В новом мире простые радости были мимолётны; счастье осталось в далёком прошлом. В новом мире эти чувства давно были похоронены под гнётом отчаяния и безысходности, что охватили тех, кто ещё каким-то образом выжил или пытался выжить изо дня в день.
Гермиона замерла. Напрочь окоченела от шока. Ей казалось, что она не могла двигаться и у неё начались проблемы с дыханием. Ощущение радости настигало её так редко, что, следовало ему обрушиться на неё, как это сбивало с толку.
Пэнси опаздывала; сначала она задерживалась на пару минут, а потом минуло полчаса, затем час, а вскоре ещё больше. В израненном сердце Гермионы поселилось чувство смятения, и её руки стали ледяными от напряжения, пока она обхватывала стул, на котором сидела. Так было до того момента, пока Лили Поттер не вышла в коридор. И Гермиона совсем не была готова к такому повороту; её сердце замерло, глаза наполнились слезами неверия и счастья, и с губ сорвался тихий, сдавленный всхлип.
Лили!
Казалось, голос покинул её, и Гермиона не могла найти в себе силы произнести имя маленькой девочки.
Да, её точно обездвижили, и теперь она могла только наблюдать за тем, как Джинни упала на колени на грязный пол возле кабинета Пэнси Паркинсон в Отчуждении, пока слёзы радости стекали по щекам, а улыбка заставляла искриться глаза.
— Лили, о, моя милая!
— Мама!
Воссоединение стало первым моментом чистой радости, которую Гермиона испытала с того лета, когда Джинни с детьми вернулась в Отчуждение. Это отличалось от пьянящего чувства безопасности, которое она нашла в объятиях Драко, и отличалось от тусклого ощущения благодарности за то, что всё ещё жива, всё ещё может быть с рядом Джинни, Джастином и другими знакомыми. Нет, это была радость, которую она не испытывала со времён Хогвартса, своего взросления. Это чувство было родом из того мира, в котором она жила раньше. Напоминало то, что Гермиона испытывала, когда смотрела в глаза Рону в день их свадьбы. Дурманящая радость от обретения новой семьи, пока они были в бегах от Волдеморта и Пожирателей Смерти.
Это была радость, не омрачённая страхом и тревогами прошлого и будущего.
О, Лили, теперь ты в безопасности!
Хотелось думать, что теперь всё будет в порядке. Лили выглядела невредимой, и когда она попыталась обнять мать, поцеловать её в щеку, то не хромала, не кривилась от боли — Пэнси не причинила ей вред. Гермиона отбрасывала подальше мысли, что всё хорошо, чтобы не разочаровываться потом. Но Бог, существовал он или нет, наверное, всё же присматривал за ребёнком Гарри и Джинни, пока тот находился в лапах такой отвратительной женщины, как Пэнси Паркинсон.
Но вот эта малышка.
— Миона!
Этот сладкий голосок, который вырвал Гермиону из застывшего состояния, растопил лёд, и из глаз потекли собственные слёзы, когда она опустилась на колени, чтобы крепко обнять маленькую девочку. Она была цела и здорова, на ней не было повреждений, а тот доверчивый взгляд, которым может смотреть только ребёнок, остался прежним. Всё было в порядке, осознала Гермиона, прижимая девочку к груди, чувствуя, как крошечное сердце Лили бьётся внутри. Она чуть не расплакалась, покрывая макушку ребёнка поцелуями.
Да, это было реальностью; это была настоящая радость. Это было то, чего Министерство и все те, кто пытался её уничтожить, никогда не смогут отнять.
— Лили, я так рада, что ты в безопасности, — удалось прошептать Гермионе, её голос дрожал и звучал надрывно и напряжённо, хотя она была так счастлива в этот момент.
Когда Лили отстранилась, Гермиона снова взглянула на неё.
— Она… не причинила тебе вреда, да?
Гермиона поняла, как сильно ненавидела себя за то, что позволила страху и сомнению испортить идеальный момент счастья.
Лили покачала головой, хотя её глаза немного потемнели.
— Нет, Миона. Но ты ведь не заставишь меня вернуться к ней, правда? Я хочу остаться здесь.
Джинни и Гермиона обняли Лили, вытирая слёзы.
