не бечено
Один день спустя
Гермиона моргнула, едва держа веки открытыми. Всю ночь её преследовали кошмары, полные криков о помощи и пустых взглядов тех незнакомцев за решеткой в ужасном здании. Даже спустя долгое время после того, как она открыла глаза и пыталась пережить ещё один день, Гермиона слышала отголоски своего собственного голоса, видела каолины, как она направляла палочку на этих бедных невинных… Прекрати, Гермиона! Даже после полудня в Кенсингтоне, месте, которое она начала ассоциировать с миром и отдыхом от суровой реальности, положение не улучшилось. Вместо этого она просидела в безмолвии целый день и едва ли могла смотреть Драко в глаза. И когда он протянул руку, нежно накрыв её ладонь, она не ответила. Впервые прикосновение его губ к её губам не вызвало в ней никаких чувств. Но она позволила ему найти утешение; она обняла его, принимая тяжесть его тела над собой, поскольку он шептал неразборчивые слова ей в шею в промежутках между нежнейшими поцелуями. Гермиона не понимала ни слова. Ей казалось, что он рассердится, что она не соответствовала его ожиданиям, но ничего не произошло. Она была этому рада, но не могла найти утешения. По крайней мере, он всё ещё желал её. Сейчас. Но не навсегда, она знала. И это пугало её больше всего на свете. Поэтому, она расправилась со своими внутренними страхами и ужасом перед тем, что принесёт будущее, в тишине, часами размышляя, прежде чем Драко закончил и вернул её обратно в Отчуждение. Затем наступила ночь. Слишком тёмная и холодная, чтобы позволить чувствовать себя комфортно, и все вокруг неё метались и вертелись, шепот поднимался и стихал под покровом тьмы, окружавшей их всех. Даже когда Гермиона наконец задремала, кошмары почти сразу разбудили её. В конце концов, она провела ночь, бездумно глядя на тёмно-синее, усыпанное звёздами небо, дрожа под бесполезным изношенным одеялом. Солнце взошло в небе, и Гермиона изо всех сил пыталась не открывать глаза, зная, что как только она это сделает, ей придется нести бремя этого дня. Надеясь, что это будет только на одну ночь и она сможет пережить то, что произошло с Флинтом. Джинни по-прежнему лежала неподвижно и глубоко дышала, и Гермиона не стала её трогать. Уизли плохо спала с тех пор, как забрали Лили, и Гермиона не собиралась отнимать драгоценные моменты, когда подруга могла немного поспать. С другой стороны спала Лаванда, как обычно, повернув голову к стене, положа руку на живот. Волна сочувствия и печали захлестнула Гермиону, когда она отошла от койки к двери, ведущей на улицу. Джастин сидел на цементной ступеньке, глядя на восход солнца. — Привет, Миона. Она села, вздрогнув всего на мгновение. — Подвинься, — тихо пробормотала она, и он послушал её, поэтому Гермиона прислонилась к нему, чтобы согреть его и чтобы ей стало чуть легче. — Ты плохо спишь. На самом деле это был не вопрос, а скорее заявление, которое она не стала отрицать. Вздохнув, Гермиона кивнула. — Плохая ночь. Кошмары, и я просто… Её голос стих, и она закрыла глаза, прислонившись к другу. Она почувствовала, как он вздохнул. — Я слышал о том, что произошло между тобой и Лавандой. С тех пор она не разговаривала, и я подозреваю, что Флинт не самый хороший человек. Его слова были окрашены беспокойством, но даже теплота в его голосе не успокоила Гермиону, которая отчётливо вздрогнула. — Он ужасен. Эти два слова не могли описать те страдания и страх, причиной которых был Флинт, но почему-то она просто не могла озвучить то, что чувствовала. Даже другу. — Да, — тихо пробормотал он, и они погрузились в уютную тишину. Гермиона повернулась, чтобы взглянуть на его профиль, солнце отражалось в его золотых кудрях, лицо не было таким бледным в мягком свете. — Я рада, — сказала она ему. — То, что тебе удалось… Что они ещё не добрались до тебя. И она наконец сказала ему то, о чём думала долгое время. Гермиона никогда бы не озвучила свои страхи или тот факт, что она знала, что значит чувствовать боль, которую причиняют министерские чиновники. Джастин тоже многое потерял на войне. Но она была рада, что её друзья были избавлены от подобного ужаса хотя бы в этот момент. Джастин посмотрел на неё в ответ, а затем криво улыбнулся, хотя даже в этой улыбке была видна грусть. