Затмение

— А-Ян, — Сун Лань нахмурился, в который раз посмотрел на Сюэ Яна так, будто за час-два что-то могло кардинально измениться, и следящее вдруг почувствоваться. Они начали с того, что облазили все окрестности Города И, предположив, что с таким упадком сил Чжи Чуань и Цзинь Лин вряд ли могли переместиться далеко. Потом решили вернуться в Байсюэ — вдруг просто разминулись? Но нет, напрасно. Тогда отправились в Хэй, просто потому, что ничего более правильного в голову не пришло. Где прятаться, как не в землях, которые лучше всего знаешь? Но дом Чжи Чуаня оказался пуст, и не надо было долго думать, чтобы понять — тут давно никого не было. Обыскали все вокруг — тщетно. И вот сейчас, в надежде, что Сюэ Ян что-то почувствует, Сун Лань методично перебирал все вещи. — Может, они здесь были и оставили что-то для нас? Знак? Записку с витиеватой фразой, понятную лишь им? — Я совсем его не знаю, — тихо сказал Сун Лань, возвращая на место простой письменный прибор. Вот теперь, только теперь это стало очевидно. Почему за своей неприязнью, вечной попыткой увидеть подвох, он совсем ничего не узнал о человеке, которым когда-то восхищался? — А-И, смотри внимательно, может Цзинь Лин что-то оставил или обронил? Сяо Синчэнь молча взялся за аккуратное обследование дома. Никого здесь не было, не проходило даже... Он ничего не говорил, понимая, что сейчас у Сун Ланя явно не лучший момент, что чувство вины смешивается со злостью, что волнение соперничает с непониманием, почему он вообще так волнуется. Но они третий день искали без передышки, и Сяо Синчэнь сейчас надеялся, что Сюэ Ян поможет ему заставить хоть немного отдохнуть Сун Ланя и Цзинъи, который искал близкого друга и вряд ли будет просто уложить и его спать. — А-Ян? — сколько прошло с последнего «А-Ян?». Сун Лань думал, что время уходит, что если не нашли в первые сутки, то шансов все меньше. И он просто запрещал себе даже мысль о том, что следящее может пропасть, потому что Чжи Чуань и Цзинь Лин в непоправимой беде. А если кто-то нашел их раньше? Или... Печать Чжи Чуаня обладала огромной силой, они с Сюэ Яном не могли бы ошибиться — слишком хорошо знали природу таких вещей, и то, что происходило в городе И, было более чем наглядно. Если Вэньчжун просто не справится с этим? *** Когда не чувствуешь собственное следящее, то первая мысль, приходящая в голову, ни капли не радует. Чему тут радоваться? Следящее исчезает, когда объект мёртв. Ни знака, ни проблеска. В прошлый раз, когда они искали этого маленького паршивца, Сюэ Ян хотя бы чувствовал, что следящее работает — просто мешают барьеры, оно не даёт направление, оно не ощущается, оно сокрыто, но оно есть. Здесь и сейчас его не было вообще. Совсем. Совершенно и абсолютно. — Найдём, — уверенно и сердито отвечал Сюэ Ян. Свирепо прикусывал язык, чтобы не ляпнуть чего не надо, а перед глазами упорно рисовалась картина, которую ему пришлось видеть в бамбуковом лесу. Чжи Чуань лежал, запрокинув голову, а в его горле блестела золотой чешуёй заколка Цзинь Лина. Он так и не сказал никому, что тогда видел. Не смог. Там было слишком много пугающего для него, как будто в грудь напихали колючек, да ещё и ногой утоптали. Они искали, а Сюэ Ян всё время старался держать в поле зрения Сяо Синчэня, чтобы ни в коем случае не потерять его. И Сун Ланя — нет, хватит, он его уже терял, лимит исчерпан, такие события должны приключаться дозировано и один раз. Максимум — два, и то он уже всё потратил. А Сун Лань снова говорил это «А-Ян» и смотрел с надеждой, что вот-вот, вот должно было прорезаться. Но не прорезалось. Никак. От этого появлялось ощущение отвратительной тянущей тоски, когда хочешь немедленно исправить всё, а оно не исправляется. — Вот что, — наконец выдохнул он, когда они остановились на мгновение, обыскав не только дом Чжи Чуаня, но и дом Инь Цзяня в Хэй. — Знаешь что, я дурак. Нет, я умный, но местами дурак ещё тот, развесистый, что вот то дерево, торчащее на кладбище в Байсюэ. Будем надеяться, что главы кланов умнее, и кто-то из них уже раздал описания, что нужно искать по сторожевым башням, которые расставил наш дорогой друг Цзинь Гуанъяо. А на случай, если они вдруг такие же дураки как я — всякое бывает в жизни! — давайте-ка наведаемся к ближайшей башне, выломаем дверь, напугаем до полусмерти стражу и стребуем искать не только сиятельную жопу бывшего Верховного, но и нашего невыносимого святошу со свеженькой Печатью. Его по шлейфу тьмы должно быть видно — башни строились не чай пить с красивым видом, а нечисть отслеживать. Уж что-что, а тьму такого пошиба они должны были засечь, даже если Чжи Чуань с Цзинь Лином мимо прошли по широкой дуге. План был хорош. Он был хорош хотя бы тем, что не давал сидеть на месте с унылыми лицами и пугаться отсутствия результата. А чтобы не грызть локти, в каждой точке поисков Сюэ Ян оставлял человечка. Правда, не очень понимал, как будет разбираться и не лопнет ли у него голова от такого обилия травяных соглядатаев, но пока справляется — пусть они лучше будут. Вдруг они вернутся. Ну вдруг. В Байсюэ, в Хэй, объявятся в придорожной забегаловке, чтобы перекусить. *** Они опять устремились на поиски, Сун Лань как будто не чувствовал усталости, но Сяо Синчэнь ее видел. Измотанные погоней и волнением друзья, Сюэ Ян — это было в их глазах, сверкающих лихорадочным блеском, очередным разочарованием, новой готовностью лететь дальше. — Все, — ясно и спокойно сказал Синчэнь, когда башня не дала ответа. — Хватит. Если мы немедленно не дадим себе отдых, мы никого не найдем. Он обвел строгим взглядом всех и задержал его на Сюэ Яне. — Ложимся спать. Теперь человечков будет оставлять Сун Лань, иначе ты в конце концов не почувствуешь следящее, даже если оно мелькнёт поблизости. Падение кого-нибудь с меча от усталости не приблизит нас к Чжи Чуаню и Цзинь Лину. Нам важно мыслить ясно, идти и лететь быстро, видеть далеко. Синчэнь моргнул, в глаза будто песка насыпали. Сун Лань собирался возразить, потому что каждый час отдалял их от цели. Но он посмотрел на А-И, на Сюэ Яна, и сдался, кивнул. Сам пошел в сторону от дороги, чтобы не спать прямо у обочины. Сяо Синчэнь и тот держится на одном лишь желании найти друзей, но даже его, кажется, уже шатает. — Ян-ди, где твои неисчерпаемые запасы одеял? А-И, ложись. *** Это нужно было прекратить ещё в доме Инь Цзяня, в Хэй, но у Цзинъи не хватило окаянства. Он сам рвался вперёд, а стоило бы проявить больше осознанности и ответственности… Сейчас, когда его мысли озвучил Сяо Синчэнь, да ещё и так чётко и веско высказал, Цзинъи едва не сел сразу на краю дороги. От облегчения колени стали мягкими. Они действительно вымотались, а цепочка неудач хоть и удручала, но она же и гнала вперёд. Цзинъи казалось, что они вот-вот опоздают, случится непоправимое, но даже их выносливости и силам есть предел. Сюэ Ян был готов мчаться дальше, но споткнулся о строгий взгляд своего даочжана, и будто опомнился. Смотрел на каждого и только выругался себе под нос. — Ты прав. Я должен был раньше подумать. Он коротко ткнулся лбом в плечо Сяо Синчэня, послушно пошёл следом за Сун Ланем, и даже не стал с ним препираться по поводу места отдыха. Муравейника рядом нет — и ладно, уже лучшее из всех возможных мест. Сюэ Ян только покивал, доставая одеяла, каждому вручил еды и сурово побухтел, что есть придётся обязательно, иначе он свяжет и будет кормить силой. Цзинъи даже не спорил. Он просто лёг, и жевал лёжа, торопливо глотая едва пережёванное. Потом сел и задумчиво пошевелил пальцами. — А если я попробую сам поискать? — тихо спросил он и с надеждой посмотрел на Сяо Синчэня. — Если мы вместе попробуем поискать? Ведь нашли же мы в гробнице клана Не… — Это другое, — категорично обрубил Сюэ Ян и едва не подавился куском. — Вы искали нас. Сун Лань, скажи ему! Цзинъи, не вздумай. Сяо Синчэнь, ну скажи! Вы оба просто вычерпаетесь и сляжете на несколько дней. Простите, но я не верю… Это не сработает. А спать — сработает. И отдыхать — тоже сработает. Сун Лань, ешь! Гэгэ, я не вижу, что ты жуёшь. *** — Не ругайся, — Сун Лань вздохнул и взял еду. Есть не хотелось совершенно. Он сел рядом с Цзинъи, посмотрел на него и коснулся руки. — Это правда другое. Нас вы можете найти, а их придется искать обычными способами. Он с тоской посмотрел на еду, потом на Сюэ Яна. — Синчэня накорми. От усталости Сяо Синчэнь обычно не ел вовсе, Сун Лань это помнил и очень даже разделял такое состояние. Если челюсти не шевелятся, зачем шевелить? Он вяло откусил и так же вяло проглотил, запил водой. Вот и не скажешь ведь «не хочу». Во-первых, Сюэ Ян старался и переживал, как можно пренебречь? Во-вторых, он ведь и правда в глотку засунет, а дать ему локтем под рёбра Сун Лань сейчас не смог бы. И вообще, он патриарх тут, нельзя ерундой заниматься. Поэтому Сун Лань взял пример с Цзинъи, проглотил все, практически не жуя, и улегся рядом. — Спокойной ночи, — буркнул он, накрывая одеялом и себя, и Лань Цзинъи. «А-И, спи...» он прошептал ему в щеку почти неслышно, сгребая в объятия и тесно прижимая к себе. Серебро само потекло по коже, совсем тонкой пеленой укрывая обоих, его почти не было видно. *** Похоже, что аппетит был у Сюэ Яна, и больше ни у кого. Даже когда он сходил с ума и сползал в пропасть, когда его жизнь рушилась и проваливалась в подземные пещеры спёкшейся коркой, он всё равно ел. Да, при этом он вкуса не чувствовал, но как дикий зверь глотал куски, не пытаясь распробовать. Быть голодным — сделать себя слабее. Вот сейчас он с одобрением наблюдал, как Сун Лань ест, хотя явно не хочет. И Цзинъи ест, и тоже не хочет, но всё равно добросовестно жуёт. Вот с Сяо Синчэнем такое не прокатит. Сюэ Ян просто смотрел на него, не мигая, и ждал, что тот проглотит хотя бы кусок. Накормить своего даочжана — это всегда увлекательное приключение, которое имеет больше шансов закончиться ничем, чем всякое другое приключение. Если Сяо Синчэнь сейчас ответственно поест — хотя бы кусок, но лучше два! — то самое невозможное уже сделано, а значит найдётся и Чжи Чуань, и Цзинь Лин. И оба будут живы и даже если нездоровы, то излечимы. Ради такого случая можно всё-таки навести шороху, явиться в Цинхэ Не и выкрасть оттуда Инь Цзяня. Чтобы лечил. Хотя этого и воровать не придётся — сам пойдёт, ещё и впереди побежит, потому что Чжи Чуань его друг. Цепочка привязанностей. Цзинъи только удручённо вздохнул. Жаль, что не получится. И даже не положиться на полное надежды «а вдруг получится и прав именно я?» — он понимал, что не получится. Вместо любых споров он обнял Сун Ланя, прижался к нему как можно крепче, и как-то само собой получилось очень важное. Цзинъи легко и грустно целовал своего Цзычэня, отчаянно желая как можно быстрее завершить поиски. Обязательно удачно. Его совершенно не волновало, что у него буквально над головой стоит Сюэ Ян, который всё видит. Бесстыжими тут были точно не они двое, и серебро обнимало и успокаивало, лечило истрёпанные беспокойством души. — Спокойной ночи, — с изыскано-подлой вежливостью проговорил Сюэ Ян и плотоядно посмотрел на шею Сяо Синчэня. — Гэгэ, ешь. Два патриарха Байсюэ в один голос велят тебе не пренебрегать трапезой. Он расстелил их самое заслуженное одеяло. Этот ветеран одеяльного войска прошёл с ними столько, что наверняка может переродиться в особенное божество Идеального Отдыха. — И срочно отдыхать. *** *** *** Цзинь Лин не просто держал Чжи Чуаня во сне за руку. Он вообще отличался изумительным послушанием идеального ученика. Ему сказали не замерзать, и он принялся выполнять это распоряжение всеми средствами, которые у него имелись. А именно прилез как можно ближе к Чжи Чуаню, прижался, угрелся, и вообще обмотал край полуоторванной тесьмы вокруг запястья наставника, чтобы тот никуда не делся. Он спал впрок, будто до этого невесть чем занимался. Странно, но он же спал практически всё время, что находился тут. Вэй Усянь тоже отсыпался с процентами и на всякий случай. Проснулся лишь когда оклемавшийся желудок настоятельно принялся требовать еды. Шантаж ледяными ежами голода оказался очень действенным, и пришлось выбираться из гостеприимного одеяла. Он немного поудивлялся тесным объятиям на этой постели, но потом попытался представить себя на месте Чжи Чуаня и лишь кивнул. Он сам бы так сделал. Вообще-то может ещё и похлеще сделал бы, чтобы гарантировать обязательное присутствие ученика на месте к моменту своего пробуждения. Что же, у него есть пачка веских причин не ждать, пока эти двое проснутся, и не будить их. Вэй Усянь встряхнул одеяло, набросил на это изумительное свидетельство глубокой душевной привязанности, и пошёл исследовать всё вокруг. Безночный он знал не так хорошо, как следовало бы, но с другой стороны — Чжи Чуань его не знал вообще, а Цзинь Лин и не мог знать. Он в меру сил изучил барьеры, удивился их незнакомой структуре и немалой прочности и озадачено хмыкнул. Это что же, возводилось чтобы его удержать внутри? Как-то избыточно. Да и был ли смысл удерживать. Вэй Усянь с опаской порылся в памяти, но там на тему событий сразу после смерти не было ровным счётом ничего. Досадно! И спросить некого. Зато он приблизительно помнил, где конкретно могло храниться что-то съестное. Безночный огромен, здесь обязательно есть не одно хранилище провизии, и пусть большая часть оказалась испорчена или съедена, или разграблена, или что-то ещё, но он сволок всё найденное ближе к их временному пристанищу. Не самому удобному, стоит признать. Сквозняков много, открытое пространство близко. Он бы затаился в более укромном местечке. И вот опять — почему нужно таиться? Зачем? Осталось пофыркать и топить подступающий голод большим количеством горячей воды, насмешливым напитком, который притворялся чаем, и продолжать варить горсть риса на ведро воды. А как по-другому обозвать эту еду? Главное, не позволять себе думать о еде. Цзинь Лин всё-таки проснулся раньше наставника, но не спешил выбираться из-под одеяла. Откуда оно взялось, он и не вспомнил. Просто смотрел, как Чжи Чуань спит, и не задавался сложными вопросами. Лишь когда он открыл глаза, Цзинь Лин принялся распутывать импровизированную привязь с его запястья. — Вэньчжун, ты не подумай дурного. Я просто не хотел, чтобы ты снова куда-то делся, пока я сплю, — он бессовестно улыбнулся и подался ещё ближе, едва не прикасаясь кончиком носа к его носу. — Ты набрался сил? *** Чжи Чуань проснулся от мысли, что нужно проверить, на месте ли Цзинь Лин, но еще и глаза открыть не успел, как уже знал — он здесь. А потом Чжи Чуань его увидел, так близко, что лицо мальчишки расплывалось. Вэньчжун чуть отстранился, под одеялом копошился Цзинь Лин, задевая его запястье. Что он распутывает? Это он что же, привязал его во сне?! Чжи Чуань даже не знал, что с этим делать, но прекратить не потребовал. Это очень странно — лежать рядом под одеялом, быть так близко... что не хочется уходить. Совсем не хочется, наоборот, но ведь это значит пренебречь ... чем? «Наверное, я еще не совсем проснулся», — подумал Чжи Чуань, потому что иначе отчего бы мыслям путаться? — Что я могу подумать дурного? — он улыбнулся, — А вот ты, кажется, успел? Не помню, чтобы я исчезал, пока ты спишь. Вставать все-таки придется, иначе он же просто обнимет мальчишку! Начнет проверять, цел ли он и здоров ли... Наверное, это нормальное волнение за ученика? С этой мыслью пришло горькое понимание, что он потерял право называть Цзинь Лина учеником. Чжи Чуань пошевелился и стал стягивать одеяло, стараясь не разглядывать лицо мальчика, уж слишком все близко. — Нужно вставать, А-Лин. Нам еще предстоит понять, что тут за крепость устроили и как тебе попасть домой, — он сел, кое-как поправил одежду и стянул ослабшую ленту с волос. *** Кто знает, что наставник может подумать дурного. Цзинь Лин только выпятил подбородок, так жутко хотелось немедленно уличить Чжи Чуаня в том, что он именно что исчезал, но не получалось. — Успел. Я тоже не помню, но и ждать первого раза не хочу. Мне что-то тревожно. И почему это «мне» домой? Нам… Он выбрался из-под одеяла, тоже приводил себя в более-менее достойный вид. Насколько это вообще возможно, исходя из состояния одежд. Создавалось странное впечатление, что он пытался вымыть весь Безночный город собственным подолом. Но пришлось пренебречь, потому что переодеться всё равно было не во что. А-Лин. Наставник так его назвал, и кажется не первый раз, но именно сейчас осознавать было так приятно. Цзинь Лин уже собирался деловито уточнить хорошо ли он себя чувствует, но вместо этого только взял Чжи Чуаня за руку, повернул её, чтобы посмотреть на порез… какой-то слишком свежий порез. И он, кажется, совсем другой. Не такой, как был. Или это была другая рука? — А где этот… — спохватился он, и потряс одеяло за угол, будто оно было ответственно за надзор за незнакомцем, который обнаружился в Безночном городе. Между прочим, внутри барьеров! — Этот — тут, — Вэй Усянь вполне приветливо фыркнул и грохнул на стол миски с едой. — Знаете что, я бы с наслаждением отсюда выбрался побыстрее. Хочется еды. Вкусной. Острой. Хорошей. Супа! Со свиными рёбрышками… Не стоило это сейчас вспоминать, от этого портилось настроение. Он что, мало натерзался с подачи Чжи Чуаня? И ясно, что для дела, но от этого не менее больно. Словно широкую ссадину щедро посыпали крупными кристаллами соли, и принялись втирать с воодушевлением, достойным лучшего применения. — Я тут, пока вы спали, посмотрел барьеры. Однако, хорошая работа. Похвальная, я бы сказал. Цзинь Лин только с подозрением