Затмение

— А-Ян, — строго одернул Сун Лань как маленького брата и сразу при всех открыл письмо. Прочел, и как-то сразу стало спокойнее. Лани остаются, у них у всех появилась отсрочка. И еще даочжан понял, как же он переживал, что увидит в письме просьбу отправить Цзинъи домой. — Нет такого правила. Точнее, не было, теперь есть. Надеюсь, что Цзинь Гуанъяо все же не станет так нагло нарушать общие приличия, соизмеряя цели и средства, — Сун Лань улыбнулся Сычжую и коротко обнял его, посмотрел на Чжи Чуаня. — Спасибо вам. Вы выиграли для нас бесценное время. Лань Сычжуй, не пренебрегай трапезой и отдыхом, сегодня у тебя самое важное дело — отдыхать. А-И, проследи. Даочжан не собирался пренебречь просьбой Лань Сичэня, который слишком хорошо знает своих юных учеников. Конечно, Сычжуй совсем не отдыхает и эта привычка явно не в Байсюэ появилась, неудивительно, что Цзэу-цзюнь просит проследить, чтобы мальчик хотя бы иногда отдыхал. — В Цинхэ? Боюсь, вся настоящая суровость Цинхэ сейчас в нашей лечебнице. Однако если подумать, Не Хуайсан, кажется, вполне успешно управляет кланом? Значит, ему как-то удалось найти правильный подход к людям Цинхэ. Впрочем, — он посмотрел на Лань Сычжуя очень серьезно. — Нет сейчас суровее места, чем Байсюэ. Все, кто здесь с дороги пренебрегает отдыхом, наказываются безжалостным бездельем. На три дня. Он улыбнулся и кивнул обоим героическим преодолителям явления Верховного на дверь трапезной. — Мне не нравится сам факт внимания Мэн Яо к Байсюэ, — даочжан задумчиво хмурясь смотрел на Сюэ Яна и Сяо Синчэня. — Племянник? Это как-то странно. Может, я преувеличиваю, и он сказал это просто так, но А-Ян, Синчэнь, давайте мы поставим защиту на стены. Ян-ди, научи меня этим своим полезным штукам с человечками, расставим. По-моему, лучше перестраховаться. *** — Какое полезное правило, — Сюэ Ян присмирел и тут же прекратил, стоило Сун Ланю его укорить, но при этом он спрятался за Сяо Синчэня и поцеловал его в затылок. Вот и разбирайся, всерьёз он или снова дурачится. — Дагэ, правило полезное, и оно же — вот посмотришь — Лань Сичэнь будет обдумывать его, и непременно додумается, что ему теперь тоже в Байсюэ ход закрыт. Он же, как ни крути, нашему Сычжую родственник. Соклановец и типа дядя. Ловко повернулось! Я тебе точно говорю, если Первый Нефрит промолчал, это ничего не значит. Он умный, и точно уловил нюанс. Я же уловил, а у меня нет оснований думать, что он дурнее меня. Он напряжённо размышлял над все услышанным, изобретательно и по-босяцки вертел в голове, едва не на зуб пробовал недоверчиво. Втроём Сюэ Яну было проще — с ним Сяо Синчэнь, здесь Сун Лань, который давно перестал быть чужим. — Мэн Яо никогда и ничего не делает просто так, — Сюэ Ян хмыкнул. — А если и делает, то заносит в специальный список, чтобы использовать потом. Я не преувеличиваю. Защиту на стену — одобряю, только дагэ, там уже стоит какая-то защита работы Чжи Чуаня, он ставил, когда мы вернулись из Ланьлин. Прежде чем туда соваться, я бы его позвал. Я бы так вообще ему поручил, у него получается какая-то злобная защита, хорошая. Сяо Синчэнь, ох, ты бы знал, как мне хотелось дать Сычжую с собой травяного человечка, чтобы он посмотрел, чтобы можно было сразу ему сказать, что не так, где беда. Веришь — побоялся. Лань Сичэнь он… такой, — Сюэ Ян лицом изобразил благостную глыбищу. — А если бы Мэн Яо увидел? А мало ли! Побоялся. Дагэ, хоть сейчас. Идём, сядем и буду учить, это нетрудно. Вэй Усянь сумел бы лучше, честно. Но дело на самом деле даже не в траве. Тут всё так просто, что даже смешно! А перестраховаться — ты знаешь, это я всегда одобряю. Завтра пойду и вокруг Байсюэ ещё паутины навешаю. Есть один смешной приём, его в деревнях используют, чтобы утки не разбегались. Он трещал сорокой радостной, но визита Верховного не хотел со страшной силой. Это было просто не передать словами. *** — Нуууу... Лань Сичэнь может подумать, что его это все-таки не должно касаться, мы ведь с тобой в красках описали, насколько больших успехов достигли Сычжуй и Цзинъи. Сун Лань вздохнул. Будет неловко, если Цзэу-цзюнь решит, что сюда нельзя даже тому, кто так помог Байсюэ. Неправильно. Все-таки он рассчитывал на время, основанное на доверии, а не таких вот сомнительных запретах. Что касается Мэн Яо, то тут Сун Лань даже если б и хотел, не усомнился бы во мнении Сюэ Яна. Уж у него-то опыта общения с этой змеей было хоть отбавляй. — Мы же не будем ломать защиту Чжи Чуаня. Укрепим и добавим. А его я попрошу проверить — он мастер в этом деле, и даже лучше, если сейчас он не увидит и потом с чистого листа как раз хорошо проверять. А паутины навешай. Всего навешай. Не хватало еще, чтоб Чжи Чуань смотрел. Пусть отдыхает, ему надо. Они потратили на защиту несколько часов, а потом еще и занимались уроками сюэянства. Сун Лань ворчал, хмурился, но самим фактом своего интереса опровергал свои же мысли по поводу ненормальности сочетания высоких знаний и этих вот методов. Нравились ему эти методы, чего уж там. Живые и крайне действенные. А еще он отлично помнил, как такие фокусы могут бесить и выводить из равновесия высокообученного заклинателя, который ничего такого не ожидает. На собственном опыте убедился. — Полынные приемы множатся в Байсюэ со страшной скоростью, — ласково шепнул Сяо Синчэнь Сюэ Яну на ухо. На время уроков он не вмешивался, а пришел только посмотреть на результат. — Знаешь, твой А-Ян просто изверг и садист, — Сун Лань заставил человечка сесть, а потом и упасть на спину, изображая невыносимую усталость. *** — На самом деле тут полыни… ну так, понюхать только, — Сюэ Ян сам отдувался, учить оказалось тяжелее, чем учиться самому. — Это всё очень честные приёмы для пользы. Ну кроме травяных человечков. Он взял упавшего на спину человечка, заботливо покачал его на ладони, погладил по голове и нежно над ним поворковал: — Устал, дагэ? Ну вот это мне сложнее всего даётся, я учил человечка ходить и смотреть дольше, чем ты. А если ты придумаешь, как научить его разговаривать, это будет идеально. Знаешь, как я жалел, что моя игрушка тут немая, как пучок травы? Ну хоть посмотрел… а вот как вышло, что она слышит, я сам не понял, потому что смотреть и слышать я через него могу, а сказать — нет. А иллюзия это отдельно, её можно на что угодно навесить. Следящее так и вовсе пастухи использовали, чтобы овцы не терялись, это мне в одной деревне показали, очень полезная штука! Ну что? Теперь вот этого карапуза научишься усыплять и будить, ходить и смотреть, когда он где-то тут, а ты где-то там. Главное, чтобы пока он спит, он из тебя силу не тянул, это очень хитрая штука — высосет, и не заметишь. А совсем отрежешь — разбудить не сможешь. Ты точно почувствуешь тот баланс, который нужно, и справишься быстрее меня. Тут нужен самоконтроль, а у меня с ним беда, правда, Сяо Синчэнь? *** — Да вот еще! Разговаривать. А вдруг он начнет без умолку болтать? — Сун Лань подмигнул Синчэню. — Овцы. Ну-ну. То есть ты запихнул в меня следящее, как на овцу налепил. Человечек на ладони Сюэ Яна гневно топнул зеленой ногой. — Немного беда, — подтвердил Сяо Синчэнь, с улыбкой глядя на вчерашних врагов. Это было наверное так же удивительно, как то, что он смог видеть, а Не Минцзюэ — дышать. — Не беда, а катастрофа. — Сун Лань подставил руку, человечек перепрыгнул с ладони на ладонь, потопал по руке даочжана, сунулся за пазуху и вытащил оттуда конфету в бумажной обертке. Тем же путем он вернулся, остановился в районе запястья, подбросил конфету и пнул травяной ногой прямо по направлению к ладони Сюэ Яна. — Вот. Жуй и молчи. Мне надо сосредоточиться. Сун Лань по-настоящему устал, пытаясь найти этот самый баланс, попробовать будить и усыплять. Получалось медленно и в конце концов он вздохнул, забрал человечка и скомандовал отдых. — Все. Я понял принцип, завтра все будет. А то знаешь, на ночь тоже силы нужны. — Он хлопнул Сюэ Яна по плечу и пошел по направлению к трапезной. *** Сюэ Ян только смеялся, глядя на возмущённого человечка. У Сун Ланя лучше получалось передавать эмоции, вот что значит даочжан — его учили всякому, и он умеет учиться! Конфету он поймал и торжествующе сунул в рот, влез в объятия Сяо Синчэня и наблюдал за стараниями патриарха, многословно нахваливая успехи и коротко фыркая на неудачные попытки. Финальный аккорд, выданный Сун Ланем, привёл его в состояние ступора. — Иди-иди, дорогой ученик, — сдавленно ржанул Сюэ Ян, и повернулся к Сяо Синчэню. — Нет, ты слышал? Ему на ночь понадобятся силы! Разве в Байсюэ принято так откровенно выражаться?! А вообще знаешь, гэгэ, патриарх тут главный, и если он сказал, что ночью нужно тратить силы, то давай его послушаемся и как примемся тратить! — он жадно поцеловал своего даочжана сладкими губами. *** — Сун-лаоши ничего такого не имел ввиду, — Сяо Синчэнь был в этом совершенно уверен, впрочем как и в том, что запасать силы на ночь — это правильно. Он лизнул конфетные губы Сюэ Яна. — Не все думают и говорят так же бесстыже, как ты. Пойдем. И он увел его вслед