— Нет, малышка, никто не заставит тебя вернуться туда, — решительно заявила Гермиона, стиснув челюсти. Она погладила волосы Лили. — Теперь ты здесь, с нами. Обещаю, мы тебя больше не отпустим.
Лили уткнулась лицом в изгиб шеи Джинни, нуждаясь в поддержке и утешении.
Гермиона всмотрелась в лицо Уизли — оно было полно восторга.
Гермиона знала, что всё стоило того, чтобы увидеть этот момент.
Я буду помнить об этом. Буду помнить, потому что они захотят, чтобы я забыла. Я не буду бояться. Я справлюсь.
Однако при мысли о Пэнси и о том, что должно было произойти, страх наполнил сердце, и это чувство, тягучее и всеобъемлющее, парализовало её. Заморозило эмоции, как озеро зимой.
— Поттер, ты должна уйти, — сказал холодный голос и послужил напоминанием, что любая радость скоротечна. Когда Гермиона оторвала от девочки взгляд, посмотрев поверх макушки Лили, она увидела его. Он стоял в дверном проёме, в длинной мантии, и его платиновые волосы спадали ему на глаза.
Её сердце сжалось.
И Гермиона ненавидела себя за это: за то, что позволила ему войти в её жизнь, за то, что доверилась ему, за то, что когда-либо прикасалась к нему. Она крепко зажмурилась от потока эмоций. Она знала, что сердце много раз предавало её, когда дело доходило до Драко Малфоя.
Не в этот раз! Я не допущу этого.
А в голове уже бесчисленное количество раз звучало…
Ты не любишь меня?
Она закусила губу, почти что до боли, чтобы… чтобы снять чары, которые он, должно быть, на неё наложил. Сражаясь с чувствами, Гермиона сверлила взглядом пол, отказываясь поднимать глаза и встречаться с его завораживающим взором.
Она слышала, как Лили что-то прошептала матери, и Джинни помогла малышке подняться на ноги.
— Миона, ты идёшь?
Гермиона потянулась, чтобы на мгновение взять Лили за руку.
— Я не могу, малышка. Я должна остаться здесь, — было так трудно поднять глаза и снова увидеть милое лицо Лили. Но она сделала это. — Я скоро.
Карие глаза Джинни наполнились вопросом.
— Гермиона, всё в порядке?
— Я должна дождаться Пэнси.
— Но я…
— Пожалуйста, Джинни.
Джинни это не остановило, и она отвернулась от Гермионы.
— Что происходит? — спросила она Драко дрожащим голоском.
— Не задавай вопросов, Поттер. Я не хочу привлекать лишнее внимание, а все остальные скоро вернутся с ужина. Бери свою дочь и уходи. Чем быстрее ты скроешься, тем меньше вопросов они зададут.
Несмотря на то, что говорил он резко и грубо, Гермиона знала, что скрывалось за этой маской; он не был жестоким, он просто защищал Лили. Защищал их всех, и это приводило в бешенство!
Почему этот человек оставался таким замкнутым? Разве было здесь место для лжи и злоупотребления доверием, и как Гермиона вообще могла поверить в то, что он говорил? Как она могла подумать, что у него больше нет скрытых мотивов? И почему она была так чертовски слаба, когда дело касалось его?
Горячие слёзы выступили на глазах, и Гермиона глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и следом сжать руку Джинни.
— Со мной всё будет в порядке, — прошептала она.
Это было правдой, даже несмотря на то, что Джинни явно в это не верила, и её взгляд метался между Гермионой и Драко.
— Тогда увидимся чуть позже.
Гермиона кивнула, смотря вслед уходящим Джинни и Лили. Ей так хотелось быть уверенной, что они не узнают, что она сделала.
Тишина казалась гнетущей, но Гермиона упрямо не обращала внимания на мужчину в коридоре и снова села на стул, отвернувшись, хотя сердце едва не разрывалось на куски. Теперь нужно было дождаться Пэнси.
Гермиона вздрогнула.
Я поступила правильно! Я вытерплю боль. Она больше не является чем-то чуждым, верно? Я могу сделать это. Я могу справиться со всем, что захочет со мной сделать Пэнси.
— Грейнджер, — она вздрогнула, услышав своё имя. Стеснение сжало горло, и она с трудом сглотнула; её дыхание сбилось. — Пожалуйста, посмотри на меня.
