Затмение

— Чур про мост сообщаю не я, — моментально отгородился от сомнительной чести Сюэ Ян, и хищнически нагрёб блинов и прилип к Сяо Синчэню, как будто пытался за ним спрятаться. — Не будем шокировать главу клана Не видом моей физиономии. Он сразу решит, что мост я лично распотрошил, да ещё и специально его мышей понадкусывал. Я пас. Он на меня с саблей будет бросаться, а я этой своенравной железке и так отдал слишком много. Цзинъи, не остывший от утренних ласк, только обалдело слушал, улыбался, радостно откусил сладкий блин. Он уяснил себе, что Сычжуй ещё не видел этого ожившего… как это вообще получилось? И вот вроде сам принимал участие, и сам видел, как душа возвращалась в его тело, но всё равно не верилось. Просто потому что это слишком невероятно! Сычжуй удручённо признался себе, что его просто распирает от таких новостей. Вот вроде сразу всем всё сказало, и сказать больше нечего, потому что он толком ничего не знает, но хочется восторженно вопить! Сразу от всего! Он с воодушевлением наливал всем чай, подкладывал блинов, едва не начал суетиться, и сел на своё место напротив Цзинъи, когда понял, что сейчас начнёт каждого лично кормить. — Есть что-то безмерно воодушевляющее, когда самые невероятные и дерзкие планы воплощаются в жизнь, — Сычжуй по крайней мере попытался объяснить своё состояние, и вопросительно глянул на Чжи Чуаня, правильно ли он вообще рассуждает. — Это точно, — Инь Цзянь как раз в этот момент переступил через порог и с удовольствием нашёл всех и сразу. — Доброе утро. Я буквально на мгновение появился, боюсь что этот непостижимо упрямый человек уже слез с кровати и куда-то ползёт. Пациенты имеют обыкновение спасаться от меня бегством. Даочжан Сун Лань, глава клана Не хочет говорить с главным в Байсюэ, а я ему честно сказал, что это вы. Кстати, он спросил, сколько он лежит, я сказал что больше года, а теперь понимаю, что сильно приуменьшил. Сколько прошло времени? Инь Цзянь как-то естественно остановился рядом с Сяо Синчэнем, положил руку на его плечо в неосознанном желании получить поддержку брата, радостно ему улыбнулся. Почему-то захотелось пожаловаться, что устал. Но на это точно не было времени. — Он и до своей кончины был таким… суровым? — Инь Цзянь не знал кого спросить, и поневоле спросил у Сюэ Яна. Он так и не сел за стол, готовый поспешно возвращаться назад. Прямо так и видел, что этот невозможный сейчас себе навредит. *** — Хорошо, про мост скажу я, а ты — про разрушенный зал со змеем, — согласился Сун Лань. — Ну и готов признать, я взламывал замок, пока ты крошил домашних монстров клана Не. Так что в общем-то взломщик я, а ты так, защищался, — Сун Лань сделал трагическое лицо и посмотрел на Синчэня. — Его заставили! Друг ответил ему строгим взглядом со смешинкой. Чжи Чуань спокойно ел, казалось, он один здесь не испытывает по поводу новости никаких сильных чувств. На самом деле эти чувства просто уложились в голове и сердце и сейчас Вэньчжун наслаждался каким-то новым для себя спокойствием. Он одобрительно кивнул Сычжую, похвалил вкусный завтрак. — Воодушевляющее. Очень верное слово, Лань Сычжуй. Пожалуй, только сам Не Минцзюэ сейчас вряд ли чувствует это воодушевление. Никакой радости Вэньчжун на лице главы клана Не не увидел и в помине. Он попробовал представить себе, что чувствовал бы на месте человека, душа которого должна была пребывать в вечном заточении, и, конечно, не смог. Вэньчжун думал об этом, когда пришел Инь Цзянь. Вопрос повис в воздухе, даочжаны переглянулись и все вместе посмотрели на Сюэ Яна. — Думаю, это... — Синчэнь коснулся руки брата, — ...не страшно. Для Не Минцзюэ, наверное, и день в таком состоянии был вечностью, страшно даже представить. Это невольно оказалось созвучно мыслям Чжи Чуаня. — Что ты ему скажешь? — спросил он, и Сун Лань не знал, что ответить, только покачал головой. Он быстро доел, кивнул доктору и пошел через двор в лечебницу. — Не Минцзюэ всегда был суровым. Некоторые считали, что он злой, жестокий, несдержанный, скорый на решения, которые часто оказывались весьма жесткими. Он воин, Инь Цзянь. И правитель. Что совершенно не отменяло необходимость быть с ним тактичным и аккуратным. Сун Лань вздохнул и вошел в комнату. Вечером на бок? Он сказал бы по этому поводу, да доктор быстро пошел выполнять его просьбу. Вечером на бок — это как пешком до луны! Разумеется, он не то что не пытался — он даже не думал сбежать. Он собирался с патриархом разговаривать, а это как раз и должно расставить все точки: надо вообще будет бежать или нет. В конце концов, для того, чтобы планировать куда-то идти, надо для начала понимать — куда, а этого он не знал. Это бесило. Пока Инь Цзянь отсутствовал, было время подумать, попробовать вспомнить, но ничего не получилось. Стиснув зубы от гнева он лежал и пытался успокоиться, когда дверь открылась. Высокий человек в черном подошел ближе и в почтительном поклоне сложил руки. — Добрый день, — сказано это было так, будто день для него и правда добрый и долгожданный. — Доброго дня, — попытка быть вежливым удалась. Сун Лань смотрел на Не Минцзюэ со сдержанным восторгом. Он действительно вернулся! Сколько же силы должно быть в человеке, чтобы вернуться! Можно собрать толпу сильных заклинателей, вытащить душу из убежища и ювелирно собрать и оживить тело, но Сун Лань был убежден — без желания Не Минцзюэ ничего бы не вышло. — Мы невероятно рады вашему возвращению. Инь Цзянь настоящий волшебник, и я вас готов заверить, что с таким доктором вы быстро поправитесь. Он смотрел внимательно, думал. Это, очевидно, Сун Лань. И раз он не назвался, значит они знакомы? Он не помнил Сун Ланя, и Байсюэ тоже не помнил. — Я благодарен вам. Ваш врач сказал... была рана в шею. Я не знаю, кто стал бы лечить. Спасибо, — сдержанная вежливая благодарность. Так не делает тот, кого вытащили у смерти, но тот, кто не знает, зачем это с ним сделали — да. Сун Лань посмотрел на Инь Цзяня, молча спрашивая, не слишком ли слова утомляют Не Минцзюэ. — Теперь вы с нами, в безопасности и на пути к выздоровлению. Я навещу вас попозже, а потом познакомлю со всеми, кто живет в Байсюэ. Он смотрел на этого Сун Ланя и видел осторожность. К нему как будто присматривались. — Давно я здесь? — Две недели. — Я... был один? — Да, вы были один. Сун Лань не мог забывать о приличиях, не позволял себе слишком пристально смотреть в лицо Не Минцзюэ, пусть и очень хотелось. Он легко ответил «две недели», хотя на самом деле это не так просто. «Здесь» — это с какого момента? Когда принесли голову? Или когда принесли Басю? Тело? Сун Ланю казалось, что не будет проблемой потом рассказать Не Минцзюэ, что они делали. Сильный человек, заклинатель — для такого станет шоком сама дерзость авантюры, немыслимое посягательство на смерть, но точно не методы. А теперь, когда Не Минцзюэ лежал здесь, живой, говорил, задавал вопросы, Сун Лань понял, что нить слишком длинная и слишком витая, чтобы просто так вывалить все да еще и объяснить, зачем они это сделали. Он не знал, как они расскажут, но в том, что не сейчас и не сразу — уже не сомневался. — Поправляйтесь, — пожелал даочжан и улыбнулся. — И если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете рассчитывать на всех в Байсюэ. — Спасибо, — он опустил веки вместо поклона и все-таки задал еще один вопрос: — Мое оружие. Эта мысль не давала покоя. Он не знал, отчего, но уверенность была железной. Но кроме чувства, конечно, простая логика. Если рана, он получил ее в бою, если дрался, то разумеется, с оружием, если оружие, то оно осталось там либо с ним. Вот и все. Оно ему нужно. — О, да, конечно. Мы бы ни в коем случае не отнесли ее куда-то далеко. Она здесь, ждет вас. Она? Впрочем, вместо удивления он только моргнул. — Спасибо. Сун Лань поклонился, спрятав за руками по настоящему растерянный взгляд, отступил и отвернулся, вцепившись взглядом в доктора. Потребовалось усилие, чтобы не схватить его за рукав и не вытащить за дверь. — Инь Цзянь? — он жестом попросил доктора выйти. — Что скажешь? *** — Я именно что защищался! — Сюэ Ян добавил в голос слезу. — Спасибо тебе, дагэ, я знал, что ты поймёшь! И он тут же откусил добрую половину блина, потому что трагедии трагедиями, а несчастной жертве беспредела в Цинхэ нужно кушать. Появление Инь Цзяня он встретил воодушевлённо — отсалютовал ему надкушенным блином, а потом пожал плечами с невнятно сквозь недожёванный блин сообщил: — Его убили когда ещё старый кобель Гуаньшань был жив. И между прочим, как раз в тот момент, когда Не Минцзюэ в Башне Золотого Карпа наладил Мэн Яо хорошего пинка за то, что он отказался меня казнить, сославшись на требования папеньки придержать мерзавца из Куйджоу для личного пользования. Верите, даже думать боюсь, как он планировал меня использовать. Вот я сейчас думаю — Гуньшань спустил Мэн Яо с лестницы, Не Минцзюэ спустил его с той же лестницы и таким же способом. И обоих он убил. Но я-то его с лестницы не спускал, меня-то за что? Теперь даже обидно. К делу это, конечно же, не относилось, поэтому Сюэ Ян завтракал со здоровым аппетитом человека, который планирует жить долго и по возможности счастливо. При этом он всех слушал, не упустил случая похвалить Сычжуя за стряпню, поклясться, что завтра готовить будет сам, придвинуть еду ближе к Сяо Синчэню, полюбоваться трогательными братскими прикосновениями, оценить искусанные губы Цзинъи, в поисках сосредоточения потаращиться на Чжи Чуаня. А едва Сун Лань переступил через порог вместе с Инь Цзянем, который поторопился вслед за ним, Сюэ Ян подорвался с места, облизывая сладкие от варенья пальцы, и задушевно улыбнулся. — Пойду займусь самым логичным в этой ситуации: подслушивать и подсматривать. Должность мерзавца обязывает, и Сун-лаоши не будет мучиться, пересказывая мне разговоры. Он проскользнул следом за Сун Ланем в лечебницу, Инь Цзяню только рукой махнул, чтобы помалкивал, и занял удобное место, откуда он слышит всё, видит хотя бы часть, а его самого не видно и не слышно. Шумный, неудобный и раздражающий, Сюэ Ян умел стать незаметным, когда это было нужно ему позарез. Инь Цзянь сразу увидел, что в глазах Минцзюэ вспыхивает гнев, но сердился он явно не на него, и не на Сун Ланя, который ничего не успел ему сделать. И Сюэ Ян, к счастью, притворился случайным сквозняком. Записанный в «ваши врачи», Инь Цзянь только бровь изогнул, но комментировать не стал. У него была другая задача — следить, чтобы разговор не испортил все его усилия, чтобы Не Минцзюэ не перенапрягался, чтобы не навредить. Этого вполне хватало. Как сказал Сун Лань? Воин, правитель, злой, жестокий и несдержанный? Он не упустил оговорку «некоторые считали», она окрашивала сказанное в несколько иные оттенки. Что же, если воин — это хорошо, значит не сдастся на полпути и не распустит сопли, а то правители разными бывают. Вон, приказами сыпет, точно правитель. Глава клана Не… Он краем глаза едва заметил, как неслышно выскользнул за дверь Сюэ Ян, едва только Сун Лань принялся прощаться, и церемонии не заняли много времени. Инь Цзянь только кивнул Не Минцзюэ и пообещал: — Я сейчас же вернусь, — и вышел за дверь, на вский случай её прикрыв. На вопрос Сун Ланя только оглянулся, и заметил: — Я присяду, пожалуй. Он сел и привалился плечом к стене, вытянул ноги, подумал. — Что я скажу, — осторожно проговорил он. — Ну, скажу, что сегодня ему существенно