Eiswein

Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. Мф. 26:41

— Вы знали, что девяносто девять процентов массы солнечной системы составляет масса солнца? — Флаке на секунду высунул нос из очередного научно-популярного журнала, обвел взглядом своих приятелей, сидевших рядом на широком подоконнике, и уткнулся обратно. — Каждую секунду оно теряет около миллиарда килограммов массы из-за того, что солнечный ветер уносит его частицы!       Шнай издал невнятный звук, по которому сложно было понять, как он относится к озвученным занимательным фактам, и продолжил царапать огрызком карандаша неприличное слово на деревянной раме окна. Сидевший рядом Пауль болтал ногами и разглядывал дыры, образовавшиеся в линолеуме, которым был устелен пол в коридоре. — Мы с Рихардом как раз вчера говорили про то, что было бы здорово изобрести космический корабль, который позволит исследовать хотя бы солнечную систему. Только он считает, что сейчас уже нет такого интереса к космосу, а я ему сказал, что интерес есть, просто все упирается в ресурсы. — Слушай, я тебя что-то не понимаю, — Кристоф оторвался от занятия мелким вандализмом и повернулся к приятелю. — Вчера ты ворчал, что этот Рихард тебе не нравится, а теперь ты каждые пять минут про него вспоминаешь. — Неправда! — вскинулся Пауль. — Правда, правда, — поддакнул Шнаю Кристиан, не отрываясь от статьи. — «Рихард то, Рихард это», — протянул Кристоф. — Ты про Тесс столько не говоришь! — Просто мы вчера пообщались, ну и он оказался вполне нормальным, — начал оправдываться Пауль. — Раз с ним так интересно, тогда и нас познакомь, — Флаке посмотрел на него и поправил очки на переносице. — Мы все равно завтра придем к тебе на полевые работы. — Я спрошу у него сегодня. Если он будет дома, то я вас познакомлю.       Из громкоговорителя зазвучал голос директора, призывающий всех учащихся собраться в актовом зале. Ребята настороженно переглянулись, схватили рюкзаки и присоединились к общему потоку. ***       В десять утра Рихарду позвонил Олли и сообщил, что пообщался с директором гимназии по телефону. Оказалось, что у Вернера в четверг выходной, но детектив созвонился с учителем и договорился о встрече. В одиннадцать часов они вдвоем уже стояли на пороге квартиры, располагавшейся на втором этаже небольшого каменного дома, который находился в десяти минутах ходьбы от центральной площади. Старый механический звонок с крутящейся ручкой издал глухое треньканье, и потертая дверь тут же открылась.       Ханс Вернер оказался хорошо сложенным мужчиной лет тридцати пяти. Светло-русые волосы были зачесаны назад. Левое веко было слегка опущено по сравнению с правым. Впрочем, этот недостаток был заметен, только если приглядываться. Олли поздоровался, а потом сразу спросил: — Вы не против, если герр Круспе тоже поприсутствует здесь? Он журналист, но активно помогает в расследовании. — Пожалуйста. Мне нечего скрывать, — ответил хозяин хорошо поставленным звучным голосом, переводя взгляд с одного мужчины на другого.       Вернер провел их в гостиную и предложил сесть на диван, а сам устроился в кресле напротив. Внутри царил идеальный порядок. Проходя мимо тумбы в коридоре, Рихард обратил внимание, что все предметы на ней разложены словно по линейке. Обстановка была скромной и по-мещански тоскливой. В таких квартирах одинокие люди обычно встречали свою старость. Рихард еще раз оценивающе окинул жилище взглядом, а потом остановился на хозяине. Тот сидел, сложив руки на коленях, с абсолютно прямой спиной, словно проглотил палку. Олли начал задавать вопросы. — Не могли