мой принц.

Оума продолжал постоянно избегать расспросов Сайхары о его происхождении и Ривердеме. Причина, почему Сайхара продолжает спрашивать, откуда он и что у него за прошлое, заключалась в том, что его история постоянно менялась. Всякий раз, когда он спрашивал его о своих братьях и сёстрах, он отвечал «каких именно?». Когда Сайхара объяснил, что хочет побольше узнать о его старшем брате, Оума скорчил такую гримасу, словно у него из головы выросла третья рука, и фыркнул в ответ: – Что ты несёшь? Я самый старший. У меня два младших брата и сестрёнка! Внимательнее, Сайхара-чан! Это расстраивало принца – он буквально вернулся к выяснению того, кто такой Оума, и каждый божий день думал, что узнал о нем больше. Но с каждым часом некоторые моменты в прошлом Оумы просто изменялись, и если Сайхара пытался опровергнуть это тем, что он сказал в прошлом, Оума только оправдывался, что Сайхара был глухим и что он ясно рассказал о чём-то новом. Оума продолжать хранить своё прошлое в секрете, и Сайхара это знал – но по какой-то причине продолжал преследовать желание узнать о нём. Это был масштабный поиск, но не было никого, кто знал бы хоть что-нибудь об Оуме. Рабочие, с которыми он беседовал, пока занимался стрельбой, шеф, что подал ему прекрасную чашку чая – даже отец Сайхары. Хоть многие и не доверяли, но даже если он мало что знал о том, кем Оума был на самом деле, Сайхара знал, что была какая-то причина верить ему. В конце концов, он проявлял искреннюю заботу о Сайхаре. Во время праздника, когда он обвинил девушку, которая явно заставляла Сайхару чувствовать дискомфорт, в том, что она ничтожество, и тот факт, что он приветствовал его каждое утро со словами «Доброе утро, мой принц!» с тем, что Сайхара предпочел считать искренней улыбкой. Факт того, что он казался тем, кто не может усидеть на месте, играясь с ниткой на своей форме или прядями волос, но делал это, когда был только с Сайхарой – это заставляло последнего чувствовать себя особенным. Сайхара думал это потому, что он спас его жизнь, даже если Оума и упорно говорил, что выполняет работу слуги только потому, что это весело и что сможет убить Сайхару тогда, когда захочет. Что-то в Оуме, когда он рассказывал об этом, говорило Сайхаре, что убийство человека, которого он называл своим принцем, было далеко не единственным в его повестке дня. В конце концов, эти вещи всегда казались либо «ложью», либо «насмешкой». Оума был человеком с широким кругом интересов. Он, казалось, искренне любил стрелять из пистолетов, но также показал Сайхаре, насколько умело он пользовался ножом – указывая слабые части человека на манекене в тренировочной комнате, и объяснял, почему именно так. Когда Оума указал на шею манекена, то подробно (в своей манере, конечно же) рассказал Сайхаре, почему перерезание горла или повешение было такими жестокими. Детали, которые Оума включил в описание страданий и мучений, были довольно... описывающими, но, тем не менее, Оума научил его чему-то новому. Мало того, что Оума был искусен в незаметности и оружии, он, казалось, также много знал о космосе – за пределами созвездий спутников. Оума объяснил такие вещи, как тёмная материя и сверхновые, когда Сайхара спросил о них – одна из подлинных вещей, в которых Оума признался Сайхаре, это что до сих пор его любимым феноменом были падающие звёзды. – Ты веришь в эти штуки с желанием, Оума? – спросил Сайхара – не то чтобы он ожидал искренний или честный ответ, просто ему всегда было интересно, как Оума отреагирует на вопрос. – Нишиши~ не совсем так! Какой дурак поверит в эту хрень? Падающие звёзды это просто метеоры, попадающие в атмосферу. Ничего особенного, – ответил Оума. Он казался гораздо более искренним в своих словах, когда говорил о своих знаниях в области оружия и астрономии. Словно он страстно любит и то, и другое. – Значит не совсем так, да..? – Сайхара выдохнул, лишь слегка застигнутый врасплох – он думал, что Оума верит в такие детские вещи, как суеверия и желания на падающую звезду, но он оказался более зрелым. – Ага! И это не ложь, – уточнил Оума. – Но полагаю, что для многих нормально верить в подобную ложную надежду. Сайхара-чан, не думаешь, что это лицемерно с их стороны? – Хм? – Люди будут откровенно верить в падающие звёзды или загадывать желания на монете, брошенной в фонтан, – Оума моргнул, глядя на небо над ними – они снова были на крыльце Сайхары, но ещё не наступила ночь. Казалось, он всматривается в пушистые белые облака, взметнувшиеся в небо – сам Сайхара по-детски вычерчивал очертания из массы, пытаясь найти какое-то развлечение в том, под чем он находился каждый день. – Но они не поверят в чужую ложь. – Ложь? – Пробормотал Сайхара, отрываясь от своей деятельности, как будто повторённое слово было для него совершенно новым. – ...Какое отношение имеют желания ко лжи? – Это легко, – улыбнулся Оума. Это было почти меланхолично – Сайхара чувствовал это, но оно сгорело прежде, чем он смог крепко ухватиться. – Люди так охотно лгут сами себе и желают чего-то, что не вносит никакого вклада в их жизнь. И все же они терпеть не могут, когда им лгут – ты так не думаешь, Сайхара-чан~? Сайхара не ответил, а просто позволил этой логике задержаться в своей голове ещё немного.  

