Багровый луч надежды

      Гермиона начала дрожать. Он ушёл, а она стояла на четвереньках посреди тёмного коридора, дрожащими пальцами собирая осколки хрустальной вазы. Ей дважды приходилось останавливаться и собираться с мыслями, не давая себе окончательно развалиться.       Шлюха.       Шёпот тех, кто жил в Отчуждении, окутал её измученный разум, заставляя чувствовать себя ещё более отвратительно. Они обменивались подозрениями, сплетничали, задавались вопросами, а теперь…       Гермиона чувствовала себя униженной и постоянно возвращалась к вопросу о том, что будет, если кто-нибудь из Отчуждения узнает о произошедшем между ней и Драко Малфоем. Не то чтобы им нужен был повод, чтобы сплетничать о ней, но теперь это не было бы…       Она вздрогнула, почувствовав, как слёзы собрались в уголках глаз, пока Гермиона отчаянно боролась с ноющим чувством, отдающем где-то в нижней части её тела.       Он поцеловал меня!       Эта мысль, проносящаяся в голове, была ужасающей, но одновременно манящей и вызывающей желание, которое девушка пыталась в себе заглушить. Теперь она знала, что он может потребовать от неё, когда это потребуется. Гермиона помнила тех, кто жадным взглядом наблюдал за ней, облизывал губы, выжидал своего часа и использовал магглорождённых девушек в качестве игрушек для удовлетворения своих сексуальных фантазий. Она не думала, что Малфой…       И почему я вообще считала, что он другой? Почему я вообще хотела ему довериться, пусть даже на долю секунды? Он такой же, как и они. Он ужасный, мерзкий глупый болван, и мне никогда не следовало позволять ему…       Однако, только Пэнси Паркинсон и все те мучения, что она приносила Гермионе, были альтернативным вариантом.       Слёзы потекли по раскрасневшемуся лицу, и Гермиона пыталась сдерживать рыдания на тот случай, если бы он вдруг решил подкараулить её за одним из углов, где бы ей не удалось разглядеть его, а серые глаза внимательно бы следили за ней, заставляя ощущать себя ещё более униженной. Гермиона встала, не в силах выполнить данное ей поручение; она машинально обвила дрожащими руками свои плечи, в попытках успокоить себя, когда горячие слёзы сильнее хлынули из глаз.       Гермиона всё ещё чувствовала прикосновение его рук — невероятно нежных и красивых — в тот момент, когда он тянул её за волосы, теперь беспорядочно лежащие на плечах. А его губы так сильно… поглотили её, что Гермиона была вынуждена сдаться, издав сдавленный стон.       Я даже не могу думать о том, что было…       Его поцелуй… он был наказанием, но…       «Изнасилованием», — шепнула единственная рациональная часть её разума. — «Это было почти изнасилованием, а ты пытаешься разглядеть в этом нечто другое? Ты сошла с ума, Гермиона?».       Она всхлипнула, прижавшись лбом к окну, из которого открывался вид на сад внизу. То, что обычно Гермиона считала красивым зрелищем, теперь казалось невероятно тусклым и неинтересным. Ей не удавалось выбросить из головы образ Драко Малфоя и его глаза, горящие от желания. И теперь её тут же захлестнули воспоминания о том, как он наблюдал за ней.       Наблюдал за тем, как она готовит завтрак или бросает молчаливый вызов Астории. Наблюдал за тем, как она ухаживает за садом, а он в это время стоит на балконе своей спальни на четвёртом этаже, где спал вместе с женой. И о тех взглядах, которые Гермиона чувствовала на себе, когда он думал, что она его не видит.       Он хочет меня.       Подобная нарциссическая мысль никогда бы не пришла ей в голову, но сейчас всё было иначе, сейчас за окном был мир, в котором всё было перевернуть с ног на голову; всё неправильное было правильным, а правильное… что ж, правильного больше не существовало.       