Затмение

Утро в Цинхэ всегда начиналось рано. Хуайсан даже не стал завтракать, потому что получил записку и поторопился выслушать доклад. Его человек принес из города И весьма любопытные сведения, излагал он их сухо, без лишних интерпретаций, раз глава о них не спрашивал, зато во всех подробностях. Это был хороший шпион, Не Хуайсан его очень ценил, только потому этот человек так надолго задержался на столь сложной и опасной работе. — Благодарю, — глава вложил в ладонь верного заклинателя кошелек. — Отдыхай сутки, а потом отправляйся в Чунчжэнь. Работа для тебя несложная, просто сбор информации об армии князя и главное — о тех, кто его посещает с визитами. Там есть надежный человек, — Хуайсан назвал своего давнего шпиона, который постоянно жил в Чунчжэне. — Не пересекайся с ним. После города И самое правильное — отослать человека в совершенно противоположную сторону и заменить его другим, не обремененным неозвученными выводами. Новый соглядатай был отправлен немедленно, а молодой глава Цинхэ снова отложил завтрак, потому что пришли очередные новости, прошения и самое неприятное — казначей и советники. — Я не знаю, где их взять! Эти деньги! — Хуайсан смотрел на выкладки казначея о том, сколько потребует содержание армии, особенно на границах, до конца года. Очередной штурм от умных людей с их безупречным аргументом «на нас вот уже столько лет никто не нападает, наши союзы крепки, а поддержка Ланьлин Цзинь...» — ... пока еще не все поддерживает, — закончил глава. — Ну неужели вы полагаете, что я нарочно упорствую? Конечно, именно так они и думали. Что он упрямится. Но Хуайсан готов был с упрямством осла повторять, что «нужно все-таки попробовать самим, не можем же мы все наши проблемы переложить на Ланьлин Цзинь», лишь бы Мэн Яо искренне думал, что он в любой момент может эти самые проблемы на себя возложить, просто великодушно позволяет молодому главе играть в правителя. И вообще-то у него прекрасно сходились доходы и расходы, если б армию не на что было бы содержать, он узнал бы об этом первым и не от этих людей. — Я не знаю, — Хуайсан взмахнул рукавом и раскрыл веер, как будто он мог защитить его от неудобных цифр. — Вы мои советники, вот подумайте на досуге. — Глава... выгодный брак мог бы решить проблему, — осторожно произнёс один из мудрецов, не забыв почтительно склониться перед правителем. Брак! У них нет жениха, а они про брак! Кто здесь в Цинхэ, интересно, больше «не знает» — он или советники эти? — Прекрасный план! — Хуайсан воодушевлённо хлопнул по ладони сложенным веером. — Продумайте все варианты. А я еще не завтракал сегодня. И не читал. И не наслаждался пением птиц. К тому же, господа, у меня скоро экзамены, а шпаргалки не писаны. Идите. — он нетерпеливо махнул рукой и едва дождался, когда его люди уйдут, совершенно не по-правительски обмяк в кресле главы. — Ооо... Небеса! Как сложно жить! — простонал Хуайсан, театральным жестом воздев руки к потолку. *** А ведь верно, выгодный брак может решить множество проблем. Династические союзы — обычное дело, и вопросы материальной выгоды, увы-увы, часто решаются методом заключения выгодных браков. Насколько эти браки оказываются счастливыми — эта сторона вопроса как-то обходила голову Лань Сычжуя стороной, но тут он задумался. Потому что как раз на моменте нехватки средств и жирном намёке на свадьбу он и вошёл. Если его пропустили, значит было можно, иначе не пропустили бы, верно? Сычжуй подумал, что этот довод как-то даже немного не его. Немного Цзинъи. Но лишь немного. Сычжуй скромно стоял в тени, пока из зала не вымелись все встречи молодого главы клана, и это было очевидно, потому что лишь по окончании дел можно вот так потянуться и запричитать о сложности бытия. Он выступил из этой тени, прикрывая губы краем рукава, потому что совершенно непростительная улыбка с воистину демоническим коварством просилась на губы. И это снова было не его. Пожалуй, так мог бы улыбнуться Сюэ Ян. Только этого не хватало! — А вот шпаргалки вам не понадобятся, и я приложу для этого все возможные и невозможные усилия! — Лань Сычжуй сумел одолеть эту улыбку и поклонился, сложив перед собой руки. — Глава