Солнце Треомара

      Холод колкой, блестящей изморозью расползался по суровым каменным стенам, что ярко осветились синей вспышкой гаснущего портала.       Перемещение перехватило дыхание, как будто то был нырок на глубину. Заклинание захлопнуло портал — некачественно исполненная магия безымянного орденского чародея, что когда-то возводил его, едва выдержала деактивацию: портал затрясся и загудел, обещая вот-вот развалиться, но, вопреки ожиданиям, лишь погас с недовольным, ворчливым скрежетом.       Ощущение нахлынувшего Моря Вероятностей вернуло холод мыслям. Магической блокады нет. Это Кабаэт. Сбежали!       — Не верится, — поняв Наратзула без слов и отходя подальше от затихшего портала, невнятно проговорил Мерзул. Ясное дело, он все еще растерян. И напуган. Вполне понятно. Он плохо переносит перемещения, а сегодня и так переживаний уже было более чем достаточно.       — Теперь нужно побыстрее выйти за пределы города, — сказал Наратзул, отчаянно возвращая своей магии сосредоточенность. — Переместиться можно, но только если бы нас не преследовали.       — А нас точно будут преследовать? — усомнился Мерзул, с любопытством оглядывая монументально высокий безлюдный коридор, который венчал неприветливый, промерзший портальный зал. — Твой отец вроде приказал, что…       — Нельзя исключать этот вариант. В идеале, отсюда лучше всего добираться до Треомара без магии. Не знаю, как. Пешком. Пока не уйдем достаточно далеко.       — Ох… Тогда это, похоже, надолго.       Изо рта Мерзула вырвалось зябкое облачко пара. Он взглянул на Наратзула вымученно, но ободряющую улыбку все-таки изобразить смог.       — Постараемся побыстрее, — уже мягче заключил Наратзул. — В крайнем случае, если нам удастся запутать следы… В общем, посмотрим. Не переживай, Мерзул. На самом деле, все нормально. Я ожидал худшего.       А получил то, что получил.       Странно было видеть отца вот так, при таких обстоятельствах, услышать, как он выгораживал Наратзула — первый раз в жизни не принял сторону обвиняющего, а встал на сторону сына.       Очень необычное чувство.       Наратзул тоже огляделся: освещенный факелами ледяной коридор походил на грубо вырубленный свод пещеры и определенно был частью крепости столицы севера. Где-то парой этажей ниже эхом раскатывался гомон множества голосов, гремели музыка и хохот. Со стороны лестницы тянуло копотью, чем-то пряным и медовым.       — Ты уже бывал в Кабаэте? — Мерзул поежился от холода и плотнее закутался в легкий дорожный плащ. — Знаешь, куда идти?       — Да.       По коридору, к лестнице, вниз два пролета.       Наратзул столько видел их, разнообразных портальных залов, устроенных одинаково, вне зависимости от региона Вина. Правители предпочитали устраивать свои покои рядом с ними, боги — подальше. Для короля или хранителя Ордена портал являл собой возможность спастись, был средством выполнения задач, даже в некотором роде надеждой; для богов же они представляли угрозу. За порталами следовало определенное пространство стабилизации: широкая лестница или высокий зал. Обычно портальные комнаты находились или на возвышении, или на верхних этажах, чтобы никогда не прерывалась связь. Исключением были Эрофин с порталами на нижнем уровне дворца — их делал Эродан, не включая разум, тут все понятно — и порталы в храме Ксармонара, выводящие почти сразу в молитвенный зал.       Кабаэтские порталы были стандартными. Созданные по настоянию Ордена, они являлись источником его же головной боли: королевская династия северян, не церемонясь с запретами, часто использовала их не по назначению, налагая на них несоизмеримую нагрузку, что приводило к сбоям, поломкам и открывало доступ к порталам посторонним людям. Орденская поговорка «как из Кабаэта свалился», обозначающая потерявшегося в пространстве человека, происходила именно из этих мест.       Большой зал крепости, через который пролегал спасительный путь к выходу, увы, был наполнен людьми. Тут, очевидно, был какой-то пир: стол ломился от различных блюд, не столь изысканных, сколь сытных, барды ошалело дули в немелодичные дудки и пели, перекрикивая пьяные голоса и смех; всюду валялись обглоданные кости и пивные кружки, а неподалеку чей-то кулак влетел в чью-то морду и чья-то туша, обрушившись на стол, снесла чью-то тарелку под чьи-то яростные ругательства.       Высокая темноволосая женщина в величавом, расшитом жемчугом платье с громким хохотом ступила на стол, прошла по нему, пиная посуду босыми ногами, приблизилась к только что упавшему, подняла его за волосы и, заглянув в разбитое лицо, сказала:       — Что, допрыгался, низинная крыса?       Весь зал взвыл от восторга, поддерживая женщину выкриками, улюлюканьем и топотом. «Врежь! Врежь! Врежь!» — нарастала беспощадная волна голосов.       — Не слышу! — прокричала женщина на ухо пострадавшему.       — Сука ты, принцесса, — разбрызгивая кровавую слюну, с трудом ответил тот.       — Я сука?!       Толпа стучала кружками по столу так, что все подпрыгивало. Барды надрывались еще неистовее.       — Ты! — дернувшись в ее руках, с вызовом ответил раненый.       Принцесса запрокинула голову в демоническом хохоте, а затем, притянув сильнее бедолагу за волосы, впилась в его губы кровавым поцелуем. Все звуки слились в единый неистовый гул.       Наратзул потянул обалдевшего Мерзула к выходу — как можно незаметнее, вдоль стены, по теням, не попадая в поле зрения пирующих. Ворота были приоткрыты, пропуская в исполненный грязного чада зал глоток свежего вечернего воздуха. Привратник с подозрением покосился на пришедших, и Наратзул на ходу уже придумывал внятное оправдание их с Мерзулом присутствия здесь.       — Глазам своим не верю! Это вы! — послышался за их спинами знакомый голос. — Что вы здесь делаете, во имя Отцов?       «Только не это!», — подумал Наратзул, боясь оборачиваться. Почему даже здесь, посреди пира в Кабаэте, нельзя обойтись без того, чтобы встретить знакомых?!       К ним подошел тот, кого они меньше всего ожидали здесь увидеть, а именно принц звездников Ардану. Он был без своих привычных звезднинских доспехов, в простой льняной одежде, явно не подходившей кабаэтскому климату; вид его был изнуренный, но хмельной и радостный.       — Ардану? — удивился Мерзул. — Не ожидал увидеть тебя. А ты что тут делаешь, дружище?       Зал в очередной раз огласился хохотом принцессы, швырнувшей свою жертву со стола; губы ее были все в крови.       — Пируем, — с толикой равнодушия ответил звездник. — Это вроде как в честь нашего с братом приезда и все такое, но… Северяне, как всегда, вошли во вкус. О, я же должен вас с ним познакомить! Как-никак новый король звездного народа почтил своим лучезарным присутствием эти серые стены!       — Спасибо, Ардану, но мы очень торопимся, — ответил Наратзул, однако звездник за шумом как будто не услышал его; он взмахнул рукой, зовя их за собой, и направился к столу, на котором один из норманнов бил по лицу другого — сидящий рядом флегматичный старик то и дело придвигал к себе упрыгивающую от ударов тарелку. «Только не хватало этих светских бесед», — подумал Наратзул. Едва сбежав от порядком измотавшего эрофинского гостеприимства, они сейчас хлебнут еще и кабаэтского!       — Прошу подвинуться, уважаемые, — звездник решительно оттолкнул избивающего свою жертву норманна.       — О, прощенья просим, — ответил тот, утягивая за собой сопротивляющегося товарища.       — Знакомьтесь, — будничным тоном произнес Ардану, поднимая скатерть, — вот он: его великолепное величество, властитель Анку, новый молот подземный путей, единоличный мудрый правитель, надежда звездного народа, да будет благословен он Отцами, а кружка его да никогда не опустеет.       Из-под стола доносился громкий, свистящий храп.       — Очень… приятно, — растерянно произнес Мерзул.       — Брат тоже очень рад вас видеть. — Ардану бесцеремонно опустил скатерть. — Но пинта кабаэтского, а также полбочонка пряного вина утомили его свинячество… ой, прошу простить! Его величество крайне утомлен, поэтому пока не может поприветствовать вас согласно этикету.       — Выходит, это в честь его коронации устроен, — Наратзул с презрением огляделся, — этот прекрасный пир?       — У нас тут дипломатическая миссия по налаживанию… хм… дипломатических связей нашего короля с Кабаэтом, — ответил Ардану, беря с пола бутылку. Он вытащил зубами пробку и отхлебнул. — Ну и заодно — моих… связей с правительницей.       — Неужели, — усмехнулся Наратзул.       — Политика как она есть, — пожал плечами звездный принц. — Мы налаживаем союзы уже дней пять, и я, по правде сказать, тоже утомился от бесконечной попойки. Но все равно очень рад видеть ваши лица, нетронутые кабаэтским менталитетом. А как вы сюда попали, друзья?       — Из орденских порталов. Мы не знали, что тут будет дипломатия.       — И куда идете на ночь глядя?       — Домой, конечно. В Треомар.       — А не хотите ли…       Серебряный кубок пролетел аккурат над макушкой Ардану, задев его торчащие волосы и просвистев мимо вовремя увернувшегося Мерзула, — запустившая его кабаэтская принцесса воскликнула:       — Эй, принц! Это твои?       — Мои, леди, — крикнул Ардану, натужно перекрикивая шум. — Друзья из Треомара.       — Так налей им, почему они еще трезвые?! — принцесса запустила в Ардану кувшин с вином, но тот не долетел, расплескавшись на сидящих поблизости хохочущих норманнов. — И тащи их сюда! Треомар — это хорошо! Треомар — это очень интересно!       — Ну попались, блядь, — вздохнул Наратзул. — Ардану, нам правда надо идти. И совсем нет времени на… дипломатию. Давай ты что-нибудь ей наплетешь, а мы уйдем.       — Догонит, уверяю, — ответил звездник. — Не бойтесь, она отличная. Очень… милая женщина. Возможно, даже сможет вам помочь добраться без приключений.       — Чего застряли? — грохотнула принцесса.       — Идемте. С ней бесполезно спорить.       Пробираясь сквозь ликующую пьяную толпу звезднинских и норманнских «дипломатов», они обогнули две драки, увернулись от несущих кувшины суетливых слуг и подошли к развязно сидящей на столе принцессе Кабаэта, или, как ее называли в Эрофине, регенту наместника севера.       Она правила северным регионом Нерима от имени своего престарелого отца Адгарда Коарека, человека, известного крутым нравом и нечеловеческим упрямством, но ныне прикованного к постели какой-то затяжной болезнью. Наратзул смутно помнил тот момент, когда Адгард пришел к власти, зато был наслышан о молодой принцессе, взявшей в свои руки и попечение об отце, и правление землями северян.       Впрочем, дочь стала достойной своего отца заменой. Придя к власти несколько лет назад, наследница первым делом послала гонца в Эрофин с рассказами о колоссальном неурожае, нашествии саранчи на северные равнины и о плотоядных жабах, которые ночами выползали из топей, дабы поживиться собаками, коровами и фермерами.       «О ваша божественная милость, король Эродан! Сжальтесь над бедным, терзаемым недугами Кабаэтом! Уменьшите подати хотя бы на этот год, ибо не можем дать больше, чем вытащим из ненасытной пасти несчастья. Обещаем, что в следующем году…»       В следующем году история повторялась — изменялись только причины, которые принцесса, очевидно, выдумывала лично: падеж скота, сожранного плотоядными личинками, пересохшая река, кусочки кварца в воде, гигантские крысы-людоеды, таинственный зеленый дождь, от которого рассыпались в прах едва поднявшиеся колосья, — о горе, горе Кабаэту, голод и упадок, милостивый король! Эродан, не горевший желанием выяснять, что случилось, и, тем более, как-то помогать северу, просто постепенно уменьшил количество податей до минимума, легко попавшись в ловушку наглой принцессы, у которой ломились закрома, и бесконечные караваны торговцев обменивали обильный урожай северных равнин на лучшие неримские и иноземные товары.       Принцесса отшвырнула пустую бутылку, вытерла рот и абсолютно трезвыми глазами взглянула на гостей.       — Добро пожа… Короче, присоединяйтесь, мальчишки. У нас тут… Словом, творится большая политика, но, думаю, это вас не смутит. Друзья моего дорогого Ардану — мои друзья.       Наратзул кивнул и вопросительно посмотрел на звездника. Тот едва заметно, но многозначительно повел бровью.       — Вы треомарские, да? — с хитрой усмешкой спросила принцесса, беря еще бутылку «Эбру Кабаэт». — Люблю Треомар. Никогда не откажут бедной женщине, желающей сделать для своего милого города что-нибудь… хах, магическое. И мужчины-этерна очень красивые. Хотя мне, — она уставилась на Наратзула, — пока не удавалось. Где я тебя могла видеть раньше?       Тот мгновенно приготовился ответить максимально саркастично, но это не понадобилось.       — Они работают на Оорана Мираля, — непроницаемо сказал Ардану.       — Неужели? — изобразила удивление принцесса, обратив взор к звезднику. — Это интересно.       — Не на него, а с ним, — уточнил Наратзул. — Ооран нам не наниматель, а союзник.       — Ух ты. Мне бы твое самолюбие, мальчик, — усмехнулась принцесса и облизнула губы. — Мне бы такого наемника, как ты. Впрочем, не смею лезть в дела, меня не касающиеся.       — Они союзники, — подтвердил Ардану, — можешь не сомневаться, моя леди. Я лично видел их вместе в библиотеке Треомара, когда оставлял там на хранение… эммм… бабулины бриллианты.       — И интересно, что они там замышляют, эти союзники? — сверкнула глазами принцесса. — Нынче на западе происходит столько интересного! Кажется, союз со звездниками взвинтил цену Треомара до небес, верно, милый? Кто только не пытается получить расположение этерна! А преуспевают… такие вот.       — Союз союзу рознь, — прокашлялся Ардану, — дорогая. Ты сама должна понимать. К тому же, все мы помним, как Треомар таскает из огня каштаны для Анку, а наживается в итоге Кабаэт. Шахты, суда, торговля… твой отец.       — Наживается, — фыркнула принцесса, отпивая пиво. — На ваших делишках особо не наживешься, вот я и спрашиваю. Треомарцы пришли аж сюда, аж через орденский портал, как мне доложили… Зачем? Уж не взыскать ли по старой дружбе с Адгарда Коарека и его бедной дочери?       В зале грохотнуло: огромный стальной канделябр, в который лихо запустили булавой, обрушился на чудом не обвалившийся стол; большинство пирующих засмеялись, некоторые — и внимания не обратили. Норманн с разбитым лицом, удостоенный поцелуя принцессы, поднял кружку — и его примеру последовали все:       — Славься, принцесса Кабаэта!       — Славься! — зашелся громом зал.       Принцесса молча подняла бутылку «Эбру», приветствуя тост. Краем глаза Наратзул приметил, как несколько стражей заперли высокие врата в пиршественный зал.       Это было очень плохим признаком. Видимо, принцесса не собиралась отпускать их с Мерзулом без объяснений.       — Эти двое сражаются с аномалией, насколько я знаю, — ответил Ардану, оглядываясь на покосившийся стол, под которым так и спал звездный король. — По крайней мере, они вряд ли хотят с тебя что-то сбить, моя дорогая. Они не дипломаты.       — Мы не хотим, — твердо ответил Наратзул, глядя неприятно ухмыляющейся женщине прямо в глаза.       — Отец предупреждал меня, — покачала головой принцесса. — Помнишь, Ардану? В день, когда были повержены проклятые Мортрамы, мой отец опрометчиво пообещал Оорану, что Кабаэт останется должником Треомара, и нужно признать, этот «должок» холодит мне кровь. За пятнадцать лет этерна так ничего и не попросили. Но что попросят в итоге?       — Мы ничего не знаем об этом, — возразил Наратзул.       — Ну как же! — деланно усмехнулась принцесса. — Я немного расскажу, если ты «запамятовал». Пятнадцать лет назад все началось с того, что группу маленьких звездников в горах накрыла лавина…       — Все началось с моего брата, который напился так, что ему привиделись Древние Отцы, — заметил Ардану. — Совершенно пьяный, он поехал на охоту. Там он и его друзья бегали в одних портках и дудели в охотничий рог, поэтому да, с гор сошла лавина. Полагаю, даже небеса не выдержали подобных выходок.       — Маленькие звездники умерли бы все до единого, — продолжила принцесса, — если бы неподалеку не стояли лагерем мои отец и дядя с верными соратниками рода Коареков. Они спасли всех звездников, включая будущего короля, и отвели их в Анку…       — …где мой отец пообещал северянам все, чего они захотят, в благодарность за спасение, — тяжело вздохнул Ардану.       — А Коареки испокон веков хотят лишь повергнуть Мортрамов, — догадался Мерзул, — которые, в свою очередь, мечтают извести Коареков. Помню, читал об этих семьях, которые поочередно занимали трон Кабаэта. Кажется, было еще семейство Ингарангов, которых Мортрамы и Коареки, объединившись, прикончили…       — Ингаранги это заслужили, — отмахнулась принцесса. — Как и мой отец всецело заслужил милость звездного короля Арстанза, поэтому и попросил Анку помочь выгнать Мортрамов из Кабаэта.       — Но Анку не хотел вмешиваться в давнюю войну северян, — продолжил Ардану. — К тому же, отец был обязан старшему Мортраму, и поступать так с ним было бы некрасиво с его стороны. По этой причине, воспользовавшись давними договоренностями, Анку призвал на помощь Треомар, который тоже, к слову, не особо хотел воевать с Мортрамами, но отказаться не мог.       — Мне ничего не известно об этом, — чистосердечно признал Наратзул, безуспешно пытаясь припомнить хоть что-нибудь об этой истории. По всему выходило, что либо Орден не знал о ней, либо попытался забыть.       — Ты треомарец — и не знаешь? — осклабилась принцесса. — Ну надо же. Хотя чего это я, тебе наверняка известна очень укороченная версия тех событий: о вероломном генерале этерна Сартаносе, который предал своих и хотел сдать свой отряд Ордену, не правда ли? Все было несколько сложнее.       — Треомар долго торговался с Анку, потому что влезать в междоусобицы северян было бы крайне глупым решением, — пояснил Ардану. — К тому же, Ооран прекрасно знал, что средний Мортрам был орденским хранителем, и убить его означало бы бросить вызов Эрофину. Однако отец был непреклонен: либо Треомар помогает Коарекам, либо договоренностям конец.       — И чем кончилось? — спросил Мерзул.       — Не видишь? — облизнулась принцесса. — Коареки получили Кабаэт! Посланник Сартаноса, который уже скакал в орденскую ставку просить помощи для Мортрамов, был перехвачен Мерианом Лотерином — который, как вы знаете, ныне является генералом войск этерна. Прекрасный король Треомара лично явился и провел свой отряд за городские стены, захватив Кабаэт быстрее, чем орденцы опомнились. Мой отец прорвался к крепости за полчаса и уничтожил старшего Мортрама и его сына. Ордену пришлось признать новую власть севера, потому что их ставленников просто не было в живых! — Она вновь демонически расхохоталась, вторя нарастающему хмельному гомону пиршественного зала. — А этот ваш Сартанос… Сартанос, как оказалось, тайно молился Семерым и мечтал о том, чтобы в Треомаре хозяйничал Орден, представь! Он отрекся от Треомара, стоя на коленях перед моим отцом…       — Ооран сказал, мол, лишаю тебя гражданства, если ты так хочешь, — мрачно продолжил Ардану, — и Коарек немедленно казнил Сартаноса, потому что тот уже не был треомарцем. Вот такая грустная история.       — Анку сильно подставил Треомар, — пожевал губами Наратзул, размышляя обо всем этом. — Если бы Мортрамы были хоть немного важны Мальфасу, Треомар легко не отделался бы. Но, по счастью, кажется, не были.       «Трогать Треомар запрещаю!»       Что же, интересно, думал об этом Тир и насколько далеко Треомару позволено зайти на самом деле?       — Отцу было очень совестно, — признал Ардану. — Я не шучу, он правда жалел, но страшнее всего для него было нарушить клятву. Он отплатил Треомару сторицей за тот риск. Он искренне скорбел по старшему Мортраму. Он… будь он в своем уме, он всецело бы одобрил мой союз с тобой, принцесса, потому что и Коареки всегда были дороги его сердцу.       — Не сомневаюсь, — усмехнулась принцесса, встрепенувшись так, словно только что засыпала. — Итак, я развеяла тьму твоего «неведения», треомарец? Говори, что тебе нужно от Кабаэта и почему ты пришел сюда из эрофинского портала в компании алеманна.       — Этот алеманн — мой друг и компаньон, — поспешно ответил Наратзул, — он здесь совершенно ни при чем. А портал… Скажем так, я выполнял особое поручение в Эрофине. Там случились непредвиденные сложности, и мне пришлось бежать через портальный зал эрофинской крепости. Уверяю, изначально у нас не было планов идти через Кабаэт.       — Вам пришлось, — насмешливым эхом отозвалась принцесса. — Несколько дней назад на меня и моего отца было совершено покушение тремя иноземными свиньями — как мне доложили, это были зеробилонцы: двое этерна и алеманн. Им тоже, видимо, «пришлось».       — Душа моя, — встрял Ардану, — Ооран ни за что не связался бы с зеробилонцами. Поэтому эти двое определенно не имеют отношения к тому инциденту.       — Принцесса, — со всей серьезностью произнес Наратзул. — В Эрофине мы должны были найти определенную книгу. — Он толкнул локтем Мерзула, который поспешно достал из сумки «Генезис» и предъявил принцессе. — Мы нашли ее, но попались орденской страже и вынуждены были бежать хоть как-нибудь. Мы ничего не замышляли. Разреши, мы тебя покинем.       В ее серых с поволокой глазах не мелькнуло ни единого чувства, ни единой мысли. Наратзул даже сказал бы, что глаза принцессы были какими-то стеклянными, как у светопыльного эндеральца или принявшего дурман киранийца. Она словно спала наяву. Может, это алкоголь? А может, северяне что-то подмешивают себе в пиво?       — И что же, — непроницаемо произнесла принцесса, — вы даже не останетесь на ночь?       — Нет, — хором ответили Наратзул и Мерзул.       — Дороги у Кабаэта светлы, но ближе к Горному монастырю уже довольно опасно. Останьтесь до утра, а утром я прикажу снарядить лучших коней, чтобы вы безопасно доехали до Треомара.       — Благодарю за заботу, принцесса, — покачал головой Наратзул, — но время не ждет.       — Знаменитое этернийское упрямство! — фыркнула она. — Ну, вижу, убедить не смогу — так хоть использую. Следуйте за мной. А ты подожди меня, Ардану. Я вернусь не более, чем через четверть часа.       — Нет проблем, моя леди, — кивнул звездник.       Принцесса слезла со стола и пошла куда-то наверх по лестнице, властным жестом поманив их за собой. Скептически переглянувшиеся Наратзул и Мерзул отправились вслед за нею, оставив побледневшего Ардану разбираться с братом, который под всеобщее одобрение на четвереньках выползал из-под стола без штанов.       Перед массивной дверью, изукрашенной норманнским орнаментом, принцесса вытащила из декольте ключ и, слишком неспешно открывая замок, сказала:       — Вы кое-что передадите Оорану в Треомар, не против?       — Только если небольшое, — устало ответил Наратзул.       — Так и быть, — рассмеялась она.       За дверью оказалось что-то вроде рабочего кабинета: он был темен, и лишь отсветы уличных факелов слегка освещали противоположную окну стену, отражаясь в большом овальном зеркале. Принцесса заклинанием вдохнула пламя в многочисленные свечи и прошла к затейливо украшенному сейфу явно звезднинской работы.       — Не знал, что ты владеешь магией, принцесса. — Наратзул только сейчас почувствовал эту волну магии, исшедшую от женщины, но немного иную, словно в комнате среагировал на воздействие какой-то предмет.       По сути, ничего необычного.       — Немного владею, — с усмешкой ответила она. — Эта магия была присуща всем из нашего рода, но со временем иссякла, как ручей. Мне уже досталось совсем мало, а моему маленькому племяннику Таранору — не досталось вовсе. Думается, мои дети будут обходиться без нее.       — Поэтому, кажется, я и не почувствовал твою магию сразу.       — Хитрые этерна. У вас на устах намного меньше, чем в голове. Всё бы вам на свете контролировать! Хотя сами — дела свои совлечь смирением не можете.       — Смирение? — равнодушно ответил Наратзул. — Разве в этом есть какой-то смысл для таких, как ты и я, правительница?       — Для всех есть смысл. Для каждого человека — будь он маг или воин, или скорбящее дитя погибшей матери, или даже просто — убийца. Смирение перед той же смертью — как это страшно, признать неподвластность чего-то в мире вам, таким безупречным магам, целителям, элементалистам! Страшно признавать, что вы, этерна, живете долго — но не бессмертны, и поэтому отрицаете смерть. Разве в этом есть разум?       Наратзул не стал отвечать. Тратить на эти философские бредни последние силы совсем не входило в его планы. Мерзул, судя по выражению его лица, по-прежнему не понимал, что к чему.       Принцесса покрутила многочисленные механизмы сейфа, прошуршавшие стройными пружинами и звякнувшие стеклом, а затем извлекла что-то маленькое и, закрыв скрипучую дверцу, произнесла:       — Я хочу, чтобы ты доставил это в Треомар как можно скорее.       В руках ее блеснул серебряный амулет с синим камнем, и что-то страшное вдруг всколыхнуло ощущение магии Наратзула.       — На нем защитные чары? — с недоумением спросил Мерзул, который явно почувствовал нечто похожее. — Для чего они?       — Это кристальное письмо, — с готовностью ответила принцесса. — А чары здесь, дорогой мальчик, нужны для того, чтобы никто не совал носик не в свои дела.       — У вас кончились посыльные? — прищурился Наратзул, и не думая брать из ее рук этот внешне нормальный, но крайне странный предмет.       — Мой посыльный только что уехал. — Принцесса приблизилась на шаг, и густые тени наполовину скрыли ее лицо. — А отдать ему амулет я, увы, забыла. Но если уж вы едете, да еще так поспешно, то уважьте женщину.       — Не рискованно ли доверять такую вещь случайным людям?       — Вы не случайные, ведь за вас поручился Ардану.       — Ну, — протянул Наратзул. — Допустим. Что с этого получу я?       — Чего ты хочешь? — прищурилась принцесса. — Денег?       — Не помешает.       Она едко усмехнулась. Странно покачиваясь, принцесса подошла к шкафчику и начала рыться в нем, явно разыскивая кошель. Мерзул нарочно наступил Наратзулу на ногу, чтобы привлечь внимание, и выразительно поднял брови: зачем, мол?       «От худой коровы хоть стакан молока, Мерзул».       Со стороны принцессы послышался едва сдерживаемый смешок, словно она услышала эту безмолвную псионическую фразу, хотя такого просто не могло быть. На секунду Наратзулу показалось, что в зеркале на стене мелькнуло что-то алое, и он даже испугался, что во дворе крепости начался пожар — как не вовремя-то! — но уже через секунду не увидел в зеркале ничего необычного.       Мерзул настойчиво потянул его за рукав. Кивком указал на зеркало.       Как странно. Значит, не показалось?       — Где же эти несчастные деньги? — Принцесса бесцеремонно вытряхнула из резной деревянной коробки какие-то бумаги вместе со звякнувшей металлической печатью, но не обратила на это ни малейшего внимания. — Где эта старая мразь могла хранить деньги?       — Надеюсь, вы не об отце так говорите? — рискнул Наратзул, стараясь отвлечь ее внимание от упавшей печати и сделав пару небольших шагов в ее направлении.       — Об отце? — отозвалась принцесса. — Нет. Не о нем.       Она с грохотом отшвырнула инкрустированную бирюзой дорогущую шкатулку, из которой шало раскатились крупные жемчужины. Мерзул ткнул Наратзула в бок и настоятельно указал на дверь — за мгновение до того, как в нее постучали.       — Войди! — не отвлекаясь от вороха писем, грохотнула принцесса.       Наратзул оглянулся: в кабинет скользнула худенькая девочка, которой по виду было не больше двенадцати лет. Ее каштановые волосы были растрепаны и напоминали птичье гнездо, а глаза, под стать глазам принцессы, были совершенно пусты. Не задержав взгляд на гостях, она обратилась к принцессе:       — Ваш отец Адгард настоятельно просит вас заглянуть в зеркало!       — Что? — вскинулась принцесса и немедленно рванулась к той стене, где поблескивали отражения уличных огней. — Клянусь самой бездной, как я могла забыть! Отец… — Она коснулась ладонью зеркальной глади. — Владыка мой… Да. Я вспомнила! Спасибо тебе, милая Мориан.       Воспользовавшись тем, что никто не смотрит в его сторону, Наратзул молниеносно подхватил с пола печать, а затем поймал полный ужаса и осуждения взгляд Мерзула.       «Так надо!»       — Вот же они! — словно проснувшись, воскликнула принцесса. Она выхватила из верхнего ящика стола увесистый кошель и, не высчитывая, протянула Наратзулу. — Как хорошо, когда все возвращается туда, куда должно вернуться! Как хороши дороги тех, кто не поворачивает вспять! Как прекрасно мужество одаренных!       — Эммм… спасибо, — изрек Наратзул и глупо улыбнулся, покосившись на внимательно следящую за принцессой девчонку.       Мерзул тоже попытался изобразить улыбку, но вышло фальшиво. Заклинание рассеивания, бегство, портал, а теперь еще вусмерть пьяная принцесса — вероятно, он ужасно устал от всего этого. Наратзул и сам едва держался на ногах и даже мысль о том, чтобы провести ночь в Кабаэте, на секунду не показалась такой уж плохой. Но нельзя так рисковать. Нельзя оставаться там, где их могут с легкостью найти — утро, когда поиски по приказу Теалора должны прекратить, еще нескоро.       — Передай это Оорану. Он знает, что это. — произнесла принцесса, передавая амулет в руки Наратзулу. — Ну и… Привет ему. Он тоже знает, почему.       — Хорошо, передам, — поспешно согласился он, мечтая только о том, чтобы покинуть и эту комнату, и Кабаэт.       — Точно не хотите остаться? Дорога у вас впереди не из легких. Вьюга. Волки. Люди.       — Нет.       — Тогда доброго пути. Смотрите, чтобы вас не сожрали, а то обидно будет, если потеряете амулет.       Наратзул слегка улыбнулся ей, и в следующее мгновение они уже покидали комнату. С облегчением и ощущением, будто за спиной осталась глухая стена.

