Затмение

Хуайсан уносил с собой это ощущение нежного волнения. Чтобы Лань Сычжуй так трепетно волновался и не мог подобрать вежливых слов, хотелось вручить ему весь Цинхэ и себя в первую очередь и посмотреть, что будет. Молодой глава написал идеальное письмо, он выдержал все церемонии, но все равно это было послание к старшему другу и учителю, с благодарностью и теплом. Не Хуайсан был уверен, что Лань Сичэнь одобрит пребывание Сычжуя в Цинхэ. Человека, которого он сразу по прибытии отправил в город И, ждать еще рано, да и наказ был вернуться, только если что-то произойдет, а это могло случиться вовсе не сегодня и не завтра. Из Ланьлина тоже вестей сейчас быть не должно, так что отправив гонца в Гусу, Хуайсан вернулся в библиотеку. Он вошел почти неслышно, но вовсе не собирался застать юношу врасплох. — Я не слишком быстро? — Хуайсан ласково улыбнулся, с тихим шорохом сложил веер и окинул взглядом стол у окна. — Ваша честность кристальна, мой друг! Если бы мы поменялись местами, то вы бы застали меня на месте преступления, я бы не выдержал и читал мудрые свитки. Лань Сычжуй выглядел... восхитительно. Взволнованный более прежнего, этот румянец и даже губы стали ярче. Кусал. Хуайсан прямо представил себе, как Сычжуй это делает... красиво. Невинно настолько, что хочется немедленно всей этой невинности лишить. И от внимания молодого главы не укрылось, что края ворота ханьфу Лань Сычжуя лежат свободнее, только Хуайсан сделал вид, что ничего не заметил. — Но вы, я вижу, отдыхали. Расскажете мне, что вам понравилось? Он аккуратно переложил несколько листов, с одинаковой заботой к каждому, ведь среди работ не было ничего предосудительного или более низкого по стилю чем, например, пейзаж, который остался сверху. — Когда я рассматриваю свою коллекцию, я путешествую по Поднебесной, смотрю на природу, города и людей, слушаю птиц и поэтов и это — та жизнь, которую нельзя узнать иначе, потому что в Цинхэ я провожу почти все свое время. А что почувствовали вы? *** Странно, что Не Хуайсан вошёл так тихо, но ещё более странно, что Лань Сычжуй даже не подумал сделать вид, что ничего такого не видел. Или видел, но не понял. — Нет, что вы, — Сычжуй ужасно старался говорить хотя бы нормальным голосом, и у него это не получалось. — Преступления? Но вы же сказали, что… Сычжуй осторожно положил свиток на место, как будто он мог сейчас рассыпаться в мелкую пыль. Даже беспокойно окинул взглядом всё, что трогал. А говорил, что нет запретов. Неловкость дополнилась смятением. Какое неозвученное правило он умудрился преступить? — Мне стало неловко, — честно признался Сычжуй, понимая, что его снова заливает краской смущения. — Я не был готов, и… но мне понравилась манера художника. Стремительные штрихи, гармоничное сочетание линий. Так птица в клетке поёт о просторе небес… Простите, мне так показалось. Надо же было так неловко наткнуться именно на эту оду весне? Конечно, Сычжуй не мог не размышлять о чувственной стороне жизни. Но он успел её увидеть в Байсюэ, пусть и без интимных подробностей, но ему хватило. Хватило, чтобы не желать себе такого. И что с того, что все они выглядят счастливыми?! — Ваша коллекция прекрасна, — он невольно взглянул на пейзаж, который теперь лежал поверх остальных рисунков, и смягчился. Потому что пейзаж был великолепен. — Я не успел посмотреть всё, просто потому что не сразу понял, что художник наверняка хотел выразить свои душевные волнения посредством… изображения полунагих тел. Я не искушён в тонкостях художественного переосмысления. Наверное, это свидетельствует о моей незрелости. По крайней мере он овладел собой достаточно, чтобы внятно говорить. Почти внятно. Кто бы знал, что невинный поход в библиотеку обернётся такими внезапностями! *** От его слов Лань Сычжуй разволновался только сильнее, и Хуайсан мягко коснулся