***
Гермиона не видела Маркуса Флинта с того ужасного дня, в который каждую ночь возвращалась в своих кошмарах. Она даже не знала, сколько дней прошло. Ей было понятно только то, что она больше не могла спать, потому что эти деяния преследовали её. То, что когда-то казалось ей паузой — передышкой для спокойствия — Гермиона отныне пыталась избежать. Поэтому большую часть времени она проводила в изнеможённом состоянии, просто надеясь, что сможет пережить ещё один день. И в надеждах, чтобы всё, что планировали члены ВЕРЫ, осуществилось. Гермиона обнаружила, что мечтает о побеге вместе с Джастином, Лили и Джинни. Хотя она провела столько лет в бегах от Министерства, и это было самое трудное время в её жизни, это всё же было предпочтительнее ада, в котором она жила в Отчуждении. Она жаждала свободы, даже если та тускло маячила на горизонте и могла принести ещё больше страданий. Но случится ли это? И вернётся ли Лили раньше, чем они придут? Эти вопросы наполняли её грудь свинцовой тяжестью. Гермиона размышляла об этом столько же времени, сколько старалась не думать об этом. Это был один из тех моментов, в которые она пыталась абстрагироваться от размышлений, когда услышала голос, который заморозил кровь в венах и заставил перестать дышать. Слишком много раз она слышала то же шипение в своих кошмарах. — Куда-то собираешься, крошка? — и когда она подняла глаза, то увидела Флинта, развалившегося напротив офисного здания, наблюдающего за ней из-под густой чёлки. — Ты ждёшь Малфоя, да? Забавно, я думал, он уже устал от тебя! Гермиона знала, что если она проигнорирует его и продолжит двигаться, он последует за ней, или того хуже. И находиться во дворе, куда любой мог войти и увидеть их, было безопаснее, чем вынуждать его следовать за ней по пустынной дороге, где Драко мог бы и не добраться до неё вовремя. Хотя она больше не знала, кому можно было бы доверять. Поэтому, она остановилась, повернувшись лицом к своему мучителю. — Я делаю так каждое утро. — Конечно. Везучий мерзавец, да? То, что большинство из нас не сделало бы для обычного перепихона! Думаю, в этом и есть привилегии быть главой Патруля. Его тон был полон безразличия, но тёмные глаза угрожающе заблестели, заставляя Гермиону сглотнуть. Пока она глазела на него, он выпрямился с самодовольной улыбкой на уродливом лице. — Тебе лучше начать практиковаться, куколка. Конечно, Малфой в конце концов захочет что-то новенькое и свежее, учитывая, что ты почти исчерпала себя, правда? Думаешь, ты сможешь удовлетворять его намного дольше? Не волнуйся, я возьму тебя после. Я возьму, как только он закончит. Когда он пошёл на неё, Гермиона почувствовала дрожь и закрыла глаза. Пожалуйста, не дай ему сделать мне больно! Она ощутила его дыхание на своём лице. — И я сделаю так, что тебе понравится. От него разило дымом и вонью; через секунду он ушёл, оставив её одну. Стараясь не споткнуться, Гермиона поспешила навстречу Малфою, молясь, чтобы он не задавал слишком много вопросов, потому что она не знала, что сможет ответить.***
Драко посмотрел на Гермиону. Её лицо было бледным, только на скулах виднелись горячие пятна красного цвета. Она опоздала; и вид у неё был измученный, но она по-прежнему пыталась выглядеть так, словно ничего не случилось. Драко ненавидел себя за то, что заметил, что что-то не так. И за то, что проявлял заботу. Он знал, что это как-то связано с Флинтом, но в течение нескольких дней Гермиона хранила молчание, избегая его и всех его вопросов. Неужели она действительно так напугана? Разве она не знала, что он сможет защитить её от этого никчёмного мерзавца? Разве он не говорил ей об этом? Всё это слишком сильно сбивало Драко с толку. То, что ему нужно было знать, она