Затмение

Что Инь Цзянь мог теперь? Только ждать. Он не заметил, что судорожно сжимает пальцы, когда вышел и всё-таки оставил Не Минцзюэ в одиночестве. И пришёл в ужас, когда понял, что боится даже не его разрушительного гнева, а что вот сейчас он вспомнит — и всё. И всё закончится. Ужасно ли, терпимо ли, но закончится. Впору надеяться, что лекарство не сработает, но Инь Цзянь хорошо себя знал — оно сработает. Он просто не умел по-другому. Все ждали, он это видел. Невольно прислушивался, но не услышал ничего настораживающего, чтобы кидаться обратно. Радовало, что никто не ослабил бдительности. Но звук разбитого кувшина, едва слышный, заставил Инь Цзяня побледнеть. Он успел сделать лишь один шаг прежде, чем послышался грохот. — Дверь сломал, — лирично промурлыкал Сюэ Ян, и этот голос отрезвил. Инь Цзянь сделал шаг назад. Он совершенно никчёмный боец, если Не Минцзюэ атакует, от него даже воспоминания не останется. Нельзя стоять на линии атаки. Нельзя встревать. Нельзя кидаться к Не Минцзюэ и сразу пытаться погасить его гнев. А ярость он чувствовал кожей, даже пока ещё не видел его. — Он… зол, — тихо проговорил Инь Цзянь. — А так и что? — Сюэ Ян приобнял Сяо Синчэня, быстро прикоснулся губами к его щеке, оставил и вышел вперёд. — Хорошо, если он злится потому что вспомнил. Плохо, если он в ярости из-за того, что НЕ вспомнил. Вот сейчас мы всё узнаем. Он оглянулся через плечо на Сяо Синчэня, потом на Сун Ланя. Посмотрел на белое лицо Инь Цзяня, смешливо ему подмигнул. — Доктор, встаньте за спинами Цзинъи и Сычжуя. Там — я вас уверяю! — вы в абсолютной безопасности! Ему не нужна была безопасность. Инь Цзянь нервно прижал к груди руки, впился взглядом в лицо Не Минцзюэ, едва он появился, и всё равно пошёл к нему. И дошёл бы, если бы Сычжуй не остановил. А Сюэ Ян стоял с пустыми руками, как будто и не собирался сражаться. Цзян Цзай наготове — это не значит, что он нагло скалится узким клинком. Он рядом, просто его не видно. Сейчас важнее было понять, что происходит, а Сюэ Ян увидел выражение лица Не Минцзюэ и уловил всю разницу. Потому что это был глава клана Не, и он был в ярости. — Оооо… С возвращением, глава клана Не, — Сюэ Ян широко улыбнулся, прекрасно осознавая собственную наглость и готовый защищаться или бежать. — Тут все верили, что вы справитесь, и вы справились. *** Ярость Не Минцзюэ звенела в воздухе — вот сейчас Сун Лань отлично осознал, насколько он хорошо чувствует свой Байсюэ, чужую ярость тут он ощущал кожей, жилами. Ну... может Не Минцзюэ и не совсем чужой, учитывая, что через всех этих демонов они почти родные, и с Сюэ Яном кстати глава Не тоже получается не совсем чужой... Ну и мысли! Все-таки Сюэ Ян на него определенно плохо влияет, вот он уже и умозаключения тут полынные учится с этим невозможным братцем выстраивать! Плохо влияет. Сун Лань чуть не поздоровался с Не Минцзюэ! — Собака, — прошипел тот, и Сун Лань увидел, как до побелевших костяшек его пальцы сжимают рукоять Бася. Сяо Синчэнь стоял, как изваяние. — Отойди к Ланям, — повторил он совет Сюэ Яна, от сердца немного отлегло. Ожидаемая ярость Не Минцзюэ не была направлена в сторону брата — этого даочжан боялся едва ли не больше всего. Сюэ Ян улыбался. В точности как тогда, когда ходил вокруг как мерзкий шакал, готовый загрызть по приказу. С Бася на плече! А теперь у него даже меча в руке нет. Ну и прекрасно. Собаке — собачья смерть, и он не побрезгует убить безоружного, потому что это — не человек. Безоружный... Память не хотела уняться. Как будто с бурного потока сорвало дамбу и его больше невозможно было удержать. Вот и сейчас Минцзюэ вспомнил, как он замахнулся на безоружного. «Минцзюэ-сюн!» — и взгляд Лань Сичэня, вставшего на защиту. — Ты... — Минцзюэ от омерзения снова как будто ядом наполнился и отвернулся. Бася взлетела вверх. Сун Лань ждал и успел выставить меч — хоть удар сабли был направлен не на Сюэ Яна, как он ждал, а на него. — Не Минцзюэ... — даочжан покачнулся, но не отступил. У Минцзюэ не было слов для этих людей. Ни одной вменяемой мысли — лишь гадкое, чужеродное непонимание. Как возможно, что эти двое, когда-то приведшие Сюэ Яна на суд, теперь с ним заодно?! Ци, чистая и холодная, щедро плеснула, мгновенно оформилась в удар, который Не Минцзюэ обрушил под ноги этим троим, о... пусть ставят свои умелые заслоны! — Минцзюэ бил на силу, которой в нем оказалась просто яростная бездна. Шаг назад, только чтобы выйти из блока, и новый