Затмение

Цзинъи рассудил, что все должны заниматься делом, раз всё складывается настолько стремительно. Вот, например, он сегодня по кухне дежурит, а не лишне было бы ещё и двор подмести. Конечно, это потом Не Хуайсан и не вспомнит о своих первых впечатлениях в Байсюэ, но ведь они же будут. Вполне полноправные впечатления, и лучше чтобы они были про чистоту и порядок, а не про случайно принесённую опавшую листву. Так что Цзинъи засучил рукава и принялся всё успевать, нараспев цитируя учебник, который заботливый Сычжуй перед отлётом в Цинхэ многозначительно вручил ему лично в руки. Цзинь Лина он не трогал, а на попытки помогать тряхнул за плечи и вполголоса посоветовал дозировать упрямство. И вот теперь Цзинь Лин сидел в своей комнате, и даже не пытался переодеться или причесаться хотя бы. Он умылся, и это потребовало каких-то титанических усилий. Наставник как-то быстро вернулся. Неужели труп встал и ушёл? Или он просто перестал ощущать ток времени. Так странно. Он протянул руку, взял стрелу и потрогал полустёртую с наконечника кровь, уже засохшую. Надо её почистить. — Спасибо, — говорил он негромко, вполголоса. Улыбнулся, как будто наставник ему принёс не стрелу, вытащенную из трупа, а какой-то приятный гостинец. — Я?.. Я — хорошо. Голова не кружится. Не тошнит. Пчелиные укусы уже не такие пухлые. О… запястье, кажется, тоже не болит уже. Так что я хорошо, наставник. Я… Он даже глаза не отвёл, и улыбка не увяла, лишь голос стал тише. — Я в ужасе. Лишь сейчас Цзинь Лин еле заметно вздрогнул, как будто замёрз. Он смотрел и смотрел, потом подвинулся на кровати. — Вы не могли бы немного со мной посидеть? И послушать. Пожалуйста. Он снова вцепился в свежий синяк на бедре, с силой себя ущипнул. — Мне больно. И непонятно. А когда я чего-то не понимаю, я должен разобраться. Я подумал и решил — бежать и затыкать уши, лишь бы не услышать возмутительное и неприятное, это неправильно. Я всё услышу, всё узнаю и сам сделаю вывод. Если вы все неправы, значит вас ввели в заблуждение и я сумею вас переубедить. Но если вы все правы, то... Цзинь Лин пристально уставился на кончик стрелы, отчаянно со всхлипом вздохнул. — Что же, дядя Чэн говорил мне, что мир — не сладкий рисовый колобок. Значит мой колобок ещё и пересолен. Многие люди всю жизнь питаются пересоленными колобками, и ничего, живут. *** От этого «я в ужасе» у Чжи Чуаня внутри лопнула какая-то струна. Как будто стрела в руках Цзинь Лина вонзилась ему в сердце. Во всей этой истории хуже всех именно ему, мальчишке, который просто любит своих родных, просто принял решение оказаться в Байсюэ, и теперь уже сидел здесь в плену, не будучи пленником. — Я знаю... — тихо сказал даочжан и, конечно, сел рядом, и слушал. — Вы молодец. Молодец, что не теряете рассудка и думаете. Я знаю, поверьте мне, как это страшно. Цзинь Лин, быть может, мы не правы и ошибаемся. Или вы. Просто... просто знайте, что как бы ни сложилось, я на вашей стороне и постараюсь вам помочь. Нельзя давать таких обещаний. Это ошибка, потому что как помочь — не знаешь, а стараться — этого недостаточно. Но что же делать, если перед ним сидит этот мальчик, и не боится сказать, что ему страшно? — Есть то, в чем и вы, и все мы сходимся. Братья Не скоро встретятся, вернутся друг к другу, и это благо. К сожалению, кому-то будет больно, и им обоим тоже. Давайте подождем. Вместе. Он не смог сдержаться, даже не понял, как это получилось, просто взял Цзинь Лина за руку, а потом и обнял. Как же помочь человеку, хорошему и смелому, у которого медленно рушится мир? — Если вы не хотите оставаться один, не оставайтесь, хорошо? *** — А-И... — Сун Лань волновался. Он понял, что совершенно не готов смотреть в глаза Не Хуайсану, что он скажет? «Я вас позвал, но вы подождите?» — А-И... что если я что-то сделаю не так? Сун Лань не чувствовал, он знал, что Сычжуй и Не Хуайсан уже у ворот, что вот, уже у этих ворот то, к чему они все шли, и скоро все решится. А Сюэ Яна и Сяо Синчэня все еще нет... Так. И хорошо, что нет. Нельзя обрушить на Не Хуайсана сразу все, нельзя начинать с того, что он окунется в ощущение, что происходит что-то непонятное. И без того сам факт, что его вызвал патриарх едва выжившего храма — уже странно. Стук в ворота окончательно привел его в чувство. Он патриарх и для начала должен пригласить гостя войти. Не Хуайсан сложил руки в почтительном поклоне аккуратно через миг после того, как это сделал Сун Лань, который вышел за ворота к гостю. И за паузу, которую дал этот поклон, успел оценить высокую фигуру, сдержанное и исполненное уважение приветствие и прямой открытый взгляд. — Глава Не, я счастлив приветствовать вас в Байсюэ. Прошу вас, проходите и примите мою безграничную благодарность за то, что приняли мое скромное приглашение и нашли время для визита. — Доброй ночи, — Не Хуайсан выпрямился, прошел за ворота и с улыбкой посмотрел сначала на Лань Сычжуя, а потом и на Сун Ланя. — Господин патриарх, ваш посланник был весьма убедителен и, честно говоря, я просто не смог не принять ваше приглашение, оно для меня очень лестно. Хуайсан вежливо кивнул и второму юноше, который встречал его вместе с Сун Ланем. — Лань Цзинъи, — тут же представил его даочжан. — Из Облачных Глубин и сейчас адепт Байсюэ. Вместе с Лань Сычжуем он помогает нам восстанавливать храм. — О, — Не Хуайсан