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — её слова звучали тихо и осторожно. — Я не была уверена, хочу ли я говорить тебе об этом, но потом кое-что поняла. Что бы ни случилось в будущем, никто из нас не может нести ответственность ни за кого, кроме самих себя. Если мы выберемся отсюда, знаешь. Если мы не, ну, это не будет иметь большого значения, не так ли? Но мы должны попробовать, Джастин. Мы должны надеяться, что однажды нам удастся выбраться отсюда. Есть группа, ты слышал? Сопротивление? Верхняя губа Джастина дёрнулась. — Да, — ответил он. — Ходили слухи. Даже среди тех глупых болванов, которых они называют чиновниками, — он взглянул на Гермиону, и в его голосе была слышна неуверенность. — Но я бы мог узнать больше, прежде чем меня привезли сюда, в это заброшенное место. Они называют себя В.Е.Р.А. — Волшебное Единение за Равенство. Большая группа людей, пытающихся помочь нам и всем остальным. Это не могло быть так просто, и многие из них уже мертвы. Прежде чем они совершили налёт на мою квартиру, мы с Симусом встретились в пабе неподалёку. Он рассказал мне, что происходит, и сказал, что попытается помочь мне, чтобы я мог присоединиться к ним. Им нужны люди. Всё набирало обороты, но они не могли… они не смогли прийти вовремя, и… Гермиона опустила голову, уловив разочарование в голосе Джастина, его желание быть свободным. — Я знаю, — прошептала она, сжимая его руку в надежде утешить. — Симус сказал мне об этом. Джастин одарил Гермиону слабой улыбкой. — Чёрт побери, Гермиона, куда ты ходишь с Малфоем, когда должна была быть у него дома? Джинни сказала мне, что ты следишь за чистотой в его доме, но… Гермиона отпустила его руку, повернулась лицом к нему и выпрямила спину. Она глубоко вздохнула. — Это не имеет значения, — её кулаки были сжаты, лицо напряжено от решимости. — Я защищаю Лили. Это всё, что я могу сказать, — затем она посмотрела на него с мольбой. — Пожалуйста, пойми. Возможно, дело было в давлении, с которым она произнесла эти слова, или в том, что Джастин понимал отчаяние, но он больше ничего не сказал, вместо этого притянул Гермиону к себе. — Итак, ты виделась с Симусом. Он рассказал тебе про ВЕРУ? О том, что случилось с остальными? С ними всё в порядке? Она кивнула, а затем коснулась его руки. — Они прибудут сюда в следующем месяце, — прошептала она, встретившись взглядом с ним. — Пожалуйста, Джастин, пообещай мне, что ты уйдешь отсюда, когда они придут. Они явятся за тобой. Не беспокойся обо мне, со мной всё будет в порядке. Уходи отсюда, когда сможешь. И возьми с собой Лаванду. И Джинни. Если с нами будет Лили, я хочу, чтобы ты забрал и её. Джастин нахмурился и закатил глаза. — Ты знаешь, что Джинни не уйдёт без тебя, и я тоже не уйду, Миона. — Вы должны! Это то, что нам нужно! Больше людей, с которыми можно сражаться… с Симусом и остальными. Джастин одарил её улыбкой. — Так всегда говорит Ли. Всегда нужно проявлять поддержку, да? Он был блестящим комментатором по квиддичу. Гермиона на мгновение вздрогнула, слегка ухмыльнувшись при мысли о Ли и всех его ярких комментариях во время игр в Хогвартсе. Она почувствовала укол ностальгии и печали. Джастин продолжил: — Он