Затмение

Чжи Чуань провел в похоронном доме почти весь остаток дня. Он медитировал, восстанавливая силы, хотя в таком месте, где темная энергия буквально пронизывает все, это было трудно. А будет еще труднее, потому что нежить опять начнет прибывать уже очень скоро. Даочжан скрупулезно лечил свои раны. Снадобья и эликсиры — это важно и бесценно, особенно когда их готовил такой врач, как Инь Цзянь. Чжи Чуань использовал каждую каплю. Он не ел, только пил чай и снова медитировал, и только к вечеру, пока солнце еще не село, вышел во двор. Сегодня за ворота нельзя — слишком опасно, он еще слаб, но Чжи Чуань проверил барьеры, поправил их, чтобы почувствовать, если явится кто-то чужой и живой. Несколько раз он ловил себя на том, что отвлекался, долго смотрел на гроб, пару раз даже обошел его вокруг, прислушиваясь к ощущениям. Плохо — это пришлось честно признать, ему нужно прилагать усилия, чтобы не думать о том, что происходит внутри, и ведь это только начало. И интерес — он не такой, как бывает, когда сталкиваешься с чем-то неизвестным и сложным, нет. Этот интерес к тьме под каменной крышкой Чжи Чуань ощущал как нечто пусть и отдаленно, но родственное той одержимости, которую видел сегодня в Сюэ Яне. От этого понимания мерзкий липкий холод касался сердца, и Чжи Чуань запретил себе смотреть и думать. Он ушел в дом, лег и много времени провел в воспоминаниях, которые тщательно и целенаправленно выбирал, самые теплые, хорошие, и засыпал он в странном удивлении, что оказывается таких воспоминаний у него достаточно, а казалось — почти нет. Спать до утра не вышло, тело получило отдых, и Чжи Чуань проснулся еще до рассвета. Эликсир Цзяня действовал, даочжан в который раз восхитился талантом друга, только рана на плече все еще гудела отзвуком вчерашней битвы. Руки тоже вполне могли двигаться, так что Чжи Чуань не стал откладывать и встал. Итак, что он вчера сотворил, что печать с такой яростной скоростью начала поглощать всю нежить? Даочжан взял чистые листы, воссоздал на столе систему талисманов и обдумал все возможные комбинации, которые только были, начиная от той, что сработала и заканчивая самой бестолковой. Он все-таки решил проверить самый логичный вариант, ведь что, по идее, случилось? Нарушился баланс, основа основ, на которой, как ни крути, зиждется любая магия, светлая она или темная. Вот с тьмой явно получился перебор, а значит стоило использовать знания и попытаться уравновесить систему. Чжи Чуань переставил лишь два талисмана, кивнул сам себе, что это определенно стоит попробовать, собрал все со стола и вышел во двор. Ночь уже рассеивалась, похоронный дом тонул в ровном густом сумраке. Даочжан решительно, но осторожно, чтобы не повредить ненароком иллюзию, открыл гроб и содрогнулся. Сердце сдавило цепким холодом. Вот этого быть не должно! Эликсир сработал, да и не нахлебался он вчера столько тьмы, как Сюэ Ян, почему же аж внутренности скрючивает? Он почувствовал, как тихо вибрирует ци, судорогой черпая от ядра, и вместе с этим — настойчивое не отпускающее желание дать новорожденному артефакту больше. Голод — вот как это называется, печать голодна и требует подпитки. Чжи Чуань глубоко вдохнул, сосредоточился, не пытаясь унять новые ощущения, но отстраняясь от них. Он лишь немного изменил схему, явственно ощутил ответ, постоял, послушал. Придется проверить, а для этого есть только один способ. Чжи Чуань отошел, вынул меч, провел лезвием по ладони и кровью вывел на одежде символы. Тот самый барьер, которому он учил Цзинь Лина, и еще один слой, и еще... только тогда даочжан поднялся над похоронным домом и очень аккуратно в четко выверенном месте преодолел барьер. Он ожидал увидеть нечисть всех мастей, но улицы оказались совершенно пусты. Чжи Чуань шел по городу под звуки почти истлевших фонарей на ветру и собственных тихих шагов. Темные твари совершенно точно были здесь, рядом, повсюду, но не показывались. Ответ даочжан нашел очень скоро. Весь город оказался завешан талисманами, каждый дом, стены, даже старые телеги — равномерно и системно. Что ж, Верховный или кто-то, кто на него работал, отлично «дозировал» поставки тварей в похоронный дом. Город И выдавал их порциями в строго определенное время. Так может в этом дело? Они явились в самый «пик» и устроили тут пляски смерти, да еще и внедрились в сердце системы? Нарушили баланс, щедро полив все своими недюжинными силами и нетривиальными талантами Сюэ Яна? Чжи Чуань сел на какое-то колесо, задумчиво посмотрел вокруг. Слишком логично. Слишком понятно и правильно, а ведь Верховный действовал интуитивно. Чэнь Бо пользовался знаниями, Цзинь Гуанъяо — интуицией и удачей, одно с другим не вяжется. Оно отлично связалось вчера, и в результате к артефакту он получил чудовищный дисбаланс. Океан тьмы... Чжи Чуань от этой мысли даже встал. Он посмотрел на небо, на мерцающий свет первых лучей, который все-таки пробирался даже сквозь этот туман, и проклинал свою умную голову. Потому что решение оказалось вот, буквально вокруг! Океан тьмы — и практически ни капли света. И ведь Сюэ Ян вчера стоял перед ним как живое воплощение этого, и в голове ничего не дернулось даже! Чжи Чуань сдавил больное плечо. Вчера первая тварь потянулась к нему, к его собственной ци, а не к гробу, пытаясь зацепиться и ... он не обратил внимания на эту подсказку системы, а теперь все казалось очевидным. И даочжан никак не мог назвать это хорошей новостью. Он подошел к первому попавшемуся дому, сорвал талисман и распахнул дверь. Твари шарахнулись в тень. Их время еще не пришло, а сожрать защищённого