лучше, чем вчера. Даже голос изменился в лучшую сторону. Скажу, что ты прекрасно держался. Сюэ Ян, скажу что отныне и впредь не делай так, понимаю припадок любопытства… и нечего на меня так сопеть, — Инь Цзянь ещё подумал и добавил. — Мне кажется, что он как-то странно произносит название «Байсюэ». Как будто это для него просто набор звуков и он ничего не знает про Байсюэ. Это вообще возможно для главы клана? Он ничего не спросил про Цинхэ. Я вот думаю — если бы я был главой клана, я бы замучил всех вопросами о своём клане, едва только понял бы, что могу говорить… Может ли быть, что… Инь Цзянь ошеломлённо умолк, перебирая в памяти составные части снадобья, которым в своё время одурманили Не Минцзюэ до состояния, не отличимого от трупа. — А искажение ци может вызывать проблемы с памятью? — осторожно спросил он, чувствуя себя паршиво до крайности, потому что неизвестно как с искажением ци, а вот с составными частями отравы это было более чем возможно. Хорошо что сел, так легче. — Должен отметить, что сейчас ци стабильна и находится в идеальном состоянии. — Доктор Цзянь, а вы не знаете, как сказывается на заклинателях искажение ци? — Сюэ Ян смотрел на него в упор, и Инь Цзянь почувствовал непреодолимое желание защищаться до последнего. — У меня не было такого опыта, — уклончиво пробормотал он и посмотрел на дверь. — Пойду к нему… попробую осторожно спросить. *** ⁃ Не надо... — но Сюэ Ян уже ушел, и Сяо Синчэнь только поджал губы. Он считал, что подслушивание в Байсюэ — это неправильно, но с другой стороны Сун Лань Сюэ Яна все равно не убьет. Сун Лань и не убил, но разозлился. Особенно злило, что говорить Сюэ Яну что-то — бесполезно, даже говорить, что он находится не дома. — Не буду даже пытаться взывать к твоей совести, потому что у тебя ее нет, — сказал он и слушал Цзяня. — Он не узнал меня, — Сун Лань теперь был почти уверен. — Конечно, невозможно, тем более для Не Минцзюэ. Он хороший правитель. Тут правда есть еще один вариант. Не Минцзюэ все помнит, но никому не верит, что в общем-то объяснимо после того, что с ним случилось. Мало ли зачем его притащили в Байсюэ, вдруг мы преданны Верховному и собираемся его сдать? Может быть поэтому он про Бася и спросил. Я думаю надо сделать проще — выдать ему Сюэ Яна. Уверен, глава не сдержит эмоций. *** — Бессовестный мерзавец это полезная в хозяйстве приблуда, позволяет серьёзно сэкономить время и силы, — Сюэ Ян только улыбнулся в ответ на это благородное негодование. — Ему рано не сдерживать эмоции, — Инь Цзянь тут же встал перед дверью, намереваясь не впускать туда Сюэ Яна ни под каким предлогом. — Вы что?! Я решительно запрещаю! Да, я согласен, это проще всего, но давайте сначала убедимся, что вспышка гнева ему не навредит. — А что эта вспышка гнева может навредить мне, это конечно пожалуйста, — съязвил Сюэ Ян и тут же повис у Сун Ланя на плече с очень задумчивой мордой лица. — А ты прав, дагэ, прибережём это средство, вдруг получится подхлестнуть память или вытащить подозрения на чистую воду. Я если что успею удрать, а мебель и посуду мы потом новую купим. Кстати, он спросил не про Басю. Он сказал «оружие». Если он не помнит чем был вооружён, это не утешает. Инь Цзянь только закатил глаза и на всякий случай строго поджал губы. Ничего, если они решат по-своему, он как-нибудь сумеет это предотвратить, прекратить или хотя бы свести к минимуму последствия. — Я пойду, — предупредил он. — Мне ещё кормить пациента. Он оставил Сун Ланя разбираться с наглецом, вернулся к не Минцзюэ и пристально оглядел его, проверяя по складкам на одеяле, двигался он или нет. — Ну вот, — Инь Цзянь подчёркнуто спокойно улыбнулся. — Вы довольны? Значит сейчас будете завтракать. Сегодня готовили блины с вареньем и тёртыми орехами, попробуйте оценить, готовы ли вы жевать блин, или я приготовлю ещё порцию супа. Он сознательно описывал еду, рассчитывая, что у пациента проснётся аппетит. Не голод, а именно аппетит, желание пробовать на вкус разную пищу, а не просто избавиться от сосущего ощущения в желудке. *** Сун Лань злился. Даже бесился. И, конечно, не от того, что все в Байсюэ ведут себя как хотят, это только повод. Так злится человек, который сначала подумал, потом сделал, а потом обнаружил, что последствия совсем не такие, какими представлялись. — Я слышал, что он сказал. Или ты хочешь побыть еще моими ушами? И потом, если мне не изменяет память, когда ты рубил ему голову, он был вооружен разве что бесполезным негодованием и ненавистью, — Сун Лань дернул плечом, стряхивая Сюэ Яна. — Отлично, доктор. Мы все подождем вашего разрешения. Идите. Убеждайтесь. Он развернулся и вышел. Куча дел. Колокол в конце концов. А Чжи Чуань не будет воспитывать. Итак, они ушли разговаривать. О чем — даже предположить невозможно, но какие-то выводы Не Минцзюэ все-таки сделать мог. Например, что он не помнит даже свое оружие, а это казалось даже большей проблемой, чем не помнить имени. Но Сун Лань сказал «она» здесь. Пока никого не было, можно было попробовать повернуть голову. Очень осторожно, очень, практически незаметно. Больно не стало, но инстинкт подсказал, что сильнее пытаться не надо. Он выругался. Увидеть что-то вот так все равно невозможно. Еще вариант — позвать. У него есть ци, есть воля, может быть хоть какой-то отклик будет даже без понимания, что он зовет. Но попробовать не вышло — Инь Цзянь вернулся. Жевать блин он был готов. Но представить себе, как Инь Цзянь будет подавать ему эти сладкие кусочки — нет. И губы потом будут липкие. И еще он точно знал, что сладкое не любит. — Суп, — в конце концов выбрал он меньшее из неудобств. — Инь Цзянь. Шея. Это надолго? Лучше знать, сколько останешься неподвижным бревном, чтобы понимать цель. — Сун Лань сказал она здесь. Покажи. *** Сюэ Ян мог щедро предложить побыть ушами, руками, глазами и заодно поужинать за патриарха, но доводить Сун Ланя до белого каления не планировал. Обозлённый патриарх мог и двинуть, а потом Сяо Синчэнь расстроится. Он ещё вслед Сун Ланю посмотрел и даже позавидовал его уверенности в том, что вот как он сказал, так и будет. Вот ведь! Злой, а всё равно сказал «мы подождём» и пошёл, даже не попытавшись его предупреждениями закидать типа такого чтобы не смел больше лезть куда не следует, и так далее. — Вот гад, — задумчиво протянул Сюэ Ян, глядя в ту сторону, куда уже умчался кипящий патриарх. — Знает на что давить, я ж теперь точно не полезу. Не полезу, честно. Он ничего не сказал Инь Цзяню, потому что бесполезно же — видно, что человек свихнулся, а в чужое безумие полезешь, сам весь поцарапаешься. Он вернулся к Сяо Синчэню присмиревший, подробно пересказал всё и пообещал вести себя смирно. — Знаешь, гэгэ, а голос у Минцзюэ прям тот. Как был. Только чуть тише. Я думаю, это временно. А Сун Лань такой молодец, — Сюэ Ян секретничал Сяо Синчэню вполголоса, всё равно Сун Лань не слышит, а остальные слишком воспитанные, чтобы подслушивать. — Прямо чувствую какую-то приятность гордую за него. Так держался достойно, красиво. Наш Сун-лаоши самый правильный патриарх для Байсюэ. *** Инь Цзянь присел на край кровати просто от растерянности. Не ожидал обращения по имени, и теперь с неудовольствием понимал, что чувствует себя польщённым. Это было… приятно. — Горло уже в порядке. Я больше беспокоился за гортань, там хрящи, они трудно восстанавливаются. Прошла синюшность в районе сшитых сосудов, это очень хорошо, — он говорил больше для себя, чем для него, повторно дублируя осмотр шеи, запустил пальцы под шею, осторожно прощупывая позвонки и высчитывая время. — Нет, теперь это ненадолго. Особенно если усилить лечение. По самым смелым прогнозам — сможете сами поворачивать голову завтра, но я прошу вас не делать это в одиночестве, если что-то пойдёт не так, я смогу сразу помочь. Три дня чтобы сесть. Сегодня мы ещё пару раз повторим массаж. Он собирался было уйти за супом, убрал пальцы с его шеи, колебался, покусывая губы, покачал головой. — Она действительно здесь, — Инь Цзянь подумал и поднял руку с безмолвной просьбой не упрямиться. — Давайте постепенно. Он двумя руками поднял саблю и поднёс Минцзюэ так, чтобы он её не видел. Положил на край кровати, взял его за руку. При этом провёл ногтем по ладони, попутно проверяя чувствительность — пальцы пациента дрогнули, с чувствительностью всё было хорошо. А потом положил его руку поверх рукояти Баси. Покажи… Ишь ты, какой быстрый. Зрение — это ловушка, рассудок проще всего реагирует на видимое, самая простая иллюзия опирается именно на зрение. А вот обмануть память тела гораздо сложнее, и он с надеждой ждал, что именно тело подскажет Не Минцзюэ что-то, ведь у Баси такая характерная рукоять. Он должен помнить её ладонью, пальцами, инстинктами. — Её зовут… — почти не дыша протянул Инь Цзянь, стараясь подсказать ему. *** — Глава клана Не нуждается в аккуратном уходе. Видимо, долгом, — сообщил Сун Лань всем. — Доктор Цзянь будет наблюдать за его состоянием и оповещать нас. Без приглашения Инь Цзяня мы в лечебницу не ходим, — он задержал взгляд на Сюэ Яне. — Давайте к делам. Он решил не менять планов не смотря на важные новости, даже наоборот. Ждать от доктора известий о состоянии Не Минцзюэ , а прежде всего даочжана интересовала память и душевное состояние главы, гораздо проще, когда занят сложным делом. Да и сколько в конце концов может валяться этот колокол? Безобразие. Какой он патриарх, если у него храмовый колокол не висит? Сяо Синчэнь тихонько гладил Сюэ Яна по спине и наблюдал за Сун Ланем. Рычит. Ну это хорошо, скоро стихнет. *** Когда врач щупал ему затылок, ощущение было такое, что шею не ранили, а перерубили совсем, полностью. Тонкие иголочки как будто пронизывали ее насквозь. — Ладно, — этот смелый прогноз его вполне удовлетворил. Завтра значит завтра. Насчет трех дней, чтобы сесть — это долго, но завтра будет виднее. Он ждал. Спокойно, даже пальцами не шевелил. И только когда Инь Цзянь положил его руку на оружие, выдохнул. Он осторожно провел пальцами — ему казалось, что провел, хотя движение на самом деле было очень незначительным. Доктор начал фразу, но он молчал, долго молчал, осознавая прикосновением неровности, потом плотнее прижал ладонь и обхватил объемную рукоять. Широкая. Оружие явно тяжелое, хваткое и... суровое. — Подожди, — тихо прохрипел он и не закончил фразу Инь Цзяня. Нет, не знает имени, не помнит, это ... сердце как будто раздавило. — Иди. Не важно куда, за лекарствами, за супом, куда угодно. Сказать ему все равно было нечего, и хотелось остаться с этим ощущением в одиночестве. Он не помнит имя, и даже то, что Сун Лань не обманул, и нет сомнений — это его оружие, не утешало. *** Инь Цзянь не торопил его, не подсказывал больше, чем уже выдал, цепко смотрел в глаза, которые смотрели куда-то в свой мир… а мир оказался сокрыт. Он действительно не помнит. Причём не помнит ничего. Что должен чувствовать человек, очнувшийся в незнакомом месте, где какие-то люди вокруг него занимаются какими-то своими делами? Инь Цзянь коротко сжал ладони вокруг его руки, удерживающей рукоять сабли, сразу отпустил и поднялся. Это потерянное «иди» сказало больше, чем отчаянный крик. Инь Цзянь не позволил ни капле жалости просочиться на лицо, только строго склонил голову и уточнил: — Я скоро вернусь. И оставил Не Минцзюэ наедине с саблей. Поднять её он всё равно не сможет. Ничего, это