бы вы рассказать, в чем заключался ваш конфликт с отцом Лукасом? — Я знал, что вы пришли именно за этим. Да ничего особенного. Я просто хотел, чтобы его предмет перестал быть обязательным в учебной программе. — Разве уроки религии преподаются не по выбору? — В том-то и дело, что по выбору, но только не в Б***, поскольку выбирать не из чего. Чтобы закрыть необходимое количество часов, ребята вынуждены выбирать этот предмет. Вот я и пытался добиться того, чтобы появилась хоть какая-то альтернатива. Отец Лукас, естественно, был против. Поймите, это не была какая-то личная неприязнь. Просто Лукас олицетворял весь этот гнилой церковный институт, который наглым образом запускает щупальца в умы и души молодых людей. Я категорически против преподавания религии в школе. — Свидетель утверждает, что вы кричали на убитого на площади в один из дней в ноябре прошлого года. Это так? — Здесь везде глаза и уши. Странно, что свидетелей убийства не нашлось, — Вернер нервно усмехнулся и сцепил пальцы в замок. — Я тогда себя глупо повел, конечно. Выпил немного, возвращался из бара, а тут он навстречу. Ну я и высказал ему все, что думаю по поводу церкви. Он все просил меня пойти домой и отдохнуть, а потом ляпнул, что будет за мою душу молиться. Ну я и вспылил. Наговорил ему всякого. До сих пор стыдно. — Раньше вы работали в гимназии во Франкфурте. Что заставило вас перебраться в такой маленький городок? Как я понимаю, зарплаты здесь значительно ниже. — Не буду ничего скрывать. Вы и так узнаете. Я подрался с одним из коллег. Я посчитал, что он неподобающе ведет себя по отношению к ученицам. Был скандал. Пришлось уйти. — А как отец Лукас вел себя по отношению к ученикам? — спросил Рихард, воспользовавшись паузой. — Если бы я заметил, что он ведет себя неприемлемым образом, я бы давно добился, чтобы его выгнали из школы. Но, насколько я знаю, он не проявлял никакого личного интереса к тем ребятам, которые ходили на его уроки. Вообще, они его недолюбливали, но никаких жалоб на него не было. — А почему недолюбливали? — Никто из них не говорил ничего конкретного по этому поводу. Я всегда думал, что им, как и мне, просто не нравится вся эта религиозная пропаганда. — Я вынужден вас спросить: где вы были в вечер убийства отца Лукаса? — сразу перешел к ключевому вопросу Олли. — Я был дома один. К несчастью, никто не сможет этого подтвердить. Мои соседи снизу уезжали в отпуск. Но, поверьте, я не убивал отца Лукаса и никогда не желал ему смерти, — Вернер говорил твердо и с чувством. — Да и зачем мне это? Я же боролся не с ним, а со всей церковью. Убрать одного священника — это как отрубить одну голову Гидре. Как видите, на его место сразу пришел другой.       Пока Ханс отвечал на вопрос, Рихард встал и прошел к комоду, находившемуся у стены недалеко от окна. На белой салфетке были расставлены семейные фотографии. На одной из них молодой Вернер стоял вместе с родителями у портала какой-то церкви. В руках у матери была ветвь вербы. Отец сжимал плечо юноши, рубашка которого была застегнута на все пуговицы и заправлена в идеально отглаженные брюки со стрелками. Выражение лица было таким же серьезным, как и у родителей. — Простите, вы ведь из очень верующей семьи, так? — Рихард повернулся к хозяину. — Да, — учитель потупился. — В детстве я посещал католическую школу. — Теперь я понимаю, откуда взялась ваша неприязнь. — Когда тебя пять лет подряд заставляют штудировать псалмы и бьют по рукам линейкой за малейшую провинность, это отвращает тебя от всего, что связано с религией, — зло проговорил Вернер. — Спасибо. У нас пока больше нет вопросов, — Олли поднялся и кивнул Рихарду.       