Жизнь Хуан Шу — как персонажа в игре, так и реального человека, — шла размеренно. Проблема с локациями была устранена, причем, это произошло как-то само собой. Шу даже не предполагала, что ее безобидное увлечение в игре так повлияет на работу в реальности. Однако, шеф оказался доволен результатами, и на радостях продлил Хуан отпуск еще на неделю. Оттого облик нового начальника так до сих пор и оставался для девушки загадкой, несмотря на то, что мужчина регулярно напоминал о себе в WeChat. Сяо искренне не понимала повышенного внимания к ее персоне, но возмущаться не спешила. Да и зачем?
И всё бы хорошо, только из-за устранения локационной проблемы надобность возвращаться в игру отпала. Однако Сяо упорно продолжала запускать компьютер в ожидании чуда. И оно не заставляло себя ждать, раз за разом погружая девушку в увлекательный фэнтезийный мир.
Надо сказать, после битвы с Таотэ ее активность резко пошла на спад. Да, поначалу отпуск, одобренный Байлунем, казался ей чем-то сродни манны небесной, но чуть погодя Шу осознала, что тот грозит обернуться для неё истинной пыткой. Бедняжка просто вставала и ничего не делала. Ей даже готовить запрещали, хотя, не сказать, что Хуан так уж стремилась попасть в поварской состав лечебницы.
Апатия завладела телом и сердцем девушки. Дошло до того, что, проснувшись, Сяо даже не открывала глаза, продолжая отрешённо лежать в постели. Она всем нутром чувствовала бьющий в ней поток энергии феникса, который стремился набрать полную силу и вырваться из сковывающих его цепей, но Шу знала: малейшая тренировка с силой Фэн Хуан, и ее жизнь не просто сотлеет, словно раскалённые добела угли; она вспыхнет ослепительным смертоносным пламенем и за считанные мгновения превратится в жалкую горстку беспомощно дымящего пепла.
Дабы в любой критический момент ей могли оказать посильную помощь, жить Шу осталась в лечебнице. Правда, это больше расстраивало, поскольку с ней обращались, как с неумехой-принцессой. Временами девушке жутко хотелось закатить истерику в стиле глупых героинь новелл или манг, но, к счастью, подобные порывы имели исключительно подсознательную природу, ибо Шу терпеть не могла вышеописанных героинь и уподобляться им ни в одном из миров не собиралась. К тому же, на практике она оказалась не так уж бесполезна, как думала.
Постепенно занятие для нее все-таки нашлось: сад при лечебнице был довольно большим, и Хуан смогла изучить местную флору, что буквально сравняло ее травнические навыки с профессиональными умениями самого Жуй Чана.
Как только уровень травника достиг отметки «Святого мастера», Шу переключилась на фармацевтику. Изготавливать лекарства тоже оказалось для нее делом не сложным. По крайней мере, так было с теми препаратами, которые не требовали затрат Ци. Именно из-за этой проблемы Сяо остановилась на половине пути к высшему мастерству, однако, чтобы помогать с лекарствами, ей вполне хватало и имеющихся знаний. Так Хуан Шу обеспечила себе заработок. Но, к сожалению, эта эйфория продлилась недолго. Через время внезапно захватившее девушку занятие тоже стало надоедать, отчего та все чаще впадала в состояние полной апатии.
Исин старался не тревожить Шу просто так, при этом умудряясь никогда не оставлять девушку в полном одиночестве. Он тайком следил за ней, изучал, пытался понять. Так, Чжан однажды запечатлел ее искреннюю улыбку, когда Хуан вырастила женьшень, который по качеству и характеристикам получился много лучше, чем у Жуй Чана. Радовался вместе с ней, когда своим достижением она утирала нос зазнавшемуся Белому дракону — в лечебнице в тот день даже мини-праздник устроили, без выпивки, правда, что огорчило самого Исина. Однако даже мимолетной улыбки Шу хватало, чтобы в сердце разливалось тепло.
Штудировать древнюю литературу Чжан так же не забывал, ведь не сдавался никто: за госпожу Сяо боролись все работники лечебницы и друзья девушки, которых теперь было довольно много.