как доспехами заклинателя они хотели, но не могли. — Хорошо. Я проверю, — сказал Чжи Чуань в пустоту и схватил первого попавшегося упыря, выволок его наружу, связал заклятием и поволок в похоронный дом. Он проверит, потому что не может не проверить, вот Инь Цзянь бы с ним согласился. Все нужно проверять, любую теорию — на практике, и практика даже важнее, он ведь этому учил своего единственного адепта? Вот и проверит. Даочжан втащил тварь за ворота и запер их за собой, наложил барьер, потому что сработает или нет, а время города И вот-вот настанет. Он развязал нежить и отбросил заклятием прямо к гробу. Призрак обернулся, на мгновение в пустых глазах мелькнуло что-то, сдавившее Чжи Чуаню горло мерзкой судорогой. Отголосок забытой боли, остаток жизни, который тут же погас. Вместе с надеждой Чжи Чуаня. Потому что ничего не сработало — черная фигура прямо у него на глазах расслоилась и впиталась в гроб, так быстро, что даочжан выругался и сжал кулаки. — Дрянь. Его внезапная догадка стала единственной, и вот в ней Чжи Чуань не сомневался. Он шагнул к гробу, разжал пальцы, и с раны на ладони сорвалась капля. Только вместо того, чтобы шмякнуться в пыль, она нарушая все законы отправилась прямо в гроб вслед за исчезнувшей там тварью. Кокон внутри иллюзии дрогнул — печать лизнула эту жалкую подачку и хотела еще. Что ж. Равновесие требовало света, набиравшую темную силу Печать могла уравновесить только другая сила — того, кто ее создал. Чжи Чуань усмехнулся. Если он справится, надо будет сказать Сюэ Яну, Что его способ изготовления темных артефактов гораздо безопаснее. Прямо-таки деликатный способ. Правда, результат получается слабоватым, но хватило же, чтобы вернуть Сяо Синчэню утраченное? Печать Байсюэ создавал не Чэнь Бо, и потому наставник не мог подчинить ее полностью, причем не факт, что он это понимал. Артефакт предал его и возродился в Сун Лане... В голове Чжи Чуаня все окончательно сложилось в стройную цепочку. Печать города И создал он сам, в теле того, кого убил сам, на душе, которую сам истязал, пока она не стала тьмой. Выхода не было. Даочжан шагнул к гробу, оперся на него ладонью. Он теперь знал, как успокоить Печать, и знал, какие будут последствия, но если этого не сделать... предсказать что-то вообще станет невозможно. Он решил, он обещал в конце концов. Чжи Чуань потянулся к ядру, чувствуя, как его наполняет теплый мягкий поток ци, естественный, как дыхание, как способность видеть и думать, слышать и говорить. Сила отозвалась привычно и свободно, и даочжан направил ее в пульсирующее в иллюзии черное нечто. Оно откликнулось мгновенно, словно узнало хозяина, тьма сплеталась со светом, даочжан смотрел на это в оцепенении и почему-то совершенно без страха. Когда решение принято — уже не боишься. Он смотрел, пока мог, на острые коварные сполохи черного холода, которые теперь тянулись к нему по легким потокам ци к рукам, погладили сумрачным льдом кончики пальцев, лизнули раненую ладонь и алчно впились в порез. Вот тогда Чжи Чуань дрогнул, но не отступил. Одной рукой он вцепился в гроб и устоял, а тьма ползла и ползла по венам, сначала осторожно, потом все смелее, пока не добралась до золотого ядра. Вэньчжун закричал и рухнул на колени. Боль оказалась такой страшной, что он не мог вдохнуть, рот наполнился кровью, а глаза заволокло пеленой — на какие-то мгновения, пока тьма не заставила его зажмуриться и скорчиться от боли. Она вгрызлась в золотое ядро, тащила из него саму жизнь, изначальную силу. Вот, чего не сделал Чэнь Бо! — Сволочь... старый ты... ублюдок... — выплевывал Чжи Чуань, действительно глядя сейчас на возникший перед взором образ наставника. Страх потерять духовную силу, невозможность заплатить цену — а когда боишься заплатить, ничего не выйдет! Нет, Чэнь Бо даже не испугался, он просто не мог допустить подобной расплаты. Ослеплённый, искореженный немыслимой болью, Чжи Чуань все-таки сумел подняться на колени. Ему казалось, тьма разрушает его золотое ядро целую вечность, но на самом деле прошло лишь несколько мгновений. Слишком слаба, безумно голодна, но все-таки слаба, чтобы уничтожить то, на что так алчно покусилась. Нечеловеческий вопль утонул в куполе плотного тумана, даочжан вцепился зубами в руку, лишь бы почувствовать хоть что-то другое, открыл глаза, увидел меч, трясущимися руками потянулся к нему и рубанул наотмашь прямо по жгуту черной силы. — Хватит, — велел он ей, и тьма ринулась обратно в убежище иллюзии, сытая... пока. В голове зазвенело, золотое ядро отозвалось и затихло, и Чжи Чуань упал лицом в серую пыль, запоздало подумав о том, что надо бы отползти хотя бы в тень. Сил не было. *** Цзинь Лин честно и дисциплинированно лёг спать после того, как намучился, расхаживая по комнате из угла в угол. Медитация никогда не подводила. Никогда вообще. Минимум час времени забытья эта техника гарантировала, а больше он и не выдержал бы. Просто потому что хоть Сяо Синчэнь и объяснил ему всё, и он не сомневался в правдивости его слов, всё равно покоя не находил. И Фея переживала. Но лежать и киснуть это тоже неправильно. Поэтому Цзинь Лин встал и оделся. И занимался прилежно, а потом рассудил, что раз он встал раньше всех (или почти не ложился, но какая разница), то именно его очередь следовать правилу Байсюэ и готовить завтрак. Он правда не мог ничем особенным порадовать всех, но принёс воды, сварил яйца, сварил рис, расставил по столу чашки и тарелки. Как сумел, так и сделал. По крайней мере всё было так, как его учил Чжи Чуань. Фея грустила — отказалась есть в кухне, унесла свою