никак не хотела озвучивать. Что он сказал тебе? Что так пугает тебя? Ему хотелось, чтобы Гермиона поняла… поверила в его чувства и признала тот факт, что он никогда не был так серьёзно настроен защитить её, чем сейчас. Он заботился о ней. По каким-то необъяснимым причинам, которые захватили его сердце в тиски и сбили с толку его разум. — Ты плохо себя чувствуешь? Он задал вопрос, изучая её лицо, тусклые карие глаза и то, как она избегала его взгляда, сжавшись. Он знал, что это бессмысленно. И она тоже знала, что её ответ будет звучать неубедительно. — Нет, я просто хочу уйти. — Грейнджер… Она вскинула голову, и теперь в её карих глазах вспыхнула вспышка гнева, ненависти и паники. — Нет! У меня есть работа, и я хочу её сделать. Я не хочу говорить. Теперь Драко знал её достаточно хорошо, чтобы понять, что, несмотря на гневный ответ, ею руководил страх. Но то, что напугало её, оставалось тайной. Они, как всегда, переместились в Кенсингтон, и тишина между ними по пути к дому надоела Драко настолько, что он представить не мог, как это могло быть изнурительно. Молчание было таким тяжелым, ужасным, почти гнетущим. Дом был пуст и лишён признаков жизни, поскольку теперь Астория проводила большую часть дня вдали от дома. Эти перемены привели Драко в недоумение, но в то же время они ему нравились, поэтому он особо не волновался на этот счёт. Когда они поднялись по полированным цементным ступеням, ведущим к массивному крытому крыльцу его дома, тишина между ними стала невыносимой, и Драко повернулся, останавливая Гермиону. — Мне это чертовски надоело, Грейнджер. Слова прозвучали резче, чем он хотел. И, как будто Драко уже недостаточно нервничал, её реакция заставила его нахмуриться, и что-то задрожало внутри него. Все цвета исчезли с её лица, оставив после себя пепельную пустошь, и он мог видеть очевидное крушение, вспышку паники в этих выразительных глазах и то, как её губы начали дрожать. Её прикосновение было ледяным. — Нет, — прошептала она, и Драко понял, насколько поверхностным стало её дыхание. «Она напугана», — подумал он, вздрогнув. — Нет! Её голос звучал странно, напоминал писк, когда она повторила это слово, и её хватка на его руке усилилась. Это было удивительно; её руки по-прежнему были ледяными. — Если я делаю что-то не так, — отчаянно прошептала она, — ты можешь сказать мне, и я всё исправлю! — её глаза наполнились слезами. — Я не могу тебе надоесть, я просто… пожалуйста, я сделаю всё! Гермиона цеплялась за него, и её выражение лица вызывало у Драко отвращение, которое быстро сменилось сочувствием. И ненавистью к себе. И неверием. И ужасом. — Грейнджер… Он ещё раз попытался прервать её, но она протянула руку и провела пальцами по его телу, и хотя Драко попытался увернуться от прикосновения, это не остановило Грейнджер, потому что она была ведома яростным желанием что-то ему доказать. Её губы крепко прижались к его губам. Голова Драко закружилась. Он знал скрывающие чары; он часто использовал конфундус. Но поцелуй Грейнджер и её нежное прикосновение, выбили почву из-под ног. На мгновение он сдался, прежде чем понял, что делает. — Прекрати! К тому времени, как он затащил её в дом, Гермиона начала рыдать. Дом был погружён в темноту, в углах и под высокими потолками царила прохлада. Воздух был неподвижен, и никто из них не заговорил, их прерывистое дыхание было единственным звуком в комнате. Это только усилило напряжение между ними. Сердце Гермионы вышло из-под контроля. Это оно. Флинт был прав. О, Боже, я надеялась, что это не так! Что теперь? Теперь она знала, что значит остаться без надежды. Теперь она знала, что, должно быть, чувствовала Лаванда Браун, когда единственный мужчина, которому она доверяла, оставил