В моменты отчаянья Хуан Исин всегда находился рядом, но все же отсутствие Юнь Си чувствовалось довольно остро. Особенно для Сяо. Только об этом старались не говорить. Даже сама девушка не затрагивала эту тему, до поры до времени.
— Ты ненавидишь его? — впервые спросила у него Шу, и он даже без упоминания имени понял, о ком речь.
Повисло тягостное молчание. Ответа на этот вопрос Исин не знал и сам. После ухода Ло он даже не пытался разобраться в своих чувствах. Просто мариновал внутри злость и недовольство на Небесного дракона.
Чжан посмотрел на небо, где мириадами рассыпались звезды. Вечерние прогулки были чуть ли не единственной отдушиной Хуан Шу, раз уж ничего больше нельзя. Размеренное мерцание и холодный свет луны придавали атмосфере загадочности и волшебства. В их свете Шу выглядела такой хрупкой и воздушной, что хотелось схватить ее и прижать к себе, чтобы не растворилась или не улетела с порывом ветра. Исин сдерживал свои желания, но с каждым днем терпение давало трещины, и Чжан боялся, что вот-вот выплеснет на девушку все свои чувства, обрушив на нее весь свой, копившийся веками, эмоциональный водопад. Однако сейчас его мысли обратились к Юнь Си, который словно сбежал, толком никому ничего не объяснив.
— Нет, просто… Я не знаю, — выдохнул молодой человек, запуская пятерню в волосы. — Мне казалось, мы начали сближаться... Казалось, что у нас есть что-то общее, но он…
Не находя подходящих слов, он замолчал. Отсутствие привычки изливать свои чувства делало любое объяснение каким-то дьявольски сложным.
— Как будто не желает впускать нас в свой мир. Мы стоим на пороге, но внутрь не приглашают. Да еще и дверь всегда закрыта, — Шу улыбнулась; ее попытка помочь ему выразить свою мысль вышла не самым лучшим образом. — Хотя иногда она приоткрывается, и нам вроде бы даже чай и печенье через нее подают, но… стоит сделать шаг, как она опять захлопывается, не забывая при этом больно щелкнуть по лбу.
— Я бы просто сказал, что он — надменная змеюка. А так — да. Что-то подобное и происходит, — Чжан улыбнулся; кошки, что скребли на душе, вдруг успокоились, уснув в мягком пледе из слов Шу.
— Ты обижаешься, — констатировала девушка, — но при этом, ты такой же.
Исин ошалело уставился на Хуан, желая возмутиться, однако не смог, поскольку она была права.
— Я тоже топчусь на пороге твоего «мира», но так и не видела ничего, даже краем глаза.
Раз они говорили метафорами о Ло, Сяо решила, что будет уместным продолжить рассуждать в том же духе и о нем самом.
Чжан не знал что сказать. Он был бы рад поделиться с Хуан Шу чем-то важным, стоящим, но в памяти ничего такого не осталось. А когда дымка, скрывающая тайны, слегка рассеивалась, молодой человек вновь впадал в беспамятное забытье. Будто кто-то заклятье наложил, не позволяя ничему просочиться. Ну, а то, что он помнил о себе, вообще никакой ценности не имело, потому что о своем засранстве рассказывать не особо хотелось.
— Ты знаешь обо мне все. Сы И и Жуй Чан преподнесли тебе всю имеющуюся информацию обо мне. А то, о чем эти двое утаили, не помню даже я, — признался Исин, ожидая слов Шу и совершенно не зная, поверит ли она ему.
— Что, никаких историй о великих подвигах, неземной любви и прочего эпического восхваления? — шутя, съязвила Сяо, с улыбкой заглядывая в его глаза.
— Боюсь, тебе придется слушать о том, какой я плохой брат, ужасный друг и бессердечный камень, — иронично отшутился Чжан, хотя признавать данную истину было нисколько не приятно.
