Затмение

Нет, это совершенно точно по-настоящему. Вот ведь Сычжуй мимо пробежал... кажется. Да, если ворчит — это Сычжуй. Сяо Синчэнь моргнул, точнее, прикрыл глаза на бесконечно долгое мгновение и снова посмотрел... на кого? А человек произнёс незнакомое имя и в горле совсем пересохло. Нет, он слышал не свой голос, но интонации... словно перед тобой ты сам, но — не ты. Где-то сбоку прозвучал голос Чжи Чуаня, что-то буркнул Сычжуй и наконец Сяо Синчэнь услышал Сюэ Яна. Вот Сюэ Ян все сразу же и объяснил! Его ночь всегда найдет самое простое объяснение самому непонятному, вот и сейчас он нашел то самое слово, которое Синчэнь никак не мог ухватить в опустевшем сознании. Брат. Близнец. Да... это логично. Вот только Сюэ Ян не сказал, откуда у него брат-близнец, но ничего, это ничего, он потом обязательно спросит, а пока тут много дел... — Не говорил, — наконец, отмер Сяо Синчэнь и смог отвести взгляд только когда Сюэ Ян заговорил с незнакомым братом, и говорил очень верные вещи, утаскивая обоих за собой. Врач! Это врач и это значит, есть еще как минимум возможность попробовать что-то еще! Сяо Синчэнь даже смог нормально вдохнуть, когда осознал это. Он остался за спиной Сюэ Яна, пока доктор смотрел на Сун Ланя, хотел позвать тихонько Сычжуя, но снова застыл, слушая, как тот выдает распоряжения, причем даже не понял весь смысл — просто изучал интонации. Наверное, надо рассказать, но Чжи Чуань уже стал все сам очень коротко и по делу пояснил, как только Лань Сычжуй вышел: — Да. Это он, Сун Лань. Темный артефакт был в груди рядом с сердцем, довольно большой. Потеря крови очень серьезная. Спасибо, мы все здесь надеемся на тебя, особенно этот юноша, — Чжи Чуань указал на Цзинъи, по которому как раз совершенно нельзя было сказать, что он в принципе на что-то надеется и испытывает какие-то чувства кроме тех, что создавали это серебристое поле и звучали в его тихом шепоте. Множество лечебных снадобий, это очень хорошо. Синчэнь только сейчас понял, что так и сжимает в руке кусочек хлеба, а содержимое чашки почти расплескалось, пока он шел за Сюэ Яном. Пальцы сжимали гладкие бока посуды, но даочжан не чувствовал этого усилия. Он очень тихо положил все на стол, и только когда доктор назвал его «Сяо Синчэнем» понял, что он обращается к нему. Да, это совсем нехорошо — настолько потерять концентрацию и мыслить как будто голова наполнена туманом. Время поговорить? Сяо Синчэнь посмотрел на врача, на Сун Ланя, снова на врача уже с более осмысленным удивлением — время поговорить? Нет, поговорить, конечно, нужно, но сейчас его нет — времени на разговоры, только если о Сун Лане, Цзинъи и их состоянии. — Я думаю, мы успеем еще... доктор... — Сяо Синчэнь понял, что вероятно, не услышал имени, и, смутившись странности ситуации, спросил: — Как вас зовут? *** Видеть своего даочжана в такой всепоглощающей растерянности и ничего не сделать? Сюэ Ян вообще-то по-другому себя воспитывал. И едва только Сяо Синчэнь поинтересовался именем доктора, Сюэ Ян сделал любезное лицо разбойника с большой дороги, томно повёл глазами, приласкал Цзян Цзай и резко взмахнул перед носом у доктора рукой со скрюченными пальцами. Еле заметная туманная дымка змеилась на кончиках пальцев, как когти. Инь Цзянь со снисходительной улыбкой следил за ним, даже не отшатнулся, напряжение выдали только дрогнувшие губы и слегка прикрытые глаза. — Не старайтесь, это действительно моё собственное лицо, не маска. А вот орудие, которое вы попытались использовать с целью разоблачения меня, потрудитесь предоставить для изучения, — он перевёл взгляд на Сяо Синчэня и улыбка стала теплее. — Меня зовут Инь Цзянь. Что же, вынужден суммировать: учитывая твой шок и отсутствие логичной радости, незнание имени собственного брата и прочие признаки… ты меня не помнишь. Я бы списал на то, что ты был слишком мал, и для младшего брата это вполне позволительно, но я старше всего лишь на одну курительную палочку, и я всё помню. Грустно. Однако давайте будем практичными. Я буду звать тебя Сяо Синчэнь, чтобы не ранить лишний раз и без того испуганную память, и займёмся пострадавшими. Лань Сычжуй прилежно переносил тщательно упакованные вещи, ставил так, как они были установлены в повозке, памятуя о том, что если внутри имеется что-то, что может разлиться или рассыпаться, то это лучше не переворачивать. Инь Цзянь бросил в его сторону только один взгляд, жестом поманил к себе Чжи Чуаня, ещё раз внимательно осмотрел его забинтованные руки, оценил плоский узел и аккуратно заправленные края повязки. — Ты прав, Вэньчжун. Аккуратный и старается. Это, я так полагаю, Лань Цзинъи, — Инь Цзянь аккуратно изучал серебряное облако, прежде чем ступить внутрь. — Юноша упоминал его у лавки, когда порицал меня за оставление его в одиночестве. Ну и, судя по продемонстрированной тьме, это Сюэ Ян — ужасное чудовище, которое в сопровождении вот этого тёмного заклинателя Сун Ланя, явился в Хэй и вынудил тебя отправиться в Байсюэ. Присланный тобой пациент был весьма эмоционален в своих описаниях. Даочжана Сяо Синчэня он описал как светлого и чуть ли не святого. Поэтично. У кого целы руки и ноги, пожалуйста, самостоятельно распределите обязанности. Мне нужно умыться, вымыть руки. Принесите чай и какой-нибудь суп для умирающего от голода. Он внимательно выслушивал объяснения по поводу серебра, изучал его как потрясающую диковинку. Сюэ Ян недоверчиво протянул руку, давая этому доктору изучить жгутик тьмы. Ждал, пока он проявит интерес к тёмному артефакту и потребует показать, и когда дождался, успел победно оскалиться. Правда, оскал увял на месте. — Покажите, — Инь Цзянь склонился над Сун Ланем. — Вы держали в руке, покажите пальцами как держали, чтобы я понял размеры артефакта и смог сопоставить возможную силу. Значит, говорите, лёгкие. Интересно. При этом он дышит, хотя не должен. На Цзинъи он потратил меньше времени. Попытался дозваться, понял, что юноши тут нет, в принесённый чай капнул немного успокоительного, предложил ему отпить, а когда он отказался, без церемоний взял мальчишку за лицо, вынудил открыть рот и влил чай ему в горло. Подхватил кусок полотна, вытер ему рот, дал немного времени на шёпот, а потом в пару приёмов так же безжалостно влил в него немного супа. — Так. Кто-нибудь идите и сварите для этих двоих куриный суп с протёртыми овощами, курятину тоже проте… нет, просто сварите, я сам перетру как надо. Вот этот сейчас для этих двоих не годится. Никаких пряных трав, никаких специй. Яйца есть? Сварите яйцо. Он торопливо вымыл руки, глотнул чай, не кривляясь доел суп, собрал волосы под шнур, чтобы случайно не макнуть прядь куда не надо и принялся срезать с груди Сун Ланя повязку. — Хороший шов, — похвалил он, безжалостно срезая несколько стежков, зажал между двумя пальцами несколько полупрозрачных листочков, пропитанных лечебными бальзамами и покрытых тончайшей вязью заклинаний, медленно погрузил пальцы в рану. — Чем останавливали кровь? Кровь изо рта и носа эти дни не шла? Инь Цзянь получал ответы, сыпал новыми вопросами. Он ещё несколько раз запихивал пальцы в рану, вслепую распределяя эти полупрозрачные листочки, ими же облепил края взрезанного грудного хряща с обеих сторон, проложил под кожей. Он поднёс к губам окровавленные пальцы, попробовал кровь кончиком языка, понюхал, хмыкнул. Сполоснул руки, тщательно вытер, обработал рану тягучим зеленоватым бальзамом с резким запахом мятной горечи и поверх него плотно налепил тех же листочков. Накрыл куском чистого полотна. — Можно не накладывать повязку. А это серебро, вы говорите, не давало ему умереть. Что же, раз юноша сам стремится жертвовать собой, не будем отнимать у него это утешение. Пусть. Лань Сычжуй, это под вашу ответственность. Когда он начнёт падать — а он скоро начнёт — проследите, чтобы он не упал на даочжана Сун Ланя. Не полезно для раны. Будете придерживать за плечи вот так, — Инь Цзянь придвинул ближе скамью, сел позади Цзинъи и аккуратно обнял его за плечи. — Почувствуете, что слабеет — потянете на себя. Юноша протянет ещё пару часов, а нам больше и не нужно. Сюэ Ян, не смотрите на меня так, я же не говорю, что он умрёт. Инь Цзянь неспешно разрушал причёску Цзинъи, снимал заколку. Запустил пальцы в его волосы, неторопливо массировал его затылок, виски, с интересом посмотрел, как между прядями волос струится серебро. — Какая любопытная и полезная… субстанция. Господа, когда даочжан Сун Лань очнётся и юноша перестанет казаться тихопомешанным, я надеюсь, что мне дадут возможность изучить природу этого изумительного феномена. А что, вы говорили, за мелодии применяли? Лань Сычжуй, вы продемонстрируете? Можно не сейчас, мне будет достаточно заручиться вашей поддержкой. Он устал. Он действительно устал. Однако губы Сун Ланя утратили оттенок мёртвой синевы, и хотя он всё ещё был бледен, как хорошая белая простыня, дышать начал лучше. Инь Цзянь почувствовал законное удовлетворение доктора, который хорошо делает свою работу. *** Сюэ Ян всегда был практичным, вот и сейчас все-таки предпочел проверить, а Сяо Синчэнь подумал, что рядом с ним он так и не научился здоровому рациональному недоверию. Ведь ему и в голову не пришло, что человек, о котором он ничего не знает, никогда не слышал, может обмануть. Да уж… иногда это «чокнутый» ему действительно очень подходит. Улыбка, с которой доктор пережидал проверку Сюэ Яна, заставила Сяо Синчэня рассмотреть его лицо внимательнее, потому что мало кому вообще подобное Сюэ Ян спускал с рук, ну вот Сун Ланю – это да. Чжи Чуань тоже не очень сдержанно себя вел и даже не получил по ребрам… кажется, логика не расстраивать своего даочжана открывала в Сюэ Яне бездну терпения, но именно сейчас Сяо Синчэнь вдруг почувствовал желание как-то одернуть доктора. И промолчал. Он слушал, по-прежнему оцепенело, но все-таки пришел в себя и осознал эту неожиданную данность. — Инь Цзянь, — тихо повторил даочжан, глянул на Сюэ Яна и коротко кивнул. — Да. Потом он все-таки не выдержал, взял Сюэ Яна за руку, слушая, как Инь Цзянь рассказывает Чжи Чуаню, словно здесь рядом вовсе и нет «Сюэ Яна – ужасного чудовища» и «Сяо Синчэня светлого и чуть ли не святого». Все это почему-то казалось странным. То есть Синчэнь вполне объяснял собственное восприятие неожиданностью ситуации, но тем не менее все равно даже не попытался вместо Чжи Чуаня рассказать, что это за серебро, хотя тот явно понимал лишь теорию этой силы, да и то Синчэнь был уверен, что не до конца. Он вообще молчал, слушал и смотрел и только прикрыл глаза, когда Инь Цзянь так бесцеремонно влил в Цзинъи чай. Да, наверное, так и надо было, вот только никто из них не посмел дернуть мальчика. Там, где он пытался справиться вливанием лечащей силы, чтобы поддержать Цзинъи, доктор сделал просто и практично. — Я сварю, — тихо сказал Синчэнь Сюэ Яну после замечания о том, что «юноша протянет еще пару часов», и ушел на кухню, где занялся супом. Это помогало отвлечься и не помогало одновременно, курицу даочжан проверял на готовность чуть ли не тридцать раз, каждый раз забывая, что только что это делал и она еще не готова. Теперь стали понятны эти взгляды Чжи Чуаня. Неудивительно, то есть удивительно, как он сохранил почти невозмутимое лицо – наверняка ведь был потрясен? Даочжан вздрогнул, когда Чжи Чуань вошел в кухню. — Я заварю чай. Лань Сычжуй держится стоически, но я надеюсь уговорить его хотя бы немного поесть и побыть от всего этого в стороне, иначе просто опасаюсь за юношу. — Конечно, — Сяо Синчэнь кивнул, не поворачивая головы, и снова проверил курицу. — Спасибо, что заботитесь о нем. Здесь есть хлеб и яйца сварились. Чжи Чуань залил чайные листья водой и внимательно посмотрел на Сяо Синчэня. Тот взгляд почувствовал, но не ответил, и Вэньчжун ощутил очень неправильную и ненужную сейчас потребность сказать что-нибудь. — Наверное, мне следует объяснить… — Нет, — мягко ответил даочжан и посмотрел на него. — Правда, я понимаю. Трудно найти слова, да и обстоятельства… не переживайте. — Я знал, что Инь Цзянь ищет вас и собирался сообщить ему при первой возможности, но счел, что не вправе говорить с вами об этом, ведь не знал, насколько это для вас тяжело. Сяо Синчэнь понимающе улыбнулся и стал аккуратно чистить