Затмение

Откровенный перекос в сторону практики стал для Чжи Чуаня вынужденной мерой. Он просто не мог сразу нормально показывать сильные заклинания, пришлось выкручиваться. Зато это давало хороший эффект и отлично подошло упрямому, пытливому и талантливому адепту. Даочжан упрекал себя за то, что проводит с учеником мало времени, недостаточно, но медитация и собственные тренировки были ему просто жизненно необходимы и тоже принесли плоды. Теперь он отлично чувствовал, что стал слабее. Слабее Сун Ланя. И понимал, что сможет, а что — нет, если придется. Тоска его держала преимущественно в дурном настроении, Чжи Чуань собирался и становился бодрее только в компании Цзинь Лина, и то почти не улыбался, даже хвалил строго. И все равно куда чернее в монастыре была вторая туча по имени Не Минцзюэ. Тут Сюэ Ян был прав — глава Не чуть ли не камни грыз, и дошло до того, что он первым задал вопрос Сюэ Яну, когда они с Сяо Синчэнем вернулись. Сун Лань по этому поводу даже пошутил, что Не Минцзюэ заметил Сюэ Яна, и это следует сделать памятной датой в новой истории Байсюэ. А шутил Сун Лань редко. С каждым днем он все ждал внезапного объявления из Гусу, и понимал, что жди, не жди, а вовремя оно все равно не будет, и готовился реагировать без истерик. Потому что А-И не должен видеть, как его патриарх сходит с ума и переживает, потому что у А-И экзамены, вот что важно. В общем атмосфера в Байсюэ царила хоть и спокойная, но мрачноватая, как раз под стать поздней осенней хмари. «Зима в Байсюэ» пару раз была призвана в помощь, но не пить же каждый день! Вот хоть Сюэ Ян радовался, когда Синчэнь варил для него пастилки из боярышника. Письма из Гусу все же пришли. Сун Лань ждать не стал, выдал Цзинъи его приглашение прямо при всех. Это хорошо, что не надо наедине, ведь при всех не станешь показывать волнение. Приглашение для Цзинь Лина он отдал Чжи Чуаню, хоть и собрались все вместе, но это правильно, это по традиции, чтобы такие важные вещи наставник вручал сам. *** Сюэ Ян не зря считал себя умным, терпеливым, и преисполненным всяческими достоинствами. Так что когда Не Минцзюэ изволил обратиться к нему с вопросами, это он понял очень правильно. В конце концов, он же никогда не считал главу клана Не тупым. Если считал бы, сделал бы всё, чтобы брат Сяо Синчэня держался от идиота подальше. Вот ведь, сделал правильные выводы, и понял, что задавать вопросы, если хочешь получить побольше ответов, нужно не даочжану с его деликатной немногословностью, а тому, кого Не Хуайсан метко назвал «трепло». В самом деле, когда человек хочет молока, он не пытается подоить карпа, а идёт доить корову! Так и за ответами лучше напрямую обращаться к тому, кто трепло! И было бы недальновидно проигнорировать это обращение. Кто знает, может Не Минцзюэ всё-таки сумеет привыкнуть к мысли, что он есть, и доведётся ещё раз-другой встретиться в тренировочном поединке. Так что Сюэ Ян честно выложил всё, что Не Минцзюэ желал знать, даже то, что он, в общем-то, и не спрашивал. Например о том, что Не Хуайсан согласился с необходимостью прислать надёжного человека, который присмотрит за Байсюэ во время всеобщего отсутствия. Охоту на Мэн Яо он не пропустил бы ни за что, и выходило, что монастырь может остаться пустым. И что ему сделается, стоял пустым, и ещё постоял бы, но мальчик патриарха расстроится, если у него кролики попередохнут. А потом пришли письма. Цзинъи получил своё приглашение на экзамен со смешанным чувством. С одной стороны — наконец-то. Нужно просто быстрее отмучиться, чтобы это не висело над головой. А вот с другой стороны, ужасно хотелось бросить письмо в печку и забыть о нём, как о досадной нелепости, которая лишь портит его жизнь в Байсюэ. Он ведь не собирался возвращаться в Облачные Глубины, и буквально делал уступку здравому смыслу, что не отказывался окончательно. А Сун Лань волновался, и Цзинъи украдкой взял его за руку. — Это быстро закончится. Я выдержу экзамены и вернусь с тобой в Байсюэ. Что может случиться? Не было силы, которая могла бы заставить его передумать. В этом Цзинъи был полностью убеждён. *** — Надеюсь, ты не слопаешь все конфеты прежде, чем мы вернемся... — Сун Лань обнял своего мерзавестного братца. Нет, это же не дурацкий порыв, правда? Просто иначе Сюэ Ян увидит, что Сун-дагэ волнуется, так переживает, что не скроешь, уж от него — точно нет. Лучше обнять, чтоб не увидел в глазах чуть ли не панику. И сразу легче стало, надежнее что ли... Сун Лань взял его за руку и на раненую ладонь Сюэ Яна сошел маленький, тонкий человечек, так что можно похвалить — патриарх научился делать эти полынные талисманы виртуозно. — Вот. Это чтобы вы тут не волновались. Где твой? Я возьму. И хватит, пожалуй, лирики. Его Цзинъи держался по-настоящему сильно. Так что хотелось поверить, что все закончится и они быстро вернутся, а вот в том, что А-И выдержит экзамены, Сун Лань нисколько не сомневался. Он, кажется, передумал сотню вариантов, что будет в Гусу, пока собирался, пока прощался и потом — пока летели, прекрасно понимая, что случится сто первый, о котором он не подумал, и бесполезно вообще себя, как скажет Сюэ Ян, «драконить». Спокойный поклон Не Минцзюэ, уверенный взгляд Синчэня, само присутствие Сюэ Яна и доктора — в Байсюэ Сун Лань оставил уверенность в том, что там как минимум пока все будет хорошо, а когда прибудет человек Не Хуайсана, Ян-ди и Синчэнь обеспечат правильное и сбалансированное объяснение, как именно должно быть. И, наверное, никто и не заметил, что есть еще один взволнованный даочжан, который сумел никак не выдать своих переживаний. С учеником и младшим адептом Феей он прощался сдержанно и немногословно, дал правильные советы и в самом конце сказал: — Не волнуйтесь, Цзинь Лин, впрочем... даже когда вы волнуетесь, у вас все получается. Чжи Чуань положил руку на плечо мальчишки, несильно сжал, как будто просто в словах не выразить всю уверенность, почти незаметно потрогал шелк. — Восемь слоев? — он улыбнулся. — Удачи. Ночью Чжи Чуань долго не мог уснуть, и сон победил только когда даочжан признался себе, что очень хочет увидеть своего ученика снова, просто так, без повода, вовсе не потому, что можно еще многому его научить. Облачные Глубины встречали обычным торжественным и сдержанным великолепием. Патриарх Байсюэ остановился перед воротами на шаг впереди двух приглашенных к экзаменам адептов и терпеливо ждал, когда будет позволено войти. Сердце как будто примерзло и страшно хотелось взять А-И за руку, но следовало соблюдать приличия, даже пусть лента — на запястье. *** Провожать Сун Ланя ему уже доводилось. Сюэ Ян прекрасно помнил момент, как он уходил. Плохо уходил, неправильно, вот поэтому и не ушёл насовсем. В этот раз всё было совсем по-другому. Надо же, как интересно закручивается жизнь, если в неё впустить такую толпу самых разных людей. А так — вот и обнялись, чтобы точно вернуться, и целый патриарх Байсюэ не смущается тем, что научился от него плохому. Травяного человечка вот выплел, ещё и лучше, чем получалось у его беспокойного наставника. Но вот что у Сун Ланя не получалось, так это наглеть по-сюэяновски. — Мой спрятался у тебя в рукаве, — признался Сюэ Ян и пошевелил пальцами. В рукаве Сун Ланя тут же завозился человечек, а Сюэ Ян развёл руками. Смущения ему не завезли, зато память была хорошая. И чтобы не получить братский нагоняй за самоуправство наглое, он тут же уточнил: — Я собирался спросить, но любопытство обуяло, смогу подсунуть или нет. Смог! Вообще, что