Тем не менее, Гермиона знала и осознавала свои чувства, когда он своим взглядом скользил по её телу; она знала, что видела в этих глазах цвета олова, когда позволяла себе смотреть в них. Она знала, как выглядит желание и страсть, даже после всего, что было…       У меня было так мало времени с Роном!       Её сердце сжалось от горечи утраты, стоило воспоминаниям, связанным с покойным мужем, воскреснуть в памяти; воспоминаниям о тихих вздохах в темноте и неуверенных, лёгких прикосновениях. Это происходило редко, и Гермиона понимала, что опыт взаимодействий с мужчинами у неё был крайне мал, поэтому, если Малфой пробудит в ней какие-либо чувства, она не сможет их понять…       Он хочет меня.       Собственный разум вновь разрывался от этой извращённой, но такой вдохновляющей мысли. Гермиона замерла на секунду, позволяя мозгу полностью осознать то, что она поняла, а Малфой никогда не признает.       Меня. То, как он касался меня…       Она подумала, не поэтому ли он спас её в тот летний день несколько месяцев назад? Возможно, это и был весь его план с самого начала. Обладать ею, несмотря ни на что, даже если это и подразумевало связь с грязнокровкой. Может, Малфой был таким же садистом, как и остальные. Может, он будет играть с ней в эту отвратительную игру, пока ему не наскучит. Гермиона знала, что случалось с теми девушками, которые торговали собой; знала, как низко ей придётся пасть, если им удастся сломать ей полностью. Она не имела права сдаться! Её живот скрутило на несколько секунд, и Гермионе удалось лишь коротко вздохнуть.       Я не понимаю! Как получилось так, что я поцеловала его в ответ, а не отпихнула от себя? Как получилось так, что я до сих пор думаю о нём, несмотря на то, каким мерзким человеком он является?       Она вытерла заплаканные глаза тыльной стороной ладони и судорожно втянула воздух. Это всё из-за её новой жизни, из-за новой борьбы, в которой ей приходится сражаться, и из-за того, что она по-прежнему одинока.       Что ж, с меня хватит. Я больше не буду надеяться на него. Он заботится лишь только о самом себе./i>       С некоторой долей стальной решимости Гермиона вернулась к беспорядку на полу, борясь с самой собой и пытаясь забыть чувства, которые пробудил в ней Драко Малфой. Она не могла уступить ему, да и не стала бы этого делать. Она только закончила с последними осколками стекла, когда услышала звуки позади себя. Шаги, нерешительно остановился, потом ещё несколько шагов, а затем тишина — но она знала, что он здесь.       — Грейнджер.       Гермиона почувствовала, как мир вокруг начал вращаться, стоило ему произнести её фамилию. Почему-то теперь всё было иначе. Она не обернулась, заставив себя продолжить смотреть перед собой, пусть и ничего не видя из-за затуманенного обзора.       <i>Он — мой враг. Он тот, кому я не должна доверять и надеяться на него.       — Оставь меня в покое, Малфой.       На этот раз она была готова дать отпор в том случае, если он вернулся, чтобы закончить начатое, и её сердце колотилось внутри. Голос дрожал, несмотря на все приложенные усилия. Но он не двигался… и ничего не делал. Гермиона даже не слышала, как он дышит. Ей показалось, что в некоторым смысле это было даже хуже.       Затем он заговорил, а его голос прозвучал тихо и сдавленно.       — Я даже не знаю, что делаю.       Затем Малфой ушёл, и Гермиона повернулась как раз в тот момент, когда он спустился вниз по лестнице, оставив её одну. Паника стихла, конечности расслабились, и тело почти свалилось на пол, когда воздух вырвался из лёгких. Он показался ей потерянным. Как человек, утративший свою цель в жизни.       Его голос прозвучал так же отрешённо, как Гермиона себя чувствовала.       Она бросилась на кухню, опустилась на один из массивных стульев и заплакала.       Сколько ещё я смогу выдержать, прежде чем окончательно сломаюсь?