миску за дверь и ела там. Потому что к трапезе в кухне её приглашал персонально наставник, а его сейчас не было. А её так учил Чжи Чуань. А ещё он учил работать с барьерами, и Цзинь Лин успел внимательно изучить внешние барьеры Байсюэ, выяснил, где там слабые места, тщательно изучил последствия торопливого вторжения Сяо Синчэня. Несколько раз вышел за ворота, вернулся обратно, потому что по правилам ему нельзя покидать территорию монастыря. Разве что только с наставником. Фея сидела у ворот и внимательно на него смотрела. А с наставником он выходил. Вот, допустим, они убитого шпиона закапывали — вместе выходили, и там он начинал как раз своё изучение барьеров. Цзинь Лин махнул Фее и пошёл проверять, правильно ли всё запомнил. Это же учёба? Она. А наставник сказал, что надо заниматься, а он вернётся и всё проверит. Правда, теперь барьеры стояли вообще другие, а тело оказалось украдено. Цзинь Лин проверил — не было там тела. Кто-то его взял. Зачем? А с наставником за стенами Байсюэ, между прочим, можно. И формально, чтобы не нарушать правила, достаточно быть рядом с Чжи Чуанем. Который сейчас в городе И. Цзинь Лин сверился с картой. Далеко, да. Но вообще-то он и летает быстро, даже когда берёт с собой Фею. Правда убедить её остаться он не смог — адепт Фея приплясывала перед воротами, объясняя всеми силами, что вообще-то он мыслит в правильном направлении. Цзинь Лин всё правильно помнил — Чжи Чуань говорил, что нужно проявлять уважение. Поэтому он честно проявил всё уважение, на которое только был способен. Он составил письмо, в котором пояснил, что он не сбежал, а выполняет оставленное ему задание наставника, и скоро вернётся. И оставил это письмо в кухне на столе, придавив для верности пустой чашкой. Завтрак приготовил. Барьеры поправил — несколько раз сверил, что всё правильно. Припасы на всякий случай взял. Направление уточнил, так чего же ждать? Он не сбежал, ведь он будет с наставником, значит это не побег. И предупредил всех. Ничего не нарушил. Цзинь Лин никогда ещё так не торопился, как этим утром. Если бы нужно было сдавать экзамен по скоростным полётам на мече, стал бы лучшим из учеников. И из наставников. Уровень — небожитель. Да. Потому что это невыносимо, потому что наставник там один, а это неправильно. *** Чжи Чуань очнулся довольно скоро, только он этого не мог знать точно. Судя по сумеркам... нет, по сумеркам вообще ни о чем судить нельзя, здесь в городе И начинает темнеть чуть ли не после рассвета. Так что он лежал, наверное, недолго, если только не прошла еще и ночь. Даочжан осторожно пошевелился и перевернулся на спину. Туманный город вздыхал за воротами стонами проснувшейся нечисти, нужно было вставать. Чжи Чуань нашел единственную пилюлю, которая сама по себе была такой же редкой, как редко могла пригодиться, только в ситуации, когда духовные силы исчерпаны, но заставить себя дышать, ходить и вообще жить необходимо. Горькая, как сноп полыни, но бодрит, если удержаться от спазма тошноты. Где-то через час Чжи Чуань уже мог все проверить, тщательно убрать за собой, правда пыль на истоптанный пол пришлось сдувать с горсти, потому что даже на такое простое заметание следов сил не осталось — все, что даочжан мог в себе найти, ушло на правильное снятие барьеров вокруг похоронного дома, да и то с помощью талисманов. Он проследил, как темные твари заполняют двор. Тщательно наложенные на одежду заклятия надёжно защищали даже сейчас, так что Чжи Чуань мог себе позволить убедиться в том, что черный артефакт уравновешен и не втаскивает в себя всю тьму диким потоком без разбора. Лететь он не мог, совсем. И позволить себе панику не мог точно так же. Если думать, что ядро убито, что силы не вернутся, можно остаться в городе И, не возвращаться, не жить. Чжи Чуань сейчас ощущал золотое ядро так, словно оно стало рыхлым и мягким, но чувствовал, а это уже немало. Он отправился в Байсюэ пешком, по пути нашел ручей и выстирал от знаков одежду — привлекать внимание как заклинатель нельзя, когда ты ничего не можешь. Он сушил ханьфу у костра, потом добрался до постоялого двора и нанял сносную повозку, чтобы не задерживаться и продвигаться дальше. К наступлению темноты позади остался внушительный кусок пути, но это стоило Чжи Чуаню всех сил. Крестьянин его дальше не повез, оставил в старом доме у дороги, где никто не жил, но это и к лучшему — меньше лишних людей, даочжану и так казалось, что от города И за ним кто-то следил, впрочем полагаться сейчас на свою интуицию он не мог, а чувство преследования вскоре пропало. Он принял решение остаться в доме до утра, нашел даже дрова и развел огонь. Плечо болело все сильнее, а с зарядившим унылым дождем стали тянуть противным нытьем еще и недолеченные руки. Так он будет добираться неделю... если усталость такая, что и воду греть нет сил, хочется замереть и пренебречь даже горячим чаем. *** Когда решение принято — решение принято. Становится легко, и можно уже не терзаться. Выпущенная из лука стрела всегда чувствует себя уверенно, это куда лучше, чем в изнеможении кружить по Байсюэ, и чувствовать себя брошенным и обманутым недорослем. Но наставник и не обманывал его. Просто не посвятил в некоторые моменты. Но он и не обязан был. И потом, даже если и обманул — какая ерунда. Наставники лгут всегда. У Цзинь Лина не было ни одного наставника, которого он не поймал бы на лжи. Более того, лгали все, поголовно. Лгали родственники, лгал дядя Яо… лгали няньки, прислуга лгала непрерывно и даже талантливо. Даже дядя Чэн — нет, ну вот он-то как раз не лгал, просто если что-то не