луковицу, надеясь, что Чжи Чуань остановится на этом. К счастью, он и правда был человек воспитанный. Даочжан сварил суп, оставил его тут же и совершенно не знал теперь, что ему делать. Есть врач, мешать ему – неправильно, нельзя отвлекать. Все, что ему было нужно — это остаться с Сюэ Яном. Он перебинтовывал запястье, аккуратными плотными витками накладывая ленту. — Я не знаю его. Совсем, понимаешь? Не помню. Как он меня назвал? Инь Суюань? – Синчэнь вздохнул и закрепил бинт, оставил ладони поверх руки Сюэ Яна. — И я теперь думаю… почему я никогда не спрашивал? Чжи Чуань говорит, Инь Цзянь меня искал, а я… Я помню себя маленьким у Баошань-санжэнь, но мне почему-то никогда не приходило в голову, есть ли у меня кто-то и как я вообще там появился. Мы все были одинаковые, она всех нашла и взяла к себе. Сюэ Ян… — Сяо Синчэнь посмотрел на него как будто Сюэ Ян мог ему сейчас сразу рассказать, что делать. — А если он всю жизнь был совсем один? *** Сюэ Ян недоверчиво переживал всю безапелляционность этого доктора, но временно придержал бешеных чудовищ своего негодования. Да и как-то сложно наезжать на человека с лицом Сяо Синчэня. Однако чем больше он наблюдал за Инь Цзянем, тем больше видел разницу. Если попросить обоих сохранять спокойное и безмятежное выражение лица, может и получиться обмануться на какой-то миг. А так — нет, совершенно разные люди, с разными жестами, с разными взглядами, даже манера говорить — вообще не похожа. — Боль моя, ты совсем замучился, — Сюэ Ян любовался тем, как двигаются пальцы Сяо Синчэня, всё время мешал, потому что лез с поцелуями. — Всё как я люблю… ты снова меня лечишь. Инь Суюань… тебе это имя кажется чужим? А меж тем, ты действительно моя сбывшаяся мечта. Самая драгоценная, самая недостижимая, и всё-таки вот ты, со мной. Я не знаю, что с тобой было тогда, гэгэ. Если Баошань-санжэнь нашла тебя и подобрала, значит, с тобой что-то случилось. Вот спросим у доктора, когда он поднимет Сун Ланя на ноги. Если он тебя искал, был повод искать и беспокоиться? Наверное, он расскажет, что с ним было, — он ласково привлёк к себе Сяо Синчэня, медленно поцеловал в висок, потом прикрытые глаза. — Я так люблю, когда твои веки подрагивают под губами… тепло, немножко щекотно… У тебя ещё немного красные глаза, ты много плакал. Теперь, может быть, давай ты немного поешь? А потом пойдём посмотрим, как там Сун Лань. Отчитаемся твоему строгому брату, что суп готов. — Строгий брат уже здесь, — Инь Цзянь порывисто вошёл в кухню, тут же взялся тщательно перетирать все ингредиенты супа, размалывая курятину в однородную кашицу. Размял варёное яйцо, всё смешал, развёл ароматным бульоном, получилась очень жидкая кашица. — Сяо Синчэнь, ты плохо питаешься. У тебя бледное лицо, бескровные губы, — он остро глянул на Сюэ Яна. — Не торопись скалиться и поддакивать, ты выглядишь ещё хуже. Хорохоришься много, видимо по привычке, поэтому не сразу заметно. Будет лучше, если вы оба уделите самое пристальное внимание правильному питанию. Но я пришёл не лекции читать… Идёмте, будем будить вашего беспокойного друга. Но сначала я его покормлю, а потом разбужу. Упрямые люди в сознании бывают удручающе капризны. Он привёл миску супа в состояние немыслимого совершенства, с удовлетворением полюбовался плодом трудов своих, отметил, что это первое, что они сделали с братом вместе, и смягчился. — Суюань… Сяо Синчэнь. Не расстраивайся. Всё постепенно расставится по местам. Говорят, что у близнецов в неравной степени делятся все присущие людям черты. Видимо, вся мягкость и доброжелательность досталась тебе, а я поторопился сгрести себе всё резкое. Он торжественно нёс эту миску, как будто в ней содержалась панацея от всех болезней. В лечебнице Сычжуй прилежно сидел в предписанной позе, придерживая Цзинъи за плечи. Он с благодарностью поел, смущаясь от такой заботы Чжи Чуаня, долго извинялся, но отдыхать не пошёл. Инь Цзянь сказал, что Цзинъи вот-вот упадёт, и нельзя его оставлять. — Ни в коем случае нельзя. И больше некому, у вас руки ещё не зажили, а даочжан Сяо Синчэнь в таком смятении… а Сюэ Ян — это Сюэ Ян. Правда, его порыв тут же разбился вдребезги. Инь Цзянь бросил на него короткий взгляд и скомандовал: — Марш в постель. Немедленно. Вот в эту, чтобы я мог видеть, что моё предписание выполнено в полной мере. Сяо Синчэнь, смени его. Теперь Сун Лань был больше похож на человека. Инь Цзянь уже поставил ему иглы, рядом в курильнице тихим дымком истаивали целебные травы, на висках аккуратно были налеплены припарки с бальзамом, на шее лежала аккуратная тряпочка, пропитанная травяным настоем. Первым делом доктор предложил Цзинъи поесть, ожидаемо не добился ответа, применил грубую силу, заставив проглотить половину супа. При этом бормотал что-то вроде «упрямый какой, уже умереть должен с таким пульсом, а всё сидит… и язык не устал, надо же». После этого он убрал иглы из Сун Ланя, взялся за ложку и начал кормить его крохотными порциями. Аккуратно вливал суп в рот, и если первые глотки приходилось провоцировать, осторожно растирая ему горло, то скоро Сун Лань бессознательно проглотил сам, Цзянь с удовлетворением улыбнулся. А Цзинъи едва ли не впервые подавился словами, глядя как Сун Лань глотает суп. Он поднял глаза на Инь Цзяня, оглянулся на Сяо Синчэня, часто задышал, глотая слёзы, помотал головой, отгоняя морок, и снова склонился над Сун Ланем, приговаривая: — Вот видишь, Цзычэнь… всё хорошо. Вкусный суп. Милый, а я всё-таки тут без тебя схожу с ума. Пожалуйста, очнись. Вернись ко мне! Вот так! Ну же, Цзычэнь. Да, да, ещё… ещё! Да! Сюэ Ян неожиданно для себя нервно отвёл глаза. Эти возгласы звучали почти непристойно, но так оправдано. Потому что Сун Лань шевельнул пальцами, между ними прострелило серебряными искрами, и Цзинъи всё-таки упал. Правда упал на колени у постели, схватил Сун Ланя за руку, гладил его пальцы, звал, жадно глядя в его лицо, когда наконец-то дрогнули ресницы. Сычжуй хоть и лёг послушно, но после первого же возгласа снова вскочил, схватился за Чжи Чуаня. Он вообще хватался за всех — за Сяо Синчэня, даже за Сюэ Яна, не заметив этого, снова за Чжи Чуаня, и в конце концов зажал себе рот ладонью, чтобы неуместным всхлипом ничего не испортить. *** Это самое главное, то, что нужно, — когда Сюэ Ян так ласково говорит, целует и окружает заботой. И это такое счастье, когда его губы касаются век... Сяо Синчэнь кивнул, что да, замучился, но потом вздохнул и покачал головой: — Я не хочу есть. Он прижался к любимому, обнял и тут же вздрогнул от неожиданного появления Инь Цзяня. Синчэнь даже как-то нервно отпрянул от Сюэ Яна, но тут же спохватился и положил руку ему на колено. В присутствии Инь Цзяня он выпрямил спину и сидел так, застыв, наблюдал за тем, как он готовит. Сюэ Ян совсем не так готовит... такое ощущение, что Инь Цзянь считает движения: два десятка ложкой в одну сторону, два — в другую, растолочь, десять раз размешать... как будто бы такая странная медитация? На замечание о питании у Сяо Синчэня чуть порозовели скулы — ничего странного, все ему всегда говорят про еду, это привычно. Но от резкого взгляда Инь Цзяня на Сюэ Яна стало не по себе. Если это — не лекция, то что же тогда — лекция? Возражения, по-видимому, не принимались, даже если бы и были, и наверное все и правда расставится по местам, потому что от этого «всего», которое если и вздумает не «расставиться», Инь Цзянь вряд ли потерпит обратного. Сяо Синчэнь просто взял Сюэ Яна за руку и последовал за доктором, по дороге наблюдая за тем, как брат идет, как несет свою прямую осанку и чуть вздернутый подбородок. Удивительные одежды какие — розовые. Вроде бы такой мягкий оттенок, но... розовый. Они только переступили порог лечебницы, а распоряжения уже были отданы. Сяо Синчэнь сменил Сычжуя и с беспокойной надеждой посмотрел на Сун Ланя. Изменения были очевидны, и даочжан обнял плечи Цзинъи, стараясь и ему передать это чувство надежды. Он мягко, но непоколебимо удерживал юношу, когда Инь Цзянь его снова умудрился так просто и эффективно накормить, следил за тем, как доктор терпеливо вливает крошечные порции супа в рот пациента, и тихо ахнул, увидев этот единственный глоток. И, конечно, не удержал Цзинъи. Синчэнь, конечно, не стал его поднимать, лишь осторожно и почти невесомо коснулся ладонью плеча и гладил, пока мальчик так горячо уговаривал Сун Ланя. На доктора Сяо Синчэнь посмотрел так, будто он прямо сейчас совершил что-то невероятное. Так оно и было — Инь Цзянь только что вернул им веру в то, что ад заканчивается. Присутствие Инь Цзяня восстанавливало в Байсюэ равновесие — между людьми уставшими и потрясёнными и людьми уставшими и сохраняющими присутствие здравого смысла. Чжи Чуань решил, что если Лань Сычжую не уделить внимания, то чаша весов грозит уйти в неправильную сторону, и вообще такой ответственный юноша должен отдыхать. Поэтому Чжи Чуань позаботился сперва о том, чтобы он поел, потом встал поближе к его кровати, чтобы Лань Сычжуй чего доброго не вскочил, а потом и вовсе сел рядом, потому что напряжение в помещении достигло такого уровня, что даже для Вэньчжуна это было многовато. Когда Лань Сычжуй ухватился за него, Чжи Чуань уже почти похлопал его по плечу, но спохватился, что руки — испортит же терпеливую работу адепта! — и только мягко положил забинтованную ладонь ему на спину и тихо сказал: — Не волнуйся, все будет хорошо. И от еле заметно вздрогнувших ресниц даочжана вздрогнул, кажется, весь Байсюэ, потому что от наполнявшего комнату ожидания сводило скулы и немели руки, а тут все внезапно вынырнули из этого состояния. Сун Лань услышал голос, очень-очень далеко и при этом совсем близко, в себе, внутри. И вместе с ним он услышал боль — повсюду. Сун Лань сглотнул что-то вязкое, оно медленно прошло по горлу, колючее и теплое, так что захотелось облизать губы. Он попробовал, но язык не слушался совсем. Зато голос стал еще ближе. Даочжан открыл глаза, и на то, чтобы разлепить ресницы, потребовалось невозможное количество времени и сил, но темнота все-таки сменилась серебряным маревом, стало больно и Сун Лань снова смежил веки. — А-И... — позвал он, но голоса не услышал, только губы чуть пошевелились. *** Когда люди устали, растеряны и угнетены внутренними переживаниями, им нужны чёткие команды что делать и как делать. Иначе все сядут в грустные позы, и начнут рыдать. Инь Цзянь неоднократно убеждался в этом, и пусть он сейчас и был резок, но действовал исключительно в сторону практической пользы. Правда, всё равно все заинтересованные лица сгрудились вокруг кровати. Любопытно, почему тут не толпится весь Байсюэ, а только эти, на пальцах одной руки пересчитать можно. Кстати, других людей он тут и не видел. У них какой-то особенный устав, предписывающий прятаться при появлении чужаков? — Не всё сразу, не всё сразу, — ласково зашептал Инь Цзянь, с истинно врачебной нежностью склоняясь над пациентом. — Теперь будет легче и с каждым новым вдохом, и боль будет уходить… Он выразительно размял пальцы, собираясь ощупывать Сун Ланя, изучать реакции, раз уж они появились. Сомнения ещё были, поэтому он медлил. Слишком неуверенные движения губ, непонятно что сказал. Сюэ Ян расплылся в улыбке, когда Сун Лань открыл глаза — да, с трудом, да, глаза ещё бессмысленные, но это уже не вот эта неподвижность полутрупа! Вот уж не думал, что будет так рад видеть этого невыносимого идиота на пути к выздоровлению! Да он на радостях обнял Сяо Синчэня, шумно расцеловал его и прижал к себе. Лань Сычжуй вдруг опомнился, бестолково закивал Чжи Чуаню, закричал шёпотом: — Подождите! Он ведь всё равно даже не скажет, что болит, зато я могу сказать! Не мучайте его. Сейчас. Сейчас… Он испуганно смотрел на свои дрожащие пальцы, страх, что вот именно сейчас он не сможет ничем помочь, только всё усугубил. — Сейчас... — Сычжуй резко вдохнул и очень медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. — «Исцеление». Когда играют «Исцеление», можно настроиться на все ощущения человека. Я буду чувствовать, где именно болит, как болит, и в отличие от даочжана Сун Ланя могу это спокойно и внятно описать. Инь Цзянь убрал руки, критично посмотрел на дрожащие пальцы молодого адепта, поджал губы, уже готовый выразить сомнение. — Вообще-то