могло пойти не так? Ну во-первых, там будет ещё и Сычжуй. Там мальчишки, все трое, будут не одни, всегда на виду, там вот даочжан Сун Лань за ними проследит, и что гораздо приятнее — и они за ним тоже проследят! Там будет Не Хуайсан, и отрадно, что он в курсе всех сложных обстоятельств, и если что не должен остаться в стороне. Не должен ведь? Цзинь Лин прощался с наставником как полагается, хотя было детское желание обниматься. У него действительно всё должно получиться, он тут не просто фигнёй страдал, и точно научился многому. — Восемь, — подтвердил он, но обнять Чжи Чуаня так и не осмелился. — Вот увидите, всё получится. Я не подведу. Каким именно образом наставник увидит, если он остаётся в Байсюэ — вот этот вопрос Цзинь Лина как раз не волновал. Потому что если сказал, что «вот увидите», значит обеспечит это сам. Он до самых Облачных Глубин был задумчивым. Всё было совсем по-другому, и серьёзно отличалось от того, в каком состоянии и настроении он летел в Байсюэ, приняв спонтанное решение. Да и встреча с дядей Яо ему больше не внушала опасений. Он что же, не сможет принять правильное решение, не подавая вида? Ха! Уроки лицемерия он сам может давать, он сам в этом вопросе не просто наставник, а можно сказать, что приближается к мудрейшим. Если приспичит, конечно, потому что это утомляет больше, чем таскание воды. *** *** *** В Цинхэ получили два строгих и изысканных приглашения в тот же день. Не Хуайсан, который при встрече с посланниками Байсюэ успешно скрыл свои переживания по поводу города И, все следующие дни радовал своего юного учителя прилежанием, а взамен получал вдохновение и красоту. Тем утром он успел выслушать два доклада от своих шпионов и отправил отряд в какую-то отдаленную деревню, по поводу чего пришлось выдержать унылый пассаж от советника и снисходительный взгляд, как будто «молодой глава желает играть в защитника — пусть». Хуайсан желал и на то у него были свои причины. — Не бывает незначительных деревень, — сообщил он советнику. — Каждый дом в Цинхэ имеет право на защиту. И когда старик удалился, Не Хуайсан фыркнул, раскрыл веер и сказал Лань Сычжую: — За крепкими стенами некоторые люди начинают принимать безопасность как должное. Это прискорбно, — он улыбнулся. — У меня для вас письмо. Хуайсан протянул приглашение и показал свое, такое же. Оно хоть и было адресовано главе клана, но ничем не отличалось от письма для адепта Облачных Глубин, и это грело душу. — Откроем вместе? Я и радуюсь, и волнуюсь... *** Лань Сычжуй постепенно привыкал к жизни в Цинхэ Не, и даже нашёл определённый баланс между занятиями и подготовкой к экзаменам, и тем, что попадало под определение красоты. Не Хуайсан оказался более чем внимательным, с ним было легко, интересно, и каждый раз открывалась какая-то новая грань его натуры. Вот и теперь Сычжуй сохранял безмятежное вежливое выражение лица, пока старый советник не изволил удалиться. А уже после этого взволнованно перевёл дыхание. Ведь как же точно Не Хуайсан сказал: когда живёшь в довольстве и за крепкими стенами, то даже несмотря на почтенный возраст можешь впасть в заблуждения! Ведь советник наверняка застал время войны с кланом Вэнь, и здесь, в Цинхэ, шли бои… Он ведь не мог забыть об этом?! Или мог?.. Как выразить своё восхищение? Сычжуй даже не сразу понял, что за письмо, и принял его с должным почтением, ненадолго задержав руки Не Хуайсана в своих. — Я даже не могу подобрать слов, чтобы выразить, до какой степени я… впечатлён. Безопасность каждого дома в Цинхэ… да, это так верно! И лишь после этого он опустил глаза на письмо, и понял, что сердце бьётся чаще, чем обычно, но вовсе не из-за письма. — Открываем вместе, — Сычжуй улыбнулся, вскрывая письмо, быстро просмотрел, и предпочёл наблюдать за молодым главой клана Не. — Ну вот, пора… Я волнуюсь теперь не только как ученик, но и как наставник. Хотя должен сказать, что с вами мне было легко. Приятно помогать ученику, который сам хочет учиться. Это честь для меня! *** — Пора, — Не Хуайсан посмотрел на Лань Сычжуя с волнением и радостью. Приближалось время важных событий, и вот сейчас он понял — именно событий, а не одного, к которому он так долго шел. Ему потребуется еще больше сил, воли, сосредоточенности и главное — еще больше терпения. — Я тоже волнуюсь, — признался Хуайсан, коснулся его рук только кончиками пальцев. — Очень! Но это ведь еще не все? Ох, Лань Сычжуй, я не посмею сейчас заикнуться еще об одном обещании, но просто позвольте мне надеяться, что вы вернетесь в Цинхэ, когда здесь настанет радостное время? И что придет моя очередь чему-нибудь вас научить. Он смотрел с благодарной нежностью во взгляде, улыбался, как будто хотел это мгновение сохранить в сердце как образ Лань Сычжуя — на бумаге. — Что ж, вам ведь не терпится домой, правда? Собираемся! Я ведь на самом деле почти готов и обещаю вам, что не задержу! Прикажу готовить коней и сопровождение, отправляемся. *** Лань Сычжуй в который раз поймал себя на том, что молодому главе клана Не очень трудно отказать. Не Хуайсан обладал потрясающим умением с мягкой застенчивой улыбкой высказать даже не просьбу, а свою смутную надежду, что ему разрешат надеяться. И ему немедленно хотелось твёрдо пообещать! И выполнить это обещание во что бы то ни стало! — Было бы очень безответственно с моей стороны сейчас давать опрометчивые обещания, но вы так точно указали время… Мне действительно хочется увидеть Цинхэ в радостные времена. И мне есть чему у вас научиться. Он смущённо улыбнулся. Когда Не Хуайсан так нежно смотрел, Сычжуй невольно краснел. Эту закономерность он выявил довольно быстро, и несколько дней проверял. И тщетно пытался прекратить, но усилием воли румянец не убирался. Он едва не предложил лететь на мечах, так быстрее, но ведь верно — это не рядовой ученик, глава клана должен наносить визит с подобающим величием. — Мне особо нечего собирать, у меня всё… в порядке, — Сычжуй с признательностью смотрел на него. — Да, мне нужно повидаться с Ханьгуан-цзюнем… и я переживаю за друзей. В конечном итоге путешествие оказалось в какой-то мере даже комфортным, и Сычжуй признавал, что нетерпение и торопливость, которые были ему несвойственны, это привычка, приобретённая в Байсюэ. Может быть, это и неплохо, но не когда всё приходит в нервный накал. Они успели как раз вовремя — организаторский талант Не Хуайсана тоже относился к умениям, которые стоило перенять. Сычжуй хотел убедиться, что Цзинъи за время его отсутствия не пренебрегал занятиями. Молодые адепты встретились как раз перед официальным приветствием. Лань Цзинъи прекрасно понимал, что лучше попасться на глаза наставникам до того, как начнётся эта официальная часть. Ведь он может сколько угодно отмахиваться, но для наставников его появление в таком виде — это повод задавать вопросы и принимать решения. Он счёл, что нельзя пренебрегать клановыми одеждами, и следует проявить к ним уважение, а вот отсутствие ленты на лбу серьёзно бросалось в глаза. И именно на его лоб сейчас сурово смотрел наставник Лань Цижэнь. Цзинъи склонился в безукоризненном поклоне, отмеривая ровно столько времени, чтобы нельзя было предположить, будто он смущён или чувствует свою вину. — Прошу вас, — Лань Сичэнь с вежливой непреклонной улыбкой повёл рукой, приглашая Лань Цзинъи и Сун Ланя пройти во внутренние покои, потому что выяснять детали возмутительного при всех было немыслимо. Цзинъи до такой степени не чувствовал страха, что даже попытался его поискать. Не