собирался говорить, то прямо заявлял: не скажу, отвяжись, а то ноги переломаю. Не твоего ума дела, щенок. Правда слово «щенок» он произносил с такой ласковой ноткой, что Цзинь Лин никогда не обижался. Наоборот, чувствовал за этим много грустного тепла. И вот теперь он мчался в правильном направлении, не делая остановок на отдых. Два раза всего сбился, приходилось спускаться на землю, и потом, это у него свербит, а Фее нужно было побегать, размяться, попить воды…. ладно, у него самого тряслись руки и ноги, потому что лететь на мече с собакой, даже с такой как Фея, это было испытание для сильных. Для сильных и духовно, и физически. Он вносил поправки в курс, торопил Фею, и уже ближе к вечеру спешился возле поворота, где придорожный камень указывал в сторону города. Вот только входить в него не пришлось. Фея сосредоточенно обнюхивала всё, с сомнением смотрела в сторону города, потом решительно потянула в другую сторону. А когда Цзинь Лин попытался объяснить ей, что она ошибается, только обфыркала его, шумно обнюхала следы на дороге, разразилась негодующим лаем, и потянула настойчивее. — Так. Наставник Чжи Чуань отправился в Байсюэ, так? Или не в Байсюэ, но отсюда в ту сторону? Фея только припустила по дороге. Она сделал свои правильные выводы, а спорить с собакой глупо. Особенно если это собака-оборотень, идущая по пути самосовершенствования. В некоторых вопросах она куда умнее человека. Они договорились. Цзинь Лин брал Фею на меч, отпускал у каждого перекрёстка, чтобы она выбирала направление, так было гораздо быстрее, чем бежать по земле, и даже быстрее, чем скакать на лошади. Фея отыскала обветшавший дом у дороги, шумно обнюхала дверь, обернулась на уставшего Цзинь Лина и встряхнулась. Дождь был некстати, но с каких пор им бояться дождя? Да, оба были мокрыми, но это мелочи. — Тут? — тихо спросил Цзинь Лин. Фея только шумно дышала, вывалив длинный язык. — Один? Фея поскребла лапой дверь — раздался зловещий звук. — Ну что ты делаешь, а? Ты как нечисть, честное слово, — Цзинь Лин пригладил мокрые волосы, уверенно постучался в дверь, которая от этого не слишком сильного стука едва не слетела с петель, пришлось её придержать. И что он стучит? И кстати, почему нет запаха дыма? Будь наставник в норме, он растопил бы очаг! Да он же в беде! А он тут скребётся пальчиком, как благовоспитанная молодая госпожа! — Наставник, — Цзинь Лин распахнул дверь и тут же послал вперёд и в стороны несколько светящихся талисманов. — Вы точно тут, Фея вас нашла. Вам плохо?! *** Чжи Чуань безотчетно потянулся к ядру, когда за дверью раздался этот странный скрежет, но вспомнил, что сейчас совершенно беспомощен и даже меч нужно просто достать, просто, без приложения какого-либо призыва. Хорошо, что он еще в Хэй привык всегда держать оружие под рукой. Стук означал, что нападать так сразу никто не собирается, но даочжан только успел это подумать и заслонился ладонью от яркого света. Цзинь Лин?!! Чжи Чуань опустил руку, поспешил оставить меч на сыром старом матрасе из соломы и встал навстречу. Что они здесь делают? Цзинь Лин сбежал? Его же не могли отослать, Сун Лань бы не отослал — небезопасно! Что мальчику сказали? Что он услышал? Или тьма все-таки победила Сюэ Яна и пришлось бежать?! — Мысли прыгали одна другой хуже и совершенно нечем было восполнить это волнение. — Закройте дверь, юноша. Дует, — ответил Чжи Чуань, ничего другого почему-то просто не пришло в голову. Он сел, посмотрел на Цзинь Лина, перевел взгляд на Фею. Кажется, все не страшно? Или кажется? «Нашла» — это значит они его искали? — Итак? — Чжи Чуань вопросительно посмотрел на Цзинь Лина, и сердце совершенно не хотело оставаться таким же спокойным, как облик даочжана. *** Он был тут! Он был в порядке! Наставник Чжи Чуань был НЕ в порядке! Цзинь Лин поспешно закрыл дверь, безуспешно пытаясь повторять его показательное спокойствие на своём лице. Фея, не отягощённая никакими условностями, настроилась было встряхнуться, Цзинь Лин буркнул ей «Не здесь, отойди туда». И адепт Фея вежливо отряхнулась у двери, прежде чем подойти к Чжи Чуаню и внимательно его обнюхать, ткнуться лобастой башкой в плечо, и с подвывом объяснить ему, как они оба волновались. — Как вы могли, — тихо проговорил Цзинь Лин, глядя Чжи Чуаню в глаза. Он выглядел ужасно! Бледный! Какой-то осунувшийся, уставший, так нельзя! Что он ранен, это же видно прямо так, даже можно не трогать его — в глубине зрачков, в линии губ. И наверняка голоден! И болен, и замёрз… Цзинь Лин сам зябко повёл плечами под отсыревшим ханьфу. — Как вы могли довести себя до такого состояния?! У него язык чесался рявкнуть, что он переломает наставнику ноги и заставит лежать в постели до тех пор, пока тот не прекратит! Что именно не прекратит — этого Цзинь Лин ещё не понял, но прекратить нужно было срочно. Он сердито развязал пояс, снял мокрую тряпку, которая добавляла ему холода, расправил нижнюю рубашку и продемонстрировал наставнику, что он как обещал, так и не снял эту рубашку с защитными символами. Ханьфу он пристроил ближе к очагу — огонь там всё-таки горел, пусть и неуверенно, но после пары заклинаний стало лучше. Цзинь Лин сердито хмурился, задирал подбородок, молча распаковал уложенную с собой еду — рис, варёные яйца. Подогрел быстрым движением пальцев — только искра проскочила, разделил еду на три части. Наставнику, себе и Фее. По-честному. — Итак! — сурово проговорил Цзинь Лин, показывая, что вовсе не собирался отмалчиваться и трусливо прятаться, и что наставник имеет право спрашивать и получать ответы, раз уж его ученик явился