вот в этом деле Сычжуй у нас самый лучший, — предупредил Сюэ Ян. — Я не сталкивался с целебными мелодиями, хотя слышал о них. Инь Цзянь поманил к себе Сычжуя, взял его за руки, оценил интенсивность нервной дрожи, погладил пальцы, неторопливо провёл по рукам вверх, помял его плечи, сомкнул пальцы на горле, прощупал нервные узлы под челюстью, за ушами, сзади у основания черепа. Снова опустил руки к уже расслабившимся пальцам. — Так лучше? — Спасибо, — Сычжуй устроился с другой стороны кровати, очень тихо заиграл «Исцеление», еле прикасаясь пальцами к струнам. Этот странный массаж помог, гуцинь звучал идеально. Пальцы не дрожали. Инь Цзянь не подгонял, он просто считал пульс на шее Сун Ланя, отметил, что сердце бьётся неровно, но постепенно успокаивается. И тем не менее, пациенту явно было больно. — Везде, — наконец сказал Сычжуй. — Болит везде, всё тело. Боль — это вода, и тело опущено в эту воду и пропитывает его полностью. — А так? — Инь Цзянь аккуратно вкрутил тонкую иглу в мочку уха Сун Ланя. — Всё равно болит, но теперь просто… можно терпеть? Наверное. — Ухо под иглой не болит? — Кольнуло, когда только пробило кожу, сейчас не болит. Так должно быть? — Да, — Инь Цзянь попытался за плечи оттянуть Цзинъи от Сун Ланя. — Как заставить его выключить это серебро? — Никак, — любезно подсказал Сюэ Ян. — Ударить по голове разве что. — Не будем усугублять… Лань Цзинъи. Молодой человек, — доктор придал голосу необходимую строгость. — Вы должны перестать. Сун Лань очнулся, и теперь должен бороться сам. Он подтянул сильнее, а потом не понял, что случилось — серебряный сгусток сильно толкнул его в грудь, доктор от неожиданности разжал руки и с размаху сел на пол. — Так. Вы мне не сказали, что эта субстанция может атаковать… Ладно, подождём ещё, пока этот невменяемый выдохнется сам. — Не дождётесь, — отозвался Цзинъи, оглянулся, мутные от усталости глаза обвели присутствующих, и снова уставились на Сун Ланя. — Я здесь, Цзычэнь. Я всё время здесь. Сычжуй играл ещё пару часов, пока не убедился, что Сун Ланю определённо стало лучше, а потом, извиняясь через каждый шаг, он всё-таки вернулся в кровать. Лёг так, чтобы всё видеть и вскочить в любой момент, и никак не мог расслабиться. *** С каждым действием и каждым словом Инь Цзяня Чжи Чуань только убеждался, что Сун Лань встанет хотя бы просто потому, что врач так велел. Надо только, чтобы даочжан услышал доктора и вообще стал его понимать, а пока очередной талант Лань Сычжуя вызвал у Вэньчжуна уважительный интерес. Может юному адепту стоит подумать о том, чтобы совместить свой путь заклинателя с явными талантами к целительству? От музыки голос опять отдалился. Это совсем неправильно, нельзя, чтобы его забирали! Но вместо голоса – только музыка и теперь уже стук сердца, которое в метаниях разносило по телу новую боль. Сун Лань хотел закричать, но вместо крика горло саднило от немого напряжения, и пока родной голос не вернулся в уставшее сознание, сердце колотило в ушах и не могло успокоиться. Сяо Синчэнь наблюдал за происходящим, обнимая Сюэ Яна. Он почему-то внутренне порадовался, что Чжи Чуань больше не пытался объяснить доктору природу этого серебра, очень хорошо, и не нужно – если не понимаешь, только хуже сделаешь. Но вот они с Сюэ Яном как раз прекрасно знали, в чем заключается эта сила. Сяо Синчэнь подал Инь Цзяню руку, помогая подняться, и присел рядом с Лань Цзинъи. — Цзинъи, — он погладил его по спине, — Это ваше общее, помнишь? Этой силы много, но она не бесконечна, ей тоже нужен отдых. Как мы с Сюэ Яном, так и вы поддерживаете в ней друг друга, а ты очень устал. Значит, Сун Лань сейчас тоже поддерживает тебя, — он попытался как можно деликатнее объяснить мальчику, что если не остановиться, то наступит момент, когда это он начнет тянуть из Сун Ланя подпитку для их общего серебра. — Отдохни. Просто подержи его за руку. Вот увидишь, он скоро совсем проснется. Сяо Синчэнь больше всего на свете сейчас хотел увидеть, как Сун Лань откроет глаза. Потому что если взгляд чист и та дымка ушла, значит у них все-таки получилось исцелить душу. Он верил в силу Сун Ланя, если душа не расколота, то со временем даочжан восстановит внутреннюю гармонию. Вот только Сун Лань лежал с закрытыми глазами, лишь губы едва дрожали, и Синчэнь отступил, чтобы не дергать Цзинъи еще больше. *** Главное, что понял Цзинъи — это что Сяо Синчэнь почему-то то командует резким тоном, то мягко увещевает. И если командующий даочжан вызывал у него неприятие, то вот этого убедительно мягкого он помнил и слушал. — Он… поддерживает меня? Но ему же нельзя, — Цзинъи испуганно моргнул, пытаясь действительно прекратить, или хотя бы понять, что будет правильнее, но главный довод оказался страшным. Он начнёт тянуть из Сун Ланя силу, не понимая, что делает! — Цзычэнь, — ласково позвал Цзинъи, не отпуская его руку, голос дрожал. — Я сейчас потихоньку… ты даже не заметишь. Только ты не думай, что я ушёл. Я никуда не ушёл, слышишь меня? Серебро унималось, пульсировало в такт ударам сердца, медленно истаивало, пока не пропало совсем. И вот только теперь Цзинъи понял, до какой степени устал. Он так и остался на коленях возле кровати, но теперь не из упрямства. Встать он вряд ли смог бы. А впрочем, он не пытался. — Вот сейчас — лучше? — замолчать он не смог. — Цзычэнь, как тебе помочь? Мы здесь все тебя ждём. Я жду… Байсюэ ждёт. — Говори, говори, вот так тихо и говори, — Инь Цзянь аккуратными прикосновениями изучал пациента, бережно приподнял ткань с груди и удовлетворённо отметил, что все наклеенные листочки уже почти растворились, сращивая кожу, накрыл обратно. — Даочжан Сун Лань, пора восстанавливаться. Сильный организм, сильная воля, самоотверженные друзья. У вас всё есть, чтобы продолжать жить, и ни одного оправдания для попытки умереть. Это я вам как врач говорю. На этот раз Цзинъи хотя бы замолкал, когда принимался говорить доктор. Он виновато оглянулся, понимая, что доставил всем хлопот, да ещё и Сяо Синчэня ударил… правда их по-прежнему двое, и непонятно, какого он оттолкнул. — Цзычэнь, ты уже не такой бледный, — Цзинъи прижался губами к его руке, подышал, как будто пытался согреть его пальцы. — Тебе не холодно? Хочешь пить? *** Он слышал, все ближе и ближе, тепло уходило, уступая место боли, но теперь Сун Лань все-таки ощутил собственное тело и даже уловил какие-то мысли. Они почему-то тоже зазвучали в голове, строго запрещая умирать. Значит, он еще не умер и раз так, то надо найти в себе волю, потому что иначе А-И будет плохо. Это стоило каких-то неимоверных усилий – просто сглотнуть. Сун Ланю показалось, что он эти силы собирает целую вечность, но после того, как горло продрало нормальной, ясной, ничем не затуманенной и новой болью, открыть глаза тоже оказалось легче. Сун Лань увидел свет, мутный, ничем не наполненный, глаза защипало, он несколько раз часто сморгнул – иначе слезы точно не дали бы сфокусироваться, и наконец увидел над собой лицо Сяо Синчэня. — А-Чэнь… Синчэнь смотрел на него строгими глазами, так внимательно, что даочжан вспомнил их очень-очень давно, вот тогда у Сяо Синчэня были глаза не такие, как сейчас, сейчас они как будто прозрачнее, а почему тогда опять это … мысли явно путались, и Сун Лань ухватился за ощущение мягких губ на руке, теплого дыхания. — Я здесь, — отозвался в этот момент Синчэнь откуда-то сбоку, и Сун Лань снова болезненно сглотнул. Ладно, пусть он слышит голоса и видит не так, как всегда, но вот этот поцелуй на руке – это точно реально. И это надо увидеть, очень надо, больше всего на свете надо. Сун Лань хрипло задышал и повернул голову на бок, точнее, попробовал, и как-то даже получилось, отчего затылок пронзило острой судорогой, но этого хватило, чтобы увидеть Лань Цзинъи. Реальность тут же подала руку, вытаскивая из полубредового состояния, все тело напомнило о себе тянущей болью, но даочжан теперь уже точно знал, что жив и что А-И рядом. Он улыбнулся ему как смог, медленно облизал губы, чтобы получилось сказать: — Не холодно… Хочу. Сяо Синчэнь отстранился от Цзинъи, когда услышал это. Он просто не знал, что с собой делать, поспешно поднялся и повис на Сюэ Яне, захлебываясь счастьем. Он увидел самое главное, когда Сун Лань повернулся к Цзинъи – ясный взгляд ореховых глаз, тот самый, далекий и привычный, без мутной дымки внутреннего сумрака. — Все получилось… — выдохнул он в плечо Сюэ Яна и всхлипнул, стискивая его спину, как будто это все могло вдруг куда-то деться, и только Сюэ Ян может сделать так, чтобы не делось. *** Аааааа, он ещё и говорит! Сюэ Ян тут же подхватил кинувшегося на него Сяо Синчэня, со всей дури прижал к себе, с облегчением рассмеялся и весело позвал: — Эй, Сун Лань! Ну, Сун-дагэ, никогда не думал, что буду так рад видеть твои чёртовы глаза открытыми! — он даже повернулся несколько раз вокруг себя, удерживая Сяо Синчэня на весу, радостно гладил его по спине, по волосам. — Слушай, я ему стенки точно починю, в подарок. Живучий какой твой мил дружочек, всё как я люблю! Ну наконец-то. А то у меня карпы уже требуют визита к патриарху. Общая радость оказалась заразительной. Сюэ Ян не находил себе места, а тут не больно-то побегаешь. Зато воды налил, не выпуская из рук Сяо Синчэня, чуть его самого не облил, но в руки Цзинъи чашку сунул, успел потрепать его по макушке и пробормотать: — Упрямый, зараза, молодец. Сычжуй… Сычжуй расстроился нервами и беззвучно ревел в подушку от облегчения. Ужасно стыдно, но сил больше не осталось. Единственное, на что его хватило, это плотно вжиматься в подушку лицом и стараться не звучать. За эти дни он вымотался до донышка, стараясь держаться, и даже господин Чжи Чуань сказал, что он справлялся, что он сохранял спокойствие и присутствие духа. Вот совсем чуть-чуть он не дотянул, но ведь это сейчас такая ерунда… Инь Цзянь предпочёл на время оставить эту сцену неистовой радости, отошёл к столу и наливал себе остывший чай, довольно растирал шею, крутил головой, слушая похрустывание позвонков. Наблюдал, как Цзинъи, сияя от счастья, поит Сун Ланя водой, аккуратно придерживает чашку, следит, чтобы не пролить. У Цзинъи от радости сердце заходилось бешеным стуком. Он даже дышал, счастливо всхлипывая. Сун Лань сделал глоток воды, а ему уже хотелось вопить: «Смотрите, смотрите, он пьёт! Смотрите, он открыл глаза!»… Удивительно красивые глаза. Тёплые… А боль в них он всё равно видел, но ведь всё пройдёт, правда? Ведь теперь он точно поправится? — Цзычэнь, я тебя сейчас умою, да? Вот, ещё глоточек. У тебя губы сухие совсем. Если бы можно было, он бы сейчас тоже схватил Сун Ланя на руки, просто от полноты чувств. Но можно было только смотреть, только влюблено смотреть, радостно гладить его руку. — Я ведь говорил, помнишь? Всегда, Цзычэнь, — Цзинъи тихо засмеялся, просто вымирая на месте от топящего душу облегчения. — Какой же я счастливый сейчас. Спасибо… спасибо! *** У Сяо Синчэня силы оставались только на тихую радость. Он улыбался, попробовал пару раз остановить Сюэ Яна хватанием за рукав, но в итоге решил просто переждать бурное проявление радости. Но когда даже Сун Лань чуть заметно поморщился и нашел силы на целое «опять трындит», Синчэнь тихо позвал: — Ночь моя... — и все-таки притянул Сюэ Яна к себе. Сун Лань терпеливо пил. От этого дышать становилось еще больнее, но вода все равно помогала и он сделал несколько глотков. И все время смотрел на Цзинъи. Столько всего в голове, но говорить трудно и потому только через несколько осторожных вдохов даочжан мог произнести слово, вроде «Долго?». — Третий день, — тихо ответил Сяо Синчэнь, потому что наверняка Цзинъи тоже не знает, сколько прошло времени. Сун Лань все смотрел и смотрел, хотя устал очень быстро, но даже просто взгляд на Цзинъи лечил, отвлекая от боли. — От... дохни, — даочжан закашлялся, морщась от спазма. Нельзя разговаривать, конечно, надо помолчать. Он подумал, что наверняка потерял много крови, судя по слабости, что на груди, похоже, серьезная рана, и, видимо, что-то с легкими. Но все это меркло перед одним ощущением — он не чувствовал тяжести у сердца, холода тьмы внутри, а Цзинъи улыбался. Вот только он явно не спал. Ведь не спал же? Видно. И как его отправить спать? — Лань Цзинъи, — Сяо Синчэнь