полезно. Одиночество, сосредоточение, тишина. А он должен принести ему суп и позаботиться о том, чтобы это состояние не продлилось долго. Он вошёл на кухню, тоже погружённый в себя, занялся супом, потом обернулся и тихо проговорил, виновато глядя на Сяо Синчэня: — Он не помнит, — Инь Цзянь перевёл взгляд на Сун Ланя и вздохнул. — Ничего не помнит. Ни имени своего оружия, ни своего имени. Ничего. Но… Он снова опустил глаза, перетирая суп, специально оставил несколько кусочков целыми, потому что всё должно происходить постепенно. Упрямо смотрел на этот чёртов суп и почему-то со страхом ждал, что все скажут, а они молчали и смотрели на него! Как будто знали… как будто знали, что это по его вине Не Минцзюэ ничего не помнит. — Но я знаю почему он ничего не помнит, — твёрдо сказал он наконец, поморщился от необходимости врать и попытался утешить себя тем, что это лукавство сейчас на пользу. — В крови Не Минцзюэ было много яда рыбы-собаки, смешанной с аконитом. Его кровь, которую так аккуратно собрал Лань Цзинъи, к счастью, всё ещё у меня. Я разбавил его кровь и вывел яд, но какое-то количество осталось в мышцах, в коже, и думаю, что в мозге. А раз я знаю что это, я сумею убрать это. Он вспомнит всё…. постепенно. И это на пользу, полагаю. Простите, мне нужно идти… Инь Цзянь вернулся в лечебницу, поставил на стол поднос с принесённой едой. Он занимался обязательными будничными делами, как будто Не Минцзюэ спал и его не стоило будить. Только смотрел строго буквально на всё: травы могли бы лежать ровнее, записи могли бы быть разборчивее, посуда могла бы выглядеть изящнее, а он сам мог бы прекратить ныть где-то внутри себя. Инь Цзянь ожесточённо готовился к битве с тем, что сам же и натворил, и это наполняло решимостью. Он настолько сосредоточился, что в поисках равновесия снял заколку, провёл пальцами по волосам, помассировал себе голову, снова прибрал волосы. Привёл себя в порядок, это всегда помогало. — Итак, — спокойно сказал он, взял миску, посмотрел на саблю и обошёл кровать, чтобы сесть с другой стороны. — Сейчас вы будете завтракать и слушать своего врача. Я расскажу вам, как всё будет. Сейчас вы позавтракаете и будете отдыхать, пока я поработаю. После этого у вас снова сеанс массажа и лечение, к тому времени, полагаю, уже наступит обед. И вот в обед мы посмотрим, куда и как двигаться дальше. Однако хочу вам заметить, что вы у меня не только сядете, а потом встанете и пойдёте. Вы всё постепенно вспомните. Я знаю, как вас лечить. Инь Цзянь набрал в ложку супа, подцепил в неё же кусочек мяса и непреклонно поднёс к губам Не Минцзюэ. *** Сун Лань открыл было рот, чтобы уточнить «Совсем ничего?», но промолчал. Он посмотрел на Сяо Синчэня, который побледнел сейчас, как полотно, как будто понял что-то важное и ужасное. Пока они вместе занимались делами, и по отдельности занимались делами, потом снова вместе, все были собранными и сосредоточенными. Говорили мало. Сун Лань к обеду уже просто не знал, что думать. Они подняли человека, даже не предполагая, каким испытаниям его подвергнут! — Он же... совершенно один. — Сун Лань не пожалел Не Минцзюэ, он просто даже не заметил, что подумал вслух, высказал простой факт. — Да, — так же ровно сказал Чжи Чуань. — Не знаю, что придумал Инь Цзянь, но может быть главе поможет вспомнить, если ему постепенно что-то рассказывать? — Не надо! — оба вздрогнули от голоса Сяо Синчэня. Обычно он не был таким ... беспокойным? — Не нужно, — уже тихо сказал Синчэнь. — Брату виднее. — А-Ян. Слушай, та книжка. Она наверное древняя очень, но может она поможет? Там про яды. И если Инь Цзяню нужны какие-то редкие ингредиенты, может быть они есть в закрытой комнате? Там же куча всяких баночек и порошков, — Сун Лань с ужасом подумал, что остаться без памяти — это все равно что остаться слепым. Страшно. Но у Не Минцзюэ тут целая компания сильных людей. Они нашли даже его душу, неужели не найдут все, что необходимо? *** Он так и не убирал ладонь, грел металл, иногда водил по нему пальцами, чувствуя узоры. Это оружие как будто отзывалось, нет... хотело отозваться. Он слушал. План выглядел простым и ясным, прозрачно понятным. Без подвохов. Инь Цзянь говорил с такой уверенностью, что в этот план хотелось верить. А что ему оставалось? Он открыл рот и ел этот суп, глядя в потолок. Он будет есть, спать, лечиться, а массаж можно и чаще. Если это все поможет ему встать. И вспомнить. Лекарь понял все, интересно, сказал уже Сун Ланю? — Зачем в Байсюэ раненый, который ничего не помнит? В чем смысл? Из него не получишь никаких сведений. Обменять? Так для этого не обязательно лечить. — Вы знаете... — он вдохнул, выдохнул, сглотнул, чтобы не сипеть. — Мое имя. *** По крайней мере, пока Не Минцзюэ занят своими тяжёлыми мыслями, он механически ест суп. Не голодать — важный пункт лечения, и Инь Цзянь воспользовался этим, чтобы как следует его накормить. К слову, отметил, что он задумчиво жуёт эти оставленные кусочки, и это не утомляет его. — Конечно, я знаю ваше имя. Знаю кто вы и откуда. Инь Цзянь спокойно улыбнулся и отставил в сторону пустую миску. Аккуратно промокнул его губы и поднёс ко рту чашку с ароматным чаем. — Но если я скажу, вы поверите мне. А вдруг я солгал? Или не поверите, и в чём тогда смысл? Всё должно идти своим чередом, только тогда успех придёт так же неминуемо, как встаёт солнце по утрам. Вы отличаетесь той особенной стойкостью, которая позволяет мне предсказывать успех. Инь Цзянь поднялся и убрал посуду на стол, наводил порядок на своём рабочем столике рядом с кроватью Не Минцзюэ, между делом удобнее поправил ему подушку. Он не мог не трогать своего пациента, лишь старался, чтобы эти прикосновения не были до отвращения назойливыми. — Вы в Байсюэ затем, что это правильно. Правильно и справедливо. У меня лично, как у врача, вообще не возник бы такой вопрос: есть раненый, я буду его лечить. Таков мой путь, я для этого много лет учился. Байсюэ — очень хорошее место, — он снова задумчиво присел рядом, ласково накрыл пальцы Не Минцзюэ ладонью, и могло показаться, что он его успокаивает, поглаживает… может Инь Цзянь этого и хотел, но не заметил, как аккуратно разминает суставы, помогая разрабатывать запястье. — Здесь, в Байсюэ, случались несчастья и несправедливости, но всё закончилось. Даочжан Сун Лань начал восстанавливать это место в одиночку, постепенно к нему присоединилось ещё несколько человек, и вместе они создают хорошее место. Вот вы спрашиваете — зачем в Байсюэ раненый, который не помнит ничего. Вот именно затем, чтобы он стал здоровым и вспомнил. Разве это не очевидно? Он замер, наклонил голову к плечу, задумчиво хмыкнул. — Вот я сейчас себя послушал, и понял, что это звучит как бред жирного гуся. Но что я могу поделать, если так и есть. Здесь люди, которым не всё равно. Вы всё вспомните, а о Байсюэ я вам рассказал то, что вы не знали, и это не помешает вам вернуть свою память. Она будет возвращаться постепенно, может быть плавно, может быть рывками, когда всплывают какие-то детали или образы, может быть запах или вкус. Отдыхайте. Я пока буду составлять лекарство, которое вам обязательно поможет. *** — Угу, — Сюэ Ян почесал нос, и взволнованного Сяо Синчэня успокаивающе обнял за талию. — Давайте расскажем беспамятному, что я его лучший друг, вот мы порешаем-то задачу с выгодой. Если бы я был Минцзюэ — не дайте Небеса случиться такому ужасу, но если бы — то я бы ни за какие пампушки не поверил бы, что меня лечат просто потому что я такой замечательный. Дагэ, с книжкой ты в точку. Я не верю уже в случайности, ты мне её точно не просто так сунул. Освободиться Цзянь, я ему со всем уважением вручу книжку. А если там чего найти, то мы чего, не слетаем куда надо, что ли… Сюэ Ян ласково прижал к себе своего святого, ткнулся лбом в его лоб, смотрел с такого близкого расстояния, как дрожат его ресницы. — Всё получится. Найдём порошков, вот у нас Лани что-то дуэтом сыграют, какое-нибудь «исцеление». Как он сказал, рыба-собака? Не знал, что рыбы гавкают. Почитаю, может в книге есть про эту собаку, — он тихо добавил. — Гэгэ, я понимаю. Правда. *** «Ты зануда» — подумал он про доктора и проглотил чай. Вот чай вкусный, не то что суп. Он молча слушал, усмехнулся на бред про гуся и решил, что жареный гусь был бы кстати. Потом. А лучше не гусь. — Ясно. Не скажешь. Он вздохнул, но не смирился. Если занудный лекарь не хочет рассказывать, он сам все вспомнит. Пальцы снова погладили металл. От еды хотелось спать, но ведь это только начало дня. Как можно лежать целыми днями?! Пытка. Но очень быстро он понял, что если не спать, начинает болеть голова, причем иногда так, что Инь Цзянь это видит и приходит убирать боль. Это делает зависимым, а это плохо. Во сне, наверное, проще. И он уснул, даже сам не заметил, как. Во сне темно, темнота стонет отголосками боли и сверкает металлом. Она хрустит костями, искрит, и эти искры складываются в нити, нити — в узоры, узоры — в страшную маску чудовища с огромными глазами, клыкастое и рогатое. Его лик везде. На стенах темных пещер, в отсветах пламени, на плечах... На плечах — доспехи, темные ткани тихо шуршат, когда он идет вниз по лестнице, а пояс держит звериная морда. Тяжелая. Зверь открывает пасть, рычит и скалится, а потом доспехи оживают и маска впивается в плечи. Кровь. Он падает и лежит, он больше никуда не идет, его руки и ноги скованы цепью, а вокруг золотого ядра плещется отравленная ци. — Лекарь! — он открыл глаза и понял, что действительно лежит, дернулся, пытаясь вырваться из цепей, вцепился в рукоять и захрипел от боли в висках. *** Его ночь понимает. Никто не понимает, а Сюэ Ян — да. — Ему нельзя рассказывать. Не про смерть и предательство. Нельзя про братьев. Про дом. Пусть вспомнит, мы не можем лишить его этого, какой тогда смысл? — Сяо Синчэнь говорил тихо. Жалость — это неправильно, не к Не Минцзюэ. И надо сделать так, чтобы его не пришлось жалеть. — Это ведь надолго, вы понимаете? И Сюэ Ян конечно понимал то же, что и он: возвращение опять откладывалось. — Понимаю, — Сун Лань попросил Сычжуя сесть. Если постепенно, если Не Минцзюэ будет вспоминать сам... Сун Лань не успел еще как следует расспросить доктора, но чувствовал, что им всем нужно время. — Если Не Минцзюэ будет вспоминать, мы обязаны ждать, и не должны допустить, чтобы раньше времени кто-то узнал, что он жив. Даже Не Хуайсан и Лань Синчэнь, особенно — они. Никто. Чжи Чуань вздохнул. Они думали отпраздновать. Пирог, может быть. Вино. И как-то все стерлось. Не радость от их общего достижения, нет, а просто ожидание не совпало с тем, что сейчас происходило. — Опасаешься, что Цзэу-цзюнь может нанести сюда визит, — Вэньчжун просто сказал то, что и так было очевидно, без какого-то двойного смысла, без желания задеть. — Все правильно. — Никто не сможет солгать ему. Да и... он просто почувствует, — здесь все, кроме Чжи Чуаня знали, какой Лань Сичэнь. Сун Лань даже представить себе не мог, что они все вместе станут скрывать от него что-то, если Цзэу-цзюнь прибудет в Байсюэ. — Я напишу письмо. Расскажу, сколько всего сделали адепты Облачных Глубин, попрошу разрешить им остаться помогать. Лань Сычжуй, Чжи Чуань, я прошу вас... отправиться в Гусу. Пожалуйста. *** А Не Минцзюэ усмехнулся. Это была не улыбка, а именно усмешка. Инь Цзянь строго сдвинул брови и кивнул — да, не скажет. Так надо. Любые