Затмение

Инь Цзянь мучился глубоким внутренним раскаянием. Как вообще можно радоваться тому, что доставляет другому человеку тяжёлую душевную боль? Не Минцзюэ остался в Байсюэ по необходимости, а он радуется. И что он за лекарь после такого? Он честно выжидал. Он выждал достаточное по его мнению время, чтобы Не Минцзюэ успокоился, позлился, яростно понегодовал, может быть погрустил… Лишь после этого Инь Цзянь осторожно постучался в его дверь, готовый уйти сразу, если вдруг не ко времени. — Не Минцзюэ… это я. Можно войти? *** — Слышу, что ты. Минцзюэ пытался представить, куда деть время. И вроде бы ничего не изменилось, ведь и тренировки, и оружейная никуда не делись, так почему все теперь кажется частью одного бездеятельного ожидания? — Входи. Можно лечь и потребовать массаж, но ничего не болит и не устало. Куда себя деть — Минцзюэ совершенно не понимал, слушать умные мысли лекаря... как они помогут? И почему в конце концов нет приступа, хотя настроение ужасное и брат ушел? — Я хочу, чтобы ты вытащил из меня эту тьму, сколько там ее вообще есть. Мы теряем время. *** Инь Цзянь прекрасно понимал состояние и настроение Не Минцзюэ… Строго говоря, он мог сейчас просто наорать на него, полезшего под горячую руку, но отвечал спокойно, хотя и видно было — расстроен, причём настолько расстроен, что даже не сердит. — Пойдём ко мне, — Инь Цзянь кивнул, едва не потянул за собой за руку, вовремя отловив в себе эту идиотскую мысль. — Я хочу вытащить из тебя эту тьму. Будет… неприятно. И это лучше в лечебнице, потому что будет кроваво. Пойдём. Не Минцзюэ не тот пациент, которого нужно забалтывать и приукрашать правду деликатным словом «неприятно». Инь Цзянь строго сдвинул брови. — И больно будет. Хотя у тебя густая сильная кровь, а поверхностные раны быстро заживут, — он прерывисто вздохнул. — Я подумал и взвесил. Я погорячился, когда сказал «не могу же я тебя резать, чтобы вытягивать тьму». Могу. Ты будешь принимать эликсир, и попутно будем вытягивать по вскрытой коже. Так мы сократим время лечения вдвое, а то и втрое. Инь Цзянь уверенно заявлял этот план. Он лекарь, для него нет ничего ужасного в том, чтобы раз за разом пускать кровь пациенту, если это на благо. Даже если этот пациент — Не Минцзюэ. Особенно если это Не Минцзюэ. И рука даже не дрогнет. Он не мямля и не раскисает всего лишь от того, что как последний идиот полюбил своего пациента. В конце концов, он имеет право сделать хорошо человеку, которого любит. Даже если это «хорошо» приведёт к быстрой разлуке. *** Минцзюэ выслушал и просто пошел в лечебницу. Лучше что-то делать, чем не делать ничего — верно? Если умный доктор в очередной раз что-то надумал, то имеет смысл попробовать, тем более что пока получалось. А что больно будет — так даже лучше, отвлечься хоть. Он сел, положил руку на стол, задрал рукав и только тут задумался о том, что делает. Инь Цзянь говорит ему, что надо резать — и он идет и просто дает себя резать... даже не сомневаясь. Минцюэ смотрел на Инь Цзяня, как будто в первый раз его увидел, или вдруг что-то внезапно про него понял. Несколько мгновений, долгий тяжелый взгляд, и... — Тебе руки хватит или мало? — услышал он свой спокойный вопрос. *** Инь Цзянь разложил инструменты, быстрыми и чёткими движениями готовил кожу к первой длинной и широкой ссадине. Рядом короткими острыми зубцами скалилась металлическая гребёнка — ножом замучаешься кромсать, много хлопот, мало результата. Здесь будет сразу много… всего много, и крови много, и операционное поле шире. Но руки хватит… Почему он так смотрит? Инь Цзянь смотрел ему в глаза, впитывал эту давящую тяжесть, кивнул. Не Минцзюэ так и не простил ему этой отравы… что же, в