клана Не, я как раз пришёл чтобы поделиться с вами некоторыми соображениями на тему эффективного управления… конечно, речь не об управлении кланом, в этом вопросе вы безусловно опытнее меня. А я могу лишь скромно просить вас не пренебрегать утренней трапезой — это позволяет эффективно управлять своими способностями к мышлению и обучению. И Сычжуй всё-таки улыбнулся, но к счастью своей собственной улыбкой. — Вы простите мне моё бесцеремонное вторжение? Я был бы счастлив, если бы смог разделить с вами завтрак. Вчерашний вечер давал себя знать. Сычжуй смотрел на Не Хуайсана, и не мог не видеть его же, только того, вчерашнего, как он смотрит в небо вслед улетающему фонарику. *** — О! — Хуайсан опомнился, тут же выпрямился и прикрылся веером, посмотрел поверх края на Сычжуя и опустил, рассмеявшись. — Наставник! Он встал и пошел навстречу, придержал руки юноши, показывая, что не стоит так церемонно кланяться. — Что же, совсем ни одной шпаргалки? — Хуайсан в шутку сделал вид, что его это огорчает. — Мой строгий наставник не оставляет мне и шанса на нормальное человеческое жульничество! Вы очаровательны, друг мой, в своей строгости. Хуайсан здесь не покривил душой, Лань Сычжуй и правда очаровательный. Притягательный. Соблазнительный... Можно ли пренебречь трапезой и сладко позавтракать Лань Сычжуем? — Никому еще не удавалось так приятно застать меня врасплох! Зачем же только завтрак? Давайте разделим день? Ну или хотя бы половину? Ох... — Хуайсан повел Сычжуя за руку прочь из официального зала. — Вы же это слышали? Уж поверьте, они найдут варианты! И будут мне нудеть и нудеть, нудеть и нудеть... *** — Нормальное человеческое жульничество, — невольно повторил Сычжуй. — Потрясающе. А если я запомню эту фразу, и она вылетит у меня изо рта в самый неудобный момент? Буду стоять перед своим наставником и приводить этот довод с наичестнейшими глазами! Сычжуй очень постарался не хохотать в голос совершенно вульгарным способом, но он почему-то так живо представил реакцию Лань Сичэня и рассмеялся. — Совершенно непростительно! И позволил увлечь себя куда-то, просто потому что отказать Не Хуайсану абсолютно невозможно. — С удовольствием. Но я настаиваю на необходимости завтрака, — он сочувствующе сжал руку Не Хуайсана, раз уж он сам взял его и вложил свои пальца в ладонь. — Да, я слышал. Невольно стал свидетелем. Думаю, что ваши люди действительно найдут варианты и будут нудеть. А я буду нудеть как ваш наставник, но я постараюсь не свести вас с ума — вам ещё экзамены сдавать. Между прочим, хочу начать прямо сейчас. Сычжуй невозмутимо улыбнулся и уточнил. — Нудеть. Представляете, не далее как сегодня утром я поймал себя на мысли, что если бы я точно знал, где будут проходить испытания, то у меня появилось бы невыносимое искушение побывать в этом месте заранее. Как вы сказали? Нормальное человеческое жульничество? Я убеждён, что это ваше влияние! *** — Запомните! — подхватил Хуайсан. — Я плохого не посоветую. Он сжимал пальцы юноши, пока шел через покои, галереи и сад. — И вы будете нудеть, и они будут нудеть... Молодой глава вздохнул и порывисто обернулся, отчего волосы красиво легли по плечам. Он склонил голову на бок уже совершенно спокойно, посмотрел внимательно и тут же в глазах мелькнул лукавый интерес. — Можно я на вас еще немножко повлияю? — Хуайсан изобразил пальцами это немножко, очень честное немножко, крошечное, но не обещающее обделить ни его, ни Сычжуя. Он взял его уже за обе руки и шел дальше, спиной вперед, потому что предложение нельзя так просто не озвучить, а реакцию видеть необходимо. — Знаете в чем секрет моего жульничества? Оно совершенно безопасно и не имеет ничего общего с обманом. Давайте и правда узнаем? Но, — Хуайсан резко остановился, отчего Сычжуй оказался близко-близко, так что можно было встретить его взгляд очень честным взглядом почти в упор. — Мы не пойдем туда. Узнаем сам принцип выбора, а не место, не станем добывать себе преимущество, это недостойно. И тогда это даже не любопытство, а просто знание. Я не верю, что старшие наставники просто выбирают наугад, совершенно точно есть какой-то принцип, а ученики узнают только