мой принц.

Остаток ночи после прихода Амами был, мягко говоря, суматошным. Вор, вероятно, паникуя при виде оружия (Праймфилд не был известен благодаря оружию или насилию – некоторые войны в прошлом они выиграли, некоторые проиграли. Их военной обороне нечем было хвастаться, и из-за присутствия Сайхары многие использовали свое так называемое оружие по назначению – например, ножи для нарезания тонких ломтиков помидоров. А ружья трещали при виде свежего оленя весной.) решил насмехаться над Амами и его мастерством стрельбы, пытаясь казаться более сумасшедшим. На лице Амами не отразилось никаких эмоций. Сайхара, среди всей этой паники, удивлялся, почему Амами не бросился на парня прямо сейчас, вместо того, чтобы внимательно прищуриться на него, рука (с револьвером, сверкающим в лунном свете) даже не дрожала. Это действие, казалось, дошло до вора, так как Сайхара попытался поймать бормочущего вора: – Чёрт возьми! Вор попытался быстро направиться на балкон, но безошибочный выстрел Амами застал всех в комнате врасплох – пуля угодила прямо в дверную ручку, сбив ее с места. Вор дернулся назад, Сайхара был уверен, что теперь он загнан в угол, так как лицо Амами быстро потемнело, когда он приказал ему сдаться. Теперь, когда выбора не было, вор подчинился и был схвачен. На звуки выстрела в комнату прибежали работники замка и даже родители Сайхары – начался хаос с этим таинственным убийцей, а Амами сейчас объяснял ситуацию. Сайхару наводнили служанки и помощники, спрашивающие, всё ли с ним в порядке, а Амами, уходя вместе с вором, вручил ему кольт. Сайхара бросил на него всё ещё шокированный взгляд, широко раскрыв глаза и открыв рот, а когда вырвалось слово «как?», казалось, он даже не шевельнул губами. Амами отмахнулся от него, что означало, что он объяснит позже. Неделю спустя, как только этой истории дали огласку, вся страна пришла в полное замешательство. Писатели драматично описывали в газетах захватывающую истории о герое-слуге, угрозах принцу и осужденном призрачном воре. Простая истина обернулась драматической сказкой, история этой ночи распространилась словно огонь по быстрому фитилю – произойдёт взрыв, а все обломки будут падать ещё на протяжении многих дней. В ночь преступления Сайхару сразу же переместили в более безопасную комнату, а преступника как можно скорее заковали в цепи. Было слишком рано, чтобы заниматься всем этим, так как была ночь, поэтому, когда наступило утро, Сайхара был чрезвычайно занят. Честно говоря, это было утомительно. Хотя это было связано с призрачным вором, тем самым, за которым он гнался по горячим следам в течение последних нескольких месяцев, всё это было больше похоже на королевские обязательства. То, что в этой ситуации Амами был провозглашен героем, в то время как сам Сайхара был дамой в беде, заставило его чувствовать скорее стыд, чем злость. Стыд за то, что он не мог ничего сделать, когда они с вором были один на один – ему было все равно, заметят люди или нет, он просто был расстроен тем, что, поскольку его жизнь была на кону, он не мог нормально поговорить с вором. Но кого он пытается рассмешить? Чем больше он работал над этим, тем нелепее это казалось – этот парень пытался убить его. Первый день был наполнен кучей вопросов и путешествий, Сайхару не оставляли наедине даже на секунду. Родители приказали усилить охрану, чтобы его больше не искали, но благодаря некоторыми незначительными уговорам, начиная с послезавтрашнего дня, он мог оставаться один ночью и в течение нескольких часов днём. Теперь в своей новой кровати – гостевой, предназначенной для самых богатых аристократов, которые могли позволить себе остановиться в королевстве Праймфилд – он снова почувствовал, как бессонница насмехается над ним. Вот черт. Сайхара выругался про себя, не понимая, почему сон никогда не приходил к нему, даже когда он больше всего в нем нуждался. Это было похоже на привычку его тела, которую разум не мог контролировать – каждый сантиметр его тела был истощён предыдущим днём, но