***

      Драко уставился на короткое послание, а затем перевёл взгляд, уставившись на идиотскую улыбку, появившуюся на лице Пэнси Паркинсон.       — Что это, Паркинсон? Знаешь, Отчуждение — это не универсальный магазин! Ты не можешь просто…       Драко снова взглянул на письмо, стараясь игнорировать чувство, скрутившее желудок. Он, нахмурив лоб, боролся с чувством отчаяния, начавшего медленно поглощать его.       День накануне оказался одним из худших и запутанных дней в его жизни с момента, когда Волдеморт захватил Министерство. И это не имело ничего общего с его работой, политикой или обычной жизнью. Нет, это всё было связано с одной конкретной грязнокровкой, которая каким-то образом, буквально, проникла под его кожу.       Он видел страх в её глазах, и, несмотря на страсть между ними и тот факт, что на некотором физическом уровне она отреагировала на него, Грейнджер не хотела его.       Ради всего святого! Что со мной не так? Я должен взять себя в руки. Грязнокровка? Грейнджер? Если бы кто-либо узнал об этом, я бы никогда не смог смыть с себя этот позор. Я не должен испытывать подобных чувств. Это безумие!       Это потрясло Драко настолько, что он не мог этого понять и, тем более, объяснить. А теперь, вдобавок ко всему, ему приходится иметь дело с Пэнси Паркинсон.       Она смотрела на него с нескрываемым восторгом и взглядом, вынуждающим сказать ей «нет». Но, когда промолчал, она заговорила:       — Не похоже, что бы другие не делали того же, — сказала Пэнси, испытывая лёгкое удовлетворение. — Ты знаешь обо мне и Флинте, ведь так? Думаю, он рассказывал тебе о своих… подвигах? — продолжила она, изучая свои ногти с притворным интересом. — Мы спали с ним, и не раз.       От этих мыслей Драко стало не по себе. Будто её заявление об этом могло сделать Пэнси более желанной.       — И он рассказывал тебе обо всех этих глупых, мелких грязнокровках, которые считают, что их тела могут помочь им выбраться отсюда и спастись. Они здесь для нас, Драко. Так почему бы и нет?       Пэнси сфокусировалась на его лице.       — В конце концов, — протянула она, — ты же и сам выбрал себе любимицу среди отвратительных грязнокровок, не так ли? Это же всего лишь совпадение, да?       Драко ненавидел её — ненавидел голос, когда она говорила, и самодовольное лицо, похожее на собачью морду. Ненавидел её сильнее, чем кого бы то ни было ещё.       — Никто твоего мнения не спрашивал, Паркинсон, — каждое слово было пропитано ядом.       Пэнси одарила его приятной улыбкой, за которой скрывалась ненависть.       — Ты спишь с ней, Драко? Вот в чём дело? Знаю, что ты что-то к ней испытываешь, иначе она бы уже давно была мертва. Она не такая, как все, да? Ты думаешь, тебе удастся скрыть это?       Её голос был сладким, как сахар, смешанным со смертельной дозой цианида. Глаза Пэнси скользнули по лицу Драко, и он почувствовал, что она изучала его не только снаружи, но и пыталась проникнуть внутрь. Он понял, что она была права. Пэнси знала его, и это всё усложняло. Чертовски усложняло. Его глаза сузились.       — Ты напрочь отбитая. Я бы никогда к ней не прикоснулся.       Ложь сорвалась с его губ, и он задумался: догадается ли об этом Пэнси? Она ухмыльнулась, внимательно его изучая.       — Нет? Даже, если другие делают это? Что отличает тебя от них?       Глаза Драко сверкнули на бледном лице.       — Я не собираюсь обсуждать это с тобой. Я женат и счастлив в браке. Я хочу, чтобы ты это уяснила, тупая ты сука.       Ещё больше его разозлила её ухмылка.       — Ну, о вкусах не спорят, так ведь, Драко? В любом случае, Астория выбрала себе один экземпляр из Отчуждения, так что теперь моя очередь.       Её глаза светились от притворной невинности, и Драко решил, что хотел бы навсегда погасить этот луч. Когда он заговорил, его голос прозвучал низко.       — И что тебе нужно от Лили Поттер? Ей всего четыре года. Она едва ли может выполнять поручения, и ребёнок уже до смерти напуган.       Пэнси холодно улыбнулась.       — Мне нужен детский труд. Знаешь… выполнять обязанности по дому. И Флинт всегда в поисках того, над кем можно было бы провести эксперимент. Ну, ты знаешь, он и его дементоры. Это лишь забава!       И снова она стала выглядеть полностью удовлетворённой, и Драко пожалел, что не мог стереть это выражение с её лица. Ему бы это понравилось. Сглотнув, он прошипел сквозь стиснутые зубы:       — Ты оставишь Лили Поттер в покое. Она слишком мала, чтобы куда-либо ехать, и, тем более, она не грязнокровка, поэтому останется со своей матерью. Ты хочешь грязнокровку? Выбирай, но я не позволю тебе трогать детей, чтобы ты смогла удовлетворить свои потребности.       Пэнси рассмеялась. Её смех прозвучал, как звон колоколов, и от этого стало ещё более жутко.       — Что ж, то, что ты хочешь, не имеет никакого значения. Мне не нужна грязнокровка. Я хочу выбрать из Отчуждения того, кого хочу. Мне нужна Лили Поттер. В качестве залога, так сказать.       Её глаза сверкнули от ненависти, стоило ей взглянуть в его сторону. И Пэнси продолжила напряжённым тоном:       — Либо я получу её, либо я буду стоять на твоём пути. Ты не можешь расхаживать здесь, как король. Мы больше не в Хогвартсе, Малфой. Это Лондон, и это моё Отчуждение, а не твоё. Я управляю этим местом, а не ты.       Драко отвернулся от неё, высоко подняв голову, и стараясь не утратить своё хладнокровие. Контроль.       Контроль.       — Залог?       Мне нужен контроль.       Он не обернулся, даже когда снова Пэнси начала говорить.       — Да. Ты отдаёшь мне Грейнджер, а я тебе Лили Поттер. Если ты будешь прятать от меня Грейнджер, то я буду удерживать маленькую девочку. Это довольно просто, ведь так? Тем более, тебе же наплевать на отвратительную грязнокровку. Или как ты там говоришь.       Она бросила ему вызов и теперь ждала ответ. У Драко не было выбора.       — Ты думаешь, это причинит мне боль, Паркинсон? Считаешь, будто у меня есть маниакальная привязанность к Грейнджер? Ты ошибаешься, и у тебя проблемы с головой.       Слова звучали грубо.       Он вышел из офиса, старательно пытаясь сохранить самообладание, пока не оказался вдалеке от Отчуждения и ужаса, от которого скручивались внутренности. Дрожа, мальчик, сидевший внутри него, выкарабкался на поверхность, и он ощутил жжение в глазах, которое не испытывал долгое время.       Слёзы?       Мерлин. Разве он мог заплакать из-за этого? Слова Паркинсон звенели в ушах, превращаясь в какофонию звуков, сливаясь с неровным сердцебиением и затруднённым дыханием. Сжав кулаки, Драко выпрямился, пытаясь собраться с мыслями, и старался подумать о чём-нибудь, кроме той неразберихи, в котором он оказался.       Если бы я не взял её к себе, если бы позволил умереть в ту ночь…       Но было уже слишком поздно.       Ты по колено в дерьме, Драко.       Он проглотил слёзы, намеревавшиеся разрушить стену спокойствия, за которую Драко пытался отчаянно зацепиться.       Он не знал, что ему следует делать.

***

      Следующее утро выдалось ясным, несмотря на чуть затуманенное солнце, которое играло в прятки с пушистыми облаками. Гермиона провела утро с Лили и Джинни, отважно игнорируя едкие комментарии своих соседей по комнате, используя Джастина, как щит, потому что женщины не вели себя так грубо, когда он был рядом. Как обычно она разделила с Лили и Джинни скудный завтрак, а затем приготовилась к встрече с Малфоем. В этот день не было ничего необычного, и, когда она двинулась через двор в сторону выхода, лёгкий ветерок запутался в её волосах. Дорога, располагающаяся за забором, уже была ей хорошо знакома, так как именно там она всегда ждала Малфоя. Но даже в лучах такого, казалось бы, обычного дня, всё было как-то странно, сюрреалистично… когда Гермиона думала о нём, то вспоминала только вкус его губ, и это пробуждало в ней животный ужас.       Когда это произойдёт? Когда он заставит меня?       Гермиона услышала знакомый треск, когда он аппарировал позади неё, и повернулась к нему лицом.       