Затмение

Чжи Чуань погрузился в работу, как только Цзинь Лин ушел. Сначала — в воспоминания, чужие, те, которые он впитал в темноте под Безночным. Не пришлось даже ничего делать — Вэньчжун чувствовал себя так, словно он переполненный кувшин. Капля за каплей чужая память оставалась тушью на бумаге. Сначала разрозненные знаки быстро стали складываться в предложения, потом — в истории. Каждая такая история получала имя. Он не заметил, как стали черными и онемели пальцы, он вообще очнулся, когда понял, что последний знак размыло — на него упала слеза. Вэньчжун плакал над чьим-то давно ушедшим счастьем, любовью, которую унесла смерть, или предательством, или... всем сразу. Так нельзя. Оно прошло. Нельзя видеть в чужой судьбе свою собственную. Чжи Чуань резко вытер слезы, пока никто не видит. А здесь, кажется, и стены видят. На столе перед ним высилась целая большая стопка историй, и вот теперь он понял, что стало немного легче — в сердце. Зато спина! Чжи Чуань едва не упал, пока поднимался. Он с трудом разогнулся, расправил плечи и размял шею. — Имей уважение к возрасту, — пробормотал Вэньчжун и сам себе улыбнулся. На самом деле веселиться нечего. Ну да, часть чужих воспоминаний — самих душ! — он оставил на бумаге, да, стало чуть легче. Но сколько времени потребуется, чтобы хоть как-то продвинуться к цели? Ему нужно узнать, кто он, лишь тогда он сможет вернуться к фениксу. «Опять ты о себе!» — укорил он собственные мысли. Все о себе и о себе, о своих целях, чаяниях, стремлениях. — Кем бы ты ни был, Чжи Чуань, имя твое ... имя... Потрясённый, он сел обратно, и дрожащей рукой вывел на чистом листе знаки своего имени: — Чжи... вот ведь я. Честолюбие. Личные стремления. А мне ведь всегда казалось... Чэнь Бо дал ему это имя, это наставник вложил в него смысл, и всю свою жизнь Вэньчжун считал, что он хотел определить его судьбу — верную для Байсюэ и для него, истинную и благородную. «Надежда и стремления, противоречивые ожидания» — каким точным когда-то ему казалось это имя! Как хотел он оправдать эти чаяния любимого учителя! Даже после чудовищного разочарования Вэньчжун находил в нем горькую правду, ведь его сердце разрывалось на кусочки, одержимое противоречиями, слишком долго не способное избавиться от надежд. Но сейчас, глядя на эти знаки «чжи» «чуань», он видел в них совсем иной смысл. Ошибка. Чэнь Бо принял решение и ошибся... — Промахнулся... «Вэнь», «Чжун» — оставляла кисть рядом с первыми словами. Чжи Чуань смотрел на знаки, теперь он чувствовал, что это — ключ, какая-то злая насмешка Чэнь Бо? Его издевка? Его пожизненная печать? Что в голове у человека, который находит ребенка и дает ему вот такое многозначное и жестокое имя?! — Находит ли? Ну нет! Этого просто не может быть! «Вэнь». «Чжун». Чжи Чуань шумно выдохнул и уронил голову на ладони. Нет, это все просто невозможно. Ну не может никакой мудрец предвидеть судьбу человека! *** Это надолго. Это точно надолго. Цзинь Лин вообще не строил себе иллюзии, что вот сейчас Чжи Чуань пару страниц напишет и успокоится. А значит, придётся как-то быть тут без него и одновременно рядом с ним, иначе случится что-то плохое. Но вот плохому он точно не позволит больше случаться. Цзинь Лин какое-то время просто сидел, сосредоточенно глядя куда-то в темноту, и очнулся лишь когда понял, что эта темнота находится глубоко в глазах Вэнь Нина. Он снова и снова вопросительно смотрел в глаза Призрачного Генерала, видел в ответ только смущённую грусть... так и не нашёл в себе окаянства, чтобы спросить: почему? Как же так получилось, почему ты убил моего отца? Если ты не виноват, то как это вышло? Ладно, он мог себе представить, как именно. Им управляла чужая воля. Чья? Вэй Усянь? Он признал себя виновным, но тоже мучился от этого. Не было наплевательского «ну убил и убил», не было перешагивания через безжизненное тело. Это было что-то другое, а теперь и дядю Яо не спросить. Хотя если он выживет, то можно будет спросить. Ничего, можно будет после этого нанести визит в Облачные Глубины — всё равно ведь придётся! — и спросить у Лань Сичэня, куда он его унёс, что случилось дальше. И получить хоть какие-то ответы на свои вопросы. А пока... Что же, придётся пока привыкать к мысли, что дальше всё пойдёт каким-то другим путём. А вот каким именно — в немалой степени зависит от него самого. Цзинь Лин сам для себя писал длинные списки дел и задач, которые нужно будет решить, привести в порядок. Кому передоверить, и стоит ли такого доверия этот кто-то. Он неслышно прокрался мимо Чжи Чуаня — тот даже головы не поднял, полностью поглощённый своей работой! — и развёл огонь в очаге в библиотеке. Пусть ворчит, если ему ворчится, но если заболеет, так это будет неправильно и затормозит всю работу. А ещё Цзинь Лин хорошо знал своего дядю. — Фея, а где дядя поскладывал все там... что там... вещи, припасы? Фея смешливо фыркнула и повела его наружу. Было над чем посмеяться, потому что старший родственник, осознающий свою ответственность, это сила неумолимая и буквально неостановимая. Потому что припасов Цзян Чэн действительно оставил достаточно — под навесом стояли ящики, корзины, какие-то мешки. — Дрова. Так. А то я, признаться, уже задолбался лазить по развалинам и искать что ещё не сгорело. Он изучил этот склад и даже попытался объяснить Фее принцип формирования правильного запаса на примере вот этого. Потому что тут еда, тут вода, тут немного излишеств, которые не дают приуныть, здесь всё для тепла, от дров до одежды и одеял. Цзинь Лин замёрз, пока возился, но согрелся, когда перетаскивал часть ближе к их месту обитания. Перетащил и снова увяз в глазах Вэнь Нина. — Послушай, — нетерпеливо выдохнул он. — Ты ведь... поможешь Чжи Чуаню, да? Фея в это время заглянула в библиотеку, выяснила, что наставник Чжи Чуань занят, и не стала его отвлекать. Убедилась, что тепло. Убедилась, что всё в порядке, и принялась тщательно изучать помещение. Несколько раз подходила к Чжи Чуаню, чтобы свериться с запахом, и продолжала изучать полки. Приходилось подниматься на задние лапы, чтобы дотянуться туда, где появлялись знакомые запахи. Вот тут — это Чжи Чуань трогал. Вот здесь — Цзинь Лин. А вот тут — очень старый запах, который отдаёт пылью и прошедшими годами, но при этом пахнет похоже на запах Чжи Чуаня. Фея придирчиво обнюхивала полку, чихнула в неё и потянула зубами свиток, захватанный больше других. Он не тянулся, пришлось поскоблить его лапой и снова ухватиться зубами и наворчать на него. Это, конечно же, не свиток. Фея убедилась в этом, задумчиво пожевав неподатливый предмет. Это изящная ручка, за которую можно повернуть полку с книгами. — Гхм уааа, — позвала она Чжи Чуаня и озадачено наклонила голову на бок. Ей раньше в голову не приходило назвать наставника по имени. Достаточно было гавкнуть, как положено, он вполне понимал. Какие глупости лезут на ум! Фея сунула нос в приоткрывшуюся щель и шумно потянула носом запахи. Да, тут пахло... родственно. *** Шуршание и деликатная возня. Вэньчжун торопливо потер глаза, хотя они давно высохли, только испачкал лицо, и обернулся. — Адепт Фея. Наверняка пришла тактично напомнить о том, что есть время, правила и трое подопечных, о которых тоже нельзя забывать. Но любопытство — это нормальное свойство молодых адептов, и