Затмение

*** *** *** *** БАЙСЮЭ *** *** *** ***

Поддержка такого человека, как Лу Цин, воистину бесценна. Он ведь даже не спросил, что нужно будет делать. Просто согласился! Такое доверие причиняло почти физическую боль. Инь Цзянь понимал, что ему необходимо это доверие, эта помощь, и даже не в помощи дело… в дружбе. И понимал, что не заслуживает ни доверия, ни помощи, ни дружбы. Понимал, но всё равно брал, понимая, что каждый день может оказаться последним. Жить во лжи — невыносимо, но он вынесет. Первые же опыты оказались неудачными, но Инь Цзянь не расстроился, даже напротив, воодушевился. — Если всё получается с первого раза, нужно искать ошибку, — он делился с Лу Цином своими соображениями. — Думаю, что в тренировках так же. Закрадётся ошибка, незаметная и коварная, и зазубрится. И в решающий момент запястье сломается или там… что бывает ещё, думаю тебе это известно куда лучше, чем мне. Его исподволь мучило какое-то неприятное нервное возбуждение, но всё объяснялось угрызениями совести и грызущей его тоской. Тоска таилась в клетке, возведённой работой, рано или поздно она выберется и сожрёт его. Но это будет не сейчас. Не сегодня. Инь Цзянь на это надеялся. Он чувствовал, что хотя бы тут он находится на верном пути. Достойная цель, к ней стоит стремиться. Детали рецепта появились ещё спустя некоторое время, Инь Цзянь был готов приклеиться к своей лечебнице день и ночь, но ответственно напоминал себе, что их тут лишь двое. Нужно заниматься прочими повседневными делами, не взваливая всё на Лу Цина — он и так делал очень много, успевая ещё и оттаскивать своего спятившего ученика от лекарских изысканий и уделять время тренировкам. Баланс и гармония — то, что удаётся труднее всего. Этому тоже нужно учиться! А учиться Инь Цзянь умел и любил. Вот к визиту не был готов. Кто мог появиться в Байсюэ сейчас? Инь Цзянь с волнением выбежал во двор, но ни одна из надежд не оправдалась. Навстречу ему быстрым нервным шагом шёл человек в окровавленных одеждах и нёс на руках явно умирающего. И умирающего от тьмы. Инь Цзянь не рассуждал и не задавал вопросов. — Несите за мной, — он круто развернулся на месте и прибавил шагу. — Осторожно, порог. Момент. Нужно убрать со стола оставленные там предметы. Инь Цзянь чётким взмахом рук застелил стол свежей простынёй. — Кладите. Не глядя на лица. Не спрашивая имён. В этой битве всегда существует только врач и недуг. Сейчас недуг — ранение, и вот это и есть самое главное. Инь Цзянь даже опешил, глядя на развороченную грудную клетку. Угасающее дыхание предвещало ещё одного гостя — Инь Цзянь практически видел тень смерти, нависшую над раненым. Но в этой битве он останется победителем, иначе зачем ему все его знания и умения? Лань Сичэнь понял, что не найдёт места, где можно оставить Мэн Яо дожидаться своего возвращения, и не дотянет до Гусу. Злая насмешка судьбы — единственное место, где можно надеяться отыскать помощь сейчас, принадлежало тем, кто ни на мгновение не желал добра Мэн Яо. Но сейчас все они в Безночном. И если он опоздает и вернётся слишком поздно, он себе не простит. Если Байсюэ пуст, то там можно найти лекарства, что-нибудь сделать, и успеть вернуться. А потом забрать Мэн Яо в Гусу. Это совершенно безнадёжный план, но другого плана у него сейчас не было. А судьба продолжала насмехаться — навстречу ему вышел единственный человек, на помощь которого он не имел права рассчитывать. Лань Сичэнь не очень знал Инь Цзяня, но ему было достаточно и того, что он знал. Он участвовал в возвращении Не Минцзюэ. Он один из лучших лекарей Поднебесной, если не самый лучший из них. И он обвинял Мэн Яо вместе с прочими там, в городе И. — Я должен вас покинуть немедленно, там идёт бой, — тихо сказал он, и лишь в этот момент Инь Цзянь поднял на него несколько раздосадованный взгляд лекаря, которого отвлекают от его работы. Он узнал. Узнал и изумился. Встревожился и тут же перепугался. Идёт бой. Кто в этом бою? Кто гибнет сейчас где-то там, откуда он сейчас примчался с раненым? — Кто? — отрывисто бросил Инь Цзянь, а руки уже ощупывали рану, быстро перебирали флаконы, свёртки и коробочки с лекарствами, доставали нужное. Некогда таращиться, изумлённо приоткрыв рот. — Цзэу-цзюнь, кто остался в битве и кому нужна помощь? — Там мой брат. Там… Байсюэ. — Чжи Чуань? — Да. Тоже там. Инь Цзянь как раз медленно вливал в зияющую и дымящую тьмой рану нужный эликсир, тонкая тягучая струйка ниткой стекала внутрь. — Тогда поспешим, — он одной рукой схватился за маленький флакон, ногтем подцепил пробку, протянул ему. — Выпейте это и поспешите назад. Возьмите с собой это, это и это. Как пользоваться — подписано. Но они и так знают, как этим пользоваться. Если там тьма, вам нужно именно это. А этот человек… Инь Цзянь отставил в сторону эликсир, аккуратно приподнял голову раненого, взглянул в его лицо и так же аккуратно положил его голову на стол. И отступил. Гнев и бессильная ярость исказили тонкие черты лица, Инь Цзянь только помотал головой, наотрез отказываясь лечить Верховного Заклинателя. Бывшего. — Я прошу вас, — Лань Сичэнь сделал едва заметное движение вперёд, Инь Цзянь вдруг понял, что сейчас глава клана Лань просто опустится на колени и отскочил, как ошпаренный. — Не смейте! — Я… — Не смейте меня просить! Этот человек, он! Он! — Я знаю. Но я должен задать вопросы и получить ответы. Я прошу вас. Инь Цзянь беспомощно оглянулся. Ему нужна помощь. Ему нужна помощь прямо сейчас! Ему нужен жёсткий запрет, немедленно! Не Минцзюэ точно запретил бы! И что? Ему теперь придётся стоять перед Минцзюэ и объяснять, что он лечил и вылечил Цзинь Гуанъяо? — Не думайте, что я не могу отказать главе клана Лань, — прошипел Инь Цзянь. — Ещё как могу. Я независимый лекарь и не подчиняюсь кланам. Но если вы немедленно вернётесь на поле битвы и не дадите умереть моим друзьям, это будет равноценный обмен. Наконец, кроме всего прочего… я лекарь и связан клятвой. Ступайте. Он будет жить. Лань Сичэнь не стал тратить время на благодарности, как они оба не тратили его на приветствия. Он выбежал из лечебницы и на предельной скорости рванул обратно в Безночный город. Инь Цзянь в бешенстве содрал заколку со своей головы, отшвырнул её в сторону и злобно шипел самые гнусные ругательства, которые только мог выдать его изобретательный ум. Шипел, но лечил. Заливал раны Мэн Яо драгоценным эликсиром, который мог спасти более достойные жизни, быстро выдирал из них жгуты тьмы, и в какой-то момент просто поднял голову и заорал в потолок: — Ему кровь нужна, где мне взять кровь, кто согласится делиться с ЭТИМ?! Он резко обернулся, ткнул пальцем в грудь Лу Цина и постановил: — Нет. Ты — нет. Ни в коем случае. Я не позволю тебе вывозиться в этом дерьме. Обойдётся без крови. Будет медленнее поправляться. Он знал, что не обойдётся — сердце затухало, несмотря на экстренное лечение. Инь Цзянь обречённо вздохнул и принялся залпом пить целебный отвар, глотать снадобья, которые должны привести его кровь в нужное состояние, чтобы передать раненому. *** Лу Цин возвращался с охоты, вполне довольный и добычей, и хорошим для этого времени года днем, и тем, что придумал для Инь Цзяня новое задание. Он замер на подходе к монастырю, когда заметил покидающего его человека. Фигуру Цзэу-цзюня не узнать было невозможно, что он здесь делает? Почему с таким коротким визитом? Так сообщают новости... или ищут кого-то и уходят, не отыскав... Обеспокоенный, Лу Цин бросился к воротам, оставил добычу прямо на ступеньках у трапезной и быстро пошел через двор. Когда Лу Цин увидел на камнях несколько капель крови, он побежал. Из-за двери до него донесся крик. Какие уж тут приличия и вежливый стук в обитель врачевания?! Лу Цин распахнул дверь, и ему в грудь тут же ткнулся палец Инь Цзяня. Ох... Ну хорошо, с Инь Цзянем все, вроде, в порядке?! Ну... он цел. Да. Лу Цин выдохнул. — Дерьме? — осторожно переспросил он, уже сомневаясь, что с доктором все хорошо. Плохо как-то... ругается, и где цветы? Лу Цин чуть приподнялся, заглядывая через плечо Инь Цзяня, и побелел. Он молча шагнул в сторону, обошел доктора и встал над головой раненого. Сомнений не было — Мэн Яо. Вот, что здесь делал Цзэу-цзюнь! Не важно, что случилось, Лань Сичэнь все знал о Мэн Яо и принес его сюда, чтобы спасти. Воспользовавшись тем, что Инь Цзянь не может узнать этого предателя? Цзэу-цзюнь?! Это... это... Как это понимать? — Инь Цзянь, — Лу Цин постарался быть спокойным. — Я знаю, что этого человека сюда принес Цзэу-цзюнь. Вы, вероятно, не знаете... кто это. Инь Цзянь, я прошу, не переживайте так из-за этого пациента. Если он умрет — уверяю, он этого заслуживает. *** — Ох, Лу Цин… Что за несчастье? Почему всё вот так? Почему сейчас в этом самообладании Лу Цина он видит отражение Не Минцзюэ? Нечестно. — Цзэу-цзюнь торопился. Где-то там, куда он спешно возвращается, сейчас идёт битва. Там мой брат. Там мой друг. Там Байсюэ и там нужна помощь. А это… Спокойствие Лу Цина подействовало как стакан холодной воды, выплеснутой в лицо. Инь Цзянь гневно скривил губы, вскрывая себе вену. Пальцы второй руки мерно двигались, вплетая ци в эту вливаемую кровь, насыщенную целебными снадобьями. — Мне жаль тебя разочаровывать. Я знаю кто это. Ещё бы мне не знать — я сидел тут, не смея высунуть нос наружу, потому что он послал за мной убийцу. По крайней мере одного, а сколько точно — откуда мне знать? Думаешь, за мной охрана в Юдоли ходила ради парада? Да я сдыхал от страха, что моим трупом украсят ворота Цинхэ Не. Впервые за всю жизнь Инь Цзянь чувствовал жадность, скупость и злость, что он тратит силы, лекарства и собственную кровь на пациента. — Если он умрёт, Цзэу-цзюнь не получит ответы на свои вопросы. А я, получается, нарушу данное ему слово и клятву лекаря: исцелять всех, невзирая на имена, клановые расцветки одежд и благосостояние. Думаю, что Чжи Чуань нанёс эту рану. Что же, я испытываю постыдную мстительную радость… Он всмотрелся в неподвижное лицо Мэн Яо, скрипнул зубами и продолжил. Слишком много крови на него уходит. Он этого не заслуживает! Инь Цзянь выждал ещё немного и прекратил, едва только губы Мэн Яо перестали отливать мертвенной серостью полутрупа. Голова кружилась, Инь Цзянь покачнулся и неловко сжал запястье пальцами, сквозь пальцы закапало. Там где-то его родной брат ведёт бой, а он лечит его врага! Там его друг бьётся — а он лечит врага! Там Минцзюэ ищет и желает ему смерти, а он — лечит! Инь Цзянь застонал сквозь зубы и потянулся за иглами. Нужно держать его без сознания. Это будет полезно. *** Лу Цин больше не мог сохранять спокойствие, каждое слово Инь Цзяня падало в мысли и сердце как что-то, что не может существовать вместе. Это означало, что Цзэу-цзюнь принес сюда преступника, зная, что доктор не откажет? Почему? Как? Зачем вообще его лечить? — Он чуть не убил вас, он убил… множество людей. Инь Цзянь. Этот человек предал Не Минцзюэ! Неужели вопросы Цзэу-цзюня того стоят? Зачем вы ему обещали?! Лу Цин смотрел на доктора непонимающе, но успел подхватить его на руки, усадить на скамью. — Этот человек не заслуживает сострадания. И тем более — вашего гнева и жертв, — Лу Цин кивнул на окровавленное запястье, вскочил, принес бинт и подал Инь Цзяню. — Никаких. *** — Я знаю, — тихо отозвался Инь Цзянь, с гримасой отвращения пошевелил немеющими пальцами и начал аккуратно закрывать этот порез. С благодарностью взял бинт, помаялся и попросил воды. Вот именно сейчас ему стало неловко и за свою несдержанность, и за растрёпанный внешний вид, и за это обещание. Но неловкость всё равно перебивалась бессильной яростью и негодованием по адресу совсем озверевших обстоятельств. — Я знаю, что он предал Не Минцзюэ. И даже в точности знаю как именно, кто отрубил Не Минцзюэ голову по его приказу, куда спрятал и в каком ужасно унизительном виде. Он закончил повязку и закрепил край бинта. Посидел ещё немного, унимая подкрадывающуюся тошноту отвращения и злобной нервозности. Собрал волосы в небрежный узел и всё-таки встал за иглами. Не хватало, чтобы Мэн Яо сейчас очнулся и увидел его. Инь Цзянь безжалостно вкручивал иглы за ушами, в виски, в мочки ушей. — Я испугался, — признался он и поднял на Лу Цина измученные глаза. — Испугался, что Цзэу-цзюнь встанет на колени. Едва я понял, кто это лежит на столе, я отступил. Впервые в жизни, Лу Цин. И в то же время я понимаю, как это страшно — терзаться вопросами и мучиться, когда не можешь спросить. Заглянуть в глаза и спросить: почему? За что? Я убил бы его, встреть просто на улице. А умирающего и слабого — не могу. Вылечу, и… пусть Цзэу-цзюнь задаёт свои вопросы. Пусть Не Минцзюэ сам решает, это его враг в большей степени. А что? Ты можешь убить его сейчас? А может это лучший исход. Лу Цин, как верный человек главы клана Не, может сейчас взять и оборвать эту опасную для всех жизнь. Кто скажет, что он не имеет права стать проводником воли своего господина? Имеет все права, и он даже не станет мешать! Формально это даже не нарушит данное им слово! *** Лу Цин слушал и искренне не понимал, о каких вопросах Цзэу-цзюня может идти речь, если это Цзинь Гуанъяо! Зачем вообще давать обещания такого рода?! Лу Цин попытался представить, как Глава Гусу Лань требует такое слово, да, встает на колени... — и не смог. А вопрос Инь Цзяня оборвал эти размышления и заставил Лу Цина посмотреть на него с нескрываемым ужасом и начать задавать вопросы уже себе. Он подошел к Цзинь Гуанъяо, долго смотрел на него и, наконец, достал нож. Перед ним лежит человек, которого все ищут, который заслуживает самого быстрого суда и жестокого наказания. Или нет? Заслуживает ли этого тот, у кого нет никакой почтительности, морали, лишь собственные интересы, ради которых он предаст любого? Один удар — и все, никаких вопросов и никакого суда, который неизвестно еще к каким бедам приведет. Разверзнет пропасть между Не Минцзюэ и Лань Сичэнем? Лу Цина обожгло холодным ужасом. Он знал, все в Цинхэ знали, насколько дорог Цзэу-цзюнь Главе... Лу Цин сжимал рукоять ножа и думал о том, что услышал. «А умирающего и слабого — не могу». Он понимал это всем сердцем. Убить того, кто даже не может видеть. Наверное, есть исключения, когда — нужно, но... Лу Цин отступил и протянул нож Инь Цзяню. — Вам нужна моя кровь? Вы слабы, Инь Цзянь. Не изматывайте себя ради... этого. Если нужно, возьмите. Он замолчал. Что же... доктор знал Цзинь Гуанъяо раньше? Зачем этому человеку его убивать? Слишком много вопросов. И Лу Цин неожиданно понял, что он не хочет знать все ответы. А если бы и хотел — не должен, это — не его противоречия и сомнения, у него есть свой долг. *** Когда Лу Цин решительно достал нож и встал над беспамятным Цзинь Гуанъяо, это обожгло неожиданным ярким ощущением. Всё! Вот сейчас всё решится само! Один удар, и всё, там даже не нужно мучиться и выбирать место для удара, лезвие прекрасно войдёт в развороченную грудную клетку, вон там, где дёргается залитое его кровью пространство. Лу Цин сейчас одним движением принесёт больше пользы, чем вся бестолковая колотня вокруг разоблачений. А действительно, к чему теперь всё это? Они ведь разоблачили его в городе И, при всех, что ещё выяснять? Когда Лу Цин отступил, Инь Цзянь машинально взял его нож. Подержал и отдал обратно. — Кровь — нужна. Но я не возьму даже чтобы влить себе. Тут даже не о чем говорить, я категорически — вы слышите меня? — категорически против! Ничего страшного, не развалится. Я обещал, что он не умрёт, но я не обещал, что он быстро поправится или сохранит все свои силы. У него золотое ядро надорвано тьмой. С этим живут. Как он сам и говорил «и без руки люди живут» — вот я сейчас ничем не погрешу против справедливости и скажу: и без золотого ядра люди живут! Он снова сердился, просто не мог успокоиться. Инь Цзянь не собирался сидеть над Цзинь Гуанъяо денно и нощно, не собирался тратить на него последние слёзы феникса. Не смертельно! — С этими иглами он не пошевелится и не придёт в сознание до тех пор, пока я их не сниму. На сегодня всё необходимое лечение он получил, и больше я не собираюсь! Пойдёмте. Инь Цзянь накинул на тело ещё одну простыню и решительно повернулся к столу спиной. Лу Цин пришёл с охоты. Он наверняка голоден, он там какую-то добычу, наверное, принёс, а вместо этого вынужден смотреть на вот это всё, ещё и мучиться сложными мыслями. — Не Минцзюэ мне этого не простит, — почти спокойно проговорил он, стараясь не вопить. — Да никто, собственно, не простит. Нужно успеть закончить рецепт. Вот что важно! Вот это — важно. А это тело там — не важно. Он сочувственно дотронулся до плеча Лу Цина и с сожалением добавил: — Я понимаю, что об этом нужно сообщить Не Минцзюэ. Это ваш долг, друг мой. Одно радует… если битва закончилась благополучно… Страх привычно сжал горло ласковой удавкой, Инь Цзянь уже привык. — …значит, в Байсюэ скоро все вернутся… И ему снова придётся объясняться и доказывать, что он не виноват. А Лу Цин вернётся в Цинхэ Не.