Когда они вышли из дома учителя и направились в сторону участка, Олли сказал: — У него нет алиби. Но и никаких улик, что это сделал он, у нас тоже нет. — Я не думаю, что Вернер — преступник, — мерзнущий с самого утра Рихард зябко передернул плечами. — Он прав. Какой смысл убивать того, на чье место сразу придет другой, и ситуация никак не изменится? — Он вспыльчив. Есть вероятность, что в тот вечер он снова пришел поговорить с отцом Лукасом, все переросло в ссору, и он ударил его в состоянии аффекта. — Может быть. Но без орудия убийства, отпечатков и свидетелей это невозможно доказать. Да и мотив слабоват.       Олли вздохнул, соглашаясь с доводами собеседника, почесал затылок, а потом проговорил: — Кстати, забыл сказать. Похороны Лукаса пройдут завтра здесь. Тело должны привезти утром. — Что? — Рихард остановился. — Бруно ведь говорил, что его собирались хоронить в родном городе. — Да, сначала так и планировали, но потом его сестра заявила, что он хотел бы покоиться на местном кладбище, поскольку вся его жизнь была связана с Б***. — Знаешь, а это нам на руку, — Рихард задумчиво потер подбородок. Олли поморщился от формулировки. — Ты к тому, что мы сможем посмотреть на реакцию собравшихся? — Именно. Там наверняка соберется весь город. ***       Несмотря на солнечную погоду, воздух так и не прогрелся. Выйдя покурить из домика после обеда, Рихард поежился на легком ветру. Он достал сигарету и тут увидел, как Пауль с небольшой коробкой в руках пересек двор и скрылся за дверью пристройки одного из длинных хозяйственных помещений. Убрав белую трубочку обратно в пачку, он последовал за пареньком.       Дверь была сколочена из грубых необработанных досок. В щелях между ними была абсолютная чернота. Рихард прислушался. Тишина. Он аккуратно постучал, а потом позвал: — Пауль! Ты тут? Через некоторое время где-то в глубине послышалась возня. Буквально на секунду в щелях мелькнул красный свет и тут же исчез. Лязгнула щеколда, дверь чуть-чуть приоткрылась, и в небольшом проеме показалось лицо парня. — Что там у тебя за секреты? — недоуменно спросил Рихард. — Это у вас журналистов так принято везде свой нос совать, да? — проворчал Пауль с напускным недовольством. Он огляделся и вдруг дернул Рихарда за рукав, затаскивая в темноту помещения и захлопывая дверь. Тот, не ожидая такого поворота событий, едва не потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился за парнишку и притянул его к себе. Пауль был горячим, как печка. Замерзший зверь внутри Рихарда тут же заворочался и заурчал, жаждая тепла. — Ты что делаешь? — снимая его руки с собственных боков, пропыхтел Пауль. — Это ты что делаешь? Втащил меня непонятно куда… Я вообще ничего не вижу, вот и держусь за первое, что попалось под руки. А попался ты, — в голосе Рихарда снова зазвучали мурлыкающие нотки. — Ну, знаешь… — Что? — Ничего! Пошли!       Пауль схватил его за локоть и открыл вторую дверь, которая вела в следующее помещение. Их лица тут же залил красный свет. Фотолаборатория! — Ты сам проявляешь пленку? Здорово! — Рихард шагнул вперед и осмотрелся. На натянутых у противоположной стены лесках за прищепки были подвешены на просушку черно-белые снимки. На большом столярном столе стоял фотоувеличитель и кюветы с проявителем, фиксажем и промывочным раствором. В воздухе пахло химикатами.       