Затмение

Сначала он не мог заснуть — мысли не давали, всякие. Потом все-таки забылся, но даже во сне не отпускало. Чжи Чуань ворочался, мучился, снова уснул. Ему виделись бесконечные скалы и переходы, он шел и шел, никак не мог найти выход, а еще что-то, что должен был найти другое, и все не мог понять, что. Пока не наткнулся на ледяную стену. Вэньчжун царапал лед, сгребая иней, и в ужасе отшатнулся, когда увидел в прозрачном плену застывшее лицо. «А-Лин!» — закричал он и проснулся. Второй сон отправил Чжи Чуаня в бесконечные свитки и книги. Он тонул в них, знаки множились, иероглифы никак не складывались в хоть сколько-нибудь ясные фразы. А потом вся эта бумага вдруг загорелась. Чжи Чуань так перепугался, что сначала просто смотрел на огонь, потом попытался выстроить барьеры, но с этой новой тьмой все никак не получалось сделать что-то приличное, через преграды проникало пламя и почему-то снег, он закричал от отчаяния, когда огонь уже охватил его одежду. Пробуждение оказалось страшным, Вэньчжун резко сел и не сразу понял, что это был только сон. Спина взмокла, волосы тоже, хорошо, что он лег в одних штанах, а то сейчас проснулся бы в мокрой рубахе. Когда Чжи Чуаню удалось уснуть снова, он наконец-то упал в темноту без снов, но и она закончилась. В черном сне откуда-то послышалось дыхание, оно все приближалось, а Чжи Чуань даже не мог пошевелиться. И когда оказалось, что это дыхание обжигает шею — тоже не смог. Он как будто увяз в чем-то тягучем, как смола или мед. Жужжали пчелы, а вместо дыхания он почувствовал прикосновение губ. А-Лин? Он. Это его губы, его холодный нос, ладони его на груди и... ниже. Что это? Это же нельзя, не надо! «А-Лин», — Чжи Чуань попробовал произнести строго, запретить, но не услышал ни звука, губы просто не шевелились. Пока он не почувствовал прикосновение. Кончики пальцев... наверное. На губах. Что он делает? Чжи Чуань задохнулся от возмущения и что хуже — от желания, чтобы это длилось. В этот раз он просто открыл глаза, лежал неподвижно, как будто медовый плен никуда не делся. Оказалось, затекли руки, и пришлось ждать, пока начнет покалывать. Чжи Чуань сначала надеялся уснуть, но быстро понял, что это бесполезно. Он встал совершенно разбитый. Последний сон накрепко засел в голове, почему-то дышалось тяжело. Вэньчжун вышел на улицу прямо так — в штанах, ему казалось, что даже если просто накинуть сверху что-то, дышать станет еще труднее. Выяснилось, что уже светло. Чжи Чуань замер, не чувствуя холода. За ночь Безночный город засыпало снегом, и это оказалось так красиво, как будто он попал в совсем другое место. Город лежал перед ним, как древний зверь, не убитый, но спящий. В своей величавой строгости и опасной красоте. Чжи Чуань впервые увидел Безночный таким, впервые вообще обратил внимание на гармонию его облика. Снег скрывал его темную сущность и темное прошлое. «Что если это правда? Если я действительно принадлежу этому роду? Тогда... тогда я единственный, кто может чтить память предков. Отдавать этот долг...» Смятение снова заставило сердце биться как пойманное. Как научиться снова находить равновесие?! Он же раньше так хорошо это умел! И за что хвататься? Помочь Цзинь Лину, наверное. Или поискать библиотеку? Или пойти к Вэй Усяню и попросить помощи, чтобы учил его, ведь он теперь новый и должен уметь себя такого совершенствовать. Но что он о себе? Надо все-таки помочь Цзинь Лину, чтобы побыстрее его отсюда отправить. И не отправлять никуда... Вэньчжун сжал кулаки и вот только теперь понял, что вообще-то холодно. Кажется, он свихнется здесь, и какая тогда почтительность к предкам? Все забудут клан Вэнь. *** Цзинь Лин спал откровенно плохо. Он исползал всю кровать, пытаясь в полусне прижаться к Чжи Чуаню, и совершенно безуспешно. Его не было… Раз его нет рядом, значит он встал за чем-то важным — подбросить дров в очаг, попить воды, проверить безопасность. Но Цзинь Лин поднимал голову, не находил его затуманенным взглядом и падал обратно в этот тягостный поиск. Под утро, когда он окончательно измучился, Цзинь Лин проснулся от того, что наматывал полуоторванную тесьму на угол одеяла, пытаясь не дать Чжи Чуаню уйти, пока он спит. И формально он даже не солгал — он никуда не девался, пока Цзинь Лин спит. Он делся раньше. Нашёл себе комнату и ушёл туда спать. Пришлось освобождать одеяло, которое даже не помышляло о побеге, причём делать это под испытующим взглядом Вэй Усяня, который за каким-то хреном подошёл к кровати. — Что? — сердито буркнул Цзинь Лин, вытирая мокрые глаза. — Показалось, — соврал Вэй Усянь и пошёл досыпать. Ему ночные горестные стоны Цзинь Лина не давали спать. Всё время казалось, что на самом деле ему плохо, или проклятье недовытянул и нужно срочно исправлять, или он заболел, или ладонь воспалилась — порезы он видел, и по их виду в общем догадался о методе лечения. И был готов спорить на деньги, что Чжи Чуань даже не понял, как это сделал. Вэй Усянь проснулся позже, когда Цзинь Лина уже не было. После него осталось немилосердно скомканное одеяло, исписанная свежими схемами и поправками стена и недопитая чашка с ещё тёплой водой. — Какое чудесное изумительное шило ручной работы неизвестного мастера-ювелира колет этого юнца прямо в седалище? Он не побежал искать племянника по всем закоулкам Безночного города. Роль бешеной няньки — не его роль. И потом, Цзинь Лин сейчас в том возрасте и в том положении, когда нянчиться уже поздно. Да и небезопасно. Этот ненормальный чуть что хватается за меч. Вэй Усянь понял, что нежно улыбается, и упрямо нахмурился. Нечего, нечего тут расплываться. Нужно думать как отсюда выбраться. Цзинь Лин, едва проснувшись, принялся искать ошибку и не нашёл. Он раз за разом всё перепроверил, поливал стену бессильным и беззвучным гневом — стене было ожидаемо наплевать на его ярость. Спящему Вэй Усяню тоже было плевать, но это к счастью. Поэтому Цзинь Лин предпочёл перенести своё сердитое бормотание к барьеру, но вместо полезного занятия налепил из выпавшего за ночь снега горку снежных колобков и сложил в ровную пирамиду. Они выглядели как солёные рисовые колобки, в которых соли было столько, что рис забыли положить. От этого только руки зря замёрзли, и это мешало в сотый раз изучать барьер и мучиться над задачей его снятия. Он вывозился в снегу и промок, замёрз окончательно, и пошёл греться, подворачивая ноги на случайных камнях, которые теперь не были видны под пушистым снегом. Цзинь Лин слепил по дороге ещё одного колобка, натёр его ладонями так, что он покрылся хрустящей ледяной корочкой и морозил руки ещё яростнее. Но вместо того, чтобы выбросить дурацкий колобок, Цзинь Лин растерянно откусил половину, да так что зубы заломило. — Вэньчжун, — сипло проговорил он, сплюнув в сторону ледышку. — Почему ты голый стоишь на морозе? Тебе плохо? *** Чжи Чуань так задумался, что вздрогнул и обернулся. Голый? Хм, да... Это как-то совсем неправильно. Но сиплый Цзинь Лин — еще неправильнее! — Мне? Мне... нет, я просто что-то вышел, — он подошел, взял его за руки, нахмурился, увидев снежок в холоднющих руках, забрал. — Ты почему мерзнешь? Ты что, снег грызешь? Зачем грызть снег? Вон губы ледяные! Причем понял это Чжи Чуань, коснувшись этих самых губ, и в смятении одернул руку. Может мальчишка прав, с ним действительно что-то не так? — Я оденусь. Ты чего так рано встал? *** Ему не плохо. И на этом благодарение небесам. Цзинь Лин безропотно отдал надкусанный снежок и ошарашено приоткрыл рот, когда Чжи Чуань дотронулся до его губ. И сам не понял, что его больше удивило — само прикосновение, или резкое движение, с которым он отдёрнул руку. — У тебя пальцы горячие, — прошептал Цзинь Лин, и неожиданно увидел Чжи Чуаня всего как-то отчётливо. Как он стоял, какой у него разворот плеч, обычно скрытый одеждами, и твёрдые от холода соски, подтянутый живот. — Вэньчжун, — выдохнул он с облачком стылого пара. — Я просто плохо спал. А какой смысл заставлять себя лежать, если не лежится. Разбирался со схемой, ничего не разобрал. Вот… солёных колобков налепил из снега. Не знаю зачем. Я его случайно откусил. Ему было зябко. Морозец пробирался под шелка, кусал запястья и шею. Почему мёрзнет. Ну почему. Другой-то одежды нет, а ходить в одеяле — это слишком. *** «Голова у меня горячая, а не пальцы. Ох, Цзинь Лин...» — Чжи Чуань все хуже соображал под этим его взглядом, требовалось немедленно взять себя в руки. — Если пренебрегать сном, мёрзнуть и волноваться, голова будет плохо думать. Пошли. Он взял его за ледяную руку и повел в свою новую комнату, там было тепло, и еще тлел огонь в очаге. — Садись, — велел Чжи Чуань, но сам же не дал Цзинь Лину сесть, потому что простыня от него точно влажная, это неприятно и неприлично. Вэньчжун накрыл кровать одеялом. — Вот, теперь садись. Он все еще не оделся, некогда, сначала развести нормальный огонь, потому что Цзинь Лин мёрзнет. А еще он переживает из-за схемы. — Хватит мучить голову. Вот, смотри. Он взял кисть и тушь, скрюченные листочки бумаги. Пришлось встать на колени перед кроватью, чтобы не дергать мальчика к столу, разложить все прямо на одеяле. Чжи Чуань быстро начертал знаки. Теперь он не мог с ними работать сам, не мог практиковать, а ведь всегда считал практику первее теории. Но сейчас у него была только теория, которую он не забыл. — Вот, тебе нужна прозрачность, буквально, не только для взгляда или звука, но