Eiswein

Удовольствия — это все равно что фотографии. То, что мы воспринимаем в присутствии любимого существа, — это всего лишь негатив. Проявляем же мы его потом, у себя дома, когда обретаем внутреннюю темную комнату, куда для посторонних «вход воспрещен». Марсель Пруст. Под сенью девушек в цвету.

      Оранжевое зарево сгущало темноту вечернего неба. Огонь вырывался из слухового окна стоявшего справа от конюшни старого сенника, облизывая доски под коньком. Крыша уже занялась, и теперь ветер, дувший с восточной стороны, срывал искры и относил их в сторону конюшни, угрожая запалить и другое здание. Рядом металась пара фигур. Пауль сразу сорвался с места и побежал в их сторону. Замешкавшийся на мгновение, Рихард бросился вслед за ним.       Тилль с Ларсом разматывали рукав пожарного шланга, который подсоединили к выходящему рядом с левадой водопроводу. Как только Пауль подбежал к ним, Тилль, не отрываясь от дела, крикнул: — Выводи всех!       Пауль кивнул и бросился к конюшне с ошеломительной скоростью. Рихард задержался около мужчин, но Тилль так же коротко по-военному выдал: — Помоги ему. — А пожарные? — Вызвал. Иди! Ну же!       Рихард поспешил за Паулем. Тот уже успел распахнуть одну из створок ворот конюшни, остававшуюся днём закрытой. Влетев в помещение, они услышали, как лошади нервно всхрапывают и топчутся в своих денниках, чувствуя опасность. — Что делать? — крикнул он Паулю. — Ты налево, я направо. Распахивай настежь, начиная с ближних. На пути не стой! Быстрей!       Рихард метнулся влево. В голове была абсолютная каша. Без четких указаний он бы точно растерялся. Действия его стали механическими: распахнуть щеколду, дернуть створку, отскочить. Лошади, повинуясь инстинкту самосохранения, сами выбегали прочь. Он выпустил уже четырех и открывал пятую дверцу, когда услышал громкое ржание и удар. Пауль выпускал черного фриза последним. Тот проявил норов и не дал ему возможности отойти в сторону, вырываясь наружу и снося преграду в виде дверцы вместе со своим спасителем. Пауля откинуло в сторону. Левое плечо запульсировало от боли. Падая, он сильно приложился лицом о перегородку денника, ободрав щеку. Рихард бросился к нему, помогая подняться. — Ты в порядке? — Все нормально, — Пауль утер сочившуюся сукровицей ссадину рукавом. — Идем! Надо помочь!       Они поспешили наружу вслед за разбежавшимися лошадьми. Бушующее пламя взмывало вверх, распространяя гарь и копоть. Раскаленные частицы древесины, вырванные ветром из огня, с каждым новым порывом долетали до черепичной крыши конюшни и гасли, опустившись на нее. Риск, что они попадут внутрь и запалят подстилку в денниках, был очень высок. Тилль с Ларсом наконец справились со шлангом, но оказалось, что в трубе нет напора. Вода текла слабой струей. Тилль разразился отборной руганью. Пауль, не сказав ни слова, снова сорвался с места и побежал в сторону технической пристройки. — Эй! Куда ты? — Рихард кинулся за ним.       Под потолком тесного помещения, занятого большим водяным насосом, загорелась длинная люминесцентная лампа. Мотор исправно гудел. Рихард застыл на пороге, наблюдая, как Пауль, глянув на датчик давления, заметался вокруг механизма, прислушиваясь и заглядывая во все уголки. Наконец он подлез к вводящей трубе. Рихард услышал торжествующий возглас. Отключив питание насоса и перекрыв вентиль, Пауль схватил из ящика с инструментами разводной ключ. Он попытался отвернуть болты на крышке обратного клапана, помогая левой рукой, но ушибленное плечо прошила боль. — Что случилось? — Рихард терял терпение. — Что мне делать? — Помоги!       Рихард перехватил разводной ключ. Вдвоем они сняли крышку. Пауль запустил пальцы внутрь и, поворчав, достал широкую щепку. Брови его нахмурились, но он тряхнул головой, снова сосредотачиваясь на текущем деле. Сунув щепку в карман, он скомандовал: — Закручивай скорей! Включим снова.       