за Сун Ланем, потому что прежде чем силы тратить, их надо получить. Сун Лань стремительно шел через двор и использовал время, пока его не догнали Синчэнь со своим мерзавцем, правильно: обнял Цзинъи со спины, уткнулся носом в волосы и вдохнул. — Этот невыносимый человек меня умучил, А-И. Я слишком стар, чтобы учиться. В конце концов патриарх я или нет? Я как бы все и так знаю и никто не должен в этом сомневаться. Он посмеивался над собой и мешал Цзинъи на кухне, целуя его шею. Пока сюда не явился кто-то правильный и строгий, можно же немного попользоваться положением главного и мешать повару готовить? *** Цзинъи оглянулся через плечо и счастливо заулыбался. Сун Ланю можно было мешать ему сколько угодно, это был тот особенный оттенок счастья, от которого никогда не устаёшь. — Кто слишком стар? — Цзинъи расхохотался, прижимаясь спиной к его груди. — Вы удивительно красиво стареете, патриарх… А это вы так ко мне прижимаетесь, чтобы не упасть? Он снова смеялся, почти до слёз, оставил в покое несчастную еду, повернулся к Сун Ланю и принялся обцеловывать его шею. — Цзычэнь, ты невыносим! Я люблю тебя. Люблю. Самый красивый и самый любимый в Поднебесной! Хочу тебя злодейски украсть и умыкнуть, нарушая все правила Байсюэ. — Это я так прижимаюсь, потому что остываю от старости и тянусь к теплу. Твой смех — самый прекрасный на свете, А-И. *** Сюэ Ян вовремя уловил, что войти в кухню сейчас может и весело, но не стоит присутствовать. Резко поменял направление, обхватил Сяо Синчэня за талию и свернул к пруду любоваться карпами. И только там сдавленно захихикал, стараясь хотя бы не быть громким. — Гэгэ, скажи мне, умоляю! У меня ведь получается быть деликатным? Ну я очень стараюсь, честно, ты же видишь! Ты же видишь, — он бархатно поурчал, целуя его глаза, потому что не уставал радоваться этому факту. В Байсюэ тянулись драгоценные часы покоя, когда можно заниматься текущими делами, любить друг друга, наслаждаться счастьем. И раз патриарх со своим мальчиком милосердно не стали надолго занимать кухню, они всё же с похвальной правильностью не пренебрегли трапезой, чтобы потом ночь напролёт тратить силы. *** — О, твои успехи в деликатности — это просто удивительное чудо, — очень серьезно сказал Сяо Синчэнь. — Если бы в Байсюэ ввели экзамен по этой дисциплине, то ты бы выиграл даже у Лань Сычжуя, потому что у тебя огромные достижения, а он и так уже образец. Тратить силы очень приятно, когда их можно очень быстро восстановить серебром или алым, когда не нужно вытаскивать все запасы и резервы на какое-нибудь невероятное чудо и когда даже на защиту Байсюэ никто не покушается. У Чжи Чуаня не было того, кто замечательно восстановил бы его силы, но и ночами он просто спал, не пренебрегая отдыхом. Защиту, выставленную Сун Ланем и Сюэ Яном он очень тщательно проверил, еще и успел Сычжую показать некоторые особенно замысловатые вплетения, где к его барьерам добавились безупречно выстроенные от Сун Ланя и хитрые и при том удивительные в простоте, а потому неожиданные, — от Сюэ Яна. Байсюэ как-то незаметно и стихийно становился местом, в котором теперь вместо старой идеальной структуры правил работала другая система — сочетание несочетаемого. Чжи Чуаня это все-таки немного тревожило. Не потому, что к этому нельзя было привыкнуть (оказалось, что очень даже можно), а потому, что в такую систему в самый неожиданный момент могло встроиться что-то очередное непредсказуемое. *** — Ничего. Я добуду, — Минцзюэ усмехнулся и совсем расслабился. Доктор, конечно, ужасно аккуратный. Иногда это бесит, потому что чувствуешь себя фарфоровой вазой, но сейчас, после массажа и расчесывания это было даже кстати. — Оставить. Он лег и только убедился в своевременности этих процедур — тело расслабилось настолько и сон так ждал, что не пришлось заставлять себя не думать о том, как перейти этот мост. Этот сон в череде прочих отличался лишь деталями, но общее гнетущее состояние темноты и поиска никуда не ушло. Он снова прошел через боль, оскалы тао-тэ, снова вышел к мосту и замер на краю, пытаясь разглядеть фигурку впереди. Ему снова показалось это видение и он опять шагнул вперед, готовый упасть, но полный решимости бежать по этому мосту до конца. И бежал. Бежал и бежал, хватаясь за цепи и верёвки, а фигурка в светлом исчезла, будто ее и не было. Под ногами хрустели доски, края пропасти все не было видно и наконец он снова рухнул вниз, глядя на то, как обломки падают в черноту и где-то там среди них снова почудился кто-то. Он кричал, он так хотел догнать, что выпрямился, ныряя в эту тьму, протянул руки к призрачному тому, кого обязательно надо поймать. Падение длилось и длилось, вот уже он догнал, вот уже этот нужный, самый важный человек, почти в его руках, хватай! Схватил. И тогда обожгло осознанием, что теперь они падают вместе. Он не видел себя, лежащего на кровати, как выступила на лбу испарина, как ходят скулы и набухают вены, а рука сжимает рукоять сабли. Во сне он тоже почувствовал металл оружия, взмахнул им и всадил в скалу со всей силы, которая только была. «Она удержит нас обоих! Бася удержит!» — обещал он. Бася и удержала, только когда он обернулся, то понял — в его руках никого нет. Он висит над пропастью на сабле совершенно один. Пробуждение снова было похожим на подъем с глубины. Он резко сел, открыл глаза, тяжело дышал и ловил ртом воздух, спина мокрая... Рука так и сжимала рукоять. Он посмотрел на саблю. — Бася... Тебя зовут ... Бася... *** Инь Цзянь даже не ждал, пока Не Минцзюэ уснёт. Потому что он едва коснулся головой подушки, как стало понятно, что спит. И даже поза, в которой он спал, стала более раскованной, хотя всё равно лежал на спине, но едва уловимый поворот головы, откинутая в сторону рука… всё это вызывало совершенно иные ощущения, и замученный Инь Цзянь дал себе немного времени на довольно специфический отдых. Он неприкрыто любовался своим пациентом, мучительно морщился, растирая бальзамом уставшие руки. Чтобы так массировать чьё-то тело хотя бы со сносным результатом, нужно этим заниматься регулярно, а Цзянь всего-то несколько дней пытался хотя бы дотянуть до среднего уровня. Разумеется, в собственном понимании. Высший уровень он представлял куда более впечатляющим. Это был хороший день, который не стоило тратить только на бездумное любование собственным пациентом. Инь Цзянь внимательно послушал его дыхание, оставил Не Минцзюэ в одиночестве, и с нескрываемым удовольствием угодил как раз на триумфальное возвращение Чжи Чуаня и Лань Сычжуя. Он скромно постоял в сторонке, тихо радуясь за них, а потом умыкнул обоих на кухню — рассказывать новости, слушать про их путешествие, и Цзинъи взял с собой, чтобы дать возможность этим невыносимым единомышленникам совещаться о своих загадочных делах на троих. Потом он стал свидетелем эпических попыток заставить Сычжуя отдыхать, и нашёл решение, устроившее всех в разной степени — Лань Сычжуй получил почётное звание дежурного в клинике. Его задачи были весьма просты: не мешать Не Минцзюэ спать, и позвать Инь Цзяня, когда он проснётся. Можно совмещать с мечтами, чтением книг, созерцанием внутреннего мира, не пренебрегать отдыхом и одновременно быть полезным. Конечно, Лань Сычжуй с энтузиазмом ухватился за это, пока Инь Цзянь пытался наверстать всё упущенное за время круглосуточного Не Минцзюэ. Ему было неловко об этом говорить, но случайно полученное время он потратил на ванну. Вытянулся в горячей воде со стоном, и закрыл глаза. Сычжуй как раз созерцал внутренний мир — иными словами, мучился идиотскими мыслями, как раз когда Не Минцзюэ проснулся так бурно и так содержательно. — Вы вспомнили! — радостно заулыбался Сычжуй, вскочил на ноги, всплеснул руками, спохватился и очень чинно поклонился. — Лань Сычжуй, я из клана Гусу Лань, но сейчас я адепт Байсюэ. Бася — такая прекрасная сабля, я так рад, что вы её вспомнили. Позвать доктора Цзяня? *** Минцзюэ до такой степени не ожидал, что вместо Инь Цзяня здесь окажется кто-то другой, что некоторое время просто молчал, глядя на мальчишку. Его слова обрушились внезапно и доходили медленно, он сидел все так же напряженно и буравил взглядом юное лицо, но особенно — ленту на лбу. Гусу Лань... Лань... Лань и эта лента... Он еще толком не осознал, что вспомнил настолько важное — имя своего оружия! — а в голове уже свербела мысль, что вот оно, так близко что-то не менее важное, он точно должен что-то знать, помнить! Мокрую вспотевшую спину гладил неприятный холодок, плечи тоже, он сидел на кровати по пояс голый и мучительно пытался поймать то, что со всей очевидностью прямо сейчас поймать невозможно. — Лань Сычжуй, — голос звучал отрывисто и хрипло. — Мммм... Да, Бася. Знаешь ее? Надежное оружие, она меня не раз выручала, — он все никак не мог отвести взгляда от лица и ленты. — Извини. Я, наверное, тебя напугал. Дай воды, пожалуйста. Доктор должно быть отдыхает. Он все-таки убрал ладонь с рукояти, смог, наконец, расслабиться, и произнес гораздо спокойнее: — Как же ты стал адептом Байсюэ, Лань