Рихард подошел к висевшим на первой леске снимкам. На одном из них он сразу узнал босого мужчину, сидевшего на крыльце небольшого дома. На нем была белая футболка и рабочие штаны с подтяжками. Изо рта торчал колосок, а в руках была какая-то книга. — Тилль! — Ты с ним уже познакомился? Он классный, — Пауль убрал в коробку пачку фотобумаги, а потом подошел к Рихарду. — Я думал, что ты должен сегодня быть у него. Твоя мама сказала, что ты ездишь на конюшню по понедельникам и четвергам. — Я поеду, только чуть попозже. Хотел проявить еще одну партию. Смотри! Это Флаке и Шнай, — Пауль ткнул в следующую фотографию, на которой дурачились двое парней. — Они завтра придут помогать в саду. Хотели с тобой познакомиться. — Я только за, — отозвался Рихард, чуть наклоняя голову, чтобы рассмотреть лица, а потом перевел взгляд на соседний снимок. — А это кто? — Тесс. Мы с ней вместе учимся. — Интересная внешность, — деликатно прокомментировал Рихард, не став говорить, что сначала подумал, что на снимке какой-то миловидный парень. — Твоя подружка? — Нет. Просто общаемся. — Но она тебе нравится? Да? — Тебе обязательно задавать такие вопросы? — насупился парнишка. — Значит, нравится, — протянул Рихард, ухмыльнувшись. Хотелось немного подразнить собеседника. Хотя он почему-то надеялся, что Пауль ответит нет. — И зачем я только пустил тебя сюда, — проворчал Пауль. Он отвернулся, схватил пинцет, достал очередную фотографию из ванночки с промывочным раствором и подвесил ее на леску. — Ладно! Не пристаю!       Рихард обратил внимание на новый снимок. На нем была фрау Штойбер с букетом цветов. Женщина тепло улыбалась, глядя на кого-то, стоявшего за кадром. Случайно схваченное объективом мгновение передавало настоящие живые эмоции. — Ты обещал кому-то эту фотографию? Можно я возьму ее себе? — Вообще, я хотел отдать ее фрау Штойбер, но я могу сделать еще одну. Забирай, если понравилась. Отдам, когда просохнет. — Спасибо!       Пока Пауль занимался очередным кадром, Рихард продолжил рассматривать лица и пейзажи. То, каким чистым и светлым видел этот мир паренек, поражало. В его восприятии не было приторной нарочитой сладости или постановочного счастья. У него был дар ловить кроющуюся в повседневной простоте прелесть жизни, которая постоянно ускользала от многих под грузом забот. Рихарду стало неуютно от самого себя. Словно он прикоснулся к белоснежной простыне измазанной в саже ладонью. Где-то глубоко в душе мелькнула тоска от того, что сам он давно утратил способность видеть мир таким. Следом пришло раздражение. Его циничная сторона вдруг увидела пробивающийся сквозь асфальт равнодушия нежный цветок трепетного восторга и побежала его затаптывать. Ведь это признак слабости, а он дал себе обещание никогда больше не проявлять ее. Рихард развернулся к Паулю и сказал: — Я сегодня общался с Хансом Вернером, вашим учителем математики. У него был конфликт с отцом Лукасом. Ты же в курсе? — Ты что, думаешь, что это он убил? — воскликнул Пауль, отрываясь от настройки фотоувеличителя. — Не может быть. Ханс хороший учитель. Строгий, но справедливый. Он Лукаса терпеть не мог, но чтоб убить… Ни за что не поверю. — А ты как относился к отцу Лукасу? — Никак. Обычный священник, — буркнул парень, возвращаясь к прежнему занятию. — Но он тебе не нравился, правильно? Ты поэтому не хотел про него говорить тогда, за ужином? — Просто не хотел и все, — Пауль явно не был настроен поддерживать этот разговор.       