С этих пор ежедневные посиделки молодых людей вошли в рутину. Они каждый вечер любовались звездами и постепенно раскрывали друг другу о себе всякие мелочи: любимый цвет, блюдо, алкоголь, книга. Все это помогало сблизиться, и Хуан все чаще задумывалась о том, что этот, на первый взгляд, невыносимый Черный дракон постепенно занимал все больше и больше места в ее сердце, вытесняя всех прочих.
Жизнь продолжалась. Единственное, что удручало, — это серые стены комнаты Хуан Шу, которые давили на девушку так, что воздух казался затхлым, и все вокруг словно смердело кровью и разложением. Сяо понимала, что это элементарные игры разума — уж к чему, а к гигиене Жуй Чан относился серьезно: у него все блестело и благоухало. Только от этого понимания Шу не становилось легче. Девушка даже вспомнить не смогла, когда впервые ее руки потянулись к чернилам и изобразили на стене одного из драконов.
Сы И, тайком следившая за Хуан Шу, оказалась немало поражена столь детальному изображению. Видя с каким рвением и энтузиазмом рисует Сяо, решила помочь девушке преобразить комнату. В тайне от нее Сы И упросила Жуй Чана купить цветную тушь, и вскоре в вынужденной палате юного Феникса появились целые истории в картинках. Правда, однажды комната неожиданно закончилась. Благо серых стен в лечебнице имелось в избытке, и это милое занятие Шу пришлось по нраву немногочисленным обитателям лечебницы. Пациенты любили наблюдать за работой Хуан, да и сама она на время забывала о своей бесполезности. Потому художества разрастались, радуя глаз работников и посетителей. А главное, у самой Хуан Шу всегда было занятие по душе.
Время в игре и в реальности шло по-разному: пока в действительности прошла всего неделя, в игровом мире незаметно пролетело почти два месяца. За эти дни Шу только и делала, что рисовала, собирала травы, варила укрепляющие отвары и медленно, но верно сближалась с Сюаньлунем.
Юный Байлун, Чжоу Цзе, наблюдал за Хуан и не уставал восхищаться этой прекрасной девушкой. Ему нравилось то, с каким терпением она ждет грядущего. В ней чувствовался характер, несгибаемая надежда и вера. Именно таким по его мнению и должен был быть Феникс. Однако Цзе замечал и ее потухший взгляд. Но еще больше его беспокоили ее иллюстрации: на всех работах, где Шу рисовала себя, она делала это слишком бледно, будто бы обесценивая себя, свои поступки и все, что она создавала.
Живые изображения его брата Юнь Си... Такая до жути пугающая усмешка Исина... Яркий, выразительный взгляд Сы И... Даже он сам был написан ею слишком возвышенно. А вот маленький Феникс выглядел тускло. Особенно на рисунке, который описывал битву с Таотэ, где Хуан Шу нанесла себя на стену каким-то невнятным пятном.
Чжоу хотел спросить у Шу, отчего она так к себе жестока, однако боялся. Он все еще не преодолел ту стеснительность, неуверенность в себе, которую столько лет в него вколачивали родители.
Обесценивание, чувство беспомощности, обуза — все это всплывало в сознании юноши, когда он смотрел на изображенную на стенах Шу. Все эти чувства были слишком знакомы Цзе. Он сам не так давно начал избавляться от этих въевшихся в его душу ран, которые выжженным клеймом горели на сердце.
Так продолжалось два долгих месяца, пока юный Белый дракон просто не выдержал, не набрался храбрости и не произнес:
— Госпожа Сяо!
— Мастер Дин, — по привычке тихо и отстраненно отозвалась Шу.
С некоторых пор эмоции девушка проявляла лишь в процессе рисования или бесед с Исином. Только тогда она позволяла себе смеяться, заливаясь счастливым хохотом, который звучал в их с Чжаном ушах хрустальным перезвоном. В эти моменты Чжоу тоже был счастлив. Но потом Хуан Шу вновь впадала в уныние, переходящее в апатию: выверяла каждое свое действие, каждое движение, будто она не человек, а механизм. Это удручало Цзе не меньше, чем осознание перед этим всем полного своего бессилия. Его оружием оставались только слова, которыми прямо сейчас юноша и решил воспользоваться.
