Облачные глубины: узник
Наверное, все Лани поражены одним проклятьем. Лань Сичэнь не мог об этом не думать, когда собирался на свадьбу Не Минцзюэ — не было и речи о том, чтобы отказаться от приглашения, хотя только Не Минцзюэ и понял бы истинную причину его отсутствия. Все мужчины клана Лань были одержимы стремлением кого-то спрятать от всего мира наперекор этому самому миру. Таков был его отец, когда прятал от всех их мать. Таков был Лань Чжань — он спрашивал, может ли он скрыть любимого человека в Облачных Глубинах, вот только Вэй Усянь не пожелал прятаться, в свою очередь одержимый собственным наваждением. Справедливость. Как он, собственно, понимал эту самую справедливость. В результате он погиб, и лишь невероятное стечение обстоятельств вернуло его обратно. Лань Сичэнь был уверен, что среди всех невозможных факторов самым веским было легендарное упрямство Старейшины Илина. И вот теперь он сам — скрывает в Облачных Глубинах того, против которого настроен весь мир. И нельзя сказать, что мир так уж не прав. В своей одержимости Лань Сичэнь всё-таки предпочитал смотреть истине в глаза, и пусть это доставляет ему душевную боль — он уже был слеп, и больше не позволит себе чего-то не видеть. — Ты ведь каким-то образом доставил меня сюда, и я этого не помню, — Мэн Яо вполне оправился, и пусть не восстановил свои заклинательские таланты, умения читать в сердцах не утратил. — Да я, признаться, вообще ничего не помню, начиная с Безночного города. Вот боль, вот я падаю, и вот я открываю глаза здесь. И ты изо всех сил не рассказываешь мне ничего. — Тебе не нужно знать то, что тебе не нужно знать, А-Яо... — У нас ещё будет время поспорить об этом. Так что же тебя гнетёт? Постой, я знаю. Тебе нужно куда-то отлучиться, и ты никому не можешь доверить заходить сюда. Чтобы. Никто. Не. Узнал, — последнюю фразу Мэн Яо прошептал, чётко разделяя слова, и от этого шёпота по спине Лань Сичэня пробежал холодок. Он снова смотрел в эти загадочные тёмные глаза, видел прежнего Мэн Яо, но при этом понимал, что оттуда, из этой ласковой блестящей тьмы, на него смотрит чудовище. — Оставь меня так, как ты доставил меня сюда. Я не буду помнить твоего отсутствия, мне не придётся считать часы и дни, а тебе не придётся тревожиться и думать, что ты вернёшься к руинам Облачных Глубин. — Я вовсе так не думаю. Ты не разрушил бы Облачные Глубины. Никогда. Чудовище спряталось за прикрытыми веками. Мэн Яо слабо улыбнулся. Ресницы подрагивали, и Лань Сичэнь видел еле заметные следы на его веках — кровеносные сосуды давали тень на бледной коже, и это было даже по-своему красиво. — Ты прав, — Мэн Яо снова открыл глаза. — Облачные Глубины я не разрушил бы никогда. И всё же — сделай так, как я сказал, так будет спокойнее нам обоим. Он не удивился, увидев в руках Лань Сичэня иглы. Без споров склонил голову, позволяя их поставить в должном порядке, а потом лежал на своём ложе такой умиротворённый... показалось, что он просто спит, но сейчас его не разбудили бы даже падающие на землю небеса. Лань Сичэнь побывал на свадьбе своего названного брата, и хотя мог не торопиться, всё время чувствовал, что нужно вернуться. Вернуться в Гусу. Сколько человек может пролежать вот так, под иглами? По всему выходило, что много, но ведь Мэн Яо теперь простой человек, его не поддерживает золотое ядро — оно не восстановилось, и не могло восстановиться. Пусть Лань Сичэнь и доверял суждениям такого лекаря, как Инь Цзянь, но не мог не