этом есть смысл. Сам он может думать что угодно о своих долгах, и считать себя расплатившимся должником, но в результате всё равно решать будет Не Минцзюэ. — Нет смысла резать больше за один раз — я не успею всё отловить, как твоя кровь свернётся и закроет ссадину. Резать буду этим, — Инь Цзянь показал инструмент, больше похожий на пыточный. — Вот отсюда… Он скользнул пальцами от локтя к запястью, по внутренней стороне руки. Там были крупные кровеносные сосуды, но до них режущие зубцы не дойдут. Кожа тонкая, крови будет достаточно. Инь Цзянь подумал, сбросил верхнее ханьфу и остался в нижней рубашке — стоило поберечь розовый шёлк, склонился над рукой Не Минцзюэ, аккуратно протирал его кожу травяным настоем. Протирал и тихо злился на себя, потому что не мог не задевать его пальцами. Мямля… Он взял в руки эту гребёнку, тронул подушечкой указательного пальца острый зубец, и тихо попросил: — Скажи мне, если нужна будет передышка, хорошо? Не Минцзюэ, мы справимся… Готов? Он снова очертил кончиками пальцев тот участок кожи, который сейчас пострадает, как будто извинялся. *** Доктор опять пустился в свои умности, так что Минцзюэ успел рассмотреть и то, как пальцы трогают кожу на запястье, и саму штуковину, от которой явно не стоит ждать ровного безболезненного надреза, и даже — опять! — цветы в волосах и даже это место, где у Цзяня сходятся худые ключицы. Прямо вот оно, перед глазами, без ханьфу-то. Вот лекарь когда лезет по горе за своими слезами, и ветер его в скалы вжимает, эти косточки не хрустят? — Ты этим цветы что ли в огороде срезаешь? — перебил Минцзюэ с усмешкой, коротко кивнул на инструмент. Ну давай, еще подумай, еще поговори, пять раз потрогай, посмотри раз десять... — Ты будешь резать или нет? А то я уже такой темный, что вот-вот без твоих резалок обойдусь. Режь уже, — велел он. *** — Этим? — Инь Цзянь выбирал, как ему будет удобно работать, взял Не Минцзюэ за плечи и чуть отодвинул, чтобы не нависал над столом, придвинул ближе всё необходимое, несколькими скупыми движениями проверил, насколько ему будет удобно всё ловить. — Нет, этим я обдираю корни женьшеня, когда нужно добыть самого верхнего подшкурного сока, он отличается от того, что в середине корня. Нет, неудобно. Он ведь рукой точно дёрнет, рефлекторно. Инь Цзянь придвинулся ближе, стоял над Не Минцзюэ, расставив ноги, если согнуть колени, то как раз на него и сядешь. Тоже не очень удобно, и точно неприлично, но предусматривая мелочи избавляешь себя от проблем. — Уже режу, — Инь Цзянь сердито фыркнул в сторону, потому что фыркать над подготовленной кожей строго запрещено. Взял левой рукой за запястье, прижал к столу. Лучше бы привязать, но Минцзюэ взъярится. Правой рукой прижал инструмент к коже и с нажимом быстро и аккуратно провёл до локтевого сгиба. Ссадина получилась широкая и длинная, в каждом месте одинаковой глубины, быстро набухла свежей кровью. Инь Цзянь действовал быстро, как только мог — помнил, что эта кровь своенравна. Невольно сам сдвинул колени, плотно прижимая и удерживая его ноги в плену, будто Минцзюэ сейчас мог начать брыкаться и вырываться. Он аккуратно, будто по начерченной схеме, прокапывал эликсиром всю ссадину, наблюдал, как поверх крови растекается лёгкая поблескивающая субстанция. Поставил флакон и прицелился тонкими длинными щипцами, готовый ловить всё, что сейчас выберется наружу. — Ты конечно обойдёшься и без моих чего угодно, — Инь Цзянь строго улыбнулся, наклонился ниже. — Видишь? Вот она, эта тварь. Поверхность эликсира подёрнулась серой плёнкой. *** Минцзюэ стоически терпел бесконечное приготовление, даже честно старался не дышать громко, хотя уже рычать хотелось. — Зануда, — постановил