потому Фея, конечно, не удержалась от исследований. — Ты уверена, что еще одно открытие меня сегодня не похоронит в этой библиотеке? — с улыбкой спросил Чжи Чуань, оглядывая открытый Феей тайный проход. Еще одна скрытая дверь в скрытой библиотеке. — Останься здесь, — попросил он. — Если меня там вдруг закроет, тебе лучше быть по другую сторону. Помещение оказалось маленьким, Вэньчжун скорее зашел в шкаф, чем в комнату. И одного взгляда хватило, чтобы почувствовать, как будто здесь есть что-то знакомое... вот, эти полки. Расположение предметов на одной из них болезненно напомнило ... тайную комнату в Байсюэ. Чжи Чуань уже не медлил, взял одну из книг. Одно к одному. И каким бы ни было потрясением то, что он понял — Чжи Чуань уже не мог удивляться. В книге, которую он держал в руках, записи были сделаны рукой Чэнь Бо. — Фея, дай корзину, пожалуйста. Под столом была, — попросил Чжи Чуань и невольно подумал, что уже даже не волнуется. Тайны, тайны, спрятанные, сокрытые, похороненные взаперти. Хватит. Чжи Чуань совершенно буднично сгреб в корзину все, на чем что-то было записано — свитки, книги и просто листки, здесь нашлись даже такие древние записи, как гадательные кости, что тоже не удивило — Чжи Чуань видел такие в Байсюэ, для наставника они были древним источником, равно как и книги. Вот только именно что книг чьего-то авторства в этом тайном шкафу не было, только те, что исписаны Чэнь Бо и кем-то еще. Вэньчжун вынес все в библиотеку и сел изучать находки за столом. — Знаешь, Фея, — произнес он спустя некоторое время. — Я думал, что все неприятные открытия мне достались еще в Байсюэ, до Хэй. А вот теперь выясняется, что мой наставник изучал темный путь вместе с Вэнь Жоханем. Вот, послушай... И он зачитал вслух несколько записей, которые не оставляли никаких сомнений — два заклинателя искали способы преумножить силу темного артефакта. — А потом один из них понял, что «вместе» — это неизбежно означает «на двоих». А у моего наставника всегда рано или поздно наступал момент, когда он не мог сделать следующий шаг. Это его и погубило. Один владел Печатью, а второй обладал талантом неожиданных решений. Вэнь Жохань, похоже, хотел, чтобы они вместе создали артефакт, но... Судя по записям, он просто не знал, что они с Чэнь Бо преследуют разные цели, не знал, что у наставника Байсюэ уже есть Печать. Должно быть его удивляло, как разум Чэнь Бо рождал интересные и правильные идеи? — Теперь я знаю, кто это написал, — Вэньчжун показал Фее сшитые листы, исписанные другой рукой. Вэнь Жохань писал о том, что Чэнь Бо внезапно исчез из его жизни. Это не было дневником — Чжи Чуань читал между строк, потому что очень хорошо понимал силу разочарования. Вэнь Жохань описывал свойства будущего артефакта, сила которого не будет доступна слабым, трусливым, не способным принять темный путь, тем, кто «предпочтет вернуться назад» и «не найдет в себе смелости узнать противоположное», и не предаст доверие новой силы. «Новой силы, ну да... Сила тут не главное, от тебя отвернулся соратник» — подумал Вэньчжун, он прямо представлял себе, как Чэнь Бо, решив, что еще немного — и друг узнает его секрет, предпочел обвинить его в том, что он зашел слишком далеко. Быть может, назвал преступником или уговаривал отступиться и не идти дальше. Наверняка говорил, что против Вэнь Жоханя встанут все сильнейшие кланы, а он не сможет помочь. И он ушел. А Вэнь Жохань продолжил и завершил свои поиски. — Чэнь Бо всегда знал, что ему чего-то не хватает. В Байсюэ никогда не передавали ключи от храма по наследованию крови, нечему удивляться, что среди нас всегда были такие, кто презирал сам принцип клановых связей. Наставник выбирал преемника по его достоинствам, талантам, ну... мы так думали. А скорее всего — по способности на тот последний шаг, который в итоге требовался от нового патриарха. Меня наставник выбрал по-другому. И ошибся. Вэньчжун усмехнулся, решительно закрыл записи и отправил в корзину вместе с остальными. Картинка сложилась и теперь казалась ему ясной — Чэнь Бо рассчитывал на кровь клана Вэнь, вот и все. «Вэньчжун» — теперь Чжи Чуаню казалось таким смешным и по-юношески наивным то значение, которое он всегда видел в своем имени — «верное семечко», росток, из которого наставник вырастит продолжение своего учения и дела, вырастит ... сына. Все банальнее и проще. — Крепкий род, — Вэньчжун встал. — Ну что ж, адепт Фея, осталось только выяснить, насколько же я близок Вэнь Жоханю. Зная Чэнь Бо, полагаю, что он не стал бы мелочиться. Поищем родовые книги сейчас или не будем пренебрегать трапезой? *** Между прочим, она тоже полноправный адепт, и вправе рассчитывать на внимание наставника. Фея иногда чихала от пыли, но деятельно помогала: подстраховала, чтобы и впрямь не закрылась не вовремя ещё одна потайная дверь. Даже порычала тихонько на спрятанный секрет этой двери, чтобы не вздумала даже закрываться, пока она сходит за корзиной. Она внимательно следила за всеми свитками и разрозненными листами, которые наставник укладывал в корзину, и в целом одобряла: такие вещи лучше изучать в безопасности, за столом, как положено. Нужно чтобы всё было правильно: обстоятельно, уважительно и уравновешено. Поэтому вот этот свиток, который тоже пахнет той же рукой, тоже нужно уложить в корзину, а то чего он лежит на самой нижней полке и думает будто удачно спрятался? Никто не спрячется от чуткого нюха собаки-оборотня! Фея слушала рассуждения Чжи Чуаня, внимательно поворачивала голову набок, когда тот слишком закапывался в подробности, пару раз добавила собственное мнение в виде протяжного «ууууу». Родня! Она поняла — всё дело в родне. Своей родни Фея не помнила. Что-то смутное, что-то очень далёкое, тёплое и меховое, но оно терялось в тумане щенячьего прошлого. У наставника всё было сложнее, но проблема почти та же, у него тоже туман прошлого, когда он был щенком, что-то плохое случилось. Его тоже отняли у матери и куда-то отдали. Вот только саму Фею отнесли в новую семью, любящую, ей дали брата — смешного мальчишку, А-Лин действительно стал ей братом, и она уже не представляла себе другой жизни. Её судьба была завидной, она училась, у неё было время развлекаться, у неё тоже были друзья — её человеческий братец щедро делился с ней своими друзьями, не зря она так любила и Сычжуя, и Цзинъи. И даже наставником поделился, и Фея чувствовала за Чжи Чуаня законную гордость юного адепта. Вопрос она поняла и сочла разумным, серьёзно подумала, поводила носом по краю стола, вынюхивая родовые книги. Как должны пахнуть родовые книги? Роднёй? Но они тут все пахли роднёй. Тут что-то другое, тут надо уметь читать. Фея ткнулась носом в совершенно остывший холодный чайник, хлопотливо фыркнула и подошла к Чжи Чуаню. Взяла его зубами за край одежд и мягко потянула к двери, сопровождая это увещевающим ворчанием. За свитки он мог быть совершенно спокоен. Они никуда не убегут, Фея всем им объяснила, что кто попробует бежать — тот будет изловлен и обгрызен. А вот пренебрегать трапезой это очень плохая идея. И там ещё А-Лин беспокоится. И Вэнь Нин переживает. А ещё людям нужно правильно питаться, иногда спать — хотя бы через раз. Тем более что они там вдвоём точно еду готовили, а она тоже сейчас трапезой не пренебрегла бы. *** — Хорошо. Чжи