, — Чжи Чуань позвал, коротко и четко говорил, что делать. Но Сун Лань этого уже не слышал. *** Сычжуй только покачал головой. Руками, ногами, головой — чем угодно. Просто ещё не вот прямо сейчас. Он играл «исцеление» пока не убедился, что сердце перестало замирать в тоскливой неподвижности. Оно устало. Сун Лань устал. Истерзался болью — сквозь «исцеление» это особенно остро чувствовалось. Очень полезная мелодия. Позволяет лекарю почувствовать что именно и как конкретно болит у пациента, если он не может сказать, если он нем, испуган до немоты, без сознания или просто очень мал… Для одного Сычжуя это было слишком много боли, но он держался на чётком осознании, что это не его раны, не его боль. Даже когда он отложил гуцинь, продолжал с закрытым ртом повторять мелодию «Исцеления», чтобы не терять связь и успеть отреагировать, если всё пойдёт очень плохо. — Всё ясно, — нараспев проговорил он, чётко выполняя все инструкции. Пальцы не дрожали. У кого-то здесь должна быть холодная голова и твёрдая рука. Сычжуй внимательно слушал все распоряжения, сшивал где Чжи Чуань указывал, стараясь при этом не терять ощущение чужой боли. Он взмок от напряжения, пот заливал лицо, мешая смотреть, но когда Сюэ Ян потянулся с какой-то тряпкой, чтобы утереть ему лоб, Сычжуй на миг отнял пальцы от Сун Ланя, содрогнулся всем телом, перекосился от омерзения: — Не трогай меня… Сюэ Ян было опешил, потом вспомнил за что такая реакция и молча убрал руку. С этими мелочами можно потом разобраться. Цзинъи держал в ладонях голову Сун Ланя, прерывисто шептал непрерывным потоком что-то невыносимое, в отчаянной попытке удержать — бесполезно, бесполезно. Сюэ Ян морщился, но помогал закрыть грудную клетку, держал под рёбра, пока накладывали швы, терпеливо оскалившись поднимал вместе со всеми бессознательное тело, стирал кровь, где показали, обматывал торс плотными полотняными лентами — пока не восстановится, это удержит. Цзинъи, не прекращая своего монотонного шёпота и не отлипая от Сун Ланя, помог перенести его на жёсткую кровать, стоящую тут же, укрыл, сел у изголовья. Серебро тихо мерцало, он не мог прекратить. Нужно было просто держать Сун Ланя на этой стороне. Осталось запечатать коробку. Сюэ Ян одержимо следовал плану, и ничто не могло ему помешать. Фусюэ в руку Сун Ланя, Цзинъи удерживал его пальцы, положив сверху ладонь. Сяо Синчэнь с Шуанхуа. Сюэ Ян наконец выдохнул всю тьму обратно в Цзян Цзай и тут же закряхтел от неприятных ощущений в руке. Снял с коробки свои примитивные печати, уложил лезвия мечей поверх крышки. Заклятье накладывалось гладко, тьма вела себя примерно, но когда это закончилось, появилось ощущение разбитой усталости. Какой-то выпотрошенности. Запечатанную коробку он снова педантично спрятал за пазуху, в мешочек. Придёт в себя Сун Лань — унесёт в секретную комнату, а пока так безопаснее. — Не забирайте его отсюда, — Сюэ Ян отмывал руки и лицо от крови, протянул Сяо Синчэню такую же ленту, дождался, пока он туго обмотает ему запястье. Тут же полил ему умыться, сполоснуть руки, обнял и принялся укладывать на больничную кровать. — Гэгэ, побудь тут, — он мягко увещевал и успокаивал, устраивался рядом, принёс воды. — Отдышись. Всем лучше побыть тут. Конечно, можно выходить, но давайте не разбредаться по Байсюэ, чтобы если вдруг что, не пришлось бегать и искать. — Согласен, — Сычжуй резкими движениями отмывал руки, хмурился, поглядывая на Цзинъи, застывшего над Сун Ланем. Оттаскивать его было бесполезно. Что оставалось? Сычжуй застелил ещё несколько кроватей свежим бельём, Чжи Чуаню указал на одну из постелей, попытался прилично поклониться, но сил хватило только на попытку. Запах крови и боли его мучил, всё ещё отдавался в голове, отчаянно болел шов вдоль груди, ломило рёбра. Сун Лань сейчас этого не чувствует, но его тело ощущает боль. Сычжуй осторожно сдвигал пальцы Цзинъи до тех пор, пока не понял, что вот сейчас серебро приносит облегчение. — Посиди так, хорошо? Хочешь воды? Цзинъи только покачал головой. Он не отрывал взгляда от Сун Ланя, губы непрерывно шевелились. Он уже и не всхлипывал, просто шептал, рассказывая всё на свете: как шуршат золотые листья гинкго, падая вниз, как сгибается трава, когда дует ветер. Как он ждёт, что его Цзычэнь вот теперь точно поправится, и всё будет хорошо. Слушать этот шёпот было невозможно. Сычжуй понял, что голова болит не у кого-то из них, а у него самого, просто