***
Всё изменилось. Гермиона осознала это в тот момент, когда Малфой вышел из спальни, оставив её, чтобы та успокоилась, столкнувшись с реалиями наступившего мира. То, что произошло между ними, явно было обыкновенном делом для него. «Это и должно было случиться», — твёрдо решила она, потому что ей на самом деле было уже наплевать. Тем не менее, было нестерпимо трудно возвращаться к повседневной жизни, когда каждый раз при виде Астории, образ Малфоя, раскрасневшегося от желания и страсти, прокручивался в сознании. То, как он поцеловал её, и, Мерлин, как прикасался к ней! Но она пыталась вести себя как обычно, потому что это было тем, чего требовал Малфой, и Гермиона не могла ему отказать — независимо от просьбы. Поэтому она продолжала, как ни в чем ни бывало, мыть посуду. Менять простыни. Готовить еду. Но, самое главное, Гермиона старалась избегать Асторию, что было практически невозможно, поскольку эта женщина всегда была поблизости, значительно усложняя задачу. Она возвращалась с того или иного мероприятия, готовилась к чему-то и выходила из дома, чтобы куда-то отправиться. Столкновение с ней было неизбежным, и поэтому, в конце концов, Гермиона ограничилась простым молчанием в надежде, что ей удастся стать невидимой. Однако Гермиону беспокоила не только Астория. Большинство её мыслей занимала мрачная тревога по поводу состояния Лили и то, что с того дня в спальне, Малфой больше не прикасался к ней. Он не хочет меня? Неужели он не выполнит свою часть сделки? Гермиона понимала, что одержимость не поможет, но даже в этом случае она боялась, что единственная надежда исчезнет. Возможно, он действительно играл в игру. Или, может, каким-то образом об этом узнала Астория. Или, что ещё хуже, он никогда не хотел ей помочь, а просто использовал в гнусных целях, чтобы развлечься и… Нет, невозможно. Я магглорождённая, и он бы не стал пятнать себя связью со мной, если бы… Если только не хотел чего? У Гермионы не было ответа. Она не знала точно, сколько точно дней прошло с… того самого момента. Два? Может, три. Максимум четыре. И каждый казался более напряжённым, чем предыдущий, поскольку Малфой мало времени проводил дома и оставлял её во власти своей жены. Будь ты проклят, Драко. Стоп… что? Малфой, а не Драко. Он не Драко. Он… он… Гермиона тряхнула головой, стараясь отогнать непрошенные мысли. Пол на кухне нужно было вымыть, а затем ей необходимо было постирать простыни, на что уйдёт большая часть времени, и, если она хочет, чтобы ужин был приготовлен пораньше (как обычно просил Малфой), то Гермионе следует работать быстрее. К сожалению, когда она вошла на кухню, то увидела, как Астория клала сахар в свой утренний кофе. Не теряя ни секунды, Гермиона быстро протёрла все полки и вытащила большое ведро из шкафа возле двери, изо всех сил стараясь не обращать внимания на женщину в одежде великолепного аквамаринового оттенка. Она была воплощением богатого совершенства, вплоть до изысканных драгоценных камней, которые украшали её нежные пальцы и сверкали в ушах. Бросив на неё взгляд, Гермиона поспешила из комнаты. Но недостаточно быстро. — Посмотри на меня, — голос Астории донёсся до дверного проёма, в котором замерла Гермиона с ведром в руке. — Кофе пришёлся не по вкусу? — тон Гермионы был напряжённым, и она не обернулась. Её ответ заставил Асторию раздражённо фыркнуть. — Дело не в кофе. Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. Живо. Когда Гермиона повернулась, она увидела, как Астория подзывает её к себе пальцем. Не зная, что ей делать, она машинально двинулась вперёд, встав перед Асторией, но не опустив голову в жесте покорности. В конце концов, она и так уже достаточно покорилась. На прекрасном лице Астории между бровей пролегла хмурая складка, когда Гермиона отказалась говорить. — Ты думаешь, он другой? Я имею в виду своего мужа. Гермиона подумала, был ли это вопрос, на который можно было бы ответить ложью, или какой-то ловушкой, в которую она скоро попадёт. В конце концов, она следовала правилу сохранения молчания, и её глаза засияли от акта неповиновения. — Я знаю некоторые истории, которые они