Когда все было готово, насос снова загудел, и стрелка датчика давления наконец поползла вверх. Они выбежали на улицу. — Включай! — крикнул Пауль что было сил.       Тилль, уже принесший откуда-то огнетушитель и приставивший лестницу к конюшне, видимо, собираясь любыми силами спасать строение, обернулся и кивнул. Он подхватил шланг, а Ларс повернул вентиль у крана. Вода ринулась наружу мощным потоком. Сенник спасать уже было бесполезно. Он горел как свечка. Самой важной задачей было не дать огню перебраться на конюшню, поэтому они начали поливать находившийся в опасной близости к сеннику участок крыши. К их счастью, ветер, наконец, утих. На улице послышалась сирена пожарной машины.       Пауль с Ларсом пошли искать разбежавшихся лошадей, чтобы собрать их в дальней леваде. Тилль помогал пожарным, а Рихард просто стоял и наблюдал за происходящим, чувствуя себя абсолютно бесполезным. Ему хотелось закурить, чтобы унять нервы, но в этой ситуации подобное действие было просто неуместным. В сознании, казалось, навсегда отпечаталось полное решимости лицо Пауля, его точные сосредоточенные движения. В этом был весь он. С головой бросившийся на помощь, смело и по-юношески самоотверженно. От узнавания этих качеств, окончательно покоривших его весной, у Рихарда сладко потянуло в районе солнечного сплетения. Он очнулся и отвел взгляд от поднимающегося в темное небо дыма, когда уставший Пауль, оказавшись рядом с ним, тихо поблагодарил его за помощь. Рихард глянул на него, и Пауль замер, тоже найдя в его взгляде что-то до боли знакомое и заставляющее сердце трепетать. — Пойдем, — Рихард осторожно потянул его за рукав. — Тебе нужно чем-то намазать ушибы. — Я не… — Пойдем, — настойчиво повторил Рихард.       Пауль сдался на его милость. Они оказались на кухне в большом доме. Рихард вымыл руки и достал из шкафа аптечку. Пока Пауль умывался, он нашел нужную мазь и пластырь. — Снимай свитер.       Пауль потянул шерстяную кромку вверх и сморщился от боли. Левая рука не желала подниматься. Рихард помог ему, скользнув по запястью под рукав и аккуратно освобождая травмированную конечность. Избыток адреналина после случившегося вкупе с будоражащей близостью к объекту своих желаний заставил его пальцы слегка подрагивать. — Лучше намазать сейчас, а то не сможешь пошевелить рукой завтра, — проговорил он, приподнимая рукав пропитавшейся потом футболки и бережно ощупывая место ушиба.       Пауль закусил губу, ощущая, как покалывает кожу под осторожными прикосновениями чужих пальцев. Он закрыл глаза, пытаясь убедить себя, что не испытывает удовольствия от этой заботы, но восприятие только усилилось. Его лимбическая система, верная нервной, не дала ему никаких шансов. Резкий контраст холодной мази и теплых подушечек пальцев посеял мурашки на коже. Почувствовав, что контакт разорван, Пауль открыл глаза. Рихард снова вымыл руки и теперь отрезал кусочек от пластыря. Он смочил подушечку перекисью и аккуратно приклеил на ссадину на правой щеке. Его рука задержалась у лица Пауля. Большой палец мягко погладил кожу под белой полоской. Пауль затаил дыхание.       Они смотрели друг на друга долю секунды. Пальцы Рихарда скользнули на светлый затылок, и он впился губами в чужие губы. Пауль ответил. Раскрылся навстречу, позволяя чужому языку проникнуть в рот и жадно, по-хозяйски обвести его собственный. Как сорвавшийся наркоман. Словно ему нужна была эта доза после пережитого стресса. Его пальцы сжали воротник рубашки Рихарда, притягивая ближе. Рихард потерял голову, ощущая теплую влажность его рта. Он подтолкнул Пауля к столешнице, находя точку опоры и прижимаясь тесней. Его руки блуждали по пахнущему дымом и потом телу, сжимая бедра, снова возвращаясь на талию, заключая в объятия. Он просто не мог определиться, ему хотелось всего и сразу. Оторвавшись от чужих губ, он переместился к шее, покрывая ее поцелуями. — Черт! Я так скучал по тебе! — жарко шепнул он, добравшись до уха.       