Багровый луч надежды

      Не бечено

      Для Гермионы время буквально остановилось. Воздух казался неподвижным, мужчина рядом с ней — бесчувственным и холодным. Единственное, что она могла слышать, — это прерывистое биение её сердца, которое отсчитывало время по большим напольным часам в углу.       Тик-так.       Тик-так.       Тик-       — Пожалуйста, я хочу попробовать ещё раз.       Она не могла сказать больше, чем пару слов шёпотом, но Драко не двинулся с места, продолжая стоять неподвижно.       — Да? Ну уж нет. В моей жизни уже есть женщина, которая со мной из-за договорённости. Мне не нужна ещё одна.       Каждое его слово было отравлено упрямством, которое звучало ещё более раздражительно, чем должно было. Гермиона была возмущена выбранным им тоном и озадачена непониманием.       — Это нелегко для меня!       — А должно быть! В конце концов, это всего лишь сделка! Я просил тебя сохранить в секрете то, что было между нами! Очевидно, ты не смогла этого сделать. И купилась на ту чушь, которую Флинт наплёл обо мне! Если это всё, что…       Драко остановился, поняв, что он не хотел этого говорить.       Затем Гермиона закричала:       — Я пыталась этого не допустить. Но я не смогла!       Внезапная громкость её голоса поразила Драко, и он повернулся к ней лицом, поражённый этой злобой. Гермиона смело смотрела на него, не в силах дышать, двигаться, желая, чтобы он понял, хотя ей хотелось убить его. Её гнев вспыхнул внутри, так что она почувствовала, как он течёт в крови, а сердце горит и болезненно стучит.       Он на мгновение отошёл от неё, склонив голову.       — Что ж, тогда тебе стоит постараться!       Возражение оказалось неудачной попыткой предъявить это требование, потому что оно прозвучало мелко и отрывисто. Тем не менее, это подогревало внутреннюю ярость Гермионы.              — Ты думаешь, что я этого не делала? — выплюнула она. — Я не могу понять тебя! И все те риски, на которые ты пошёл ради меня. Зачем? Какой в ​​этом смысл? Как ты можешь ждать, что я буду тебе доверять?       Лицо Драко было полностью лишено цвета, и хотя Гермиона могла видеть, что он пытался придумать правильный ответ, Малфой не смог. И это было ей на руку, потому что она смогла продолжить свою тираду:       — Шесть лет я боялась таких мужчин, как ты!       Она была в ярости, поток горячих слёз стекал по лицу так быстро, что она не могла его остановить.       — Министерство пугало меня, и они охотились за мной, как за животным! Они уничтожили моё счастье! А потом, когда они отняли у меня всё, что могли, я оказалась в этом Отчуждении, заклейменная в качестве ничтожества.       Драко остановил её, взмахнув рукой, его лицо побелело от напряжения, словно её гнев не беспокоил его. Гермиона видела, что он борется с самим собой из-за чего-то, закрываясь от неё, и, несмотря на гнев, она хотела, чтобы он этого не делал.       — Ты мне это рассказывала! Я уже знаю.       Его слова звучали на грани шипения, а глаза блестели от презрения.       Она проглотила горечь, всё её тело зудело от беспокойства и страха.       — Если бы ты знал и действительно понимал, ты бы даже не стал сомневаться в том, что происходит у меня в голове!       Она наблюдала, как Драко бросился через комнату, словно обезумевший бык, остановившись у дверного проёма, как будто защищаясь от… чего-то. Гермиона чувствовала себя беспомощной, когда он заговорил, её ярость немного утихла, когда она наблюдала за ним:       — Я и представить себе не мог, что для тебя это будет легко! Я знаю, что случилось с такими как ты. Я был чёртовой частью этого. И ты была права, Грейнджер! Я трус! Может быть, это часть того, почему мы оба оказались в этом грёбаном беспорядке.       Он дрожал, и в его глазах искрились скрытые эмоции.       — Я видел всё это… все ужасные вещи, которые они делали с грязнок… с такими, как ты, — сумел выдавить он из себя. — Я так боялся пойти против них, пойти против Волдеморта, и… через некоторое время… смерть больше не казалась мне такой устрашающей, понимаешь?       