рассказывают об этом… месте, где он работает, — фыркнула Астория. — Я знаю, что делают женщины в вашем положении, чтобы… выжить. Гермиона ощетинилась от тона Астории, поскольку не могла не ощутить то явное пренебрежение, с которым были произнесены эти слова. — Я не понимаю, о чём вы говорите, — сумела ответить она, несмотря на внезапный прилив ненависти. Слова были ложью, но, в конечном итоге, Гермиона смотрела в идеально накрашенные глаза женщины, которая никогда не узнает, каково это — делать всё необходимое для выживания. Именно такие женщины, как Астория Малфой, ставили других в положение, при котором будут нередки издевки. От несправедливости Гермиону едва не вырвало, но всё, что она могла сделать, — это сжать кулаки и молиться, чтобы Астория прекратила свои ежедневные насмешки и отпустила её. — Я думаю, ты понимаешь, — ответила Астория лёгким, смеющимся голосом. — Смотри на меня, — на этот раз приказ был более твёрдым. Гермиона, дрогнув под свирепым взглядом женщины, снова подняла глаза, заметив в зрачках той настоящие кинжалы. Но она ничего не сказала. В голосе Астории зазвучали пренебрежительные нотки. — Думаешь, я не знаю, что делает Драко, когда меня здесь нет? — она рассмеялась, но Гермиона подумала, что это был самый безрадостный смех, который ей прежде приходилось слышать. — Я вижу, как ты разгуливаешь по дому, маленькая потаскуха. Думаешь, ты сможешь залезть к нему в постель, не так ли? Секс, чтобы спасти себе жизнь? Гермиона проглотила ответ, пытаясь сохранять спокойствие и не выдать правду. Она почувствовала, как ледяной взгляд Астории будто пронзает её, но Гермиона продолжала твердо стоять на ногах, глядя на ту без страха. — Что? Нечего сказать? Не можешь защитить себя, да, шлюха? — слова прозвучали с насмешкой. — Я предполагаю, что ты здесь только потому, что он ещё не смог раздвинуть твои мерзкие ноги. Но как только он это сделает, то ты станешь сравнима с мусором в ведре, которое ты держишь. Тебе некуда будет пойти. Думаю, дементорам всегда есть чем заняться, ведь так, да? Гермиона не двигалась, не реагировала, хотя сердце уже провалилось на дно отчаяния, поскольку она знала, что авантюра состояла в том, что Драко Малфой мог сделать с ней всё, что угодно, и, если он больше не захочет её, то тогда… — Он такой же, как и все остальные, — сухо заявила Астория. — Он будет пользоваться тобой точно так же, как и этот придурок Маркус Флинт, с которым он работает. Глаза Гермионы горели, но она не решалась моргнуть, чтобы не выдать свои эмоции. Нет. Нет, Драко был другим. Она верила, что это так, и даже желала этого. Она просто хочет меня унизить. Вот и всё. Это всё. Я не могу позволить этой женщине затуманить мои суждения, позволить посеять сомнения. Я сделала свой выбор. Я должна быть сильной. Астория лукаво улыбнулась. — Он не твой, — мягко напомнила она. — Никогда не был и не будет. Он мой. Он женился на мне. Я его жена. Его жена. Челюсть Гермионы задрожала, и в этот момент в глазах Астории вспыхнуло торжество. — Он может трахнуть тебя. Одному Мерлину известно, что они всегда так делают, но в конце концов, как ты думаешь, кого он выберет? Тишина стала оглушительной, даже болезненной. — Должно быть, это предел мечтаний — иметь такого преданного себе мужа. Гермиона хотела показаться сильной, когда сказала это, но слова, полные ненависти, были окутаны эмоциями, которые она тщетно пыталась скрыть. Сарказм был очевиден, и за это ей прилетело плетью по лицу. — Это научит тебя манерам, болтливая ты сука. Гермиона уже привыкла к этому; эта боль была не хуже той, что она перенесла от рук других людей. Она просто посмотрела на Асторию, которая резко рассмеялась. — Ты увидишь, кто ещё из нас будет последней. Запомни мои слова. Ты — временная игрушка. Я была его выбором и останусь им. А теперь убирайся с моих глаз. Гермиона сразу же поспешила в коридор, сдерживая слёзы и всхлипы. Поняв, что осталась совсем одна, она затряслась от тихих, испуганных рыданий.***