Чуань ненавязчиво высвободил кромку одежды из зубов Феи и сам пошел к двери. Есть, правда, не хотелось. Но он ведь тут не один, нужно подумать о других. Сам он чувствовал какое-то странное опустошение — недостаточное, но ощутимое, нужно продолжать работать. История его клана должна остаться, записанной и сотканной из воспоминаний — это его долг. Вэньчжун поздоровался, но на приветливые улыбки сил не нашлось. Он сел, тронул Фею за ухом кончиками пальцев и застыл, касаясь мягкой шерсти. Ощущение смутного беспокойства снова отозвалось в сердце, и опять — рядом Вэнь Нин. Чжи Чуань попробовал отвлечься, но ничего не получалось, и он наоборот — сосредоточился на этом ощущении, пока в конце концов не поймал себя на том, что не ест, не пьет, а только следит неотрывно за Вэнь Нином. Тот почувствовал, сел напротив и вроде бы успокоился. Действительно, вдруг это постоянное туда-сюда тревожит Чжи Чуаня? А Вэнь Нин хотел помочь, а вовсе не наоборот. И так искренне хотел понять, что же случилось, что даже не подумал отвести взгляд от пристального взора Чжи Чуаня. Они какое-то время смотрели друг на друга, пока Вэнь Нин не тронул край ворота и не опустил взгляд куда-то на руки сидящего напротив заклинателя. Он почему-то чувствовал себя виноватым, хоть и не мог понять, почему. — Что у тебя там? — спросил Чжи Чуань. — Покажи. *** Цзинь Лин только сердито засопел, когда понял, что Чжи Чуань уже тут, а вот он сам ещё немножко не здесь. Он сурово прикусил кончик кисти, поднялся с места, тут же застонал под нос «сейчас всё забуду» и кинулся дописывать. — Я сейчас, — бубнил он, с бешеной скоростью набрасывая ровные столбцы планов и заметок главы клана Ланьлин Цзинь. Писал, и ревниво поглядывал, как Вэнь Нин ставит перед Чжи Чуанем еду, наливает чай. Фея вообще сочла свою миссию выполненной и принялась греметь пустой миской, взывая к справедливости и разумному распределению трапезы. Вэнь Нин принял во внимание этот справедливый упрёк. Он накрывал на стол, и всё время ловил на себе пытливый взгляд Чжи Чуаня, неловко улыбался, но даже не подумал отводить глаза. Но ощущение вины покусывало за нервы, ещё не привыкшие к постоянно осознанному состоянию. — Это... я не украл, — с запинкой проговорил он. Руки быстро метнулись по одежде, пальцы сжались в кулак, и по коже разлилось то мягкое успокаивающее ощущение, которое даже теплом не назвать. Словно невидимая тонкая рука прикоснулась к голове тем мягким поощряющим жестом, который остался так далеко в прошлом... растаял тонким слоем пепла над Безночным городом. Вэнь Нин очень постарался оставаться если не спокойным, то хотя бы не заплакать. Хотя — сейчас даже слёзы становились чем-то дозволенным. С того момента, как он прекратил впадать в беспамятное состояние, он по капле исследовал заново свой маленький мир, который мог уместиться на ладони. — Это... это моё... Неосознанная попытка защитить свой маленький мир, хотя на него никто не нападает. Но ведь показать кусочек своего мира — это не отдать. Это лишь показать. Вэнь Нин колебался. Оглянулся на Цзинь Лина — тот сидел, уставившись бешеными глазами в лист исписанной бумагой, словно собственноручно нанесённые письмена нагло врали ему в лицо. Ему было нужно сосредоточиться, поэтому в ход шло всё: изгрызенная кисть, заткнутые ладонями уши, сурово сдвинутые брови, упрямо выдвинутый вперёд подбородок. — Вот, — Вэнь Нин раскрыл ладонь над столом, бережно показывая подвеску, которую отнял у Мэн Яо. А потом показал и вторую, найденную в те первые дни в Безночном, когда Чжи Чуань и Цзинь Лин занимались им... утешали, лечили... Неблагодарным Вэнь Нин никогда не был, поэтому сейчас приоткрывал перед Чжи Чуанем кусочек своей жизни. *** Чжи Чуань слегка опешил, но взгляд его от этого решительности не утратил — ему нужно было посмотреть. — А-Лин, сядь поешь, — он коротко отвлекся только на слова и снова посмотрел на Вэнь Нина. — Я не думал, что ты украл. Где-то внутри, где когда-то было золотое ядро, колыхнулась новая сила. Вэньчжун волей заставил ее пока утихнуть, но беспокойство не унималось. Когда Вэнь Нин раскрыл ладони, тьма снова вязко напомнила о себе. Чжи Чуань даже не касался подвесок, но чувствовал их разницу. Вся его сущность тянулась ко второй, и только самообладание не давало попробовать взять ее. Вот, значит, в чем дело. В этой безделушке на ладони, именно из-за нее Вэньчжун никак не мог избавиться от этого давящего ощущения с того момента, как вышел из потайного хода. Темный путь вел его еще до того, как Чжи Чуань сам принял его — теперь он это понимал. Еще при жизни Чэнь Бо, до своего бегства он впервые соприкоснулся с живой болью раздираемой души. Потом едва не проиграл тьме, когда мучилась душа Сун Ланя, и снова столкнулся с обнаженной природой человеческой души, когда в Байсюэ оказался глава клана Не. Теперь, когда вместо золотого ядра и чистой ци у Чжи Чуаня была иная сила, он просто не мог не почувствовать присутствие осколка души. Она оказалась заточенной в этой подвеске, и более того — Чжи Чуань знал, кому эта душа принадлежит. Единственное существо, которое осталось заточенным в подземельях Безночного города, не смогло бы освободиться, даже если бы Чжи Чуань назвал свое имя. Он не смог, но не в нем дело. Феникс обречен на вечные муки, пока душа разбита. Имя — память, сущность Феникса тянулась к ней, к тому, чего ей не хватает. Плен души — что может быть кошмарнее в этом мире? Между миров... Вэньчжун медленно выдохнул. — Эта вещь, — он смотрел лишь на одну подвеску. — Принадлежала дорогому для тебя человеку? Кто это? Попытки говорить мягко заранее обречены. Каким бы ни был голос, он не смягчит боль от ранящих слов, ведь они обращены к самому сокровенному, больному, обнаженному — к воспоминаниям. И все-таки, зная это, Чжи Чуань задал еще один вопрос: — Ты знаешь, как он умер? *** — Да... Вэнь Нин только беспомощно вздохнул, пытаясь выбраться из ощущения затягивающей печали. Так на реке вдруг попадаешь в водоворот, который лишает любой возможности спастись, и ласковая тёплая вода вдруг становится ледяной ловушкой. — Да... На оба вопроса — безжалостное тоскливое «да». Вэнь Нин оглянулся на Цзинь Лина, который только яростно покивал Чжи Чуаню, мол, сейчас иду уже, и даже встал, но при этом всё равно согнулся, дописывая какие-то важные мысли. — Моя старшая сестра, Вэнь Цин, — он держал эти подвески в ладонях, сложенных лодочкой, как будто оберегал что-то очень хрупкое, ценное. Держал и еле заметно покачивал, пытаясь утешить. Кого? Что? Он не знал. Только ощущение крохотного огонька в ладонях не оставляло. Вэнь Нин начал тихо рассказывать — всё. Как пришёл в себя на Луанцзан, весь опутанный талисманами. Как заново учился жить. Как Вэй Усяня всё-таки позвали на праздник в Ланьлин Цзинь, потому что Цзинь Лину исполнился год, и они все так радовались... Как по дороге на них напали люди клана Цзинь, и... — Я не помню, — Вэнь Нин покачал головой. — Я просто защищал. Не себя. Господин Вэй, он же не собирался ничего такого. Я не помню, но убил. Цзинь Цзысюань лежал с таким удивлённым лицом, он не ждал... и я не ждал. И никто. Господин Вэй Усянь очень убивался, и мы с сестрой решили, что наши жизни были украдены у судьбы, поэтому она так жестоко мстила. Она обездвижила Вэй Усяня и мы оставили