поклонился Цзинъи, одарил и его мягкой улыбкой и обернулся к башне Байсюэ. — Драконы сияют в лунном свете, их видно издалека. Мне было так радостно увидеть этот знак возрождения храма древней мудрости. Сун Лань успел с благодарностью посмотреть на Сычжуя и снова вернул внимание к высокому гостю. С каждым его словом становилось волнительнее, но и спокойнее тоже. А еще Сун Лань понял, что Сюэ Ян и Сяо Синчэнь где-то рядом, и это тоже придавало уверенности. — Вы летели издалека всю ночь. Позвольте, я провожу вас в ваши покои и не позволю себе утомлять вас беседами, как бы мне ни сложно было сдержать свое нетерпение. Какой же его А-И молодец, что обо всем подумал! Он с безукоризненной идеальностью приготовил для Хуайсана лучшую из гостевых комнат. А утром... утром все, наконец, будет ясно. *** Наверное, он так наревелся накануне, что сейчас не заплакал. И это хорошо, потому что наставник ещё решит, что ему попался какой-то особенно плаксивый ученик. Но хотелось беззастенчиво реветь куда-то в Чжи Чуаня, потому что он такой замечательный, и не отталкивает, и постарается помочь. Возможно, у него и не получится. У него ведь может просто не получится, верно? Цзинь Лин заранее простил Чжи Чуаня, если он не сможет помочь. — Да, — он сглотнул и со вздохом угрелся в этих неожиданных, но сейчас таких нужных объятиях, доверчиво обнял сам и ткнулся носом куда-то в плечо наставника. — Вот эта встреча, это то определённо правильное, что сделали. Вот вы все это сделали, невозможное же сделали. Да, и им будет больно. И радостно. Он опять бубнил. Немножко кис, но уже не так сильно, и угрелся. И вот теперь сразу всё заболело, как будто всё это время он держал на вытянутых руках то ли вёдра с водой, то ли ульи с пчёлами. — Не хочу. Не хочу один. Братья Не скоро увидятся, потом, наверное, наступит время встречи с Лань Сичэнем… А потом Не Минцзюэ посмотрит в глаза дяде Яо… Нет, ну как же так? Цзинь Лин зажмурился до боли. Появление Не Хуайсана Инь Цзянь не пропустил, хотя встречать его не вышел. Наблюдал из густой тени, не двигаясь и совершенно растворяясь в темноте. Инь Цзянь ожидал увидеть такого же мощного воина, и недоверчиво поджал губы. Не может быть. Надо же, какие разные… *** — Цзычэнь, ты всё сделаешь так, как надо. Но даже если нет, то небо на землю не упадёт. Молодой глава клана Не на самом деле обладает приятным характером и великодушием. Цзинъи деловито одёрнул ханьфу, прилично держался на полшага позади Сун Ланя, соблюдая церемониал. Прилично замер в поклоне, улыбался гостю, и с облегчением видел, что с Сычжуем всё в порядке. Как ему это удалось? Он ведь не сказал ему о брате, верно? Если бы сказал, то вряд ли Не Хуайсан сейчас говорил бы о драконах. Он ворвался бы в ворота… да ладно, он проигнорировал бы ворота. Сычжуй медленно выдыхал, так же почтительно держался на полшага позади Не Хуайсана, и тоже провожал его отдыхать. — Сейчас очень кстати будет лёгкий ужин, — негромко проговорил Цзинъи, давая понять, что у него всё готово. — Я принесу, — вызвался Сычжуй, чувствуя свою персональную ответственность, и действительно окружил Не Хуайсана всей возможной заботой. Ему нужно отдохнуть. Утром всё случится. Как хорошо, что впереди ночь… За церемонным входом Не Хуайсана в Байсюэ наблюдал не только Инь Цзянь. Сюэ Ян обнимал Сяо Синчэня за талию, заняв удачное место под стеной. Они проскользнули в Байсюэ без всяких церемоний с противоположной стороны. Лишь когда гость оказался принят, всячески обихожен и оставлен отдыхать, а Сун Лань отошёл на достаточное расстояние от его покоев, Сюэ Ян довольно повёл плечами. Правда, Сун Лань наверняка чувствовал его — следящим же накормил, и застать его врасплох не удалось. Они выбрались из своей засады, Сюэ Ян довольно обнял Сун Ланя и хохотнул: — Сун-лаоши, смотри, как заматерел наш Сычжуй. Главу клана Не припёр! Сяо Синчэнь, как думаешь, нам тоже не повредит отдохнуть? Что у вас тут? Всё тихо? *** Уже утром, когда до завтрака ещё было довольно далеко, но солнце уже выглянуло из-за горизонта, Инь Цзянь вернулся в комнату Не Минцзюэ. Его нужно было будить, и это был важный момент. — Минцзюэ, проснись, — ласково позвал он, наклонившись над ним. — Проснись. У тебя есть время, чтобы умыться, привести себя в порядок. Твой брат ещё спит… и ещё ничего не знает. Инь Цзянь жадно поглощал эти мгновения, впитывал их кожей. Смотрел, как дрогнули ресницы Не Минцзюэ, и украл его первый взгляд в это утро без малейших зазрений совести. *** Чжи Чуань просто не понимал, что ему с этим делать. Думал, что и как, и ничего не придумывалось, и он решил, что пусть уж как-нибудь само. И ничего страшного, если один раз не по правилам, верно? В Байсюэ теперь складывались другие правила, и раз уж они такие... как соленый колобок, то надо его терпеливо жевать. Он положил руку Цзинь Лину на плечо и сидел так, терпеливо пережидая собственную усталость, затекшую спину, чесание в виске — это все не важно. И только когда понял, что мальчик дышит ровно и больше не всхлипывает, сообразил, что он уснул. Чжи Чуань осторожно отстранился, спину тут же свело, но он все-таки уложил Цзинь Лина на кровать и даже посмотрел на Фею, достаточно ли осторожно он это делает и ничего, если сегодня Цзинь Лин поспит в одежде? Это, конечно, неправильно, тело должно отдыхать, но так ведь и разбудить можно. И