помог основать ВЕРУ, знаешь. Он и ещё несколько человек. — Ли Джордан с ними? Он руководил этим? Джастин кивнул, взглянув на неё. Улыбка немного озарила его лицо, и Гермиона была этому рада. — Наряду с… помнишь… ну, ты же помнишь Поттеровский дозор, не так ли? Все те, кто были частью этого, они вроде… понимали необходимость продолжать, даже после того, как Гарри… Он замолчал, снова погрузившись в грусть, и азарт, который пробудился в нём при упоминании Ли, поутих. — А некоторые из членов Ордена, знаешь, те, кто выжил в Хогвартсе и у которых не было семей, чтобы… Гермиона замерла, её мысли завертелись. Поттеровский дозор. Она вспомнила, как Рон использовал радио и эту волну как спасательный круг, цепляясь за него, когда ночи становились слишком одинокими или его дух был слишком подавлен. Голоса их бывших одноклассников вселили в них некоторую надежду, и даже сейчас она вспомнила протяжную речь Кингсли Шеклболта. …От «Волшебники на первом месте» до «Чистокровные на первом месте», а затем и «Главные теперь — Пожиратели смерти» один короткий шаг… Мы все люди, не так ли? Каждая человеческая жизнь стоит того, чтобы её спасти… Как он был прав! — А как насчет Кингсли? Он всегда так благосклонно относился к магглорожденным и… Гермиона покраснела, когда услышала согласие Джастина. — Он с ними, Гермиона. Когда мы потеряли Гарри, мы потеряли и надежду. Но не все. И Гарри хотел бы, чтобы мы дали отпор. Глаза Гермионы сияли, когда она посмотрела на своего друга. — Вот почему ты должен! Ты должен пойти с ними, когда они придут, и позаботиться о Джинни и её семье. Я бы хотела, чтобы все вы держались подальше от меня и были в безопасности. Джастин взгрустнул. — Ты не сможешь нас спасти, — прошептал он. Глаза Гермионы наполнились слезами. — Я хочу попытаться. И я знаю, что другие тоже. Волдеморт не может удерживать победу вечно. Это Министерство когда-нибудь падёт, Джастин. Всё великое однажды разрушается. Она вздохнула. — Главный вопрос: когда и скольких мы потеряем, прежде чем это произойдёт. — Да, — пробормотал он. — Они говорили об этом всё утро. О том, что произошло в западном Лондоне, в другом Отчуждении. Министерству удалось захватить большую часть членов ВЕРЫ, знаешь? Глаза Гермионы щипало от слёз, но она отказалась говорить о том, что видела, и о том, что Флинт заставил её сделать. — К вечеру они умрут, — прошептала она. — Но это был риск, и они пошли на него! Если мы не пойдем на риск, мы застрянем здесь навсегда. Джастин вздохнул, его пальцы сжались в кулаки, а на лице проявились признаки страха. — Риск может привести к смерти. — Как и пребывание здесь.***
Драко терпеть не мог обедать в кафетерии, и большую часть дня предпочитал проводить дома, в Кенсингтоне. Там он мог обрести относительное спокойствие, если и не душевный покой. Там он мог есть съедобную пищу, а не помои, которые Министерство выдавало за сносную еду. И там Грейнджер… Он перестал соображать, его пальцы сжались на металлической вилке, которую он держал. Он посмотрел на странный серо-коричневый комок на своей тарелке, гадая, что это за мясо. В то же время он избегал взглядов на соседний стол, за которым сидело большинство его сотрудников, разговаривающих и хихикающих между собой. Животные, все они. Теперь он не хотел иметь с ними ничего общего. К сожалению, удача была не на его стороне, и Малсибер вместе с Макнейром появились у него на пути. — Так, должно быть, приятно быть Флинтом, да, босс? Губы Макнейра подёргивались под усами, а выражение лица Малсибера было недовольным. — У меня нет на это времени. Драко резко встал, потому что всегда чувствовал дискомфорт, разговаривая с такими людьми, хотя большую часть времени это было его обязанностями. Он