***
Драко не ушёл далеко, когда в холле отеля начался шум. Спихнуть Грейнджер и ирландца на лестничную клетку было легко, а потом притвориться, что он только что поссорился с Асторией, было достаточно убедительным представлением для его тёти. Пэнси… ну, он подумал, что она ему не поверила, но, опять же, она всё равно не верила многому, что он говорил. И его это мало волновало. Как только две женщины отошли от него, он проскользнул на лестницу, чтобы спуститься за Грейнджер. Какая-то его часть интересовалась, что сделает Грейнджер, если будет находиться не с ним. Другая часть боялась, что она действительно сбежит, хотя это казалось слишком надуманным. Сначала вокруг была лишь тишина. Затем он услышал, как её голос эхом разнёсся в пустом замкнутом цементном пространстве. Я ему не доверяю. Мне не хочется быть с ним. Слова заставили его замереть, и, когда они стихли, единственным, что мог слышать Драко, было размеренное биение его собственного сердца. Ну, не то, чтобы я об этом не знал. Её слова — напоминание, которое ни коем образом не нравилось ему, хотя Драко решил, что ему всё равно. Он заставил себя поверить в это, несмотря на странную боль в сердце. Она не хотела быть с ним. Она ему не доверяла. Я чертовски согласен с этим, да! Глупая грязнокровка. Делает вид, будто она лучше меня. Немыслимо! Стыд в её голосе, как будто она сделала что-то не так, когда всё это время она бросалась на меня, как какая-то шлюха! Его руки так крепко вцепились в перила лестницы, что побелели костяшки. Буря раскалённой добела ярости накрыла его, почти заставив Драко дрожать. Я её ненавижу! Какая глупая, никчемная сучка! Как она посмела не почувствовать ни капли благодарности за всё, что я сделал? Я подставился ради неё! Я её защищал! Я обещал помочь этому глупому маленькому отпрыску Поттеров, и для чего? Как она смеет не уважать меня? Она осмеливается унижать меня перед первым встречным самодовольным гриффиндорским ублюдком? Драко едва ли был в состоянии размышлять о своих кружащих в голове иррациональных мыслях. Он отказался признавать, что истинным источником своего гнева, приводящим в бешенство, был голос в его голове, который не хотел замолкать. Ты хочешь, чтобы она тебе доверяла. Нет, нет. Его челюсти были крепко стиснуты, лицо побледнело от ярости. Ты хочешь, чтобы она хотела быть с тобой. Нет. Нет, он ненавидел её. Он сильно ненавидел её, и в тот момент больше, чем ненавидел Паркинсон и собственную жену. Если ты так сильно ненавидишь её, то признайся себе, почему. Но он не мог, потому что правда пугала его. Это был ледяной ужас, от которого у него перехватило дыхание. Он был трусом; Драко знал это. Драко бежал от истины, которая, как он боялся, настигнет и сломает его. Он мог отвлечься от этого только находясь в объятиях той же женщины, которой боялся. В её руках ему не нужно было думать об остальном мире. В её руках он мог потеряться и забыться, пока не смог бы окрепнуть. Пока всё бы не обрело смысл, если тот вообще когда-либо был. И она не хочет быть с тобой. У неё не было вариантов, поэтому она обратилась к тебе. Она видела твою слабость. Она увидела твоё желание. Он дрожал, глядя на длинную извилистую лестницу. Они больше не разговаривали, и его хватка ещё больше усилилась, как если бы он пытался устоять перед бешеным штормом своих эмоций. Я ненавижу её. Но так ли это было на самом деле? Да, в некотором роде это было правдой. Он ненавидел её, потому что такая женщина, как Гермиона Грейнджер, не должна была вскружить ему голову, и вот он теперь стоял здесь, борясь с чувствами, которых не понимал. Он ненавидел её, потому что рисковал своей жизнью ради неё, и для этого не было никакого логического объяснения. Он ненавидел её, потому что она делала его беспомощным каждый раз, когда решала прикоснуться к нему. Он презирал её, потому что она заставляла его чувствовать. Она была грязнокровкой, ничтожеством, доведённой до отчаяния женщиной, которая продала себя и своё достоинство, потому что это было всем, что она могла предложить. И всё же именно он чувствовал себя паршиво. И эта мысль пугала его и