Рациональная часть Пауля наконец забила тревогу. Что же он делает? Неужели Рихарду снова удалось так легко запудрить ему мозги? Где его самоуважение?! Следом завопила совесть: он же теперь с Марком. Это было неправильно! Неправильно… Но так хорошо. Он чувствовал, что пылает от этих прикосновений и поцелуев, а колени его ослабевают.       Хлопнула входная дверь, возвращая их двоих в реальность. Рихард нехотя выпустил его из объятий. Пауль тут же отпрянул подальше, пряча глаза и приглаживая взъерошенные волосы. Он схватил брошенный на стол свитер и начал аккуратно его натягивать. Рихард убрал тюбик с мазью и пластырь в аптечку. На кухне появился Тилль. — Почти потушили, — он устало опустился на стул. — Сейчас будут разбираться, почему загорелось.       Выпростав голову из узкой горловины, Пауль нахмурился, пытаясь ухватить какую-то мысль. Справившись со свитером, он пошарил по карманам и извлек на свет найденную им сегодня щепку. — Это было в обратном клапане насоса. Он не закрывался из-за нее, поэтому давление упало. — Но как она туда попала? — Тилль взял щепку и покрутил в пальцах. — В том-то и дело, что она туда не могла попасть сама. Она слишком тяжелая. Там могут застрять травинки или тонкие соломинки, но такая щепка просто не поднялась бы по трубе из колодца. — Ты уверен? — спросил Тилль.       Пауль кивнул. — И еще, — продолжил он, — клапан недавно открывали. Разводной ключ был настроен прямо под болты. А мы с Ларсом его сегодня использовали для другого диаметра. — Хочешь сказать, что кто-то специально испортил насос? — спросил Рихард. — Очень похоже. — Но тогда это значит, что и сарай загорелся не случайно! — Это чертов Беккер! — Тилль стукнул кулаком по столу. — Он кого-то подослал поджечь сенник после того, как я отказал ему. — Что? О чем ты? — непонимающе спросил Пауль. — А ты спроси у своего приятеля, — не удержался Рихард. — При чем здесь Марк? — Пауль недовольно глянул на него. — Ни при чем, — Тилль жестом остановил Рихарда от язвительной реплики. — Вряд ли он хорошо осведомлен о том, какие планы строит его отец с мачехой. — Это какой-то бред. Зачем герру Беккеру поджигать твой сенник? — Затем, что ему нужны эти виноградники. — Вы оба бредите, — заявил Пауль. — У него предостаточно своих. А даже если бы ему и понадобился твой, он бы попытался его купить. — Он и попытался, — Тилль посмотрел на Пауля тяжелым взглядом. — И ваш, кстати, тоже. — Что? Не может быть! Отец бы сказал мне! — Кстати об этом. Напомни сегодня своему отцу, чтобы заглянул к нам завтра. Это очень важно.       Крикливая птица обиды тут же села Паулю на плечо. За кого его принимают? За мальчика на побегушках? Что здесь вообще происходит? Что за секреты? Почему с ним никто не считается? Он хотел высказать все, но Тилль не дал ему возможности: — Я уверен, отец все тебе объяснит. Поговорим в четверг. Пока молчи про щепку и все остальное. Пообещай!       Насупившийся, Пауль поколебался несколько секунд, но все же кивнул. — Обещаю. Тилль поднялся и крепко пожал ему руку. — Спасибо за помощь! А теперь тебе пора домой. Думаю, твои родители волнуются.       Они вместе вышли на улицу. На месте сенника теперь стоял обуглившийся остов, который все еще заливали пеной. Пожарные уже начали осматривать его периметр. — Пойдем, заберешь куртку, — Рихард кивнул в сторону пристройки. Пауль последовал за ним. Когда они оказались в небольшой полутемной прихожей, Рихард тут же попытался его обнять, но Пауль оттолкнул его. — В чем дело? — Скучал, да? Поэтому не позвонил ни разу?! А теперь решил воспользоваться моментом? — Что? О чем ты? — А я повелся, как дурак! — Ты ведь тоже хочешь этого! — Это было ошибкой! У меня есть парень! Я не собираюсь