разламывается. Он отмывал кровь везде, где видел, несколько раз выходил с ведром, приносил чистую воду, снова мыл и скрёб, пока не перестало больно бить по глазам красными потёками. Он сходил и снял свои запятнанные кровью белые одежды на простое тёмное ханьфу, принёс Цзинъи переодеться, но не смог убедить — оставил стопку рядом. Принёс чай с мятой и травами, уговаривал всех выпить хотя бы пару глотков, а потом на минуточку присел на выбранную для себя кровать и закрыл глаза, проваливаясь в короткую вымотанную дремоту. Нельзя спать. Нельзя. Сычжуй беззвучно всхлипнул, потёр лицо ладонями, взялся за бинты и пошёл бинтовать руки Чжи Чуаня, обрабатывать раны, смазывать целебным бальзамом. Он же сказал — будешь моими руками. Нужно быть последовательным. *** Сяо Синчэнь поджал губы, молча взял из рук Сюэ Яна тряпку и промокнул Сычжую лоб. Это въелось в сознание, он гнал, запрещал себе думать, но в его голове всплывал этот момент. Сюэ Ян ведет языком по щеке Сычжуя... А он позволяет мерзкому липкому сомнению пролезть в свои мысли. Нельзя об этом думать, ни сейчас, ни потом, никогда нельзя. Синчэнь помогал, пока было нужно, постоял рядом с несчастным Цзинъи, отдал ему немного силы, перевязал Сюэ Яну запястья. Сейчас это был тот единственный и любимый человек, не похожий на существо, что нависало над Сун Ланем, упивалось странным жутким смехом и объедало плети сумрака. Но даже в тот момент Сяо Синчэнь его любил, потому таким болезненным и было короткое воспоминание. Три меча. Тьма, свет и тень, которой за эти дни стал Фусюэ. Заклятие, которое кроме Синчэня знал только Сун Лань, но никто из них в одиночестве теперь его не снимет. Надежно — насколько возможно. Усталость навалилась тяжелыми цепями, Сяо Синчэнь послушно лег, но никак не мог справиться со смятением. Чжи Чуань тщательно отмыл руки, не мешая просьбами Лань Сычжую, вообще никому, и сидел, привалившись к стене, смотрел куда-то перед собой, пока юноша не подошел к нему с бинтами и лекарствами. — Спасибо, — Вэньчжун протянул руки, — Я ... — он не знал, как это сказать. Что давно не встречал таких смелых людей. Открытых и честных, ответственных и искренних. Но это было бы неуместно, — Ты большой молодец, Лань Сычжуй. Аккуратные и уверенные прикосновения, откуда в этом юноше столько сил, чтобы держаться? — Могу я попросить тебя вытереть мне лицо? Кожу и правда стянуло, а умыться сейчас Чжи Чуань не мог. Его раны стали стягиваться уже на следующий день, они чесались, и Вэньчжун приходил точно вовремя, чтобы попросить Лань Сычжуя нанести снадобья и сменить бинты. Он не мог себе позволить лечиться дольше, сидеть без дела, не помогать, он не чувствовал даже течение энергии Сун Ланя с такими-то руками, но и так было видно, что равновесие не восстанавливается. Сяо Синчэнь слушал, проверял постоянно, каждый раз надеясь, что сейчас скажет Цзинъи что-то ободряющее, но сказать было нечего. Лань Цзинъи не отходил от Сун Ланя совсем, и никому не пришло в голову пытаться уговорить его даже поспать. Синчэнь и Сычжуй сменяли друг друга рядом с ним, даочжан каждый раз говорил, что Сун Лань всегда умудрялся незаметно его накормить, но он так не умеет, и поэтому просит хоть что-то съесть или выпить глоток воды, потому что Сун Ланю сейчас очень важно, чтобы его Цзинъи был сильным. Сам Синчэнь понемногу вливал в мальчика алую энергию, обнимал за плечи, слушал его монотонный шепот и снова передавал Сычжую это тихое дежурство. Сун Ланю легче не становилось. Ему вообще никак не становилось. Бледный как полотно, как-то резко осунувшийся, он лежал и напоминал собственную тень. В конце концов Сяо Синчэнь обнаружил себя плачущим в ладони Сюэ Яна. От беспомощности, бесполезности и непонимания, что делать. — Ничего не происходит. Серебро, оно должно лечить, оно же лечит! Как наша сила. Но не помогает... Может быть позовем Лань Сичэня? Я слетаю в Гусу, Сычжую нельзя оставлять Цзинъи, я слетаю? Сюэ Ян, мне кажется, мы каждый миг теряем для него... Чжи Чуань пробовал несколько раз, но не чувствовал, пальцы заживали медленнее, чем всегда, хотя он делал все правильно, к тому же снадобья, которые использовал Лань Сычжуй, оказались местными, и Вэньчжун хорошо знал, как их эффект бывает скор, как знал и то, насколько долго врачуются раны от взбесившейся тьмы. — Лань Сычжуй. Когда-то в городке неподалеку жила семья потомственных травников. Сопроводишь меня? — попросил