Сычжуй из клана Гусу Лань? *** Сычжуй неожиданно окунулся в восторженную радость — видеть, что Не Минцзюэ не просто жив, а ещё и стремительно поправляется, оказалось так здорово! Он с готовностью подал чашку воды, причём даже не подумал поить его — ведь Минцзюэ точно может взять чашку сам и напиться! — Доктор строго велел сразу позвать его, но он наверное вот-вот сам придёт, — Сычжуй поколебался и улыбнулся. — Вы не напугали, я так рад, что вам лучше! Конечно, здесь все знают Басю. Он так и не сел, потому что всё-таки перед ним глава клана, воспитание не позволяло. Но как же сильно братья Не отличаются друг от друга! Он не мог не сравнивать — Меня и моего друга прислали в Байсюэ помогать восстанавливать монастырь. Даочжан Сун Лань очень… — Сычжуй чуть не ляпнул «упрямый» и серьёзно задумался над тем, что принятая тут свобода явно ударила ему в голову. — Даочжан Сун Лань очень целеустремлённый человек, и он, конечно, отказывался от помощи. Но, к счастью, удалось убедить его принять помощь и поддержку. Он мягко улыбнулся, вспоминая, как Лань Сичэнь убеждал… наверное, улыбнулся невольно так же, как улыбался тогда Цзэу-цзюнь. Сейчас казалось, что это было бесконечно давно. Каким строгим и неприступным казался Сун Лань… — А сейчас мы пытаемся убедить вас принять помощь и поддержку, — Сычжуй взволнованно выдохнул, снова необдуманные слова жгли горло, перед глазами трепыхнулся веер, почти как наяву. — Я позову доктора Цзяня? Он очень строгий. *** Он выпил воду залпом, не напился, и отдал чашку Лань Сычжую. — Позовешь. Сразу, — он улыбнулся. — Как только без него никак нельзя будет обойтись. Доктор со мной круглые сутки, первый раз, наверное, отдыхает. Он внимательно смотрел, как мальчишка берет чашку, ставит на место, как он двигается, и во всем этом виделось что-то знакомое. Особенно вот как адепт улыбнулся задумчиво... — Это очень благородная миссия, — сказал он с явным одобрением. — Сун Лань очень добр к раненому беспамятному никому. Что ты, я вполне уже убежден и принимаю. Лань Сычжуй, можно попросить тебя о помощи? — он посмотрел на ноги под одеялом, пошевелил на пробу, согнул колени, напряг мышцы, расслабил. — Подойди, пожалуйста. Он протянул руку и сначала взялся за ладонь, а потом так, что пальцы обхватили предплечье юноши. — Стой крепко. Ноги действительно оказалось возможно поднять и даже пусть не без усилия, но повернуться поперек кровати. Мышцы рук и спина напряглись, он ухватил мальчишку крепко, а второй рукой с усилием оперся на кровать. Выдохнул. И встал. Да, ноги упирались в кровать, да, он держался за Лань Сычжуя, да, это оказалось не так уж чтобы просто и новый вдох вышел тяжелым, а по позвоночнику скребло напряжение. Но он стоял. — Отлично. Спасибо, Лань Сычжуй. Вот теперь можно и доктора позвать. Ты прав, он строгий, наверняка захочет меня отругать. Он улыбнулся мальчишке и отпустил. — Заходи ко мне. А то я тут иногда скучаю. *** Это очень правильно, просить о помощи, когда она нужна. Лань Сычжуй с удовольствием и готовностью подошёл, протянул руку, упёрся. Он не сразу понял, что собирается сделать Не Минцзюэ, может ему нужно повернуться, сесть по-другому. — Вы же вспомнили Басю! И доктор говорит, что вы очень быстро поправляетесь. Сычжуй охнул, когда понял, что происходит. Он сосредоточенно закрыл рот, готовый ловить, если начнёт падать, готовый к чему угодно, и готовый к адскому нагоняю от Инь Цзяня, нужно было его сразу позвать. Но Не Минцзюэ встал! Он просто встал, и Сычжуй неожиданно понял, какой он высокий. Высокий и голый!!! Едва прикрытый набедренной повязкой! — Вы стоите! — озвучить очевидный факт показалось сейчас чрезвычайно важным. Сычжуй только ошарашено хлопал ресницами. — Бегу за ним. Конечно, обязательно, мы с Цзинъи вместе придём! Никуда не уходите!!! Я сейчас! Он рванул с места с такой скоростью, с какой в Байсюэ ещё не носился. Влетел в баню, едва стукнул в дверь, и выпалил: — Он встал! Инь Цзянь, блаженно впитывающий воду и лёгкую пену травяного мыла, резко сел, выругался и стёр с лица мыло, тут же полезшее в рот, пришлось сплюнуть в сторону. — На ноги? — Да! — Не упал?! — Нет, он так и стоит! — Сычжуй едва успел отвернуться, потому что Инь Цзянь тут же нырнул в воду, смывая пену, расплескал всё, вылетая из воды как бешеная фурия, схватился за полотенце. С него потоками текла вода, мокрые волосы облепили плечи. Он вытирался быстро и лихорадочно, отжимал волосы. Привычка всё тщательно раскладывать сейчас помогала одеваться, не пришлось искать. Он с горем пополам оделся, небрежно, пробежал мимо Сычжуя босиком, только попытался увязать мокрые волосы в хвост. Безответственно! Глупо! Разве так можно?! А если он там упал сейчас?! Инь Цзянь вбежал в лечебницу, успев в короткий срок взвинтить себя до крайности. Не Минцзюэ и не думал падать. Он стоял на месте, по голым плечам разметались волосы, по глазам и не прочитаешь ничего. Инь Цзянь и не останавливался — добежал до него, чтобы успеть схватить, если начнёт падать. — Почему? — задыхаясь прошипел он, и прижал ладонь к своей груди, пытаясь унять бешено бухающее сердце, и тут же подставил плечо, чтобы он не вздумал даже падать, нельзя падать ни за что. — Почему меня не подождал?! Ох… Небеса, наконец-то. Вы! Как вы? Ему было всё равно, что он почти обнимает почти голого Не Минцзюэ, и всё равно, что Сычжуй примчался следом и смотрит на всё это. — Я же говорил, что подниму! Так, я всё понял, вы специально встали без меня, чтобы я не мог сказать, что это я вас поднял? — Инь Цзянь рассмеялся. *** Никуда не уходить. Ох, он бы может и рад был бы куда-нибудь уйти, но пока ему это явно не грозит. Зато можно попробовать переступить с ноги на ногу, что он тут же с успехом проделал, к собственному неудовольствию ощутив, что ноги слишком слабы. Ну то есть стоять можно и даже сделать шаг или может даже два, но это — не те ноги, которые ему нужны. Он обвиняюще смотрел на них сверху вниз, и как раз когда Инь Цзянь влетел в комнату, поднял взгляд и с прищуром улыбнулся. Словно хотел сказать «Видишь, доктор-зануда, я стою». — В смысле «почему»? Вопрос вызвал недоумение, потому что ну как это почему? Вставать-то надо когда-то. — Аа... ну. А вдруг ты спишь? — и пожал плечами. Он совершенно не хотел садиться и готов был еще постоять, но тут увидел, что у Инь Цзяня мокрая голова, нет цветов и вообще... — Доктор, вы из ванны прибежали? Мм... Зачем? Я тут не предполагал умирать. Капля с волос Инь Цзяня поползла по руке. Пришлось сесть, не заставлять же мокрого доктора стоять тут. А он вдруг засмеялся. — Нет. Я встал, потому что захотел, — он с интересом посмотрел на смех Инь Цзяня и вообще обычно такой весь прибранный и безукоризненный лекарь с этими своими цветами и строгим выражением лица оказался сейчас совсем другим. — Мне тоже нужна ванна. Завтра утром. *** — Кто спит? Я?! — Инь Цзянь так изумился, как будто услышал нечто из ряда вон выходящее. Буквально «как вы могли заподозрить меня в ТАКОМ низменном явлении, как сон?!»… Он всё-таки подстраховал пациента, насколько мог незаметно, успел бесцеремонно осмотреть, ощупать, проверить, рухнул на лавку и выдохнул. — Лань Сычжуй, наказать тебя, что ли? Заставлю спать, есть, и снова спать. Я ведь сказал, сразу звать меня. Между прочим этот молодой человек получил прямое распоряжение от патриарха — отдыхать. Но столь жаден до работы… Ступай. Спасибо, ты справился наилучшим образом, — Инь Цзянь был крайне далёк от мысли валить всё на Сычжуя. Просто потому что Не Минцзюэ способен продавить свою волю даже с более искушённым человеком, а считать молодого адепта способным переупрямить Не Минцзюэ — это сильно его переоценить… или недооценить самого Минцзюэ. — Что значит «зачем прибежал»? Люди никогда не предполагают умирать, а если бы? Нет, ну если бы?! — Инь Цзянь поджал пальцы на ногах, смутился, потому что примчался в таком беспорядке и босиком, и голый пациент неожиданно подавлял своей наготой. — Ванна? Конечно, вам нужна ванна. Но должен предупредить — я буду рядом. Намереваюсь воспользоваться случаем и провести ещё несколько лечебных процедур, ванна очень располагает. Как раз до завтра приготовлю вам комнату… и одежду. Я думаю, что-нибудь подберём. Но чтобы завтра получить ванну, сегодня вы терпеливо выдерживаете мои лютые методы лечения. Он серьёзно настроился, и начал въедливо выспрашивать обо всех ощущениях, когда встал, как стоял, как вели себя ноги, что спина, не кружилась ли голова. До вечера он замучил своего пациента, придирчиво гонял по ногам кровь, массируя их особенно усердно. Сгибал, разгибал, прорабатывал каждый сустав, втирал целебные бальзамы, кормил полезной едой, сделав уступку только на ужин, когда снова было мясо, но готовил в этот раз Цзинъи, хотя всё равно очень вкусно. И когда Минцзюэ уснул, он ещё полночи придирчиво драил комнату, которую выделил Сун Лань, перепроверял всё, даже длину кровати, постоянно прерывался бегал и контролировал, нормально ли он спит, и наконец вымотанный и радостный уснул снова головой на