Эта просьба прозвучала так желанно, и Гермиона боролась с собой, чтобы не поддаться искушению.
Нет! Я этого не сделаю. Я не буду. Пусть оставит меня в покое!
Она услышала звук его шагов по твёрдому холодному полу, а потом он встал рядом с ней. Гермиона хотела прижаться к нему, вдохнуть его запах и снова ощутить тепло прикосновения.
— Где Пэнси? — собственный голос казался странным, наполненным страхом и неуверенностью. Тем не менее, Гермиона не собиралась смотреть на него.
— Она не придёт.
Комок рассосался, и Гермиона зашлась кашлем, нагнувшись вперёд. Когда Малфой наклонился, чтобы коснуться её плеча, она отпрянула, качая головой.
— Почему? — прошептала она.
Затем подняла глаза и, когда их взгляды встретились, могла поклясться, что время замерло.
— Я убедил её, что возвращение Лили было правильным решением.
Его слова не имели смысла, и, логически поразмыслив, Гермиона захотела накричать на него. Его взгляд проник ей в душу, сжимая её, когда она пыталась подавить в себе чувства. В этих глазах переливались жалость и понимание. И надежда.
Глаза Гермионы наполнились слезами.
— Ты думаешь, что один хороший поступок всё исправит? — недоверчиво сказала Гермиона.
Когда она встала, чтобы уйти, он протянул руку и обхватил её запястье. Его взгляд умолял остаться.
— Просто перестань! Перестань смотреть на меня так! Перестань пытаться заставить меня поверить в то, что не имеет смысла, Драко!
Он сглотнул.
— Я сделал это ради тебя.
— Мне всё равно!
Её вопль эхом разнёсся по коридору, а затем двери открылись, и внутрь вошла небольшая группа чиновников, что были облачены в чёрное. Ей хватило лишь мгновения, чтобы заметить странную печаль в глазах напротив. Всего мгновение, чтобы понять, что слова, которые она сказала, были ложью.
— Эй, Босс.
Серебристые глаза вмиг ожесточились и похолодели, когда он посмотрел на своих коллег.
— Мальсибер.
— Всё в порядке?
— Как обычно.
Затем он снова повернулся к Гермионе, и она чуть не заплакала, глядя теперь на далёкий ледяной блеск в его глазах; он будто смотрел сквозь неё.
— Ты ошиблась зданием, грязнокровка. Мне показать тебе дверь, или сама найдёшь выход?
Она кивнула, смаргивая слезы. Ей было больно. Она находилась в замешательстве. Она испытывала злость. Но не стала терять ни минуты в обществе Пожирателей Смерти. Убежав прочь от кабинета, Гермиона исчезла за дверью, сдерживая рыдания, пока не убедилась, что он их не увидит. Она сбежала по ступеням, ведущим во двор и к другим зданиям. В тот день она дежурила на кухне, и опаздывать было нельзя.
Слёзы застилали глаза; и влажные дорожки горели на коже от прикосновения холодного осеннего воздуха. Гермионе было всё равно, поскольку сердце неистово болело в груди. Это ведь не могло продолжаться вечно.
Так лучше. Нельзя было верить, что он и я…
Пожиратель смерти и грязнокровка? Реальность, жёсткая и бесчеловечная, настигла её. Гермиона превратилась в Лаванду Браун.
О, Лаванда!
Гермиона закрыла лицо руками, чтобы заглушить звук плача, когда она, прижавшись к стене одного из зданий, соскользнула вниз и зарыдала.
Ты никогда не должна забывать о том, кто я на самом деле, а кто ты.
Не называй меня Драко. Называй меня тем, кем я являюсь. Пожирателем Смерти…
Мы не можем забывать… за пределами этой комнаты, в чём заключаются мои обязанности, и…
У неё не осталось сил, чтобы двигаться, но Гермиона заставила себя пересечь внутренний двор, опустив голову и прикрывшись волосами. Содрогаясь от рыданий, она всё равно шла достаточно быстро. Это было невозможно; эти отношения, которые возникли у них, и воспоминания — его слова — напомнили ей об этом. Даже если она бы не любила его…
Нет, не нужно даже думать об этом!
В Отчуждении творился беспорядок. Гермиона остановилась, пытаясь отдохнуть. Слова Драко крутились у неё в голове.
Прямо сейчас в этой комнате я просто Драко.