её. Это не одно и то же! Я его не люблю! Её лицо горело, а пальцы замерзли. Ей казалось, что стыд, одолевший совесть, сжёг сердце, оставив после себя боль во всех нервных окончаниях. Мучения были ужасными; от этого у неё закружилась голова. Она не могла ни дышать, ни мыслить рационально. Всё, что она знала, это то, что Драко устал от неё. Что она сделала не так? Что он хотел получить, чего она не могла ему дать? Что бы она сделала сейчас? Гермиона боролась с приступом рыданий. Как он бы унизил её, если бы она сломалась здесь, в его доме, и всё же она не знала, как сдержать свою боль. Мир уже уничтожил её, и Драко лишь поставить точку. Он уничтожит и то, что от неё осталось, а затем… Я жалкая. Я ничтожество. Я бросилась в объятья человека, который никогда не хотел меня. Я хотела довериться человеку, который никогда не собирался мне помогать. Я верила в то, чего никогда не было. А теперь он отдаст меня Флинту и остальным, и к тому времени, как я посмотрю смерти в лицо, от меня уже ничего не останется. О боги! Пожалуйста… Драко встряхнул её. — Не ты, Грейнджер, — прошептал он. — Не ты! Гермиона ахнула. Вдох был спасением; она чувствовала себя так, словно вынырнула из моря отчаяния, и его слова были сладким воздухом, в котором она нуждалась, чтобы выжить. Моргнув, она посмотрела на него, онемевшая и без сил говорить, больше всего на свете желая поверить его словам. Он наклонился, чтобы обхватить её лицо руками, проводя большими пальцами по нежным разгоряченным щекам. — Эта ситуация, — продолжил он, потянувшись к ней, чтобы прижать к себе. Гермиона подумала, что он был таким тёплым, почти горячим. Его прикосновение было бальзамом, успокаивающим все ноющие неровные окончания. Она охотно растворилась в нём. — Твои секреты, Грейнджер. Я знаю, что случилось с Флинтом, — она застыла в его объятиях, начиная дрожать. — Я знаю, что он с тобой сделал. Тяжело дыша, Гермиона отказалась слушать его. Нет, она не могла. Ей нужно было сосредоточиться на том, чтобы утолить его желание, чтобы убедиться, что она будет полезна ему. Служанки не разговаривают, не так ли? Служанки делают то, чего хотят хозяева. — Я не хочу говорить, Драко. Слова оборвались, когда её губы столкнулись с его ключицей, а пальцы задёргались, расстегивая пуговицы его белой рубашки. Дергая их сначала осторожно, а затем с усердием, она оторвала несколько пуговиц, и они рассыпались по деревянному полу. Пока она боролась с тканью, Гермиона осыпала его тело горячими, неистовыми и жаждущими поцелуями, прижимаясь лицом к нему, не обращая внимания на слёзы, его смятение и растущее беспокойство. — Гермиона, — пробормотал он, желая успокоить её, сбитый с толку этими действиями и тем фактом, что она дрожала так, как будто что-то сильно напугало её. Это не имело смысла, ничего, кроме… — Просто возьми меня, — всхлипнула она ему в шею — испуганная, смущённая. Что с ней происходило? Почему она вела себя так? — Я не хочу разговаривать; я просто хочу быть с тобой! Как ты и сказал. Только я и ты. Ни о чём другом, я не хочу говорить ни о чём другом! Слова переходили в мольбу, когда она прижала его к себе, её руки — теперь знакомые с плоскостями его тела — жадно пробегали по коже, до которой она могла дотянуться. Он был тёплым и мягким, и Гермионе ничего не хотелось, кроме как оказаться с ним как можно ближе. Быть с ним так, чтобы он сжёг все мысли, все мечты, всю рациональность. Она знала, что он освободит её от всех мучений. Гермиона мягко прижала Драко к стене рядом с деревянной лестницей, ведущей наверх. Он споткнулся, а затем опустился на нижнюю ступеньку, Гермиона последовала за ним, чтобы крепко прижаться к нему. Сначала Драко сопротивлялся, и она чувствовала, как он колеблется, но