*** *** *** *** БЕЗНОЧНЫЙ ГОРОД *** *** *** ***

Слишком быстро. Казалось, что эта тягостная битва с бесконечными полчищами мрака длится и длится, и будет продолжаться годами, веками, но оно куда-то понеслось вскачь. Сюэ Ян только успевал делать то, что ему говорили. Кто говорил? Чжи Чуань сказал — гони сюда. Он и гнал. Цзян Цзай говорил — убить всех. Он и убивал, благоразумно держась на расстоянии от живых, а то так можно увлечься, а потом хрен исправишь. Твари — они ж на то и твари, что не люди. Можно согнать в кучу сколько угодно, ничего, подвинутся, это ж не рисовая каша, лезущая из котелка. А потом началось и тут же закончилось вот это «слишком быстро». Сюэ Ян успевал только уворачиваться от духов, демонов и вот этих, с бессмысленными глазами, которые разом забыли о людях и видели лишь одно — тёмный провал, в котором исчез Чжи Чуань с Печатью. Хуже коварного водоворота на незнакомой реке, так можно и следом запросто ляпнуться, и костей не соберёшь. Сюэ Ян сделал единственное разумное и правильное, что мог в этой ситуации — схватил Сяо Синчэня. Или схватился за него, чтобы самому не грохнуться, он уже не слишком понимал, что и зачем делает. От крика Сяо Синчэня он лишь остро пожалел, что у него мало рук. Потому что невозможно удержать всех, и это прямо сейчас подтверждается. Что он мог сделать? Что?! Он смог лишь швырнуть меч в Цзинъи, чтобы пригвоздить его за подол одежд к расшатанным камням Безночного, и не дать кинуться вниз вслед за Сун Ланем. Это ничего, что мальчишка его потом попытается за это убить. Многие пытались, ни у кого не вышло, не Ланям и начинать. Медленно оседала пыль. Скрежет камней становился тише, и глубокая трещина под ногами оказалась прикрыта плотным барьером, как рана, залепленная любимыми прозрачными талисманами доктора Цзяня. И даже заживала так же быстро — каменные края тягуче медленно, но ощутимо сдвигались в стремлении закрыться. Сюэ Ян не умел с таким справляться. Как с таким справишься?! Он умел лишь то, что умел — умыть Сяо Синчэня, помочь ему промыть глаза от каменной пыли, чтобы не резало под веками. Получить по морде от Цзинъи — ну, это было ожидаемо, спасибо, что просто кулаком, а не аккордом со своего пучеглазого гуциня. Ему словно впервые в жизни надёжно отсекло способность трындеть без всяких просьб со стороны измученных слушателей. Он всего-то забрал меч, не забыл выдохнуть на лезвие всю поглощённую тьму, и снова вернулся к своему даочжану, чтобы крепко обнять и дать пережить этот кошмарный момент. А момент, сука такая, снова растянулся во времени до бесконечности. Цзян Чэн сумрачно оглядывал поле боя. Вот теперь приблудные твари, которых осталась пара штук, всё-таки встретили свой конец — хоть немного выместить злость. Фея свирепо терзала кого-то, истекающего слабыми сумрачными потоками, сам он зарубил двоих, и больше не осталось никого… Те из его людей, кого он не сумел найти в свалке и забрать, ожидаемо погибли. Ему не в чем было себя винить — он сделал всё, как нужно. Почему же теперь так паршиво? Почему Фея, расправившись над последней тварью, сидит над разломом и скулит, пытаясь соскоблить барьер лапой? Чутью собаки-оборотня он доверял больше, чем многим людям. По плохому человеку она бы так не плакала. — Фея, отойди. Цзинь Лин, хромая на обе ноги, пробирался через камни. Он с отчаянной надеждой смотрел на каждого выжившего и нетерпеливо искал дальше, хотя уже понимал — нет. Чжи Чуаня тут нет. Он там, внизу. Наверху не осталось никакой нечисти, и мелкий снежок торопливо пытался привести в порядок развороченное поле битвы. Безночный, как растерянная хозяйка, пытался на скорую руку навести подобие порядка перед неожиданными гостями. — Фея, отойди, — повторил Цзинь Лин и размахнулся. В руке опасно заискрил Цзыдянь, обрушился на барьер. Цзинь Лин бил раз за разом, к этим резким ударам присоединился боевой гуцинь Цзинъи, и если первые ноты звучали фальшиво и дребезжали, то теперь они вместе укладывали поочерёдно страшные в своей бесполезности удары. — Сун Лань? — хрипло спросил Цзинь Лин, и понял всё без ответа. Лань Цзинъи не плакал. Но лучше бы он рыдал. Когда у человека такие страшные сухие глаза — помочь нечем. В них разверзается бездна, которую не заполнить барьерами, не вылечить ничем. Они пытались крушить этот барьер до тех пор, пока оба не выдохлись. Им никто не мешал. Бесполезно мешать, и приходилось лишь смотреть на этот взрыв отчаяния, который тоже растянулся по времени до тягостной бесконечности. Цзян Чэн даже не спрашивал. Видел, как именно Цзинь Лин пытался выбраться из опутывающего его Цзыдяня. На месте, где его тело сжимали путы, при каждом движении сочилась кровь сквозь взрезанную одежду и разорванную кожу. — Я что приказал? — сухо уточнил он у подоспевших подчинённых, которые тут же замерли в поклоне. Им тоже не было нужды отвечать — кроме ран, полученных от тварей, на каждом были следы от Цзыдяня. Видимо, Цзинь Лин не просто не слушал увещеваний. После освобождения он пробивал себе дорогу силой, и явно преуспел. Оставалось лишь ждать, пока обезумевший от горя Цзинь Лин и такой же безумный Лань Цзинъи устанут. Барьер, поставленный кем-то из двоих даочжанов, оказался ещё крепче, чем стены, запиравшие Безночный город, его не брали эти бешеные атаки, и даже взломать каменный край трещины не удалось. Вэй Усянь прекрасно понимал, что вскрывать разлом бесполезно. Он это чувствовал. Да, он продолжал чувствовать Безночный город, и где-то там, в подземельях, ещё томился призрачный Феникс — единственная ипостась в полуразрушенной сфере, которую он не пытался уничтожить. Оказалось, что это к лучшему. Научиться бы ещё видеть его глазами, он об этом не подумал. Но подземелья устояли, они не обрушились. Это он сейчас мог точно сказать. Но и говорить не хотелось. Вместо слов он держал Лань Чжаня, молча кивал — я, да. Кто же ещё. Да, я. Вот, вернулся. Что ты будешь с этим делать, Ханьгуан-цзюнь? — Вэй Усянь… Это было ожидаемо. Пришлось обернуться, усадить или попытаться усадить Лань Чжаня на первый попавшийся удобный камень. У него за спиной стоял Цзян Чэн, и судя по перекошенному лицу был не очень-то рад его видеть. Или так рад, что нет сил ни на что, кроме вот этой гримасы? — Не могу отпираться. Да, я, Цзян Чэн. Давай повременим с переломами ног и полечим раны, мне кажется, они тут есть у всех. Только у нас с даочжаном Чжи Чуанем тут было негусто с лекарствами. — Цзян Ваньинь, — Лань Чжань сел на камень прямо и придерживал ханьфу, чтобы лечение не началось сейчас, когда Глава Цзян так сурово возвышался над ними. Вежливость не помешала призвать Бичэнь и положить его на колени, Лань Чжань смотрел прямо и равнодушно. — Зато у меня густо с лекарствами, — отозвался Сюэ Ян, даже не обратив внимания, кто говорит, кому говорит, куда говорит, какие имена звучат. Он смотрел на Лань Цзинъи и Цзинь Лина. Удары по барьеру становились реже и слабее. Цзиньи опустился на колени и застыл. —Ненавижу эту его позу, — буркнул Сюэ Ян. — Как в Байсюэ после драки с наставником Бо. Цзинь Лин отшвырнул Цзыдянь в сторону и лёг ничком. Фея обеспокоенно его обнюхивала, пыталась зализывать раны. Он не шевелился. Ему незачем было шевелиться. Бессмысленное занятие. Сюэ Ян всё-таки отлепился от Сяо Синчэня, встряхнул его за плечи — соберись, даочжан. Вручил Вэй Усяню флакон с эликсиром и коробочку с талисманами: — Этим польёшь, тьма вылезет. Этим заклеишь. Понял? — лишь после этого поднял глаза к его лицу и ничуть не удивился. — Давай, Старейшина Илина, шевели жопой. Эти раны нужно лечить быстро и прямо сейчас. Стоило посмотреть остальных, кто лежит без движения. Юньмэнцы были мертвы. Су Шэ тоже был мёртв. Вот этот жив, но это ненадолго, если не лечить. Сюэ Ян взял за плечо человека, лежащего в обломках искорёженных звеньев цепи, и снова ничуть не удивился. — Ага. Вэнь Нин, — он по-хозяйски запустил руки в спутанные волосы на его затылке, прощупал кожу и хмыкнул. — Надо же, и без гвоздей в голове. Первая помощь, самая простая. Обмыть лицо водой, дать очередные капли эликсира, промыть и заклеить самые очевидные раны и оставить в покое. Потому что этот очнётся, и тоже даст ему по морде. Не то чтобы не имеет права, но морда одна, а желающих много. И нужно как-то решать всё. Каким-то образом. Он вернулся к Сяо Синчэню и прижал его к себе. — Вот сейчас, когда все прекратили на время орать… — он ткнулся горячим лбом в лоб своего даочжана, — … предлагаю успокоиться. Барьер цел и держится. Ставил его Сун Лань — я работу своего брата нюхом чую. А ещё… Цзинъи, слышишь меня, Цзинъи? Барьер стоит и он несокрушим. Впитай моё послание, адепт: если помнишь, я преступно кормил нашего патриарха следящим. Ну так я его до сих пор чувствую. А не сигналят только покойники. Вставай и хватит ныть. Лань Цзинъи не ныл. Он просто оцепенел от горя. Но именно сейчас, после этих слов, таких бесцеремонных и таких привычных в этой наглости, он согнулся и зарыдал. *** Как же так?! Сяо Синчэнь смотрел на удары Цзыдяня, на страшное лицо Лань Цзинъи, и не видел. От него как будто оторвали половину, она упала в пропасть вместе с Сун Ланем. Даочжан качался в руках Сюэ Яна, уставившись в одну точку. А Сюэ Ян? Как он это переживёт?! Сяо Синчэнь посмотрел в его глаза, готовый увидеть там черное горе. Они же братья, враги, которые так друг друга ненавидели, что в конце концов порознь просто не смогли. Горе на двоих... так будет легче. Может потому его Сюэ Ян сейчас сразу везде, в своей почти как раньше суете, только вот больше молчит? Ему так легче? Но Сяо Синчэнь этой беды, которая сейчас грызла его собственное сердце, в любимых глазах не увидел. А барьер цел и держится. Даочжан сначала понял, что адепты его не победили, и только потом осознал смысл слов Сюэ Яна. Сяо Синчэнь выпрямился, пораженный тем, как он мог не подумать. Разлом отчетливо потрескивал, и уже сейчас стало видно, что он уменьшился. Времени оставалось катастрофически мало! Синчэнь представил себе Сун Ланя на дне этой расселины, изломанного, умирающего. — Надо спускаться, — он подошел к разлому и встал на колени, почти коснулся ладонями. — Сюэ Ян, я пойму, как снять, потом поделишься силой, я что-то... «Устал». Он страшно устал, а барьер, поставленный в миг душевного потрясения не поддастся так просто, его вообще может быть невозможно снять, потому что в такой ситуации ци течет не так, заклятия искривляются и приобретают черты того же смятения. Но об этом нельзя думать. — ... один я не справлюсь. *** На нос упала горячая капля, грудь давило, Сун Лань открыл глаза. Чтобы посмотреть наверх, пришлось потерпеть боль в затылке, но он увидел кривую полосу света. Далеко летел. На нос снова капнуло и потекло, Сун Лань сдул, но капля все равно стекла на губы. Кровь. Послышался треск, и в груди опять заломило, но трещали не ребра. Сун Лань выдохнул, глаза привыкали к сумраку, и он наконец осознал себя, висящем на скале. Пальцы до боли вросли в камень, и кровь стекала по руке, капая на лицо, пропитывая разодранный рукав. Но ясно, что не сорвался он не потому, что зацепился. Плечо попало в щель, и сейчас эта щель сжималась, да еще и грозила затянуть в камень, уже забрала почти до груди. Сун Лань вспомнил, как они с Сюэ Яном потерялись в подземельях гробницы Не, и совершенно не удивился, что теперь скала его пытается сожрать. «Ну и горы пошли. Прожорливые», — подумал Сун Лань, а еще что надо позвать, поорать. Вот только крикнуть не вышло — из горла едва выдавился какой-то тщедушный сип. Камень двинулся снова, и стало ясно, что с плечом надо что-то делать. Для начала Сун Лань убрал Фусюэ за спину — сил все равно нет, и если сорвется, на меч он не встанет, а так рука свободна. Первая же попытка дернуться ясно обозначила, что на ободранных пальцах он не удержится, а ноги опасно заскользили по чему-то... Сун Лань только сейчас сообразил, что на чем-то стоит и посмотрел вниз. «Шаньчу...» Он балансировал на мече Чжи Чуаня, который воткнулся в скалу, из-под лезвия вниз сорвались мелкие камни, а наверх побежала трещина. Стена снова задрожала, пришлось хвататься обеими руками и вспомнить все бранные слова, которые в таких случаях щедро набросал бы Сюэ Ян. Висеть так долго он не сможет, верх высоко, сил мало, да еще и противоположная стена разлома точно стала ближе. Если ничего не сделать, его тут просто раздавит... Сун Лань посмотрел на свои руки, сосредоточился как мог, глядя на испачканную, но все еще светлее даже его кожи ленту на запястье. Он смотрел на нее и смотрел, пока, наконец, маленький травяной человечек не вылез из рукава, зацепился за ленту А-И и повис, болтая ножками. — Паяц, — шепнул Сун Лань, человечек пнул его травяной ножкой в костяшку на запястье и полез наверх, унося на спине талисман. «Давай быстрее...» Сун Лань не мог оторвать от него взгляда, потому что сейчас просто не в состоянии был по-другому управлять этой куклой. Человечек лез быстро, но безумно долго, Сун Лань не видел противоположной стены, но уже спиной чувствовал, как она приближается. Наконец, он обессиленно прижался лбом к скале и рвано выдохнул, меч под ногами дрогнул. Стоя на коленях у края пропасти, Сяо Синчэнь не оставлял попыток расплести сложные заклинания Сун Ланя. Пытаясь не думать о том, что разлом стал еще тоньше и теперь в его ширину не поместятся и два человека, он начал очередной подход, когда прямо под его руками маленький травяной человечек налепил талисман на невидимую преграду, и она растаяла. — Он там... — Сяо Синчэнь схватил фигурку, которая тут же его пнула и свалилась без сил под ноги Лань Цзинъи. — Сюэ Ян! Ты чувствуешь? Что ты чувствуешь? Он далеко? Цзинъи? *** Вот это другое дело. Когда его даочжан занимается делом, нащупывая едва заметные варианты для решения сложной задачи это лучше. Это всегда лучше, чем сидеть с пустыми от горя глазами. — А ты и не один, даочжан, — Сюэ Ян торчал рядом, словно других дел не было. А ведь их действительно не было! Кто и что именно может ему предъявить? Что он не поднимает мальчишку Цзян? Ну так у него тут целый дядя стоит, как живой, вот он пусть сопли ему и вытирает, вместо того чтобы буровить обезумевшими глазами внезапно ожившего родственника. Или кем там они друг другу