***

  За неделю до запланированного Ривердемом "траура по пропавшему принцу" Сайхара узнал удивительную новость. Отец велел ему отправиться в Айсер вместе с Амами и Оумой. Это был совершенно спонтанный визит, по крайней мере со стороны Сайхары, но Амами и его отец не выглядели удивленными таким поворотом событий. А Оума был... Оумой. Сайхаре пришлось ехать в одной карете с отцом, Оумой и Амами, и даже словами нельзя было описать, как ему было тревожно в этом замкнутом пространстве с тремя людьми, которых он хорошо знал. Хоть он и знал Амами словно старшего брата, а его отец был, ну, его отцом, Сайхара знал, что именно присутствие Оумы было причиной неловкого молчания по дороге в Айсер (его мама решила остаться в Праймфилде на случай возникновения чрезвычайной ситуации). Не то чтобы он хотел свалить вину за неловкость на кого-то другого, но он понимал, о чем могли думать Амами и его отец. Ведь в конце концов, Амами раньше угрожал Оуме пушкой, а отец Сайхары был тем, кто решил публично казнить Оуму (и пытать для получения информации). Сайхара мог только представить, что чувствовал Оума внутри, даже когда он небрежно улыбался и не говорил ни слова – было довольно необычно находиться рядом с молчаливым, но улыбающимся Оумой, и это было одним из многих вещей в поездке, которые заставляли Сайхару чувствовать дискомфорт. Когда, казалось бы, бесконечная поездка, наконец, закончилась у Дворца Айсера, Сайхара и компания поспешно вылезли (Сайхара предположил, что Амами и его отец тоже почувствовали это неловкое напряжение), чтобы заняться своими делами. Когда Сайхара прибыл в Айсер, Тодзе, как обычно, стояла у входа – она действительно была преданной горничной. – Добро пожаловать в Королевство Айсер, Король и Наследный Принц Праймфилда. Мой лорд, позвольте мне проводить вас до тронного зала. Мой король и Моя королева договорились о срочной встрече за чашечкой самого качественного имбирного чая. – Ах, самый тёплый приём, как и всегда, Мисс Тодзе, – отец Сайхары задумался. Тодзе вежливо поклонилась в знак благодарности. – И Принц Сайхара… – Начала Тодзе, но замолчала при виде Оумы, её ранее вежливая улыбка сменилась лёгким хмурым взглядом. Сайхара краем глаза заметил, как Оума хихикнул, словно поддразнивая горничную – Тодзе сохранила самообладание и продолжала ласково улыбаться, не обращая на него внимания. – …Я надеюсь, вы найдете дорогу в комнату госпожи Каэде. Пожалуйста, возьмите своего… слугу… в качестве сопровождения. Это был первый случай, когда Сайхара поймал Кируми на малейшей нерешительности. Но, словно грациозная танцовщица, она просто взяла и повела Амами и его отца прочь в другую часть замка. Как только они ушли, Оума и Сайхара направились в комнату Каэде. Оума фыркнул: – От этой женщиной воняет мусором и грязью. Держу пари, она все время проводит на коленях. – Э-эй, не говори такое о Тодзе... – тихо попросил Сайхара, не желая нарушать тишину залов Дворца Айсера. По сравнению с его собственным, здесь было гораздо спокойнее и умиротворённо. – Она очень усердно работает – даже усерднее, чем Амами. Я слышал, она может приготовить великолепный ужин всего за сорок минут, а ещё у нее есть способность убирать до тех пор, пока в комнате буквально не останется пыли… – Oгоооо… она словно мама, – предложил Оума. Сайхара на момент задумался. – Кажется, она всё ещё одинока. Возможно, из-за работы она не стремится заводить семью… Мне даже как-то жаль её. Она никогда не выглядит уставшей, но я считаю, что ей нужен выходной, – ответил Сайхара, на что Оума устало выдохнул. – А почему ты не даёшь выходной мне, Сайхара-чан? Я-я работаю так же усердно как и Тодзе! Ты... ты думаешь я н-недостаточно усердно работаю!? Т-тогда ладно! Можешь возиться с этой тупой вонючкой Тодзе– – Достаточно, Оума, – Сайхара вздохнул, и из его рта вырвался какой-то усталый смешок. – Послушай, вы с Тодзе... очень разные люди. Она работает в одном направлении, ты