и тем самым признал себя его учеником в который раз. — Я всё выучил, — сообщил Цзинь Лин, сел рядом с наставником, упрямо хмурился, глядя в огонь. — В Байсюэ оставил письмо с объяснениями, что это не бегство. Формально — что же, формально наставник поручил мне работать с барьерами, я с ними и работал. Жаль, но захороненное нами тело кто-то украл. Я проверил. И барьеры установлены по-другому, не так как вы ставили, и тела нет. Нужно учесть возможные последствия и подготовиться. Частично снесённые барьеры Байсюэ я поправил. Все живы, патриарх Сун Лань ранен, он поправляется. Ваши слова мне передали слово в слово. Он только теперь сообразил, что его появление можно расценить совсем не так, как он сам себе вообразил. Цзинь Лин только взял Чжи Чуаня за запястье и принялся вливать в него ци ровным потоком, потому что смотреть на его измождённое лицо было невозможно. — Только попробуйте отнять руку, и я вас прибью, а Фея закопает, — угроза смазалась, потому что Цзинь Лин придвинулся ближе и тяжело вздохнул. — Я места себе не находил. Вот, нашёл. *** Чжи Чуань зарылся пальцами в мокрую шерсть Феи, устало улыбнулся и снова стал серьезным. Она права, конечно, плечо больное, но это пройдёт, и даочжан тихонько поскреб кончиками пальцев, как будто это должно было убедить Фею, и с интересом воззрился на своего ученика. Это как называется? Это что за тон вообще? Хотелось улыбнуться, но даочжан собранно молчал и не подавал виду, усталость помогала. Нет, он ему выговаривает, только посмотрите! Детство взыграло? Дядюшкино воспитание?! Сдержать улыбку помогло то, что Цзинь Лин продемонстрировал рубаху, и Чжи Чуань кивнул, одобряя. Но от того, как мальчишка легко согрел еду, стало горько. И чему теперь он, беспомощный, может научить этого талантливого упрямца? К счастью или нет, но Цзинь Лин пустился в суровые и логичные объяснения, и не пришлось ничего выдумывать прямо сейчас по поводу тела. Парень ведь не просто вышел из Байсюэ, закрыл за собой барьеры, но еще и распознал подмену! Как можно было так неаккуратно работать?! Как можно так небрежно?! Как он мог не учесть способности собственного ученика?! Чжи Чуань не знал, что он теперь будет делать с этим, с тем, что Цзинь Лин нашел его так далеко и в таком состоянии... Мальчишка слишком умный и слишком чуткий, от него не выйдет скрыть свою слабость, но тем не менее Чжи Чуань не хотел это даже обсуждать. — Как-то вы увлеклись работой с барьерами, юноша. Места не находил? Ну... вполне в характере Цзинь Лина. Он и до этого, видать, не находил, вот и пришел в Байсюэ. — И раз уж мои слова вам передали слово в слово, следовало их осмыслить, как мне кажется. Спасибо, достаточно, — он не отнял руку, но коснулся пальцами руки Цзинь Лина. — Этого вполне хватит. *** — Барьеры это важно. Он едва не заворчал, но наставник его хотя бы не ругал. Так, немножко журил. И это не потому что он молодец — это потому что наставник уставший. — Это пока достаточно, — предупредил Цзинь Лин, добавил ещё немного ци, и плавно прекратил. По его мнению, этого не вполне хватит, и вообще недостаточно, но в вопросе восстановления очень важна плавная постепенность. Интересно, что случилось, почему Чжи Чуань до такой степени вычерпался? — Я старался осмысливать, — Цзинь Лин постепенно согревался, и сидел рядом с Чжи Чуанем, незаметно придвинувшись совсем близко. Просто так было теплее и уютнее, и усталость постепенно растягивалась, растворялась. — Просто вы не видели, что там творилось. Сюэ Ян загрыз патриарха Сун Ланя. Ну, почти загрыз. И я подробностей не видел, потому что когда мы все выскочили, доктор Цзянь немедленно выгнал меня и Лань Цзинъи греть воду и вообще всячески помогать, и прибежали мы только когда уже всё закончилось и началось лечение. Он помолчал, усмехнулся, когда подсохшая Фея мигом проглотила свою еду и устроилась за спиной у Чжи Чуаня и прижалась меховым боком. — Она вас греет, — Цзинь Лин посопел и едва не обнял Чжи Чуаня, потому что его, конечно же, нужно греть. — Что с вами? Ничего, вот сейчас вы поедите, поспите, а утром я заберу вас в Байсюэ. Без объяснений было понятно, что на меч наставник не встанет. Если бы мог — уже был бы в Байсюэ. Он не мог. Что с ним случилось? — Мы искали вас весь день… *** — Старались, но как-то не успелось, — Чжи Чуань все-таки едва заметно улыбнулся, нужно расслабиться, а не ждать постоянно опасного вопроса. — Почти загрыз, говорите? Я рад, могло быть куда хуже. Я успел подумать самое нехорошее, когда вы вошли. Даочжан не ожидал от Феи такой своеобразной заботы, но все-таки не мог не оценить. Он обернулся, поднял руку и благодарно погладил собаку. Ну как поднял и погладил... руки слушались не очень, он давно не чувствовал себя таким уставшим. — Вот это верное замечание, нужно не пренебрегать сном. Вставайте-ка. Чжи Чуань забрал из города И все, что мог бы там случайно забыть, и даже то, что не доставал, тщательно проверил. Постели, собранные Сюэ Яном, сейчас пригодятся! Даочжан достал мешочки, выдал Цзинь Лину матрас, одеяло, даже два, потому что было с запасом. — Уберите этот прелый бардак с кровати, подвиньте ее ближе к огню, а я лягу тут, — он кинул свою постель на пол. Надо бы вообще-то подать пример, он же наставник... Пример в смысле трапезы, которой конечно Чжи Чуань никак не имел права пренебречь, тем более, так справедливо разделенной поровну. *** Наставник так и не сказал, что с ним случилось. Но не стал возражать и противиться, это хороший знак. Цзинь Лин поднялся и развил бурную деятельность, потому что всё-таки отдыхать нужно всем