Eiswein

Шахматы — как и любовь — требуют партнера Стефан Цвейг. Шахматная новелла

      Когда они нехотя выбрались из тёплой постели, им совершенно не хотелось расставаться, но около восьми позвонила Эрика и тактично напомнила, что они с Антоном хотели бы увидеть сына дома. Рихард выспросил у неё ещё пару часов, клятвенно обещая привезти Пауля к одиннадцати. Как только семейные дела были улажены, они отправились в город, чтобы перекусить и снова побродить плечом к плечу по украшенным улочкам, рассказывая друг другу нелепые истории и громко смеясь.       Рихард впервые был рад этому времени года. Все атрибуты праздника, обычно раздражавшие его в большом городе, здесь казались самым уместным на свете явлением. Словно Б*** был предназначен как раз для того, чтобы справлять Рождество. А главное у него теперь был собственный неугомонный источник тепла, беззаботно шагающий рядом.       Площадь перед Ратушей гудела. Они с Паулем пробрались ближе к небольшой сцене, где выступал детский хор. Кто-то случайно толкнул Рихарда в спину и быстро извинился. Он развернулся и краем уха уловил кусочек разговора двух мужчин. — Ты гляди, как Вальц расстарался в этом году. Кучу денег вбухал в торжества. Даже салют, говорят, в понедельник будет. — Еще бы. Он теперь пытается отмыться после этой истории с Лукасом. Это еще хорошо, что никто не вспоминал, что это Вальц о его переводе к нам похлопотал через каких-то церковников. — Ой, да ерунда это все. Не повезло ему просто, что он паршивую овцу не распознал. Никто и подумать не мог. Ну да Бог с ним. Нам же лучше. Смотри, как красиво!       В этот момент дети на сцене уступили место взрослым, одетым в красные плащи. Герольд зазвонил в колокол, привлекая внимание толпы, укутавшейся в шарфы и натянувшей шапки. Рихард отвлекся от разговора. Мысли, затуманенные вином и любовью, сумбурно побежали вперед. Пауль дернул его за рукав и зашептал на ухо: — Слушай! Этот они классно исполняют!       Пар от горячего дыхания, короткое касание тёплой ладони и искорки счастья в чужих глазах. Пауль уже развернулся к сцене, а Рихард все продолжал смотреть на него, забыв обо всем, что их окружало. Певчие подобрались и по команде старшего, набрав воздуха в грудь, запели Veni, Veni, Emmanuel — последний и самый красивый из антифонов Адвента. Разлившееся в наступившей тишине многоголосье заполнило сердца ожиданием чуда.       Он пропал, пропал окончательно. Снова. Даже сильней, чем прежде. Теперь он точно знал это. И совсем не боялся. ***       Оказавшись дома в постели, уставший Пауль тут же уснул с мыслями о своем возлюбленном, а когда открыл глаза, в окно уже глядело пасмурное утро Сочельника. Влага на полях и виноградниках замерзла, покрыв все белой патиной инея. Это чувство внутри. Словно ему снова семь. Он в пижаме, босой выглядывает из окна на такой же припорошенный первым снегом луг, а потом идет в спальню к родителям, чтобы забраться под пуховое одеяло и прижаться к маме в поисках тепла. Зная, что она, еще сонная, обнимет в ответ и погладит по голове, а завтра будут подарки.       Но теперь он стал взрослым. Подумать только! Он — совершеннолетний! Вчера он впервые по-настоящему занимался любовью! С тем человеком, которому сам признался первым, и от которого недавно услышал заветные слова в ответ. И ему безумно понравилось. А то, на что Рихард пошел ради него, окончательно пленило его сердце. Ему хотелось, чтобы они проводили как можно больше времени вместе, хотелось, чтобы узнали друг друга лучше. Обменялись самым сокровенным. Уже не на уровне слов, а как-то иначе. Деля между собой особые мгновения, которые могли связать крепче, чем любое признание.       Единственное, что вызывало беспокойство — это рассказ Рихарда о его прошлом. Паулю казалось жутко несправедливым то, как слепо судьба распорядилась чужой юностью, и наивно хотелось показать, каким прекрасным может быть этот мир. Здесь он еще не мог полагаться на собственный жизненный опыт, но следовал зову сердца, решив, что обязательно сделает все, чтобы Рихард был счастлив. ***       Нижние ветви двух оголившихся на зиму вишен, тех, что росли ближе всего ко входу, были оплетены гирляндами с мелкими лампочками. Рихард заметил их только когда почти добрался до порога. «Развешивала сама» — мелькнуло в голове.       Фрау Штойбер открыла дверь и улыбнулась, увидев гостя. Рихард шагнул в прихожую, вдыхая запах печеного картофеля. — У вас же есть мой телефон. Почему не позвали помочь? — он кивнул куда-то за спину в сторону деревьев. — Не хотела беспокоить из-за пустяков, — махнула она. — В конце концов я не такая уж старая развалина. — Я не это имел в виду, — стушевавшись, возразил он и неловко протянул ей сверток, перевязанный красной лентой. — Вот. Счастливого Рождества!       