вообще... Не раздевать же. Все-таки Чжи Чуань решил, что можно развязать пояс и уж точно совершенно необходимо снять с Цзинь Лина сапоги. Сам он уснул рядом, поставил у кровати простое кресло и не заметил, как сон взял свое. *** — Припер! — передразнил Сун Лань почему-то шепотом и стоял, изумленно расставив руки, когда Сюэ Ян вдруг кинулся обниматься. Нормальный? Он ухватил его за плечи, отодвинул и придирчиво осмотрел. Хохочет, значит все нормально. — Твои дурные методы работают. Человечки и следящее в смысле, а то б я уже за вами полетел. Устали? — он посмотрел на Сяо Синчэня, тот только улыбнулся. — Ясно. Оба спать. Давайте так, завтра братья встретятся, я к вам приду и уже подумаем по обстоятельствам. Надеюсь, после того, как Не Хуайсан и Не Минцзюэ осознают, остальное уже уложится. Нам кстати с тобой, Ян-ди, еще надо шпиона допросить. Мертвого. Но он уж точно никуда не денется. А так все тихо, тише не бывает. Тебя нет — и даже не дерется никто. Все. Спать! *** Минцзюэ открыл глаза и сразу совсем проснулся. Ясные мысли, сердце тут же гулко бухнуло, и Не Минцзюэ сел. — Да, — сказал он и ушел умываться и приводить себя в порядок, холодная вода поможет. — Не уходи. Он все делал как всегда быстро и четко, только слишком сосредоточенно, чтобы не уплывать никуда лишними мыслями. Все-таки иногда слишком много думать — вредно. — Проверь талисман, — Минцзюэ выдал Инь Цзяню запястье и только потом стал одеваться, привычными движениями застегивая пояс, расправляя складки. Он расчесал волосы и крепко заплел две косы, уложил. — Подержи вот тут, я застегну заколку. Проверь, ровно? Все было ровно, нормально, как надо было. Только вот Минцзюэ не запомнил даже, кто именно пришел и сказал ему, что его брат в приемном зале. Сун Лань, наверное, больше некому. — Будь здесь, ладно? — Минцзюэ посмотрел на доктора и показал на широкие ступени у дверей зала. Это неправильно, наверное? Оставлять у двери? Он не думал уже, это просто самое близкое место, не внутри... Минцзюэ не смотрел, есть ли кто-то еще рядом, не видел, видел только доктора и почему-то эти его цветы хрупкие в причёске. Он вдохнул, качнул головой, успев отругать себя за то, что медлит. — Спасибо, — и обнаружил, что держит Инь Цзяня за запястье. Он выпустил его руку, снова задержал взгляд на цветах и решительно развернулся и пошел по ступеням в зал. *** Утро в Байсюэ такое свежее. Хуайсан потянулся, сел и улыбнулся, потому что первое, что вспомнил, это заботливая обходительность Лань Сычжуя. Кажется, он проснулся рано? Ну и к лучшему, будет выглядеть безупречно, может быть, еще погуляет. Посмотрит на этот золотой гинкго? Но погулял он лишь до большого двора, успел изумиться расколотому ритуальному треножнику, который лежал посреди этой площади и почему-то вызывал ассоциации вовсе не с разрухой, а с чем-то очень важным, как победа. Его пригласили в приемный зал, очередные вежливые поклоны и просьба подождать совсем немного. Ну в конце концов не спорить же? Да, Лань Сычжуй ведь говорил, людей мало, так что нужно проявить понимание — все эти мероприятия требуют подготовки, а когда мало рук, все происходит дольше. Хуайсан развлекал себя тем, что рассматривал строгие лаконичные росписи, веер мерно покачивался в руке, не потому, что жарко, просто привычка. Он почувствовал, что не один, уже хотел повернуться и улыбнуться своей самой правильной в такой ситуации улыбкой... — Хуайсан. Минцзюэ увидел, даже через большой зал увидел, что брат перестал дышать. Веер с глухим стуком упал на пол. Не Хуайсан посмотрел на него... странно. Во сне такого не бывает, чтобы проснулся, но во сне... Он наклонился, поднял веер, сложил его, медленно выпрямился и повернулся ко входу. Свет падал через проем длинной широкой дорожкой, а на ней лежала тень Не Минцзюэ, длинная и могучая, как его силуэт. — Ты пришел... Минцзюэ перестал чувствовать ноги, перестал вообще ощущать себя в пространстве. Хуайсан, улыбка, голос... Такой спокойный ласковый голос. — Я так рад... ты совсем перестал приходить ко мне, брат. Вот с того дня, когда мне сказали, что в усыпальнице что-то случилось, сны ушли. Я был там. Думал, твой дух улетел так далеко, что я больше его не услышу. Но... ты пришел. Я не хочу просыпаться. Целый зал между ними. Шагнешь — и все исчезнет. Сон уйдет, он проснется и когда еще увидит? Не Хуайсан не шевелился, смотрел и улыбался, даже не дышал, чтобы не проснуться. — Хуайсан... Минцзюэ не смог. Горло сдавило, глаза заволокло, и эти ненужные слезы мешали ему видеть. Он не знал, как идти, но все-таки шагнул, а с первым шагом сразу и второй, третий. — Мин... — Какие крепкие руки. Как живые. Какие горячие. — Это я. Это я... Минцзюэ сначала увидел глаза, запрокинутое лицо, и потом понял, что нужно держать, и он держит и не отпустит. Он подхватил брата и не отпускал, даже когда ноги все-таки уже не могли стоять и он рухнул на колени. Хуайсан закричал, но не издал ни звука, в его груди не осталось воздуха, ничего не осталось. Он смотрел и смотрел, смотрел и смотрел, и думал, что если умер и не успел ничего сделать, то ничего уже не нужно. Но брат все повторял «это я» и называл его по имени, и Хуайсан, наконец, дрожащей рукой коснулся его лица, трогал веки, губы, трогал дыхание и каждое «это я», и слезы Минцзюэ, живые и настоящие, и не мог найти в себе сил, чтобы прижать