проверить. И ведь никого не переспросишь — доверить свою тайну он не мог никому. Он не зря подозревал неладное, хотя когда вернулся в Облачные Глубины, не случилось ровным счётом ничего: Мэн Яо спал, он не умер от голода, и легко вздохнул, когда Лань Сичэнь снял иглы. — Значит, меня лечил Инь Цзянь, — удовлетворённо заметил Мэн Яо, потягиваясь, и тихо рассмеялся. — Не трудись отмахиваться, не пытайся держать лицо. Я столько раз видел, как он лечит, что эту манеру ставить иглы распознаю с первого раза. Ну полно, что я могу ему сделать, если я здесь, а он... а кстати, где он? Если он в Облачных Глубинах, то Гусу получает значимую выгоду. Он ждал, что ответит ему Лань Сичэнь, но тот молча вышел, и скоро вернулся с едой и питьём. Мэн Яо и не ждал, что ему так просто будет получить новую информацию. Но ведь ему действительно некуда спешить? Сложно не позволять себе советоваться с умным человеком, который всегда рядом, но Лань Сичэнь не мог себе это разрешить. Даже когда Лань Сычжуй, всегда поражавший своим ровным расположением духа, внезапно превратился в бледную тень самого себя. Словно из Цинхэ он вернулся не весь. И снова приходилось думать: кого он хочет скрыть, спрятать, уберечь? Лань Цзинъи — с ним всё понятно. Хотя пребывание в Байсюэ сильно изменило и его, и Сычжуя. Мальчишки умудрились держать в секрете всё происходящее в Байсюэ, присутствие там Сюэ Яна и прозревшего Сяо Синчэня, а позже — и живого Не Минцзюэ. Лань Сычжуй стоял тут, перед ними, смотрел ему в глаза, смотрел в глаза Мэн Яо, смотрел в глаза Не Хуайсана — знал, что Не Минцзюэ жив... и ничего не сказал. Лань Сичэнь не мог его сейчас за это порицать, но не представлял себе, что за миловидной внешностью юного адепта Гусу скрывается такая сила духа. Умение лукавить — да, на благо, но всё равно лукавить! И даже когда перед самыми экзаменами их обоих подвергли наказанию... хотя вот именно тогда невозмутимость и стойкость Сычжуя дала небольшую трещину. Наверное, из-за несправедливости происходящего. Лань Сичэнь ничего не мог сделать, когда Сычжуй принял решение уйти — неправильно было бы его удерживать. Оставалось лишь надеяться, что путешествие успокоит его душу, а наставник Чжи Чуань, ставший владельцем Безночного города, сможет каким-то образом ему помочь... — Что тебя гнетёт? — проницательно спрашивал Мэн Яо, и не было сил ему ответить. — Не Минцзюэ знает, что я жив? — Зачем тебе знать то, что тебе не нужно знать? — всякий раз отвечал Лань Сичэнь, и каждый день ожидал бунта. Не может человек день за днём сидеть взаперти и довольствоваться редкими встречами. Не может заклинатель смириться с тем, что у него больше нет золотого ядра. Не может взлетевший так высоко Мэн Яо не желать вернуть себе утраченное... Не может ведь? Но он каким-то образом мог. Неизменная безмятежность, с которой он улыбался Лань Сичэню, приводила в состояние тревожного ожидания. Но ничего не происходило. День за днём. Месяц за месяцем. Казалось, что его полностью удовлетворяет тихая уединённая жизнь, и в конце концов Лань Сичэнь всё-таки спросил: — Ты убил бы и меня? — Ты уже спрашивал, — Мэн Яо отложил книгу. Он словно задался целью прочесть всю библиотеку. Возможно, искал способ вернуть себе всё? — Зачем тебе знать то, что ты не хочешь знать? — Мэн Яо вернул ему вопрос, несколько его переиначив. — Для начала ответь мне. Не Минцзюэ — он знает? — Знает, — сдался Лань Сичэнь. — Он знает, что ты жив. Он знает, где ты. Так ты убил бы