Пока он снимал куртку и разувался, фрау Штойбер отогнула краешек оберточной бумаги и вытянула на свет шелковый шарфик хвойного оттенка. — Какая прелесть! Спасибо!       Отложив упаковку, она повязала его на шею. — Вам идет. Как раз под цвет глаз, — Рихард улыбнулся, глядя как она разглядывает себя в зеркале в прихожей. Она обернулась, шагнула к нему и коротко обняла. — У меня для вас тоже кое-что есть, но сначала пойдемте обедать.       Рихард прошел в гостиную и увидел, что небольшой стол с белоснежной скатертью накрыт на двоих. — Не смущайтесь, это не свидание, — рассмеялась она. — Просто решила воспользоваться возможностью, чтобы не праздновать в одиночку, когда вы сказали, что заглянете сегодня. — Я думал, вы поедете к сестре, — Рихард нахмурился. — Если бы я знал, что вы остаетесь, я бы извинился перед Паулем и пригласил вас. Он бы понял. — Бросьте! Какая разница, когда отмечать? В обед или вечером? Тем более компания Пауля будет вам приятней.       Он взглянул на нее внимательно, пытаясь отыскать следы иронии, но не нашел. Она смотрела открыто и ласково. — Ну он позвал меня отпраздновать с его родителями. Так что сегодня вечером я буду чувствовать себя не в своей тарелке. — Когда я знакомилась с будущей свекровью, то имела неосторожность заявить, что любовь к маленьким собачкам — это признак старости. Оказалось, что у нее две левретки и целая коллекция собачьих статуэток. Как хорошо, что жить мне предстояло не с ней, а с ее сыном.       Рихард кашлянул, не зная, как прокомментировать такую историю. Теперь ему везде чудились намеки. До нее уже наверняка дошли слухи. Почему она вечно заставляет его чувствовать себя смущенным подростком? Ну конечно, разве не за этим он здесь? Эта неловкость ведь не столько от слов, сколько из-за собственного необъяснимого щенячьего обожания, которое он испытывал рядом с ней. Стоило ей ласково улыбнуться, и у него уже теплело внутри.       Когда они пообедали, и Рихард помог ей убрать со стола, она попросила его посидеть с ней еще чуть-чуть. Он с радостью согласился. — Раньше этого снимка здесь не было, — он указал на фотографию в рамке, стоявшую на кофейном столике. — Это ваш муж? — Да. Решила перенести сюда из спальни к празднику, — фрау Штойбер взяла рамку и провела пальцами по фотографии. Лицо ее переменилось, как-то разом помолодело. — Ему очень повезло. — Скорей мне, — усмехнулась она. — Он любил вас? — Да. Но еще важней то, что я очень любила его. Многие люди просто разучились любить. Они вступают в странные отношения, похожие на замысловатые танцы, болезненные, обрекающие на страдания ради коротких вспышек удовольствия. Словно им нравится мучиться. — Как думаете, почему?       Фрау Штойбер горько улыбнулась. — Одни боятся, что их не примут такими, какие они есть, другие слишком любят себя, третьи впитали пример нездоровых отношений, глядя на своих родителей… Перечислять можно бесконечно. Но человек не может без любви. Он отчаянно желает, чтобы его любили. Только сложность ведь не в том, чтобы найти кого-то кто тебя полюбит и даже не в том, чтобы быть достойным любви. — А в чем? — Рихард затаил дыхание, словно ждал ответа на вопрос о смысле жизни. — Самому полюбить в ответ, — она повернулась и внимательно посмотрела на него, всего превратившегося в слух. — По-настоящему. Полюбить не солнечную улыбку, не задорный смех и не красивые глаза, а полюбить Человека в его целостности. Саму его суть со всеми метаниями, противоречиями. Таким, каким он пришел в этот мир, каким вы его повстречали, и каким он станет с вами.       Он растерянно моргнул, пытаясь переварить эту мысль. До банального простая, но разве так бывает? И тут же внутри раздалось горькое: «У тебя так не получится». — Это ваш рецепт счастья? — спросил он, стараясь скрыть за иронией собственный страх.       Она усмехнулась и взглянула снисходительно, как на несмышленыша. — Счастливым можно быть и без этого. То, о чем я говорю… На такое способны единицы. В конце концов мы лишь простые смертные и не собираемся висеть на кресте, верно? — Но как? — едва слышно выдохнул Рихард, хотя тема, казалось, была исчерпана. — Просто попробовать. За и вопреки. Поверьте, тот, кто этого достоин, обязательно оценит. — Но вдруг все закончится? — Не важно, сколько это продлится: день, месяц или годы. Оно все равно останется здесь с вами до конца вашей жизни, — она приложила ладонь к его груди в области сердца так же, как когда-то весной в их первую встречу, и он почувствовал, как страх отпускает. — Ну вот, — ласково улыбнулась она. — Кажется, ваша льдинка наконец растаяла. ***       Когда основная часть легкого ужина была закончена, Антон открыл бутылку десертного вина, а Эрика принялась резать и раскладывать по тарелкам вишневый штоллен. Пока все шло хорошо. Разговоры были непринужденными и на опасную территорию не заходили, поэтому к концу вечера Рихард наконец расслабился. Как оказалось, зря.       Сделав глоток светло-янтарной жидкости, Антон довольно улыбнулся. — Непростой год, но в итоге все вышло удачно. Получилось тридцать бутылок айсвайн. Я специально приберегу их до появления внуков. Сегодня мы в узком кругу, но однажды здесь соберется большая семья, — он посмотрел на сына. — Я уверен, ты не ошибешься с выбором.       По лицу Пауля пробежала тень. Он коротко глянул на Рихарда, который делал вид, что заинтересован вилкой в руке больше, чем происходящим. Но по опустившимся плечам было понятно, что от этих слов ему тоже не по себе. Алкоголь придал смелости. Пауль снова взглянул на отца и решительно проговорил: — Я уже выбрал. Мы с Рихардом встречаемся.       В комнате тут же повисла гробовая тишина. Атмосфера за столом моментально изменилась. Пауль смотрел на отца, но чувствовал на себе взгляд Рихарда. Антон медленно поставил бокал на стол. Он переводил взгляд с сына на гостя и обратно. — Вы меня разыгрываете? — наконец спросил он. Эрика стиснула салфетку в руке. — Нет. Я серьезно.       Антон снял очки, отбросил их на стол и откинулся на спинку стула. Ему потребовалось полминуты, чтобы собраться с мыслями. Когда первый шок прошел, он сцепил пальцы в замок так, что побелели костяшки. — Как я должен реагировать на такие заявления? Что тебе от него нужно? — нервно дернув уголком губ, он повернулся к Рихарду. — Пап! — воскликнул Пауль. — Помолчи, Хайко! Я с ним говорю.       Рихард выпрямился, хотя слабая надежда на понимание внутри издала предсмертный хрип. Чего он вообще ожидал? Что его примут с распростертыми объятиями как нового члена семьи? Дурацкая была идея появляться здесь. Но он не мог винить Пауля за то, какой момент он выбрал. Не самый удачный, но, возможно, так даже лучше. Расставить все точки над «и» и перестать играть этот спектакль. — Только он сам. Он закончит гимназию и если захочет, то уедет вместе со мной в Берлин, — Рихард снова посмотрел на Пауля. — Он останется здесь, — Антон хлопнул по столу ладонью, поднимаясь. — Это ему решать, — парировал Рихард. — Вот именно! Мне! — подхватил Пауль. — Эрика! Почему ты молчишь? — Антон попытался найти поддержку у жены. — Я беременна, — вдруг громко и четко проговорила она.       Все трое присутствующих ошарашено уставились на неё. — Я тоже не шучу. И если вы не хотите испортить мне настроение, то, пожалуйста, прекратите ссориться и попробуйте штоллен.       Антон медленно осел на стул. Пауль и Рихард переглянулись. Эрика как ни в чем не бывало отправила ложку вишневой начинки в рот. Ее лицо на секунду дрогнуло, словно она готова была расплакаться, но она удержала себя в руках. — Мам, — Пауль подался к ней. Она чуть отодвинулась от стола и приняла его в свои объятия. Улыбнулась. Не удержалась. Всхлипнула, гладя его по голове. По ее щекам побежали слезы, скатываясь в застывшие ямочки. — Значит, ты не болеешь! Это же самое главное! — отстранившись, Пауль радостно сжал ее ладонь.       К Антону наконец-то вернулся дар речи. — Но доктор же сказал, что тебе больше нельзя… У тебя же больные почки. А если приступ… — он растерянно умолк. — Мне все равно, — безапелляционно заявила она, утирая слезы. — А ты? Что ты скажешь? — Я рад! Я безумно рад! — лицо Антона наконец просветлело. Он тоже поспешил к жене и обнял ее.       Рихард окончательно почувствовал себя лишним. Он резко поднялся. Звук отодвинутого стула привлёк внимание остальных. — Очень рад за вас. Примите мои поздравления. Думаю, мне сейчас лучше уйти. — Не уходи! — Пауль поднялся, снова обеспокоенно хмурясь. Эрика тоже хотела что-то добавить, но Антон опередил ее, сухо проговорив: — Это будет уместно. А остальные вопросы мы обсудим завтра.       Проигнорировав его реплику, Рихард обратился к Эрике: — Спасибо за отличный ужин! И еще раз поздравляю.       Она лишь рассеянно кивнула и сжала ладонь мужа. Метнув сердитый взгляд на отца, Пауль проронил короткое «Подожди меня!» и поспешил наверх в свою комнату. Антон подошёл к Рихарду: — Знать не хочу, что между вами уже успело произойти, но, если в тебе осталась хоть капля благоразумия, уезжай обратно в Берлин.       Он хотел добавить еще что-то, но за его спиной раздалось решительное: «Нет!». Оба обернулись к Эрике. — О чем ты? — Антон непонимающе поднял бровь. — Пожалуйста, принеси мне холодной воды, — обратилась она к нему. — А я скажу Рихарду пару слов.       