решил коварно воспользоваться тем, что Сун Лань все видит и слышит. — Ты устал. Давай ты отдохнешь, прямо здесь, если доктор не против. И примешь все, что он скажет. По взгляду Сун Ланя Синчэнь решил, что вполне угадал с тактикой, и больше Цзинъи не воспитывал. Он посмотрел на Инь Цзяня, и тут ему стало неловко. — Вы тоже устали. Я приготовлю комнату, самую близкую к этой, наверняка как раз рядом в Байсюэ всегда и жил врач. Чжи Чуань подтвердил, что так и есть и соседние покои всегда занимал местный целитель. Он не отошел от Лань Сычжуя, не очень понимая, что делать с таким расстройством, но надеясь на то, что эти слёзы по крайней мере принесут облегчение уставшему юноше. Все, что Чжи Чуань мог, это положить руку ему на плечо и не теребить успокаивающими словами, которые такого ответственного и воспитанного человека наверняка только введут в еще большее смятение, заставят думать, будто бы он ведет себя недостойно. Вэньчжун тихо попросил для него чего-нибудь согревающего. — Мы с Сюэ Яном все сделаем, — Сяо Синчэнь действительно собрался заняться делами, не толпиться же здесь всем вместе? — Инь Цзянь... — он, кажется, впервые обратился к нему по имени и почему-то немного смутился. — Вы наверное захотите пока остаться здесь? Но комнату все равно приготовим. Господин Чжи Чуань, как только вам станет лучше, и, конечно, если доктор разрешит, послушаем Сун Ланя? Я теперь уверен, что все получилось, но все-таки... — он улыбнулся, снова взглянув на друга и его влюбленного мальчишку, и повел Сюэ Яна за собой. *** Сюэ Ян гордо напыжился — да, он опять трындит. И будет трындеть дальше! Но исключительно ради выздоравливающего унесёт свой трындёж подальше. Он совершенно бесстыдно поцеловал Сяо Синчэня, накрывая его губы ртом — Инь Цзянь только философски вздохнул. — Я не устал, — Цзинъи сиял глазами. — Он не устал, — поддержал Сюэ Ян, подмигнул своему даочжану, повернулся к его брату. — Если я передвину кровать вот сюда, чтобы это юное создание могло дотянуться до Сун Ланя, это не помешает? Вот и хорошо. В конце концов всё устроилось как нельзя лучше, на кровать, поставленную рядом, Цзинъи согласился прилечь «на минуточку, просто полежать». Уснул он сразу, едва только голова прикоснулась к подушке. Послушно проглотил всё, что влил ему в рот суровый Инь Цзянь, и выключился. Инь Цзянь склонился над Сун Ланем и строго поднял указательный палец: — Не нужно разговаривать, даочжан. Ваши лёгкие успешно восстанавливаются, рёбра срастаются. Сейчас ваше лучшее лекарство — глубокий оздоровительный сон, и если вы будете ответственным пациентом, то уже через несколько часов сможете повернуться на бок. Поверьте, это принесёт вам облегчение. Я пока раздам всем успокоительное. Сегодня все будут отдыхать. Лань Сычжуй выплакался, и в горячий чай доктор подлил ему сонных капель. Хватит миндальничать, молодые люди должны спать и набираться сил. — Даочжан Сун Лань, я не буду подливать вам лекарства втихую. Сонные капли? — Инь Цзянь спросил так заботливо, как будто они сидели на пиру, и речь шла о закусках. *** Сун Лань закрыл глаза, как только услышал, что Цзинъи лег, крутить головой было по-прежнему больно. Что-то не так, что-то... не срастается. Он слышал Синчэня, слышал А-И, Сюэ Яна вообще невозможно было не слышать... Он открыл глаза и смотрел на Сяо Синчэня, отчетливо сейчас понимая, что вот тут начинается бред. И если в этом бреду он слышит, что ребра срастаются, а легкие восстанавливаются, если А-И улыбался... то что в реальности? — А-Чэнь... — выговорил он, вглядываясь в лицо. — Твои... глаза... *** Инь Цзянь даже не стал выдерживать эффектную паузу. Пациент не в том состоянии, чтобы играть в шарады. — Чжи Вэньчжун, будь добр, позови даочжана Сяо Синчэня, — он улыбнулся. — А-Чэнь… Меня зовут Инь Цзянь. Я лекарь из земли Хэй. Однажды два маленьких мальчика пошли купаться… я и мой брат-близнец. Моего брата унесла река, и я всю жизнь его искал. Нашёл. Даочжан Сяо Синчэнь — мой брат, Инь Суюань. Потрясающее совпадение. *** Не помогло. Это объяснение, которое Сун Лань вполне осознал и осмыслил, — не помогло. Потому что у Синчэня не было брата, никогда не было, он не стал бы лгать и скрывать, да и зачем? Кто этот человек? Сун Лань вспомнил, как Сюэ Ян превратился в него, но Сюэ Яна тут совершенно точно сейчас не было. Кому понадобилась маска Синчэня?! Это... это... Сун Лань медленно моргнул, осознавая логику, которую упорно подсказывала ситуация. Где артефакт? — Сними... лицо, — прохрипел он *** Наверное, это невежливо, хохотать сейчас в лицо пациента. Инь Цзянь сдержался. — Первое, что сделал Сюэ Ян — бдительно попытался снять с меня маску. Нет, это моё лицо. Сяо Синчэнь меня не помнит. Я не знаю почему, мы не успели поговорить, даочжан, были заняты вашей персоной. А вот Чжи Вэньчжун хорошо меня знает и может за меня поручиться, полагаю… и лучше если он поторопится и приведёт Сяо Синчэня, чтобы вы удостоверились, что он тоже тут и всё хорошо. *** Что Чжи Вэньчжун может за него поручиться — вот это для Сун Ланя аргументом не было, он так и сказал бы, если б мог. Зато он знал, что Чжи Вэньчжун хотел уничтожить артефакт, а еще не помнил, чем все закончилось... случиться могло все что угодно. Сяо Синчэнь вошел в лечебницу, ругая себя за такую ужасную ошибку. Оставил Сун Ланя один на один с такой новостью! — Сун-лаоши... — он встал рядом на колени и улыбнулся, взял за руку. — Прости. Я тоже... Это так неожиданно. Ты только не спрашивай, тебе нельзя. Инь Цзянь врач, я пока сам ничего не спрашивал, не до того было... Ужасно странно и неловко было говорить так при Инь Цзяне, неправильно все это. Но лучше побыть невежливым, чем позволить Сун Ланю переживать. — Я не рассказывал тебе, потому что я совсем не помню. Совсем. Ничего, — последнее он произнёс совсем тихо. Но Сун Лань смотрел то на Инь Цзяня, то на него, хотел что-то сказать, но Сяо Синчэнь, кажется, понял. — Это не заклятие, Сун-лаоши. Это я. Со всеми все в порядке, — он задумался и улыбнулся, придумав выход. — Помнишь, мы с тобой ловили рыбу? Я не умел же никогда, и ты не позволил, но и сам тоже... ммм... не очень-то умел. Ты так сердился, что промахнулся, а я смеялся... У тебя маленький шрам на ступне, прямо на подъеме, ты нарочно оставил. Сказал, что будешь вспоминать рыбью и мою жестокость. Вот. Это я, Сун-лаоши. Сун Лань чуть заметно кивнул, извиняясь перед Синчэнем за это сомнение, и посмотрел на доктора: — Капли. *** Инь Цзянь уступил место своему брату — младшему, младшему брату! — с непривычным щемящим ощущением в груди слушал про это воспоминание с ловлей рыбы. Тщательно отмерил сонных капель в чашку с небольшим количеством воды, туда же добавил общеукрепляющий настой, напоил пациента, поднял бровь. — Да, привкус горьковатый, но не чрезмерно. Спите, даочжан. Спасибо, что были с моим братом все эти годы. Он ждал, пока Сун Лань уснёт, контролируя частоту его пульса, довольно улыбнулся, повернулся к брату: — Ну вот. Он спит, и это здоровый сон. Тебе нужны сонные капли, или ляжешь отдыхать добровольно? Точно знал, что он откажется, но стоило спросить. Сяо Синчэнь замер, глядя на Инь Цзяня и не находя слов. Как это все могло случиться? Как? Почему он ничего не помнит?! — Я сам. — он отвел взгляд, но посмотрел снова и тихо спросил: — А кто был с ва... с тобой? Все эти годы... Инь Цзянь оставил спящих в покое, аккуратно складывал свои снадобья. — Мне помогли. Я стал учиться в ордене целителей. И хотя тебя унесла очень быстрая река, я не верил, что ты утонул. И искал, где только мог. Вот… а потом поселился в землях Хэй, познакомился с Чжи Вэньчжуном. У лекарей обычно много времени проходит в одиночестве, меня это не ранило. А теперь точно всё хорошо. Ты не помнишь… наверное, ты сильно испугался и едва не утонул. Человеческая память может милосердно прятать ранящие воспоминания. — Я не помню реку, — Сяо Синчэнь вздохнул, как будто он был виноват, что не помнит. Слишком много вопросов, слишком. Откуда они? Кто их родители? Почему он никогда не пытался это выяснить? — Все хорошо, — эхом отозвался Синчэнь, поднялся с колен и, пряча взгляд, вышел. *** За три дня в Байсюэ Инь Цзянь уяснил себе несколько моментов. Во-первых, это действительно и все жители монастыря. Во-вторых, Инь Суюань, кажется, тяготился внезапно приобретённым братом, не знал как себя вести. Ему самому было проще — он столько раз представлял себе эту встречу, что теперь мог только ловить себя на тихой счастливой задумчивости. Первый день он чутко дремал, сидя за столом в лечебнице, и первыми отсюда изгнал Сюэ Яна и… Сяо Синчэня. Пришлось признать, что лучше называть его этим именем, ведь другого он не помнил. Он сменил заколку Чжи Вэньчжуну, привёл в порядок совершенно разгулявшиеся нервы молодых адептов клана Лань — Сычжуй быстрее оправился и тоже был выслан в свою комнату, как и Чжи Чуань. Его руки удалось вылечить очень быстро. А скоро и сам Инь Цзянь занял выделенную ему комнату, оставив Сун Ланя и Цзинъи впитывать лечебные процедуры в отведённом для этого месте. Строго кормил тщательно составленными блюдами, и поил по расписанию, в котором было указано, что чаще можно, а реже — никак нельзя. Сюэ Ян сурово предупредил, что кухня полностью оккупирована, занята злобным неприятелем, Сычжуй получил от ворот поворот и сослан отдыхать. Но главное, чем он занимался эти несколько дней — это обеспечивал своему Сяо Синчэню отдых. Много любви, и ни в коем случае не будить утомлённого ласками даочжана. Запрещено. — Не разбудил, — без тени раскаяния улыбался Сюэ Ян. — И не разбужу, даже если Байсюэ будет пылать синим пламенем. Я просто убью огонь, чтобы ты выспался. Цзинъи с трудом открывал глаза, и каждый раз обнаруживал, что переполз Сун Ланю под бок. Сдвинутые вместе кровати прекрасно способствовали этому, но Цзинъи скучал по той кровати, в комнате Сун Ланя. Он получал удовольствие от простых вещей: от того, что Сун Лань уже может спокойно поворачиваться на бок сам, и ему явно так удобнее, чем лежать неподвижно на спине. А потом счастливо подпихивал подушку под его спину, когда Сун Лань сел, чтобы пообедать. — А скоро мы вернёмся в свою комнату, да? — и он вопросительно косился на доктора, с трудом уяснив, что он в очередной раз не сошёл с ума, а у даочжана Сяо Синчэня нашёлся брат-близнец. Тут же спохватывался и начинал бормотать горячие слова благодарности. Ему всё время казалось, что он в неоплатном долгу перед всеми, и когда вцепился в Сюэ Яна, высказывая эту благодарность, то не удержал шарахнувшегося в сторону личного мерзавца Сяо Синчэня. — Сун-дагэ, скажи ему, — взмолился Сюэ Ян. — Он меня пугает, честное слово! А я тебе, хочешь, снова на озеро за рыбой сгоняю. Давай я тебя лучше в твою комнату отведу? Потому что на плечо Цзинъи ты не станешь сейчас опираться. Ему самому бы… так, Лань Цзинъи, я надеюсь, что струны у тебя в руке нет. И да, Сун-дагэ, вставай уже. Я от твоей коробки с артефактом устал, как крестьянин во время сбора урожая! Сгрузишь её в секретную комнату — и спи отдыхай! И вытащил из-за пазухи, показал, что запечатана, снова упрятал в мешочек. *** Сун Лань восстанавливался очень быстро, методы доктора, друзья, Цзинъи – все работало, Синчэнь и Чжи Чуань тоже проверили его, А-Чэнь даже остался очень доволен. — А это? – Сун Лань поднял руку и показал звездчатый серый след на запястье под лентой, синяк уже почти сошел. — А это есть, — Сяо Синчэнь осторожно коснулся кончиками пальцев, прислушался, — И давай не будем сейчас с этим ничего делать? Тебе мешает? Сун Лань неопределённо мотнул головой, и Синчэнь решил, что не надо трогать. Только-только выздоравливает, не хватало новых вмешательств. К концу третьего дня Сун Лань уже чувствовал себя бесполезным бревном, которое должно заниматься делами, а не валяться в кровати. Ну трудно пока дышать, ну слабость, но ведь сидеть-то он уже может! Он хотел обещать А-И, что они вернутся в свою комнату прямо сейчас, но Инь Цзянь еще не разрешал, а если начать спорить – Синчэнь, наверное, расстроится. — Что сказать? – Сун Лань пытался не смеяться, потому что это было больнее всего, и вместо смеха у него получалась злорадная такая ухмылка. — Ты что, бессмертный что ли? Я даже не знаю, что рискованнее – тащить меня