Рихард понял, что парень еще не готов делиться с ним секретами. — Прости. Зря спросил, — он помолчал немного, а потом снова заговорил: — Мне сказали, что завтра будут похороны. — Знаю. Нас сегодня в школе по этому поводу собрали. — Вы пойдете? — Да. — У меня есть фотоаппарат. Мне понадобится твоя помощь. — Какая помощь? — парень удивленно посмотрел на него. — Хочу, чтобы ты поснимал собравшихся. У тебя хорошо получается. — Ты думаешь, убийца будет среди них? — шепотом спросил Пауль, тут же забывая про собственное недовольство. — Не исключено. — То есть я буду как настоящий фотокорреспондент?       Рихард улыбнулся и кивнул. — Идет!       Пауль проявил еще несколько снимков, затем выключил фотоувеличитель, накрыл кюветы и тщательно вымыл руки в небольшой раковине со старым краном, к которому был приделан единственный вентиль. Рихард вышел первым. Он дождался, когда Пауль закроет проявочное помещение, и толкнул дверь на улицу. Щепка из плохо обработанной доски впилась в безымянный палец. — Черт! Занозу посадил, — воскликнул он, выйдя на свет. — Потому что надо за ручку браться, а не хвататься за что попало, — Пауль прикрыл вторую дверь.       Рихард попытался вытащить впившуюся щепку, но, судя по ощущениям, только загнал ее еще глубже. Пауль нетерпеливо притопнул ногой и после очередной минуты ожидания подошел к молодому человеку. — Дай посмотрю, — он схватил его за палец и, зажав руку у себя подмышкой, развернулся к свету. Рихард оказался у него прямо за спиной. — Эй! Только поосторожней! Сразу видно, что ты привык лошадям копыта чистить. — А по тебе видно, что ты и дня в огороде не работал. Руки мягкие как у девчонки, — Пауль надавил на безымянный палец, выталкивая занозу. — Ауч! — Рихард вцепился свободной рукой в плечо стоявшего перед ним паренька. — Терпи! Осталось чуть-чуть. Ну вот.       Рану немного щипало, но ощущение инородного предмета внутри пропало. Пауль снова поднес его руку чуть ближе к лицу и осмотрел палец. Рихард наконец осознал, что стоит вплотную к парню, и почувствовал едва уловимый аромат какого-то дешевого яблочного шампуня, исходивший от его волос. Выбившиеся из хвостика пряди щекотали щеку. Захотелось обхватить горячее гибкое тело рукой, прижать к себе, зарыться носом в макушку и глубоко вдохнуть этот запах. Ходячий соблазн! Переборов себя, Рихард чуть наклонился к чужому уху и прошептал: — Спасибо.       Пауль сразу же отпустил его ладонь и отошел подальше. — Да пустяки, — пробормотал он, неловко зарываясь в волосы пальцами и стараясь не смотреть на собеседника. — Фильм сегодня в девять? — Да. Тебе ведь завтра не нужно на учебу? — Нет. Первый день пасхальных каникул.       Но расставаться до вечера не хотелось, поэтому Рихард предложил: — Могу подвезти тебя к Тиллю. Я хотел его повидать. А заодно и на лошадей посмотреть. — Давай! Лошади тебе понравятся, вот увидишь! — Пауль, казалось, с радостью воспринял эту идею. — Я тогда пойду переоденусь и зайду к тебе, хорошо? — Приходи минут через пятнадцать.       Пауль кивнул, и они разошлись. ***       Дом Тилля с таким же небольшим виноградником, как и у семьи Хирше, располагался в нескольких километрах по соседству на той же стороне реки. Пока они ехали, Пауль рассказывал, как Тилль недавно купил потрясающего коня. Судя по истории, предыдущие хозяева хотели поскорей от него избавиться, потому что не смогли сладить, вот и продали животное за бесценок. Когда они припарковались и вышли из машины, Рихард заявил, что ему больше нравятся автомобили, и любовно провел рукой по крыше своей черной Audi. Его немного удивило то, что парень не проявил никаких эмоций в отношении стильного дорогого транспорта. — Разве ты не хотел бы собственную машину? — Зачем она мне? У меня велосипед есть, — беззаботно отозвался паренек. — Иногда прямое назначение предмета не так важно, как тот смысл, которым мы его наделяем. Тебе