Антон поколебался, но передумал возражать и отправился на кухню. Эрика поднялась, подошла к Рихарду и взяла его руки в свои. — Не вздумай уезжать. Он сейчас в шоке, но потом отойдет, и вы втроем все обсудите спокойно. Я с ним поговорю. А сейчас тебе действительно лучше вернуться на ферму к Тиллю. Прости, что так вышло. — Спасибо! — он с благодарностью сжал ее ладони. — Береги себя! — И ты тоже! Будь осторожен на дороге.       Рихард отправился в коридор. Быстро обувшись и сдернув куртку с вешалки, он вышел за порог, решив подождать Пауля снаружи, чтобы попрощаться. Через полминуты за спиной хлопнула входная дверь. Пауль, полностью одетый, поудобней перехватил подмышкой небольшой прямоугольный предмет, завернутый в подарочную бумагу, и зашагал к машине. — Что ты делаешь? — недоуменно спросил Рихард, нагоняя его. — Еду с тобой. — А как же родители? Мама?.. — Им сейчас надо вдвоем побыть. От меня там мало толку. — Отец приедет тебя искать. — Точно не сегодня, поверь. ***       Рихард открыл бутылку молодого белого вина, налил немного в бокалы и протянул один Паулю. — Я стану старшим братом. Подумать только! — в десятый раз растерянно проговорил тот, упираясь в стол. Его, в отличие от Рихарда, казалось, не столько взволновала реакция отца, сколько новость о беременности матери. — Это здорово. — Нет, ты можешь себе это представить?       Рихард вздохнул, но все же вернулся к волновавшей его теме. — Твой отец поторопился с желанием увидеть внуков. Ему самому придется еще разок испытать на себе все прелести воспитания. А вот мы его разочаровали. — Он отойдет, — Пауль махнул рукой. Теперь, когда все его близкие были в курсе, у него словно спал груз с плеч и дышать стало гораздо легче.       Рихард недоверчиво хмыкнул. — Твоя мама тоже так сказала. Я, видимо, его совсем не знаю.       Пауль наклонил бокал, разглядывая меняющийся в свете камина цвет жидкости. — Плохо было бы, если бы он просто встал и молча ушел. Я однажды видел у него такую реакцию. Один родственник с дружками избил человека, инвалидом оставил, а потом пришел к отцу, чтобы попросить подтвердить липовое алиби. В тот день для отца он просто перестал существовать. — Ну тогда я в его глазах тоже выгляжу не слишком хорошо во всей этой истории с Беккером. А теперь еще и на тебя свои лапы наложил. — В истории с Беккером он сам уже поучаствовал. Лапы твои на мне по моему же согласию. И вообще, это ты меня тут успокаивать должен! Это я сегодня признался, что мне нравятся парни! — Ты прав, — Рихард наконец улыбнулся. — Вот, лучше разверни подарок, — Пауль пододвинул к нему сверток.       Под слоями бумаги оказался небольшой кассетный магнитофон с круглым динамиком и выдвигающейся антенной для радио. — Здорово! Спасибо! — Внутри кассета. Я тебе там записал кое-что.       Рихард поставил магнитофон на стол и нажал кнопку. Заиграло тихое вступление «Who wants to live forever». — Черт! Последняя песня. Перемотать забыл. — Ничего страшного.       Они помолчали немного, слушая голос Фредди. Затем Рихард выдвинул ящик стола и достал из небольшого пакетика серебряную цепочку плотного плетения. — А это тебе, раз уж ты не утерпел до утра. Пусть напоминает обо мне.       Он надел цепочку на его шею и застегнул замочек. — Спасибо! — Пауль провел по ней подушечками пальцев, ощущая, как быстро напитывается теплом кожи холодный металл. На его щеках появились ямочки от легкой улыбки. Тихая радость. Рихард разглядывал его, с удивлением понимая, что начал различать оттенки его эмоций. Но его собственные переживания давили, не давая насладиться моментом. — Твой отец прав. — О чем ты? — Пауль нахмурился, уловив грусть в его голосе. — Однажды ты захочешь семью, детей. — Ну ты тоже можешь однажды их захотеть, — облегченно выдохнув, Пауль беззаботно пожал плечами.       Рихард пожалел, что сам давно потерял эту способность просто смотреть на вещи. Она бы очень пригодилась в некоторых ситуациях. Может, сейчас как раз не стоит все усложнять? Внутри будто что-то щелкнуло. «За и вопреки. Не важно, сколько это продлится: день, месяц или годы». Теперь они принадлежат друг другу. И никому он Пауля не отдаст!       Новый глубокий вдох наполнил силой. Это бессмертие. Здесь и сейчас. Поставив бокал на стол, Рихард улыбнулся: — Будет здорово, если для нас это произойдет одновременно. Тогда мне придется сделать тебе предложение. — И что? Думаешь, я тебе еще и родить смогу? — Пауль подхватил его шутку. — Ага. Десяток ежей. Таких же милых колючек, как ты.       Оба засмеялись, а потом снова прислушались к музыке. Песня подходила к концу. Пауль посерьезнел. Он сделал еще глоток и, покрутив бокал в руке, взглянул на Рихарда: — Ты правда хочешь, чтобы я поехал с тобой в Берлин? — Правда. И хочу, чтобы мы жили вместе, — Рихард вытянул бокал из его рук и поставил на стол, рядом со своим. — Ты согласен?       