куда-то или кормить вне рамок дозволенного, — он задумался. — Рыба? Все это полезное и протертое надоело так же, как вынужденное лежание. Аскетизм – это хорошо, но он должен быть правильный, деятельный, а тут — лежи, ешь что дают, еще и постоянно кто-то рядом. Третий. Ненужный. — Слушай, а ты правда можешь рыбу? Пожарить. – Сун Лань представил и понял, что голодный. А доктор куда-то ушел, и даочжан решительно сел. Осторожно, но решительно. Он встал, накинул ханьфу, тут же покачнулся и оперся на Сюэ Яна. — Пойдем, сгрузим. У двери в запретную комнату Сун Лань попросил коробку. — Как договорились, отнесу, положу, а потом у тебя несколько дней на то, чтобы открыть дверь. Откроешь – от тебя не будет секретов в Байсюэ, и надо срочно понять, как надежнее эту штуку спрятать. Нет – значит, оставим так. Даочжан предпочел не думать, что он совершенно спокойно говорит о том, что для этого мерзавца в Байсюэ может не быть ничего запретного. Куда уже тут думать, если «Сун-дагэ»? Ужас. — Мы пошли. И не жди нас у двери. – Велел он Сюэ Яну, — У меня по плану обморок. В запретной тишине. Он взял Цзинъи за руку и повел вниз. Казалось бы, несколько ступеней, а к концу Сун Лань устал. Но коробку надо было вернуть на темную полку, он задернул шторки вокруг нее и запечатал несколькими талисманами, на что тоже пришлось подсобрать силы. — Ну вот, — даожчан отступил и тяжело привалился к столу. — А-И… Иди сюда, — Сун Лань протянул руку, улыбнулся. Теперь точно все закончилось, и никого лишнего нет. — Давай не пойдем сразу назад? Поцелуй был нужнее, чем вдох. Можно вообще не дышать, целовать любимые губы пока совсем не заболит в груди, но тогда можно просто касаться. *** — Что сказать, что сказать… Чтобы он прекратил! — Сюэ Ян успешно сделал испуганное лицо и гнусно хихикнул. — Я — да. Я бессмертный. Оооо, Сун Лань, я тебе такой рыбы нажарю! А если вы оба порадуете всех и заявите хороший аппетит, я вам ещё и раков наловлю. Он с готовностью подставил плечо Сун Ланю, и под бдительным надзором Цзинъи довёл его до комнаты, отдал наконец эту задолбавшую коробку и понятливо фыркнул в ответ на заявочку по обморочным планам. — Ага. Попробуй. Если попытаешься там брякнуться, мы все увидим, как Лань Цзинъи прошибает стену, чтобы вручить тебя обратно в цепкие ручонки этой стервы в цветочек. Веришь, я не подозревал ни разу, что у Сяо Синчэня такой сложный братец. Идите-идите. Не буду ждать. Сюэ Ян рассудил просто. Если у Сун Ланя есть силы хулигански удрать из-под строгого надзора, значит здоров. А силы вернутся. Вот жареной рыбы поест. И раков конечно же, с ароматными травами, сочных и горячих… А торчать под дверью нет смысла. Следящее по-прежнему прекрасно работало. Сюэ Ян скромно помалкивал и не проговорился Инь Цзяню о следящих. Это личное. Это, можно сказать, родственное. Это цепочка привязанностей. Надо обоих Ланей ещё накормить, и нечего ставить этих глупых адептов в известность. Потом спасибо скажут, если найдётся кому прискакать и выручить из беды. — Угу… И карпам скорми, и кроликам. Рехнулся совсем. Сюэ Ян как раз интимно соблазнял Сяо Синчэня удрать с ним на озеро, ласково ворчал про рыбу, про раков, намекал на расстеленное под кустом одеяло, когда на него прицельно вышел Инь Цзянь, больно ткнул пальцем в грудь и прошипел: — Где они? Не смей делать невинное лицо. Где даочжан Сун Лань и Лань Цзинъи? Сюэ Ян таинственно улыбнулся, но развить интригу не успел, потому что получил ещё один болезненный тычок. Пальцы у него были сильные, хоть и тонкие. И вот ведь сволочь какая, знает, что как родной брат Сяо Синчэня он в абсолютной неприкосновенности, вот и борзеет! — Гэгэ, меня обижают, — фыркнул Сюэ Ян. — Сбежали они. Устали лечиться. Он с любопытством смотрел, как по тонкому лицу переливаются такие эмоции, каких Сяо Синчэнь себе даже теоретически не позволял никогда. У Инь Цзяня дёрнулась верхняя губа, обнажая зубы, и Сюэ Ян непочтительно показал пальцем: — О, я точно так же делаю. Только у меня клыки выразительнее, — и тут же примирительно улыбнулся. — Даочжан Сун Лань всё-таки патриарх Байсюэ. Ему ответственность не позволяет валяться так долго. Ушёл он. Ну ладно, ладно, по своим патриаршьим делам отлучился в секретные помещения, куда доступ только патриарху и есть. Дошёл прям хорошо и уверенно, Цзинъи с собой взял, юноша проследит, чтобы с ним ничего не случилось. Ну честное слово, целитель Цзянь, право слово, вы чрезмерно строги. Может у кого более робкого душа в пятки и ушла бы. Сюэ Ян проявил максимальную деликатность — наглость прибрал, в ответ его не тыкал, в породистую морду не ржал в голос. Лань Сычжуй, правда, с укоризной покачал головой. Он явно порицал его замашки, но хотя бы дёргаться в сторону перестал и не поливал таким явным омерзением во взгляде. И вообще, Сычжуй явно приходил в себя после всей этой истории с вырезанием тьмы, хотя время от времени застывал в тревожной тишине. Но он справится, Сюэ Ян в него верил. Зато Цзинъи в своём незамутнённом счастье сейчас просто радостно сиял. Наедине! И Сун Лань не умирает! — Цзычэнь, — выдохнул он и наконец-то аккуратно втёк в его объятия, прижался, поднял голову. — Не пойдём, да? Или пойдём, но не сразу. Вообще не сразу. Он наконец-то прижался губами к его губам, тронул кончиком языка, тихо застонал. — Наконец-то. Наконец-то, Цзычэнь… Я думал, что вот ты проснёшься, и я тебе столько всего скажу… а сейчас вдруг понимаю, что всё это время я только говорил, говорил и говорил. А сейчас… вот. Цзинъи снова целовал его, обнимал с осторожностью, опасаясь причинить боль. Целовал эти красивые чётко очерченные губы, подбородок, длинную шею, снова возвращался к губам. На миг отстранился и подозрительно спросил: — Но ты ведь не собирался падать в обморок, правда? *** — Вообще не сразу, — согласился Сун Лань, улыбаясь и тут же забрал тихий стон, языком разомкнул мягкие губы, прихватил нижнюю. — Я ... А-И... я так соскучился. Как именно он соскучился сейчас можно было рассказать только поцелуями, и Сун Лань никак не мог отпустить, целовал бесконечно долго и ужасно мало, совсем мало... — Нет, не собирался, — с трудом выговорил он, подставляя шею, и вздрогнул, так горячо стало от ощущения жарких губ. — Пойдем? Но ушли они еще нескоро, Сун Лань еле-еле заставил себя собраться с мыслями и увел Цзинъи вверх по лестнице, стараясь не обернуться, чтобы не застрять прямо тут, снова отдаваясь поцелуям. Возвращаться в лечебницу он не собирался, ушел в их комнату. — Ложись. Даочжан снял ханьфу сначала с Цзинъи, потом скинул с себя, просто бросил на пол и медленно лег. Он все-таки еще очень быстро уставал, но это никак не мешало прижать к себе А-И, обнимать, забираясь руками под рубашку. — Я все время слышал твой голос. Дышал им. — Сун Лань коснулся губами родинки, поцеловал в уголок губ, — Мой хороший... Сяо Синчэнь уже почти уговорился, когда Инь Цзянь пришел к ним сердиться. Даочжан сначала просто смотрел, но оставаться спокойным не получалось — он хмурился. От каждого такого тычка, хотя первое «не смей» уже было страшно неправильным. Поразительное все-таки терпение у его Сюэ Яна! Синчэнь в который раз удивился, а сам не выдержал: — Не надо так делать. Он со строгим спокойствием посмотрел на брата и увлек Сюэ Яна на один всего шаг, но если захочется снова ткнуть в него пальцем и высказаться, — придется приблизиться. — Они вернутся. Попозже. А ты пока можешь отдохнуть, — это «ты», к которому Сяо Синчэнь привыкал эти дни, теперь получилось совершенно само, а строгость смягчилась. — Мы сходим на озеро. Он развернулся и утянул Сюэ Яна за руку к выходу. На озеро или нет, а им требовалось уединение, а если брат не понимает, то ему тоже полезно побыть без пациентов, отдохнуть. *** Цзинъи только поминутно напоминал себе, что Сун Лань ещё не оправился до конца, что он задерживает здесь даочжана, ужасно с его стороны, эгоистично, вот только сделать он ничего не мог. Ощущение, что он едва не потерял своего Цзычэня, заставляло жаться к нему ближе. Поцелуй часто прерывался, обоим был нужен отдых, и всё равно их губы тут же встречались. Для Цзинъи не было дня счастливее, его сердце просто пело. Вот тут, именно тут, и даже в такой же позе, Сун Лань с ним прощался перед тем, как пойти и лечь на стол. Страшно. Ему и сейчас становилось страшно, едва только он понимал, на каких совпадениях и невероятных случайностях держится его счастье. И когда вышли наружу, не мог удержаться от желания сперва выглянуть за угол, чтобы не нарваться на строгого доктора-тирана. Но их никто не остановил, а в комнате их наконец-то дождалась кровать с чистым бельём. Цзинъи помогал как умел, изо всех сил — развязывал пояс, с готовностью уронил ханьфу на пол и теперь не стал поднимать, и наконец-то замер в объятиях Сун Ланя, счастливый до слёз. А он говорит — хороший мой. И тут главное — что его, и это ничему и никому не изменить. — Я так боялся, — наконец признался Цзинъи. — И не мог тебя отпустить, Цзычэнь. Он ещё боялся трогать свежий шрам, чтобы не причинить боль, осторожно гладил упоительно тёплую кожу, из-под неё уже не тянуло тёмным холодком. — Я так тебя люблю… ты ко мне вернулся, я такой счастливый! — Цзиньи робко целовал его лицо, чувствуя себя смешным влюблённым мальчишкой, но ему было от этого так хорошо. Он лизнул его шею, улыбнулся, — От тебя ещё пахнет горькими травами. А на вкус ты уже совсем прежний. Лучший в мире вкус для меня. Небольшое противостояние братьев неожиданно так понравилось Сюэ Яну, что он с наслаждением спрятался за Сяо Синчэня, а строгому доктору показал язык. Правда тут же спрятал, потому что Инь Цзянь явно не намеревался оскорбляться, а ещё и осмотрел этот язык на предмет диагностики каких-то неведомых хворей, ещё и кивнул одобрительно, будто оценил, взвесил, сверил с эталоном и предварительно одобрил к применению по прямому назначению. Эта мысль понравилась ещё больше, нужно было срочно утаскивать даочжана на озеро и там применять язык. И губы тоже применять. Ох, он сейчас всем телом как применился бы! — Сбежали? Устали? — Инь Цзянь только глаза к небу возвёл и вздохнул. А теперь вот ещё и этого не трогай. Но если Суюань заявляет исключительные права на мерзавца, это действительно семейное. Цзянь был убеждён, что взбреди ему в голову мысль связать свою жизнь с кем-то определённым, он бы не был настолько сдержан. Всё-таки Сяо Синчэнь… определённо в какой-то мере святой. Потому что только святой способен выносить рядом такой бардак. — Сяо Синчэнь, я учту. Если вы будете на озере, посмотри там прибрежную растительность. Камыш, осока, аир, может кувшинки. Скажешь, что есть, я тогда схожу туда на днях. Отдыхать? Прекрасная идея. Именно этим Инь Цзянь и собирался заняться. Взял корзинку и пошёл по территории Байсюэ, пристально глядя под ноги. Это умиротворяло. Можно понять, что тут растёт и как это использовать. Правда при этом он всё равно ещё раз обошёл все доступные помещения, уяснил, что даочжан Сун Лань на самом деле удрал и заперся в своей спальне, фыркнул себе под нос. Если у пациента хватает сил хитрить и спасаться бегством, значит он уже не пациент. Сюэ Ян с удовольствием позволил себя утянуть. Когда любимый даочжан утягивает, нужно срочно утягиваться. — Гэгэ, мне так приятно, — он едва не мурлыкал, счастливо вился вокруг Сяо Синчэня, какое-то время даже шёл перед ним спиной вперёд, чтобы любоваться своим счастьем. — Ты умеешь быть строгим, ах, я иногда вообще беззащитный… нет, ну ты видел? Неудивительно, что Сун Лань удрал. Это я ему жареной рыбы обещал, если у него проснулся аппетит, то это же хороший знак? Совсем скоро, устроившись на расстеленном одеяле и сжимая в объятиях Сяо Синчэня, Сюэ Ян тихо размышлял вслух, пытаясь постичь, как его вообще угораздило. Даже пальцы загибал. Не свои, его пальцы. У Сяо Синчэня было больше пальцев, этим стоило пользоваться. — Вот смотри… я тебя люблю. Сильно люблю, ты знаешь насколько, и даже зная, ты всё равно учитывай — я всё равно люблю тебя в десятки раз больше, чем ты знаешь. И что мне ещё нужно в этом мире, казалось бы? Теперь мне нужно, чтобы Сун Лань поправился, и чтобы у него всё было хорошо. Потому что ведь это же твой друг. А чтобы у него всё было хорошо, мне нужно чтобы у этого маленького