прищурился, когда этот человек упомянул суп. Но продолжение про корень лотоса не последовало. Он сел бы за еду сразу, но стоило умыться. Вода была где-то в той стороне… кажется. Да что ж не так-то? Что-то было точно не так, как обычно, даже не так, как было с самого начала, когда они сюда только попали. И этот человек почему-то не говорит, как его зовут. И наставник не сказал. Он, правда, сам не спросил, хотя может и стоило бы. И как воспитанный младший он не спросил бы. А как наследник великого клана — запросто! — Чжи Вэньчжун, ты нас представишь? Словно и не в запылённых одеждах тут стоит. Цзинь Лин доброжелательно улыбнулся, тут же сообразил чью улыбку невольно скопировал, и моментально перешёл к непримиримой вызывающей гримасе. Вэй Усянь с любопытством наблюдал за этими переливами слишком юного лица, и старался не хохотать. Слишком уморительно получалось. И слишком похоже. Желание рассмеяться немедленно сменилось грустью. — Вот за едой все и познакомимся, — предложил он, невольно стараясь оттянуть этот неприятный момент. *** «Нам». Чжи Чуань уже даже рот открыл, чтобы сказать, что никаких «нам» не может быть, это нужно сказать и вообще все нужно сказать как можно скорее. Но Цзинь Лин встал, он двигался, смотрел, и Вэньчжун подумал, что ведь этого всего чуть не лишился. То есть, нет, мир чуть без этого не остался... А потом Цзинь Лин взял его за руку, и Чжи Чуань промолчал. — Это скоро пройдет. Быстро заживает, — он отнял руку, сжал кулак, потому что от этого появлялось другое ощущение — тянущее от заживающей раны, и оно скрывало тепло прикосновения Цзинь Лина, которое не позволяло решиться. А надо. — Здравствуй, — он кивнул Вэй Усяню, который, кажется, выглядел уже вполне сносно для вчерашнего мертвеца. — И спасибо. А-Лин, нельзя пренебрегать трапезой, садись. Чжи Чуань его даже деликатно усадил, сел рядом, взял ложку, подавая пример. Нет, нельзя, эта трусость — Цзинь Лин такое точно не оценит и нельзя оскорблять его своей трусостью. Он все равно взял мальчика за руку, несильно сжал его пальцы и, наконец, произнес: — Цзинь Лин, это Вэй Усянь. Твой дядя. Мы с ним встретили здесь случайно, и он нам очень помог. Честно говоря, без него я бы не справился. Сердце рухнуло куда-то вниз и замерло. *** Так. Значит что-то всё-таки не так, уж слишком наставник внимательный, словно дорогую фарфоровую вазу своего ученика устраивает у стола. Цзинь Лин заподозрил это ещё когда он отнял руку. Значит не пройдёт. Значит не заживает. Значит что-то всё-таки пошло не так. Что-то с Печатью? Она что-то всё-таки разрушила окончательно? Позвольте-ка, а почему он сам вдруг так двигается спокойно, будто не собирался тут умирать уже? Не выздоравливают так запросто, значит Чжи Вэньчжун снова что-то учудил. Да, снова! Он, значит, сначала с полуразрушенным золотым ядром из города И выбрался, а теперь случилось что-то гораздо хуже! Что же, он сел. Стоит побыть дорогой вазой из тончайшего фарфора, если наставнику это кажется важным. Цзинь Лин взялся за ложку, сделал вид, что совершенно спокойно относится к этому внезапному пожатию руки — сердце упало куда-то в желудок и начало медленно перевариваться. Он ждал ужасного и услышал ужасное. Даже не шевельнулся, и руку не отнял. Скептически перевёл взгляд на этого… на этого. Поджал губы, положил ложку на стол. Где-то в голове быстро-быстро застучало горячим. Больше всего на свете сейчас хотелось орать, топать ногами, выхватить меч… Цзинь Лин не мигая смотрел на Вэй Усяня, а когда он открыл было рот что-то сказать, резко мотнул головой. Чтобы не смел. Чтобы молчал. Руку у Чжи Чуаня он не отнимал, лишь высвободил большой палец и сам его пальцы сжал крепче. Второй рукой неторопливо изобразил в воздухе над миской Чжи Чуаня светящийся от ци знак, внимательно его изучил. Повторил над своей миской, изучал так же внимательно. Вэй Усянь только глаза закатил. Распознавание ядов? Серьёзно? Цзинь Лин взялся за ложку, погрузил её в эту кашу, зачерпнул немного, сунул себе в рот. Молча ел, только взгляд уже не сиял радостью и настороженность утратил. Это была не настороженность — это было тяжёлое давящее убеждение. Он проглотил ещё ложку каши, счёл, что вполне не пренебрёг трапезой. — Замечательно, что вокруг очень крепкие барьеры, — наконец отмер он, и тут его осенило. Осенило так резко и безжалостно, что дыхание перехватило. — Понятно. Голос сорвался. Он и так старался говорить очень тихо, потому что боялся, что от бешенства точно натворит что-то ужасное. Ему не победить Старейшину Илина. Он сможет сделать ровным счётом ничего. Вот почему Чжи Вэньчжун так трогательно о нём сейчас заботился. — Извольте обождать немного, — ледяным тоном озвучил свою решимость Цзинь Лин. — Я сейчас возьму меч своего отца, и начнём. Он высвободил пальцы из руки наставника, с сожалением погладил эту руку. — Чжи Вэньчжун. Он убил мою мать. Он убил моего отца. Я должен его убить, и убью. Что он сделал с тобой? Вэй Усянь только застонал и потёр виски. Здесь даже возразить нечего. Сейчас мальчишка возьмёт отточенную железку — да, это очень заслуженная железка, но всё же! — и примется гонять его по всему Безночному. — Цзинь Жулань, послу… — начал было он. — Не смей! — рявкнул Цзинь Лин и подорвался с места, одновременно всадив кулак в поверхность стола так, что посуда подпрыгнула, а Старейшина Илина от неожиданности заткнулся. — Не смей меня так называть. Не смей меня вообще никак называть. Сейчас будет поединок, и я знаю чем он закончится. Не смей, понял?! — Я тебе говорил, — Вэй Усянь бледно улыбнулся. — Весь в бабку… *** Вот это спокойствие — оно пугало. Чжи Чуань сейчас всем нутром чувствовал, как бы в нем тьма ни угнездилась, сердцем, душой, что насколько Цзинь Лин спокоен внешне, настолько там буря внутри. Захотелось схватить его и убрать отсюда, обнять и не отпускать. Чжи Чуань себе это даже представил. Вот он хватает, например, а вот получает пяткой в ногу, потому что мальчишка, конечно, не даст себя уволочь, ему же надо в бой! Нет, зачем себя обманывать? Никуда ему не надо. Ему просто больно, потому он и пытается быть спокойным. Очень больно... Но это спокойствие ненадолго. Словно в подтверждение этих мыслей Цзинь Лин грохнул кулаком по столу. Действительно, прямо Цзян Чэн. — Я тоже знаю, — спокойным твердым голосом сказал Чжи Чуань. Поединка не будет. Он поднялся и повернулся к Цзинь Лину. — Да. Он убил твою мать и отца, я понимаю. Ты даже допускаешь, что он что-то сделал со мной, ну... хорошо. Чжи Чуань кивнул, по-настоящему соглашаясь с тем, что у Цзинь Лина, наверное, есть повод считать его таким слабым. — Сюэ Ян убил всех в Байсюэ. И многих невинных людей, — Вэньчжун счел, что ничего больше не надо объяснять, потому что мальчик умен и честен, а если нужно, значит разум Цзинь Лина совсем затуманен гневом. — Сядь и поешь. Вэй Усянь готовил для нас, пока мы отдыхали, хотя сам устал гораздо больше. *** Вэй Усянь уже и не был против поединка. Конечно, убить себя заново он не даст, но почему же не позволить мальчику помахать мечом. Может выплеснет гнев и станет восприимчив к беседе. Однако нахватался у кого-то, что это вообще было? «Извольте обождать». Ох ты, какие церемонии. Он даже поднял руку, чтобы сообщить, что всё-таки, если уж совсем не грешить против истины, он виновен, но он не убивал. Формально. Да, виновен. Но не убивал. Правда, при этом он сам о себе понимал, что он именно что убил обоих, и не снимал с себя эту вину, и казнил себя за это и эта рана не заживёт никогда. Но всё-таки… Нет, ну он же объяснил этому Чжи Чуаню из Байсюэ, что и как. Или недостаточно объяснил? Руку пришлось опустить, потому что началось что-то непонятное. — Сюэ Ян тут каким боком, — буркнул он. Ну спасибо за такие сравнения! — Это другое, — Цзинь Лин помедлил и сел. — Сюэ Ян не предавал Байсюэ. — Момент, — не выдержал Вэй Усянь. — Я не предавал Юньмэн! Мало ли, что считают предательством окружающие! Когда Мэн Яо ушёл из Цинхэ, тоже говорили, что он предатель, а оказалось… Пришлось прикусить язык и снова заткнуться, потому что у мальчишки посерело лицо и он без сил упал на скамью, будто из него разом вытащили все кости. Даже плечи опустились. Ясно, что сказал что-то не то. Вэй Усянь терпеливо ждал, вопросительно глянул на Чжи Чуаня. Цзинь Лин как сел с размаху, так и сидел. Противная дрожь трясла его изнутри, он до боли стискивал зубы, чтобы не начать орать. С трудом дотащил до рта ложку с кашей, но открыть рот не смог, и подступившие к глазам слёзы казались унизительными до ужаса. Пришлось вернуть ложку обратно в миску и убрать руки со стола. — Ты сказал — для нас, — с горем пополам процедил он сквозь зубы. — Вэньчжун. Ты не ел. Ешь. Он прожигал Вэй Усяня злым взглядом, и не мог отыскать в себе ничего, что его оправдало бы. Сюэ Ян мерзавец, это понятно. Сюэ Ян убил Не Минцзюэ. Не Минцзюэ имел право убить Сюэ Яна, но не убил. Почему? Почему всё сплелось в болезненный горячий ком в груди, и никак не оставит его в покое? Как же хочется забыть. Как же хочется всё забыть! — Забыть, — тягучим шёпотом протянул Цзинь Лин, отчаянно пытаясь дышать. — Не поможет, — Вэй Усянь глотнул воды и сумрачно вздохнул. — Даже когда забываешь, боль мучает. И мучает в разы сильнее. Я проверял. — Рассказывайте, — Цзинь Лин снова взялся за ложку. — Всё рассказывайте. Никаких недомолвок. Никаких. Я выслушаю и приму решение, но не раньше, чем всё узнаю. Спешить нам, я так понимаю, уже некуда. *** — Не предавал, — согласился Чжи Чуань. — Он вообще очень честный человек. Сюэ Ян просто пришел и отнял у Сун Ланя дом и семью. И часть души, хотя не собирался. Не все зло происходит намеренно. Да, у зла тоже свой путь. Очень близко к добродетелям, иногда оно идет прямо по ее следам, а иногда — рука об руку. Если бы несколько месяцев назад ему сказали, что он подобное скажет о Сюэ Яне, Чжи Чуань даже не удостоил бы такого глупца ответом, но вот ведь... теперь сам как Сюэ Ян, есть, за что убить. Вэньчжун молча сел на место, даже отправил в рот ложку каши, даже заставил себя ее проглотить. Сейчас от него требуется рассказать о том, что он сделал. Это правильно. Рассказать не наедине, а в присутствии совершенно незнакомого человека, чужого. Тоже правильно. Он заслужил это чувство, когда у тебя вот-вот отнимут жизнь, а от стыда не скроешься и от страха тоже. — Да, — тихо сказал Чжи Чуань и отложил ложку, посмотрел на Цзинь Лина. — С самого начала, с того дня, когда я тебя обманул. Я взял твою кровь обманом, потому что она нужна была, чтобы мы с Сюэ Яном могли создать иллюзию. Нужна была кровь Верховного, но ее не было, был ты. Для идеальной иллюзии, чтобы он решил, что все идет по плану, и тело — то же, и Печать формируется. Но я не ожидал, что она начнет так яростно поглощать все вокруг, нужно было заставить ее жить так, как ожидал бы Цзинь Гуанъяо. Я остался там и нашел только один выход — пустить Печать к самой сути силы того, кто ее создал, к своему золотому ядру. Это получилось и даже получилось остановить ее голод, но я понял, что теперь тот, кто прикоснется к ней помимо меня, будет проклят. Я рассказал об этом в Байсюэ, но не тебе, решил, что скорее всего именно Цзинь Гуанъяо возьмет Печать, и это даже неплохо. Но ее взял ты. Не знаю, почему мы с тобой оказались в Безночном городе, не должны были, но к счастью, здесь жила душа, нет... — Вэньчжун глянул на Вэй Усяня, — ... сущность. Она пообещала мне помочь избавить тебя от проклятья, если я найду для нее тело, потому что твое стало лишь временным для нее пристанищем. Мы заключили сделку и спустились вниз, под гору, и нашли там тело, замерзшее в ледяном склепе. Я поверил чужой душе, тьме... я бы поверил кому угодно. Чжи Чуань тут же пожалел о последних словах, как будто о попытке оправдаться, и заставил себя вернуться к сути: — ... принял тьму и разрушил свое ядро, чтобы душа могла попасть в это тело. Я заставил ее пережить боль, которую невозможно описать, но все получилось. Душа Вэй Усяня вернулась в его тело, и твой дядя забрал проклятье, которое почти убило тебя. Единственным способом все это произнести оказалось говорить ровно и спокойно. Как будто Чжи Чуань говорил не о себе, не о Цзинь Лине, а о ком-то совершенно чужом и далеком. Когда он закончил, то почувствовал себя настолько пустым, что с трудом сдержался, чтобы не сжать в ладони Печать, заполнить эту пустоту хоть чем-нибудь. Продолжить есть у Вэньчжуна выдержки уже не нашлось, он коснулся ложки, но пальцы дрожали так, что Чжи Чуань просто сжал кулак и заставил себя не смотреть в пустоту, а поднять взгляд на Цзинь Лина. *** Видимо, он всё-таки высказал это требование нужным и правильным тоном, потому что Чжи Чуань действительно начал рассказывать. И начал, вопреки ожиданиям, издалека. И весьма странно. Цзинь Лин только коротко глянул на него, и снова сунул в рот ложку каши. Не было другого способа солгать, что с ним всё более-менее, как будто в этом был своеобразный ритуал. Эта несчастная каша сегодня стала для всех испытанием. Цзинь Лин слушал, смотрел на своего наставника, и задавался вопросом, как они умудрились до этого докатиться. И почему он не видел вот этого всего, что ему сейчас рассказывали. Он дослушал. До конца. Он сумел дослушать, ни разу не попытавшись перебить. Что же, нужно уметь признавать — он перенял от дяди Яо некоторые очень полезные привычки. Например, внимательно слушать. Разве что сейчас Цзинь Лин даже не пытался доброжелательно улыбаться. Только законченный сумасшедший будет улыбаться, слушая о такой жуткой цепи событий и принимаемых решений. Вэй Усянь молчал, хотя вопросы из него так и лезли. Ничего, эти двое сейчас разберутся, кто кого должен убить, и должен ли вообще, и тогда можно будет спрашивать. Здесь стоит проявить терпение. В одном мальчишка прав — пока что им спешить некуда. А жаль. Эти проклятые барьеры серьёзно отравляли новообретённую жизнь. Вот и были сказаны завершающие слова. Цзинь Лин молчал, на случай если это не всё. И прежде чем открывать рот, стоило всё-таки поразмыслить. Этому его научил его наставник. — Ну обманул и обманул, — буркнул он, упрямо набычившись. — Откуда ты мог знать, что я не побегу докладывать дяде Яо о твоих кознях. Мало ли. Наставники не лгут, а интерпретируют информацию согласно нуждам ученика сообразно текущей обстановке. Что не сказал о проклятии… это зря, конечно, но опять же — откуда тебе было знать, что я попытаюсь не дать дяде Яо схватить Печать. Он накрыл ладонью сжатый кулак Чжи Чуаня и цепко сжал пальцы, чтобы тот не вздумал отнять руку. — Вэньчжун… тебе… — голос Цзинь Лина дрогнул. — Больно? Он искал в его лице подтверждения того, что он принял тьму, и не находил чего-то явно выраженного. Глаза не светились красным. Рога не выросли. Клыки изо рта не торчали. Помешались все, что ли?! — Ну принял и принял, послушай, у Байсюэ два патриарха, один другого темнее: что Сун Лань, что Сюэ Ян… Вэй Усянь только беспомощно открыл рот, мудро закрыл рот, попытался запить эту новость из пустой чашки, безуспешно пытаясь сделать хоть глоточек. Видимо, это подало сигнал, что он ещё жив, потому что Цзинь Лин перевёл взгляд на него. Нужно сказать, моментально посуровевший взгляд. — Так, — сердито уточнил Цзинь Лин. — Теперь на тебе то проклятье, и оно тебя убьёт? Какой-то замысловатый способ самоубийства. А если проклятье было на мне, то формально я тебя убил. В наши неспокойные времена это ещё не всё — вот Сюэ Ян убил Не Минцзюэ, и кому это чем помешало? Он уловил в глазах Вэй Усяня мечущийся там вопрос и скупо уточнил: — Мой дядя Мэн Яо велел Сюэ Яну убить главу клана Не. Сюэ Ян отрубил голову Не Минцзюэ, потом в Байсюэ его снова вернули к жизни. — Это охренеть как утешительно, — медленно проговорил Вэй Усянь и нашарил на столе чашку, в которой ещё болталась вода. — Это моя чашка, — сердито буркнул Цзинь Лин и отнял её. Что он пока не убивает Старейшину Илина, это ещё не повод пить из одной чашки. *** Чжи Чуань посмотрел на руку Цзинь Лина, как будто это было что-то непонятное. Он ожидал чего угодно, но только не такого доверия. — Я никогда не думал, что ты побежишь к дяде, дело не в этом... Он замолчал. Стоило вообще сейчас что-то объяснять? Зачем? Вот, Цзинь Лин все еще здесь, не гонит его, не проклинает, важно ли ему сейчас знать, что Чжи Чуань никогда не думал о нем плохо, и даже если б мальчишка решил сообщить все дяде, то никогда бы его не упрекнул? Потому что не было в то время в Байсюэ никого в более сложном положении, чем Цзинь Лин. Больно ли ему? Больно. Но ведь мальчик спрашивает не о той боли, которая от страха. — Не больно, нет, — Чжи Чуань накрыл его ладонь своей и посмотрел в глаза. Как Цзинь Лин может даже не злиться на него? Называть его этим именем и вообще... Вэньчжун настолько не ожидал, что даже не знал, что сказать, сердце куда-то подскакивало, захотелось что-то сделать, важное, пока все так, пока ничего не изменилось. Нужно взять себя в руки и перестать тратить мысли и силы на бесполезный страх. — Ты говорил про барьеры, Вэй Усянь. До того, как мы спустились, у меня не было на них времени, но ты прав, они настолько серьёзные, что невозможно было не почувствовать. Здесь как будто крепость выстроили, даже птицы сворачивают, словно над городом купол. Пойдем посмотрим. А-Лин? С этим нужно решить скорее. *** Что его так настораживает? Почему он так смотрит? Цзинь Лин считал, что дал наставнику достаточно времени для спутанных мыслей — ровно те несколько мгновений, пока он смотрел на Вэй Усяня и неодобрительно хмурился. А теперь