Осень для одиноких

Печаль – Кино

Несколько часов спустя…       Сегодняшний день стал днём исключений из правил. Первая причина заключалась в том, что обычно к Фрэнку никто не обращался на улице с предложением поработать. Вторая же причина — его ужин в кафе да к тому же не в одиночку. — То есть он просто подошёл… — Да. — Представился… — Да. — И предложил тебе работу? — Да! — Ещё и с хорошей зарплатой? — Ну вот именно! — воскликнул Фрэнк, на эмоциях прихлопнув по столу. — Ничего не понимаю… — Я тоже.       В маленьком ресторанчике (кой привычен путешественнику на автомобиле, ибо крохотный домик с ещё меньшей кухонькой ставится приимущественно близ мотелей или заправок и не тянет на звание городского кафе) за столом номер семь, разместившимся у дальней стенки заведения рядом с туалетом, сидели два парня, изрядно уставших, но ещё не валящихся без сил. Они не слушали фоновую музыку, не обращали внимание на людей заходящих и покидающих сортир и на холодную картошку фри под невкусным кетчупом. Руки их были сложены на стол вместе с локтями, а тени усталости под глазами при никудышном освещении казались темнее.       Эти двое, Фрэнк Айеро и Эван Милтон, были знакомы около года, но сидели за пошатывающимся столом кафе так, будто знали друг друга всю жизнь.       На самом же деле они познакомились в Колумбийском университете, где оба учились на психологов, только немного разных сфер. Сразу найдя общий язык, обменялись телефонами, страничками в соцсетях и так и не отлипали друг от друга, борясь против огромного города и его хандры уже вместе.       Познакомившись с Джерардом Уэем на улице и приняв его предложение, Фрэнк ещё часик поимпровизировал на улице, не заработав, кстати, ни пенни, и с таким же задумчивым выражением лица отправился на дневную смену в музыкальный магазин неподалеку. Оттуда он позвонил Эвану, и вот к семи часам вечера они встретились в дешёвом кафе «У Доротис» почти рядом со станцией метро. — Я бы ни за что не согласился на твоём месте, — качает головой Эван, от чего его такая же длинная как у приятеля челка спадает на лоб. — Я бы, может быть, тоже, но, — Фрэнк не договаривает, ведь полненькая официантка ставит перед ними блюда с их заказами.       Они провожают ее глазами, после сталкиваясь друг с другом сердитым взглядами. — Но? — возвращается к разговору Милтон. — Но… Понимаешь, он меня будто загипнотизировал… — Что?       Эван всегда был скептиком. Психиатрия ему больше подходила не только по его убеждениям, но даже по манере говорить и вести диалоги. Он был ровесником Фрэнка по годам в паспорте, а вот внутренний возраст наверняка у него держался около шестидесяти.       Устало вздохнув, Айеро принялся ковыряться в принесенном салате, бездумно переворачивая политые оливковым маслом овощи. — Я не знаю, просто, понимаешь, он так смотрел на меня! Так пристально, так… Да так хирурги даже не смотрят! — Он же фотограф, а они смотрят прямо в душу, точно их камеры. — Нет, мне не было страшно, как обычно перед камерой. Я чувствовал себя уязвимым, но одновременно и в безопасности. И он так смешно выглядел… — Клоунский галстук? — Хуже — жилет, — с отмашкой хохотнул парень.       Его друг, опять поправив съехавшую челку, откусил здоровенный кусок своего гамбургера, будто бездомная собака: жадно, резво, так много, чтобы наесться, если пищу сейчас отнимут. По его губам немного потек жир и соус, от чего Фрэнка замутило. Он стал вегетарианцем в подростковом возрасте, но, даже помня вкус мяса, он видеть не мог, как что-то мясное перед ним едят люди. Поэтому он продолжил ковыряться в своем салатике без особого энтузиазма. — Нет, ты всё-таки мне объясни, — продолжает Эван, не умея успокоиться в нужный момент, — что это за фотосессия? — Да не знаю я, наверное проект его какой-то… — Знаешь, Фрэнк, не смотря на то, что ты учишься на психолога, ты правда не разбираешься в людях, — замечает парень, указательно ткнув вилкой в сторону друга. — Почему это? — Наверное, это участь всех заочников, вы ведь почти не видетесь с людьми… — Эван, в задумчивости отведя взгляд, казалось потерял мысль. Но на деле он просто подбирал слова и вновь встретился глазами с Айеро спустя минуту. — Ты никогда не думаешь о последствиях. Вот подошёл к тебе незнакомый парень, явно старше тебя, и, представившись и сунув тебе визитку, пригласил поучаствовать в каких-то съёмках. Все, что ты знаешь о нем, это имя с фамилией и его профиль работы. И все, Фрэнки. Ты доверился человеку, которого видишь впервые в жизни! Не перебивай меня, я вижу, как тебе хочется оправдаться…       Ты прекрасно должен знать как опасно соглашаться на подобную авантюру. Мало того, что этот Джерард может оказаться каким угодно человеком, он может воспользоваться тобой и твоей наивностью. В конце концов, разве тебя не смутила его фраза «я наблюдал за тобой»? — Смутила! — выпалил рассердившийся Фрэнк. — Черт, Эван, я не знаю зачем я согласился, но я сегодня так замёрз на улице, у меня столько проблем, некоторые из которых можно решить деньгами, но — вау, вот незадача, — денег-то у меня просто нет! Оттого я и горбачусь на двух работах и мерзну на улицах, а совсем не от хорошей жизни.       