что-то не давало ему уснуть. Лёжа и глядя на ничем не примечательный потолок над головой, принц тщательно обдумывал, что могло его беспокоить. В конце концов, он додумался до того, что это призрачный вор его беспокоил. Несомненно, он, вероятно, прошел через многое, гораздо большее и худшее, чем Сайхара. Принцу было непонятно, почему он испытывал хоть малейшее раскаяние и жалость к человеку, который пытался убить его – в его действиях было что-то... странное. Будто в этих маленьких преступлениях было нечто большее, чем просто трепет и радость от всего этого – в конце концов, те, которые он совершил до покушения на жизнь Сайхары, были просто воровством. Воровство вещей, которые даже не представляли большой ценности, вроде тех кусков мыла или семейного портрета всей семьи Акамацу. Украденный портрет мешал Сайхаре задать больше всего вопросов, поскольку это было последним ограблением вора перед тем, как уйти на перерыв до предыдущей ночи. Никто в стране не обмолвился о продаже роскошной картины семьи Акамацу, поэтому Сайхара решил, что он просто заключал сделки с теми, кто работает на черном рынке и никто даже не задумывается о том, что этот человек может оказаться этим неуловимым призрачным вором Айсера. Это заставило его задуматься о том, каковы были мотивы вора, и расскажет ли он когда-нибудь о них. Он мысленно спорил сам с собой о том, что должен делать – существовала вероятность, что он устроит милую беседу, о которой вор так желал, если Сайхара сможет пробраться в ледяное подземелье в такой час. Сайхара говорил что-то себе под нос, в конце концов решив, что он подчинится мыслям, не думая, что случится что-нибудь ужасное. Вор сидел за решеткой, прикованный к стене (вероятно) и не мог физически навредить ему. С этой мыслью Сайхара тихо вышел из своей временной комнаты и направился по знакомым коридорам. Маленькая свеча была его единственным ориентиром (в конце концов, полностью зажигать свет в коридоре было бы немного опасно). Он нашел вход в подвал и открыл дверцу, бесшумно ступая вниз. Он никогда не думал о королевском подземелье так много. Там запирали только настоящих психопатов, которых не могли контролировать даже самые спокойные люди, и, потеряв терпение, их сажали в камеру или казнили. На самом деле, единственная причина, по которой пленника держали в подвале замка – это ожидание суда или казни, обычно последнее происходило чаще. Иногда у преступников даже не было суда, как бы несправедливо это ни казалось Сайхаре в детстве, он никак не мог этого прекратить. Такое случалось нечасто, так что его детскому сознанию это никак не навредило. Однако знание того, что вор был единственным человеком внизу, было немного пугающим. Подземелье не было особенно привлекательным местом для кого-либо. Когда Сайхара спустился вниз, он держал свечу так, чтобы её свет проникал в некоторые камеры. Как и ожидалось, большинство из них были либо пусты, либо с кучей подвальных крыс, которые убегали из-за света свечи и присутствия Сайхары. Наконец, Сайхара направил свет в сторону камеры, где лежал призрачный вор без маски – его плаща нигде не было видно, на голове отсутствовал цилиндр, а маска на всё лицо была сорвана. Глаза вора были опущены, вероятно, он спал. – Я должен был догадаться... – пробормотал Сайхара сам себе, его голос был единственным источником шума в подземелье, если не считать звук нескольких капель грязной воды и скромного мерцания пламени свечи. Как только он это сказал, вор пошевелился и поднял голову. – Гх... Я не... – Он застонал во сне, и Сайхаре пришлось сделать шаг назад от таких неожиданных слов. Так значит, он разговаривал во сне? Его лицо выражало боль, брови были сдвинуты вверх, вероятно, он страдал, но его губы изогнулись в очень слабой улыбке. Как странно. Осторожно направив свет свечи к телу вора, грубо закованному в цепи, прикрепленные к стене позади него, Сайхара осмотрел его более детально. Даже если он пришёл из-за двух тем для разговора (он даже не был уверен, что одна из