приходятся — Сюэ Ян как-то не очень вникал в хитросплетения чужих отношений, раз они не касались его напрямую. Тут в своих бы разобраться. Волновался ли он за Сун Ланя? Дурной вопрос. Его собственный враг, его собственный брат, его собственное всё — он должен торчать вот тут, рядом, поучать, делать кислое лицо, когда его бестолковый Ян-ди валяет дурака, и не отпускать от себя вот этого отупевшего от горя мальчишку, который никак не может успокоиться! Волновался ли он за Чжи Чуаня? Сложный вопрос. Но припёрся же! Все даочжаны Байсюэ по определению принадлежат ему. Возражения не принимаются! Когда из пропасти вылез травяной человечек и снял барьер, Сюэ Ян закатил глаза и распорядился по-своему, а то Цзинъи тут же схватил травяного человечка, спрятал за пазуху, ринулся к разлому. Вот этого ещё не хватало. Он моментально оказался изловлен и с выкрученными руками вручен Лань Чжаню. А что он сидит с видом замороженного небожителя? Пусть займётся делом. Тем более Лань, кому держать, как не ему? Цзинь Лина Сюэ Ян схватил за шкирку без всякого почтения, и вовремя — настырный мальчишка скользнул к пропасти, как угорь, и едва туда не уполз. Этого сопляка Сюэ Ян так же деловито всучил Цзян Чэну и пояснил: — Не до них. Оба выдохлись, оба убьются, оба слишком. Пособачитесь потом. И непочтительно отшвырнул Цзыдянь в сторону пинком ноги. А то непредсказуемая штука, цапнет мальчишка и снова примется норов показывать. Вот кстати о собаках — хотя бы Фея вела себя прилично! Она осторожно заглянула в медленно смыкающуюся каменную пасть, тщательно принюхалась и принялась ворчливо что-то объяснять. Сюэ Ян ничего не понял, но кивнул, деловито обвязывая вокруг талии длинную и крепкую верёвку. Конец верёвки вручил Фее, а вот разматывать и контролировать процесс он мог доверить только Сяо Синчэню. — Гэгэ, — он серьёзно смотрел в глаза своему даочжану. — Не обсуждается. Я его чую даже в темноте. Со мной Цзян Цзай. Со мной наша сила, со мной тьма. Если увидишь, что дело плохо — тяни изо всех сил. Бери Шуанхуа и взлетай на предельной скорости — Фея бросит свой конец верёвки сразу, как только поймёт это. Я пошёл. Он спускался быстро и ловко, порой цепляясь только кончиками пальцев, временами оскальзываясь и свирепо ругаясь. Спуски по каменным кручам он ненавидел со страшной силой, слишком напоминало путь с Хуашань. Его вело сначала лишь следящее, потом запах крови, а потом и посланный вниз весьма хреновенький, но всё же работающий талисман осветил его Сун Ланя. — Второй где? — Сюэ Ян вклинился в удобную расщелину коленом, обмотал верёвку вокруг острого выступа и перевернулся вниз головой, но никакие слабо мигающие светляки не выхватывать зануду Чжи Чуаня. Его Сюэ Ян не чувствовал. Почему? Причин может быть множество, может барьеры. Может ещё что. Может он дохера умный и специально глушит — этот способен, он слишком умный, поубавить бы ему умища. — Наверху поболтаем, — Сюэ Ян выдёргивал Сун Ланя с его сомнительного насеста, не слишком церемонясь. Хрустит костями? Ничего, вылечим. Кровь? Ну, у всех есть, никто не исключение. Если кровь течёт, значит живой. — Сун-дагэ, — ухмыльнулся он прямо в лицо Сун Ланя. — Хрен я тебя куда вот так отпущу. И этой скале сожрать тебя не дам. До меча под ногами дотянешься? Один меч. Второй меч. Откуда? Всё потом. Сюэ Ян ничего не оставляет вот так вот. Орать вверх — нет смысла. Только оглушить себя и Сун Ланя. Надёжно обвязать его верёвкой, примотать к себе. — Мы с тобой связаны, помнишь? Сюэ Ян торопливо полез наверх, высчитывая момент, когда можно будет встать на меч, но это не удавалось. Каменные стены уже обдирали бока. — Не удивлюсь, если увижу сейчас зубы и голодную слюну, стекающую по этой каменной пасти, — прохрипел он и всё-таки крикнул вверх. — Быстрее, выдёргивайте нас отсюда! *** Лань Чжань молча ухватил Лань Цзинъи за руку. Этот Сюэ Ян, конечно, слишком наглый. И неумный, если думает, что можно удержать человека от спасения себя. В том, что там в разломе — часть Цзинъи, сомнений у него не было. — Стой. Потом поможешь им, — произнес Лань Чжань, не собираясь даже удерживать Цзинъи, если он захочет тянуть эту верёвку. Все слишком устали, чтобы вытащить двоих, помощь потребуется. Отброшенный Цзыдянь Лань Чжань проводил взглядом и посмотрел на Вэй Усяня. Потому что Сюэ Ян ненормальный, ему просто повезло, что Цзян Ваньинь сейчас набрал себе все спокойствие, которое ему задолжала жизнь. Сун Лань слабо повел плечами, когда выступ скалы коснулся спины, и плотнее вжался в стену. Он почувствовал, когда человечек добрался и барьер упал, теперь оставалось только ждать. «Долго. Где ты?» Сун Лань не сомневался, что полезет Сюэ Ян. Синчэня не пустит, Цзинъи, наверняка, связал или оглушил. Может оглушил для верности. Получит потом за это по наглой морде. «Где?» Выступ надавил на лопатку, пришлось чуть изменить положение, отчего ноги снова заскользили, а Шаньчу напрягся и начал прогибаться — рукоять тоже уперлась в скалу. «Где ты?! Мерзавец медлительный! Когда не надо, трындишь и прыгаешь!» Думать о том, что Сюэ Ян может просто не явиться, потому что где-нибудь там лежит наверху, он не мог. Это означает, что тогда там лежат все. Если дать этой мысли зацепиться, можно просто прыгать вниз. «Идешь» Сердце гулко стукнуло в груди, скала ответила острым медленным движением. Сун Лань сначала почувствовал Сюэ Яна, потом услышал, но голову так и не поднял, пока не встретился взглядом с его бесовскими глазами и нахальной веселой улыбкой. Всегда веселый. Гад. — Его нет, — тихо ответил Сун Лань. — Ты пыхтишь, как ... черепаха... Сун Лань закашлялся и отцепился, наконец, от скалы. «Пыхтят ли черепахи?» Тело тут же отдало тяжесть Сюэ Яну, заболело сразу все. — Забудешь тут, — шепотом огрызнулся Сун Лань и наощупь потянулся вниз. — Подожди. Он ободрал о камень лоб и щеку, оставил скале на память кусок ткани с плеча, но до Шаньчу дотянулся. Нельзя оставить здесь меч, невозможно. Пришлось хватать как есть, он порезался, меч не поддавался. И только когда разлом снова вздохнул, а новая трещина поползла от лезвия, меч сам лег в руку, его еще пришлось сунуть за спину. — Ну, побежали, — выдохнул Сун Лань, и дальше его долгие движения наверх были почти незаметными, чтобы все-таки помочь и не мешать. Нельзя мешать себя спасать — это он усвоил. Даже спросить про Цзынъи нельзя — Сюэ Ян истратит силы на ответ, и Сун Лань стиснул зубы. Наверх они вылезли, обдирая одежду о смыкавшийся разлом, у Сун Ланя сползли сапоги и он бросил их, выдернув ноги, подтолкнул Сюэ Яна и вывалился на кромку, ухватившись за холодные пальцы. — Все... — Сун Лань вымученно улыбнулся и завалился на бок. Лань Чжань просто выпустил Цзинъи и кивнул в сторону трещины. Он смотрел, как Сяо Синчэнь тащит верёвку, отправил ему в спину талисман, но сам не встал. Он просто смирился с тем, что не может отойти от Вэй Ина. Если надо будет тащить, они пойдут вдвоем. Но не пришлось. Ханьгуан-цзюнь прикрыл глаза, наблюдая, как продолжает смыкаться разлом. Там, где только что вылезли Сюэ Ян и Сун Лань, трещина срослась, она все еще шла к скалам, но постепенно сужалась и скоро закроется совсем. *** Пыхтящей черепахой, кашляющим зайцем… да хоть пердящей улиткой, а вылезать отсюда надо было как можно быстрее! Сюэ Ян уже подумал, что никому никогда не признается, что испугался — шутки вам, что ли, тут каменные челюсти Безночного собирались их вдвоём пережевать и не подавиться? А за что, в сущности? Сам он против Вэнь Жоханя ничего не имел, а Сун Лань даже мимо не проходил. Он оставлял на клыкастых каменных стенах куски ткани, потом куски шкуры, выцарапался наружу оскаленный, злой, весёлый и… да, пыхтящий. Верёвка, которую Сяо Синчэнь тянул с завидной силой, сдавила его просто-таки немилосердно. Сюэ Ян едва успел одёрнуть ногу, когда скала сомкнулась, и ей пришлось довольствоваться сапогами Сун Ланя. — Хрен тебе, — сипло выдохнул он, цапнув Сун Ланя за руку. — Это ещё не всё. Сейчас ты попадёшь в такой тесный капкан, что эта скала заскулит от стыда за собственную слюнявую слабость. Он был прав. Цзинъи боялся помешать, боялся, что собственной отчаянной надеждой сделает что-то такое, что всё перечеркнёт. Хорошо, что Ханьгуан-цзюнь его держал, и неважно, что это было вовсе не так крепко, как Цзян Чэн вцепился в Цзинь Лина. Это не удерживающая рука, это рука поддержки, это сейчас важно и нужно. Он дрожал от нетерпения и радостного ужаса, и едва понял, что можно, ринулся на Сун Ланя. Голодный коршун не обладает такой стремительностью, падая на жертву. Лань Цзинъи, воспитанник Гусу Лань, адепт Байсюэ — он не помнил ни о каких приличиях. Он просто плюхнулся рядом с Сун Ланем, грохнулся на бок так, чтобы тому не пришлось поворачиваться или лишний раз шевелиться, схватил, прижал к себе, смотрел в глаза, захлёбываясь невысказанным. Ещё зареванный, с мокрыми ресницами, с дрожащими губами, совершенно без сил. Почти без сил. На плотные объятия серебра у него всегда были силы, чтобы лечить, чтобы любить, чтобы не отпускать. — Цзычэнь, Цзычэнь, ты знаешь… Цзычэнь… Не нужен смысл в словах, когда можно говорить без слов. Слова будут потом, когда оба отдышатся. — Гэгэ, веришь, чем ближе был выход, тем сильнее я боялся, что не успею вылезти. Фу… Страх — омерзительное чувство, — Сюэ Ян не стал мучиться с верёвкой, обрезал её, чтобы уже не изображать с Сун Ланем бутыли вина в парной оплётке, и устало ткнулся ободранной физиономией в плечо Сяо Синчэня. Цзян Чэн сперва опешил от слишком вольного и даже вызывающего поведения Сюэ Яна, но комментарии приберёг при себе. Ему хватало отсутствующего и обманчиво равнодушного выражения лица Лань Чжаня. Когда он с таким видом берётся за меч, добра не жди. Тут бы предаться дальнейшему изумлению по поводу Вэй Усяня, но пришлось переключиться на Цзинь Лина. И крайне досадно было осознавать, что Сюэ Ян прав. Если Лань Цзинъи держался сам, то Цзинь Лина приходилось удерживать силой. Он вырывался всерьёз и совершенно не по-детски. Он не пинался, не кусался, не царапался. Он выламывал руки, перехватывал их, и точно кинулся бы в эту пропасть. Поэтому Цзян Чэн его не выпускал. Не выпускал, даже когда Сюэ Ян исчез внизу. Когда Сяо Синчэнь начал вытягивать верёвку, Цзинь Лин сам вытянулся, словно пытался с этого места заглянуть туда, в бездну, увидеть, услышать, почувствовать что-то. Он смотрел даже когда выбрался сперва один, потом второй. Смотрел, ждал. И сомкнувшаяся трещина никак это не отменила, разве что Цзян Чэн наконец разжал руки. Цзинь Лин пытался заново распахнуть каменную пасть Безночного, но она не поддавалась. Ни разжать лезвием отцовского меча, ни талисманам, ни заклинаниям. Ни даже техника барьера, в отчаянии использованная как расширяющийся клин — ничто не помогало. Цзинь Лин обессилено кружил по остывающему камню, в отчаянии выхватывал взглядом лица. Бешено-счастливый Цзинъи, слепой ко всему вокруг, наглый Сюэ Ян, прилипший к Сяо Синчэню, мрачный дядя Цзян. Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь скажет что-то разумное?! Он был готов царапать камень ногтями, если бы это дало хоть какой-то результат. Цзинь Лин поднял несправедливо пнутый Цзыдянь, машинально тронул пальцами пушистое ухо Феи, подошёл к дяде, протянул кнут. — Он… научил меня. Всему, — тихо сказал Цзинь Лин. — Ставить барьеры. Сражаться по-новому. Осмысливать слова и поступки. Варить суп… со свиными рёбрышками и корнями лотоса. Цзян Чэн не удержал лицо и закрыл глаза. Это было больно. Это оказалось потрясающе больно. Цзинь Лин повернулся к Вэй Усяню, подошёл к нему. — Он тебя раскопал на дне самой глубокой пропасти Безночного города. Вернул тебя. Он ничего не делал для себя… Вэй Усянь лишь кивнул, не зная, что сказать прямо сейчас, что можно сделать. Суп ещё этот… как, откуда? Почему именно это?! Цзинь Лин в отчаянии ходил от одного к другому, рассказывая прямо в лицо, что сделал Чжи Чуань, что делал Чжи Чуань, какой он — Чжи Чуань. — Мы вместе чинили пасеку в Байсюэ и приглашали пчёл вернуться. Мы вместе плавали в озере наперегонки. Он учил не только меня, но и Фею. Фея тихо заскулила. Цзинь Лин застыл на месте и зажмурился. Слёзы тихо сбегали солёными дорожками по измученному лицу, он даже не всхлипывал. — Я никуда не уйду. Не заставите. Не сможете. Он где-то там. Его нужно найти. Даже если он уже мёртв… — его голос прервался, и чтобы не начать всхлипывать, Цзинь Лин повысил голос. — Да плевать мне! Кого этим удивишь, сейчас-то? Не Минцзюэ тоже. Вэнь Нин. Вэй Усянь… Знаете что?! Он решительно вытер лицо рукавом, пусть это даже и не помогло. Не все колобки в его жизни высолены надлежащим образом. — Я никого не держу силой. Но буду благодарен тем, кто останется и поможет. А пока — на правах временного владельца Безночного города я могу предложить отдых. Там есть очаг. Вода. Чай. Еды мало, но есть. Кое-какие лекарства, думаю, что мы разберёмся. Владельцем Безночного оказалось быть невыносимо трудно. Цзинь Лин отвернулся, и снова тёр глаза. Сколько можно рыдать, как молодая госпожа? Там Вэньчжун ждёт… а даже если и не ждёт, ему же хуже. — Я его сперва найду, а потом… ноги ему сломаю. Цзинь Лин судорожно всхлипнул. *** *** *** Чжи Чуань не почувствовал твердой земли под ногами, когда вместе с ордой призраков достиг дна пропасти. Не ощутил и холода подземелий. Он парил в этом огромном облаке черных сил, которое растекалось теперь по пещерам и плескалось, как огромная река. Вэньчжун не стал ничего менять, так и держал в руке свой артефакт, не обращая внимания на то, что твари сжимали его в плотный кокон, царапали, ревели или наоборот — проходили сквозь тело. Их бесплотная сущность не ранила его, он не испытывал страха, ничего, что мешало бы раствориться в тьме и остаться внутри нее собой — заклинателем с силой, телом, душой и уверенностью, что он может управлять. Теперь у него одна цель — успокоить это море душ, пусть даже придется делать это капля за каплей, поток за потоком. Вэньчжун выбрал первого, самого близкого к себе демона и посмотрел прямо внутрь него, словно заглядывал в саму душу. Пришло время повторить уроки Чэнь Бо, но теперь Чжи Чуань знал, что преуспеет, ведь он может найти ключ к каждой, и этот ключ — имя. Он