столе рядом с кроватью Минцзюэ. *** — Ну а если бы, то у тебя не было бы дисциплинированного пациента, — все-таки Минцзюэ не мог привыкнуть ко всем этим постоянным ощупываниям. Вот если сказать «я вас сейчас осмотрю и все проверю», то можно нормально быть готовым, а эти попутные осмотры — это как будто он что-то скрывает, но из него все равно вытянут. — Я хочу ванну. Просто мыться, а не лечиться, — упрямо уточнил он. — А что, меня сюда голым доставили, без одежды? Сун Лань сказал, что мои вещи тут. До вечера он терпел. Ответы на вопросы — это очень много слов, и когда вопросы закончились, он стал молчаливым пациентом, который выдержал все методы лечения и с особенным удовольствием выдержал лечение едой. Все просто — встал, теперь надо пойти, пойдет — надо будет побежать, поплыть, если здесь есть где, поскакать... — Кстати, тут конюшня есть? Еще нужны тренировки, потому что такие слабые руки и ноги — это позор. Ночь опять принесла сон, снова мост, снова падение, снова Бася и упущенный кто-то очень важный. Это выматывало. Он никогда не перейдет этот мост! Пробуждение снова было резким, с тяжелым дыханием, с ладонью на Бася и холодной испариной на спине и плечах. *** Конюшня… какая конюшня? Признаться, Инь Цзянь даже не знал, куда дели несчастную лошадь, которая притащила его повозку. В этом пришлось пациента расстроить, но если ему позарез нужен конь, то его, наверное, можно где-нибудь раздобыть… Ему даже приснился этот чёртов конь, загнанный, хрипящий, роняющий пену из оскаленной пасти. Инь Цзянь открыл глаза, обнаружил тяжело дышащего Не Минцзюэ с дикими глазами, из которых ещё сквозил сон. — Мост? — тихо спросил он, спохватился и всё-таки поднял голову со стола, прижал пальцы к вискам, пару мгновений посидел так, и пересел на край кровати. — Простите… Это я спросонок. Он едва тронул судорожно стиснутые на рукояти сабли пальцы, на этот раз ничего не проверяя, просто в слабой попытке успокоить и утешить. Он подал напиться, внимательно и чутко слушал, как постепенно успокаивается дыхание Не Минцзюэ. Инь Цзянь осторожно выжидал, и наконец негромко напомнил: — Ванна? Ваши вещи, в которых вы были, привели в порядок, они в вашей комнате. Просто в них вам будет неудобно сразу после ванны. Сейчас он чувствовал себя увереннее и спокойнее, чем вчера, потому что не носился босиком в неприличном виде, и слабый цветочный запах от заколки окутывал спокойствием. — Вставайте? — Инь Цзянь протянул руку. *** Мост. Опять мост. Он никогда не перейдет эту пропасть, не перепрыгнет, не перелетит. Вспомнить бы, что это за мост, что за бездна. А если он никогда не вспомнит? Так и останется здесь. Без имени. Ему дали комнату, Бася, приготовили вещи. У него есть личный врач, даже ноги уже есть. И все равно он чувствует себя пленником. Бесит. — Да. И надо новое белье, простыня вся мокрая. Достало. Он посмотрел на поданную руку, стиснул зубы. Нет, встанет сам. И встал. Сел, оперся обеими руками на кровать и поднялся. — Куда идти? Туда? — кивком указал на дверь и ... надо сосредоточиться на двери. Первый шаг он сделал, опираясь на спинку кровати, на втором отпустил и ее, предупреждающе выставил ладонь, чтобы Инь Цзянь не вздумал поддерживать. На дверь он смотрел как на врага и дошел до нее, медленно, но дошел. Голова немного кружилась, колени ломило, но в целом можно считать — он ходит. Отлично. Осталось вспомнить, кто он такой, откуда и главное — кто его довел до этого унизительного состояния. *** Какой упрямый! Инь Цзянь ужасно боялся, что если он сейчас упадёт, то… ладно, что он ушибётся это ерунда. Хуже, если он утратит свою целеустремлённость, откатится назад. — Вижу простыню. Посмотрю по вашему самочувствию после ванны, — Инь Цзянь немножко ворчал. — Если всё будет хорошо, то эта кровать вам уже не пригодится, а в вашей комнате я уже подготовил удобную постель. Идти — туда. Он использовал всю доступную ему деликатность, чтобы не поддерживать его, а только показывать дорогу, завёл в баню и предупредил: — Вода тёплая. Горячую буду подливать, пока не скажете что хватит. А забраться в воду я всё-таки помогу, хорошо? В меру. Честно, в меру. На руки я вас не подниму, даже если захочу. Зато Инь Цзянь прекрасно умел работать подставкой, поручнем, стойким столбом, за который можно схватиться, и который способен остановить падение. На самом деле он прекрасно понимал своего непростого пациента — Не Минцзюэ хотел быстрее, больше, и это правильно. Он тоже хотел. И не могу не волноваться и не задаваться вопросом, «что, если?»… если не вспомнит? Если не получится? И на этот счёт составлялся план, просто потому что у каждого своя война. А он привык побеждать в своих битвах с болезнями. *** Доктор шутил, но ему это показалось не смешным. Нет, Инь Цзянь действительно хрупкий, забавно представить себе, как он пытается поднять упавшего пациента. Но сам себе он казался сейчас отвратительно слабым, нескладным, бесформенным. — Ладно, — это «ладно» он очень постарался произнести, не скрипя зубами. В конце концов врач не виноват, все делает, он вообще никогда врачей таких не видел... или видел? Тьфу. Когда любая мысль натыкается на пустоту в голове, это выматывает и раздражает. Он встал у края, скинул набедренную повязку на пол, посмотрел через плечо, ожидая поданной руки, оперся на нее, задержался на пару мгновений и перешагнул через борт. Постоял, вторым шагом забрался в воду и сел. Вот теперь можно выдохнуть. — Спасибо. Да, можно горячую. Расскажите мне про ваш план. Вы сказали, что знаете, как меня лечить. И про план Сун Ланя тоже расскажите. *** Не Минцзюэ справился. Инь Цзянь только молча удивлялся, поздравлял себя… жалел себя. В Минцзюэ было много здоровой телесности, и почему-то сразу было понятно, что даже не потеряй он память, он точно так же спокойно обнажился бы, чтобы шагнуть в воду. С другой стороны, перед кем ему стесняться? Перед лекарем? Лекарь это такой сорт человека, перед которым принято обнажаться, показывать даже самые интимные части тела, принимать порой неэстетичные позы и быть слабым. Инь Цзянь видел это тело обнажённым. Это как раз не так важно, он его, вообще-то, и безголовым видел! Но именно сейчас, живое и горячее, это тело волновало. Старые шрамы делали его ещё красивее, Цзянь только задумчиво покачал головой, удивляясь себе. Он вылил в ванну травяной настой — предупреждал же, что будет лечить, это не помешает просто мыться — и принялся методично подливать горячую воду, постепенно повышая температуру. — У вас в крови редкая и сложная отрава, — тихо признался Инь Цзянь. — Вернее, уже не в крови. Потому что вашу кровь я очистил. Но немного осталось в мышцах и в коже. Вы принимаете лекарства, которые постепенно выводят яд. Каждый день его остаётся всё меньше, и память должна возвращаться. Я всё равно работаю над противоядием, и если всё-таки вы не вспомните — хотя должны — к тому времени как я это пойму, будет готово противоядие. Тогда я его сначала проверю, а потом дам вам. И вы всё вспомните… сразу. Но это ещё не готово. Он вылил в воду ещё пару кувшинов кипятка, потрогал рукой. Достаточно горячо. Почему-то говорить было сложно, но по крайней мере о своих планах он был полностью осведомлён. — Во все планы патриарха я не посвящён, я тут новый человек. Но основное я знаю, даочжан Сун Лань не делал из этого секрета. Мы долго вас искали. Были… сложности. Но вы тот человек, который знает важную информацию и можете свидетельствовать против преступника, который творит беззаконие. Понимаете, — Инь Цзянь мягко улыбнулся. — Поэтому я и не могу вам просто взять и сказать кто вы и зачем всё это. Вы должны вспомнить самостоятельно, только так вы будете уверены в том, что мы вам не лжём и не пытаемся воспользоваться вашим незнанием. Когда вы вспомните, вы сами решите, помогать нам или нет. Будьте уверены, никто не потребует от вас платы или поступков, которые противоречат вашим принципам. Вы в Байсюэ. Здесь так не принято. *** Он слушал очень внимательно, и такое ощущение, что внутри становилось горячее, даже вода за ним не успевала. Значит, все правильно. Есть план, есть цель. Он нужен для какого-то плана, а не сам по себе. Что ж, это понятно, нормально, здраво. Патриарх значит не идиот и обладает терпением, а еще — временем. Пока он вспоминает, Сун Лань ждет, и значит, он может себе это позволить. Притащить человека в собственный храм, приставить к нему лекаря таких незаурядных талантов. Это кто ж его враг? Тот самый «преступник». Явно человек больших возможностей, раз из-за него так много делается. Делят власть? Землю? Людей? — Яд, — он пристально посмотрел на Инь Цзяня. — И кто же меня так отравил? Сильный должно быть человек, умный. Но не сильнее вас? Как Инь Цзянь стройно все изложил! Словно тренировался и выстраивал заранее. Мало того, что он чувствовал себя беспомощным, но знать, что ты еще и оружие в чьих-то руках — это ... Рука метнулась к Инь Цзяню, он ухватил его за плечо, сдавил и резко придвинулся ближе, посмотрел в упор. — Запасной план? Что будет, если я