сторонился их, хотя никогда не подавал виду. — Да? — Мульсибер протянул. — Нечестно, Босс. В последний раз, когда я истязал кучу грязнокровок, меня отправили домой и не выплатили зарплату. Флинт убил кучу грязи, и что ему за это будет? Шлепок по рукам? Чёрт! Лицо Драко было напряжённой смесью отвращения и ненависти. — Те люди, которые умерли сегодня днём, были участниками того чёртового сопротивления, о котором мадам Лестрейндж говорила ранее на этой неделе! Полагаю, если бы вы двое уделяли немного больше внимания своей работе, а не своим членам, вы могли бы быть в курсе! Ему было трудно сохранять спокойствие и не давать им понять, что он на самом деле чувствует. — О, так они виноваты больше, чем кто-либо другой? И в прошлый раз, когда я спрашивал, грязнокровкам не разрешалось даже смотреть на палочку, не говоря уже о том, чтобы держать её в руках! Упоминание Гермионы растворилось в воздухе. Малсибер хмыкнул. — И эта злая маленькая сучка с пушистыми волосами размахивала одной, как какой-то дирижёр! Макнейр рассмеялся над глупой шуткой. Драко замер, его губы изогнулись в насмешке. — Что ты имеешь в виду? Его вопрос прозвучал резко, серые глаза сузились от подозрения. Гермиона не сказала ему — даже отказалась — поделиться тем, что Флинт заставил её сделать. Малсибер поморщился. — Этот ублюдок ещё больший садист, чем я предполагал. Он заставил грязнокровку пытать таких же, как она. Я слышал, он заставил её использовать Непростительные, и это чистая правда! Драко уставился на него, надеясь, что выражение его лица не показало ничего, хотя его внутренности скрутились от недоверия и отвращения. Чёрт! Этот чёртов кусок дерьма! О, Гермиона! Неудивительно, что ты… Она была так потрясена. Она не разговаривала весь вечер, который провела с ним в Кенсингтоне. Она почти не двигалась, даже когда он так эгоистично касался её, чтобы избавиться от собственных страхов и желаний. Она была готова, но так отстранена. Ничего похожего на то, какой она была в ту первую ночь, и он… Я просто сделал то, что должен был, и двинулся дальше, не так ли? Обращался с ней, как с… Странные мысли неслись вперёд, как вышедший из-под контроля поезд, пока не разбились. Макнейр и Малсибер наблюдали за ним с недоверием. — Ты выглядишь шокированным, босс. Может быть, у тебя то же самое, что и у мадам Лестрейндж? Такая же ужасная болезнь. Она была не в себе со вчерашнего дня, когда Флинт помог ей добраться до лазарета. Она совершенно не помнит, как оказалась здесь. Вероятно, заразилась от одной из этих отвратительных грязнокровок, может быть, гриппом или чем-то ещё. Драко тяжело сглотнул, откашлявшись, чтобы прочистить горло, который звучал неуверенно: — Ладно, я должен идти, чтобы… всё проверить, — пробормотал он, нахмурившись. — И вы двое не сомневайтесь в моих решениях насчёт дисциплины! Если тебя лишили оплаты, для этого была веская причина, Малсибер. А Флинт… ну, его тоже кое-что ждёт, не переживай. И занимайся своими делами. У тебя сейчас есть задачи поважнее, ведь численность сопротивления растёт с каждым днём. Его слова звучали громко, как и должны были, выражение бледного острого лица было строгим, и оба мужчины кивнули, не говоря ни слова, отступая, чтобы пропустить Драко. Он чуть не оттолкнул их со своего пути, выскользнув из кафетерия по пути к офисам Министерства, думая об убийстве. Три шага через двор, и Драко замедлился, поскольку реальность проникала в его мысли, Я не могу спрашивать об этом Флинта! Он будет сомневаться в моих чувствах, не так ли? Он застрял… безнадежно застрял в ситуации, из которой не знал, как выйти. Он стоял в центре двора — потерянная фигура, внутри которой билось измученное сердце. Когда ему удалось отдышаться, Драко посмотрел через двор, на горизонт вдали. Разрываясь от мыслей, он не знал, что делать. Драко был уверен, что Флинт заслуживает наказания, точо так же, как Пэнси заслужила за свои поступки, но как он, Драко Малфой, мог сделать что-то подобное, не вызывая подозрений? И если со мной что-то случится, кто будет следить за тем, чтобы с ней всё было в порядке? Ни один человек. Никто. Потому что всем наплевать. Но не мне.***