его плеча: — Ну да, я просто имел ввиду, что на вашем месте уже точно сделал бы то, что мне запретили. А я вам запретил только заниматься, — он снова наклонил голову с участливым вниманием и хитринкой во взгляде. Неловко. Ах вот оно что, белоснежная чистота увидела то, что запретно. Вот не зря Хуайсан всегда считал, что в Облачных Глубинах в этом смысле очень ошибаются. Просто запретили правилом — и все. И где же логика? Если уж бороться с чем-то неизбежным, а чувственность неизбежна, то не надо ли сначала показать этого коварного «врага»? — Значит, вам больше всего понравился этот художник? — Не Хуайсан легко подхватил пейзаж и отложил в сторону, открывая лист с эротическим сюжетом. — Душевные волнения — это очень тонко, вы правы, и сложно передать. И манера действительно, поражает. Вы заметили, как художник использует не только линию, но и пятно? Вот здесь. Хуайсан показал на то, как изображены смятые простыни и занавеска на окне. Он нарочно избегал изображений влюбленных и как будто не замечал смущения Сычжуя, охваченный этой особенной радостью, когда совпадаешь со своим собеседником во мнении и есть, что обсудить. — Смотрите, мастер просто оставил здесь бумагу, ни капли туши, но сумел передать нам и ощущение легких тканей и даже нежность ветра. Здесь столько воздуха! И прикосновение ветра к шелку вторит нежности этого господина к своему возлюбленному... смотрите, как он касается его щеки, — Хуайсан только сейчас обратил внимание Сычжуя на самих героев картины. *** Всего лишь прикосновение к плечу, только-то. Лань Сычжуй окаменел, и тут же медленно выдохнул, расслабляясь. Нет, второй раз он паниковать точно не станет. Вот когда помянешь добрым словом наставника Чжи Чуаня — он ведь тоже так делал, и напряжение проходило почти сразу. Это поддержка, такая нужная сейчас. Очень важная поддержка. Правда, у наставника никогда не бывало таких лукавых глаз. Не Хуайсан смотрел немножко хитро, но всё-таки проявил участие. Это так не похоже на наглые взгляды Сюэ Яна… к счастью. Сычжуй доверчиво кивнул, проводил взглядом пейзаж. И всё же интересно, где это место, которое там изображено? Красиво… — Да, очень тонкая работа. Это рискованный момент, снова эта неловкость. Сычжуй отчаянно прикусил губу, сосредоточившись лишь на то, что показывал ему Не Хуайсан. Действительно, вот линии, вот пятно, но вместе это складывается в изображение. — Умение художников передавать образы всегда меня изумляло. Как это получается? Это ведь лишь линии, и пятна. И даже вообще «ничто», окружённое линиями, внезапно обретает целостность. Лань Цзинъи умеет… — Сычжуй с удивлением бросил взгляд на свои пальцы. — У меня не получается. Как же так? Почему? Нет, Сычжуй вполне мог считаться неплохим рисовальщиком — он пробовал. Нарисованная бабочка легко опознавалась как бабочка, а не как парящая в пустоте редиска. Но не более того. Он легко угодил в ловушку, которую никто ему не расставлял — сам нечаянно прикоснулся к своей щеке кончиками пальцев, глядя на изображение. Нежность. Тут изображена нежность. Это действительно красиво. Сычжуй перевёл дыхание, спохватился и спрятал руки в длинных рукавах. — Да, это нежность, — подтвердил он, будто Не Хуайсан сам не мог разобраться. Сычжуй даже обрадовался, что действительно распознаёт нежность — ну это потому что имел сомнительное удовольствие наблюдать прямо перед своими глазами столько всякой разнообразной нежности между некими господами, вплоть до полнейшего неприличия, что теперь мог бы считать себя сторонним специалистом. А ведь совсем недавно он мог бы просто шарахнуться от этого рисунка, как от однозначно неправильной идеи! И вот теперь он может смотреть, и даже на глазах другого человека, и обсуждать складки занавесей и изображённый воздух. Хотя при этом и испытывает пылающее смущение. — Мне всё ещё