одно выбранное место и не узнают принцип. Это как-то... поверхностно, а всегда хочется узнать саму суть, как вы думаете? *** Это было неловко, но почему-то очень мило, и молодой глава клана Не почему-то вёл себя сейчас как мальчишка, с этой манерой идти спиной вперёд. Конечно, он знал свои покои изумительно хорошо, но Сычжуй всё равно машинально следил за тем, чтобы Не Хуайсан не врезался во что-нибудь, не запнулся, и поэтому крепче держал его за руки. Именно поэтому, другой причины быть не могло. — Если немножко, то влияйте. И потом, вы же сами только что сказали, что плохого не посоветуете. Вот потому что так внимательно следил за этим важным, не успел увидеть, что Не Хуайсан резко остановился, и всего один торопливый шаг моментально съел это небольшое расстояние. Сычжуй буквально влетел в Не Хуайсана, едва не обняв его. И шарахаться неудобно, и слишком близко. Слишком… Чрезмерно. — Но, — в тон ему негромко повторил Сычжуй, прекрасно осознавая всю недопустимую неловкость, не зная куда деть теперь руки, как восстановить дистанцию, не рискуя показаться грубым. — И каким же образом вы намереваетесь узнать этот принцип? — Сычжуй невольно понизил голос до шёпота. — Конечно, наставник Лань Цижэнь выбирает не наугад. И я в общем и целом представляю себе этот принцип, потому что в прошлый раз выбор наставники делали буквально у меня на глазах. Но мои воспоминания — источник ненадёжный, меня больше волновало, правильно ли я подал чай. Хотите — можно спросить у наставника напрямую, он весьма одобряет похвальную тягу к знаниям. Он даже задумался, придирчиво поворачивая предложение Не Хуайсана и так и эдак, растерянно кусал губы, и всё ещё едва прикасался к ткани его одежд. Сычжуй мягко улыбнулся, сделал осторожный едва заметный шажок назад, чтобы не стоять слишком близко к Не Хуайсану, и при этом не оскорбляя его слишком поспешной попыткой бегства. — Вы меня ошеломили, и у меня вылетело из головы даже… Но ведь принципы изложены в подготовительных материалах, которые обязательно есть у каждого ученика. Все принципы всех экзаменов и всех испытаний. Я убеждён, что и о выборе места для ночной охоты там есть. Возможно, в несколько общей форме, достаточной для того, чтобы у учеников было представление о том, что их ждёт. Поэтому, это не жульничество. Я бы не позволил вам жульничать. Сычжуй покачал головой, и тут же признался себе, что это всё-таки немножечко — вот столько, как показал Не Хуайсан — но всё-таки немножечко шалость. *** ⁃ Нууу... как-нибудь узнаем, — Хуайсан намеренно сказал «узнаем». Сычжуй кусал губы, так близко... И ведь забылся! Как он очаровательно забывается, когда задумчив, но какое же искушение! Когда можно дотронуться, еще приблизиться, смутить, а нельзя торопиться. Вот где испытание! В каком смысле «подготовительных материалах»? Хуайсан моргнул и сделал невозмутимо-расслабленное лицо. — Ну конечно, в подготовительных, — он тоже отступил на шаг, подавил вздох, отпустил пальцы Лань Сычжуя. — Я тоже не подумал. Вот видите, упустил такое очевидное. Хуайсан покачал головой, развернулся и спокойно последовал дальше, как будто о возможном приключении только что рассуждал вовсе не он. — Напомните мне об этих принципах испытаний? — как прилежный ученик, спросил Хуайсан. *** Сычжуй неожиданно почувствовал себя покинутым. Не Хуайсан отпустил его так просто, отступил, и даже успел отвернуться — какое счастье, что он успел отвернуться и не увидел, как Сычжуй попытался его удержать, едва скользнув пальцами по краю одежд! — Мы узнаем, — тихо подтвердил Лань Сычжуй, коротко вздохнул, и догнал Не Хуайсана в пару шагов. Держался почти рядом, чуть позади, как и приличествует при сопровождении главы клана. — Испытание ночной охотой должно производиться в месте, где собрано достаточное количество нечисти, чтобы ни один ученик не ощущал себя обделённым, — Сычжуй принялся цитировать по памяти, время от времени поглядывая на профиль Не Хуайсана и гадая, почему тот так естественно и привычно отгородился от него официальным выражением лица. И почему это так расстраивало его самого. — В этом месте не должно быть высших демонов и предельно опасных