проявления жизни на этом лице делали его одновременно счастливым и смертельно виновным. Он замучился от этого, но время потекло своим чередом. Инь Цзянь молча и сосредоточенно перебирал свои запасы, растирал в тончайшую пыль тщательно отобранные кусочки древесной смолы, наклонялся над ступкой и вдыхал лёгкий живительный аромат. Когда Не Минцзюэ начинал каменеть лицом от боли, спокойно отставлял в сторону свою работу и аккуратно поглаживал его виски, убирал вздувшиеся вены, успокаивал боль. Тщательно отмечал количество и длительность приступов, составляя план лечения, а когда Не Минцзюэ уснул сам, без сонных трав, с удовольствием записал и это. Первые порции лекарства уже настаивались в тёплой воде, когда сон превратился в кошмар. Инь Цзянь уже наклонился над ним и получил хриплый зов прямо в лицо. Мутные от боли глаза совсем рядом даже о помощи не взывали — Не Минцзюэ был где-то в себе, судорожно цеплялся за саблю. — Я здесь, — Инь Цзянь аккуратно обхватил его голову ладонями, сжимал виски, чувствовал, как вздувшиеся вены стучат и нервно пульсируют. Точечно вливал ци, аккуратно разглаживал, массировал, в какой-то момент слишком резко вдохнул и озадачено уловил, как ему самому ударило в голову горячечной болью, будто он отхлебнул ненароком, уменьшая его боль. Осознание, что эта боль не его собственная, не дало запаниковать или отвлечься от Не Минцзюэ, становилось легче и лучше на двоих. Инь Цзянь внимательно массировал его виски, тонкую кожу ниже мочек ушей, и сами уши растёр, и за ушами. Запустил пальцы в волосы, с силой растирая и слегка царапая кожу. Принёс полотенце, смоченное в лёгком мятном настое, протёр его лицо и помог напиться. — Всё хорошо, — успокаивающе мурлыкал он, изучая его состояние с болезненным вниманием. — Вы спали без сонных трав первый раз за всё время. Это очень важно для выздоровления, хотя и трудно. *** — У тебя совсем другая ситуация, гэгэ, — Сюэ Ян сам прекрасно понимал, что убедить его не сможет, но попытаться стоило. — Такая же, но другая. И потом, ты справился, и осталось чуть-чуть. И ты не один. Ну так Минцзюэ тоже не один, просто он это ещё не понял, поэтому ему кажется что он один, вот и Сун-лаоши говорит про то, что он думает, а не что есть на самом деле, правда, дагэ? Он с досадой цыкнул языком, потому что искал простой способ быстренько всё решить, а он не находился. Пришлось смириться. Пока он тут смирялся, Сун Лань стратегически принялся выигрывать время, и Сюэ Ян опешил даже. Досада просто взвилась, как разбуженный злой кот: почему он сам об этом не подумал?! Почему Сун Лань додумался первым? Ведь очевидно же: чем дольше они тут штаны просиживают, тем выше вероятность визита Лань Сичэня прям к воротам Байсюэ. — Мдауш, — кисло промямлил Сюэ Ян. — Этот точно может припереться, и ведь даже не обвинишь ни в чём — у него тут два оболтуса. Без обид, я любя, на правах главного оболтуса. Дагэ, а давай я помогу тебе письмо писать? Ну может подскажу что. Эдакое, — он выкрутил пальцами развесистую фигуру, которая должна была означать что-то принятое в высоких кругах. Сычжуй очень аккуратно сел, едва только Сун Лань сказал ему это сделать, тщательно упрятал тревогу в широко распахнутых глазах, аккуратно положил руки на колени. Он слушал внимательно, переводил настороженный взгляд с Сун Ланя на Чжи Чуаня, потом случайно глянул на попятившегося Цзинъи и выразительно закатил глаза. С этими влюблёнными психами только проблемы, какое же счастье, что он сам не влюблён! — Цзинъи, тебе всё равно не стоит сейчас отправляться в Облачные Глубины. Боюсь, что я не настолько отважен, чтобы выдержать все вопросы, которые Цзэу-цзюнь непременно задаст при первом же взгляде на тебя. Конечно, даочжан был прав. Нужно откуда-то взять времени, и это единственный способ. И кому же, собственно, отправляться в Гусу? Сычжуй критически посмотрел на Сюэ Яна. Это был бы шок и скандал, заявись к Лань Сичэню такой посланец. — Конечно, я отправлюсь в Облачные Глубины, — рассудительно проговорил Сычжуй. — Чжи-лаоши, вы пойдёте со мной? Он не без оснований боялся, что один не справится. Конечно, он скучал по Гусу, и будет рад увидеться со своими наставниками, но больше всего боялся, что не справится с собой. — Вряд ли молодой глава клана Не встретится мне на пути, а вот… вот если… Сычжуй осторожно подбирал слова, с сомнением наклонил голову. Сюэ Ян отпустил Сяо Синчэня и присел рядом с Сычжуем, взял его за руку и проникновенно протянул: — Если там снова случится господин Верховный Заклинатель, то ты как скромный молодой адепт имеешь полное право сложить перед собой руки, поклониться и не отсвечивать. Не бойся его. Он ничего не сделает, побоится ссориться с Нефритами Облачных Глубин. Но если он начнёт задавать вопросы, знай — он гонит тебя в ловушку. Я не знаю никого, кто так изящно умеет загнать в угол простыми словами и ясной улыбкой. *** Сун Лань не особенно умел выражать горячую благодарность. Лишь взгляды, «спасибо» да короткие крепкие объятия на прощание, но он действительно был очень благодарен Сычжую за все и за этот храбрый шаг тоже. Чжи Чуань очень поможет — в этом он даже не сомневался, хотя бы просто своим присутствием и спокойной уверенностью. Сун Лань охотно воспользовался предложением Сюэ Яна, потому что видеть и высказывать самую суть — в этом их мерзавцу не было равных, а Сун Лань уже облекал их общие мысли в деликатные слова сообразно тому, кому они были адресованы. Он благодарил Цзэу-цзюня за поддержку и помощь, писал, как много его адепты сделали для Байсюэ, делился их общими успехами, а также не забыл отметить продвижения молодых Ланей на поприще заклинательства. Отдельно Сун Лань извинился за утрату гуциня в бою с призраками, природу которых не стал уточнять, отметил невероятную храбрость молодых адептов и выразил надежду, что древний гуцинь из сокровищницы Байсюэ сможет стать хотя бы временной заменой, хотя Лань Цзинъи невероятно быстро осваивает новый инструмент. Никаких инструкций Лань Сычжую и Чжи Чуаню не давали, вся сложность ситуации была им известна как и всем остальным, а в тактичность и ум обоих Сун Лань верил абсолютно. Единственное, он попросил Чжи Чуаня, который знал Мэн Яо только понаслышке, прислушаться к словам Сюэ Яна, потому что ничего более сложного, непредсказуемого и опасного, чем встретить в Гусу верховного заклинателя, Сун Лань и вообразить не мог. Никто не тревожил покой пациента без разрешения его врача. Все ждали от Инь Цзяня новостей, готовы были выполнить любое его пожелание, и настояли на том, что доктор может изучить содержимое аптекарского шкафа в закрытой комнате и взять оттуда любые ингредиенты или книги, которые ему нужны. Пока единственным продвижением этих дней стало то, что Не Минцзюэ смог спать без сонных трав, и все были полны решимости терпеть и ждать столько, сколько потребуется. Он засыпал не только для того, чтобы отдыхать. Он ждал своих кошмаров. Сны приходили и повторяли одно и то же — узоры свивались из темноты в маску тао-тэ, зверь оживал и приносил боль, а вместе с ней — пустоту, в которой он ощущал себя, как пленник в вечной темнице. Ему казалось, что он все время ищет какой-то ключ, который просто не видит в этой тьме, и если заметит — то это поможет вспомнить. Но пока видения не менялись, менялось только ощущение. В первый раз — пустота и обреченность, но с каждым сном сердце наполнялось гневом, который перерос в ярость, чувством брошенности и предательства, которое превратилось в жажду мести, а еще — страхом перед пропастью, огромной, бездонной и зияющей чернотой. Он видел ее с каждым сном все яснее, над ней висел хрупкий мост, он вел на другую сторону. И каждый раз, когда он делал шаг, мост обрывался. В очередной раз стоя перед этим мостом и понимая, что опять все рухнет, он смотрел вперед и пытался рассмотреть маленькую светлую фигурку. Она показалась на короткое мгновение и исчезла, но он точно видел ее. Звал. Кричал. А потом шагнул на мост, добежал почти до самой середины, и ветхая конструкция снова оборвалась. Светлая фигурка опять сверкнула искрой в бездонной пропасти, он закричал, протянул руки, он обязательно должен был ее поймать! Он проснулся от дикой звенящей боли в голове и нормальной, вменяемой и ясной боли в кулаке — это он что есть силы ударил по оружию, которое так и лежало все время рядом. — Лекарь! Он знал, что надо просто потерпеть, Инь Цзянь снимет боль и опять скажет что-то убийственно логичное, изложит всегда готовый план. План! Это слишком медленный план! — Когда я встану? — зло прохрипел он. — Ты плохо лечишь. Я лежу. Сегодня сяду. *** О том, что в гробнице снова неспокойно, молодой глава клана Не узнал, как водится, далеко не сразу. Его люди опять все сперва проверили, а потом уже доложили. В этот раз Не Хуайсан по-настоящему рассердился. Он выслушал доклад, по обыкновению спокойно и мягко глядя на охранников. Веер мерно и легко постукивал по ладони и ритм едва заметно сбился лишь раз — когда глава услышал, что пожирающих людей лиан его воины в лесу больше не встретили. Не Хуайсан не пренебрегал важными деталями. Никакими деталями. Отпустив людей, он отправился в гробницу сам. Это было похоже на обычное ограбление. Дверь, правда, оказалась закрытой, изнутри. Глава помнил эту гробницу слишком хорошо, чтобы понимать — если кто-то сюда вошел и не вышел через главную дверь, значит скорее всего он не вышел совсем. Все гробы оказали закрыты, все стены — целы, и потому Не Хуайсан отправился дальше. Не было моста. Веер мерно стучал в руке и раскрылся, словно это был щит, который мог оградить владельца от этой пропасти. Сколько раз молодой правитель Цинхэ приходил сюда? Несчетно. Сколько раз думал о том, чтобы закончить все шагом с моста? Ни разу. Не Хуайсан развернулся и покинул гробницу. Нет никакого смысла охранять то, что мертво. О, брат был бы недоволен! Память предков, уважение... У нынешнего главы клана Не была только одна память, и за все эти годы она не стала мутнее, потому что настаивалась на самом чистом и безупречном ингредиенте — терпении Не Хуайсана. — Усилить охрану гробницы. Отвечаете каждый своей головой, — распорядился он по возвращении. — Я отправляюсь навестить Цзэу-цзюня. Стойка для кистей полна. Но все кисти для живописи в ней засохли, лишь одна всегда готова — та, которой глава записывает ноты и заклинания. Его план требует огромного количества времени, труда и терпения, но это стоит того. Раз в три месяца Не Хуайсан отправляется в Облачные глубины, чтобы Лань Сичэнь послушал его упражнения и дал советы для дальнейших занятий. Не Хуайсан делал успехи, Цзэу-цзюнь с пониманием принял его новое увлечение музыкой, ради которого он забыл о живописи. Это нужно, это память... Не Хуайсан учил «призыв» среди прочих и ничем не показал, что собирается использовать его, как утонувший в своем горе Лань Чжань. Нет, он не мог нанести еще одну рану сердцу Лань Сичэня, поэтому очень долго и терпеливо Хуайсан учил разные мелодии, чтобы «призыв» стал лишь одним из уроков. Смутное беспокойство последних дней тревожило Не Хуайсана. Казалось — время уходит, и нет этому объяснения. Он воспринимал этот очередной визит как особенный, такой же особенный, как прошлый — когда Цзэу-цзюнь одобрил его исполнение «призыва», хотя в этот раз приехал с другой мелодией, которая в его плане была ему совершенно не нужна. Зато еще немного — и его успехи позволят ему работать вместе с Цзэу-цзюнем в запретной библиотеке. Он будет просить. Не Хуайсан спешился у ворот Облачных Глубин и с надеждой посмотрел на знакомую тропу. Может быть визит к Лань Сичэню восстановит его равновесие. *** Что Не Минцзюэ видел в своих кошмарах, когда просыпался с криком, весь в поту и охваченный болью? Инь Цзянь мало понимал в эфемерном мире образов, насылаемых возбуждённым мозгом. Но он был твёрдо убеждён, что это неизбежная плата за пробуждающуюся память. Откуда боль?! Не то, чтобы не должно было болеть — как раз должно, но не настолько же! Он снимал боль всеми доступными способами из безопасных. В ход всё шло, Инь Цзянь не жалел лекарств, не жалел своей ци, не жалел себя, и уже подумывал попросить Сычжуя играть Исцеление — так он это называл? — но когда он додумался до этого, Сычжуй, оказывается, уже покинул Байсюэ. Ему даже сказали зачем, и он даже одобрил, но успешно забыл. А с Сычжуем отправился Чжи Вэньчжун. Это было хорошо и правильно, но Инь Цзянь почувствовал что лишился части поддержки, которая была так нужна. И вот снова — хриплый злой окрик. Инь Цзянь уже привычно кинулся на зов, убирал боль, правда на этот раз ласковые и бессмысленные увещевания он проглотил, едва только они попали на язык. Он уже убрал горячечный стук крови в висках пациента, дал ему проглотить лекарство, которое соответствовало сегодняшнему дню, и массировал его голову, ритмично нажимая пальцами, со скрытым удовольствием запуская пальцы в волосы. — Во-первых, я лечу хорошо, — он спокойно констатировал неоспоримый факт, потому что даже если Не Минцзюэ этого не знает, то это лишь его мнение, и сам факт, что он сейчас злобится и говорит обидные слова скорее подтверждает его высокий уровень врачевания. — Во-вторых, нечего так рычать. Судя по тому, как вы одержимо лупите свою… своё несчастное оружие, то вполне способны удержать ложку. Сядете вы прямо сейчас, потому что вы приняли нужное лекарство, вас отпустила боль пробуждения и вам пора есть. А правила Байсюэ запрещают пренебрегать трапезой. Инь Цзянь отпустил его голову, аккуратно пригладил волосы, выпрямился, удобно упёрся коленом в кровать, протянул руку. — Садитесь же. Я не дам случиться ничему непоправимому. Вообще-то вы достаточно оправились, чтобы сесть самостоятельно. Будет больно, но я помогу. *** У Инь Цзяня тонкие пальцы. Тонкие сильные пальцы, они убирают боль и делают спокойно. Он дышал, боль уходила, а доктор опять говорил убийственно верные слова. Зануда. И у него цветы в волосах! Его оружие действительно несчастно, потому что он даже не может его позвать. Зато... о, если он сядет, то сможет его увидеть. Ее. Прямо сейчас? Надо сесть и «сядете прямо сейчас» — это, оказывается, огромная разница! Он сглотнул и посмотрел на протянутую руку. Сейчас. — Ладно. Он подал руку и удивился, какая у него широкая ладонь по сравнению с изящной ладонью Инь Цзяня. Кажется, сожмешь — и эти пальцы захрустят. Он сжал их, не пытаясь быть осторожным. Сейчас так сейчас. И правда, оказалось больно. Плечи как будто вывернуло, спину заломило, а задница... деревянная просто! Надо вставать и ходить. Но он сел! Боль была нормальная, ощутимая, сильная, аж скулы свело, красота! Он посмотрел на одеяло, там, под ним — его ноги! Как хорошо, что длинные волосы от рывка упали на плечи, скрывают лицо и не видно, как он улыбается, потому что теперь может увидеть собственные ноги. — Нормально, — сообщил он и понял, что так и сжимает руку Инь Цзяня. — Теперь ты сможешь сделать массаж спины. И плечи тоже. Еще страшно хотелось перевернуться на живот. И посмотреть на нее, не пальцами, а глазами, но если сейчас все получить, потом еще очередные три дня ждать? — Правила, говоришь? Суп. Ложку. Там сегодня есть нормальные куски? Он перевел дыхание, снова рассердился. Сел! Какое достижение! — Инь Цзянь... — позвал он глухо — ... мне нужно перейти этот мост. *** Сюэ Ян устроил на кухне маленькую империю имени себя, но очень старался не быть тираном, но эти старания всё время терпели сокрушительный провал по независящим от него причинам. Есть что-то двойственное в том, чтобы готовить на кухне — с посудой, вот стол есть, и лавки стоят, и специй много, и продукты разные, которые не нужно ни у кого отбивать. Это совсем другая еда, чем наловленное, украденное и добытое в спешке мимоходом, она тоже вкусная, только другая. А взбесился он потому что поставил на стол миски по количеству жителей Байсюэ, и только когда все пришли понял, что Сычжуй вместе с Чжи Чуанем наносят визиты, Инь Цзянь у себя как паук заперся, и три миски вообще получается лишние. А вот с какого перепуга он четвёртую лишнюю поставил? Ещё этот Инь Цзянь со своими прозрачными супами, в которых тоскливый кусочек курицы нежно дружит с двумя кусочками моркови, не еда, а истерика слезливой девицы. Что он сам этот суп иногда с интересом ел, признавая его пользу и своеобразную прозрачную аппетитность, ничуть не меняло дела. Вот сейчас он шлялся вокруг подноса с этим целительным кошмаром, и мучился, потом с ухмылкой положил в такую же миску с крышкой риса с жареным мясом, причём мяса было больше чем риса, собираясь виртуозно подменить в последний момент, окончательно озверел от патриаршеского выражения на физиономии Сун Ланя, и когда Инь Цзянь пришёл за подносом, отважно погладил Сяо Синчэня по плечу, чтобы не переживал, и принялся вкрадчиво объяснять доктору очевидные вещи: — Ты пойми, я твой суп ел. И цветочки ел. И вот этих червей зелёных ел честно и до последнего кусочка, потому что ты что же думаешь, я не понимаю, я всё понимаю! — Это были не черви, а ростки редиса, — лирично поправлял его Инь Цзянь. — Пусть ростки, ладно, — не сдавался Сюэ Ян. — Пойми, всё это хорошо и наносит организму непоправимую пользу, но есть люди, которых можно кормить маринованными облаками, и они будут бодры и веселы, а есть люди, которым нужно мясо. Минцзюэ здоровенный мужик из клана мясников, ты просто попробуй ему это дать. Ладно, пусть сперва твой суп из слёз небожителей, а потом ему так — опа! — и мясо! Ты увидишь, он поправится только для того, чтобы снова мясом питаться! Быстрее было бы просто сделать по-своему и подменить миску. Но Сюэ Ян старательно учился не бесить близких людей, и когда Инь Цзянь всё же унёс на подносе и приготовленное им мясо, обессилено рухнул на лавку и вытер пот. Лучше бы он огород копал, чем убеждать кого-то вот настолько упёртого. Этот поднос, прикрытый сверху полотенцем, стоял на столе в ожидании, пока Не Минцзюэ сядет. Инь Цзянь не зря принял такую позу — нужно было при необходимости суметь поймать его ладонью под затылок, если не удержит, не дать завалиться на бок и грохнуться с кровати. Предусмотреть множество вероятностей, и лучше пусть эта предусмотрительность не понадобится. И не понадобилась. Да, пациент испытывал законную боль, могла немного закружиться голова, но в целом — даже мышцы на шее восстановились достаточно, чтобы скомпенсировать только сросшийся позвоночник, подстраховка. Инь Цзянь не торопил его, не издал и звука, хотя Не Минцзюэ сжал его руку с такой силой, что у него дыхание перехватило. Он ждал, слушал, как он дышит, оценивал состояние по этой хватке за руку. — Так, — постановил он, стараясь не улыбаться слишком явно. — Отлично. Сидите так. А массаж спины и плеч — обязательно. После трапезы. Могу даже спину почесать. Инь Цзянь тихо фыркнул в сторону, намостил Не Минцзюэ под спину подушек, чтобы можно было удобно сидеть и даже при необходимости упереться затылком. Положил ему на колени большую подушку, накрыл полотенцем и поставил сверху поднос. Правда, на подносе оставил только суп и ложку. — Это какой-то определённый мост? — осторожно спросил он, снимая крышку с миски, и демонстрируя, что куски там всё-таки есть, хоть и некрупные. — Я понимаю, что если вы привыкли к более выразительным вкусам, то суп кажется несъедобным. Но это очень полезно. Тем более что там всего-то несколько ложек, чтобы… «нанести вам непоправимую пользу». Сегодня о кухне заботился человек, который уговаривал меня принести вам другую еду, и ему это даже удалось. Инь Цзянь выждал, пока Минцзюэ справится с этим ничтожным количеством супа, убрал эту миску, поставил другую и снял крышку. Вообще-то даже ему самому аромат жареного мяса показался вкусным. Надо будет сходить и поесть, у брата какой-то маниакально настроенный возлюбленный, который трепетно относится к еде, и наверняка ему оставили порцию. Причём если её не съесть, с Сюэ Яна станется ходить за ним и «наносить непоправимую пользу». *** — Не знаю. Мост. Над пропастью. Каждый раз один и тот же, и каждый раз я падаю, надо не упасть. Это важно. Почему важно — он не мог объяснить, но просто точно это знал. Он отдавал себе отчет в том, что может ошибаться, но если не проверишь — не узнаешь. Задумчивый и сосредоточенный взгляд в суп никак этот самый суп не изменил, он поднес ложку ко рту и понял, что сейчас ему все равно, пусть там будет хоть клейкая пресная каша, главное, что он ест сам. — Не кажется, он и есть не съедобный, но я же дисциплинированный пациент. Какая другая? — Заинтересованно спросил он и даже не заметил, что повернул голову без боли. Несчастный суп оказался тут же отодвинут, зато вторая миска... о! — Ну вот. Еда. Мне нужны палочки. Это было просто и вкусно, это можно было жевать и получать нормальное человеческое удовольствие! — Как зовут этого человека? Который готовил. *** — Вы перейдёте этот мост, — пообещал Инь Цзянь. — Может быть не сразу. Но перейдёте. Он с интересом прикусил нижнюю губу, наблюдая за тем, как Не Минцзюэ поворачивает голову, как одобряет мясо. Подал ему палочки, только сильнее сжал зубы, скрывая улыбку. Так. Очень хорошо, он и палочки держит уверенно, и ест с аппетитом. Наконец-то он видит аппетит. Получается, что Сюэ Ян был прав? Инь Цзянь вполне благодушно отметил, что по мнению пациента он не только плохо лечит, но и готовит плохо. — Этот человек потом сам представится, — уклончиво ответил лекарь. — Одно дело представиться самому, или сказать имя того, кто здесь главный. Но… Но ещё не хватало, чтобы у Не Минцзюэ прямо сейчас стряслось озарение с совершенно не нужной стороны. Успеют ещё побегать по Байсюэ с мечами наперевес, сейчас рано. — Я даже на правила Байсюэ не могу сослаться, потому что лгать не хочу. Просто ставлю вас в известность: этот человек потом представится сам, как и все остальные. Но я передам, что вам нравится его еда. Думаю, что он ещё долго будет надо мной потешаться из-за супа. Инь Цзянь даже не скрывал своего удовольствия, когда смотрел как Не Минцзюэ ест. Как он уже совсем уверенно берёт палочками кусок, без видимого напряжения доносит до рта, энергично и с аппетитом жуёт, глотает. Как он глотает, так это вообще можно смотреть бесконечно. Это что же теперь, его только мясом кормить? И не жалко мяса, но… или Сюэ Ян прав, и ему по крови нужна другая еда? Он перевёл взгляд на саблю. Теперь Бася не отзывалась ему таким жаром. Интересно, почему? Он сделал всё, что сабля от него ждала, и теперь всё? Инь Цзянь наконец перестал кусать губы, молча налил ему чай. — Другое дело, — удовлетворённо отметил он. — Ну что же, как теперь самочувствие? *** — Угу, — он кивнул, проглотил кусок и посмотрел на Инь Цзяня, прищурился. — Если я не вспомню, то как? Буду жить без имени и не знать, кто здесь