и для самой стихии. Ты берешь воду, воздух, камень... для них же тебе и нужно открыть барьер. Он немного изменил схему, Цзинь Лин совершенно точно все поймет. И решит, что такой дурак и не сообразил простого, опять рассердится на себя! — Просто это усталость, А-Лин, — Чжи Чуань тронул его колено, чтобы как-то успокоить. — Это волнение, плохой сон, потрясение. Ничего страшного. Ты как? Согреваешься? Предлагаю тебе отдохнуть, я разбужу, не дам спать весь день. *** Вот где он прятался… Цзинь Лин осмотрелся в комнате, которую Чжи Чуань для себя выбрал. Мокрая ткань неприятно и зябко липла к коже, он неловко примостился на самый краешек кровати, чтобы не намочить одеяло, и согреться никак не мог. Хотя на схему смотрел внимательно — тело это тело, оно помучается и перестанет, а понять почему не работает то, что должно работать — это важнее. И он даже кивал, угукал согласно, в схему смотрел не как козёл в окошко. Чжи Чуань умел доходчиво объяснять, и Цзинь Лин был ему очень благодарен за терпение. Просто кроме схемы был тут ещё и тот, кто эту схему объяснял. Красивый, внимательный, и зачем он так на коленях склоняется над кроватью — это лишь мешает правильному уроку. Цзинь Лин покачал головой. — Не могу согреться, одежда сырая. Он раздевался не вставая, разматывая этот опостылевший шёлк, сбросил сапоги и поёжился, накинул на плечи край одеяла и снова склонился над схемой. — Смотри. Если барьер строится на крови, то и открыть его можно кровью, раз он не взламывается. Эксперименты я провожу на выстроенном малом барьере, чтобы лишний раз не дёргать сигнальную систему большого, но я и свой не могу взломать. Снять как хозяин — могу. А открыть как злодей, подобравший ключ — не могу. Вэньчжун… я у тебя бездарный злодей. Цзинь Лин грустно улыбнулся, привстал, вытягивая из-под задницы распахнутые шелка, попытался пристроить их в сторонке, но вместо этого плюхнулся на место и аккуратно прибрал с плеч Чжи Чуаня разметавшиеся волосы, пропуская пряди между пальцами. — И снова я буду отлёживать бока, пока ты работаешь? Мы с тобой, Чжи Вэньчжун... Он снова зябко поёжился, перебрал ногами, пытаясь отлепить от щиколоток ткань нижних штанов, и придвинулся к нему ближе, тронул холодными пальцами его щёку. — Мы с тобой справимся. Я тут у тебя обсохну чуть-чуть, ладно? И поищу где-нибудь что-то надеть. А то я как призрак тут хожу в этом всём. *** Чжи Чуань смотрел, только не сразу понял, что смотрит не на схему, а на Цзинь Лина, который взялся раздеваться. — Мм... да, — опомнился Вэньчжун и сосредоточенно уставился на знаки. — Ты у меня устав... ший. Зачем он его трогает?! — Уставший. Это надо запретить. Так нельзя! — А-Лин... — Чжи Чуань коснулся его пальцев и осторожно отнял руку мальчишки от своей щеки. — Не надо. Это слишком... близко. Я тоже не буду, хорошо? Он опустил глаза, не зная, как попросить еще мягче и не обидеть. Нет, не хорошо, плохо. Когда они друг друга касаются — это и хорошо, и плохо сразу. Вэньчжун чувствовал, как его равновесие снова осыпется, тает, как снег на руках. Он встал и нашел рубашку, она уже высохла, можно одеться. И спрятать лицо хотя бы на пару мгновений. — Я развешу твою одежду, чтобы сохла, и найду для тебя что-нибудь. Тут много чего можно найти, не все разграбили. Принесу твое одеяло... Может, что-то теплое найду. Он надевал рубаху, говорил эти простые будничные вещи, лишь бы не думать о том, что переживает от каждого прикосновения. Никогда ничего такого с ним не случалось, и теперь растерянность никак не уходила. — Ложись, вот, — он взял свою одежду и протянул мальчику, для этого пришлось подойти близко. — Накройся пока. Мы с тобой обязательно справимся. «И с этим справимся, нельзя по-другому» *** Не надо? Что не надо? Обсыхать? Проводить эксперименты над барьером? Подбирать ключ? Что? Прикасаться. Его теперь и трогать нельзя? Помилуйте, а что же тогда можно? А почему нельзя? Какое «слишком близко»? Может нужно показать сейчас, что такое на самом деле «слишком» и на самом деле «близко»? Таким благовоспитанным Цзинь Лин никогда не был. Он сложил руки на коленях, только всё ещё ёжился — никак не мог согреться. Нет, не хорошо! Если он не будет тоже, это будет из рук вон плохо! Когда Фея грустила, она горестно выла куда-то в самую серединку неба. Поднимала морду вверх, закладывала уши, прижмуривала глаза и выводила длинный заунывный вой, в котором переливается тоска, захватывающая сердце грусть, переливчатая жалоба, которая уносилась куда-то ввысь быстрее, чем небесный фонарик. Цзинь Лину сейчас хотелось точно так же завыть. Чжи Чуань говорил что-то подчёркнуто разумное, и безусловно заботливое. Его хотелось схватить, заставить внимательно слушать, и высказать ему в лицо… а что высказать — это лишь начало опасливо собираться по краешку сознания, искриться кристально чистым ледком осознания. И этот лёд вовсе не был холодным, лишь прозрачным и ясным. Если бы Чжи Чуань не отпрянул так. Если бы он не сказал вот это «слишком близко» и «я тоже не буду». Если бы он не прятал сейчас лицо и не выстраивал крепостную стену повседневной благовоспитанности… Цзинь Лин покорно протянул руку и взял его одежду, судорожно прижал к груди, лихорадочно гладил её ладонью, словно сжимал в объятиях вовсе не одежду. — Нет, постой, — голос дал ненадёжную хрипотцу, Цзинь Лин поднялся на ноги и босиком шагнул навстречу. — Я завернусь в одеяло. Не выходи раздетым. Вот… Он вручил одежду ему обратно. — Нам нельзя болеть. Каждому из нас нельзя болеть. Видишь? — Цзинь Лин немедленно вернулся на кровать, замотался в одеяло по уши, укутал ноги и принялся возиться в этом коконе. Спустя мгновение из кокона высунулась рука и развесила на самом краешке кровати нижние штаны. — Там просто низ штанин мокрый, зачем сушить их на себе из ложной скромности? — рассудительно проговорил Цзинь Лин. — Видишь — я ответственно сижу в одеяле, и наружу торчит только нос. Вэньчжун, оденься. Если ты заболеешь я свихнусь от беспокойства и буду лечить тебя такими методами, которые точно окажутся «слишком». Сидеть в его постели голым, пусть и в одеяле, и в таком виде прикидываться средоточием рассудительности — это испытание для сильных духом. Цзинь Лин подумал, что тут ещё бы разобраться, о ком это он сейчас. Кто из них двоих сильный духом? Не иначе как оба. *** Чжи Чуань поверить не мог, что это вообще происходит. Настолько, что решительно шагнул к кровати, взял А-Линовы штаны и повесил ближе к очагу. — Опять угрозы? — он хмыкнул, но получилось как-то не очень уверенно. Растерянный какой-то хмык. Вэньчжун вышел из комнаты, на ходу завязывая ханьфу и упорно пытаясь не думать о том, что Цзинь Лин лежит в его кровати весь «без ложной скромности». Не бывает «ложной скромности» в такой ситуации! Ее даже недостаточно, скромности этой. Нельзя трогать друг друга так, касаться так бесцеремонно, нельзя забывать об одежде, нельзя отвлекаться от дела. Нельзя. Надо было так и сказать, но он почему-то этого не сделал. Ничего, лучше поздно, чем никогда, сейчас вернется и немного повоспитывает, Цзинь Лину придется потерпеть, это ему же во благо. Чжи Чуань повторял это все про себя, как медитацию, пока искал какую-нибудь одежду. Главные покои все были разграблены и перевернуты, но в комнатах слуг много чего осталось. Вот, темные простые вещи подойдут, главное, что не дырявые. Конечно, не восемь слоев шелка, но ничего, такому нахалу «без ложной скромности» как раз подойдут. Вот только белья не нашлось. Вэньчжун собрал вещи и без промедления вернулся туда, где спал Цзинь Лин. — Вэй Усянь, тебе в поисках книг никакого белья случайно не попадалось? — спросил он, хмуро глядя на то, в каком виде мальчишка оставил свою постель, пренебрег аккуратностью. С другой стороны, о чем тут говорить, если он сам расхаживал по улице в одних штанах? Какой-то верх несобранности! Чжи Чуань сгреб одеяло. — Я нашел ему одежду, но не всю. *** Да какие уж тут угрозы. Тут самому бы не раскиснуть. Цзинь Лин только плотнее сжал вокруг себя одеяло, и круглыми совиными глазами смотрел, как Чжи Чуань хмыкает, выходит из комнаты… ну он хотя бы оделся. Это хорошо. Значит, угрозы действуют. Правда, это были не угрозы. Цзинь Лин запутался, повозился на кровати, решил, что сидеть сиднем нет толку, и лёг. Уткнулся лицом в подушку и отчаянно вдохнул тревожный запах плохого сна, полного душевного смятения. Чуть влажные простыни… Цзинь Лин валялся, как кокон из одеяла, и размышлял. Но оно не размышлялось, и тогда он принялся бормотать себе под нос: — Ну хорошо. Трогать тебя нельзя. И ты меня трогать не будешь. Слишком, понимаешь ли, близко. Обнимать — не близко, целовать твоё лицо — не близко… плавать вместе в озере наперегонки, лотосы рвать… убивать вместе — ничего, не близко, нормально. Мыться вместе? Ну ладно, я сидел в воде, ты рядом меня наставнически порицал за упрямство. Но это было тебе не близко. Спать под одним одеялом — не близко. Я на тебе спал — не было близко. А сейчас, стоило прикоснуться к щеке — стало близко и нельзя. Что? Почему вдруг? Тебе вредно спать отдельно, Вэньчжун, у тебя просыпаются дурные мысли. А теперь сложное — что мне? Мне близко? Нет. Мне ни разу не близко. Мне…. мало. Мне надо ближе. Почему? Глупый вопрос, пожалуй. Потому что я дурак. Я ему писал. Я его искал. Я его рисовал. Я его трогал. Я его целовал. Я его… Он резко сел, ответственно поправил одеяло, выставил вперёд обе