наставник смотрит ему в глаза так, словно он как-то неправильно что-то понял или не в ту сторону осмыслил. — Нет, — решительно сообщил Цзинь Лин, даже и не думая двигаться с места. — Мы никуда не идём и ничего не делаем с барьерами прямо сейчас. Я ещё не доел. И не ел. Просто сидел неподвижно, потом очень плавно придвинулся к Чжи Чуаню и обнял его. Упрямо обнял и не шевелился, потому что у него был очень тяжёлый период. Потому что всё скрутилось в какой-то болезненный узел, и никак не желало распутываться. Он имеет право на объятия. У него нет никого ближе. Этот новоявленный дядя — не вариант, пусть благодарит проклятье, что он ещё не удивляется, откуда в животе меч. И к слову, это ещё не гарантия, что так не будет. Он ещё не решил. — Сейчас, — выдохнул Цзинь Лин, и вместо того, чтобы отпустить, только сильнее сжал руки. Вэй Усянь только глаза отвёл. И не скажешь ничего, и воспитывать не кинешься. Из него воспитатель, прямо сказать — так себе. Мальчишка ещё бледноват, и неудивительно. Его, по идее, нужно в постель, и выпускать только за стол, чтобы поел. — Я могу попробовать взломать барьеры, — наконец вполголоса сказал он, предварительно кашлянув, чтобы соблюсти приличия и деликатность. — Решил ничего не предпринимать, пока вы спите. — Правильно сделал, — буркнул Цзинь Лин и упрямо спрятал лицо на шее наставника, глубоко вздохнул. Его отпускало медленно. Слишком медленно. Нужно поспешить, а он раскис. — Если барьеры прикрывают город сверху куполом, то и выхода через подземелья наверняка нет. Иначе не было бы смысла. Барьеры точно ставили заклинатели Ланьлин Цзинь, потому что Безночный город после Аннигиляции Солнца отошёл под управление Ланьлин Цзинь. Но судя по тому, что я вижу, науправляли тут негусто. Дядя Яо не допустил бы, чтобы в землях Ланьлин Цзинь посторонние заклинатели ставили бы какие-то барьеры без его ведома. Цзинь Лин всё это бухтел, не отпуская наставника. *** Спастись делом не удалось, Чжи Чуань и глазом моргнуть не успел, и подумать как следует, как оказался в объятиях мальчишки. Это так странно и неловко, когда тебя обнимают, а не сразу понимаешь, куда руки деть. Чжи Чуань дел их на Цзинь Лина, прижал легонько к себе и чуть не сказал участливое «ну-ну», но наткнулся взглядом на Вэй Усяня. Вот ведь! Он не может подождать и помолчать? Сделать вид, что его тут нет? Неужели он не видит, что Цзинь Лину сейчас непросто? У него сложное время, слишком много всего навалилось. Чжи Чуань хотел кивнуть, что да, иди уже попробуй, но не кивнешь, когда нос уткнулся в шею, а каждое слово разбегается по ней и дальше по спине и плечу теплыми щекочущими мурашками. У Чжи Чуаня хватило ума сообразить, что самое неправильное, что он мог бы сказать, — это что-то вроде «Цзинь Лин, ты ведь теперь глава клана», в этом было бы все сразу: и «ты же уже взрослый, а взрослые так себя не ведут», и «у тебя есть дела поважнее», и много всего неправильного. Но разве можно вот так... близко? И так... важно? Нет, этот момент Чжи Чуань уж точно не хотел бы переживать на глазах у Вэй Усяня и кого бы то ни было вообще, но другого раза не предвидится, так что Чжи Чуань просто обнимал и дослушал, и подождал, но все-таки... это неправильно. Будет только сложнее, если так делать. — А-Лин... — Вэньчжун тихонько кашлянул и погладил его по спине. — Ты так и не поел. *** Покивать, не разжимая рук и не убирая лица от шеи. Угукнуть, чтобы наставник понял, что это он услышал и согласился. На случай, если кивки оказались недоходчивыми, потому что он же не видит, что там ёрзает этот ученик по наставнической шее. Это драгоценные мгновения, которые не хочется терять, и можно солгать себе, что вот теперь наконец всё хорошо. Нет, не хорошо. В этом колобке всё ещё слишком много соли. Хорошо, скорее всего, не будет никогда, но он хотя бы постарается, чтобы было не совсем уж плохо. Вместо ответа он только глубоко вдохнул, жарко выдохнул, и лишь после этого выпрямился. Что на всё это смотрит Старейшина Илина — это смущало его примерно так же, как свидетельство дождя или ветра. То есть — никак. Цзинь Лин посидел немного, деловито взялся за ложку и начал есть с такой ответственностью, словно это была его работа. Обязательная работа, от которой зависит благополучие клана как минимум. Отчасти, так и было. — Вэйньчжун, нам действительно нужно скорее выбираться. Там Фея с ума сходит и наверняка пытается нас отыскать, — он мужественно запил ужасную еду не менее ужасным чаем. — И не только Фея. И словно между прочим придвинул ближе к наставнику его едва тронутую еду. Потому что ответственность это не только героически превозмогать. Это ещё и есть. И спать. Не пренебрегая. Вэй Усянь даже бровью не повёл. Да, между этими двоими явно больше, чем между наставником и учеником. И они явно оба не в курсе. Чжи Чуань из Байсюэ точно не в курсе, или пытается всеми силами прекратить и не принимать участия в этом безумии. Может и получится. А может и нет. Тьму же он принял, да ещё и не рассуждал особо, стоит или не стоит. Он ждал и терпел до невозможного долго, но если он столько лет ждал, что же он, не подождёт ещё? Барьеры эти. Ланьлин Цзинь ставил, видите ли. Что-то не помнил он там настолько дерзких заклинателей. С другой стороны, великий клан, почему нет… Такие барьеры должны на что-то опираться, и возводятся не «на всякий случай». Другое дело, что птиц даже не пропускают, а Чжи Чуаня из Байсюэ пропустили. И Цзинь Лина из Ланьлин. — Я бы предположил, что если вы вдвоём смогли пройти, то возможно барьеры настроены на кого-то конкретного. Или что-то конкретное. Например, пропускают только людей из Ланьлин Цзинь. Или — только обладателей тьмы. Пойдёмте проверять, у нас есть и то, и другое. *** — Значит, не только на что-то одно. Потому что я не из Ланьлин, а у Цзинь Лина нет тьмы, — Чжи Чуань пожал плечами и сунул в рот мерзкую кашу, чтобы мальчишке не приходилось за ним следить. Имеет смысл победить эти стены хотя бы для того, чтобы можно было выйти куда-нибудь поохотиться. В отличие от Цзинь Лина, Чжи Чуань пока отсюда никуда не собирался, и его единственной целью было отправить мальчика домой. Да, именно так, и Вэньчжун запретил себе думать в другую сторону. — Идем. Предположения бесполезны. Чжи Чуань не видел никакого смысла тратить время и сразу отправился на стену, как только понял, что преграда идет ровно по границе укреплений. Строили Безночный город на совесть, и мощную кладку не тронули какие-то считанные годы. Вэньчжун отправился вдоль стены до самых ворот. — Монолитный купол... совершенно однородный. Я уверен, чтобы поставить подобное, усилий одного, пусть даже самого сильного заклинателя, не хватит. А-Лин, боюсь, нам с Вэй Усянем не прочувствовать теперь так, как я мог раньше. Посмотри, попробуй разобраться, сколько здесь уровней и, может быть, понятно, откуда барьер начинался. Помнишь, я рассказывал тебе о том, что барьеры можно строить на разных основах? Здесь должны были сделать именно так, это всегда сильнее и надежнее. *** Может и не одно. И даже наверняка не одно — такой мощи сооружения вряд ли возводятся лишь с одной целью. Это как дом строить лишь от дождя, наплевав на холод или ветер. Всегда есть букет проблем, который решатся сразу, одним сооружением, и не важно, из камня оно или из серьёзных энергетических потоков. Вэй Усянь сам прилежно доел приготовленное, пообещал себе, что перероет тут все кладовые, сколько ни есть. Цзян Чэн его наизнанку вывернет, и скажет, что так и было, если он не позаботится о племяннике. Он и так вывернет, просто в этом случае сделает это как-нибудь особенно сурово. Они изучали барьеры всеми возможными способами, и Вэй Усянь действительно несколько раз пытался их взломать разными методами, от ювелирно-деликатного, до грубой силы. Сил оказалось не так много, как хотелось бы, и даже флейта не помогла, что его изрядно обескуражило. — Наверное, я ещё не совсем восстановился, — задумчиво протянул он, вычисляя способ, каким можно снять барьеры, но он пока никак не высчитывался. Цзинь Лин пристально следил за его потугами, сравнивал отклик барьера на каждый из видов атаки, внимательно слушал Чжи Чуаня, и вообще вёл себя как идеальный ученик. Разве что этот идеальный ученик серьёзно заботился не только о барьерах, но и наблюдал за своим наставником. Но, кажется, он и впрямь чувствовал себя даже лучше, чем тогда, после города И. — Я же говорил тебе с самого начала, когда отстаивал честь своего клана, что в Ланьлин Цзинь можно выстроить сильных заклинателей в линию с востока на запад, и она протянется через всю Поднебесную и за её пределы… Подготовке сильных заклинателей уделялось самое пристальное внимание. Да, этот барьер ставили совместными усилиями. Цзинь Лин прекратил эти непохвальные разглагольствования и принялся изучать барьеры всеми средствами, какие были ему отпущены, и к собственному удивлению вдруг понял, что этих средств у него хватает. Он проверял барьеры на стихии, на виды и интенсивность энергий, иногда помогал себе быстрым начертанием талисманов. Вэй Усянь сделал пару шагов назад, чтобы не мешать и не лезть под руку, наблюдал за мальчишкой с любопытством, к которому мешалась наивная нежная гордость, и наконец всё перешло в уважение. — Ты его учил, — вполголоса проговорил он, сделав ещё шаг в сторону, чтобы встать поближе к Чжи Чуаню. — А он… хорош. Я хотел сказать «неплох», но это было бы лицемерное приуменьшение. — Чжи Вэньчжун, — позвал Цзинь Лин и оглянулся через плечо. — Я почти уверен, что не ошибаюсь, но… помнишь, ты оставлял мне защитные знаки на рубашке? Удивлюсь, если барьер ставили другим способом, потому что стихии здесь не задействованы. Разве что немного воздух, как стабилизирующее, но основа это… кровь. Это же сколько нужно было крови, чтобы выстроить замкнутый купол такой окружности и такой силы? А главное… зачем? *** Чжи Чуань не лез. Зачем, если можно наблюдать? Ему совершенно не понравилось, что Вэй Усянь бьет в преграды грубой силой, он и сказал бы, что от этого у тех, кто ставит барьеры, может случиться сотрясение, ну по крайней мере они могут это почувствовать, но не успел, а смысл — если Вэй Усянь уже ударил? Неосторожно и нетерпеливо. А вот Цзинь Лин так не делал, потому что усваивал уроки сразу и накрепко, и наверняка не забыл, как тогда над трупом шпиона вломился в барьер. Зато Чжи Чуань внимательно смотрел, что делает Вэй Усянь и даже пару раз задал вопросы. Как ни крути, а со своей новой природой ему надо не просто уживаться, а учиться этим пользоваться, и нельзя пренебрегать никаким опытом. К тому же Вэй Усянь обходился без какой-либо Печати, и это нужно было осмыслить и понять. — Учил, — Чжи Чуань кивнул, не сводя глаз с мальчишки. — Он один из лучших. Чуть не сказал «вообще-то», но на ерничанье не стал тратить времени, потому что Цзинь Лин его позвал. Помнит ли? Еще бы не помнить. Предпочел бы забыть, как он тогда поступил, но теперь уже не исправишь. И все равно сейчас гордость за Цзинь Лина, за его такую взрослую рассудительность, сосредоточенность и красоту в каждом жесте и приеме — все это было сильнее неотступного чувства вины Чжи Чуаня. — Защитные... — Чжи Чуань оглядел невидимую стену, хотя выставлено все было так искусно, что воздух даже не дрогнул от всех проверок и попыток. — «Зачем?» — это самый главный вопрос, А-Лин. Такие сложные конструкции несут в себе иногда не одну функцию. Помнишь, мы ставили над тем телом? Чтобы понять, если кто-то потревожит, и чтобы замаскировать. И это была довольно простая защита. Что здесь требует такого уровня стены? Вэньчжун обернулся к Вэй Усяню и окинул его внимательным взглядом. Старейшину Илина искали и не нашли. Или нашли? — В Безночном городе есть что-то такое, что требовало защиты. Чтобы никто не вошел? Чтобы отследить попытки вторжения? Если мы смогли войти, то логично, что это должно быть известно тому, кто ставил стену, но до сих пор никого нет. Хотя если барьер ставили с использованием крови, то весьма вероятно, что и реагировать он должен на того, чья кровь в основе. Не пускать его или, наоборот, защищать и предупреждать. Все рассуждения Чжи Чуаня в мыслях сводились к Вэй Усяню. — У нас ведь нет ни одного повода считать, что никто не знал о том, что ты здесь. Твое тело было внизу столько лет, может, именно его и должны охранять эти барьеры? Предупредить, если кто-то сюда войдёт... Но тогда, во-первых, должны были использовать твою кровь и очень много, Цзинь Лин совершенно прав. Во-вторых, подобной мощи конструкция требует постоянной подпитки, у этих людей должно быть что-то, связанное с тобой. Вэньчжун рассуждал, но картина не складывалась все равно. Он не мог себе представить настолько мощных заклинателей и их союз. Либо этот союз — тайна для всей Поднебесной. Зачем такие сложности? Ради какой цели? — Это никак не объясняет, почему мы сюда попали. Но тем не менее один факт мы проверить можем — влияние твоей крови на эти барьеры. Попробуй выйти. Только ммм... деликатно, хорошо? *** По мнению Вэй Усяня всё шло своим чередом. А эти двое ещё очень интересно мимолётными фразами приоткрывали перед ним завесу своего прошлого, которое несомненно связано с их настоящим. И его настоящим. Теперь. Он понимал, что пропустил слишком многое, и даже если просто схватить обоих, усадить и потребовать рассказывать, что происходило в Поднебесной, пока его не было, это заняло бы слишком много времени, да и бесполезно — никогда не знаешь, какой именно важный факт окажется за случайной гранью молчания. Вот сейчас — было какое-то тело, которое потребовалось скрывать за барьером. Зачем? Далеко не каждое тело требует сдерживающих барьеров. — Что я тут, знали все. Все кланы. Не могли не искать, потому что только наличие мёртвого тела может быть доказательством смерти Старейшины Илина. И то я бы посомневался на их месте: вот тело, оно мёртвое, а точно ли этот… как ты меня назвал тогда, прохвост? Вот! Точно ли этот прохвост умер. Но всей моей крови столько не будет, и взять неоткуда — у меня нет кровной родни. Ни единого человека. Вэй Усянь задумался и помрачнел. Тут поневоле вспомнишь, чьей именно крови с той или иной степенью кровного родства пролилось не просто достаточно, а с избытком. Можно не один барьер выстроить, а целую страну забабахать, и ещё останется на стены, купола и про запас. — Что у них может быть связанное со мной? Стигийская печать? Но если она у них, то какой смысл во всей этой ерунде — это теряет любой смысл. Обладатель печати вряд ли станет заниматься охраной тела бывшего владельца. Уничтожить — да. Беречь про запас — нет. Сейчас проверим. Вэй Усянь честно попытался пересечь барьер, когда Цзинь Лин дал ему отмашку, а сам в это время внимательно изучал реакцию. Для Вэй Усяня деликатность заключалась лишь в том, что он не пытался ломать, а лишь аккуратно пройти сквозь. Но это не работало, барьер его не выпускал. Не выпускал даже когда он пожал плечами, пробормотал что-то типа «ну мало ли, вдруг идиоты ставили» и добыл из своего пальца пару капель крови. Барьер не реагировал. — Допустим, это «не выпускать тьму», тогда я должен выйти без проблем, — Цзинь Лин в свою очередь сделал попытку пройти, и немало удивился неудаче. — То есть, даже тот факт, что я из клана Цзинь, ничем не помогает? Серьёзно? Дядя, что ты тут намудрил? Чжи Вэньчжун, попробуй ты. Цзинь Лин снова настороженно принялся считывать возмущения барьера при попытке его преодолеть. — Если для возведения такого рода защиты требовалась кровь в больших количествах, причём обладавшая какой-то объединяющей характеристикой, то у меня лишь один вариант. Лилась тут именно такая. И именно реками. Потоками. Выплёскивалась через порог главного зала. Я был тут в это время и видел эти потоки, — Вэй Усянь мрачно щурился, тоже приготовившись считывать реакцию барьера, когда Чжи Чуань попробует его пересечь, прямо как сейчас проверял реакцию на Цзинь Лина. *** — Нет, если бы в Ланьлин была твоя печать, то нас бы здесь не было. Цзинь Гуанъяо превратил бы Не Минцзюэ в темный артефакт гораздо раньше, — Вэньчжун покачал головой, — Ты прав, нет никакого смысла. Чжи Чуань внимательно наблюдал за попытками обоих, все происходило совершенно нормально, как и должно при хорошо поставленных барьерах. Лишний повод еще раз убедиться, что Цзинь Лин — невероятно талантливый мальчик, и узнать, что Вэй Усянь умеет быть осторожным. — Хорошо. Отрицательный результат — это тоже неплохо, значит, моя версия несостоятельна и можно ее отбросить. Сейчас, Вэй Усянь, я попробую и расскажешь про много крови. Разумеется, он попробует, это важно для чистоты эксперимента. Чжи Чуань сосредоточился, потому что все-таки теперь требовалось некоторое время, чтобы привести в порядок новые внутренние потоки. Вломиться в стену просто так много ума не надо, а он хотел все-таки спокойно и деликатно. Ему и в голову не пришло, что возмущение магической преграды может быть какой-то иной, чем та, что они все только что наблюдали, поэтому когда от соприкосновения с барьером по коже прошла судорога и его согнуло пополам, Чжи Чуань как-то не ожидал. Он отпрянул назад, с удивлением глядя на собственные руки, которые тянулись обратно. «Не надо!» — скомандовал сам себе Чжи Чуань и сжал кулаки, подавляя желание буквально скрестись о невидимую стену. — Странно... — Вэньчжун выпрямился и выдохнул, прислушиваясь к ощущениям отхлынувшей непонятной боли, — Что почувствовали вы? Как барьер ответил вам? *** Час от часу не легче — Цзинь Гуанъяо превращал Не Минцзюэ в тёмный артефакт… И