нашёл. Зато получил пару ободряющих похлопываний по спине от Цзинь Лина и Лань Сычжуя. *** Не Хуайсан спрятал довольную улыбку за веером, когда понял, что они прибыли почти одновременно с патриархом Байсюэ. Никто не мог бы сказать, что глава Не тут же нарочно замешкался, потому что заминка выглядела естественной, но Не Хуайсан хотел немного времени. Зато он увидел и услышал достаточно. Молодёжь вопреки правилам Облачных Глубин, конечно, не могла помалкивать, и Не Хуайсан заметил взгляды и услышал несколько обрывков разговоров. Обсуждали, что Лань Цзинъи явился домой без ленты, рассматривали наследника Ланьлин и патриарха Байсюэ. И даже на Сычжуя несколько раз украдкой посмотрели, но каждый раз в этих взглядах мелькала странная смесь разочарования и восхищения: Лань Сычжуй прибыл в приличном виде, в приличном обществе, с лентой на голове, и вообще не дал ни единого повода для пересудов. Как всегда, ничего нового. Лань Цижэнь принимал прибывших, сидя на возвышении в зале, он так и смотрел бы строго и сверху вниз, если бы не молодой глава Цинхэ Не. Эта фамильная пунктуальность клана Не сейчас вынуждала Лань Цижэня действовать сообразно сонму правил и приличий вместо того, чтобы выяснить, как это так вышло, что два лучших адепта отправились в Байсюэ, и один из них умудрился где-то оставить свою налобную ленту. С одной стороны, нельзя просто взять и отослать Не Хуайсана и Цзинь Лина, с другой — требовалось немедленно прояснить ситуацию, пока в Гусу не собрались все почтенные старейшины и гости. Деликатный внутренний вопрос не ложился в одно поле с вопросом гостеприимства, и Лань Цижэнь с досадой почувствовал, что раздражен этим обстоятельством. А это, конечно, недопустимо. Племянники могли бы помочь между прочим! И все равно раздражение — недопустимо. Некоторое время Не Хуайсан наблюдал за непростой ситуацией, в которой невольно оказался глава клана Гусу Лань. В такой момент всегда полезно поучиться у столь опытного человека, но буквально за миг до того, как Лань Цижэнь готов был что-то сказать, Не Хуайсан все же решил, что всякая неловкая ситуация должна получить деликатное решение коль скоро оно возможно. Он склонился в идеально почтительном и исполненном достоинства поклоне: — Глава, позвольте выразить мою благодарность за приглашение. Быть снова учеником Облачных Глубин было моей давней мечтой, — он обратил благодарный взгляд на Лань Сичэня, показывая, что обязан ему за это доверие, и снова почтительно опустил глаза перед Лань Цижэнем. — Могу ли я просить у вас разрешения в этот визит полностью разделить обязанности и положение приглашенного к испытаниям адепта? Глава Гусу Лань спустился по ступенькам к Не Хуайсану. Просьба, которая избавляла молодого главу от неизбежных церемоний высокого гостя, а его самого — от неприятной дилеммы, и в ней не может быть отказано. Все-таки удивительно, насколько младший брат отличается от покойного старшего. Сделать одолжение так, что визави не останется должным — редкое умение. — Я так рад, что вы снова наденете белые одежды, — Лань Цижэнь по-отечески мягко посмотрел на Хуайсана. — Мне придется забыть, что вы глава клана. Он улыбнулся, отвечая этим согласием на просьбу гостя. — Благодарю, учитель. Лань Сычжуй проводит нас с Цзинь Лином? Я хоть и снова ученик, но увы, уже не могу позволить себе ошибиться дверью и напугать кого-нибудь. — Лань Сычжуй останется, — мягко сказал глава. — Мы давно не виделись, я хотел бы успеть расспросить учеников и патриарха о Байсюэ. — Конечно, — Не Хуайсан исполнил приличествующий статусу ученика поклон и взглядом показал Цзинь Лину, что надо исчезнуть отсюда с приличным видом воспитанных людей. Попытка утащить Сычжуя очевидно не удалась, но все-таки он попробовал. Лань Цижэнь вернулся на свое место главы. — Прошу вас, патриарх, — он пригласил Сун Ланя сесть напротив. — Лань Сычжуй. Лань Цзинъи. Юношам было указано занять места рядом. Вообще бы следовало потребовать объяснений, но он все-таки глава Облачных Глубин. — Лань Сичэнь. Цзэу-цзюнь должен быть рядом. Итак, приличия соблюдены, настало время вопросов. Сун Лань идеально аккуратно сложил руки на колени. Рукава легли симметричными складками. Внимательный взгляд главы Гусу Лань он выдержал, но сделал это так, что внутри похолодело — словно сам только что молча подтвердил готовность держать ответ. Как будто бросил вызов, когда еще не получил повода, Сун Лань поправил рукава, открывая ладони, но не стал демонстрировать запястье. Но Лань Цижэнь ничего не спросил, он посмотрел на своих учеников, и говорил, обращаясь то к ним, то к Сун Ланю: — Из писем патриарха мы знаем, что вы оба с честью выполнили возложенную на вас миссию. Благодаря вашему усердию Байсюэ крепко встал на путь возрождения. Мы рассчитывали, что в сложном поручении вы оба будете следовать предназначению своего клана... — Лань Цижэнь чуть выделил последнее, посмотрев при этом на Цзинъи. — ... и принесете Байсюэ пользу, помощь и поддержку. Конечно, в письмах нельзя рассказать обо всех обстоятельствах и проблемах. Он со строгим пониманием обратил взгляд на Сун Ланя и снова обернулся к ученикам. — Не сомневаюсь, их было немало. Что произошло, что один из учеников Гусу вернулся домой без лобной ленты? — он задал вопрос всем троим, и видел, что патриарх собрался ответить, но добавил почти сразу: — Лань Цзинъи? *** Честное слово, сейчас Сычжуй не находил в себе храбрости, чтобы принимать участие в том, что он мысленно назвал «судилищем». Ужасно хотелось избежать этого, и от осознания собственной трусливости аж тошно становилось. На Не Хуайсана он только коротко глянул с горячей благодарностью, и тут же спрятал это слишком живое и личное за идеальным поклоном. Неужели он действительно хотел забрать его с собой только из опаски перепутать комнаты? Всё-таки за небольшое время жизни в Цинхэ он понял, что Хуайсан обладает живым и подвижным разумом, острым и внимательным. Перепутать? Разве что если мысли заняты чем-то более важным, но и тут Сычжуй не стал бы торопиться с выводами. И не вышло. Жаль. Ну что же, Цзинь Лин прекрасно с этим справится! А Сычжуй лишь прилично проследовал на «судилище». Мысленно ругался всеми словами, которые слышал от Сюэ Яна, пытаясь вытравить это порицание, но не мог. В результате утешился тем, что здесь хотя бы пока не присутствовал Верховный Заклинатель — только его не хватало, чтобы совсем разгуляться нервами! Лань Цзинъи и не думал пятиться. Это было сражение, и он намеревался с честью его выдержать. Он занял указанное ему место, прилично сложил руки на коленях, рукава даже расправлять не пришлось — достаточно аккуратного скупого взмаха руками, и рукава легли так эффектно и при этом скромно, будто Цзинъи в Байсюэ исключительно церемонии разводил. Перебивать наставника Цижэня было бы невежливо, Цзинъи внимательно и с почтением слушал, а потом, когда обратились к нему лично, соединил перед собой пальцы и ещё раз с готовностью поклонился. — Этот ученик передал свою лобную ленту избранному им спутнику по пути самосовершенствования. В соответствии с глубоким внутренним убеждением и по велению души. Притворяться и делать вид, что лента не отдана, надевать её временно, лишь бы избежать неудобных вопросов и ввести наставников в заблуждение, этот ученик считает недопустимым — в полном соответствии с правилами клана Лань. Лань Сичэнь внимательно следил за реакцией каждого из расспрашиваемых, и на мгновение успокаивающе прикрыл глаза. Конечно, это возмутительно, и