руки, словно взвешивал на ладонях две равноправные мысли, и смотрел, какая перетянет. Левая или правая? — Ну? — сердито спросил Цзинь Лин эти импровизированные весы и опустил ниже левую руку. — Серьёзно? Тут же ниже опустилась правая рука и он так же скептически заглянул в ладонь, будто там лежало решение. — Да ладно. Как он ни мучился, ни левое, ни правое не перетягивало. Он задавал себе сотни вопросов, умных и глупых, возмутительных и не слишком. Честно на них отвечал, сердился, возился в одеяле, пытался заставить себя спать, но взъерошил голову не только снаружи, но и внутри. — Так что? — сурово спросил он снова выставленные в равновесии ладони. — Люблю или хочу? Цзинь Лин уронил руки и долго сидел в оцепенении. Медленно натянул одеяло на голову и так же медленно упал на бок. Шёпотом выругался, потому что из одеяла тут же вылезли пятки, и пришлось ужиматься обратно, а потом наконец вынырнул из душного плена одеяла и громко сообщил в потолок: — И! Не или. И! Люблю и хочу! Вот теперь всё понятно. Вот теперь мне ничего не понятно. Но определённо — да. Охохо… Поспал бы ты, Цзинь Лин… Теперь ему стало жарко. В конце концов он всё же задремал, вот только теперь он не выглядел замёрзшим и несчастным. *** Вэй Усянь непонимающе поднял голову от бумаг и переспросил: — Постельного что ли? — он потряс головой, потёр ладонями лицо и сообразил. — Ааа… это крайне удачная мысль, Цзинь Лину давно пора было переодеться. Да и мне. Нам всем не мешала бы другая одежда. Чистая. Удобная. Целая и желательно тёплая. И обувь. Он едва не махнул рукой, мол, решение принято верное, иди и ищи, потом фыркнул смешком. — Да, что-то видел. Схожу, принесу. И вообще, стоит посгребать сюда чего-то для жизни, а то что всё тебе заниматься этим. У меня хотя бы опыт есть… Вы там что, поругались опять? Вэй Усянь отчаянно зевнул, снова потёр лицо руками и встряхнулся. — Думаю, что мне тоже нужна комната. Я спал урывками и не выспался. Не хочу ябедничать — а хотя нет, хочу! — Цзинь Лин не давал мне спать. Он всю ночь возился, всхлипывал, стонал, а когда я подошёл посмотреть, что с ним такое, вскинулся, будто я его загрызть пытался. Угрожает постоянно — то убийством, то ещё хуже, а я ничего такого ему не сказал. *** — Да. Снег выпал. Пока Цзинь Лин бился с барьерами, пока Вэй Усянь пытался что-то найти полезное, он сам что делал? Любовался Безночным городом и жалел себя? Чжи Чуань поразился, до какой степени он стал другим, и сейчас он себе таким не понравился. — Почему это поругались? Мы не ругаемся. Мы... просто иногда спорим. Цзинь Лин упрямый, но мне следовало бы быть с ним внимательным, я старше. А он волнуется. Зачем он все это вообще говорит? И с какой стати Вэй Усянь ябедничает? — У него есть повод сердиться на тебя, ты не думаешь? Он сдерживается, старается. Цзинь Лин молод и горяч, а на него столько всего свалилось! А теперь он застрял тут с нами. Дядя Старейшина Илина и бывший учитель, ставший темным! *** — Я не думаю. Я знаю, — примирительно протянул Вэй Усянь. — Ничего. Найдёт нас Цзян Чэн и сломает мне ноги. И всем сразу станет хорошо… Не нападаю я на Цзинь Лина, слово даю. Он снова поскладывал бумаги, педантично придавил камнем, который ещё ночью выполнял эту почётную обязанность, и поднялся. Вот тут правильно, нужно прекращать тут бедствовать, в их распоряжении целый город, а в приличном городе сколько ни грабь, всегда найдётся что-то недограбленное. — Кстати, бывший учитель, позволь поинтересоваться. Ты вчера изрезанную ладонь своему небывшему ученику вылечил сознательно или неосознанно? И что на него свалилось кроме Безночного и двух страшных тёмных заклинателей? Я в общих чертах понял, но сразу спрошу главное — Мэн Яо что, свихнулся и тоже отемнел? Не могу же я это спросить у мальчика. Я вчера только твоё имя назвал — и он мне тут же меч между глаз упёр. *** — Цзян Чэн сюда не войдет. Так что за свои ноги пока не волнуйся. Вэньчжун посмотрел на камень. Интересно, нашел Вэй Усянь что-нибудь или нет? Не нападает он. — Еще бы напал! Хватило уже того, как ты вольготно вел себя в теле Цзинь Лина! — он дернулся и взял себя в руки. Глупо как-то предъявлять претензии. — Впрочем... ты тогда его не помнил. Вопрос заставил задуматься. А ведь вылечил, получается? — Неосознанно, — признался Чжи Чуань. — Но было бы неплохо осознать. Ты меня научишь, Вэй-лаоши? Без сарказма не получилось, снова пришлось напомнить себе о сдержанности. Это может тьма так действует? Сюэ Ян острый на язык и совершенно несдержан, Сун Лань тоже все время как ёж. Неужели он тоже станет таким вот? — Мэн Яо не отемнел, он просто подлый. Он убил Не Минцзюэ и собирался создать из него Печать, но к счастью не успел. Знаешь, давай я тебе потом расскажу? Там Цзинь Лин мёрзнет и ждет меня, а ты белье обещал. Мне нужно вернуться, иначе он сюда сам прибежит и опять начнет переживать. И тебе лучше, и правда, найти другое место, а то с твоим чувством такта вы с ним рано или поздно подеретесь. *** — Ты плохо знаешь Цзян Чэна, — важно сообщил Вэй Усянь, даже не скрывая свою гордость за брата. Впрочем, гордость отдавала грустью. Всё слишком запуталось, спеклось в горячий похрустывающий от жара ком, и когда он разорвётся — неизвестно, насколько далеко раскидает обломки. — Для меня в тот момент это было просто тело какого-то живого существа, которое я даже не очень идентифицировал. Не мог понять, много это конечностей или мало. Но вышло неловко, да. Осознавать — да. Не позволяй тьме неосознанного «оно само». И «Вэй-лаоши» несолидно почесал кончик носа. Учитель хренов. Сам совершил все возможные и невозможные ошибки. — Я позволял. Это было ошибкой. На ошибках учатся. Если везёт — учатся на чужих ошибках, а не на своих. Вэй Усянь открыл рот, обалдев от подачи. — Печать-то ему нахрена? А… ну да… Так, я сейчас вернусь, ты и впрямь побудь тут — неровен час прибежит, чудо беспокойное. Он гостеприимно повёл рукой в сторону документов — мол, прошу, не стесняйтесь. Смех смехом, а бельё он, получается, и правда обещал. И самому белья хотелось. И постель с простынями. И чтобы тепло. На дрова придётся разобрать какие-то строения, если не повезёт их просто найти — с лесом в Безночном было совсем худо. Он Безночный, Безлесный, Безводный… теоретически, тут должен быть источник воды, но его сперва надо найти. Вэй Усянь вернулся достаточно скоро и принёс груду одежды и обуви, увязанную в плотное покрывало. — Вот. Брал из того, что хранилось чистым. Даже не запылилось в сундуке. *** — Научи меня, — упрямо повторил Чжи Чуань. — Покажи, я быстро учусь, у меня в этом деле отличный навык. «Оно само» — это совсем плохой путь, он это прекрасно понимал. Такую силу нужно контролировать, иначе потом вон города в руинах и море крови. В ожидании Чжи Чуань и впрямь сел за бумаги, читал жадно, как будто тысячу лет не видел письмо, книг, не узнавал новое. Он вздрогнул, когда Вэй Усянь вернулся, и поспешно встал. — Спасибо. Надеюсь, сон все-таки победил его упрямство. Вэй Усянь... если у Цзинь Лина сегодня не получится, нам придется искать другой выход. Может, внизу? Или сложим наши усилия... нужно что-то делать. Цзинь Лин не может здесь оставаться. Чжи Чуань забрал одежду и вернулся к себе. Сон и правда победил, и даже одеяльный кокон немного размотался. Вэньчжун ласково улыбнулся, бесшумно сложил одежду и подошел ближе. Из-под одеяла торчало плечо и кусочек спины, удержаться оказалось просто невозможно. Но он не трогал, нет, только осторожно поправил одеяло. *** У Вэй Усяня было время поразмыслить, пока он сгребал полезное и хорошее из одежды. — Было бы за что благодарить. Здесь вещи для всех троих, и я там видел ещё полезного, принесу, пока ты ходишь. Вот что, Чжи Чуань. Я буду тебя учить — это моя доля ответственности, ведь я подтолкнул тебя отказаться от золотого ядра. И потом, ты мне помог — неизвестному чудовищу, не имеющему формы и памяти, вооружённому исключительно тоской и ехидством. Могу ли я это просто так оставить на самотёк, который настолько опасен в общении с тьмой? Нет уж… один раз уже оставил. Ступай. Я работаю над этим. Цзинь Лин работает, и ты прилагаешь все усилия. Ступай, и не сомневайся — я тебя научу. Ты многое знаешь и сам, просто нужно понять, как это применить в изменившихся обстоятельствах. Иди, я пока займусь сбором нужных вещей, и у нас почти не осталось дров. Вэй Усянь не стал ждать — как раз нормально расходился и разведал нужное. Что бы там кто ни думал, а троим взрослым людям нужно что-то есть, пить, греться, одеться вот. И, кроме всего прочего, никто не отказался бы вымыться. *** Цзинь Лин спал благодатным сном человека, который распутал сложный нравственный узел и теперь мог наконец позволить себе глубокий качественный сон. У него и без того хватало сложностей, чтобы терзаться ещё и этим — люблю ли я, хочу ли я. Определённость воссияла, он честно осмыслил и осознал! Он всё проверил, он задал себе множество суровых вопросов и дал целый сонм честных ответов. Теперь ему было жарко и хорошо, Цзинь Лин разнежено промурлыкал что-то неразборчивое и повернулся набок, сгребая край одеяла в жаркие объятия. Он на мгновение открыл глаза, увидел Чжи Чуаня и совершенно счастливо улыбнулся. Вот так должно быть, чтобы открываешь глаза — а он здесь, и можно обратно закрыть глаза, зная, что Вэньчжун здесь. — Если мне уже прямо сейчас надо вставать, то дай мне ещё немного времени, — пробормотал