Чжи Чуань так спокойно об этом говорит, да ещё и при Цзинь Лине? Так говорят о чём-то, что уже утратило возмутительность новизны, и это само по себе сбивало с толку. Вэй Усянь озадачено переводил взгляд с одного лица на другое, и не мог уложить в одной голове даже то, что услышал. А ведь это какие-то обрывки, он ещё и не знает всего! Вопросы пришлось отложить на потом, как и рассуждения о крови. И тут Чжи Чуаня скрутило, да не просто скрутило — барьер содрогнулся, и явно не от стремления выпустить пойманный объект. Вэй Усянь даже не сразу понял, что мысленно так и назвал Чжи Чуаня — пойманный… Его поймали и удерживали, не давая сбежать. Ага, из Безночного. Что за чушь? — Вэньчжун, ты как? — Цзинь Лин не мог сразу к нему кинуться, он тщательно исследовал всю реакцию барьера, пока она не закончилась. Можно было бы в него руки по плечи запустить — даже не колебался бы! Слишком много сейчас реакий выдаёт барьер, чтобы можно было распыляться, Цзинь Лин весь растворился в нём. Вэй Усянь делал это по-своему, едва ли не на вкус пробовал, и оба прекратили лишь когда заслоны приняли прежнее спокойное состояние. — Присядешь? — Цзинь Лин подставил плечо, на случай если наставнику нужно опереться. — Да никак. Он меня просто не пустил, и всё. Как в стену пытаешься идти. — В точку, — Вэй Усянь ткнул пальцем в барьер, подумал и бросил через него камень. Камень послушно пролетел сквозь барьер и упал по ту сторону преграды. Это было уже интереснее. — А птица, ты говорил, не смогла. Занятно… Он ещё побродил вдоль барьера, швыряя в ту сторону всё, что находилось — камень, палку, горсть мелкого щебня, камень, завёрнутый в лоскут, оторванный от рубахи. Но при этом рука, обёрнутая той же тканью, сквозь барьер не проходила. — Так вот о крови, — он перестал шляться туда-сюда вдоль преграды и вернулся, оперся плечом на барьер. Смотрелось это странно, но если стена есть, и эта стена его держит, то её видимость или невидимость для Вэй Усяня уже не играла никакой роли. — Когда закончилась война с кланом Вэнь, то закончилась она здесь. Горе побеждённым, это можно даже не объяснять. Не двигаясь из Безночного всех членов клана Вэнь, всю родню, всех подданных — разумеется, всех убили. Руководил всем этим, разумеется, по поручению своего отца — свежепрославленный герой, Мэн Яо, тогда-то отец его и признал, и сделался он Цзинь Гуанъяо. Правда тогда он, кажется, не проявлял интереса к тёмным артефактам. Или не кажется. Думаете, я не заметил бы? Тёмный артефакт был у меня, и я безусловно запомнил бы даже малейшее поползновение с его стороны, потому что помню всех и каждого, кто пытался. Но дело не в этом, я просто никак не могу наговориться после стольких лет молчания. Важнее другое. Если барьер ставили на крови клана Вэнь — её тут было больше, чем воздуха, воды, земли и огня! — то почему мне не больно, Цзинь Лину не больно, а тебя, Чжи Чуань из Байсюэ, словно ножом пырнули под печень? *** — Нормально, — Чжи Чуань немного рассеянно кивнул и улыбнулся. — Ты молодец. Очень правильно продолжать работать, а не кудахтать над тем, кто просто немного отхватил, не подумав. А для него самого- хороший урок. Вэньчжун усмехнулся, вот опять он думает, что сам стал учеником. Предложенную помощь Чжи Чуань не мог отвергнуть, поймав себя на том, что жадно хватается за такие вот мелочи. Пока Цзинь Лин с ним. А скоро этого не будет, и как оттолкнешь? Он следил взглядом за Вэй Усянем, сидя рядом с мальчишкой и снова держал за руку зачем-то. Свежеподнятый Вэй Усянь много говорил, но Чжи Чуань слушал. Во-первых, это справедливо, ведь его тоже не перебивали, во-вторых, ситуация такая странная, что любая мелочь может проскочить в разговоре даже случайно. Правда сейчас Вэньчжун ничего такого не поймал. — Послушай, подожди, это все куда-то не туда. Да, если тут было много крови, то логично, что на ней и построили, но я из Байсюэ. Либо мы думаем не в том направлении, либо придется предположить, что барьеры строили на крови Байсюэ, что само по себе бред. Вся кровь Байсюэ на руках Сюэ Яна. А души — Сун Ланя. Чжи Чуань невольно вспомнил про «двадцать чашек», когда Сюэ Ян говорил о крови Цзинь Лина. — С этого станется притащить в такую даль всю кровь Байсюэ, но зачем? Проще пленных привести, но он всех убил там. И потом... цель? Печать Байсюэ хранилась у патриарха там же, в Байсюэ, и на наших глазах иссякла, когда мы вернули душу Не Минцзюэ. Поэтому ну никак артефакт монастыря тут охранять не могли, а другого у патриарха Чэнь Бо не было, это совершенно точно. С какой стати барьерам так реагировать на человека из Байсюэ?! К тому же, мы с Цзинь Лином попали сюда оба сразу, и даже не почувствовали ничего. У нас с ним нет общей крови, ничего нет, нас только проклятье связывало... Вэньчжун вдруг замолчал, разогнавшись в размышлениях, и уставился на Вэй Усяня, а потом посмотрел на руку Цзинь Лина в своей руке. Вот так они тут и очнулись. Вместе. Неразрывно связанные проклятьем, но еще — кровью. — У нас было общее проклятье, — Чжи Чуань поднял взгляд на Цзинь Лина. — А Печать, которая его впустила в тебя, создавалась с твоей кровью. Какой-то кошмар... Мало того, что он чуть не убил мальчишку, так виноват еще и в том, что он тут заперт, получается... — Ну допустим, — тихо продолжил Вэньчжун. — понятно, что нас связывало, когда сюда забросило. Но это не объясняет того, почему именно нас, именно сюда, и почему теперь не выпускает, но по-разному. Я вообще хотел, чтобы нас выкинуло в Хэй, но это слишком далеко — сил бы не хватило, Байсюэ ближе, а я надеялся хотя бы уйти за стены города И. Откуда взялся Безночный город — просто не представляю. Чжи Чуань устало покачал головой. Они запутались, ничего не выяснили, и это значит, что нужен другой метод. — Вообще нам надо быть осторожными. Сюда кто-то придет, мы нашумели. И если стоя тут, мы пока ничего не поняли, предлагаю попробовать что-то другое. Может, посмотрим то место, где пролилось много крови? Поищем, что здесь могли так охранять? Для кого-то же ставили эту большую ловушку. *** — Ну из Байсюэ, — Вэй Усянь удивленно на него уставился и растерянно потёр висок. — Или я что-то неправильно помню… А разве в Байсюэ тоже клановая система семейственности? Ну, твои родители из Байсюэ, и прародители, и их предки тоже? Что кровь Байсюэ на руках Сюэ Яна — это он помнил. И сказал ему это сам Сун Лань. А вот что он умудрился сгрести себе души Байсюэ — это было что-то новое. Да что у них там в этом Байсюэ произошло?! — Печать иссякла, душу Минцзюэ... — пробормотал Вэй Усянь, понимая, что ни на какую полку это не уложишь. Нет таких полок у него в голове! Не стоило сейчас перебивать Чжи Чуаня, когда его несёт на волне умозаключений. Он сам не любил, когда его перебивали, и умел проявить ответное уважение — тем более, что для общей же пользы, нужно будет отсюда выбираться. — Эй-эй, — подбодрил он Чжи Чуаня, когда тот устало покачал головой. — Когда стараешься докопаться до сути вещей и явлений, неизбежны цепочки неверных рассуждений. Главное — их проговорить. Нам просто некого схватить, чтобы спросить, что очень жаль. Я бы, честное слово. не постеснялся задавать неудобные вопросы тому, кто может дать нужные ответы. Вот только тут больше никого нет. Значит, мы будем задавать вопросы друг другу, и так или иначе придём к верному выводу. Каждый из нас обладает некоторыми кусочками информации, сложим вместе — получим картину с недостающими частями, но уже сможем понять, что на ней изображено. Цзинь Лин только сильнее сжимал руку Чжи Чуаня, пока он говорил… так тревожно говорил. Ну вот, он снова сделал какие-то выводы о своей виновности. Чувством вины его наставника можно топить печь семь лет в самые суровые зимы, и ещё останется. — Стоя тут, я понял кое-что важное, — подал голос Цзинь Лин. — Ты сам сказал — сюда кто-то придёт, мы нашумели. Но если мы, зная это, сейчас повернёмся к барьеру спиной и пойдём смотреть и что-то искать, то окажется, что мы пренебрегли всеми уроками стратегии. Сюда явится кто-то, кто поставил эту ловушку. Или тот, кто на него работает. Чтобы вытащить этих кроликов из силков. Он тут же поморщился и воинственно вздёрнул подбородок. Тут же неловко улыбнулся и пояснил: — Кролики… Оказывается, я соскучился и по Лань Цзиньи тоже, с его кроликами. Так вот. Раз сюда придут те, кто знает зачем всё это, то нам есть смысл позаботиться о том, чтобы поймать их, и не бегать за ними по всему Безночному городу. Они-то смогут выскочить за барьер, а мы нет. Значит, стоит сделать так, чтобы не смогли. Они придут проверять ловушку и войдут в Безночный. И попадут в нашу ловушку. Такую же, но другую — от которой у них нет ключа. А установив свою ловушку, мы сможем с осознанием полной безопасности идти и смотреть зал с кровью. *** Вэньчжун кивнул. Им повезло все-таки, что из них никто не впадает в панику и все стараются думать и делать. С правильными выводами невозможно не согласиться. — Да, постараемся сделать так, чтобы ты скорее увидел Фею, и дядю, и друзей, — он улыбнулся мальчишке, — Но ты прав, нужно сначала позаботиться о безопасности. Помнишь барьеры Байсюэ? Надо бы постараться сделать что-то подобное. Конечно, барьеры Байсюэ ставили сразу четыре сильных и опытных заклинателя, но Чжи Чуань не сомневался, что у Цзинь Лина получится хорошая «ловушка». — А мы с тобой давай попробуем тоже сделать что-то другим методом, Вэй-лаоши. Конечно, Чжи Чуань слегка поддел этим «лаоши», но, во-первых, совершенно беззлобно, во-вторых, не киснуть же, расстраивая Цзинь Лина! Можно и засчитать себе попытку в иронию. И в-третьих, как ни крути, а сейчас он и правда был учеником Старейшины Илина. Он помнил совет и теперь уже имел маленький опыт, да и спешки не было, поэтому Чжи Чуань пробовал как-то приспособить старые знания к новому источнику. Печать теперь была его стихией, тьма, но ведь она уравновешивает свет. И в этом тоже соблюдается принцип дао. Нужно просто не мешать, ведь то, что еще не оформилось, можно направить, а направишь — оно станет формой. Вэньчжун начал с малого, не пытаясь сразу выстроить что-то сильное, его скорее интересовала связь с этим барьером, чтобы он почувствовал, если кто-то его коснется, а чтобы коснуться, нужно не заметить. Чжи Чуань как-то интуитивно нащупал очень знакомое чувство, когда магическая преграда органично встраивается в окружающий мир, и удивился. Не потребовалось тянуться к стихиям, но это место как будто принимало его действия. Это было чистое подсознание, интуиция, потому что Вэньчжун просто чуял, что за стенами города ему было бы труднее практиковаться с новой силой. Он перестал себя ограничивать, запрещать себе, решив, что это практично — использовать то, что есть, тем более что ничего плохого не происходит. *** Чжи Чуань изучал барьеры, а Вэй Усянь, спонтанно произведённый в наставники, изучал Чжи Чуаня. Он воспринял это «Вэй-лаоши» как «нашёлся учитель на мою голову», но было видно, что это не злобная попытка поддеть. У Чжи Чуаня из Байсюэ имелось чувство юмора, просто он не был таким балаболом и не пытался корчить рожи. Таких приятно иногда колупать, чтобы посмотреть, как скоро выйдет из себя — интересно же, в каком виде такой сорт людей оказывается, оставшись без доспехов воспитания и самообладания. Но вообще-то этот человек ему нравился по-своему. И Цзинь Лин его любит. Правда, Цзинь Лин ещё и собаку по имени Фея любит, вот уж где проблема. Того и гляди точно примчится и умудрится пролезть сквозь барьер — эти твари весьма пронырливы! — и проснёшься, а над тобой слюнявая пасть, как сундук с зубами. Вэй Усянь передёрнул плечами и даже головой помотал. Сразу понятно, откуда это пристрастие к псарне. В Пристани Лотоса, наверное, сейчас не протолкнуться и стоит неумолчный лай. Цзян Чэн обязательно завёл себе свору собак, это можно даже не гадать. Надо будет спросить у мальчишки, может всё-таки есть способ просочиться мимо псарни. Хотя стоило лишь представить, и Вэй Усянь начисто терял способность трезво мыслить. Он только сумрачно подумал, что весь заклинательский мир мог очень запросто избавиться от Старейшины Илина, просто Цзян Чэн никому не сказал об этом беспроигрышном варианте. А ведь достаточно было просто затравить его собаками. Но он не сказал… — Ты удивительно гармонично встраиваешься в энергетику Безночного города, Чжи Чуань, — Вэй Усянь не мог не заметить, что именно он делает, всё-таки сила родственная. — Даже нет, не так. Ты… Оооо, да вы же вступаете в сговор! Не было более меткого слова. Чжи Чуань вступал в сговор с Безночным городом, и это было очень похоже на его собственный союз с Луанцзан, но лишь похоже. Это другое, что-то с глубокими корнями. Он не мешал, не лез в процесс настройки, только раз подсказал, когда нащупал несоответствие, да и то Чжи Чуань сообразил раньше, чем он договорил. Это ещё кто кому лаоши. Цзинь Лин помнил барьеры Байсюэ. Ещё и умудрился пройти сквозь них, когда удрал искать Чжи Чуаня. Ну это скорее потому, что там барьеры были поставлены не для того, чтобы удерживать кого-то внутри. Скорее, чтобы не впускать кого попало снаружи. Цзинь Лин собрал в голове всё, что он теперь знал и умел о барьерах. Всё, чему учил его Чжи Чуань. Всё, что он успел узнать сам, когда упрямо заставлял себя раз за разом повторять одно и то же действие, добиваясь экономного расходования сил. И даже случайно брошенная кем-то в Байсюэ фраза о каких-то паучьих сетях, выставленных в лесу Сюэ Яном. Он решил опираться на воздух, как на стихию, выставил расстояние от чужого барьера в ладонь, и принялся выстраивать первую пробную часть барьера. Цзинь Лин уверенно сплетал заклинание, учёл, что примчаться может не один человек, много, и это наверняка будут заклинатели, и принялся критически рассматривать результат. Небольшой купол охватывал площадь шагов в двадцать, внутри оказался он сам, Чжи Чуань и Вэй Усянь. — Будет примерно вот так, — наконец объяснил он свой образец. — Любой, кто шагнёт снаружи сквозь барьер, окажется внутри собственного барьера и будет обречён стоять и ждать, пока мы придём. Не сразу, через пару шагов, чтобы и остальные успели войти. Он вопросительно поднял брови и смотрел на наставника. — Я похожий делал на экзамене, только потом понял, что можно обеспечить каждому персональную ловушку, тогда они не смогут друг другу помочь или объединить усилия. Привязать размеры к чужому барьеру и расстелить по всей поверхности. М? *** — Да, я вижу, — ответил Чжи Чуань, — В сговор... это странно? Он задумался, провел ладонью по невидимому барьеру. Действительно, как будто договорился с этим местом, а такого на старом пути не было. Результаты Цзинь Лина отвлекли его, смотреть на то, что создал мальчишка, гораздо интереснее! Чжи Чуань снова поразился его таланту, но все восхищение выразилось лишь в сосредоточенном кивке головы и одобрительной улыбке. — Не сомневался, что на экзамене ты будешь безупречен. От этого вспомнились письма, которые он писал. Неужели ему тогда казалось, что они слишком... несдержанные? Теперь Вэньчжун понял, что это не так, и на сердце стало горько от того, что больше он такого не напишет и не скажет. И то, что писал Цзинь Лин, и портрет... — По всей поверхности чего? — Чжи Чуань оглядел пространство, неужели Цзинь Лин способен все тут оградить?! — Смотри, чтобы не тратить лишних сил. Точно выверенно — этого вполне достаточно, главное, чтобы нельзя было пройти мимо. Хорошая ловушка, молодец. «Я бы ее не заметил» — вдруг понял он. Все изменилось, теперь нужно учиться не только создавать, но и разрушать, и проверять, чтобы не оказаться в западне, если кто-то ее решит поставить. Поэтому когда Цзинь Лин заканчивал, Чжи Чуань трогал его барьеры, стараясь настроиться на новые навыки и ощущения. Странное чувство. Как будто заново родился, но уже сразу с большой силой. Интересно, а каким он был в том совсем раннем возрасте, когда себя не помнил? В Байсюэ ведь начинали заниматься с одаренными детьми очень рано... но это было не каждому дано, и Чжи Чуань не знал, и откровенно говоря никогда не задумывался, как вообще эту силу в детях находили и начинали с ней работать. *** — Странно? — Вэй Усянь задумчиво улыбнулся. — Неправильное слово. Странно это то, к чему мы не привыкли, и оно кажется чуждым. Но разве есть что-то странное в умении договориться? Меня просто ставит в тупик, почему это место так легко тебя приняло, если ты тут первый раз. Опять же — почему именно сюда, если вы оба не собирались в Безночный, вот где вопрос вопросов. Он всё ещё не лез. А смысл? Вот Цзинь Лин вообще заявил о смысле и сути создаваемой им ловушки, и Вэй Усянь задумался ещё глубже. Что-то явно не то стряслось с Ланьлин Цзинь, если парнишка мыслит настолько нестандартно. — По внутренней поверхности того барьера, который нас отсюда не выпускает, — тем временем пояснил Цзинь Лин. — С какой бы стороны ни вошли люди, они не должны пройти незамеченными, иначе мы получим неприятный сюрприз. Или приятный, но тогда мы лишь надёжнее обрадуемся и освободим друзей, попавших в западню. Чжи Чуань, ты должен сейчас разрушить вот эту ловушку. На случай, если со мной что-то случится, обязательно нужно, чтобы вы оба могли свободно управлять этим. Итак… Вот ловушка, и я в неё попаду сам. Цзинь Лин без сомнений подправил созданный им барьер, успешно поймался и выжидательно уставился на Чжи Чуаня. — А ум у него от матери, — вполголоса сообщил Чжи Чуаню Вэй Усянь и азартно потёр руки. — Можно я тоже попробую? *** — Я не знаю, Вэй-лаоши. Чжи Чуань действительно не мог этого