удар Бася, которая наконец успокоилась в своем первом восторге и теперь холодно и тяжело укладывала удары, пока Минцзюэ собирал силу ци вновь. *** Инь Цзянь уже и не пытался удержать себя в руках. Они ведь были готовы к этому, правда? Ведь правда же? Все были готовы, и заранее соглашались, что взрыв ярости и гнева неизбежен. Он ведь всё сделал так, как нужно? А не слишком ли хорошо он лечил главу клана Не? Небеса, откуда в нём такая бездна силы? Инь Цзянь чувствовал, как всё внутри дрожит и вибрирует. Кто бы ни вышел победителем, будет плохо. Не Минцзюэ нельзя убивать, иначе всё зря, а он же может кидаться до тех пор, пока не достанет кого-то. Кого? Его брата? Сун Ланя? Сюэ Яна? Нет, он придёт в себя, это просто первый всплеск… за которым может следовать что угодно. Инь Цзянь застыл на месте, глядя как Не Минцзюэ нападает, с молниеносной тяжеловесностью, с точно выверенным чередованием ударов тяжёлой сабли и яростной ци. Следующий же удар Басей Сюэ Ян принял на Цзян Цзай и по скользящей вывел в сторону. Он видел, что Лани ещё выжидают, и даже не собираются бледнеть или нервничать. Цзинъи только сосредоточенно серьёзный и собранный. А бледнел тут за всех Инь Цзянь. Вот всё-таки молодец у его святого братец, выбрал себе то, что умеет лучше всего, и не лезет туда, где от него нет толку. Он за всех тут побледнеет в тройном размере, а остальным останется лишь начать да закончить. — Глава клана Не, а Сун Ланя-то за что?! — Сюэ Ян с негодованием рявкнул, отвлекая внимание взбешённого Минцзюэ на себя. — Ну собака, да. Ну а чо, я согласен, у тебя есть право злиться! Видишь, всё для тебя сделали, ярись сколько влезет! Это ж сколько времени запертая ярость кипятилась, пора выплёскивать. Он парировал удары, но не лез в наглую поперёк Сун Ланя — в одиночку против такой бури не выстоять, а распределить нагрузку — да, бывает полезно. Вот ведь как же хорошо, что они с Сун Ланем успели грамотно привыкнуть друг к другу. На Не Минцзюэ никто не нападал. А это, между прочим, потруднее будет! У Сюэ Яна вся натура крючилась и кукожилась, когда противник в запале так удачно пару раз раскрылся, а вот всадить ему клинок в это раскрытое место — нельзя. И даже попытаться нельзя. И сделать вид — тоже нельзя. Вот ведь, подсунули задачку! Лань Сычжуй подумал, опустил пальцы на струны. Очищение Сердца он играл очень тихо, на грани слышимости, видел как у Цзинъи подрагивают пальцы, отсчитывая его ритмы, чтобы аккуратно вплести свою мелодию. Гуцинь из Цинхэ внимательно смотрел извивами древесного рисунка, и следующий удар сокрушительной ци встретился с тихим рокотом струн. Цзинъи не собирался лишаться Сун Ланя даже во имя какой-то там высшей справедливости. И прав был Не Минцзюэ, когда посмеивался — гуцинь это оружие, нужно знать как и зачем его используешь. Цзинъи это знал. Он не пытался выскочить вперёд и всё взять на себя — это путь к поражению и глупой смерти. Он держался в стороне, и лишь аккуратно отливающий серебром прозрачный щит вставал на пути ударов чистой силы, а парировать удары Баси Цзинъи пока предоставил тем, у кого в руках мечи. Оба гуциня звучали в ритмическом равновесии. Сычжуй подстраивал Очищение Сердца под ритм атак, иногда с укоризной покачивал головой, совсем как Лань Сичэнь, терпеливо улыбался, деликатно и вежливо. Инь Цзянь застыл на месте, судорожно ломая пальцы. Лишь слабо надеялся, что когда пройдёт пик ярости, Не Минцзюэ окажется способен слышать, слушать и понимать, и его не придётся обездвиживать иглами. Пожалуйста, пусть не придётся! Он ведь не простит. И Сюэ Ян прав — ярость это сила, сила не может исчезнуть бесследно, она не может просто раствориться, ей нужен выход. Запертая неосознанная ярость тормозит исцеление и возвращение всего объёма памяти, и неудивительно, что вспомнилось именно то, что питало ярость — самая сильная эмоция. — Не Минцзюэ, давай поговорим, а? — снова позвал Сюэ Ян. — Ну ты видишь — я не бегу никуда, меня даочжаны поймали. Видишь, не дают вредить никому, только редиску можно пропалывать, и то под надзором, и мясо жарить иногда. Если тебе станет от этого легче, Бася моей крови напилась досыта, прям в живот, шрам ещё не исчез. Перестанешь злиться — покажу! *** Невозможно драться, когда не собираешься даже ранить! Нет, Синчэнь вот явно умеет и так, а он — нет. Влияние Сюэ Яна повсюду! — Я начинаю сердиться, — тихо сказал Сун Лань Сюэ Яну и едва успел выставить защиту, потому что Не Минцзюэ снова вышиб каменную крошку из двора Байсюэ. Опять ремонт! — Так и надо его гробнице! — добавил даочжан, таким тоном как будто А-Ян ночами не спал из-за оставленного в пещерах бардака и надо было унять его переживания. — Глава Не! Сун Лань взлетел, приземлился на крышу, но перемена места никак не повлияла на Минцзюэ. Он швырнул Бася вперед и она вонзилась в конек крыши, пролетев на волосок от плеча патриарха. Да что же делать с этой катастрофой?! — Глава Не! Послушайте. Ломать мебель — занятие бессмысленное, поговорим. Минцзюэ только яростно улыбнулся. Мебель — это сопутствующие потери, его цель — двуличный недопатриарх, который прикрывает Сюэ Яна. А ублюдок еще и скалится. Выплеснуть ярость? Это пожалуйста. Новый удар снес бы опоры галереи, но неожиданно наткнулся на сопротивление совершенно иного рода. Бася вернулась к Минцзюэ, и следующий удар встретился с Цзян Цзаем. Сун Лань бросился вниз. Их много и они сильны, ну и что? Не Минцзюэ никогда не чувствовал в себе столько сил. Что сделает музыка?! Он собрал новое заклятие, сильнее прежнего, и ударил, одновременно занеся саблю. Он видел, как от удара отшатнулся Сун Лань — он не успевал вернуться и чуть не упал. По двору взметнулись камни, земля и ошметки растительности. Белоснежный меч тонко встретил Бася, к нему присоединился Цзян Цзай. Не Минцзюэ давил, черпая ци щедрой рукой, наполняя и без того мощное оружие сокрушительной силой тарана. Яркие сполохи голубых потоков силы с сиянием антрацитовых искр окружали его, тянулись к противникам, пытались пробиться сквозь звуки гуциня. Сун Лань сглотнул кровь и скребущую горло пыль и шагнул вперед. Нет, пора с этим заканчивать. Даже его терпение не бесконечно, а если Сюэ Ян устанет шутить? Они же все просто друг друга покалечат — во имя чего?! Не достаточно ли Не Минцзюэ порасплескивал в его доме свою ярость? Фусюэ присоединился к своим братьям, забирая часть давления, и это единство мгновенно отозвалось у всех троих. Три меча совсем недавно надежно уже запечатали мощь более древнюю и опасную, и сейчас Бася может и треснуть, если будет слишком упрямиться! Не Минцзюэ смотрел на скрещенные клинки, и тонкие нити энергии, которые он даже не видел — чувствовал, казались ему знакомыми. Он помнил это... Это темное и в то же время чистое единство, эта неподконтрольная, свободная, и одновременно усмиренная сила — вот что вытянуло его душу, тащило и звало, через кровь и страх возвращаться. Гуцинь играл, память вышвыривала в сознание все новые обрывки воспоминаний. Минцзюэ не отступал, не оставлял попыток пробиться сквозь все эти коварные и слишком разные приемы — его ярости хватит надолго, на всех! — Довольно! — услышал он чистый голос Сяо Синчэня, как будто иней тонкими иглами пронзил спутанные переплетения битвы. И все прекратилось. Синчэнь и сам не ожидал, что заклинание, которым он тогда в пещере опутал Сюэ Яна, окажется настолько цепким и молниеносным, когда используешь не ци, а их с Сюэ Яном общую силу. А еще хитрым — и это точно половинка его ночи. Оно проникло через все извивы и потоки сплетенных сил и наконец успокоило стихию. Мягко и надежно. Минцзюэ оказался в плену, и как только он лишился возможности продолжать бой, действие мелодии на сознание стало набирать силу. — Простите, глава Не, вы не оставили мне выбора. Рисковать вами, всеми и Байсюэ — это слишком. — Сяо Синчэнь опустил Шуанхуа и склонился в церемонном поклоне. — О... прошу прощения. Едва заметный жест, и Не Минцзюэ понял, что говорить может. Сун Лань тяжело выдохнул, стер ладонью кровь с губ и попросил Ланей не останавливаться, но играть потише. — У вас... много вопросов. Понимаю. Вы сможете задать их все, Не Минцзюэ. Но убийства в моем храме запрещены. Правило Байсюэ. Он тяжело дышал, его все-таки прилично задело, и то, что причина лишь в нежелании причинить вред главе Не — слабое утешение. Даже будь они врагами, справить втроем с такой силой было бы непросто. Клан Не — это какое-то сплошное препятствие! Чтобы удерживать неуемного пленника, потребовалось много энергии, Сяо Синчэнь экономил силы — и свои, и Сюэ Яна, но убедившись, что заклинание надежно, перестал вливать в него энергию. Он подошел и осторожно забрал Бася, дал Не Минцзюэ опустить руку и вернул ему саблю, на этом свобода яростного гостя закончилась. — Нам придется отнести вас в вашу комнату, — заранее извинился Сяо Синчэнь. Музыка лилась и лилась, свободно и плавно. Минцзюэ посмотрел на Ланей и