них считается уместной, учитывая, что он был на грани убийства) с этим мальчиком, он никогда не видел его лицо. Его кожа была мёртвенно-бледной, словно какие-то прозрачные кружева, которые он видел на некоторых платьях Каэде. Он выглядел довольно молодо, и теперь, когда Сайхара смог рассмотреть его полностью, он казался еще более низким – форма его головы не была резкой и четкой, а скорее все ещё по-детски невинной. Сайхара постарался запомнить все эти черты, не обращая внимания на реальное состояние его тела. Оно было сплошь усеяно синяками, отметинами и царапинами – как будто его отправили в бой и он неизбежно проиграл. Засохшая кровь сочилась не только изо рта, но и из обеих ноздрей, а запястья и лодыжки были покрыты ярко-красными пятнами, видимо натерлись из-за цепей в стене. И те синяки, что были практически на каждом сантиметре кожи... что ж, Сайхаре не хотелось знать, как он их получил. Вор пошевелился ещё немного, пока, казалось, не заметил Сайхару и, вяло подняв голову, бормоча, а Сайхара мог только наблюдать за залитым засохшей кровью ртом. – Ч-что..? Хотите ещё..? Ни...ши... думаю я смогу поиграть... Принц-детектив мысленно копошился, не зная, что сказать. Он точно не мог сказать, что пришёл сюда, чтобы мило поболтать или что пришёл посмеяться в лицо вору из-за того, что его поймали – последний вариант определённо был неправдой. Сделав глубокий вдох, Сайхара собрался, – Эм... это я. Сайхара. – Чт..? – выдохнул вор, отрывая взгляд от ботинок Сайхары и взглянул на человека, который держал свечу. В свете огня Сайхара увидел, как его глаза расширились и полностью раскрылись – они были яркими, свежими и молодыми, если бы они ещё были полностью открыты и осознавали. Сайхара только мог себе это представить. Цвет его глаз вспыхнул заметным пурпуром, который, как он мог поклясться, он уже видел в прошлом, прежде чем слова вора отвлекли его внимание от глаз. – Аха... мой любимый принц-детектив… – Н-называй меня Сайхарой... – Сайхара споткнулся, компенсируя свою внезапную неловкость тем, что присел на корточки, чтобы вору не пришлось смотреть вверх. Он был уверен, что сейчас его шея находится не в самом лучшем положении, а даже если и в самом лучшем, то в конечном счёте это причинит ему ещё большую боль. Принца также волновало, почему он смущается из-за такого титула – в конце концов, дамы, жаждующие его внимания, называли его по-другому, более романтично. Так почему же вор выбил его из колеи? – Я, эм, понял, что ты мне не называл своё имя. Ты сказал, что хочешь дружелюбно побеседовать, верно? Так что... Вор моргнул, смотря на него, выглядя лишенным сна и покоя. Это наполнило юношу чувством вины – вор уже достаточно настрадался, и то, что он не спал, только усугубляло его страдания. Однако они были скрыты за слабой улыбкой, которую он постарался натянуть. – Нишиши... полагаю... знать моё имя... эта привилегия только для принца..? М-меня зовут, – призрачный вор на мгновение закашлялся – из слюны брызнула кровь. – О-Оума Кокичи... – Оума... хорошо, – Сайхара запомнил это имя, глядя на пленника, и на него волнами накатило раскаяние. Конечно, он пытался убить его... так почему же он чувствует к нему жалость. – Я... Я подумал, что мы могли бы поговорить, как ты и хотел. Но сейчас, кажется, тебе очень больно... я хочу избавить тебя от этого. – Хаахх... о, ты такой милый, Сайхара-чан... – это было произнесено в саркастической манере, но все же имело определенный смысл. Даже в таком состоянии Оума продолжал шутить, превращая правду в ложь или делая из неё тайну. – И п-перед... моей казнью... ниши... – Твоей... казнью? – от слов заключённого брови Сайхары в удивлении поднялись вверх – от слов того самого человека, который обманул всю стражу во дворце, рабочих и даже саму королеву и короля Айсера – Оумы Кокичи. – Подожди, они казнят тебя? Уже? – Я не... знал, что П-Праймфилд будет... таким жестоким... ниши... – Несмотря на то, что ему было трудно говорить, Оума всё ещё пытался хихикать своим фирменным