существ, встреча с которыми однозначно убьёт ученика независимо от уровня его подготовки просто в силу малого опыта в ночной охоте. Место для проведения ночной охоты должно быть достаточно удалено от поселений, чтобы не вовлекать в охоту крестьян и мирных горожан, но достаточно близко, чтобы при необходимости можно было разместить людей. Желательно отсутствие потенциально опасных природных явлений, поскольку экзамен проводится исключительно по поводу ночной охоты. Вот наверное поэтому Безночный город не подойдёт — там много огня в земле. Наконец, это место не должно опустошаться заклинателями низких классов, поскольку уже доказано, что недобитая нечисть преисполняется мстительности и это способствует быстрому развитию до высшей категории опасности. Вот, например, когда наши даочжаны и их спутники опустошили город И, это с гарантией вывело его из возможного списка по последнему пункту: недобитой нечисти там попросту не осталось. Это прекрасная иллюстрация… Лань Сычжуй всё-таки прибавил шагу, поравнялся с Не Хуайсаном, хотя это было потрясающе невежливо и нарушало все возможные приличия. Просто потому что он ещё чувствовал себя странно, и в своей правильности оказался до боли одинок. *** Хуайсан шел, время от времени почти незаметно кивая, пока Лань Сычжуй рассказывал. — Как много условий! — он привел его в небольшой сад, где на столе уже стояли фрукты и чай, а рядом лежала бумага, письменные принадлежности и несколько книг. — Это же сколько времени уходит на то, чтобы найти места, которые им всем удовлетворяют? Конечно, терпением наставников можно только восторгаться, а и их умениям распоряжаться временем — учиться. Вот знаете, друг мой... — Хуайсан изящным жестом пригласил Сычжуя располагаться где удобно — ... Мне бы не хватило терпения. Боюсь, я бы просто привел нечисть в какое-то место, в учебных целях, конечно. Хорошо, что я только скромный ученик. Хотите мандарин? Он быстро очистил фрукт, разломил на две половинки и протянул одну Сычжую. *** — Думаю, что не так много времени, — Сычжуй задумался, сопоставляя то, что он знал, с элементарным здравым смыслом. — Наставник Лань Цижэнь обладает выдающимися способностями по систематизации сведений, а Цзэу-цзюнь прекрасно управляет людьми. В одиночку это, конечно, сложная задача. Но Гусу Лань — многолюдный клан. И потом, постоянная стабильная поддержка со стороны Ланьлин Цзинь… Сычжуй болезненно дёрнул плечом. Каждый раз, натыкаясь на знание об этой поддержке, он испытывал почти физическую боль. — Хочу, — тихо признался Сычжуй. И дело было вовсе не в вежливости, хотя, конечно, очень невежливо отказываться от половинки мандарина, когда глава клана собственноручно очистил и разделил фрукт. Сычжуй сел на плоскую подушку, взвешивая возможность просто взять нечисть и поместить куда нужно. — Не сказать, что так не делается…. Я имею в виду, если просто взять нечисть и привести её в какое-то место. Просто теперь, когда я знаю где и каким образом её выращивают, мне становится не по себе. *** Хуайсан вроде и не заметил ничего такого. Ну поддержка Ланьлин ну и что? Действительно, какой смысл так трястись над словами? Гуанъяо произносит столько слов! А какая у них цена? — Вы что-то знаете, и это вас волнует. Хуайсан улыбнулся и аккуратно разрезал засахаренный персик, половинку подал Сычжую на блюдце великолепной исинской глины. — Это так... искренне. Не могу себе представить, как вам было трудно знать о моем брате и прийти сюда. Это настоящий поступок. Почитаете мне что-нибудь? Все равно что. А я просто запишу самое важное. Хуайсан взял бумагу и кисть, расположился скорее удобно, чем как подобает ученику на занятиях — дисциплинированно и правильно. *** От того, что Не Хуайсан понимал его, у Сычжуя на сердце стало легче. Ведь ему действительно было… трудно. Смотреть на Хуайсана что в Облачных Глубинах, что в Цинхэ, и не иметь возможности подойти, взять за руки и сказать: «Всё хорошо, всё на самом деле хорошо, твоя потеря больше не потеря, он вернулся». Сычжуй смотрел на него, пытаясь представить себе, как бы он отреагировал тогда. Молодой глава клана Не наверняка не поверил бы. Вряд ли позволил бы себе