Две женщины сели на койку Гермионы, сцепив руки и переплетая пальцы. Лицо Джинни было бледным, и с того дня, как у неё отняли Лили, она перестала нормально спать. Тёмные круги, глубоко пролегшие под глазами, теперь ярко выделялись на некогда красивом лице. — Джастин пришёл на помощь. Почему-то он всегда в курсе того… что происходит. Этот монстр никогда не выпустит Лили из поля зрения. Но они говорят, что Лили выглядит хорошо. Пэнси не причинила ей вреда. Слова Джинни были едва слышны, и Гермиона, прислонившсь к ней плечом, преследовала двоякую цель: она хотела услышать её чуть лучше и получить утешение от чужого прикосновения. Когда шёпот Джинни растворился в шуме, царившем вокруг них, Гермиона глубоко вздохнула, зная, что Джинни мало утешит то, что Лили выглядит хорошо, ведь это не меняло того факта, что её не было с ними сейчас рядом — в целости и сохранности. — С Лили всё будет в порядке. Джинни сжала руку Гермионы. — Ты лгунья, — прошептала она в ответ. — Но я всё равно люблю тебя больше, чем могу выразить это словами. Ох, Гермиона, никто из нас не будет в порядке… Забавно, как один лишь шёпот может разбить сердце. Боль и осознание того, что она утратила всякую надежду, были очевидны в стоне Джинни, и он был настолько тяжёлым, что Гермиона на мгновение потеряла дар речи. Тогда она подумала о Малфое, о тех недолгих моментах в его спальне, об обещании, которое он ей дал. Чего стоило его обещание? Эта мысль была неприятной, и Гермиона вздрогнула. Каким бы бессмысленным это ни казалось, это обещание было единственным, за что ей можно было зацепиться, единственным, что она могла предложить Джинни. — Не теряй надежды. Я знаю, что сейчас всё вокруг кажется тьмой, но есть… я просто знаю, что с ней всё будет хорошо. Джинни на мгновение отстранилась, и Гермиона ещё раз вспомнила о боли, которую переживала её рыжеволосая подруга. Джинни молча посмотрела ей в глаза, увидев внутри тусклый луч надежды. — Ты действительно в это веришь, — это был не вопрос, а скорее, утверждение, и Гермиона, с трудом сглотнув, кивнула. — Да. Я знаю это, — она оторвала взгляд от Джинни, когда Гермиона осознала, что на её лице промелькнуло замешательство, смешанное с любопытством. — Что ты сделала? — впервые в глазах Джинни вспыхнула надежда, и её рука сжала ладонь Гермионы. — Прошу, не говори мне, что ты сделала что-то, что могло подвергнуть тебя опасности. Гермиона яростно закачала головой. Как она могла сказать правду Джинни? Она была единственным человеком, которого Гермиона любила больше жизни, и единственным человеком, мнение которого было для неё важным. Как она могла рассказать ей о том, что содеянное лишь опозорило её? Я не могу. Не сейчас. Может быть, даже никогда. Но пока с Лили всё в порядке… — Это имеет значение? — прошептала Гермиона, опустив карие глаза. Джинни хранила молчание и долгое время сидела неподвижно, а когда начала говорить, то её слова прозвучали мягко, но властно: — Я хочу, чтобы ты была в безопасности, Гермиона. Я люблю тебя. Я ценю, что ты была женой моего брата, ценю, что ты была тем человеком, которому он мог доверять. За то, что ты любила его, моих детей и мою семью, — слёзы хлынули из её глаз. — Я не хочу жить в мире, где нет тебя. Гермиона опустила голову и крепко обняла Джинни. — И я не хочу жить, зная, что не сделала всего, чтобы защитить твоих детей. Её слёзы были ответом на вопрос Джинни. Прежде чем одна из девушек успела сказать хоть слово, в комнате раздался шум, исходящий из темного двора за пределами спальных помещений. Гневные крики так ненавистной женщины.***
Драко на мгновение задержал взгляд на Забини. Почему-то было приятно осознавать, что кто-то всё ещё на его стороне; кто-то был готов пойти против Министерства. Забини понимал затруднительное положение Драко — по крайней мере, это вселяло надежду. Высокий мужчина откинулся назад на спинку стула, небрежно оценивая Драко, хотя впервые с тех пор, как Забини вошёл в кофейню, его внешнее пренебрежение треснуло, и в глубине трещин показалось отчаяние. — Если я помогу тебе с этим, я хочу, чтобы ты пообещал помочь мне. Ага, так вот какова была цена. Губы Драко на мгновение скривились, когда он взглянул на мужчину. Конечно, Драко знал, что не бывает ничего