и меня? — Нет, — Мэн Яо снова взялся за книгу. — Ты можешь мне не верить. Или, что вероятнее, ты не можешь теперь мне верить, а я не могу тебя винить. Но ты никогда не кричал на меня, никогда не называл меня сыном шлюхи, и никогда не подозревал меня в чёрных делах. — Иными словами, тебе нравилась моя слепота, — Лань Сичэнь кивнул. — Нет. Не твоя слепота мне нравилась. Вокруг меня всегда было много слепых людей. Одни предпочитали ничего не видеть вполне добровольно, любоваться кошельком им было приятнее. Другие были слишком глупы, третьи — слишком слабы, чтобы позволить себе что-то видеть. Ты не нуждался в деньгах, никогда не был глуп, и слабым я тебя не могу назвать. Ты верил мне — безоговорочно, беззаветно. Таких людей не убивают, их берегут и любят. Потому что, эр-гэ, нет в мире большего счастья, чем такая безусловная любовь, какой ты любил меня. И до сих пор любишь. — Но Минцзюэ... — Он ставил условия. Всегда ставил условия — такова его воинская натура, прямая и неудержимая. Возможно, и есть в мире люди, способные любить такую натуру, раз за разом кидаясь на острие его сабли, и умудряющиеся при этом не умирать. Я таких не встречал, и вряд ли он такое чудо встретит. Иногда мне кажется, что таких людей не существует. Он снова отложил книгу и подобрался ближе с грацией, присущей кошкам на охоте, неотрывно смотрел в глаза Лань Сичэня, и его глаза заискрились искренним изумлением. — Не может быть, — прошептал он. — Что? — Ты отшатнулся так, словно я пытался тебя укусить, — Мэн Яо снова принял ту же степенную позу. — Значит, нашёлся некто бессмертный? Признаться, я поражён. Лань Сичэнь не выдержал, и снова спасся бегством от этого разговора. Мэн Яо не пытался бежать, не строил заговоры — с кем ему было сговариваться? С камнями, с травами, с облаками? Благо тут их было предостаточно. Но он с целеустремлённостью кошки вытаскивал из Лань Сичэня крохи сведений о том, что происходит там, за стенами его тюрьмы, а потом утешал его. — Ты не проговорился. Просто даже самый твёрдый камень не выдерживает постоянное давление воды. Не стоит огорчаться — ты не сказал ничего, что может навредить этим людям. Значит, Сюэ Ян не просто выжил, но теперь вхож буквально во все великие кланы? Потрясающе... — Я этого не говорил. — Ты не возразил, этого достаточно. Я всего лишь выдвинул предположение. Это странно, и не похоже на Сюэ Яна. Он никогда не стремился занять какое-то значимое положение в обществе. Видимо, даочжан Сяо Синчэнь испортил его окончательно и бесповоротно. Этот даочжан изрядно людей напортил — Инь Цзянь вот пошёл против меня с его лёгкой руки? Молчишь... Лань Сичэнь только бессильно отвернулся. Он не мог не приходить — Мэн Яо умел говорить и о совершенно отвлечённых вещах, и поощрял его советоваться по каким-то вопросам. — Сам выбирай, как спросить. Знаешь, этот очаровательно-наивный приём, когда начинают издалека фразой «у одного моего друга есть родственник, а у того родственника сосед, так вот дальний приятель прадедушки того соседа попал в одну ситуацию» — и дальше спрашивай, что тебя тревожит. — Этот дальний приятель прадедушки сам не свой, и покинул родной дом. Родные не имеют о нём вестей, и это их тревожит. — Это разумный человек? — Весьма разумный. — Тогда перестань тревожиться и доверяй его разумности. Если он погибнет, то не по твоей вине — небеса решат. Человек отправляется в дорогу, потому что где-то далеко в небе видит отсветы своей настоящей жизни. Я сам