Малфой не смотрел на неё в своей безразличной манере — его глаза не были холодными и серыми, как замёрзший пруд зимой. Губы — чувственные губы, которые теперь были ей знакомы — не были искривлены. Гермиона видела страх и знала, что это был именно он, потому что испытывала его каждый день. Она видела, как Малфой боролся с ним, пытаясь выглядеть непринуждённо, надев маску безразличия.       — Что?       Её голос прозвучал слишком напряжённо, слишком резко, и у неё перехватило дыхание. Но его ответ превратил обычный день в настоящий ад.       — Это из-за Пэнси Паркинсон. Лили в беде.       Сердце Гермионы остановилось, затем разбилось вдребезги, и она рванула вперёд к ближайшему зданию, уповая на то, чтобы ноги не подвели её. Позади неё был слышен шум, и, сквозь звон в ушах, она поняла, что он говорил с ней, выкрикивал имя, но Гермиона ничего не могла разобрать.       Лили в беде. О, нет, нет, нет…       Она нащупала рукой стену здания, царапая ногтями камень, ища то, на что можно было бы опереться. Её глаза наполнились горячими слезами. Именно благодаря его рукам Гермиона смогла сориентироваться и повернуться к Драко.       — Что произошло?       Хриплый шёпот был всем, на что было способно её горло. И она не видела ничего, кроме мрачного лица и серых глаз, способных на горячую страсть, а в данный момент источающих безумный холод.       — Ты была её грязным планом, Грейнджер, — выдохнул он, и Гермиона заметила, как его челюсть напрягалась при произношении каждого слова. Малфой вырвал свою руку из её захвата одним резким движением. — И когда я не позволил ей добить тебя, то она приняла это на свой счёт.       Гермиона думала, что её сердце может разорваться –настолько сильно оно билось в груди.       — Но… Лили? Она же ничего не сделала…       Говорить было невозможно, и его взгляд по-прежнему сводил с ума. Когда Малфой заговорил, его слова казались бессмысленными.       — Предатель крови взамен на грязнокровку, Грейнджер. Она хочет причинить мне боль. Она хочет уничтожить тебя. Она хочет забрать Лили, и я не знаю…       Паника подняла волну, разрушающую всё на своём пути, заставляя сердце и дыхание остановиться. На мгновение Гермиона почувствовала слабость, ощутила, как темнота стала сгущаться, как её сердцебиение вырвалось из-под контроля, а громкие рыдания смешались со звоном в ушах и голосом Малфоя. Она потянулась к нему, её пальцы стиснули его кожу и сжимали плоть от паники. И, как бы он ни старался, Малфой не мог вырваться из этой цепкой хватки.       — Ты должен остановить её!       Слова были искажены беспорядочным шёпотом, вылетавшим из бледных губ. Драко отступил назад, прислонившись к стене, приоткрыв рот и почувствова глубокое отчаяние, сравнимое разве что с его собственной горечью.       — Я не знаю, смогу ли что-то сделать с этим.       И в то солнечное раннее осеннее утро, которое предрекало прекрасный день, Гермиона Грейнджер-Уизли сломалась. И единственным свидетелем этого стал Драко Малфой.

***

      Драко наблюдал распахнутыми глазами за тем, как вся краска отлила от лица Грейнджер, и теперь оно казалось абсолютно белым из-за отчаяния и беспомощности. Он не мог произнести ни слова, пока слёзы текли по её щекам, и она начала дрожать сначала от боли, а потом от ярости. И Драко лишь наполовину осознал, что её хватка стала причиной лёгкой боли, но она отказывалась отпускать его.       — Грейнджер…       Она мгновенно оборвала его, дёрнув за руку с такой силой, что он оторвался от стены.       — Нет… нет, Драко, нет…       Звук его имени, сорвавшийся с её губ полушёпотом, прозвучал странно искажённо для его слуха. Он не знал, произносила ли она его имя раньше, но это звучание поразило его. Её пальцы ещё сильнее стиснули его руку. Он вздрогнул, безуспешно пытаясь вырваться.       — Послушай, Грейнджер, тебе надо меня выслушать…       Её глаза не выражали ровным счётом ничего, будто она витала где-то далеко.       — Нет, нет, нет… Нет! Нет! Нет!       Каждое слово звучало всё громче и громче, и Драко знал, что это лишь вопрос времени, когда кто-то услышит её звериный рёв.       — Грейнджер!       Он предупредительно шикнул, пока его взгляд метался в сторону двора и обратно к ней. Драко молился, чтобы никто не заметил, что происходило здесь.       — Заткнись, ради Мерлина! — он вырвал руку из её захвата, чувствуя, как ногти болезненно царапнули кожу и оставили пару ссадин. С ужасом глядя на это, он впился в Грейнджер взглядом. — Если ты не прекратишь, они убьют тебя.       Когда она подняла руку, чтобы ударить его кулаком, Драко схватил её за предплечья и прижал к себе её хрупкое тело, словно горевшее от пробирающей лихорадки.       — Ты понимаешь, Грейнджер? Они убьют тебя! Им всё равно, кого убивать. Для них ты просто мусор, и они не будут долго думать. Ты, чёрт возьми, закроешь свой рот?       Он уловил панику в собственном голосе, потому что Драко не знал, что делать, если они и правда убьют её, но даже это не утихомирило её. Она была похожа сейчас на животное, а не на женщину, её глаза сверкали от слёз и гнева, а волосы лежали на плечах, образуя каштаново-золотистый беспорядок.       — Нет! Отпусти меня, Малфой! Опусти! Меня!       Яростно пытаясь выбраться из его захвата, она пыталась сражаться с ним, кусая за плечо, визжа, как банши, а слёзы продолжали стекать по щекам, пока тело содрогалось от рыданий.       И, к своему ужасу, он почувствовал, как его собственные глаза стали наполняться слезами, когда она причитала о том, каким ужасным был новый мир.       Грейнджер рыдала, а её слова сливались в единый звук.       — Ты не понимаешь! Дж-Джинни сделала абсолютно всё ради меня. Она заботилась обо мне, и она… единственный близкий человек, что у м-меня остался! О, я не могу… не могу этого допустить… чтобы что-то случилось с Лили. Я… не могу… после всего, что случилось с мальчиками! К-как это могло произойти? Разве ты не видишь? Это всё м-моя вина. Моя вина!       Вой прозвучал настолько пронзительно и громко, что произошло самое страшное — Драко увидел, что это привлекло внимание чиновника, который целенаправленно шёл к ним через пыльный двор, в то время, как остальные наблюдали за ним.       Чёрт! О, чёрт! Что, чёрт возьми, мне делать? Они убьют её, разорвут на части…       К ним направлялся Мальсибер, и это был худший вариант, потому что он был самым отвратительным из всех. Драко понял, что был обязан действовать, и у него почти не было времени. Не задумываясь, он так сильно сжал руку Грейнджер, что та закричала и упала на землю от боли. Тогда она подняла на него глаза, и взгляд говорил о том, что она была полностью уничтожена, пока слёзы продолжали стекать по лицу.       — Силенцио, — прошипел он, направив на неё палочку, а затем всё смолкло.       — Всё в порядке, сэр?       Драко встал между упавшим на землю телом Грейнджер и Мальсибером.       — Конечно, — он надеялся, что голос не выдал его. — Просто очередная надоедливая грязнокровка. Я скоро избавлюсь от неё.       Драко заметил, как Мальсибер замер и стал размышлять над ситуацией, прежде чем пожал плечами.       — Просто проверяю. Мне показалось, что я слышал шум.       Драко скривился, усмехнувшись.        — Теперь она больше не издаст ни единого звука. Будь в этом уверен. А теперь — продолжай работать.       По-видимому, довольный этим ответом, Мальсибер развернулся и пошёл обратно тем же путём, что и пришёл.       Затем Драко уставился на Грейнджер, выпучив глаза. Она безмолвно оглянулась, но её горе читалось в каждом вздохе, в каждой слезе, стекающей по подбородку, в дрожи, сотрясавшей тело. Единственный звуком теперь было их затруднённое дыхание, и Драко протянул руку, чтобы помочь ей встать, и теперь его пальцы крепко сжимали её запястье.       «Я дрожу», — сказал он себе.       Драко увидел, как она вздрогнула, когда поднялась с его помощью, и быстро двинулась туда, куда он её подтолкнул. На мгновение всё вокруг них стало живописным умиротворением, и Драко смог заговорить, хотя голос был пронизан страхом.       — Ты хочешь умереть, Грейнджер? — он поднял палочку. — Фините.