Пауль кивнул и потянулся к нему, желая найти тепло наощупь, будучи в этот миг ослепленным любовью. Рихард подался навстречу. Их приоткрытые губы бережно соприкоснулись, начиная неторопливую игру, мягко прихватывая друг друга, делясь сокровенным без слов. Мир за пределами комнаты перестал существовать. Прозвучали последние ноты. Щелчок, и кассета замерла в магнитофоне. Остался только звук потрескивающих поленьев и участившегося дыхания. Осмелевшие руки теперь свободно блуждали по телам. Пауль то податливо отвечал на ласки, то сладко замирал, когда чужие пальцы нетерпеливо сжимали его бока. Рихард расстегнул нижние пуговицы его рубашки и скользнул ладонью по плоскому животу, обводя пупок. Он приник губами к пульсирующей жилке на шее. Никому прежде он не хотел дарить столько предварительных ласк, сколько Паулю. Казалось, он готов был бесконечно скользить ладонями по гибкому стройному телу. Покрывать поцелуями плечи с россыпью бледных веснушек. Приникать щекой к еще совсем мягкой светлой коже. Ловить горячее дыхание, срывавшееся с влажных приоткрытых губ. Бережно держать в объятиях само воплощение цветущей юности, зная, что эта хрупкость обманчива. Желая пробудить огонь, посмотреть, каким страстным он станет в постели. Какой же он красивый!       Пауль таял в его руках. Он словно лишился всех чувств, кроме осязания, которое обострилось в тысячи раз. Любой тактильный контакт вызывал яркие вспышки удовольствия. Сначала ему хотелось задержать каждое убегающее мгновение, но новые прикосновения окончательно распалили его. Когда они полностью избавились от одежды, и Рихард обхватил его ягодицы, тесно прижимая к себе и потираясь собственным сочащимся смазкой членом о его, Пауль чуть не заскулил от нетерпения. Ему так хотелось снова испытать волшебные мгновения вчерашнего вечера, но сейчас он отчетливо ощущал исходившую от Рихарда силу: крепость его рук, решительность движений. И этой силе хотелось подчиниться, отдать всего себя. Поэтому Пауль опустился перед ним на колени. Не мешкая, он обхватил губами головку и обвел ее языком, слизывая солоноватый предэякулят. Рихард шумно выдохнул. Его пальцы зарылись в растрепанные светлые пряди. Когда Пауль в очередной раз втянул, а потом почти выпустил его плоть, он удержал его затылок и бросил требовательное: — Замри.       Пауль послушался. Рихард двинул бедрами, медленно скользя в горячий влажный рот. Неглубоко, чтобы не достать до горла, а потом обратно. Еще раз и еще. Затем он вытащил член и, придержав его, провел головкой по влажным приоткрытым губам. Пауль сжал пальцами его ягодицы и томно взглянул прямо в глаза. Нет, это слишком! Рихард закусил губу и остановился, чувствуя, как приливает и вспенивается внутри горячая волна. Еще рано. Он медленно выдохнул, считая до десяти, а затем потянул Пауля к себе, заставляя подняться.       Подведя его к постели и пошарив под подушкой, он протянул ему бутылочку смазки. Ему так хотелось взять Пауля, но пока он не получил согласие, он был готов без колебаний снова отдаться сам. Однако Пауль покачал головой и лег первым. — Теперь твоя очередь, — заявил он, подкладывая подушку под бедра. — Это не обязательно, — Рихард лег рядом с ним, бережно оглаживая шрам на боку. — Ты же знаешь. — Я хочу. Теперь точно.       Рихард внимательно посмотрел на него, но не нашел там вчерашних страхов и сомнений. Склонившись к Паулю, он ласково убрал прядь с его лба и проговорил: — Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Если станет слишком больно или страшно, сразу скажи мне. Обещаешь? — Обещаю, — Пауль уверенно кивнул.       Быстро чмокнув его в губы, Рихард отодвинулся. Его ладонь скользнула между их телами, коротко огладила затвердевший член и мошонку и достигла колечка мышц. Нанеся смазку и обведя проход, он осторожно проник внутрь одним пальцем. Черт, как же узко! Он уже ловил себя на этой мысли вчера. Да что там! Он представлял себе это сотню раз. Только одна фантазия о том, что он окажется внутри, что Пауль будет стонать и извиваться под ним, не раз доводила его до оргазма наедине с самим собой. Но теперь ему нужно было держаться, хотя налившийся кровью член пульсировал, требуя разрядки.       Рихард добавил второй палец, аккуратно растягивая неподатливые мышцы. Видя, что Пауль сморщился, он остановился и коротко поцеловал его в колено. — Все хорошо. Мы никуда не торопимся.       