смятение, это слишком невероятно. Принял бы вестника за душевнобольного, не иначе. Но и это причинило бы ему боль. Он засмотрелся и не сразу понял, что Не Хуайсан протягивает ему половинку персика на блюдце. Персик… Сычжуй вспыхнул румянцем, принимая угощение. Он едва успел отломить дольку мандарина, а теперь у него ещё и персик. Ну ничего, мандарин составил персику недурную компанию. Сычжуй положил дольку в рот, машинально делил остаток на дольки, красиво раскладывая по краям блюдца. Вот странно всё… очень странно. Но Хуайсан прав, умение выхватывать и выписывать главное — это хорошая тренировка. Не следует пренебрегать моментом. — Иногда знание это как горячий орех во рту. И выплюнуть невозможно, и глотать больно, и держать невыносимо, — признался Сычжуй. — Ваш брат рвался сюда сам, не представляю, чем бы обернулось бездумное появление. Он всё-таки помедлил с чтением, потому что завтрак это тоже очень важно. Пусть это будет чай и фрукты, но быть голодным — лишить себя возможности полноценно работать. Сычжуй обстоятельно налил чай, с почтением поставил перед Не Хуайсаном чашку, прилично склонив голову, и лишь спустя ещё пару долек мандарина и кусочек персика, взялся за свитки. Он читал первое попавшееся, рассудив, что вряд ли Не Хуайсан распорядился бы положить сюда что-то ненужное для обучения. И это тоже помогало прийти в равновесие. Сычжуй в какой-то момент увлёкся и с удовольствием провёл пальцем по краю свитка. Он нежно любил ощущение хорошей бумаги под пальцами. *** — Не обернулось и хорошо, — заметил Хуайсан с улыбкой, обмакнул кисть в тушь и оставил на листе пробную черту. Он слушал внимательно, но все-таки в какой-то момент потерял нить, даже уловил — в какой: когда Лань Сычжуй провел пальцем по краю свитка. Такое простое движение, ничего чувственного казалось бы, но так красиво. Хуайсан подумал, что этому свитку можно позавидовать. Кисть совершенно сама стала то и дело окунаться в тушь, Хуайсан коротко поднимал взгляд на юношу, снова смотрел в свиток, несколько раз коснулся кончиком кисти языка — и даже не заметил. Давно забытая привычка оказалось вовсе не забытой, линии от этого получались тоньше и совсем прозрачными там, где нужно. Хуайсан опомнился только когда последний лаконичный росчерк лег на бумагу, и он увидел рисунок. Красивые руки держат свиток, разве что кончик пальца не скользит по краю, шелк рукавов нежно обнимает запястья... Не Хуайсан удивленно смотрел на то, что получилось. Как это вышло, что он вообще вдруг начал рисовать? Собирался записывать, а вместо этого вышел набросок, и на языке теперь чувствовался вкус туши. *** Лань Сычжуй отметил одну очень полезную черту характера Не Хуайсана. Он умел не устраивать мысленный театр с испуганными «а что если бы всё обернулось куда хуже?»… или может устраивал, но совсем это не показывал? Не похоже. Вот этому определённо стоит научиться. Сычжуй читал, иногда поглядывая на Хуайсана. Всё-таки странная у него манера каллиграфии, хотя почерк определённо изящный, сразу видно, что человек занимался рисованием на очень высоком уровне. Его каллиграфией можно было любоваться, как живописью, настоящее искусство. Неудивительно, если он так отдаётся процессу… Он покраснел, когда случайно увидел мелькнувший кончик кисточки, легко коснувшийся языка. И крохотное пятнышко туши осталось на нижней губе. И восхитительный удивлённый взгляд… что он там такого написал? Это пятнышко хотелось стереть. Оно слишком непристойно выглядело, притягивало взгляд. — Можно взглянуть? — тихо спросил Сычжуй, всё ещё глядя на его губы, тут же спохватился и протянул Не Хуайсану блюдце с дольками мандарина. Наверное, у него сейчас вкус туши во рту. *** Хуайсан посмотрел на блюдце, снова задержав взгляд на пальцах Лань Сычжуя, потом — на рисунок и наконец на юношу. На что тут смотреть? Всего лишь набросок, крайне несовершенный, он ведь так давно ничего не рисовал! — Я... прошло очень много времени, — Хуайсан решил, что Лань Сычжуй скорее оценит его смущение, чем раненое долгой заброшенностью мастерство. Он протянул рисунок, скромно глядя на руки Сычжуя, и коснулся его пальцев, когда принимал блюдце. — Прошу