к себе брата и заплакать, ведь так он не сможет на него смотреть. — Я не понимаю... Я не знаю, Минцзюэ... —Это ничего, это хорошо, — он уговаривал, гладил по волосам, разглядывал его лицо. — Это ничего, правда, я сам не сразу понял. — Я не понимаю... — Это вот он я. Просто. Я думал, не дождусь уже... а ты так быстро. Прямо из Цинхэ. Вот, — Минцзюэ, наконец, поймал его ладони и положил себе на лицо, потом на сердце, прижимал, пока наконец не увидел осмысленный взгляд. — Ну вот. — Вот, — повторил Хуайсан. — Вот, — кивнул Минцзюэ. Они молча смотрели друг на друга. — Может, тебе воды? — почему-то спросил Минцзюэ, а Хуайсан все ошарашенно смотрел на него. — Или вина. Хочешь? Тут есть. — Я знаю. Зима в Байсюэ... Почему Байсюэ? Где ты был? Откуда... а... — Встаем. Идем. — Куда идем? — Ну ... завтракать? *** Цзинь Лин проснулся раньше наставника. С недоумением обнаружил себя на кровати, одетым, а когда увидел в кресле дремлющего Чжи Чуаня, вдруг вспомнил, как сказал что не хочет оставаться один. Но ведь он не имел в виду, чтобы наставник спал сидя в его комнате! Заботливый адепт, уж конечно… заставил вымотанного наставника торчать у кровати неженки до утра. И ведь это он ещё не болен, наоборот, возмутительно здоров! А что делать в такой ситуации? Потихоньку выйти, чтобы не смущать Чжи Чуаня? Глупо. Цзинь Лин вспыхнул, когда понял, что пояс развязан, и сапоги аккуратно стоят у кровати. Но ведь это наставник заботился, чтобы он смог поспать. Ну правда, в сапогах на кровать как-то вообще непристойно. Фея уже нетерпеливо приплясывала у двери, Цзинь Лин её выпустил, постоянно оглядываясь на Чжи Чуаня. Устал наставник. Замучился. А всё равно придётся будить. И постараться хотя бы сегодня не нервировать. — Наставник Чжи Чуань, — позвал он и вдруг понял, что улыбается как дурак. — Спасибо, что побыли со мной. Я убежал умываться… И удрал прежде, чем успел совсем опозориться глупым выражением лица. *** — Обнимать Сун Ланя стоит хотя бы для того, чтобы он делал вот такое лицо дурацкое и не знал куда деть руки, — Сюэ Ян не стал развивать тему, но снова прилип к Сяо Синчэню и довольно щурился. — Ты видишь, пока мы любовались окрестностями Цинхэ, они тут шпионов ловили. И судя по всему успешно ловили! Мы с тобой, гэгэ, пропустили всё веселье. Убраться в уже обжитую комнату в обнимку со своим даочжаном — это было лучшее решение из всех возможных, кто такой Сюэ Ян, чтобы спорить? Он и убрался, по пути слегка ограбив кухню. А утром не удержал своё любопытство в узде, и за итогом исторической встречи братьев Не наблюдал, благоразумно не показываясь на глаза. Все ждали, не мешая этому трогательному единению братьев. Лань Сычжуй успел всё рассказать Цзинъи, они оба стояли на приличном расстоянии от зала, куда вошёл сначала Не Хуайсан, а потом и Не Минцзюэ. Близко, на ступенях, стоял только Инь Цзянь. *** Не уходи… не уходи. Куда же он уйдёт? Дальше стен Байсюэ не убежишь. Инь Цзянь аккуратно и придирчиво проверил талисман, убедился в том, что всё работает как надо. Всё проверял — чтобы косы были ровными, чтобы заколка сидела идеально, чтобы тяжёлый пояс плотно охватывал талию Не Минцзюэ, чтобы все одежды сидели идеально. Поправить ворот, убрать невидимую пылинку. Он даже не думал, до какой степени это интимно. Быстро шёл рядом, только тихо плавился от ощущения горячих пальцев на запястье. — Я буду тут и никуда не уйду, — тихо пообещал Инь Цзянь. — Ступай… иди. Он остался у порога, только шагнул в сторону. Не маячить же в дверях. Шагнул и застыл на месте. Он слышал каждое слово. Не стоило слушать, но Инь Цзянь не мог не слушать. Это было… долго. И он не двигался с места, как и обещал. И талисман молчал. Инь Цзянь стоял с прямой спиной, не позволяя себе даже закрыть лицо рукой. Смотрел в какую-то точку перед собой и ждал. Покорно ждал, что вот сейчас всё и закончится. Сухими глазами смотрел и ничего не видел, никого не видел. А потом они вышли. Два идеальных главы клана Не. Инь Цзянь только молча поклонился и замер, выдерживая паузу. Выпрямился, но взгляд так и остался рассматривать ступени. Он не останется. Зачем ему оставаться? Не Минцзюэ только что вернул себе свой мир, и это лишь первый шаг. Инь Цзянь только плотно сжал губы, строго смотрел на какую-то крохотную щербинку на ступеньке. Его долг перед Не Минцзюэ давно закрыт. Закрыт и перекрыт. Он сделал больше, чем мог надеяться. Почему сейчас хочется то ли разрыдаться, вцепившись в него, то ли наоборот — бежать. Бежать, чтобы не видеть, как он уходит. — Глава клана Не, — Лань Сычжуй рискнул нарушить молчание, очень низко поклонился, а когда выпрямился, виновато вздохнул и посмотрел на Не Хуайсана. — Прошу меня простить, я не мог сказать вам. Вы бы мне не поверили. *** Ему показалось, что Цзинь Лин улыбается, или нет? Наверное все-таки нет, потому что «побежал умываться» это же значит, что здоров и выспался? Чжи Чуань встал и ощутил себя развалиной в три раза старше, чем самая старая развалина, которую он только мог себе представить. Поэтому он начал с упражнений во дворе, потом только вымылся, придирчиво осмотрел темный синяк на виске и переоделся. Напряжение буквально висело в воздухе, чувствовалось, но Чжи Чуань считал крайней неправильным любопытствовать и торчать близко к месту, где происходит такое важное и личное событие. Даочжан оказался