однажды встал и пошёл, потому что видел этот свет. И я дошёл туда, куда стремился, хотя и весьма извилистыми тропами. Так что — не разрушай своё сердце тревогой. Этот человек вернётся, или даст о себе знать, а ты в любом случае будешь подпитывать его своим доверием. Как всю жизнь поддерживал меня. Теперь моя очередь, эр-гэ. Меня больше ничто не тяготит, и я никуда не стремлюсь — я уже там, где хотел быть. — В самый неожиданный момент обнаружу эту комнату пустой, а мир вокруг — в огне... Мэн Яо покачал головой. — Я не стану клясться, что ты зря переживаешь. Кто знает — возможно, я действительно настолько ужасен. Я не могу поручиться, что ты не прав. Поэтому — либо убей меня, либо оставайся моим стражем. Моим. Навсегда. Лань Сичэнь не двинулся с места — бежать не было смысла. Он всё равно никуда не сможет скрыться от этого голоса, который всегда звучит где-то в голове, где-то глубоко в душе. Моим. Навсегда.Безночный город: один потомок клана Вэнь
Хуайсан хотел уйти. Далеко-далеко, куда только позовет внутренний голос, не его, — Лань Сычжуя. Когда юноша ушел, Хуайсан понял, что не хочет оставаться в Цинхэ. Тогда он испугался, потому что сама мысль уйти из Юдоли, от Минцзюэ, раньше не то что привела бы его в ужас, она не могла бы вообще появиться. А теперь Хуайсан не боялся. Он ненадолго вернется домой, дождется появления сына Минцзюэ и потом — все. Нужно сказать об этом Сычжую… потом. Скажет обязательно, но потом. Лу Цину, похоже, нужно было время на то, чтобы попрощаться с девой Цзинь, хотя Не Хуайсан готов был оставить друга здесь, если только тот найдет повод. Например, помогать строить какую-нибудь стену. Но молодой генерал, конечно, предпочел обещать, приглашать, ждать, и даже не подумал о том, чтобы не вернуться к гарнизону и своему долгу. Кстати, о стенах… — Чжи Чуань, — в ожидании, пока Лань Сычжуй спокойно соберется и, наверняка, попрощается с Вэнь Нином, Не Хуайсан пришел к темному патриарху. — Думаю, я могу говорить от лица всего клана и брата. Чжи Чуань пригласил его присесть и налил ароматного чаю. Тут, в Безночном городе, даже чай был почти чёрный, и пахло от него дымом, тонкой горечью и камнем. Но Хуайсану сразу этот напиток понравился, хоть Чжи Чуань и не стал ему открывать секрет, откуда же такой необычный сорт взялся. Все дело было в том, что спрессованный залежалый чай, видимо, отсыревал каждую зиму и потом высушивался, — к такому выводу пришел Вэньчжун, и из практических соображений нарочно решил не выдавать этот странный секрет, даже Вэнь Нина попросил. Чай Безночного оказался ароматным, бодрящим и очень согревающим, так что патриарх решил, что это нужно обязательно использовать. — Вы знаете, что после войны победившие кланы присматривали за Безночным, были воздвигнуты барьеры. Формально, это место принадлежит Цзинь, но что-то мне подсказывает, что молодой глава сейчас об этом не заявит. — К чему вы ведете? — мягко спросил Чжи Чуань. Он внутренне напрягся, но совершенно не настроен был спорить и вообще обсуждать статус Безночного города, если Не Хуайсан вдруг вздумает заявить некие права от своего ли клана, от другого ли, да пусть от всех вместе взятых — тут нечего обсуждать. Вэньчжун не собирался ни у кого спрашивать разрешения. Именно поэтому он с дружеским расположением, почти в шутку и задал свой вопрос. Не Хуайсан в этот самый момент почувствовал, что снова может улыбнуться той почти забытой улыбкой: благожелательной и серьезной, в которой у него