***
В стране медленно наступала весна и Праймфилд к этому был более чем готов. По сравнению с любым другим королевством, он был хорошо известен своими весенними праздниками, фестивалями и мероприятиями – главным образом потому, что этот район был особенно красив в течение этого сезона. Цветы росли на крыльцах и подоконниках, деревья вырастали, чтобы дотянуться до высокого солнца, а весенние посевы Праймфилда были более востребованными, чем летом и зимой. Весной, казалось, всегда есть чего ожидать. Из-за всех этих весенних мероприятий Праймфилда Сайхара чувствовал, что время проходит довольно быстро, но, возможно, это была и вина Оумы. В конце концов, Оума, казалось, был искренне взволнован этим, даже если и настаивал на том, что всё его волнение было просто ложным. Общий интерес Оумы ко всем фестивалям заставлял Сайхару посещать их чаще необходимого – конечно, быть на виду у публики означало быть увиденным и атакованным людьми, но с Оумой всё было по-другому. Они проводили время вместе, но никогда не появлялись на людях вместе с простыми людьми – и вот Оума столкнулся с одной из падающих в обморок девушек, кричащей вслед Сайхаре (дошло до того, что это можно было считать преследованием, учитывая как она продолжала кричать вслед ему, приказывая принцу оплодотворить её), – Эй, это мой господин! Он не нуждается в тебе, ты, мерзкое ничтожество. У Сайхары-чана гораздо более утонченный вкус, чтобы разговаривать с таким низшим созданием, как ты. Такое оскорбление заставило девушку убежать с криками и слезами, и Сайхара с тревогой рассказывал об этом Оуме, и пока они шли по улицам, люди смотрели на них по двум разным причинам, – О-Оума, мог бы ты относиться к людям с большим... уважением? Я понимаю, ты думаешь они не настолько важны как аристократы, но обвинять эту девушку в том, что она ничтожество, не хорошо. – Н-но я ведь просто пытался в-выполнять свою работу... – голос Оумы дрогнул, и Сайхара понял, что сейчас он прольёт свои крокодиловы слезы. Даже если они и были фальшивыми, будет плохо, если кто-то ещё обратит на них внимания... и Оума был прав. Даже если он выражал это в резком «зачем?», он пытался защитить Сайхару от преследований – только это было в форме, которую Сайхара не совсем одобрял. – Хэй, достаточно... Я, я понимаю, ты стараешься, Оума. Просто... просто будь немного добрее в следующий раз, хорошо? Спасибо, что стараешься защитить меня, – задумчиво произнес Сайхара, неловко гладя Оуму по голове, пытаясь успокоить. Сморщенное лицо Оумы, которое было в фальшивых слезах, растворилось, когда рука Сайхары погладила его по голове. Оума задумался на момент, а затем поспешно отошёл. – Нишиши~ что ж, по крайней мере ты не стал раздувать из мухи слона. Отличная работа, мой любимый принц! В качестве награды я буду вести себя лучше всех, – вот что пообещал Оума, но вскоре продолжил озорничать и во время фестиваля, на котором они были. Но к этому моменту Сайхара осознал, что на самом деле ничего не мог поделать, чтобы изменить эту часть Оумы – он был разоблачён и знал, что всё это то, кем был Оума. Этой же весной, примерно в середине мая, по стране прокатилась буря: Ривердем объявил о проведении траура по принцу, похищенному шестнадцать лет назад. Траурная церемония должна была состояться 21 июня – событие заключалось в выпуске бумажных лодочек со специальными свечами, установленными в них, чтобы отдать дань уважения пропавшему и, скорее всего, умершему принцу. Королевство объявило, что траур так же будет для всех потерянных и умерших близких, но главной причиной стал пропавший принц. Страна, казалось, совершенно обезумела от этого – Ривердем уже много лет не интересовался их пропавшим принцем. Поскольку в это время Сайхара был совсем юн, через несколько дней после объявления этого события он стал допрашивать Амами. Aмами ответил: – Это произошло шестнадцать лет назад. Я не помню всё настолько