объяснить. Но из слов Вэй Усяня выходило, что все-таки это необычно. Наверное. Можно было бы попробовать в Байсюэ или в Хэй — то есть в местах, с которыми перспектива «договориться» представлялась вполне логичной, вот только ни в Байсюэ, ни в Хэй он уже не вернется. «С тобой ничего больше не случится» — Вэньчжун и хотел бы так сказать, но только откуда взять убежденность, что он ничему больше не позволит случиться с Цзинь Лином? Все сделает для этого, пока может, но что, если где-то поджидает самое ужасное? — Да, ты прав. Это лучше предусмотреть, хотя я бы не бросал своего ученика на такие сложные задания, Лин-лаоши, когда еще нет, чем потом восстановить силы. Но это придет с опытом. Вэньчжун сказал это совершенно «наставническим» тоном, нарочито серьезно, но тут же улыбнулся Цзинь Лину. Оказывается, можно подшучивать даже в такой ситуации, когда вроде и не весело совсем. — Меня первого вызвали, — заявил он Вэй Усяню. — Попросишь потом новую ловушку, когда я сломаю эту. Чжи Чуань понятия не имел, как ее разрушить. То есть он, конечно, знал, но теперь только в теории, потому что у него больше не было прежнего инструмента. Вэньчжун сосредоточился. Итак, он отлично знает, как эта ловушка сделана, на чем построена... что из этого знания можно извлечь? Он нарочно решил не хвататься за Печать. Попробовать без нее, опираясь только на собственные силы. Барьер даже не дрогнул, хотя Чжи Чуань вроде и понял, что можно сделать. Но теория не работала, его еще и отбросило от преграды, как чужое, совершенно неправильное, инородное. Так. Из-за этого Вэньчжун подумал про «сговор», поразмыслил, может, есть резон? Стать ближе? Он зашел «снизу», рассудив, что если дело в «месте», то почему бы не поставить это место взамен стихии, на которую он опирался бы, будь у него ядро. Чжи Чуань закрыл глаза, настраиваясь, представляя, как заменяются в заклинании элементы на те, что теперь ему подвластны, и когда снова открыл глаза, движения пальцев стали превращаться в дымные темные знаки, новые формы старых заклинаний. Барьер задрожал под ногами Цзинь Лина, Чжи Чуань добавил усилий, но несмотря на очевидные продвижения, этого было недостаточно. Возведённая мальчишкой преграда надежно защищала свою добычу, как часть своего пространства, отбитую у Безночного города. Эта неожиданная аналогия потрясла Чжи Чуаня. Чтобы барьер не отторгнул, нужно не просто его ломать, нужно сделаться ближе, обмануть его, как будто ты хочешь стать частью его пространства, «попасться», но тьме Чжи Чуаня для такого сложного обмана светлой магии нужна была приманка. И она стояла прямо перед ним — только барьер разделял. Вэньчжун приступил снова, опять те же действия, но только теперь он смотрел в глаза Цзинь Лину. Взгляд Чжи Чуаня мутнел, черты лица становились острее и холоднее — только он не мог этого видеть. Силы кончались слишком быстро, а он уже чувствовал азарт, совсем не свойственный ему прежнему, такой странный и при этом — правильный. Этот азарт гнал его дальше, к цели. Надо сломать? Хорошо, возьми взаймы, оно все равно потом вернется. Печать оказалась в ладони, и сам камень под ногами Вэньчжуна и под ловушкой словно отозвался. Сила артефакта занимала пространство вокруг и стремилась туда, где стоял Цзинь Лин. «Тебе нужно туда» — говорила тьма. «Мне нужно туда» — согласился Чжи Чуань. Конечно, необходимо, прямо сейчас, потому что есть вот это, оно отделяет, а Цзинь Лин нужен, очень, до дрожи, до разрыва сердца, а он закрылся этой стеной, это неправильно. Стеной? Стеночкой. — А-Лин, — голос прозвучал холодно и грозно, хотя Чжи Чуань этого не хотел, он просто звал, и протянутая к барьеру рука тоже звала Цзинь Лина, но вот тьма, которая ее окружала — она тянулась к душе, такой невозможно необходимой, что становилось страшно. Вэньчжун сжал руку в кулак, резко разжал пальцы и шагнул за барьер, который все-таки рухнул. Печать пульсировала в руке, но Чжи Чуань только усмехнулся. Он обманул не только барьер, но и ее — после подземелий он знал, что может заставить ее прекратить, когда нужно. Печать подчинилась, затихла, тьма моментально прекратила протягивать свои плети к Цзинь Лину и скрылась. «Хитрая тварь», — подумал Чжи Чуань с какой-то ледяной нежностью к ней, потому что Печать замолчала, но не заткнулась. Она просто обрубила поток силы, взятой взаймы, словно помнила, как в городе И Чжи Чуань рассек ее плети и не дал ей насытиться его энергией. Будь она живая, Вэньчжун не сомневался — увидел бы ее ухмылку и высунутый насмешливо язык. — Тебе придется себя поберечь, чтобы мне не пришлось ломать твои барьеры, — обессилено выдохнул Чжи Чуань и рухнул к ногам Цзинь Лина. *** Цзинь Лин пристально следил за попытками Чжи Чуаня взломать барьер, и сохранял такое же выражение лица, какое бывало у дяди Цзяна во время его тренировок. Это случайно получилось, это само получилось. Что при этом Вэй Усянь посматривает на него со странным выражением лица, он просто не замечал. Сейчас его заботой был наставник, которому теперь наверняка нужно заново учиться всему, ведь у него другая сила, всё теперь изменилось. Всё, даже его лицо. Оно стало резче, меняясь прямо на глазах, словно портрет подчеркнули безжалостно тонкими линиями. И голос совершенно не вязался с этим «А-Лин». Таким голосом можно было сурово чеканить «послушайте, юноша!». Он не поддерживал целостность ловушки, не мешал своему наставнику искать способ её взломать, не повредив заключённому. Пожалуй, это лучшая тренировка в этой ситуации, и когда под ногами дрогнул камень, Цзинь Лин только одобрительно хмыкнул. Откуда бы ему знать, что Чжи Чуань вместо того, чтобы просто расплести энергетические потоки шагнёт внутрь и проломит барьер всем собой?! — Ну вот, — удовлетворённо выдохнул Цзинь Лин. — Я конечно поберегу… Он неверящими глазами смотрел, как Чжи Чуань падает, только начинает падать, и почти успел поймать. — Вэньчжун! Крик получился отчаянным, неожиданно громким. Камни Безночного города подхватили его, чеканили отчаянием. — Вэньчжун… Цзинь Лин сам рухнул рядом, схватил, затащил к себе на колени, обнял, испуганно ощупывал, взял его лицо в ладони и быстро целовал, беспорядочно и отчаянно. Щёки, глаза, губы, подбородок. — Тебе придётся себя поберечь, Чжи Вэньчжун, — выдохнул он. — Иначе я тебе ноги сломаю, честное слово… Вэй Усянь стоял неподвижно, только все живые краски сбежали с лица. В тот же миг, как по камням рассыпался отчаянный крик «Вэньчжун!», в тот самый момент, его память услужливо преподнесла удар такой силы, что сейчас он едва мог дышать. Такой же отчаянный крик «Вэй Ин!» и перекошенное страданием лицо Лань Чжаня, исчезающее в вышине, пока он падал, падал и падал. Не удержал. Не потому что не хотел удержать или не мог. Мог… просто он не хотел, чтобы Лань Чжань смог. Дурак. Тупица… Он очнулся и собирался присесть рядом с ними, выяснить, что там стряслось с Чжи Чуанем… да ничего с ним не стряслось, вычерпался с непривычки, но сейчас оклемается, Печать уже успокоилась. А Цзинь Лин не собирался отпускать своего тёмного наставника. Вэй Усянь тяжело вздохнул и сел на камни там, где стоял, и закрыл лицо руками. Пусть целует. Хоть кто-то в этом несчастном городе не отпустил своего тёмного. И не отпустит. *** «Вот и молодец», — собирался сказать Чжи Чуань, но Цзинь Лин так разволновался, что пришлось срочно подбирать слова или хотя бы жесты, чтобы его успокоить. Но с жестами было совсем плохо. Во-первых, Цзинь Лин так резво его сгреб, что просто не получилось бы, а во-вторых, не было сил даже поднять руку. А словам мешали мысли, что вот на коленях хорошо, полежит... Чжи Чуань знал, что это просто резкая усталость, с ним такого давно не было, но это понятное ощущение, он восстановится, не надо так волноваться. И вот когда он уже хотел это сказать, случилось совсем неожиданное. Чжи Чуань задохнулся, замер. Цзинь Лин его целует... это он совсем волнуется, совсем, так нельзя. Вэньчжун открыл рот, чтобы сказать, но в этот момент губы Цзинь Лина попали на его губы, и не то что сказать — уже вдохнуть невозможно стало. Что происходит? Мысли лопнули, слова убежали, вместо всех правильных слов Чжи Чуань ничего не сделал, совсем ничего! Только когда Цзинь Лин заговорил, это вернуло его в реальность, и все равно он произнес что-то совсем странное: — Ломай, — согласился Вэньчжун. «Ломай все что хочешь, лишь бы я не сломал тебе жизнь». А так и будет, если ничего не сделать. Нужно собраться и сделать все правильно, нужно думать, а не... Да, нельзя поддаваться чувствам, это только сделает хуже. — А-Лин... я не умираю, правда. Неправда, конечно, но умирание сердца не считается. — А-Лин. *** — Я не разрешаю тебе умирать, — напористо и с нажимом проговорил Цзинь Лин. И не отпускал. Им обоим нужен был отдых прямо сейчас. Нет ничего лучше, чем теперь не двигаться. Цзинь Лин и думать забыл про Вэй Усяня, благо тот где-то недалеко молчал и не шевелился. Вместо этого можно снова обнять наставника, и бухтеть ему куда-то в шею чуть ниже уха, что он был уверен, что наставник справится с ловушкой, просто нужно будет немного попрактиковаться. — Напугал, — признался наконец Цзинь Лин, с нежностью провёл кончиком пальца по брови наставника, любуясь её строгим изгибом, и с сожалением отпустил. Вернее, просто перестал удерживать. Он всё-таки перевёл взгляд на Вэй Усяня, озадачено наклонил голову и уточнил: — Так, дядя… — в голосе плеснуло ядрёной иронией. — Не говори, что тебя так впечатлила моя ловушка, что ты спал с лица. — Юньмэнская вредность, — констатировал Вэй Усянь, постаравшись взять себя в руки. Тут и без того накалённые взаимоотношения, нечего откровенничать. — Не умничай, — оборвал его Цзинь Лин. — Сейчас встану, и посмотрим, насколько ты будешь хорош. Или не встану. Точно, не встану. Чжи Вэньчжун, приглашаю тебя в гости… Он восстановил ловушку прямо так, заключая в неё и себя, и наставника. — Полезно, — одобрил Вэй Усянь. — Чжи Чуань, изнутри понаблюдай, я покажу где именно не стоило давить. И аккуратно снял барьер, для наглядности выплетая заклинание пальцами. Не без усилия, просто обстоятельно и напряжённо, как будто переставлял с места на место тяжеленный камень. — Но это лишь потому что я видел как ты его делал, мой свирепый племянник. Так бы, может, возился немыслимо долго. *** Не помогло. Наоборот, стало еще хуже — неправильнее. Но самое прискорбное, что Чжи Чуань так и лежал, и не нашел в себе сил отстраниться или попросить Цзинь Лина так больше не делать. Даже когда он провел пальцем по брови. Это не жест ученика по отношению к учителю, это даже не жест друга, и это пугало. Очарованность наставником — разве Чжи Чуань сам через это не проходил? Разве сам не смотрел на старших адептов с восхищением, замечая не только их способности, ум, добродетели, но и физическую красоту? Когда вокруг одни мужчины- это ожидаемо, так ему тогда казалось, что не мешало выносить самому себе строгое порицание. И все равно Чжи Чуань никогда не выходил за рамки даже в мыслях, и теперь самое правильное — уберечь от этого Цзинь Лина. Да. Вот только Вэньчжун почему-то ничего не делал, и это ужасно. Это нужно прекратить. Он сел на камни рядом с Цзинь Лином, голова гудела, а руки подрагивали от слабости. А эти двое опять хотели его чему-то учить! — А можно меня на сегодня освободить от уроков, наставники? — в шутку пожаловался он, но правда в этом все равно была. Чжи Чуань честно попытался сосредоточиться на том, что увидел, даже запомнил, но на этом все. На осмысление увиденного у него просто не было ни сил, ни желания. Надо двигаться дальше. Вэй Усянь ведь им собирался показать важное место. Можно просто идти ногами? Не практиковать уже больше ничего, просто идти ногами, смотреть глазами, думать как человек, а не как адепт темного пути? Разве он много хочет? Чжи Чуань мысленно отчитал себя за эту слабость, посмотрел на Цзинь Лина и Вэй Усяня и нетерпеливо спросил: — Мы можем идти дальше? *** — Я тебя освобождаю немедленно, — горячо заверил его Цзинь Лин, и уязвлённо поморщился. Всё-таки Вэй Усянь попытался подсластить это ощущение и объяснил, почему справился и как именно. И вроде бы оно было очень доходчиво и логично, а всё равно Цзинь Лин вдруг понял, что ему ужасно хотелось его уесть. Что-то доказать. Что именно доказать? Он сунул своё замешательство за пазуху и прижал ладонью, чтобы не топорщилось. Не об этом сейчас нужно думать. Цзинь Лин предпочёл заняться тем, что и обещал — расстелил этот барьер, как подкладку к дорогим одеждам, под этой чужой преградой, чтобы он не оставил ни одного шанса для любых вторженцев. Для этого, конечно, пришлось потратиться, и потратиться изрядно, но он с огромным удовольствием ощущал себя снова живым и достаточно сильным, чтобы позволить себе такие расходы. Они умудрились встать и вот теперь неспешно пошли осматривать Безночный город на предмет полезных вещей. Вэй Усянь довёл их до зала, где возвышался трон, но не вошёл, а лишь указал на каменную громаду в тёмной глубине. — Там, — и тут же указал себе под ноги. — Вэнь Жохань умер тут. А там, в том зале, методично и старательно убивали всех остальных Вэней. Там такой порог… так вот, дверь была закрыта, а через порог вытекала кровь. И это было только начало, потом я ушёл — Мэн Яо превосходно справлялся сам. Но количество убитых, поверьте, поражало воображение. Клан Вэнь был велик не только по названию. Можно легко проверить привязку барьера к крови, которая наверняка найдётся тут, несмотря на прошедшие года. *** Пока Цзинь Лин ставил барьеры, Чжи Чуань молчал и смотрел. Он просто сидел, дышал и собирался с силами, и они как-то очень хорошо собирались. То ли от того, что он видел Цзинь Лина, то ли от того, что... ладони касались камня? Нет, это вряд ли. В Байсюэ Чжи Чуань охотно поверил бы, но здесь это казалось просто надуманным. Он внимательно смотрел по сторонам, отмечал, как все-таки тут все устроено — с размахом и явной склонностью правителя к роскоши, но при этом удобно и логично. Но тронный зал, конечно, поражал даже в нынешнем состоянии. — А-Лин, зажги свет. Чжи Чуань медленно осматривался, задержал взгляд на изображении солнца, не торопясь пошел вперед и так внимательно посмотрел Вэй Усяню под ноги, как будто оттуда могла выпрыгнуть душа Вэнь Жоханя и в этом не было бы ничего удивительного. Чему можно удивляться в аду, где столько лет страдала душа Вэй Усяня, и где он вернулся в мир?! От рассказа становилось жутковато, но если ничего не проверить, то и дальше не продвинешься. — Я не понимаю, зачем эта бессмысленная жестокость? И... как ему позволили? Впрочем... Впрочем, в Поднебесной был Сюэ Ян. Он вырезал кланы. Но все же действия Цзинь Гуанъяо не укладывались в голове. Чжи Чуань подошел к той самой двери. Пол у порога и правда был темным, почти черным, но если не знать, что тут рекой лилась кровь, об этом, конечно, не подумаешь. — Дверь не заперта... Когда не запирают дверь? Когда бегут. Когда запирать не от кого. Когда считают, что все равно вот-вот вернутся снова... В свете услышанного от Вэй Усяня последнее было особенно жутко. Вот-вот вернуться, чтобы убивать. Чжи Чуань почувствовал, что внутри все сжалось в какой-то тяжелый ком, такое ощущение, что даже тьма подобралась и сама Печать сделала вид, что ее нет. Он не заметил, что взял Цзинь Лина за руку, когда открыл дверь. Она поддалась легко и совершенно бесшумно, как будто ее открывали еще вчера. Первое, что увидел Чжи Чуань в тусклом свете, — цепи. Как большие змеи они лежали на совершенно черном полу, свешивались со стен. Раскрытые кандалы выглядели как их беззубые мерзкие пасти. И еще здесь в углу стояли миски, простые глиняные миски, как для еды, а рядом лежали ложки. Кому понадобилась посуда в этом месте?! Чжи Чуань шагнул вперед и отшатнулся, только теперь заметив в отблеске света висящие на стене кривые ножи. Даже отсюда было видно, что они все еще острые. Воздух резко сделался густым, стало дурно, Вэньчжун сглотнул и сжал пальцы. Голова и до того болела, но сейчас она как будто наполнилась криками и стонами. Какой-то кошмар... Это мерещится, здесь никого нет. Никого! Кроме смерти. «Цзинь Лин». Мысль о мальчишке вернула Чжи Чуаню самообладание. Он не имеет права тут пугаться и поддаваться слабости! Иначе как можно ждать сосредоточенности от Цзинь Лина? — А-Лин... сможешь проверить? Он показал на посуду и посмотрел на Вэй Усяня. — Надо обыскать тут все. Чжи Чуань отпустил Цзинь Лина и пошел вглубь кошмарного зала. Его тянуло туда, как будто если он не осмотрит каждый камень, не успокоится. *** Цзинь Лин слушал, но света добавил, подумал и добавил ещё, пустив в самые тёмные углы по талисману. Вэй Усянь ответил на вопрос о бессмысленной жестокости сумрачной улыбкой, безмолвно напоминая, что этот вопрос задан всё-таки Старейшине Илина, который в своё время прослыл чуть ли не эталоном жестокости. И пусть часть этих слухов были всего лишь слухами, но кому это интересно. — Войны всегда полны жестокости. Вырезать клан под корень — обычная практика любой войны. Никто не заставлял клан Вэнь вырезать Юньмэн или сжигать Облачные глубины. Он милосердно выбрал момент, когда Цзинь Лин отошёл, и голос понизил, но судя по плотно сжатым губам мальчишки, он сам думал о людях, погибших от рук людей клана Цишань Вэнь. Так и было. Цзинь Лин угрюмо размышлял о том, что возможно и сам бы проявил такую «бессмысленную жестокость». Хотя после Байсюэ в голове всё сдвинулось и заняло какую-то очень непривычную, но устойчивую позицию. — Я посмотрю, — заверил он Чжи