получалось совмещать искренность, немного простодушия и прямоту стратега. — К тому, что от имени Цинхэ Не я хотел бы сообщить вам, патриарху Безночного города, что со стороны моего клана не было и не будет никаких сомнений в том, что именно вы — единственный и законный правитель этой земли. Я уверен, что все наши друзья и союзники в этом с Цинхэ Не согласны. Чжи Чуань не торопился с ответом. Политика ему не нужна, а церемонии и ритуалы, которые он когда-то почитал, как должно будущему патриарху Байсюэ, сейчас казались безмерно далеким прошлым. Память и судьбы убитых здесь людей, которые ему открылись, для Чжи Чуаня виделись гораздо более осязаемыми и важными. Он пристально посмотрел на Не Хуайсана, но тот встретил его взгляд искренней дружеской улыбкой — совсем не такой, как буквально до произнесенной фразы. — Чжи Чуань, я никогда не оскорбил бы вас глупым высокомерным позволением. Он угадал, бесспорно, но если бы продолжил чем-то вроде «не воспринимайте так мои слова», то пересек бы грань. Как заверить этого холодного человека, что благодарность за возвращение брата не оценить ничем? Хуайсану вдруг страшно захотелось, чтобы Чжи Чуань это понял. — Я знаю, — Вэньчжун кивнул. — И я также знаю, что всегда могу обратиться за помощью к вам, к другим… здесь много работы. А нас мало. Хуайсан, я хотел бы, чтобы вы тоже знали, что я молчу не из высокомерия, просто мне важно не торопиться, если вы понимаете… — Конечно! — Хуайсан даже немного подался вперед. — Я понимаю. И вот об этом я хотел сказать. Барьеры вокруг города, я потрясен их мощью, честно говоря. Когда мы с Лу Цином пришли, я ощутил эту силу каждой жилой. Никогда не видел ничего подобного, как вы понимаете… — Понимаю, — Вэньчжун заметил, что Хуайсану явно немного неловко говорить о темной природе этой силы. Наверное, никто из светлых заклинателей не примет так сразу тот факт, что это — так же нормально, как светлая сторона мира, если уж сам Чжи Чуань с таким трудом это в свое время принимал. — И я подумал… должно быть это забирает у вас немыслимое количество энергии. Наверное. Если так, то поверьте, вам нет нужды защищаться, никто не посягнёт на ваше спокойствие. Ну… если вдруг кому-то и придет в голову, то вы точно можете на Цинхэ Не рассчитывать, — Хуайсан улыбнулся. Он увидел, что вошел Сычжуй, и как-то все сразу окрасилось в новые тона. — Я решил не торопить тебя, вот, зашел на чай. Чжи Чуань поставил третью чашку. Вряд ли Лань Сычжуй представлял, насколько сильно сейчас сжимается его сердце и до какой степени оно вдруг преисполнилось спокойной решимости. Можно промолчать. Но разве он имеет право молчать вечно? Чжи Чуань не сомневался, что не имеет, и это дело Сычжуя — как распорядиться знанием, которое совсем недавно потрясло Вэньчжуна. Юноша уйдет все равно, но он должен знать, что есть место, куда он может вернуться, даже если небо упадет на землю. — Это барьер не от нападения. — Нет? — Хуайсан заботливо подвинул Сычжую тарелку с вяленой хурмой, не отрывая при этом заинтересованного взгляда от Чжи Чуаня. — Нет. Я знаю, что весь мой клан был уничтожен, так говорят, так… известно. Но все же я жду. Через этот барьер не может пройти никто, кроме того, кто по крови — Вэнь. Если в жилах человека есть кровь моего народа, он войдет в Безночный город беспрепятственно. — О… Действительно, я еще удивился, что ворота не заперты. Чжи Чуань кивнул: — Верно. Этот барьер — как надежда. Я надеюсь, что кто-то услышит о