смехом – даже если он пыхтел только пару раз. Взгляд Сайхары стал ещё глубже, когда Оума продолжил. – Они сказали, что я буду казнён линчи... утром. – Но... – начал было Сайхара, но замолк, не зная, что он хочет сказать. Линчевание? Ну, это было ожидаемо, если тебя поймали за попыткой убийства принца. Но всё же... с самого детства Сайхары никогда подобного не происходило. Знать и разговаривать с человеком, который будет убит через несколько часов... – Это... это неправильно. Оума сумел пробормотать ответ после кашля с кровью, – Ах... вау... защищаешь человека, который... пытался убить тебя..! Ты... ты такой... интересный... Интересный? Неужели это то самое слово, которым Оума описывает действия Сайхары? Что ж, они определённо отличалось от того, чего ожидал Оума – он наверняка ожидал чего-то оскорбительного, например, заявления о том, что он был идиотом, считая казнь Омы несправедливой, или, например, чего-то более доброго, например, признания его заботы и добросердечности. Но это не было ни тем, ни другим – это было что-то посередине. Позитив и негатив, которые уничтожали друг друга и не оставляли после себя ничего, кроме вопросов. – Полагаю, они выжали из тебя всё, и в результате ты бесполезен, – разобрался Сайхара, потирая подбородок свободной рукой. Оума издал звук согласия и больше ничего не сказал. Сайхара попытался продолжить. – Что-то во мне просто... просто отказывается это принимать. В конце концов, ты никогда не делал ничего подобного в прошлом... ты просто крал вещи. И твоя нерешительность, когда ты отпустил меня прошлой ночью… Сайхара выдал всю свою информацию прямо перед Оумой, на что тот фыркнул, – Хах... я не ожидал... меньшего от тебя... – Ты действительно из тех, кто пытается убить? – Сайхара наконец пришёл к выводу. – Твоё телосложение не подходит для убийцы, и ты не сделал ничего даже отдалённо опасного для человека. В тот день, когда ты украл кольцо Каэде, она проснулась нетронутой. Так... почему ты делаешь нечто подобное..? – Нишиши... – засмеялся Оума под тихое дыхание. – П-прости, Сайхара-чан... некоторые секреты должны... оставаться секретом... до самого конца..! – Оума... – сказал Сайхара в ответ, который, казалось, попал в точку. Сайхара посмотрел в темноту рядом с ним, напряженно думая о том, как они его казнят. Как он мог об говорить, не спугнув Оуму? – ...Всё, что я делаю, это пытаюсь найти справедливость. Даже если ты пытался убить меня... Я думаю... хотя нет, я знаю, что это не входит в твои планы, верно? В конце концов, ты называешь себя призрачным вором, а не убийцей. Оума вновь слабо захихикал, что было хорошо слышно в тёмном, сыром и пустом подземелье. Ему удалось игриво взглянуть на Сайхару, – Ч-что ж... возможно, я хотел... убить кого-то..! Если бы я сделал это... я хотел... чтобы это был кто-то вроде тебя, Сайхара-чан... Сайхара закусил губу. Ну, ответы Оумы, конечно же не помогали – он ничего не отрицал и не подтверждал, и это было самой неприятной частью. Казалось, правда и ложь были чем-то мимолетным для вора, и на протяжении всего разговора Оума либо улыбался, либо смеялся. Будто бы он был счастлив пойти таким путём – это расстраивало Сайхару больше всего, – Но... ты ведь говорил, что если бы попытался убить меня той ночью, было бы скучно. Планировал... ли ты вообще убить меня? Оума снова рассмеялся в ответ, так легко, словно с его губ сорвались последние капли счастья. Мальчик прислонился головой к каменной стене позади него, склонив голову набок, опустив веки и с улыбкой пробормотав простой ответ, – Я думаю... Его веки закрылись, и Сайхара на мгновение запаниковал, задаваясь вопросом, не заговорил ли он Оуму до смерти. Но когда успокаивающий храп начал покидать его тело, Сайхара вздохнул с облегчением, наблюдая за ним ещё несколько мгновений. Подумать только, этого мальчика казнят, когда он проснётся… Сайхара сильнее нахмурился от этой мысли, поднимаясь по ступенькам, стараясь придумать любой доступный ему способ, чтобы проснуться как можно раньше.