ему изменять! — выдал Пауль все свои аргументы разом, не веря ни в один из них и сознавая, насколько глупо звучит последний ввиду произошедшего. Но жгучая смесь стыда, вины и злости на самого себя и на Рихарда снова закипела внутри, подогретая раздражением от того, что какая-то часть жизни прошла мимо него. Он — не глупая девчонка-подросток, которую можно поманить, и она побежит за тобой как собачонка. У него есть чувство собственного достоинства. Позволить, чтобы на него снова наплевали, перед этим попользовавшись? Ну уж нет! Он взял себя в руки и проговорил: — То, что я тебе ответил, ничего не значит. Это все нервы. Я думаю, что нам, действительно лучше вообще больше не видеться.       Ледяной тон был как пощечина. Рихард отступил на шаг. Воспользовавшись его смятением, Пауль развернулся и вышел. *** — Это правда, что герр Беккер хочет купить наш виноградник? — спросил Пауль у отца, как только сел утром за стол.       Эрика замерла с кофейником в руке и обеспокоенно посмотрела на мужа. Антон отложил нож и вилку. — Кто тебе это сказал? — Значит, правда. И что ты ему ответил? — Я сказал, что виноградник не продается. — Но почему ты не сказал мне? — Пауль старался звучать спокойно, но от него исходили практически осязаемые волны раздражения. — Прости. Ты хорошо дружишь с Марком. Я не хотел, чтобы это как-то повлияло на ваше общение. — Я думаю, что имею право знать о таких вещах. Мне через четыре дня исполнится восемнадцать, а у меня такое чувство, что меня до сих пор все вокруг считают ребенком. Я уже не маленький!       Едва Пауль произнес это, ему вдруг резко захотелось вернуться в детство, чтобы просто сидеть в своей комнате и катать по полу деревянный паровозик, тянущий состав, вагоны которого не были бы нагружены сомнением, разочарованием, обидой, неприязнью и чувством вины. Никто не обещал, что взрослым быть легко, но он точно не предполагал, что его жизнь превратится в унылое путешествие по дороге разочарований. — Хайко, сынок… — Антон попытался успокоить сына, но Пауль встал из-за стола. — Я на учебу. — А как же завтрак? — Эрика обеспокоенно сжала салфетку. — Что-то расхотелось, — Пауль развернулся и отправился в прихожую. Эрика хотела было пойти за ним, но Антон удержал ее.       По дороге в гимназию в Пауле росла решимость получить ответы на все вопросы. Но как только он увидел приветливо улыбнувшегося ему Марка, вся его смелость испарилась, уступив место стыду. Он вчера целовался с Рихардом. Это ведь натуральная измена! И теперь строить из себя обиженную добродетель было бы лицемерием. Марк действительно мог не знать о делах своего отца. Вот почему в этот раз Пауль был просто счастлив встретить Шная, который налетел на него с расспросами о произошедшем вчера пожаре. ***       Утро вторника показалось Рихарду отвратительным. Вчера они еще долго разговаривали с пожарными, которые не нашли никаких подтверждений поджога, списывая все на случайность. К ночи на него навалилась такая усталость, что он отключился, как только вернулся после позднего ужина в пристройку. Он открыл глаза, когда на часах было уже девять. Скошенный потолок нависал над ним, словно гранитная плита, готовая упасть в любой момент. Сознание разом заполнили мысли о событиях прошлого вечера. И как бы Рихард ни хотел помочь Тиллю и подумать над тем, кто и для чего поджег сенник, все его мысли снова и снова возвращались лишь к поцелую с Паулем, чья резкая перемена настроения оказалась худшим ударом под дых.       