повар? — Он усмехнулся и отправил в рот еще один кусок. — Тогда назовите меня как-нибудь... ммм... как-нибудь кроме «дисциплинированный пациент». Он все доел и оставил миску на подносе вместе с палочками. Стало лучше, сильно лучше. Теперь надо встать, и тогда нужна будет нормальная ванна, баня, что угодно. — Передайте, — он сказал это тише. — Отличный повар — это важно. Чай стал прекрасным завершением трапезы, он пил его не торопясь, нарочно проверяя себя на прочность, насколько долго он может ждать. И не повернул головы, пока не допил всю чашку. — Нормально. Все нормально. Идите. *** — А если вы не вспомните, я приду в ярость, и начну вас лечить тяжёлыми методами, — задумчиво протянул Инь Цзянь таким голосом, каким обычно говорят «пирожков приготовлю». — И заставлю вас вспомнить. А потом с удовольствием буду называть вас по имени. Он убрал поднос и подушку с колен, немного беспокоясь о том, что вот же сабля, вот она лежит, почему он не смотрит? — Я передам. Он не повар, в Байсюэ просто принято готовить по очереди. Но вы готовить не будете до тех пор, пока вам не разрешит лекарь. А я не разрешаю. Инь Цзянь забрал чашку, помедлил, и с досадой укорил себя за непонятливость. — Я унесу посуду, но скоро вернусь. А если я буду нужен срочно, стоит только позвать. Наверное, это по-своему интимный момент, и вполне понятно желание Не Минцзюэ пообщаться со своей саблей наедине, без врачебного надзора. А он тут торчит, как целебная нашлёпка на всё доступное внимание. Неделикатно… Инь Цзянь унёс посуду, передал Сюэ Яну комплименты и признал, что он был прав — стоило видеть, как от гордости расфуфырился этот невыносимый. Инь Цзянь сам поел мяса, признавая, что это вкусно, но всё-таки это тяжёлая еда. Не лечебная. Но Минцзюэ выглядел таким довольным и умиротворённым… Он поделился радостью, что пациент уже сумел сесть и поесть, со смехом рассказал брату, что Не Минцзюэ прямо заявил, что он плохо лечит и плохо готовит, и с некоторым удивлением поднял брови, когда Сюэ Ян изъявил желание пойти и оттяпать одну дурную башку заново. Он не понял почему, и вернулся в лечебницу, остановившись перед приоткрытой дверью. Прислушался, пытаясь понять, можно входить, или ещё не пора. Инь Цзянь не хотел входить невовремя, и пришёл к выводу, что если не сегодня, то буквально в ближайшее время нужно будет обеспечить Не Минцзюэ личного пространства. *** — Лучше заставь меня встать, — буркнул он. Имени не дождется, никакого. Ясно. Сун Лань, значит, обещал со всеми познакомить, но, может, он такой патриарх, что тут все решает лекарь с цветами в волосах? Бровь изогнулась, но тут же лицо снова стало суровым, потому что Инь Цзянь не дал задать вопрос, а сразу на него и ответил. — И не надо. Я плохой повар. Придется лечить всех от этого... несварения? — Он не был уверен, что это так называется, когда даже в туалет сходить нельзя. Шаги стихли, хотя доктор и так тихо ходил, кто его знает, может стоит там с посудой? Или уже без. Это оказалось непросто. Не броситься, а спокойно повернуть голову, посмотреть, увидеть, как переливается глухим металлическим светом рукоять. Красивая. Действительно, красивая... Он сжал пальцы на рукояти, поднял оружие и устроил клинком на второй ладони. Вот почему «она» — это не меч, это сабля. Тяжелая и суровая в своей красоте, но в то же время с таким интересным узором. И вот она — та самая маска, те яростные глаза, пасть, как та, что сон за сном впивалась в плечо. Почему же то, что принадлежит ему, причиняет боль? Ведь это явно его знак. — Как же тебя зовут? — вопрос прозвучал почти неслышно. Он повел пальцами по лезвию, которое лежало плашмя, и в какой-то момент сознательно скользнул подушечкой по острому краю. Яркая тончайшая боль проявилась раньше алого следа, и вместе с ним по шее полоснуло, словно ножом. Инстинкт заставил схватиться, прислонить ладонь к горлу, распахнуть глаза, но взгляда от сабли он не отвел. Откуда это? Почему его оружие хочет причинить ему боль? И почему — так тонко? Как прикосновение. Как... напоминание. Он улыбнулся и вернул руку к сабле, оставляя на ней кровавый отпечаток пальца. И увидел, как этот странный узор растворяется, поглощенный металлом. *** Инь Цзянь ждал достаточно долго. Насколько хватило его деликатности, а у него был неплохой запас. Правда, он внимательно прислушивался и почти не дышал, но не услышал ничего настораживающего. И наконец вернулся, обнаружив Не Минцзюэ за тесным общением с Басей. Ему немалых трудов стоило сдержаться и не кинуться сразу, потому что красные капли он увидел… пожалуй, нет. Сначала почувствовал запах, потом увидел каплю на одеяле и тонкий красный росчерк на шее. Нет, не кинулся. Строго поджал губы, наклонился к шее Минцзюэ, стёр кровавый след, успокоено кивнул, взял за руку, посмотрел на порез и не стал его трогать. Это не опасно. Захотелось ему… ээээ… что именно он сделал, Инь Цзянь не понял. Может все так делают? Нужно спросить у брата, зачем это происходит и обязательно ли нужно резаться собственным мечом. — Встать я вас заставлю, это точно, — спокойно припечатал Инь Цзянь, разбирая подушечный завал за спиной Минцзюэ. — Вижу, что можете посидеть ещё, поэтому я пока займусь вашей спиной, а потом нужно будет лечь. И пока вы будете отдыхать, я… пожалуй, я ещё не очень понимаю, как лучше, но вы достаточно оправились, чтобы желать уединения и личной комнаты. Сегодня я ещё побуду с вами, а завтра уберу этот стол и буду работать отдельно. Он аккуратно и слабо выглаживал спину Не Минцзюэ, постепенно усиливая давление, промял плечи, сильно растёр кожу на спине, а потом честно, как обещал, пустил в ход ногти. Когда до изнеможения належишься, почесать спину это отдельное удовольствие. Какая мощная спина, однако. — Если делаю не то, и не так, сразу говорите, — Инь Цзянь хмыкнул, понимая, что этот скажет даже если он не попросит. — У меня есть гребень. Расчесать волосы? *** Она отзывалась, она точно отозвалась, слабо, едва заметно, но все-таки этого хватило, чтобы в горле пересохло, а сердце лихорадочно забилось. Доктор пришел как раз вовремя, чтобы можно было сохранить это ощущение нового и знакомого одновременно, закрыть его в душе, не показать радости. — Нормально. Все нормально, — подсевшим голосом сказал он и выдохнул. Пальцы все-таки дрожали, и чтобы Инь Цзянь не принялся сейчас же о нем заботиться, трогать запястье (как будто незаметно, но на самом деле он давно распознал этот секретный маневр), он сжал пальцы в кулак. Спина. Да. Спина, точно. Как все-таки такие тонкие пальцы умеют быть такими сильными? Очень коварная магия какая-то. Не захочешь — и то поддашься. Мышцы стали слушаться этих пальцев, и в первый раз массаж оказался не просто нужным, а приятным. Кожа принимала эти движения, легкое царапанье, спина наконец-то стала нормальной, его живой спиной. — Спасибо, — сказал он то ли про спину, то ли про это внезапное разрешение быть одному. — У вас есть тут комната? Она ведь рядом, верно? — задумчивый долгий выдох. — Еще плечи. И да, расчеши. Один раз можно, пусть. Потом будет сам. А глаза уже закрывались, хотелось почему-то спать. *** — Конечно, моя комната рядом, — Инь Цзянь улыбался, раз уж его никто не видит, всерьёз мял плечи Минцзюэ, раз уж ему понравилось, попутно тщательно прощупал плечевые суставы, оценил связки и сухожилия, остался полностью довольным. Но что главнее всего — шея сзади. И позвоночник точно сросся хорошо и правильно, остаточные боли — неизбежная плата за невозможное. Но и их тоже получится убрать, у боли нет шансов. — Просто я редко в неё попадаю. Меня оттуда трудно добыть, — он иронично улыбнулся, протирая шею, плечи и спину Не Минцзюэ лёгким травяным настоем, потом взял гребень и начал распутывать его волосы, расчёсывать длинные пряди, и не унялся до тех пор, пока не остался полностью удовлетворён результатом. Он быстро сменил подушку на свежую — приятно будет ложиться — и осторожно потянул Не Минцзюэ, чтобы лёг. Придержал ладонью под затылок, помня главное правило: стоит только расслабиться и забыть об осторожности, как обязательно влезет досадная случайность. — Оружие оставить? — Инь Цзянь не очень одобрял вооружённого пациента, у которого теперь достаточно сил, чтобы взмахом сабли спросонок уничтожить собственного лекаря. Но не отнимать же у него силой, в самом деле. Ещё почувствует себя заключённым, а подозрения у людей такого сорта могут выливаться в весьма разрушительные последствия. Инь Цзянь только надеялся, что в этот раз Не Минцзюэ перейдёт через свой загадочный мост… или хотя бы выспится без кошмаров. Сегодня был плодотворный день, и он тоже заслужил немного отдыха. *** *** *** Сычжуй получил достаточно времени, чтобы успокоиться, по несколько раз затвердить всё нужное, умолчать о ненужном. По дороге он ловил себя на том, что бормочет себе под нос всё, что должен сказать, а это уже признак душевного смятения. Но что Чжи Чуань согласился отправиться с ним, давало надежду, что он справится. Становилось тяжело — и он получал безусловную поддержку, от этого становилось легче. — Как же… сильно Облачные Глубины отличаются от Байсюэ, — тихо проговорил Лань Сычжуй, поднимаясь по тропе, раскланиваясь на входе с адептами. С ним здоровались, он чувствовал, что ему рады, и старался хотя бы не оглядываться поминутно на Чжи Чуаня. — Цзэу-цзюнь сейчас занят, он беседует с главой клана Не. — О, конечно мы подождём, — Сычжуй вежливо поклонился, улыбнулся и провёл Чжи Чуаня к небольшому пруду с лотосами, и лишь там позволил себе немного паники шёпотом. — Здесь его брат. Здесь его брат! Чжи-лаоши, я не смогу смотреть ему в глаза, я ведь не смогу! — Лань Сычжуй. От мягкого голоса Лань Сичэня за спиной Сычжуй едва не умер на месте. Он взволнованно поправил лобную ленту, проверил правильно ли лежат рукава и обернулся, тут же склоняясь в идеальном поклоне и глядя в землю. На ноги. Две пары ног. Сычжуй узнал край одеяний Лань Сичэня, храбро улыбнулся и выпрямился. — Цзэу-цзюнь… Глава клана Не… Это даочжан Чжи Чуань, старший адепт Байсюэ. Мы принесли письмо от даочжана Сун Ланя. Сердце колотилось как бешеное, и едва ли не впервые ему стало удушающее жарко в обычно прохладных Облачных Глубинах. *** Чжи Чуань страшно волновался, но изо всех сил держался, чтобы не подвести Лань Сычжуя. Он вежливо здоровался, следил за собой, чтобы не глазеть неприлично по сторонам. Но как же тут красиво! — Очень отличаются, — с тихим восхищением согласился Вэньжчун. Байсюэ тоже красив, но то совершенно другая красота. Он смотрел на все это, словно оказался вообще в другом мире. Все-таки он какой-то... дикий. Столько лет в Хэй — это объяснимо, но почему же в юности он никогда не стремился в легендарные Облачные Глубины? Украл у себя такое... — Лань Сычжуй, — Чжи Чуань не посмел коснуться даже рукава юноши здесь, в Гусу, все свое участие и уверенность он вложил в голос, хотел сказать, что Лань Сычжуй справится, но не успел. Вот где уверенность! Словно выточенная из самого драгоценного нефрита она стояла перед ними и звучала в этом голосе. Чжи Чуань был так впечатлен, что немного опоздал с поклоном, но все-таки поклонился идеально. — Здравствуйте. Для ученика Байсюэ невероятная честь быть здесь и познакомиться с вами, Лань Сичэнь. Глава клана Не, — он отдельно поклонился и ему. — Рад вас приветствовать. Встреча с Лань Сичэнем оправдала надежды, Не