его на Луанцзан, и пошли... сдаваться. Её пепел развеяли над Безночным городом. Он всё-таки заплакал, без всхлипов, без рыданий. Слёзы текли по лицу, дрожащие пальцы сжимали подвески. — Я должен был умереть с ней, по приговору. Почему меня оставили? После этого я редко приходил в себя... очень редко. А здесь и сейчас — каждый вдох с привкусом пепла... Каждый... Цзинь Лин всё-таки победил в неравной схватке со своей кистью, сел за стол перемазанный тушью, критически осмотрел руки, перевёл долгий взгляд на Вэнь Нина и отошёл умыться. Пусть успокоится. Что он такое тут успел снова? Нет, он слышал рассказ урывками, и одновременно не хотел его слышать. Фея вообще села рядом с Вэнь Нином и сочувственно сопела, поскуливала, тревожно смотрела, а потом просто ткнулась носом в его бок и тихонько завыла. — Так, — Цзинь Лин вернулся за стол уже умытый, ошалевшими глазами глядя на это горе. — А что там с приговором? Я так понимаю, это мой дед расстарался? Ай спасибо, дедушка... накромсал несусветного. Он едва не встал обратно к кисти и туши, потому что это тоже нужно было учесть, предусмотреть, разобрать, вывести из мрака истину. Но вместо этого Цзинь Лин придвинул к себе миску и начал есть. — Фея, ну полно... Фея вздохнула и прекратила, виновато взмахнула хвостом и снова утешающе потыкала Вэнь Нина носом под руку. *** К сожалению, Чжи Чуань не мог быть таким, как Фея — сочувствовать и сопереживать. Он слушал и думал о том, какой силы могли бы быть последствия, если бы человека с такой невообразимой болью, как у Вэнь Нина, захотели убить, пытать или подчинить темным артефактом. Эти мучения не облегчить слезами, а ему придется сделать их сильнее. — Вэнь Нин. Душа твоей сестры не находит покоя. Она разбита, и ее часть — в этой подвеске. Вэнь Цин томится между мирами. Неизвестно почему, но Вэнь Нин сразу поверил. И в голосе Чжи Чуаня не было какой-то особенной убедительности, он будто взял и осветил тёмный уголок, чтобы показать: здесь, смотри. Вэнь Нин только выдохнул себе в ладони, согревая дыханием подвеску. Кажется, сколько можно плакать? Есть ответ... Много. Почти бесконечно. Цзинь Лин дисциплинированно жевал, хотя глотать приходилось через силу. Что же это такое? Куда не сунься там чья-то душа мучается и терзается. А раз сунулись, ну так надо же что-то делать, разве не так? Иначе зачем судьба раз за разом тыкает носом и повторяет: «Смотри, что бывает, смотри и учись!» — Мы можем что-то сделать? — спросил Цзинь Лин, и почти одновременно с ним тихий дрожащий голос Вэнь Нина еле слышно прошелестел: — Мы можем что-то сделать? *** — Я могу дать ей покой, — в этом Чжи Чуань даже не сомневался. Он успокоил души всего клана, убитого в Безночночном городе, и разница лишь в том, что здесь не хватало осколка души. Чтобы сделать ее цельной, нужно много боли, а в этом как раз недостатка нет. Слезы Вэнь Нина хотелось убрать немедленно, не потому, что Вэньчжун чувствовал вину за свою жестокость, за то, что режет по живому, а как раз наоборот — потому что никакой вины и сожалений он не чувствовал. «Неужели я теряю себя?» — Чжи Чуань лишь на мгновение задержал вдох, но потом продолжил: — Вэнь Нин. Я не смогу ее вернуть, только отпустить. *** Покой... В этом слове для Вэнь Нина скрывалось куда больше, чем для многих людей. Покой — он столько лет сам хотел покоя, чтобы его просто оставили в покое, чтобы прекратился этот тягостный круг боли, раздирающий душу в клочья. — Я... знаю, что это такое. Когда нет части души, — Вэнь Нин говорил прерывающимся голосом. — Это не лечится, но с этим можно жить. Человеческая жизнь — удивительная штука. Можно жить без ноги, без руки, без глаз... без куска души. Без золотого ядра. Но когда жизнь закончилась... наверное, хочется покоя. Он всё-таки умудрился вытереть слёзы, вот только не мог перестать тихо баюкать подвеску с кусочком души своей сестры. — Она не захотела бы возвращаться. Она бы сурово порицала попытки это сделать, я ведь её знаю. Отпустите её, господин... Чжи Чуань. *** Вэньчжун понимающе кивнул и задержал внимательный взгляд на лице Вэнь Нина. Сомнений не было, что он не станет просить попробовать. Может быть, Вэнь Нин даже не позволил себе на мгновение представить такую возможность... — Не называй меня господином, пожалуйста. Мы ведь... Родственники? Братья? Как им думать друг о друге, они едва знакомы? — ... нас осталось двое, и это наш дом. Пожалуйста. Сейчас он нашел слова, но потом как-нибудь сложится. По крайней мере Чжи Чуань на это надеялся. Он устало потер лоб. Нужно все-таки собраться и пойти к фениксу, и лучше сейчас, пока есть решимость. Вот только что делать с Цзинь Лином? Будет много боли и много тьмы, и взять его с собой — значит подвергнуть очередной опасности. Но как вообще можно заставить Цзинь Лина остаться? К тому же, в пещере, как ни крути, ему может понадобиться помощь. Здесь нет другого заклинателя, такого сильного и опытного, способного противостоять, если что-то выйдет из под контроля. Но если выйдет — как раз опаснее всего и будет! Вэньчжун вздохнул, посмотрел на Цзинь Лина и сказал как есть: — Я думаю о том, просить ли тебя здесь остаться и подождать. *** Вэнь Нин виновато моргнул. Он случайно оговорился, ещё не привыкнув к тому, что не нужно звать его господином. Разве у кого-то получается всё запомнить и принять сразу? Хотя... наверное очень у многих получается. Вот у него никогда не выходило. — Я случайно, Чжи Чуань, — тихо пояснил он. — Нужно привыкнуть. Он не мог перестать трогать подвеску. Почему-то казалось, что он утешает сестру. Как она всю жизнь поддерживала и утешала его, направляла, лечила, учила. И теперь она мучается. Приняв тяжёлое решение отдать свою жизнь — теперь она мучается, потому что никак не может обрести покой. Это ужасающе несправедливо. Вэнь Нин с надеждой смотрел на Чжи Чуаня. Он ведь сказал, что поможет. Цзинь Лин деликатно не встревал, внимательно слушал, наблюдал за всеми, лишь иногда обменивался взглядами с Феей. Им не обязательно было говорить вслух, хотя и мыслей не читали. Просто понимали друг друга. Разумеется, Вэнь Нину нужно помочь. Потому что его сестра мучается и страдает. А он, между прочим, заклинатель. Его прямая обязанность — помочь страдающей душе. — Обдумай, — щедро предложил Цзинь Лин, напомнив себе, что время капризов, увы, стремительно заканчивается. — Если ты попросишь меня остаться тут и подождать, я останусь тут и подожду. Что при этом он будет тут в одиночестве лезть на стену — можно не упоминать. Чжи Чуань наверняка это и так знает, и если попросит — значит, считает риск куда более серьёзным, чем одна молодая госпожа, заламывающая руки. — Но если ты всё-таки придёшь к выводу, что мои таланты пригодятся тебе там — а где это, кстати, там? — то я приму это решение с куда большим энтузиазмом. И, разумеется, отправлюсь с тобой. Фея негодующе заворчала и даже лапами затопала, привлекая к себе внимание. — Прости, — кротко сказал Цзинь Лин и снова улыбнулся Чжи Чуаню. — Мы с Феей сумеем помочь. У нас с ней таланты, которые лишь дополнят твои таланты и таланты Вэнь Нина. Не стоит пренебрегать ни одним видом оружия, когда идёшь на риск. Ты оставишь тут наверху двух сильных заклинателей? Вэньчжуууун... Фея подошла к Чжи Чуаню, села и требовательно смотрела в глаза. Деликатно