Вэньчжун, когда Сяо Синчэнь сменил юношу рядом с Цзинъи. — Меня не оставляет ощущение, что мы пытаемся действовать, как умеем и знаем. Как заклинатели. Возможно, нужно что-то другое. *** Для Цзинъи время остановилось, мир рухнул, отгородил его обломками от всех, от всего. На всём белом свете не осталось ничего, кроме вдохов и выдохов, кроме так слабо стучащего сердца, кроме безучастного бледного лица Сун Ланя. Он не слышал никого, не понимал ничего, раз за разом пересказывая Сун Ланю какие-то истории, всплывающие в голове, то из жизни, то из книг, то из чужих рассказов. — Понимаешь, Цзычэнь, даже когда учишь правила Гусу, бывает так трудно сосредоточиться. В правиле — «веди себя достойно», и тут на ветку дерева садится мелкая птичка, начинает прыгать туда-сюда, трясёт хвостом, пыжится и раздувается, принимается сыпать трелями. Цзычэнь, представляешь, да? Я сидел под этим деревом и твердил «веди себя достойно», а получилось, будто я пытаюсь заставить птицу вести себя достойно, и это так смешно. Это ведь так смешно, Цзычэнь… я смеялся, повалившись в траву, пока не начал икать. Я так смеялся! А птица улетела… Но я всегда вспоминаю, как смеялся над собой в тот день, и мне становится весело. Цзинъи согнулся над ним, прикрывая от всего мира, и снова разрыдался, мешая слова очередной истории с всхлипами и жалобным почти беззвучным стоном. — Пожалуйста, вернись ко мне. Прошу тебя, Цзычэнь. Даже если не ко мне, просто вернись, любое твоё решение приму, только открой глаза… Иногда Цзинъи становилось легче, когда кто-то обнимал за плечи, говорил что-то утешительное, к губам прижимался край посуды. Он глотал, не понимая что это — вода или суп, не было разницы. Но после первого же глотка начинало мутить, и Цзинъи отворачивался, наклонялся над Сун Ланем ещё ниже, шептал ему в ухо по секрету разные глупости. — Он поел? — тихо спрашивал Сюэ Ян, когда Сяо Синчэнь уступал место Сычжую и обессиленный садился на скамью. Тихо злился, понимая, что Цзинъи снова не ел, не спал, не оттаскивается в сторону. Двужильный он, что ли? Давно бы уже свалился. Сюэ Ян стоял над ним с иглами в руке, примериваясь свалить упрямого мальчишку и заставить спать. Вокруг этой постели непрерывно стояло серебряное облако, Цзинъи как дракон охранял своего даочжана, вот только ещё день-другой, может неделя — вряд ли больше — и дракон сам сляжет. Он так и ушёл тогда с иглами. Окаянства не хватило отнять у Сун Ланя шанс выкарабкаться. А потом Сяо Синчэнь бессильно рыдал ему в ладони, сгибаясь от невыносимого горя, и Сюэ Ян понятия не имел, что ему делать. Отпустить его в Облачные Глубины? — Гэгэ… ну что ты, — он только стискивал зубы, понимая, что его нельзя отпускать, что появление зрячего Сяо Синчэня тут же пустит по его следу людей, не обременённых сентиментальными чувствами, что всё закончится очень плохо для обоих…— Как я могу тебя удержать, если ты решишь. У меня ведь и нефритовый жетон с собой, который тебе Лань Сичэнь дал. Ты его тогда Сун Ланю передал, когда он за косточкой летал, а он ведь потом вернул… а я сохранил, и с собой взял. Я не могу тебя отговаривать. Просто в Облачных Глубинах с этим делом… херово, в общем. Но я могу слетать в Ланьлин Цзинь. Мне есть что сторговать верховному за его помощь. Наобещаю с три короба, как обычно. Я смогу, ты ведь знаешь, я тот ещё лжец. Это было нельзя. Всё внутри сопротивлялось. Но смотреть, как Сяо Синчэнь хоронит Сун Ланя, он был не готов. Сюэ Ян делал, что мог. А что он, собственно мог?! Он готовил, убирал, кормил этих ушастых засранцев, и раз небожители дали кроликам такие уши, то вот они-то и наслушались от него. Потому что в цепочку привязанностей влезли вместе с карпами! Сдохнут эти твари — расстроится Цзинъи. — Это ему сейчас похрен на карпов и кролей, а очнётся Сун Лань, обнаружится падёж домашней скотины. Кто виноват? Сюэ Ян виноват! Сычжуя он с кухни выгонял одним взглядом. Кормил, непрерывно ругаясь сквозь зубы, и выставлял к демонам вон. Перестирал всё, что стирается. Позатаскивал все разбазаренные по двору матрасы, и успел до дождя, а потом сатанел от боли — руки на погоду разламывало страшно. Чжи Чуань не доставлял проблем — лечился прилежно у ещё не выжившего из ума Ланя. Лань Сычжуй ещё тогда спохватился, что да, умыться тоже, намочил полотенце и обтёр Чжи Чуаню лицо. На похвалу только пробормотал невнятно «вы очень добры», и безуспешно пытался скрыть замешательство. Сычжуй