***

      Гермиона почувствовала, как он снял заклинание, и несколько раз сглотнула, прежде чем услышала голос. Когда она попыталась заговорить, то её настигло чувство полного истощения, и боль от его хватки была такой сильной, что Гермиона едва ли могла выдавить из себя хоть какой-то звук. В конце концов, она просто захныкала.       Гермиона знала, что у неё не было выбора. Мужчина перед ней был её единственной надеждой. В очередной раз. Что за мир, в котором Драко Малфой был спасителем? Она посмотрела на него глазами, заплывшими от страха и мольбы.       — Ты должен ей помочь. Пожалуйста, Драко.       Она изучала морщины на его лице, смотрела в глаза, умоляя, и видела в них страх и неуверенность. Гермиона заметила, что он плакал. Не желая этого, она скользнула ледяными пальцами по его лицу.       — Я знаю, ты можешь. Я умоляю тебя.       Впервые, Гермиона осознала, в чём была его слабость, промелькнувшая в тёмно-серых глазах в виде пламени отвращения, смешанного с беспомощностью.       — Я сделаю всё.       Сглотнув собственное отвращение, Гермиона протянула руку и положила ему на грудь, растопырив пальцы и скользнув по шее.       — Всё, что угодно. Ты сказал… вчера ты сказал о подчинении. Я буду. Я буду подчиняться. Полностью. Обещаю. Если ты хочешь меня, то я твоя.       Гермиона прикрыла глаза, борясь со страхом, который ощущала, а затем прижалась к его губам и поцеловала. Сначала она ничего не почувствовала, словно прикасалась к камню, и начала паниковать.       Поцелуй меня в ответ, идиотский кусок дерьма! Поцелуй меня в ответ!       Она стала вести себя более настойчиво, погружая пальцы в светлые пряди, заставляя себя забыться. Её губы и тело прижимались к нему, и Гермиона изо всех сил старалась заставить его отреагировать. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом она ощутила, как он задрожал и уступил ей, охотно ответив на поцелуй. Гермиона ощутила слабый привкус победы, в которую почти поверила, и подумала, что ей удалось соблазнить его. Не имело значения, что она предлагает ему своё тело, если это может спасти Лили. Когда он прижимался к ней, Гермиона провела руками по его телу, вдоль мышц, пытаясь вытянуть рубашку из брюк, чтобы показать ему, на что была готова.       — Всё, что захочешь, — пробормотала Гермиона прямо ему в горячий рот и ощутила вкус мяты, дыма и чего-то опьяняющего — самого Драко. Борясь с этими ощущениями, она напомнила себе, что это всё было ради Лили, и неважно, что он такой…       — Чёрт, Грейнджер, отвали от меня.       Она споткнулась, когда Малфой отпихнул её, и чувство холода пронзило её, как и день тому назад. Его глаза сверкнули от необузданной страсти, а губы, раскрасневшиеся от прикосновений, расплылись в ухмылке.       — Ты сошла с ума? Я ничем не могу тебе помочь! Ты думаешь, поведение распутной шлюхи может тебе помочь? Я не Маркус Флинт!       Его голос задрожал от желания и потрясения, а глаза распахнулись от ужаса. Тем не менее, Гермиона подошла к нему, потянулась, чтобы прикоснуться к его лицу и погладить тыльной стороной ладони, пока её глаза были открытой книгой, в которой через строчку читалась решимость.       Если не Драко, то тогда мне некому будет помочь, — осознала она. — Если Драко не поможет, то Лили погибнет.       — Ты можешь, — прошептала Гермиона.       Его глаза округлились от ощущения прикосновения к коже.       — Я не могу! Ты разве не понимаешь? Я не могу! Это место не принадлежит мне. А этот мир больше не принимает тебя, Грейнджер. Я не могу спасти ни тебя, ни Лили… я даже себя спасти не могу!       Всхлип, и Гермиона недоверчиво покачала головой, и её голос сорвался от страха.       — Значит, ты не поможешь?       Он отступил назад от неё, её прикосновения и мерзкого вида.       — Ты права, я не помогу.       Гермиона упала на колени, а её лицо покраснело от стыда и жара. Что она только что сделала? Как сильно она пала? А Лили всё ещё было невозможно спасти. Горячие слёзы боли и ярости хлынули из уголков глаз.       — Я ненавижу тебя!       Её крик эхом разлетелся вокруг, и, наблюдая за ним сквозь влажную пелену, Гермиона заметила, как он дёрнул рукав рубашки, слегка испачканный кровью.       — Я не твой спаситель, Грейнджер. Я — Пожиратель смерти, — он ткнул на Тёмную метку, чуть перепачканную кровавыми каплями, и его лицо исказилось от злости и отвращения. Малфой покачал головой, сильно дрожа. Его слова превратились в шёпот сожаления. — И лучше не забывай об этом.       Гермиона обессиленно свалилась вниз, крепко прижимая к себе колени, и стала рыдать, пока силы вовсе не покинули её. И он ушёл. Ушёл, снова оставив её одну.