Фоновая музыка стала громче в воцарившейся между ними тишине. Милтон сидел с поджатыми губами, со взглядом не осуждающим, а больше сочувственным; он опустил обе руки на стол, сложив их как за партой, касаясь пальцами коробочки с общей картошкой. Он похмурился, потом выпрямился, снова нахмурился в раздумьях, и выдал другу то, что тот и без него знал: — Так все дело в деньгах… — Да, будь они неладны, — проворчал парень, — вечно из-за них расстраиваешься.       Ужин больше не походил на ужин. Двое друзей, скрючившись над своими тарелками, понуро перекидывались дежурными фразами. Смысла продолжать не было и оба попрощались, разделив остатки пополам.       Уже в метро Фрэнк засыпал. Он ненавидел, просто терпеть не мог спускаться в Нью-Йоркский сабвэй, оплачивать проезд, спускаться на эскалаторе к платформе и ждать, ждать бесконечно долго такого же бесконечного поезда, что довезёт его до дома.       Под землёй чувствуешь на себе весь ее груз. В шуме воздуха и стуке колес будто слышаться голоса, такое тихое перешептывание, что убаюкивает тебя, уставшего и будто проклятого. В этом шуме нет ничего плохого, нет ничего хорошего –это просто шум, заполняющий твою голову и сердце.       Из метрополитена Фрэнк выходит сонным и грустным, привычно таща в руке рюкзак, а на спине гитару. Он погружается в себя, на автомате переставляя ноги по ярким опавшим листьям.       Осень — его время года. Нет, не потому, что он родился в октябре, а потому, что у его души постоянная осень. Он жизнерадостный, милый, энергичный и все такое, что полагается фриковатому, умному парню, но ему больше нравится смотреть на тучи, чем на солнце.       Родители часто говорили, что это пройдет, что это — просто период. Как только Фрэнк осознал, что это не так, весь его мир перевернулся; он понял, что больше склонен сочинять и думать, чем тупо исполнять, и всё-таки решил учиться на психолога. Из-под его пера (если можно так сказать в наше время) выходили потрясающие песни и стихи, чем он пользовался и частично зарабатывал себе на жизнь. Но даже любимое дело не могло раздуть осенние листья в его лёгких и голове.       По приходу домой в свою крохотную квартирку в высотке возле трассы, он сразу же ныряет в тумбочку, ища подходящие для завтрашнего мероприятия вещи. Привычный шум магистрали и холодильника за стеной на кухне немного отвлекают его от одиночества.       Так странно в собственном доме чувствовать себя чужим. Время от времени он ловит себя на мысле, что в своем собственном кресле сидит как в гостях — аккуратно, на краешке. Или с собственной посудой обращается, как с любимым сервизом хозяев. Наверное причина в том, что его жилье съемное, а может и в том, что он чувствует себя чужим не только в этой квартире, но и в самом городе.       Телефон, нерасторопно брошенный на край кровати, начинает музицировать сам по себе. Айеро, безошибочно определив по мелодии, что звонят по Скайпу, не отвлекаясь от перебора одежды, поднимает трубку. — Привет, Фрэнки! — Привет! — Привет, мам, привет, пап, — расплывается в вымученной улыбке Фрэнк. Так приятно видеть родителей в их родном доме. — Как ты? Что нового? — Да никак, мам, все нормально. — Мы слышали, что у вас там очень холодно. Пожалуйста, одевайся тепло… — Я знаю, мам, знаю. — Я просто забочусь, — улыбается женщина с черными волосами и маленьким пухлым лицом. — Как с учебой и работой? — Все также: много проблем и забот, — младший Айеро пожимает плечами. Его отец с понятием дела кивает, переводя взгляд на жену. Невозможно разобрать его эмоций, однако Фрэнк знает, что будет дальше. — Мне ничего не нужно, спасибо. Даже не думайте переводить мне денег. — Мы и не думали, — уклончиво говорит миссис Айеро, как-то виновато улыбаясь одними уголками сухих накрашенных губ, — просто хотели как лучше… Может тебе что-то нужно или… — Если что, мне всегда поможет Эван, — нотки раздражения проскальзывают в голосе Фрэнка. Он очень любит свою семью, но долго говорить с ними не может, ибо начинает заводиться с полу оборота. — Тем более, завтра я иду на фотосессию, где мне обещали хорошо заплатить. — Какую фотосессию? Это у вас в университете? — беспокоится его мать. — Нет, это… это просто. Один знакомый предложил, — про себя он облегчённо вздыхает, видя, что его враньё успешно проглотили. — Только оденься, пожалуйста, прилично, а то мы знаем тебя, — грозит ему отец пальцем, словно Фрэнк маленький ребенок. — Нет, пап, пойду в этой толстовке и грязных кедах… — Если ты говоришь сарказмом, значит точно все в порядке, — просияла женщина, улыбнувшись сыну через экран.       Парень застывает, сидя на коленях перед открытым шкафчиком тумбы. Он смотрит на свои руки, мозолистые, красные, с грязью под ногтями в уголках, и думает привести себя в порядок, пока усталость окончательно не взяла вверх и он не рухнул в кровать прямо в джинсах. И его лицо кривится, пока он слушает очередной рассказ из дома. — Да, круто, мам, — кивает он, — но мне пора. — Уже? — Да-а-а, нужно подготовиться к завтрашнему дню, отдохнуть… — Конечно отдохни, Фрэнки, не перетруждайся! — Звони почаще, сынок! — Ладно, пап, пока. — Пока, милый!       Экран телефона гаснет и тут же загорается — сообщение от мамы. Видимо что-то забыла дорассказать.       Фрэнк улыбается, откладывая телефон уже на поверхность тумбочки.       Что-то теплится в груди в предвкушении завтрашнего дня. А может то просто неминуемая изжога от острого соуса в его салате… Кто знает, но тем не менее парень решает лечь спать, и не важно, что сейчас всего четверть девятого. (Нужно как-то забыть того фотографа и рифмы, так внезапно возникшие и посвященные ему.)