не стала скоблить его лапой или тыкаться носом, лишь смотрела. *** Обдумай. Командует уже. Чжи Чуань улыбнулся. — Там — это под горами. Душа Вэнь Цин сейчас обрела форму феникса, огромного и сильного. «И опасного...» — Это она подняла меня из глубины под городом. Единственная душа, которой я не смог дать покой, она хотела услышать мое имя, а я не смог ей дать ответ. Но и она не смогла назвать себя. Теперь я знаю, почему. Имя — путь к памяти, мне казалось, я сумею помочь ей, если найду, кто я такой, и пообещал вернуться. Но теперь понятно, что мое имя не поможет, ведь ее душа разбита. Вэньчжун помолчал, в последний раз обдумывая решение. — Мы вернемся сейчас. Вэнь Нин, этот способ, он... жестокий. Как и все, что делает тёмная сила. Мне нужно будет заставить Вэнь Цин вспомнить то, от чего ей нужно навсегда уйти, самое дорогое и важное — тебя. Это очень больно, мучительно. Но когда все получится, душа твоей сестры сможет освободиться. Он нарочно говорил «когда», а не «если», хотя в таком сложном деле очень трудно быть уверенным, но нельзя, чтобы все сомневались. Чжи Чуань понимал, на что идет, и Вэнь Нин тоже должен был это понимать. — Фея, будь внимательна, твоя помощь может потребоваться Вэнь Нину, а твоя, А-Лин, — мне. Вам нужно будет просто ждать, пока я не скажу. Это важно. Он обвел взглядом всех и встал. — Идем. Возьмите на всякий случай воды. Чжи Чуань повел друзей в тайную библиотеку, где скрывалась единственная дверь в тот самый коридор, по которому он вернулся. Вэньчжун не знал, не помнил, как долго он тогда шел. Ему ведь казалось — чудовищно медленно, но может быть, тайный ход не такой длинный? *** Вэнь Нин протяжно всхлипнул и повернул подвеску боком. Там тонкой вязью с чернением, тончайшими штрихами, было нанесено изображение феникса в солнечном круге. Это было так похоже на сестру. Возвращать, лечить, тянуть из бездны, помогать. Видимо, она всё-таки не позволила себе считать, что ей пришло время умирать насовсем. Помогала, хранила... Вот, Чжи Чуаня вывела из бездны. Никогда не думала о себе... — Жестокий способ, — Вэнь Нин сжал подвеску в ладони. — Она никогда не была жестока. Но всегда учила меня, что лекарь должен быть жёстким и непреклонным, и пациенту будет больно, страшно, неудобно и неприятно, но это путь к выздоровлению. Наша семья много поколений занималась врачеванием. Я не опозорю свою сестру. Я готов. Цзинь Лин только глаза закатил. Знал он одного лекаря... непреклонного, жёсткого, упрямого и даже злого. Который был готов порвать на клочки любого, кто сунется к его маленькому пациенту, случайно и без спроса объевшемуся пирожными. — Мы с Феей будем внимательны и осторожны, — Цзинь Лин сорвался из-за стола, потому что Фея ринулась раньше, чем он, и уже деятельно тащила бутыль для воды. Ей же всё равно нужно будет помочь, для собачьих лап это сложно. Цзинь Лин собрал в мешочек немудрёный набор «на всякий случай». А случаи бывают ой какие разные. И воды, конечно же. Они вчетвером прошли через библиотеку и уходили всё дальше в хитросплетения переходов и коридоров, спускались вниз. Цзинь Лин в меру любопытствовал, и всё равно не мог избавиться от мысли, что пока он там искал проходы вниз, его Вэньчжун тут пытался в отчаянии выплыть из целого океана затопивших его душ. И ему, разумеется, не лишним будет поблагодарить чёрного феникса... за помощь в возвращении его Вэньчжуна. Лучшего наставника, тёмного заклинателя. Любимого человека. *** Проход действительно оказался не таким длинным, как ему казалось. Чжи Чуань только удивился, как ему удалось тогда пару раз исключительно правильно повернуть, хоть он так плохо соображал. Спуск почти не ощущался, и довольно скоро они оказались перед последней дверью. «Интересно, а в тайную комнату Байсюэ тоже так просто войти тому, кому разрешено?» — вдруг подумал Чжи Чуань. Ведь и правда, он просто знал, что откроет, не нужны были никакие особенные заклинания. Может быть, Чэнь Бо применил там тот же принцип, а узнал его у Вэнь Жоханя? Каменная дверь поддалась легко, Вэньчжун не дал ей закрыться, оставив несколько знаков, сплетенных сумрачной энергией. Если с ним что-то случится, остальные смогут выйти. Тьма вокруг стояла кромешная, свет, который принесли с собой, освещал далеко не всю пещеру, под сводами которой они оказались. Чжи Чуань пошел вперед и остановился у края площадки над пропастью, уходящей вниз, в каменную тьму. Оттуда тянуло холодом, и тишина стояла оглушительная. — Погасите свет. Печать оказалась в руке, Вэньчжун вдохнул полной грудью, чувствуя, как оживает сила. Он скучал по ней, ждал ее, и сейчас Печать тоже отзывалась на его открытость. Темные нити энергии тонкими извивами окружали фигуру Чжи Чуаня. — Я вернулся, — негромко сказал он. Черная глубина ожила уже знакомым ему странным шумом, похожим сразу и на вой ветра, и на шелест крыльев, и на тихий стон. Он приближался и нарастал, становился все громче, пока не завибрировал камень под ногами, и воздух действительно задрожал от порывов ветра. Огромный черный феникс возник из тьмы и завис над пропастью, мерно взмахивая черными крыльями, с которых срывались брызги тусклого мертвенного света и растворялись мерцанием вокруг. «Кто ты?!» — отозвался в голове темного заклинателя все тот же вопрос. — Я не узнал, — ответил Чжи Чуань вслух. Феникс издал зловещий крик, устремил взгляд пустых затуманенных глазниц куда-то за спину Вэньчжуна и угрожающе часто захлопал крыльями. Заклинатель не сдержал слово, да еще и привел с собой других живых! Вэньчжун даже не пошевелился. Пусть эта потерянная душа выглядела как призрак, он мог бы поклясться, что сейчас этот огромный сгусток энергии излучал настоящую ярость. Главное — контроль! Чжи Чуань вскинул руку с печатью, сплетая из собственной темной силы хаотичный, но совершенно ясный для него узор. — Я узнал, кто ты! — нужно было вернуть себе внимание феникса. — Дай подвеску, — велел он, не поворачивая головы к стоящему за спиной Вэнь Нину, и протянул руку. Узор распускался перед Чжи Чуанем, складываясь из хаоса в знаки имени Вэнь Цин, огромный черный плат, который станет сетью, как только заклинатель наполнит его силой Печати. Феникс снова вскрикнул и поднялся под самый свод, чтобы броситься вниз. *** Когда постоянно случается что-то удивительное, то удивлялка постепенно становится немножко спокойнее. Цзинь Лин и не удивлялся. Волновался, остерегался. Но удивляться-то чему? Правда вот размеров этого феникса он почему-то не представлял. Когда из тёмной пропасти вдруг взметнулась вверх эта прекрасная тьма, Цзинь Лин открыл рот и на всякий случай придержал Фею за холку. Она, конечно, не побежит и не прыгнет — нужно быть совсем тупой, чтобы прыгать на такое создание! — но ему самому было так спокойнее. Вэнь Нин лишь поднял голову вслед за фениксом и едва не пошёл вперёд, прямо туда, под ветер, создаваемый широкими чёрными крыльями. Он даже сделал шаг вперёд, но адепт Фея не утрачивала бдительности. Ей поручили помогать Вэнь Нину — она помогала. Поэтому Фея поймала его зубами за края одежд и придержала на месте. Рано! Чжи Чуань ещё не сказал, что надо идти, а это значит что? Правильно, это значит, что не надо идти. Ещё и дёрнула на себя: стоять на месте, не спорить со старшим наставником, особенно когда впереди