ведь нравятся красивые вещи? — Нравятся. Только красота разная бывает. У некоторых вещей и людей она только снаружи, а внутри все пустое, неинтересное, — Пауль остановился и посмотрел на него. — Согласен, — Рихард улыбнулся. — Надеюсь, ты не про меня. — Ну это как посмотреть, — насмешливо ответил Пауль. — Ах, значит, я — неинтересный? — Рихард сложил руки на груди. — Или, может, некрасивый? — А может, и то, и то! — расхохотался парнишка. — Поэтому ты так ждешь сегодняшнего вечера? — Рихард придвинулся к нему. — Ничего я не жду! Не обольщайся! — Пауль задрал нос и тоже сложил руки на груди.       Они с вызовом глядели друг другу в глаза. Казалось, пространство между ними сейчас заискрит. Рихард не знал, чего ему хотелось больше на данный момент: сбить спесь с наглеца, поваляв его по земле, или же сгрести в охапку и впиться поцелуем в губы. Из-за калитки послышался низкий голос: — Вижу, у меня гости.       Раздражение тут же растаяло. Пауль поздоровался с Тиллем и сразу направился в сторону конюшни, даже не посмотрев на Рихарда. Тот проводил паренька взглядом и пожал хозяину руку. — Что это у вас тут произошло? — поинтересовался мужчина. — Да так. Небольшой философский спор о ценности вещей. — Понимаю. Ему палец в рот не клади, — хмыкнул Тилль. — Ну как продвигается расследование? — Пока туго. Но я и не ожидал, что будет легко. — Рад, что ты заехал. Я и сам хотел тебя позвать. Сейчас покажу тебе свои владения, а потом лошадей посмотришь.       Тилль устроил ему небольшую экскурсию по дому, а затем отвел в еще незаконченную двухэтажную пристройку. Внутри пока были только голые дощатые стены. — За лето хочу добить второй этаж и отопление, а потом можно будет заняться отделкой. Если надумаешь однажды вернуться в Б***, сможешь остановиться у меня. — Буду иметь в виду. Я вижу, ты любишь работать руками. — С детства приучен, — Тилль пожал плечами. — Пойдем, посмотришь на моих лошадок.       Они зашли в конюшню. Внутри стоял острый запах соломы, навоза и лошадиного пота. Пауль набивал очередную сетку-кормушку сеном. Тилль подошел к нему и что-то проговорил на ухо. Парень улыбнулся и кивнул. Он убрал мешок с сеном, а затем снял висевший на стене недоуздок с чумбуром и пошел к дальним денникам. — Давай выйдем. Сейчас все увидишь. — Заинтриговал.       Они вышли и отправились к леваде, огороженной бревенчатым заборчиком. Через пять минут Пауль вывел из ворот конюшни вороного красавца-жеребца с длинной волнистой гривой. Ни одного светлого пятнышка. Иссиня-черная шерсть блестела на солнце. Конь храпел и пританцовывал, не желая послушно следовать за пареньком. — Чистокровный фриз. Никому в руки не дается, кроме него и меня, — раздался сбоку голос Тилля.       Пауль завел животное в леваду и попытался развернуть другим боком. Его гибкая, проворная фигура казалась совсем небольшой рядом с крупным сильным животным. Конь отпрянул и взвился на дыбы. Рихард с волнением вцепился пальцами в бревнышко ограждения. Но паренек ничуть не испугался. Он слегка ослабил натяжение повода и тихо заговорил. Слов было не разобрать, но они подействовали. Конь опустил передние копыта на землю. Он все еще прядал ушами, всхрапывал и недоверчиво косил лиловым глазом, однако позволил Паулю подойти. Тот дотронулся до его шеи, продолжая что-то успокаивающе шептать, зарылся пальцами в густую гриву и прижался лбом к носу. Рихард как завороженный наблюдал за ними. Рядом раздалось покашливание. Он повернул голову и столкнулся взглядом с Тиллем. Тот внимательно смотрел ему в глаза. — Нравится?       