— Вы потрясающе рисуете, — не кривя душой, признался Дин.
Он до сих пор слегка краснел, когда его звали Мастер, но иначе его звать отказывались. Юный Байлун догадывался, что таким образом все неравнодушные хотели придать ему уверенности, однако пока подобное обращение лишь активно раскрашивало его скулы в застенчивый румянец.
— Вы заставляете меня краснеть, — добродушно улыбнулась Хуан Шу, и Чжоу порадовался, что на лице девушки тут же расцвело подобие умиротворения, ибо обращенная к нему улыбка не шла ни в какое сравнение с той, которая появлялась у нее при беседах с Черным драконом; тем не менее, и это сейчас выглядело небольшой, но победой.
— Я счастлив, что имею возможность лицезреть столь великолепные работы и... Вашу улыбку, — до обольщения уровня брата и Чжан Исина ему было далеко, однако Шу понравились его неловкие попытки ее подбодрить.
— Ох, мое старое, черствое сердце трещит по швам, — уголки губ Ши подались в стороны сильнее, и ее улыбка стала более искренней. — Ты такой милашка, когда пытаешься быть уверенным и утешаешь кого-то.
Для Сяо Хуан Шу этот милый парнишка слыл кем-то вроде младшего брата. Он всюду ходил за ней, думая, что она не замечает, что-то тихонько спрашивал, смотрел на нее с восхищением, поддерживал, сам не зная того. Шу не могла и не желала его расстраивать. Это милое создание уютно поселилось в ее сердце, завладев той его частью, которая отвечает за родственные связи. В жизни у девушки не было ни брата, ни сестры, но в игре она обзавелась таковым. Что ж... Сяо справедливо считала, что названный брат — это просто замечательно. Теперь ей было для кого жить и кого защищать.
— Как же мило ты краснеешь, Чжоу Цзе диди, — юный Байлун удивленно поднял взгляд на девушку и зарделся; казалось, его щеки пылают, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди и пустится в пляс. — Позволишь так себя называть?
— Я не смею... — начал было Чжоу, но внезапно почувствовал нежные девичьи руки на своих губах и послушно смолк.
— А я смею и хочу. Неужели ты откажешь мне в этой малости? — Сяо сама не понимала, для чего это делает, однако сейчас она чувствовала острую необходимость в ком-то близком, несоизмеримое желание одарить заботой, укутать теплом сестринской любви, а Чжоу Цзе идеально для этого подходил.
— Хорошо. Но позволь звать тебя
сестрица Сеймей, — он говорил слишком беззаботно, и это наполняло душу Хуан теплом и надеждой, которая в последнее время иссякала в ней, тлея горячими алыми угольками, и не исчезала лишь благодаря исцеляющим беседам с Исином.
— Конечно. И больше не прячься за колоннами, смело приходи и говори со мной, — ее слова вновь заставили лицо парня стать пунцовым: он-то думал, что умеет отлично прятаться, что смог найти идеальное укрытие для наблюдения за Сяо.
— Простите, — его перебежки с формального на неформальное общение вызвали у Хуан добрую снисходительную усмешку, и она добродушно потрепала парнишку по голове.
— Все в порядке. Просто будь смелее, диди.
Сердце Цзе разрывалось от нежности и привязанности, он впервые чувствовал, что нужен, и что его действительно любят. Царящее в душе сметание предательски смешивалось со страхом: юноша до безумия боялся, что все кончится, так и не начавшись...
Шу ощущала его внутренние терзания. Она удивленно посмотрела на сжавшегося рядом с ней Чжоу. Первой мыслью было: «Я что-то не так сказала?» Но произнести вслух эти слова девушка не успела, потому что заговорил юный Байлун. Тихо, прерывисто, плача. Он понимал, что должен выговориться, чтобы сбросить с себя этот груз никчемности и помочь своей сестренке Сеймей. История детства отзывалась болью в груди. Чжоу необходимо было избавиться от яда, который отравлял его душу, чтобы продолжить жить.