не вспомню? Зачем вам пустой человек? Этот «преступник», у него наверняка большие возможности? Это он — те самые «сложности»? А если он узнает? Зачем ему такой риск? *** Кто отравил… кто отравил… Инь Цзянь не зря перебирал свою заколку, это сейчас помогало сохранять самообладание. Кто отравил? Тот, кто приготовил яд, или тот, кто им воспользовался? Виноват ли кузнец, выковавший нож, что этим ножом убивают людей? — Не сильнее меня, — он уверенно улыбнулся, потому что сказал правду. Он сейчас сильнее и умнее того себя, что глупо и доверчиво приготовил снадобье по старинному рецепту. — И уж конечно не сильнее нас. Вы знаете, очень много зависит от знания. Ядовитая змея опасна, но если знаешь, кто змея, где она сидит, как выглядит и что делает, то уже не обманываешься красивой шкуркой. Инь Цзянь только вздрогнул, когда Не Минцзюэ поймал его за плечо и сжал пальцы. — Если вы не вспомните, вам напомнят. Вы не пустой человек, я знаю случай сложнее, но и там человек выстроил свою жизнь… я вас познакомлю, вам стоит познакомиться, — Инь Цзянь почувствовал, что пальцы сжимаются на плече ещё крепче. — Да, его возможности огромны, но не бесконечны, так что не все сложности были его авторства. Иногда сложно просто потому что сложно, а не просто кто-то специально мешает. Узнает?.. Хм. Хотел бы я узнать, каким образом он это узнает. Такого способа нет. Послушайте, зачем ему — я хотел бы знать, зачем он это сделал. Зачем он всё сделал, почему он так… — Инь Цзянь прикусил губу и ровным голосом проговорил. — Вы делаете мне больно. Это… прекрасно. У вас уже достаточно сил, чтобы так сильно хватать. Вы поправляетесь. *** Он вглядывался в лицо доктора, как будто кроме слов сказанных можно было найти в этом лице что-то, что Инь Цзянь не озвучил, и моргнул, только когда услышал «мне больно». Может, лекарю это и кажется «достаточными силами», но это просто смешно. — Значит, это этот ваш преступник со мной сделал? — он выпустил Инь Цзяня и лег в воду, долго молчал, окунулся с головой, снова сел и расправил мокрые волосы. — Способ есть всегда, — в конце концов сказал он. — Если есть тайна, которую знает целый Байсюэ, сколько бы вас тут ни было, — это уже не тайна. В голове снова начинало постукивать, пульсировать, боль возвращалась, но он не просил ее убрать. Можно наклониться и наконец самостоятельно помыть ноги, можно поливать горстями воду на плечи и грудь. Не думать. — Мне нужно понимать, сколько у меня времени. Оно не бесконечно, ты же умный и понимаешь это. В моих снах есть человек, он настолько для меня важен, что я каждый раз просыпаюсь в ужасе. Вы знаете, кто он, вы знаете, жив он или нет. Если он в опасности, а я не успею и пойму это слишком поздно, я убью вас всех. *** — Вы вспомните, — твёрдо пообещал Инь Цзянь. — Кто сделал, что сделал и когда сделал. Целый Байсюэ… Он вздохнул, пытаясь представить всю меру горечи Сун Ланя, и не мог не восхищаться его терпением. Выносить рядом с собой человека, который всех убил и даже не подумал раскаяться — в этом было что-то запредельное. И не просто выносить, а доверять ему. — Нас здесь мало. Целый Байсюэ… вы уже с половиной знакомы. Новых учеников пока не принимают даже, хотя я хочу попросить патриарха взять под крыло сирот из тех мест, где я жил последний год. Инь Цзянь подавал ему нужное — мыло вот точно нужно. Добавил ещё горячей воды. — У вас есть время. Не бесконечное, но мы как раз нашли ещё. Здесь есть мастера выигрывать время. Этот важный для вас человек жив. Он не просто жив — он в безопасности. Он умный и умеет видеть опасность. Инь Цзянь с минуту испытующе смотрел на Минцзюэ, оценивая всю иронию — оживить покойника, чтобы он всех убил в знак особой благодарности, и невольно рассмеялся. — Убьёшь, если получится. Я поговорю с Сун Ланем, может быть стоит отправить к этому человеку… охрану. Тем более что он сам пригласил одного из нас в гости. *** — Возможно я убью кого-нибудь раньше, — мрачно пошутил он. — Знать, что вы все про меня знаете и молчите... Полей на спину. Настоящая ванна, вода и мыло, наконец-то можно почувствовать себя человеком. Руки-ноги целы, пусть в неважном состоянии, но это все поправимо. Вот только в голове пустота. Наконец он решил, что хватит, и поднялся, отжал волосы, протянул руку за полотенцем. — Еще массаж, — напомнил он, ухватил Инь Цзяня за плечо и переступил через бортик. *** — Я же объяснил почему все молчат! — Инь Цзянь попытался изобразить праведное негодование, но мрачную шутку оценил. — Между прочим, мне стоило больших волнений не привязывать вас к кровати. Что бы я делал, если бы вам приснилось, померещилось что угодно? Очень, знаете ли, обидно умирать возле кровати собственного пациента от его руки, просто потому что так сложилось. Поливать на спину он не стал. Внёс коррективы — намылил эту красивую спину, потёр, и потом уже полил. Потому что всё должно быть правильно. Инь Цзянь не мог не любоваться им, и дело даже не в свободной наготе, а в том, как он просто протянул руку и встал, взял полотенце. Явно ванна пошла на пользу. — И завтрак, — он подставил плечо, даже бровью не повёл, что хватка покрепче и на свежие синяки. Инь Цзянь подхватил ещё одно полотенце, тут же варварски лишил себя удовольствия любоваться красивым и умиротворённым Не Минцзюэ, и аккуратно потянул его к широкой скамье. — Чистая одежда, ваш размер. Она очень простая, но это, наверное, сейчас даже хорошо. А потом пойдём, посмотрите вашу комнату? Массаж тогда там и… на живот ляжете, эта спина давно требует внимания. *** — Ладно, своего врача я так и быть попробую не убить. Но не обещаю. Он попытался представить себе, как Инь Цзянь привязывает его к кровати, как он просыпается привязанным... да, это было бы со стороны доктора опрометчиво. Одежду он не рассматривал, одежда как одежда, главное, чтобы было удобно. Но то ли это сны, то ли все-таки память, он отчетливо понимал, что привык к широким и плотным оплечьям, а пояс должен быть весомым и тугим, как защита. Ладно, это потом, все равно ему сейчас нужны будут постепенные тренировки. — Все равно массаж, зачем одеваться? — он ограничился штанами, остальное взял с собой и пошел в ту самую комнату. Она оказалась простой и удобной, а еще тихой. Можно было выйти в закрытый со всех сторон небольшой двор, где достаточно места и даже что-то цветет. Такое ощущение, что здесь только что все вымели, подстригли растения и убрали все засохшее. Он отметил про себя, что с другой по галерее, откуда они пришли, есть еще двери, но видимо там никто не живет, очень тихо. Похоже, в Байсюэ и правда мало людей? Но постройки выглядят серьезно. А еще получалось, что лечебница и, получается, покои лекаря, придется миновать неизбежно, если захочешь выйти через тот большой проход, которым заканчивалась галерея и за которым, очевидно, должен быть какой-то большой двор и много всего другого важного. — Сначала массаж, потом еду. Нет. Массаж, потом я пойду заберу Бася, а вы сходите за едой. — он оставил дверь в сад открытой, лег на живот и убрал влажные пряди со спины. Готов. А кровать, кстати, шире. *** — Не могу даже выразить, как я благодарен, что вы, по крайней мере, постараетесь. Этот обмен шутками Инь Цзяню понравился, что было весьма странно. Почти пошутили оба. Но он всё списал на то, что всё-таки устал, и теперь не может прийти в себя от радости, что Не Минцзюэ поправляется. — Мне нравится, что вы рассуждаете логично. Верно, если всё равно массаж, то зачем дёргать несчастную рубашку туда-сюда. Он внимательно следил за реакцией Не Минцзюэ на всё — как он идёт, как осматривается, как входит в комнату, ложится на кровать. Как большой дикий кот, осваивающий новую территорию. И дошёл, кстати, не таким вымотанным, и ложился не измученно. — Договорились, — легко согласился Инь Цзянь, устраиваясь на краю кровати на коленях и покосился на открытую дверь. Может это важно, чтобы дверь была открыта? Пропадает ощущение тюрьмы? Он положил ладонь между лопатками на эту спину, потрогал старый шрам. Начал с лёгких поглаживаний. — Я хотел предложить забрать Бася по пути, но если вы хотите сходить и забрать самостоятельно, это даже хорошо. Главное — не трогайте в лечебнице травы и снадобья, хорошо? Я там оставил всё для работы… Поглаживания очень быстро превратились в энергичные растирания, поколачивания, чувствительные щипки. Инь Цзянь привстал на коленях и предупредил: — Говорите, если больно, хорошо? — он проминал хребет мягкими но сильными движениями, вкладывая весь свой вес. Позвоночник похрустывал, но мышцы не напрягались, значит боли быть не должно. — А потом, — (выразительный хруст). — По пути, — (хруст). — Как раз и осмотритесь, — (хруст). — Без моего навязчивого надзора, — (серия коротких хрустящих тычков). — А прогулки очень полезны. Инь Цзянь запыхался. В этой позе неудобно массировать, но сесть верхом на бёдра Не Минцзюэ… его бросило в жар от одной мысли, и появилось дико желание грязно выругаться вслух. — Я просто прошу вас не выходить пока за ворота Байсюэ, хорошо? У вас очень