Одиночка

Чимина достало. Достало моментально замолкать, завидя его недалеко; достало вести себя как влюблённая девчонка при нём: краснеть, запутываться в собственной речи, а порой позорно сбегать, случайно оказавшись в нелепейшем положении перед возлюбленным. Дос та ло. Он кидает рюкзак под стол и принимается стаскивать с себя давящую, тесную одежду. Пак весь взмок, возвращаясь домой (и речь совсем не о дожде), вновь и вновь прокручивая в своей голове голос Чонгука. Такой голос, от которого глаза закатываются, а внутри, внизу живота зарождается в чистом виде наслаждение, ощутимое, тяжёлое, поднимающееся вверх по пищеводу к самой глотке, посылая разряды тока по всему телу. Голос Чонгука грубый, такой по-альфьи возбуждающий, с хрипотцой и толикой тёмной властности. Чимин плавится, как масло на сковороде, брезгливо избавляясь от джинсов, боксёров и мокрой от пота футболки. Прохладный воздух ласкает тело и чуть холодит его во влажной области между ног. Чимин течёт. Откровенно течёт от Чонгука, как последняя сучка, готовая отдаться за одну только возможность ощутить себя в крепких жилистых руках, быть вдалбливаемым в матрас своей кровати бесцеремонно и жестко. Возможно, Чимин был бы даже не против, чтобы Чонгук изнасиловал его. Изнасилование перетечёт в грубый, но обоюдный секс, а закончится ошеломительным оргазмом. Чимин признается в своих чувствах, предложит встречаться, они полюбят друг друга, съедутся, поженятся, заведут прелестных деток… Бо-о-оже, Чимин, что за мечты тринадцатилетней школьницы? — М-м-м, Чонгук-а, — он погружает в себя два пальца сразу, зная, что его растраханная одинокая задница примет их без проблем. Даже смазки не требуется — пальцы внутри по костяшки. Чимин сгибает их, разводит ножницами, скребётся, силясь добраться глубже, и массирует простату, стеная уже откровенно, как на вершине наслаждения, так, что, наверное, соседи слышат. Боже, как Чимин одинок. Ему нужен альфа, даже не обязательно в качестве парня. Без любовника, личного «штопора» он просто загнётся и закопает себя вместе со своими несчастными секс-игрушками, так и не найдя в себе сил получить и стойко выдержать отказ от богоподобного Чон Чонгука, которому Чимин и в подмётки не годится. Кому вообще нужна такая тряпка, как он? Но мечтать никто не запрещал. Мечты омегу и спасают. Он приставляет новую игрушку ко входу, оценивая, сумеет ли принять такой большой член в себя с такой недолгой растяжкой. Сумеет, куда он денется. Неприятные ощущения от сильной растянутости проходят за полминуты, а через пару Чимин уже откровенно трахает себя кинг-сайзовским фаллоимитатором потрясающего чёрного цвета. Как кожанка Чонгука. Волосы Чонгука. Глаза Чонгука. Пак кричит чужое имя так отчаянно, словно вот-вот готов позорно разрыдаться. И — блядь! — он готов. Потому что нечеловечески хорошо и паршиво. Потому что в заднице так божественно заполнено, а в сердце так омерзительно пусто. Как же, наверное, жалко он выглядит со стороны, насилуя своё тело и душу громадным искусственным членом. — Чонгук-а, ты так мне нужен! — выстанывает хныча и видя, как первые капли слёз капают на простынь рядом с белёсым пятном выплеснутой спермы. От оргазма не хорошо, а чертовски больно. Потому что Чимин один. Беспомощный, злой на себя и бессердечного, тупого, невъебически сексуального альфу, которому в ноги кинуться готов, лишь бы посмотрел на него. На жалкого и обиженного. Пара минут крокодильих слёз под суицидальный инди-рок позволяют слегка ослабить верёвку на шее и вздохнуть с хоть каким-то облегчением. Чимина достало. Достало рыдать в подушку и слушать самую тяжёлую, самую безрадостную музыку; достало смотреть одинокими вечерами порнушку с любимым актёром, который со спины так напоминает любимого альфу. Дос та ло. Но Чимин продолжит. Потому что только так он может окунуться в океаны своей бессмысленной, болезненной, но порой такой сладкой любви. Только так он может любить Чонгука.