пропасть, а вон там в сумрачной вышине под мрачными сводами чёрный феникс рассыпает такие страшноватые огни, в которых света меньше, чем во тьме. Вэнь Нин смотрел на феникса во все глаза. Искал хоть какое-то узнавание, сам хотел узнать, тянулся всем своим существом вперёд... так ощупью блуждают в темноте, зная, что где-то тут есть дверь, нужно просто её найти неуверенными прикосновениями рук, и распахнуть, впустить свет и воздух. Он не позволил каким-то душевным колебаниям всё испортить, хотя отдать подвеску оказалось сложно. Очень сложно. Нужно понимать, насколько сильна его связь с этой крохотной искрой любящей его души... Но он отдал. Вэнь Нин с горестным и одновременно светлым чувством уловил, как где-то в его душе шевельнулось то, о чём он забыл. Очень давно не испытывал, истосковался по этому удивительному ощущению, жестоко вытравленному из него чужой злой волей. Надежда. Жить без надежды — жить наполовину. И он отдал подвеску, движимый этой смелой надеждой — наконец-то позаботиться о сестре, суметь её спасти из бесконечной темницы. *** Феникс метнулся вниз, расправив черные крылья, но в этот миг Чжи Чуань сжал Печать, и птица попала в сплетенную из черных потоков сеть. Яростно вскрикнув, она забила крыльями, расплескивая тьму, отпрянула, чтобы устремиться на преграду сумрачными страшными лапами. Вэньчжун был готов. Подвеска теперь обжигала руку, он знал, что так будет, потому не касался ее, не пытался даже, ведь владеющего тьмой осколок души опалит холодом, словно этот маленький обломок чувствует, что его ждет. Чжи Чуань сомкнул пальцы сильнее, подвеска звонко треснула и превратилась в осколки. Капли алого цвета, искрясь, потекли сквозь пальцы, Вэньчжун не стал ждать — он вплетал эти крошечные искры в собственную тьму, и она устремилась вверх, к огромной черной птице. — Вэнь Цин! — позвал заклинатель в тот миг, когда первые капли достигли сети и потекли дальше. Чжи Чуань вскинул руки, удерживая гигантскую ловушку на потоках своей силы. Пальцы скрючились, как тогда, когда он вытаскивал тьму из груди Сун Ланя. Чжи Чуань накидывал нити тьмы на них и стягивал, а сеть, подчиняясь, все туже пленила феникса. Он кричал. Душа Вэнь Цин билась, отчаянно пыталась освободиться, рвала путы, но вместо каждой побежденной плети появлялось две новые. А Чжи Чуань ловил ее боль. Черную, неизбывную и совершенно хаотичную. В ней не было ни капли смысла, ничего, за что он мог бы зацепиться, хотя последние искры из подвески уже стекли с его пальцев в силу и устремились к фениксу. — Вень Нин! — Чжи Чуаню пришлось отвлечься, отчего держать стало тяжело, на ладонях выступила кровь, смешиваясь с тьмой. — Вспоминай! Что угодно. Сестру. Вас вместе. Детство. Счастье. Беду. Он напрягся, едва не падая на колени, и рявкнул: — Вспоминай!!! Говори с ней! *** Цзинь Лин каждое мгновение помнил о том, что нужно сейчас просто не лезть под руку, быть внимательным, собранным, и ни в коем случае не мешать. Иначе всё очень быстро могло стать куда хуже. Фея тоже это понимала, они оба стояли на месте, готовые прийти на помощь в любой момент. Чжи Чуань явно научился управляться с тьмой. Цзинь Лин не подозревал в нём таких талантов, и не мог не ловить себя на мысли, что его Вэньчжун сейчас не просто грозен... он страшен. Десять из десяти заклинателей сейчас уже готовили бы атаку на это тёмное создание. Вот только тут этих десяти не было, а Цзинь Лин не без оснований считал себя исключением из правила. Он насмотрелся на всякое, и всегда его путь шёл где-то по краешку тьмы. Даже когда он не осознавал этого. Маленький Цзинь Лин тискал маленькую Фею в роскошных комнатах Башни Золотого Карпа, а где-то внизу в это же самое время дядя Яо в компании Сюэ Яна мучил Вэнь Нина, готовил Печать для каких-то своих целей... убивал Не Минцзюэ. А он беззаботно смеялся и не чувствовал этого, не понимал. Нет, Цзинь Лин не винил себя за это — он ещё не выжил из ума, хотя причин для этого было хоть отбавляй. Но не мог не осознавать это. Вот только Чжи Чуань его не пугал даже сейчас. Он сильный. Он держит этого чёрного феникса своей силой, да, он снова теряет кровь, и ему потом понадобится помощь, но сейчас он справляется. И сердце Цзинь Лина переполнялось гордостью и щемящей нежностью. Вэнь Нин только испуганно смотрел, и не мог не плакать. Это ведь Вэнь Цин! И она мучается прямо сейчас, прямо перед ним. Так же, как мучились все, кто попадал в Безночный город, и он это каждый раз чувствовал... — А-цзе, — позвал он, протягивая вперёд руки. — А-цзе, это я, А-Нин! Помнишь, как мы вместе были в храме Танцующей Богини, и она выпила часть моей души? Ты меня всю жизнь от этого лечила, изобретала невероятные способы... Я... тебе удалось, я всё ещё тут, а-цзе! Он быстро перешёл почти на крик, торопливо рассказывал всё: как они были отправлены в Облачные Глубины, как познакомились с Вэй Усянем... — Он тоже жив, он вернулся, он уцелел, и я точно знаю, что ты этому помогла! Тебе удалось, ты наверное знала, что тебе пока рано умирать, и ты осталась! Я видел Цзян Чэна — помнишь Цзян Чэна? Он тоже жив, и его золотое ядро великолепно, всё благодаря тебе! Сестра! Ты помнишь меня?! Пожалуйста, умоляю, вспомни меня! *** Ох вот где нужно было черпать силу! Едва Вэнь Нин заговорил, Чжи Чуань ощутил, почуял, как зверь добычу, эту густую, годами копившуюся боль, смешанную с чистой безусловной любовью — и оттого еще более манящую. Вот только зверь набрасывается на добычу, а заклинатель, знающий тьму, — хладнокровно ее забирает, делит на части и использует. Сам воздух наполнился этой болью, Вэньчжун вдыхал ее и переплавлял в свою сумрачную энергию. Если до этого казалось, что феникс испытывает ужасные муки, то теперь стало понятно — это была лишь их тень. Душа Вэнь Цин услышала, ухватилась за эту тонкую нить, и теперь рыдала, стонала и рвалась, но путы не давали. Черная сеть становилась алой, стены пещеры дрожали, и эта дрожь уходила в бездну, сотрясая скалу до самого дна, где упокоились все души Безночного города. Чжи Чуань держал и сам держался, думать о том, как там А-Лин и Фея у него просто не оставалось сил — цель полностью поглотила его сознание, заставила сосредоточиться только на себе. Если обращать внимание на тот ад, что он творит собственными руками, — ничего не получится, поэтому Вэньчжун, бледный, как мрамор, с черными, как тьма, глазами, просто молча сплетал невидимый узор, латая эту замученную душу. Сколько ушло времени, слов и слёз Вэнь Нина, чудовищных воплей черной птицы — он не знал, но феникс вдруг стал таять, меняя очертания, и постепенно привратился в изломанную хрупкую фигурку. Почти прозрачная, невесомая, она как будто готова была разбиться на мириады частиц, но в то же время хотела обрести форму. «Это ненадолго», — подумал Чжи Чуань. Он сам не понимал, как, но вдруг осознал, что происходит. По спине пробежал липкий холод страха, но руки только сильнее напряглись от решимости стоять до конца. Показалось или нет? Крик вдруг смолк, тишина наполнила грот, и в ней Чжи Чуань услышал вздох. Настоящий, живой, и девушка, опутанная сетями, выпрямилась и обратила свое призрачное, но узнаваемое лицо на Вэнь Нина. — А-Нин... Вэньчжун ее слышал, и наверняка слышал Вэнь Нин, но может быть это только два связанных с ней разума и