приметная внешность, мне не хочется рисковать. Он закончил массаж простыми почесушками исключительно для удовольствия, а потом сидел на краю кровати, потирая уставшие руки. *** Он чувствовал взгляд лекаря буквально всегда, что бы ни делал. Как будто был одет в этот взгляд. И когда ладонь оказалась на спине, повел лопатками, словно надо было убедиться, что это рука и те самые длинные сильные пальцы. — Ладно. Но даже если немножко больно — это только хорошо. Чувствовать мышцы живыми, знать, что их можно сделать сильными. Он лежал спокойно, иногда тихо мычал или резко выдыхал, если Инь Цзянь особенно сильно проминал или хрустел, но это не от боли, а от удовольствия. Массажи — самая приятная часть лечения, это точно. — Ла... дно, — он не пойдет за ворота. Пока. Сейчас в этом нет никакого смысла, только если станет понятно, что противоядие не работает. Голову оторвет потом тому, кто с ним это сделал, когда узнает. — Устали? — он перевернулся на спину, заложил руки за голову, довольно выдохнул и теперь внимательно смотрел на лекаря. — Я все думаю, как вы такими тонкими пальцами достаете чуть ли не до костей? Он сходил за Бася, на лекарский стол только посмотрел и трогать, разумеется не стал — зачем? Вообще, конечно, столько всего... Должно же хоть что-то помочь! Новая комната нравилась главным образом потому, что в ней можно было жить, а не лежать. Правда хоть доктор теперь и не проводил с ним все время, казалось, что все равно наблюдает — от ощущения взгляда отделаться не получалось. Ну ладно, это, видимо, уже навязчивая мысль. В маленьком дворе можно было заниматься. Проявив благоразумие, он не стал бросаться во все тяжкие сразу, а честно попробовал сначала наклониться — раза два, потом присесть тоже пару раз, прислушиваясь к себе. Оказалось, что гимнастика, видимо, была для него чем-то очень привычным — тело само все помнило, все движения делались как-то сами по себе, причем он это сообразил не сразу, а когда понял, то решил воспринимать это как хороший знак. Бася тоже помогала набираться сил. Казалось, она сама довольна каждым новым взмахом, каждым четким движением. Правда, не обошлось без казуса. Выбрав подходящую перекладину, чтобы подтягиваться на ней, он даже с успехом это проделал, а потом деревяшка не выдержала, треснула с хрустом. Нехорошо вышло. Он вроде как в гостях, а ломает дом. Пришлось пойти на поиски патриарха, но он как раз попался навстречу. Надо же, как будто не случайно? — Добрый день! — Сун Лань вежливо поклонился. Поклоны в Байсюэ направо и налево не раздавали, просто прямо сейчас даочжан под прикрытием ладоней проследил, успел ли убраться травяной человечек. — Как вы? Мы все очень рады, что вы поправляетесь. Вам удобно? — Мгм... Да. Вполне. Спасибо. Я... — Вспомнили Бася, да, — Сун Лань улыбнулся. — Мы со своим любопытством вечно устраиваем доктору допрос и требуем новостей. — Понимаю, — он вообще-то хотел сказать вовсе не про саблю, ну ладно. — Я тоже устраиваю. Доктору не позавидуешь, верно? — Да, мы все ждем от него чуда и, боюсь, иногда слишком давим, а он никогда не жалуется. — Терпеливый. — Очень. Я кажется перехватил вас по пути куда-то? — Сун Лань развернулся, жестом демонстрируя, что не препятствует Не Минцзюэ продолжить свою прогулку. — Мм... Я искал вас. Балка сломалась, хотел попросить дерево и инструменты. — О... я прощу прощения, в Байсюэ довольно много мест требуют ремонта. Видите ли, монастырь совсем опустел некоторое время назад. Мы стараемся, но не все успеваем. — Здесь красиво. — Спасибо, — еще одна мягкая вежливая улыбка. — Я пришел пригласить вас не стесняться. В Байсюэ всем можно везде, где не заперто, это одно из наших правил. Единственное, о чем я вас попрошу, — это не выходить за ворота. — Доктор сказал, да. — У нас есть повод опасаться, что за Байсюэ могут следить... — Ну... — Он посмотрел куда-то на стену. — Я бы следил, если б был тем, кого должен вспомнить. Сун Лань кивнул, благодаря за понимание. Не Минцзюэ как будто совсем спокоен... — Вы, наверное, слышали, три раза в день звонит колокол? Это приглашение к трапезе. Если захотите, присоединяйтесь, мы все будем рады. «Особенно А-Ян», — подумал Сун Лань. Разрешение Инь Цзяня он очень ценил, потому что меньше всего хотел ограничивать Не Минцзюэ и создавать ощущение, будто он здесь пленник. И если неожиданная встреча с Сюэ Яном не катастрофа, то Сун Лань был только рад сообщить Не Минцзюэ, что он совершенно свободен в стенах Байсюэ. — Хорошо, спасибо. — Я скажу Лань Цзинъи, он знает, где что лежит и поможет. Я... совсем не к тому, что обязательно чинить... — Я понял, — он кивнул. — Доктор сказал, вы и готовите по очереди. Если есть тяжелая работа, ну... хоть камни перетаскивать, я буду только рад. А то руки... Он продемонстрировал ладони, как будто они сами за себя должны были все сказать Сун Ланю. — Конечно, — даочжан улыбнулся и попрощался. Гнетущее чувство не отступило, он чувствовал какую-то неправильность и очень хотел, чтобы глава клана Не скорее все вспомнил и можно было бы говорить с ним без вынужденных секретов. *** Инь Цзянь с некоторым удивлением посмотрел на свою руку — где он там увидел тонкие пальцы? Потом мысленно сравнил с рукой Не Минцзюэ, ну не просить же его достать руки из-под головы сейчас, когда он лёг в удобную позу, такую расслабленную. Инь Цзянь смог только пожать плечами: — Я никогда об этом не задумывался, просто делаю, и всё. Пойду за едой… И всё двигалось хорошо и правильно, Инь Цзянь привычным усилием воли заставил себя отцепиться от Не Минцзюэ, потому что чрезмерно заботливый доктор законно начинает бесить пациента… любого пациента. Вот Сун Лань предпочитал спасаться бегством, как и Лань Цзинъи. Сюэ Ян вообще не был склонен попадать в пациенты, умудряясь лечиться какими-то возмутительными методами. Иногда его методы доводили Инь Цзяня до белого каления, особенно когда он показал, каким талисманом пытался в своё время заживить свежий обширный ожог. У лекаря даже слов не нашлось, он просто в возмущении стиснул челюсти и несколько минут дышал сквозь зубы. — Я закончу с противоядием, — наконец отмёрз Инь Цзянь. — И будьте добры выделить на следующей неделе хотя бы час в день… научу вас делать универсальные заживляющие талисманы. — Это вот те прозрачные листочки? — жадно спросил Сюэ Ян. — Именно они, — Инь Цзянь отдышался от возмущения. — Думаю, что это будет полезно не только вам, но и молодым адептам. Он мучился, злился на себя за это. Приходилось держать себя за шиворот, чтобы не лезть со своим контролем просто потому что он беспокоится. Инь Цзянь вежливо стучался и ждал, пока Не Мицзюэ его впустит. Лекарства. Массаж. Еда. Он явно становился сильнее, двигался уверенно, тренировался, доводил этим до злого шипения, потому что по мнению самого Инь Цзяня это было рано и слишком много. Сюэ Ян азартно следил за Не Минцзюэ, гоняя травяных человечков. Это оказался один из лучших способов тренировать Сун Ланя — как он и предполагал, патриарх быстро усвоил науку и даже увлёкся. Сяо Синчэнь был прав, полынные планы цвели и колосились, он увлечённо учил Сун Ланя иллюзиям, следящим, уговаривал на совместные тренировки, гоняя босяцкими грязными уловками. А что, это полезно! А тяжелее всего оказались тренировки с Сяо Синчэнем, потому что Сюэ Ян безбожно засматривался. Вот сейчас он следил за церемонными поклонами, когда Минцзюэ сломал жердину, на которой подтягивался. Это как выступление лицедеев, только лучше, потому что всё настоящее! — Ага, вот я и слежу, — восторженно расфыркался Сюэ Ян. — Потому что когда Не Минцзюэ меня вспомнит, мне придётся очень быстро драпать. С одной стороны домой хочется, а с другой — мы с тобой пока ещё очень нужны тут, даочжан… Лань Цзинъи с восторгом принял просьбу помочь Не Минцзюэ с инструментами и материалами, сманил за собой Сычжуя, который с недовольным видом отложил книги — его стали регулярно дёргать от учёбы, и он пытался сопротивляться. А потом с удовольствием признавал, что это было правильно. — Меня кто-то должен представить, — втолковывал Цзинъи, едва ли не вприпрыжку нарезая круги вокруг спокойного Сычжуя. — А то неприлично! — Посмотри на себя, — выговаривал ему Сычжуй. — Ты выглядишь неприлично… счастливым. Добрый день! Он вежливо склонился в точёном поклоне, и этот поклон с лихвой компенсировал отсутствие имени в приветствии. — Это Лань Цзинъи, я вам говорил… это мой друг. Мы оба из Гусу… — … но я, скорее всего, останусь в Байсюэ, — перебил его Цзинъи и радостно улыбнулся Не Минцзюэ, скопировав поклон друга. — Как же замечательно, что вы поправляетесь! Мне даочжан Сун Лань сказал, что вам тут нужно починить. Что сломалось? О, а я вижу! Он тут же принялся рассматривать эту жердину, прикинул, куда крепить, потом завис на мгновение и растерянно уставился на Не Минцзюэ, оттопырив нижнюю губу. — Я там на складе видел такие железные пруты вот такой толщины, — он показал пальцами какой именно толщины. — Может это? Вместо деревянных поставить железо? Тогда скобы нужны и… Цзинъи энергично покачал