вскоре Гермиона смогла расплавить его своими поцелуями, прикосновениями, которые становились всё более страстными. Она приподнялась, а затем оседлала его колени. Это было так интимно; она могла чувствовать каждый его вздох, даже когда он изо всех сил пытался сохранить контроль. Её дикие кудри — водопад карамели и каштана — щекотали его лицо, и он вдыхал её аромат, который его утешал. Тем не менее, Драко знал, что находится за пределами этого чувства с ней из-за просто ослепляющей, всепоглощающей физической потребности. Драко хотел большего; он хотел знать её мысли. Быть всем, о чём она думает. Он хотел узнать её. Когда холодная реальность держала его за горло, Драко мог даже не понимать своих истинных желаний, но когда он был с ней, то хотел гораздо большего. — Что он сказал тебе? — безжалостные слова сорвались с его губ. От этого вопроса, даже хриплым тоном, у неё закипела кровь, и она прижалась к нему ещё ближе и стала покрывать кожу ещё более страстными поцелуями. Гермиона знала, что может потеряться в этом человеке. Она хотела… она хотела ощутить всепоглощающее забвение, которое он мог ей подарить. Она хотела, чтобы он стёр новые странные чувства внутри неё, потому что ни одно из них не имело смысла. Она не хотела больше бояться или скучать по нему. Ей не хотелось думать ни о Флинте, ни о кошмарах, ни о Лаванде, ни о её ребенке, ни о Симусе, ни о Джастине, ни о Роне… Из глаз хлынули слёзы. — Нет, — прошептала она, Драко проглотил мольбу своими губами, когда она пальцами нашла пуговицу своих брюк и расстегнула их, потянувшись, чтобы взять его член в руку. Драко дёрнулся, издавая приглушенный стон, прижимая её тело к своему животу, чтобы между ними не осталось расстояния. Её нежная кожа заставила Драко забыть о том, о чём он думал раньше. — Нет, больше никаких разговоров, Драко. Я хочу тебя. Я хочу тебя сейчас. Разве ты не хочешь меня? Разве ты не хочешь этого? Это помогает, не так ли? Это заставляет всё остальное исчезнуть, и я просто не хочу больше думать! Я не хочу чувствовать! Я просто хочу тебя! Ничто ещё не звучало так эротично и органично, как слова, сорвавшиеся с её покрасневших губ, когда она попыталась поцеловать его ещё раз, и её рука начала гладить пах. Но именно тогда Драко захлестнула волна ужасного осознания. Может быть, из-за того, как она на него смотрела. Он задавался вопросами. Не повлияло ли возбуждение, охватившее его от её прикосновения и пробудившее в нём эти чувства, на него так сильно. Или, возможно, он просто знал, что Гермиона невероятно гениальна и просто хотела получить то, что было нужно ей. Во всяком случае, её слёзы были похожи на ушат холодной воды. Она плакала, влага блестела на её покрасневших щеках, как бриллианты. — Пожалуйста, — умоляла она, просила, рыдая. — Что он сказал тебе? Теперь это имело смысл для Драко. Её собственническое поведение, страх — да, он всё понял. Всё стало реальностью, слишком стремительно обрело черты. Он смотрел на неё, ожидая, а она молчала, качая головой. — Чёрт, Грейнджер! Эти слова заставили её вздрогнуть, и карие глаза закрылись, слезы текли по щекам. Драко хотел причинить ей боль. Ему хотелось накричать на неё. И ему адски хотелось обнять её и отдаться этой магии. Нет, не мог. Не сейчас, а может быть, и никогда больше. — Он сказал тебе, что я брошу тебя? Что я больше не хочу тебя? Что ты закончишь, как те женщины, которые были с ним? Каждый из вопросов был задан с возрастающей страстью, его тон был пронизан недоверием. Он ненавидел свой гнев, но это было лучше, чем полное разочарование. — Ты действительно поверила ему? Драко злобно отстранился от неё, встал со ступеньки, заставив её упасть на пол, пока слезы текли по её лицу. — Ты мне