Выдохнув, Пауль попытался расслабиться. Жжение прошло, и теперь он старался сосредоточиться на ощущениях. Интимность момента и забота Рихарда помогли ему. Он почувствовал, как кровь снова приливает к паху и в какой-то момент сам двинулся навстречу погружающимся в него пальцам. Заметив это, Рихард сразу же отстранился. Он с трудом держал себя в руках. Вытерев салфеткой подрагивающие от нетерпения пальцы, он надел презерватив, приставил член к проходу и, подаваясь всем весом вперёд, протолкнул головку. Охнув, Пауль вцепился в его предплечья. — Потерпи чуть-чуть. Потом будет очень хорошо, — Рихард потянулся к нему и поцеловал в подбородок. — Расслабься.       Он начал проникать внутрь небольшими толчками. Сдерживаться было невероятно сложно. Зажмурившись, Пауль под ним кусал губы и тихонько поскуливал. — Вот так, мой хороший. Почти все.       Рихард замер, так и не войдя до конца, опасаясь нанести травмы. Голова кружилась от ощущения горячей тесноты, обхватывающей его плоть. Пауль продолжал цепляться за него. На его лбу выступила испарина. Рихард медленно вышел до половины и снова направился внутрь. Еще раз и еще, чувствуя, как постепенно обмякают напряженные мышцы любовника. Наконец погружаясь полностью и замирая на несколько секунд. — Смотри на меня, — попросил он, и когда Пауль распахнул глаза, прошептал: — Я люблю тебя.       Вместо ответа Пауль потянулся к нему. Поцеловал отчаянно и сам подался бёдрами навстречу, прикусывая чужую губу. Рихард подхватил его под ягодицы, чуть приподнимая и находя нужный угол. Боль притупилась, и теперь Пауль ощутил, как чужой член медленно скользнул по комочку нервов, мгновенно пославшему волну удовольствия по всему телу. Он никогда не испытывал ничего подобного раньше.       Выбрав удобную позицию, Рихард опустился на него, продолжая медленно двигаться. Он впился пальцами в худые бедра, зная, что оставит синяки, но иначе бы он не смог сдержаться. Сорвался бы, взял грубо ради сиюминутной вспышки собственного удовольствия. Но он хотел по-другому. Тягуче, наслаждаясь каждой секундой. Делая его своим раз и навсегда, потому что первый, потому что ему даровано это право.       Пауль снова откинулся на подушку, обнажая горло и издавая первый легкий стон. Рихард провёл губами по косточке кадыка, достигая плавной линии челюсти. Оставил на ней дорожку мелких горячих поцелуев, отмечая свой путь к вершине удовольствия. Нашел губы Пауля, чтобы скрепить обещание совершить это восхождение вместе. Его руки устремились вдоль гибкого тела вверх. Он обхватил ладонями лицо Пауля и заглянул в глаза, чтобы два их мира слились не только физически, но и нематериально, где-то вне времени и пространства. Единое мироздание. Светло-голубое небо сверху и серо-синее море под ним. А между — только горячий колышущийся воздух. Но оба ощутили, как крепко сплавились там, на линии горизонта, и уже неясно было, где кончался один и начинался другой.       Плавные неторопливые движения. Тихие стоны. Ласковые прикосновения. Шелковый бриз над морской гладью. Рихард чувствовал все. Он отдавал не меньше, чем брал. И Пауль под ним потерялся в этой неге. Его веки отяжелели, а взор затуманился. Румянец, заливший его щеки и шею, стал еще ярче. Рихард смотрел на него, смотрел, не отрываясь. Запоминая таким. Боготворя. Любя.       Он больше не мог сдерживаться. Ускорился, все чаще и чаще достигая заветной точки, и прижался ещё тесней, ловя горячие вздохи губами. Рука Пауля скользнула ему на затылок, окончательно сокращая расстояние между их лицами. Короткий влажный поцелуй. Тихое жалобное «пожалуйста». Рихард обхватил его твёрдую плоть рукой, помогая. Пауль захныкал и выгнулся. Рихард вышел из него и спустя секунду почувствовал, как тёплая сперма заливает пальцы. Видеть его таким под собой, раскрасневшимся, с приоткрытыми алыми губами и растекающимся по животу и груди семенем, и знать, что это наслаждение доставил он сам, было чем-то невероятным. Стянув презерватив, Рихард навис над ним и, обхватив свой член, сделал всего пару движений рукой. Не выдержал и уткнулся лбом в его плечо. Его собственная сперма брызнула, смешиваясь с чужой.       Когда они привели себя в порядок и снова легли, Рихард притянул Пауля к себе и поцеловал в лоб. — Не больно? — Нет. Все отлично. — Кажется, мы не дождались первой звезды, — прошептал Рихард. — Не важно. Я уже получил лучший подарок, — Пауль ткнулся носом в его щеку и прикрыл глаза. ***       Выйдя с утра из ванной, Рихард услышал, как Пауль заканчивает говорить по телефону. Нажав отбой, тот опустился на стул. — Отец звонил. Они сегодня не придут на торжество. Я сказал, что схожу и после поеду к ним. — Что-нибудь про нас? — Ни слова. — Если звонил сам, то уже хорошо. Тем более мама на твоей стороне. Не переживай.       