точно... мне тогда было девять или десять лет. В это время я ещё даже не работал на вашего отца. – Ах, значит ты тоже не очень хорошо помнишь... – Сайхара принял это к сведению. – Хэй, я не настолько старый, Сайхара. – Рантаро вежливо усмехнулся. – Я смутно помню, но по этому поводу было много споров и теорий. Те, кто погряз в долгах или кому нужны были деньги, изо всех сил пытались найти принца, поскольку награда за его нахождение была невероятно высокой. Люди всё приносили младенца за младенцем, утверждая, что это пропавший принц, но король и королева расстреливали их, зная, что ни один из них не был их ребёнком. – Как они это узнавали? Если он был новорождённым, тогда как они могли понять, что это именно их ребёнок? – О... что ж, про это я уже не совсем помню, – Амами засмеялся, почесывая затылок. – Я был занят сёстрами, поэтому не обращал на эти новости слишком много внимания. Мои сёстры сказали, что хотят поискать ребёнка, так что мы несколько раз ходили в лес, но, конечно же, ничего не нашли. Может, всё-таки я старше, чем думаю... – O-Oх, прости, Амами. Просто ты единственный человек, которого я могу сейчас расспросить, – извинился Сайхара. – Я не хотел заставить тебя почувствовать себя старым. Тебе всего лишь... эм... – Мне тридцать два, Сайхара. – Амами закончил предложение за него, заставив Сайхару опешить. Тридцать два? Амами выглядел не старше двадцати одного! – С-серьёзно? Я думал у нас небольшая разница в возрасте. – Ахаха... Я просто пошутил, Сайхара. Но вау. На секунду ты мне поверил. – Пошутил Амами, от чего Сайхара покачал головой и вздохнул с лёгкой улыбкой на лице. Он уже сталкивался с шутками и ложью Оумы. Неужели Оума повлиял и на него? – Если вам надо напомнить, мне всего лишь двадцать пять... но последствия взросления уже настигают меня. – Хэй, я не... – Сайхара замолчал, наблюдая, как Амами небрежно отмахивается от него ладонью. – Не волнуйтесь из-за этого, Сайхара. Я ведь только пошутил. – Амами беззаботно посмеялся, посмотрев на часы в коридоре – Сайхара только сейчас понял, что они остановились в коридоре, чтобы поболтать, но это превратилось в нечто более продолжительное. Сайхара шёл к тренировочным полям, чтобы проверить Оуму, предпологая, что Амами занимался своей работой. – Пожалуй, мне пора идти... ваш отец нуждается во мне. Сайхара посмотрел на него с выражением «Что я могу сделать?» и пожал плечами, прощаясь с Амами и позволяя этим мыслям немного задержаться. В последнее время его отец, казалось, всё больше нуждался в Амами, что было немного странно – в конце концов, Амами был рядом с ним, задолго до появления Оумы, но опять же, он привёл рассуждения к тому факту, что Амами больше не нужно было нянчиться с ним. Теперь настала очередь Сайхары заняться этим. Иметь собственного слугу было первым шагом в длинном приключении. Когда Сайхара прибыл на тренировочную площадку, Оума уже закончил практиковаться, и при виде своего господина попытался заключить его в объятия. – Мой любимый принц~! – O-Oум... – Сайхара начал, но тут же почувствовал, как от соприкосновения с ним у него перехватило дыхание. Для такого маленького парня у него было много сил – в качестве защиты Сайхары возможно это было хорошо. Сайхара отступил назад, чтобы справиться с внезапной тяжестью навалившегося на него веса, и благополучно сумел поймать Оуму в свои желанные объятия. – А, привет, Оума... – ...Боже, от тебя воняет, – Обвинил его Оума, вылезая из объятий и улыбаясь так же игриво, как и раньше. – Сходи помойся. – Но я уже ходил сегодня утром! – возразил Сайхара, пытаясь защититься. – Я соврал, Сайхара-чан. Но всё в порядке, я был бы не против увидеть тебя раздетым~ – пропел Оума, заставив нескольких рабочих поблизости посмотреть на этот переполох. Сайхара залился краской, но, к счастью, Оума спас его от очередного приступа смущения. – ...Нишиши. Я просто пошутил.***