там только потому, что обнаружил ученика рядом с другими адептами, но держался как можно дальше в тени и только поглядывал в сторону Цзинь Лина — не более. Даже смотреть на Инь Цзяня он счел неприемлемо бестактным. Сун Лань занялся кухней. Он даже не пытался воспитывать Сюэ Яна. А-Ян и так терпел в Цинхэ и вообще всячески терпел, неужели можно ему сказать «не смей подглядывать»? Нельзя. Сам патриарх к месту встречи даже не приблизился и готовил завтрак, потому что невозможно, чтобы все время на кухне дежурили адепты, а ему очень полезно заняться чем-то таким обыденным и нужным. Когда вошел Сяо Синчэнь, Сун Лань только тепло улыбнулся и они просто молчали и готовили вместе. И колокол позвал к трапезе всех, кто был готов к ней прийти, а для тех, кто не готов, даочжаны оставили еду, пока кто-то не проголодается. Не Хуайсан держал брата за руку и совсем забыл, что это неправильно. И Минцзюэ забыл. Они вышли, и Хуайсан как будто впервые увидел свет, все изменилось, странно и непонятно, но совершенно точно — изменилось. Он посмотрел на Лань Сычжуя с удивлением и тут только вспомнил, кто он, где находится и зачем вообще эти поклоны. Минцзюэ смотрел на брата, и Хуайсан буквально на глазах превращался в другого человека. Руки сложены и этот идеальный, исполненный достоинства поклон. Его Хуайсан изменился, и теперь «глава клана Не», как к нему обратился Сычжуй — это так естественно и верно. — Понимаю. — Благосклонно ответил Не Хуайсан адепту и только уголки губ обозначили улыбку. Ударил колокол. — Что это? — Не Хуайсан обернулся на звук. — Это приглашение к завтраку, — объяснил Не Минцзюэ. — Вот как? Мм... Друг мой, — Хуайсан посмотрел на Лань Сычжуя. — Пожалуйста, передайте патриарху Сун Ланю, что мне... нужно немного времени. Я очень надеюсь на его понимание. **** — Тут не принято пренебрегать трапезой. — сказал ему Минцзюэ уже в своей комнате, куда привел брата. — Если ты голоден, разве нам не подадут в твои покои? — Хуайсан заметил еще одну заколку, лежащую на стуле, такую же, как у брата в прическе, взял в руки, положил на место. — Нет, не голоден, — Минцзюэ все смотрел на него, сел на кровать и потянул к себе, усадил рядом. Как рассказывать? С чего начать? Хуайсан сам помог, начал задавать вопросы. И все равно Минцзюэ не смог рассказать всего, подбирал слова. Никогда в жизни он не говорил так аккуратно, обтекаемо и осторожно. Абстрактное «Мэн Яо убил» вместо «Сюэ Ян отрубил мне голову моей же саблей», «вернули» вместо подробного описания и участия темной магии, «вылечил» вместо «собрал по кускам и заставил сердце биться». В первой беседе Хуайсан узнал не все, но получилось так, что подробнее Минцзюэ рассказывал о том, как доктор возвращал ему память, капля за каплей, как трудно все вспоминалось, и как настойчиво в Байсюэ заставляли его вытерпеть и сначала вспомнить все — прежде чем пытаться вернуться. — Не хотели, чтобы я тебя не узнал, — сказал Минцзюэ и улыбнулся. Вот сейчас он всей душой чувствовал, насколько это было бы ужасно, и благодарность к этим людям, настоящая и искренняя, нашла путь в сердце. — Я хочу познакомиться с этим лекарем, — слезы высохли, но Хуайсан не мог перестать касаться ладони брата и впервые за весь разговор отнял руку и погладил край его рукава. В этом ханьфу и хоронили... Укололо где-то под сердцем, горло сдавило, и он увидел, как Минцзюэ напрягся и нахмурился. — Что такое? Минцзюэ выдохнул. Обманулся? Показалось? Боль вроде бы аукнула и ушла. — Все хорошо. Я... я позову его. Он... — Минцзюэ встал, пошел к двери и обернулся. Как вот оставить Хуайсана одного? Нет, ну не пропадет же он? Что ж теперь, не сидеть же всю жизнь в обнимку? — ... удивительный человек. Сейчас. Подожди. Не Минцзюэ пошел прямо к трапезной, решив, что Инь Цзянь может быть со всеми, потом передумал, повернул к лечебнице и еще не доходя, позвал: — Инь Цзянь!!! Где же он? Тут? Хуайсан задумчиво провел рукой по аккуратно застеленному покрывалу, встал, походил по комнате, увидел Бася и, не колеблясь, взялся за рукоять. Вот, значит, где томилась душа брата... запертая в оружии, конечно, он не мог дозваться! И все-таки нужно расспросить лучше. Сейчас, конечно, всего сразу не расскажешь, но как Сун Ланю вообще пришло в голову то невозможное, что им в итоге удалось? Или не Сун Ланю? Этому лекарю? Откуда он вообще взялся? Хуайсан вернул Бася на место и снова оглядел комнату. *** Сычжуй только с облегчением выдохнул. Всё идёт хорошо, они не ошиблись в главном, всё идёт очень правильно. — У вас есть сколько угодно времени, я передам, и патриарх Сун Лань проявит понимание, заверяю вас. Он снова поклонился, синхронно с Цзинъи, и Цзинь Лин тоже исполнил поклон. Потому что нельзя стоять столбом среди сверстников, когда они отдают дань почтения главе клана. Главам клана. А кто из них теперь на самом деле глава клана Не?! Цзинь Лин был готов утверждать, что этим вопросом задался на весь Байсюэ только один человек — он сам. И вот интересно, почему бы это. Он что, до такой степени испорчен положением наследника, что начинает думать строго в иерархической модели мира? Вот именно сейчас это казалось неправильным и неуместным. Братья Не удалились, Цзинь Лин ещё немного постоял… потрепаться. Ну как потрепаться — Сычжуй тут же ответственно пошёл докладывать Сун Ланю о том, что братьям Не нужно время. А