Поднявшись, Пауль шагнул к нему. Реакция отца, вчера не показавшаяся столь серьезной, с утра дала ему повод для переживаний. Рихард обнял его и успокаивающе погладил по спине. — Еще Тилль звонил, — глухо проговорил Пауль куда-то ему в плечо. — Сказал зайти за подарками к нему. Но предупредил, что Марика все еще у него.       Рихард хмыкнул, выпуская его из объятий. — Местный отшельник и простая девушка с почты. Провинциальная романтика! У меня есть в Берлине знакомый, который пишет любовные романы. Надо подкинуть ему сюжет. — Тогда пусть лучше напишет историю про нас, если хочет больше драмы, — на губах Пауля заиграла насмешливая улыбка. — Или больше страсти, — Рихард подхватил его и усадил на стол, увлекая в поцелуй. ***       Зал для приемов в Ратуше сиял огнями. В дальнем конце переливалась украшениями высокая рождественская ель, а на сцене рядом с ней играл оркестр. Основная часть гостей уже прибыла. Многие из них теснились небольшими группами вокруг столов с закусками. Официанты сновали туда-сюда с подносами с бокалами. Тилль, Рихард и Пауль оставили куртки в гардеробе и прошли вперед. Олли обещал подъехать чуть позже. — Действуем, как планировали. Я иду к Вальцу, а вы ждите Беккеров, — Рихард окинул зал взглядом. — Стоит осмотреться. Я обойду слева, а ты справа, — Тилль кивнул в сторону сцены, обращаясь к Паулю. — Встретимся у ели.       Пожелав Рихарду удачи, он сразу двинулся по периметру в своем направлении. — Скоро увидимся, — шепнул Рихард Паулю на ухо. — Буду ждать, — тот взглянул на него и мягко улыбнулся. — Будь осторожен. — Обещаю!       Они задержались на мгновение, глядя друг другу в глаза, а затем Пауль зашагал к первым столам с правой стороны. Рихард проводил его взглядом и отправился на поиски Вальца.       Бургомистр обнаружился в одной из групп гостей. Рихард сразу направился к нему. В разговоре как раз возникла пауза, и он, извинившись перед остальными, обратился к Вальцу. — Не могли бы Вы уделить мне немного времени тет-а-тет?       Бургомистр окинул его цепким взглядом, а затем улыбнулся. — Конечно!       Как только они отошли от группы гостей, Вальц повернулся к нему: — Что вы хотели? — Можем мы поговорить где-то ещё? — Рихард быстро огляделся. — Где не будет так много народу. — Мне выступать с речью через двадцать минут, — демонстративно колеблясь, Вальц глянул на часы. — Я отниму у вас всего десять. — Ну хорошо. Пойдёмте в мой кабинет. Это по поводу вашей книги? — Не совсем.       Туманный ответ, казалось, совершенно не смутил Вальца. Поманив Рихарда за собой, он направился к лестнице. Они поднялись, обошли колоннаду второго этажа и свернули к приемной. Секретарши не было на месте. Вальц открыл кабинет ключом и пропустил Рихарда вперёд. В дорого обставленном помещении с массивным дубовым столом и картинами на стенах стоял цитрусовый запах. Вальц сел за стол и жестом предложил собеседнику занять один из двух стульев напротив. Оставшись стоять, Рихард вытянул из кармана брюк диктофон, поставил его на стол и нажал кнопку. Вальц прослушал запись без единой эмоции на лице. — Вы же понимаете, что это доказательства, собранные не слишком законным путём, — он благодушно улыбнулся. — Единственный минус в том, что в случае обнародования пострадает и моя и ваша репутации. А поскольку я своей все ещё дорожу, то готов вас выслушать. — То есть вам плевать на Весселей? — Полно вам! Мы же взрослые люди. Давайте не будем отстаивать интересы третьих лиц, а подумаем о наших.       Рихард поморщился. Вальц был похож на изворотливую змею. — Как раз за этим я здесь. Мне нужно, чтобы вы перестали поддерживать Эвелин Беккер. — Так вот в чем истинная причина вашего пребывания в нашем прекрасном городке. Герр Линдеманн решил обратиться к профессионалу. И в чем же я не должен поддерживать фрау Беккер? — Вальц глядел с усмешкой.       Рихард долго взвешивал, стоит ли говорить об этом. Какое-то смутное чувство внутри. Что-то было не так. Но он уже зашёл слишком далеко. Была не была. Шах. — Мы собираемся рассказать ее мужу об одном пустующем участке, купленном ее дядей. Можете свалить все на Келлеров и сказать, что были не в курсе деталей. Только не выгораживайте ее.       Уголки губ Вальца растянулись ещё шире, но в глазах застыл лёд. Он молчал несколько секунд, а потом проговорил: — Я согласен, но вам придётся оставить эту запись мне. Есть ещё копии? — Нет. У меня нет здесь возможности переписать пленку. Но я отдам вам ее только после разговора с Беккером.       Вальц внимательно глядел на него, словно решая, можно ли ему верить, а затем лицо его резко переменилось, став добродушно-расслабленным. Он радостно хлопнул в ладоши. — Ну хорошо. Надеюсь, вы человек слова. Я своё обязательно сдержу.       