Гермиона потрясённо уставилась на него. Ярость ушла, оставив за собой след ледяного небытия, которое забрало у неё все силы и заставило упасть вниз. Она была шокирована его тоном и тем фактом, что он сознательно старался не использовать слово «грязнокровка».       Вздохнув, она покачала головой, печаль подавила любое чувство благодарности, которое она могла испытать к нему       — Нет, не понимаю.       Повисло тяжёлое молчание.       — Неважно, сколько смертей я видел, я никогда не смогу… никогда не будет ничего, кроме… Это странно. Отвратительно. Ужасно. Запутанно.       Каждое слово срывалось с её губ, разбиваясь о пустую тишину. Он опустил голову, морщась, и ответа не последовало.       — Но страх движет больше, чем вина. Я не всегда хотел делать то, что они просили меня, но я боялся их больше.       — Страх контролирует тебя, только если ты позволяешь ему.       Он взглянул на неё, когда вокруг них снова воцарилась тишина. Его голос раздался в комнате — громкий и возмущённый:       — Такой лицемерный ответ, Грейнджер, тебе не кажется? В конце концов, то, о чём ты не хочешь говорить, действия, которые ты была вынуждена делать из-за Флинта, разве ты не была движима страхом?       Гермиона была поражена; тишина казалась оглушительной. Трудно было оспорить то, что он сказал, хотя она уже открыла рот.       — Ты чистокровный! Они не могли заставить тебя делать то, чего ты не хотел! У меня не было такой роскоши. Он бы меня убил.       Его улыбка была угрюмой, а выражение лица исказилось от отвращения и сочувствия.       — И ты не думаешь, что они бы не заставили меня это сделать, если бы я отказался? — издевался он. — Я думал, что ты умнее, Грейнджер.       Гермиона моргнула, проглатывая противный, горячий ответ. Она поняла, что совсем не думала о том, как Министерство или Волдеморт относились к тем, кто присоединился к нему.       Драко закатил глаза.       — Как ты думаешь, почему Блейз оставил Лаванду и спрятал своего ребёнка? Беллатриса Лестрейндж без колебаний устранит то, что она посчитала бы пятном на репутации Забини. Этот ребёнок не имеет для них значения. А если Забини попробует воспротивиться, они избавятся и от него. Пока ты будешь делать то, что они приказывают, всё будет хорошо. Нам нельзя поддаваться чувствам, Грейнджер. Эмоции излишни. Ты думаешь, что ты единственная узница этого режима? Я не согласен.       — Как ты мог подумать, что я тебя не боюсь, Драко?       Хотя она упрямо смотрела на него, в её голосе была слышна лёгкая дрожь, которая постепенно исчезла. Он откашлялся, чтобы заговорить вновь:       — Ты знала, кем я был.       Его глаза блеснули от неуверенности.       — Ты знала, что я делал, но всё же… ты говорила, что я другой, и у меня было…       Почему-то то, что Драко хотел сказать, казалось невозможным, особенно потому, что он столкнулся с ней и этими невероятно завораживающими глазами. Она вздохнула.       — Даже зная, что ты другой, я боялась тебя, Драко.       Она говорила шёпотом и протянула руку, закатала его рукав и провела пальцами по ужасной Метке, обжигающей его запястье. Каждый раз, когда она это видела, Гермионе хотелось дрожать, плакать от отвращения и ужаса. Он был всем, что она ненавидела больше всего на свете. И всё же она не могла презирать его, как бы ни старалась.       Предупреждения Джинни эхом отозвались в голове Гермионы. Насмешливый тон Флинта дразнил её, и она вздрогнула, её глаза слезились, когда она посмотрела на Драко.       — Разве ты можешь винить меня в этом?       Вздохнув, он отвернулся от неё, но не отстранился. Его глаза были прикованы к окну, и Гермиона увидела, как дёрнулась его челюсть.       — Итак, ты никогда не хотела меня?       — Я нуждалась в тебе. И ты хотел меня.       Гермиона почувствовала его дрожь, но он отказался смотреть на неё сверху вниз.       — Значит, ты солгала.       Он был потрясён собственной глупостью — ведь он знал правду! Но даже в этом случае ему удалось выдавить из себя эти слова, потому что он чувствовал себя обиженным и каким-то образом хотел, чтобы она тоже это почувствовала.       — Ты знала это.       Гермиона повторила его мысли, но он не мог избавиться от чувства вины за пренебрежительное отношение к ней и её тону. Итак, ей было больно.       Отлично. Отлично, она этого заслуживает.       Он оттолкнул её, высоко подняв голову и пытаясь контролировать биение раненного сердца.       Что не так со мной? Я знаю, что она этого не заслуживает! Я сволочь.       Последовало долгое молчание, и, наконец, Драко понял, что может говорить ровным голосом:       — Я никогда не хотел обвинять тебя в том, что ты чувствуешь. Я не могу представить, а те другие… им просто плевать.       Гермиона наблюдала, как его плечи напряглись, а длинные красивые пальцы сжались в кулаки.       — Я не такой, как они, — на этот раз его слова оборвались, эмоции закрались в них, превратив в тихий шёпот отчаяния. — Но всё, что можно во мне увидеть, это Пожирателя смерти. Так что нет, я не виню тебя. Тебе есть за что меня ненавидеть.       Он обернулся, глядя на неё со странным, но пронизанным любопытством выражением лица. Слова ненависти к себе были сказаны сквозь стиснутые зубы, и когда Гермиона посмотрела на него, она увидела истинное раскаяние, проявившееся в морщинах на коже.       Она шагнула вперёд, протягивая руку, которую он отбросил от себя. Затем она вздохнула.       — Я не ненавижу тебя и знаю, что ты не такой.       Поскольку это было единственное, что она могла предложить, она взяла его за руку.       — Я поняла это уже давно. В тот момент, когда я узнала, что ты не можешь убить Дамблдора. Я много думала об этом, знаешь ли. Позже. Не всё время, но иногда. И я думала обо всём, что ты сделал с тех пор. Для меня, для Джинни и Лили. Я знаю, что ты не… ты никогда не сможешь быть, как они. Это трудно признать, потому что я всегда тебя ненавидела. А теперь… я понимаю, что иногда всё может измениться.       Он заметно вздрогнул, отвернувшись от неё, чувствуя внезапный и довольно унизительный поток слез, которые угрожали политься из глаз.       — Я был трусом. Волдеморт поручил мне выполнить одно задание, но я даже не мог этого сделать! Что может быть большим доказательством трусости?       Слова звучали так тихо, что Гермиона едва его слышала.       — Нет! Ты был храбрым. Было бы трусливо убить его, разве ты не понимаешь? Волдеморт хотел этого, и ты поступил правильно!       Её решительное заявление казалось для Драко спасением. По крайней мере, здесь был кто-то, кто не считал его трусом из-за того, что он сделал — или, в его случае, — не сделал в ту роковую ночь много лет назад.       Он понял, что всё было по-другому. Она была другой.       Когда он стоял там, то чувствовал, как она прижалась к нему, касаясь его спины.       — Я ошибалась насчёт тебя, — от голоса Гермионы у него по спине пробежала дрожь. — Ты не трус, Драко. Ты никогда им не был.       Драко медленно повернулся, но держал её руку в своей, так что было легко обнять её за талию. Она посмотрела ему в глаза, не в силах уловить мелькнувшие в них эмоции.       — Всю свою жизнь я делал то, чего не хотел, — сказал он ей, его голос дрожал. Она смотрела, как он сжал губы в тонкую линию. — Я присягнул тем, кого ненавидел, и научился ненавидеть то, чего не понимаю. Я рационализировал то, что не имеет смысла, и снова и снова избавлялся от чувства вины, обвиняя других, был жестоким и непреклонным. Я закрыл глаза на мир, который теперь рушится вокруг меня. Всё ради того, чтобы выслужиться перед человеком, которого я назвал отцом, и добиться благосклонности Волдеморта.       