бесплатного. Он ждал в напряжённой тишине. Наконец, Забини заговорил, и его голос звучал резко, эмоционально, а раскосые глаза бегали из стороны в сторону, чтобы убедиться, что никто не будет подслушивать их разговор и то, что он собирается сказать. — Ты понятия не имеешь о том, что произошло со мной с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз, Малфой. То, что я сделал, когда родился мой ребенок — единственная причина, по которой я не могу… — он посмотрел на стол, и когда заговорил вновь, его голос был ледяным: — Она никогда не покидала Британию. Неважно, что тебе говорили или что ты слышал. Драко приподнял бровь, заинтересованно глядя на Забини. — Грязнокровка? Мать твоего ребёнка? Забини тихо фыркнул, но это не было насмешкой. Это прозвучало так печально, что Драко почувствовал, что он понимает происходящее с Блейзом. — На самом деле она до сих пор в Лондоне. Это стало сюрпризом для Драко, который считал, что у Забини есть связи, позволяющие вывезти кого-либо из Лондона, даже из Англии, если понадобится. Эта новость пресекала растущую надежду, которая поселилась в груди Драко. Однако он этого не показал, произнеся в ответ: — Как это возможно? Нам пришлось согнать всех в эти чёртовы Отчуждения, разве нет? Забини кисло рассмеялся и провёл длинным пальцем по краю стола. — Несмотря на то, что ты был лучший в классе, ты такой глупый, Малфой. Я защищал её, — его взгляд был мрачным, но ясным, голос — тихим, но решительным. — Она сообразительная и решительная. А я был… в отчаянии, и… неплохо владел теми дезиллюминационными чарами, которым нас ещё давно обучил Флитвик. Слова стихли, и взгляд Забини превратился в тоскливый и печальный взор. — Я удивлён, что это продлилось так долго. Её поймали только два дня назад. Я слышал от кого-то…. Я поселил её в квартире недалеко от вокзала Паддингтон около полугода назад, и они совершили рейд туда прошлой ночью. Знаешь, я виделся с ней каждый вторник. Драко задался вопросом: что Министерство подумает о том, если кто-то из них будет так часто посещать подобные места в городе? Однако он понял, что, пока никто не поднимает шум из-за личной жизни министерских чиновников, всё пускают на самотёк. У мужчин, всё же, есть потребности и… Но это чёртов грязнокровный младенец. Неудивительно, что они пытались это скрыть. Чиновник, имеющий ребёнка от грязнокровки? Он понимал отчаяние Забини, скрывающего любовницу и ребёнка. — Кто она? Любопытство взяло верх, и когда глаза Блейз встретились с его, они были потеряны. — Ты знаешь её. Эта милашка ходила с нами в Школу. Лаванда Браун, — глаза Драко округлилась, но Забини тут же прервал его. — Либо ты промолчишь, либо пожалеешь. Драко прочистил горло, сохраняя настороженный взгляд, и его слова прозвучали грубо из-за шока. — И… что ты хочешь от меня? Другой мужчина вздохнул, и на его лице отчётливо отразилось беспокойство, а слова были пронизаны стыдом. — Они забрали её в твоё Отчуждение. Помоги мне. Не включай её в список тех, кто может получить Поцелуй, защити её, и я клянусь, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы уберечь Лили Поттер. Мне нужна Лаванда. Я понимаю, что это извращение, но она нужна мне. Драко потерял дар речи от нахлынувшей на него правды. Лаванда Браун? Та самая Лаванда, которая пришла к нему, когда тот впервые получил должность в Министерстве? Когда-то эта девушка была яркой и своенравной, а затем превратилась в загнанную, грустную и вынужденную использовать своё тело… Он был в шоке, потому что увидел своё отражение в глазах Забини. В конце концов, Драко знал, что значит испытывать влечение к тому, к кому не стоило. Хотеть кого-то, кого он не должен хотеть. Ничто в этом новом мире больше не казалось правильным. Почему это должно было быть чем-то иным? Он повернулся к Забини, и целая тысяча вопросов едва не сорвалась в его губ, хотя он понимал, что мужчина вряд ли захочет отвечать на них. Но Драко знал, что ему придётся. Он осознал, что Министерство похоже на дементоров. Оно высасывало всё из всех, заставляя радость и надежду исчезнуть. И всё, что оставалось после, — это лишь горечь и отчаяние.