он, услышав очередную заумь про женьшень. Минцзюэ нахмурился, выдохнул. — Вот и ре... Он резко замолчал не от боли, вовсе не от нее, а потому что лекарь стиснул его своими худыми коленками. Он что же, думает, его можно так удержать?! Может он решил, что его пациент станет дергаться от какой-то зубчатой ерунды?! Капли мерно капали, а коленки отчетливо ощущались. — Вижу, — рыкнул Минцзюэ. — Тащи, хватит любоваться. Не цветы. Тащи как следует. *** Инь Цзянь успешно проглотил вертевшуюся на кончике языка колкость. Цветы! Можно подумать, он хоть раз любовался цветами! Цветы — это средство. Цветы это лекарство, которое лишь капризом природы имеет приятный вид и аромат! Но мысли это мысли, они не мешают. Инь Цзянь обстоятельно собирал эту плёнку тьмы, подцепляя тонкими щипцами, выкладывал на блюдце поверх начертанного заклинания. Его руки не шевелились вообще, работали только тонкие пальцы, быстро и споро. Он даже не дышал, и сразу отпустил запястье Не Минцзюэ. «Как он рычит — густо, низко, красиво…» Сейчас кровь начнёт сворачиваться, и нужно успеть собрать как можно больше. Инь Цзянь поймал на мизинец падающую вниз каплю чистой крови, быстро мазнул себе по кончику языка, растёр каплю по нёбу, различая малейшие нюансы вкуса. Добавил несколько капель эликсира, подхватил такие же щипцы второй рукой. Слышались только мерные частые щелчки металла и постукивающий об тонкий фарфор звук, когда он укладывал пленную частичку тьмы. Инь Цзянь быстро и безжалостно потянул раненую кожу в разные стороны, заставляя кровь весело дёрнуться и выплеснуть наружу ещё одну порцию сумрака. Он не удержал равновесие и сел. Куда пришлось. Вообще не думал — главное сделать всё правильно здесь и сейчас, пока кровь не свернулась, а она ведь вот-вот, она уже начинает. Инь Цзянь сидел верхом на коленях Не Минцзюэ, крепко удерживался, еле заметно качнулся назад, когда пальцы сдвинулись ближе к запястью. Он работал ещё быстрее — подхватывал, отделял, снимал, убирал на блюдце, снова и снова, двумя руками. Эликсир слишком быстро впитывается! Кровь слишком быстро сворачивается! — Ещё, — напряжённо прошептал он, подцепив особенно жирную плёнку на самом краю ссадины, убрал, снова залил всё эликсиром и прицелился в рану щипцами, готовый снова поймать и вытащить, но кровь уже свернулась. Инь Цзянь ещё качнулся и медленно уложил щипцы, едва тронутые на кончиках красным, на стол. Поясницу тут же заломило — сидел в пол оборота, напряжённый и сосредоточенный, а вот теперь можно и дышать. — Хорошо, — наконец выдохнул он. — Прямо знаешь… хорошо. Лучше, чем я ожидал. *** Под мерное постукивание щипцов Минцзюэ даже какое-то время рассматривал эти странные частицы, которые Инь Цзянь с феноменальным занудством вытаскивал из раны. Сам бы он давно уже не вытерпел, разобрал бы руку до кости, лишь бы вытащить быстрее! А этот вот, тук-тук. Еще — так еще, сколько угодно, ни в чем себе не отказывайте, доктор. Минцзюэ надоело это действо, он снова посмотрел на заколку, опустил взгляд и опять наткнулся на худое — на этот раз плечи, которые под тканью рубашки так четко проступали, коленки вот тоже... Не Минцзюэ понял, что смотрит вниз, на ноги Инь Цзяня, и когда доктор уселся к нему на колени, наклонил голову, а брови поползли вверх. И как вот эта легкая цветочница, скажите-ка, ползает по скалам за слезами? Коленками цепляется? Нда, аж горячий от усердия. — Хорошо? — немного рассеянно спросил Минцзюэ, когда все закончилось, и приподнял руку, внимательно посмотрел на запястье, потом на Инь Цзяня. Ну ссадина, да, но ничего такого вроде «тьмы стало меньше» Минцзюэ определенно не чувствовал. — Ну раз ты говоришь, что хорошо, значит хорошо. А лекарь