сердитого Ланя всё было хорошо. Так у него есть свой друг, и сюда тоже тянется вот это хорошо! А целитель Инь — он умудрился нам поднять Сун Ланя, и Лань Цзинъи не погиб, причём он твой брат. Откуда столько людей вокруг? Я ведь теперь даже на этого Чжи Чуаня не могу цыкнуть, потому что как ни крути, а он помогал чем мог, и тут же станет строгим и занудным Лань Сычжуй, и опять по кругу всё понеслось. Он ласково целовал пальцы Сяо Синчэня, ладонь, запястье, переходил на вторую руку. — Сейчас ещё несколько дней, гэгэ, я попробую взломать эту секретную комнату — надо убедиться, что Печать в безопасности. И мы, наверное, можем возвращаться домой. Хочешь домой? Кстати, — он беззаботно рассмеялся. — Твой брат сюда притащил лошадь. Я сразу вспомнил Мифэн. Пойдём потом покормим её морковкой? Тебе понравится, она так хрустит! *** Сун Лань ловил его пальцы, потом отпускал, снова брал за руку. Он чувствовал то же самое — счастье, что все вернулось, но у Цзиньи лучше получалось сказать это словами. Даочжан просто слушал, не удержался, конечно, — подставил шею для нежных поцелуев. Теперь все должно быть хорошо. Он больше может не думать, что сделает что-то непоправимое с Цзинъи, не удержав тьму, можно будет спокойно жить, скоро Синчэнь и Сюэ Ян уйдут домой, доктор наверняка тоже, правда еще есть Чжи Чуань, но пусть остается в конце концов, если хочет. Эти мысли нанизывались одна на другую, наконец-то впереди какое-то спокойное будущее ... Сун Лань приподнялся на локтях, внимательно смотрел на Цзинъи, как будто ему надо было убедиться, что мальчик не исчезнет. А потом придет Лань Сичэнь. Эта мысль была сейчас настолько лишней, и так быстро потянула за собой другие — еще хуже, что Сун Лань ощутил ее болезненный укол, горький привкус и меж бровей пролегла складка как от боли, которую приходится терпеть. Нет, он не может сейчас об этом думать. — Счастье мое... Вообще-то надо лежать, на спине, не дергаться и желательно спать, но Сун Лань все равно повернулся на бок. Шрам тянуло, он чесался, но разве это смертельно? Поэтому даочжан мягко уронил на спину Цзинъи, не дал ему возражать, поспешив с поцелуем. Что если у них снова нет всего времени, которое нужно? Сун Лань целовал, начиная с любимой родинки, потом скулы, шею, ключицы, целовал через частые вдохи, но не мог остановиться. Он ласково прихватывал губами кожу, трогал кончиком языка, залез рукой Цзинъи под рубашку и гладил живот и грудь, тронул сосок, и сам замер на миг от этого прикосновения. Не думать, не надо думать, только не сейчас. *** Синчэнь шел с задумчивым видом. Наверное, это было слишком резко? Но с другой стороны, Сюэ Яна не надо тыкать. И так спрашивать. Во-первых, это бесполезно, во-вторых, зачем? В-третьих... в-третьих пусть найдет себе кого-нибудь другого и тыкает. Да. Синчэнь вздохнул. Но все-таки надо посмотреть для него эти камыши. Кстати камыши там точно есть, он в прошлый раз еще подумал, что заросли хорошие и можно из такого камыша плести корзины. И кувшинки тоже есть, надо будет сказать Цзинъи. — Это очень хороший знак, — Сяо Синчэнь улыбнулся. — Я рад, ночь моя, что вы научились ладить и больше не хотите друг друга все время убить. Домой он хотел, очень, но теперь правда непонятно, как быть с тем, что у него есть Инь Цзянь, который, наверное, ожидает, что они пообщаются больше и лучше друг друга узнают? Сяо Синчэнь немного рассеянно улыбнулся, коснулся пальцами губ Сюэ Яна. — Несколько дней? Нет, это правильно, все проверить, убедиться. А если Сюэ Ян откроет? Синчэнь от волнения прикусил губу, застыл, глядя на кромку ханьфу Сюэ Яна. Что если откроет? Значит не в безопасности, значит, что об этом узнают очень быстро. Чжи Чуань знал, а этот несчастный, который теперь в Хэй, тоже рассказал раз, расскажет и второй, и тогда Цзинь Гуанъяо... Сяо Синчэнь моргнул, выгнал плохие мысли и улыбнулся, сделав вид, что ни о чем таком не думал. — Морковка. Да. Брату понравится, он наверное любит морковь, ведь это полезно, — он кивнул, не задумываясь, что наверняка Инь Цзянь уже ел тут в Байсюэ морковь, при чем тут морковь вообще? — Ночь моя, ты будешь ловить рыбу? Она наверное уже послушала все-все твои слова и ее осталось только пригласить на сковородку? — Сяо Синчэнь потянулся за поцелуем и, конечно, его получил. А потом еще один, и еще... рыбу жарить недолго, а Сун Лань наверняка еще прямо сейчас не ждет еды... Синчэнь провел кончиком языка по верхней губе, скользнул в рот, подразнил, тронув край острых зубов. *** — Цзычэнь… — у него дыхание перехватывало от тревожной нежности. Цзинъи даже не думал сопротивляться, просто беспокоился за него. А начнёшь пытаться уложить обратно на спину, это как же вот так просто взять, и лишить Сун Ланя его законных поцелуев, лишить себя счастья? Но ведь ему же больно, хмурится… Цзинъи тревожно перевёл дыхание. — Дай мне, — попросил он, прильнул к нему, потянул вверх его рубашку, аккуратно снимая, чтобы не тревожить лишний раз. — Цзычэнь, давай поменяемся. Ложись на спину, меня ведь всё равно можно будет… Он выгнулся навстречу ласковым рукам, когда пальцы прикоснулись к соску, облизал губы и закончил фразу: — … целовать. Что с ним? Почему Сун Лань такой? Ведь в нём уже нет тьмы, значит это не она… что случилось? Цзинъи так набоялся эти дни, что теперь не мог до конца поверить, что всё будет хорошо. Вот только ради этого хорошо он теперь был готов драться со всем миром и договариваться со всеми демонами самой глубокой бездны. — Цзычэнь, — тепло позвал он, попытался его уложить. — Счастье моё… позволь мне. «Больно? Тебе больно?»… он даже боялся спросить это, и сердце таяло от любви. Что если всё-таки что-то не так? Что если часть любви Сун Ланя ушла вместе с тьмой, и даочжан теперь не понимает, что… Цзинъи заморгал, стараясь не запугивать себя раньше времени. — Я ведь подожду, пока ты поправишься, правда. Цзычэнь… я так тебя люблю. У нас ведь впереди бездна времени. *** Сюэ Ян в изумлении открыл рот, даже приподнялся на локте, заглядывая в лицо Сяо Синчэню. — Ты предлагаешь покормить Инь Цзяня морковью? Я говорил про лошадь. Гэгэ, о чём ты думаешь? Он с готовностью целовал своего драгоценного даочжана, ласково прихватил его губы зубами. — Сейчас, Сяо Синчэнь. Сейчас все рыбы и раки этой части озера будут наши. Гэгэ, что такое? Расскажи мне, вот увидишь, всё не так страшно. Ты не хочешь ждать несколько дней? Так я сегодня всё взломаю, только скажи. Ты ещё сердишься из-за Сычжуя? Родной мой, ну что ты? Я ведь никого не убил… и потом, это был не я. Ты что, я бы никогда. Он встал, постоял над ним, наклонился, подхватил на руки и прижал к себе со всей дури. Если его даочжану в Байсюэ плохо, то это его, Сюэ Яна, личная проблема. А ведь можно сейчас туда не возвращаться, они же сделали всё, что собирались, и даже с избытком. — Если сейчас я повернусь и пойду на юг, не отпуская тебя, тебе станет легче? За пару недель будем дома. Тебе сложно с братом? Хочешь, я с ним поговорю? Я буду деликатен, обещаю. Хочешь, я его… — он замялся и вздохнул. — Нет, убивать, пожалуй, нельзя. Гэгэ, вот как захочешь, так и будет. Веришь мне? Можем сейчас вот набрать рыбы и раков, нажарить, я вкусно приготовлю, скажем — так и так, дорогие друзья, у нас по плану семейная жизнь. Боль моя, жизнь моя… что с тобой? Ну хочешь — на руках вокруг всего Байсюэ? *** Если мысль влезла в голову — ее почти невозможно прогнать, и Сун Лань это знал очень хорошо. — А-И... — он позволил себя уложить, совсем не был против снять рубашку и потянул с Цзинъи одежду. Ну вот, он его напугал? — Иди ко мне. Я люблю тебя. «И мне страшно». А как он может бояться? Ему нельзя, он не должен, потому что А-И чувствует его слишком хорошо, вот и сейчас он уже беспокоится. Как задавить в себе этот страх? — Я боюсь, — вдруг быстрее, чем успел себе запретить, сказал Сун Лань и тут же ухватил Цзинъи за плечи, посмотрел в глаза, — Прости. Прости. Это пройдет. Ты прав — бездна времени, и у меня нет ни одной причины бояться, что оно вдруг кончится. Я не буду. Ну и кто он после этого? Ему нельзя бояться. Нельзя — и все. — Я поправился, смотри, как быстро заживает, — Сун Лань улыбнулся, все еще немного виновато за то, что позволил себе такую слабость. Заживало и правда, быстро, и это лучше всяких исследований Синчэня и Вэньчжуна свидетельствовало о том, что равновесие восстановлено, что все хорошо и он теперь вернул все свои силы, а у сильных заклинателей все раны лечатся очень быстро, особенно когда еще и такой врач рядом. — Мне только дышать немного трудно, но это потому, что я скучал и не могу теперь ... — Сун Лань притянул Цзинъи к себе, — не хотеть тебя все время целовать и... не бойся, мне не больно, обними меня, А-И... *** — Из-за Сычжуя? Нет, ты что? Я должен просить у тебя прощения за это, я поддался. Ночь моя, я не сержусь. Сяо Синчэнь поднялся, встал на колени и признался: — Я волнуюсь. Это совершенно бесполезно — делать вид. Не выдаст какая-нибудь морковь, выдаст взгляд или даже вздох — Сюэ Ян все знает. — Я не могу объяснить, ночь моя, но все ведь правильно сделали, надежно. Да и не было выхода, она бы убила Сун Ланя. Ох... Сюэ Ян, пожалуйста, постарайся открыть эту дверь, очень постарайся, хорошо? Потому что когда она не откроется, мы все точно будем знать, что никто туда не доберется. *** Цзинъи с победным возгласом завладел рубашкой Сун Ланя, уложил его на спину и смотрел на него, выпутываясь из своей рубашки, отдавая ему, как трофей… да он вообще разделся просто потому что мог. И даочжана раздел совсем, потому что если отдыхать, то можно ведь отдыхать и от одежды, и где это, если не в его собственной постели? А потом Сун Лань неожиданно высказал всё буквально в двух словах, и Цзинъи застенчиво улыбнулся, комкая трофейное бельё в руках. — Я тоже боюсь, — признался он, оставив в покое тряпки, и склонился над ним, целуя вкусные губы. — Именно этого. Цзычэнь, за что ты извиняешься? За то, что доверил мне причину своего смятения? Но кому, если не мне? Обнимать, гладить, выцеловывать по шее, с облегчением вздыхая. Сун Лань просто беспокоится, что снова что-то случится… и доверил ему свою тревогу! Цзинъи шептал между поцелуями, как он любит, как он счастлив. — Я не дам тебе бояться, — обещал он, и от этого у самого наконец-то проходил этот противный липкий страх, что всё вот-вот оборвётся прямо на пике и рухнет в пропасть. Цзинъи обнимал его так горячо, что едва помнил не наваливаться на Сун Ланя всем телом — дышать, ему ещё тяжеловато дышать. Целовать до припухших губ, трогать кончиком языка ямку между ключицами, прихватывать губами ключицы — это опьяняло. Цзинъи целовал свежий шрам вдоль, сверху вниз, очень аккуратно, едва касаясь губами. — Люблю, Цзычэнь… Я так тебя люблю… *** Сяо Синчэнь беспокоился. Только ради этого стоит пойти и убить всех, кто виновен в этом беспокойстве. Сюэ Ян не мог сбрасывать со счетов такую серьёзную вещь, как тревожные и невнятные предчувствия своего даочжана. — Когда у тебя предчувствия и тревога, я ни за что не скажу, что это глупости. Вот так заявишь, что ерунда, а потом очнёшься где-нибудь в подвале под ножом, и тварь тебе улыбается прямо в лицо. Давай сделаем вот как… Сюэ Ян лирично рисовал талисманы, прицельно засылая их в воду, что-то прикидывал, едва не посвистывая. — Сейчас соберём рыбу… я вкусно приготовлю. О, давай твоему брату подарю что-нибудь отрубленное от аршаньского змея? Я думаю, он будет рад. И все будут отдыхать, пока я взламываю тайные комнаты Байсюэ. Убедимся, что Печать в безопасности, и станет нам спокойнее. Ну а если я настолько хорош, что взломаю барьеры, то у меня есть два знакомых хитроумных даочжана… а, уже три. Три знакомых хитроумных даочжана, один из которых по совместительству целый патриарх целого Байсюэ, а самый главный — вообще постигал мудрости по всей Поднебесной от Аршани до вот того хребта, название котороего я забыл, потому что помню там только этого прекрасного даочжана… И вот в таком убойном союзе, поверь, мы поставим такие барьеры, что взломать их не выйдет даже у небожителей. Ты мне веришь? Он широко улыбнулся, активировал засланные в воду талисманы, шустро прикрыл Сяо Синчэня от неожиданно вставшей дыбом воды, и пошёл собирать оглушённую рыбу и ошалевших