Осень для одиноких

Always Somewhere — Scorpions

Пару недель спустя…       Он так ждал этого дня, так ждал! — Джерард, ты забыл карту! — кричит выбежавшая в коридор Кейт вдогонку уже скрывшемуся в лифте фотографу. Она сразу кидается к нему, проносясь мимо нескольких дверей их студий, но не успевает догнать — лифт спустился уже на два этажа.       Девушка устало вздыхает, подносит руки к лицу и зарывается носом в ладони. Ее пальцы поглаживают закрытые веки, надавливая на глаза до ярких звёздочек. МакКей, отрывая руки от лица, ещё раз вздыхает, и уже спокойно, волоча ноги в развязанных берцах, идёт обратно.       Джерард сейчас в лифте. Стоит также, зарывшись лицом в ладони и уткнувшись носом между пальцев, напряжённо дышит. Его томит ожидание уже последние три дня, и вот, смотря на себя в зеркало в лифте, замечая пояс с сумками для техники, камеру, мешки под глазами и лёгкую улыбку, ему не верится, что этот день настал.       Он покидает здание «Восторга» и, сбегая по ступенькам вниз, направляется в привычную сторону своим привычным маршрутом.       По своему обыкновению он вновь опаздывает, но сейчас это не так уж и страшно — сегодня он главный на съёмочной площадке. В Центральном парке он будет снимать лучших моделей года для общей рождественской фотосессии.       И он не спешил бы так сильно, если бы не тот, ради кого он чуть ли не насмерть бился за право снимать его.       Да, Фрэнк Айеро — самая востребованная модель на сегодняшний день. После того разговора в студии, Фрэнк, конечно же, просто ушел, а на следующий день Уэй узнал, что тот объявил себя «свободной моделью», чтобы сотрудничать со всеми и сразу. Вы и представить себе не можете сколько возмущения вызвало его заявление, и какую войну оно завязало, ведь, черт побери, это же тот Фрэнк Айеро, и пусть у нашей компании отберут все, только пусть он подпишет контракт с нами!       В этом году начало декабря ознаменовало начало глобальных перемен.       Джерард искренне поддерживал Фрэнка, помогал ему на первых порах, но потом он как-то сам и не заметил, что стал ему не нужен. Парень научился всему сам, но даже со знаниями о более выгодных для себя позах, одежде и прическе, взгляд его оставался живым. Он был редкостью в модельном бизнесе.       На сколько Уэй знал, тот бросил все подработки, кроме музыкального магазинчика, переехал чуть ближе к центру города и иногда играл на улице, уже собирая толпу и получая за один час достаточно денег для хорошего ужина в среднем ресторанчике. И он гордился им.       Телефон у юноши постоянно был занят, почтовый ящик — переполнен приглашениями, как и электронная почта. Но только у Джерарда и семьи парня был номер его второго личного телефона.       Декабрь не перестает удивлять жителей Нью-Йорка хорошей для начала зимы погодой.       Джерард шел по улице в осенней куртке, конечно же обмотавшись шарфом дикой рождественской расцветки. Его волосы развивались на ветру, путались, но ничего не мешало ему уверено шагать вперёд, уже подходя к месту съёмки.       Их команда оккупировала один симпатичный деревянный мостик, протянувшийся через искусственное вытянутое озеро, а также каменные башенки, площадь и пару метров главной улочки. Зевак была тьма (несмотря на четыре часа дня): люди толкались, стараясь подобраться ближе, даже забирались на забор, в надежде увидеть любимых моделей вживую, а не только на журнальных обложках.       Джерард не любил свою работу только из-за людей, постоянно наровящих влезть в кадр и буквально оказывающихся под ногами (он до сих пор чувствует себя виноватым за то, что сбил пару человек, пятясь спиной, когда охотился за лучшими кадрами).       Он поднимает руки, в одной цепко держа камеру, и покрикивает, пытаясь протиснуться к рабочему месту.       