Первое, что Гермиона услышала, когда вошла в прачечную, был крик женщины. — Мне надоела твоя жалость! Её голос звучал пронзительно, с нотками боли и гнева. — Я знаю, что тебе чертовски жаль, ладно? Я поняла это в первую ночь, когда меня бросили сюда. Я не знаю, как попросить тебя перестать меня жалеть! Прекратить смотреть на меня! Я ненавижу эти взгляды. Ненавижу! Я ненавижу! Гермиона остановилась, увидев бледное лицо Джинни, полное беспомощности, когда Лаванда, лицо которой было красным от злости, напала на неё. — Я знаю, что поступаю, как неблагодарная сука, но я просто не могу этого сделать! Я с трудом могу справиться с тем, что произошло, не говоря уже о том, чтобы справляться со всем остальным. Она дрожащими руками закрыла лицо и начала рыдать. — Пожалуйста, оставь меня в покое. Гермиона остановилась, когда подошла к двум женщинам, которые явно начали ссориться до того, как Лаванда вышла из себя, и она не была уверена, было ли это из-за конкретных событий этого дня или ситуации в целом, но Гермиона ощетинилась. — Тебе следует научиться быть более благодарной, Лаванда. Не так уж много требуется. К некоторым из нас годами не проявляли никакой жалости, и мы ничего не делали, кроме как пытались понять, что с тобой случилось. Джинни не виновата, она не знает, через что ты прошла. Никто из нас не знает. Может быть, мы бы оставили тебя в покое, если бы знали, с чем ты столкнулась. И почему ты отталкиваешь нас. Её голос звучал мягко, но слова казались грубыми; Гермиона не забыла упомянуть этот аргумент, поскольку он привёл её к наказанию, которое придумал Маркус Флинт. Лаванда округлила голубые глаза, полные ярости. — Кто ты такая, чтобы говорить мне, что чувствовать и как поступать? Похоже, она забыла о Джинни, приближаясь к Гермионе. — Ты когда-нибудь задумывалась о том, что некоторые из нас не могут говорить о своих чувствах, как ты? Эти слова были подобны невидимой пощечине, которая на долю секунды отбросила Гермиону назад. В чём-то Лаванда была права. Гермиона не могла говорить о своих проблемах; она не могла быть честной даже со своим ближайшим другом и подругой. Лаванда продолжила дрожащим голосом: — Некоторые из нас не хотят этого делать! Некоторые из нас просто хотят, чтобы их оставили в покое! Она умоляла оставить её. Гермиона со вздохом опустила глаза. — Я просто думаю… что не нужно ссориться. Особенно нам. Мы нужны друг другу. Лаванда фыркнула. — Я не нуждаюсь ни в тебе, ни в чистокровной принцессе за моей спиной. Притворяйся, что тебе очень жаль! Просто оставь меня в покое, Гермиона! Разве тебе не хватает проблем с тем, чтобы доставлять удовольствие своему Пожирателю Смерти? Это ошибка, которую я совершила, и ты закончишь так же, как я! Сказав это, она оттолкнула Гермиону и исчезла, оставив позади себя шокированную Джинни. Её карие глаза были полны замешательства, когда Гермиона села на одну из шатких кроваток, обхватив себя руками. Вот она, правда, причём сказанная в таком тоне. Она с трудом могла заставить себя взглянуть на Джинни, гадая, что та подумает. Гермиона почувствовала, как стыд подкрадывается по щекам в виде багровых пятен. — Гермиона? — первой заговорила Джинни. — Что она имела в виду? В этих словах не было ни капли обвинения, и Гермиона почувствовала, как