Scream against the Storm

Двадцать с лишним лет назад, той луной, когда в Штормовой Предел забрёл сладкоголосый столичный певец, случилось так, что Станнис Баратеон подхватил зимнюю простуду. Пустяковый недуг нежданно усилился и приковал Станниса к постели, где он проводил дни и ночи — и однажды услышал, притворившись спящим, как мейстер Крессен сказал его леди-матери, что ему грозит смерть. Станнис не умер, но погрузился в глубокое забытье, и ему явился сон, какого он ещё не видел. Над его головой тускло серебрился лунный диск, под ногами белел раскалённый камень, а позади полыхало оранжевое зарево, похожее на огонь исполинского маяка. До облаков, плывших по небу, было рукой подать. — Где я? — выкрикнул Станнис, но ответа не получил. Ему стало страшно. От разрежённого воздуха голова у него закружилась так, что он сел, дабы не упасть. Он был на вершине башни, превосходившей вышиной стены Штормового Предела. Ему не хотелось даже представлять, что находится у её подножия. Странный сон, ведь наяву он такого не видел. Странный, но не особо страшный, потому что рано или поздно он проснётся и окажется дома. — А если не окажешься? — спросил незнакомый голос. — Что за глупость. — Станнис обернулся и увидел ворона, который парил поодаль на уровне его лица. — Конечно, я окажусь дома. Я и сейчас там. — Ты уверен? — Вполне, — уверен он не был, но признаваться в этом не хотел. — Будь по-твоему, дитя, — ехидно заметил голос, и ворон улетел. Станнис остался в одиночестве. Диковинный воздух заставлял его дышать чаще обычного, но решимости он не утратил. Он сказал, что вернётся домой, а значит, так оно и будет. Он вернётся туда любой ценой. Встав, Станнис дерзко подступил к краю вершины огромной башни и рискнул поглядеть вниз. Как далеко до земли! Он смотрел на неё с изумлением. Квадратики полей были меньше ногтя, а дома и вовсе едва виднелись. Что-то притягивало его взгляд, принуждало смотреть вниз. У подножия светозарного маяка, под отвесной каменной стеной, которая насчитывала сотни футов, виднелось что-то чёрное как смоль и сочившееся древней злобой. Вскрикнув, он закрыл глаза руками и отшатнулся. На вершине башни было холодно. Озябнув, Станнис обхватил себя руками, чтобы согреться, и замер. Он не знал, сколько времени прошло, и не осмеливался снова взглянуть вниз. Высота башни ужасала его, хотя и не так сильно, как то, что таилось у её подножия. Почему за ним не пришёл лорд-отец? Почему не пришёл Роберт? Если это был кошмарный сон, ему, как всем кошмарам, полагалось закончиться в тот миг, когда Станнис испугался по-настоящему. Почему он не проснулся? Почему не оказался дома? — Где я? — чуть не плача, выкрикнул он громче прежнего. — Есть здесь кто-нибудь? Ни слова в ответ. Неужели его никто не услышит? Как ему попасть домой? Кое-кто всё же услышал Станниса и впился когтями в его плечо. — Лети, — велел ворон. — Я не умею летать, — всхлипнул Станнис. — Я умру здесь. — Ты уверен в этом? — Вполне. — Один раз ты уже ошибся, — заметил ворон. — Попробуй взлететь. — Тогда я ошибся, но сейчас прав. — Боги, дайте мне терпения. Предположим, что смерть тебе не грозит, дитя. Как ты попадёшь домой? — Никак. — Представь, что ты уже вернулся домой. Как ты это сделал? — Спустился донизу. Ворон склонил голову. — Да неужели? — Нет, — признал Станнис. — Как мне попасть домой? — Следуй за мной. Ворон подлетел к краю вершины. Станнис покорно пошёл следом за ним. — Погляди вниз. Мир, простиравшийся внизу, остался огромным, но с такой высоты города казались муравейниками, а дома были меньше ногтя. У подножия белокаменной башни свет увязал в липкой тусклой тьме, при виде которой Станниса пробрала дрожь. — Смотри. Золотисто-зелёные земли, усеянные крохотными городами, терялись вдали. Справа, на побережье, высился недосягаемый Штормовой