неловко, как будто я проявляю нескромное любопытство. *** — Зато вы лучший в другом, — тихо успокоил Хуайсан и смотрел, как Лань Сычжуй говорит и дотрагивается до щеки. Представилось, как он прикоснется к себе... везде. — В чем же здесь неловкость? — с теплой улыбкой спросил Хуайсан. — Мы смотрим на красоту этого мира, а не подглядываем, правда? Видим водопады, горы, цветы. Он показал за окно, где красиво покачивался тонкий бамбук. — Живописец показывает нам красоту, которую видел сам и хочет, чтобы увидели мы и... он хочет остановить это мгновение, потому что красота мимолетна. И чувства человека — тоже. Вот смотрите... Хуайсан отошел и вернулся с альбомом, который не открывал несколько лет, и не хотел, и не собирался, но для Лань Сычжуя просто необходимо исключение. Он раскрыл альбом, чувствуя такое волнение, как будто рассказывает что-то очень важное. Не Минцзюэ улыбался, и это было нарисовано быстро, потому что тогда Хуайсан торопился поймать эту радость, а на другой странице Минцзюэ смотрел сурово. — А это — спокойствие и доброта, — тихо сказал Хуайсан, переворачивая лист, на котором плавными линиями был изображен Цзэу-цзюнь. — А в той работе, да, там нежность и забота. — Не Хуайсан посмотрел на юношу и улыбнулся. — И ваша неловкость — это тоже красота, как летний ветер или свежие лепестки, — заключил он, приравнивая чувства к дыханию самой природы, а значит в этом нет и не может быть ничего стыдного. *** Не Хуайсан удивительно гармонично всё объяснял, его хотелось слушать, и Сычжуй невольно соглашался. Ведь действительно, он прав. Красота не может быть непристойной, это всё равно что обвинить цветок или водопад в том, что у смотрящего возникают неправильные мысли. Но это не вина цветка, и не вина водопада. Наверное, даже не вина смотрящего — он просто не знает, ведь ему не объяснили. Ему стало легче. Он с признательностью кивнул Хуайсану, но когда увидел вдруг портрет улыбающегося Не Минцзюэ, замер. Это просто невозможно… но старший глава клана Не наверняка в своё время улыбался, и Не Хуайсан это видел. Что это его кисти рисунки, он даже не сомневался — стоило лишь взглянуть ему в лицо. Улыбка, но на следующем же листе Не Минцзюэ такой, каким Сычжуй видел его в Байсюэ. Но без такой боли, спрятанной в уголках сурово сжатых губ. И Лань Сичэнь с его извечным мягким изгибом губ. Сычжуй деликатно и очень легко тронул пальцы Не Хуайсана. — Можно? — он вернул тот рисунок, с улыбкой. Было видно, что художник торопился, как будто улыбка вот-вот упорхнёт. Это доверие волновало до глубины души, Сычжуй раз за разом смотрел то на портреты Не Минцзюэ, то на Лань Сичэня… Ему придётся причинить боль. Придётся. Иначе он себе не простит. — В этом вопросе мне не найти лучшего наставника, чем вы, — Сычжуй даже забыл поклониться, и всё ещё чувствовал кончиками пальцев тепло кожи Не Хуайсана. — Прошу вас, не отказывайте мне. Вы умеете видеть красоту так глубоко, так… полно. И потом, от ученика ученику… Он невольно цитировал кусочек того письма, что сопровождало древний гуцинь. — Нельзя видеть мир однобоко, и я знаю, чего мне не хватает. Сычжуй взволнованно перевёл дыхание. Доверие порождает доверие, ведь так? *** — Можно. Прикосновение оказалось неожиданным, слишком коротким, но очень важным. Когда-нибудь их будет много, очень много. Хуайсан на этот раз даже не пытался скрыть волнение, хотя может быть так искренне и откровенно этого не показывал, но если юноша, который так волнует, о чем-то просит, как можно этим не воспользоваться? Тем более, Сычжую хотелось разрешить все и не упустить ни одного момента. Только Не Хуайсан не умел соглашаться, если не знает точно, что может обещать, а Лань Сычжуй говорит так сбивчиво и так волнуется... — Разве я могу вам отказать? — Хуайсан улыбнулся и взял юношу за руку, словно ему самому нужна была