Он был таким чутким!
Ты просто Гермиона. Нет никакого Отчуждения и нового Министерства. Есть только мы. Ты можешь сделать это для меня?
Она
сделала это. Она влюбилась него.
***
И пусть коридор заполнился бормотанием сотрудников Министерства, Драко чувствовал себя одиноким после ухода Гермионы. На мгновение он смог снова взглянуть в эти глаза, утолив своё желание. Он прикрыл веки, пытаясь запомнить детали, чтобы сохранить это воспоминание.
Оно понадобится ему позже, когда Драко вновь почувствует себя одиноким.
Он сделал это ради неё. Соврал Пэнси и рисковал своим положением. И ей было всё равно.
Мне всё равно!
Она насмехалась над ним.
— Босс?
— Не трогай меня, Мальсибер.
Больше не взглянув на него, Драко направился по коридору к своему кабинету. Оказавшись внутри, он опустился на стул, запустив руку в карман, чтобы нащупать там золотую монету. Она принадлежала Забини, который отдал её Драко в ночь перед событиями в Кенсингтоне. Драко три раза постучал по ней палочкой. Золото замерцало и плавно изменилось — одно мгновение назад это была простая монета, а в следующее — на её поверхности появились слова.
Номер, а затем название улицы.
***
Штаб-квартира Волшебного Единения за Равенство
центр Лондона
Голос Поппи звучал тепло и успокаивающе.
— Будет немного больно.
Блейз вздрогнул в ожидании и отвернулся от пожилой целительницы.
— Всё нормально, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
В комнате стояла тишина; большинство членов ВЕРА проводили время за пределами штаб-квартиры, постоянно готовясь, пропадая на встречах, проводя расследования, планируя и исследуя. Те члены, что находились здесь, убирали, готовили и присматривали за детьми. Поппи Помфри была целительницей, а Филиус стал слишком стар и чаще проводил дни в стенах дома, накладывая сильные и хитрые защитные заклинания и чары.
Большую часть времени высокое заброшенное здание, которое служило и местом встреч, и убежищем для маглорождённых, пустовало. Блейз привык к режиму Единения. Каждой ведьме и волшебнику поручали задание, соответствующее талантам и способностям. Первостепенной задачей оставалась защита тех, за кем охотилось Министерство. Вторым пунктом в списке значился план по освобождению маглорождённых, находящихся в Отчуждении, и, что было не менее важным, Блейз считал, что ВЕРА существует для того, чтобы наполнить всех надеждой и объединить волшебников. По крайней мере, ему хотелось верить в этом. В конце концов, новое Министерство тоже в своём роде объединяло, не так ли? Да, чиновники избрали не того лидера, но всё же.
Почему сопротивление не могло способствовать единству? Эти люди нуждаются в надежде больше, чем многие.
Поппи прикоснулась палочкой к ранам на его плечах и шее. Боль, одновременно ноющая и приятная, действительно настигла Блейза. Застонав, он прикрыл веки.
Дверь открылась, и внутрь вошёл Симус, держа Дейзи на руках.
— О, Финниган, дай мне мою малышку!
Боль, казалось, отступила, благодаря присутствию Дейзи. На самом деле, девочка наполнила радостью штаб-квартиру ВЕРА в ту ночь, когда сюда прибыла Падма, крепко прижав её к груди.
Финниган улыбнулся ребёнку.
— Она такая хорошенькая, Забини. Минерва пронянчилась с ней весь день.
Блейз улыбнулся, мельком взглянув на свою красивую маленькую дочь. Симус опустился на потрёпанный двухместный диванчик, а Дейзи тотчас поползла к отцу, который подозвал её к себе.
— Иди к папочке!
— Да!
И не было ни боли, ни печали, пока он держал на руках свою девочку. И он должен быть благодарным за это Единению, а не Министерству. Когда Дейзи удобно устроилась у него на руках, Блейз обратился к Симусу:
— Какие-то осложнения?
— Ты что-то слышал?
— Всегда возникают осложнения, я не дурак. И Томас говорил об этом. Как он поживает?
— С ним всё будет в порядке. Конечно, эти мудаки… были сильны.
Блейз кивнул.
— Я слышал, как он сказал, что мы не готовы?
— Так и есть. К сожалению.
Повисла тяжёлая тишина, которую нарушал только тихий лепет Дейзи.