постоянно находился в состоянии паники. Он ведь говорил! Он ведь предупреждал, что он не лекарь, совсем не лекарь. Он не умеет лечить! Поэтому он делал то, что умел — играл на гуцине «Исцеление», пытался кормить Цзинъи, раз за разом получая молчаливый отказ, потом шёл штудировать книги о врачевании, и осознавал, что он не справляется. Он не просто не справляется — он теряет Цзинъи. Совсем. Его уже не спасти. Сычжуй был очень признателен Чжи Чуаню за пунктуальность, даже высказал её вслух, признав, что ему сейчас было бы гораздо сложнее, если бы пришлось и его убеждать лечиться. Чем лечился Сюэ Ян — он понятия не имел. Заставить себя осмотреть его запястье он не смог. Но у Сюэ Яна был Сяо Синчэнь, да и не настолько серьёзно он ранен, сможет о себе позаботиться сам… на этом месте у Сычжуя начиналась стадия раскаяния, и он прятался в своей комнате, где они сначала ночевали с Цзинъи. Спустя некоторое время Сычжуй выходил оттуда строгий и безмятежный, опуская красные заплаканные глаза. На предложение Чжи Чуаня он ответил виноватой тусклой улыбкой. — Простите, даочжан. Я не знаком с местными жителями, и не знаю этих травников. Конечно, вам нужно сопровождение — я понесу покупки, а вам ещё нельзя, простите. Я скажу даочжану Сяо Синчэню. Он объяснил причину отлучки, с минуту смотрел, как Сюэ Ян нависает над Сун Ланем, тщательно изучая его какими-то своими методами, едва ли не обнюхивая. Мерзавец поднял голову, не мигая смотрел на него, потом серьёзно сообщил: — Хорошо зашил, рана не гноится. Молодец. Лань Сычжуй не отшатнулся исключительно усилием воли. Он не заставил Чжи Чуаня долго ждать, забежал к себе за деньгами — кто знает, что потребуется. По дороге не смог молчать и поделился своими сомнениями. — Может быть, пора позвать на помощь? Господин Лань Сичэнь обязательно поможет, он обещал. Просто даочжан Сун Лань тогда отказался от помощи, и сейчас… но… если Цзэу-цзюнь пришлёт помощь, тогда Сяо Синчэнь и его личный мерзавец будут вынуждены покинуть Байсюэ, — Сычжуй спохватился и покраснел. — Правила Гусу Лань запрещают говорить о людях дурно за их спинами… теперь я ещё и правила своего клана нарушаю… *** Инь Цзянь собирался в дорогу обстоятельно, но быстро. И отправился в дорогу ещё быстрее, проклиная тот день и час, когда какой-то высокомудрый идиот решил, что лекарям ни к чему заклинательский меч. Меж тем, мог бы предположить, выживший из ума старикан, что быстро прибывший лекарь — это уже половина успеха, а промедление в иных случаях это однозначный смертный приговор. Сейчас вроде никто не умирал, но кто может поручиться, если речь идёт о Сюэ Яне? — Это же нужно было связаться с такой дрянью. Должен отдать тебе должное, братец, породу ничем не испортишь. Ты хотя бы умеешь выбирать лучшее из предложенного. Из всех негодяев Поднебесной ты выбрал самый колоритный экземпляр. И он подстегнул несчастную лошадку, чтобы быстрее перебирала копытами. Конечно, по дороге не без происшествий. От разбойников он откупился, залечив им несколько ран совершенно бесплатно. Взамен ему дали другую лошадь, которая шустрее скакала. Правда, за эту лошадь его чуть не повязала городская стража, поскольку лошадь оказалась ворованной, но опять же он откупился. Получив другую лошадь, он сердито задал такой темп, что несчастное животное в следующий городок еле вползло, по крайней мере, ещё немного, и ей пришлось бы передвигаться ползком. Он снова сменил лошадь, и пока перепрягали, успел поесть и даже вздремнуть, уронив голову на стол. А сейчас он почти у цели! Как ему только что объяснили, Байсюэ находится сразу за лесом. Он вполне успешно добрался. Инь Цзянь ненадолго задержался в лавке травника — пополнил свои запасы, купил несколько образцов местных лекарственных растений. Не стоит пренебрегать возможность узнавать новое, настоящий лекарь совершенствуется до конца своей жизни. Остался последний рывок. Он ещё надеялся, что его неуловимого братца не унесёт снова куда-то ветром перемен. *** Сяо Синчэнь только головой качал, не понимая, что сделать. Сун Ланю нужна другая помощь, но явиться туда – поставить под угрозу Сюэ Яна, но о том, чтобы Сюэ Ян летел в Ланьлин? — от этого предложения у даочжана даже слезы моментально высохли. — Помощь от верховного! Мне даже страшно представить, чего он захочет в уплату долга! Должен быть другой выход, чтобы не пришлось выбирать, кем рисковать! Синчэнь в отчаянии перебирал