***

      Пир продолжался вовсю. Лились кровь, вино и пиво, фальшиво надрывались барды — звездников нигде не было видно.       Спешно покинув крепость в полном молчании, Мерзул и Наратзул спустились в город по многочисленным, сменяющим друг друга каменным лестницам к ярко освещенной факелами торговой площади. На ней, несмотря на поздний час, было многолюдно и очень шумно. Неподалеку от ворот стояла телега, в которую грузили мешки.       — Вот, это то, что нам надо. Идем быстрее, надо успеть на телегу, — сказал Наратзул.       — Чем быстрее, тем лучше, — согласился Мерзул, чей голос казался каким-то осипшим. — Боги, я даже не знаю, что хуже: Эрофин, казни, встреча с демоном или… эта принцесса.       — Это да, — на бегу бросил Наратзул. — Но зато мы разжились неплохой суммой денег!       — Стоили ли они того…       Но этот вопрос Наратзул оставил без ответа. На телегу уже запрыгнули какие-то норманны и теперь едва-едва карабкался старик, которого, судя по всему, все и ждали.       — Уважаемый, — обратился Наратзул к извозчику, дымящему неподалеку вонючей трубкой, — вы случайно не на юго-запад?       — Куда?       — Не в сторону Треомара?       — В сторону. До Горного монастыря.       — За сколько подбросите? — вновь обратился Наратзул к извозчику.       — Ни за сколько. Места нет.       — И пара золотых не решит проблему?       Извозчик лишь нахмурился.       — У кого бы ты ни спер их, этерна… Хм… Впрочем, давай сюда. Найду вам местечко, если выкину пару мешков.       Через несколько минут телега, избавившаяся от некоторой части груза, грузно выезжала за ворота Кабаэта в неприветливый вечерний сумрак.       По расчетам Мерзула, ехать было около двух часов. Можно было бы вздремнуть, но чем дальше от городских стен, тем опаснее путь. Размеренный топот копыт, скрип колес, простенькая песенка извозчика, невыразимая усталость — все это ужасно усыпляло. Голова Мерзула так и норовила упасть на плечо Наратзулу, но он твердо решил бодрствовать на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств.       Наратзул устало разглядывал отданный принцессой амулет.       — Что это такое на самом деле? — спросил Мерзул, отчаянно отгоняя от себя сон.       — Вполне возможно, что и вправду кристальное письмо. Чары не дают ничего увидеть, — последовал ответ.       — Никогда не слышал о таком.       — Его редко используют — слишком легко потерять или оставить как подарок грабителям. Обычно прочитать такое письмо может лишь тот, кому оно адресовано, иначе камень разрушится при любых попытках использовать на нем магию.       — Наверное, в нем что-то важное.       — Может быть. — Наратзул спрятал амулет в карман. — Как она тебе?       — Кто? — не понял Мерзул.       — Принцесса, кто же еще.       — Странная. У меня было такое чувство, будто я заперт в пустой часовне с мертвецом. Я подавал тебе знаки, Наратзул, — думал, ты поймешь меня и мы сбежим пораньше, а я наконец избавлюсь от этого чувства.       — Да, — кивнул Наратзул, невидящим взглядом провожая конный патруль, возвращающийся в Кабаэт. — Я знал, что у звездников специфические вкусы, но чтобы настолько…       — Скажи, зачем тебе, во имя всех богов, нужна была эта печать?! — не выдержал Мерзул и задал самый волнующий его вопрос.       Наратзул с опаской глянул на их спутников, двух дремлющих норманнов и на делающего вид, что засмотрелся на оставшийся позади Кабаэт, старика.       — Да так, — повесил он фальшивую улыбку и заговорил потише, — на всякий случай.       — Собрался устроить подлог? — Мерзул решил дожать его до конца. Если не застыдить — разве у этого полуэтерна был стыд?! — то хотя бы заставить призадуматься. — А тебя не смущает то, что ты пытаешься провести не торговку на рынке и не рыбака в таверне, а двоих правителей? Нас вышвырнут из Треомара, забрав «Генезис», — и что будет? По миру пойдем?       — Не драматизируй, — отмахнулся Наратзул. — Никто никого обманывать не собирается — за кого ты меня принимаешь? Я лишь хочу направить события в нужное русло.       — Нужное ТЕБЕ русло.       — А кому еще? Не переживай, Мерзул, я все продумал. Когда принцесса обнаружит пропажу, то решит, что потеряла ее, пока была пьяна.       — Мне не показалось, что она пьяна, Наратзул.       — А что тогда?       Мерзул замолчал, отведя взгляд. Он не знал, стоит ли признаваться в том, что здорово испугался принцессу, которая производила жуткое впечатление движущегося трупа, — но все-таки решил помалкивать. Наратзул такое просто высмеет. Обзовет трусом.       — Ты не прав, — наконец произнес Мерзул. — Забудь уже о своих бартерах! Об этих своих хитроумных планах! Моя мать всегда говорила: живи как дано, ведь ищущий чужой доли теряет свою. Нам дана отличная возможность начать новую, счастливую жизнь в Треомаре — так для чего терять ее из-за мести гребаному Эродану?       — Всегда есть нечто большее, — обратив взор в беспокойную тьму тракта перед ними, ответил Наратзул. — А если жить так, как дано, то чем мы лучше скота? Нет. Я так не могу.       — Ну и дурень!       — Знаю. Отдохни. Ты очень устал, и это видно. Как доедем до монастыря, я тебя разбужу.       — Обещаешь? — помедлил Мерзул, более всего на свете желая сомкнуть глаза хоть ненадолго.       — Да. — Наратзул указал на собственное плечо, приглашая склонить голову, и Мерзул, фыркнув, принял предложение. — А не будешь просыпаться — кину тебя в сугроб!       Ну спасибо!       Мерзул не знал, вслух он это сказал или нет, потому что сознание немедленно уплыло куда-то в сгустившуюся тьму, на дне которой беспокойно светило что-то вроде слабой, угасающей свечи.