с Цзинъи наконец-то появилась возможность просто потрындеть, хоть и недолго. Не до трепа. Цзинъи разбежался тоже к патриарху, Цзинь Лин пообещал, что сейчас придёт, и пошёл искать Чжи Чуаня. Удивительно, но его не пришлось прямо-таки искать до посинения, он нашёлся очень быстро. Цзинь Лин постоял рядом с ним, немного помолчал, улыбаясь своим мыслям, а потом с некоторым удивлением сообщил: — Я когда увидел их лица, мне захотелось сердце рукой придержать, и то ли смеяться от радости, то ли плакать с ними — и это тоже от радости. Сентиментальность после пчелиных укусов, что ли, — он тихо засмеялся. — Наставник, пойдёмте завтракать? *** Сюэ Ян вполне удовлетворил свою жажду красочных спектаклей, довольно и даже с гордостью посопел вслед удаляющимся воссоединившимся главам клана Не, беззастенчиво подслушал, что на завтрак они пока не идут, следовательно, нет причин дальше изображать из себя Небесного Покровителя Благопристойности. Сюэ Ян радостно ввалился в кухню, жадно принюхался, совершенно бесстыже сцапал Сычжуя за плечи и принялся выпытывать: — Скажи, как тебе удалось? Без намёков, да? Ни слова о брате, но удалось выманить главу клана Не из Цинхэ без свиты! Сычжуй, ты страшный человек, тебе цены нет! Ты же… — Сюэ Ян подумал, отпустил его, чинно занял своё место за столом и закончил. — На месте Верховного я постарался бы тебя завербовать. С твоими талантами можно мноооого гадостей наделать. *** Инь Цзянь только бессильно смотрел вслед Не Минцзюэ. Нет, что он просто прошёл мимо, это он как раз понимал очень хорошо. Важно, что у него не было этого приступа боли, которого он так боялся. Он ведь боялся свалиться прямо на глазах у Не Хуайсана, вот теперь это стало совсем понятно! И именно для этого попросил быть рядом. Они ушли, Инь Цзянь с достоинством постоял ещё немного, и… и спрятался у себя в лечебнице. Ему стоило бы самому сделать то же самое — пойти к брату, ведь он волновался о нём, переживал. Но сейчас просто не мог заставить себя дальше держать лицо. Он сел за свой рабочий стол, растерянно перебирал бумаги, увидел прямо перед собой забытый пучок шалфея, собранного… когда? Он забыл про него. Шалфей бездарно погиб, не принося никакой пользы. Инь Цзянь растёр вялые листья между пальцами, понюхал, с горем пополам увязал этот пучок в несколько тонких букетов и повесил досушиваться. В лечебных целях его использовать нельзя, в чай тоже уже не годится, пойдёт исключительно для ароматного дыма или постельное бельё перекладывать. Он хмуро надломил тонкую веточку и вздохнул. Нет, и в бельё нельзя, искрошится и будет неприятно колоть кожу. Только для дыма. Инь Цзянь понял, что тихо всхлипывает и тут же обозлился. Что такое?! Было бы над чем рыдать! Он гениальный врач, кто бы что ни говорил, и просто не имеет права устраивать здесь драмы! Но голос Минцзюэ, громко зовущий его по имени, разбил всё вдребезги. В прямом смысле слова. Инь Цзянь выронил сосуд из тонкого фарфора, осколки брызнули в разные стороны. Он едва заметил. Схватился за запястье, где был нарисован символ связи с талисманом, и то уже на бегу. Он выбежал из лечебницы испуганный, что талисман всё-таки не сработал, не оповестил, связь оказалась ненадёжной, может случайно стёр часть символа, может Минцзюэ сам и стёр, пока сжимал его руку, пока шёл на встречу с братом. Что случилось? Ему плохо? Или с Не Хуайсаном что-то плохо? Это шок! Это серьёзный стресс, а он пошёл себя жалеть, вместо того, чтобы быть рядом и помочь сразу! — Что?! — он торопливо тронул шею Не Минцзюэ, висок, руку, не уловил проблем, строго сдвинул брови, но получилось лишь тревожно. — Так. С тобой всё в порядке. С ним? Он бросил быстрый взгляд туда, где остался Не Хуайсан, понял, что так и держит его за руку, машинально считая пульс и перевёл дыхание, осторожно улыбнулся, надеясь, что всё в порядке и это лишь взвинченная тревожность. — Не Минцзюэ. Всё хорошо? Если нужно лечить и Не Хуайсана тоже, это не проблема. Он вылечит. Он же не может оставить Минцзюэ без брата. *** Даочжан просто смотрел, как Цзинь Лин к нему идет, оценивая, насколько мальчик взволнован и надо ли ему самому переживать. Хотелось бы, чтобы не надо. Юноша выглядел хорошо — как человек, который не собирается прямо сейчас куда-то бежать страдать и вон даже подбородок не оттопыривает. Чжи Чуань улыбнулся. — Это не от укусов. Это бывает, когда у человека есть сердце. Пойдемте. Не будем пренебрегать. Они вошли в трапезную как раз когда Сюэ Ян перестал трясти Лань Сычжуя и торжественно объявил о его бесценности. С этим трудно было не согласиться. — Выдающийся успех, — похвалил Чжи Чуань Сычжуя со всей искренностью и посмотрел на Сюэ Яна с едва уловимой иронией. — Рад видеть вас в добром здравии и хорошем настроении. Как будет время, допросим мертвого шпиона? *** Тут! Отлично! Минцзюэ как-то привычно приподнял подбородок — для осмотра, но вообще-то он ведь шел не за этим! — Нормально, — он спокойно взял Инь Цзяня за запястья, отводя его руки, нет ведь необходимости переживать и проверять. — Хорошо. Идем. Хуайсан хочет с тобой познакомиться. Я хочу. Идем. — Это мы, — сообщил он с порога. Хуайсан обернулся и привычным жестом раскрыл веер — это случалось всякий раз, когда он удивлялся и нужно было отвлечь собеседника от своих внезапных эмоций, само собой, даже уже неосознанно. Самообладание