Сайхара решил взять всё в свои руки и попытаться больше изучить дело пропавшего принца. Согласно старым газетным архивам, рассказам старших рабочих в замке и словам родителей (пусть и немного, но хотя бы так), ребёнка узнавали через особое родимое пятно на его затылке, большое и заметное. Ни у одного из младенцев не было этого уникального родимого пятна, а даже если и было, его считали не соответствующим и отсылали прочь. Теперь, шестнадцать лет спустя, когда оно стало проясняться, дело о пропавшем ребёнке заинтриговало Сайхару как его следующую цель. Хотя в целом такой образ действий казался немного… странным. В конце концов, после долгих лет молчания только для того, чтобы вспомнить о нём после шестнадцати лет, казалось Сайхаре неправильным. Почему он не слышал ни единого слова об этом от правительства Ривердема? Почему всё, что он слышал, было от Амами, который даже многого не знал об этом? Возможно, он мог расспросить Оуму, но если ему было пятнадцать лет, значит он только родился, когда принц был похищен. Как бы то ни было, он был единственным человеком из Ривердема, с которым он контактировал: было бы полезно спросить: – Эй, Оума? Ты что-нибудь знаешь о пропавшем принце из Ривердема? – Хммм… не-а, – Оума ответил довольно ясно и уверенно. – И я не вру. Принц был не больше, чем плодом как и я. Глупый Сайхара-чан – ты что, не знаешь как работает возраст? – А, ну, я предполагал что так и будет. Есть ли какой-то смысл спрашивать, но хотя бы... может ты слышал об этом, пока рос, – Сайхара попытался. Глаза Оумы были пусты, но на его лице всё еще играла искренняя улыбка. – Что ж, мне жаль разочаровывать тебя, мой принц, но я не знаю абсолютно ничего о принце Ривердема. Думаю, он уже давно мёртв, – Оума пожал плечами, всё ещё улыбаясь, на этот раз чуть более искренне. – Знаешь, в любом случае Ривердем относится к королевским детям как к мусору. В то время, когда я рос, у них даже не было принца или принцессы, но мои мама и папа рассказывали мне, что это потому, что король продолжал изменять со всеми, с кем мог. – Оу... так значит, у него было много связей, да? – перефразировал Сайхара, не удивляясь тому, насколько плохой была репутация Ривердема. – Ага! Ооочень много, по крайней мере так говорят люди. Каждый раз, когда он оплодотворял даму, то просто ссылал её, словно больше в ней не нуждался, – объяснил Оума, а Сайхара делал мысленные пометки. – Думаю, что этот ребёнок особенный потому что был единственным созданным им и его настоящей женой. – Правда? Хах... но если король не сильно заботится о жене и других детях, то почему бы ему просто... не завести ещё одного ребёнка с настоящей женой? Oума хихикнул, – Я не знаю всех ответов, Сайхара-чан. – O! Точно, прости... – извинился Сайхара, изо всех сил стараясь улыбнуться Оуме в качестве благодарности. – Спасибо, Оума. Твои комментарии были очень полезны. – Нишиши~ но, возможно, я просто наврал, – предостерёг Оума, указывая пальцем на принца-детектива. Улыбка Сайхары смягчилась. – Но ты мог и сказать правду, – заметил Сайхара, отчего прежний озорной взгляд Оумы заметно смягчился. Сайхаре стало интересно, что это только что было, но он предпочёл не спрашивать об этом, а перевести разговор в другое русло.***
По мере того как приближался день траура, Оума стал вести себя всё более и более странно. Несмотря на то, что он даже не был в Ривердеме, с приближением этой даты Оума, казалось, вёл себя гораздо более... легкомысленно, как будто что-то во всём этом событии беспокоило его. Сайхара пару раз пытался расспросить его о странном поведении, но слуга просто пропустил это мимо ушей, словно какую-то шутку. Конечно, Сайхара мог легко поверить в это, зная своего слугу, но что-то, что он скрывал казалось... странным. Это беспокоило Сайхару, но у него не было никаких доказательств, чтобы предоставить их. Оума по-прежнему оставался загадкой. Оума был не единственным, кто стал явно вести