Чуаня, и спрятался в этом исследовании, как под одеялом. Это вообще странно думалось и ощущалось. бессмысленная жестокость. И наставник, безусловно, прав — Цзинь Лин взвесил, и согласился, что убивать, допустим, кого-то не из правящей семьи это жестоко. И нелепо. Но кто может поручиться, что эти подданные не пойдут на безумие в своей верности погибшему господину? Он едва не доосмысливался до головокружения, и лишь сердито пнул стену. Он осматривал всё, и составил себе мнение. И это мнение ему не понравилось. Цзинь Лин рассказывал Вэй Усяню, но Чжи Чуань вполне мог его услышать. — Посуда вон в том углу — старая и грязная снаружи. Блестящая внутри. Палочки изгрызены. На внутренней части кандалов запёкшаяся кровь. Старая, но она не рассыпалась в труху, значит не настолько старая, как та что пролилась после Аннигиляции Солнца. Так с посудой получается если кто-то жадно ест, кусая палочки и вылизывая миску. А вон там, где нет цепей, посуда чистая и палочки не обгрызены. То ли это на замену, то ли тут ели люди, не испытывающие голода. Старой крови нет. Не думаю, что её просто оставили в тот день, возможно её смыли. — Смыли, — подтвердил Вэй Усянь. — В этом зале пировали победители, тут всё привели в порядок. Но кровь здесь осталась. Невозможно убрать всё. *** — Не думаю, что клан Юнмэнь вырезали крестьяне и ремесленники, — глухо отозвался Чжи Чуань, — И что же, ни у кого не возникло вопросов? Странно спрашивать, когда прошли годы и все быльем поросло. Видимо, у других кланов-победителей вопросов не возникло, раз Цзинь Гуанъяо спокойно сидел на своем месте. Странно спрашивать. Бессмысленно. Но Чжи Чуаня трясло от понимания, что здесь происходило. В конце концов, не ему судить — его учил человек, который владел темным артефактом в монастыре, фундамент учения которого стоял на лжи. Вэньчжун подошел к стене и снял почерневший нож. — На нем кровь. Сухая, но этого хватит, чтобы проверить барьер. Он протянул нож Цзинь Лину и ушел обратно за порог. Чжи Чуань сам не понимал, почему никак не может сохранять равновесие. Он что, крови не видел? Смерти людей? И на сказках о вечном мире и благополучии тоже точно не рос. Застыв за порогом спиной к залу, он спиной чувствовал присутствие смерти. Надо все-таки сосредоточиться. Чжи Чуань огляделся, осмотрел один угол, другой... — Здесь были люди. В самом углу — походный очаг, пара сундуков. Чжи Чуань открыл один и обнаружил несколько бутылок, одна даже осталась неоткупоренной. Вино? У стен стояло несколько копий. Все это выглядело так, словно здесь ждала охрана. В общем-то, ничего удивительного — охрана перед тронным залом, вот только циновки на полу еще не сгнили, возможно, это место покинули не так давно. *** — Крестьяне, ремесленники, — Вэй Усянь демонстративно пожал плечами. — Лекари… Он следил за Чжи Чуанем, понимал его ощущения, потому что, по совести, слишком ему плохо, чтобы считать это простым совпадением или просто человеческой впечатлительностью. Впечатлительный тёмный заклинатель, создатель Печати, отказавшийся от Золотого Ядра? Хм. Забавны всё-таки эти сочетания несочетаемого. Цзинь Лин взял нож и ушёл проверять барьер — Вэй Усянь проводил его взглядом и удовлетворённо вздохнул. — Хорошо, когда уверен в абсолютной безопасности пространства, и можно отпускать ученика проверять что угодно… Он прошёлся по залу, вспоминая, кто где стоял, кто что делал. Для него зал наполнялся невидимыми образами людей, среди которых были и те, кто от него не шарахался. — Был один человек, у которого возникли вопросы, — вполголоса пояснил он, после того как пауза совсем затянулась. — У него возникли вопросы, и он их задал. А получив ответ, который его не устроил, пошёл исправлять то, что считал неправильным. Так вот этот человек очень плохо кончил, Чжи Чуань из Байсюэ. Вот только в Юньмэне были убиты и крестьяне, и ремесленники… и дети. Не ищи в войнах благородства. Его там нет. Он перевернул одну циновку, прикинул на руке пустой сосуд из-под вина, осмотрелся. Кивнул — здесь действительно были люди. И эти люди тут не стихи слагали, особенно если учесть эти красноречивые цепи. Цзинь Лин вернулся достаточно быстро и озадачено уставился на Чжи Чуаня. — Да, эта кровь тоже принимала участие в возведении барьера. Строго говоря, это всё кровь одного родства. И что? Оно у меня как-то не осмысливается. *** Чжи Чуань не стал ничего отвечать. Несмотря ни на что, он все же полагал, что место благородству есть везде, точно так же, как человек добродетельный может совершить что-то страшное и непоправимое. И наоборот. Хорошо, что вернулся Цзинь Лин и не дал ему завязнуть во всех этих рассуждениях. — Одного родства. Что ж, теперь мы знаем, что эти мощные преграды были возведены на крови клана Вэнь. Это значит, что для того, чтобы их поддерживать, нужно было пополнение. Похоже, Цзинь Гуанъяо достигал сразу двух целей: получал кровь для барьеров и спокойно ловил всех оставшихся людей Вэнь в эту огромную ловушку, вырезая остатки клана. Чтобы забирать или стеречь очередную жертву, здесь сидели его люди. Есть еще одно... Такие барьеры можно ммм... «услышать». Как мы в Байсюэ всегда знали, что кто-то пытается проникнуть сквозь стены, Цзинь Гуанъяо мог слышать, что человек сюда попался, но для этого ему нужно было что-то, что среагирует, подаст знак. На большом расстоянии я бы предположил, что у него есть кто-то из Вэней в плену, например, или какой-то артефакт, связанный кровно с кланом. Потому что так далеко почувствовать движение самому практически невозможно. Еще мы теперь знаем, что если барьеры все еще стоят, то их укрепляли не так давно, значит и последняя жертва была здесь убита в относительно обозримом прошлом. Он замолчал и посмотрел на озадаченного Цзинь Лина. Похоже, у них обоих один вопрос. — Все это выглядит правильно, но никак не объясняет, почему барьеры вдруг пропустили нас с тобой. В нас нет нужной крови, мы лишь были связаны друг с другом проклятьем и тьмой. Может, в этих барьерах есть что-то, чего мы не понимаем? *** Рассуждения звучали удивительно стройно и правильно. Интересно, с каких пор в Байсюэ вот такое выковывают? Вэй Усянь Попытался вспомнить, что он вообще знает о Байсюэ, но как-то в голове не было ничего вразумительного, что могло бы пролить свет на происходящее. Сун Лань в своё время вовсе не вызывал ощущения хоть сколько-нибудь рокового героя, напротив в нём чувствовалась мягкая непреклонность, помноженная на самообладание. Да и не ходило о Байсюэ никаких порочащих слухов, и единственная беда, которую он слышал в своё время, называлась Сюэ Ян. На этом месте Вэй Усянь начинал испытывать странное ощущение голодной головы, как будто мыслям насыпали песочку вместо вкусного супа со свиными рёбрышками — обрывочные сведения, которые удалось собрать с этих двоих, вырисовывали картину достойную бреда сумасшедшего. Он бы, может быть, даже ущипнул себя — убедиться, что это не бред измученного рассудка. Вот только щипки уже были и не помогали. — Такой крови точно нет во мне, — поправил Цзинь Лин, а Вэй Усянь только многозначительно поднял палец, подтверждая эту разумную мысль. — Вэньчжун, давай проверим твою кровь на родство. Может твоя прабабушка была урожденная Вэнь, а ты не знал. — А как ты проверял, кстати? — уточнил Вэй Усянь. — В чашке с водой смешивал, что ли? Цзинь Лин только глаза закатил и пробормотал себе под нос что-то типа «небеса, ушам своим не верю», но к объяснению всё-таки снизошёл: — Про смешивание крови в чашке с водой — это верование, распространённое среди простолюдинов. Если так проверить, то ты окажешься родственником Фее. На проверку родства имеется просто соответствующий талисман, в центр которого достаточно поместить энергию крови. Лучше каплю, но и отсвета энергии хватит, потому что в барьре, понятное дело, никаких капель не подвешено. — Всё-всё, я понял, — Вэй Усянь предпочёл сдаться. Уж больно знакомым духом Облачных Глубин повеяло. И вроде бы племянник не говорил менторским тоном, но неповторимый отблеск пресловутой энергии Лань Цижэня ощущался просто неприлично. Того и гляди свитком кинет или в библиотеку сошлёт. И это при том, что Цзинь Лин по характеру являлся полной копией Цзян Чэна, и ни капли не походил на кого угодно из клана Лань. Цзинь Лин требовательно протянул руку и смотрел на Чжи Чуаня. Ему было нужно подтверждение. Исключительно для понимания, что происходит и как это работает. *** Чжи Чуань мысленно похвалил мальчишку за такой основательный подход: совершенно правильно исключить то, что не подходит, чтобы искать дальше. Вот что его удивило, так это наличие у Цзинь Лина таких непростых средств. — Это сложные вещи, как у тебя оказались такие талисманы? Ну правда, зачем мальчишке носить с собой талисманы для подобных некаждодневных, мягко говоря, целей? Если б он не знал честность Цзинь Лина, то уж точно решил бы, что мальчик привирает. — Во мне не может быть крови клана Вэнь, — но руку он без колебаний протянул, левую, не ту, которая совсем недавно уже была рассечена в подземельях. Не нарочно, просто так получилось. — Проверь и подумаем, в чем причина, что нас с тобой сюда впустили. Он не удержался и покосился на Вэй Усяня. Не каждый день видишь, как юный заклинатель с таким знанием дела рассказывает Старейшине Илина про «верования простолюдинов». Вспомнились восемь слоев шелка, и Вэньчжун улыбнулся. *** — Вэньчжун, ты видел, как Лань Сычжуй обходится с гуцинем? — Цзинь Лин только вздохнул, терпеливо глядя на наставника. — И не только с гуцинем. Он — лучший из молодых адептов в Гусу. Ну ладно гуцинь, его секретное оружие — его умная голова. Лань Цзинъи может и не прячет в рукаве россыпи похвал от наставников, но ты бы видел, что он творил на экзамене. Я тебе писал об этом. Не мог же я ударить в грязь лицом с такими способными друзьями. А вопросы крови я начал изучать после того, как ты мне на рубашке оставил охранный талисман. Эти талисманы остались после экзамена, только и всего. Но я смогу изготовить новые, если будет нужно. Он сделал скромный вид, опустил на мгновение глаза, но всё-таки не удержался и заулыбался с таким мальчишеским задором, что Вэй Усянь фыркнул смехом. Правда, это был одобрительный смешок. Если мальчишка слишком серьёзен и по-взрослому трагичен, это… это ужасно. Сам он в его возрасте затевал кучу дурацких проделок и проказ, просто потому что веселиться это правильно. — А кто фыркает, тот следующим капает кровью на талисман. Исключительно чтобы проверить, действительно ли я не напутал с начертанием. Кстати, если талисман среагирует и на мою кровь, значит руки у меня растут не из того места, а головы так и вовсе нет. Цзинь Лин был готов первым проверить талисман своей кровью, но не стал поддаваться дурацкому соблазну всё поменять в последний момент. Он аккуратно расправил талисман, придирчиво изучил начертанные знаки. Подумал и снял свою заколку, которой раз уже порезался при наставнике, и аккуратным уколом золотой чешуйки добыл пару капель крови с ладони Чжи Чуаня. Он не волновался. О чём волноваться? Чжи Чуань сказал, что он не из рода Вэнь, у него нет причин ему не верить. Для сравнения и определения родства Цзинь Лин взял тот же нож со следами крови, который носил к барьеру, поднёс его к талисману. Начертанные на бумаге знаки немедленно посветлели, а потом засияли мягким светом огня. Цзинь Лин расстелил рядом ещё два талисмана, чтобы не медлить, нетерпеливо поманил к себе Вэй Усяня и проверил его кровь — талисман ожидаемо помалкивал, не подавая признаков жизни. И закончил эксперимент каплей своей крови — тоже никакого результата. — Вэньчжун, — мягко проговорил Цзинь Лин, вытирая еле заметное красное пятнышко на своей заколке и заново собирая волосы в причёску. — Я думаю, что был не прав. Твоя прабабушка здесь совершенно точно не при чём. Видишь ли… твоё родство неоспоримо настолько, что я бы сказал, что это более близкий родственник. Вот сейчас бы сесть и сложить руки на коленях, приличное лицо сделать… Цзинь Лин вместо этого застыл, а потом вдруг отбросил от себя нож и тяжело перевёл дыхание, нервно вытирая пальцы. Эта огромная ловушка, призванная отловить всех, в чьей крови есть хотя бы малейшее родство. Всех. Отловить и уничтожить. Судя по этому арсеналу — измучить, и потом уничтожить, и подновить барьер его кровью. Минутку, его наставник из клана Вэнь… из тех людей, что оставили его мать и дядю сиротами. Убили дедушку и бабушку. Убили всех людей в Юньмэне. Но Чжи Чуань этого не делал. Он ведь этого не делал? Его там не было? Его там не было. С одной стороны человек из клана Вэнь. С другой стороны — Старейшина Илина. Восхитительная компания. Цзинь Лин неожиданно для себя расхохотался в голос, оборвал смех и с ужасом прошептал: — Дядя Яо обязательно убил бы тебя, да? Да. Да… Вот теперь он сел. Просто там где стоял сел на корточки и обнял руками колени, прижав к себе отцовский меч. Ужасно захотелось немедленно всё отменить, чтобы на голову перестали сыпаться солёные колобки. Топнуть ногой, потребовать убрать барьеры, прекратить заниматься ерундой, и сделать всё простым и правильным: всё хорошее разрешить, всё плохое запретить. Почему так нельзя?! *** «Изучал? Вот сам сел и изучал такие сложные вещи?» — Чжи Чуань не смог посмотреть на Вэй Усяня просто потому, что эту нежную гордость не хотел ни с кем делить, хотел оставить это чувство только себе. — Это необычный и хороший навык. «И нечего тут фыркать, вот именно» Но когда его кровь оказалась на талисмане, Чжи Чуань просто не мог поверить, и стоял, ошеломленно глядя на два других. Как такое возможно? Как?! Никак. Он уже хотел возразить, заявить, что Цзинь Лин ошибается, но о чем тут вообще говорить, если мальчик расстроен?! Будь проклята вся кровь мира, если Цзинь Лин вот так смеется! Вэньчжун глянул на Вэй Усяня. Как будто он может помочь! — А-Лин, — Чжи Чуань опустился на колени и обнял Цзинь Лина за плечи. — Посмотри на меня. Твой дядя захочет убить меня без всякой крови, потому что у меня Печать. Дело не в крови. Твои талисманы безупречны, но ясно, что дело не в ней. Может, в тьме? Ее в моей крови предостаточно, подумай сам. Тьма, проклятье, которое нас связывало... Логика ускользала, потому что это все сводило на нет саму идею ловушки для Вэней... или нет? Что если не для Вэней? — Вэй Усянь, что ты знаешь про этот клан? — он так и посмотрел на него, снизу вверх, не выпуская Цзинь Лина, и требовал ответа. От кого еще его требовать, как не от Старейшины Илина? Кто еще лучше знает природу тьмы и ее возможности? — Вэнь Жохань владел темной силой, могла она распространяться на весь клан? Как учение? Ты ведь тоже оказался здесь в ловушке! Откуда мне быть близким родственником? Это же просто... Он чуть не ляпнул «смешно», но язык не повернулся обесценить труды и таланты Цзинь Лина. — ... невозможно, — почти шепотом закончил Чжи Чуань. Это невозможно... нет. Нет. Он адепт Байсюэ, он даже не помнит себя до Байсюэ! — А-Лин. — Откуда-то вдруг взялся страх, что Цзинь Лин решит, что он снова лжет, но вот тут ведь не солгал совсем! — А-Лин, я никогда не был в Безночном городе, понимаешь? *** С этим всё было понятно ещё до проверки на родство крови. Вэй Усянь пристально смотрел на Чжи Чуаня, изучая его лицо заново, отыскивая в нём знакомые черты. Прошло слишком много лет, но при этом вернувшаяся память оказалась промытой и прозрачной, как первый хрупкий лёд на спокойном водоёме. Оставалось задать себе вопрос, как же он не разглядел-то сразу? А ещё пыжился и вещал тут ты распознаешь родство, если увидишь детёныша своего родственника. Тьфу… нашёлся, знаток свежеразмороженный… — Знаю достаточно много, чтобы сказать вам обоим своё веское «нет», — решительно ответил Вэй Усянь, обрубая любые попытки Чжи Чуаня зацепиться за другие версии. — Сам подумай — делиться силой и властью тьмы это непросто. Ладно, это невозможно, потому что противоречит самой природе тьмы, она отличается редкой алчностью, ревностью и подозрительностью. Вэнь Жохань был без преувеличений выдающимся человеком, но властью Печати он не делился. Конечно, тьма влияла на всех, кто оказывался в непосредственной близости, но лишь влияла, а не даровала частички власти. И потом… Он замолк и покачал головой. Да что же такое, он сейчас просто примется размазывать Чжи Чуаня аргументами? Цзинь Линь прерывисто дышал, укладывая в голове новые колючие факты, стараясь не раниться об них больше, чем это неизбежно. Вот он-то и подхватил рассуждение. — В Поднебесной просто нет столько людей, отмеченных тьмой. И потом, если бы это было настроено на тьму, на Печать, то первым сюда попал бы вовсе не ты. Тут бы уже вовсю веселился Сюэ Ян. Наконец — мой дядя человек разумный и дотошный. Подобного рода ловушка для поисков крох тьмы? Это с топором гоняться за блохами. Вэньчжун… не обязательно побывать в Безночном городе, чтобы иметь соответствующее родство. А я оказался здесь потому что был с тобой. И связан с тобой… *** Сам подумай? Думать не получалось, точнее — думалось слишком много! С жестокой ясностью на Чжи Чуаня обрушилось понимание, что он цепляется за бред. Да, Вэй Усянь прав — тьма алчная, она не даст делиться и тот, кто ей обладает, не захочет делиться, она будет только набирать больше, как сосуд, пока не заполнится. И Цзинь Лин тоже прав — не обязательно, не... Откуда он взялся в Байсюэ? Где Безночный город и где — Байсюэ? Наставник говорил, его принесли к воротам, совсем крошечного, что он сразу понял — это необычный мальчик... Кто потащит ребенка из земель Вэнь в такую даль? Наставник