***

      И он смотрел.       И взгляд его был пуст — как будто бы глаза его провалом были золотым и белым, как золото в грязи, как тьма в конце тоннеля.       В руках он держит банку с сердцем, и сердце бьется, распаляясь красным, как будто бы угли от дуновенья, и кажется, что пепел разлетается от сердца и становится такой же тьмой — а он, счастливый, греет руки об стекло, целует, говорит: вот, наконец-то, мое сердце, я нашел тебя во тьме безумной башни, в подземных лабиринтах, в опустевших городах, и ты опять со мной! И снова стать мне суждено собою настоящим — не тенью бледных снов чужих, объектом предопределенья, не избранным, не воином, не магом, не слепцом, не приносящим боль, не призраком порядка, не странным другом — только лишь собой.       А я —       душа живая в иллюзорном теле. И тело из кусков, суровой нитью сшитых. Я — грудь пустая. Затемненный взор. Безумие кричащего, оставленного всеми. Я — потерявший всех друзей. Исчерпанный исток. Опустошенный черный камень.       Я — тот, кто сердце потерял в момент, когда узнал, что не бывает света, ведь свет — иллюзия слепых, что чуют солнце, обжигая кожу, и думают, что солнце — это свет, но это лишь огонь. Я потерял его тогда, когда считал, что победил себя, что мир освобожден от зла, и вечность воссияет в новом мире. В прекрасном мире без богов и страха. В чудесном мире, о котором ты мечтал.       Я отходил во мрак, назад, не веря и не зная, а лишь стекая тьмой в просветах лунных бликов, ступая по камням, холодным, обагренным, и слыша голос — из костей тех воинов, что здесь давно лежали, что помнили еще не затонувший Арктвенд и положили жизнь за то, чтобы я не пришел.       Я слышал шепот за спиной: вот он, вот темный бог, смотри, ты видишь? почти что слеп. Похоже, неопасен. Клинок свой бросил в стену. Как смешно! Зачем пришел? Что так хотел увидеть? Сиянье лунной тьмы? Обломки стен? А может, наши кости? Решил, что он скараггский маг, и на костях гадание укажет, что делать ему дальше, ведь кости наши — пыль вселенной, ведь кости помнят всё, и если правильно сказать заклятье, то ты увидишь будущее. В нем… быть может, что-то вправду есть? Ну, кроме белых пятен. Нет? Скорбь — не то. И одиночество — не то, что ищешь. Потерянный, заброшенный, забытый — только труп.       И кости замолчали.       И тут увидел я, что показала тьма мне за моей спиной.       И сердце вырвалось осколками стекла сквозь рот, изранив, вывернувшись темной кровью, и болью, у которой нет конца, и криком, что разрушил башню. И сном в отчаянном бреду — когда упал и думал, что умру. Слезами, что глаза мои разъели. Смыканьем стрелок на безжалостных часах, что отсчитали полночь.       Вот лунный свет совлек подвал штормвендской башни — я утонул в нем, словно бы надеясь, что смерть утихомирит боль в покинутой груди. Но тело вдруг не стало умирать, а плоть окоченевшую мою не сердце освящало, а магия — пустая, злая ночь, причина осознанья, безумный, дикий бег безликих дней, когда б забыть хотел тебя. Любовь моя. Прости. Лишился я всего — и даже сердца.       И я искал. Я шарил по углам. Под каждый камень заглянул, смотрел в подвале и на крыше, могилу выкопал и посмотрел и в ней — но под землею тоже сердца не увидел. И в кораблях, что спали у причала. В пучине моря, поглотившей город, среди обломков храмов, утонувших алтарей, и в шуме парусов, и в криках чаек. В порту, многоголосом, чуждом, эрофинском — среди сочувствующих лиц, которым задавал вопрос про сердце. И дома. И у Аркта. И в Арка гавани, на землях Эндерала.       Всё спрашивал — вдруг видели, где темный бог мог сердце потерять? Так странно. Больно. Пусто. Страшно. Так непонятно. Так легко. Так ясно.       Так просто. Сердце — это жертва. И чтоб найти оставшуюся часть, то сердце — сердце демона в стеклянной банке, мое, родное, теплое, единственное, верное, которое купил у мага-энтрописта всего-то за пятьсот монет в Подгороде! — я должен тьме отдать.       Чтоб тьма, огня испив, разбилась на куски, как разбивает небо белый свет машины, как разбивает меч белеющие кости арктвендских солдат, как я разбит был — но зачем-то ожил, и смерть зачем-то отпустила, и я брожу по свету Странником и божеством, живым, слепым на оба глаза, поющим песни, — ведь зачем-то это было? Зачем терял и обретал надежду, зачем мне говорили, что я бог, — ведь я лишь тьма, разлитая по миру!       Так значит, смерть отдаст мне? Да? Вернет тебя в обмен на мое сердце?       Отдаст.       Я все обставлю так, что это — просто магия.       Не жертва моей воли — всего лишь магия. Простое заклинанье.       И тьмы не будет вовсе, в вечности бессмертья я не увижу, как апофеоз, теозисом совлекшись, покажет будущее четче, чем могли бы кости, и сделает все лучше, чем мог представить я.       Ты, алчущая смерть, хлебни моей любви, испей моей безумной нежности, как лавы!       Я сделаю, как скажет мое сердце, пусть даже это сердце снова потеряю.       Прими его как дар, последний довод — последний способ обрести бессмертие.       Вернись ко мне.       Вернись, моя любовь.       Но позади него скрипнули врата храма. Ему пришлось отрешиться от полуночных грез и оглянуться через плечо. Позади стояла высокая, словно высеченная из обсидиана женщина. Ее длинные смоляные волосы стекали до пояса, а поверх жреческого одеяния лунно серебрилась длинная накидка. Женщина медленно сняла с глаз повязку и взглянула на него двумя алыми точками светящихся глаз.       За сомкнувшимися вратами не затихало море голосов, что, кажется, гремели где-то внизу, пред храмом: смерть демонам! Смерть предателям! Смерть захватчикам, что дерзнули ступить на земли Каллидара! Спаси Каллидар, спаси всех нас, — никто нам не поможет, кроме милостивого Алтиссими! Помоги же нам, бог наш!       Слыша это, женщина лишь ухмыльнулась.       — Ты, жрица, что всю жизнь служила мне, а ныне отдалась другому, — произнес он, протягивая ей руку. — Или лучше сказать — ты, Армонаарт, что всегда был верен лишь себе.       — Ты зовешь того, кто тебя не слышит, — покачала головой женщина. — Здесь с тобою говорю лишь я — высшая жрица Джиаль-Су. Как всегда и было — как навеки и останется, о бог мой Алтиссими.       С этими словами она обрушила на храмовый зал сплетение алых колец кровавого демонического заклинания, и неистовый жар опалил его лицо.