вернулось через мгновение, веер сложился и Не Хуайсан улыбнулся. Удивительно. Невероятно — сказал бы Хуайсан, если бы самое невероятное с ним сегодня уже не случилось. Не Минцзюэ вернулся, почему же не может вернуться даочжан Сяо Синчэнь, да еще и с глазами? Интересно... что же это за такая высокая магия у адептов Баошань? Не Хуайсан готов был поклясться, что даже в Гусу о подобном не слышали. Хм... все же не похож. Впрочем, мало ли какими бывают последствия самосовершенствования? Хотя вот Минцзюэ на первый взгляд не изменился ... — Хуайсан, это доктор Инь Цзянь, — Минцзюэ хотел еще что-то сказать, но не нашел слов, просто смотрел на них, не зная, чего он ожидал и ожидал ли? Он просто хотел, чтобы они познакомились, и вот так, не при всех, в этом было что-то особенно важное, что Не Минцзюэ не мог себе объяснить, да и нужно ли? Важное — и все. Инь Цзянь? Не Хуайсан еще пару мгновений смотрел на лекаря, а потом сложил руки и медленно поклонился. Благодарность и уважение не терпят суеты, а он так волнуется, что сердце внутри прыгает, и Хуайсан кланялся, опустив взгляд и пытаясь унять это волнение. — Я... — он выпрямился и улыбнулся. А Минцзюэ в этот миг увидел прежнего Хуайсана, юношу с пылким сердцем, и его собственное сердце стукнуло где-то в горле. — ... Так взволнован, простите. Трудно выразить, доктор... Вы вернули Не Минцзюэ, это чудо. Спасибо. *** Сычжуй смущённо принимал эти похвалы, скромно сел на место и начал есть со здоровым аппетитом человека, смотавшегося в Цинхэ и обратно. Только с укоризной посмотрел на Сюэ Яна — с чего он взял, что он вообще будет делать любые гадости? Вот ведь вредный человек, сам способен на что угодно, и в других видит то же самое. Сюэ Ян поёрзал на месте и принялся многозначительно посматривать на Сяо Синчэня, которому давно пора было перестать хлопотать, и сесть рядом. Потому что без сдерживающей даочжанской светлости в Сюэ Яне просыпался шкодливый мерзавец, который жутко устал быть примерным и хорошим. Так что на Чжи Чуаня уставился с радостной улыбкой крокодила, который вдруг обнаружил беспечного купальщика. — Вот не поверите, даочжан Чжи Чуань, я тоже чертовски раз вас видеть! Тут говорят, что вы принялись за кровавую жатву вокруг Байсюэ — я впечатлён! А допрашивать мертвеца, да. Вот поедим и пойдём, да? Лань Сычжуй, Лань Цзинъи. Кто из вас готов играть Расспрос до тех пор, пока мерзавец не выложит всю правду? Оба Ланя одновременно подняли руки и рассмеялись. Правда, у Сычжуя смех получился тихим и задумчивым. Он задумчиво взялся за чашку и кашлянул. Дождался паузы и тихо сказал: — Я пообещал главе клана Не вернуться с ним в Цинхэ. Он попросил помощи в подготовке к экзаменам в качестве подарка, а я как раз убеждал его как можно быстрее отправиться в Байсюэ… честно говоря, я ему что угодно был готов обещать. Конечно, сейчас он и не вспомнит об этом, но если вспомнит, то… выходит, что я покину Байсюэ, — он спохватился и достал из рукава запечатанное письмо, протянул через стол Цзинь Лину. — Держи. К счастью, не пригодилось. *** Не Минцзюэ всего лишь хочет познакомить его со своим братом? Так… Это уже тревожный симптом. Тревожность и готовность к худшему — это симптом. Нужно прописать себе курс успокоительного и что-то ещё придумать, нельзя же так. Как он сказал это «Я хочу. Идём» — Инь Цзянь только кивнул, по пути нервно проверил состояние своей причёски, оправил складки рукавов. Он практически взял себя в руки, и переступил порог почти спокойным. Вблизи Не Хуайсана он увидел первый раз, и теперь со сдержанным интересом смотрел на него. Как он изящно раскрывает веер, расписной шёлк описывает изящную волну. Какая приятная роспись по шёлку, радуется глаз. Инь Цзянь так же церемонно и вежливо склонился в поклоне, улыбнулся. Это его брат, и как же хорошо, что Не Минцзюэ послушался доводов рассудка и не ринулся в Цинхэ сам! — Глава клана Не, я очень рад с вами познакомиться, это лестно для меня, — он тепло улыбнулся человеку, который так много значил для Минцзюэ. — Не стоит извинений, мы все взволнованы, и очень ждали этой встречи. В Байсюэ нет человека, который не прилагал бы усилия, так что моя заслуга не больше, чем у остальных. Вам спасибо, что вы оказались настолько отзывчивы, чтобы примчаться в Байсюэ даже не зная, что это до такой степени важно. Признаться, я ожидал увидеть такого же сурового воина, как господин Не Минцзюэ, даже не знаю почему. Ваше волнение абсолютно естественно, но если потребуется моя помощь, я с радостью помогу. Волнение может истощать силы. Инь Цзянь снова поклонился. Не Хуайсан, пожалуй, ему понравился. Первое впечатление очень важное. Инь Цзянь видел, что он искренне взволнован, искренне рад видеть брата живым. Это приятно. Может быть, не будет никакой битвы за власть — пост главы клана внезапно оказался на двоих. А возможно это и к лучшему для Цинхэ Не, если они разные. О чём он думает? Инь Цзянь перевёл взгляд на Не Минцзюэ и его улыбка стала мягче. Он так рад. Это видно. Он же счастлив совершенно. Что же, это было ожидаемо. Пожалуй, раз так, Инь Цзянь тоже рад. Вопреки желанию спрятаться — рад. *** — Не больший мерзавец, чем вы, — заметил Чжи Чуань и пододвинул к Цзинь Лину варенье. — Он делал свое дело. Искал, кстати, доктора. Чжи Чуань коротко рассказал о том, что услышал от еще живого шпиона, добавил, что в