столб, на котором держались остатки жердины и чуть не уронил этот столб себе на голову. — И вкопать его надёжнее. — Если ты разобьёшь себе голову, то я буду её лечить, — тоном угрозы отметил Инь Цзянь, подоспевший следом за Ланями, непреклонно подошёл к Не Минцзюэ и отдал маленькую чашку с густым целебным экстрактом. — Выпейте это. Это ваше сегодняшнее снадобье. *** Когда он увидел мальчишек, то чуть не сказал «Врешь, ты не из Гусу», потому что где Лань Сычжуй и где этот непоседливый парень?! Но прикусил язык, потому что поклон Лань Цзинъи продемонстрировал отменный, и к тому же тоже Лань. «Лань да не Лань» — подумалось ему. — Железо, говоришь? Да, это лучше. Он уже готов был схватить падающий столб, но все-таки Байсюэ не прогнил, к счастью, чтоб падать. Хотя с такими энергичными адептами, пожалуй, и камни упадут. Он подхватил Лань Цзинъи за талию и переставил подальше от столба. Во избежание. — И вкопаем. Видимо, он так привык к постоянному ощущению следящего взгляда, что не угадал появления Инь Цзяня и вздрогнул. — Не разобьет! — поспешил он заверить доктора, схватил чашку и залпом выпил, тут же обернулся к Лань Цзинъи. Может лекарь так сказал, потому что голова без ленты совсем беззащитная? С другой стороны это же не шлем. — Лань Цзинъи, где твоя лента? Потерял? Что скажет Цзэу-цзюнь? — он нахмурился. Все Лани носят ленты... все... И тут до него дошло. Дошло и рухнуло, как холодной водой окатило. Он с трудом, но все-таки сдержался, чтобы не напугать мальчишек, и сказал: — Да, точно, ты же собрался остаться в Байсюэ, извини. Железо — это отлично. Принесете сами? — он отвернулся и отдал чашку Инь Цзяню, глядя на свои руки так, словно боялся расплескать воспоминание, которым его так внезапно накрыло. — Сегодня больше ничего не дадите? Только это? — И нервно выдохнул. *** Цзинъи несолидно пискнул и напряжённо провякал: — Щекотно! Щекотно!!! — Цзинъи… — Сычжуй с горем пополам удержался от желания закрыть лицо ладонью, безмолвно извинился перед доктором, с непередаваемой вежливой скорбью склонил голову. — Я сам об этом думаю, но Цзэу-цзюнь, он скорее всего… он же… — Цзинъи с надеждой уставился на Не Минцзюэ, и заткнулся. — Мы всё принесём, — безмятежно проговорил Сычжуй и утянул оглядывающегося Цзинъи, за углом встряхнул его и со всей дури обнял, а потом снова затряс. — Ты самый полезный весенний придурок во всей Поднебесной! Понял? Пойдём за инструментами! — Он вспомнил Цзэу-цзюня! — Цзинъи радостно тряс Сычжуя и тут же гордо напыжился. — Потому что глава Гусу Лань самый крутой из всех глав по ту сторону ворот! — Ты невыносимый, — Сычжуй рассмеялся и утащил его на склад. Инь Цзянь молча взял пустую чашку, прижал к дрогнувшим губам пальцы. — Сегодня перед сном дам ещё, — тихо проговорил он. — Хотите, я принесу чай? Вот тот, который вам нравился… Цзэу-цзюнь тоже в порядке, он жив, совершенно здоров… Чем ему сейчас помочь, чем? Как ещё подтолкнуть? Он потянулся накрыть его руку ладонью, но не прикоснулся. — Побыть с вами? Да он прекрасно понимал, что нужно оставить его в покое, дать простор для воспоминаний, и ходить на цыпочках, пока всё не выловится! Но не мог не спросить. *** — А? Да. Да, чай, — он как-то растерянно кивнул и прислонился к стене, глаза смотрели куда-то в никуда и он сейчас думал о том, что это воспоминание может исчезнуть. — Идите... Пока никто не пришел, можно было поймать этот образ, видеть его. Спокойный, гордый, с мягкой улыбкой и таким... неповторимым взглядом. Он видел его в парадных серебристых одеждах и в простых голубых. Нет. Этот цвет нельзя назвать так просто — голубым. Это цвет облаков, которые бывают только в Гусу. Почему он никогда об этом не задумывался? О том, какие разные бывают облака. Почему всегда смотрел или вперед, или на дорогу? Лани вернулись, они вместе починили балку, и к концу он даже уже мог не думать о том, что ничего не помнит, кроме образа и голоса. Даже улыбнулся, подпрыгнул, ухватился за перекладину и подтянулся. — Ну вот. Теперь выдержит. Он подмигнул мальчишкам и хотел уже хлопнуть Лань Цзинъи по плечу, но... в Облачных Глубинах так не делают. Там кланяются, и эти адепты умели быть безупречно вежливыми и церемонными. — Спасибо. Он не стал их спрашивать про Цзэу-цзюня, потом спросит. Нужно понимать, что спрашивать, а не просто «расскажите мне про Лань Сичэня». К трапезе в этот день тоже не вышел, хотя сначала собирался. Лежал и думал, потом ушел мыться. Думал. Потом опять гимнастика. Потом попробовал медитировать. Бесполезно. Сердце стучало как подорванное все равно. И к концу дня голова разболелась, а ничего нового в ней не прибавилось. Только прекрасная улыбка Лань Сичэня, его голос — и все в каких-то совершенно простых ситуациях. Вот он подает чай. Вот спускается на мече на мощеный двор. Открывает книгу. Выходит к нему навстречу в Гусу. Вот рассказывает о брате, который каждый день играет «Призыв», или сам играет... на гуцине. — Лекарь!!! — он крикнул и упал лицом на кровать, до боли сомкнув веки. В голове стучал колокол, тьма пульсировала искрами, а боль от висков стремительно наполняла все тело. *** Пришлось его оставить… просто потому что так нужно, так правильно. Инь Цзянь подумал, что ему есть чем заняться, невозможно вытряхнуть всю свою жизнь к ногам другого человека, даже если виноват перед ним бесконечно. В конце концов, он ему кто? Правильно, лекарь. Лекарь, а не кормилица, маменька и любящая тётушка в одном лице! День прошёл в напряжённой работе, Инь Цзянь решил положиться на непосредственность Ланей, они действительно неплохо отвлекали… или напоминали. Словом, его устроил бы любой результат, и Инь Цзянь даже рискнул сходить поужинать вместе со всеми. Он отчаянно нуждался в этом, родственном — слушать новости, радоваться чьим-то успехам, скромно рассказать, что вот, Не Минцзюэ уже вспомнил Лань Сичэня, и всё благодаря Цзинъи… Нет, его не скрутило неожиданной чужой болью, он просто услышал. На самом деле услышал, как будто внутри головы отозвалось криком. — Меня зовут, — коротко сказал Инь Цзянь, выбегая из кухни. Он вихрем промчался мимо лечебницы, необходимый минимум всегда был с собой, потому что если Сюэ Ян всё нужное носил с собой, то почему не перенять у него полезную привычку. — Я здесь. Инь Цзянь без стука распахнул дверь, кинулся к Не Минцзюэ, быстрыми прикосновениями изучил сведённые болезненными судорогами мышцы, бешено пульсирующие вены на шее, на висках, плеснул воды из кувшина на полотенце, быстро обтёр его лицо, шею, зубами вытянул тугую пробку из флакона, растёр в ладонях остро пахнущий бальзам, обхватил его голову ладонями, гладил виски, как будто сгонял боль вниз к шее, оттуда на плечи, а с плеч обдирал уже без нежности. — Терпи, — прошипел он, переворачивая охваченное болью тело, разжал ему зубы, с силой надавив возле челюстных суставов, накапал в рот лекарство. Не любил пилюли как лекарственную форму, хотя и применял, но пилюлю иные пациенты могли выплюнуть, подавиться ею, мало ли случайностей. Эликсир впитывался сразу, едва попав на язык, наполнял лёгким холодком, расслаблял сведённое судорогой горло. — Я здесь, — шёпотом уговаривал его Инь Цзянь, удерживал в руках, едва ли не на колени к себе затянул головой. — Долго терпел, прежде чем позвать? *** От одного его прикосновения становилось легче. Где-то в глубине сознания вспыхнуло, что это плохо, это зависимость, но сейчас все равно, совсем. Он умел терпеть боль. Нормальную человеческую боль в мышцах или от ран, от ударов. Но вот этот кошмар в голове в какой-то момент становился просто невыносимым. Его надо было заменить чем угодно, пусть даже болью, но понятной. От эликсира стало возможно вдохнуть и вдох тут же прохрипел, кулаки разжались, стало холодно от мокрой одежды — из жара испарины швырнуло в озноб. Он вцепился в Инь Цзяня, тяжело и сипло дышал, даже не понимая, что это может быть очень больно. И замер, пока не отпустило и боль не сменилась сладковатой противной тошнотой. — Я... не знаю... долго... Я не могу... вспомнить... Молчи. Конечно, Инь Цзянь скажет очень правильное, что все вспомнится, а не вспомнится — напомнят. Сегодня вот уже напомнили. Все это верно, но бесполезно. — Скажи честно. Лань Сичэнь думает, что я умер? Это было логично. Если они могут держать его в Байсюэ долго, значит — его не ищут. И неизвестно почему, но он точно знал — Лань Сичэнь искал бы, если бы знал, что есть что искать. — Скажи. *** Он только кивал — молчать, значит молчать. Кому, как не ему, знать… слова могут причинять боль независимо от их смысла, просто сам факт, что кто-то что-то говорит, становится невыносимой пыткой. Инь Цзянь только понимал, что это даже не жалость у него ворочается внутри, никак не может устроиться, ранит иголками. Это какая-то дикая смесь вины и горечи. Он так и не убрал пальцы с его висков, медленно поглаживая, и это была главная ошибка, потому что от вопроса пальцы дрогнули. Инь Цзянь только коротко вздохнул, рассудок в панике метался, не зная каким образом обойти этот вопрос, и не было