ситуация сложная… и нет однозначно верного решения. Удивительно, до какой степени переменились все трое! Лань Цзинъи возмужал, и одновременно несколько смягчилась его порывистость. Лань Сычжуй, напротив, стал живее. Но самая разительная перемена произошла с даочжаном Сун Ланем. До какой же степени другой человек сейчас появился перед ним! Лань Сичэнь не увидел той надтреснутой боли, которая окутывала даочжана тогда, при встрече в Байсюэ. И ведь он тогда буквально навязал ему помощь… Кто же этот спутник? *** Цзинъи говорил, а Сун Лань чувствовал себя так, как будто тело и разум отдельно, а сердце — отдельно, оно просто замерло и хотело оставить на себе отпечатком каждое слово. Каждое. Он говорил, что выбрал... спутника... И оказалось, что можно не просто знать, убежденно верить в то, что А-И любит его и ничто это не изменит. Оказалось, что слышать, как он спокойно говорит об этом кому-то чужому, — это совершенно особенное откровение. Сейчас Сун Лань любого назвал бы чужим, пусть даже А-И говорил с семьей, с близкими, он вдруг понял, что ведь готов был к тому, что сразу придется защищать этот выбор, что это никто и никогда не примет здесь, и Цзинъи будет больно. Но Лань Сичэнь спокойно прикрыл глаза и так же спокойно смотрел на всех троих, а Лань Цижэнь так и вовсе был похож на скалу. Водопад веками пытается ее разрушить, а она все взирает на Облачные Глубины с высоты неба. Сун Лань не верил в это спокойствие. Слова Лань Цзинъи — как меч. Нет более сильной позиции, чем правда, и Лань Цижэнь смотрел на него, понимая, что либо придется признать, что ученик это не просто усвоил, а жил в соответствии с этим, либо — это вызов и провокация. Прежний Лань Цзинъи мог бы, но этот... Лань Цижэнь посмотрел на него, уверенного и убеждённого, спокойного — настоящий сын Гусу Лань. Он искренне верит в то, что говорит... Но наставник как никто знал, что даже заблуждение может казаться истиной. Мальчик жил в Байсюэ, забытом небожителями месте, которое выжило лишь благодаря их клану, кого он там умудрился найти, чтобы отдать свою ленту?! — Кто этот человек? — Ровным тоном спросил Лань Цижэнь, и прежде, чем услышал ответ, заметил движение Сун Ланя и все понял. — Это я. Лань Цижэнь услышал ровно ту же тональность голоса, как у Цзинъи, встретил такой же спокойный взгляд. Сун Лань отвернул на рукаве аккуратную складку выше запястья, обвязанного лентой. Неужели этот человек посмеет говорить?! Посмел. Сун Лань сложил руки в поклоне, темные рукава ханьфу уже не скрывали произнесенного, серебряное облачко блеснуло, и стало отчетливо видно, что лента утратила свою безупречную белизну. Взор Лань Цижэня подернулся гневом. — Я прибыл сюда вместе с Лань Цзинъи, потому что посчитал недопустимым остаться и оставить его. Он увидел, как изменился взгляд Лань Цижэня — на мгновение, но этого оказалось достаточно. Всегда достаточно ничтожного намека, когда ждешь, и Сун Лань почувствовал, как холод царапнул под лентой. Вот это совсем не нужно! Тьма, которая притаилась, надежно спрятанная, обездвиженная, почти бессильная и абсолютно управляемая — неужели она так коварно сейчас предаст?! Сун Лань просто не мог себе позволить так подвести Цзинъи! Он на миг прикрыл глаза, опустил руки на колени и понял, что справился. — Даочжан Сун Лань, — произнес Лань Цижэнь, и невозможно было понять, что там за этим тоном, потому что даже у горы есть эмоции по сравнению с этим! — Вас проводят в гостевые покои, я приглашу вас, чтобы сообщить о своем решении. *** Нерушимо. Это — нерушимо. Лань Цзинъи только жарко посмотрел на Сун Ланя и спокойно улыбнулся. Кажется, сейчас наставник Лань Цижэнь взорвётся и примется орать. Говорили, что никто и никогда не мог довести наставника до крика, хотя, кажется, Старейшина Илина умудрялся в своё время. Сейчас бы вцепиться и не отпускать, но Цзинъи прекрасно понимал, почему наставник Цижэнь хотел отослать Сун Ланя. Просто потому что вместе они совершенно неуязвимы и непобедимы, и им обоим ничего не страшно. Цзинъи украдкой глянул на Лань Сичэня, проверяя, кто же именно будет сопровождать Сун Ланя в гостевые покои, но он только незаметно качнул головой, давая понять, что останется тут. Ещё бы ему не остаться! Нрав родного дяди Лань Сичэнь прекрасно знал. Оставлять молодых адептов перед разгневанным дядей — это перебор. Конечно, правила очень важны. Безусловно, пренебрегать этим особым символом, лобной лентой, недопустимо. Но и ставить целостность и чистоту ленты выше благополучия собственных людей — это перебор. — Вас проводит один из молодых учеников, — Лань Сичэнь плавно повёл рукой в сторону двери. Там, снаружи, стояли юноши, готовые выполнять поручения. Мало ли, что могло потребоваться! Цзинъи очень хотелось ободряюще взять Сун Ланя за руку, но сейчас не стоило накалять обстановку. Он не рискнул коснуться его даже нитью серебра, только взглядом пообещал, что всё будет в порядке. Всё. Эта разлука совсем ненадолго, потому что он сразу же придёт после этой выволочки. Сычжуй мысленно перебирал правила. Не было там запретов на выбор спутника или спутницы по тропе самосовершенствования. Да, было запрещение водить дружбу с недостойными людьми. Что же, он лично готов поручиться за то, что патриарх Сун Лань — очень достойный человек! И потом, кто возьмётся судить, достоин он или не достоин?! В глубине души зрел совершенно неожиданный плод. Бунт! Самый настоящий бунт! Сычжуй не собирался отмалчиваться, если ему покажется, что наставник Цижэнь несправедлив! *** Сун Лань не ответил сразу. Как он может уйти? Нет, с одной стороны, кто он такой, чтобы мешать семье говорить со своим сыном? С другой... у него лента на запястье, у него есть право, потому что он тоже — его семья. Он просто не хочет навредить сильнее, разгневать Лань Цижэня еще больше, разочаровать А-И неосторожным неправильным словом. Сун Лань поймал взгляд Цзинъи, почти незаметно кивнул. А-И виднее, как он должен себя вести в его доме. — Благодарю, — Сун Лань сложил руки перед собой, поклонился и вышел, не понимая, как он может удерживать собственное сердце от паники. Лань Цижэнь прикрыл глаза, когда Сун Лань, наконец, ушел. Возможно, было бы правильно посоветоваться с племянником, возможно, но откровенно говоря Лань Цижэнь все равно не мог бы сделать большего, чем уже сделал, с советами или без. Сун Ланя было бы правильно выставить немедленно и навсегда, но этот человек принят в Облачных Глубинах, и сейчас ему принесут ужин и чай. Безумие. И затягивать это безумие дальше Лань Цижэнь не хотел. — Вы оба примете наказание. Двадцать ударов палками, завтра. Во время подготовки и испытаний Лань Цзинъи будет жить уединенно, а после экзаменов отправится в уединение на год для совершенствования и укрепления духа и восстановления равновесия. А Сун Лань будет отправлен отсюда завтра, в создавшейся ситуации быстрее не получится, будь прокляты все экзамены, приличия и люди! *** Цзинъи прекрасно понимал, что сейчас Сун Ланя спровадят, и тогда наставник Цижэнь озвучит своё решение, спорить с которым было бы неразумно. Просто в силу того, что он старше, что он наставник, что он сейчас главный, и… и самое идиотское, что Цзинъи прекрасно понимал наставника. Да и Лань Сичэня понимал. Раньше он и не подумал бы пытаться встать на их место. Он тёплым любящим взглядом проводил Сун Ланя, даже не подумав скрывать его, и с глубоким сочувствующим и пониманием улыбнулся наставнику Цижэню. Двадцать ударов? Не так много. Говорили, что в минуты