могли различать? — А-Нин... — она протянула руки навстречу брату. — Мой А-Нин, я помню. Все помню. Чжи Чуань почувствовал острое желание снять путы и освободить эту мерцающую, чистую красоту. Разве он когда-нибудь видел что-то прекраснее? Разве мог он предположить?! Вэнь Цин, светлый призрак Безночного города, его страж, его душа — какой потрясающий, невероятный дар! — А-Нин... Обними меня. — Сестра звала брата, протягивала к нему руки так легко, как будто сейчас просто раздвинет темную сеть, которая уже стала больше похожа на покрывало, еще немного — и упадет. «Нельзя» — Фея... — хрипло шепнул Чжи Чуань, понимая, что вот теперь ее помощь точно не будет лишней. *** А вдруг это не она? Что если это просто уловка тьмы? Цзинь Лин напряжённо подобрался, когда вдруг наступила тишина. Да, девушка была прекрасна. Да, это чувствовалось, это чудо... Но Цзинь Лин не верил сейчас в чудеса и ждал подвоха. Вэнь Нин не выдержал. Захлебнулся счастливыми слезами, протянул руки, шагнул вперёд. Фея сердито рванула его назад, только клыки клацнули. Да что же это?! Это его сестра, он больше никому не позволит её терзать! Вэнь Нин занёс руку, чтобы заставить Чжи Чуаня отпустить её. Фея низко зарычала. Цзинь Лин успел только пальцами шевельнуть, но Призрачный Генерал оказался быстрее... Вот только удар не достиг цели. Вэнь Нин с изумлением ударил ещё раз, Фея снова зарычала. Она скалилась, но не атаковала, а вокруг Вэнь Нина только усилился невидимый прозрачный барьер, поставленный собакой-оборотнем. Он пропускал голос, но не давал напасть. В глазах Вэнь Нина истаяла сумрачная дымка, и он вдруг понял. Понял и даже обхватил себя руками за плечи, чтобы не отпустить. — Не урони её, пожалуйста, Чжи Чуань, — попросил он. — А-цзе, я так по тебе тосковал... Я такого натворил... Но теперь, теперь всё будет хорошо! *** Стало легче, как только Фея пришла на помощь. Остановился Вэнь Нин — и Чжи Чуань тоже справился с этим наваждением, цепляясь за его горе. — Я держу. Душа Вэнь Цин теперь парила перед ним, как ясное и совершенное творение. Только такая и могла спасти Вэй Усяня. Поднебесная лишилась чуда, а Чжи Чуаню придется навсегда стереть следы о нем в этом мире. Это несправедливо. Неправильно. Где же та гармония, о которой он всю жизнь читал, которой стремился хотя бы коснуться? На светлом ли пути или теперь — на темном. Где это все, если вот — такая красота не может жить в этом мире?! — Могу, — голос Вэнь Цин снова коснулся разума, сердца, но наверное для человека, в котором теперь живет тьма, такое прикосновение просто непостижимо. Чжи Чуань покачал головой: — Отдай мне свои воспоминания. Тогда я смогу освободить тебя. Вэнь Цин не ответила, на ее ладони расцветал большой алый лотос, такой яркий, что отблески его света отражались в сводах пещеры, как сполохи пламени. Цветок раскрывал кровавые лепестки. — Отдай, — повторил Чжи Чуань, мягко отрываясь от края пропасти. Он поднялся выше и протянул руку, уже понимая, что ничего не выйдет. Неужели и правда придется выдирать у нее память? Лотос дышал, как будто это сердце билось. Сколько же в нем крови, боли, печали, страданий? А счастья? — Вэнь Цин. Я прошу. Я сберегу их, обещаю. — Ты уже обещал. Один лепесток оторвался от бутона, на мгновение завис в воздухе, и, легко миновав сети Вэньчжуна, полетел к Вэнь Нину. Чжи Чуань едва успел, бросился к нему, поймал, и тут же разум обожгло, как будто порезало осколками тонкого фарфора. Следующий лепесток уже летел, и еще один, и еще. Вэньчжун не знал, что с этим делать. — Не трогай! — крикнул он Вэнь Нину, понимая, что каждая такая потерянная частица уменьшит его шансы отпустить душу. Он вернул ей целостность, но теперь должен забрать воспоминания, как все другие. У него просто не осталось другого выхода. — А-Лин, держи нас, — Вэньчжун шагнул внутрь собственных сетей. Не медля ни мгновения, он попытался схватить цветок и почувствовал, что медленно падает вниз, кружась, как в водовороте. Теперь из этой пропасти феникс его не вытащит, вся надежда только на умения Цзинь Лина. *** Душе свойственно рваться к жизни, но она может ошибаться... Цзинь Лин только горестно вздохнул, глядя на этот лотос. Такие родные очертания лепестков! Лепестки оказались коварны, и душа не так беззащитна. Цзинь Лин едва не схватил Чжи Чуаня, чтобы не пустить его в пропасть. Только не снова! Ему нельзя вниз! Это медленное падение удалось остановить. Тонкий барьер плеснул над пропастью, не давая провалиться в эту беззубую черную пасть. Слишком тонкий, он лишь замедлил падение, но сейчас Цзинь Лин не позволял себе панику. Тонкий барьер оказался крепким, и он принялся наращивать его, равномерно усиливать. Пропасть оказалась перекрыта так же надёжно, как та трещина, которую ему не удавалось вскрыть. Испуганный Цзинь Лин не позволил ни одному камешку пошевелиться, только смотрел огромными глазами, как в тёмной сети Чжи Чуань борется за цветок памяти. Вэнь Нин молча плакал и не мог найти в себе силы успокоиться. Ничего на свете он не желал так сильно, как возвращения сестры... Но Чжи Чуань прав. Вернуться она может, но не человеком, а отчаявшаяся душа рано или поздно ожесточится. — А-цзе, — позвал он, глотая слёзы. — Отдай ему! Позволь ему! Ты заслужила покой. Пора... *** Только цель — иначе все пропало. Чжи Чуань сосредоточился на ней, тянулся, пытался схватить, но его крутило в вихре, а лотос терял лепестки, которые в коконе тьмы вертелись вместе с Чжи Чуанем и Вэнь Цин. Вот теперь алчность Печати ему помогала, тьма тонкими жгутами ловила кусочки воспоминаний, и заклинатель уже не выбирал — принимал их как получалось, каждый лепесток вонзался в него, причиняя острую боль, которая тут же устремлялась к мыслям. Разум уже мог воспринимать только чужие воспоминания, Вэньчжун понял, что так совсем потеряет контроль, и тут Печать снова дала подсказку. Черные нити, словно щупальца, набросились на фигуру Вэнь Цин, и Чжи Чуань больше не пытался выхватить цветок. Последним усилием он с помощью своей тьмы схватил еще не истаявшую призрачную фигуру и резко притянул к себе. Они слились в этих смертельных объятиях — чистая душа и теряющий себя от кипящей тьмы заклинатель. Лотос вспыхнул между ними, пронзил его алым огнем. Вэньчжун все-таки не смог удержать несколько лепестков, которые вырвались на свободу — он уже ничего не видел. «А-Нин... прощай» — вздохнула Вэнь Цин и испарилась. Чжи Чуань упал на барьер, раскинув руки, так и не выпустив черную Печать. Он не мог открыть глаза, дышал так, как будто легкие сейчас просто разорвет, а сердце разлетится. Вэньчжун не видел, что стало с последними осколками воспоминаний, три алые искры устремились к Вэнь Нину — последний прощальный дар брату, но он стоял под надежной защитой барьера, который держала Фея. Не найдя пути, лепестки лотоса метались вокруг в поисках пристанища. Пульс жизни вел эти искры, они не выбирали свои цели, просто нашли самую близкую — две яркие вспышки утонули в мягкой шерсти, пронзая болью храбрую собаку-оборотня. Фея упала, и вместе с ней рухнул ее барьер, а последний лепесток стрелой полетел к Цзинь Лину. *** Невозможно смотреть на это и не кричать «Что ты делаешь?!» — но Цзинь Лин смог. Он изошёл воплем изнутри, но так и не позволил себе ни звука. Его дело — не лезть в потоки