помощь. — О чем же вы просите? Он посмотрел проникновенно и внимательно, тихо добавил: — Чего вам не хватает, Лань Сычжуй? Чуть не сказал «Все, что захочешь», но вовремя себя одернул. Терпение всегда вознаграждается, всегда, и он будет терпеливым. *** Прикосновения. Их было так много, но они не пугали. Он ведь сам постоянно кого-то трогал. Вот Цзинъи трогал — обнимал, лечил, укрывал, иногда давал дружеского тумака. Или вот… Сычжуй задумался, пытаясь вспомнить, к кому ещё мог прикасаться вот так запросто. Или не запросто, но прикасаться. Цзинь Лин! Точно. Или если за кем-то нужно ухаживать. Или поддержать — можно аккуратно тронуть за руку чуть выше локтя. Или чуть ниже. Или вот, допустим, когда обтираешь полотенцем раненого… Сычжуй прерывисто вздохнул, когда Не Хуайсан взял его за руку. Как не похожи его прикосновения на всё, что он может перечислить. Ему действительно нужна помощь, чтобы разобраться, и Не Хуайсан точно может ему помочь. В этом — может. Он вдруг понял, что от этого взгляда в глаза у него наступает странное болезненное состояние — то жарко, то холодно до мурашек по спине, то воздуха не хватает. — Вот этого, — Сычжуй опустил глаза, снова рассматривая эти портреты, и честно поднял взгляд, снова ощущая приступ необъяснимого беспокойства. — Я вижу линии. Я вижу гармонию — это как музыка, только вместо звуков линии. Когда я описывал вам красоту Байсюэ, я… немного лукавил. Я вижу вложенный труд и гармоничный результат. Мне не хватает вот этого — красоты. Понимать её не посредством «смотрите, художник старался». Как музыку, только другое. Он сам невольно сжал пальцы Не Хуайсана, стараясь сформулировать просьбу так, чтобы он понял. И чтобы не отказал. — Если это не будет вам в тягость. Вы так щедро делитесь своими взглядами на живопись, что я с надеждой вдруг понял, что приблизился к пониманию. За линиями проступает нечто, трогающее душу очень глубоко. И я вдруг перестал видеть линии — а увидел вашего брата. Искусство… оказывается, я его недостаточно понимаю, сосредоточившись исключительно на музыке. Видите ли, я ведь даже играю часто с закрытыми глазами, словно они мне вовсе не нужны. Могу я просить вас делиться этим? И объяснять. Вот как сегодня. *** — Спасибо, — Хуайсан скромно улыбнулся. — Это старые портреты... я когда-то увлекался. Он коснулся лица брата с той нежностью, с которой прикасаются к теплым воспоминаниям, осторожно высвободил руку, тронув самыми кончиками пальцев ладонь Лань Сычжуя. — Вы очень чуткий человек, и ... я постараюсь. Приходите сюда, мне очень приятно ваше желание увидеть всю красоту, которую я здесь собрал. И важно. Музыка — это наивысшая гармония, и такой человек, как вы, просто не может не чувствовать тонко. Не Хуайсан поклонился. У него сейчас не было неотложных дел, но он просто чувствовал, что Лань Сычжуя нужно оставить одного. Пусть побудет в своем трепетном волнении, подумает, и тогда сам придет, чтобы поделиться новыми эмоциями. — Я вынужден оставить вас ненадолго. Простите, дела, — Хуайсан улыбнулся с искренним сожалением. — Но я постараюсь завершить их быстрее, и мы скоро увидимся. Может быть, ближе к ночи... сегодня должна быть красивая луна. *** Сычжуй посчитал, что они расстались на очень обнадёживающей ноте. Плодотворная половина дня, и молодой глава клана Не пообещал постараться. Большего Сычжуй не мог и желать, ведь у Не Хуайсана много других обязанностей, и потом, он сам тут чтобы помогать, а не добавлять проблем, разве не так? — Успешного завершения дел, — Лань Сычжуй легко поклонился в ответ, и только вздохнул в сторону так разволновавших его свитков. Он ещё какое-то время побыл в библиотеке, рассматривая детали — тонкость и сдержанность убранства, даже ласковые рассеянные лучи солнца, которые лишь слегка прикасались к занавесям. Сычжуй осторожно оглянулся и поднёс к