прощения, не знаю, что на меня нашло. На самом деле это гораздо красивее, чем мне удалось изобразить. Такое забытое чувство! Когда волнуешься, что модель увидит работу, что вообще кто-то посмотрит и скажет, эта жадность до впечатлений, даже если знаешь о несовершенстве рисунка! Хуайсан забыл, что на языке тушь. *** Сычжуй не очень понимал, что происходит и почему молодой глава клана Не в смятении, а потом всё как-то быстро случилось. Почему-то прикосновение к пальцам показалось слишком ярким, а потом Сычжуй с приличествующим моменту интересом наконец посмотрел… он ожидал увидеть ровные ряды каллиграфии, ну может быть некоторые спорные суждения, иначе с чего смущаться. А оказалось… Он даже ошарашено посмотрел на свою руку, словно видел её первый раз в жизни, и снова не мог взять в толк, как это вообще получилось. Как из линий и простой туши, с кончика кисти, который так откровенно скользил по языку, слетело вот это? И если Не Хуайсан не понимает, то где уж ему понять?! Сычжуй только прерывисто вдохнул, не в силах найти слова. Он только беспомощно прикусил губу, признавая, что это, вот именно это — очень красиво. Его руки не такие, они самые обычные руки. — Как вам… — начал было Сычжуй, и испугался своего голоса, с этими придыханиями. Он смущённо кашлянул в сторону, пытаясь вернуть себе способность говорить связно. — Вы вот так видите? — Сычжуй снова поднял руку, рассматривая свои пальцы, и наконец сумел взглянуть в глаза Не Хуайсана. Проклятое пятнышко на нижней губе, снова он смотрит на него. Взгляд несколько раз метнулся по траектории глаза-губы, снова глаза. — Спасибо, — наконец прошептал он, не выдержал и прикрыл лицо рукавом. *** Ох, вот это награда! Ради таких эмоций стоило потерять бдительность и отдаться порыву вдохновения! Хуайсан ловил реакции Лань Сычжуя, каждый вздох, и то, как он очаровательно и волнующе прикусывает губу... От придыхания, которого юноша так смутился, у Хуайсана сладко заныло где-то под сердцем. — Нет, — он улыбнулся, восхищенно глядя на искренность Лань Сычжуя, потянулся к нему осторожно, как будто боялся спугнуть бабочку, и в то же время уверенно, потому что собирался ее поймать. Он отнял руку Сычжуя от лица, отодвинул ткань рукава и взял ладонь в свою. — Я вижу не так, я вижу... это гораздо прекраснее, но как изобразить то, что я вижу? Хуайсан держал руку Сычжуя, смотрел на нее, а потом взял кисть, обмакнул в тушь и снова коснулся языка. — Ммм... — задумчиво протянул он, провел кончиком кисти линию по указательному пальцу от косточки до ногтя, потом так же — по большому пальцу. — Вот! И двумя длинными линиями поправил уже свой рисунок. — Вот так лучше, правда? По его мнению так и правда было лучше, вернее, только он не сразу почувствовал. — Я так давно не рисовал! — в глазах Хуайсана читалось искреннее волнение. — Вы не представляете... как давно. Не было вдохновения и вот... — он положил кисть. — ... утратил навык. Нужно тренироваться. Вы позволите мне нарисовать ваш портрет? О, нисколько не в ущерб подготовке к экзаменам! — поспешил заверить Хуайсан. — Пожалуйста... *** Ощущение, что нужно бежать, мелькнуло где-то на краю сознания, и сварилось заживо — Не Хуайсан взял его за руку и так улыбался, что сердце заколотилось в горле. Сычжуй чувствовал каждый его палец, накрывало тяжёлой удушливой волной, от которой ярким румянцем заливало не только лицо, но и шею. Какое счастье, что Не Хуайсан деликатно смотрел на его руку, а не в лицо. Сычжуй с горем пополам пытался успокоиться, найти равновесие, и даже постарался строго себя отчитать за неуместное состояние. И это даже помогло, удалось заставить сердце не давить так на горло изнутри, удалось вдохнуть и выдохнуть, и весь мир тут же отозвался судорогой от тщетности этих усилий. Потому что Не Хуайсан снова потянул кисть в рот, а потом принялся рисовать эти свои удивительные линии по его руке. Сначала по своему языку. Потом по его руке. Сычжуй онемел, глядя расширенными зрачками на уверенные и плавные движения кисти, и даже не подумал отнять руку. — Да, — тихо протянул Сычжуй, и не смог даже кивнуть. — Как? Как изобразить? Как дышать? Как перестать жестоко кусать