сильного раздражения в былые времена мог прописать сотню ударов, а то и больше. — На год? В уединение… — Сычжуй невыдержанно дёрнулся, словно собирался встать. Цзинъи его придержал и сквозь зубы тихо протянул «тсссс», и Лань Сычжуй опомнился. Несвойственный ему горячий гнев теснился в груди. Уединение, да как же аккуратно и изящно сказано! Одиночное заключение, вот что это будет на самом деле! Это было слишком сурово. Лань Сичэнь мудро придержал своё мнение при себе. При молодых адептах не следует подвергать сомнению слова наставника. Но как же они изменились, это сейчас бросалось в глаза ещё сильнее. Лань Сичэнь любовался неистовой жаждой справедливости, которой пылал обычно сдержанный Лань Сычжуй, и прямым понимающим взором Лань Цзинъи. Назначать наказание, когда на тебя смотрят вот такими глазами — это тяжкое испытание. Как будто мальчик знает что-то, и это что-то настолько огромно, что какие-то там удары палкой — так, малая плата во имя высшей цели. Лань Сичэнь насторожился. Такие мысли не приходят просто так, это чувство, которое не поддаётся объяснению. То ли сплетение энергий, то ли отсвет далёкого огня, который не даёт этим юным глазам погаснуть. Что же было в Байсюэ, что до такой степени переменило этих юношей? Патриарх Сун Лань держался тем же отсветом, будто вместо надлома, сквозившего в каждом его движении, он обрёл настоящую опору и знание. — Будет ли мне позволено общаться с друзьями до завтра? — почтительно спросил Лань Цзинъи, скромно прикрывая глаза ресницами. Он ни на миг не собирался хоронить себя в каком-то там уединении и вдали от его Сунь Цзычэня. Ни на миг! *** Лань Цижэнь, наверное, впервые был свидетелем несдержанности Лань Сычжуя, и это, несомненно, тоже говорит о многом. Было большой ошибкой оставить мальчиков в Байсюэ, но хуже всего то, что эта ошибка стала следствием доверия к адептам, к тому, что их миссия была необходима, к письмам Сун Ланя. Ошибка старших наставников, и ее нужно было теперь исправлять в таких непростых обстоятельствах! Разумеется, совершенно необходимо отдалить Лань Цзинъи, оградить его как можно скорее, и безо всяких отсрочек. Тьма и искушение не станут ждать, уж это Лань Цижэнь прекрасно знал, и судя по тому, как Лань Цзинъи смотрит на своего «избранника», уже может быть поздно. — Разумеется, не будет, — твердо сказал он. — Отправляйся в свои покои и ожидай назначенных церемоний. Лань Сычжуй, тебе следует увидеть Второго Нефрита, не заставляй Ханьгуан-цзюня ждать дольше, чем он уже ждет. *** Не будет. А напрасно, ой напрасно… Цзинъи сейчас был воплощением послушания. При этом не собирался каяться и просить прощения, просто потому что какой смысл спорить с наставником, если он может сегодня же покинуть Облачные Глубины, и больше никогда не возвращаться? Экзамены, испытания… всё это, безусловно, почётно, но совершенно не обязательно. Он всё сдаст, если это так уж необходимо, но на таких условиях, зная, что ему светит год заключения? Нет, спасибо. Правила… а не пошли бы эти правила куда-нибудь подальше?! Если ему разрешается исключительно сидеть в четырёх стенах и предаваться размышлениям, в перерывах как дрессированная обезьянка выполняя команды «Ой, смотрите, как же натренировали этого юного адепта, а ведь был какой строптивец, посмотрите, ай да наставник»?! Они это так себе представляют? Лань Цзинъи только кротко улыбнулся, и ничего хорошего в этой улыбке не было. Упрямство даже не задирало голову — оно становилось на дыбы и принималось устрашающе выть. — Значит, мне позволено видеться лишь с наставниками, — Цзинъи встал и церемонно поклонился. — Отправляюсь в свои покои… По крайней мере можно выйти вместе с Сычжуем и перекинуться с ним парой слов. Хотя бы предупредить его, что он в первый же удачный момент покинет Облачные Глубины. Сычжуй еле держался, чтобы не наговорить дерзостей. Это плохой знак. Раньше он таким не был, это какой-то стремительный разлад, который усугубляется от несправедливости происходящего! Что же, хорошо! Раз Цзинъи будет сидеть у себя и ему никуда нельзя, то вот как раз-то никому больше пока не запрещали перемещаться в дозволенных пределах, разве нет?! Повидаться с Ханьгуан-цзюнем — это важно. Это правильно. Это поможет успокоиться и принимать разумные решения. Вот только почему при этом больше хочется скорее найти Не Хуайсана и поделиться своим смятением? *** Он узнал о возвращении А-Юаня, едва только сын вошел в ворота, но как всегда не вышел навстречу. А-Юань придет сам, их встречи всегда – на двоих, очень личное, такое, что не хочется ни с кем делить. Но время шло, и значит у задержки важная причина. Ханьгуан-цзюн спускался к приемным покоям. Он шел, ни к кому не обращаясь, никого не останавливая, но люди как обычно смотрели на него, страшась побеспокоить взглядом, но смотрели, что-то говорили. Так что очень скоро Лань Чжань уже знал и про возмутительное отсутствие ленты, и про прибытие патриарха, который раньше всех покинул зал, оставив там Лань Цзинъи и Лань Сычжуя, и что Сун Ланя именно «проводили» в его покои, а теперь неподалеку от его дверей стояли в строгом безмолвии двое адептов. Посреди площади он столкнулся с собакой Цзинь Лина, они обменялись взглядами, Лань Чжань внимательно выслушал и кивнул. Он не стал заходить к Не Хуайсану, с ним можно поговорить потом, сейчас гораздо больше любой беседы Лань Чжаню все объясняли обстоятельства. В зал он вошел как раз когда Лань Цзинъи откланивался. Ханьгуан-цзюн остановился, прежде всего посмотрел на брата – только в его глазах он мог увидеть больше, чем узнать из множества слов. Он поклонился дяде и только потом обратил свой взгляд на адептов. Решительное спокойствие Лань Цзинъи и взволнованное состояние А-Юаня совсем не предвещали ничего хорошего. А лицо дяди… Лань Чжань помнил его таким, когда Лань Цижэнь принимал непростые решения, продиктованные долгом более, чем любовью, обязанностями и традициями более, чем пониманием. Какое бы наказание ни получили дети, сейчас важно, чтобы до утра они не сделали ничего непоправимого. Лань Чжань кивнул Лань Цзинъи, ни на миг не задержав взгляд на его лбу, куда конечно же смотрел сегодня каждый в Облачных Глубинах, как будто это не символ, а само сердце, от чего-то явленное всем и каждому, и всем любопытно в него заглянуть. — Дядя, брат, прошу меня простить, что не пришел раньше. Его не звали. Никто не отправил за ним. — Прости и ты меня, я постарался не задержать Лань Сычжуя и как раз сказал ему, что ты ожидаешь. — А-Юань, — Лань Чжань по-прежнему выглядел спокойным и строгим, лишь взгляд смягчился. — Ты успеешь проводить Лань Цзинъи в его покои, я ненадолго. Пусть проводит, проследит, скажет что-нибудь верное, А-Юань что-нибудь сделает нужное. — Могу ли я спросить о решении? — Лань Чжань снова поклонился дяде и больше не смотрел на адептов, выходят они или нет, оба воспитаны и умны, чтобы не следить за ними, как за детьми. — Мальчики примут наказание завтра утром. После экзаменов Лань Цзинъи удалится на год. Надеюсь, он осознает свое заблуждение и сможет принять правильное решение. Значит, на год. Год на осознание заблуждения, как это … по правилам. Лань Чжань снова посмотрел на брата, отвел взгляд. Если Лань Сичэнь все это допустил, значит, могло быть хуже. Быть может, он рассчитывает на время, которое есть до утра. Быть может — на беседу с дядей, но вот при этом разговоре младшему брату точно присутствовать не стоит. Сейчас нужно выслушать А-Юаня, потому что самое опасное вовсе не в