тьмы, и не дать Чжи Чуаню упасть! Он не даст себя ранить, чтобы не поставить всех в опасное положение! Но когда Фея заскулила и упала, он испугался ещё сильнее, и рефлекторно заслонился от летящей в него искры. Та ударилась о моментально поставленный барьер, метнулась назад и поразила Вэнь Нина. Мгновение тишины просто оглушило. Он стоял в подземелье один, Фея не шевелилась, Вэнь Нин тоже лежал неподвижно. Чжи Чуань тяжело дышал, распластавшись над пропастью, а под ним трещал барьер, готовый расступиться и сбросить его в бездну. Барьер! Это из-за Печати он так быстро тает! Цзинь Лин упрямо стиснул зубы, укрепляя эту преграду. Дойти до Чжи Чуаня и забрать его на надёжную каменную поверхность, уложить, и тогда можно снять барьер и не расходовать силы. Это удалось не сразу, но Цзинь Лин справился. — Вэньчжун, — сипло позвал он. — Потерпи... Фея не шевелилась, но дышала. Цзинь Лин проверил Вэнь Нина, и лишь теперь позволил себе вздох облегчения. А вот Вэнь Цин пропала... Всё удалось? — Сейчас, — заторопился он. — Сейчас вот воды немного, полежать... Всё позади. Он не заметил, что даже Вэнь Нина гладит по голове так же заботливо, как Фею. *** Чжи Чуань сначала не слышал, в голове шумело, собственное дыхание оглушало — сиплое, рваное, как будто он чуть не утонул и теперь пытался судорожно глотать воздух, а кровь отравляла каждый вдох. Он вцепился в прикосновение всем своим существом, но только когда Цзинь Лин вытащил его, Вэньчжун смог перевернуться и ухватить его за колени. Печать сама напомнила о том, что ее нужно убрать, дрожащими пальцами Чжи Чуань сунул ее в складку одежд и ухватился за Цзинь Лина обеими руками. Все тело болело так, словно его истыкали ножом, Вэньчжун знал, что на самом деле это не так, но боль не проходила. Он тяжело уронил голову на колени Цзинь Лина, снова хрипло вдохнул и безвольно приоткрыл рот, услышав про воду. Нужно стараться пить. Цзинь Лин старается помочь, и ему нужно... *** Как раньше было просто... Поделись с пострадавшим своей ци, и всё наладится. Сейчас Цзинь Лин впал в панику, потому что не был уверен, что его ци не навредит тёмному заклинателю. Это не преподают! Этому не учат! И проводить эксперимент сейчас — он не готов так рисковать! — Вот так, — проговорил он, изо всех сил сдерживая дрожь. Он потихоньку поил Чжи Чуаня, обнимал и почти затащил к себе на колени, осторожно умыл и обтер его лицо. — Ещё глоток, — Цзинь Лин его уговаривал, хотя тот и не отказывался от воды. — Вэньчжун, полежи. Не шевелись... Такой бледный, вымученный, и снова в крови. Это вообще когда-нибудь закончится?! Цзинь Лин даже всхлипнуть боялся. Начнёт тут убиваться, а этот упрямейший из всех упрямцев примется последними каплями сил прикидываться сильнее, чем есть! Нет уж, хватит геройствовать! — У тебя всё получилось, — он нежно ухаживал за своим замученным наставником, ревниво укрывая в объятиях от всего Безночного города. Но и просто сидеть — опасно. Поэтому Цзинь Лин лечил его раны, останавливал кровь, и ни на миг не оставлял в покое. *** — У нас. Чжи Чуань смог это выговорить не сразу, но все-таки смог. Силы как-то возвращались, и очень помогало то, что А-Лин цел, не ранен, что он рядом. Вэньчжун лежал и послушно не шевелился, сосредоточенно ловил его заботливые прикосновения, слушал каждое слово. Это помогало привести мысли в порядок, возвращало равновесие. — Фея? — первый осознанный вопрос. Собака молчала, ее вообще не было слышно, и Чжи Чуань попытался поднять голову, чтобы посмотреть. И Вэнь Нин. С ним-то что? *** «Да, у нас, конечно, у нас у всех. Мой Вэньчжун потрясающий зануда». Цзинь Лин улыбнулся, но улыбка увяла после первого же вопроса. Губы задрожали, и Цзинь Лин задержал дыхание, сосредоточился и слишком ровным голосом проговорил: — Лежи. Вот, я тебе под голову одеяло свёрнутое подложу, и не вздумай вставать. Я сейчас и ими займусь. Они без сознания, но оба дышат. Вэньчжун, лежи, понял? Только не реветь... Цзинь Лин перебрался к Фее, и вот ей как раз можно и ци. Он проверял, ей можно. Влить в пасть немного воды, добавить ци, тихо звать и гладить. Фея только вяло шевельнула хвостом, мол, слышу тебя, сил нет, уймись. Вэнь Нина тоже удалось напоить и устроить удобнее. Цзинь Лин счёл, что ему досталась лишь одна искра, да и та на излёте, всё не так страшно. А что он лежит — так это кто угодно слёг бы, такие душевные терзания... — Они приходят в себя, — Цзинь Лин снова вернулся к Чжи Чуаню и осторожно гладил его лицо, трогал кончиками пальцев. — Она чем-то в них попала... *** — Лежу... — пообещал Чжи Чуань и отругал себя за то, что не может отпустить руку Цзинь Лина. Хорошо, что слабость не дала в него вцепиться! Новости еще придали ему сил. Главное — живы, остальное, как известно, можно наверстать. — Это память, А-Лин. Ее память. От этого загудела голова, как будто ее железом давило, Вэньчжун снова вцепился в колено Цзинь Лина, подышал, сам попросил воды. Вообще надо возвращаться и выпить нормальные лекарства. — Когда Вэнь Нин встанет, бери Фею на руки и идем... — он закашлялся, перевел дыхание, — ... домой. *** Цзинь Лин убедился в том, что Чжи Чуань точно приходит в себя, и выдал ему все собранные с собой лекарства. — Вот. Что выпить тебе, что дать им. Если уж он будет заниматься важным делом, от которого зависит кто-то другой, он точно не уплывёт обратно в беспамятство. В конечном итоге это помогло, и Вэнь Нин сел, мучительно кашляя от неласково сунутой в горло пилюли, и Фея пыталась подняться — лапы разъезжались в стороны. Ей как раз лекарство дать легче всего, Цзинь Лин наловчился засовывать прямо в горло, чтобы не получилось выплюнуть. Фея ужасно не любила, когда он так делал — будто со щенком несмышлёным, который ещё не понимает, что если лекарство дают, его надо глотать, пусть оно и невкусное. Они бесконечно долго возвращались из этого подземного похода, потому что каждому приходилось нести тяжкий груз. Чжи Чуань помогал идти Вэнь Нину, Вэнь Нин помогал идти Чжи Чуаню, и оба они несли в себе память. Фея только тихо скулила, потому что идти сама так и не смогла. Лапы казались чужими, спина неправильной. Она несколько раз пыталась подняться, но в результате Цзинь Лин пригрозил, что сейчас сядет над ней и примется рыдать, и она сдалась — позволила себя тащить на руках. Цзинь Лин хотел было сказать, что она не такая уж и тяжёлая, но это лишь первую часть пути. Под конец у него самого отваливались руки, спина, подгибались ноги, а на мече в этих коридорах не больно-то полетаешь. Он не был уверен, что сможет подняться невысоко и лететь потихоньку. Они дотащились до обжитой части Безночного совершенно без сил, и Цзинь Лин уложил свою пушистую подругу рядом с очагом. Фея стыдливо спрятала морду в лапах и прижала уши. — Глупая, — нежно прошептал Цзинь Лин. — Нашла чего стыдиться. А потом наступил черёд простых забот и понятных радостей. Когда можно спокойно лежать, спокойно сидеть, что-то жевать, что-то пить. Заботиться и принимать заботу... Сейчас Чжи Чуань отдышится и, конечно же, снова помчится в библиотеку всё записывать, ведь это память, чужая память, её нельзя носить в себе. Это всё будет, и это закончится хорошо. Но сейчас — время отдыха и заботы. Потому что длинные и бесконечные счета погибших душ Безночного города наконец-то закрыты.