говорил... — Он говорил... — Чуть слышно повторил Чжи Чуань, глядя на собственную руку на плече Цзинь Лина. Что говорил Чэнь Бо? Да чего он только не говорил! И что в итоге? Что — теперь?! «Да кто же я такой?..» Он отпустил плечи мальчишки, отстранился и вдруг тихо рассмеялся, посмотрел куда-то вверх, в потолок, на котором темными лучами раскинулось изображение солнца. Смех закончился очень быстро, и Чжи Чуань встал, пошатнувшись всего на миг. — Ты не связан... Больше — нет. Совсем. Странно, как сердце не бьется? От этих слов, от этих мыслей? Что же, он совсем стал черный? А-Лин, светлый, чистый, упрямый, хороший... он не может быть связан с каким-то непонятным человеком, темным, беглым... Не может. Ничем. И не будет. — Надо понять, как тебе выбраться отсюда, — бесцветным голосом, но уверенно сказал Чжи Чуань, — Сосредоточься и работай. Он шагнул назад, смотрел куда угодно, только не на Цзинь Лина. Взгляд теперь почему-то цеплялся за каждое солнце в этом зале, каждое. Нет, это все-таки ерунда, какое близкое родство? — Бред. Но даже простая мысль «Я Чжи Чуань из Байсюэ» разбивалась о простую истину: он не из Байсюэ больше. Так, короткое время, хорошее время, но оно прошло. Кроме него все, что связано с Байсюэ — ложь. И не из Хэй, ведь если по-честному, он всегда видел это место лишь убежищем. И не из Безночного города. Он из ниоткуда. *** Казалось бы да, действительно, новости не из самых приятных. Ну ужас. Но по большому счёту ничего непоправимого не случилось, что с этим Чжи Чуанем происходит? Вэй Усянь перевёл взгляд на Цзинь Лина и невольно поискал глазами потрескивающий Цзыдянь. Потому что выражение лица у него было именно такое, с каким самое время схватиться за рассыпающий молнии хлыст. Вот только Цзыдяня у мальчика не было. Как же всем повезло! Цзинь Лин непонимающе смотрел на своего наставника, потом медленно свёл брови к переносице, и сразу стал ещё больше похож на Цзян Чэна. Нет, сейчас говорить что-либо — совершенно бесполезно. Чжи Чуань с таким отсутствующим и отстранённым лицом говорил… да, вот именно, и сам же озвучил, как это воспринимать. Бред! Натуральный бред. Он сейчас не услышит, что бы этот ученик ему ни сказал. Цзинь Лин только резко выдохнул, губы скривились в злой гримасе, пальцы плотнее сжались на мече. Он пожал плечами и тут же обрушил сильный удар ножнами под колено Чжи Чуаня, но упасть не дал — схватил за грудки и заорал ему прямо в лицо: — Указывать мне, что делать, имеет право только мой наставник. Если ты отказываешься быть моим наставником и нас ничего не связывает… Ха! — он вызывающе сверкал глазами, упрямо хмурился, и ничуть не смущался, что приходится так орать. А что делать? Он же сейчас слышит только себя! — Я сам решаю, связывает меня или не связывает! Понял? Ты обещал! Ты… Вэньчжун! — выкрикнул он прямо в лицо, снова тряхнул. — Я не слушаю никого, слышишь? Я не слушал Печать, которую держал в руке, с чего ты взял, что я послушаю сейчас тебя, раз ты заявляешь, что нас больше ничего не связывает?! Тебе не кажется, что это не самый подходящий момент, чтобы меня бросать?! Зачем ты меня спасал? Он выпустил Чжи Чуаня, повернулся к Вэй Усяню и так же злобно выкрикнул: — Немедленно отдай обратно моё проклятье! Отдавай, иначе я тебя убью прямо сейчас! *** Чжи Чуань охнул и от неожиданности во все глаза уставился на Цзинь Лина. «Он имеет право меня ненавидеть», — успело промелькнуть в голове прежде, чем мальчишка схватил его. Откуда только силы взялись? Вместо нормальных мыслей подумалось именно это глупое, что Цзинь Лин сильно меньше и тоньше, а хватает и не дал упасть. Он вцепился мальчишке в запястья, но тот так кричал, что Чжи Чуань просто слушал. Эту волну гнева просто надо перетерпеть, пусть покричит, это полезно, — легче отпустит. Но только где-то в середине Чжи Чуань понял, что злится Цзинь Лин вовсе не потому, что не верит больше. А потому что его «бросили». Вэньчжун запутался, не понял, оттого разозлился. Слишком много всего, а ему опять, значит, нужно потерпеть и не сорваться. Хорошо. Он одернул задравшиеся от хватки рукава. — Перестаньте кричать, юноша. Вы не девица в золотом дворце, чтобы позволять себе такие выходки. Вы правы, можете не выполнять моих распоряжений, потому что я больше не наставник. Вы вольны делать что хотите. Даже забыть о долге, Фее, семье и друзьях — все это ждет вас там, — Вэньчжун указал в стену, в сторону, где «там» снаружи были ворота. Хотелось в эту самую стену войти и в ней остаться. Навсегда. Чтобы никакие слова не летели больше в эти пропитанные смертью камни, в это прекрасное в своем гневе лицо Цзинь Лина. Чтобы не было этого ненужного и бессмысленного факта, что он — Вэнь, близкий ли, дальний ли... кому в конце концов это интересно? Никому. Цзинь Лин считает, что он его бросил. Это неправда, но пусть так считает, так ему потом будет проще. — Все ваше время в вашем распоряжении, — совершенно потухшим голосом сказал Чжи Чуань и, хромая, пошел мимо Цзинь Лина прочь из зала. *** — Увы, проклятья больше нет, — Вэй Усянь примирительно поднял руки под угрозой получить меч в грудь по рукоять. — Я его проглотил и оно во мне благополучно умерло от голода. Так что эта угроза не сработала. Цзинь Лин отчаянно злыми глазами смотрел то на него, то на безразличного и холодного Чжи Чуаня. Да, действительно. Он ведь теперь понимает, что всё это время нянчился с врагом, стал наставником отпрыску врагов, да ещё и «племянник такого дяди». Таких дядь. Неужели для него настолько много значит кровное родство, что он теперь может вот так просто окатить его ледяным «вы», назвать девицей из дворца и напомнить о долге? Чжи Чуань никогда не напоминал ему о долге. Он знал, насколько ему обидно прозвище «молодой госпожи». Всё он знал. — Вэньчжун, — позвал он, тщетно пытаясь упрятать злое отчаяние. — Ты мне лжёшь… Он преградил дорогу наставнику, борясь с желанием извиниться и подставить плечо. — Ты мне снова лжёшь… Почему он постоянно вынужден орать на собственного наставника? — Я даже знаю почему. Он нетерпеливо махнул рукой в сторону Вэй Усяня, не давая ему вставить и слова, и кулак показал, снова безмолвно обещая, что убьёт, просто убьёт. И ноги сломает. — Ты узнал, что ты по крови Вэнь. И теперь пытаешься меня уберечь от всего сразу. Ты мне лжёшь. Ты врёшь мне! Как лгал с самого начала — пытаясь уберечь! Ты пытаешься меня уберечь, Вэньчжун. От того, что ты Вэнь. От того, что ты пошёл по тёмному пути. От того, что ты то, сё и ещё что-то. И от того, что снова лжёшь. Поэтому специально пытаешься меня обидеть, назвать молодой госпожой, ткнуть носом в долг, как щенка. Так вот, Чжи Вэньчжун! Цзинь Лину было сложно не дать ему уйти — вот так, всего лишь заступая дорогу. Ужасно хотелось снова схватить, снова орать. Из-за этого вибрирующего желания у него голос срывался, но он всё равно говорил. — Мой долг. Моя семья. Мои друзья. Не всё это там, — он ткнул пальцем в ту сторону, где они изучали барьер. — Огромная часть этого — здесь! Он несильно ткнул кулаком в грудь Чжи Чуаня, придержал, чтобы он не грохнулся — сейчас достаточно и слабого толчка, мало ли. Может нога и не сломана, но ведь наставник хромает. — А раз всё моё время в моём распоряжении, то я им и распоряжусь. Я буду искать выход и найду его, будь уверен. Ты можешь сколько тебе влезет не считать себя больше моим наставником и врать себе. Я буду считать. Всё. Цзинь Лин уступил ему дорогу, предоставляя идти, куда вздумается. Вот когда порадуешься, что Безночный город окружён барьером — Чжи Чуань не покинет город втихаря. *** — Не лгу, — Чжи Чуань снова переждал очередную бурю. — Но вряд ли можно поверить тому, кто лгал, я бы не поверил. Стало неловко, что в запале он ляпнул про «девицу», ничего не имея ввиду, не подумал, как мальчишка остро может это воспринимать. Но в конце концов видеть в нем эту мелочность Цзинь Лин тоже имеет основания. — Они действительно там, ищут и волнуются, — Чжи Чуань говорил тихо и устало. Поразительно, конечно, как Цзинь Лин спокойно его теперь бьет и вообще... Смешной упрямец, он ведь и сам не считает его «наставником» и так упорствует. Вэньчжун вздохнул и улыбнулся этой нелепой мысли, что решил, будто он был для Цзинь Лина не только «наставником», что тот факт, что он им просто не может быть, все для мальчишки так меняет. Цзинь Лину обидно, это понятно. Это пройдет. А вот то, что обиду чувствует сейчас он сам — это неправильно и мелочно, и этого нельзя допускать, нужно перетерпеть, как раньше — так будет привычно и верно. Тошно будет. Но на этот раз хотя бы заслуженно. Чжи Чуань вышел, надеясь, что поиски каких-то совершенно будничных необходимостей помогут ему, займут хотя бы руки рутинной работой. Должна же здесь оставаться хоть какая-то еда, всякое полезное. В конце концов ему здесь какое-то время точно придется жить и лучше бы начать учиться этому сразу. *** Не лжёт. Он не лжёт. Он действительно больше не хочет иметь с ним ничего общего. Цзинь Лин моментально замёрз, бессильно смотрел ему вслед, держался за меч побелевшими пальцами и только резкими злыми вдохами пытался расправиться с этой ошеломленностью. Как это вышло? Почему так получилось? За что?! Да, там наверняка ищут и волнуются, Фея мечется по округе, пытаясь понять, куда они делись, дядя Чэн наверняка в бешенстве. Вэй Усянь рискнул пошевелиться и кашлянуть только спустя некоторое время мальчишка так и не отмер, стоял на месте, будто обратился в камень. Правда косой взгляд оказался таким острым, что он поёжился. — Послушай, — осторожно начал Вэй Усянь. — Этот Чжи Чуань из Байсюэ, он… — Закрой рот, — сухо посоветовал Цзинь Лин, сузив глаза. — Тьфу. Я только хочу сказать, что если барьер выстроен на крови клана Вэнь, то его кровь — это ключ. Он запирает замок, но он может и отпереть. Ты говоришь, что изучал кровь, значит сможешь понять, как воспользоваться этим ключом. — Нет. — Брось, ты талантливый юноша, и… Вэй Усянь подался назад, рассматривая острие меча, направленное между глаз. Слишком близко. А мальчишка и впрямь талантливый, движение оказалось молниеносным. — Если ты хотя бы намёком ему ляпнешь про кровь, я тебя прикончу. — Может хватит угрожать мне? — Вэй Усянь потерял терпение. — У тебя не хватит сил меня убить. Цзинь Лин молча прижал лезвие меча к своей шее и указал на дверь. — Уходи. Немедленно уходи. На это у меня хватит сил. — И дурости, — подхватил Вэй Усянь, опрометью кидаясь к двери. — Ненормальный! Вылитый Цзян Чэн. Остынете оба — поговорим! Он пошёл было за Чжи Чуанем, чтобы объяснить ему с глазу на глаз, что вообще-то драмы не случилось. Может удастся вытянуть из него, что он там себе надумал, но от этой мысли пришлось отказаться. Многим людям стоит просто дать отдышаться, побыть в обществе самого себя. Ему, кстати, тоже не повредит поразмыслить. А у шицзе получился интересный отпрыск… ну и характер. Цзинь Лин опустил меч лишь когда остался один и убедился, что Вэй Усянь тоже ушёл. Нет, Старейшина Илина, конечно же, прав. Возможно. Это стоило проверить. Но бежать сейчас за Чжи Чуанем и просить у него снова немного крови — это было сверх отпущенных Цзинь Лину сил. Он побрёл обратно к барьеру, рассудив, что раз он взял на себя обязательство разобраться, он непременно разберётся. Он выбрал ровное место, расчистил от каменных обломков, снова внимательно изучил барьер, который удерживал их тут, примерно выяснил схему создания, а чтобы понять способы и методы, создал себе маленький, такого же толка, только на своей крови. Он пытался понять, как ощущается этот тип барьера, что он может. Ах да — он должен ещё и сигналить. Им нужно научиться управлять, используя кровь, сделать его непроницаемым для звуков, попытаться сделать его непрозрачным, попытаться… что-нибудь, попытаться. Цзинь Лин снова и снова бился об этот барьер, добавил себе ещё несколько порезов, и наконец, совсем раздавленный сел на камни и закрыл лицо руками. Он не справлялся. Ему не хватало знаний, ему не хватало умений. Ему не хватало спокойного голоса Чжи Чуаня, который сказал бы «юноша, думайте». Цзинь Лин сидел в своём собственном маленьком барьере и отчаянно рыдал. Огромный Безночный город равнодушно смотрел на него и не слышал ни звука — как до этого Чжи Чуань его не слышал, не хотел слышать, не желал видеть больше. Слишком много навалилось. Он устал. Устал, измучился и наревелся. Единственное, что он сумел — это сделать барьер звуконепроницаемым. Как ещё в Байсюэ его учил Чжи Чуань, а Фея лаяла снаружи. Цзинь Лин лёг на бок и закрыл глаза. Ему было горько. Горько в голове, горько в груди, и даже во рту горько. Когда они отсюда выберутся, нужно навестить Облачные Глубины и отозвать свои высокие отметки. Он не сдал этот экзамен. Он провалился прямо сейчас, по всем предметам. *** Чжи Чуань ушел куда-то, именно что куда-то, по лестницам поднимался, словно нарочно ему надо было чувствовать, как нога напрягается и болит. Вот же двинул! От души... Не сразу, но он вспомнил, что надо найти дело, как раз обнаружив себя в каких-то дальних складах и постройках. Они оказались какими-то огромными. Чжи Чуань никогда не был во дворцах, тем более — таких, и масштабы всего этого поражали. Склады — почти пустые, разграбленные, разбитые кухни, кладовые, но он нашел лампу и даже масло, зажег себе свет, нарочно даже не пытаясь воспользоваться какой-то магией. Будь она проклята! Стоило это подумать, и шквал мыслей тут же ринулся в голову. Как он сломал этот барьер Цзинь Лина... как тьма тянулась к его душе. Звала и требовала, как он вообще обрубил этот зов... Сердце стучало, как бешеное. Как Цзинь Лин не понимает таких простых вещей? Какой «наставник»? О чем он вообще? Чему он может его теперь учить? Да любая ошибка — и все! В любой момент все может закончиться бедой. — Считает он! — в сердцах прошипел Чжи Чуань и со всей дури ударил по какому-то столу. Пыль взвилась в воздух, Вэньчжун чихнул и от этого еще больше разозлился. Очнулся он, когда в помещении уже все было перевернуто и разбито, включая несчастную лампу, которую он расколотил последней, обжегся и порезался кривым осколком. Кровь потекла по обожженной ладони, ненавистная, непонятная, заперевшая их здесь кровь! Чжи Чуань пнул обломки мебели, отчего тут же напомнила о себе нога. Он вымелся наружу, с размаху сел на камень, скинул сапог, задрал одежду и с ненавистью уставился на расплывающийся синяк. — Убил бы лучше! Упрямец! — прошипел он и приложил окровавленную ладонь к пятну. Тьма сжирала боль, становилось легче, ну почему она не может унять другую боль?! — Алчная ты сволочь! Чжи Чуань снова обулся, сел, сидел, уронив голову на колени. Жадная стерва, она забирает, только забирает, как хотела и душу его чистую забрать, как он сам хочет его забрать. Вэньчжун застонал. «Оставить здесь, пусть думает, что хочет, ненавидит, орет, но здесь, с ним...» Эти мысли настолько терзали все внутри, что сил не было терпеть, но они оказались созвучны гуляющей по венам тьме, и Чжи Чуань вдруг почувствовал кристальную ясность. Страха. — Надо подумать, — вслух сказал он. Что, в первый раз что ли? Боится — нет, один — точно нет. Как-то же он раньше с этим справлялся? И теперь справится. Цзинь Лин упертый, но он — не меньше. Надо просто подумать. И победить. Чжи Чуань поднялся и пошел дальше. Он не знал, сколько прошло времени, но нашел простые вещи. Нормальную комнату, воду, какие-то старые залежи чая и очередного риса, совершенно каменные конфеты — тоже нашел, усмехнулся, вспомнив Сюэ Яна и сунул их в воду кипеть, растворяясь в сладкий сироп. Почти деревянные сушеные фрукты — туда же. Матрасы, одеяла, шторы, еще свет... Он устроил себе жилье и отнес все припасы туда, где они ели последний раз, сложил, ушел. Зажег очаг и разложил перед ним одеяла сушиться — для Цзинь Лина и Вэй Усяня. «Упрямый мальчишка. Ори, но спать будешь в тепле. Посмей только еще раз заорать на меня!». Вернулся обратно, с горячей водой. Ушел. И все это время методично и хладнокровно раскладывал мысли в голове. Страх можно победить, если найти средство. Все можно объяснить, если найти слова. Всему можно научиться, если найти метод. Разве не это он вкладывал в Цзинь Лина? Себя только найти не получается, но это сейчас не главное. Главное — найти выход и заставить Цзинь Лина в него выйти. Как? Этот вопрос застиг Чжи Чуаня уже на улице, в темноте. Он стоял с лампой в перемотанной — в очередной раз- руке и смотрел, как на Безночный город падает снег. Стало холодно. Где вообще-то Цзинь Лин? Вэньчжун спустился вниз и обнаружил его в эпицентре упрямства. Как в Байсюэ! Там торчал у стены и тут занимается тем же! Просто прекрасно! Бояться, что убьет тьмой, и безо всякой тьмы калечить на ровном месте. «Идиот из ниоткуда» просто, тряпка. — Цзинь Лин! — позвал Чжи Чуань и бросился к нему, уже в нескольких шагах сообразив, что между ними барьер. — Цзинь Лин!!! Мальчишка не слышал. И что теперь делать? Чжи Чуань мог, теперь точно знал, что может взломать, но страх опять подступил к горлу. Тьма шевельнулась внутри. — А-Лин... Вэньчжун подошел к барьеру, оставил лампу на земле, подумал и размотал повязку. Обожженная ладонь коснулась преграды и заныла болью, но он стоял, не отнимая руки. — А-Лин. — Нет, не стоял, сползал на колени, упорно тревожа купол своим прикосновением. — А-Лин... поговори со мной... Пожалуйста. *** Пребывание в Безночном городе — лучшее, что может случиться, если нужно разобраться со сложной техникой. Цзинь Лин твердил себе это, чтобы совсем не расклеиться. Он должен вскрыть этот