вслух все возможные и невозможные варианты, из которых самым реальным было надеть повязку на глаза, явиться в Гусу и только наедине с Цзэу-цзюнем снять ее. Лань Сичэнь не станет принимать поспешных решений, не отправится же он в самом деле в Ланьлин, чтобы рассказать Цзинь Гуанъяо о прозрении одного даоса? Когда Лань Сычжуй сказал, что они уходят с Чжи Чуанем в город, Сяо Синчэнь воспринял это как еще одну надежду, хотя по здравом размышлении – ну о чем тут говорить? Но это хотя бы было движение, какое-то стремление, если Чжи Чуань поправится быстрее, может быть вдвоем они все-таки смогут помочь Сун Ланю. Эти мысли показались очередной недопустимой отсрочкой, едва только Чжи Чуань и Лань Сычжуй ушли, и Сяо Синчэнь решил, что как только Лань вернется, он все-таки отправится в Гусу, еще раз обсудив все с Сюэ Яном. *** Чжи Чуань улыбнулся и ободряюще и осторожно дотронулся до плеча Лань Сычжуя. — Я никогда не видел, чтобы молодой адепт вел себя настолько достойно в подобных тяжелых обстоятельствах. Ничего дурного ты не сказал, и твое желание не видеть Сюэ Яна вполне понятно. Честно говоря, мне он тоже категорически не нравится. Но Лань Сычжуй… Мне бы хотелось, чтобы ты понимал, этот человек держал сосредоточие тьмы в руках. Как бы мы к нему ни относились, надо признать, что у него оказалось достаточно сил, чтобы ей противостоять. Эта сила очень коварна, она пыталась найти уязвимое место в каждом из нас и в каждом нащупала какую-то слабость. Постарайся не думать об этом, хорошо? Ты делаешь все, чтобы твоим друзьям не пришлось переживать потерю, и это — самое важное. Что касается помощи… быть может ты прав и нам следует за ней немедленно послать. Я никогда не был знаком с твоим наставником, но даже несколько лет назад слышал достаточно… Вэньчжун не договорил, отвлекся ненадолго на поиски нужного дома. Он огляделся, взгляд скользнул по крыльцу в конце улицы и тут же вернулся обратно. Чжи Чуань узнал бы эту осанку, эту спину и эту походку, даже если бы расстояние оказалось вдвое больше, а когда увидел профиль, то сомнения и вовсе ушли. Инь Цзянь! Именно он входил в лавку травника, и Чжи Вэньчжун невольно сделал несколько быстрых шагов, но остановился. Инь Цзянь здесь? Это могло значить, что Ло И все-таки не молчал, и Цзянь… неужели приехал найти его? Какое важное совпадение, ведь только обстоятельства до сих пор мешали Вэньчжуну отправиться за ним и сообщить, кого он встретил в Байсюэ! И вот доктор здесь. Это же шанс для Сун Ланя, и одновременно возможность для Инь Цзяня встретиться с даочжаном Сяо Синчэнем … Но какое это будет потрясение! Чжи Чуань стоял и в задумчивости смотрел на крыльцо, а потом повернулся к Лань Сычжую. Вот у кого сейчас может случиться настоящее потрясение! Что если такое открытие станет для юноши последней каплей в переполненной чаше самообладания? — Лань Сычжуй, — Чжи Чуань положил раненые руки на плечи юноши и заглянул ему в глаза. — Я нашел лавку, сейчас пойдем. Только что туда вошел один человек, мой друг, которого я не ожидал здесь встретить. Он покажется тебе знакомым, очень знакомым. Я прошу тебя не… Вэньчжун запнулся, пытаясь понять, как предупредить и не шокировать, это же не объяснишь в двух словах! — Его зовут Инь Цзянь и он врач, очень хороший врач. Я попрошу его пойти с нами в Байсюэ, вот только для него это тоже может быть непросто. Пойдем. Ладно, как мог, так и смог. Чжи Чуань пошел по улице и оказался у крыльца как раз когда Инь Цзянь вышел из лавки. — Здравствуй, — Вэньчжун улыбнулся с искренней радостью. — Инь Цзянь, я невероятно рад встретить тебя! Как ты здесь оказался? Предположу, что человек, которого я отправил к тебе, все-таки рассказал о событиях, которые заставили меня отправиться в Байсюэ? *** — Что тут представлять, он захочет Печать, он с самого начала её и хотел, — Сюэ Ян кисло поморщился. Понятно, что это не выход. И рассказывать направо и налево, что в Байсюэ завёлся мощный артефакт — только закопать Сун Ланя поглубже. А там, под землёй, уже будет совсем всё равно, живой он или мёртвый. Хреново быть одному вот в этом плане — некуда побежать за помощью. Вся помощь, на которую мог рассчитывать Сюэ Ян, сейчас в его руках предавалась отчаянию. — Как думаешь, в местной библиотеке должно быть что-нибудь на этот случай? Хотя такие книги обычно прячут под руку патриарха, а патриарх у нас сейчас временно очень занят. Сяо Синчэнь, я с тобой в