спрашивал и не отступал, пока не добивался ответа. Первая душа отозвалась неохотно, но лишь услышав, Вэньчжун потянул за тонкие нити, набрасывая их на холодные пальцы, будто плел паутину. То, что он не знал собственного имени, теперь стало его уловкой и искренностью, он открылся клубящемуся вокруг потоку. «Я ищу себя». Он искал и просил помощи, и души ему отвечали своими именами. С каждым ответом он брал это невидимое, невесомое имя, по-настоящему чувствуя его пальцами, ощущая всей душой, пропуская через себя, и отпускал, навечно запечатывая в этом громадном склепе. — Благодарю... — Чжи Чуань провожал очередную душу и обращался к следующей. Он не чувствовал времени, теперь его — бездна. Пока он не поговорит с каждой душой, не отпустит их одну за другой — он не намерен был останавливаться. Капля за каплей, демон за демоном. В его руках и через него они очищались, отдавая свою боль и свою память. Когда кокон вокруг него стал слабеть, Чжи Чуань уже не ощущал даже, как слезы текут по щекам, сердце стонало, темная сила наполняла его и он отдавал ее щедро для того, чтобы очередная замученная душа обретала покой. Чжи Чуань почувствовал под ногами твердый камень, понял, что уже виднеется мертвенный свет льда сквозь колыхание тьмы, но это — только начало, еще слишком много. Как он сможет выдержать?! Он — ведет, а не следует. Он знает свою силу и знает, как и что должен делать. Вэньчжун вдохнул и продолжил. Снова, одна за другой запечатывались могилы для тех, у кого не было тел. Чжи Чуань заметил, что переполняется, как сосуд, что отданная душами тьма выплескивается, но эти струи куда-то уплывали во тьму, чистой силой, оставляя ему память и боль. Куда эта тьма течет? Почему именно туда, в одном направлении? Кажется... именно там он вернул Вэй Усяня? Сил размышлять не было, да и невозможно было отвлечься. Стоило подумать о чем-то — и на него немедленно набрасывались демоны. Чжи Чуань ставил тонкий барьер, успокаивал течение тьмы и снова открывался для страха, памяти и сожалений, для добрых воспоминаний и злых, для хороших и чудовищных мыслей, не своих — чужих. Не сойти с ума... выйдет ли он вообще отсюда? Об этом тоже думать нельзя, хотя в какой-то миг, отступая в глубину переходов, Чжи Чуань понял, что с каждой упокоенной душой далеко наверху смыкается разлом. Сколько прошло времени? Вэньчжун огляделся. Мертвенно-зеленоватый лед под ногами, почти полная тишина. Но вот где-то в стороне метнулся черный сполох — еще не все. Он позвал снова, тянулся всем сердцем, собирая вокруг себя остатки демонов Безночного, и снова забирал их ужас, отдавал чистоту силы, защищал вечным сном и благодарил, благодарил... В конце концов никого не осталось. Вэньчжун пошатнулся и не устоял, колени ударились об лед, Печать скрылась в разодранных одеждах. Чжи Чуань увидел, как тьма, извиваясь плетью, скользнула куда-то прочь. Нужно проверить. Ее что-то тянет. Вэньчжун собрался и встал, потянулся за Шаньчу, чтобы опереться, но вспомнил, что меча нет. Смог ли он дать Сун Ланю опору? Эта мысль улетучилась, на нее просто не было сил. Он шел, шатаясь под тяжестью тысяч душевных мук и терзаний, шел и шел, цепляясь за стены, пока не увидел плети тьмы впереди. Безотчетно Чжи Чуань протянул к ним руки и сам как будто упал в чьи-то объятия. Тьма подхватила его и унесла наверх, кажется, он потерял сознание, голова болела, сердце чувствовалось, как израненное тысячей игл, тело дрожало. Вэньчжун открыл глаза и понял, что ласковые черные ленты утекают, оставляя его на каменном полу. Прямо перед ним в сфере сидел черный феникс. Вот куда утекал избыток силы — в эту последнюю сущность. — Кто ты? — спросил Чжи Чуань, — Ты не пришел... туда. Феникс взмахнул крыльями, но остался в своей клетке. «Кто — ты?» — услышал Вэньчжун в своей голове. — Вэнь, — он подошел ближе и остановился у самой сферы. Еще одна душа — и все. Чжи Чуань открылся и спросил снова. И получил тот же ответ. — Я — Вэнь. «Имя» Чжи Чуань покачал головой. — У меня... нет имени. Феникс взмахнул крыльями и наклонил голову. Его силуэт трепетал черными сполохами, бесплотный и слепой, но казалось, он смотрит Чжи Чуаню в душу. Он не сможет дать покой фениксу, потому что эта сущность сама не знает — кто она. Не помнит или не хочет помнить. Вэньчжун снова подумал о Не Минцзюэ, а потом поднял камень и с усилием провел по ладони. Красные капли выступили на коже и потекли по линиям. Чжи Чуань протянул руку, она легко прошла сквозь барьер, и он этому почему-то не удивился. Черный феникс совсем по-птичьи наклонил голову, как будто раздумывая, понимает ли этот Вэнь-без-имени, что делает? Чжи Чуань понимал. Феникс стал пить, он пил кровь по каплям, а Вэньчжун чувствовал, как становится легче, как уходит тяжесть чужой боли, отпускает. Это странное темное существо не избавило его от памяти всех погибших здесь людей, но оно забирало ужас. «Боль — это часть каждого из нас», — подумал Чжи Чуань. Откуда-то издалека и сверху раздался натужный скрежет камня, Феникс встрепенулся, одним ударом разбил сферу и расправил широкие крылья. Вэньчжун понял, что это скала сомкнулась, и не внизу, а там, где они выходили из подземелья с Вэй Усянем и Цзинь Лином. Он вздохнул и улыбнулся. — Ну... теперь по крайней мере у тебя здесь есть простор. И компания. И бесконечное время, чтобы что-нибудь вспомнить. *** *** *** — Я знаю, А-И, знаю, — Сун Лань черными от грязи и крови пальцами коснулся любимой родинки на лице Цзинъи, и глаза заволокло слезами. Там, стоя на мече, он хотел на самом деле только одного — жить, рядом с этим мальчишкой, где угодно, хоть в аду, но с ним. Серебро мягко укутало, и истерзанное болью тело стало успокаиваться, Сун Лань замер, слушая сердце Цзинъи. Сяо Синчэнь обнял, сидел, касаясь губами волос своего храброго мерзавца, и опустил взгляд, смущаясь смотреть на Сун Ланя. Этим тихим счастьем невозможно было напиться. И нельзя. Сяо Синчэнь скорбно смотрел на Цзинь Лина. Он до сих пор помнил ужас, когда не нашел Сюэ Яна в пещере, и понимал, что ничего не сможет сейчас правильного сказать. Сун Лань тоже выдохнул, отстраняясь от Цзинъи, сел и смотрел, как Цзинь Лин потерянно ходит, как меняется его голос, на его усталое упрямство и решительный, полный боли взгляд. Сун Лань вынул из-за спины меч и на двух ладонях подал Цзинь Лину. — Шаньчу. Чжи Чуань бросил его мне под ноги, чтобы я не упал, — Сун Лань не смог справиться с дрогнувшим голосом, он помолчал, моргнул и горько выдохнул. — Он ничего не делал для себя. Он знал, что Цзинь Лин не отступится. Да, живой Не Минцзюэ, живой Вэй Усянь... и оказывается — силами Чжи Чуаня! Ничего удивительного, что после этого будешь верить. Даже Лань Чжань за столько лет не похоронил надежду. Сун Лань вспомнил, как Не Минцзюэ не хотел возвращаться, как трудно оказалось вернуть его душу, хоть и было куда. Жизнь Чжи Чуаня не была отнята против воли, он сам принял решение, и если погиб, то его душа не вернется. Но Сун Лань не сказал ничего и не скажет даже Цзинъи. — Возьми меч. Мы с Лань Цзинъи остаемся. Он посмотрел на Сюэ Яна. Сколько они с Синчэнем уже не были дома? Прилетели помочь ему, да так и не вернулись. Но Сун Лань не сомневался — попробуй сейчас выгнать Сюэ Яна домой, получишь сверх меры ругани и еще в придачу. И он был этому рад. Сяо Синчэнь ничего говорить не стал, он погладил Сюэ Яна по спине и взглядом указал на лежащего в расколотых цепях человека. — Пойдем поможем. Ты его знаешь, так? Отнесем его внутрь. *** Цзинь Лин был готов к тому, что сейчас дядя Цзян нахмурится и заявит, что ему придётся вернуться в Юньмэн, что нечего тут, что тёмный заклинатель. Вот особенно про тёмного — о пламенной нелюбви дяди Цзяна к тёмным заклинателям легенды ходили. И судя по тому, какие взгляды он бросал на дядю Вэя, это и была причина легендарной нелюбви. Но Цзян Чэн почему-то ничего этого не сказал. Почему? Цзинь Лин не стал докапываться до причин, на это не хватало сил. Это может подождать. Ему ничем не помогали сочувственные взгляды. Да он и не знал, что могло ему сейчас помочь. Только появление Чжи Чуаня, живого. Можно не совсем здорового, это легко исправить, главное — живого и тут. Немедленно! Он даже оглянулся с надеждой — ну вдруг. Ну всё-таки, вдруг сейчас вот выйдет и строго скажет: «Юноша, вы проявляете слабость характера». А он не шёл и не шёл… Цзинь Лин с трудом собирал осколки самообладания в какое-то подобие целого, но всякий раз оно рушилось, рассыпалось обломками. Он понимал, что даже лицо дёргается в усилии не реветь в голос, когда склонился над мечом. — Шаньчу, — повторил он севшим голосом. — То есть, он там ещё и безоружный. Нет, это не было упрёком, но Сун Ланю явно не по себе. Цзинь Лин забрал меч, участливо прикоснулся к плечу Сун Ланя и выдохнул: — Теперь у меня два меча. Один от погибшего отца. Второй от Чжи Чуаня. Пропавшего. Не погибшего, пропавшего. А если погибшего, то временно. Пусть кто-то попробует доказать ему обратное. — Пойдёмте. Там есть много жилых комнат, и мы совсем недавно нашли колодец с чистой водой. Цзинь Лин избегал смотреть в пьяные от счастья глаза Цзинъи. Да и в глаза Сун Ланя тоже старался не смотреть. Это было слишком сложно. Эти двое совершенно точно не станут упиваться своим счастьем, пока не отыщут Чжи Чуаня, но это не повод держаться на расстоянии. Цзинь Лин точно знал — вернётся его Вэньчжун, и никакой долг, никакие разумные стремления и правильные желания не станут препятствием для того, чтобы прилипнуть и не отлипать. А если сам знаешь, как это, разве будешь требовать от других иного? Сюэ Ян ещё посидел немного, наслаждаясь этими мгновениями покоя. В руках Сяо Синчэня ему было хорошо даже с ободранными боками. Это ерунда, не так много ран оба пособирали, бывало и хуже. Ну это ещё, тоже удовольствие — Вэнь Нин собственной недобитой персоной. Сюэ Ян хмыкнул. — Даочжан, ты ведь не сомневаешься во мне, верно? Ну, в моих талантах мерзавца, например. Ещё бы мне не знать Вэнь Нина, это же моих рук дело. В этом и судьба. Путь, если угодно. Сделал кому-то гадость, и заметь, получил при этом бездну удовольствия. А потом иди и исправляй, причём по собственной воле и снова не без удовольствия. Тут вот и ты сам, и Сун Лань, потом Не Минцзюэ. Ну что, сам сделал — сам поправил. Теперь Вэнь Нин. Он поднялся и поморщился — обрывки одежды прилипли к ободранной коже. Тут да, тут Сяо Синчэнь был прав, как и всегда. И валяться не оставишь как бы есть кому не одобрить. Да и потом, против Вэнь Нина лично он ничего не имел. Взвалить его на спину оказалось проще простого. — Исхудал Призрачный Генерал… мда, на харчах нашего Верховного не зажиреешь, — Сюэ Ян чуть согнулся, чтобы ловчее было его держать, и подпихнул ногой искорёженные звенья цепи. — Это чинить нет смысла. Цзинь Лин, куда его? — Я покажу, — бесцветным голосом отозвался Цзинь Лин и махнул рукой куда-то в сторону лестницы. Сюэ Ян только крякнул, но тут ничего не поделаешь. Поднимется. Он хотя бы в сапогах, а Сун Ланю босиком идти. Прежде чем подняться на первую ступень, он обернулся, оценивающим взглядом окинул Вэй Усяня и добавил: — Думаю, что я сделаю всем одолжение и выражу общее мнение. Охренеть, Старейшина Илина вернулся! Буду приставать с вопросами, но это потом. Ага, пристань к нему с вопросами сейчас — на спине Призрачный Генерал, того и гляди глаза откроет и шею свернёт как наивной курочке. А рядом ещё и воплощение сияющих снегов с самой верхушки Хуашань не одобряет. *** Лань Чжань только отметил эту серебряную силу, которой Лань Цзинъи делился с Сун Ланем, и отвернулся. Та же сила, что они видели тогда в Гусу, только теперь без этого буйства, бережная и ласковая. Ханьгуан-цзюнь сидел, наблюдая, как выданные Сюэ Яном талисманы действительно вытаскивают черную мерзость из тела, но больше следил за пальцами Вэй Усяня. Почему-то вспомнились кролики, и еще до ломоты в висках захотелось увидеть, как эти пальцы обхватывают бутыль с вином... За Цзинь Лина болело сердце, и страшно даже представить, что там сейчас творилось. Лань Чжань знал, для него это теперь кончилось, и он все не мог поверить, что вот, прямо перед ним — Вэй Ин. Можно было даже дотронуться, но Лань Чжань сидел так же неподвижно. Там, где для него закончился ад, для Цзинь Лина он начался... Лань Чжань чуть повернул голову в сторону мальчишки. «Раскопал на дне самой глубокой пропасти...». И вернул наверх. И эта армия демонов, она ведь откуда-то вышла. Где-то есть дверь. — Вэй Ин, — тихо произнес Лань Чжань, медленно поправляя и затягивая ленту. — Идем. Вэй Усянь как раз заканчивал с обработкой ран Лань Чжаня. Ну, где видел. Интересные лекарства у этого Сюэ Яна. В его время таких не было, откуда взял только? — М? — он невольно улыбнулся. Всё из-за голоса Лань Чжаня. Как он говорил это «Вэй Ин», так никто не говорил. Он как-то размыкал губы, и имя просто легко выскальзывало между этих губ, как дыхание. — Пойдём, — легко согласился он и подставил плечо. Нет, ну всё-таки он действительно ранен. А лекарства как лекарства… и потом… — Хочешь, я понесу тебя на спине? — не удержался и ласково поддел. Подначивать невозмутимого Второго Нефрита хотелось постоянно, чтобы снова посмотреть, как эта невозмутимость поддаётся и идёт трещинами. — У меня тут неплохая комната, сейчас покажу, — он обернулся и уже хотел спросить, что решил Цзян Чэн, и не обнаружил его. Поискал взглядом и нашёл уже на середине лестницы. *** Цзян Чэн ушёл за Цзинь Лином сразу. Молча, только рукой махнул своим людям. Тут нечего было обсуждать, он не собирается оставлять племянника одного разгребать всё навороченное в Безночном городе. Юньмэн подождёт. Цзинь Лин довёл всех до той комнаты, которая всё последнее время была его. Но теперь пусть она будет общей, тут самый большой очаг, тут удобно будет собраться, если что, и отсюда будет удобно уйти и уединиться, когда станет невыносимо. Уже стало невыносимо. Даже стена, изрисованная схемами барьера, сейчас делала ему больно. — Начать можно отсюда. Вот вода, — Цзинь Лин просто показывал, где что лежит, и ворох одеял и запасной одежды, натасканный заботливыми руками Вэнь Нина, оказался внушительным и очень полезным. — Там чай, тут остатки риса. Предупреждаю, он