Рихард почувствовал, что это вопрос с двойным дном. Лицо Тилля было абсолютно серьезным, но в его голосе прозвучала едва уловимая усмешка. Рихард выдержал чужой взгляд и смело ответил: — Очень. Такая живая энергия, но вот норов крутоват. — В этом вся прелесть. Иначе бы не цепляло.       Каждая фраза звучала настолько двусмысленно, что от этого становилось смешно, но ни один из них будто специально не хотел уточнять, о чем идет речь. — Такого тяжело объездить. — Тут важно доверие. Нужно подходить с открытым сердцем, иначе просто не подпустит, — серьезно проговорил Тилль. — Я учту, — Рихард снова развернулся в сторону левады.       Они еще какое-то время молча понаблюдали за животным, которого Пауль оставил порезвиться на свежем воздухе, посмотрели остальных лошадей, а потом Тилль отвел гостя на виноградник, попутно рассказав немного о местной политике и винном производстве. Когда Пауль закончил работу, они с Рихардом отправились домой. На обратном пути оба молчали. Каждый думал о чем-то своем. ***       Около девяти вечера в дверь домика постучали. Рихард открыл. На пороге стоял Пауль. — Все-таки пришел. Я же «неинтересный» и «некрасивый», — ухмыльнулся он. — Ты еще и занудный, — фыркнул Пауль. — Могу уйти. — Заходи уже, колючка, — Рихард схватил его за рукав и потянул в прихожую.       За обсуждением фильма напряжение постепенно улетучилось. Когда началась очередная реклама, Рихард выключил звук: — Слышал эту тревожную мелодию, когда она шла по улице? Они так нагло использовали Tubular Bells Майка Олдфилда. Всегда было обидно, что многие знают ее только из-за фильма. — Ты правда так считаешь? — Пауль резко развернулся к нему, уселся по-турецки прямо на кровать и с каким-то детским восторгом уставился на него. — Я сто раз говорил всем своим знакомым, что это чертовски несправедливо! Но Флаке вечно ноет, что это музыка из ужастика и она его пугает. Да это же крутейшая вещь! Готов поспорить, что ни один из них не слушал ее полностью!       После этого разговор зашел о музыке, и оба пропали. Оказалось, что у них схожие предпочтения и их наборы любимых групп пересекались на восемьдесят процентов. Они совершенно забыли про фильм и больше не включали звук, опомнившись, только когда начались финальные титры. А вечером в дневнике Пауля появилась новая запись.       Рихард оказался не таким придурком, как я сначала подумал. Иногда он, конечно, бесит, но с ним безумно интересно. Он знает кучу историй, увлекается фантастикой. Да и музыкальные вкусы у нас совпадают. Думаю, мы бы смогли подружиться по-настоящему.       Перед сном Рихард лежал и думал о Пауле. Что за странная смесь чувств по отношению к мальчишке родилась в нем? Сначала он просто хотел его. Прикоснуться к нему, попробовать его. Но после этих совместных посиделок его отношение как-то неуловимо изменилось. Паренек был таким искренним в своих взглядах и суждениях. Да, юношеский максимализм еще громко говорил в нем, но Пауль всегда аргументировал свою позицию, что заставляло относиться к нему не по годам серьезно. Его живой и пытливый ум делали его приятным собеседником. Рихарду было с ним легко. Он попытался дать определение новому ощущению, примешивающемуся теперь к физическому желанию, но не смог. Парнишка тянулся к нему, и он сам поймал себя на мысли, что ищет его компании. От осознания этого факта стало как-то... Тепло? Уютно? В конце концов, зачем давать всему этому название, если можно просто наслаждаться. Остановив поток размышлений и ещё раз перебрав в голове все приятные впечатления сегодняшнего дня, связанные с Паулем, Рихард погрузился в сон.