Гусу. Притворюсь, что я Лань Цзинъи… или Сычжуй. И обоих под себя не уложишь для надёжного копирования внешности, один не отлипнет от Сун Ланя, а второй умрёт от омерзения. И деваться некуда, и придётся отпускать Сяо Синчэня…. страшно. Просто страшно. *** Лань Сычжуй почувствовал, как что-то дёрнулось под кожей, едва только на плечо легла рука Чжи Чуаня. Но отпрыгивать в сторону он не стал — помнил, что израненные руки лучше не дёргать и не тревожить, тогда есть шанс, что всё заживёт очень быстро. Он говорил так тепло, что Сычжуй отчаянно покраснел, задержал дыхание. Да, помощь нужна, срочно нужна, но он сам вот именно сейчас получил эту необходимую помощь. Ему было так необходимо одобрение наставника, одобрение кого угодно, кто знал и умел больше, чем он сам! — То есть это не он? Если подумать… просто если подумать, ведь он действительно ни за что… при даочжане Сяо Синчэне? Да и даже за его спиной, не может быть… Ему стало легче. По крайней мере, на душе точно стало легче. Сычжуй понятия не имел, хватит ли у него смелости проверить это, и каким вообще образом это можно — подойти и сказать «Дай, я тебя потрогаю»? Его снова передёрнуло. — Мне нужно привыкнуть к этой мысли. Теперь Чжи Чуань обе руки положил ему на плечи, и Сычжуй снова внутренне задёргался. Вот сейчас-то почему? Он говорил что-то, объяснял, и смысл слов даже с горем пополам доходил до него. Но на пороге лавки всё выветрилось из головы. Лань Сычжуй вежливо остановился за пару шагов, непонимающе смотрел, как Чжи Чуань подозрительно радуется и ведёт себя как-то странно, но главное другое! Главное, что если Сяо Синчэнь тут, то кто сейчас сидит с Цзинъи?! — Прошу прощения, — он потрясающе невежливо прервал их беседу, к которой не прислушивался. — Даочжан Сяо Синчэнь. Как же так? Почему вы? Вы что, оставили Цзинъи одного? Со своим… с ним? Вы что, зачем-то переоде… вы… Сычжуй беспомощно оглянулся на Чжи Чуаня, снова уставился на этого человека. Он хотел ещё что-то сказать, окончательно растерявшись, потому что это точно был Сяо Синчэнь, но не он. Единственная защита, которая у него была — это сложить перед собой руки, поклониться сначала Чжи Чуаню, потом ему. — Прошу меня простить. Он вошёл в лавку и попросил воды, сославшись на то, что голову напекло и ему дурно. В конце концов, милосердие не чуждо врачевателям. До него очень медленно доходило, что именно вот об этом сейчас говорил Чжи Чуань. Покажется знакомым… Покажется?! Это очень слабо сказано! Врач. Врач?! Нужно срочно его хватать и тащить с собой! Сычжуй со стоном намочил в недопитой чашке край рукава и приложил к лицу. — Чжи Вэньчжун, рад видеть, что ты всё-таки жив, пускай и нездоров, — Инь Цзянь снисходительно проводил ошарашенного юношу критическим взглядом. — Твоё предположение верно, но не стоит винить того беднягу. Категорически не рекомендую врать лекарям и умалчивать о важном, поэтому он рассказал мне больше, чем сам ожидал. А судя по реакции этого юноши, я не зря гнал сюда несчастную лошадь. Мне нужен этот… как? Даочжан Сяо Синчэнь? Да, я взял твою повозку, не обессудь, правда лошадь в неё запряжена уже другая. Но получше той. Надеюсь, ты не в обиде. Он с профессиональной бесцеремонностью поднял руку, тронул наполовину облетевшую заколку, пробормотал «надо заменить», изучил забинтованные руки, прищёлкнул языком, добавил «ну, что старались — это я вижу», и мотнул головой в сторону лавки. — За покупками? А испуганный юноша, полагаю, только что из Байсюэ, и сравнивает знакомые лица. Занятно. Ну что же, раз уж я всё равно туда, то просвети меня, Вэньчжун, принимает ли Байсюэ одинаковых гостей, или у ворот сочтут демоном, копирующим лица? Давай помогу купить, что необходимо, заберём юного адепта, и поехали. *** Как и следовало ожидать, Лань Сычжуй опешил, увидев Инь Цзяня. Чжи Чуань открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал, дав юноше выразить свою растерянность. Он ответил теплым взглядом, стараясь показать, как, безусловно, понимает состояние Лань Сычжуя, и только кивнул вслед, решил не останавливать и дать ему возможность пережить новость в одиночестве, а себе – поговорить с Инь Цзянем. — О, все могло бы быть и хуже, — Вэньчжун посмотрел на свои руки без особой трагедии. — Я практически не пострадал. Чжи Чуань заглянул в щель приоткрытой двери, увидел, что мальчик вполне спокоен, и снова повернулся к Цзяню. — Да, Сяо Синчэнь, — он кивнул, — Вы