щеке ладонь, ещё хранящую тепло прикосновения Хуайсана, легко прикоснулся. Тепло… Кошмар! — Прекращай, — недовольно и строго припечатал Лань Сычжуй. Это было недопустимо и неправильно. Что он вообще себе думает? Хорошо, что молодой глава клана Не хоть и молод, а всё же старше, и умнее. Потому что красота отдельно — от мысли разобраться и постичь Сычжуй не отказался! — а вот это вот с невесть откуда взявшейся попыткой всё примерить на себя, вот это блажь ненужная, нарушение правил, и вообще против здравого смысла! Вот Не Хуайсан пошёл заниматься делами, и кто сказал, что у Лань Сычжуя есть время стоять тут и возвышенно внимать шелесту ветра? Внимать, кстати, никто не запрещает, хоть шелесту ветра, хоть плеску воды. — Вот этим и займусь. Потому что правила никто не отменял. Остаток дня Лань Сычжуй посвятил делам насущным. Он выполнил назначенные себе задания, потому что как ни крути, а ему тоже нужно готовиться к испытаниям. Потом переоделся и азартно мыл полы в отведённых ему комнатах, растерянно думая, что это слишком много для него одного. Наконец, по усвоенной в Байсюэ полезной привычке, Лань Сычжуй всё-таки нашёл прачечную, и принялся придирчиво приводить в порядок свою одежду. Это же прачечная, поэтому парад тут и не нужен. Но всё-таки до нижних штанов раздеваться он постеснялся, а что нижняя рубаха мокрая и липнет к телу, это мелочи — её можно будет снять и тоже прополоскать. Он взял с собой смену, прекрасно зная за собой манеру обливаться чуть ли не до ушей во время стирки. *** Молодой глава клана Не решил, что до самого вечера не будет тревожить своего юного гостя. Это оказалось труднее, чем он думал, прежде всего для него самого, но Хуайсан, конечно, справился. Он решил, что поужинать можно в саду, поговорить о чем-нибудь возвышенном, и для такого случая надел строгое темное ханьфу с роскошными, но при этом не вычурными оплечьями и поясом из ткани цвета темного металла. Это одеяние ему невероятно шло, подчеркивало стройную фигуру и придавало сдержанность и элегантность. Хуайсан остался собой очень доволен, и постукивая по ладони подобранным к наряду темным веером, ушел искать Лань Сычжуя. Искал в библиотеке, искал в покоях, искал повсюду и в конце концов потребовал отчета, куда же гость спрятался от суровой суеты Цинхэ. — Где видели?! Он действительно удивился, когда услышал, что Лань Сычжуй был замечен в хозяйственной части дворца, но запретил сопровождать и звать, решил сам убедиться. Слуги не солгали — Лань Сычжуй оказался... в прачечной! Хуайсан с интересом взирал на это невероятное — лучший адепт Облачных Глубин изволит стирать! Мокрый, явно увлеченный этим обыденным занятием, а вовсе не возвышенными искусствами и книгами. Надо же... Ткань намокла и так липнет к телу, что Хуайсан ей позавидовал — хотелось отобрать у нее привилегию дотрагиваться до горячей, ох уж точно, такой горячей кожи... — Кхм, — он все-таки деликатно дал знать о своем присутствии и улыбнулся. — Друг мой... почему же вы... здесь? Веер очертил столь странное для высокого гостя место, в жесте явно читалось недоумение вместе с восхищением, интересом и даже некоторой долей неловкости. *** В этом есть некоторая приятность — никто не стал препятствовать, Лань Сычжуй с глубоким внутренним удовлетворением занимался стиркой, потому что в этом тоже имеется своеобразная гармония. Было несвежим и пропылённым, стало чистым и белоснежным. Хорошо же! Правда, обнаружить прямо перед собой Не Хуайсана он не ожидал. Судя по всему, Не Хуайсан тоже не ожидал обнаружить гостя в прачечной. — Ох, — Сычжуй наскоро сполоснул руку в чистой воде и обтёр лицо, улыбнулся. — Ну как почему. Просто… забочусь о своей одежде. Очень полезный навык. Он отжал выстиранные вещи и принялся осторожно развешивать для просушки. Заботливо расправлял, чтобы не было неаккуратных