Хуайсан с каждым днем, проведенным в Облачных Глубинах, обретал столь необходимые спокойствие и уверенность. Только с ним воспоминания о брате приносили пусть и грустные, но улыбки, а жесткая решимость сменялась уверенностью, что его план будет осуществлен. Он как раз собирался поговорить о следующей стадии своего обучения, когда пришла неожиданная весть. Мог ли он помешать такой радости?! Не Хуайсан вышел вслед за Лань Сичэнем и с интересом смотрел не на адепта в белых одеждах, а на мужчину в широком темном ханьфу. Рядом с хрупкой фигурой юноши он казался еще мощнее. Отступив на почтительный шаг от Первого Нефрита, Не Хуайсан в поклоне принял должные приветствия и поднял взгляд первым, когда юноша в белом еще стоял в идеальном поклоне. И опять бросилась в глаза эта разница. Четкая, выверенная безупречная поза даочжана. Выученная, как у Сун Ланя, которого он помнил. Поклон Байсюэ... Не Хуайсан улыбнулся про себя этой мысли. А вот Лань Сычжуй держался так, что нельзя было на самом деле сказать «держался», не то слово, неправильное. Юноша жил в этом движении, как будто никогда не учил его, как будто оно просто было его естественной природой. Не Хуайсан ответил на это уже не скрытой улыбкой, а вежливой, но настоящей. *** Облачные Глубины действительно казались щемящее прекрасными, но вот именно сейчас Сычжуй почему-то видел не только результат, но и сколько усилий прилагалось людьми для обеспечения этой красоты. Почему он видел это именно сейчас, стоя перед Лань Сичэнем, он не смог бы объяснить даже себе. Это же надо было до такой степени оказаться невезучим, чтобы сразу напороться на главу клана Не! Сычжуй не боялся его самого, он никогда не слышал ничего порочащего о Не Хуайсане, он всегда был неизменно вежливым и приятным человеком, но стоять перед ним с такой огромной тайной и вынужденно молчать оказалось почему-то вдвойне сложно. Особенно когда он так тепло улыбнулся. — Нам не стоило прерывать, — начал было Сычжуй. — Стоило, — Лань Сичэнь одобрительно прикрыл глаза веками, от него струилось спокойствие, словно благотворными волнами охватывая всех, кто стоял рядом. — И очень хорошо, Лань Сычжуй, что вы поспешили. День-другой, и мы просто разминулись бы, потому что я собирался нанести визит в Байсюэ. Вы с Лань Цзинъи долго отсутствовали, я тревожился. Только этого не хватало! Сычжуй с жаром благословил лобную ленту, которая помогала держать себя в руках, клановые белые одежды — их роль нельзя преуменьшать! — а Чжи Чуань буквально держал его мятущуюся совесть в ладонях, успокаивая и придерживая. Так нужно. Так действительно нужно, нельзя просто взять и ляпнуть человеку в лицо правду, особенно если эта правда может сломать тщательно возводимый мир. — Патриарх Байсюэ велел передать вам письмо, — Лань Сычжуй снова согнулся в поклоне, почтительно подал письмо, удерживая его на сложенных вместе раскрытых ладонях. — Мне очень приятно видеть, что в Байсюэ большое внимание уделяют воспитанию и манерам, — отметил Лань Сичэнь. — Не то чтобы я полагал, что вы будете целыми днями лазить по деревьям и удить рыбу, но… но я всё же надеюсь, что вы разумно сочетали занятии с отдыхом. Ох, они сочетали… они так сочетали, особенно Цзинъи просто первый сочетатель! Сычжуй благонравно приподнял уголки губ, прикрыл глаза на миг, словно кивнул. — Прошу, — Лань Сичэнь увёл всех, и письмо развернул, когда всем налили чай. — Лань Сычжуй, пожалуйста, успокойся и присядь. Я понимаю, что раньше чай наливал ты, но сейчас у тебя несколько иной статус, и ты ему успешно соответствуешь. Лань Сичэнь вёл себя безукоризненно, но Сычжуй видел, что он внимательно изучает Чжи Чуаня, оценивая до минимального жеста и взгляда его поведение, как будто взвешивал, можно ли доверять ему воспитание адептов Гусу, и явно одобрял то, что видел. Сам он, оказавшись за одним столом с главой клана Не, старался не попасть в неловкое положение, когда так боишься себя выдать, что избегаешь взгляда, или напротив, так опасаешься подозрительно не смотреть, что принимаешься таращиться. Сычжуй деликатно поднёс к губам чашку, беззвучно поставил на стол и почтительно ждал, пока Лань Сичэнь прочтёт письмо. *** — Мы затянули с визитом, прошу у вас прощения, — Чжи Чуань чуть склонил голову. — Уверяю вас, патриарх хорошо понимал, что просто писем недостаточно и наша просьба по возможности продлить пребывание адептов Гусу в Байсюэ обязательно должна быть озвучена лично. Не Хуайсан наблюдал за молодым адептом и даочжаном со сдержанным любопытством. Он сел напротив, привычно раскрыл веер и закрыл после нескольких размеренных движений как раз когда принесли чай. Лань Сычжуй волнуется, это видно, хотя юноша и невероятно старается не выдать своих чувств. Очаровательная искренность. — Простите мою неосведомленность, но тем радостнее ее развеять, — Хуайсан дождался, пока Лань Сичэнь дочитает письмо и обратился к даочжану. — Я полагал, что в Байсюэ остался в живых лишь Сун Лань. Как хорошо, что у него есть соратник и брат. Чжи Чуань аккуратно держал чашку и очень тактично наблюдал за собеседниками. — Увы, я долгие годы провел вдали от Байсюэ, — Вэньчжун посмотрел на собственные руки, как человек, для которого воспоминания и сожаление по-прежнему тяжелы. Не Хуайсан тут же заметил это и смутился: — Простите, я не хотел... — Нет-нет, — Чжи Чуань мягко улыбнулся и посмотрел на Лань Сичэня. — Ваша поддержка была так важна для Сун Ланя в тот момент, и мне сложно выразить мою признательность. Я не знал о том, что произошло, меня не было там в тот ужасный день. Мой брат остался совсем один со своим горем и ... — Чжи Чуань вздохнул, понимая, что объяснять даже не нужно. — Лань Сычжуй и Лань Цзинъи стали для него и для Байсюэ настоящей опорой в это трудное время. Да и для меня, признаться, тоже. Знаете ... мы всегда думали, что ученики Байсюэ готовы к самым сложным испытаниям, но мы оказались уязвимы перед отчаянием, — Чжи Чуань с искренней благодарностью посмотрел на Лань Сычжуя. — Ученики Облачных Глубин — удивительный пример смелости и твёрдости духа. Захочешь отчаяться, и ничего не получится. Он улыбнулся Лань Сичэню и аккуратно поднял чашку снова. *** Как младший, Лань Сычжуй разумно помалкивал и не влезал в разговоры, в который раз про себя радуясь, что Чжи Чуань с ним. Он так спокойно разговаривал, с таким достоинством, и Лань Сичэнь уважительно слушал! Сычжуй чувствовал, как его постепенно отпускает нервозность, едва перевёл дыхание и запил панику чаем, как Чжи Чуань вдруг принялся расточать похвалы ему и Цзинъи, причём с такой искренностью… впору попросить его замолчать, но как, как?! Дышать стало трудно, Сычжуй почувствовал как удушающий жар ползёт по шее, окунает лицо в горячее, и даже уши начинают полыхать. Он поймал себя на том, что завидует Не Хуайсану — у него в руке был веер, такая удобная вещь, можно спрятать за ним своё смущение. Лань Сичэнь с мягкой улыбкой наблюдал за этим смущением, задумчиво пил чай мелкими глотками. Письмо было составлено идеально, очень вежливо. Молодого адепта не отпустили в одиночку, и сопровождение не для проформы. Чувствуется забота. — Байсюэ уже начал принимать молодых учеников? — любезно осведомился Лань Сичэнь, подчёркнуто не замечая отчаянно покрасневшее лицо Сычжуя. Действительно, в Гусу не принято так прямо нахваливать воспитанников. Сычжуй нашёл куда безопасно смотреть — на веер Не Хуайсана, изящная роспись, идеальный веер. Правда он случайно поднял взгляд выше и наткнулся на загадочные блестящие глаза. Прикрывать лицо рукавом — это слишком откровенно. Сычжуй только упрямо подумал, что Чжи-лаоши слишком к нему добр, и с горем пополам сообразил, что вопрос пока был не к нему. Он не мог не смотреть на Не Хуайсана. Особенно на руки. Сычжуй помнил, какие руки у Не Минцзюэ, и какая фигура, и какое лицо… и… его брат был совсем другим! Как же ему хотелось осторожно взять в ладони его руки, утешающее сжать пальцами и сказать: «Ваш брат жив, он в Байсюэ!»… нельзя. Пока это рано. Ведь Не Хуайсана будет просто не остановить, а Не Минцзюэ его не помнит. Горько будет обоим! Сычжуй молчал, но эти мысли по крайней мере позволили ему перестать заливаться таким удушающим румянцем. И нужно прекратить кусать губы! И руки прилично сложить. Он тут, вообще-то, по делу, и нужно ещё возвращаться обратно в Байсюэ! *** Не Хуайсан слушал про такого удивительного молодого человека и отмечал, что у Лань Сычжуя есть и еще одно достоинство. Исключительная скромность. Сейчас она ярко расцвечивала нежную кожу пятнами смущения, как будто кто-то окунул кисть в воду, потом взял каплю алого и нарисовал это смущение на юноше, как на чистой белой бумаге. Красиво. Он медленно прикрыл веки, как будто этот случайный взгляд Лань Сычжуя можно было так поймать, сложил веер изящным движением, снова взял чашку, и улыбнулся, касаясь губами края, так понимающе, будто бы сам всю жизнь страдал от таких вот неловких ситуаций, когда взрослые хвалят, а ты краснеешь. Не Хуайсан с трудом сдержался, чтоб не подмигнуть. У него-то как раз такого не было вовсе, ну и что? Можно наблюдать за этим очаровательным смущением молодого адепта. — Пока нет, — ответил Чжи Чуань. — Мы уже много сделали, наверное, даже готовы, — он на мгновение задумался. — Думаю да, но пока как-то не случилось. Он вдруг подумал, что можно быть готовым, можно снова восстановить репутацию храма воинов, которые по-прежнему идут по пути самосовершенствования и помощи людям, но откуда взять учеников, если они не придут сами? Не вешать же объявление в ближайшем городе. *** Лань Сычжуй кожей чувствовал, что время истекает, пора раскланиваться. Он ещё хотел навестить Второго Нефрита и познакомить его с Чжи Чуанем, и он всё-таки спросил: — А Ханьгуан-цзюнь… Я бы хотел с ним увидеться. — Он у себя. Я думаю, что он будет рад тебя видеть, — Лань Сичэнь тепло улыбнулся и поднял взгляд выше, и в этот момент Лань Сычжуй вдруг увидел, как его глаза озарились внутренним светом. В них плеснула тёплая привязанность. За спиной шуршали шелка, но оглядываться было неприлично. — Ах, я так бесцеремонно вторгаюсь, — мягкий шёлковый голос Цзинь Гуанъяо над головой неожиданно швырнул Сычжуя в холод, даже кончики пальцев заледенели. Он только что погибал от жары, а сейчас если бы не сжал зубы, они может даже начали бы постукивать. Началась церемония приветствий и представлений, Сычжуй заморожено встал, внутренне увязал себя в страшный стальной узел, безукоризненно кланялся, прославляя свой ранг молодого адепта, который позволял почтительно смотреть в пол. А Цзинь Гуанъяо приятно улыбался, знакомился с Чжи Чуанем, с энтузиазмом подхватил возможность воспитания молодых заклинателей и задумчиво протянул: — Ох… Цзэу-цзюнь, не составишь ли мне протекцию? Замолви словечко, эргэ, за моего племянника. Я питаю надежды, что воспитание прославленного Байсюэ благотворно скажется на его нраве. Сычжуй только отчаянно изображал мягкую благожелательную улыбку, мечтая сбежать. Конечно, с Цзинь Лином они дружили, и действительно в Байсюэ ему было бы… нет, сначала невыносимо, а потом действительно хорошо, но это слишком рискованно! И в то же время мягкая просьба со стороны Верховного заклинателя — это прямой приказ, что бы там ни воображали наивные, и если сейчас Лань Сичэнь согласится, это двойной приказ, который невозможно повернуть вспять! Нет такого способа! — Жизнь