Предел. — Ты не туда смотришь, — сказал ворон. — Взгляни на север. Наяву Станнис ничего не увидел бы во мраке ночи, но во сне тьму подсвечивал огонь башни-маяка. Зелёные поля сменились заснеженной тундрой и ледовой громадой на краю мира. — По-твоему, это край мира? — фыркнул ворон. — Ах, если бы… присмотрись. На крайнем севере, за ледовой громадой, за тёмным зловещим лесом, за стылыми реками и промёрзшей пустошью, безжизненной и бесплодной, белизну пятнала синева глаз. Яркие, будто звёзды, они воззрились на Станниса, и он пронзительно закричал. — Теперь ты видишь, — промолвил ворон. — Кто это? — Иные, — невозмутимо ответил ворон. — Они обитают в Краю Вечной Зимы и однажды вторгнутся в царства людей. Я научу тебя всему, что знаю, и мы с тобой одолеем их. — Ты спятил. — Неужели? Между глазами ворона виднелось третье око. Оно смотрело на Станниса в упор и лучилось неземной мудростью. — Может, и нет. — Кому-то придётся одолеть их, — сказал ворон. — И что для этого нужно? — Прежде всего ты должен выжить. И вернуться домой. Ты ведь хочешь этого? — Да. — Тогда лети. — Но я не умею летать. — Подпрыгни и взлети — или ты умрёшь здесь. Выбор за тобой. Станнис подпрыгнул и полетел. Высокая башня-маяк исчезла из виду, а ворон, который летел рядом с ним, клюнул его в лоб. Вскрикнув, Станнис проснулся и увидел добродушное лицо мейстера Крессена. — Миледи! — улыбнувшись, позвал мейстер. — Он очнулся! — Мейстер Крессен, — окликнул его Станнис, — мне снилось, что я могу летать. Я вправду могу? Мейстер ласково погладил его по лбу. — Нет, дитя. Ты никогда не будешь летать. Но… я невыразимо рад тому, что ты очнулся. Лоб Станниса горел там, куда его клюнул трёхглазый ворон, но третьего глаза он не нащупал. Он решил, что виделся с вороном не в последний раз. Так оно и оказалось. Ворон часто снился ему, обучал его разным премудростям и рассказывал о враге, которого нужно одолеть. Сны увлекали Станниса, хотя он сомневался в их реальности. Однажды он попытался рассказать о них леди-матери, но она, опустившись на колени, посмотрела ему в глаза и изрекла, что помышлять о невозможном глупо, ибо сон никогда не станет явью. Уязвлённый, он больше не упоминал о своих снах. Они вполне могли остаться его маленькой тайной, ведь вреда от них не было. Несколько лет спустя Роберту подарили сокола, который звался Громом и бил без промаха. Роберт был без ума от Грома, а Станнис поглядывал на того с восхищением и мечтал обзавестись своей птицей, но отец сказал ему, что с этим придётся повременить год-другой. Однажды Станнис отправился на охоту вместе с отцом и заметил в лесу самку ястреба, которая не спешила улетать. Она сразу приглянулась ему, и он не разочаровался в ней даже после того, как приблизился и увидел, что у неё сломано крыло. Лорд Стеффон позволил ему забрать птицу, когда он пообещал, что будет сам заботиться о ней. Станнис назвал самку ястреба Гордокрылой. Он выхаживал и кормил её, а она усаживалась ему на плечо или парила над его головой. Когда Станнис стал старше, ему предложили завести другую птицу, но он отказался. Зачем ему другие птицы, если у него есть Гордокрылая, которую он непременно научит летать? Но сколько бы он ни пытался сделать из Гордокрылой охотницу, толку от этого не было. Как-то раз, потерпев очередную неудачу, Станнис столкнулся во дворе замка с Робертом, которого обучал мастер-над-оружием, всегда превозносивший его ловкость и силу. Заметив младшего брата, Роберт повернулся к нему и спросил, сверкнув глазами: — Удачно поохотился? Станнис, как обычно, вернулся с пустыми руками. Его щёки вспыхнули, когда он поневоле признался в этом. — Заведи другую птицу, Станнис, — сказал Роберт. — Вряд ли ты настолько скверный охотник. Просто от твоей Слабокрылой нет никакого проку. К глазам Станниса подступили