делала беспомощным. Она не хотела быть с ним. Она ему не доверяла. Каждое её слово было подобно острым и зазубренным осколкам стекла, разрывающим его душу, хотя ему было всё равно. Уже несколько недель он ждал, чтобы побыть с ней, в надежде, что она захочет его, а теперь… какое это имело значение? Она — шлюха. И я был дураком. Она меня унижает. Больше я этого не допущу. Резко проведя пальцем по слезящимся глазам, он разозлился, что она вообще могла вызвать такие эмоции внутри него. Драко наполовину побежал, наполовину споткнулся по лестнице, больше не заботясь, услышат они его или нет. Грейнджер, возможно, не хотела его, но она принадлежала ему и делала то, что ему хотелось. И теперь ярость сводила Драко с ума. — Грейнджер! Он чуть не упал, заставив двоих сидящих на ступенях отскочить, чтобы не врезаться в них. Драко избегал любой возможности встретиться с ней глазами, потому что они могли стать его погибелью. — Вставай и пошевеливайся. — Малфой, я… — Закрой рот! — голос прозвучал резко и на грани паники. — Выпей чёртово зелье и не трать моё время зря, Грейнджер. Чёртова вечеринка окончена, — он ухмыльнулся Финнигану. — Она — моя шлюха, и мы уходим сейчас, — с ненавистью выплюнул он. — Я бы поделился ею с тобой, но, боюсь, сегодня у меня был плохой вечер. Возможно, если ей что-то понадобится от тебя, тебе может улыбнуться удача. В конце концов, ей больше нечего предложить. Драко услышал сдавленный вздох Грейнджер, но отказался смотреть на неё, сжав кулаки. — Ты никчемный говнюк. Глаза Финнигана блестели от ярости, и почему-то Драко почувствовал себя значительно лучше. Он мог бы сказать, что его смех прозвучал унизительно для него, если бы тот не был таким натянутым и напряженным. — Возможно, но, по крайней мере, этот никчемный говнюк сегодня вечером получит именно то, что хочет. Он повернулся к ней. — Грейнджер, — приказал Драко. Она выпила зелье, и испуганные, заплаканные глаза его жены снова смотрели на него. По крайней мере, в этом обличии он мог смотреть на неё — его жена никогда не волновала его так, как это делала Грейнджер. Он снова посмотрел на Финнигана. — Скажешь хоть слово об этом кому-нибудь, и ты станешь первым в очереди к дементорам, Финниган. Просто подожди и увидишь. Нигде нет места для полукровок и таким сочувствующим кускам дерьма, вроде тебя. Он грациозно повернулся и зашагал вверх по лестнице, не глядя, пойдет ли Грейнджер за ним. Он знал, что она сделает это. Она была в отчаянии. И сегодня вечером он возьмёт то, чего желал на протяжении нескольких месяцев. Сегодня всё было неважным. Сегодня она больше не имела значения. Важным было только то, чего он хотел.***
Гостиничный номер был окутан тьмой, единственный свет исходил от уличных фонарей, хотя те находились далеко. Драко не стал беспокоиться об освещении, не включая лампы, поскольку посчитал, что ему лучше не видеть её лицо. В конце концов, это было обычной договоренностью, не так ли? За этим не стояло ничего: ни чувств, ни доверия. Она будет никчемной шлюхой, а я буду как Флинт, не так ли? Может, так и должно быть? Может, я во всём был дураком? — Что тебе сказал Финниган, Грейнджер? Его слова были холодными и резкими, и он прислонился к стене, ближайшей к кровати, и смотрел на неё в темноте. — Н-ничего. Её ложь разнеслась по комнате жутким шёпотом, и он фыркнул, качая головой. — Ты смеешь лгать мне? Она не ответила, вместо этого заплакав. Слёзы только подогрели его гнев. — Меня от тебя тошнит, — прошипел он, преодолевая расстояние между ними и заставляя её подняться; свет за окном заставлял слезы на её ресницах блестеть. — Ты боишься меня, но что-то ещё движет тобой. Твоя отвратительная, бесполезная преданность, которая больше ничего не значит. Разве ты не знаешь этого? Он толкнул её, так что у Грейнджер не было выбора, кроме как отступить к стене, где Драко быстро заблокировал возможность для её побега, положив руки на стену по обе стороны от неё. — Ты действительно думаешь, что Симус Финниган спасёт тебя, если я решу включить тебя в список дементоров? Его слова звучали мягко, как будто с любовью, но нельзя