ужасный, и половину съели жучки, ну им же хуже. Я сейчас немного посижу, и пойду искать. Хреновый из него хозяин Безночного. Сюэ Ян бы так сказал — хреновый, и ещё языком бы цокнул, чтобы подчеркнуть всю степень хреновости. Вместо того, чтобы правильно позаботиться о всех, кто пошёл с ним, он подкинул в огонь дров и тихо сел у очага, привалившись плечом к стене. Сидел и тихо гладил Шаньчу. Мечу тоже плохо, у него хозяин потерялся. Так и сидел с двумя мечами в обнимку, и чувствовал себя сломленным. *** Сяо Синчэнь только вздохнул и покачал головой. Ну а чего он ожидал, задавая свой вопрос? Что Сюэ Ян и Вэнь Нин познакомились, когда Сюэ Ян предложил безвозмездную помощь? — Если я говорю «отнесем», это не значит «бери и неси». Когда ты привыкнешь? — Синчэнь замолчал и пошел впереди, чтобы открыть дверь или убрать что-нибудь ненужное с дороги. Сун Лань только хмыкнул. — Охренеть, мы с тобой не деремся. Охренеть как множатся печати, — скопировал он тон Сюэ Яна, — Можно как-то деликатнее? И без вопросов? Лань Чжань по этому поводу смерил Сюэ Яна холодным взглядом и отвернулся, потому что тратить время непонятно на кого, когда рядом Вэй Ин, — он не дурак. Лань Чжань моргнул, поправил ханьфу и заложил за спину Бичэнь прежде, чем ответить: — Хочу. Но пока я сам могу идти. Не может вообще-то. Спокойно — не может, а нужно... Только если куда-нибудь далеко и без людей, но сейчас нельзя. Он шел рядом с Усянем и осторожно, чтобы тот не заметил, бросал на него короткие взгляды. Едва заметные жесты, даже самый незначительный поворот головы, шаги, не говоря уже о том, как дрожат его ресницы – это был Вэй Ин, и оказалось, что за столько лет Лань Чжань не забыл ничего, а сейчас от каждого узнавания сердце подпрыгивало, и почему-то хотелось кричать. Вот взлететь прямо туда, к верхушке скалы и закричать. Его имя. — Покажи мне, откуда тебя привел Чжи Чуань. Вон там, — он указал прямо на скалы, — Там появились все эти души? — Лань Чжань ускорил шаг. Сун Лань дождался воду и выдал Цзинъи таз. — Иди к нему, — тихо сказал он, взглядом указав на раздавленного горем мальчишку. — Скажи, что наставник не одобрит заскорузлые раны, — Сун Лань снова глянул на Цзинь Лина и передумал. — Или не говори… Что сейчас правильно? Поддерживать надежду или не давать ей разгореться? Что? — А-И, но его раны нужно промыть и закрыть. Это нечестно. Нет, не быть слишком счастливым сейчас, а так открыто свое счастье демонстрировать. Неловкость за себя не давала даже улыбнуться А-И. Пусть Цзинъи займется чем-нибудь тут, а он сходит в другое место, вообще уйдет из комнаты, да вот хоть сапоги поискать. Но обувь, к сожалению, нашлась там же, где и запасы одежды. Сун Лань обулся и принялся таскать воду на всех, лишь бы утихомирить желание не отходить от Цзинъи и просто видеть его рядом. Они еще все успеют, а на рану Цзинь Лина сыпать горы соли – это просто подло. Оставив Сюэ Яна и Сяо Синчэня заниматься Вэнь Нином, Сун Лань взял на себя обязанности по обустройству их общего отдыха — от воды и дров до риса, только пару раз пихнул Сюэ Яна на предмет выдачи из запасов хоть какой-нибудь еды, и снова уткнулся в бытовые мелочи. *** — Гэгэ, тут такое дело, — Сюэ Ян проказливо показал своему даочжану кончик языка. — Если я беру и несу, это мы несём. Потому что без тебя меня нет. Ты вообще можешь себе представить, чтобы я без твоего даочжанства вот так делал? Да никогда, я что, дурак, что ли? Вообще если опасность миновала, а сердце хотя бы частично вернулось на место, то к нему вернулась и способность беззаботно трындеть, доводя всех окружающих до белого каления. Поэтому и на Сун Ланя он глянул со смешком, и благодушно подхватил: — Можно. Но зачем? Когда я стану деликатным, Сун-лаоши, зови скорее доктора Цзяня, я нездоров. Они всё-таки дотащили Вэнь Нина до нужной комнаты, и Сюэ Ян сгрузил свою ношу на единственную кровать. Вот осматривать пострадавшего он доверил пока Сяо Синчэню, при этом не слишком вежливо посдирав с Вэнь Нина лишние тряпки, а сам присел на край кровати и принялся отдуваться, бормоча себе под нос: — Вот вернёмся, и в баню. Да. Несомненно. В общем… Последнее, что я ему сделал — это гвоздей в затылок. Для покорности. Но сейчас их там нет, а раны ухожены и заживают. Он с интересом попытался разжать плотно сжатые пальцы Вэнь Нина, но он даже в беспамятстве крепко вцепился во что-то. Только хвостик из тонкого витого шнура торчал из кулака. Цзинъи украдкой прижался губами к щеке Сун Ланя, улучив момент, пока никто не видит, и действительно пошёл к Цзинь Лину. За него сердце болело. И потом — он всё-таки друг, а друзей не бросают, когда у них такие жуткие глаза. — Не надо ничего, — тихо проговорил Цзинь Лин. — Надо, — строго ответил Цзинъи и принялся аккуратно промывать его раны. — Там лекарства, — вяло мотнул головой Цзинь Лин и закрыл глаза. Усталость наваливалась. Душная, чёрная, страшная. Цзинъи что-то приговаривал, что-то делал. Раны дёргало, но ему сейчас было всё равно. Перед глазами появился Сюэ Ян, что-то сказал, он не понял. Чем лечили, как лечили? Во что-то переодевали. Спасибо, конечно. Цзян Чэн кормил с ложки, терпеливо пропихивая в рот какую-то еду, очень не похожую на ужасную кашу. Наверное, это вкусно. Фея положила на колени лобастую голову. Цзинь Лин начал медленно заваливаться на бок, когда Цзян Чэн поймал его за плечи, и с недоумением посмотрел вокруг. Что происходит? — Дядя, я полежу немного… — Ложись, — Цзян Чэн схватился за одеяло. — Нет… я пойду к себе. У меня есть комната. Разумеется, его никто так просто не отпустил. Но Цзян Чэн хотя бы не протестовал. Он просто вошёл вместе с ним, проследил, что племянник действительно лежит в постели и внимательно посмотрел на Фею. Она точно не собиралась оставлять Цзинь Лина одного и осталась в этой же комнате. Цзинь Лин лёг в постель, не раздеваясь, только сапоги куда-то делись. Наверное, дядя снял. У него не было сил даже плакать, и мечи он не отдал, уложил рядом. В постели Чжи Чуаня он чувствовал себя не лучше, но ведь и не хуже, а это уже немало. Цзинь Лин закрыл глаза. И сон не шёл, и разума не осталось. Только каменная усталость. *** Сун Лань прикрыл глаза. Где взять терпения, чтобы это вынести? Он несколько раз проходил мимо, то с одним делом, то с другим, и каждый раз слышал обрывки фраз — мерзавестный братец не затыкался. — Извини, я нарушу твои планы на далекую баню. Там есть бочка и много горячей воды, — и ушел греть еще воду, а для этого надо дрова, а их еще надо найти... Доктор Цзянь, конечно, был бы кстати. Следил бы, чтобы все поели... им всем нужно много сил и побыстрее. Самым первым с задачей найти силы справился Вэнь Нин. Открыв глаза, он увидел лицо приятное и лицо неприятное. Именно это, неприятное, когда-то ухмылялось, когда голова перестала думать, и звался он Сюэ Ян. Глаза Вэнь Нина потемнели стремительно, в один миг, а в следующий он уже вскочил, подминая под себя Сюэ Яна... ну, так собирался. На деле же только и успел, что попасть кулаком по лицу, да еще и не так сокрушительно, как хотелось. Силы ушли снова, как вода в песок, а на затылке Вэнь Нин ощутил крепкую хватку. Приятное лицо, значит, может быть обманчиво... почему он это все еще забывает? — Ложитесь, — сурово и тихо сказал Сяо Синчэнь, отрывая Вэнь Нина за затылок от Сюэ Яна, и одним движением отправил его обратно на кровать. — Не хочу никаких цепей и надеюсь на ваше благоразумие, Вэнь Нин. Голос этого человека в белом стал мягким и спокойным, а лицо сделалось опять приятным. Вэнь Нин моргнул, коротко кивнул и улегся, но глаз с Сюэ Яна не сводил. — Вот и хорошо, — Синчэнь улыбнулся и подложил раненому под голову подушку. — Сюэ Ян поступил с вами очень нехорошо, но он уже исправляется. Очень быстро. Так что, пожалуйста, не нужно сердиться, лучше вообще закройте глаза и отдыхайте. Хорошо? У вас что-то в руке, и кровь, могу я посмотреть рану? Сяо Синчэнь деликатно задержал руку, не касаясь кулака Вэнь Нина, но тот только прижал его к груди и замотал головой. — Ну хорошо. Вы лежите. Скоро будет еда. — Господин Вэй? — произнес, наконец, Вэнь Нин — Господин Вэй осматривает город вместе с Ханьгуан-цзюнем. Он не пострадал, не волнуйтесь. Меня зовут Сяо Синчэнь и я шишу Вэй Усяня. Рука, которая только что так сильно сжимала затылок, теперь ласково похлопала Вэнь Нина по плечу. Шишу? Ну, тогда хорошо. Вэнь Нин замер, так и прижимая к груди подвеску. *** — Если бы все планы нарушались так, — мечтательно протянул Сюэ Ян. — Не «когда-нибудь, дайте дожить», а прямо сейчас. Как бы хорошо жилось на свете! Развить тему он не успел, потому что Призрачный Генерал совершенно точно почувствовал себя лучше. Умирающий не кидается бить по морде, да ещё и так результативно. Не то чтобы Сюэ Ян этого не ожидал — ожидал, предсказывал и предрекал! — но удар всё равно пропустил. У него даже появилось немного времени, чтобы обдумать этот странный феномен, прижимая к лицу холодную мокрую тряпку. А зачем обдумывать про себя, если можно думать вслух? Это точно всех успокоит. — Два мордобоя в отношении меня за один день — это, знаете ли, слишком. Сюэ Ян с любопытством уставился на процесс укладывания буйного генерала обратно в постель, и с обожанием облизал взглядом Сяо Синчэня. Лишь спустя мгновение до него дошло, что он сказал. — Охренеть… ты шишу Вэй Усяня?! А почему я не знал? С другой стороны, я же не спрашивал. Ещё совсем недавно я понятия не имел, что у тебя брат есть… да и ты сам тоже. А кем тогда Вэй Усянь приходится мне? Кем-то определённо приходится, но пока что Сюэ Ян отвёл ему место где-то чуть повыше кроликов и карпов Байсюэ. И чего, что он Старейшина Илина и личность известная? У них тут все не из-под куста выползли. Сюэ Ян прополоскал тряпку в ледяной воде и снова приложил к лицу. — Ну что? Кто ещё сегодня собирается меня ударить? Не уверен, что разрешу, но хоть предупредите. Цзинъи сконфуженно хихикнул, а Сюэ Ян погрозил ему пальцем. — А ведь верно, — Цзинъи принялся помогать своему Цзычэню заниматься водой и дровами. — Сначала я его ударил, теперь вот Вэнь Нин. Судя по взглядам, глава клана Цзян тоже может приложиться, да и Ханьгуан-цзюн смотрит на нашего Сюэ Яна нехорошо. *** *** *** Вэй Усянь, вообще-то, собирался довести Лань Чжаня до своей комнаты. Что там нормальные люди делают в такой ситуации? Ранами занимаются! Бинты там, лекарства, всё такое. Тем более что с лекарствами было особенно хорошо у людей из Байсюэ. Но как-то само собой получилось, что они не пошли за всеми, а свернули в сторону скал. Тихий Безночный город снова казался местом пусть и печальным, но полностью безопасным. Тем более что теперь его не окружала непроницаемая стена. — Сейчас, когда барьер вокруг города исчез, я просто кожей чувствую, как огромен мир, — поделился он с Лань Чжанем и улыбнулся ему. Когда он вот так слушает, у него ресницы подрагивают. Кто вообще сказал, что Лань Чжань равнодушный? За совершенно одинаковым выражением лица Вэй Усянь всегда видел многообразие оттенков и глубины полутонов. Еле заметных, очень скромных. Вот он сказал — хочу. Когда такое было, разве такое вообще возможно, чтобы выдержанный и благородный представитель клана Лань согласился, чтобы его несли на спине? И не кто-нибудь, а именно он? Да никогда такого не было. — Ты прав. Там старый подъёмник. И спускаться действительно лучше этим путём. Если вся эта толпа, конечно, не сломала его. Вообще я надеюсь, что не сломала. Они быстро нашли вход, он никуда не делся. Вэй Усянь потёр руки и уже представил, как вытаскивает оттуда Чжи Чуаня. А что? Всё правильно, ведь его же вытащили, теперь они поменялись местами. Он бодро вошёл в выдолбленный в скале ход и тут же упёрся носом в шершавый камень. Почему-то вместо каменного коридора, который он помнил, тут осталось лишь небольшое углубление, образовав закрытую каменную арку. Совершенно бесполезная пещерка глубиной в каких-то три шага, и лишь плотно сжатый скальный разлом указывал, что коридор тут был. Он просто схлопнулся, как каменные ладони, сложенные вместе. — Это здесь, — вздохнул Вэй Усянь и оперся спиной на каменную стену. — Только разлом когда закрывался, закрыл и эту шахту. Лань Чжань… Есть другой путь, он длиннее и запутаннее, но я его тоже хорошо помню. Это ведь, вот где мы стоим сейчас — это выход. А там — вход. Может он не закрылся. Он почему-то сразу понял, что и вход закрыт тоже. Почему? Сложно объяснить. Просто вход тоже закрылся, хотя нужно проверить, вдруг он просто надумал себе лишнего. — Лань Чжань… когда я вернулся, я всё думал — что ты скажешь? Ну… когда узнаешь. А ты сказал — «Вэй Ин». И от сердца отлегло. *** Лань Чжань посмотрел на Вэй Усяня, замедлив шаг. Мир очень мал, ужасно мал, когда все вокруг сужается до размеров клетки из боли, одиночества, но самое страшное — надежды. Но теперь все изменилось, просто это он еще не привык так быстро снова чувствовать мир большим. Лань Чжань кивнул, соглашаясь. Он привыкнет и будет снова радоваться миру. Если только Вэй Ин не исчезнет. Лань Чжань остался в двух шагах позади, разглядывая скалу. Снова нужна надлежащая сосредоточенность... только вот двери нет. И серьёзный настрой на поиски тоже стремительно уступил место чему-то другому, когда Вэй Ин развернулся в этом обрамлении скальной ниши. Лань Чжань за столько лет давно научился знать, что это за «что-то другое». Он шагнул к Вэй Усяню и остановился так близко, как они никогда, кажется, не были. Нет, только если Вэй Ин бестактно прилипал, но не так, чтобы Лань Чжань сам сделал расстояние между ними таким ничтожным. Он видел крошку от камня у Вэй Ина на носу. — Найдем, — и просто взял и снял эту крошку. Если у Вэй Ина от сердца отлегло, то сердце, значит, волновалось... Лань Чжань положил ладонь ему на грудь, чувствуя это сердце, оно билось так... хорошо. От ветра у Вэй Ина чуть колышется прядь, или это — от его дыхания? И наверное жилка на шее. Широкая ладонь легла на шею — да, бьется. И губы так близко, вот они. Лань Чжань прижался к ним губами, почему-то уверенно, как будто так и собирался. И целовал неспешно, чтобы и вдох, и выдох... А потом отстранился и посмотрел на Вэй Ина, словно ничего особенного не случилось. Сердце, правда, кричало