Он вскочил и, подойдя к Рихарду, зачем-то крепко пожал ему руку. — Позвольте проводить вас. — Вы не идёте? — Ну вы же сказали, что мне не стоит поддерживать Эвелин. Вот я и даю вам время. ***       Рихард вышел за дверь и на секунду задумчиво замер. Слишком просто все прошло. Но он надеялся, что удача сегодня выбрала его сторону. Поэтому он направился обратно к лестнице, но не успел сделать и шага вниз, как дорогу ему преградил седой как лунь долговязый распорядитель вечера в потертой ливрее. Чинно поклонившись, он протянул сложенный лист бумаги. — Что это? — Рихард принял белый квадратик. — Один молодой человек велел передать вам. — Он не представился? — Никак нет. — Спасибо! — Рихард кивнул и развернул записку, тут же позабыв об удаляющемся вниз старике.       «У меня есть для вас информация об отце Лукасе. Жду на смотровой под часами. Прошу, сохраните конфиденциальность».       Еще одна жертва священника? Не хочет огласки, но готова поговорить? Почему сейчас? Мысли понеслись вскачь. Рихард поколебался лишь пару секунд. Не стоило упускать такую возможность. Вместо того, чтобы вернуться в шумный зал, он прошел дальше в сторону лестницы, ведущей к башенным часам. ***       Перестав слушать очередное обсуждение роста цен на вино, Тесс наблюдала за тем, как Пауль с Тиллем рассеянно оглядывают зал, пытаясь найти кого-то в толпе. Она хотел махнуть им, но вдруг заметила, что кто-то движется в ее сторону, лавируя среди собравшихся. Глаза ее расширились от удивления. Излучающий решимость Кампино в своём единственном незаношенном свитере в яркий разноцветный ромбик. Он подошёл и встал рядом с ней, на секунду потерявшей дар речи. Собеседник герра Эйхвальда запнулся на полуслове. Тот развернулся, чтобы увидеть, кто стал возмутителем спокойствия. Кампи шагнул к нему и протянул ладонь. — Здравствуйте! Меня зовут Андреас Фреге. Можно просто Кампи. Давно хотел с вами познакомиться.       Герр Эйхвальд на автомате пожал ему руку. — Но… чем обязан? — растерянно пробормотал он. — Я собираюсь жениться на вашей дочери, — Андреас широко улыбнулся. — Что? — одновременно переспросили родители Тесс. — Как это понимать? — герр Эйхвальд развернулся к дочери. — Это шутка! — выпалила Тесс первое, что пришло в голову, и, прежде чем Андреас успел возразить, потащила его в сторону лестницы, ведущей наверх. В спину ей донеслось строгое «Тесс!»       Когда они поднялись на второй этаж, она хотела было накинуться на него, а потом вдруг пригляделась и вместо этого выдала: — Ты что, причесался?       Кампи беззаботно улыбнулся, но заработав щипок за бок, снова посерьезнел. На его лице отразилось волнение. — Не мог решить, что сначала: сделать предложение или предупредить твоих родителей. — Балбес! — снова взвилась Тесс. — Какое ещё предложение? Зачем ты это устроил? — Ты права! Неловко вышло. Нужно, чтобы все было как положено.       Он схватил ее за руку и потянул за собой. ***       Квадратная смотровая площадка с единственным большим стрельчатым слуховым окном казалась тесной из-за четырех массивных опор, превращающих пространство в лабиринт. Вход на лестницу к часовому механизму был закрыт на замок. Рихард преодолел последнюю ступеньку, перешагнул через каменный выступ и, зябко поежившись, окинул взглядом пустое тесное пространство. Никого. Он замер в нерешительности. — Здесь есть кто-нибудь?       Тишина. Лишь приглушенные ветром звуки праздника на площади и мерное пощелкивание старых шестерней. Казалось, что там сверху, свернувшись кольцами, дышит Левиафан, пожирающий время. Рихард осторожно двинулся в сторону окна и остановился в паре метров. Внизу стелилась мозаика черепичных крыш, инкрустированная россыпью желтых огней уличных фонарей. Приветливый пряничный зимний пейзаж. Но он не мог себя заставить сделать хотя бы еще один шаг и взглянуть на площадь. Забытый детский страх высоты или же просто безотчетная тревога? Зря он пришел сюда! Это какие-то глупые игры! Он повернулся спиной к окну, собираясь пройти по периметру, чтобы с чистой совестью вернуться на праздник. Гулкое эхо собственных шагов. Черная плитка, белая плитка, черная, белая, черная, белая… Откуда-то справа сзади из неприметной ниши вынырнула тень. Он увидел ее периферийным зрением. Хотел развернуться, но горло сдавило чужое предплечье. — Привет от Келлера, — хриплый голос прошептал прямо на ухо.       Рихард схватился за чужую руку, пытаясь освободиться, но спину прошило болью. Где-то чуть правей грудного отдела позвоночника. Удар. Еще один. Он почувствовал, как свитер набухает от густой теплой влаги. И не смог сделать вдох. Хватка исчезла. Ослабевшие ноги не удержали его. Сырая плитка как голая шахматная доска. Он сделал неверный ход.       Я буду ждать.       Серо-синие глаза. Он дал слово. Неужели не сдержит?..