как будто окаменел. Если все — чего сидеть? Не Минцзюэ снова глянул вниз и тут вдруг понял, что если у него спина затекла, то у Цзяня-то и подавно. И руки наверняка, вон — еле шипцы свои положил. Ну, это поправимо. Минцзюэ взял его за талию, и одним движением снял с себя, одновременно поднимаясь. — Тебя поставить? Или посадить? Ноги затекли? Ты долго сидел, — он задавал простые вопросы и озвучил простой факт, потому что с лекаря станется. Минцзюэ уже понял, до какой степени Инь Цзянь может быть увлечен идеей, так что даже не спит нормально и времени не замечает. *** Хорошо, когда пациенту можно довериться. Всякие же бывают пациенты — кто-то орёт, кто-то порывается упасть в обморок, кто-то принимается угрожать врачу на ровном месте. Не Минцзюэ спокойно сидел с неподвижностью скалы, не мешал работать, и даже помалкивал, без лишних слов под руку. — Поверь, это действительно хорошо. Без осложнений, без… Инь Цзянь вдруг понял, что сидит у Не Минцзюэ на коленях, и не сказать, что в этом есть что-то предосудительное — подумаешь, вообще-то он на его бёдрах верхом столько раз сидел, и ногами по спине ходил, какая разница. Но волнительно. Волнений прибавилось, когда Не Минцзюэ вдруг встал, одновременно поднимая его. Так и держал на весу, удерживая за талию. Инь Цзянь только в его плечи вцепился и рывком вдохнул слишком много воздуха — так вдыхают, чтобы закричать. А Минцзюэ так обстоятельно спрашивал… хоть смейся, хоть рыдай. Инь Цзянь только ослабил хватку, чтобы не когтить его плечи слишком явно, и с признательностью выдохнул: — Поставить. И мы ещё не закончили. Повязку накладывать не буду, это же просто ссадина, заклею сверху, и всё. И на язык ещё эликсира. Это ведь он… заботится так? Ноги затекли, долго сидел. Инь Цзянь невольно улыбнулся, отпустил его плечи наконец, а что погладил — а ну и что? Он ведь всё равно постоянно гладит Не Минцзюэ по спине, и не только по спине, везде, где позволяют приличия. Слишком многого они не позволяют, а жаль. А ноги и впрямь затекли, и теперь ныли все мышцы. Оказывается, он удерживался, сжав колени на бёдрах Не Минцзюэ, как на бешеном жеребце без седла. Инь Цзянь враждебно нахмурился, глядя на сгустки, распластавшиеся по блюдцу, накрыл сверху прозрачным барьером, чтобы эта дрянь не развеялась в воздухе. Не в лечебнице, здесь запрещено развеиваться всяким вредоносным эманациям! — Спасибо, — он невольно улыбнулся. — Ты… очень помогаешь. *** — Ладно. И поставил. Правда подержал еще пару мгновений, строго глядя на докторские ноги — вдруг решит падать без особого распоряжения? Но Инь Цзянь не упал, и Минцзюэ снова сел. — Стараюсь. Давай эликсир и клей. Много тебе еще этого... — он кивнул на ошметки тьмы, которая ему почему-то страшной и темной совершенно не казалась. — ... тащить из меня? Сомнение в голосе и во взгляде скрыть не удалось, да Не Минцзюэ и не пытался. Какие-то странные кусочки, даже не больно почти, а сколько шума! Может ну его? Искажение ци, серьезно, было и чувствовалось гораздо сильнее. Как будто в клетку заперли. И то, что ключ повернул, в общем-то, сам Хуайсан, только больше сердило. У него важные дела, а получается — кинул их на младшего брата. — Я могу еще. Еще режь, не бойся, чего ждать-то? — и он снова положил руку на стол. — Или другую надо? *** — Я обещал справиться быстрее, чем за месяц. Я справлюсь. Дай мне неделю хотя бы. Инь Цзянь прогнулся в пояснице, откинувшись назад, сразу снова наклонился над рукой, быстро протёр свернувшуюся кровь влажной тканью, облепил ссадину своими прозрачными талисманами — они тут же принялись впитываться, восстанавливая кожу. Ну вот что он сомневается? Досадно как… Досадно, и от этого делаешь необдуманные