Рихард снова прокрутил в голове заветную формулу: «уважение, доверие и постель». Он хотел Пауля, несомненно. Он уважал Пауля, иначе бы не вел себя так терпеливо. Доверился бы он ему? Вспомнив самоотверженное поведение парня на пожаре, Рихард подумал, что в экстренной ситуации точно бы положился на него. Да и в любых других ситуациях, наверное, тоже. А что Пауль? Он так горячо ответил ему вчера. Значит, желал того же. Уважал ли он его? Рихард хотел надеяться, что да. А вот с доверием возникала основная проблема. Как его вернуть, он пока не представлял. Кроме того, его теперь мучила ревность. Пауль сказал, что встречается с Марком. От одной мысли о том, чем они могут заниматься наедине, у Рихарда сводило зубы. Прежде он не замечал за собой такого собственничества. Даже когда полгода встречался с одной девушкой после окончания университета. Но что он может сделать, если Пауль ему не верит?       Аппетита не было, поэтому завтракать он не пошел. Только спустился вниз, сделал себе кофе, а затем вернулся и сел за свой ноутбук. Лист был абсолютно пустым, хотя колонку нужно было отправить Максу самое позднее в четверг утром. Подумав немного, он напечатал заголовок «Вопрос доверия». На этом его идеи иссякли. Просверлив взглядом потолок и пересчитав, казалось, все лозы, видневшиеся из окна, он устало захлопнул крышку. У него редко возникал писательский ступор. Он мог бы часами разглагольствовать про какую-нибудь ерунду в духе ангельских танцев на кончике иглы, развивая самую незначительную идею не хуже средневековых схоластов. В этот же раз ему хотелось пропустить выбранную тему через себя, но его собственный опыт в сфере доверия был пугающе мал и горек. Решив отложить размышления до вечера, он отправился в город, чтобы поговорить с местными про отца Лукаса, а заодно разузнать про Беккера и Вальца. Результаты и тут оказались так себе. Для обывателей Беккер оставался пришлым богатеем. Многие не верили, что он задержится в Б*** надолго. Виноделы же говорили о нем неохотно и с опаской. Ясно было одно, Тиллю срочно нужно было выработать стратегию борьбы и заручиться чьей-то поддержкой. ***       После занятий Марк как обычно собирался подвезти Пауля. Они отъехали от гимназии, но вместо того, чтобы отправиться к дому Хирше, Марк обогнул квартал и остановился на тихой парковке. — В чем дело? — спросил Пауль. — Это я у тебя хотел спросить. Ты сегодня сам не свой. Отвечаешь невпопад. Весь в своих мыслях. Что произошло?       Вот она, возможность расставить все точки над и. Пауль собрался духом и спросил: — Ты знал о том, что твой отец хочет купить наш виноградник? — Что?! — на лице Марка отразилось неподдельное удивление. Пауль вглядывался в его глаза и не находил там никаких признаков обмана. Ему стало чуточку легче. Еще одного предательства он бы не выдержал. — Он не сказал тебе? — Он не обсуждает со мной свои дела. Хочешь, я поговорю с ним? Узнаю все, что смогу? — Нет! Не надо, — Пауль интуитивно почувствовал, что это плохая идея. — Они уже разобрались. Отец отказался. — Ты из-за этого переживаешь? Не волнуйся! Если он проявит настойчивость, я попытаюсь убедить его отступить. У меня есть кое-какие козыри в рукаве. — Спасибо! — Пауль посмотрел на него с теплотой и благодарностью. Желая усилить эффект, Марк проговорил: — А у меня для тебя сюрприз ко дню рождения. Хочешь посмотреть, как устроены часы на Ратуше? — Ты шутишь?! — лицо Пауля засияло от восторга. — Ничуть, — Марк улыбнулся. Он помнил, как Пауль жаловался, что на башню Ратуши невозможно попасть, а ему так хотелось увидеть старинный часовой механизм. — Завтра после обеда. А потом можем посидеть у меня. — Супер!       Марк сжал его ладонь и погладил большим пальцем, не решаясь поцеловать среди бела дня даже в машине. Он помнил, как Пауль отреагировал на его проявление чувств на прошлой неделе. Что ж. У них будет возможность побыть наедине завтра вечером. ***       Антон приехал к Тиллю после шести. Он осмотрел пепелище сгоревшего сенника и покачал головой. Когда они втроем собрались на кухне, он сразу ошарашил их: — Я знаю, что вы меня позвали из-за Беккера. Я прекрасно понимаю, что происходит. — Слушай, ситуация… — начал было Тилль, но Антон прервал его жестом. — Ситуация хреновая.       