возрождении этого места и придет… домой. *** Лань Сычжуй всегда умел собираться спокойно и вдумчиво, чтобы взять с собой всё нужное, но не брать ненужного. Он никогда не торопился в тонком процессе сборов в дорогу, но и не медлил. Всегда умел, никогда не спешил, да... Этим утром он забыл и это всегда, и это никогда, потому что собирался лихорадочно быстро, хотя и не позволил себе запихивать скомканные вещи как попало. Он спешил, потому что остался один — Не Хуайсану тоже нужно было собраться, наверное. Ну и вообще, несмотря ни на что, он не может приклеиться и находиться рядом круглосуточно, это даже неловко, и неприлично, и... почему-то именно этого ужасно хотелось. Сычжуй замирал на какие-то считанные мгновения, чтобы прочувствовать эту красоту момента. Счастье. Его топило каким-то оглушительным неистовым счастьем, как в глубоком омуте, который кажется чёрным со стороны, но оттуда из глубины видны солнечные нити, пронизывающие чистейшую воду. Всё это время, начиная с Байсюэ, он был полон сомнений, каких-то тягостных предчувствий, и было от чего мучиться — тяжёлые были времена. И даже в Цинхэ, ещё только ощупью отыскивая свой путь, он всё равно не чувствовал в полной мере того, что сейчас окутывало его и обнимало. Определённость, уверенность, спокойствие. Не такое, как раньше, в Облачных Глубинах — то было спокойствие неведения. Сейчас же он безгранично верил, понимал и осознавал, что наконец-то наступила та определённость, которой так жаждало его сердце. Каково же ему было бы без этого? Без Хуайсана? Ну вот, опять замер. Сычжуй улыбнулся своим мыслям. Он всё собрал — не было у него с собой какого-то большого количества вещей. Цзинь Сяньцзы была занята — она прогуливалась с генералом Лу Цином по своему личному садику, и Сычжуй счёл неправильным вторгаться в их трогательное единение. Он предпочёл встретиться наедине с Вэнь Нином, сказать, что уходит, и поделиться сокровенным — что он не просто так уходит, а что теперь он наконец-то счастлив. Это казалось очень важным: Сычжуй по капле осознавал удивительное свойство счастья. Изумительная субстанция, счастье. Чем больше им делишься, тем больше его становится! Он вошёл, застав, кажется, самый конец разговора наставника Чжи Чуаня и Хуайсана, попытался неторопливо поклониться — всё-таки никакое счастье не может стать поводом для нарушения приличий, но всё равно спешил. Спешил смотреть на Хуайсана, улыбаться ему, осознавая волшебство слова «мы». Вяленая хурма? Сычжуй из рук Хуайсана мог принять что угодно, восторгаясь вкусом. Впрочем, он любил хурму. Он счастливо улыбнулся и Чжи Чуаню, вслушиваясь в тему разговора, и живо её подхватывая, потому что ещё в Байсюэ его впечатлили умения Чжи Чуаня ставить сложные барьеры, а Безночный был окружён чем-то невообразимым. Но подхватил он тему исключительно интересом — вклиниваться со своими неуместными восторгами было совершенно невежливо, тут достаточно было слушать... — Оооо, — протянул Сычжуй, когда услышал объяснение особенности барьера. — Когда же вы успели, наставник? Это ведь уже после моего прихода, потому что я ведь... Что-то было не так. Сычжуй отпил глоток чая, в замешательстве подбирая слова. Нет, когда он пришёл в Безночный город, он ведь ясно ощутил, что прошёл сквозь какой-то барьер, просто раз его барьер не остановил — значит, ему было можно входить... — ... я ведь когда пришёл... Он снова умолк. Да глупости, этого просто не может быть, потому что он точно знает о себе