Цзинь Лин. — Мне сейчас очень хорошо и спокойно, хочу побыть в этом немного. Приглашаю тебя присоединиться — у меня в этом ощущении есть место как раз для тебя. *** Разбудил все-таки... Чжи Чуань задержал вдох, как будто это могло еще сильнее разбудить Цзинь Лина, заставить вскочить и перестать отдыхать. Он так и стоял, не дыша, смотрел на его улыбку и сонно-довольный вид, слушая... слушая совершенно невозможное предложение, от которого на сердце становилось тепло и тревожно. «Хорошо и спокойно» — это так заманчиво и желанно, только вот Чжи Чуань совершенно точно знал, что спокойно ему рядом с Цзинь Лином не будет, и значит не будет равновесия. Он медленно выдохнул и тихо сказал: — Вставать еще не пора, спи. Спи. Вот дать времени немного и даже больше он мог, конечно. Это спокойствие Цзинь Лина сейчас бесценно. Потом он опять вскочит и пойдет сражаться с барьером, но ради отдыха это вполне можно отложить. Отдых нужен им обоим, потому что Чжи Чуань совсем не знал, что делать с этими незнакомыми чувствами и мыслями, которые бередят душу и заставляют сердце подпрыгивать, как будто ему пятнадцать лет и он стоит на пороге чего-то нового, волнительного и ждет, когда же оно станет ясным. Но ему не пятнадцать. Чжи Чуань отошел, сложил аккуратно вещи, поправил те, что сохли, каждую, что-то перевесил, хотя это было необязательно, и сел за стол, очень тихо, чтобы не мешать. *** И вставать ещё не пора, и можно спать, и Чжи Чуань рядом. Нужно ли что-то ещё настолько же восхитительное? — Ты лучше всех, — сонно выдохнул Цзинь Лин и снова закрыл глаза. Он честно уснул, и даже видел какой-то сон, длинный и чрезвычайно приятный. Сколько на самом деле прошло времени — не измерить, не постичь. Но Цзинь Лин помнил, что где-то рядом с ним в одной комнате находится Чжи Чуань. И он не привязан за руку, и где-то рядом, да не совсем — не схватить, не удержать. Цзинь Лин открывал глаза, находил взглядом Чжи Чуаня, удовлетворённо вздыхал, снова засыпал, и так несколько раз. Пока не поймал себя на глупом и дурацком. Что вроде дремлет, но на самом деле уже несколько раз повернулся с боку на бок, и теперь валяется, растянувшись на кровати, и с каким-то потрясающе приятным ощущением шевелит пальцами ног. Невероятная чушь! — Вэньчжун, — тягуче позвал Цзинь Лин. — Мне кажется, что в меня больше не поместится. Сна. Спасибо. И он зевнул, прикрыв рот краем одеяла, да так сладко, что на глаза слёзы навернулись. Вставать не хотелось. Вставать — это снова столкнуться с проблемами, а хочется остаться, вот так лежать, и чтобы он тоже никуда не уходил. Никуда… Никогда. Цзинь Лин решительно сел, поправил одеяло на бёдрах и начал причёсывать волосы пальцами. — Чжи Вэньчжун, — снова ласково протянул он, протянул к нему руку, и хотел позвать к себе. Это просто напрашивалось, но вместо этого Цзинь Лин шёпотом попросил: — Не был бы ты так любезен дать мне что-нибудь одеться? И сделал движение встать за штанами самому. *** От того, как Цзинь Лин его звал, по спине бежали мурашки. Его голос, привычный, но какой-то другой... Чжи Чуань встал и медлил, потому что смотреть на это оказалось совсем не просто. Он едва не зажмурился, когда мальчишка сел, и чуть не отвернулся, когда он снова позвал и протянул руку. В этом было что-то... вот почти как тогда, когда Вэй Усянь вселился в тело Цзинь Лина и развалился на кровати. Только сейчас мальчишка точно был собой и не собой одновременно, что-то изменилось. — Нет! — пусть тихо, но совершенно несдержанно воскликнул Чжи Чуань, даже жестом остановил. — Сиди, я подам. Он и сам не ожидал, что так испугается, причем даже не того, что обнаженный Цзинь Лин окажется не прикрыт, а того, что не сможет деликатно отвернуться или наоборот — отвернется слишком резко. — Вот, — Вэньчжун взял себя в руки, отругав за эти странные и неправильные чувства, подал стопку. — Мы нашли кое-какую одежду, не шелк, но практично и главное тепло. Он отступил назад и смог спокойно и именно что тактично отвернуться и занять себя очередным перевешиванием одежд Цзинь Лина, привел в порядок волосы и стал заново перевязывать пояс ханьфу. Сердце выстукивало о ребра, Чжи Чуань почему-то чувствовал себя очень сильным, способным свернуть горы и найти все, что здесь еще не найдено, научиться всему, что еще не умеет, надо только уйти отсюда и оставить Цзинь Лина наедине с собой и задачей. *** Значит, не нужно вставать тут голым, чтобы шокировать этим Вэньчжуна. Наверное, это из секретного списка вещей, которые слишком. Цзинь Лин только улыбался, когда принимал одежду, не пытался поймать за руку или смутить больше, чем уже успел. — Не шёлк? Возмутительно. Как можно носить исподнее не из шёлка, я не понимаю, — ему не очень удавались интонации избалованного отпрыска знатного семейства, зато удалось не захохотать сразу. — Где мои золочёные носилки и циновки божественного плетения, свитые небожителями из солнечных лучей? Маленькая комедия закончилась так же внезапно, как началась. Цзинь Лин несолидно чихнул, потер нос и пробормотал: — Вот простужаться я тоже не планирую. Вэньчжун, спасибо. Одеваться всегда лучше сообразно ситуации. Я себя в этих шелках чувствовал неуместно. Помнишь, как мы в озере плавали? Вот в одних штанах это было уместно. Сказал и умолк, перебирая одежду. Цзинь Лин улыбался, но теперь ещё и с тёплым ощущением тёплой нежности. Такие моменты хочется вернуть, а лучше повторить. Потому что возвращаться — это отменить всё, что произошло после, и снова наощупь идти, совершая те же ошибки. — Когда мы отсюда выберемся… — тихо сказал он и вздохнул. — Я всё-таки рискну напомнить тебе, Вэньчжун, что ты обещал мне кое-что, очень важное для меня. Это важное хранится вот тут. Он приложил ладонь к груди, внимательно смотрел на него в твёрдой уверенности, что Чжи Вэньчжун не станет отнимать у него то важное, что очень хочется повторить. — Так! Здесь одежды больше, чем мне нужно, и это наводит на мысль. А ты? Тебе тоже нужно утеплиться. И надеть чистое. И вообще… Цзинь Лин не стал устраивать длинные процедуры надевания облачений, быстро натягивал на себя одежду, с удовольствием чувствуя себя нормально одетым, а не как невразумительная капуста с растрёпанными листьями. Вот только блестящая золотой чешуёй заколка осталась напоминанием о том, кто он вообще такой. Цзинь Лин прибрал волосы, затягивал пояс, и деловито встал перед Чжи Чуанем на одобрение своего внешнего вида, приличествующего сложившейся ситуации и текущему моменту. *** Чжи Чуань замер, не довязав пояс, и улыбнулся. Восемь слоев шелка, носилки. Светлый мальчик, и шутки у него светлые. Он потуже затянул пояс. Вопрос такой, что не обернуться невозможно, нужно же посмотреть, где это «здесь», раз показывает. Чжи Чуань посмотрел на Цзинь Лина серьезно: — Конечно, я помню. Только где все это взять? Как теперь выполнить свои обещания? Цзинь Лин так и сидел и мог встать в любой момент. Весь! Одеяло упадет... Вэньчжун снова повернулся к нему спиной и смотрел на догорающий огонь в очаге. Мальчишка шуршал, а когда шуршание стихло, Чжи Чуань почувствовал его рядом, спиной почувствовал, ох. Снова пришлось поворачиваться. — Замечательно, — он оглядел его с ног до головы. — Я тоже переоденусь. Потом. Он с трудом подавил желание отступить. Глупо же будет, еще и на стул наткнется. — Иди. Я тоже займусь делами. Иди, А-Лин... *** Он дождался этого одобрения, ведь оно сейчас было буквально необходимо, и согрелся им дополнительно. — Иду-иду, — с готовностью отозвался Цзинь Лин, и почти дошёл до двери, но тут же спохватился и вернулся назад. — Я тут у тебя оставил… А где? Вот! Он с триумфом помахал собранными схемами, свернул и сунул за пазуху, снова ушёл. Почти ушёл, повернулся в дверях. — Вэньчжун, я у тебя всё-таки оставил тут бардак. Можно? Просто я отсюда сразу к барьеру, а ворох вот этого всего будет мне мешать. И подушку измял. И простыни. И одеяло скомкал, но его я хотя бы попытался разгладить перед уходом, хоть и не преуспел. Зато я действительно выспался. Спасибо. И за одежду тоже. Делами. Дела, дела. Всякий раз находятся какие-то дела! Ничего. Цзинь Лин действительно умчался к барьеру, намучился с ним изрядно, не преуспел ни разу, но хотя бы потратил время не зря. Он успел надумать совершенно левую схему, сбегал за Вэй Усянем и заручился его помощью в важном деле — побыть подопытным заклинателем. И пусть Старейшина Илина и делал вид, что немедленно помрёт от смеха, но сторожевой барьер Цзинь Лин сумел усилить таким образом, чтобы отбить пойманному визитёру любую охоту искать способ выбраться. Потому что теперь на любые попытки снять барьер изнутри вызывали у этого плена голодный спазм — ловушка тут же угрожающе стискивала пойманную жертву и принималась ревниво отслеживать всякие попытки шевельнуть хотя бы отблеском силы, а в ответ на заклинания вообще стискивала в мёртвой хватке. Вэй Усянь заверил, что теперь это надёжнее, и ушёл, пряча улыбку и покачивая головой. Он всё же нашёл себе комнату, и она оказалась совсем рядом. Он натащил груду каких-то полезных вещей, но еды было мало. Мало, но не безнадёжно — от голода не умрут. Цзинь Лин прибегал, глотал горячего и снова уносился к барьеру, чтобы изобретать способы его снятия. Он сумел повторить такой же барьер на своей крови, но всё ещё не понял, как его взломать изнутри с помощью этой же крови, которая использовалась при возведении. Всё время приходилось