Гермиона в молчаливом очаровании наблюдала, как его прекрасные серебряные глаза блестели от непролитых слёз, когда Драко боролся с чем-то большим, чем мог осилить. Она хотела обнять его, подарить ему успокоение, но выражение его лица делало её беспомощной. Пока она смотрела, его пальцы поднялись, чтобы погладить её щеку, и она вздрогнула от грубости, хотя его прикосновение было мягким. Он уже подчинил её своей магии, и она ничего не могла поделать, кроме как сдаться.       — Но, даже если бы я захотел измениться, это не имело бы значения, не так ли? Ты так быстро поверила, что я такой же, как Флинт.       Гермиона отстранилась от него, оскорбившись.       — Ты только что сказал, что не смеешь винить меня в этом!       — Так и есть! Но это ничего не меняет, не так ли?       Мягкость в его ртутных глазах исчезла, снова сменившись беспокойством. Гермиона изо всех сил пыталась осознать его перемены в настроении и его слова.       — Что это значит?       Казалось, его одолевало всё большее беспокойство.       — Этот мир и все его предрассудки, Грейнджер! Ты думаешь, что Министерство фанатично? Что насчёт вас, магглорожденных? Разве вы не осуждаете всех, подобно им?       — Не могу поверить, что ты вообще это говоришь!       Её карие глаза вспыхнули от несправедливости и загорелись открытым отвращением.       — После всего, через что они заставили нас пройти, ты не думаешь, что у нас есть причина для недоверия и негодования? Они разрушили мою жизнь и отняли у меня семью! Я говорю, что они злые, и я имею на это право!       В глазах Драко вспыхнула ярость.       — Но я не сделал! — он закричал.       Его голос эхом разнёсся по комнате, напугав Гермиону.       — И ты продолжишь приравнивать меня к остальным, не так ли?       Он боялся сказать, как это больно. Возможно, до этого момента он даже не подозревал насколько. Он отвернулся от неё, боясь, что слёзы, которые угрожали хлынуть мгновение назад, одержат победу над ним.       — Я знаю, что ты был… добрым, — её ответ прозвучал коротко и неопределённо. — Ты защищал меня от Пэнси и Маркуса как мог. Ты рисковал своей жизнью ради меня. Я… так много раз я задавалась вопросом, почему.       — Я не знаю почему, — его тон был резким, неровным, отчаяние было слишком явной эмоцией. — Я не знаю, почему я сделал то, что сделал, когда дело коснулось тебя, Грейнджер! Бог знает, что я обдумывал это уже слишком много часов, и я, чёрт возьми, не могу это понять!       Гермиона перевела дыхание.       — Ты… Драко, ты имел в виду то, что сказал? Когда ты сказал… ты мог бы… заботиться обо мне?       Голос дрожал от эмоций, и он посмотрел на неё, забыв на мгновение обо всём, кроме блеска надежды в её глазах.       — Это имеет значение? — слова звучали тихо, покорно.       Разорванное и растерзанное сердце Гермионы бешено билось в груди.       — Я все пыталась убедить себя, что эти отношения между нами ничего не значат, — по её щеке скатилась единственная слеза. — Что я делала это для Лили, и что ты был презренным, ненавистным человеком, и я никогда не смогла бы ничего почувствовать к тебе. Я пыталась в это поверить, потому что это единственное, что имело смысл, — Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь выразить свои мысли словами. — Но потом ты оставил меня, и я… — от беспомощности она покачала головой, но в то же время, собравшись с решимостью, искренне произнесла: — Я имела в виду то, что сказала, Драко. Я хочу попробовать ещё раз. Я не хочу, чтобы ты уходил от меня. Ты важен для меня. Что ты чувствуешь и где ты находишься.       Она не отрывала взгляд от него, и на мгновение он не мог говорить, потому что был очарован её светом. Она нежно обняла его, и он рефлекторно наклонился к ней, потому что это казалось… правильным.       Гермиона подняла голову и посмотрела ему в лицо. Драко следил за ней. Её рука спустилась вниз по его груди, а затем снова поднялась по его плечу, чтобы обхватить его шею. Её руки были такими… такими теплыми. Драко закрыл глаза и слегка наклонился, так что его лоб касался её лба. Его руки нежно скользили вверх и вниз по её спине, чтобы он мог чувствовать её как можно ближе. Он внезапно осознал, как сильно он этого хотел; как сильно он хотел ещё одного воспоминания о том, как прижимал её так близко.       