складок, белое полотнище мокро плеснуло его в лицо, Сычжуй рассмеялся над собственной нерасторопностью. — Мне ещё непривычно в Цинхэ, но это же не повод ходить в пыльной одежде. И копить её не разумно, потом слишком много времени уходит, чтобы всё отстирать, и… — Сычжуй одёрнул на себе мокрую нижнюю рубашку, она тут же гладко прилипла к груди и животу. — Я успел привыкнуть обслуживать себя самостоятельно, и нахожу в этом своеобразную пользу. Простите, что вам пришлось меня искать. Я сейчас же переоденусь и полностью ваш! Молодой глава клана Не в этой тёмное одежде выглядел тонким и каким-то чётко очерченным, Сычжуй невольно отметил, что ему очень идёт этот облик, и тут же почувствовал себя неуместным. *** — Полезный... — задумчиво повторил Хуайсан, глядя как Лань Сычжуй развешивает одежды и от этого рубашка гладит его кожу, прилипая то тут, то там. Нет, конечно же, Хуайсану не нужно было объяснять, зачем стирать одежду, вопрос не в этом. Он улыбнулся, веер в руке тихо раскрылся и закрылся снова. Хуайсан попробовал себе представить, как стирает Цзэу-цзюнь, и у него, разумеется, не получилось. В Облачных глубинах стирают вообще? Да такое ощущение, что там вовсе не пачкаются! А Лань Сычжуй явно испытал влияние Байсюэ, и это не могло не обрадовать, ведь означало, что юноша в принципе способен испытывать разное ... ммм... необычное влияние, и при этом с явным удовольствием. Это так интересно... Хуайсан легко коснулся влажной ткани висящего без единой складочки ханьфу, провел рукой вниз, чувствуя ласковый мокрый шелк, снова повернулся к Сычжую и взял его за руки, рассматривал ладони, которые от воды лишь чуть порозовели. — Простите меня, вам... не нужно, ведь есть слуги и... — Хуайсан прекрасно понял, что просить прощения не за что, но все равно просил с единственной целью — чтобы снова увидеть очаровательное волнующее смущение. — Конечно, да, переоденьтесь, уже вечер, а рубашка вся намокла. Он говорил тихо, хотелось помочь снять эту рубашку и желательно чтобы не надевал. Хуайсан на мгновение задержал взгляд на полупрозрачной ткани на груди Сычжуя, она так красиво облегала тело и сквозь нее было видно больше, чем она скрывала. Он отпустил пальцы и как раз поймал каплю воды, которая сорвалась с подбородка юноши, моргнул, деликатно отступил, но не отвернулся. — Пойдемте в сад? Там уже зажгли фонари, очень красиво. *** Конечно, Лань Сычжуй смутился. Было бы сложно не смутиться — мало того, что глава клана вынужден искать его по всему Цинхэ, и ведь не прислугу послал, а сам пришёл, да ещё и вынужден перед ним же извиняться! Держит за руки, и просит прощения! Сычжуй сам растерянно моргнул, мокрые ресницы слиплись острыми иголочками, и лицо теперь не вытрешь… и в мокрой рубашке он чувствовал себя неприлично. — Конечно, — он постарался облечь возражения в мягкое согласие. Слуги есть, безусловно. Но это ведь не его слуги. И потом, почему же тогда Не Хуайсан не послал за ним прислугу, ведь это было бы как раз очень логично! — Там вплетены укрепляющие заклинания, защитная магия, — Сычжуй взглядом указал на развешенный белый шёлк. — Я просто не знаю, как объяснить. А если кто-то пострадает? Как можно вообще вот так запросто приняться раздавать распоряжения людям Не Хуайсана? Он тут гость, причём приглашённый не для праздности, а для помощи. Так с чего бы ему занимать людей Цинхэ своими распоряжениями? Тем более что это совершенно несложно, ухаживать лишь за своей одеждой! На произнесённое Не Хуайсаном «очень красиво» Сычжуй отреагировал моментально вспыхнувшим интересом. Видеть красоту — это именно то, о чём он просил! — Пойдёмте, — немедленно согласился Сычжуй, смущённо прикусил губу, оглядев себя. — Я сейчас. Он подхватил полы рубашки, потянул вверх, обнажённый живот зябко дрогнул. Сычжуй окончательно смутился, сделал шаг назад и скромно