себя странно. Его отец (а иногда и мать) стал совершать гораздо больше поездок в Айсер, чем обычно, что привлекло внимание Сайхары. Вначале он не слишком обращал на это внимания, но встречи становились всё более и более частыми, что вскоре заставило Сайхару поинтересоваться, что, чёрт возьми, со всеми происходит. Он хотел поинтересоваться у Амами насчёт всего этого, но тот всегда занят поручениями отца – и поэтому ему не к кому было обратиться, кроме как к работникам замка. Одни говорили, что его отец просто беспокоится о свадьбе Сайхары и Каэде (которая состоится следующей зимой, понял Сайхара), в то время как другие размышляли о других причинах, не имеющих доказательств. Сайхара буквально повсюду пытался найти хоть какую-то зацепку о странном поведении его отца и слуги, но в конце концов ничего не нашел. Всё было таким... далёким от него, как будто у людей были секреты от Сайхары, которые они не должны были хранить. Всё было скрыто от Сайхары и, казалось, никто не желал ему открыться – это заставило его начать дело под названием «мертвые дни». Проще говоря, мёртвыми днями он называл дни, когда знал, что ничего не сможет узнать о тайне, даже если прочитает одну и ту же газетную статью от начала до конца, задаст одни и те же вопросы одним и тем же людям и изо всех сил постарается собрать новые улики. Всё, что он мог делать в эти мёртвые дни это ждать. Он и Оума разговаривали друг с другом в комнате Сайхары, Оума потягивал свой чай, такой сладкий, что любящий сахар ребёнок поёжился. Сайхара только начал узнавать Оуму немного больше – не совсем крупные детали, но некоторые общие факты о себе, такие как его любимый цвет, его любимое время года (первым было что-то между фиолетовым и белым, на второй вопрос у него не было ответа). В свою очередь, Оума задал несколько вопросов о нём самом – в основном по одной и той же теме, с некоторыми вопросами, запрыгивающими в более личные темы вроде: – Почему ты до сих пор не занимался сексом, Сайхара-чан? Сайхара отказался отвечать на этот вопрос. Этот разговор он оставит на другой день. Пока Оума рассказывал о том, что у него было несколько секс-партнёров в прошлом, Сайхара начал думать обо всех вещах, в которых тот ему признавался – тогда он ни разу не сказал (хорошо, может быть он сказал это один или два раза, но по большей части всё было иначе), что лжет. Казалось, у него не было никаких проблем с тем, чтобы рассказать Сайхаре эти мелочи, что имело смысл – какой смысл лгать о чём-то вроде своего любимого цвета? Именно тогда Сайхара понял, что ложь Оумы была с определенной целью – ложь не была чем-то, что он делал только из собственного удовольствия. Это было чем-то, с помощью чего он мог защититься и спрятать то, что Сайхара мог использовать для шантажа. Как только Оума закончил обсуждение своей сексуальной жизни, Сайхара сменил тему: – Так, эм... о, да. Когда у тебя день рождения? – В день, когда я родился, – мгновенно последовал ответ Оумы. – Да ладно, серьёзно.., – Сайхара хмыкнул. – Будет плохо, если твой день рождения был зимой или весной... это значит, что я его пропустил. Ты хороший слуга, так что пропускать твой день рождения это то, чего я делать не хочу. Оума замолчал, пристально посмотрев на Сайхару, и глаза, снова показавшиеся ему такими знакомыми, пробежали по его телу. Оума словно раздевал его душу взглядом, и Сайхара чувствовал, что его тревога нарастает вместе с тишиной, пока Оума наконец не сдался.: – Лааадно. Оно 21 июня. – 21 июня... понял, – Сайхара кивнул, нежно улыбнувшись. – Я обязательно попытаюсь подарить то, что тебе может понравиться. Оума поспешно отвернулся, сказав Сайхаре, что его подарок не должен быть глупым, и положил руку на щеку, когда облокотился на подлокотник кресла, в котором сидел, прикрывая слегка розовое пятно. Только после того, как Сайхара пожелал Оуме спокойной ночи, понял, что траур состоится в тот же самый день.