***

      Мерзул резко проснулся, услышав резкий, странный скрип, похожий на панический возглас.       — Эй, полегче! — гаркнули где-то рядом.       — Пошла, пошла! — торопливо крикнул извозчик, хлестнув поводьями. — Только волков нам не хватало!       Блеснул огонь. Чувство магии сдавило Мерзулу горло, настойчиво заставляя проснуться.       — Делать тебе нехрен? — Хриплый мужской голос прозвучал где-то совсем рядом. Мерзул оглянулся. Оказалось, он сидел уже не рядом с Наратзулом, а напротив него. Вредный полуэтерна, покинув его, теперь находился рядом со стариком и брезгливо швырял в, судя по всему, настигающих волков снопы ярких искр. — Телегу сожжешь, остроухий!       — Я отгоняю волков, — обиженно отозвался Наратзул. — Но если не нравится — слазь и отгоняй сам.       — Маги, — сквозь зубы произнес норманн и демонстративно отвернулся.       — Оторвались вроде. — Прищурившись, второй норманн вглядывался во тьму лесного тракта. Как будто там можно что-то разглядеть.       Огненная вспышка вновь озарила дорогу.       — Все, их нет, — с неприкрытым самодовольством констатировал Наратзул. Скользнув взглядом по обиженно нахмурившемуся Мерзулу, он обратился к старику: — А дальше что было?       — Дальше, — скрипуче крякнул тот, — было самое интересное. Коареки подожгли порох, и когда башня взорвалась, младший Коарек, Ирлунг, повел свой отряд от площади к внешнему городскому кольцу.       — Монастырь уже скоро? — перебил Мерзул.       — Наверное, — отмахнулся Наратзул. — Так-так, а потом?       — Они знали, что там будет тайный ход. Видишь ли, именно в бедняцких кварталах находится одна интересная хижина, под которой есть выход на, так сказать, черный рынок, а оттуда, по старым канализационным тоннелям, можно попасть непосредственно в крепость. Ирлунг это, конечно, знал, потому что их с Адгардом папаша в былые годы этот черный рынок лично и устраивал. Мерзкий гад. — Старик сплюнул, отпил немного из своей фляги с вычеканенным драконом и вытер усы. — Они торговали там тем, что воровали у Мортрамов, а также вещи, вынесенные из старого имения Ингарангов в Сарноре. А поскольку Сарнор много веков был их вотчиной и назывался, между прочим, Ингаладом, ценностей там было — не счесть! Теперь из того серебра небось жрут всякие киранийцы, а лучшие неримские рубины болтаются на толстой шее какой-нибудь эндеральской кокотки!       — Ладно-ладно, я понял, — перебил старика Наратзул. — Как было дальше в Кабаэте? Как Коареки захватили крепость?       — Шайка Адгарда подошла к воротам и хотела было взорвать их, но саперы отговорили Коарека. Если там взрывать порох, то обрушатся мосты, и выйти из крепости псины Коареки уже не смогли бы. У Адгарда аж рыло покраснело от злости! Представь, столько пройти, стольких перебить, заставить Анку и Треомар плясать под их дудку — но не пройти сраные ворота! — Старик зашелся сухим, ехидным смехом. — О, это была бы отличная шутка богов! Адгард знал, что отряд Ирлунга уже идет через тоннели, но у братьев ведь был спор: кто убьет старшего Мортрама, тот и правит Кабаэтом! Поэтому пес решил действовать самостоятельно. Ну как самостоятельно… А ну-ка, Треомар! Стань на задние лапки, тявкни и проси косточку!       — Он попросил Оорана открыть портал в крепость, — догадался Наратзул.       — Да, — сквозь зубы ответил старик. — Ооран отказался. Сказал, и так сделал что должен. Но Адгард начал давить, мол, сговаривались со звездниками на полный захват Кабаэта, а захватить Кабаэт можно только через трупы всех Мортрамов. Долго они спорили, но сошлись на том, что пес отпустит всех, кроме старшего Мортама и его наследника.       — Ух ты, занятно. И как… так вышло?       — Пес отпустил. Хотел в довесок убить королеву Агнессу, чтобы не мстила, но этерна ему не дали этого сделать. Потом… мне трудно сказать, что было потом… Полагаю, в тот момент в нижние залы крепости как раз прорвался Ирлунг — младший пес, конечно, взорвал своды подвала порохом, чтобы пробиться, ну и снес опоры. Идиот Ирлунг Коарек. Никогда у него не было мозгов.       — Он погиб? — нарушил молчание призадумавшегося старика Наратзул.       — Какой там! — фыркнул старик. — Такое не гибнет. Живет себе, поля засевает, сынишка у него родился недавно, Таранором назвали. Хорошо у него все. В отличие от его отряда, с которым он по тоннелям шел. Коареки все испортили — как всегда и делали! Но спасибо этому идиоту. В момент, когда Адгард уже заносил меч, под нами проломился пол.       «Под нами». Прислушивающийся Мерзул с недоумением воззрел на старика. Тот снова отпил из фляжки с драконом и продолжил:       — Помню, завалило нас тогда так, что мы дышать не могли. Темно. Всюду пыль эта, камни, обломки. Сыну ноги придавило. Я вылез кое-как, начал тащить с него камни, он кричал и бился, хрипел так тяжело… Я рану зажал ему… Обнял его, приподнял ему голову, а он все о жене своей вспоминал, о новорожденном сыне, о матери своей Агнессе, о сестрах… Вспоминал, как клятву в Ордене давал служить богам, да только боги оставили его… — Старик зажмурился и тяжело вздохнул от переполняющих его воспоминаний.       — Как ты выбрался? — спросил Наратзул.       — Там стена была… Как сейчас помню, наш винный погреб. Мы его наскоро устраивали как временный, поэтому кладка там была тоненькая, в один кирпич. Сначала не поверил, думал, мерещится от удара по голове, но — меня из-за той стены позвали.       — Кто-то из твоих людей?       — Какой ты догадливый! Поэтому я и еду в Треомар, все правильно!       — Не злись! — примирительно вскинул руки Наратзул. — Это простое предположение.       — Нет, — пожевал губами старик, — мои люди быстро стали людьми Коарека. Слишком быстро. А спасли нас, конечно, этерна: Ооран и Мериан. Ооран наплел Адгарду, что заклинание не показало живых под обломками, ведь тому того и надо! Адгард побежал ликовать, пес горбатый, а этерна сделали вид, что уходят через портал, хотя сами переместились к нам. Мериан камни разгреб, Ооран нас заклинаниями подлечил и взял с меня слово, что ни я, ни сын, ни внук не пойдут отбивать Кабаэт… — Старик запнулся, но продолжил: — В обмен на убежище в Треомаре. Да, ты можешь меня свиньей назвать, слабаком, червем дождевым, да только…       — Не буду я тебя так называть, — помотал головой Наратзул. — Ясное дело, ты думал о своей семье.       — Я думал о богах, — процедил старик. — О богах, которых Коареки презирают, а мы, Мортрамы, свято чтим. Услышали боги мои молитвы, что возносил я под обломками, держа своего окровавленного сына. Услышали, спасли и дали шанс — ведь не просто так мне было это дано! Боги хотели, чтобы мы выжили. И мы выжили… как они и хотели.       — Но разве вы не скрываетесь? — встрял Мерзул, заметив, как их телега тяжело повернула правее и теперь еле волочится вверх по склону. Должно быть, монастырь совсем близко! — Вы были в Кабаэте. Теперь едете с нами, рассказываете эту историю во всеуслышание… Даже не знаю… Не боитесь принцессы?       — Чего ее бояться? — нахмурился старик. — Я еду в Треомар, чтобы рассказать Оорану чудесную новость: сдохла принцесса три дня назад.       Наратзул выразительно глянул на Мерзула, а тот, не зная как еще реагировать, на выдохе лишь пролепетал:       — Чего?!       — Вот и твой друг так же отреагировал, — указал на Наратзула старик. — А в самом начале, когда вы двое о принцессе разговаривали, черед охреневать был моим.       — Они нашли принцессу мертвой в амбаре примерно тогда, когда мы с тобой покинули ее покои, — кивнул Наратзул, повергая Мерзула в еще больший шок.       — Целитель сказал, дня три пролежала там на сене, — подтвердил старик. — Хотя очень странно, что до этого ее там не нашли, но не суть. Мой человек немедленно передал эту новость мне, а я вот трепетно несу ее в Треомар, по пути одаривая радостью каждого, кого встречу: сучка Коарек сдохла! Все было бы просто отлично, если бы не ваши слова о ней. Не могу этого понять. Не знаю, как вы оказались в ее кабинете и почему звездники уверены в том, что их принц женится на нашей принцессе, если эта падаль все время лежала в амбаре! Удивительно! — развел руками старик. — Но мир полон чудес.       Затяжной подъем закончился, впереди уже виднелись огни Горного монастыря. Ночная тьма залила ущелье, как молоко заливает чашу, и тусклые факелы на длинном мосту, уходящем к одинокому утесу, зябко дрожали от ледяного ветра. С небес грустно взирали луны. Холод пробрался Мерзулу за шиворот, но поднятый воротник ничем не смог помочь: дело было не в погоде, а в ужасе непонимания.       — Она сказала, на ее жизнь покушались зеробилонцы, — острожно произнес Наратзул. — Что ты знаешь об этом, Мортрам?       Старик неопределенно дернул плечом. В монастырских конюшнях, мимо которых они как раз проезжали, беспокойно захрипели кони. Какой-то монах перед самым мостом махал извозчику, указывая ехать вперед, — можно подумать, тут были другие дороги! Извозчик фыркнул и сложил пальцами неприличный жест.       — Да благословят вас боги, путники! — отозвался монах.       — Ты что-то знаешь, Мортрам, — настоял Наратзул.       — А если бы и так, — пригладил усы старик, — я бы все равно тебе не рассказал. Видят боги…       Наратзул усмехнулся.       — Боги давно покинули меня, — грустно ответил он старику, — а я — недавно покинул их. Окажись я на твоем месте, под обломками, я не обрел бы веру, а потерял бы ее. Не боги спасли твоего сына, Мортрам.       — Именно они, — отрезал тот.       Кажется, старик добавил что-то еще, но глухой звук опустившегося перед телегой моста не позволил услышать.       — Приехали! — провозгласил извозчик.       В монастырском дворе их встречал изрядно озябший худой монах с фонарем. На его тускло освещенном лице ясно читалась радушная улыбка, а голос его, несмотря на поздний час, был крайне бодрым:       — С прибытием в Горный монастырь, путники! Я — настоятель Реладо, и… А, вы, должно быть, мои работники…       Двое норманнов что-то буркнули в ответ и без лишних слов стали разгружать телегу.       — А вы?.. — продолжил Реладо, глядя на грузно спускающегося Мортрама.       — Посыльный Герберт Травоус, — отчеканил тот, но тут же осекся: — То есть… Не серчай, добрый человек. Времена меняются. Имя мое Элдгрим Мортрам. Найдется ли кров для меня, покуда не отвезут меня в Треомар?       — Конечно! — отозвался монах, на которого имя явно не произвело должного впечатления. — В Горном монастыре каждый может найти и кров, и хлеб, ибо заповедали боги помогать ближним! А вы?..       — Наратзул и Мерзул, — отозвался Наратзул. — Мы… Не против, если мы в монастыре подождем извозчика? Нам тоже нужно в Треомар.       — Ну разумеется! Если в горах не будет бурана, то следующий экипаж прибудет послезавтра утром.       — Послезавтра? — переспросил Наратзул. — Что ж… Не найдется ли у вас телепортационной руны? Лучше двух.       — Монахи нищие, как медведи по весне, — проскрипел Мортрам, наконец-то покинув телегу и явно направляясь в главное здание монастыря. — Но удачи.       — Мы живем на пожертвования добрых людей, — признался Реладо. — Я посмотрю. Вдруг за прошедший день кто-нибудь да и оставил нам руны! Иногда оставляют, так что не теряйте надежды. А покуда… Идите в зал. Вам покажут, где вы сможете отдохнуть. Вид у вас очень усталый, Мерзул и Наратзул.       — Благодарю! — Мерзула, конечно, взбодрила весть о принцессе, но и усталость явно брала свое. — С удовольствием воспользуемся вашим гостеприимством.       — Сколько с нас? — уточнил Наратзул.       — Сколько не жаль, — улыбнулся Реладо. — Мы — слуги господни. А не постоялый двор.