повернулся к Не Хуайсану спиной, стягивая мокрую рубашку. Тут же её выполоскал и развесил, размотал полотенце, завязанное вокруг талии. Специально завязал, чтобы в мокрых штанах тут не прыгать. Сычжуй вытирался быстро, энергичными размашистыми движениями, растёр спину и взялся за сухую свежую рубашку. Одевался он быстро. Скромное ханьфу, чистое и сухое, поверх нательной рубахи. Вот только теперь Сычжуй понял, что в мокром было зябко. Настолько зябко, что даже соски замёрзли. А теперь, когда он затянул пояс, проверил ровно ли повязана налобная лента, и разгладил пряди волос пальцами, Сычжуй почувствовал себя более уверенно и обернулся. — Пойдёмте? *** Хуайсан улыбнулся. — Даже в стирке вы заботитесь о ком-то, кто может пострадать. Я восхищен, как вы всегда думаете о людях ... Но для вас могут хотя бы принести воды. Цинхэ — ваш дом, помните? Как хорошо, что он успел договорить! Потому что обнаженный живот Лань Сычжуя — это слишком даже для терпения Не Хуайсана! Голос точно предал бы его, но к счастью, можно было молчать. И смотреть. Спина оказалась не менее прекрасной, и Хуайсан ласкал взглядом позвонки и лопатки и медленно выдохнул и так же медленно вдохнул, не позволяя себе ничего представить. Плоть точно не стала бы обращать внимания на какое-то там терпение, а возбуждения никак нельзя допустить, не сейчас. — Пойдемте. Он обрадовался свежести вечера как никогда, веер совершенно не помогал от того жара, который настиг Не Хуайсана в прачечной, и сейчас только ветерок и темнота спасали главу клана от того, чтобы Сычжуй заметил его иной интерес и волнение. — Кстати, я сделал домашнее задание. — Между прочим заметил Хуайсан. — И теперь уж точно не ошибусь на этом. Он вынул из рукава аккуратный лист с выполненным упражнением и еще десятком примеров, которые сам к нему подобрал, и передал Лань Сычжую. Они пришли в небольшой сад, такой же сдержанный, как весь Цинхэ, здесь и правда красиво горели фонари и уже стояла изящная корзина с едой. Слуг не было, как и велел глава. Вина к ужину не подали — Хуайсан решил не добавлять неловкости адепту Гусу, все должно быть в меру. — Прошу вас, — Хуайсан пригласил в сад. — Лань Сычжуй, у меня есть просьба. Я знаю, это наверное слишком ... несерьезно, но я все равно попрошу вас. Хуайсан взял со скамейки бумажный фонарик. — Загадаете со мной желание? Чтобы все получилось, и экзамены, и все-все... Запустим? Он улыбнулся совсем не так, как всегда, и эта искренность не была тщательно отмеренным чувством главы Цинхэ Не, она была совершенно настоящей. *** Умение Не Хуайсана уладить неловкий момент — это талант. Такому умению стоит поучиться. Ведь мог распорядиться, чтобы больше гость не устраивал такого и не ставил хозяина дома в неудобное положение, и был бы совершенно прав! Сычжуй прекрасно понимал двусмысленность ситуации, но он действительно не мог себе представить, чтобы кто-то принялся стирать его одежду. Просто потому что это была скромная составная часть контроля над жизнью. Очень скромная, и очень маленькая, но несущиеся вскачь события в Байсюэ серьёзно выбивали землю из-под ног, и крохотная иллюзия контроля и стабильности немного утешала. Но Не Хуайсан был прав — по крайней мере, воду ему могут принести. И не стоит упрямиться, а стоит сэкономить время. Молодой глава клана и без того проявляет потрясающую мягкость. Выполненному домашнему заданию Сычжуй уделил внимание немедленно. И мысли не мелькнуло, что можно взять этот листок и посмотреть потом. Правда, чтобы изучить его, пришлось поднести бумагу к фонарю. — Не каждому наставнику так везёт с учениками, — заметил Сычжуй, наметил ногтем особенно удачный пример, с изящной логической ловушкой, блестяще решённой его необычным учеником. Маленький сад понравился Сычжую. Не Хуайсан в своих тёмных одеждах смотрелся тут загадочно, а если