от счастья. — Пойдем. *** Для Вэй Усяня всё было предельно ясно: если где-то скала закрылась — значит, где-то скала открылась. Она ж не тянучка из карамели, она скала, камень. Он не успел выйти из этой каменной ниши. Вообще ничего не успел. Вот испугаться даже не собирался, только ошарашено глаза распахнул, когда на шею легла сильная ладонь. Все шуточки застыли на языке. Он поцелуя не ждал, и такой смелости и уверенности от Лань Чжаня не ждал. Вэй Усянь вообще разучился ждать чего-либо, растерялся и что-то ещё. Вот это, когда внутри дрожит всё, как от страха, только совершенно точно, что не от страха, потому что дрожь горячая? Он и не подумал отстраниться, в голове всё смешалось и почему-то успокоилось. Так не должно быть, если в голове всё смешивается, наоборот тревога и что делать, а тут — всё… Просто вдох. Просто выдох. Просто неожиданно горячие губы, неожиданно приятно, и так же неожиданно приходит понимание, что «приятно» — слишком слабое слово, которое не выражает всего. — Пойдём, — с трудом выговорил Вэй Усянь, облизывая губы, и всю дорогу до нужного перехода посматривал на Лань Чжаня с немым вопросом в глазах. Вот он — тот же невозмутимый вид, идеальная осанка. Весь идеальный, разве что одежды испещрены кровавыми символами. Пусть будет. Пусть ещё поносит. На всякий случай. И ему красиво. — Лань Чжань, ты пока походи так, ладно? С этими знаками. Тебе идёт красный, — Вэй Усянь вроде оправился и пытался беззаботно болтать. Он ведь всегда умел беззаботно болтать, верно? — Я вот представляю тебя в крас… ном… Он на ходу с размаху закрыл себе глаза ладонью, получилось с громким хлопком. Что он мелет? Ошалел, что ли? Губы до сих пор ощущали вкус, тепло, мягкую силу и настойчивость этого поцелуя. И как они только дошли до нужной пещеры, если у проводника голова осталась валяться где-то там? — Ну хорошо, вот тут ещё два зала, длинный коридор и мы выйдем… Вэй Усянь свернул и упёрся в стену. — Никуда мы не выйдем, — сердито выдохнул он, ощупывая стену. Здесь даже своды треснули, когда скала закрывалась, но всё держалось удивительно крепко, словно это дверь. Да, вот такая замысловатая дверь, и рано или поздно она должна была закрыться. Пришлось возвращаться ни с чем. Да и отдых обязательно нужен. Лань Чжань уставший. Да, несомненно. И потом, время катится к ночи, ему спать пора — расписание Облачных Глубин, помнится, не отменялось даже в походах. Или сейчас многое изменилось? — Ладно, — Лань Чжань кивнул и снова отвернулся к горе, и так даже лучше, потому что вкус губ Вэй Усяня еще чувствовался, и слишком хотелось, чтобы он не пропадал. И так Вэй Ин не увидит, что у Второго Нефрита краснеют щеки, и вообще он с большим трудом сохраняет видимую невозмутимость, особенно теперь, когда и сам представил Вэй Ина в красном. И как с него он это красное снимает — в их самую главную ночь. Она будет, ведь вот, Вэй Ин опять болтает, хотя только что его поцеловали... — Не выйдем. Но нужно искать. Вэй Усянь отвёл Лань Чжаня в комнату, названную общей, скупо сообщил о том, что скалы закрылись. — Так и чего? — не понял Сюэ Ян. — Ну закрылись. Открыть надо. Взорвать. Раздробить. Тьфу… И сам задумался. Оно-то может и можно, но нельзя. Так кинешься, и добьёшь камнями недобитого Чжи Чуаня. Тут думать надо. Отдых. Еда. Обработать оставшиеся незамеченными раны. Всё это между делом, и ночь не стала помехой. Они обшарили все камни вокруг в поисках входа в подземелья Безночного города. Ведь действительно, если скала где-то закрылась, она должна где-то открыться! Но не открылась. И всем вместе нужно искать, раз уж все остались. Отдых был совсем коротким — умыться и поесть, а потом они все разошлись, разделились, искали очень тщательно. Лань Чжань знал эти скалы, и пропасть, которая теперь вовсе не казалась такой чудовищно бездонной, он тоже здесь искал и не нашел когда-то, и теперь не узнавал камни — все подвинулось, трещины стали другими, казалось, даже сам цвет скал поменялся. Или это от снега... Там, где он видел, что все по-прежнему, Лань Чжань говорил Вэй Усяню, что время можно не тратить. — Здесь ничего не изменилось, поищем там, — просто говорил он и отправлялся дальше. К утру кто-то предложил, что нужно обыскать подвалы и найти потайные проходы, которые наверняка должны быть в таком дворце — вдруг где-то под землей прямо под ним открылась другая дверь. Снег все сыпал и сыпал. Слетали за теплыми плащами и продолжили поиски. Хорошо, что был Вэнь Нин — он очень быстро окреп и теперь оставался на кухне, чтобы у всех была горячая еда. Подвеску он так никому и не показал. Над Безночным городом медленно вставало солнце следующего дня. *** Лань Сичэнь не ожидал, что время стремительно промчится, словно тоже обезумело и летело на мече. Он возвращался в Безночный город, а вокруг уже стояла глубокая ночь. Безмолвие покинутого города внушало больший ужас, чем звуки отчаянной битвы, и в груди поселилась ледяная змея. Она обвивала сердце стылыми кольцами, впивалась ядовитыми клыками. Он пошёл на поводу у собственной прихоти, и все погибли? Он опоздал! Лань Сичэнь запоздало сообразил, что Инь Цзяня в Байсюэ вообще не должно быть, он ведь в Цинхэ Не, разве нет? Это подозрительно, почему он в одиночестве находится в Байсюэ? Но опять же — Инь Цзянь личный советник Не Минцзюэ. И теперь, пока он тут в отчаянии ступает на вымороженные пустынные камни, где-то там уже сообщили Не Минцзюэ, и он вот-вот окажется в Байсюэ… и тогда Мэн Яо всё равно умрёт. Лань Чжань. Где он? Лань Сичэнь искал его и не мог найти. На поле боя никого не осталось. Но кровь… столько крови. Не осталось трупов. Они живы? Или их утащили демоны, и теперь терзают выживших где-то? Он кружил по развалинам, разыскивая хоть какой-то признак, который укажет ему на результат битвы. Он опоздал! Ледяная змея свилась в тугой клубок, мешая дышать. Первые лучи бледного зимнего солнца не дарили никакой надежды. Безночный город слишком огромен для его одинокого отчаяния. Лань Сичэнь поднялся по лестнице и продолжил свои поиски, но когда они увенчались успехом, радости это не принесло. Потому что неупокоенный дух Вэй Усяня как раз уводил за собой окровавленного Лань Чжаня. — Стой… Непослушные губы не двигались. Из горла вырвался какой-то хрип, едва слышный за металлическим шелестом меча, выскальзывающего из ножен. — Стой, — громче повторил он. — Вэй Усянь, подожди! Может он уснул от усталости где-то на каменных плитах, и видит кошмар, как покойник забирает его брата? Почему у Лань Чжаня такое спокойное лицо? Нет, это как раз объяснимо. Он не выдержал. — Стой! Они обернулись. Практически одновременно. Пусть это будет лишь кошмарный сон, или удастся хоть как-то договориться! Цзинь Лин всё-таки спал. Он проснулся в слезах и совершенно не отдохнувшим, и как раз шёл узнать, чем занимались все его гости, пока он там в забытьи раз за разом кидался в пропасть и падал, падал, падал, стараясь схватить Чжи Чуаня… безуспешно. Он так и не поймал его, только кричал «Вэньчжун!». На самом деле не кричал, только тихо стонал сквозь сон, и тогда Фея тыкалась носом в руку и тихонько скулила. — А… Цзэу-цзюнь, — бесцветно проговорил он, увидев бледное лицо в полумраке коридора. Цзинь Лин оглянулся в поисках того, что так его напугало, не увидел ничего ужасного. В голове воцарилась какая-то бесконечная чёрная топь, и связные мысли с трудом пробивались сквозь этот сумрачный кошмар. — Это не призрак. Это Старейшина Илина, мой дядя Вэй. Он живой. Зачем, и куда он шёл? Кажется сбился с пути. Ведь идти нужно вниз, там можно найти Чжи Чуаня. Цзинь Лин медленно развернулся и пошёл вниз. Искать. Нужно искать. Он найдёт. Фея покрутилась на месте и пошла следом за ним. Прежде чем ступить на лестницу, Цзинь Лин обернулся. — Я не буду спрашивать о судьбе дяди Яо. Видишь ли, мне всё равно… Он спускался вниз, даже не дождавшись ответа, и быстро углубился в какие-то бесконечные переходы, уводившие его всё ниже и ниже. Он не боялся заблудиться, и не потому что Фея вывела бы его откуда угодно. Просто Цзинь Лин не хотел возвращаться назад. Зачем? Вот найдёт Чжи Чуаня, тогда будет смысл возвращаться. А пока вокруг только каменные стены, коридоры, которые заканчиваются тупиками. Он присел отдохнуть возле каменной стены, потому что силы не вернулись. Мечи он так и таскал с собой, и не потому что было нужно — не смог оставить. — Фея, сходи поешь, — попросил он. — Сходи. Я посижу тут, потом ко мне вернёшься. Ступай. Хорошо хоть она не стала препираться, только потопталась рядом, боднула лобастой головой и убежала. Цзинь Лин вздохнул и опустил голову. Он даже не понимал, где именно находится. Просто каменный тупик. *** — Брат... Лань Чжань поспешил к Лань Сичэню, вглядываясь в бледное лицо. Испуганное... У брата даже страх был таким... совершенным, как нефрит. Белый, самый редкий. Его хотелось укрыть от всех. — Мы шли искать. Чжи Чуань исчез там, — Лань Чжань взглядом показал на каменную площадь под ногами. — Разлом закрылся, мы ищем, как попасть под горы. Пойдем. Ни к каким скалам Лань Чжань теперь не пошел. Он мягко положил руку на плечо брату, повел его в комнаты. Нужно быть рядом, когда все увидят, кто прибыл. Особенно Цзян Чэн. — Цзэу-цзюнь, — Сяо Синчэнь поклонился и пригласил сесть, словно Лань Сичэнь просто ненадолго отбыл по делам и вернулся. Сун Лань тоже поздоровался и выставил на стол свежий чай и еще одну тарелку. Лань Сичэнь выглядел так, как будто не спал месяц, летел неделю и волновался обо всем сразу. Только сказать об этом ... у кого язык повернется быть таким бестактным? Сун Лань на всякий случай многозначительно посмотрел на Ян-ди. — Нам всем нужны силы для поисков, хоть трапеза и отнимает время, — серьезно сказал он, наливая чай. Вэнь Нин опять откуда-то взялся и поставил в комнате еще одну скамейку. Лань Чжань не сводил с брата внимательного взгляда, и как будто вспомнил, поймав ответный: — Вэй Усянь. Чжи Чуань вернул его. Это объясняло сразу все. И поиски, и почему все здесь и вместе, и уход Цзинь Лина... вообще все. *** *** *** Руку больно дернуло, и Чжи Чуань открыл глаза. Он лежал на каменном полу пещеры, а темный феникс клевал его ладонь. Рана снова кровоточила, капли утекали в клюв черной птицы, и Чжи Чуаню показалось, что ее тело стало как будто плотнее. «Да так и есть, он же пьет кровь...» — Прошу прощения... — сухие губы тут же треснули. Феникс повернул голову, а Чжи Чуань осторожно сжал пальцы и отодвинул руку. — Я... долго спал? Вопрос, очевидно, не имел никакого смысла. Какая разница, долго или нет, когда заперт в скале? Феникс, видимо, был с этим согласен. «Кто ты?!» — требовательно зазвучало в голове. Вот же! Вэньчжун сел, голова кружилась. Эдак безымянная душа выпьет из него всю кровь и он сам станет таким же — будет бесплотным воплощением памяти клана Вэнь. — Не знаю! — Чжи Чуань хмуро посмотрел на феникса и развел руками. — Не помню! Я понятия не имел, что я — ваш! Откуда мне знать?! Ты вот — кто?! Реакция феникса оказалась неожиданной. Он расправил громадные крылья, поднялся над Чжи Чуанем так угрожающе, что заполнил собой, казалось, всю пещеру. Еще немного — и просто обрушится на ослабевшего заклинателя. Вэньчжун даже потянулся за Печатью на всякий случай, и феникс это почувствовал. Он оттолкнулся от пола, взлетел, и оказалось, что пещера огромна. Птица металась по ней, расплескивая вокруг обрывки тьмы, они кружили под сводами, собираясь в плотную сеть. «Узнай!!!» — требовал феникс, и Чжи Чуань совсем разозлился. — Да как?! Тут нет никого кроме нас, вся память этих душ ничего мне не сказала! А ты молчишь! Феникс упал сверху так неожиданно, что Чжи Чуань только успел схватиться за ошметки тьмы, и вдруг оказался подброшенным под самый потолок. Как кукла. Для черной сущности тело слабого человека оказалось легче пера. Вэньчжун безотчетно искал взглядом в темноте пещеры хоть что-нибудь, и в конце концов падение прекратилось. Ветер свистел в ушах, крылья феникса хлопали, только звук был похож на всплески волн, а сам Вэньчжун чувствовал тело так, будто оно болтается в вязкой каше — все-таки спина огромной птицы оказалась и не твердой, и не бесплотной. Они поднимались все выше и выше, пока Чжи Чуаня снова не швырнуло на камни. «Узнай!!!» — голова раскалывалась, наполненная чужим голосом. Чжи Чуань перевернулся, поднялся на колени. Перед ним кромешной чернотой зиял небольшой проем, размером чуть выше человеческого роста. Он шагнул вперед, но уперся ладонями в камень. Кровь? Как всегда? Под рукой ничего не было, и Вэньчжун просто ободрал ладонь о выступ скалы. Подумалось, что Цзинь Лин бы это, пожалуй, не одобрил, ведь на руке Чжи Чуаня уже живого места не осталось. Он припечатал ладонь к гладкой поверхности, но она не поддалась. Может быть, ее вообще можно открыть только снаружи? Чжи Чуань тяжело дыша, повернулся к фениксу. «Обещай» — Все Вэни такие настырные? — зло бросил Вэньчжун и в ответ получил крылом в грудь, упал навзничь. «Обещай!» — Нет, — твердо сообщил он куда-то в потолок. Птица вздыбилась и окатила холодом. — Ненавижу сделки. Вэньчжун сел на каменный пол и даже руки скрестил на груди, всем своим видом показывая, что с места не сдвинется. — Слушай меня. Уж не знаю, как я это сделаю, но у тебя же здесь времени много, верно? Я пообещаю, что вспомню и вернусь к тебе, а ты мне дай слово, что никуда и никогда из горы не улетишь, пока я сам не позову. Ты будешь охранять эту гробницу и никого кроме меня сюда не пустишь. Только моя смерть отменит твое обещание. Если я умру, ты станешь охранять Безночный город, и только человек из рода Вэнь сможет в него войти. Почему-то Чжи Чуань не сомневался, что этот феникс найдет отсюда путь. Если есть один выход, почему не быть второму? Третьему? Птица взвилась, от ее крыльев по стенам пещеры пополз злой лед, трескаясь и опадая инеем вниз. Чжи Чуань обернулся и услышал, как медленно отодвигается плита прохода. Когда он, шатаясь, вошел внутрь, она закрылась за его спиной. Интересно все-таки, сколько он вообще там лежал? От слабости подкашивались ноги, пить хотелось страшно. В темноте он хватался за стены узкого коридора, ободрал пальцы везде, где они еще не были ободраны, постоянно прижимал свободную