уловил это сходство Сычжуя с Цзэу-цзюнем. В мыслях, в сердце навязчиво зудела боль. Как он явится? Как скажет? Что станет с названным братом, когда он поймет, кого так оберегает? Ярость отступала под действием музыки, мелодия Лань Сычжуя успокаивала, Лань Цзинъи — как будто разговаривала с его больной душой. Зачем они с ним это сделали? Неужели они не понимают... Минцзюэ вспомнил разговор с Сун Ланем. Они понимали, и очень хорошо. И все равно сделали. Горечь жгла, боль искала выход, Минцзюэ посмотрел на Инь Цзяня и понял, что даже ухмылку этого пса Сюэ Яна потерпит, но не позволит им этого унижения на глазах лекаря. — Снимите заклятие, даочжан. Я пойду к себе. Сяо Синчэнь посмотрел на Сюэ Яна и Сун Ланя. *** — Ты начинаешь сердиться? — пропыхтел Сюэ Ян. — Да я сейчас вообще с ума сойду. Ну это он, конечно, беззастенчиво врал. Было бы из-за чего сходить с ума, но вот тут Сун-дагэ прав, так и надо гробнице клана Не, надо было им там ещё на стенке нацарапать пару ласковых слов. А вот сами даочжаны виноваты, перестарались с воспитанием одного мерзавца, и он ничего не написал. А так было бы хотя бы не так обидно. А вообще одна упрямая дубина стоит всех упрямых дубин в этих стенах. Не Минцзюэ оказался такой же дурной, как все остальные — как он сам, как вот Сун Лань, как его святая сволочь и сволочной же братец. Вон Сычжуй — лицо какое невинное и безмятежное, а зацепи за живое — псих натуральный, умеет орать совершенно неприличным образом! Про Цзинъи вообще ничего можно не говорить, чуть увидел — сразу по морде. Псих! Надо будет проверить Байсюэ на ненормальное притягивание психов, тут явно не обошлось без затмений, печати, тьмы и прочих штук. Эта бесполезная битва длилась и длилась, выцарапывая силы. Сюэ Яну не хватало гармонии. Их стараются убить — почему нельзя вжарить в ответ со всей дури?! Между прочим, ему очень вредно сдерживать дурь, он что, хуже Не Минцзюэ? Тоже досдерживается, а потом как рванёт! Они втроём удерживали Басю, и Сюэ Ян едва не заржал прямо в сосредоточенно-яростное лицо Минцзюэ. Его всегда тянуло смеяться, когда в крови вскипает тьма, но он сдерживался. Исключительно ради Сяо Синчэня. Ну и ради его брата, конечно. И ради Сун Ланя, естественно. И он перестал об этом думать, пока не дошёл привычной цепочкой до карпов. Потому что Сяо Синчэнь очень вовремя и очень красиво раз, и всё уладил. Сказал что довольно, и все должны слушаться — Сюэ Ян даже сам опустил и тут же убрал Цзян Цзай, едва понял, что ему уже не грозит оказаться порубленным в капусту. — Цзычэнь? — тревожно позвал Цзинъи, понимая, что сейчас останавливаться нельзя, и нельзя убирать руки от струн. — Сун Цзычэнь? Сюэ Ян сунул руку за пазуху, достал из мешочка бутыль с водой, кусочек чистого полотна, поплескал на него, аккуратно стёр с губ Сун Ланя каменное крошево пополам с кровью и дал напиться. — Ты как, дагэ? — он поискал раны на Сун Лане, не нашёл, и лишь цепко поглядывал на Не Минцзюэ. И дёрнулся было дать воды ему, но не дал. Всё равно не возьмёт и только заново распсихуется, а у него тут свои собственные чудовищные и мерзавьи привязанности. Он с обожанием и дикой гордостью смотрел на Сяо Синчэня — какой он тонкий, красивый, вежливый и одновременно непреклонный, вот попробуй спорить с таким даочжаном, а потом огрызок от своей спорилки грустно рассматривай всю оставшуюся жизнь. Неизвестно, насколько ему можно доверять. Он ведь не остыл, но явно понял, что грубой силой не попрёт против всех. Или не понял? Сюэ Ян адски устал быть терпеливым и понимающим, давно бы уже наорал, а может и по морде врезал бы. Ой подумаешь, глава клана! Видывали глав всяких разных, некоторых даже убивали. Но на взгляд Сун Ланя он лишь кивнул — мол, снимай, пусть идёт. Чего б не пойти. — К себе — это в комнату? — на всякий случай уточнил Сюэ Ян, не слишком рассчитывая на ответ. Но нужно же понимать, что Не Минцзюэ не кинется бегом в Цинхэ, это же просто неразумно! Хотя понятно, что хочется. Сам бы он может и кинулся бы сгоряча. — Цзычэнь, — настойчиво позвал Лань Цзинъи, не прекращая играть. — Пожалуйста, подойди ко мне. Он тут был очень занят, просто очень, но это не мешало ему умирать от страха за своего даочжана. — Я посмотрю, — отмер Инь Цзянь, наконец сдвинулся с места и покачнулся, едва не упал. От нервного напряжения подкашивались ноги, и этот взгляд Не Минцзюэ в его сторону — как если бы саблей швырнул, пригвоздив к месту… Инь Цзянь перестал нормально