было не расслышать угрозу, скрывающуюся за нежной оболочкой. Он подошёл ближе, загораживая весь свет от неё, так что теперь он был не более, чем тенью с блестящими глазами. — Нужно ли мне напоминать тебе, Грейнджер, у кого в руках находится твоя жизнь? — Прекрати! Её голос был сдавлен от непролитых слёз, но страх был слишком ярким, хотела она демонстрировать его или нет. — Я отдала тебе всё, что у меня есть! Я не знаю, чего ты ещё от меня хочешь! Драко ухмыльнулся, пальцы впились в стену. Он отказывался показать свои истинные эмоции от мысли о том, что он хотел того, чего она не могла ему дать. — Сегодня ночью ты узнаешь. После этих слов, сказанных шёпотом, он прикоснулся рукой к её талии, пока Грейнджер прижималась спиной к стене. — Сегодня ночью тебе не придётся задаваться вопросом, сделаю я это или нет. Голос Драко звучал хрипло от желания, которое он подавлял в течение нескольких недель, и в темноте она изменилась, зелье прекратило работать, поэтому теперь женщина в спальне действительно была Грейнджер, а не Грейнджер в теле Астории. При виде неё всё в нём вспыхнуло от желания. Он ненавидел это. Он принял это. Драко ненавидел то, как желал её, но, всё же, он знал, что, если он позволит себе утонуть в море желаний, которые она вызвала в нём, то лишится возможности ясно мыслить. Будь он проклят, если он сделает, и проклят, если нет. — Тебе не придётся долго готовиться, Грейнджер. Давай, бойся, задержи дыхание так, как ты делаешь это обычно, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать тебя, — продолжил он, проводя пальцем по её лицу и видя, как её тело напряглось от его прикосновения. По крайней мере, здесь он обладал над ней странной властью. Возможно, она не хотела его, но её тело — да. — Это же ведь всё не так? Ты же не заботишься обо мне, не так ли? И мне определённо плевать на тебя. Это всё просто договорённость. Драко закончил свой небрежный, бессердечный шёпот на её губах, и почувствовал, как мурашки побежали по её шелковистой коже. Он углубил поцелуй, заставляя Грейнджер открыть губы; чувствуя, как его тело начало расплавляться от её близости, он закрыл глаза. Драко хотел забыть свои чувства, забыть ложь, которую он ей сказал. — Забавно, — сумел сказать он, оторвавшись от её губ. — Забавно, что сейчас я — единственный человек, которому ты можешь доверять, Грейнджер. Что бы тебе ни говорили, я — твоя единственная надежда спасти Лили. Он видел, как её глаза в замешательстве мерцали, а лицо было обращено к нему, так близко, что он мог вдохнуть её опьяняющий запах. Из-за этого было трудно думать, и, пока Драко говорил, его пальцы сомкнулись на её запястье, сначала несильно, но они сжимались крепче с каждым произнесённым словом. — И всё же ты мне не доверяешь. И всё же ты не хочешь быть со мной. Тем не менее, ты превращаешься в жалкого ягненка у алтаря Пожирателя смерти. Всё могло быть иначе, Грейнджер. Он мог видеть страх, сияющий в глубине этих невероятно чарующих глаз. Она меня боится. Так и должно быть. Я был дураком, подумав, что в этой интрижке есть место для чувств. — Но у нас всё будет так, как ты хочешь. Принеси свою жертву, грязнокровка. Драко толкнул её на кровать, наблюдая, как она падает, и последовал за ней, срывая серый пиджак, который носил весь вечер. Он увидел её искрящиеся слёзы и дрожащие губы и был этому рад. «Боль за боль», — решил он. — У нас, у Малфоев, есть очень простая истина, — прошипел он, прижимаясь своими губами к её дрожащим губам. — Она такова… — Драко сел, а затем протянул руку, чтобы погладить её тело. — Хотим, — он дёрнул её, заставив воскликнуть от удивления, прежде чем приглушить звук, резко прижав к себе, так что она не могла ничего сделать, кроме как прильнуть к нему, тихо хныкая. Каким-то образом его власть над ней подпитывала его тёмные желания. Его губы скользили по ложбинке ее тела кремового цвета, зубы кусали так, чтобы она могла это почувствовать, чтобы это было почти болезненно, и Драко напомнил себе, что она больше не женщина, а объект. Его руки, хотя он изо всех сил старался заставить их перестать дрожать, скользили