в Байсюэ… аскетична, — эта осторожная попытка избежать эдакого подарка стоила Сычжую очень дорого, но он должен был попытаться! Сычжуй в поисках поддержки кивнул Не Хуайсану, ведь он с таким пониманием ему улыбался. Он же глава клана, и может поддержать его, что отпрыску Цзиней будет сложно в суровых условиях! — Так это же замечательно, и очень полезно для воспитания характера, — Цзинь Гуанъяо таким радостным тоном это озвучил, что Сычжуй случайно повернул голову, посмотрел ему в глаза и ощутил, как его охватывает страх. Настоящий страх, липкий, безнадёжный, лишающий сил. Верховный лучился доброжелательной благонадёжностью! Точно с таким же выражением лица он наклонялся над Сюэ Яном там, в подземелье, когда резал его на кусочки! Сычжуй же всё видел, он был там! А сейчас, как попавший в паучью сеть, окружённый главами трёх могущественных кланов, он не мог найти способа сбежать. *** Еще до того, как Вэньчжуна представили новому гостю, он понял, кто это. О да, все верно! Если бы его не предупредили, не было бы ни единого шанса не попасть под обаяние этой улыбки, взгляда, голоса. Но Лань Сычжуй! Чжи Чуань, безусловно, не знал юношу так же хорошо, как Лань Сичэнь, но все-таки увидел, как напряглась спина и даже тонкая жилка на шее. Как же хорошо, что Лань Сичэнь смотрит на Цзинь Гуанъяо! Чжи Чуань никак не мог помочь Сычжую, но хуже, — что он никак не мог помочь себе. Его предупреждали о том, как опасен Мэн Яо, но Вэньчжун сам с удовольствием загнал себя в ловушку, сказав Лань Сичэню, что Байсюэ готов принять учеников. Кто его тянул за язык? Просто вопрос и просто ответ обернулись скользким подводным камнем, и теперь адепт Байсюэ не мог отступить и сказать, что нет, они не готовы принимать учеников. Как это будет выглядеть? Чжи Чуань сдержанно улыбнулся, все, что он мог сейчас сделать, — это сохранять невозмутимость и уверенность. — Аскетична? — Не Хуайсан улыбнулся и веер в его руке раскрылся. Он не рассмеялся — за него это сделал изящный аксессуар, несколько быстрых взмахов. — Лань Сычжуй, это весьма деликатное утверждение, не так ли, даочжан Чжи Чуань? О... не поймите меня неправильно... Чжи Чуань ответил понимающим взглядом, разве можно обидеться на человека, который улыбается с такой легкостью и добротой? — Мы все помним даочжана Сун Ланя. Полагаю, аскетизм — не совсем верное слово. Суровый аскетизм — вот точнее, — пояснил Хуайсан и склонил голову к плечу, снова взмахнул веером. — Быть может, Цзинь Лину лучше начать с суровости мягкой? Как в Цинхэ. Он тихо засмеялся. Никто не поверит, что с его правлением в Цинхэ есть хоть какая-то суровость, но попробовать стоило. Потому что дать Мэн Яо в руки повод являться в Байсюэ под предлогом навестить племянника — не то чтобы Не Хуайсану было дело, но... да просто так. — Скажите, даочжан Чжи Чуань, а есть ли в Байсюэ правила насчет воспитанников, которых отправили туда из отчего дома? — веер только что прикрывал лицо, но теперь сложился с тихим шорохом и постукивал по ладони. — Увы, — Чжи Чуань с сожалением наклонил голову, соглашаясь с некоторой чрезмерностью правил Байсюэ. — Вынужден признать, что в Байсюэ есть такое правило. В течение нескольких месяцев адептов не навещают в монастыре. Дело в том, что в Байсюэ всегда было много сирот, и правило преследует простое стремление к равенству учеников и стремление к сосредоточенности. Пока патриарх не сочтет, что адепт готов сам отправиться в ближайший город для встречи с родными, он оставался в Байсюэ, — Чжи Чуань развел руками в знак понимания, что правило устарело, но традиция есть традиция. — Когда-то в окрестностях монастыря было неспокойно. — О! — Воскликнул Не Хуайсан, хлопнул ресницами и лукаво посмотрел на Цзинь Гуанъяо. — Быть может, не стоит так торопиться? *** Получив помощь Не Хуайсана, Сычжуй немного выдохнул. Он бы так не сумел, не хватило бы талантов. Не Хуайсан так непринуждённо вступил в разговор, вывернул всё в такую неожиданную сторону, что Сычжуй с признательностью подумал, что может быть он и прав? Почему обязательно Байсюэ? Если Цзинь Лин отправится в Цинхэ, может это ещё и лучше! — Разве я проявляю неприличную поспешность? Полно, разумный человек сначала всё узнает, а потом уже что-то делает, — Цзинь Гуанъяо ласково рассмеялся. — Ах, какой справедливый обычай в Байсюэ… и какой неудобный. И никаких исключений? — Я думаю, — сдержанно подал голос Сычжуй, сопровождая высказывание собственного мнения церемонным поклоном. — Что если правило создано специально для устранения несправедливости, его нельзя нарушать… это ведь нарушит принцип справедливости. Прошу простить меня за смелость… Он лихорадочно облизал губы, снова выпрямился. А что, если так и нужно?! Что если Цзинь Лин в Байсюэ на несколько месяцев гарантирует, что Цзинь Гуанъяо не сможет нагрянуть и свалиться как снег на голову, ему придётся соблюдать правило, иначе какой же он Верховный Заклинатель, если походя нарушает правила? Искушение немедленно сделать так, чтобы Цзинь Лин попал в Байсюэ, заставляло мысли лихорадочно метаться. Но разве в этом случае он не использует своего друга? Вслепую, весьма цинично… А это недопустимо. — С вашего позволения, мне следует вас оставить, — Сычжуй снова поклонился. — Ступай, конечно, — Лань Сичэнь с удовольствием отпустил его. — Ханьгуан-цзюнь будет очень рад. — Чжи-лаоши, пойдёмте. Я покажу вам Облачные Глубины, — Сычжуй умудрился без неприличной поспешности раскланяться ещё несчётное количество раз. Лань Сичень заверил, что ближе к вечеру напишет ответ для патриарха Сун Ланя, полностью поручил гостя заботам Сычжуя. Да, глав кланов следовало оставить наедине. Сычжуй соблюдал приличия, пока его мог видеть хоть кто-нибудь. Хорошо поставленным голосом рассказывал Чжи Чуаню всё, что мог, показал стену правил, провёл Чжи Чуаня между прекрасными и пустынными павильонами, довёл до берега ручья, жадно напился ледяной воды, зачёрпывая ладонями, сел на камень и прижал мокрую ладонь к пылающему лбу. — Я думал, что не выживу… Его трясло и подташнивало, Сычжуй прикрыл рот ладонью и обморочно прикрыл глаза. Он чувствовал себя отравленным и замученным, страх так и не прошёл. — Я не смогу вернуться и жить здесь, — с ужасом проговорил он, вздрагивая всем телом. — Невозможно жить в постоянном непроходящем страхе… Хочу в Байсюэ… *** — Увы. Никаких, — уверенно и в то же время тактично сказал Чжи Чуань. Неужели получилось? Надо будет не забыть сообщить о новом правиле патриарху. Не Хуайсан проводил гостей довольным взглядом из-под веера и тут же как будто забыл о них, занимая Мэн Яо последними новостями из Цинхэ, главной из которых было потрясающее спокойствие последних месяцев. Главная новость — что ничего нового. Чжи Чуань слушал со всем вниманием, как будто и правда ничего важнее красот Облачных Глубин и не могло быть. И только когда Лань Сычжуй сел у ручья, выдохнул. — Прости мне мою оплошность. Надеюсь только, что удастся избежать последствий. — Он сел рядом и окунул пальцы в воду. — Ну что ты. Ты держался невероятно собранно и достойно, старший адепт Лань Сычжуй. Позвольте вами восхититься. — Вэньчжун улыбнулся. — Иди. Я подожду тебя, немного погуляю. Они попрощались с Лань Сичэнем и главами кланов вечером. — Я очень рад нашему знакомству. — Не Хуайсан безукоризненно поклонился, скрыв за сложенными ладонями внимательный взгляд на юного адепта, и выпрямился. — Приглашаю вас как-нибудь навестить меня в Цинхэ. Лань Сычжуй, буду рад продемонстрировать свои скромные умения игры на гуцине. Говорят, вы в этом достигли настоящего искусства. Они всеми силами сдерживались, чтобы не проявить излишнюю торопливость. Только на удалении от Гусу оба встали на мечи и рванули в Байсюэ как к спасению. Даже отдыхом хоть и не пренебрегали, но исключительно в рамках необходимости. — Цзэу-цзюнь прислал ответ, — сообщил Чжи Чуань, письмо, конечно, хранил Лань Сычжуй. Вэньчжун изложил подробности визита, не помышляя даже скрывать разговор о племяннике Верховного. *** Старший адепт Лань Сычжуй ни капельки не чувствовал себя старшим. Да и адептом тоже. Ему хотелось лечь пластом и не шевелиться. Подумать только общение с главами кланов оказалось до такой степени изнурительным! Сычжуй чувствовал себя так, будто его неделю жевали лютые мертвецы. — Какую оплошность? Я тут без вас точно ударился бы в страшную панику. Конечно, я и так, но без поддержки… Как всё-таки молодой глава клана Не сильно отличается от своего брата, это так бросается в глаза. Ближе к вечеру, когда Сычжуй нашёл Чжи Чуаня, он уже не выглядел как затравленный. Всё-таки общение со Вторым нефритом хорошо ставило на место разгулявшиеся нервы, ему стало спокойнее. Это было похоже на длительную медитацию, когда вокруг тишина, но даже кожей ощущается доброжелательное внимание. Лань Сычжуй нежно любил своего названного отца, понимая его без слов. Может быть не всё понимая, но он очень старался. Хотя сдержать облегчения, что пора отправляться в обратную дорогу, не мог. Его топило нетерпение, но приличия нужно было соблюдать до последнего. И приглашение в Цинхэ он воспринял с осторожной благодарностью, не упустив персонального обращения к себе лично. Сычжуй так же вежливо склонился, сложив руки перед собой. — Благодарю за приглашение, глава клана Не. Я много читал о Цинхэ, — он вовремя прикусил язык, пока из вежливости не надавал обещаний, которые будет обязан выполнить. Сычжуй ещё порассыпался в любезностях… ему было спокойнее больше говорить Лань Сичэню и Не Хуайсану, чем в ласковые глаза Цзинь Гуанъяо, от страха он так и не отделался. — И всё-таки не забудьте о моём племяннике, — весело напомнил Верховный Заклинатель, как будто отравленную стрелу вслед пустил. Сычжуй на первом же привале выдал серию облегчённых вздохов, что это закончилось. Он и думать не мог, что визит в Гусу так его вымотает. Равно как и не подозревал, что так обрадуется, увидев Байсюэ. Он на автомате выполнил весь церемониал передачи письма перед Сун Ланем — со всеми полагающимися поклонами, подходами, точно выверенными застывшими позами. Сюэ Ян смотрел на это, неудержимо впадая в совершеннейший восторг, и под конец даже несолидно взвизгнул, разбивая вдребезги этот официоз. — Сычжуй, ты там надышался, что ли? А ещё раз так сделай? Ну прости, прости. Ну это просто… — Сюэ Ян разразился хохотом. — Вы голодные? Он сыпал вопросами, а потом очень аккуратно притих, слушая рассказ о Не Хуайсане и о появлении Верховного. — Глупости, его племянник ещё слишком мелкий, чтобы… эээ… — Сюэ Ян посчитал, загибая пальцы, удивлённо уставился на Сычжуя, и ойкнул, потому что Цзинъи ткнул его пальцем под ребро. — Цзинь Лин наш ровесник, он уже давно не мелкий, — Цзинъи задумчиво покусал губы. — И он, конечно заноза в заднице. Это если занозу сделать золотой и украсить драгоценностями, то вот получится как раз А-Лин. Но он не злой. Я бы его спрятал от его дядюшки и подальше. Лучше бы он в Пристани Лотоса жил… — Но вот это правило, я о нём не знал, — спохватился Сычжуй. — Что родственникам нельзя навещать молодых адептов несколько месяцев. Честно, я даже подло подумал, что Цзинь Лин в Байсюэ — законная гарантия, запрещающая Цзинь Гуанъяо переступать порог. Хотя, конечно, глава клана Не сразу предложил воспитывать его в Цинхэ, где не так сурово, как в Байсюэ, — он удивлённо поднял взгляд на Сун Ланя. — В Цинхэ действительно не сурово?