дышать. Он взял себя в руки. Всё ещё бледный, но строгий с плотно сжатыми губами, подошёл к Сун Ланю, положил ладонь ему на грудь, считывая пульсацию ци. — Вот это проглотите, — поднёс к его губам пилюлю, и постарался не изумляться. Сюэ Ян аккуратно сунул ему в руку бутыль с водой так, чтобы Не Минцзюэ не видел. Другую бутыль. Он что же, носит с собой вообще всё?! — Я пойду с вами, — твёрдо сказал Инь Цзянь, ожидая, пока брат снимет с него путы заклинания, поколебался, и беззвучно проговорил «спасибо». Что не ранили его, что проявили такое великодушное терпение. Что брат взял на себя тяжёлое решение обездвижить разбушевавшегося Не Минцзюэ. Что они все умеют действовать так слаженно! И даже Чжи Чуаню спасибо, что увёл мальчика — соблазн отыграться на племяннике Цзинь Гуанъяо не имеет ничего общего с рассудком, вот Сюэ Ян сразу сказал, что хочется. И конечно же, Не Минцзюэ не Сюэ Ян. — Сун-дагэ, прости меня, идиота, — Сюэ Ян ворчал ему в ухо. — Если бы я стоял с Цзян Цзаем в руке, глава клана Не логично кинулся бы на меня, а не на тебя. У меня ума не хватило. Просто я умный бываю не сразу, а потом. *** — Спасибо, я... нормально. А-Ян. Нормально, — ну правда, сейчас еще обнимет и пожалеет! — Сейчас, Цзинъи. Его уже и ранить нельзя что ли? Сильным нормальным ударом здорового яростного главы клана? Давайте все жалеть патриарха. Вообще-то тут есть запасной. В груди саднило и на языке застыл привкус крови. — Отдохните, Не Минцзюэ. И... действительно, с возвращением, — это прозвучало не как издевательство. Сун Лань и сам пытался уложить в голове такие разные мысли и в сердце — такие разные чувства. Они смогли сделать невозможное, все вместе — это и гордость, и радость за всех в Байсюэ, ведь на самом деле сколько шансов на то, что такие разные люди не то, что смогут что-то вместе, но элементарно не поубивают друг друга? И Не Минцзюэ жив, а не в могиле и не на перекрестке миров. Да, ему больно, да, и будет еще больнее. Сун Лань чувствовал свою ответственность за это, но разве не должен живой человек принимать свой путь? Если б Не Минцзюэ знал вообще пережитые боли каждого в Байсюэ! — Не тратьте лекарства, доктор. — Сун Лань отвел его руку. — У вас пациент, а у меня есть лекарство. Он удрученным взглядом окинул дворик и сад. Бардак, несоизмеримый с размерами отведенного Не Минцзюэ пространства! Сун Лань вдруг почувствовал адскую усталость. Все закончилось так или иначе, теперь решение только за Не Минцзюэ, и Сун Лань повернулся спиной к тому, кто только что на него нападал. — Не прощу, — буркнул он Сюэ Яну. — Это с чего это на тебя? Пуп земли тоже мне. Умный он. Сун Лань ткнул Сюэ Яна плечом, кивнул на Синчэня, мол, вон твоя забота, а не я, и устало улыбнулся Сюэ Яну. Сяо Синчэнь почти невесомо коснулся спины брата. Такое малое прикосновение, но это казалось очень важным. Сун Лань подошел к адептам, он так устал, что его хватало только на «спасибо». — Цзинъи, пойдем. Уже все, — тихо-тихо сказал он. Минцзюэ не ответил, много чести разговаривать с Сюэ Яном. Он почувствовал, как заклятие спало, развернулся и ушел в свою комнату, тяжело положил Бася на стол. Под ногами хрустели осколки, Минцзюэ глянул на разодранное покрывало, понял, что дверь не закроешь, ну ладно, потом сделает. — Не трогай ничего, — тихо велел он Инь Цзяню, который пришел за ним. Минцзюэ снял ханьфу, одежда была влажной от пота и грязной, повесил на спинку стула и сел на кровать. Помолчал. — Хорошее лекарство. Он даже не знал, хочет ли что-то сказать. Что тут скажешь? «Почему ты за это взялся?» Разве это важно? Может Инь Цзянь хотел исправить ошибку. Может просто из своего врачебного интереса. Может... все может быть. В голове крутилось много всего, но Минцзюэ сказал: — Я перешел мост. Как ты обещал. *** А Сюэ Яну и не надо было ответов от тех, кто ещё не готов отвечать и не понял жизнь. Вот Не Минцзюэ явно не готов. А вот Сун Лань жизнь уже понял, и знает, что намного дешевле, полезнее и правильнее ответить ему не слишком затягивая, потому что неотвеченные запросы Сюэ Яна могут обернуться проблемами. Вот за это он Сун Ланя не просто уважал, а пожалуй даже любил своеобразной братской любовью, немножко патриарховской. Он ненавидел Сун Ланя до такой степени, что готов был зубами рвать на куски… а сейчас, пожалуй, порвал бы того, кто попытается причинить ему вред. А Не Минцзюэ пусть и не ответил, но как-то к воротам не ринулся, и Сюэ Ян счёл, что на этом припадок «всех убью» на время откладывается. Правда он ещё вслед Минцзюэ решительно промолчал на тему того, что обижать лекаря не стоит, а то тут сразу отыщется толпа желающих обидеть обидчика как следует. Ну это, наверное, он сообразит — он ведь не полоумный, а просто сердитый. Сюэ Ян тут же разнежено обнял Сяо Синчэня за талию и бесстыжей мордой спрятался на его шее. — Ты самый светлый и самый грозный даочжан из всех, что я видел в своей жизни, Сяо Синчэнь. Как ты сурово так — довольно! — и всем тут же сделалось довольно. Я невероятно горд, что ты мой. Цзинъи подскочил сразу, как только услышал это «пойдём», и гуцинь убрал одним движением. Он не то, чтобы беспокоился. Если бы было очень всё плохо — Инь Цзянь сказал бы. И Цзычэнь не отказался бы от лекарства, он не пренебрегает никогда. — Сычжуй, — Цзинъи еле повернул голову, чтобы увидеть, как друг просто безмятежно поднял руку. — Ступайте, — Сычжуй продолжал играть Очищение Сердца, ещё тише. — Я здесь закончу. Этого было вполне достаточно, Цзинъи тут же подлез под руку Сун Ланя, как будто собирался его нести на себе. Сердито посмотрел в ту сторону, куда ушёл Не Минцзюэ, но придержал при себе недовольный бубнёж. Ведь если судить обширно, всё обошлось, могло быть хуже. — Пойдём, — он не торопился, потому что спешка хороша лишь когда спасаешься или догоняешь. Цзинъи трепетно переплёл пальцы с пальцами Сун Ланя, вёл через Байсюэ, совершенно не стесняясь очевидного — он ведёт своего любимого отдыхать, в их общую спальню. Нет ничего прекраснее и желаннее. А Байсюэ потерпит, пока патриарх отдохнёт в самом подходящем для этого месте — в его руках. — Цзычэнь, ты не возражаешь, если я не выпущу тебя из спальни в ближайшие несколько часов? Сычжуй только кротко улыбнулся вслед всем расходящимся. Очищение Сердца он играл сейчас и для себя тоже, потому что переволновался. Снова. И радовался, что Цзинь Лин этого не видел. Нужно будет рассказать Чжи Чуаню, что происходило, не заставляя наставника мучиться догадками и опасениями. Он ещё некоторое время играл, а потом покинул поле боя. Правила Байсюэ попирались настолько часто, что с ними ничего не случится, если сегодня завтрак готовил Сюэ Ян, обед готовил Лань Цзинъи, а ужин совершенно спокойно приготовит Лань Сычжуй. Прибирать каменное крошево он не стал в воспитательных целях. Этому месту полезнее побыть в плачевном состоянии. Пусть глава клана Не и глава, но ему стоит посмотреть спокойными глазами, что он натворил. Инь Цзянь разрывался на куски. Не Минцзюэ хотелось поддержать, но от него всё ещё давило взрывной силой, это слишком нелепо. Он наклонился было подобрать осколки, слишком вызывающе они хрустели под ногами, но не стал упрямиться и настаивать на очевидном. Главное, чтобы Не Минцзюэ не прошёл по ним босиком. Это не опасно, но просто неприятно. Остановился возле стола, протянул было руку к чашке, но… ведь он сказал ничего не трогать. — Хорошее, — согласился он, протянул ему бутыль с водой. — Вот… попей. И мне нужно тебя осмотреть. Инь Цзянь не стал ждать, и пусть пальцы ещё дрожали, он привычно и деловито дотронулся до висков Не Минцзюэ, посмотрел зрачки, прислушиваясь к его дыханию, невольно восхитился стабильностью и силой ци, подцепил на палец каплю пота и слизнул. Лёгкая горечь на языке. Да, хорошее лекарство. — Это снадобье ещё несколько дней будет циркулировать по телу с кровью… — он устало кивнул. — Этот мост… очень важен, да? Я рад. Особой радости в голосе, впрочем, не звучало, Инь Цзянь действительно вымотался, но говорил предельно честно. — Хорошо, что ты не убил никого из моих близких… Он опустил глаза, смотрел в какую-то точку на груди Не Минцзюэ, и при каждом его вдохе внутри натянуто дёргалось что-то горячее. Инь Цзянь молчал, не чувствуя неловкости от того, что стоит перед ним в разорённой комнате, и даже не пытается прибраться. Эта комната с выбитой дверью и осколками на полу — это как его память. Рвануло сильно и сразу, ломая двери, разбивая вдребезги. — Не Минцзюэ, — позвал он, всё-таки поднимая взгляд к его лицу. — Всем нужна передышка. И тебе в первую очередь. И я всё ещё лекарь. Чем помочь? *** Не Минцзюэ взял бутыль, пил, снова жадно, и опять ловил это странное ощущение, как вода льется, охлаждая горло. — Оно горькое, как я не знаю что, — буркнул он и вернул бутыль, не наклоняясь снимал обувь, носками за пятки, пошевелил пальцами. Помолчал. — Был важен. Теперь нет. Там смерть — только и всего, и нет того, кто