Когда пальцы Гермионы пробежались по его шее и остановились, голова Драко упала ей на плечо, и он повернулся лицом к её шее, вдыхая знакомый запах, греясь в тепле кожи. Больше не было ничего, кроме этих чувств. Хватка Драко на её талии непроизвольно усилилась, затем его нос коснулся шелковистой щеки, и его глаза закрылись, когда он вздохнул. Гермиона слегка пошевелилась, и он почувствовал, как она начала искать его губы, оставляя крохотные нежные поцелуи вдоль его подбородка и челюсти, дразня застенчиво, но уверенно одновременно. Сердце его забилось быстрее, а тело напряглось. Почти без его ведома губы Драко двинулись по её щеке, челюсти, вдоль подбородка, и наконец нашли её губы.       Когда в этот невероятный момент его губы нашли её, его пальцы коснулись её челюсти, и он сдвинулся так, чтобы она припала к его телу. Драко поцеловал Гермиону, как будто никогда больше не будет её целовать, как будто вечность принадлежит им. Их губы соприкасались снова и снова, иногда цепляясь друг за друга, иногда практически сливаясь, и она притянула его ближе, когда он запустил пальцы в её взлохмаченные волосы. Он отчётливо осознавал каждое движение, каждый вздох, когда она дышала, и то, какой она была на вкус.       Когда они наконец отстранились друг от друга, это было только для того, чтобы он мог взглянуть ей в глаза. Она улыбнулась ему так, как это было в его снах. Получить такую ​​улыбку было всё равно, что получить благословение небес.       — Так значит ли это, что ты хочешь попробовать ещё раз? — она выдохнула слова ему в рот. Драко вздрогнул, словно проснувшись после глубокого сна.       — Трудно сказать «нет», когда ты так меня целуешь, Грейнджер.       Он слышал, как она рассмеялась; это был самый мелодичный звук. Он лишь наполовину осознавал, как сильно ему нравился звук её смеха.       — Ты не ответил на мой вопрос, — пробормотала она, положив голову ему на плечо, расслабившись, как будто все их проблемы остались позади.       Драко на мгновение поддался такой фантазии — они вместе, пытаясь выжить, несмотря на то, что мир так быстро превращался в хаос.       — Это безумие, не так ли? Грейнджер и Малфой — это то, о чём я бы никогда не подумал.       Она ещё раз тихо засмеялась.       — Нет? Даже когда я так блестяще ударила тебя на третьем курсе в школе?       Драко закрыл глаза, и он обнаружил, что улыбается ей в волосы. Это было такое далёкое воспоминание.       — Было впечатляюще, Грейнджер, хотя я бы никогда в этом не признался.       — Конечно, в конце концов, Грейнджер смогла превзойти Малфоя.       Он ухмыльнулся и притянул её ближе. День сменился раним вечером, и Драко подумал о том, куда делась Астория и планирует ли она вернуться. Не то чтобы он этого хотел.       Он чувствовал себя вполне довольным, стоя в маленькой гостиной с видом на сад и держа Гермиону Грейнджер в своих объятьях, зная, что эти странные чувства вернулись к нему.       Гермиона на мгновение задалась вопросом, что именно изменилось между ними, было ли вообще хоть что-то. Чувствам едва ли было место в мире, где они оба существовали, и, несмотря на них, она по-прежнему принадлежала ему.       — Я должна приготовить ужин, на случай, если она скоро вернётся домой.       Когда Гермиона отстранилась, Драко ощутил глубокое чувство потери и желание обнять её вновь.       Выражение его лица казалось мрачным в тусклом свете, но Гермиона уловила хитрый взгляд его глаз. Он подошёл ближе, приподняв бровь.       — Ты хочешь, чтобы я вернул тебя обратно? Ты так много пережила за последние несколько дней. Я подумал, может, ты могла бы остаться здесь. Я приготовлю тебе ванну, хорошо?       