себе напоминать, что он не снимает собственный барьер, а взламывает его как злоумышленник. В злоумышленники таких как он по-прежнему не брали, но он не унывал, раз за разом штурмуя неподатливые стены. — Вот что, — сообщил он, вернувшись, наконец, в свою комнату, которая осталась за ним просто потому что Чжи Чуань съехал, а за ним и Вэй Усянь сбежал. — Я передумал искать себе отдельное жильё. Я тут буду. Чтобы не добавлять никому проблем по моему поиску. Он упал на кровать лицом вниз, едва сгрёб в охапку одеяло, и шумно выдохнул. Как-то даже орать и психовать не хотелось. Да, он снова потерпел неудачу в главном — не нашёл как вскрыть барьер. Зато нашёл как сделать свои ловушки надёжнее. Повторил все характеристики главного барьера. Или почти все. А может ключ не тот? Может, этот барьер просто невозможно вскрыть изнутри? А может, его можно снять лишь снаружи, а чтобы изнутри, требуется специальная отмычка кроме крови? Талисман, который нужно активировать кровью, родственной базовой. И каким он должен быть в таком случае? Цзинь Лин сел и озадачено уставился в огонь. Это же логично? А если нет? — Хорошо, а что ещё логично? Логично, что мы тут изо всех сил сигналим, что в ловушке кто-то есть. Значит, кто-то должен явиться. *** — Ничего, — ответил Чжи Чуань и сам услышал, как поспешно. Но ведь Цзинь Лин никак не уходил! — Иди, ничего страшного. Как только мальчишка ушел, Вэньчжун и правда взялся наводить порядок. Это всегда помогает — простые дела, уборка вот, чтобы мысли стали спокойнее. Но разве мог он знать, что именно сейчас это почему-то не поможет?! Наоборот. Постель еще оказалась теплой, и если простыни Чжи Чуань еще мог сменить быстро, то с подушкой что делать? Не нужно было даже наклоняться, это он просто как-то неосторожно ее слишком близко поднес к лицу и почувствовал запах. Одеяло добило. Стоило его встряхнуть, как окатило волной тепла и запаха сонного Цзинь Лина. Чжи Чуань никогда так поспешно не застилал кровать, никогда не оставлял таких небрежных складок. Это же просто... он даже в мыслях не мог подобрать слов для того, ЧТО понимал сейчас. Разве должен он все это чувствовать? Разве... можно? Совершенно точно — нет. Настолько неопровержимо «нет», что Вэньчжун нашел в себе достаточно спокойствия и равновесия, чтобы вернуться к Цзинь Лину, только к вечеру. Он отвлекался на все что угодно, исследовал Безночный, даже карту нашел на стене — поцарапанную роспись, частично сбитую, но вполне читаемую. Чжи Чуань сосредоточенно ее запоминал, потом ходил по городу, сопоставляя увиденное на стене с тем, что узнавал вокруг. Как можно понять место, если не изучать кропотливо? Один из коридоров привел его в дальние комнаты дворца. Здесь тоже все еще оставались следы былого величия, но все, что не смогли унести мародеры, оказалось изувечено. Обрывки истлевших занавесей, испещренные следами ударов резные колонны, каменные изваяния с оббитыми мордами... Осколки тончайшего фарфора хрустели под ногами, и крестьянин понял бы, что это были по-настоящему дорогие вазы. «Бывшая сокровищница», — подумал Чжи Чуань, оглядывая помещение в тусклом свете лампы. Дрожащие тени гладили стены, и в этом движении как будто оживали орнаменты. Огромное солнце выглядело особенно странно, и Вэньчжун подошел ближе. Какой толк вырезать искусный символ на стене, которую даже увидишь не сразу? Если только ... Рука сама потянулась, пальцы коснулись холодной поверхности, пробежали по извивам луча, и Чжи Чуань снова ощутил то самое чувство, как будто само место отзывается на его присутствие. Неужели не показалось? Он поставил лампу и теперь положил обе ладони на стену, приблизился, почти прильнул и снова отодвинулся. Похлопал легонько, потом сильнее, а потом уже и вовсе простукивал. Интересно. Чтобы сравнить, Чжи Чуань постучал по другой стене и даже по полу — звук совершенно точно был разным. В общем, это было бы логично... в Байсюэ есть тайная комната и символы над дверью, это вовсе не уникальное явление — незаметная дверь без ключа. То есть с ключом, только далеко не каждому он доступен. Собственно, дальше можно было не думать. Очевидно, что потайная дверь в сокровищнице не откроется первому попавшемуся, даже если он Вэнь. В самом деле! О чем тут думать?! Чжи Чуань одернул себя, даже отошел и сложил руки на груди. Зачем ему туда? Незачем. Ну дверь. Ну может золото за ней или артефакты. Они не его, чужие. С другой стороны... если обыскал дворец, уж искать тогда везде, верно? Это какой-то город искушений! Вэньчжун зло шагнул назад, решительно не собираясь поддаваться низменному искушению сделать попытку вскрыть сокровищницу. Как самый распоследний расхититель! Но тут ему пришла в голову мысль, что все равно ведь он ее не откроет, и раз единствнный «ну-допустим-Вэнь» не откроет, то и волноваться нечего. Чжи Чуань наклонился, подобрал кусок фарфора и провел по ладони. Просто потому, что кровь — первое, что пришло в голову. И еще потому, что по еще свежему порезу особенно пульсировало, когда он касался стены. Не медля больше, он шагнул вперед и впечатал ладонь в самый центр солнца. От неожиданности Чжи Чуань замер. Кровь тончайшими нитями устремилась по лучам, при этом он не мог отнять руку — как будто рисунок не отпускал, пока весь не окрасится кровью. Линии сплетались в узор куда сложнее, чем солнце, лучи росли, росли, превращаясь в подобие ветвей, пока в конце концов символ не стал всего лишь частью большего. Чжи Чуань выдохнул и смог освободиться. Он стоял теперь перед большим изображением самого настоящего дерева с солнцем в центре. Сплетения ветвей местами превращались в алые цветы, и в них угадывались знаки. — Вэнь Жохань... — шепотом произнес Чжи Чуань самое яркое имя. Под ним, связанное ветвью, он увидел еще одно — «Вэнь Чао». Имена стремительно чернели, но все еще оставались видны, а другие очертания, похожие на маленькие солнца, так и были пусты, как будто знаки в них истлели совсем или... — Или там вообще ничего не должно было быть, — вслух подумал Чжи Чуань. Действительно, если дверь была создана при Вэнь Жохане, он мог и не вписывать туда всех членов семьи, пусть дерево теперь совершенно очевидно для Чжи Чуаня было древом рода Вэнь. Пока он думал, рисунок начал тускнеть, линии снова собирались к центру. Нет-нет! Еще рано! Если его кровь оживила рисунок, будет просто немыслимо пропустить момент! Но кровь — всего лишь кровь, он не знает собственного имени, чтобы вписать его в древо... Вэньчжун даже не понял, как Печать оказалась в его руке. Она просто оказалась, и тонкие нити тьмы потянулись к ветвям, сплетаясь с кровью, с рисунком. Будь Чжи Чуань более подверженным всяким мистическим измышлениям, он бы подумал что-то вроде «стена вздохнула» или «пространство ожило», но, пожалуй, в последние дни он увидел достаточно ожившего. Просто дверь повернулась, банально, зато очень понятно. — Ну хорошо. Он не восторженный мальчишка, чтобы бросаться в неизведанный мрак. Это может быть ловушкой, дверь может закрыться, и тогда никто не узнает, где навсегда исчез любопытный последний Вэнь. Достаточно, он и так тут весь по уши в западне! И не в одной, похоже. Поэтому Чжи Чуань поднял лампу повыше и заглянул в проем. Его взору открылась очень понятная и очень правильная картина — библиотека. Вэньчжун даже выдохнул. Приятно было осознать, что в Безночном городе, этой обители зла, которую победили , а потом утопили в крови, самым спрятанным оказалось такое понятное — знания. Чжи Чуань отступил, снова приложил руку к рисунку, и дверь легко поддалась, идеально вставая на место. Вэньчжун вернулся, и когда переступил порог комнаты, все еще не решил, рассказывать ли сразу о находке. Может, у Цзинь Лина или Вэй Усяня есть новости поважнее? Самая важная новость сидела и смотрела на огонь. — А-Лин? Ну... как? *** Как бы неудачи его ни пинали, но на голос Чжи Чуаня он обернулся со счастливым блеском в глазах. — Вэньчжун… Твой А-Лин — потрясающая бестолочь, — честно признался Цзинь Лин и пожал плечами. — Я не могу понять, в чём секрет этих проклятых барьеров. Мне не хватает кусочков картины. Единственное, что я сумел, так это сделал свои ловушки сильнее. Если они удерживают Старейшину Илина — значит, удержат кого угодно. — Я не поддавался, честное слово, — отозвался Вэй Усянь, который появился на пороге с ведром в руке. — Зато я нашёл колодец с водой. Вот. Он поставил ведро на пол. Вода глянцево переливалась, налитая почти до краёв, подрагивала. Цзинь Лин очень серьёзно и рассудительно смотрел на воду, на ведро, на Вэй Усяня, потом поднялся и подошёл к Чжи Чуаню. Заглянул ему в глаза и тихо проговорил: — Ну вот. Мы ещё не в Байсюэ, а воду он уже носит. Я считаю, что это восхитительное развитие событий. На этом его серьёзность сдалась, и Цзинь Лин несолидно хрюкнул от смеха и бессовестно расхохотался в плечо Чжи Чуаня. Ну правда, это же очень смешно, особенно если посмотреть, с каким удивлённым лицом Вэй Усянь смотрит на этот припадок необъяснимого веселья. Цзинь Лин честно пытался уняться, но его хватило лишь сдавленно пообещать: — Я сейчас объясню, — и смех снова побеждал. Нет, он управился с неожиданным весельем достаточно быстро, взял Чжи Чуаня за руку, обнаружил на его ладони свежий порез, и вот это было уже не смешно. Цзинь Лин прекратил смеяться и снова быстро глянул в лицо Чжи Чуаня. — Словом, у меня больше вопросов, чем ответов. Зачем ты резал