поступки. Инь Цзянь выдал ему порцию эликсира на язык, взялся за его ханьфу и начал снимать. — Не надо другую руку, — пояснил Инь Цзянь. — Эту буду резать выше локтя, потом плечо, потом грудь. Правую руку всё-таки оставь целой. Вот не сомневался бы Не Минцзюэ, Инь Цзянь отправил бы его… спать, тренироваться, обедать, что угодно. Потому что не надо форсировать просчитанные события, это не полезно. Он только вздохнул, снова взялся за инструменты, сосредоточенно нахмурился, и сделал широкую ссадину от локтя до плеча. На этот раз сразу сел на колени Не Минцзюэ, наплевав на все приличия. Как взял дыхание на кропотливую работу, как упёрся. Сам виноват! Сказал — режь! — он и режет. Сказал — быстрее. Кто вообще тут боится? Нашёл кому адресовать вопрос. Бояться нужно другого, а вовсе не порезать лишний раз. В этот раз Инь Цзянь даже не комментировал ничего, ему будто выдали новые руки, не уставшие. Ссадина от локтя до плеча оказалась быстро залита эликсиром, общипана от плёнок тьмы, тут же обтёрта и залеплена намертво — пусть заживает. Ещё одна ссадина легла горизонтально, ниже левой ключицы и до середины грудины. Под ней ещё одна. Инь Цзянь прицелился ниже расчертить ещё одну, дико посмотрел на пляшущую в дрожащих пальцах гребёнку, помотал головой и отложил её на стол. В спину будто вколотили раскалённый металлический штырь, руки тяжёлые и мелко дрожат. — Сейчас, — пообещал он, перевёл дыхание и тяжело уронил голову на правое плечо Не Минцзюэ. — Сейчас передохну, и будет тебе ещё. Не Минцзюэ ведь сказал, что может ещё. А раз он может ещё, то и Инь Цзянь может ещё. Может. Нужно только, чтобы руки перестали противно дрожать. Он закрыл глаза, понимая, что голову ведёт по кругу, как будто он перебрал с успокоительным. *** — Неделя — это много! Не Минцзюэ взял его за запястья, отнимая руки, стал сам стягивать с себя ханьфу, рубашку тоже снял и выдал лекарю руку. На этот раз было больнее, но это даже хорошо — хотя бы понятно, что что-то происходит, вполне осязаемое, Минцзюэ чувствовал, что Инь Цзянь и правда из него что-то выковыривает, и терпел, стиснув зубы, лишь бы не дать доктору повод решить, что он уже устал и хватит. Сколько надо — столько и просидит. Инь Цзянь ожидаемо устал первым. Минцзюэ хмуро уставился на расплывшуюся перед глазами цветочную заколку, хотел уже снять Цзяня с себя и отправить спать, но тут вспомнил, что он же вообще-то не просто так, а воин и заклинатель! И сидит, как идиот, смотрит?! Он выдохнул, сосредоточился и сунул руку Инь Цзяню под рубашку, положил ладонь ему на поясницу. — Сиди, — велел Минцзюэ и потянулся к своей нормальной, обычной силе. Тьма? Как-то она ему не мешала до этого и не помешает теперь. Ци обняла золотое ядро и свободно потекла, пальцы согрелись, Минцзюэ вливал свою силу. Он никогда не умел постепенно, да и не надо было, потому что если он и пользовался ци для восстановления чьих-то сил, то это всегда приходилось делать быстро и эффективно. Сжимая доктора крепкой хваткой, он лишь почувствовал, как отданная для экспериментов рука болит, но все равно терпеть можно, лишь бы Инь Цзянь не дергался. — Так лучше? — спросил Минцзюэ, не отнимая руки. Ну и спина! Все позвонки же можно пересчитать! *** А неделя — это не так много. Это вот его нетерпеливая кровь так решила, но на самом деле неделя это мало, это нужно совершить невозможное. Снова. Опять. Инь Цзянь вяло перебирал в голове, что он может принять прямо сейчас, чтобы стать качественно работоспособным, и тоже прямо сейчас. Он толком и не почувствовал, как рубашка на спине шевельнулась, зато горячее прикосновение к пояснице заставило моментально распахнуть глаза и застыть на месте. Ладонь широкая, пальцы