городе они видели и другого человека, и что все барьеры на месте и работают. Даочжан посмотрел на письмо, на Цзинь Лина. Сычжуй, значит, уйдет... впрочем, он же все равно рано или поздно уйдет — домой вернется, в конце концов, так нужно и правильно. Как и Цзинь Лин. — Давайте подождем братьев Не, — Сун Лань считал, что не нужно сейчас торопиться. Братья могут решить все что угодно, никаких планов без их участия строить вообще нельзя, быть может присутствие Сычжуя будет какое-то время необходимо в Цинхэ не только из-за обещания. — А что за экзамены и когда они? *** — Все ожидают увидеть сурового воина, а потом видят меня, — Хуайсан беспечно улыбнулся этому, как обычно. Ничего удивительного, стереотипы не меняются. Он давно превратил это в преимущество, и подобное мнение о нем обычно только помогало и в политике, и в жизни. — Не преуменьшайте, доктор. Я знаю, что вы вернули брату память, и что яд, которым он был отравлен, тоже исчез благодаря вам. Минцзюэ сказал, что хотел покинуть Байсюэ, когда начал вспоминать, и мне сложно даже представить, чего вам стоило победить его упрямство. На последних словах Минцзюэ поймал ласковый взгляд брата, словно это упрямство было самой милой его особенностью, и посмотрел куда-то в пол. Он не сказал Хуайсану, что вспомнил его последним, как мог постарался избежать этого, хотя брат, наверное, понял? Что сначала вспомнил Лань Сичэня, и потом Мэн Яо... На этом Минцзюэ снова поднял взгляд на Хуайсана и посмотрел на Инь Цзяня. Радость встречи никуда не делась, но ведь сейчас важно понять, что им делать дальше. Как вернуться домой и как заставить Цзинь Гуанъяо ответить. — Нам нужно принять решение. Хуайсан вопросительно посмотрел на Минцзюэ. — Ты не все еще знаешь, всего так не расскажешь... — Я готов слушать бесконечно, — Хуайсан улыбался, но внутренне весь напрягся, насторожился, ведь он тоже не все рассказал. Точнее, совсем ничего не рассказал — только слушал. — Это был план Мэн Яо. Моя смерть... Талисман на руке потеплел, и Минцзюэ невольно шагнул ближе к доктору, но смотрел не на него, а на брата. В глазах Хуайсана блеск, черные искры, как в тех его снах. Или не снах? — Он убил меня и никто не знал... — в висках отчетливо забился пульс. — Я узнал, — Хуайсан смотрел на брата, вот сейчас если слезы? Никаких слез. Нельзя. Здесь еще лекарь... — Я знаю, что он виновен, и давно... Только я прошу, давай поговорим... Он хотел сказать «одни», потому что говорить о том, как он жил со своим планом мести все эти годы — только вдвоем, но Минцзюэ вдруг побледнел, и было видно, что он с трудом стоит. — Цзянь... — приказ вышел тихим и сиплым, но Минцзюэ понял, что не справится, что нет времени, и все, на что его хватило— это шагнуть к кровати, чтобы хотя бы не упасть тут в приступе. *** Сюэ Ян уставился на Чжи Чуаня с непередаваемой иронией, которая быстро вылиняла до злой угрозы. Впрочем, адресовалась она не ему, даочжан должен был уловить нюанс. — Да уж конечно не больший мерзавец, чем я. Ещё не хватало, чтобы кто-то перехватывал у меня этот титул. Вам всем чрезвычайно повезло — у вас есть идеальный образец мерзавца, поэтому всегда есть с кем сравнивать. Но вот искать кого-либо из моей семьи я никому не советую. Убью. Сюэ Ян тут же сообразил, что убивать труп бесполезно, выругался сквозь зубы — и то успел перевести всё в невнятное шипение, потому что видите ли чистые душой адепты за столом, и махнул рукой. — Даочжан Чжи Чуань успел первым! Ладно, не буду жадничать… Я ещё успею. Но должен заметить, что ещё месяц идеального поведения, и я начну обгрызать штукатурку со стен. Причём придётся побороться за это с Цзян Цзаем, он уже намекает, что хочет… — Сюэ Ян специально сделал зверское выражение лица и зарычал. — Кррррови и кишок! За этим столом его никто не боялся. Вообще никто. Цзинь Лин вот смотрел с интересом, едва ли не рот открыл в ожидании, что он сейчас скажет ещё что-нибудь возмутительное. Цзинъи так и вовсе фыркнул смехом, а Сычжуй смотрел с благодарностью, а потом покивал. — Спасибо, господин Ян, вам прекрасно удалось отвлечь меня от мрачных мыслей. — Сяо-гэ, Сун-лаоши, мне кажется, что я перестал внушать ужас, — Сюэ Ян хохотнул и снова взялся за еду, добавив. — От дохлого гуля сохлую пятку им, а не доктора. А нападать на тебя, гэгэ, вообще бесполезно. Ты и сам дашь дрозда кому угодно, и я ещё рядом злой и голодный. Никого не отдам. Ни тебя, ни брата твоего, Сун-дагэ вообще не отдам, и даочжан Чжи Чуань, между прочим, тоже из неотдаваемых. А вы трое мелких тем более никуда нельзя никому, потому что поздно дёргаться. Сычжуй рассказал про экзамены, уточнил, что ему и Цзинъи тоже нужно их сдавать, и это неизбежно, очень важно и готовиться нужно со всем вниманием, подумал и уточнил: — Молодой глава клана Не подал прекрасный пример осознанности, это меня восхищает. Он признал, что в юности не уделял достаточного внимания учёбе, и теперь навёрстывает. Это прекрасный пример, как должно воспринимать себя в мире. Стоит отметить, что это мне напомнило то письмо, которым сопровождался тот гуцинь, что у Цзинъи. От ученика ученику. Прекращая учиться, впадаешь в непохвальное самодовольство. Сюэ Ян с восторгом внимал этой возвышенной речи, а когда она закончилась, перевёл дыхание и непочтительно ляпнул: — Усраться можно, как ты красиво умеешь навести тень на плетень.