руку? *** «Совсем беда», — удрученно подумал Чжи Чуань, понимая, что весь день попыток обрести равновесие прямо сейчас разбивается как тот дорогой фарфор просто потому, что Цзинь Лин смотрит, встает, расстраивается, ... и говорит «твой А-Лин». Слишком близко. Чжи Чуань чуть не рухнул в блеск его глаз, удержался просто каким-то неимоверным усилием, чтобы не прижать к себе. Вместо этого Вэньчжун застыл каменным изваянием, запретив себе прикасаться, улыбаться, но на Вэй Усяня посмотрел весьма красноречиво: «Да, юноши хохочут, когда такие как мы могут разозлиться, нечему тут удивляться». Он не успел одернуть руку и спрятать порез, и вместо того, чтобы заявить решительное «так было надо», чуть ли не виновато сказал: — Так вышло. Еще немного, и начнет извиняться перед мальчишкой! — Кажется... — тут Чжи Чуань чуть не сказал «твой наставник», но вовремя спохватился и даже смог придать голосу ровный тон, — ... я и правда Вэнь. Открыл тайную дверь с помощью своей крови. Там, похоже, библиотека. Он посмотрел на Вэй Усяня и попытался как-то деликатно высвободить руку, чтобы не вырываться глупо. — Бессмыслица какая-то... — признался Чжи Чуань по поводу того, что он и правда Вэнь. И если открыл эту комнату, логично, что какой-нибудь высокородный, но это просто в голову не помещалось. Да и думать об этом незачем и уж тем более — вслух высказывать свои чувства, это ведь никому никак не поможет. — Может быть, в книгах что-то найдётся? Цзинь Лин, давай посмотрим, полезно делать перерыв в практиках. Даже если мы не найдём прямых текстов, разум отвлечется, решение может прийти, откуда ты не ждешь. *** Докатились! Уже кровью потайные двери открывает. Интересно, что ещё можно сделать с помощью крови? Цзинь Лин уже не удивился бы, узнав что её можно послать куда-нибудь сбегать с письмом, или там покрасить стенку облупившуюся, или обед приготовить. Но эти смехотворные соображения он мудро придержал при себе, лишь кивнул — да, ты Вэнь, я же говорил тебе, Вэньчжун. И ничего страшного, подумаешь — Вэнь. Можно подумать, мир Вэней не видывал. — Библиотека, — Цзинь Лин деловито потёр руки. На самом деле лишь попытался раздать по пальцам полученное от Чжи Чуаня тепло. Мало, но хоть что-то. Пусть он согрелся, и теперь был нормально одет — по погоде, это очень важно! — но какой-то противный озноб нет-нет, да и прокатывался вдоль хребта. Заняться библиотекой — действительно лучший план из возможных. Вэй Усянь выжидательно смотрел на этих двоих, переводил взгляд с Цзинь Лина на Чжи Чуаня и обратно. Но пока не дождался ни объяснения по поводу внезапного смеха, ни уточнения от этого тёмного из Байсюэ. — Так что там было такого смешного с водой? Чжи Чуань, я ни на что не намекаю, но ты же понимаешь, что как воспитанный человек я в твою библиотеку без разрешения не войду. Ты зовёшь Цзинь Лина разбирать книги. Мне заняться своими делами или сходить с вами? — С водой — да ничего, в сущности, — Цзинь Лин пожал плечами. — Таскать воду — одна из обязанностей в Байсюэ. Очень способствует осознанию доселе неведомых граней бытия. Я так наосознавался там, что порой руки-ноги дрожали. Так что ведро с водой — это весело, хоть и пустячно. Вэньчжун, пойдём, действительно… Не знаю как кому, а мне перерыв в практиках очень нужен. А уж остаткам моего разума — тем более. У меня такое ощущение, что внутри черепа три муравья ползают и совещаются, как им оттуда понадёжнее убежать… *** *** незадолго до этого *** *** — Господин, я все сделал, как вы велели, — тихо сообщил Су Шэ и вывел вперед закованного в цепи пленника. Улику. Шанс. — В Ланьлин идут обыски, я успел взять только некоторые ваши вещи, безопаснее было надолго не задерживаться, — он протянул на ладони маленький мешочек. — Как вы были правы, что держали этого Вэня в другом месте, туда никто не успел добраться. Цепи резко звякнули и затихли. Пленник, чья бледная кожа была испещрена темными линиями, дернулся и снова застыл. Пустые черные глаза смотрели в никуда. — Он ведет себя так, как бывало, когда кто-то попадал в ловушку. Только тише. Спокойнее. Я не рискнул проверять без вашего повеления. *** Где? Где именно он допустил ошибку? Как-то всё стянулось в одну точку, и эта точка теперь давила острием ужаса куда-то в середину груди. Разобраться бы ещё, что пугало больше. Встающий обезглавленный мертвец, указывающий на него пальцем? Неожиданно живой Не Минцзюэ? От этого засевшая в груди игла страха щетинилась острыми шипами и поворачивалась. Как он приближался, вытесняя воздух, и нечем становилось дышать. Нет, не это. Пожалуй, не это. Воображаемая игла истерически задёргалась, разрывая самообладание в клочья. Самым страшным оказалось смотреть в неверящие глаза Лань Сичэня. Сначала неверящие. Смотреть, как они наполняются осознанием, что спала пелена неведения. Именно в этот момент и он осознал — его мир дал глубокую трещину. Он почти видел, как прямо под ногами разверзается бездна, словно жадная пасть, готовая его поглотить. — Су Миншань, — выдохнул он, принимая мешочек, и благодарно улыбнулся. Эта улыбка ему дорого далась. Но не разбрасываться же верными людьми, когда их осталось слишком мало. Разумеется, Су Шэ не единственный, нужно поскрести по донышку — его люди разбросаны по провинциям, нужно лишь заново наладить связи и провести ревизию. Выяснить, что у него осталось, чтобы отвоевать обратно всё остальное. Выяснить, что случилось. Неспроста всё понеслось вниз по склону горы, как каменная осыпь. Где-то сдвинулся очень важный камешек. Кто был этим камешком? Не Сюэ Ян же… — Твоя помощь бесценна, как и всегда, друг мой, — Цзинь Гуанъяо медленно потянул за цепь. Пленника качнуло, но в целом он сохранял ту же безучастность, что и всегда. Сейчас чрезвычайно важным стало, чтобы хоть что-то оставалось таким же, как и всегда. Цзинь Гуанъяо задумчиво гладил цепь, провёл по ней ногтем. Раздалось ритмичное цоканье ногтя об металлические звенья цепи. У пленника от этого звука что-то вздрагивало в непроницаемой глубине глаз, и хотелось продолжать, смотреть в это таинственное «что-то». — Навестим нашу ловушку, Су Миншань. Ты совершенно прав, это прекрасное решение. Это было не его решение, но лучше поощрить верного друга за эту преданность. В конце концов, у него достало смелости, чтобы выхватить своего господина из-под прицела такого количества сильных и опасных заклинателей. — Кроме ловушки там есть ещё и несколько тайников с не менее ценными вещами. Обыск в Ланьлин Цзинь… досадно, но не смертельно. Мудрый человек хранит важные вещи в разных местах, чтобы не лишиться всего одновременно, а мы с тобой люди неглупые. Пришлось пройти какое-то расстояние пешком. Никто не знал расположение сторожевых башен лучше, чем Цзинь Гуанъяо, и никто лучше него не знал как их обойти, чтобы ни малейшее возмущение не выдало их перемещение. Выследить их невозможно. По этому поводу Цзинь Гуанъяо даже не переживал. Разумеется, сейчас по его следу помчатся лучшие люди всех великих кланов. Пусть мчатся. Это полезно, прогулки на свежем воздухе. *** — Спасибо, — Су Шэ поклонился, насколько это позволяло близкое соседство с полумертвым Вэнем. Несмотря на то, что в голове закованного в цепи Вэнь Нина крепко сидели иглы, Су Шэ предпочитал перестраховаться и не выпускал его из виду, держал за цепь надежно. Самоуверенность — это беспечность, умный человек себе такого не позволит, а они, как сказал только что Цзинь Гуанъяо, — люди неглупые. Про них обоих сказал, и Су Шэ не мог не согласиться. Очень жаль, что нельзя засунуть Вэня в мешочек, приходилось тащить с собой, но Су Шэ тащил и делал это аккуратно. Он смог незаметно доставить его к господину, сможет и до Безночного города довести. — Если прикажете, я схожу проверю, — они скрывались в густой тени скалы, откуда было неплохо видно стены и ворота покинутого города. Су Шэ глянул на пленника, внимательно присмотрелся. — У него как будто шея подрагивает, господин. Обычно Вэнь Нин реагировал сильнее, но когда в ловушку никто не попадался — оставался словно статуя, а тут ни то, ни другое. — Никто не пройдет туда, кроме Вэня, и даже если попался, то это скорее недопойманный крестьянин, — он не утверждал, лишь предполагал. Потому что всех сильных и близких к Вэнь Жоханю если не перебили сразу, то отловили потом. И все же Су Шэ не спешил недооценивать то, что видел. Цзинь Гуанъяо лучше знает поведение этого Вэня, ему виднее, и Су Шэ ждал решения господина. *** Они добрались до Безночного города, никого не встретив. Чтобы никого не встречать, нужно обладать особыми умениями, но они нужны были лишь в начале пути, а вот мёртвые земли Цишань Вэнь могли посещать разве что случайные путники. Искатели бесхозного добра давно опустошили эти земли, а ценители простой жизни предпочитали обосновываться ближе к благополучию Ланьлин Цзинь. — Вот что, друг мой, — Цзинь Гуанъяо совершенно не кривил душой, Су Шэ ему нужен. — Я не могу сейчас рисковать тобой. Если ты пойдёшь проверять один… Полно, Су Миншань, разве тебе неизвестны многочисленные истории, когда путники говорили «давайте тут разделимся», и им немедленно приходил конец? Наша группа и без того мала, два с половиной человека. Думаю, что ты прав — в ловушку попался очередной Вэнь. Возможно, его кровь разбавлена браком родителей, поэтому реакция не столь сильна, такое уже было. Мы пойдём вместе, будем осторожны — кто знает, ещё кинется с камнем. Ты будешь