Судя по вытянувшемуся лицу Тилля, он не ожидал такой оценки от Хирше-старшего. Тот выглядел абсолютно серьезным. — Если ты думаешь, что я все эти месяцы просто закрывал глаза на то, что он делает, то ты сильно ошибаешься. Как только он приобрел первый участок на нашем холме, все стало понятно. — Но почему ты не поговорил со мной? — Извини. Обычно ты взвешиваешь все свои поступки, но в этом деле ты повел себя слишком импульсивно. И мне, кстати, это оказалось на руку. Мне нужно было, чтоб Беккер ни о чем не догадывался. Поэтому пока он сосредоточил внимание на твоих попытках ему помешать, у меня была возможность провернуть одно дело.       Рихард, молча следивший за диалогом, в очередной раз убедился, что Пауль во многом унаследовал силу характера от отца. — О чем ты? — Я нашел покупателей во Франции. Тех, на кого Беккер точно не сможет надавить через свои связи. Я буду поставлять им вино. И надеюсь, что ты тоже. В понедельник я уеду до Рождества. Буду лично обсуждать оставшиеся детали и подпишу договор. Сделка очень выгодная. Если все пройдет хорошо, то ты сможешь с ними договориться в январе. Я уже сказал им про тебя. — И ты думаешь, что это нас спасет? — Это даст нам время. Мы должны выкупить пустующий участок. Губерту мы все равно не сможем предложить больше, чем Беккер. Но мы можем зайти с другой стороны и уговорить его остаться. — Но как? У меня и так денег совсем мало. А теперь и сенник сгорел. А Губерт — старый упрямый козел. Ты же его знаешь. — Нужно найти его дочь. — У него есть дочь?! — Да. Живет где-то в Берлине. — Но как мы ее найдем? — Надо звонить Олли, — наконец подал голос Рихард. ***       Пауль с таким восторгом рассматривал хранившие следы времени шестерни и пружины часового механизма, словно это была не груда металлических деталей, а скульптура Микеланджело. Он засыпал сопровождавшего их инженера вопросами. Тот и сам, увлёкшись, начал все чаще вдаваться в подробности и рассуждать на профессиональные темы. Марк в какой-то момент даже потерял нить повествования, перестав понимать, о чем говорят эти двое. Они провели на башне почти полтора часа, пока не замерзли окончательно. Следующим пунктом программы был незамысловатый ужин из бутербродов и бутылка вина у Марка дома. Они сидели рядом на кровати и по очереди отпивали прямо из горлышка, обсуждая грядущие перед каникулами зачёты, пока тема не иссякла и не наступило задумчивое молчание.       Теперь, когда они оказались вдвоем в умиротворяющей обстановке, Пауля еще сильней терзало чувство вины и досада на самого себя. Марк был таким заботливым и внимательным к нему. Смотрел таким влюбленным взглядом. Он заслуживал лучшего, и уж точно не заслуживал предательства. Пауль обещал себе быть стойким, а сам… Это была одержимость. При виде Рихарда в нем возникало болезненно-сладкое томление. Где-то на задворках сознания крутилась мысль, что каждый образ, запечатлённый им при встрече, потом станет пищей для грядущих жарких фантазий наедине с самим собой. Но что он, в сущности, знает о Рихарде? Как он к нему относится? Как отделить правду от вымысла? Слишком много противоречий... Да, Рихард помог ему в понедельник, но потом воспользовался ситуацией. Пауль нехотя признавал, что ответственность за вспышку страсти лежит в том числе и на нем самом. Что если им управляет банальное физическое влечение? Может, если он сблизится с Марком, то разорвёт этот порочный круг? — Спасибо, — Пауль поскрёб ногтем этикетку. — Сегодня было очень здорово.       Марк чуть развернулся к нему. — Я рад, что тебе понравилось.       Он вытянул бутылку из руки Пауля, сделал ещё глоток и отставил ее на пол. Аккуратно, словно боясь спугнуть, он приблизился к Паулю, протянул руку и коснулся его щеки. Пауль прикрыл глаза, пытаясь расслабиться. Он почувствовал чужие губы на своих и позволил углубить поцелуй. Руки Марка заскользили по нему, мягко оглаживая. Пауль чуть сполз вниз, принимая более удобное положение. Марк навис над ним, прижимаясь с боку. Его рука забралась под футболку.       