в другом... но вы оба выполняете свою работу. И я не против твоих методов, так что... не расстраивайся, хорошо? Когда он не слышал ответа, он развернулся, чтобы посмотреть на Оуму, идущего рядом с ним. – Оума? Оума моргнул, как только его окликнули, и обернулся. – Хмм? О чём мы говорили? Ты отправился в скучновиль, так что я перестал обращать внимание. – Иногда ты просто невыносим... Вскоре они увидели вход в спальню Каэде, и Сайхара взял себя в руки и вежливо постучал вместо Оумы. Он специально проинструктировал его вести себя наилучшим образом перед Каэде, не как обычно, когда он находился рядом с дворянами – казалось, он съёживался от одного их присутствия, что было странно. Это особенно усилилось после того, как был объявлен траур по пропавшему принцу. Как бы то ни было, лучше вести себя безвредно, чем сожалеть, особенно когда дело касалось Оумы. С другой стороны двери раздался голос: «Входите!» Принимая это как разрешение, Сайхара позволил Оуме войти, придерживая для него дверь. ...И вот так Оума не подчинился его приказу: – Вааау! Я не был здесь уже так давно! Сайхара хлопнул себя ладонью по лицу, покачал головой, выражение его лица выдавало душевную боль. Значит, Оума делал то, что хочет, даже несмотря на приказы Сайхары… но это было впервые. Поскольку Сайхара никогда не требовал многого от Оумы, последний старательно выполнял его команды. Но почему в этот раз? – Э-эм, прошу прощения..? – ответила Каэде с вежливой, но обеспокоенной улыбкой на лице. Это было вполне понятно. – O, так приятно снова увидеть тебя, Принцесса Акамацу! Хехе, помнишь меня~? – подхватил Оума. – Знаешь, я видел тебя на том балконе… Держу пари, ты хотела моей казни, да? – Оума, пожалуйста, веди себя прилично, – Сайхара попытался ещё раз придать своему голосу раздраженный тон, который он, честно говоря, не хотел показывать – он пытался быть более уверенным, но воспоминание о том дне ударило его эмоционально. Он помнил только волны эмоций, которые тянули его из стороны в сторону – это было как-то травмирующе. Удивительно, но при второй команде воодушевлённое лицо Оумы вытянулось, и он, казалось, выглядел искренне пристыженным за свои действия – и замолчал, отступая назад к Сайхаре. – Мне очень жаль из-за его поведения, Каэде… – O, всё в порядке… – настаивала Каэде, взмахивая руками в знак того, что внезапный взрыв, обрушившийся на неё, вполне приемлем. Обручальное кольцо, которое отдали мастеру Aйсера, было готово, сияя на безымянном пальце правой руки Каэде – вместо старого, потерянном для всех, кроме Оумы. Обручальное кольцо Сайхары вернули ещё несколько месяцев назад, и он изо всех сил старался начать носить его постоянно, как делал это раньше, но он был занят человеком, который теперь был его слугой в пользу небольшого аксессуара. Однако он не забыл надеть его сегодня, поскольку направлялся к Каэде, – Эм, так… есть ли у тебя предположения, почему мой отец захотел моего присутствия тут? – Я… честно не знаю. Прости. В последнее время мои родители тоже начали вести себя странно, словно что-то прячут от меня… – Каэде была согласна со словами Сайхары, как и Сайхара, в свою очередь, был согласен с её словами. – Мои родители тоже вели себя странно последние несколько месяцев. Амами кажется более занятым, чем обычно, и эта неделя кажется особенно беспокойной. Интересно, что происходит..? – ...