Все привычно: показ бейджика-удостоверения, перепись данных, заполнение журнала, и вот он на площадке — одинокий фотограф среди таких же одиноких, лживых моделей.       Но среди мешков искусственного снега, вешалок и сборных гримерок он замечает единственное настоящее, причем как и на этой площадке, так и во всем мире.       Фрэнк, уже заворачивая к себе в гримёрку, краем глаза замечает обладателя любимой лохматой макушки.       Он кричит ему «привет!» и смеётся, замечая на мужчине нелепо висящий рождественский шарф. — Видимо ты с нашей первой встречи решил меня покорять своими несуразными аутфитами, — хихикая, произносит он, — и честно скажу, я впечатлён. — То есть тебе не нравится мой шарф? — наигранно громко ахает Джерард, прижимая длинные концы шарфа к груди.       Вместо ответа — заливистый смех. Фрэнк стоит в словно надутом черном пуховике, наверняка прекрасно согревающем, при этом игнорируя красные, замёрзшие руки, и потрясающе смеётся, совсем не показушно и нескромно, а так по-настоящему… как он смеялся в свой день рождения в кафе.       Джерард, пусть даже шуточно, все равно не может долго обижаться на парня. — Ты уж прости, Джи, но ты правда смешно смотришься в этом шарфе и, помнишь, в том твоём разноцветном жилете с ромбиками, — говорит Фрэнк, улыбаясь. — Ах, значит тебе и жилет мой не нравился? — со смехом пытается возмущаться он. — Знаешь, дорогой мой, этот модельный бизнес на тебя плохо влияет, вот что! — О да, я стал таким привередливым! — Айеро разводит руками, становясь рядом с хлипкой дверцей гримёрки. Он на секунду пропадает за ней, стаскивая с себя куртку и беря с маленькой полочки рождественский красный колпачок для фотосессии.       Уэй хихикает над ним, славливая вопросительный взгляд, а затем закатанные глаза. — Фрэнки, — мужчина касается его плеча, скрытого мягкой тканью полосатого свитера. Тот поднимает на него свои блестящие карие глазки, и Джерард ощущает, как его коробит внутри. — Я просто хотел сказать…       Юноша отличный актер, и к тому же отличный психолог, раз по одним поджатым в раздумьях губам и вмиг порозовевшим щекам догадывается, что хочет сказать фотограф; и он лишь наивно округляет глаза, пододвигаясь к старшему ближе. — Что? — Ты мне очень нравишься, Фрэнк, — выдает он, и собственное сердце так больно екает, будто срывается в пропасть.       В шуме толпы, разговорах фотографов и сплетней моделей растворяется его признание и судорожные всхлипы парня. — Ты мне тоже нравишься, очень-очень, Джи! — тараторит он, от непонятного нетерпения топчась на месте.       Уэй наконец-то чувствует, как его тело расслабляется. Он ощущает, как мышцы возвращают его спину в привычную ссутуленую позу, отпускают голову свободно болтаться, а руки — прикрывать постыдный румянец.       Они без опаски тянутся друг у другу, одурманенные своими чувствами и горящими губами друг друга. (Фрэнк так долго гадал, каковы губы Джерарда на вкус. Оказалось, что они совершенно безвкусные, только очень мягкие и горячие, как и сбитое дыхание их обладателя) — Я так долго сомневался, я чуть с ума не сошел!.. — Не надо, Джерард, не говори ничего, — просит шепотом Фрэнк, но мужчина его прекрасно слышит.       В силу своего роста Айеро стискивает в объятиях его грудную клетку, даже как-то привычно утыкаясь при этом в складки шарфа, пытаясь носом добраться до ключицы. А до его головы уже добрался чужой холодный нос и губы, целующие макушку сквозь насыщенно-черные волосы.       Они сжимают руками свитера друг друга, задевая ногтями кожу; телами жмутся друг к другу, будто от вселенской тоски. Они слышат и видят все во круг, но со спокойной совестью игнорируют звонок, означающий начало съёмки. Им просто не до всего этого.       И уж точно им не до расплывающейся в улыбке Кейт, что оказалась в парке вместе с фотоаппаратом по счастливой случайности: она ведь так и не отдала Джерарду карту памяти от его любимой камеры.