***
— Ничтожный! Зачем мне такой сын?! — услышал Цзе, прежде чем керамическая пиала врезалась в его детскую голову.
Кровь.
В свои шесть лет он впервые видел кровь, собственную кровь. Она застилала глаза, попадала в нос и рот. Он захлебывался алой жидкостью, окрашивавшей губы леденящим привкусом соли и металла. Но никто не бросился на помощь. Даже мать.
Тогда маленький дракон Дин Чжоу Цзе понял, что поистине никчемен, ведь его жизнь не стоит ничего, даже материнских слез и отцовского внимания. Ничьего внимания. Брошенный, потерянный, жалкий.
Так он и жил, невзрачным, пугающимся, но все же любопытным. Он много читал, внимательно слушал, а потом неделями лежал в постели из-за своего любопытства. Окровавленный, никому не нужный, слабый. С надеждой на то, что сможет найти брата, и все изменится.
Очень редко в сердце матери рождалась жалость к младшему сыну, которую неопытный Чжоу путал с любовью. Женщина, родившая его, приходила с очередной порцией сказок и разговоров о старшем сыне, прекрасном Тяньлуне. И ему бы возненавидеть неизвестного брата, которого маленький мальчик ни разу не видел, но который, даже находясь далеко, день за днем продолжал лишать его любви родителя. Однако Чжоу восхищался им.
В пятнадцать лет семья признала, что Чжой Цзе все же обладает душой Дракона, но та слишком слаба, и не способна проявиться в полную силу. То был второй раз, когда отец избил его почти до смерти, бросив маленькое тело ребенка в грязь и натравив псов поместья на собственного сына. Только не думал тогда старый разгневанный тиран, что собаки не тронут истерзанное юное тело, хоть и пахло то невероятно соблазнительно. Потому что собаки помнят и ценят хозяев и тех, кто заботится о них. Чжоу Цзе с детства ухаживал за слабыми псами в помете, выхаживал их, а потом и латал тех, кто пострадал от отцовских забав. Так свора и приняла юного Цзе за истинного хозяина. И в день, когда почти мертвый ребенок был выброшен на улицу, приютили у себя.
Мир мифических существ велик и разнообразен. В тот день Чжоу была открыта великая правда. В их поместье жили истинные собаки Фу, или, как их еще назвали, небесные лев или львица Будды. Они выходили Цзе, помогли узнать о брате побольше, а потом и бежать из дома.
Юный дракон считал их своей настоящей семьей. Он отчаянно надеялся, что с ними все хорошо, потому что поставил перед собой цель: найти брата, а потом забрать приемных родителей к себе, обеспечив достойную старость. Ведь именно эта пожилая чета дала ему нужные знания, готовила к жизни вне стен дворца и помогала принять себя. Не будь четы Фу, Цзе давно бы сломался и стал призраком, что бродит в стенах поместья и пугает смертных. А так, он еще жив и вполне счастлив.
***
— Сестричка Сеймей, я не жалуюсь, — закончив рассказ о своем детстве, он увидел заплаканное лицо Сяо. — Я рад, что, пройдя через все это, смог стать тем, кем являюсь. Вы придали мне сил и уверенности. Какими бы жалкими ни были мои умения, вы все заставили поверить в то, что я способен на большее, — он продолжал улыбаться, вытирая без остановки бегущие по щекам Хуан слезы. — Потому прошу: не думай, что ты бесполезна. Благодаря тебе мы живы. Именно ты остановила Таотэ.
— Как мило, — неожиданно прозвучавший из темного угла комнаты голос заставил сердце Шу сжаться: на них смотрел усмехающийся мужчина, вид которого вызывал животный страх.
Разорванная в клочья одежда висела на нем бесформенным тряпьем. От тела разило смертью и гнилью. Но больше всего бросали в дрожь его безумные, наполненные жаждой крови глаза.
— Ты же мертв... — в ужасе прошептала Хуан, прикрывая собой Чжоу.
— Прости, маленькая птичка. Но убить сына Первого дракона не так просто, — оскалился Таотэ и стал подходить ближе.