Гермиона была поражена добротой в чертах его лица, хотя к этому времени она уже начинала привыкать к нему, несмотря на невозможность того, что происходило вокруг.       — Ванна?       — Да, Грейнджер. Включает в себя ванну и воду. Пену тоже, если тебе нравятся такие вещи.       Она увидела ухмылку на его губах и сильно покраснела.       — Я тебе помогаю! Я работаю на тебя… не… не наоборот! Ты не можешь готовить ванную для своей горничной.       Она бормотала, и Драко коротко рассмеялся.       — Я могу дать своей горничной всё, что она хочет, — его голос звучал хрипло. — Всё, что ей нужно сделать, это попросить.       Его тон казался тяжёлым и пробудил желание Гермионы, так что оно восхитительно закружилось в ней даже от того, как он смотрел на неё. Они стояли в коридоре, и Драко включил свет в ванной. Белый мрамор и керамические поверхности блестели в свете потолочных светильников. Гермионе пришлось признать, что прошло много времени с тех пор, как она принимала ванную, не говоря уже о такой великолепной, как та, которую она мыла несколько недель.       — Я…       Он понимающе улыбнулся ей, и Гермиона почувствовала тепло от его взгляда, недоумевая, как после шести лет ужаса жизнь дала ей сладкую передышку. В его улыбке она увидела признание, которого она так жаждала; безопасное убежище, которое она давно хотела найти.       — Иди сюда, — прошептал он, раскрывая руки, и она охотно пошла. Её глаза закрылись, и она прижалась лицом к его испорченной рубашке. Здесь Гермиона почувствовала полное расслабление, позволяя его теплу окутать её, пока не ощутила себя полностью защищенной. Этот мужчина заботился о ней; он не допустил бы, чтобы с ней что-нибудь случилось, и она ему доверяла. Да, она ему доверяла.       Губы Драко нашли её губы и слились в нежном поцелуе, который длился вечно. С бешено колотящимся сердцем он отстранился, глядя в её наполненные желанием глаза, нежно целуя её, прежде чем скользнуть вдоль шеи, а затем к плечам.       Гермиона не могла терпеть и снова прижала его к своим горячим губам, поцеловав его, и у неё из груди вырвался тихий звук, который лишил Драко контроля. Поцелуи возобновились, и она выдыхала ему в губы, её руки двигались смелее вниз по его рукам, а затем вверх, к его талии, верхней части груди, вниз, ещё ниже вдоль передней части его рубашки, по-прежнему застёгнутой внизу на пару пуговиц.       Он усмехнулся ей в горячие губы, а затем остановился на мгновение, его дрожащие пальцы переместились к пуговицам, их головы столкнулись друг с другом, когда он попытался помочь ей. Они оба задыхаясь, засмеялись, и Драко сдался, стремясь возобновить последовавшие за этим страстные поцелуи, и он поспешно разорвал рубашку, пуговицы отлетели в сторону, и руки Гермионы почти сразу же смяли ткань.       Глаза Драко следили за её движениями, его сердце бешено колотилось, словно выходило из-под контроля, будто он делал то, чего, думал, никогда больше не будет. Он смотрел ей в глаза, когда она подняла взгляд, и Драко подумал, что, если он умрет, ему даже не нужно попадать на небеса, чтобы узнать, на что это похоже.       Пальцы Гермионы скользнули вниз по его торсу, вдоль груди и к его животу, а затем её рот очертил линию челюсти, прижав язык к его коже, оставляя за собой след удовольствия, заставивший Драко простонать её имя. По его коже пробежали мурашки, и он вздрогнул, теряя рассудок от того, что она делала с ним. На этот раз, в эту ночь, в тени раннего вечера, это значило больше. Это было нечто большее. Должно было значить нечто большее.       Пальцы Гермионы расстегнули его брюки, и Драко не нужно было повторять дважды, поскольку он был согласен, поэтому сбросил их и швырнул в сторону, его желание было очевидным. Она двинулась, чтобы прикоснуться к нему снова, и он остановил её дрожащие руки, едва сдерживаясь, покачал головой, и его глаза встретились с её.       — Пока рано, — гортанно умолял он. Одним изящным движением он подхватил её, удивляясь тому, какая она лёгкая, и понёс в свою спальню, не прекращая жарких поцелуев. Драко аккуратно положил её на кровать и наслаждался улыбкой, которую она подарила ему, когда он тянулся к ней с этой жаждой, ненасытной потребностью, которую Драко всегда испытывал к ней. Он медленно раздел её, не сводя глаз с этой красоты перед ним.       Руки Драко нашли Гермиону, его губы коснулись её пальцев, затем запястья — пульс был диким и неконтролируемым — а затем он провёл губами вверх по её руке, на внутренней стороне локтя, а затем по плечу, шее, подбородку и прикоснулся к набухшей груди. Он упивался ею, играя, кусая, наслаждаясь, а звуки, которые она издавала, дарили удовольствие. Когда он заглянул в глубину её карих глаз, Драко увидел в них недовольство, а её губы изогнулись.       — Что случилось? — поддразнил он тогда, зная, что то, что ей нужно, может дать только он. Это осознание чуть не свело Драко с ума. — Что-то болит? — голос звучал очень хрипло, а его палец скользнул по её распухшим губам. — Здесь? — невинно спросил он, когда Гермиона чуть не застонала.       Затем Драко наклонился, чтобы поцеловать ее — медленно — их языки сцепились. Он обожал целовать Гермиону, растягивая это мгновение так долго, как только мог, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть ей в глаза. Она была обнажена до пояса, и пальцам Драко потребовалось всего несколько секунд, чтобы найти следующую точку. Он прошептал: — Здесь?       Гермиона стонала и что-то хныкала, прежде чем Драко прижался к ней губами, и её ногти впились в кожу его плеч, когда она бессвязно вскрикнула. Он едва не упал, когда почувствовал это, и понял, что никогда не перестанет любить её такой. Он будет мучать её, пока она не будет умолять его остановиться, и Драко снова уткнулся носом в изгиб шеи, целуя её там, оставляя лёгкие, дразнящие ласки вдоль кожи, доходя до уха.       — Может, где-нибудь ещё? — произнёс он хриплым и дрожащим голосом, когда его пальцы скользили по её талии и внутренней части бёдер.       Тело Гермионы напряглось, и она непроизвольно прильнула к нему, издав стон, когда его палец прошёлся по коже бедра. Он улыбнулся ей в шею и прижал её к себе, когда она размякла после его следующего, самого интимного прикосновения. Гермиона вскрикнула, а затем Драко почувствовал резкую боль в плече и понял, что она его укусила. Ему требовалось сохранять самообладание.       Нужно было всего несколько секунд, чтобы опустить Гермиону на кровать, где он лежал со своей женой, но никогда не касался её даже с десятой долей страсти, с которой касался женщины, которая смотрела на него с беззастенчивым желанием. Драко ничего не видел, кроме её в своих руках и того, как она принимала его лихорадочные поцелуи, глядя ему в глаза. Что это она… та женщина, которую он так долго желал. Драко потерял счёт ночам. Каждая секунда отправляла его всё глубже в мир, где существовала только она. Не было ни до, ни после. Только сейчас.       — Моя Гермиона, — выдавил он, отстраняясь от неё на время, достаточное для того, чтобы сосредоточиться.       Он увидел, как она кивнула, наклонилась, чтобы поцеловать его, безмолвно соглашаясь с его словами. С этой правдой. Она была его.       Драко прервал поцелуй, взял обе её руки в свои и положил их над её головой, переплетая пальцы. Затем он посмотрел ей в глаза и начал двигаться вперёд, жаждая, чтобы она по правде принадлежала только ему. Он двигался медленно, хотя никогда бы и не узнал, сколько времени прошло, потому что слишком быстро затерялся в охристых глубинах глаз Гермионы, наблюдая за ней вот так, видя её реакцию, радугу эмоций, захлестнувшую лицо. Когда он остановился, он прижался телом к ней; она обняла его за плечи и прильнула лицом к его шее. Он чувствовал её учащенный пульс, легкую дрожь, насколько горячей была плоть.       Впервые в жизни Драко узнал, что заниматься любовью — именно так. И он не хотел, чтобы это заканчивалось.