Сквозь убаюкивающее алкогольное марево пробилось волнение. Как далеко это может сейчас зайти? Пауль примерно представлял, каким образом мужчины могут заниматься сексом, но в его фантазиях все обычно ограничивалась удовольствием, доставляемым руками и ртом. Тем временем ладонь Марка переместилась к паху, погладив через ткань слабо реагирующий член. Пауль шумно выдохнул, пытаясь настроиться. Он уже ощущал чужую эрекцию, упирающуюся ему в бедро, но c разочарованием осознал, что ласки Марка не вызывают в нем того отклика, который должны были. Хуже того: когда чужие пальцы огладили шрам на боку, в голове всплыло воспоминание о первом по-настоящему интимном прикосновении Рихарда в тот вечер, когда они смотрели Стар Трек. Пауль зажмурился сильней, пытаясь прогнать неуместные мысли. Сознание вдруг залило белым светом. Он понадеялся, что эта вспышка вытравит из его разума образ Рихарда. Но вместо того, чтобы засветить пленку, она проявила тот самый чертов негатив их недавнего поцелуя. Нет! Только не сейчас!       Почувствовав, что дыхание партнера участилось, Марк осмелел. Его поцелуй стал более жадным, а ловкие длинные пальцы расстегнули пуговицу на джинсах Пауля, потянули за молнию, а затем скользнули под резинку нижнего белья. Пауль перехватил его руку и отстранился. — Постой. Я… Я не могу.       Он перекатился на бок и сел на кровати, зарываясь пальцами в волосы. — Я поторопился, да? — в голосе Марка звучало беспокойство. — Прости! — Нет-нет! Это я виноват… — Пауль замолчал, разглядывая пестрое покрывало. Стало слышно, как стрелки часов отмеряют убегающие секунды. — Посмотри на меня, пожалуйста, — наконец тихо попросил Марк.       Пауль развернулся к нему, несмело поднимая глаза и встречаясь с чужим, всегда таким проницательным взглядом. — Скажи честно, я действительно тебе нравлюсь? Или ты просто пытаешься сбежать от себя? — Я… — Пауль замолчал, не зная, что ответить. Ему было жутко стыдно за происходящее. Хотелось вернуться в то время, когда все было просто и понятно. Теперь же он сам словно с размаху прыгнул в болото и барахтался в нем, чувствуя, как эта трясина невысказанных чувств и необдуманных слов засасывает его, угрожая полностью лишить кислорода. Почему он просто не скажет Марку правду? Почему он не способен окончательно решить все с Рихардом? Он понял, что и сам с собой не смог бы выстроить здравый диалог.       Пауль выдохнул, словно собираясь нырнуть с головой, закрыл глаза и едва слышно проговорил: — Я не знаю. ***       Выйдя в четверг из здания почты, Рихард решил пройтись по центру. Он свернул на знакомую улицу и добрался до сквера, в котором когда-то весной поцеловал Штефи. Брусчатка была устлана медной листвой. Остановившись под раскидистым деревом с частично оголившимися ветвями, он огляделся и заметил на скамье в углу знакомую фигурку. Одетая в короткое коричневое пальто, Тесс сидела, притянув к себе ноги и обхватив колени. Ее рюкзачок был небрежно брошен рядом. Рихард уже издалека понял, что что-то не так. Он направился к девушке. Увидев его, Тесс спешно села ровно и утерла слезы. Но скрыть следы ей не удалось. Глаза были заплаканными, а лицо покрылось красными пятнами. — Привет! Что с тобой? Что произошло? — Рихард обеспокоенно наклонился к ней.       Тесс взглянула на него. Ее губы дрогнули, лицо скривилось. Из глаз снова потекли слезы. Она вскочила, уткнулась ему в грудь и громко разрыдалась. Рихард обнял ее и погладил по волосам: — Тише, тише. Все будет хорошо. Я здесь. Я тебе помогу. Только расскажи, что случилось! Тебя кто-то обидел? — Никто, — сквозь всхлипы проговорила она. — Я, кажется, беременна!