буквально всё! Но ведь он прошёл сквозь барьер. Сычжуй осторожно улыбнулся, словно попытался спрятаться за улыбкой, медленно положил руки на колени, судорожно сжал пальцы. — Я... мне очень хотелось есть, а бабушка сказала потерпеть, — заторможенно проговорил он, глядя в пространство перед собой испуганными глазами. — А потом все обрадовались, потому что пришёл кто-то, кого все ждали. Он уходил ненадолго, и с ним вернулся... и кормил меня супом... из корня лотоса, со свиными рёбрышками. Вэнь Нин принёс с собой миску супа, и кормил меня с ложки, спрашивая: «Вкусно, А-Юань?». Он вернулся с тем, кого называли «господин Вэй»... мы жили в странном месте, где в земле много костей. Но там росла редиска — Вэй Усянь шутил, что закопает меня в грядку, и будет поливать, как редиску, чтобы я вырос... То место называлось Луанцзан. Сычжуй бормотал себе под нос всё это, бездумно запустил руку в уже собранные вещи, выудил оттуда старенькую бабочку, сплетённую из лыка, сильно сжал её пальцами. Это помогло — он вспомнил, что не один, что сейчас на него смотрит наставник Чжи Чуань, что сейчас на него смотрит Не Хуайсан — его Не Хуайсан! — Я... Вэнь? А отец знает? *** Чжи Чуань хотел сказать «да, ты просто пришел», но в глазах Лань Сычжуя и в его голосе было слишком много всего, чтобы позволить себе хоть слово. Вэньчжун даже вдохнуть боялся, как будто мог спугнуть эти что-то очень хрупкое. Не Хуайсан тоже замер с чашкой в руках и лишился дара речи. Он только посмотрел на Чжи Чуаня, словно спрашивая, верно ли он понял, но это было яснее ясного — верно. Хуайсан смотрел на руки Сычжуя, на бабочку и не знал, что делать. Его Сычжуй по крови из клана Вэнь? Как это может быть? С другой стороны, почему он не догадался? Почему не сложил просто два и два? Теперь, когда он узнал, это казалось простым! Настолько простым, что Лань Чжань, конечно, не мог не знать. Более того — он забрал мальчика именно поэтому, потому что Луанцзан, потому что Вэй Усянь… Почему Лань Чжань ничего не сказал своему сыну?! Почему Чжи Чуань не промолчал?! Хуайсан посмотрел на неслышно возникшего в дверях Вэнь Нина и теперь, конечно, понял причину тех взглядов, которые вызывали в нем напряжение и будили ревность. Вэнь Нин, наверняка, узнал мальчика, которого кормил супом. Хуайсан моргнул, когда услышал тихий голос Чжи Чуаня: — Я не знаю, Сычжуй… Сознание Вэньчжуна уже вцепилось в это «Луанцзан». Что если кто-то еще выжил? Остался жив и не помнит? Что если найти это место? Послушать его? — Мы можем отправиться в Гусу, если хочешь, — предложил Хуайсан почти неслышно и его вдруг настигла волна смешанных, противоречивых чувств. Он знал, что нельзя, ни в коем случае нельзя поддаваться самому острому из них — страху, вот именно сейчас ему снова нужна его рассудительность, которая даст ответ, что он может и должен принять любое решение Сычжуя. Но как раз именно сейчас Хуайсану хотелось послать эту свою рассудительность на край света, а вместо этого схватить Сычжуя и унести куда-нибудь подальше от пропитанного кровью Вэней Безночного города, пока он не почувствовал эту самую кровь по-настоящему. Хуайсан знал, насколько это эгоистично, но ему не было стыдно. *** Это высшая степень изумления — задать идиотский вопрос... Конечно, отец знает — он не может не знать! Но когда он в последний раз видел Вэй Усяня, тот ничем не показал, что знает. Итак, отец ему ничего не сказал. Почему? Тоже глупый вопрос — Сычжуй знал своего отца, как