отступал в тень, становился почти невидимым. Этот наряд делал его тоньше, строже, и подчёркивал тонкие черты юного лица. И просьба у главы клана оказалась действительно несерьёзной, но от этого вдруг стала ещё более драгоценной. — Чтобы всё получилось, — горячо поддержал его Сычжуй. — Для меня большая честь… Это церемонное начало благовоспитанного ответа тут же прервалось восторженным вздохом, Лань Сычжуй вдруг совсем забыл, что он тут лицо официальное, что он вообще-то назван в Байсюэ старшим адептом, что на него надеется Цзэу-цзюнь, что глава клана Не тоже возлагает на него надежды… И наверняка слишком заметно стало, что он ещё мальчишка — Лань Сычжуй с радостным удивлением смотрел на этот фонарик. — Конечно загадаю! Чтобы у вас всё получилось, и все ваши желания исполнились… и у меня. Тоже. Нужно было всего-то расправить фонарик, дождаться, пока горячий воздух его наполнит. Для этого нужно аккуратно придерживать невесомый фонарик, охваченный мягким тёплым светом, как будто Не Хуайсан не просто поджёг миниатюрную горелку, а вершит настоящее таинство. — Пора отпускать? — шепнул Сычжуй, глядя в глаза Хуайсана. Там, в глубине чёрных зрачков, отражался тёплый свет фонарика. *** Запускать фонарик и загадывать желание — Хуайсан как будто попал в другой мир, в прошлую жизнь, где он мог так просто радоваться. Он действительно горячо поверил в свое желание, даже глаза закрыл, зажмурился, загадывая... что же загадать? Чтобы Мэн Яо получил по заслугам? Чтобы Не Минцзюэ вернулся и всем показал, что такое суровый глава Цинхэ? Чтобы... Хуайсан вздохнул и загадал, чтобы брат был счастлив. Просто чтобы жил хорошо и был рядом. А когда открыл глаза и увидел Сычжуя, его горящий взгляд, теплое сияние, которое из-за отблесков фонарей озаряло мягким свечением всю его фигуру, Хуайсан успел загадать и еще одно желание, свое собственное, даже придумывать не нужно — вот оно, только руку протяни. — Пусть исполнится... мое и ваше тоже, — он тронул пальцы Лань Сычжуя, чтобы действительно получилось вместе. — Пора. Когда фонарик поднимался, Хуайсан держал Сычжуя за руки и стоял так, глядя в небо, с легкой улыбкой провожая огонек в темноту. *** Сычжуй торопливо и обстоятельно формулировал свои желания, которые очень нужно было загадать сейчас. Оставалось лишь надеяться, что скромный бумажный фонарик сумеет донести эти желания до небес, чтобы они непременно сбылись. Он смотрел куда-то в пространство, и даже губами шевелил, стараясь правильно и побыстрее сформулировать. Пока фонарик не унесло ввысь. Чтобы Ханьгуан-цзюн всё-таки сумел дозваться, потому что бесконечно звучащий бесплодный Призыв ранит не только его сердце. Чтобы Цзэу-цзюнь нашёл в себе силы выдержать суровую правду, которая обязательно свалится ему на голову. И чтобы у них всех хватило сил и талантов не дать этой правде угаснуть. Чтобы Цзинъи не пришлось разлучаться со своим Сун Ланем, хоть это и возмутительно. И чтобы Сяо Синчэнь всё-таки не терял своего мерзавца Сюэ Яна, а родного брата он уже, волею небес, нашёл. А наставник Чжи Чуань нашёл успокоение, может Цзинь Лин и вредный, но он хороший ученик, и может поддержать своего учителя. Чтобы Не Минцзюэ вернулся в Цинхэ и обязательно был счастлив. И чтобы Не Хуайсан был счастлив, да, ведь сейчас он так щедро делится с ним этой возможностью поверить и загадать желание! — Они исполнятся, — выдохнул Сычжуй, вместе с Не Хуайсаном отпуская это маленькое простое чудо подниматься в тёмное небо. Только шагнул ближе к нему, и стояли вместе, глядя на улетающие высоко желания и держась за руки. Этот простой ритуал, такой детский и наивный, сейчас казался самым важным, самым правильным, что он мог сделать для них всех прямо сейчас. И очень верилось, что если он будет смотреть до тех пор, пока огонёк не растает среди звёзд, всё обязательно исполнится.