противна, — прошипел он, его глаза сузились, превратившись в крошечные блестящие щёлочки цвета грозового неба. — Всё это время, после всего, через что мы прошли, для тебя это по-прежнему просто сделка, не так ли? Ты боишься вызвать у меня отвращение в постели, да? Думаешь, что я найду тебе замену? Слова звучали резко и насмешливо, Драко был движим болью и разочарованием. Он надеялся, что ей будет казаться, что он не такой кретин, как Флинт и Малсибер. Когда Драко начал питать такие надежды, он не знал наверняка. Единственная уверенность заключалась в том, что осознание того, что она всё ещё считала его похожим на них, разрушило что-то глубоко внутри него. Когда Гермиона отпрянула, замолкнув от его яростной вспышки, он двинулся на неё, сжав кулаки. — Ты думаешь, я какой-то похотливый ублюдок, который трахает всё, что движется? — его лицо стало розовым, когда он кричал. — Иди к чёрту, Грейнджер! Ты ханжа! И убирайся с моих глаз! Может быть, ты мне и правда надоела! Драко ощутил смесь разных чувств — злость, разочарование, шок, смущение и ужас. Но ни одна из этих неистовых эмоций не соответствовала его отчаянию оттого, что она не понимала его. Считала недостаточно хорошим. Дрожа, он сделал несколько вдохов и подождал минуту, чтобы собраться со своими мыслями. Он знал, что не должен был так говорить, а теперь было слишком поздно. — Ты когда-нибудь задумывалась, хотя бы на одну чёртову секунду, что я могу заботиться о тебе? Что я, вероятно, заботился о тебе с того момента, как встретил тебя в тех лондонских трущобах? Глупая, слепая, упрямая идиотка! — он издал странный полусмех, его глаза наполнились грустью. — Я не сплю со всем, что движется, Грейнджер! Я не хотел их, я хотел тебя! — затем он вскинул руки и натянул на себя рубашку. — Но больше этого не будет. Этого не будет. Драко повернулся и вышел из комнаты, оставив Гермиону полуобнаженной в тени. Долгое время она тихо рыдала, прижимаясь к стене, её лицо было горячим, а пальцы холодными. Сердце глухо билось внутри — странные, крохотные удары без определённого ритма. Оно шептало ей, что это не может быть концом, что он заботится, что он хотел её, что он… Я слепая? Я сумасшедшая, раз уже полагала, что мне всё равно? Мы заботимся друг о друге? Это так? Разве такое может быть? Ничего не имело смысла, но Гермиона изо всех сил пыталась встать на ватных ногах, опираясь на стену у лестницы, пока не смогла выпрямиться. Затем её взгляд упал на дверь комнаты, за которой исчез Драко. И она пошла за ним. Она пошла вперёд, её обзор затуманили горячие слёзы. Его не было в главной комнате, поэтому она двинулась дальше, словно в тумане. Она пошла за ним, не зная, почему сердце так странно стучало в груди. Гермиона не понимала этой потребности. Она не могла понять, почему, когда он ушёл, ей стало трудно дышать. Она пошла за ним, боясь того, что это могло значить. Боясь того, что будет дальше, боясь признаться, что она хотела, чтобы он сказал эти слова; она хотела, чтобы он заботился о ней. Она пошла за ним и, когда нашла его, он взглянул на неё, и в его серых глазах вспыхнула настороженность. И Гермиона столкнулась со странными чувствами внутри себя. Чувствами, которые она отталкивала долгое время. — Пожалуйста, Драко, — он не двинулся с места. — Я ничего не могу поделать с тем, что случилось. Я не могу избавиться от тоски по тебе, пожалуйста. Пожалуйста, не отворачивайся от меня. Он именно это и сделал, отойдя от неё, к окну, выходящему в сад, и взглянув на давно завядшие летние цветы. Гермиона протянула руку и взяла его ладонь. — Ты нужен мне так же, как и я тебе. Не отталкивай меня. Ты делаешь этот мир лучше. Её голос дрожал, и всё, что она могла сделать, это надеяться, что он ей поверит.