— Я не буду давить. Я доверяю вам. И доверяю ВЕРЕ и тому, что Джордан и все вы сумели создать. Нам нужна любая помощь, которую мы можем принять. Я только сожалею, что… всё так произошло.
Тоска исказила лицо Блейза, и он посмотрел на свою дочь. Слов было недостаточно, чтобы выразить разочарование, которое он испытал, узнав, что благодаря этому секрету Парвати Патил погибла, а Дин Томас был серьёзно ранен. Он и представить не мог, что будет переживать по этому поводу, но за семь лет многое изменилось.
— Падма вскоре будет в порядке. У неё есть цель. У всех нас она есть.
Двое мужчин коротко переглянулись, а затем снова посмотрели на ребёнка.
— Я понимаю, что нам не хватает людей.
Он и правда понимал, и его сердце ныло от мысли, что ему так хотелось, чтобы рядом с ним сидела Лаванда.
— У тебя есть палочка?
Блейз кивнул, переводя дыхание.
— Я не буду её использовать. Не хочу, чтобы они выследили меня, а одному Мерлину известно, что они предпримут, чтобы это сделать. Мне небезопасно находиться здесь, и я не задержусь надолго. Я просто… — он посмотрел на свою дочь, поглаживая её светлые кудри. — Я только хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Я не останусь здесь.
Симус покачал головой.
— Ты с ума сошёл! Мы хотим, чтобы ты остался.
Блейз всё равно не мог избавиться от вины, охватившей его. Он чувствовал себя причастным к тому, что произошло, и к тому, что заставил их всех сделать. Да, среди людей могло быть безопасно, но ему хотелось, чтобы и его семья тоже была рядом.
Почему я? Остальные так много страдали, и теперь я чувствую, что подталкиваю их к этому, просто чтобы попытаться спасти Лаванду…
Но не спасти её было нельзя. Блейз знал, что сделает это сам, если придётся.
Когда дверь в комнату открылась, Минерва застыла в проёме. У неё побледнело лицо, а губы плотно сжались.
— Мистер Забини. К вам кое-кто пришёл. Боюсь, я была с ним слишком груба, но он всё же настаивает, что вы дали ему этот адрес, — её тон звучал холодно, и в голосе проявились нотки страха. — Я, конечно, надеюсь, что это так, потому что в противном случае мы были бы серьёзно скомпрометированы.
Она отошла в сторону, и сердце Блейза замерло. И только когда он увидел мужчину, стоящего позади Минервы, у него вновь появилась возможность дышать.
— Малфой!
Драко сглотнул, глядя на Финнигана и Забини. Сначала он не мог придумать, что сказать, хотя на языке крутилось много слов.
— Ты сказал мне выбрать сторону.
От его слов перехватило дыхание.
— Да.
На лице Блейза отразился свет надежды, и он бросился вперёд, протягивая Драко руку. Драко застыл, его глаза ничего не выражали.
— Но нам нужно торопиться. Лаванда в списке. Я помогу тебе, а ты поможешь мне.
***
Две недели спустя
Холодно. Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так холодно.
Дрожа, она плотнее закуталась в рубашку, натянув рукава до ледяных пальцев в надежде согреть их. Она знала, что в зданиях было ненамного теплее. По крайней мере, там её ждали Джинни, Джастин и Лили. И парочка других человек, которые прижимались друг к другу, чтобы согреться. Даже не дойдя до двери спальни, она услышала хриплый кашель и сопение изнутри. Зима ещё даже не наступила.
Многие умрут.
Она не сомневалась в этом, и эта мысль наполняла её страхом и печалью. Кто позаботится об этих людях? Лекарства были, но их всегда было недостаточно. И здесь жил один измученный целитель, но он не мог проверить всех.
Многие умрут.
Суровость жизни в Отчуждении обрушилась на Гермиону в дни после столкновения перед кабинетом Пэнси. С тех пор она не видела её, хотя Джастин упомянул, что Паркинсон была там, но почти не выходила наружу. И пусть это было хорошо для большинства присутствующих здесь, это ничуть не облегчило боль Гермионы. Отсутствие Пэнси означало жизнь, которая была у неё до появления в ней Драко Малфоя. Хотя ей не хотелось в этом признаваться, она скучала по нему. Она ненавидела его, но тосковала. Она ненавидела, что позволила себе полюбить его.