***

      Мерзул не хотел вылезать из-под колючей козьей шкуры по последнего. В небольшом зале, что, как выяснилось, служил также трапезной, ночью на лежанках было полно людей, но вот уже чьи-то голоса настойчиво будили Мерзула, топот чьих-то ног ворочал под ним хлипкие деревянные половицы, а запах чего-то невероятно вкусного — вроде тыквенной каши! — будоражил его аппетит. То и дело проваливаясь в сон, он видел сначала родной дом в предместьях Эрофина, затем их комнатку в Треомаре — потом сны смешались, и вот уже Фремишское море омывало предместья, а мама подавала тыквенную кашу им с Наратзулом возле круглой арки у лестницы на городскую стену Треомара. Приоткрыв глаза и поморщившись от искристо растекшегося по залу утреннего солнца, Мерзул подумал, что тоскует и по маме, и по дому, которым ему стал Треомар. Однако… Монастырский зал был холодным и, несмотря на присутствие множества людей, каким-то одиноким.       Наратзул уже подцепил какую-то девицу. Не притронувшись к своей миске с кашей, он, судя по всему, на что-то уговаривал ее, потому что подошедший Мерзул явно расслышал «сделаю что захочешь» и «денег отсыплю», а девица лишь ухмылялась и морщила свой смуглый носик. Судя по цвету кожи, она была киранийкой. Еще страннее было то, что на ней была монашеская роба.       — Доброе утро, — произнес Мерзул, присваивая миску с кашей.       — Это мой друг Мерзул, — с готовностью кивнул в его сторону Наратзул, не отвлекаясь от девицы. — Ну так что?       — Я даже не знаю, — хихикнув, протянула она. — То, о чем ты меня просишь… аморально. Я не готова.       Мерзул, подавившись, закашлялся.       — Что здесь такого аморального? — деланно возмутился Наратзул. — Обычное дело!       — Все-таки я слуга господня, — потупилась девица. — Боги запроведали мне быть чистой и жить по совести. Если Реладо узнает…       — Об этом будем знать только ты и я. Просто ты еще получишь денег! — не унимался Наратзул.       Мерзул уставился на него с явным осуждением. Чего удумал, вредный полуэтерна! Позарился на киранийку, да еще и на монахиню, да еще и на слугу господню!       — Что? — поймав его взгляд, переспросил Наратзул.       — Отстань от девушки, — враждебно изрек Мерзул.       — Мне очень надо!       — Знаю я, чего тебе надо. Пиздюлей.       — Не выражайтесь, уважаемый пилигрим, — процедила девица. — А ты… Десять золотых.       — Сколько? — хрипло переспросил Наратзул. — Грабеж! Не ожидал такого от слуг господних. Впрочем… Если обещаешь молчать, то еще два сверху докину.       — По рукам! — заключила киранйика. — Давай свои бумаги.       — Бумаги, — повторил Мерзул, глядя, как Наратзул вручает девице похищенный со стола Теалора рапорт, какой-то бланк, смятый пергамент и наконец печать принцессы Кабаэта. — Но ты же… Мы вроде договорились вчера, что никаких подлогов!       — Тихо! — шикнул на него Наратзул и обратился к девушке шепотом: — Я буду диктовать, а ты пиши.       — Чем мне писать, ложкой? Я писарь, а не фокусница! Идем в мою келью.       — А ты точно умеешь подделывать подписи? — указал на нее Наратзул.       Девица недовольно закатила глаза. Мерзулу ничего не оставалось, кроме как, проводив их взглядом, продолжить завтракать, хмуро оглядывать публику. И обдумывать произошедшее вчерашним вечером.       Это не давало ему покоя. Как такое могло произойти? Почему мертвая принцесса говорила с ними, пила пиво, рассказывала истории и собиралась выйти замуж за Ардану? Нет, Мерзул знал и про фасмализм, и про заблудших, и про иллюзии — но произошедшее с принцессой не было ни тем, ни другим, ни третьим. Это было чем-то потусторонним, нечестивым, страшным.       Он крутил в голове те события. Кем была та девочка? Что принцесса увидела в зеркале? И что за амулет, во имя всех богов, сейчас лежит в кармане Наратзула?       — А друг твой где? — скрипуче произнес Мортрам, завидев Мерзула в монастырском саду.       — С киранийкой забавляется, — вздохнул тот, садясь рядом со стариком и наблюдая, как тот крошит птицам черствую корочку.       — С ними не позабавляешься, — фыркнул Мортрам. — Самые страстные женщины — северянки. Если у тебя не было с северяночкой, то, считай, не было совсем.       — Я влюблен в девушку-этерна, и у меня было только с ней, — безучастно ответил Мерзул. — Слушайте, я не могу не думать о принцессе. Нет, не в том смысле! — поспешил он уточнить, видя, как осклабился старик. — Не могу понять, как так вышло.       — Как и я, юноша. Но, честно сказать, меня другое интересует: что теперь будет с Кабаэтом? Ох, если бы не мое обещание, мы выдвинулись бы уже сегодня, а к завтрашнему вечеру уже повесили бы и доходягу Адгарда, и его брата Ирлунга, и сопляка Таранора, чтобы от Коареков и пепла не осталось! Но… проклятая честь.       — И что теперь будет, по-вашему? — спросил Мерзул.       — Адгард при смерти. Думается, поставят дуболома Ирлунга, а трон теперь унаследует его сын Таранор.       — А союз со звездниками?       — Думаю, ему конец.       — А может… — Мерзул запнулся. — Может, кто-то убил принцессу именно для того, чтобы подставить звездников? Или чтобы выдать за их принца кого-то своего под личиной принцессы? Или… или поссорить Кабаэт и Анку?       — Коротышки приехали за два дня до смерти принцессы, — отмахнулся Мортрам. — Но если это их рук дело, то я не удивлюсь. Слишком хорошо помню звездного короля Арстанза, который клялся мне в вечной дружбе, а потом натравил на меня Треомар.       — Но как? Как такое можно провернуть с мертвой принцессой?       — Не знаю, — чистосердечно ответил Мортрам, отряхивая руки от крошек.       День в монастыре длился бесконечно долго. Мерзул сначала слонялся без дела, но затем его поймал Реладо и настойчиво намекнул на что, что на втором этаже, в библиотеке, стоило бы убрать паутину. Эта работа принесла Мерзулу некоторое удовлетворение и радость быть нужным, а главное, дала возможность поразмыслить обо всем в одиночестве.       Библиотека Горного монастыря выглядела многообещающе. Наматывая на тощий веник очередной моток паутины, Мерзул скользил взглядом по разномастным корешкам, выцепляя научные труды, философские трактаты, томики поэзии, путеводители, сказки, хроники, и различные художественные сочинения. Открыв наугад одно из таких под названием «Аразеальские мечты», Мерзул чуть не упал с лестницы: томик содержал в себе крайне фривольные рассказы с описанием самых срамных подробностей.       — Что читаешь? — поинтересовался возникший ниоткуда Наратзул, и Мерзул от испуга резко захлопнул книгу, подняв облачко пыли. — А, ясно. Нечто неприличное, да?       — С чего ты взял! — выпалил Мерзул, поспешно водружая книгу на полку.       — У тебя щеки красные.       — Странно, что у тебя — нет! Как тебе не стыдно так поступать?       — Ты о чем? — беззаботно разглядывая книги, отозвался Наратзул.       — Подложные письма? О чем, о Дариусе?       — В точку. А еще — о Святом Ордене.       — Какой же ты гад, — выдохнул Мерзул. — Я просто не понимаю, зачем ты это делаешь.       — Не понимаешь? — удивленно поднял брови Наратзул. — После увиденного в Эрофине — не понимаешь? После моих воспоминаний о Мириам, которым ты был свидетелем, после слов Эродана, после всего этого — не понимаешь? Я удивляюсь тебе, Мерзул. Ты объявлен в розыск за то, что защитил свою Каэру от избиения камнями, — и не понимаешь?       — Это бесчестно. — Мерзул слез с лестницы, и вновь Наратзул был выше него. Пришлось снизу вверх заглядывать в эти бесстыжие серые глаза. — Вон даже Мортрам держит слово, хотя больше всего на свете мечтает уничтожить оставшихся Коареков, — а ты не можешь не лгать тому, кто тебе помог?       — Всегда есть нечто большее, — повторил Наратзул вчерашний бред.       — Всегда? — переспроил Мерзул. — Тогда — ничто не имеет смысла. Ни ты, ни я, ни твоя ненависть к богам — ведь есть нечто большее! Твоя любовь к Мириам, твоя скорбь по Зеларе…       — Замолчи.       — …все это ничего не стоит, потому что есть нечто большее, да? На каком этапе большее перестает быть большим? Когда ты продаешь свою совесть? Когда заключаешь сделку с демоном? Или когда находишь себе новое «большее»?       — Замолчи, — повторил Наратзул, до омерзения снисходительно приложив свой палец к его губам.       Мерзул со злостью оттолкнул его и, отмахнувшись веником, как от паука, поскорее покинул библиотеку. Вот еще не хватало! Хочет, чтобы он замолчал? И отлично! Мерзул твердо решил, что до самого Треомара разговаривать с болваном не будет, потому что — много чести болтать с этим вероломным ублюдком!

***

      Вероломный ублюдок.       В какой момент он стал так похож на отца? Хотя… Нет, Теалор всю жизнь был верен — своим богам и их идеям. Не был верен сыну — и что с того? Кто сказал бы, что Теалор вероломный ублюдок?       Наратзул в очередной раз перечитал фальшивые письма, проверяя, все ли правильно начертала киранийка и любуясь тем, как искусно она повторила отцовскую подпись. В этом письме Дариуса видели сговаривающимся с зеробилонцами — Наратзул выдумал им какие-то невзрачные имена, — а в другом «Орден» писал о подготовке переговоров с Треомаром об устроении нового штаба на территории этерна.       Выглядело не слишком угрожающе.       По сравнению с блеснувшим в его руках синим камнем — как детский лепет. Наратзул вгляделся в амулет принцессы, стараясь понять его тайну, но вновь не почувствовал ничего, кроме леденящего ужаса. Пламя очага беспокойно отражалось на глади камня, являя смутные фигуры и очертания. Серебро было ледяным. Ночь была страшно тихой, будто за стенами монастыря смерть выкосила всё и всех. Может, так оно и есть?       Наратзул сжал амулет в ладони, тщась увидеть хоть что-нибудь сквозь завесу сложнейшего защитного заклятия, но камень по-прежнему молчал. Нужно рассказать обо всем Оорану. То есть — совсем обо всем, включая сделку с демоном, и не показывать подложные письма. Проклятая принцесса. Проклятые бесконечные тайны мира!       Взглянул на спящего на соседней лежанке Мерзула. Получше укрыл его колючей козьей шкурой. Сам тоже лег спать, ожидая, что завтра наконец они отправятся домой.       Но то ли день был слишком пустым после насыщенных приключениями часов в Эрофине, то ли само место слабо располагало ко сну и покою, да только Наратзул сумел заснуть далеко не сразу. Когда ему это все-таки удалось, жуткий, душный чад из мешанины снов то и дело возвращал его в реальность. Вот снова снился Странник, костер в ущелье, храм Пожирателя, смеющаяся Зелара у Наратзула на руках, лай собаки, раскатывающийся в небесах гром. Открыл глаза. Очаг в монастырской трапезной загораживали спины каких-то тихо беседующих людей. Перевернулся на другой бок. Сон утек, как Эродис, что шумел у дома, в котором ждала улыбчивая Мириам, хмурая Натара Даль’Верам, мрачный отец и надменный Эродан, который со смехом наливал себе вина, но кубок его оставался пустым. Открыл глаза. Мерзул сидел на своей лежанке и грустно глядел в окно, за которым разгорался рассвет. Можно еще поспать. Во сне Мерзул опять увещевал и нес благочестивые истины, которым не было места в реальном мире, однако в грезах не согласиться с ними было нельзя — Наратзул закрывал ему рот то ладонью, то поцелуем, то заклинанием, но Мерзул так и не затыкался, обзывая его вероломным ублюдком, обличая и указывая на только что вылезшего из-под обломков окровавленного старика Мортрама.       «Помогите».       Зеленые кристаллы тускло светят во тьме. Кого здесь завалило? Кто под камнями?       «Я не могу отойти. Помогите».       — Всю жизнь служил мне, а теперь отдаешься другому, Калисто?       Этот голос… Наратзул узнал бы его даже в путанном сне.       Он резко привстал с лежанки. В трапезной было темно, потому что солнце было скрыто за непроницаемой свинцовой пеленой туч. Ветер настойчиво бился в стекла. Рядом не было никого.