троим. Очень скоро кровать приобрела более пристойный вид, и Цзинь Лин всем видом показывал, что не спорит с наставником по поводу того, кто должен занять кровать, лишь потому что не хочет лишний раз доставлять ему беспокойство. И без того появился тут с явными нарушениями всех правил. Отыскал же себе лазейку, стоит относиться к себе самокритично. Но раз он приготовил постель себе, то вот так просто брошенные на ветхий пол постельные принадлежности его тоже не устроили. Цзинь Лин обстоятельно устраивал постель для наставника, чтобы не было сквозняка, тянущего по полу — для этого и пригодится несложный барьер, который он установил без рисовки и демонстрации. И дров подкинуть в очаг, и горячего чая всё-таки обеспечить, потому что нужно греться не только снаружи, но и внутри. И капающая с дырявой крыши вода тоже успешно отсекалась барьером, потому что просыпаться под мокрым одеялом так себе удовольствие. Цзинь Лин пристально следил, чтобы Чжи Чуань поел, и обустраивал ночлег может и неловко с непривычки, но старательно. — Фея, где ты будешь спать? Адепт Фея потянулась, села мордой к двери и насторожила уши. Ну если хочет дежурить напоказ, то он не собирается её отговаривать. Показуха, конечно, она вполне могла ложиться и отдыхать, просто потому что никто не может подкрасться к спящей собаке-оборотню, идущей по пути самосовершенствования. *** — Вы быстро учитесь. Заметил Чжи Чуань, наблюдая за тем, как мальчишка устраивает уют, и особенно за тем, как легко и непринуждённо он ставит барьеры, пусть несложные, но тем не менее. И из Байсюэ вышел, и его нашел... — Научились готовить, научились слушать, — даочжан улыбнулся с теплой иронией. — Барьеры... Еще немного, и... Чжи Чуань прикусил язык и поторопился запить чаем фразу, которая чуть не сорвалась с языка. «Еще немного, и станете старшим адептом, тем более, что разрешение покидать Байсюэ без наставника вы уже так угадали». Он промолчал. — Благодарю, мне будет удобно, не волнуйтесь, — Чжи Чуань сел на матрас, развязал ханьфу и разделся до нижней рубашки. Выстиранные одежды так и не высохли до конца. — Разложите поближе к огню? Я попал под дождь. Он снова солгал. Совершенно мелкая, ненужная ложь прозвучала раньше, чем даочжан успел остановиться. Он сделал вид, что чуть не забыл о чем-то, лишь бы посмотреть куда-нибудь, но не на Цзинь Лина, достал лекарство. Вот можно руки долечить, сосредоточиться на этом хотя бы. *** — Вы слишком добры ко мне, — Цзинь Лин хмыкнул. — Готовить я ещё не научился, пока что мой потолок — не испортить рис в кошмарный ужас. А слушать он и раньше умел, уши-то у него есть! Вот с осмысливанием проблемы, слишком беспокойная голова. — А вот буду беспокоиться, — буркнул он, возмущённо краснея. — Потому что почему это вам можно беспокоиться, и всем можно, а я что, самый отщепенец что ли? Он с готовностью взялся за его одежду — сырая, и правда сырая, это непорядок. В сырой одежде слишком легко простудиться. Цзинь Лин развешивал одежду, проверял, доходит ли до неё тепло от очага. Счёл, что высохнет быстро, и на всякий случай добавил в очаг ещё дров, а потом без приглашения подсел к Чжи Чуаню и скомандовал: — Давайте руки. У вас обе руки ранены, так будет удобнее и проще, и правильнее и дайте мне, у меня получится. Вы сами сказали, что я быстро учусь, вот и дайте. Вот этим промыть, этим смазать, верно? Ну вот. А потом тут же ляжем спать, пока Фея не окаменела в попытке доказать свою бдительность. *** — Не отщепенец, адепт. Младший, — невозможно было оставаться серьезным, когда Цзинь Лин краснеет и ворчливо упрямится. Чжи Чуань снова спрятал улыбку и даже не возражая протянул руки. Он вообще готов был на все согласиться, лишь бы Цзинь Лин не вздумал спрашивать. — Я даю, даю, вот. Промыть и смазать, все верно. Чего это мальчишка такой подозрительно разговорчивый? Как будто не сделал задание или нарушил тучу правил и хочет заболтать, потому что боится, что учитель отругает. Но за что его ругать? Вообще-то есть за что, конечно, но неужели Цзинь Лин не понимает, что никто его сейчас отчитывать не станет? — Не торопитесь, юноша. А чтобы Фея не окаменела, помогите ей, поставьте барьер, тогда она спокойно сможет лечь и отдыхать. *** Цзинь Лин, чрезвычайно довольный своей маленькой победой, аккуратно лечил руки Чжи Чуаня. Вот так вот нужно тут промокнуть, вот здесь намазать, ничего не упустить, наложить повязки. — Чем это? Что оставляет такие раны? Я не тороплюсь, просто нельзя пренебрегать отдыхом. Он процитировал правило, которое ему постоянно озвучивали в Байсюэ. Как будто там больше всего боялись, что воспитанники останутся голодными и уставшими. Байсюэ вообще очень странное место, но Цзинь Лин ловил себя на том, что такое сочетание часто упоминаемых правил делает его счастливее. И почему-то хочется тут же учиться, всё делать правильно. Может сказывается накормленность и выспанность? — Вы меня не обманете. Где ещё рана? — Цзинь Лин держал наготове лекарства и очень настойчиво готовился отвоёвывать своё право лечить полностью, и заботиться, и уложить спать. Да. И барьер поставить. Он точно справится, это простая задача, главное чтобы наставник не заупрямился. — Я точно знаю, что есть ещё. Где? Наставник, я начну сейчас взывать к совести — пока не обработаю, бедняжка Фея будет сторожить. *** — Тьма оставляет, — спокойно пояснил Чжи Чуань. Он терпеливо ждал окончания лечения и даже не задумывался, с какой теплотой смотрит сейчас на своего старательного ученика. Даочжан моргнул, услышав это «не обманете», напрягся и понял, что опять ждет опасных