Midnight Blue

Удивительное чувство было впервые не ощущать себя комфортно в своей же одежде. Казалось, час, не меньше, я стояла перед зеркалом и просто смотрела на своё отражение. Кончиками пальцев перебирая крупные петли вязки свитера цвета корицы, я не могла понять, что с ним не так? Он по-прежнему идеально справлялся со своей задачей согревать моё тело, но я, будто, в этом больше не нуждалась. Девушка, что смотрела на меня из отражения была исхудавшей с выпирающими костяшками ключиц, тонкими запястьями, которые и раньше были такими, но сейчас они просто болтались в ободке рукава, с впалыми щеками и огромными синими глазами, которые сейчас, казалось, стали занимать половину лица, а темные волосы мягкими влажными после душа чёрными волнами только подчеркивали тонкость и прозрачной кожи. И самым удивительным было то, что я стала напоминанию себе того, кто был причиной моего исчезнувшего аппетита. Не знала как это могло быть возможным, но это был факт. Даже сейчас, стоя в одиночестве наедине с собой, я чувствовала его прикосновения, которыми он отпечатался на мне. Запечатлелся тёмной витиеватой татуировкой на моём существовании, которая приносила столько боли, но всё же результат меня слишком впечатлял и заставлял затаить дыхание от ожидания, «а что же дальше»? Каким новым штрихом, чёрными, как сама ночь, чернилами он дальше проникнет в меня? По коже пробежал холодок и я коснулась кончиками пальцев шеи, чуть ниже уха, прямо там, где бойко бился пульс. Там не было ран или же ещё каких отметин, только я слишком хорошо помнила его клыки глубоко во мне и мой экстаз, когда не могла перестать выкрикивать его имя. Гарри. Гарри! Я была рада перестать наконец лгать себе. Теперь всё в моей жизни крутилось вокруг Гарри Стайлса. Когда он был рядом, всё моё нутро вожделело его, в надежде, что мы сольёмся воедино и больше никогда не сможем расстаться, но стоило только нам отойти друг от друга на безопасную дистанцию, как я тут же мгновенно начинала его ненавидеть, а следом и себя тоже. Эмоции разрывали меня изнутри не оставляя места здравому смыслу и попыткам рассуждать, не как одержимая фанатка, а как девушка, чьё сердце должно быть разбито из-за расставания с любовью всей её жизни. — Холи, нам пора, — его смертельно спокойный тон вырвал меня из пучины скопившихся внутри противоречий. Как две статуи мы стояли не двигаясь, только наблюдая друг за другом через отражение в зеркале, что в полный рост не скрывая, и даже, будто насмехаясь надо мной, показывало Стайлса ещё красивее, чем я помнила его каких-то тридцать минут назад. Влажные волосы были взъерошены, добавляя открытой сексуальности и без того очевидному соблазнителю, чьи глаза, полыхая зелёным пламенем точно видели меня на сквозь. Ухмыльнувшись чему-то своему, он крепче сжал кожаные ручки тёмно-коричневой дорожной сумки, и резко развернувшись, зашагал к выходу. Я же? Я… шумно втянув воздух магнитом поплеламь следом за ним, наслаждаясь его упругим задом и широкими плечами. Если ещё минуту назад мне казалось, что шансы выбраться из этой западни у меня могут быть, то сейчас… Нет. *** Куда мы снова ехали, я не знала, вернее, даже не спрашивала, а просто следовала за ним. Села в авто и пристегнув ремень, следила за дорогой, которая тёмным полотном вела нас по узкой косе вдоль бушующего океана с одной стороны, и опустевших на зиму дорогостоящих особняков с другой. Весь бомонд Лонг-Айленда перебирался с осени по весну обратно в Манхеттен, оставляя мрачными истуканами свои дома стоять под натиском северных ветров, дожидаясь момента, когда же хозяева вновь вернуться и заставят всё вокруг ожить. — Я знаю, что ты испытываешь, — казалось бы, я должна уже привыкнуть к низким вибрациям его голоса, которые самым подлым образом заставляли всё внутри сжиматься и замирать в ожидании, но пока всё было безрезультатно и я снова заёрзав на сидении, крепче сжала коленки и мимо воли устремила на него взгляд. — Когда крупица за крупицей надламывается твоя душа. Когда сама того не желая, она открывает свои объятия непостижимой промозглой темноте ночи, что никогда не обещает закончиться. Надежда медленно увядает. Твои попытки бороться и как-то выкарабкаться из этой пучины прекращаются, и ты, сложив умиротворенно руки на груди и прикрыв веки, подгружаешься во мрак. Там не страшно. О нет. Поверь. Самое страшное позади. Никак не ожидая от Стайлса такой тирады, я уставилась на его идеальную линию скул, которые всем своим напряжением показывали, что в этой машине не у одной меня голова наполнена роем мыслей. — Но я, — мои губы пересохли, а голос изменился, в такт моей душе, если верить тому, что сейчас говорил Гарри. — Не хочу прекращать борьбу. — Холли, ты