Боги, помогите мне. Это ведь к лучшему.
Луна висела высоко в безоблачном небе, и Гермиона подняла глаза, на мгновение задержав взгляд.
Мне стоит вернуться внутрь.
***
Драко знал, что сотрудничество с Единением затруднит его пребывание в Отчуждении. Убедиться, что никто ничего не разболтает, тоже казалось сложной задачей. Он больше не общался на личные темы с другими чиновниками во время обеда, никогда не говорил больше, чем нужно.
Он избегал Маркуса Флинта, который бросал на него странные, расчётливые взгляды, и уж тем более избегал Пэнси Паркинсон.
Он подал заявку на перевод Гермионы Грейнджер; Тео Нотт, довольно быстро занявший место Забини, согласился на эту сделку. И он избегал встреч с Беллатрисой и некоторыми высокопоставленными чиновниками в Министерстве.
Он держался особняком.
Он думал о Гермионе.
Он размышлял о том, что могло случиться, и что произойдёт, если они потерпят неудачу. Но не было времени медлить, потому что Лаванда, сама того не ведая, попала в список Флинта. Она могла умереть, если не предпринять что-то прямо сейчас.
Надежды больше не оставалось.
Тем не менее, поздно ночью, после того как все остальные, кроме ночной стражи, уйдут домой, Драко останется.
Никто не знал, что он будет там, потому что ему удавалось держаться в тени. Это было так жалко, но Драко не мог избавиться от мысли, что Гермиона не с ним. У него не было причин наблюдать за ней, помимо желания убедиться, что с ней всё хорошо. Только после этого он отправится в квартиру, которую снял неподалёку. Вот уже несколько недель он избегал писем от жены, потому что Драко не мог справиться с предательством, а теперь, когда он выбрал сторону, ему нельзя было встречаться с Асторией во избежание провала.
Он скрыл квартиру от посторонних и убедился, что никто не знает её местоположение, кроме Забини и нескольких других членов Единения.
Но сегодня он не мог уйти. Сегодня у него была цель.
Выйдя из тени, он перехватил Гермиону, прежде чем она проскользнула в спальню. Драко обхватил её запястье.
— Грейнджер.
Гермиона смотрела на него снизу вверх, в её глазах мерцало обжигающее пламя — тот свет, который словно был результатом магии.
Несмотря на холод, взгляд, казалось, источал жар и плавил лёд.
— Отпусти меня, — сдавлено сказала она, и Драко никак не мог разглядеть черты её лица во тьме. — Это неправильно, Драко. Всё, что было между нами. Ты знаешь это! Я знаю это! Я никогда не забывала кто ты, — лунный свет осветил блестящие слёзы, дрожащие на ресницах. — Пожалуйста, просто отпусти меня, — умоляюще прошептала она, и слова разорвали его сердце в клочья.
— Я знаю, кто я, Гермиона.
— Тогда зачем ты так поступаешь? Я была для тебя не более чем шлюхой. Я знаю, ты думаешь… что чувствуешь ко мне что-то, но разве ты не понимаешь, насколько это невозможно?
Она беспомощно смотрела на него; его лицо белело на фоне чёрной мантии и лунного света. Гермиона больше не боялась ни его, ни его желаний. Она боялась только себя и своих чувств.
— Это всё — невозможно.
— Ты не можешь сказать, что ничего не чувствуешь.
— Мои чувства бессмысленны.
Его глаза искали её, и Драко прикоснулся пальцами к её лицу.
Драко знал, что у него мало времени. Он наклонился, вдохнув аромат, и его губы коснулись её уха.
— Я люблю тебя, Гермиона. Помни это и научись доверять моим словам.
Она вздрогнула.
— Они идут. Передай Джастину. Передай ему сейчас. Скажи, чтобы готовился. Ты скоро будешь свободна. Я обещаю. Даже если ценой станет моя жизнь.
Гермиона не могла дышать, её глаза округлились от шока. Сердце забилось быстрее, тело оцепенело, а руки заледенели.
— Иди, Гермиона. Иди и скажи ему. Они скоро будут здесь.
Не говоря больше ни слова, он испарился во мгле. Гермиона колебалась лишь долю секунды, прежде чем повернуться и войти в здание, что маячило перед ней.