вопросов. — Есть, — признался он, всем своим видом демонстрируя смирение и согласие с тем, что Цзин Лина ему и правда не обмануть. — Поставьте барьер? Фее тоже нужно отдыхать, а я как раз посмотрю, как ваши успехи. Постарайтесь такой, чтобы нас с вами нельзя было обнаружить магией, как будто нас здесь нет. Я пока освобожу рану. Чжи Чуань потянул рубаху вверх, осторожно снимая, положил ее рядом и повел плечом. — Ее уже лечили, ничего страшного, пройдет. Было бы все нормально с золотым ядром, от раны уже ничего не осталось бы, но теперь действие эликсира почти не чувствовалось, плечо тянуло холодом и выглядело оно откровенно неважно. — Доберемся до Байсюэ, попрошу Сун Ланя, чтобы забрал остатки в свой меч, тут не много. А доктор даст мне лекарство. *** Вот и правильно, не нужно спорить против правильных вещей. Вот как раз сейчас наставник и проверит, как он учил всё. А то мало ли, можно всегда прийти и сказать «Я выучил» — а вот, извольте продемонстрировать, что вы там выучили. — Верно, вам же нужно проверить, что я там выучил, — Цзинь Лин собирался помочь ему снять рубашку, но это, наверное, не очень удобно. Вместо этого он проследил, как Чжи Чуань двигает руками, не мешают ли ему повязки, и остался в принципе доволен тем, как их наложил. Он поднялся, погладил Фею и легко подтолкнул ближе к очагу. — Иди греться, сейчас будет барьер, и тебе не придётся сторожить. Цзинь Лин потёр пальцы. Не то чтобы это было так необходимо, но помогало настроиться. Барьер он выплетал неторопливо, аккуратно и скупо, стараясь не тратить больше энергии, чем это необходимо. На всякий случай пересчитал возможности поставленной преграды, проверил проницаемость для магии, очень строго и критически оценил себя, снисходительно решил, что это пока всего лишь удовлетворительно, не более того, а нужно это делать лучше и быстрее. — Вот, — он повернулся, строго указал Фее, что пора ложиться и отдыхать, и снова сел рядом с Чжи Чуанем, рассматривая рану. — Тьма, значит. Угу… Видно было, что лечили. Видно было, что этого мало. Цзинь Лин аккуратными плавными движениями протирал кожу вокруг раны, не давил, рассудив, что зачем наставнику мучиться, если можно не мучиться. Плохо выглядела рана, нехорошо. «Ничего страшного», как же. Цзинь Лин рассматривал эту рану, наклонившись ближе, смазал целебной мазью, приложил сверху талисман, чтобы мазь не пропитывала рубашку и не тратилась зря, и заворчал себе под нос: — А вообще лучше бы не надевать рубашку, утром наденете. Так лучше, — он переполз за спину Чжи Чуаня чтобы проверить, есть ли там след, и он был. Значит, пробило насквозь. И он ещё говорит, что «ничего страшного»! Цзинь Лин всё делал в том же порядке — протирал, изучал, тщательно смазывал. Отклеил от ранки прилипший туда волос — выбился из причёски, и нагло прилип куда не надо. Наложил сверху талисман и тяжело вздохнул. Наверное, вздохнул слишком близко к спине наставника. Надо же, какая у него спина… Вот в одежде он такой обманчиво скромный, и только когда раздевается, сразу становится ясно, какой он крепкий! Правда, не сейчас. Он не удержался — приложил пальцы по бокам от раны, обдавал мягкими потоками ци, не слишком много, чтобы Чжи Чуань не возмущался, а потом ткнулся лбом в его спину. Сам устал. Действительно, сон поможет. — Все волновались. Все вообще. Доктор Цзянь испугался очень, когда увидел, что вас нет. Патриарх… Я. Я вообще. Наставник… Цзинь Лин снова вздохнул и с трудом отлепил от его спины свою дурную голову, бездумно провёл ладонью по этому месту, будто старался стереть эту вольность ещё большей вольностью. — Наставник, ложитесь. Без рубашки. Одеяла будет достаточно. Вам нужно спать, потому что если вы не станете, я буду держать вас на этом матрасе до утра. До позднего. Силой. Лягу сверху и буду держать, — он фыркнул смехом и потянул край одеяла, намереваясь немедленно выполнять свою шутливую угрозу с самого простого. А именно — уложить и укрыть. *** — Очень достойно, — похвалил Чжи Чуань. — Ваша сосредоточенность в таких необычных условиях — особенный плюс. Есть, что поправить, но мы этим займёмся в Байсюэ. «Потому что сейчас я не в состоянии даже показать, что нужно поправить», — подумал Чжи Чуань и запретил себе эту недостойную жалость. От прикосновения Цзинь Лина даочжан все-таки вздрогнул. Не потому, что его никогда не лечили, и вообще — адепт уже помогал же, просто... просто это темная рана, а это ученик все-таки, а не опытный в таких ранах лекарь. — Простите, продолжайте, — тихо сказал Чжи Чуань. — И это тоже пусть будет вам на пользу, с такими вещами рано или поздно приходится иметь дело. Он больше не шевелился, сидел спокойно, но все равно не получалось не думать о том, что вот Инь Цзянь совсем не так прикасается, да и сам он, когда лечит, — тоже. И дело же не в том, что это он не привык быть пациентом, а просто Цзинь Лин логично не может быть отстранённым, как лекарь? Так и есть. Но тут Чжи Чуань почему-то вспомнил, как его руками занимался Лань Сычжуй, и это... было по-другому. Но даочжан сразу нашел объяснение: Лань Сычжуй юноша сдержанный и рассудительный, чему удивляться? А Цзинь Лин совсем другой, порывистый, да... Из всех этих внезапных размышлений Чжи Чуаня выдернуло ощущение тепла, и по спине вдруг побежали мурашки. Дыхание Цзинь Лина так близко... вот Цзянь бы сейчас сказал, что это неполезно и был бы прав. Определенно это так, но Чжи Чуань как раз наоборот совершенно точно ощутил от этого пользу. Мурашки убежали и сменились теплым прикосновением, мягкой чистой силой. Даочжан замер. Это... это же не лечение, это