наказании, не в провинности, которую увидел дядя, самое опасное — это спокойное принятие Лань Цзинъи и горящий взгляд А-Юаня. *** Сычжуй не мог понять, почему ему так сложно сейчас удержать на привязи язык. Ладно язык, мысли, их вообще не удержишь! Пожалуй, только появление Лань Чжаня спасло его от необдуманных высказываний, которые непременно стали бы причиной не самых приятных последствий. Им выторговали немного времени на разговор, и не стоило давать наставнику Цижэню возможность сообщить, что вообще-то никаких проводов, и общаться нельзя. Молодые адепты с почтением поклонились и очень прилично вымелись за дверь. Уже там Цзинъи схватил Сычжуя за плечи и перевёл дыхание. — Тебя-то за что?! — Не волнуйся, — Сычжуй только фыркнул. — Меня за то, что не воспрепятствовал — не то, что я не старался — и что не сообщил. — Вот что… Я не собираюсь сидеть год взаперти, ты же понимаешь? Я сбегу гораздо раньше… — … и на экзамены тебе ожидаемо плевать, — закончил за друга Сычжуй. — Прекрасно понимаю. Но давай наберёмся терпения. Только эпичного бегства в стиле Сюэ Яна нам не хватало, тут дайте Небеса, чтобы то сгладилось из памяти. Я прошу тебя, не наделай глупостей. Поступки — это легко, а вот исправлять их сложно. — Я прекрасно помню, что у нас есть главная цель, но А-Юань, я не готов приносить в жертву себя и Сун Ланя. Не готов. Год? Серьёзно? С чего бы вдруг?! Цзинъи кипел возмущением, вот сейчас, пожалуй, можно было себе позволить. Наставник Цижэнь просто выпер Сун Ланя и посадил под охрану! Как бы это ни называлось, это так и было по сути! — Идём, я должен довести тебя до твоей комнаты… — Я нужен Сун Цзычэню… — А он нужен тебе, всё понимаю, все понимают. Лань Цзинъи! — Сычжуй встряхнул его на ходу и сурово уставился в глаза. — Я прошу тебя, сядь и сиди на месте. Вы оба возьмёте себя в руки, наберётесь терпения и… и до утра что-нибудь изменится. Или до вечера. В любом случае, ты сдашь экзамены, а дальше — мы вместе сядем, посоветуемся, и что-нибудь придумаем. В крайнем случае, у нас есть секретное оружие, и я не постесняюсь его использовать, ты мне веришь? — Какое? Сычжуй только глаза закатил. — Если я тебе скажу, это будет уже не секретное оружие, верно? — Не вздумай жечь те талисманы, которые тебе вручил второй патриарх Байсюэ. Он же дурной, он примчится, и так поможет, что… — Цзинъи неожиданно поперхнулся нервным смешком. Представил на свою дурную голову триумфальное явление Сюэ Яна в Облачные Глубины. Пожалуй, это действительно секретное оружие, которое стоит придержать. Они распрощались до утра, и Цзинъи честно попытался набраться терпения, а Лань Сычжуй побежал навстречу Лань Чжаню… побежал. Да, с ним явно что-то неладное. Сычжуй притормозил, и оставшееся небольшое расстояние прошёл с приличествующим достоинством. — Спасибо… И хотя поклон был церемонным, Сычжуй смотрел на отца с горячей признательностью. Он действительно скучал. Он только учился выражать неудобные полыхающие чувства, и почему-то ему хотелось немного переступить через привычные приличия. — Мне нужно столько сказать… Это очень сложно. *** Лань Сичэнь мудро удержал улыбку, когда младший брат с идеальной элегантностью разрезал окутывающие всех путы распоряжений и ограничений. Словно ничего не сделал, только меч повернул, и тут же дал молодым адептам минутку чтобы переговорить. — Дядя, мы так ничего и не узнали о Байсюэ, — сказал он, едва остался наедине с Лань Цижэнем, и скромно занял место за столиком. — Уж не гневайся, но я считаю, что ты принял поспешное решение. Неужели юноши в самом деле должны быть сурово наказаны? Они выросли, возмужали… Он не считал двадцать ударов чрезмерным наказанием. Но запрет на общение даже с друзьями создавал гнетущее предчувствие, что прегрешения слишком велики. Подвергать сомнению решения Лань Цижэня при младших он, естественно, не мог. Но наедине вполне мог себе позволить высказать собственное мнение. Это не мешало заботиться о нём — налить чай, с почтением поставить перед ним чашку. *** — Выросли и возмужали, — Лань Цижэнь покачал головой. — Поспешным решением было бы выбросить этого человека вон. Поспешным решением было оставить там детей, мы ошиблись. Он коснулся чашки, задумчиво посмотрел на нее, отнял пальцы. — Да, я ничего не спросил, но неужели ты думаешь, я не вижу? Лань Цзинъи, я уверен, уже выстроил план в голове, а Лань Сычжуй едва сдерживал порыв кричать о несправедливости! — Лань Цижэнь посмотрел на племянника и все-таки поднял чашку. — У нас будет время, чтобы услышать все накипевшее. Может быть, уже завтра. Лань Сичэнь, этот человек отмечен тьмой. Что бы там ни случилось — мы узнаем рано или поздно, быть может достаточно просто спросить, но Сун Лань отмечен тьмой. Я не готов рискнуть еще одним ребенком. *** — Тьмой? Дядя, напротив, он стал… Лань Сичэнь задумался. Нет, великодушное «мы ошиблись» не ускользнуло от его внимания. Но решение принимал он сам, а дядя всего лишь не стал препятствовать. Но Сун Лань сейчас и тот Сун Лань, который стоял в разорённом Байсюэ с совершенно потухшими глазами — это буквально день и ночь. — Думаю, что это остаточное явление, — осторожно заметил Лань Сичэнь. — Я имею возможность сравнивать, ведь я его видел лицом к лицу и беседовал с ним. Допускаю, что я не распознал тьму тогда, но сравнить сейчас — могу. Дядя, неужели ты думаешь, что я не понимаю? Ещё как понимаю. Но оградить всех адептов Облачных Глубин от тьмы ты не сможешь. Вернее, сможешь, но это будет означать их гибель. Сам путь заклинателя в том, чтобы знать тьму, распознавать её и противостоять тьме. Спрятать их здесь, чтобы изучали её лишь по книгам — может и безопасно, но гибельно. *** — Может быть остаточное, может быть — наоборот, только начало. Я не хочу оградить всех, Лань Хуань! Я хочу оградить Лань Цзинъи. Не придется — всех, если сейчас что-то сделать. Но послушай меня, подумай. Однажды уже было принято одно решение, поспешное, суровое, несправедливое! Лань Цижэнь поднялся и отошел к окну. Там было совсем тихо. Лань Чжань давно ушел, он знал это, но образ младшего племянника, несчастного и безмерно одинокого, никогда не покидал его сердце, для этого Лань Чжаню не нужно было быть неизменно рядом. — Однажды мы не дали и года. Неужели ты думаешь, я запру его в раю навечно только потому, что есть правила? Книги? Страхи? Но я не могу и просто отпустить только потому, что однажды ошибся. Лань Цижэнь понимал, до какой степени сейчас несдержан и открыт, но с кем, если не с родным человеком? Он просил сейчас, просил о снисхождении, о времени, просил дать ему шанс не ошибиться снова. Просил у того, у кого не имеет права просить. — Пожалуйста, проводи завтра утром Сун Ланя. *** — Убеждён, что Лань Цзинъи понимает это... он неглупый юноша. В этом-то и беда… Лань Сичэнь чувствовал сострадание, но чем можно помочь, когда много лет бессильное раскаяние терзает душу, и это при полном понимании, что верного решения не было. Да и какое решение можно назвать верным? Жизнь состоит из цепочки, когда каждый раз делаешь выбор, верный или не верный, но просто отойти в сторону и отказаться от выбора невозможно. Потому что бездействие — это тоже выбор. — Конечно, я провожу Сун Ланя, дядя. Ответственность с нас никто не снимал… Но от ошибок мы всё равно не убережёмся, как ни жаль. Надеюсь, что хотя бы Лань Сычжуй сейчас успокоится. Он сомневался. Он не мог не сомневаться! Лань Сичэнь тоже поднялся, мысленно досадуя на обстоятельства — они так ничего и не узнали. Но стоило