губы? — Да, вот так хорошо, — он перевёл дыхание. — Ещё… ещё и портрет? Сычжуй вытянул из рукава платок, тонкая ткань качнулась над этими линиями, ещё поблескивающими мокрой тушью, но стирать он не стал. Сам медленно потянулся к лицу Не Хуайсана, аккуратно тронул его нижнюю губу краем платка. — Тушь… очень красиво… слишком. Конечно, — он дышал сквозь необъяснимую дрожь, из-за этого приходилось вдыхать ртом, лишь слегка разомкнув губы. — Конечно позволю. Вы… меня не нужно уговаривать. Я сам готов просить. Нельзя, чтобы Не Хуайсан не рисовал. Нельзя. Сычжуй смутился, опуская платок. Предательское пятнышко на мягкой нижней губе Хуайсана стало чуть бледнее, но так и не исчезло. *** От него просто невозможно было отвести взгляд! Это волнение Лань Сычжуя нужно рисовать, нужно снимать губами с губ на каждом вздохе, и этот румянец... Хуайсан уже знал, что даже черной тушью может его изобразить — бумага все сделает сама. — О... — он лизнул самым кончиком языка это место, которого только что касался шелк, потом так же быстро лизнул палец и потер губу, чуть прикусил. — Не видно? Я всегда забываю про тушь. Стоило Лань Сычжую согласиться, да еще так согласиться, как Хуайсан немедленно решил, что все экзамены подождут. Вот его экзамен, его подготовка... к самому прекрасному. Он чувствовал себя так, словно поймал бабочку, совершенную в своей скромной белизне крыльев, и она щекочет ладонь, ее не хочется отпускать, а хочется оставить себе. — Мы совместим приятное с приятным? — Хуайсан сел удобнее и взял чистый лист. — Прошу вас, читайте. Совсем не нужно позировать, я буду вас слушать и рисовать... вы очень красивы, когда читаете. Он произнёс это так просто, как будто подобные слова совершенно не должны смущать, хотя на самом деле ждал новой волны смущения. Хуайсан уже прекрасно понимал, что заставить Сычжуя краснеть и волноваться у него очень хорошо получается, и от этого сердце наполнялось томительным предвкушением, какое же это будет наслаждение, когда Лань Сычжуй соприкоснется со стыдом и удовольствием одновременно. А пока он снова взял кисть и сначала смотрел на свою желанную модель прежде, чем провести первую линию, а за ней еще и еще. На этот раз Хуайсан положил лист на столик и не только потому, что так удобнее, просто очень хотелось поймать момент, когда Лань Сычжуй все-таки посмотрит на то, как он рисует. Хуайсан начал с ворота ханьфу, несколькими линиями изобразил плечи, передал и позу с этой безупречной осанкой и красивым наклоном головы, а когда едва заметный ветерок тронул пряди волос, запечатлел этот миг на бумаге. На портрете нежная прядь навсегда осталась ласкать щеку юноши, Хуайсан бросил на Лань Сычжуя внимательный взгляд и коснулся кончиком пальца бумаги, чуть-чуть размывая и без того прозрачный росчерк. Он рисовал долго, слушал и смотрел, видел много, но не пытался все детали оставить на бумаге — лишь самое главное, те черты, которые помогут уловить образ. — Потерпите еще немного, — попросил Хуайсан, снова окуная кисть в тушь, терпеливо ждал, пока стекут лишние капли. К завершению работы на губах снова остались следы, между пальцев появилось темное пятнышко впитавшейся в кожу туши — когда-то оно даже не стиралось, а теперь Хуайсан посмотрел на него, словно уже и не помнил, когда его пальцы не были безупречны. — Ну вот, — он выдохнул и выпрямился, изящным движением оставил кисть на подставке. — Ваш первый портрет. *** — Теперь не видно, — Сычжуй даже немного расстроился. Пятнышко туши. Небеса, что происходит вообще? Он сейчас на что угодно согласился бы, не только читать. Ведь ещё только первая половина дня, они точно успеют позаниматься. И потом, слушать тоже полезно. Лань Сычжуй окончательно смутился. Он выбирал другую книгу, кусая губы. Эти линии, нарисованные на его пальцах, слегка тянуло подсыхающей тушью, и это воспринималось как ласка. — Когда вы так говорите, я с мысли сбиваюсь. Он читал вслух, настойчиво отмечая важные места, пусть это даже требовало повторного цитирования, при этом не мог не смотреть. Следил за руками Не Хуайсана, и в конце концов понял, что читает толком не понимая смысла прочитанного. Такое с Сычжуем случалось