какая-то непривычная, совсем непривычная забота, которой не видишь даже, только чувствуешь. И волнение. Цзинь Лин волнуется ? За него? Чжи Чуань сглотнул и осторожно выдохнул, а вдох уже получился свободнее, потому что мальчик отстранился и все стало правильнее и холоднее, привычнее. — Патриарх волновался за друзей, — сказал Чжи Чуань, прекрасно понимая, что он к ним не относится и не испытывая по этому поводу никакого сожаления. — Я ложусь, — подчеркнуто послушно заверил он, действительно лег и только когда Цзинь Лин его укрыл, сообразил, что не сам это сделал, а мог бы ведь вообще-то... — Давайте я буду отдыхать, а вы не станете меня сторожить и тоже поспите. Чжи Чуань повернулся, посмотрел на мальчика и улыбнулся. — Спасибо, Цзинь Лин. Мне действительно лучше. *** Так, значит он тут долечил до того, что наставник вздрагивает! Что-то зацепил! Как в ранах ветвится тьма? Нужно это тоже узнать и запомнить. И он сносно справился с барьерами. Если учесть, что это самое начало, есть все шансы овладеть этим мастерством как следует. И всяким другим мастерством. И этим МЫ займёмся в Байсюэ! На заявление о границах беспокойства патриарха Цзинь Лин озадачено поднял бровь, попытался вспомнить, как кто реагировал, многозначительно протянул «ммммм», и решил проследить за этим вопросом. Проследить! Потому что патриарх вот как раз перед этой отлучкой что-то говорил его наставнику, и расстались они явно не в дружеских отношениях. Зато доктор точно беспокоился, и вот это не подлежит сомнению. И между прочим Сяо Синчэнь тоже, и Сюэ Ян. Цзинь Лин ещё раз проверил, всё ли правильно, сам скинул сапоги и забрался под одеяло. Он немного повозился, устраиваясь удобнее, отчётливо хмыкнул. — Я буду весьма удивлён, если вы сбежите, пока я сплю. И даже не самим фактом бегства — не такой уж я страшный, чтобы от меня сбегать — а тем, что Фея допустила такое, не разбудив меня. Признаться, я тоже устал и замёрз, поэтому очень ответственно сейчас закрою глаза и буду спать. Он добросовестно закрыл глаза и сердито засопел, потому что это же невыносимо! Нет, он честно собирался спать! Да у него глаза слипались уже! Вместо этого сейчас уставился на Чжи Чуаня, как филин, и пытался хотя бы потише моргать. — Ну вот зачем вы сказали про «сторожить»? — наконец забурчал Цзинь Лин, безуспешно пряча улыбку. — Я не собирался, но вот теперь, вот когда вы сказали, мне теперь хочется именно что сторожить! Наставник Чжи Чуань, это было чрезвычайно коварно с вашей стороны! Он помолчал, а потом совсем тихо, но очень серьёзно выдохнул. — Вы мне нужны. Не нужно никуда деваться, хорошо? *** — Фея не допустит, она ответственный адепт на пути совершенствования, — напомнил Чжи Чуань и закрыл глаза. Это ощущение теплой и немного неловкой заботы Цзинь Лина не отпускало и грело. И плечо правда стало меньше болеть. Мальчишка никак не засыпал и даочжан уже даже собрался сказать «спите, юноша», но вместо этого слушал, заснет уже Цзинь Лин или нет. Нет, все болтает, вот же неугомонный! — Нет, это было не коварно, а опрометчиво, — строго не вышло, потому что улыбка мешала быть строгим, пусть в темноте и не видно лица, но в голосе-то слышно. — Я не думал, что на вас нападет такая неугомонность, учту. А потом Цзинь Лин поступил совсем неправильно, кто еще тут коварный? «Нужен». Ведь Чжи Чуань теперь знал, что эти слова полночи не отпустят. Не знал почему, но точно так и будет. Он ответил не сразу, но все-таки ответил, скрывая непонятную неловкость за строгостью: — Спите, юноша. Я, кажется, говорил, что от наставника так просто не избавиться. Я никуда не денусь. Куда он денется? Вот куда? И не потому ведь, что долг, ответственность... просто этот упрямый ученик ему тоже, оказывается, нужен. И в темноте стало страшно, что Цзинь Лин узнает о его лжи, и тогда, конечно, никакого «нужно» больше не будет. Потому что кому нужен наставник, который лжет? *** Чжи Чуань улыбался. Цзинь Лин это точно слышал в его голосе, и сам улыбался, заворачиваясь в одеяло плотнее, как будто этим можно удержать тепло улыбки. Он хоть и хорохорился, но кто весь день гнал как полоумный, потом промок, и испереживался весь, немного еды, постель и найденный Чжи Чуань — тому сейчас самое время спать. Цзинь Лин и спал, достаточно крепко, чтобы считать себя добросовестным молодым адептом. Достаточно чутко, чтобы уловить, что у него замёрз нос. Под одеялом было тепло, но среди ночи в сырую хижину вползал уже предзимний холод. Он натянул на себя второе одеяло и попытался спрятаться под них целиком, но так плохо получалось дышать. Цзинь Лин поёжился, сонно поискал глазами источник тепла. В очаге едва теплились прогоревшие угли, а дров осталось не так много. Босиком на холодном полу оказалось ещё неуютнее, но он снова развёл огонь, посмотрел, как Фея обстоятельно укладывается под спину спящего Чжи Чуаня, и рассудил, что раненый и простывший наставник это вообще плохо. Он всё сделал правильно — заново укутал Чжи Чуаня, закутался в одеяло сам, стащил свой матрас на пол, и уже двух укутанных людей и собаку-оборотня укрыл сверху лишним одеялом. Никакого неприличия, у каждого своё одеяло, сверху одно общее, со всех боков все прикрыты. Фея очень тёплая, прижалась меховым боком к спине Чжи Чуаня, а Цзинь Лин греет с другой стороны, и общее тепло сохраняет одеяло. Идеально! Цзинь Лин для гарантии влил в наставника ещё порцию ци, потрогал тыльной стороной ладони кончик его носа, убедился, что он теперь тёплый — а был такой же холодный, как у него! — и вот теперь успокоено заснул, как человек, сделавший всё правильно.