контролировать пространство по правую руку, я по левую, и таким образом нас не застанет врасплох этот отчаявшийся пленник. Сколько дней он блуждает по Безночному, наверняка уже одичал в попытках выбраться. Нужно было оставить там людей. Но барьер уже долгие месяцы никто не пересекал. Пожалуй, даже больше года. Был ли смысл оставлять тут дуреть от безделья постоянных сторожей? Они и так на стену лезли. Последние подумывали спиться от тоски, и Цзинь Гуанъяо рассудил, что барьера достаточно. А раз в год наведаться и отловить случайную мышь — не хлопотно. И вот, оказывается, какая-то случайная мышь всё-таки проскочила. Безночный город оказался пустынным и тихим. Вэнь наверняка забился куда-то в щель и пытается сохранить остатки тепла. Цзинь Гуанъяо пристально рассматривал хрусткий от мороза воздух над городом, и у самого барьера указал в ту сторону, где вился лёгкий дымок. Видимо, попавший в ловушку Вэнь разжёг огонь в одном из очагов. — Ну вот, друг мой. Теперь мы знаем, где его искать. Мы спокойно войдём и возьмём его… тёпленьким. Его губы сложились в мягкой приятной улыбке. Если это единственный Вэнь за год, то это, пожалуй, последний. Ну что же. Символично. Он успеет сделать ещё одно важное дело прежде, чем начнёт восстанавливать свою жизнь заново. Цзинь Гуанъяо поднял руку и принялся выплетать заклинание, которое позволит им войти. Два с половиной человека… Что же, это на полтора человека больше, чем у него было тогда, в прошлом, когда он начал свой путь из грязи. *** Су Шэ снова не мог не согласиться, как всегда. Это справедливо и правильно, что именно он оказался рядом с Цзинь Гуанъяо. Су Шэ прекрасно знал, что слепо верить в то, что этот человек действительно настолько его ценит, — это слишком, осознавал и то, что все равно хочет верить именно что слепо. Но если бы он так умел, ничего бы не получилось и не получится. Они дополняют друг друга, помогут друг другу и для этого вовсе не нужны дружба и слепая преданность. Цзинь Гуанъяо не зря говорит «не могу сейчас рисковать тобой», он сможет потом и даже глазом не моргнет, только улыбнется, и что самое главное — Су Шэ рискнет, но осознанно, для цели, которая так счастливо у них общая. Су Шэ встал по правую руку, не забывая крепко удерживать Вэня. Он снова с особым восхищением смотрел на то, как Цзинь Гуанъяо сплетает заклинание. Удивительно, конечно, как много этот человек постиг сам, научился, добился, очень многие, кому знания давали просто по праву рождения, и близко не стояли с Цзинь Гуанъяо, другие — высокомерно не пользовались тем, что умели и знали, и зачем это тогда? Чтобы сидеть взаперти, как Второй Нефрит? Су Шэ аж передернуло. Может, эти мысли и стали его ошибкой — он потерял бдительность. А там, где Цзинь Гуанъяо был занят важным, эту бдительность следовало удвоить! Слишком поздно. Су Шэ успел почувствовать, и наверняка Цзинь Гуанъяо тоже успел, но больше — ничего. Су Шэ ухватил господина за локоть в отчаянной попытке удержать, крикнул «назад!», и они увернулись бы, если б Вэнь неожиданно не дернулся. Один всего лишь рывок этого полутрупа, но он не дал заклинателям замедлить движение, мощный барьер сомкнулся вокруг, Су Шэ отпихнул Вэнь Нина, вскинул руки, до последнего рассчитывая вырваться из ловушки, но не преуспел. Он стоял, ощупывая заклятиями невидимые стены, искал изъян, одновременно пытался не выпустить из вида окружающее пространство, но не увидел никого. Только Вэнь Нин застыло стоял, как отвратительная кукла. *** Он замедлил шаг лишь в последний момент, и даже не тешил себя надеждой, что удалось бы вовремя остановиться. Цзинь Гуанъяо попался, и прекрасно это осознавал. Да, Вэнь Нин вдруг рванулся вперёд. И пусть это был какой-то короткий скомканный рывок, словно слабый зов, потянувший его вперёд, и моментально исчезнувший, но ведь рывок был… — Занятно, — наконец проговорил он, когда очередная попытка выбраться из барьера закончилась неудачей. Стоило нажать сильнее, и ловушка начинала угрожающе сжиматься, будто собиралась раздавить пойманных людей. — Не трать силы. Совет был разумен. Конечно, Су Шэ старался и хотел как лучше. И в чутье ему не откажешь — ведь он тоже хотел остановиться, сейчас Цзинь Гуанъяо это осознавал очень чётко. Правда, намерение не сработало. — Что же, вынужден признать, что в ловушку попалась какая-то хищная рыбка, которая считает себя очень умной и зубастой. Вот теперь мне даже любопытно. Су Миншань, поделим усилия. Ты будешь бдительно следить и сообщишь сразу, как только кто-то появится, а я займусь барьером, — он провёл по плотной невидимой стене пальцами, несильно надавливая. — Если бы этот Вэнь был настолько силён, мы нашли бы тут просто взломанный барьер. Но он не настолько силён. Хотя попытка хорошая. Я бы сказал, это остроумно. Цзинь Гуанъяо аккуратно сплетал заклинание, которое должно было открыть эту ловушку. Стена дрогнула, поддаваясь, и на его губах расцвела мягкая улыбка. — Ну вот, — удовлетворённо выдохнул он. — Вот мы и свободны… Вот… Стены ловушки схлопнулись так стремительно, что Цзинь Гуанъяо был готов поклясться, что слышал лязг зубов. Этот странный барьер вёл себя как приоткрытый голодный рот, стоит неумело прикоснуться к нему, как он судорожно сжимался. А на более сильное воздействие свернулся упругой змеиной хваткой, сжимая всех пойманных вместе, едва не выкручивая. — Не шевелись, — прохрипел Цзинь Гуанъяо в искажённое лицо Су Шэ. Он даже не мог отвернуться — отрешённый Вэнь Нин смотрел на него в упор, едва не прижимаясь лицом к его лицу. Неподвижность помогла. Упругие прозрачные барьеры немного подержали их в стальных объятиях и медленно отступили на прежнее место. Сердце колотилось в груди как бешеное, и он даже не мог объяснить себе, чего в этом больше — страха или восторга. Как можно было заставить барьеры реагировать на попытку взлома с такой неотвратимой жестокостью? — Кто же ты? — зачарованно прошептал он, оглядывая безмолвствующий снежный покров Безночного города. Взгляд остановился на горке идеально круглых снежных колобков, который пленник зачем-то налепил из снега. Всё было истоптано, ни одного чёткого следа, будто этот Вэнь метался перед барьером туда-сюда, пытаясь выбраться наружу. Скорее всего, так и было. А потом он… сел лепить колобки?! *** Су Шэ прекратил и выдохнул. Ловушка оказалась хитрой и коварной, и Цзинь Гуанъяо быстрее взял себя в руки, как всегда. Су Шэ подчинился, ожидая, но все стало только хуже, и теперь ему пришлось как следует сосредоточиться, чтобы оборвать подступающую панику. Он восхищался самообладанием Цзинь Гуанъяо, но совсем не разделял ни его «занятно», ни тем более завороженного восхищения тем, кто их поймал. Несомненно — это кто-то сильный, Су Шэ не имел дурацкой привычки недооценивать противника, но восхищаться — это в его миропонимании было совершенно лишним. Интересоваться с восхищением не нужно, чтобы победить, у сильных заклинателей и так в избытке высокомерия. Например у Лань Чжаня. Чтобы одержать верх, достаточно изучать и думать, никаких хоть немного положительных эмоций к силе и хитрости соперника Су Шэ никогда в себе не находил. Он перестал оглядывать город. Какая, в сущности, разница, кто их поймал? За Цзинь Гуанъяо охотится вся Поднебесная, личность не существенна. Зато сосредоточенность — да. Если ловец придет и хоть на миг снимет барьеры, нужно быть готовым ловить момент и вытаскивать Цзинь Гуанъяо, поэтому сейчас Су Шэ даже не стал тратить себя на внимание к Вэню. Он аккуратно, чтобы не тревожить ловушку, переместился поближе к господину и сосредоточился на восстановлении собственных сил. *** Что сделал бы он лично, установив такую ловушку? Цзинь Гуанъяо прекрасно знал, как чувствуется успех. Когда он наладил работу хитроумных стен вокруг Безночного… оооо, первые выловленные Вэни заставляли его срываться с места и появляться здесь едва ли не быстрее, чем с их уст успевал сорваться первый крик. Это желание убедиться, что всё работает, что он снова, в который раз, оказался умнее, хитрее, подготовленнее. Почему же человек, установивший эту ловушку — достойную и хитроумную ловушку! — до сих пор не появился здесь? Возможно, именно потому, что и он сам тоже перестал мчаться на каждый сигнал. Система работает, это хорошо. Щенячий восторг по одному и тому же поводу способны испытывать лишь щенки, да и те вырастают. Это что же, какой-то матёрый заклинатель, который всё это время скрывался, и лишь теперь, прознав о его провале, решил наведаться в гнездо предков? Зачем? Не был бы так сдержан, уже губы кусал бы. Библиотека. Та самая библиотека, которую так и не нашли. Не помогло даже то время, что он провёл здесь, выплясывая вокруг Вэнь Жоханя замысловатые танцы. И формально, конечно, они нашли хранилище записей, коллекцию книг, и он уверенно объявил, что вот это и есть та самая знаменитая библиотека… но это не она. И Лань Сичэнь усомнился, но так доброжелательно и настолько наедине… Да ну, чушь какая-то, не может быть. Это какое-то подозрительное стечение обстоятельств. Они ждали. И ждали… и ждали… никто не пришёл. *** *** *** — Это не моя библиотека, — возразил Чжи Чуань, но осекся. Это глупо и по-детски на самом деле. Если он Вэнь, если он тут один Вэнь и открыл эту комнату, то да, это его библиотека. По крайней мере на время, пока не появится кто-то, у кого больше прав. От этой мысли внутри шевельнулось какое-то ревностное нехорошее