поинтересоваться деталями. Расспросить Цзинь Лина? А это неплохая мысль. И поговорить с Не Хуайсаном… интересно, каким образом и в результате чего было вдруг принято решение пригласить Сычжуя в качестве наставника в Цинхэ, неужели из-за той встречи в Облачных Глубинах, всего лишь? Лань Сычжуй неожиданно быстро приобретал разносторонний опыт, это могло быстро поменять личность. Радоваться этому или нет — Лань Сичэнь пока осторожничал. — Мне стоит поговорить с Не Хуайсаном, — он умолчал, что сначала переговорит всё-таки с Сун Ланем. *** *** *** Цзинь Лин с досадой понял, что ему вопросы задавать никто не будет. Не то чтобы так хотелось, но если Сычжуй пошёл, он бы тоже пошёл — он ведь тоже был в Байсюэ? Пришлось проглотить это без споров, Цзинь Лин как младший церемонно поклонился и удалился следом за Не Хуайсаном — ему же «провожать, чтобы не заблудился». Как будто Не Хуайсан может заблудиться в Облачных Глубинах! Да он тут каждую травинку может распознать без проблем, и объяснить, кто на этой травинке какой ногой стоял, когда он сам был ещё молодым адептом! Фея культурно шла рядом, приветливо скалилась и вела себя безукоризненно. Да, домашних животных в Облачных Глубинах нельзя было держать. Если это, конечно, не кролики Второго Нефрита. А вот молодой адепт Фея — это не домашний питомец, между прочим! Цзинь Лин понимал, что его дико распирает от желания тут же ворваться в ту комнату, нетерпеливо заявить: «Это вот всё ерунда, а вы знаете, что Не Минцзюэ жив?!»… а когда прямо подмывает распустить язык, это верный признак, что его следует прикусить. Встреченные адепты Ланьлин Цзинь, которые тоже должны были сдавать экзамены, не рискнули привычно задирать его в присутствии главы клана Не, но и ехидные взгляды остались без внимания. Не до них, есть более важные дела. — Глава клана Не, — вежливо улыбнулся Цзинь Лин. — Я собираюсь отправить письмо в Байсюэ, хочется отправить весточку своему наставнику. Мало ли. Вдруг он захочет присоединиться к письму. Да, не всё можно доверить бумаге, и не всё можно доверить посыльному. — Упомянуть вас в письме? Чтобы передали кому следует передать, что с ним всё хорошо, что он в Гусу, что всё идёт правильно. Цзинь Лин ещё сомневался. Он всё ещё сомневался! Но у него была своя голова на плечах. И не самая дурная голова, надо признать. Поумнела голова! *** — Это очень правильная идея, Цзинь Лин! — похвалил Не Хуайсан. — Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы ваш наставник оставался в неведении, ведь оно всегда порождает беспокойство. Они как раз пришли к комнатам учеников, здесь невозможно было оставаться наедине, повсюду люди и любопытные взгляды... насколько вообще могут быть любопытны адепты Облачных Глубин. Хуайсан прекрасно знал, что могут, и потому совершенно естественно, как будто так и нужно, он открыл дверь в комнату с именем Цзинь Лина, пропуская юношу вперед. — Беспокойство — это именно то, что я сейчас чувствую, — признался Хуайсан. — Даже не могу представить, в каком волнении сейчас учитель Лань и Цзэу-цзюнь. Он говорил доверительно, как будто делился с другом. А почему нет? Они оба беспокоятся за друзей, кому как ни Цзинь Лину сейчас понять его эмоции? — Я буду тебе очень благодарен, если ты напишешь в Байсюэ, что мы все благополучно добрались, и будем готовиться к испытаниям. *** — А беспокойство толкает на безрассудные поступки, — подхватил Цзинь Лин, расцветая приятной придворной улыбкой, и оставил Фею бдительно охранять подступы к покоям, поскольку нечего тут любопытным злоехидцам подкрадываться и развешивать уши. Он рассыпал цепочку вежливых извинений, и составил письмо немедленно. Обладая лёгкой рукой и умением выражать собственные мысли на бумаге, Цзинь Лин писал быстро, не затрудняясь с подбором выражений. «Наставник Чжи Чуань, спешу сразу отправить вам письмо, потому что это помогает мне оставаться собранным, терпеливым и рассчитывать на душевное равновесие. Вот-вот должно начаться официальное представление молодых адептов, которые будут принимать участие в экзамене. Как раз наставники закончат доверительную беседу с Лань Цзинъи и Лань Сычжуем, ведь детали восстановления Байсюэ — это очень важно. Глава клана Не тоже прибыл и был встречен благосклонно — готовимся к экзаменам и испытаниям, преисполнены спокойствием и уверенностью в собственных силах. Я пока не встречался с родными, полагаю, что дядя Цзян и дядя Яо прибудут в Облачные Глубины позже. У Верховного Заклинателя наверняка много дел в связи с предстоящими экзаменами, а дядя Цзян предпочитает не усложнять церемониалы своим присутствием, он человек действия, а не ритуалов. Фея тоже передаёт вам своё сердечное приветствие, а я, с вашего позволения, буду вам писать. Надеюсь, что у вас всё благополучно, и в Байсюэ всё благополучно. Ваш ученик, Цзинь Лин». Он с нежной улыбкой изучил это послание. Всё, что даже теоретически могло интересовать беспокойных жителей Байсюэ, он сообщил. Даже если письмо перехватят — а такое вполне могло случиться! — не прочтут ничего подозрительного. Так, восторженный бред сопляка. А в умении Чжи Чуаня читать между строк он почему-то не сомневался. — Значит, вы временно считаетесь рядовым адептом, а не главой клана Не? — Цзинь Лин сделал светское лицо. — Ах, я беспокоюсь за своих друзей. Лань Сычжуй наверняка хочет повидаться с Ханьгуан-цзюнем, а вместо этого сейчас вынужден… в общем, вряд ли их там хвалят на все лады. *** — Да-да, конечно. Прости, пожалуйста, что я тебе мешаю, просто мне очень волнительно ждать Лань Сычжуя в одиночестве. Хуайсан не пытался даже подглядывать, замер и сидел со сводом правил Гусу, которые здесь были в каждой комнате. — Ну формально я все равно глава, но здесь ко всем ученикам относятся одинаково, так что списать не дадут и поблажек не будет, — Хуйсан грустно улыбнулся и вздохнул, то ли от этого, то ли уже по поводу новой мысли: — Я боюсь, их ругают. И ведь они же не могут всего рассказать про то, как по-настоящему помогали в Байсюэ, они ведь герои... Ужасно. *** — Я вырос в обстановке, где не мешают даже пляски на столе, — Цзинь Лин улыбнулся, запечатывая письмо. — Осталось лишь выбрать посыльного, чтобы как можно быстрее доставить. А вы правы, их действительно сейчас ругают. Его улыбка стала более отчётливой и даже злорадной, словно мысль об этом вызывала мстительные чувства. Цзинь Лин побарабанил пальцами по столу, прикидывая и так и эдак, что и каким образом можно извлечь из этой ситуации. — Ханьгуан-цзюнь ещё не знает, что Сычжуй получит выволочку. Ну, зависит от суровости выволочки. Отправлю Фею навестить Второго Нефрита, будет полезно поставить его в известность. Цзинь Лин недолюбливал строгого Лань Цижэня. Искренне недолюбливал, и сейчас увлечённо строил планы, как обойти его гнев. Смягчать там бесполезно, но можно привлечь на свою сторону обоих Нефритов клана Лань, и продавить сопротивление наставника в обход. — Зачем вам списывать, — удивлённо спросил Цзинь Лин. — Если вашей подготовкой занимался Лань Сычжуй, то это не понадобится. А рассказать… да. Рассказывать кому бы то ни было что бы то ни было пока преждевременно. Скоро истина всё расставит по своим местам, и каждый получит свой пересоленный рисовый колобок по заслугам. Он оглянулся на дверь и нетерпеливо потёр руки. — Меня просто какой-то мелкий демон толкает в спину ошиваться неподалёку, чтобы сразу перехватить всех отруганных и выяснить, что происходит и чем им всё это грозит. *** — Мы не можем вмешиваться во