никто, если он не сказал, значит просто не время говорить об этом. На всё и всегда есть причина. — Я не знаю, что случилось, и почему я не помнил, — признался Сычжуй, безуспешно пытаясь выцарапать из памяти хоть что-то, что могло бы объяснить такую забывчивость. Но он сможет спросить об этом у отца, и он наверняка ему расскажет... Наверное, Вэй Усянь обрадуется. Он ведь обрадуется? Сычжуй только поворачивался то к Чжи Чуаню, то к вошедшему Вэнь Нину, то смотрел на Не Хуайсана, страшась увидеть в его глазах хоть тень осуждения по поводу его крови... но опять же, Не Хуайсан знает, что Чжи Чуань по крови Вэнь, и вот Вэнь Нин... А Сяньцзы знает? — А я... Потрясение быстро расцвечивалось в какие-то подозрительные цвета радости. Сычжуй никогда не страдал от отсутствия семьи — у него была семья. Никто и никогда ничем не указал ему, что он чужой в клане Лань. Никто и никогда — там была его семья. Но теперь эта семья стала больше. Он разволновался. Смятение плескалось в его взгляде через край, но как-то сразу стало понятно, почему он с первой встречи проникся симпатией к Чжи Чуаню. И почему становилось так тепло в груди рядом с Вэнь Нином. И сейчас ему хотелось обнять Вэнь Нина, и обнять Чжи Чуаня, и вообще обнять весь мир. И он обнял этот мир. Сычжуй взволнованно обнял Не Хуайсана, потому что с кем же ещё делиться своим внезапным открытием, как не с ним? Бабочка из лыка жалобно похрустывала в пальцах, и Сычжуй положил её на край стола. Сычжуй не стеснялся обнимать Хуайсана на глазах у наставника Чжи Чуаня. — Всё равно отец ещё не вернулся, и Вэй Усянь с ним странствует. У нас ещё будет время и более удобный случай поговорить с ними. Можно в Гусу. Можно в Цинхэ. Можно — если хочешь! — в Байсюэ. А можно ещё куда-нибудь. Лишь теперь Сычжуй отпустил Хуайсана, и засиял улыбкой, смущённо прикусил нижнюю губу. — Теперь... получается, что вы — мой дядя, — уточнил он, глядя на Чжи Чуаня, и так же улыбнулся Вэнь Нину. — Моя семья стала больше, у меня два дяди Вэнь! *** «Куда-нибудь!» — подумал Хуайсан. Вот куда-нибудь и надо, подальше куда-нибудь. Он улыбнулся и поймал его в объятия, прижал к себе и прямо посмотрел на Вэнь Нина за спиной Сычжуя. — Да, — Чжи Чуань, наконец-то, почувствовал, что стало легче дышать. Все-таки он не знал, как Лань Сычжуй отреагирует на такие новости, но он отреагировал как всегда все делал — безупречно правильно. Вэньчжун улыбнулся: — Я бесконечно горд быть частью твоей семьи. Пожалуйста, навещай нас, ладно? А мы будем стараться, чтобы всякий раз ты удивлялся и радовался, как меняется Безночный город. *** — Обязательно! — с жаром пообещал Сычжуй, и всё-таки сорвался с места, тут же крепко обнял Чжи Чуаня, потом так же крепко обнял Вэнь Нина, но тут же вернулся к Не Хуайсану, и взволнованно взял его за руку. — Помнишь, ты говорил, что хочешь со мной приключение, и найти что-то необычное? И, кажется, мы даже говорили, что возможно, найдём в Безночном городе какую-то тайну... — Сычжуй прерывисто вздохнул. — Вот. Вот и она, тайна. И она раскрылась. И именно тут. Иногда мне кажется, что даже сказанные вскользь слова звучат совершенно не зря. В его сердце не помещалось всё радостное изумление, которое выпало ему и вчера, и теперь сегодня. Это хотелось сохранить, спрятать в ладонях. Впереди расстилалась целая жизнь. Сычжуй чувствовал новую силу, наполняющую его, как чистая вода. — Нам пора. Он обязательно будет возвращаться в Безночный, потому что это тоже домой.