***

      Они уже собирались уходить и стояли пред воротами в ожидании, когда опустят мост и можно будет двинуться к конюшням, где уже наверняка стояла повозка до Треомара. У привратника были какие-то проблемы с механизмом: он тихо ругался, крутя шестерни, гремя деревянным молотком, разыскивая запропастившуюся масленку.       Здесь было еще несколько путников, размеренно болтающих, прогуливающихся по двору — вероятно, проблемы с мостом здесь являлись довольно привычным событием. Старик Мортрам с величавым видом подкручивал усы и оглядывал снующих по внутреннему двору монастыря детишек. С утра шел мелкий снег, небо было плотно укутано завесой туч, а холод не на шутку щекотал нос.       — Давай поможем привратнику магией, — мрачно предложил Мерзул.       — Ты решил со мной поговорить? — обрадовался было Наратзул.       — А, я забыл. — Мерзул потупился и отвел взгляд на Мортрама. — Бесишь. Может, я помогу привратнику магией?       Несмотря на несколько часов сна, Наратзул по-прежнему чувствовал усталость. К тому же, было ужасно холодно в его обычной одежде — он совсем не рассчитывал, что вылазка в теплый, осенний Эрофин приведет их в заснеженные Котловые горы. Странно болело горло, кружилась голова. Исцеляющее зелье соблазнительно отягчало карман, но Наратзул решил не тратить его попусту: мало ли что еще они повидают по пути в Треомар.       Мост не опускался — натужно скрипели застрявшие шестерни да матерился второй привратник, одновременно прося прощения у богов. Несколько мальчишек от скуки начали бросаться друг в друга снегом, случайно попав в Мортрама. Старик взвыл и пятерней отер лицо под радостное улюлюканье малышни. Кто-то показал пальцем, кто-то звонко рассмеялся.       — Ну я вам! — выпалил Мортрам. — Знали бы вы, в кого кидаетесь, сопляки!       Но, кажется, соплякам было плевать на бывшего владыку севера. Вышедшая из главного здания давешняя киранийка заулыбалась, завидев Наратзула, и нарочито медленно прошествовала во флигель.       Скорее бы уже вернуться в Треомар. Город был, казалось, совсем рядом. Он отчетливо белел острыми башнями в идеальном круге стен между двух лесистых склонов обступивших монастырь Котловых гор, но это было обманчивой надеждой: северная дорога отсюда до треомарской заставы занимала почти целый день, а восточная, со стороны леса, которой они и поедут, приведет их в город только через сутки.       — Друзья мои, — послышался за спиной Наратзула нерешительный голос. — Как я рад, что вы еще не ушли.       — Мы не можем, мастер Реладо, — устало отозвался Наратзул. — У вас мост сломан.       — О, с ним это бывает довольно часто, — вздохнул настоятель, пожав плечами. — В шестерни забивается пыль, ничего страшного. Я уверен, что его починят с минуты на минуту. Но дело в другом. Скажите, могу ли я попросить вас об одной услуге… магического плана?       — Допустим.       — Естественно, не бесплатно, но и много предложить монастырь, к сожалению, не в силах…       — Ближе. К сути.       Реладо, как будто ужасно стесняясь, собирался с духом. В этот момент ему прилетело в голову шальным снежком детворы, и где-то ехидно крякнул Мортрам.       — Ох, вот сорванцы! — Совершенно не рассерженный Реладо растерянно потер голову и добродушно погрозил пальцем малышне. — Так вот. Друзья, помогите нам, пожалуйста, найти одного человека. Одного из… послушников. Он ушел позавчера днем в сторону озера и не вернулся в назначенный час. Несколько наших монахов искали его, только вот не смогли найти даже следов.       — И почему вы думаете, что мы найдем? — спросил Наратзул.       — Маги ведь чувствуют такие вещи, не так ли? — замялся настоятель. — Ну, если кто-то использовал заклинание…       — Он маг?       — Кто?       — Ну как кто! Ваш пропавший послушник.       — А… конечно. Он — наш единственный целитель, маг света, так ведь это называется? Словом, он искал какие-то ингредиенты для нескольких пациентов. Я и не знаю даже…       — Ну а может, до сих пор ищет?       — Нет, брат Калисто — очень ответственный человек. Он обязательно вернулся бы и продолжил поиски на утро. Скорее всего, с ним что-то произошло. Может быть, он потерялся. То есть, я хочу верить в то, что он именно потерялся, а не съели его волки…       — Хорошо, настоятель. — Наратзул прищурился, размышляя, где мог слышать это имя. — Я поищу вашего Калисто, но ничего не обещаю.       — Правда? — обрадовался явно не ожидавший согласия Реладо. — Благодарю, благодарю вас!       — Подожди-подожди, — вмешался Мерзул. — Разве мы не идем вместе?       Наратзул выразительно посмотрел на него.       — А разве ты будешь со мной разговаривать, Мерзул?       — Еще чего не хватало!       — Тогда оставайся, а я поищу Калисто сам.       — Но…       Мост с грохотом опустился под радостные возгласы собравшихся во дворе путников.       — О, — указал в сторону моста Наратзул, — а еще лучше — катись-ка в Треомар!       — Без тебя? — удивленно поднял брови Мерзул. Он растерянно оглядел прошествовавшего мимо Мортрама, на шапке которого еще белел брошенный ребятишками снежок.       — Без меня, — серьезно ответил Наратзул. — «Генезис» у тебя — вот и доставь его. А я… буду чуть позже.       — Если не найдете Калисто, — замялся Реладо, — будет очень жаль. Но прошу вас, не рискуйте жизнью, если там все совсем плохо…       — Найду, — решительно произнес Наратзул. — Маг мага в беде не бросит. Ну или, по крайней мере, расскажу, где найти его труп.       — О, сохраните боги! Надеюсь, обойдется. Чтобы спуститься к озеру, нужно пройти мост, а затем налево по…       — Я разберусь, не волнуйтесь.       Не глядя на растерянно замолкшего Мерзула, Нартазул тоже поспешил через мост, но не к долгожданной повозке, а вниз, в неприветливые объятия заснеженных уступов, острых камней и ледяного озера.

***

      Вероятно, этот брат Калисто сбежал от серого уныния монастырской жизни.       Со стороны ущелья дунул порыв холодного ветра, взметнувший снег над затянутым льдом темным озером. Где-то неподалеку протяжно выли волки, скрипели клешнями речные крабы, мерзко надрывались вороны. Для монастыря местность просто идеальна — серая отвратительная тоска без конца и края, унылое однообразие пустых дней, ненаполненных смыслом жизней. Наратзул и сам сбежал бы отсюда, так что осуждать послушника не мог.       Над ущельем, оставшись слева, возвышалась гигантская скала монастыря. С какой стороны ни глянь, это место гораздо больше походило на крепость, чем на монастырь: об этом ясно говорили само расположение — узкий проход между скалами и подвесной мост, — а также усиленные внешние стены, бойницы, сигнальные башни. Кто и зачем здесь построил эту крепость, если и защищать тут особо нечего? Неподалеку дорога к северному треомарскому пути, так может, монастырь в свое время служил каким-то форпостом? В любом случае, если бы кто-нибудь когда-нибудь решил бы штурмовать Горный монастырь, это принесло бы немало головной боли нападающей стороне, а осада запросто могла бы продлиться несколько лун, да и то, скорее всего, закончиться без особых успехов.       Холодный ветер пробирал до костей. Если и были здесь какие-то следы, кроме этих, оставленных ночной поисковой группой — олухи-монахи бродили практически кругами! — то их уже давно занесло снегом. Магические же следы указывали на некоторую активность в северной части озера, в низине. Как раз в том месте, куда указал настоятель.       По мере приближения к озеру магический след чувствовался все сильней. Ощущалось что-то еще, некое искажение, едва уловимое и пока необъяснимое. Вариантов несколько: это особенность местности, как в Треомаре, или же это сделано сильным магом в попытке претворить нечто нестандартное, или — третий вариант — это были последствия гибели сильного мага, перед смертью отчаянно попытавшегося сделать хоть что-нибудь и инстинктивно сотворившего непотребную магическую хрень. Наратзул с легким сожалением понимал, что третий явно подходит больше всего.       У ледяного озера бродили волки, что-то вынюхивая на снегу среди камней и разбросанных повсюду темных, полусгнивших стволов деревьев. Вот, кажется, и причина смерти брата Калисто, да упокоится он с миром в животах этих несчастных созданий. Что ж.       Неплохо бы найти хоть какие-то останки, а то это как-то неправильно.       Переборов благоразумное желание поскорее уйти отсюда, Наратзул швырнул приземлившийся совсем рядом с волками огненный шар, и те убежали, скуля и поджав хвосты. Крови на снегу нигде не было — то, что сначала показалось капельками крови было лишь разбросанными птицами ягодами рябины с близлежащих деревьев. Магический след, пусть и сквозь искажение, здесь ощущался еще сильнее. Странно. С другой стороны, сильный след может быть стабилен несколько суток, и не доказывает то, что маг еще жив.       Совсем неподалеку от волчьего логова находилась полуразвалившаяся лачуга, словно бы вросшая в каменистый, покрытый толстым льдом вал. От нее и разило странной дикой магией.       Может быть, именно там Калисто и встретил свою смерть?       «И не встречу ли там ее я?»       Нет, ерунда, Наратзул не был обычным магом, и если там есть какая-то опасность, он почувствует ее заранее.       Жаль, что не с кем посоветоваться. Но зато никто не будет лезть со своим здравомыслием, призывами быть осторожнее и словечками вроде «вероломного ублюдка».       Наратзул переступил через поросшую мхом старую печную трубу, потянул ветхую дверь, взвизгнувшую пронзительным скрипом, и тут же почувствовал, как вместе с нахлынувшей волной сырости ощущение странной магии усилилось. За дверью лачуги было разорение того, что когда-то можно было назвать комнатой. Обломки нехитрой мебели, осколки глиняной посуды, обрывки рогожки, покрытый изморозью очаг — комната плавно переходила в свод полузатопленной пещеры с обросшими серой плесенью низкими стенами.       Здесь магия пульсировала напряжением и болью в висках — и это уже не просто след. Это подозрительно. Запаха разложения не было, но в таком холоде это ни о чем не говорило.       Пройдя немного дальше, мимо тускло светящихся зеленых кристаллов, Наратзул оказался под более высоким сводом. Здесь отовсюду капала вода, обезумевше дрожал магический фон, а в середине полузатопленного пещерного зала согбенно сидел пожилой человек в монашеском одеянии и изорванном шерстяном плаще. Когда он заслышал шаги Наратзула, то встрепенулся, как потревоженная птица, и слабо крикнул, предостерегающе протянув ладонь:       — Ни шагу дальше! Сдохнешь!       — Я и сам вижу искажения, брат Калисто, — ответил Наратзул, медленно обходя место, где едва уловимо трепетал словно бы раскаленный жаром воздух. — Ты ведь именно он? Пропавший брат Калисто? Не волнуйся, я не столь глуп, чтобы подходить ближе.       — Ты их видишь? Ты… маг?       — Естественно. Иначе как еще я бы смог тебя найти? Скажи лучше, как так получилось, что вся пещера в невидимых ловушках, а ты — в середине. Эксперименты?       — Да какие в бездну эксперименты, — горестно произнес Калисто, не сводя с Наратзула испуганного и явно недоверчивого взгляда. — Я пришел сюда за зелеными кристаллами для… одного зелья…       — Предназначенного для пациентов. — Наратзул с удовольствием отметил онемевшее изумление мага. — Да, мне сказал об этом Реладо, когда посылал меня на твои поиски. Я не случайно здесь оказался.       — Я уж думал, Реладо не станет меня искать, — покачал головой послушник. Судя по его неловким движениям, маг испытывал сильную боль. — Слишком много времени прошло.       — Как видишь! — развел руками Наратзул.       — Помоги мне выбраться отсюда, и отплачу тебе чем захочешь, — произнес Калисто, с трудом высекая каждое слово.       — Ох уж это ваше «все, чего ты хочешь»! — Наратзул видел пропитанный потемневшей кровью обрывок ткани, обмотанный вокруг колена Калисто, многочисленные синяки и ссадины на его пожилом лице, видел измождение и алчущий взгляд, то и дело смотрящий на оказавшуюся в поле искажения ближайшую лужу воды. Припасов с собой у него явно не было. Как и зелий. Скорее всего, сильная магия сейчас пульсирует в его голове нестерпимым грохотом. Калисто не протянет здесь один даже до следующего утра. — Ты расскажешь, как оказался в центре искажений? Мне нужно понимать их природу, чтобы знать, как поступить.       — Очень просто, — поморщившись от болезненной попытки приподняться, ответил Калисто. — Дом находится в магически зараженном месте, и благодаря этому, здесь растут зеленые кристаллы, ну и, как ты понимаешь, элементали.       — Допустим. Это не объясняет…       — Они напали на меня, — перебил его маг. — Их было четыре. Я легко уничтожил их магией, но не рассчитал, что мои заклинания, сила элементалей и особенности этого места наложатся друг на друга, породив эти самые искажения. Я чудом успел отбежать, а ведь мог попасть в одну из ловушек и меня разорвало бы на куски.       — Начинает проясняться. — Наратзул бросил в ближайшее искажение камень, и тот, запрыгав в воздухе, за несколько секунд расщепился в пыль. — Я читал про подобные вещи, но пока не видел своими глазами.       — И? Как их нейтрализовать?       — Никак. Только обходить. Ну или если у тебя есть в запасе лет пятьдесят, можно подождать, пока искажения рассеются.       — Если бы я мог, давно обошел бы, — горько усмехнулся Калисто. — Но посмотри, они повсюду.       Казавшаяся пустой пещера действительно была испещрена большими и малыми искажениями, едва различимыми даже для глаза опытного мага. Пройти между ними было бы можно, не будь у Калисто ранена нога — а в данном случае нарушенная координация движений в прямом смысле убьет его.       — Ну тогда жди, — развел руками Наратзул. — Возможно, про пятьдесят лет я погорячился, и ты просидишь тут всего пару-тройку десятилетий.       — Очень смешно, — поморщился Калисто. — А что-нибудь более дельное предложить можешь?       — Да, — ответил Наратзул. — Есть одна мысль. Но это довольно опасно. Особенно для меня самого.       — С удовольствием послушаю твою теорию. Выбора у меня особого нет.       — Заклинание телепортации, Калисто. Я проберусь к тебе через искажения, а затем используем мою последнюю телепортационную руну. — Наратзул на всякий случай проверил, на месте ли она. На месте. Правильно, что не стал использовать. Не стал убегать в Треомар без Мерзула.       Да и не смог бы без него.       Калисто ужаснулся:       — Ты же… понимаешь, что перемещение окончательно разрушит магический фон? Искажение может сдвинуться, и тогда… Но это ладно! Руна всего одна! Если кто-то из нас не сможет переместиться и останется здесь, то его убьет сдвинувшимися искажениями! Это самоубийство!       — Естественно, — кивнул Наратзул. — Поэтому и говорю, что это опасно. Но можно подождать, помнишь? Я навещу тебя лет через десять.       Калисто зажмурился, безнадежно качая головой: он не то ругался себе под нос отборным матом, не то возносил молитвы.       Хорошо хоть не взял в собой Мерзула.       Или Мерзул придумал бы что-нибудь получше.       — Короче, решайся, — нетерпеливо сказал Наратзул. — Давай уже или сделаем это, или я пошел отсюда.       — Подожди. Слушай… Я… Кстати, как тебя зовут?       — Наратзул.       — Да, Наратзул… Давай вот что: я наложу на пещеру стабилизирующее заклинание, чтобы фон продержался хоть на пару мгновений дольше, а ты…       — Понял. Это логично, делай. А я пока буду осторожно пробираться к тебе.       — Не попади в ловушку! — напутствовал Калисто в момент, когда Наратзул уверенно перешагнул первую невидимую преграду.       Калисто с трудом поднялся с земли, кряхтя и опираясь на посох, а затем кивнул, обозначая готовность. Вторая нога его тоже была ранена, но вроде бы это лишь глубокие царапины. Трясло его не то от боли, не то от страха, не то от пронизывающего холода, но, кажется, Калисто все-таки попытался взять себя в руки. Сосредоточившись, он вгляделся в Море. Под сводом прекратили звучать капли воды. Наратзул с разбегу перепрыгнул следующее искажение едва-едва не влетев в еще одно.       — Осторожнее! — воскликнул Калисто.       — Нормально, — буркнул себе под нос Наратзул. Вжавшись в скалу, он прошел по спасительной кромке возле очередной ловушки. Оставалось совсем немного.       Еще один прыжок. Калисто ахнул. Из последних, казалось, сил, схватил потерявшего равновесие Наратзула и притянул к себе, отчего оба рухнули на камень — но хоть не в искажение!       — Ай! — взвыл от боли Калисто.       — Прости, это случайность, — машинально ответил Наратзул, готовя руну. — Ты стабилизировал?       — Сейчас, еще немного.       Старик отдышался, привстал, схватился за локоть Наратзула и вновь призвал заклинание.       У них есть не более секунды на все.       Не промахнуться, сосредоточиться.       Магия Калисто преобразована из ужаса. Стабилизация сбоит, но другого шанса не будет.       Сейчас!       Грянула вспышка, и что-то с оглушительно взорвалось, словно вся пещера в один момент обрушилась. Огромный валун, искря опасной магией, обвалился с потолка где-то совсем близко, и за ним начали падать другие. Тяжесть, тянущая боль в груди — странно, кажется, еще жив. Болезненный вскрик Калисто, переходящий в вопль. Холод. Ослепительная белизна, острый, как клинок, ледяной воздух.       «Неужели не сработало?» — подумал Наратзул за мгновение до того, как резкая боль в голове лишила его сознания.       Где ты?       Кто-то смотрел как из-под толщи льда.       Голоса в отдалении, не то снились ему, не то были шумом ветра в пустых стенах какого-то здания. Ветер свистел и завывал, шептал и пел, исступленно кричал, рушил и созидал, кружил вокруг единственной отчетливой мысли.       Мерзул. Надеюсь, ты уехал в Треомар. Или… Ах да, ты же не вероломный ублюдок, разве ты уедешь без меня.       Голоса проявлялись все четче, словно возникающие на освещенной стене тени.       — Я здесь, Наратзул. Ты как? Ты живой?!       Ну его нафиг, даже разговаривать больно. В голове все звенит так, как будто сама треомарская аномалия вновь обрушилась на него всей своей тяжестью.       «Более-менее. Как там Калисто?»       — Монахи помогают ему — вроде живой, хоть и сильно ранен. Что было-то?       Здание оказалось не разрушенным, и стены целы. Это был не вой ветра, а всего лишь голоса монахов. Мерзул склонился над Наратзулом, разливая тепло исцеляющего заклинания по всему его телу. Вот еще, маг света нашелся! На лице — не злость, а беспокойство. Странно. Уже простил ублюдка?       — Нет! — выпалил Мерзул, и заклинание дрогнуло.       — Мерзул, друг мой, — послышался голос Реладо. — Как он там?       — Приемлемо, настоятель. Ударился головой, но это его нормальное состояние. Все обошлось.       — О, это благие вести! Там… Калисто и его нога. Мерзул, я вас не очень отвлеку, если…       — Да, я сейчас, — ответил Мерзул, стараясь ускорить исцеление. — Сейчас помогу.       «Подвизался на поприще медицины? Ну-ну».       — Не злорадствуй, Наратзул. Если возможность есть, почему бы ее не использовать?       «Магия — расплывчатое понятие, сам знаешь. Совпадение вероятностей. Вселенская энтропия».       — Да что ты говоришь. Впрочем… Ладно, я немного улучшил свое мнение о тебе после того, как ты, рискуя жизнью, спас этого старика.       «Настолько, что даже не уехал без меня в Треомар? Как странно. Мне казалось, тебе глянулся старый Мортрам».       — Я же сказал тебе еще в Эрофине, дурья башка: или уходим вдвоем, или вместе остаемся — иного варианта нет.       «Не думал, что ты так привязан к ублюдку. Впрочем, ублюдок привязан тоже, нравится это тебе или нет».       — Да говори ты уже вслух! — не выдержал Мерзул.       — Что бы я без тебя делал, — неожиданно надломленным голосом, явно после долгого молчания, ответил Наратзул. — Кто учил бы меня, как правильно поступать в безвыходных ситуациях.       — Константин бы учил. — Мерзул, нахмурившись, сложил руки на груди; без его исцеления было ужасно холодно и больно. — Он обожает повторять, что он старше и умнее. Он сказал бы, например: «Выброси из головы, тут уже ничего не сделать». Ну или: «Я вам тут не нанимался». А, или вот: «Наратзул, у тебя опять крыша поехала». Искажения нужно обходить, а не усугублять, чтоб тебя! Обходить! Даже я, маг-самоучка, это знаю, а ты, прошедший пол-Вина и ума не нашедший, так и не понял!       — Уверен, ему есть чему меня научить, а мне совершенно нечем отплатить ему. Хорошо, что есть Мерзул: жизненная мудрость забесплатно.       — Как сказал бы Константин: а не пошел бы ты.       — Как сказал бы я: а не пойду.       Мерзул бесстрастно улыбнулся и нарочно резко шарахнул исцелением. В голове зазвенело, как от лихорадки.       — Ой, прости, Наратзул. Это получилось само собой — считай, это была квинтэссенция жизненной мудрости.       — Да ничего, — ответил тот, восстанавливая сбитое волной жара дыхание. — Я это заслужил.       Где-то неподалеку хрустнула вправляемая кость и закричал Калисто. Волна неумелой анестезирующей магии всколыхнула воздух.       — Бедняга. Ему больше всех досталось, — вздохнул Мерзул и пошел к суетящимся монахам. — Эй, ну я же просил, не делайте этого без меня! Настоятель, ну чего вы, в самом-то деле?!       Наратзул попытался встать и тут понял, что лежал все это время на соломенном настиле прямо на каменном полу монастырского лазарета. Холод был нестерпимый. Калисто орал почти матом, а кто-то из монахов затянул заунывные молитвы богам.       Можно подумать, богам есть какое-то дело.