вниз по её груди, всё ещё скрытой под атласной тканью, которая была на ней. Драко провёл руками, слыша шипение Грейнджер в ответ, пытавшейся отстраниться от прикосновения, даже если она и не хотела этого. — Берём. Одним резким движением он сумел сорвать платье, сбросив ткань с кровати, и взглянул на её тело, предоставленное для него. Бесплатное тело, потому что она так безрассудно предложила ему это. Она была освобождена от одежды за считанные секунды, и его рот прижался к ней, к её груди. Он наслаждался гортанными звуками, которые ему удавалось вытягивать из неё. Значит, ты не хочешь меня? Его сердце бешено колотилось внутри груди, не желая поддаваться контролю. Биение, подпитываемое ненавистью к себе и гневом, который он испытывал к ней, усиливалось. — Используем. Последнее слово прозвучало слишком сдавленно, пока его пальцы прокладывали дорожку по её разгорячённому телу к самой интимной части. Она была горячей, влажной, готовой к встрече с ним, и от одного прикосновения её охватила дрожь, и он почувствовал, как короткие ногти впились в его плоть сквозь белую рубашку, которая всё ещё была на нём. Сначала Драко был нежным, забыв, что она не должна была для него хоть что-то значить, и нежно проник в неё пальцем. Одним, затем двумя, и Драко скользил ими взад и вперёд, охваченный бархатным жаром её тела. Затем ритм набрал скорость, усилился так, что это начало сводить Грейнджер с ума, подталкивая её всё ближе и ближе к краю, и Драко наклонился, уткнувшись лицом в её шею, пока другой рукой возился с ремнём на своих брюках, желая просто сделать это. Сделай это. Сделай это, потому что она этого ждёт. Сделай это, потому что это то, что она тебе даёт. Не думай, просто сделай это, потому что это всё, что она может тебе дать. Драко прикрыл глаза, блокируя поток мыслей; все, кроме той, как Грейнджер извивалась от его пальцев, той, как её тело реагировало на него, той, как она пахла — так сладко с нотками мускуса — той, какие звуки она издавала — хриплые и напряжённые от желания. Мерлин… Простыни были прохладными и накрахмаленными, и Драко грубо прижал её к матрасу. Грейнджер распахнула глаза от страха, её тёмные волосы распластались на белой подушке, когда она прикусила губу, чтобы не заплакать. — Всё могло быть иначе, Грейнджер, — прошептал он, качая головой и дрожа, срывая брюки дрожащими руками и отбрасывая их в сторону. Его взгляд был затуманенным от желания, которое он не мог скрыть. — Я хотел, чтобы всё было по-другому. Он с ненавистью выплюнул эти слова, дрожа от отвращения — к себе, к ситуации и к чувствам, которые атаковывали его с каждым вдохом. Но, когда Драко дошёл до точки, чтобы наконец взять то, что она ему предлагала, Грейнджер начала сопротивляться, пытаясь увернуться, и он увидел, как по её лицу струились слёзы. — Нет, — прошептала она, отрываясь от него, широко раскрыв глаза, когда он полз к ней по кровати, чтобы с жадностью прикоснуться к её телу. — Ты сказала, что я могу получить то, что хочу, — прошипел он. — Это то, чего я хочу. Ты не можешь сказать мне «нет»! — Ты меня пугаешь, — прошептала Грейнджер, и её лицо исказилось от шока при виде его усмешки. Драко не слушал, сокращая расстояние между ними, между собой и женщиной, которую он так отчаянно желал. Женщиной, в которой он нуждался. Даже если она не хотела его или не нуждалась в нем. Поцеловав её, он ощутил вкус слёз — тёплых и горьких. Ощущения начали расплываться, и Драко потерял ориентацию, его дыхание стало поверхностным, пальцы неконтролируемо дрожали. Именно тогда он сломался. Всхлипнув, Драко обнял её, уткнувшись лицом ей в шею. Затем его голос сорвался на плач. Он сломался, потому что был один, потому что боялся своих чувств и того, что с ним происходило. И, когда Драко ощутил слёзы на своих глазах, он услышал, как она что-то шептала ему, и это было странно, почти сладко на вкус. — Мне жаль… — его голос звучал приглушённо. — Прости меня, Гермиона. Её имя на его губах было подобно ощущению свободы, которое он искал. Её имя на его губах было похоже на надежду, в которой он отчаянно нуждался. И он прижался к ней.