её уже прекратила. Твоё отрицание, как часть принятия. Последние попытки вырваться из невидимых сетей. Но их и правда не существует… этих сетей. Это не выбор. А данность. Самым страшным в его словах было то, что я была согласна с ним безоговорочно. Только вслух не могла этого произнести, хотя чувствовала, что сейчас он единственный человек во всём мире, который меня понимает. Который раньше меня знает что я буду чувствовать. Говорить. Какими станут мои действия. Притянув колени к груди, я устремила взгляд в окно, натягивая рукава тёплого мягкого свитера цвета пряной корицы на костяшки пальцев. Холод сковал меня изнутри. И чтобы я не делала, мне практически не удавалось согреться. — Нет, — коротко отрезав, крепко зажмурила глаза, в который раз мечтая проснуться от этого ночного кошмара. — Дорогая, можешь передать мне воду, она на заднем сидении? — от этого голоса, что озарил авто своим светом, меня точно насквозь пронзило молнией. — Мама? — в ужасе я открыла глаза, слегка отпрянув назад. — Что ты здесь делаешь? — пару секунд и одну мягкую мамину улыбку спустя, я поняла, что больше не сижу в салоне, что насквозь пропитался стойким мужским ароматом своего владельца. Я с мамой. Рядом. В её изрядно подержанном Форде. — Как что? Глупышка, — её тон успокаивал меня похлеще мирных волн океана. — Ты точно слишком переволновалась, раз забыла, что всего через час у тебя назначен экзамен по вождению. — По вождению, — вялым языком повторила за ней. Точно не понимала, зачем моё подсознание выудило из памяти именно этот фрагмент, но я так была за него сейчас благодарна. — Солнышко, тебе правда не зачем переживать. Ты с самого рождения с напором и уверенностью справлялась с каждым препятсвием. Ты мой маленький боец. — Ты ошибаешься, — господи, я такая на самом деле слабачка. Как хорошо, что она об этом даже не узнает. — Я всё знаю, — точно читая меня, словно открытую книгу, произнесла мама. — Но как? — в переносице противно защекотало, а горло сдавило от ожидаемых слёз. — Я знаю тебя с твоего первого вздоха, с первого нашего прикосновения кожа к коже. Я всегда с тобой была, есть и буду рядом. — Ты снова ошибаешься, — вместо тихой скорби из меня вырвался абсолютно неконтролируемый всхлип. Мамочка, ты так ошибаешься, но ты так мне нужна. Мне так страшно. И я совсем одна, — наконец я смогла закричать это вслух. — Я здесь, Холи. Я рядом, — её хрупкие пальцы поглаживали мои волосы, а я тихо всхлипывала у неё на плече, пока она мягко продолжала везти нас вперёд по извилистой дороге по обе стороны усаженой высокими старинными деревьями, которые слишком походили на толпу людей, что собрались у обочины, лишь бы понаблюдать за мной и дождаться пока я допущу очередную тотальную ошибку. — Мама? — боясь, что вот-вот этот волшебный миг прервётся, поспешила я. — Да, солнышко? — Я не знаю, как мне жить дальше. Я больше не вижу своего будущего. — А ты его всё ещё хочешь? — Нет. На этой ядовитой ноте, я снова открыла глаза, понимая, что попросту провалилась в такой сладостно горький сон. Каждый раз я ждала своих встреч с мамой, но никогда не знала чем они могут закончиться. На этот раз, мои щёки были залиты горячими слезами, которые я поспешила утереть рукавом, а затем обернулась к Гарри. Неспешно, оторвав взгляд от оживлённого людьми пешеходного перехода, на котором ему пришлось остановиться, он пристально, слегка нахмурив брови, смотрел мне в глаза. — Не уверена, что смогу совладать со всем этим, — наверное, сейчас я имела ввиду свои чувства. — Это всё слишком. Я не готова. Я не смогу. Мне кажется… Кажется… — набрав полные лёгкие воздуха, я перевела взгляд с улиц города на идеальный профиль Гарри, который в лучах холодного яркого солнца казался обожествлённым. — Ну же, скажи это, — процеживая сквозь зубы, словно злясь на меня за что-то в противовес тому тёплому и невесомому чувству материнской любви, что я только что испытала во сне, поторопил он. — Кажется, что я умру, — на секунду салон окутала тишина. — Я этого не допущу, — отрезал Стайлс, крепче сжимая руль, но при этом не показывая ни единым мускулом своего лица, что я хоть как-то могу быть ему небезразлична. — Тогда можешь забрать эту боль? — сжимая одежду в районе груди, мне хотелось сжать и свои чувства в кулак и выбросить их в окно, оставляя за собой валяться на обочине в надежде, что больше никто не сможет попасть в такую же западню. Я смотрела выжидающе на Гарри, пока слёзы тихо катились по щекам, а вся надежда свелась только к нему. Официально мой мир перевернулся. — Да, — одно короткое слово, а столько в нём силы. Его прохладные пальцы коснулись моей щеки, и я невольно прильнула к его ладони, снова прикрывая глаза. Я ему верила. Невероятно.