нечасто, но сосредоточиться он не смог. Создавалось впечатление, что он сдаёт экзамен, только не может понять какой, и сбивается раз за разом. Он замирал, следил за тем, как Не Хуайсан выводит какие-то линии — видел рисунок перевёрнутым, не очень понимая, что получается. Спохватывался, снова принимался за старательное чтение. Мысленно Сычжуй хватал себя за шиворот, вынуждая читать внимательнее, вникать в прочитанное, и прекрасно понимал, до какой степени всё это бесполезно. Не Хуайсан, вдохновенно рисующий, снова тянущий кисточку в рот, оказался потрясающим. На него хотелось смотреть бесконечно. Его глаза словно озарились особенным светом увлечённости, хотелось, чтобы они не гасли. — Это самое необычное, что со мной вообще случалось, — признался Сычжуй, и прекратил мучить свою голову. Он не понял прочитанного. Честно говоря, он даже не запомнил ни слова, и не уловил тему книги. Весь мир поместился на кончике кисти Не Хуайсана. Когда он закончил, Сычжуй встал в наивной попытке спрятать волнение, и просто пересел, чтобы видеть рисунок и его не нужно было поднимать и передавать. Это показалось лучшим решением, правильным. Он сел рядом с Не Хуайсаном, чуть склонился к портрету и неверяще смотрел, растерянно моргая. — Это… Невероятно. У меня нет слов, это какая-то… удивительная версия меня. Вы владеете магией. *** — Вы такой юный, еще будет много необычного. Хуайсан улыбнулся и подвинулся совсем немного, сидел, касаясь бедром, чувствуя тепло и едва сдерживался, чтобы не дотронуться до щеки Сычжуя, не убрать упавшую по ней прядь. — Вам нравится эта версия? Я так рад... Возьмете? Мне будет приятно, это же первый портрет, завтра будет еще лучше. Он пообещал это так, как будто рисование Лань Сычжуя теперь внесено в расписание занятий. А завтра действительно будет лучше, ведь рука все вспомнит, он вернет себе прежнюю легкость и вдохновение. Вдохновение уже вернул. — Мне трудно выразить, как я вам благодарен, — Хуайсан все-таки накрыл его нежную ладонь своей, и этот дружеский жест внимания только совсем немного разрешил себе наполнить ласковым и коротким прикосновением кончиками пальцев, почти погладил. — Я вас отвлек, но зато теперь готов усердно трудиться и отвечать на ваши сложные вопросы. *** Лань Сычжуй стеснялся признать, что ему эта версия нравится, но он откровенно считал, что Не Хуайсан преувеличивает. В самом деле ведь он выглядит не так. Не то чтобы Сычжуй себя так пристально рассматривал, и лицо своё не изучал, но вот даже на примере рук — руки-то он видит, и понимает, что художник увидел что-то своё. И вот этот портрет… Он вдруг с облегчением перевёл дыхание, и по-новому взглянул на портрет. И ласковое пожатие руки только уверило Сычжуя в том, что он всё понял правильно. Он неосознанно переплёл пальцы с пальцами Не Хуайсана, несильно сжал. Он же просто попался в переплетение художественного подхода! Ведь линии в результате оказываются совсем не линиями, они изображают другое. И нарисованный Лань Сычжуй — это вовсе не вот этот юный красавец на листе бумаги, это что-то другое, существующее в голове художника! Может тут изображена зима! Или весна. По коже прошлась тёплая волна, как будто лизнуло водой, нагретой полуденным солнцем, и Сычжуй отпустил руку Не Хуайсана, словно опомнился. — Если позволите, я возьму. Это… пожалуй, это на сегодня мой самый сложный вопрос. Нужно просто понять, постараться понять самому, что изобразил Не Хуайсан таким сложным способом. — Тушь, — Сычжуй застенчиво улыбнулся. — На губах, и вот тут возле пальца. Давайте я налью нам чай, и мы займёмся подготовкой. Вот только завтра у нас точно не получится совмещать рисование с учёбой. Ну то есть, одновременно… Поэтому пусть лучше учёба будет отдельно, а рисование — отдельно, хорошо? Признаться, я так волновался, что не понял ничего из прочитанного. Это стоило исправлять, поэтому Сычжуй наливал чай, подал Не Хуайсану платок, развернул свиток и настроился всё-таки на подготовку к экзаменам. Или попытался настроиться. Что это в разы сложнее делать из-за горячего прикосновения к бедру, он не понял. Списал всё на свою взбудораженность и некстати вспомнившуюся весну.