крепкие… Инь Цзянь как вдохнул, так и не выдохнул, даже в груди заломило. — Что? Не Минцзюэ даже не предупредил, что собирается делать, просто Инь Цзянь почувствовал, как его накрыло… Плеснуло сухим жаром, выбило стон из горла. Он бы не дёрнулся, даже если бы захотел — Не Минцзюэ его сжал так, что Инь Цзянь почти распластался по его груди. Нельзя было, нельзя, у него слева как раз эти ссадины — да, уже обработанные и заклеенные, но вниз по груди какое-то количество крови стекало, и теперь его нижняя рубаха тоже в крови… Небеса, как же хорошо! Его изнутри омывало этой силой, слишком много, слишком быстро, так ведь нельзя, это же серьёзно противоречит всей науке врачевания… — Ммммм, — Инь Цзянь почувствовал себя пьяным, повернул голову и выдохнул в его шею. — Лучше, Не Минцзюэ… Конечно лучше. Ему действительно было лучше, ведь вычерпался с непривычки… Как же это восхитительно неправильно, пациент не должен лечить своего доктора, невыносимый человек. Инь Цзянь томно оторвался от его плеча, запрокинул голову. Хорошо… Ужас какой. Что он вообще себе позволяет?! Ладно, сел на колени к пациенту — тут колени такие, что на них невозможно не сесть, но вот это всё! Нужно ему запретить. Нужно было сразу запретить. Как?! Как ему запретишь, если он просто взял и сделал?! — Минцзюэ, хочешь?.. — Инь Цзянь вдруг понял, что на этот раз он не привязан, и прыжок со скалы обойдётся ему слишком дорого. Он разобьётся. Насмерть. Насмерть и сразу. — Хочешь продолжить? — тихо дополнил он, так и не решившись выбраться из крепкой хватки. Нельзя. Там слишком изрезана рука, сейчас легко навредить. И потому что ему сейчас слишком хорошо, и слишком голодно. *** — Отлично, — Минцзюэ прекратил. От дыхания доктора по шее побежали мурашки, причем как-то странно, как будто сначала обняло вокруг, даже шрам дернулся, а потом вниз по спине. Он наморщил нос, потому что эти сушеные цветы в заколке задели, когда Цзянь отстранился и начал заглядывать в глаза. Опять что-то высматривает? Но доктор совсем не похож был на того доктора, который в каждом вдохе и в каждом взгляде пациента что-то пытается увидеть, нет. Это какой-то совершенно другой Цзянь, как... как будто он выпил вина, наверное. Минцзюэ на него внимательно смотрел, стало как-то неуютно, и он подумал, что сейчас как будто и не лекаря вовсе на коленях держит. А кого тогда? — Я... я есть хочу. — Минцзюэ снова поднялся вместе с ним и на этот раз поставил Инь Цзяня сразу, без вопросов. Разве что придержал немного, пока не убедился, что он не собирается в обморок прямо сейчас. Со двора донесся сигнал колокола. — Поедим и продолжим, — Минцзюэ оделся, критически оглядел Инь Цзяня и добавил: — Если сможешь. *** Нельзя так смотреть на пациента. Нельзя так смотреть на главу клана. Нельзя так смотреть на Не Минцзюэ. Нельзя. Нельзя. Нельзя ничего, даже дышать на него вот так непристойно — строго запрещено. Это непрофессионально. Зато Не Минцзюэ великодушно сделал вид, что ничего не произошло, и снова встал, и даже поставил своего преступного доктора на ноги. — Это… это очень хорошо, что ты хочешь есть, — Инь Цзянь с горем пополам нашёл в себе остатки здравого смысла, грустно понял, что в его голове этого редкого ингредиента даже меньше, чем крох тьмы в крови Не Минцзюэ. Вот! Вот почему он глава клана! Потому что вызов — это именно то, что может воскресить из тряпки нормального критично настроенного лекаря. — Поедим и продолжим, — Инь Цзянь с прищуром оглядел поле деятельности. Он даже успел сделать пару шагов к двери, как понял, что выглядит непристойно. Так бы и пошёл! Ужас. Ничего, ему хватило крох рассудка, чтобы привести себя в приличный внешний вид, и выйти к столу.