крупных раков. Потому что тревоги тревогами, а вкусная еда создана чтобы жизнь не казалась такой уж невыносимой. *** Не верилось, что можно быть таким счастливым. Если Сун Лань вспоминал, как жил раньше, никак не мог понять, почему он не хотел большего, боялся даже помечтать, а если и хотел, то все равно не так, как будто о чем-то нереальном. Полюбить оказалось таким прекрасным, а то, что это еще и взаимно... какое-то невозможное везение. Сун Лань смотрел на своего мальчика как на самое настоящее чудо и целовал, прижимал к себе, совершенно растворяясь в его порывистой нежности и словах. Они не замечали времени. Сяо Синчэнь улыбался. Как у Сюэ Яна так просто и незаметно получалось, что всё вокруг и все вокруг, кто имеет к ним отношение, приобретали свойство под названием «мое»? — Верю. Так и сделаем, — и он охнул и рассмеялся, когда вода в озере взметнулась яркими брызгами. Пока Сюэ Ян собирал рыбу, Синчэнь походил по берегу. Тут много чего росло, он знал всякие травы, но все-таки не все. И потом, вот он знает эту траву, а Инь Цзянь, наверное, и всяких ее родственников? В общем, даочжан решил, что гораздо лучше и полезнее будет не рассказывать, а просто принести образцы, и он собрал очень много разных трав, оставив корзину в кухне до возвращения Инь Цзяня. — Позвонишь в колокол? — попросил Синчэнь Сюэ Яна, когда еда была готова и они даже расставили все на столе. — Сун-лаоши будет приятно, что порядок возвращается. И Лань Сычжую. Услышать знакомый звук — это маленькая, но очень важная радость. Сун Лань улыбнулся. — Как думаешь, это Синчэнь вспомнил или Сюэ Ян? Или Сычжуй? Пойдем. Зацелованные губы, раскрасневшиеся скулы — Сяо Синчэнь, увидев на пороге недавних пациентов своего брата, отметил, что им обоим совершенно точно лучше. Сун Лань сделал большие глаза, обозревая стол и тут же с прищуром глянул на Сюэ Яна: — С ума сойти, Ян-ди, ты устроил целый пир! Вино есть или сбегаешь в подпол? Он усадил Цзинъи, первым делом положил ему рыбы, риса и приготовился строго посмотреть, что надо все съесть, но тут вошли другие мастера строгих взглядов, и Сун Лань просто взялся за еду, пока горячая. — Ужас. Это просто пища небожителей, — сообщил он так сдержанно-авторитетно, словно лично был на облаках и пробовал. — Ну что, когда пойдешь взламывать дверь? — с улыбкой поинтересовался даочжан у виновника торжества. *** Сюэ Ян с наслаждением вырезал небольшой клан раков, невинными жертвами пали карпы и ещё какие-то неопознанные рыбы помельче. Все пошли на сковородку, а раки окончили своё скорбное существование в котелке с кипятком и ароматными травами, как он и обещал. Он ещё поначалу зловеще хохотал, имитируя злодейские стремления, но эта игра быстро надоела, и в результате страшный душегуб, посвистывая, мыл редиску. И в колокол ударил со всей торжественностью. — Мне будет просто до одурения приятно, что я звякнул в колокольчик, а все сочли своим долгом явиться. Особенно некий патриарх. Прямо мстительное удовольствие мелкого гада просыпается в моей благородной обширной душе. Сюэ Ян искренне любовался столом. От него веяло уютом. От него веяло домом. Ну какой дом есть, таким и веяло. По крайней мере варёные раки возлежали не на тарелках, а на зелёных листьях кувшинки, и пока население Байсюэ собиралось, Сюэ Ян ласково мурлыкал в ухо Сяо Синчэню: — Помнишь, как я кормил тебя раками? Вот именно так они выглядели, и зелёные листья вместо тарелок. А ты потом трогал моё лицо… а я ловил ртом твои пальцы, а ты покраснел, смутился и отвернулся. И он пиратски утянул тут же одного рака, не дожидаясь начала обеда, разломил панцирь, подул на белое мясо, сунул в рот кусочек и едва бесславно не погиб на месте. Потому что Сун Лань, едва явившись, отмочил такую штуку, что Сюэ Ян долго кашлял в ладонь и таращился на него круглыми глазами. — Ян-ди?! Сам схожу, сиди уже. Так-то сгонять патриарха за вином — соблазнительно, но сиди уже, Сун-дагэ… Вот зараза! Ещё и издевается. Небожители они ж там, на небе! Им за такой рыбой туда-сюда бегать, замучаешься. Они об этом могут только мечтать. Сюэ Ян довольно скалился, особенно когда Инь Цзянь критически взглянул на Сун Ланя, но видимо решил не занудствовать. Убедился, что все собрались за столом, что все едят… и вина он, задумавшись, налил всем. И теперь Сычжуй и Цзинъи переглядывались, пытаясь понять, пить или не пить. — Значит так, — Сюэ Ян лирично отделял косточки от сочных кусочков рыбы, которые подкладывал Сяо Синчэню, сам ел со здоровым аппетитом человека, который честно заработал своих раков и свою рыбу. — Взламывать начну сегодня вечером. Так если тебе нужно что-то срочно перепрятать, вот после обеда и перепрячь, потому что когда я прорвусь в твои тайники, я примусь там бесчинствовать, буянить, и… слушай, ну ты хоть для приличия сделай вид, что ты мне веришь. Инь Цзянь культурно взял себе немного риса с овощами, и теперь с оторопью смотрел, как в его тарелке появляется сначала кусок рыбы, а потом и почищенный от панциря рак. Мало того, что пациенты устроили демонстративный побег, так теперь и это ручное чудовище его брата подкладывает ему еду в тарелку! И улыбается. — Целитель Цзянь, там вот вам травы набрали всякоразной на озере, и это. Вот. Это вам, — и Сюэ Ян вручил что-то длиной с руку, и завёрнутое в кусок полотна. — Левый верхний клык ядовитого аршаньского змея. Инь Цзянь растеряно взял подношение, взвесил на ладони и неожиданно для себя покраснел. — Я надеюсь, что вы помыли руки после клыка… прежде чем готовить… — Я очень чистоплотный. Даочжаны не дадут соврать, — Сюэ Ян посерьёзнел, какое-то время молча ел, потом уставился на Чжи Чуаня и ткнул в его сторону палочками. — Так… тот выживший, которого мы с даочжаном Сун Ланем припёрли обратно в земли Хэй, оказался лютым треплом. И у меня имеется серьёзный вопрос к вам и к вам, — палочки так же строго нацелились в Инь Цзяня. — Раз он, не задумываясь, растрепал всё целителю, то нашему драгоценному Верховному он растреплет всё с двойным усердием. Я тут подумал, и у меня есть что сказать по этому поводу всем присутствующим. Все видели Печать. Все вы знаете, что Печать тут. — Не все видели, — скромно уточнил Инь Цзянь, едва не баюкая ценный клык редкой гадины. — Господин брат Сяо Синчэня, ты уже тут, а значит ты уже влип. У этого выжившего Ло И язык без костей. И никто не может гарантировать, что он уже не растрепал направо и налево о тьме в Байсюэ. А слухи Цзинь Гуанъяо собирает легко и непринуждённо, и ничего не упускает. Поэтому сегодня я начинаю взламывать тайники Байсюэ и проверять всё. Желательно, чтобы Верховный всё-таки не нарисовался тут… потому что если нарисуется, начнётся бойня, и на этот раз не я её начну, уж простите, если разочаровал. Цзинъи не лез в разговоры, он был незамутнённо счастлив рядом с Сун Ланем, чем бы он ни занимался. А что он наконец-то сидит со всеми за столом и ест нормальную еду, а не протёртые полезности, тоже доставляло радость. Прикоснуться к вину он так и не рискнул, тем более что Сычжуй сидел напротив и предупреждающе смотрел на него. Пока Сюэ Ян высказывался, Сычжуй ещё ел, но ел всё медленнее, потом положил палочки и убрал задрожавшие руки под стол, опустил глаза. Наконец он встал и сдавлено проговорил: — Прошу меня простить… Я… не хотел верить. Но по здравому размышлению, вот в тот день, когда Сюэ Ян на глазах у всех Облачных Глубин взял меня в заложники, а потом обменял меня на даочжана Сяо Синчэня… Цзинь Гуанъяо в тот день покачнул мою веру в правильность происходящего. Хотя он выражал приличествующую обеспокоенность за даочжана Сяо Синчэня, но он недобрый. Извините. Я не могу судить. Я не могу обвинять. Я могу лишь тревожиться, и это… а если… когда мы с Цзинъи вернёмся в Облачные Глубины… — Мэн Яо выдавит из вас информацию о Байсюэ, — безжалостно договорил Сюэ Ян. — А трупы юных адептов потом найдут ниже по течению реки. Его методы допроса идеальны. Собственно, он пользуется моими методами. Вот что мне всегда нравилось в Верховном, так это умение учиться всему новому и полезному, помноженное на практичность простолюдина. Сун-дагэ. Мальчиков нельзя отпускать из Байсюэ. Милосерднее будет убить своими руками — это хотя бы не больно. — Я и не собирался возвращаться в Облачные Глубины, — растеряно протянул Цзинъи. — Сычжуй… Я тебя не отпущу! *** — Не такого уж и мелкого. Гада, — Сун Лань не без удовольствия подчеркнул последнее слово и улыбнулся Синчэню как прилежно выполнивший задание ученик и ровно так же — его брату. — Доктор, вы творите чудеса, мне сложно выразить, как я вам признателен. Все мы. Сун Лань критически посмотрел на вино, которое было подано и юным Ланям, но возражать не стал. Еще одно правило Байсюэ только что отправилось в небытие, но что уж теперь говорить, когда одним больше, одним — меньше. Только сочинять новые правила. — Мне нечего там перепрятывать, Ян-ди, — Сун Лань с невозмутимым лицом разломил рака и часть добытого мяса отправил в тарелку Цзинъи. — Разве только эротические трактаты, но они тебе без надобности, ты и сам наверняка мо... — тут он осекся под взглядом Сяо Синчэня. Таким взглядом можно убивать зло, а Синчэнь еще даже пить не начал, нельзя так нарываться. Но к счастью, друг отвлёкся на доктора. — Мы очень тщательно помыли руки, — заверил Синчэнь. — Все руки. Попробуй, пожалуйста, рыбу, Сюэ Ян прекрасно готовит. Меж тем Сюэ Ян тарахтел в своей манере и ровно то, что беспокоило Сун Ланя и, судя по лицу Сяо Синчэня — не его одного, вот любит все-таки его личный мерзавец по мозолям потоптаться! — Вам повезло, что не видели, доктор, — вставил Сун Лань и глянул на Чжи Чуаня, проверяя реакцию, но тот за прошедшие дни явно вернул себе все свое знаменитое самообладание и достоинство и ни жестом, ни словом не продемонстрировал никакого «я же говорил, что печать надо уничтожить». А на Сычжуя было жалко смотреть. Рассудительный и умный, он все понимал, и как же ему теперь предстоит объясняться с Цзэу-цзюнем, если тот велит своим ученикам возвращаться в Гусу? — Адепты Облачных Глубин останутся здесь, — Сун Лань посмотрел на Сычжуя. — Если потребуется, я объясню Лань Сичэню и попрошу его продлить ваше здесь пребывание. — Это будет трудно, — негромко заметил Чжи Чуань, — Я бы на его месте после всех событий забрал учеников и... — К счастью, ты не на его месте, — сухо оборвал его Сун Лань и коснулся под столом колена Цзинъи, надеясь, что он не будет от всех этих разговоров сильно волноваться. Потому что сам даочжан волновался не на шутку. До определенного момента и он не верил в коварство Верховного, но потом была погоня, а потом, пока он в одиночестве жил в Байсюэ — и много времени, чтобы подумать. Только дурак не убедился бы в выводах. — Господин Лань Сичэнь очень доверяет Цзинь Гуанъяо. Прости, ночь моя, но хоть Цзэу-цзюнь проявил ко мне понимание... уверен, что самая простая мысль — обратиться к нему и все рассказать, не будет иметь успеха, просто потому, что он не поверит тем, кто доверяет тебе. А вот если Верховный заклинатель узнает, что сокрыто в Байсюэ и расскажет ему... я не знаю, что сможет убедить его оставить своих учеников здесь, — Сяо Синчэнь представил все последствия этого и нервно спрятал руки под рукавами ханьфу. — Вас послушать, так он — самое коварное зло Поднебесной, — Чжи Чуань покосился на Сюэ Яна и прямо посмотрел на Сун Ланя. — Тебе сложно поверить ему, мне, Сяо Синчэню, ведь мы не дали тебе уничтожить артефакт, а запечатали его, — Сун Лань медленно заводился, хоть голос его и звучал ровно и спокойно. — Понимаю. Ты никогда не встречался с Цзинь Гуанъяо. Ему хочешь верить. А-Чэнь, помнишь, когда мы привели Ян-ди в Цинхэ? Мэн Яо казался воплощением такой смиренной добродетели... Когда я узнал, что он стал Верховным, то воспринял это как логичную справедливость. А он быстро учится всему... — Сун Лань перевел взгляд на Сюэ Яна, — полезному. Не хочу даже предполагать, по чьим головам он шел к своему нынешнему положению и на что способен, чтобы удержать его. Озвучивать, с чьей помощью, видимо, он туда пришел, Сун Лань не стал. Какой смысл сейчас вытаскивать все это прошлое? Они сидят и едят за одним столом, и озабочены сейчас общей проблемой. — Ло И. Да, этот человек может быть опасен, но с другой