невероятно похожи. Прости, когда я его увидел, должен был немедленно вернуться за тобой, но обстоятельства не позволили, – Чжи Чуань безропотно отдал руки для оценки их состояния, — Это как раз вот этот юноша, Лань Сычжуй. Он очень аккуратен и очень старался. И боюсь, в свете последних событий, он сейчас потрясен более, чем возможно. Вэньчжун объяснил, что прибыл за травами в поисках чего-то, что поможет быстрее вылечить руки, не стал скрывать, разумеется, что раны получены от темного артефакта. Советы Инь Цзяня тут оказались, как всегда, бесценны, и Чжи Чуаню, фактически осталось только расплатиться – тут он как раз попросил Лань Сычжуя помочь ему справиться с кошельком. — Мы возвращаемся в храм, донеси сверток до повозки, будь добр, – теперь голос Чжи Чуаня стал немного строже, сейчас ни к чему мягкость, адепту будет только полезна четкость и ясность всех распоряжений. В пути он успел без особых подробностей рассказать доктору о проведенной операции, а Лань Сычжую – сообщить, что Небо послало им врача, равного которым лично Чжи Чуань не встречал. — Я понимаю, друг мой, что цель твоего прибытия иная, и рад, что ты ее, наконец, достиг, но не могу не просить тебя о помощи. Раны, которые тьма нанесла даочжану Сун Ланю, не заживают, а мне с такими руками почти невозможно почувствовать течение энергетических потоков. Даже Сяо Синчэнь, при всей его чувствительности и мастерстве, в одиночку не может помочь. Выражая столь искреннюю надежду, Чжи Чуань, безусловно, совершенно осознанно рассчитывал на профессиональный интерес. Подобные раны встречаются не то что редко – практически никогда, а тут еще такое разнообразие. Не может быть, чтобы столь сложная задача не заинтересовала Инь Цзяня или он совсем его не знает! *** Сяо Синчэнь не стал строить иллюзий по поводу местной библиотеки. Сун Лань искал здесь сведения и ничего не нашел, а любые трактаты и записи по поводу лечения последствий темных артефактов если и были, то наверняка недоступны, иначе это ставило бы под угрозу тайну Байсюэ. — Дождемся возвращения Сычжуя и Чжи Чуаня и отправимся в Гусу, — сказал он. — Остановимся как можно ближе и решим, что делать дальше. Может, подождешь меня, ты ведь знаешь, что в Облачные Глубины не попасть тайно. Придумаем что-нибудь. Можно в конце концов отправить Лань Сичэню этот жетон и просьбу спуститься, уверен, он правильно расценит знак. Уверенности на самом деле не было, но кому как не им знать, что даже в самой отчаянной ситуации выход может найтись внезапно и вовремя? — Помнишь Аршань? – Сяо Синчэнь улыбнулся и нежно поцеловал свою ночь солеными от слез губами. — Я тогда думал, все закончилось, а оказалось – наоборот. Отдохни. Он и сам отдохнул немного и как раз вышел из кухни с очередной безнадежно бесполезной чашкой чая и кусочком лепешки, чтобы отнести Цзинъи и побыть с ним, когда услышал ворота. — Сюэ Ян! – позвал Синчэнь. Конечно, он ждал возвращения, но от самого возвращения в общем-то ждать было нечего, поэтому даочжан, не останавливаясь, пошел через двор, но обернулся и задержался, когда увидел, что створки распахнулись широко, и в ворота въезжает повозка. В Байсюэ гости? Или это… кого можно привести в храм кроме людей Гусу? Это было бы просто чудесное совпадение, но адепты Гусу летают на мечах и… Сяо Синчэнь был так озадачен, что пошел навстречу, глядя на прибывших. Он не осознавал, как замедляется шаг, как оцепенение постепенно охватывает его, пока даочжан и вовсе не остановился, глядя на человека рядом с Чжи Чуанем. Сяо Синчэнь стоял, приоткрыв рот, как будто собирался что-то сказать, но внезапно забыл – что. Из всех мыслей в сознании почему-то отчетливо и странно прослеживалось, что он совершенно точно не спит и не в бреду, и значит этому должно быть объяснение. *** Инь Цзянь с умеренным любопытством слушал об этом невероятном сходстве. Он уже успел себе уяснить, что на этот раз поиски увенчались успехом, хотя как раз сейчас он не искал. Парадоксально, противоречит обычной логике, но так и получилось. «Как раз вот этот юноша» делал такое лицо, что каждый взгляд на него убеждал в несомненном успехе. Наконец-то! — Значит, даочжан Сяо Синчэнь отличается чувствительностью и мастерством. Отрадно слышать. Мальчишка не перестал таращиться, но хотя бы делал это без странного надрыва. Или быстро пришёл в себя, или экспрессивно перестарался при первой встрече? Вэньчжун рассказывал об операции, и