мне нужен. Может, если несколько дней, он вспомнит еще? Ярость вышла, как в песок, и теперь ее сменило едва ли не отчаяние, что самое важное все равно не пришло. Кто-то ждет его в Цинхэ, родной, нужный. Может это Цзэу-цзюнь? Семья? Может и правда это не кто-то один? Почему он не помнит?!! Минцзюэ просто дал себя осматривать, не думая об этом. Не моргал, пока Инь Цзянь разглядывал зрачки, прикрыл глаза, когда его тонкие пальцы коснулись висков, безотчетно подставил шею. — Близкие... — повторил он, потому что это так поразительно совпало с его собственными мыслями. Раньше Инь Цзянь ведь не знал этих близких, не видел брата с детства... И ведь они все равно — родные. Может не надо вспоминать? Просто прийти в Цинхэ. Разве близкие могут стать чужими? И тут же сам себе ответил: но ведь Яо стал. Предал. Даже убил так, что не убил. А у Инь Цзяня и этот пес Сюэ Ян — близкий. — Что? — Минцзюэ очнулся и посмотрел ему в глаза. Зачем он так смотрит? Ему так видно, где плохо? Тогда зачем спрашивает? — Ты лекарь. Разве не знаешь? Минцзюэ понятия не имел, как ему можно помочь. Помыться бы. Надо сходить за водой. Убрать тут все. Или полежать... Совсем немного. Он стал медленно расплетать две тонкие косы, распустил волосы, потянул наверх рубаху и снял, даже не пытаясь отстраниться от доктора, ну он ведь врач, опять наблюдает, пусть. — Дай лягу. Хотелось остаться в одиночестве, но и не хотелось. Это странно. Если один — сразу мысли, если нет — то весь на виду. Минцзюэ вдруг на мгновение вцепился взглядом в доктора, как будто тот его и правда насквозь видит. Мало ли. Вздохнул, расслабился и сунул руки под голову. — Ты думал о мести? Для Мэн Яо. *** — Да, я лекарь, — удовлетворённо подтвердил Инь Цзянь, и счёл, что если Не Минцзюэ это сказал, то не отказывается от его помощи. А ведь он этого опасался… Казалось бы, что такого? Он ведь не становится вечным лекарем одного пациента просто потому что случай особенный? Они все особенные. Так почему вот эти едва заметные движения Не Минцзюэ, как он прикрывает глаза, как он подставляет шею, заставляют его чувствовать необъяснимое головокружение? Ещё пару дней назад он записал бы прилежно, что необъяснимое смятение чувств наверняка вызвано сочетанием редких факторов. Здесь в Байсюэ, простите, необъяснимые энергии используют как-то непонятно, и никак не удаётся выкроить минутку, чтобы хотя бы попытаться выяснить природу воздействия. А сегодня на его глазах Лань Цзинъи выплетал защиту с помощью гуциня этой энергии, и нет никакой возможности сразу по горячим следам обследовать этот изумительный феномен! А сейчас вот стряслось озарение — потому что Не Минцзюэ расплетал волосы, снимал рубаху и ложился, закинув руки за голову… Инь Цзянь вдруг с острой ясностью понял, что вот в этом вся проблема. Вот она, проблема — лежит в расслабленной позе на кровати, думает напряжённо, брови сдвинул к переносице. — Я присяду, хорошо? — Инь Цзянь сел на край кровати, хотя можно было выбрать стул. Почему, почему он так естественно выбрал кровать? Небеса, просто потому что привык именно так присаживаться, он же лекарь! Он аккуратно положил руки на колени, тихо вздохнул и покачал головой. — Думал… Мне неловко признавать, что в тот момент, когда я о ней думал, я как раз считал что вовсю предаюсь мести. Наверное, я должен был предупредить его, что беглый преступник Сюэ Ян намеревается обманом проникнуть в Башню Золотого Карпа и украсть из тайной комнаты главу клана Не. Но вот именно в тот момент я мстительно промолчал. И даже считал это достаточным воздаянием за то, что он сделал мне, полагая свою месть изощрённой и в какой-то мере ужасной. Но чем больше думаю, тем больше понимаю, до какой степени я наивен. Глуп. И это я ещё не знаю всего. Инь Цзянь осторожно придвинулся ближе, наклонился, запустил пальцы в волосы Не Минцзюэ, размеренно массировал кожу. Это успокаивало обоих. Ему ужасно нравились эти моменты, в этом было что-то близкое, молчаливое, в словах не нуждалось. — Поспи. Ты весь сейчас горький, как сычуаньский перец. Даже на вкус. Я уберу осколки и согрею тебе воды для ванны, хорошо? *** Не Минцзюэ подвинулся, чтобы Инь Цзянь сел рядом, смотрел на него, слушал. Месть. Существует ли месть, соизмеримая с тем, что сделал Мэн Яо? — Я у него еще и в комнате лежал?! — Минцзюэ даже приподнялся, но лег обратно, прикрыл глаза, когда лекарь привычно коснулся его головы. Как можно пришить голову к телу? Вернуть в это