чувство. Неужели он не хочет отдавать город и все, что здесь есть? Неужели считает это место своим просто по праву крови? Чжи Чуань без колебаний признался бы себе, что да, если б не чувствовал странного смятения. Что если это лишь его новая сила? Управляет его мыслями и чувствами... Он посмотрел на Цзинь Лина и поспешно обратился взглядом к Вэй Усяню. — Конечно, ты можешь пойти с нами. Нам нужно использовать все ресурсы, да и глупо отрицать, что ты о Безночном городе знаешь больше, чем я. Он поймал себя на том, что избегает смотреть на мальчишку. Трусливо и малодушно. Что же теперь, если он не знает, как быть, просто убегать? Вэньчжун так не привык, проблемы нужно решать, а не бегать от них. Он сдержанно улыбнулся Цзинь Лину и кивнул: — Идем. Посмотрим, что там. *** Вэй Усянь едва не заулыбался в ответ на это забавное заявление. Не его библиотека! А чья же? Хотя… если рассуждать формально, то это библиотека Цзинь Лина, раз уж он теперь… кстати, а кто он теперь? Что, наконец, произошло, пока он лежал в глыбе льда? А главное — чем всё закончилось? Вот ведь, достались соседи, слова не вытянешь. Хоть бы кого болтливого заполучить в своё распоряжение. Цзинь Лин с интересом наблюдал за работой мысли в глазах Чжи Чуаня, отметил его поспешность и потрясающую сдержанность, и встретил его улыбку с такой готовностью, потянувшись к нему всем телом, что едва снова не вцепился в плечи. Наверное, это было бы слишком для сдержанности наставника, стоило его поберечь. И без того ему на голову свалилось всё и сразу. — Куда идти? — он деловито подбоченился, демонстрируя свою готовность к любым свершениям, и тут же с подозрением вздёрнул подбородок. — Вэньчжун, погоди-ка… нет, на ходу можно погодить, идёмте. Получается, что тебе каждый раз резать ладонь, чтобы войти?! Или ты оставил дверь открытой? Что сильно вряд ли. Он оглянулся на Вэй Усяня, который только фыркнул. Вот, и целый Старейшина Илина считает, что оставлять открытой дверь в такое специфическое место — безответственно, пусть даже вокруг простирается совершенно пустой город, в котором нет никого чужого. Ведь никого же? Цзинь Лин поёжился, словно ему за пазуху высыпали горсть семян шиповника. Это всё Цзинъи, он раз сделал эту потрясающую пакость! Мелкие зёрнышки шиповника покрыты волосками, которые моментально пообламывались и осели на коже вдоль позвоночника. Пусть кто-нибудь попробует почесать спину сквозь все положенные наследнику слои шёлка, да ещё в присутствии орды воспитателей, при которых даже нос сморщить украдкой нельзя! А сейчас неприятно чуждое ощущение скользнуло и пропало, будто кто-то мимоходом на него глянул, да и пошёл по своим делам. Вот только тут не может быть никого мимопроходящего. И от этого ещё неприятнее это ощущение. Цзинь Лин вздохнул и на полшага приотстал от Чжи Чуаня, завёл руку себе за спину и с остервенением почесал между лопатками. Но это не помогло. Они не так далеко и отошли, но Цзинь Лин отстал ещё сильнее, будто ноги пытались пойти в каком-то другом направлении. Да и Вэй Усянь на него уже странно посматривал. Ещё вот его сейчас не хватало! — Вэньчжун, — тихо позвал Цзинь Лин, прекратив эту бесполезную борьбу с ощущениями. — Скажи, у тебя не бывало такого чувства, что кто-то смотрит в спину, хотя ты точно знаешь, что там никого нет? Я сейчас сам не свой, и бестолочь в два раза сильнее, вот-вот начну ныть «я не знаю, что ждёт в темноте впереди, и назад оглянуться боюсь». Не призраки же за мной ходят, призраков меня учили распознавать, так вот я тебе скажу — это не они. Он с прищуром оглядывал окрестности, и каменные стены вокруг простодушно демонстрировали лёгкую россыпь занесённого ветром снежка. — А как должно ощущаться, что мой барьер кто-то пересёк? — наконец задал он главный вопрос и снова яростно почесал спину. *** — Туда, — Чжи Чуань кивнул и первым направился в сторону библиотеки. Как можно скорее заняться делом! Не смотреть на Цзинь Лина, не заставлять себя все время, чтобы глупо не отпрыгнуть от него, да он же уже чуть ли не по рукам себя бить хочет за это желание просто обнять! Вэньчжун оглянулся, нахмурился, уловив какую-то тревожность в мальчишке, но пошел дальше и остановился, только когда Цзинь Лин задал вопрос. — Вэй-лаоши, я дурак, — сообщил он Вэй Усяню, выслушав мальчика. Потому что идиот и есть! Как можно ожидать от Цзинь Лина, что он что-то поймёт, если горе-«наставник» не объяснил самого главного — как понять?! — Когда ты задаешь себе этот вопрос, А-Лин, — ответил Чжи Чуань. — «Кто-то пересек?» — все, уже повод пойти проверить. Тревога, настороженность, что-то как будто цепляет и тащит назад. Пойдем скорее. Он резко пошел в противоположную сторону, но тут сообразил, что вот-вот допустит еще одну ошибку и повернулся к Вэй Усяню: — Я подумал, может тебе стоит пока не выходить к воротам? Понаблюдай со стороны, мало ли что? Как считаешь? Они спускались по ступеням, и когда уже должны были увидеть то место, где Цзинь Лин расставил ловушки, Чжи Чуань умерил шаг. Будет хорошо и правильно, если мальчик увидит все первым, что бы там ни было, но все равно Вэжньчжун держался близко- близко, на всякий случай. Рука потянулась за Печатью, а вместе с ней и сердце, даже нет... какое-то иное чувство, что в Безночном появился чужак. *** — Чудесная подобралась компания: дурак, бестолочь и свежеотмороженный идиот, — радостно провозгласил Вэй Усянь, а удерживать улыбку даже не пытался. — А вообще, на правах лаоши, хочу сказать. Пока человек может называть себя дураком и критиковать собственные поступки и суждения, значит всё идёт хорошо и правильно. Так что едва начинаешь казаться себе самым умным и самым правым — сходи и помокни в холодной воде, чтобы голову остудить. По-хорошему, стоило и самому покаяться, ведь и он не подумал даже уточнить, а знает ли Цзинь Лин, как чувствуется отклик барьера. Но спросить — это засомневаться в его наставнике. Так можно снова получить под нос угрожающее покачивание меча. А сказать, что знал и просто ждал, пока сами догадаются… ну слишком глупое враньё. Не знал. Не обратил внимания. Дурак-лаоши. Население Безночного стремительно глупеет. Хотя Чжи Чуань немедленно подтвердил, что всё идёт хорошо и правильно. Предложение хорошее. — Ты прав, — Вэй Усянь хмыкнул. — Я побуду наблюдателем, и если что, должен успеть вмешаться. — Благо все уверены, что ты мёртв, — безжалостно уточнил Цзинь Лин, и с некоторым удивлением пошевелил пальцами. Вот ведь странность, как только стало ясно, что это у него не сдуру, так и зуд прошёл. И это к лучшему, а то чесался, как шелудивый поросёнок. Они спешили, но спешили в меру. Цзинь Лин и сам остановился на мгновение, а причины своего волнения так и не понял. Он оглянулся, засёк место, куда направился Вэй Усянь, махнул ему рукой, и вздохнул. — Ты только будь рядом, Вэньчжун, хорошо? Шаг, ещё шаг. Цзинь Лин увидел и остановился. И даже сделал шаг назад, вписавшись спиной в грудь Чжи Чуаня. — Вэньчжун… я бы хотел познакомить тебя со своей семьёй. Вэй Усяня ты уже знаешь… хотя я его тоже раньше не видел. А это — мой дядя Яо… Думаю, что вот ещё мой дядя из Юньмэна, Цзян Чэн, вот-вот должен появиться. Он даже оглядел всё, в надежде увидеть сурово сдвинутые брови Цзян Чэна и строгое непримиримое лицо, но что-то у него со сбывающимися надеждами было не слишком густо. — Ну что же, — он собирал самообладание в кулак, прежде чем сделать следующий шаг. — Пойдём, поздороваемся. *** Наконец-то явился! Вернее, явились. Цзинь Гуанъяо наблюдал с безмятежной улыбкой, но она грозилась вот-вот осыпаться, обнажая гримасу. Разумеется, это он. Тот, кто присвоил себе его Печать. Вот сюрприз, кто бы знал, что он из клана Вэнь! Последний выживший. И теперь становятся объяснимы эти барьеры — чего ещё ждать от тёмного заклинателя. Но увидеть рядом с ним Цзинь Лина оказалось ещё более странно. Что за неудобный мальчишка, постоянно лезет куда не надо, всё портит, хватает без спроса. Невыносимый ребёнок. И, конечно, попал под влияние тьмы. Чего ещё ждать… Но это полезно, можно использовать наивного мальчика, чтобы выбраться из этой ловушки, от которой, к слову, совершенно не ощущались тёмные потоки. Высокий уровень, надо же. *** — Я рядом, — тихо сказал Чжи Чуань. Стоило только увидеть, что барьеры Цзинь Лина, действительно, удерживают людей, и в голове закипели все мысли сразу. Вэньчжун поймал его за плечи, как будто хотел защитить, ласково сжал, но тут же выпустил — не хватало еще, чтобы незваные гости решили, будто это и правда мальчишка, которого надо защищать. Хорошо, что Вэй Усянь не пошел с ними! Вот уж действительно, это сейчас могло стать их важнейшим преимуществом! Пусть даже Чжи Чуань пока не понял, как. «Лучше бы здесь был Цзян Чэн!» — подумал он. Внутри поднималась волна гнева, немедленно вспомнился город И, как Цзинь Гуанъяо готов был поступиться собственным племянником, лишь бы забрать Печать. Его Печать. — Я вполне знаком с твоим дядей, — ничего доброго в голосе не было, хоть Вэньчжун и старался сдерживать эмоции, ради Цзинь Лина. — Пойдем. Он так и шагнул вперед, держась рядом с мальчиком, шел, глядя на ловушку, но думал о том, каково сейчас Цзинь Лину. Ужасно хотелось сказать «Проверь барьер», тот, что окружал Безночный, но Вэньчжун сейчас понимал, что нельзя ничего требовать, главное — поддержать Цзинь Лина. — Цзинь Гуанъяо, — вместо приветствия сказал он. — С кем ты явился? И зачем?