действительно заинтересовал. — Посмотрим, проверим. Любопытно, друг мой. Так этот человек, ты говоришь, ещё жив? Судя по тому, что ты рассказал, он должен быть мёртв. Лань Сычжуй соскочил с повозки перед воротами, бегом кинулся открывать. Ему не терпелось быстрее, как можно быстрее уговорить этого доктора взяться за даочжана Сун Ланя, и он буквально изнывал от осознания, что требовать не может, в разговор встрять тоже — он и так непозволительно отличился при встрече, это же просто уму непостижимо. Он радостно кинулся навстречу Сяо Синчэню, когда тот уже увидел этого доктора и замер с таким лицом, что Сычжую стало неловко. Однако его неловкость длилась недолго, потому что на пороге появился Сюэ Ян. Сычжуй только застонал что-то сквозь зубы, поискал хотя бы одно вменяемое лицо, нашёл искомое только в Чжи Чуане и обратился именно к нему: — Я вас оставлю. Они оставили Цзинъи одного… оправдание может быть только одно: если даочжан Сун Лань пришёл в себя. И если не пришёл, то я буду очень, очень сердит! — он сорвался с места и помчался бегом, мимоходом оттолкнул Сюэ Яна и буркнул. — Нашли с кем оставить! Доктор приехал. Сычжуй вихрем влетел в лечебницу, ожидаемо увидел, что даочжан так и лежит, порывисто обнял Цзинъи за плечи и зашептал ему, что теперь всё будет хорошо, теперь Сун Ланю непременно помогут, потому что нашёлся очень хороший врач. Правда Цзинъи его не слышал, закрывшись в своём серебряном мире, в котором звучал только его собственный шёпот. Инь Цзянь жадно смотрел на приближающегося к нему… зачем он взял себе другое имя, интересно? Он выбрался из повозки, пошёл ему навстречу. Странная всё-таки реакция у него. Неверие расцветало на его лице. Шок и неверие, ярчайший вопрос «что происходит?» просто кричал из его глаз. — Инь Суюань, — позвал он. — Ну что же ты? Я тебя всю жизнь искал, и нашёл. Наконец-то нашёл! Пришлось признать очевидное — не понимает, не узнаёт. Будто не было в его жизни никаких братьев. А как насчёт того, чтобы поверить собственным глазам? — Сяо Синчэнь, у нас гости? — Сюэ Ян сурово смотрел на Чжи Чуаня. — Чем там в городе, Сычжуя пчёлы покусали? Больно храбрый стал. Я гляжу, пока все Лани меня не поколотят по очереди, не уймутся. Он перевёл взгляд на стоящего перед Сяо Синчэнем человека и опешил. — Гэгэ, ты не говорил, что у тебя есть брат. Да ещё и близнец, — Сюэ Ян снова уставился на Чжи Чуаня, как будто его осенило. — Так вот в чём причина этих странных взглядов? Вот даочжаны, скрытные вы. Нет чтобы сказать прямо. Нужно молчать таинственно, и жрать глазищами… А доктор где? Он поискал глазами ещё кого-нибудь, понял, что больше никого не предвидится, и восхитился. У его Сяо Синчэня не просто имелся родной брат! У него ещё и брат-близнец! Но и это ещё не всё! У него брат-лекарь! Невероятная удача. Момент был очень душещипательный. Очень деликатный. Смотреть на два прекрасных лица — очень странно, но доставляет удовольствие, но есть один нюанс. — Сяо Синчэнь, прости меня, дурака, но... — Сюэ Ян изобразил церемонный поклон и тут же растерял свою воспитанность. — Гэгэ, ты меня точно простишь. Господин врачеватель, прошу вас, давайте вы перенесёте ваше взаимное радостное изумление к ложу пострадавшего? У нас там время истекает, и кроме одного даочжана в беспамятстве есть ещё юноша в огромном немом горе, да вы и сами увидите. Инь Цзянь позволил этому типу увлечь себя в лечебницу, благо он и Суюаня за собой потащил. Норов он придержал при себе. Сюэ Ян, да? Как Инь Суюань мог польститься на этот отброс, ведь никакого воспитания — хам, наглец… убийца и предатель. Однако в лечебнице его взору предстало такое, что он замер от восторженного изумления. Он не мог дать этому название. Облако мерцающей серебром силы… тугое, как охранный кокон, плотное, и одновременно достаточно прозрачное, чтобы видеть. Бледное осунувшееся лицо, человек явно без сознания не первый день. Скорчившийся над ним юноша в белых одеждах, покрытых пятнами побуревшей потемневшей крови. — Так, Вэньчжун, это он? — Цзянь даже не обернулся, полагая, что в таких случаях идут следом. — Ты прав. Считай, что о помощи попросил, будь уверен, я беру их обоих. Молодой человек… Вы. Лань Сычжуй, будьте любезны принести из повозки мои вещи. Все мои вещи. С должной бережностью — я взял с собой в дорогу множество лечебных снадобий. Инь Суюань… мне сказали, что ты называешь себя Сяо Синчэнь. У нас есть время поговорить, верно?