***

      — Я, наверное, должен сказать вам спасибо.       — Не помешает, Калисто.       — Спасибо, Наратзул, за спасение. И тебе, Мерзул, за то, что помог мне.       — Со всеми бывает, Калисто… Ты, главное, больше не ходи в ту пещеру. Ну их, эти кристаллы. Тем более, что…       — Да, Мерзул. Думаю, пещера почти полностью ушла под воду от такого… гхм… воздействия. — Калисто тяжело вздохнул, глядя в вечереющее небо за окном. Он был еще бледен, слаб и не способен говорить громко. — Я вот никогда не был хорошим целителем. Да даже просто целителем никогда особо не был. Здесь я взялся за то, что мне не по силам.       — Ну а кем ты был? — спросил Наратзул.       — Я не буду отвечать на этот вопрос, — отрезал старик. — Все мои объяснения… пройдут мимо. С тебя будет достаточно знать, что я всю свою жизнь занимался лишь одним делом — служил другим. И это было единственным оправданием моего существования.       — Но откуда ты?       — Я не хочу об этом говорить, ведь это уже не имеет ровным счетом никакого значения. Я… Что ты так на меня смотришь, Наратзул?       — Да ничего, просто размышляю. Я где-то видел тебя — определенно. А еще — я точно слышал твое имя раньше.       Калисто нахмурился, но не завозмущался, а только лишь продолжил глазеть в окно. Ночь в горах наступала стремительно. Ветер завывал между зданиями монастыря, гоня снег и упавшие с намерзших крыш звонкие льдинки, проникая, казалось, через стены и бушуя во всех помещениях с той же силой, что и на улице. Почему в этом лазарете никто не топит очаг? Не хватает дров?       Пытаясь отблагодарить Наратзула за спасение Калисто, настоятель Реладо ссыпал на стол из старого заштопанного носка пригоршню монет и извинился за то, что большего дать не может. Наратзул решительно отказался от несметных богатств и позже, пока, как ему казалось, Мерзул не видел, тихо подкинул настоятелю немного золота принцессы — но это явно не исправит бедственное положение монахов. В местной часовне статуя Мальфаса властно взирала на одетых в ветхие рясы молитвенников, старающихся во время священнодействия сгрудиться поближе друг ко другу и к горящим маленьким жаровням. Простужен был каждый третий. Еды хватало едва-едва, и кто-то, обычно сам настоятель, частенько оставался без ужина. Неподалеку от трапезной, у лестницы, ведущей на стену, хранили гробы, и на некоторых мелом были подписаны имена их будущих владельцев. Несмотря на бедность, монастырь не отказывал ни одному путнику, ни одному больному, потерянному или страждущему, даже если им нечем было отплатить монастырю. Странно думать, что и Калисто был когда-то из таких, и, получив здесь некогда помощь, решил остаться и сам.       — Я совершил множество поступков, о которых впоследствии пожалел, — наконец изрек Калисто. — Жизнь полна сожалений — не только моя, но жизнь любого человека едва ли сможет когда-либо ответить на вопрос «Зачем все это?». Иногда стоит смириться с тем, что смысла нет. Нет чего-то большего. Есть только здесь и сейчас — слабый отблеск вечности, коим являемся мы сами.       Он растерянным жестом проверил повязку на раненой ноге, и Наратзул не мог не заметить, что его пальцы дрожат. От холода ли? От воспоминаний?       — Не буду на тебя давить, — заключил он. — Завтра на рассвете мы уедем в Треомар, и… Скажи, Калисто. Могу ли я попросить тебя об одном одолжении?       — Каком именно? — нахмурился тот.       — Ну, помнишь, ты говорил в пещере, что дашь мне за спасение все, чего я хочу?       — Гхм… Да. Я был в отчаянии. Но от своих слов не откажусь.       — Что ж. Тогда я хочу, чтобы ты помог мне.       — В чем, Наратзул?       — А это, — улыбнулся он, — ты узнаешь чуть позже.