внутренние дела клана, — с сожалением сказал Не Хуайсан. — Я бы и сам сейчас желал оказаться там, но этим можно только навредить. Он посмотрел на Фею, собака нервировала. Потому что совершенно непонятно, как и главное что и кому она может «передать». — Нам нужен план, Цзинь Лин. Я полагаю, Ханьгуань-цзюнь уже все знает, но ... Я думаю мне стоит попробовать поговорить с Лань Сичэнем, как только представится такая возможность. Я просто не знаю, что делать... *** — Конечно стоит, — Цзинь Лин покивал. — Это хорошее начало успешного плана, Цзэу-цзюнь всегда к вам прислушивался. Завтра, надеюсь, прибудет и мой дядя… Он покосился на Не Хуайсана и уточнил: — Из Юньмэна. Возможно, это не очевидно, но дядя Цзян отличается умением оттягивать на себя огромную часть сурового внимания наставников, несмотря на то, что сам уже давно не адепт. А ещё должен, наконец, прибыть дядя Яо… Цзинь Лин задумчиво взвешивал, стоит использовать его безусловные таланты улаживать дела, или лучше не рисковать. Цзинь Гуанъяо сумел бы всё уладить, но при этом неизвестно, чем бы это обернулось. Особенно если учесть секреты Байсюэ. Всё не так просто, всё очень даже сложно — особенно если учесть, что у дяди Яо к Байсюэ уже имелся совершенно явный интерес. Или кто-то просто хочет его очернить, что тоже вполне возможно. А вот что невозможно и не нужно — так это быть простофилей! — Не будем вмешиваться во внутренние дела, тут вы правы, — Цзинь Лин легко принимал необходимость осадить коней нетерпения. — Но ждать — очень трудно. *** *** *** Лань Чжань вышел и остановился на ступенях, постоял, глядя перед собой и в никуда. Год. Наверное для Лань Цзинъи это сейчас кажется вечностью. Ханьгаунь-цзюнь мерными шагами спустился вниз и пошел через большой двор навстречу сыну. Кажется, мальчики поговорили. А-Юань переживает как... — Здравствуй, — Лань Чжань придержал Сычжую руки, останавливая поклон, и тепло улыбнулся, взглядом, а губы не дрогнули. — Сложно, — согласился он и повел сына прочь, в свои покои. Только когда пришли, Лань Чжань нарушил молчание: — Это Сун Лань, верно? Можно даже не объяснять вопроса, ведь понятно, что патриарх Байсюэ и есть тот самый избранник, которому Цзинъи отдал свою ленту. Поэтому дядя и не выставил даочжана сразу и без разговоров — слишком большой скандал, поэтому ... да, поэтому дядя не послал за ним. — Прости, что я опоздал, расскажи, что случилось. *** Не понадобилось даже уточнять, что именно «это Сун Лань». Сычжуй только вздохнул и сначала спрятал руки в рукава, а потом уже понял почему. Он принимался взволнованно сжимать пальцы, это выдавало. Но разве спрятанные руки не выдают волнение точно так же? — Да, это даочжан Сун Лань, — Сычжуй помолчал, понимая, что даже отцу не может рассказать всего. Не имеет права, это слишком рискованно. — Как-то всё… быстро случилось сегодня, — он тяжело вздохнул. — Завтра утром нам с Лань Цзинъи достанется по двадцать ударов палками, но это как раз не так важно. Их нельзя разлучать… Да как же это объяснить, какими словами? Как рассказать это человеку, который каждую ночь часами играет Призыв, не теряя надежду, что именно произошло в Байсюэ? — И даочжан Сун Лань ничего такого не планировал. Он ответственный человек. Просто когда Лань Цзинъи что-то взял в голову и сердце — сопротивление бесполезно. Разумеется, я пытался его остановить. Безусловно, я собирался сообщить в Облачные Глубины. Но… — он с надеждой смотрел в родные глаза. Сколько людей считали Ханьгуан-цзюна безучастным и холодным… как же они ошибались. Сычжуй смотрел ему в глаза, и видел в них столько тепла, сколько не может выразить ни одно демонстративно любезное лицо. — Он столько вынес ради этого. Они оба. Цзинъи вообще собирался сразу отказаться от Облачных Глубин и не явиться на экзамены — даочжан Сун Лань напомнил ему о долге. Я просто боюсь, что он неистовым сердцем решится на любое безумие. *** Не планировал ... Это и нельзя планировать, настоящее — оно просто случается. Лань Чжань взял сына за руки, легко сжал пальцы и отпустил. Волнуется. Переживает. Знал, что накажут, что будет плохо — и все равно не смог сообщить. Так и должно быть. Он не стал расспрашивать, настаивать. Если столько вынес — значит, случилось очень много, да в конце концов даже просто переживания, сомнения, смущение и стыд — этого уже достаточно для одного юного сердца. — Даочжан Сун Лань все еще здесь, — Лань Чжань поставил на столик чайник и чашки, снова молчал, пока разливал горячий тонко пахнущий хризантемой чай. — Будет больно, А-Юань. Ему, Сун Ланю, тебе... Завтра, и потом — целый год. Не бойся. Дядя поймет бессмысленность этого года. Цзинъи поймет, как этот год ничтожен. Сун Лань поймет, что больше никогда нельзя будет потерять даже мгновения. — А-Юань. Просто приходи, если будет тяжело молчать одному. Лань Чжань не знал, откуда, но почему-то чувствовал, что там случилось что-то большее, чем то, что он услышал. Что за этим «вынести» — слишком много, чего не выразить словами. Если А-Юань не может рассказывать, если связан каким-то своим обещанием, он не будет спрашивать, а если сын его нарушит — то не осудит. *** — Пока здесь, — Сычжуй грел пальцы об чашку, прекрасно понимая, что это лишь пока. Именно пока здесь! А завтра? А через неделю? Через полгода? Невыносимо… — Будет больно, — он повторил это с тяжёлым вздохом. — Иногда мне кажется, что в мире есть только боль, её слишком много. Сколько боли… Будет больно всем. А ещё очень скоро — точно скоро, даже сердце тяжело дрогнуло от понимания! — будет очень больно Лань Сичэню. И это будет самая острая и страшная боль, потому что замешана будет на разоблачении, на разочаровании. Когда под ногами распахивается бездна — не так жутко. — Что же мне делать? — тихо спросил он. — В Байсюэ… у меня были прекрасные наставники. В Цинхэ — там я сам неожиданно стал наставником, но ещё и многому научился. Наказания я не боюсь, но смотреть, как дорогие мне люди терзаются от боли — невыносимо. Что мне делать? *** Много боли. Лань Чжань хотел только одного — чтобы его сын не узнал и малой части. — Смотреть, — в голосе Лань Чжаня не было и капли трагичной покорности судьбе или обречённости, он как будто говорил о чем-то естественном, как способность дышать. Боль — как дыхание, просто ему только это дыхание теперь и осталось, разбавленное воспоминаниями и любовью к сыну и брату, а для А-Юаня должно быть много, много всего. — Быть рядом. Это плохой ответ, но Лань Чжань не знал хорошего, нет хорошего. *** — Быть рядом, — Сычжуй только чаем запил эти слова, не в силах объяснить самому себе, что в этом сложного. — Чтобы быть с ними рядом, мне нужно разорваться на несколько кусков. И невозможно заставить человека не совершать ошибок… Где-то там, в далёкой вышине, гораздо выше Облачных Глубин, поднимался всё выше фонарик, которому он доверил свои желания. Почему-то именно сейчас Лань Сычжуй отчаянно надеялся на то, что этот фонарик добрался до той точки небес, где небожители приняли эти желания на рассмотрение. Ведь он не просил ничего сверхъестественного, ничего корыстного. И в числе прочего — чтобы отец перестал так обыденно и привычно говорить о боли. Сычжуй хоть и беспокоился, но провёл с отцом достаточно времени, чтобы обрести утраченное равновесие хотя бы в той мере, чтобы немедленно не кинуться исправлять несправедливые распоряжения наставника Цижэня. Потому что всё-таки смотреть и терпеть… нет, этому в Байсюэ не учили. Ему нужно было увидеть Не Хуайсана. Срочно.