ладонь к Печати, черпая силы. Ранки затягивались и снова открывались, ему казалось, что он идет чудовищно медленно. Как вообще можно было выбить такой длинный коридор? Пещера феникса, получается, сильно далеко за границами города? Насколько сильно? Вэньчжун покачнулся и в очередной раз скользнул рукой по стене в поисках опоры. Вместо неровного камня он почувствовал под ладонью почти гладкую поверхность. Неужели дошел? И тут вдруг стало не по себе. Он не помнил направления и сейчас вообще не был уверен, что выйдет в Безночном. Почему это его так пугает? Чжи Чуань шагнул вперед. Собственные сомнения всколыхнули воспоминания — не его, чужие. Их было так много, что голова закружилась. Вэньчжун, сам того не осознавая, стал в этом море памяти искать что-то свое, чтобы зацепиться, но никак не мог найти. Как будто раздвигал руками шелковые занавеси, а там оказывалась следующая, и еще, и еще, слои памяти, как... восемь слоев шелка. — Цзинь Лин. Чжи Чуань нашарил руками твердую поверхность, и она вдруг поддалась, как дверь. Это и была дверь. Вэньчжун вышел из темноты. Он оказался в комнате, где пол светился узорами мягкого красноватого света, и было даже видно обстановку. Чжи Чуань обернулся, закрыл дверь. С этой стороны на ней оказались полки, они вообще были повсюду. Полки, полки, сундуки, стол... Он уже был здесь. В библиотеке, которую нашел случайно, — тайной комнате с древом семьи Вэнь. Только теперь он вошел сюда с противоположной стороны. Пол... его наверняка сделали таким как раз потому, что из прорубленного в скалах коридора человек попадал в кромешную тьму, да еще с мебелью, книгами... можно тут все угробить, пока найдешь противоположный выход. Находчивое решение. Вэньчжун тяжело сел на стул и уронил лицо в ладони. Усталость навалилась давящим грузом. Цзинь Лин... Мальчишка в безопасности, как он и хотел, и теперь данное фениксу обещание не даст слишком думать. Нельзя думать. Это обещание — благо, которое позволит ему пережить, снова привыкнуть к одиночеству, в конце концов, жил же он долгие годы один... Это было в другой жизни. Чжи Чуань, наконец, встал. Надо все-таки воды... Дверь поддалась легко и уже даже никакой крови не понадобилось. Вэньчжун вышел из библиотеки, медленно пошел через зал. Из окон лился сумеречный свет, и Чжи Чуань подумал, что если идет снег, то он просто съест его, снежок слепит... как Цзинь Лин. *** *** *** Зачем спорить, если можно не спорить? Сюэ Ян ревниво косился на Цзян Чэна, но помалкивал, когда тот принялся распоряжаться относительно удобств и обеспечения. Вольно ж ему, если у него ещё и люди с собой, есть кого сгонять на рынок, как бы далеко он ни был, и между прочим есть ещё минимум два преимущества: деньги и репутация. А ну-ка, загони в лавку Сюэ Яна какого-то и главу клана Цзян, к кому из них подбежит торговец, низко кланяясь? Оно понятно, что зря он это сделает, ему потом икнётся… тьфу. Теперь и торговца не припугнёшь, Сяо Синчэнь не одобрит. Цзян Чэн искал себе дело, которое не позволит ему наломать дров. Конечно, в первую очередь это Вэй Усянь. Встречаясь лишь время от времени, они оба принимались старательно соблюдать перемирие без выяснения отношений. Всё просто — на первый же шипящий возглас «Вэй Усянь!» у Лань Чжаня опасно бликовали глаза, а случившийся рядом Цзинь Лин вообще одной фразой разрушил все возможности для ссоры: — Дядя Цзян… дядя Вэй спас мне жизнь. Словно своими руками вытащил из рук и Цзыдянь, и меч отобрал, и вообще отнял всё, даже камень теперь не кинуть. А Цзинь Лин сказал, и снова ушёл в себя. Где-то там внутри у него едва теплился крохотный огонёк, и задуть его у Цзян Чэна не хватило бы окаянства. Все пытались не мучить и не терзать друг друга тяжёлыми вопросами. Лань Сичэнь сразу включился в поиски, хотя Сюэ Ян не утерпел и всё же спросил. Правда не то, что собирался: — А как так вышло, что вы все примчались в Безночный? Ну мы понятно, почему Байсюэ здесь — я знаю причину, а вот Ханьгуан-цзюна мы пригласили присоединиться, поскольку удачно оказались почти что рядом. А вы-то каким образом?! — Старейшина Цижэнь подсказал, — сухо ответил Цзян Чэн, и Сюэ Ян принялся это обдумывать. И даже на Лань Сичэня уставился, а тот кивнул. — Ясно, старейшина Цижэнь, — Сюэ Ян мечтательно улыбнулся. — Представляете, как всем повезло, что я не адепт клана Лань? Потому что не было бы никакого клана Лань, если бы в своё время там в адептах оказался Сюэ Ян. Там первая попытка всыпать палками закончилась бы резнёй. Вот ведь всем повезло! Не было бы в Байсюэ маленьких смешных Ланей, и вообще очень многого всего бы не было. Хотя в числе прочего и вот этой неловкой ситуации со спасением и сокрытием Мэн Яо не произошло бы. Но и тут, опять же, события могли пойти как угодно. Они искали Чжи Чуаня непрерывно, перерывая каждую подозрительную трещину в скале. Прошёл день, потом ещё один. На Цзинь Лина было страшно смотреть. С одержимостью помешанного он уходил искать, и даже не впадал в отчаяние, это хоть было бы объяснимо. К вечеру третьего дня Цзян Чэн начал задумываться над сложным решением: Цзинь Лина нужно забирать из Безночного города, если он не хочет его хоронить. А он совершенно точно не желал ещё одних похорон в своей семье. *** Цзинь Лин перестал отказываться от еды. Просто мог жевать бесконечно долго какой-то крохотный кусочек, и не мог заставить себя проглотить. Пища оказалась ещё хуже ужасной рисовой каши: она была бесполезна, он просто не видел смысла есть. Попытки Цзян Чэна заставить нормально есть закончились длинным ступором — Цзинь Лин просто не мог взять в толк, чего от него хотят. Три дня. Прошло три дня. Безночный спрятался, как улитка в домик, и все его тайны оказались скрыты за каменными стенами, которые схлопнулись куда надёжнее давешнего барьера. Цзинь Лин убедил Фею, что не нужно за ним таскаться. — Я слишком медленный. Ищи сама. Без меня ты проверишь больше подземелий, и всегда сможешь отыскать меня, если что-то найдёшь. Это было разумно, и Фея послушалась. Она неутомимо рыскала по всему Безночному городу, и не осталось места, куда бы не сунулся чуткий нос собаки-оборотня. Безуспешно. Цзинь Лин иногда терял чувство направления. Он куда-то шёл, но не очень понимал, где находится — под землёй или бродит по дворцу в надежде наткнуться на очередную замаскированную дверь. Он даже попросил Вэнь Нина, чтобы тот дал немного своей крови, если найдётся дверь, которую можно открыть только кровью Вэней, но дверь не находилась. Он даже не нашёл библиотеку, о которой говорил Чжи Чуань — тогда они так и не дошли до неё. Цзинь Лин снова и снова прощупывал и простукивал стены, проверял их талисманами, но Безночный насупился, нахмурился и не реагировал. И теперь ему мерещились шаги. Неверные и сбивчивые шаги. Не первый раз — ему теперь всё время казалось многое, и за каждым миражом он был готов бежать изо всех сил. Этот мираж шёл ему навстречу, Цзинь Лин просто сделал два шага вперёд. — Вэньчжун… Сколько раз он его звал. Сколько раз просил вернуться. Цзинь Лин не останавливался, он просто вошёл в него, такого измождённого и уставшего, какого-то высохшего, любимого до надсадной боли в груди. — Вэньчжун… — голос надтреснуто завибрировал. — Давай... Он не договорил. Понял, что сейчас упадёт, то ли он сам упадёт, то ли Чжи Чуань не выдержит. Но вместе они смогут дойти. Куда? — Давай пойдём туда. Там чай… там… ты же наверное пить хочешь. Губы потрескались. Снег Безночного подло выхватил какие-то отдельные волоски на висках Чжи Чуаня и навечно их посеребрил. Цзинь Лин обнимал его и не собирался отпускать. *** Чжи Чуань шел к снегу, но откуда-то взялся Цзинь Лин. Откуда он здесь? Почему? Вэньчжун, даже не думая, обнял сначала, замер, чувствуя и тепло, и волнение, которое в голосе мальчишки просто выплескивалось через край, и навязчивую мысль, что да, чай, это было бы сейчас лучше всего. Он отстранился, в сумерках разглядывая бледное лицо Цзинь Лина. В заброшенном зале хозяйничал ветер, задувая снежинки через окно, они таяли и таяли... — Где ваши восемь слоев шелка, юноша? — строгим шепотом спросил Чжи Чуань, голос плохо слушался, как будто выскребался наружу, царапая горло. — Я вижу только восемь слоев усталости. Так не годится. Усталости, отчаяния, упрямства... Он замолчал. Вот только что ведь думал о нем. Что дела не дадут скучать и хотеть увидеть. И как так? Чжи Чуань прижал мальчишку к себе, зажмурился. — Почему ты здесь, А-Лин? *** Это строгое обращение «юноша» будто открыло заслонки на реке. Цзинь Лин всё-таки заплакал, зачем-то кивнул, соглашаясь — конечно не годится! Кто смелый, кто сильный, кто держит себя в руках? Это всё не про него, он устал и отчаялся. И это, безусловно, никуда не годится! — Потому что, Вэньчжун, — прорвалось сквозь рыдания. — Потому что я не могу. Я искал моего тебя. Я всё искал, и искал. У меня твой меч. Как он без тебя? Как я без тебя? Не хочу… Это тоже никуда не годилось, конечно. Ну вот, и рубаха у Чжи Чуаня теперь мокрая. Вернее, остатки рубахи. Цзинь Лин впитывал эти объятия всем телом, не отпускал, не мог. Никогда больше. Он надрывно вздохнул. — Пойдём. Пойдём со мной. Нам с тобой нужен чай. И тепло. Там так тихо сейчас, пойдём, Вэньчжун. Тут идти-то всего ничего, и теперь этот путь окажется не таким длинным — без каменной глыбы на плечах. *** От его слез стало совсем тяжело. Нельзя падать, и чтобы руки тряслись — нельзя, и лохмотья эти — тоже. Вэньчжун сколько-то прошел и остановился. — Кто с тобой? Сложно себе представить, чтобы Цзян Чэн отпустил Цзинь Лина одного. Нет, мальчишка и сбежать может, проходили, но дядя наверняка здесь. Кто еще? Вэй Усянь, Вэнь Нин. — Фея. Как? И... Сун Лань. Он снова пошел вперед, но теперь шел в свою комнату. *** Едва не сказал «со мной — ты», не сразу понял о чём спрашивает Чжи Чуань, поэтому и вышла заминка. — Все, Вэньчжун. Со мной все. Все остались. Сун Ланя вытащили прежде, чем закрылась скала. Сейчас все где-то в скалах, ищут проходы вниз. Тебя ищут. Надо посвистеть Фее. Она услышит, где бы ни была, и примчится. И тогда её можно будет отправить, чтобы всем сказала — можно больше не искать, нашёлся. Но свистнуть Цзинь Лин не мог. — Фея скоро прибежит. Она ищет тебя. Они как-то сами собой свернули, и правильно. Там тоже есть очаг, и там дверь есть, закрыть её, и постель. И чай, конечно же, тоже есть — Цзинь Лин ушёл из комнаты, оставив нетронутой еду. Нужно только нагреть. Но сперва нужно дойти, и они дошли. Цзинь Лин как-то нечаянно взялся за чай, но греть не стал — вручил чашку с остывшим питьём Чжи Чуаню. — Попей. Я сделаю новый, просто пока попей. И сядь. И лучше сразу на кровать. Он поставил воду греться, и больше от Чжи Чуаня не отходил. Нет, ни за что. *** Чай подействовал как настоящее чудо-лекарство. Чжи Чуань с трудом сдержался, чтобы не выпить все сразу, но все-таки пил маленькими глотками. — Проходов нет. Пусть Фея всем скажет, что можно не искать, — голос сразу стал тверже и уже не сипел так. Вэньчжун снял изодранные сапоги и встал. Все... искали. Все. Сун Лань значит жив, это улеглось в душе каким-то правильным завершенным умиротворением. Если жив Сун Лань, значит и Цзинъи, и Сяо Синчэнь будут в порядке, и мерзавец даочжана — тоже. И все смогут спокойно вернуться в Байсюэ. Чжи Чуань с усилием развязал слишком крепкий узел, отвернулся к мальчишке спиной и скинул лохмотья. Тут в сундуке у него есть простая замена, можно будет в приличном виде выйти к людям, поблагодарить нормально. — Ложись, А-Лин. Хватит. Ты устал и нужно отдыхать. *** Цзинь Лин только мазнул взглядом по спине Чжи Чуаня, когда он отвернулся. Позвонки под кожей стали заметнее. Рёбра. Он даже не исхудал, он высох, будто из него половину крови и жизненной силы выпили. — Погоди одеваться, — Цзинь Лин намочил в горячей воде чистую тряпку и обтёр его плечи, шею. — Вот тут есть чем тебе ладонь намазать, это меня лечили и осталось. Конечно, я лягу! Он выражал послушание как умел. Кроме самого очевидного — он ещё не лёг. Он попробовал на пробу свистнуть, но ещё дрожащие губы не давали это нормально сделать. Пришлось глотнуть воды, подышать, снова попробовать. Когда понял, что выйдет, приоткрыл дверь и пронзительно засвистел. Резкий высокий звук вывел простую фразу и унёсся куда-то по каменным коридорам. — Ну всё. Она услышит и прибежит узнать, в чём дело. И тогда скажет и передаст. Вэньчжун, — Цзинь Лин потянул его за руку. — Ложись. Он мотнул головой в сторону кровати. — Туда ложись. *** От его простой заботы сводило скулы, а сердце начинало выплясывать что-то совершенно неуместное. Чжи Чуань эту пляску прихлопнул, но оно все равно трепыхалось. Упрямое, как Цзинь Лин. — Хорошо. Чем скорее я поговорю с твоим дядей, тем лучше. А-Лин, — Чжи Чуань не двинулся с места, хоть Цзинь Лин его тянул. — Я выспался там, внизу. Сколько меня не было? Влажная спина остывала, нужно одеться, но сначала надо, чтобы Цзинь Лин уснул. Вэньчжун взялся развязывать его пояс, не обращая внимания на то, что ладонь плохо слушается. Ничего, это даже хорошо, так легче держать сердце в узде, и Чжи Чуань сосредоточенно продолжал бороться с поясом. Вот ляжет мальчишка — и можно будет мазь, воду, еду... — Сколько ты не спал? *** — Три дня, — выдохнул Цзинь Лин. — С каким из моих дядь? У меня, как ты понимаешь, их много. Он не сразу понял, что делает Чжи Чуань, и раз уж оказался перед ним, то только тихонько и осторожно трогал. Едва касаясь, кончиками пальцев. Приблудную каплю воды с плеча снял, нечего тут. Помог развязать пояс и бездумно разделся, оставшись в одних штанах. — Три дня, — повторил Цзинь Лин, с сомнением прислушиваясь к себе. — Мне так кажется. Я помню. Но я совершенно точно лежал в постели с закрытыми глазами. За дверью послышались скребущие звуки и поскуливание. Цзинь Лин улыбнулся и на миг приложил ладонь к груди Чжи Чуаня. Бездумно повернулся к нему спиной, приоткрыл дверь и едва не упал — Фея ворвалась в комнату, как меховой снаряд, и немедленно исполнила радостный танец. Пушистый хвост бешено вилял, глаза сияли. Она умудрилась лизнуть Чжи Чуаня, пометаться по комнате. Цзинь Лин терпеливо ждал, пока её счастье немного уляжется, только руками развёл. Адепт Фея рехнулся на