слёзы. Круто развернувшись, он помчался прочь. Скорей бы Роберт отправился в своё Орлиное Гнездо. Позже дедушка Харберт нашёл его в холодных покоях на вершине единственной башни Штормового Предела. — Полно тебе, — произнёс он, подходя к Станнису и обнимая его. — Слова Роберта были жестокими, — согревшись в объятиях дедушки, сказал Станнис. — Пожалуй, что так. Он сказал это не со зла, — заметил Харберт. — Дитя, послушай меня. Я знаю, что ты привязался к этой птице, но нельзя же лить из-за неё слёзы. Тебе уже десять лет, ты не младенец, а почти мужчина. Взрослый мужчина и вдобавок лорд Штормового Предела не может плакать прилюдно. — Отец — лорд Штормового Предела, а после него лордом станет Роберт. — Будем надеяться, ты прав, но кто знает, как всё обернётся. Мы с тобой Баратеоны, в наших венах течёт кровь Дюррана, дерзнувшего бросить вызов богам. Ты ещё очень молод, но даже в твои годы нельзя выказывать слабость на глазах у вассалов. Ты понимаешь меня? Харберт говорил мягко, но его слова всё равно уязвили Станниса. — Я всё понял, — сказал он, шмыгнув носом. — Я… редко плачу. Я больше так не буду. — Несомненно, — произнёс Харберт. — А для начала избавься от птицы. — Я не расстанусь с Гордокрылой, — взъярился Станнис. — Так дело не пойдёт. Станнис, ты славный мальчик, но из-за неё ты выставляешь себя дураком перед нашими вассалами. Она едва может летать. Она не поднимается выше крон деревьев. По-твоему, такая птица подходит Баратеону из Штормового Предела? — Она взлетит выше! — топнув, воскликнул Станнис. — Взлетит! — Вот уж не думал, что ты окажешься лжецом. Подобные слова редко срывались с языка добросердечного Харберта, поэтому обвинение, прозвучавшее из его уст, задело Станниса за живое. — Разве я лжец? — Да, ибо ты лжёшь самому себе. Твоя птица не взлетит выше. Её рана была слишком серьёзной, она навсегда останется калекой и уже не сможет охотиться. В глубине души ты это знаешь. Станнис заставил себя кивнуть. — Значит, мы выпустим её на волю? — Тогда она умрёт с голоду. Милосерднее будет убить её. По настоянию Станниса дедушка Харберт убил Гордокрылую у него на глазах. Смотреть на это было невыносимо, но так он хотя бы оставался с ней до самого конца. Потому что трусом он уж точно не был. Ужин тем вечером прошёл невесело, и завтрак следующим утром был не лучше. Через неделю Станнис отправился на охоту вместе с Робертом и лордом-отцом. Гром, взмыв в небеса, вскоре принёс Роберту жирного рыжеватого рябчика, отчего сердце Станниса наполнилось печалью и завистью. Роберт залился ликующим смехом, лорд-отец улыбнулся, с гордостью поглядев на старшего сына. Гордокрылая никогда не сравнилась бы с Громом. Станнис, сидевший на коне, не сводил глаз с сокола. Тот плясал в небесах на пару с ветром, и каждый взмах пятнистых крыльев возмущал Станниса. Несправедливо, что Гром может летать, а Гордокрылая — нет… Скользнув в тело Грома, он взмыл в воздух. Он замешкался на миг, но вскоре ветер уже овевал его лицо и струился под раскинутыми руками. Чужая воля, могучая и злая, выталкивала его, но он не поддавался. Не всхлипнув и не вздрогнув, он превозмог боль. Он парил в небе и был счастлив. Ещё миг — и он вернулся в своё тело. — Гром то взмывал выше, то пикировал и летал кругами! — воскликнул Роберт, обращаясь к лорду-отцу. — Такого ещё не было! Станнис рассеянно взглянул на сокола, который высматривал добычу, а потом — на брата. Выпустив из рук поводья, которые стискивал слишком крепко, он в изумлении подумал: «Мои сны и умения, трёхглазый ворон, Иные… реальны». Его восторгу не было предела. Гром отныне принадлежал ему, только ему, Роберт и мечтать не мог о такой власти над этой птицей. Ему вдруг вспомнились слова мейстера Крессена: «Нет, дитя. Ты никогда не будешь летать». Теперь Станнис знал, что Крессен солгал ему.