мертвое тело потерянную душу? Об этом даже думать... горько. — Нет. Не трогай. Ни осколки, ни дверь. Хотя дверь же доктор не повесит обратно! Минцзюэ даже усмехнулся, представив. — Я сам. Мне надо. Руками работать, потому что иначе я ... ты видел. Он снова вцепился взглядом в Инь Цзяня, вспомнил, как тот стоял рядом с мальчишками, бледный такой... — Испугался? Не бойся. Я разберусь... со всем этим, — Минцзюэ взял Инь Цзяня за руки и отнял их от своей головы. Лекарь может не волноваться, сейчас его пациент спокоен, насколько возможно, и не станет никого убивать. — Иди отдыхай. *** Возмущённый такой вопрос, даже привстал, но лёг обратно. Инь Цзянь примирился с тем, что бардак какое-то время останется, и немного переживал, что Не Минцзюэ встанет и бездумно наступит на осколок. И будет героически молчать, потому что это мелочь, а не ранение, и это может плохо сказаться на его здоровье. И это было немножко нелепо, поэтому он ничего и не сказал, только немножко грустно посмеялся над собой в глубине души — путь самосовершенствования лекаря может довести до состояния курицы, истерически квохчущей над пациентом. А Не Минцзюэ в этот момент усмехнулся, и хотя он думал о своём, это получилось удивительно вовремя — Инь Цзянь улыбнулся в ответ этой усмешке. — Испугался, — честно признался Инь Цзянь, и только чудом не ойкнул, когда запястья оказались в плену, пусть и в коротком. Зато в горячем. И он точно знал, что не сможет это забыть. — Да, он прятал тебя в тайной комнате, но… мммм… не целиком. Откровенно скажу, когда они сказали, что сожгли Ланьлин, я прекрасно понял, что не сожгли — мой брат никогда не сделал бы простым людям плохо. Но мстительное что-то вот тут… Инь Цзянь приложил ладонь к своей груди, и чувствовал себя ужасно виноватым. Его вежливо выпроваживали, а он снова болтает. — Я буду… в своей комнате, наверное. Она рядом с лечебницей. Пообещай мне, что если станет плохо, не будет геройского превозмогания — зови меня. Нет, это уж слишком. Он действительно превращается в наседку! Инь Цзянь поднялся, сдержанно улыбнулся. — Да, всем нужно отдохнуть. Всем, — он строго подчеркнул это, решил, что это подчёркивание недостаточно конкретно, поэтому добавил. — Тебе нужно отдыхать. Качественно. Поспать. Не Минцзюэ, я иду к себе, потому что если останусь, замучаю лекарскими занудными наставлениями. Он всё равно не смог так сразу уйти к себе. Инь Цзянь нашёл Сычжуя, убедился, что юноша присмотрит за Байсюэ, пока все приходят в себя, встретит Чжи Чуаня и Цзинь Лина, никому не даст умереть от голода — потому что Сычжуй тут же обстоятельно накормил и самого лекаря — и лишь после этого действительно ушёл к себе. Инь Цзянь с удивлением рассматривал свои руки. На запястьях не осталось ни следа. А что могут пальцы Не Минцзюэ, это он знал точно, знал на себе. Ни одного синяка! Потрясающе. Инь Цзянь раздевался, неторопливо изучая шею — кровоподтёки почти прошли, но он всё равно после омовения смазал шею лёгким составом, который уберёт последние следы. Долго расчёсывал распущенные волосы, и не мог понять, что в комнате не так. С упрёком потрогал заколку, уже понимая, что она не виновата, а потом сдвинул её в сторону и понял, что в комнате не так. Всё покрывал тончайший слой пыли. Он столько дней не был в своей комнате, ему даже в голову не пришло, что это уменьшит ощущение хрупкого уюта. Но устраивать уборку сил не было. Инь Цзянь просто сменил покрывало на постели и лёг поверх. Заснул он быстро и так крепко, что даже если бы кто-то принялся стучать в дверь, вряд ли он услышал бы. *** Не целиком? Минцзюэ уже собрался поинтересоваться, голову или тело безумный Мэн Яо (потому что ничего нормального в этом Не Минцзюэ не находил) хранил у себя, но Инь Цзянь стал давать советы. Один большой совет, который Не Минцзюэ даже смог не прервать. — Не буду я тебе ничего обещать, — отрезал он. — Я принял лекарство. Что еще от него требуется? Поел, лекарство выпил, воду выпил, умом от воспоминаний не тронулся и осмотру не препятствовал. Дисциплинированный пациент! — Вот иди. Спи. Качественно, — он не удержался и поддел, но в самом деле, сколько можно уже волноваться? Когда Инь Цзянь ушел, Минцзюэ хотел встать и пойти заняться дверью. Помыться. Но даже не заметил, как усталость его победила. Он перевернулся на живот, уткнулся в подушку и провалился в сон. Разбудил его только прохладный ветерок, который под вечер стал задувать в комнату через дверной проем.