радостях. *** — Фея... — Вэньчжун улыбнулся и присел на корточки. Собака чуть не уронила его, но он все-таки смог почесать ее за ухом. — Вы тоже не спали три дня? Сообщите, пожалуйста, всем, что я в городе. Все наверняка выбились из сил. А потом возвращайтесь и не вздумайте пренебрегать отдыхом. Чжи Чуань отпустил Фею и тут увидел, в каком состоянии Цзинь Лин. — Что это? — он нахмурился, подошел ближе и забыл совсем и о собственной руке, и об усталости. Спина, руки... Вэньчжун развернул к себе мальчишку и увидел такие же следы на груди... — А-Лин, откуда на тебе это? Кто-то бил его?! Заклинатель, тем более такой молодой, залечил бы за три дня что угодно, но эти рубцы выглядели так, будто вообще не собираются исчезать. *** Почему видеть разговор Чжи Чуаня с Феей настолько приятно? Цзинь Лин подумал, что сейчас ему будет приятно и интересно смотреть на что угодно. Главное, чтобы Вэньчжун больше никуда не пропадал. Фея на прощание высказала груду ворчливых признаний, и это выходило у неё весьма красноречиво. Ответственное поручение она ринулась выполнять с завидной скоростью и энергией. Цзинь Лин запер за ней дверь и равнодушно тронул длинный рубец поперек груди. — А, это. Да это просто следы от Цзыдяня. У меня такие же ещё вот здесь, и тут. Он закатал штаны до колен, показал рубцы, охватывающие щиколотки, а потом тронул бёдра и показал запястья. Наконец Цзинь Лин выпрямился, прижал руки к торсу и ноги вместе — рубцы совпали, рисуя на нём картину связывания. — Дядя Цзян просто думал, что я не смогу вырваться, когда утащил меня из Безночного. Цзыдянь обвивается вокруг тела и держит. Но я вырвался и вернулся... Просто я опоздал... Он горько поджал губы и снова едва не разревелся. — Прости, Вэньчжун, я опоздал... *** Насколько же это больно... Чжи Чуань в оцепенении смотрел на следы Цзыдяня, он успел убедиться в силе этого оружия. Но если вот такая цена за то, что Цзинь Лина не было в городе, и он не ринулся в пропасть, то Вэньчжун готов был с этим смириться. — А-Лин, — он прижал к себе мальчишку, смущаясь и своей почти наготы, и того, что он вообще не чистый, и что юноше надо отдыхать, а он тут со своими чувствами... но не обнять сейчас — невозможно. — Хорошо, что опоздал... Хорошо. У меня был только один меч, А-Лин, я не стал бы выбирать, понимаешь? Чжи Чуань погладил его по спине и выпустил. — Отдыхай теперь. Все позади. *** По всему выходило, что он прав. Если бы он не опоздал, Сун Лань упал бы на самое дно... — Если я сейчас лягу, то ты куда-то снова пропадешь. Я не могу. Не смогу. Он взволнованно дышал, прижимаясь так крепко, что это уже точно ближе некуда. Обнаженная кожа в объятиях чувствуется вообще по-другому! Цзинь Лин говорил шёпотом, расплескивая слова по шее Чжи Чуаня, задевал его губами, обвил руками и гладил спину. — Разве ты не ложишься со мной? *** — А-Лин... Опять. Стоило вернуться, надеясь, что все изменится, а что в итоге? Изменилось. Стало еще хуже, еще ближе. Чжи Чуань с трудом понимал, почему он только что хотел куда-то идти. Если Цзинь Лин боится, беспокоится, так взволнованно дышит, то нужно просто быть рядом. — Я не ложусь. — Вэньчжун попытался отлепить от себя Цзинь Лина, но не преуспел, оставалось попытаться объяснить так, не глядя в глаза. — Я сейчас... как переполнен, понимаешь. Много памяти, чужой, много ... обещания. Всего много. «Тебя много тоже» — Нужно что-то делать. Я не знаю, как, но спать я сейчас точно не смогу. Побуду рядом. *** И всё? И никакого строгого «юноша, слишком близко»? Цзинь Лин упрямо сжал руки крепче, но слушал внимательно. Дышал в его шею, оттягивая момент, когда нужно будет отпустить. Нужно будет отпустить. — Понимаю, — наконец признался Цзинь Лин и вынудил себя всё-таки немного отстраниться. Совсем немного. Достаточно, чтобы можно было поднять голову и пристально смотреть в глаза. — Вэньчжун, спасибо. Что вернулся ко мне. Что доверяешь мне. Он очень серьёзно помолчал, давая Чжи Чуаню ещё немного пространства. Он действительно понял, что только доверие могло заставить его вот так сказать нечто очень странное — он переполнен чужой памятью. Наверное, сейчас даже бесполезно спрашивать как это вообще. — Только ты всё равно не пропадай снова, хорошо? — тихо попросил Цзинь Лин и судорожно вздохнул. — Я больше не выдержу. Он подумал, коротко и неловко прикоснулся губами к его губам — шершавые, наверное больно сделал! — и тут же вызывающе вздёрнул подбородок. Никаких извинений, никаких случайностей! Цзинь Лин отпустил его и среди оставленной еды цапнул какой-то кусок, немедленно сунул в рот и принялся энергично жевать. Оказалось неожиданно вкусно, и желудок изумлённо вякнул что-то голодное. Он торопливо проглотил, запил остатками холодного чая и снял с огня кипящую воду. — Тогда я лягу, а ты всё-таки не уходи сразу, ладно? Цзинь Лин забрался под одеяло, возился и бурчал, что сейчас набегут, или не набегут, неизвестно. При этом он заботливо оставил половину одеяла свободной и сдвинулся к стенке. Высунул нос наружу и сообщил: — Эта половина кровати тебе. На случай, если… ну то есть… на полу не сиди, хорошо? Ладно? Вэньчжуууун… *** Вот этого точно не было ни в каких воспоминаниях... наверное, никто не делится такими моментами? Чжи Чуань нашел в себе силы только кивнуть на все сразу, и пока Цзинь Лин возился, дотронулся до своих губ. Не нужно было ничего объяснять, ни мальчишке — ему, ни Чжи Чуаню — самому себе. Это был поцелуй, и с этим, кажется, ничего не поделаешь. Одно прикосновение губ может быть случайностью, второе — нет. И ведь не сбежишь. Обещал. — Не пропаду, — выдавил Чжи Чуань, все еще пытаясь справиться со всеми чувствами, которые сейчас накрывали то жаром, то холодом. Это слишком много для него одного! Он отвернулся и торопливо надел рубашку, сверху накинул, что нашел, затянул почти ветхий пояс, взялся за лекарство для руки. Сейчас вернется Фея, а потом набегут... или не набегут. Хватит и Феи, а он тут с поцелуем. Ему казалось, что это теперь увидит весь мир. Цзинь Лин позвал, Вэньчжун растерянно обернулся, посмотрел на эту свободную половину кровати. До ужаса захотелось сесть рядом, вытащить Цзинь Лина из-под одеяла, целовать его лицо. И губы тоже целовать. Как же так? Неужели он... полюбил? Как это возможно? Как он мог не заметить? Не предотвратить? Память немедленно выдала множество мелочей, прикосновений и взглядов — всё, когда он мог понять и не дать этому развиться. А теперь уже совершенно нет никаких шансов. Сил просто нет, чтобы устоять. Может быть потом, завтра, или когда он освободится... — Я не сижу... на полу, — Чжи Чуань обнаружил себя, сидящим на кровати, и рука лежит на плече Цзинь Лина, хорошо еще, что поверх одеяла. — Спи. *** Как объяснить людям, которые не привыкли общаться с собакой-оборотнем, что Чжи Чуаня уже не нужно искать? Для Феи такой вопрос не стоял. Она получила радостную весть, и она её донесёт! По порядку! Поэтому первым в очереди стал Вэнь Нин, он был ближе всех. Фея заскочила в общую комнату, выдержала торжественную паузу и разразилась радостным лаем. Мордой указывала, что где-то там — вон там, совсем рядом! — случилась радость. Хвост как завёлся, так и не останавливался, создавая маленькую бурю веселья и восторга. Понял ли Вэнь Нин? Он наверняка понял, Фея несколько раз пытливо заглянула ему в глаза, убедилась, что понял, и умчалась дальше. Цзян Чэну не пришлось долго объяснять — хватило первого появления. Он присел на корточки и обнял за шею верную подругу племянника. Чувство глубокого облегчения не помешало ему поблагодарить Фею, отправить дальше и добавить: — Своих людей я соберу сам, не теряй времени. Разносить радостные вести — занятие приятное, а найти в хитросплетениях переходов и скальных трещин нужных людей… да кто справится с этим лучше, чем Фея?! Нет таких людей во всей Поднебесной. Она выследила и обрадовала Лань Цзинъи и Сун Ланя, за ними настала очередь Сюэ Яна и Сяо Синчэня. Правда Сюэ Ян весьма невежливо уточнил, чего тут пушистое выпрыгивает из шкуры, а когда понял, с чего такие пляски, распорядился: — А ну-ка погоди, — извлёк из мешочка миску и бутыль с водой и налил Фее попить. Забота была принята и высоко оценена, Фея напилась, радостно бурча что-то в миску, а потом вприпрыжку помчалась искать последних. Вэй Усянь не ожидал увидеть бодрым скоком напрыгивающую на него собаку, и нервы всё-таки не выдержали. Шарахнулся в сторону, понял, что сквозь стену не убежишь, и тут же скользнул за спину Лань Чжаня, вцепившись в его одежды. — Что?! Вроде нормально всё было! Фея спохватилась, чинно села и принялась объяснять. Как сумела, так и объяснила, но выходило плохо. Стоило лишь гавкнуть, как Вэй Усянь впадал в бессмысленное состояние. Пришлось сосредоточиться на Лань Чжане. В меру сил и умений выразив радость, Фея предпочла оставить испуганного человека в компании более спокойного человека. Все эти дни она старалась лишний раз не пугать Вэй Усяня, но оно получалось как-то само по себе. Вот и теперь оставалось полагаться только на сообразительность Лань Чжаня. Последним, кого Фея нашла, был Лань Сичэнь. Он искал наравне со всеми, чувствуя при этом огромную всепоглощающую вину. Ведь его никто так и не спросил о Мэн Яо, но не смотреть и не думать люди не могли. Он испытывал тёплую благодарность за их старания и мучился двойственностью своего положения — его грызло беспокойство за оставленного в Байсюэ умирающего, вина перед всеми, кто сейчас был в Безночном. И сквозь пространство откуда-то издалека он почти видел внимательный взгляд Не Минцзюэ. Это невозможно объяснить внятно даже самому себе. — Что же, — выдохнул Лань Сичэнь. — Чжи Чуань выжил и вернулся. Фея запрыгала, радуясь, что её поняли, повиляла хвостом и осталась рядом с главой клана Лань. Больше никого не нужно искать, а он тут один. Так быть не должно, и нужно его довести. *** Цзинь Лин, конечно, сразу не заснул. Строго говоря, он думал, что вообще не сможет уснуть. Но ещё нынче утром он думал, что не сможет есть, а сейчас ещё как смог. Когда Чжи Чуань всё-таки оделся и сел на кровать рядом, настаивая, что он должен спать, Цзинь Лин едва не вылез из одеяла обратно, чтобы немедленно объяснить, что никакого спать не будет, что вообще-то некоторым сейчас нужно поесть, и попить, и тоже спать. Но радость — это тоже потрясение, как и горе. Цзинь Лин чувствовал себя пьяным и очень слабым, поэтому только накрыл руку Чжи Чуаня своей ладонью и начал осторожно гладить его пальцы. — Вон там, — он указал лишь взглядом. — Там твой меч, видишь? Я рад, что мне не придётся носить два меча, это было бы слишком… А следы от Цзыдяня — доктор Цзянь только посмеётся и вылечит их. Я точно знаю. Вэньчжун, ты бы поел, а? Фея так плакала, когда ты упал… Патриарх Сун Лань когда падал, позаботился, чтобы никто не прыгнул следом — барьер поставил. Там… они там все. Вэньчжун, я только немного полежу, ладно? Я всё равно спать не смогу. Нельзя спать. А то он сейчас опять куда-то провалится, кинется, бросится, уйдёт. Насовсем. Цзинь Лин на минутку закрыл глаза, а открыть уже не смог. Только держал Чжи Чуаня за руку, и спал тяжёлым сном до крайности изнурённого человека. *** Чжи Чуань долго сидел и ждал, пока Цзнь Лин уснет, и сам чуть не уснул, но постоянное беспокойство мешало. Ему нужно было начать. Записывать, искать… невозможно носить в себе все те знания, которые он вынес из подземелий. Но сначала нужно было сказать спасибо тем, кто не бросил его, а главное – Цзинь Лина. Вэньчжун осторожно высвободил руку, поднялся с кровати и тихо-тихо открыл дверь. Сун Лань ждал в галерее и вышел к нему навстречу, обеспокоенный и, кажется, искренне. — Спасибо, Вэньчжун. Чжи Чуань улыбнулся ему. — Спасибо, что не дал никому упасть за нами. Мальчишки... они бы прыгнули. Прежде, чем пойти со всеми поздороваться, нужно было поговорить с Сун Ланем. Он коротко рассказал о душах внизу, что все теперь ушли из этого мира, кроме одной. — Ты не вернёшься в Байсюэ, — Сун Лань и жалел, и понимал, что это для Вэньчжуна, похоже, единственно верный путь. — Не вернусь. Сун Лань кивнул: — В Байсюэ всегда будут тебе рады. Чжи Чуань попросил Фею остаться с Цзинь Лином, позвать, если он проснется, и пошел в общую комнату. Здесь были все, и оказались живы и здоровы, даже Вэнь Нин, которому так досталось, что другой бы мог не встать. И здесь был Лань Сичэнь. — Цзэу-цзюнь. — Чжи Чуань смотрел с холодной вежливостью. — Я прошу вас покинуть мой дом. Сейчас. *** Чжи Чуань ещё ничего не сказал, только вошёл, а Лань Сичэнь уже видел его холодный взгляд. И осуждать его за это не мог. Так что сказанное не стало сюрпризом, разве что безукоризненная вежливость вызывала уважение. Он был вправе кричать, но не кричал. Лань Сичэнь поднялся, только успокаивающе посмотрел на брата. Лань Чжань не нуждался в многословных объяснениях, важно, чтобы он понял — всё идёт своим чередом. Здесь не помогут объяснения или извинения. Более того — Лань Сичэнь не сомневался, что Чжи Чуань понимает, почему он так поступил, но понимания мало. Это непростительно. Он и раньше спасал Мэн Яо. Но сейчас впервые сделал это, зная о нём всё. Почти всё. И делать это с открытыми глазами оказалось куда сложнее и страшнее. Быть отважным легко. А вот быть отважным, когда все вокруг и всё кругом считает тебя неправым — мучительно. Но так в своё время поступил Лань Чжань. Так прямо у него на глазах поступил Сяо Синчэнь. Он не утешал себя надеждой, что всё прояснится, он докопается до истины, и все увидят, какой Мэн Яо замечательный. Нет, его история будет другой. Как ни жаль. И всё же он рассчитывал достойно разрешить эту ситуацию. А пока... Что же, пока следовало проявить уважение к Чжи Чуаню. Он этого точно заслуживал. Лань Сичэнь лишь низко поклонился. Возможно, когда-нибудь они смогут побеседовать. Но точно не сейчас. Он не стал ничего говорить остальным. Им не нужно знать, где сейчас Мэн Яо. Это лишь всё усложнит, куда дальше-то. Лань Сичэнь лишь понадеялся, что всем достанет умений промолчать. Что же, эта надежда оправдалась. Хороший знак. Даже Цзян Чэн сумел удержать себя в руках, хотя и метал молнии глазами. Лань Сичэнь молча вышел, и спустя несколько мгновений его не было в Безночном городе.