Мой принц, – Оума заговорил после того, как замолчал – Сайхара посмотрел на Оуму, Каэде сделала то же самое. Он заметил, что тот смотрит вниз, как будто стыдится за то, что нарушил тишину. – Прошу прощения за беспокойство… но могу ли я присесть, Принцесса Акамацу? Если нет, я пойму. – Ох… – Каэде издала звук, взглянув на Сайхару с застигнутым врасплох взглядом, прежде чем снова взглянуть на Оуму. – Да, конечно… эм… ты можешь сесть на этот диван. Пожалуйста, не стесняйся читать книги на моем столе. – Спасибо. Оума направился прямиком к дивану, а Сайхара растерялся ещё больше. То, что Оума попросил сесть, было странно (потому что обычно он делал это независимо от того, дали ему разрешение или нет), но то, что он сделал это вежливо, было ещё более странно. Страннее, чем его поведение по пути в Айсер – главным образом потому, что он не улыбался, когда спрашивал об этом Каэде. Сайхара и Каэде удобно устроились на её кровати, они сидели рядом, пытаясь понять поведение родителей, когда Оума взял на себя смелость взять книгу Каэде и почитать, как ему рекомендовали. Как бы Сайхаре ни хотелось сосредоточиться на попытке понять, что, чёрт возьми, происходит у него под носом, он не мог не беспокоиться о состоянии своего слуги – он никогда не видел его таким тихим, за исключением того дня, когда спас его от казни. И это был тот день, когда он, как говорили, умер – так что, что бы его ни беспокоило, оно должно было быть таким же сильным, как и сама смерть. Каэде, будучи наблюдательным человеком, заметила беспокойство Сайхары за его слугу и понимающе посмотрела на него. Им не нужны были слова, чтобы понять что чувствует другой – это была просто связь их дружбы, и то, как долго они были вместе. Сайхара понимающе кивнул в ответ, и они оба сели рядом с Оумой на диван в некотором молчании, прежде чем раздался стук в комнату принцессы. – Да, входите, – Каэде дала разрешение, и кто еще мог войти, кроме самой Кируми Тодзе – только она выглядела немного иначе, словно несколько минут назад потеряла самообладание. Хотя обычно она хорошо справлялась с собой и своими эмоциями, двое сразу же поняли, что что-то произошло. Оума даже не отвлёкся от книги. – A-Aх… Госпожа Акамацу… Господин Сайхара. Ваши отцы попросили меня рассказать кое-какую… эм… новость, – Тодзе, казалось, с трудом подбирала слова – очередное редкое действие от неё. Ей всегда было что сказать, но что именно заставляло её быть такой… не такой? Сегодня все вели себя необычно, отчего у Сайхары почти разболелась голова. – O? Эм… тогда пожалуйста расскажи нам, Тодзе, – Каэде ответила, немного нервничая из-за голоса Тодзе – было очевидно, что сейчас расскажут нечто огромное, и Тодзе изо всех сил пыталась выразить это словами, чтобы он и Каэде… поняли? Спокойно приняли? Что же это было..? Почему всё было так… – Что ж… aх… меня попросили рассказать вам двоим о том, что… наше королевство также проведет траурное мероприятие, посвящённое пропавшему принцу. Каэде и Сайхара тут же повернулись друг к другу, и на их лицах появилось недоумённое выражение. Каэде ответила, – П-почему мы будем его проводить..? Траур проводится по принцу Ривердема. – Н-нет… aх… траур… для нашего принца, Госпожа Акамацу  

***

  Его пальцы скользят по краям книжной страницы. Его глаза, лишенные цвета, лишенные своего обычного света, лишенные того, что он считал своим собственным озорством под выговором молодого человека, которого он долгое время называл своим принцем. Они сосредоточены не на написанных чернилами словах под его ладонью, а на множестве мыслей в его голове – грохоте, которые они создавали, звеня в ушах. Учащённое сердцебиение, барабанившее по пустому сердцу, в которое верило большинство. Именно поэтому он думал о Сайхаре как о своём принце и будет думать вечно – он верил, там есть плоть и кровь. Это было нечто большее, чем просто каталог лжи, шуток и прикрытий. Я бы хотел истечь кровью прямо здесь… это было бы лучше, чем все эти ужасные эмоции, думал он про себя, но он не смеет даже пробормотать это. Он слышит, как говорит Тодзе, и даже больше того, он практически чувствует шок, исходящий от этой светловолосой сучки и его принца. Aх… Кого он обманывает. Кольцо на этом пальце было еще одним доказательством любви его принца. Тот, о котором он мечтал, отданный ему.… Oх. Ну. Ничего из этого больше не важно. Его принц никогда не был его собственным, как и он не был собственностью принца. Он действительно был самым большим лжецом в истории – даже для себя.