fallen angel

      Юнги начал это замечать еще год назад, когда беспомощно боролся с голодными бессонницами и прятал руки в кожаную куртку черного цвета, не слишком быстро шагая домой.       Или может быть весной, той самой весной, когда неудачно выкрасил сожженные волосы и подозрительно часто поглядывал в собственное окошко тринадцатого этажа, раз за разом все яснее представляя, по какой траектории можно было бы приземлиться на измазанный слякотью асфальт, и сработают ли на его жалком теле эти избитые законы физики.       Его режим сна — определенно не пример для подражания. Несуразный, сбитый уже как пару лет, построенный таким образом, что сколько бы он не спалл — он не высыпается. Конечно же, он слишком часто засиживается допоздна, а с тех самых пор, как они с Хосоком расстались, под давлением мнимого одиночества, его стало интересовать, есть ли кто еще такой же помятый, бессонный, отличающийся по темнеющим сине-пурпурным следам долгих ночей вокруг глаз.       Бесшумно выныривая из кровати, мирно шлепая босоногими пятками, Юнги украдкой подбирался к заставленному старыми горшками и остатками в них летних мух подоконнику. Вглядывался через пыльное стекло в пейзаж из разрозненных панелек, с какой-то отчаянной, слезной, собачьей надеждой увидеть свет хоть в одном оконце. Мол, ты не один в эту ночь. Кто-то, может, сидит сейчас на тесной кухне с жужжащей лампочкой, разглядывая пыльные фоторамки, и тушит импортные сигареты о фарфоровое блюдечко чайного сервиза.       Было около четырех утра, когда Юнги вновь прильнул к не новенькому стеклопакету той зимой или весной, мы ведь так и не выяснили. И только в этот раз, ему на глаза вдруг попалось окошечко с неброским, но быстро — быстро меняющимся светом. Угадать источник странного излучения было совершенно просто — телевизор. Беспрестанно сменяющиеся кадры меняли цветовую гамму отблесков на замерзших за ночь стеклах. Сама комната, спрятанного в стенах молодой девятиэтажки мирка, была полностью во мраке, и только играющие блики то голубого, то зеленого, то вдруг желтого, обозначали в глубине комнатушки сияющий квадрат.       «Не поздновато ли для сериалов?» — мысль посвистывающим сквозняком проносится в его голове и сразу же испаряется, стоит ему через пару минут погрузиться наконец в сон.       На следующую ночь, допивая четвертую-пятую кружку чая и выводя алгебраические выражения уставшей рукой, Юнги вновь вспомнил о том окне, и на удивление, там, как ни в чем не бывало, опять трудился говорящий ящик.       «Вау. кому-то и сегодня не спится» — равнодушное замечание такому же неудачнику, как я.       Однако, кто бы там ни был, ему удалось заинтриговать Юнги. На протяжении пары месяцев, он чуть ли не каждую ночь рассматривала доносящийся свет яркого экрана, который бессменно работал день за днем (а точнее ночь за ночью), даже когда время близилось к шести-семи утра, и появлялись первые лучики солнца или работящие прохожие.       Надо признать, это казалось мне занимательным. Только подумайте, как он туда не глядел, ящик все время находится в активном режиме. Получается, человек каждую ночь засыпает под шипение телевизора.       Подождите-ка.       Человек. каждую. ночь. засыпает. под. телевизор.       Чем больше Юнги думал над этим, тем быстрее этот факт становился более пугающим и колко безнадежным. Каким нужно быть одиноким, опустевшим, чтобы засыпать и просыпаться под постоянный гул, голоса, в страхе однажды не услышать их и остаться наедине с собой.       Абсолютно обнаженным, без чужих поганых, навязанных мыслишек, полудохлыми опарышами запущенными внутрь головы. Насколько нужно быть истощенным и разочарованным, чтобы вместо итак редких снов, пожалуй единственному, что сохранилось от маленького, счастливого тебя, предпочитать посредственные, небрежные, ночные программки на изживающем себя тв.       У Юнги было много предположений, кто мог бы жить там, и какими обстоятельствами наградила его судьба. Он перестал думать об этом лишь летом, когда просто не имел возможности быть дома и наблюдать эдакий нло-шный свет из чужой квартиры. Он отложил переживания и больше всего надеялся, что уж теперь, когда прошло столько времени, его приятель-незнакомец из соседнего двора перестал проводить ночи за телевизором и засыпать под очередную политическую новость.       И вот буквально пару дней назад Юнги снова вспомнил об этом оконце, что самое первое у лестничной клетки на восьмом этаже. Прошел почти год. В знакомой же квартирке через неуютный дворик, сквозь стелющийся снегопад, можно и сейчас заприметить мигающий одинокий телевизор. Кому-то по прежнему одиноко. Кто-то по прежнему боится себя и своих мыслей.