прогнулась койка, когда Джинни села рядом с ней. Затем она ощутила, как Уизли взяла её за руку, но даже это не помогло ей подобрать слова, чтобы ответить на вопрос. Джинни сжала ладонь Гермионы, на мгновение прислонившись к ней. — Знаешь, мне было интересно, что ты делаешь для Малфоя, — прошептала она, внезапно осознав всё. Слова Лаванды и отсутствие Гермионы вдали от Отчуждения. — Ты спишь с ним. Слёзы хлынули из-под закрытых глаз Гермионы, и из груди вырвался всхлип. Две девушки держались друг за друга несколько мгновений. Наконец, спустя долгое время, Гермиона взглянула наверх, осмеливаясь посмотреть на Джинни. — Это ради Лили. Мне очень жаль. Я никогда не думала… Джинни не выглядела расстроенной. Она не выглядела обиженной, насмехающейся, обвиняющей или осуждающей, как ожидала Гермиона. Она просто выглядела грустной. И Гермиона, как и Лаванда, не хотела ни печали, ни сочувствия в свой адрес. Быстро, одним рывком она поднялась на ноги, желая избежать пристального взгляда Джинни и всего остального. — Лаванда права, — прошептала она. — Иногда, когда у тебя всё отнимают, единственное, что у тебя остается, — это ты сама. Я предложила ему всё, что могла, чтобы он помог Лили. Он говорит, что поможет. Я ему верю. Джинни, которая смогла расслышать прерывистые слова Гермионы, тоже встала. — Ты веришь ему? Или это то, что ты говоришь себе, чтобы не потерять всякую надежду? Гермиона повернулась к подруге, открыв рот, чтобы что-то сказать, но не знала даже, что именно. — Я верю ему. Но, по правде говоря, она не была так уверена. Гермиона не знала, что думать, что чувствовать и кому верить. — Он Пожиратель Смерти. Он сделал это с тобой, он сделал это со всеми нами. Карие глаза Джинни покрылись влажной пеленой. — Ничего из этого не произошло бы, если бы у его подвида была совесть или хотя бы желание задуматься над тем, что они делают! Как ты можешь ему доверять? Каким-то образом насмешка, которой ожидала Гермиона, исказила голос Джинни и разбила ей сердце. — Он… он не настолько ужасен. Ты это знаешь, Джинни! Ты видела это не раз. Ты знаешь меня. Ты знаешь, что я никогда не сделаю того, что могло бы навредить тебе или твоим детям. Я… я не могла просто сидеть и позволить этой девушке отнять Лили! Он сказал, что поможет мне. Джинни посмотрела на подругу, находящуюся в подвешенном состоянии. Какая-то её часть хотела довериться Гермионе, а другая была напугана принятым ею решением. В конце концов, она встала и повернулась, чтобы выйти за дверь. Гермиона не могла вынести того, что её самая близкая подруга во всём мире выйдет из комнаты с такой неуверенностью и признаками страха на лице. Она бросилась за ней, остановив Джинни прямо у двери. — Он добрый, — прошептала она. — Очень. Когда я с ним, это лучше, чем когда я здесь. Слезы выступили на глазах Гермионы, губы Джинни слегка шевельнулись, глаза расширились. — Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, Миона. Ты не можешь забывать, кто он. В нём нет доброты! Нет сочувствия. Что произойдёт, когда он перестанет интересоваться тобой? Вопрос требовал ответа, но у Гермионы его не было, и она могла только молча смотреть на Джинни. Рыжая девушка вздохнула, прижимая к себе Гермиону. — Будь осторожна, — прошептала она. — Я не могу потерять тебя. Я даже не могу вынести эту мысль. Обещай мне, Гермиона. Обещай мне, что будешь осторожна. Гермиона отстранилась и сглотнула. — Обещаю. Вдалеке она увидела его блестящие светлые волосы, когда он проскользнул за здание. Он наблюдал за ней, и она не могла сдержать странного, пугающего волнения, которое охватило её. Что бы ни говорила Джинни, Гермиона знала, что она уже сделала свой выбор быть с ним, и пути назад уже не существовало.