проклятый барьер, иначе они тут погибнут. Всё. Этого было достаточно, чтобы не лежать на холодных камнях, захлёбываясь слезами. Он и так тут належался, он отлежал себе все бока, его очередь спасать — и он опять вставал, стараясь преодолеть этот барьер. И после очередной сокрушительной неудачи снова ложился и беззастенчиво орал в голос — всё равно никто не услышит. Только чтобы снова встать и повторять попытки одну за другой. Ему мешала всё-таки наступившая в Безночном городе ночь, ему мешал снег, который так и не смог преодолеть барьер и осыпался по нему неслышно. Он как раз заканчивал очередную бесплодную попытку, уже понимая, что и этот способ не работает. Когда снежинки подхватили слабый отблеск какого-то света, который явно кто-то принёс с собой. Цзинь Лин только вздохнул, заканчивая свою очередную неудачу, и обернулся. Он ожидал увидеть кого угодно — Вэй Усяня, невесть откуда взявшегося Сычжуя, дядю Яо… Но увидеть, как Чжи Чуань медленно опускается на колени, он точно не ожидал. Он не мог снять барьер просто кровью, но это был его барьер, и он был мал — хватило шага, чтобы оказаться перед Чжи Чуанем и приложить ладонь с этой стороны преграды. Цзинь Лин устало смотрел, как через эту незримую стену его изрезанная ладонь прикасается к раненой руке Чжи Чуаня, и не чувствует ничего — ни тепла, ни прикосновения. Это было слишком несправедливо. Цзинь Лин не убрал барьер совсем. Он просто усталым жестом снял его на мгновение, чтобы между этими израненными ладонями больше не было преград, а снег получил возможность хищно напасть на обоих, и моментально восстановил, заключая себя и Чжи Чуаня в маленький безмолвный плен. Снежинки таяли медленно — он замёрз, и сам не заметил, как оказался совсем рядом с Чжи Чуанем, не отнимая руку от этой растревоженной боли. — Тебе больно, — тихо сказал он, помолчал и добавил. — Опять… Вэньчжун, прости меня. *** Цзинь Лин обернулся, и сердце замерло. Сейчас он скажет что-нибудь... прогонит? Но он не прогнал. Вэньчжун смотрел ему в глаза и сжал ладонь, сплетая пальцы, как только барьер упал. — Нет, что ты, — Чжи Чуань улыбнулся и подхватил Цзинь Лина в объятия, прижал к себе. — Это пройдет, ничего страшного. А-Лин... Что же ему сказать? Как? Он прижимал к себе уставшего мальчишку, гладил по спине, коснулся губами виска и закрыл глаза. Душа замирала, тьма плескалась внутри, сила, в любой момент способная показать себя. Вэньчжун глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь с силами. — Я боюсь, А-Лин... Я никогда не бросил бы тебя, я... я боюсь предать тебя. Так боюсь... Ведь я знаю, что это такое. Боюсь убить. Не справиться, потерять себя и потом очнуться, когда поздно. Мне страшно. Он отстранился, взял его лицо в ладони, посмотрел в глаза. — У меня никого нет, кроме тебя, понимаешь? Поэтому тебе нужно будет уйти. Я не хочу, чтобы ты выбирал, поэтому выбираю за тебя. *** Наконец-то… Из него же слово не вытянешь. Цзинь Лин с каким-то подозрительным предчувствием беды прижался к нему, слушал, смотрел в глаза, и не мог даже отрицательно ею помотать. Зато щекой чувствовал и порез, и свежий ожог. Вот как он умудрился снова израниться. Где? Зачем? — Вэньчжун… но если я уйду, у тебя снова никого не останется. И потом, я не буду выбирать. Нет, подожди, дай мне сказать. Он придержал его руки пальцами, не давая убрать их от своего лица. Придержал, но уняться не смог, гладил осторожно. Сам просил не перебивать и дать сказать, но теперь молчал, потому что нужно было осмыслить, что он собирается сказать. И очень важно, чтобы Чжи Чуань видел, что это обдумано, веско и правильно. — Это хорошо, — наконец сказал Цзинь Лин, и еле заметно кивнул, убеждённо и очень серьёзно. — Ты чувствуешь страх, потому что понимаешь ответственность своей новой силы. Если бы ты не боялся сейчас, то бояться должен бы я, что выбрал человека легкомысленного. Я не буду ничего выбирать, потому что уже выбрал. Да, я не могу тащить тебя силой за собой, как не могу сесть рядом с тобой и сделать вид, что нет никакого Ланьлин Цзинь, что нет никакого Юньмэна, а Байсюэ и вовсе не существует. Но мы с тобой — да, ты и я! — мы можем поддерживать друг друга. И тогда страх уйдёт. Не только твой. Не отталкивай меня, хорошо? *** «Я чувствую страх, потому что... потому что... потому что это ты. Не кто-то другой, а ты» — Чжи Чуань не мешал говорить, ловил теперь каждое слово и эти слова оказывались такими ... непростыми. Не разобраться. Такие слова не говорят учителю, старшему, это совсем другое, близкое и горячее, и от этого становится только страшнее. Все получалось совсем не так, как Чжи Чуань планировал. Вместо того, чтобы отдалиться, они только становились ближе, это совсем не туда, совсем... Получалось так, как хотело сердце, но вовсе не разум, с каждым словом все только усложнялось и странным образом становилось волнительным и незнакомым. И вместо того, чтобы возразить и сказать «не можем, так будет только хуже», Чжи Чуань промолчал и обнял снова. — Холодно, А-Лин. Пойдем. Есть чай и мерзкая каша, вода горячая и одеяла. Завтра ты продолжишь, нельзя... пренебрегать отдыхом. Вставай. *** — Ты меня прощаешь? Я снова на тебя орал. Цзинь Лин только горько вздохнул, закапываясь лицом куда-то в шею Чжи Чуаня, грел об него холодный нос. Наверное, у него покраснел нос от холода, куда это годится. Действительно, ужасно холодно. Он совсем забыл, что в это время года может быть ещё хуже. Намного хуже. И это ещё не начались зимние ветра… — Пойдём, — он снова вздохнул, не давая Чжи Чуаню встать, сильнее сжимая руки. Но так они точно замёрзнут. Скоро он начнёт воспринимать фразу «мерзкая каша» как самое лучшее блюдо в мире, потому что может каша и была мерзкой, но она была здесь самым несложным и незамысловатым атрибутом заботы. — Я что-то делаю не так, — пожаловался Цзинь Лин, всё-таки поднимаясь на ноги и поднимая с собой Чжи Чуаня. Или наоборот, сперва он встал, а потом поднял своего бестолкового ученика? Цзинь Лин убрал барьер и красноречиво поморщился. Сейчас эти его опыты выглядели как взмахи детским деревянным мечом в попытке подражать взрослым. — А у тебя ожог. И его надо лечить сразу. Он невольно оглянулся в поисках Вэй Усяня, но тот как ушёл тогда, так и не появлялся. Или следил откуда-то со стороны, или внял требованию и оставил их разбираться между собой без его участия. В любом случае, здесь он никуда не денется. *** — Орал, — согласился Чжи Чуань, — ну... это не так ужасно. Орешь ты хорошо, ка...чественно... Он запнулся, потому что все тело пробрало мурашками, и глупо было себя убеждать, что это от холода. Нет, это потому что А-Лин его обнимал и терся носом, и дышал горячо. Все очень плохо. Хорошо, но плохо. — Но я должен тебя предупредить, что если ты еще раз станешь драться, то схватишь синяки от меня. Вроде предупредил, вроде даже очень серьезно, но смотреть теперь получалось только тепло и ласково. — Ты все делаешь так, — он повел Цзинь Лина с улицы наверх, — просто это очень сложная задача. Завтра утром ты подумаешь еще, я тоже подумаю, и Вэй Усянь подумает. А ожог это вообще ерунда. Вот сердце заводится сильнее, и это не ерунда. Это оно заставляло взять за руку, идти слишком близко, смотреть потом, не отрывая взгляда. И жалеть, что сегодня он будет спать там, а Цзинь Лин у себя. *** — Хороши же мы будем, оба в синяках. Спросят: откуда? Подрались. Забавно… Цзинь Лин вздохнул. Он не сдержался. Серьёзно не сдержался, действительно принялся бить… ну как бить. Стукнул разок. Зато как! Хоть ума хватило меч не обнажать. Они шли по пустынном городу, залитому кровью. Пусть она давно выветрилась, впиталась в камни, просочилась во все трещинки и успела истлеть, но она была тут. Ничто не пропадает бесследно. А они шли и держались за руки. Как перед смертью. Цзинь Лин улыбнулся Чжи Чуаню, крепче сжимая его руку. Он не будет думать, что выбраться невозможно. Эта мысль и так постоянно тряслась где-то в дальней каморке внутри головы, как испуганное маленькое существо. — А, вы всё-таки вернулись, — Вэй Усянь оглянулся, едва оба появились на пороге. — А я уже собирался идти вас искать. Он добавил огню жара, подвесил рядом с собой ещё пару талисманов, дающих ровный уверенный свет, и попытался выбраться из вороха бумаг. Поймал слишком резвый свиток, норовящий упрыгать в огонь, и бережно его погладил. — Я там воду нагревал, остыла снова. Кстати, хорошо что снег пошёл — у нас будет вода. Хороший барьер — камни пропускает, снег пропускает… — А мой не пропускал снег, — медленно проговорил Цзинь Лин и беспокойно принялся копаться в рукавах. — Кисть! Тушь! Что-нибудь! — Держи, — Вэй Усянь бросил ему обугленную веточку. Цзинь Лин принялся на первой же попавшейся стене вычерчивать схему своего кровавого барьера и проверять где напортачил, что он не пропускал снег, хотя должен был. Вэй Усянь пытливо смотрел на Чжи Чуаня, аккуратно складывая бумаги на стопки, скручивая свитки. — Пока ничего полезного. Я собрал все уцелевшие записи, какие смог найти. Не так много их уцелело, если иметь в виду размеры Безночного. Важно другое: Вэнь Жохань был не единственным думающим человеком в клане Вэнь. Вот Вэнь Чао — тот да, тот не думал, а лишь притворялся что умеет. Но это скорее исключение из правила. Так вот… После захвата Беззночного отсюда точно вывезли библиотеку, но насколько мне известно, вывезти вывезли, а искать не перестали. Значит что-то хотели найти, и не нашли. Спорю на что угодно — Вэнь Жохань умело запер и сокрыл самое важное. Что там есть — понятия не имею. Но если хорошо прятали, значит стоящее. Родовые книги тоже не найдены, иначе не пришлось бы ставить такую ловушку — просто прошлись бы по записям и аккуратно извлекли всех Вэней до троюродных внучатых племянников. Следовательно — не нашли. А мы найдём. Зачем? — его никто не спрашивал, но Вэй Усянь не смущался, просто рассуждая вслух. — Затем, что там может быть нечто, что поможет нам выбраться. Цзинь Жулань, оставь, давай поедим? — Цзинь Лин, — сурово буркнул Цзинь Лин, сделал шаг назад и принялся сверлить взглядом схему, начерченную на стене. Схема не сверлилась. То есть, ошибка была, вот она, но как её исправить — вопрос вопросов. Цзинь Лин разочарованно вздохнул, высунулся наружу, захватил горсть снега и начал оттирать чёрные от угля пальцы. А есть и правда хотелось. И выпить хотя бы горячей воды. *** — Любишь читать? — Чжи Чуань кивнул на свитки и прошел сразу к очагу, поставил заново воду. Он хотел дать свою кисть и тушь, но не успел — мальчишка уже со свойственным ему рвением вычерчивал схемы. — Может, спрятали внизу? Там, где мы были. Помнишь тот подъемник? — Чжи Чуань разговаривал, занимаясь простыми делами, он не особенно верил в успех поисков чего-то стоящего в книгах. Вон, в Байсюэ Сун Лань искал, а потом все само собой получилось. — Ну или какая-нибудь стена тайная, я не знаю, как во дворцах принято прятать самое ценное. Кстати в Байсюэ говорят «не ищи – и найдешь». Не нами придумано, это, как ты знаешь, древняя мудрость Лао-цзы, но почему-то именно у наших… друзей. Вэньчжун снова посмотрел на Цзинь Лина, на его тщетные попытки и подумал, показать или нет, где ошибка? Он ведь утром сам найдет, когда отдохнет… с другой стороны, расстраивается. — У наших друзей эта мудрость особенно хорошо работает, — закончил Чжи Чуань. Вэньчжун подошел к мальчишке с плошкой теплой воды, взял за руки и снова вывел наружу. — Не пренебрегай отдыхом, от твоей усталости голова лучше не будет работать, — спокойно посоветовал он, стал поливать ему на руки. У самого пальцы чуть дрожали, потому что держал он эту миску в обожженной руке, но это совершенно временное неудобство, он спокойно с этим разберется чуть позже. — Если хочешь, я покажу, где ошибка. Или утром сам увидишь. Иди, я налью тебе чай, и сядь к огню, согреешь спину. *** — Наверное люблю, — задумчиво протянул Вэй Усянь, поглаживая пальцами шуршащий свиток. — Я быстро читаю, глотаю книги. Но это плохой путь — упускаешь детали. Поэтому я сначала глотаю прочитанное, а уже потом начинаю перечитывать медленно. Он и слушал внимательно, наслаждаясь самим фактом — звуки человеческого голоса. Хорошо как. Так же хорошо, как возможность снова двигаться, выпить воды, что-то проглотить, пусть даже такое жуткое, как эта невкусная еда, но она насыщала. Или вот читать — это тоже насыщает, ум начинает работать… — Прелюбопытнейшее место этот ваш Байсюэ, — задумчиво протянул он, глядя на пыхтящего в своих изысканиях Цзинь Лина. — Надеюсь, что удастся там побывать. — Побывай, — решительно высказался Цзинь Лин уже от порога, вышел вместе с Чжи Чуанем, подставил руки. — Спасибо… Нет, скажешь утром, если я не найду. Потому что если скажешь сейчас — я за себя не отвечаю. Побегу снова проверять, а это нарушит важные правила о недопустимости пренебрежения отдыхом. Он умылся, придержал край миски, где осталась примерно половина тёплой воды, и отнял её у Чжи Чуаня. Мокрое лицо пощипывало морозцем, но он улыбался с какой-то неожиданной для себя нежностью. — Интересно… Если Старейшина Илина появится в Байсюэ, то в таком строгом месте никакие былые заслуги и титулы не работают. Следовательно, он будет младший адепт Вэй Усянь. И кстати воду носить будет. Вэньчжун, давай я тебе полью. Тебе нужно промыть ладонь, прежде чем лечить. Вода ещё тёплая. Цзинь Лин с ласковой настойчивостью взял его за запястье, повернул руку. — Пожалуйста. И я обещаю, что тоже обязательно отдам ладонь на излечение, и прилежно поем, и буду спать до утра, не пытаясь сбежать от тебя и снова бодаться с барьером. Хорошо? Вэй Усянь закончил со свитками и листками бумаги, нашёл подходящий камень, обтёр от возможной пыли и придавил документы, чтобы не ворошило случайным сквозняком. Покачал головой. Эти двое… Нет, не похоже совсем. Ни разу не похоже. Цзинь Лин не специально изводит своего спокойного наставника, это просто живость натуры. А вот он изводил Лань Чжаня специально и целенаправленно, стараясь приподнять этот лёд и заглянуть под него. Когда это удавалось, это было слишком кратко и слишком захватывающе, чтобы оставить его в покое. Такое не оставляют в покое, от такого не отказываются, это очень сложно объяснить. И всё-таки сходство есть. Эти двое тянутся друг к другу, и ничего не понимают… — Прямо как я, — он вздохнул, раскладывая по мискам еду и заботливо её грея. — Такой же дурак. *** — Хорошо, — Чжи Чуань отдал руку и пока Цзинь Лин сосредоточенно на нее смотрел и мыл, он смотрел на Цзинь Лина. — Не побежишь, пойдешь спать. Он ел молча, не чувствуя вкуса, грелся чаем и все время поглядывал то на Вэй Усяня, то на мальчишку, контролируя его старательность, то на свитки. Бумаги его беспокоили. Точнее, не бумаги, а то, что где-то есть другие. Теперь, когда Вэй Усянь об этом сказал, мысль впилась иглой в разум и колола. Если действительно найти родовые книги, то возможно... возможно там есть что-то важное. Для него. И значит — бесполезное для остальных, следовательно, надо меньше об этом думать. Когда с ужином было покончено, Чжи Чуань собрал посуду и вот теперь почувствовал усталость. Раздеться и лечь, не думать. Да, и руку вылечить тоже уже надо. — Ложитесь. Ваши постели, — он кивнул на когда-то явно роскошные, а теперь потускневшие одеяла и подушки. — Они сухие. А я пойду к себе. Спокойной ночи. *** Отдавать свою руку на исцеление не потребовалось — Цзинь Лин только с недоумением поскрёб затягивающиеся царапины ногтем, и решил, что это оно как-то само. Интересно, как? Он прилежно и старательно ел. С такой едой ужин превращается в работу, и в весьма ответственную — нельзя всё пускать на самотёк. А потом оказалось, что у Чжи Чуаня появилось тут какое-то «пойду к себе», и Цзинь Лин едва не засыпал его вопросами. С чего вдруг, а куда это «к себе», почему он уходит, что нужно сделать, чтобы он остался, и если причина в этом ученике, то может быть он скажет, что снова не так, что обязательно нужно куда-то к себе идти? — Хороших снов, — вместо всего этого проговорил он и без всякого энтузиазма посмотрел на ворох одеял. Спать расхотелось моментально. Цзинь Лин героически сохранял лицо, пока Чжи Чуань не ушёл, и скис сразу и так заметно, что Вэй Усянь встревожился. — Ты что? — тихо спросил он. Вот сейчас как раз откровенничать со Старейшиной Илина! Цзинь Лин только заносчиво фыркнул. — А сейчас на отца больше похож, чем на мать. Когда из тебя прёт павлин — это ты в Цзиней, — Вэй Усянь изучал одеяло и прикидывал, куда ему устроиться для сна. — Это вообще мысль удачная, надо тоже себе завтра комнату найти. А то начну во сне вытрёпывать секреты тёмно-магические, а потом окажусь виноват, что смутил юный ум крамольными рассуждениями. — Ну и пожалуйста, — Цзинь Лин сердито комкал одеяло и ткнул подушку кулаком. — Я завтра сам найду себе комнату, и никому не скажу где она! У меня, может, тоже секреты! Неприкосновенность частной жизни! Отстань! Вэй Усянь и не приставал. Он устроил себе уютное ложе, замотался с головой в одеяло, и только слушал, как в сгустившемся сумраке обиженный Цзинь Лин сопит, что-то ворчит, потом делает вид, что это всхлипнул не он… а потом всё же задремал на полувздохе. — Вэньчжун… не уходи, — пробормотал Цзинь Лин во сне, и Вэй Усянь только вздохнул. Так-то мальчик прав — секреты, частная жизнь и неприкосновенность. Вот она, как на ладони изрезанной, устало дремлет вся твоя неприкосновенность. Нужно быстрее выбираться из Безночного, а то он окажется тут с двумя умалишёнными, которые в упор не видят собственной увлечённости друг другом.