стороны, зачем Цзинь Гуанъяо искать зацепки этой истории в землях Хэй? — Чжи Чуань как будто не замечал реакции на его слова Сун Ланя. — Допустим, он рано или поздно может о чем-то догадаться, но маленькое царство в такой дали от Ланьлин, с чего бы ему там искать? Великие ордена ничто не связывает с этим местом, и Верховного уверен — тоже. Сун Лань испытующе смотрел на Вэньчжуна. — Можно не трогать этого человека? Он и так натерпелся, — ответил на этот взгляд Чжи Чуань и кивнул в сторону Сюэ Яна. — Никакими «методами». *** — Ну давайте попытаемся перебрать живых свидетелей, — Сюэ Ян ухмыльнулся в ответ на явное недоверие от Чжи Чуаня, демонстративно ткнул себя пальцем в грудь. — И кто мне поверит? Ну разве что вот даочжан Сяо Синчэнь… и теперь вот даочжан Сун Лань имел неудовольствие убедиться, что время от времени я говорю правду. А, и ещё вот тот, гэгэ, помнишь того жителя деревни с севера? Конечно, все выжившие пришли в Гусу, но выжили ли они с тех пор… И не думаю, что у них хватит смелости что-то сказать. Опять же — кто поверит простолюдинам? Простолюдины должны умирать молча, не оскверняя слух власть имущих своими жалобами. Он с нежностью смотрел на Сяо Синчэня, почти с такой же нежностью и даже умилением глянул на Сун Ланя, и лирично вздохнул. — Ах, старые добрые времена. Как вы за мной гонялись, как полыхали праведным гневом, и ведь поймали же! Нет, всё правильно сделали… Инь Цзянь слушал, продолжал аккуратно и деликатно есть. Вот только сначала он положил подаренный клык на колени, потом убрал в сторону, потом сильнее сжал палочки. Нет, он не сорвётся, нет. Самодисциплина. Здесь за столом юные адепты, которые уже заслужили его благосклонность своим единодушным отказом от вина, несмотря на провокацию со стороны этого мерзавца… А Сюэ Ян продолжал говорить, продолжал, и вроде нёс вздор, в котором в меру сил принимали участие даже даочжаны… вот только среди этого вздора удавалось вычленить до обидного стройную цепочку рассуждений о событиях… — Значит, вы поймали Сюэ Яна и передали его под надзором Мэн Яо… правосудию… Лично? Мог бы и не спрашивать. И так понятно, что лично. — Надо же, — палочки в руках начали похрустывать под нажимом тонких пальцев. — А ведь я слышал об этом. Как даочжаны Сяо Синчэнь и Сун Лань изловили опасного преступника, и потом отказались войти в клан Ланьлин Цзинь… Если бы я был там тогда, это же прошло столько времени. Палочки всё-таки сломались, щепки вонзились в кожу. Инь Цзянь спокойно поднялся, убрал щепки, промыл ранки и судорожно сжимал ковш, которым только что зачёрпывал чистую воду. Мэн Яо видел Сяо Синчэня в лицо! Видел! Ещё когда не стал Цзинь Гуанъяо! Так вот почему он так небрежно предложил ему пожить в Хэй — подальше от цели поисков… Но как? Почему?! — Да ладно, — Сюэ Ян только фыркнул. — Я могу его не трогать, вашего потерпевшего. Слетаем туда и назад, поговорим с ним, напомнив о том, что молчание — ценнейший капитал в его случае. Сяо Синчэнь, только ты полетишь со мной, хорошо? — Я найду аргументы, которые Цзэу-цзюнь примет как веские, — подал голос Сычжуй. Он сел, сделал строгое лицо, взял обе чарки с вином, свою и ту, что стояла перед Цзинъи, и решительно переставил подальше. Ближе к Сюэ Яну. — Я хочу напомнить, что правила Облачных Глубин запрещают употребление алкоголя. Даже находясь в Байсюэ, мы всё ещё остаёмся адептами Гусу, пользуемся техниками Гусу, исповедуем те же ценности и должны проявлять должное почтение к правилам. Цзинъи только кивал в такт его словам, незаметно придвинулся ближе к Сун Ланю и только тихо радовался, что они сейчас тут, а не там. В Байсюэ, а не в Облачных Глубинах. — Это на самом деле ужасно, — тихо проговорил он. — Жить во лжи, искренне считая её правдой. Когда кто-то пользуется твоим доверием в грязных целях… Инь Цзянь обессилено взял одну из чарок, опрокинул в рот вино, подумал, и опрокинул вторую, избавив обоих юношей от искушения предаться пороку пьянства. — Мне что-то не по себе, — туманно объяснил он своё состояние, с трудом удерживаясь от желания бить посуду, кричать, рыдать, разрывая на себе одежды. *** — Конечно, поймали, — Сун Лань кивнул. — А знаешь почему? Ты много болтал и заболтался. Даочжан изобразил улыбку «специально-для-Сюэ Яна» и немного удивленно посмотрел на доктора. — Конечно, лично. Я потом пять раз пожалел, что мы тогда лично не убедились в том, что суд состоялся, но с другой стороны... А-Чэнь, не смотри на меня так, — он ласково улыбнулся. — Я знаю, что все теперь правильно и Небо распорядилось к лучшему. — Да, мы не хотели в Ланьлин, у нас тогда были другие мечты, — Сяо Синчэнь замер и моргнул, когда палочки в руках брата хрустнули, и в дерево тут же впиталась капля крови. Он заметил, что Чжи Чуань тоже обратил на это внимание, от этого Синчэнь не очень расслышал вопрос Сюэ Яна и машинально согласился куда-то лететь. — Жить во лжи — это ужасно, — тихо согласился даочжан. Потрясение, которое он сам пережил, обнаружив, что Сян Хуа на самом деле Сюэ Ян, живо отозвалось в памяти. Но много ли понадобилось ему времени? Синчэнь любил, простил и принял, это было так же естественно, как дышать, так же неизбежно и правильно. — Мэн Яо и Лань Сичэнь — братья. К тому же пережившие общее горе — страшную потерю. Если Лань Сичэнь и узнает правду, я думаю, человек с таким сердцем, как у него, скорее примет эту беду и не отвернется от брата. Но нам ведь это и не нужно. — Ордена заклинателей верят ему, вот что плохо, — кивнул Сун Лань. Сяо Синчэнь и Чжи Чуань смотрели, как доктор опрокинул первую чарку, и судя по взгляду Чжи Чуаня, это было не совсем обычное событие, особенно — вторая. — Доктор, — во взгляде Сун Ланя читалось понимание. Человек прибыл в храм, который всегда славился своим учением, мудростью и стойкостью, он не видел битвы с Чэнь Бо и его призраками, вытаскивания темного артефакта из груди живого человека со всеми сопутствующими страстями, драки в лесу, где из тридцати выжил только один. На этом фоне быть может для них этот разговор и выглядит почти обычным, а для Инь Цзяня наверняка нет. — Я понимаю, это не очень красиво все звучит, но честное слово пока еще ничего сверхужасного не происходит. — Давай я сделаю чай с травами? — предложил Сяо Синчэнь, — Нам всем будет полезно, надо упорядочить мысли. Он встал и занялся чаем, попутно рассуждая: — Да, со свидетелями все не очень. Не поверят нам, не поверят людям из той деревни... Ночь моя, а долго ты сам ... общался с Цзинь Гуанъяо? — Да, может есть свидетели еще чего-нибудь злодейского? В конце концов дать тебе сбежать — это, если подумать, не со всех сторон злодейство. — Сун Лань хмыкнул, а Чжи Чуань пронзил его ледяным взглядом, на который получил не менее холодный ответ: — Ты же не думаешь, Чжи Чуань, что исключительно Сюэ Ян — причина того, что случилось в Байсюэ? — Как быстро ты с этим смирился. — Иногда это полезно, принять, а не носиться со своей бедой. Уж поверь, я сравнивал на практике, — тихо заметил Сун Лань и увидел, как у Вэньчжуна дернулись скулы. Сяо Синчэнь молча отвернулся и залил чайные листья с травами горячей водой. Вопрос Сун Ланя ему не понравился, от него веяло неизбежностью. Неужели для того, чтобы защитить друг друга от этого человека, им обязательно нужно разбираться с его преступлениями? Их никогда это не касалось, никогда. Крышечка со стуком легла на свое место. Они могли бы просто остаться дома. Да, но если они с Сюэ Яном могут спрятаться, то Сун Лань же никуда из Байсюэ не уйдет... Да и они не могут уйти, пока ему и Ланям что-то угрожает. Вот так вот, не касалось, пока не коснулось. Сяо Синчэнь с грустной задумчивостью смотрел на Сюэ Яна и Сун Ланя, стоя с этим чайником в руках. Очень давно два даочжана мечтали о справедливости в Поднебесной, а теперь, когда оба предпочли бы не бороться за нее, им этого, похоже, не избежать? *** — Сун-дагээээ… — Сюэ Ян протянул лениво и почти ласково. — Вы меня поймали потому что, во-первых, я засмотрелся вот на этого даочжана, а во-вторых, с вами был Вэй Усянь, он же меня буквально за руку схватил… Он фыркнул, показывая, что да, дразнит специально. Почему нельзя дразнить? Нет, ну может кому-то и нельзя, а ему — можно. Сюэ Ян с нежностью смотрел на загрустившего Сяо Синчэня, отвёл глаза, когда он упомянул о потере, которую пережили Лань Сичэнь и Мэн Яо. Да уж, потеря страшная, что тут скажешь… — Долго. Видишь ли, я удобный, и если совпадать со мной в цели, то это выгодно и полезно для второй стороны. Ведь нельзя сказать, что он меня использовал, а я невинный не соображал, что делаю и зачем делаю. Напротив… это тот редкий случай, когда мне предоставили возможность развлекаться сообразно моей кровожадной натуре. Чжи Чуань, бережнее со взглядами на патриарха Байсюэ, ему можно рычать в мою сторону, а ты-то чего взъелся? Я же и кинуться могу, у меня нервы. Он поднялся, но вместо босяцких наскоков взялся прибрать на столе, оставить еду для тех, кто ещё не наелся, поставить чашки для чая, забрать чайник у Сяо Синчэня, поцеловать Сяо Синчэня, улыбнуться Сяо Синчэню, усадить его и налить чай ему, себе, Инь Цзяню и вообще всем. — Свидетели… Ну есть одна живая. Но где она — я не знаю. И почему она жива, не очень понимаю. Скорее всего, сидит в моей старой темнице в Ланьлин Цзинь, там надёжное место. Но её словам не поверят. Сюэ Ян выжидал, пока все попьют этого успокоительного чая, пространно рассказывал про темницы Ланьлин Цзинь, туманно намекнул, что вообще-то его выпустили с молчаливого попустительство тогдашнего главы Цзинь, ещё до того, как Мэн Яо занял его место. — Мне жаль, гэгэ… Видишь ли, ты прав: Мэн Яо и Лань Сичэнь братья. И Лань Сичэнь пережил ужасную потерю. Глава клана Не, следует отметить, очень сильный духовно человек. Он сопротивлялся до последнего, даже мне не удалось сделать его марионеткой. Верите, даже после непоправимого искажения ци, он всё ещё сопротивлялся. Не смотрите на меня так, к искажению ци я не имею ни малейшего отношения. Это что-то наследственное в клане Не, связанное с их оружием. Лань Сычжуй, вот ты должен знать, что там у них, потому что твой друг утверждал, что ты самый начитанный из юных адептов. И ускорил процесс искажения тоже не я — не владею музыкальным искусством. Лань Сычжуй, это намёк. Сычжуй сидел, как громом поражённый, бледнел, кусал губы, пытался держать себя в руках, шумно и очень неприлично отхлебнул успокоительного чая, прижал дрожащие пальцы к губам. — Ну вот… я получил распоряжение сделать из него марионетку, и Печать моя тогда была при мне, и…— Сюэ Ян восхищённо прищёлкнул языком. — Он сопротивлялся. Полумёртвый и уже безумный, но даже Печать ничего не смогла поделать. И тогда — о, ну что… следующее распоряжение я выполнил. Отрубил ему голову его же саблей. Кстати, на мой взгляд это было глупо и недальновидно со стороны Мэн Яо, потому что если меня убить Цзян Цзаем, я уверен, что мой меч меня не бросит даже в смерти, и сумеет как-нибудь изменить неотвратимое, но я не знаю как. Если умру таким образом, то изнутри посмотрю. Но суть событий очень проста — Не Минцзюэ мог бы свидетельствовать против, если бы остался жив. Собственно, вот поэтому он и не остался жив. И я не должен был… если бы меня не спас один незрячий даос. Сычжуй… ну ты чего, Сычжуй… Лань Сычжуй не выдержал и закрыл лицо ладонями, глухо повторяя «ужас… ужас…» и покачиваясь на месте. Инь Цзянь цедил одну чашку чая за другой, пытаясь не лязгать злобно зубами по краю чашки, поднялся и заварил ещё, только уже по-своему. На поверхности напитка плавала маслянистая плёнка, по всей кухне запахло горькой мятой и травами. — Сычжуй, — он строго погладил шокированного юношу по затылку, ловко запрокинул ему голову, влил ему в рот успокоительное. — Можно мне тоже? — Цзинъи жался к Сун Ланю, нахохлился, как воробей. Инь Цзянь вопросительно посмотрел на Сун Ланя, всё-таки патриарх, но налил для молодых, им стоило успокоиться. Себе он накапал на тыльную сторону ладони, торопливо слизнул и часто подышал, закрыв глаза. — А что, доктор, — задумчиво протянул Сюэ Ян. — Смерть вы тоже лечите? Инь Цзянь только дико покосился на него, открыл флакон, чтобы накапать себе ещё, задумался, закрыл флакон и попытался сопоставить всё, что ему сейчас стало известно.