пути. — Да, — тихо признался Инь Цзянь, привычно спрятал печаль за строгой маской. — Все думают, что ты умер. Все… Кроме Байсюэ. Прости… Поэтому и твой враг не ищет тебя — он думает, что точно знает, что тебя уже нет. Он грустно гладил измученного Не Минцзюэ, стараясь успокоить. И пытался сам успокоиться, потому что Сяо Синчэнь его так и не вспомнил, и в этой истории противоядия не было. *** Молчание повисло какой-то непроницаемой стеной. Он только слышал дыхание и сердце, не свое — Инь Цзяня. — Ясно. Вот и сложности. Скрыть от всех, что он не умер, обставить все так, чтобы его не искали. Может, была какая-то битва, и он просто пропал, упал... может он упал в эту пропасть? Спрашивать не хотелось. Лань Сичэнь считает, что он мертв, и это важно. Почему — он вспомнит, теперь нет сомнений. Абы кого не принимают в Облачных Глубинах, постороннему так не улыбается Лань Сичэнь. И значит тот, кого он так мучительно вспоминает, тоже считает его мертвецом. Что ж, похоже у него и правда бездна времени. — Я сегодня никуда не пойду. И на мост он тоже не пойдет. — Дай мне сонные травы. Спать без сновидений, долго. Если и есть способ спрятаться от мыслей и дать отдых измученному разуму, то он только такой. А там будет видно. Он сел и тяжело оперся спиной на стену. — Тебе тоже нужно отдохнуть. Потом думай, — взгляд вспыхнул яростью и потух. — Думай. Может, музыка, я не знаю. Лань Сичэнь играл на гуцине, я помню, он рассказывал о брате, который играл «Призыв». Дай мне свои травы. *** Чжи Чуань проводил друга взволнованным взглядом и не сдержался. — Так нельзя! Я знаю, Инь Цзяня бесполезно уговаривать, он не заметит, как умрет над своим пациентом. Но так нельзя. Неужели мы не можем что-то придумать? Ваша сила. Она же снимает вам боль, может попробуете? Цзянь должен отдохнуть хоть немного... Вэньчжун говорил и понимал, что это все мертвому припарки. Цзяня просто не заставишь успокоиться, даже если свяжешь. Но не умрет же Не Минцзюэ заново в конце концов! *** — Не ходи… Инь Цзянь не хотел запрещать и с облегчением согласился. — Сейчас принесу, — он ощутил эту ярость как что-то знакомое, сухой жар, охватывающий всё тело, пекущий изнутри, строго свёл брови. Значит, это была ярость, когда он прикасался к Бася в поисках поддержки. Поразительно, только он мог принять ярость за поддержку… Он вообще многое принимал за поддержку. — Лань Сичэнь и Лань Цзинъи играют на гуцинях… и каждый из них уникален. Инь Цзянь сходил за отваром сонных трав, сделал себе отметку, что на всякий случай и это тоже нужно носить с собой, вернулся к Не Минцзюэ и протянул чашку. — Ложись спать, — тихо попросил он, и сидел рядом, глядя как он засыпает, а потом ещё посидел, и ещё немного. Пока не убедился, что он действительно спит. *** — Можем, — буркнул Сюэ Ян. — Техника отработана, опробована. Сун Лань, подтверди. Всего-то две иглы в затылок, и пациент будет спать и видеть сны, и даже покорно глотать суп. А может и не будет видеть сны. Дагэ, не помнишь, ты сны видел? Сяо Синчэнь, твой брат вообще простит мне, если я его вырублю? Инь Цзянь вернулся на кухню, когда ещё никто не разошёлся. Сел за стол и молча доел всё, что оставалось в его миске. Жадно пил чай, подумал и попросил: — А есть ещё что-нибудь съесть? У меня ощущение, что я умираю от голода… Он сообразил, что его считают мёртвым. И я не смог не подтвердить… Но он так и не понял, что на самом деле был мёртв. Сейчас спит… согласился на музыку. Лань Сычжуй, Лань Цзинъи… — он вдруг пристально уставился. — Цзинъи. Твой гуцинь. Я не знаю, не разбираюсь в ваших мелодиях. Завтра пройдёт действие сонных трав, может быть вы что-то сделаете? Цзинъи повозился на своей лавке, прижался к боку Сун Ланя, переглянулся с Сычжуем и тихо кашлянул. — Но если он спит, то почему не сейчас? Не обязательно же, чтобы он бодрствовал. Мы можем сменять друг друга, и пока глава клана Не спит, как раз и попробуем. *** — Да, видел. Как я тебя душу, — мрачно съязвил Сун Лань и вздохнул. — Не думаю, что Не Минцзюэ будет лучше от таких методов. Рано или поздно ему все равно все вспомнится. Хотелось бы побыстрее. Каждый пусть даже короткий разговор с Не Минцзюэ давил на Сун Ланя, как будто он совершил преступление и хотел в нем сознаться. Новость не понятно было, как воспринимать. С одной стороны, это именно догадка, а не кусок памяти, с другой — голова у Не Минцзюэ соображает, неплохо ведь? — Давайте действительно попробуем? — Сяо Синчэнь поставил перед Инь Цзянем свежий чай и легко положил ладонь ему на плечо. — Тебе нужно отдыхать. Цзинъи и Сычжуй будут играть по очереди, а мы с Сюэ Яном тоже по очереди побудем поблизости, на случай, если глава клана Не проснется. Тебя сразу позовем, не волнуйся. Но ночь прошла спокойно. Юноши играли, Не Минцзюэ спал и уже почти к полудню, когда Сяо Синчэнь пришел к покоям Не Минцзюэ, а Цзинъи сменил Лань Сычжуя, глава клана Не проснулся. Вообще-то он надеялся спать как нормальный усыпленный пациент. Без снов. Но получилось что-то странное. Он даже не видел, а как будто ощущал себя в Облачных Глубинах, где его встречала прекрасная музыка, а потом она начинала его куда-то звать, очень далеко, но обещала что-то очень важное и хорошее. Когда он проснулся, то даже не сразу понял, что не спит — мелодия лилась откуда-то из сада. Накинув ханьфу, он перевязал пояс, пятерней поправил волосы — терпения привести себя в нормальный порядок не хватило, но вдруг ему просто чудится? — Доброе утро, — Сяо Синчэнь встретил появившегося на пороге Не Минцзюэ доброй приветливой улыбкой и мягким жестом попросил Цзинъи прервать мелодию. — Мммм... — сразу многовато. Гуцинь не померещился, но вот мальчишка хоть свой, знакомый, а явление в белом ... это озадачило. Это ж ведь не доктор? Ну если только с ним не произошло что-то... эээ... непоправимое. — Доброе утро, — тем не менее, он нашел достаточно воспитания, чтобы нормально поздороваться и безотчетно попытался поправить волосы, глядя на такого безукоризненно светлого не-доктора, получилось просто заправить прядь за ухо. — Мы с вами еще не знакомы, я все не решался вас побеспокоить. Сяо Синчэнь, — даочжан поклонился. — Я брат Инь Цзяня. — А... О... Мм... Брат. Да, — он ответил поклоном, нормальным, просто по сравнению с поклонами Ланей или вот Сяо Синчэня это выглядело, наверное, резковато. — К сожалению, не могу назвать своего имени, но вы его знаете. — Конечно. Не Минцзюэ вовсе не хотел его укорить, это было видно, но Сяо Синчэнь все равно почувствовал себя немного неловко. — Мы все уговорили брата немного отдохнуть, а наши юные друзья решили поиграть немного... иногда здесь поют птицы, а иногда — играет гуцинь. Вы вчера вспомнили Лань Сичэня, и это... для меня это такая радость. — Я не помню, кем мы друг другу приходились, — он не жаловался, просто сказал, как есть. — Мало воспоминаний, но они очень... близкие. — Это похоже и на дружбу, и на братские чувства сразу. — Да, наверное. Сяо Синчэнь снова чуть улыбнулся: — Я имею в виду, что вы не ошибаетесь. Это так и есть. И я этому очень рад. — Есть кто-то еще ближе. — Я знаю. — Вы все знаете. Колючесть Не Минцзюэ хотелось как-то смягчить и при этом не быть надоедливым. Даочжан понимал, как это бывает, когда пытаешься бесконечно, а не получается. Как вслепую пробовать ставить чашки на полку — каждая разбитая чашка злит, и еще хуже от того, что ты не можешь позволить себе бешенство или слезы. — Лао-цзы совершенномудрый учитель. Удивительно, но чем дальше я иду, тем сильнее в этом убеждаюсь, — осторожно сказал Сяо Синчэнь. — Он говорил, помните? «Помня о своей цели, будь терпелив. Ведь изменения — это то, что приходит не сразу ...» — «...но как бы само собой». — Да. Попробуйте не искать, даже когда ищете. — Это сложно, — он посмотрел на Сяо Синчэня, потом снова куда-то на небо. — В детстве мы с Инь Цзянем были разлучены, он искал меня и не мог найти, я не искал его... И мы встретились и... получили разное. — Почему вы не искали? В глазах Сяо Синчэня он увидел печаль, но она была какой-то ... прозрачной что ли. — Потому что я его не помнил. И не вспомнил. Это как пустой сосуд, который нужно наполнить заново. С одной стороны — в этом сила пустоты, с другой... как человеку, мне было больно, но брату было больнее. Удивительно, но Сяо Синчэнь говорил об этом так просто, как о данности, которой не изменишь, и даже не пытался молчать, хоть Лань Цзинъи был рядом. — Пустоту всегда можно наполнить, у вас для этого есть много времени. Поэтому пока оно есть... мы не торопимся наполнить этот сосуд, понимаете? Это как вода, она сама найдет, куда прийти и вы ничего не сможете с этим сделать. И это может случиться разными путями. Он молчал. Их мотивы ясны, по крайней мере — этого человека, это ведь именно о нем говорил Инь Цзянь, тот, кто выстроил свою жизнь... — Простите, я утомил вас, — мягкий голос Сяо Синчэня заставил его отпустить мысли.— Мне следует позвать брата. Сяо Синчэнь как будто глотнул свежего воздуха. Желая помочь Не Минцзюэ, он сам не заметил, как помог себе.