Not all wild horses have four legs

      У Коннора действительно красивые руки. Это почти первое, что Маркус заметил в нём.       Они по-настоящему привлекли его внимание, когда Коннор самостоятельно обезвредил придурковатого друга Лео. Этого хватило, чтобы послать дрожь по телу Маркуса, хотя он даже не был пьян. Следует признать, что размышляя о прекрасном существе перед ним, он чаще представлял себя сверху, но сейчас… он был бы не против показать Коннору насколько он хороший наездник.       Возможно, они могли бы чередоваться.       Он на мгновение жмурится, пытаясь стереть мысль из головы. Коннор лежит на траве перед ним, и сейчас не время для нежелательного возбуждения. Он глубоко выдыхает и вновь сосредотачивается на своём рисунке.       Штрихи настолько хороши, насколько это возможно. Он даже мог бы уже использовать акварель.       — Коннор? Я вроде бы… — Маркус поднимает взгляд и… ох.       Он спит.       Здесь какая-то ошибка: это мягкое, хрупкое выражение не может принадлежать тому, кто заставил четырёх взрослых мужчин наложить в штаны одним движением руки и твёрдым голосом. И всё же Маркус видит это собственными глазами.       На самом деле это одна из причин, по которым он захотел нарисовать Коннора — они в каком-то смысле похожи. Они оба представляют из себя нечто большее, чем их внешность, даже если люди часто останавливаются на ней. На его губах появляется расслабленная улыбка.       Он счастлив, что такой человек, как Коннор, появился в его жизни.       Маркус рисует, рисует и рисует, пока его пальцы не решают, что его рисунок закончен — он называет это инстинктивным рисованием: он начинает, не думая ни о чем конкретном, и продолжает, пока его руки не останавливаются.       Поза* верна, это определенно те руки, за которыми он наблюдал последние два часа, но использованные цвета и тона* больше напоминали фарфоровый белый, светло-голубой и нежно-розовый, чем какие-то реальные телесные цвета. Затем он привычно смягчил контуры и размыл тени*.       В общем, ему нравится. Удовлетворённо пожав плечами, он кладет свой альбом на траву, чтобы дать высохнуть, и садится на колени рядом с Коннором, чтобы попытаться разбудить его.       — Коннор? — он зовёт тихим шепотом, наклоняясь, чтобы выяснить, спит он или просто задремал.       Он прекрасен в этот момент.       Маркус мог бы поцеловать его прямо сейчас.       Не прошло и пары мгновений, с тех пор как эта мысль предательски пробралась в его голову; Маркус переводит взгляд на губы Коннора.       Он мог бы.       Но это было бы неправильно; Коннор спит, и не может дать согласие.       Он практически слышит маленьких дьявола и ангела на плечах. Так ли уж это плохо? Только один маленький невинный поцелуй?       Да, да, плохо! Неправильно пользоваться преимуществом, каким бы незначительным или невинным оно ни было.       Но это было бы так приятно!       Будет приятнее, если он действительно этого захочет.       Во время своей внутренней борьбы Маркус наклонился настолько, что находился нескольких сантиметрах от губ Коннора.       Несоответствующие глаза почти трепетали в искушении — но Коннор слегка повернулся, движение скользнуло по губам Маркуса, и он задержал дыхание.       Это было… Маркус не уверен, что это было. Но это заставляет его отпрянуть и сесть.       Вместо того чтобы стать полным отморозком, Маркус протягивает руку, пытаясь коснуться щеки Коннора — и, возможно, погладить по волосам, если ему повезет.       — Коннор? Ты…       У молодого стажера-детектива, как вдруг узнает Маркус, отличные рефлексы.       Как только он чувствует прикосновение, глаза Коннора резко открываются — он инстинктивно хватает руку, касающуюся его, и выгибает наружу, заставляя Маркуса следовать за движением, чтобы не сломать руку, что перетягивает художника на другую сторону.       Маркус падает спиной на траву. Готовый в следующую секунду нанести удар Коннор нависает над ним.       … блядь, это горячо.       Но прямо сейчас он очень рад, что даже не пытался поцеловать его.       — Полегче! — он просит, выставляя руку в успокаивающем движении. — Это просто я!       — Маркус?       — Привет, Коннор. Хорошо спалось?       Кажется, понимая, что он только что сделал, Коннор отпускает руку и делает шаг назад: — Прости! — он восклицает. — Я просто испугался, я думал…       Ему снилось, что Маркус разбудил его поцелуем, а потом он на секунду подумал, что над ним на самом деле кто-то есть. Но это невозможно: когда он открыл глаза, Маркус находился на приличном расстоянии и просто протягивал руку, чтобы, возможно, осторожно разбудить его. Он видел это, но его тело уже двигалось, а импульс довёл дело до конца.       Ну, по крайней мере, деревенская жизнь не притупила его рефлексы.       Маркус под ним весело усмехается: — Все в порядке. Я должен был догадаться, что испугать детектива — плохая идея.       Коннор даёт ему немного больше пространства, чтобы встать, и они оба смеются над этим. Но ощущение кожи Маркуса под его пальцами практически обожгло Коннора, и каждый его дюйм, напрямую контактировавший с Маркусом, словно покалывало.       — Ты закончил картину?       Другой кивает с теплой улыбкой: — Хочешь увидеть? — он спрашивает. — Она ещё не высохла, поэтому я не могу дать её тебе, но можешь посмотреть так…       … Вау       Уровень детализации говорит ему, что Маркус мог бы сделать совершенно реалистичную копию, если бы захотел, но этот рисунок передаёт гораздо больше, чем могла бы фотографическая копия. Белый и розовый показывают красоту и изящество, бархатную мягкость, которые, если честно, у Коннора почти не ассоциируется с собой; но в тоже время расплывчатые тени подчёркивают контур, говоря о скрытой силе, чём-то, в основном, невидимом, но всегда находящимся под поверхностью, и готовым взорваться в любой момент.       Чёрт, это то, как его видит Маркус?       Но, как, каким образом этот человек, которого он знал чуть больше недели, смог изобразить его душу так точно, пока рисовал только руки?? Проклятье.       Похоже, Маркус может видеть его насквозь — Коннор ещё не уверен, нравится ли ему эта мысль.       — Ты можешь сказать мне, если это мусор. Я не обижусь.       Голос художника отвлекает его от размышлений. Коннор понимает, что его молчание могло быть неверно истолковано как неодобрение — так дело не пойдет.       — Нет! Нет, нет, ты прекрасен, — проклятье, мозг. — Я имею в виду она, картина прекрасна. Ты действительно хороший художник!       Если Маркус заметил его небольшой промах, то оказался достаточно милосерден, чтобы не обратить на него внимание. При удаче, Коннор может обвинить в этом полусонное состояние и неправильное соединение слов.       Манфред просто склоняет голову и принимает похвалу. Он на секунду опускает глаза, рассматривая рисунок, после чего достаёт телефон и делает несколько снимков.       — Хочешь оставить себе?       Это не просто формальное предложение. В этот раз Коннор понимает это даже не по глазам Маркуса, какими бы завораживающими они не были. Это тон вопроса — тихий, словно если спросить слишком громко, Коннор бы оскорбился: — Ты бы правда отдал мне её?       Ох, детка, я бы отдал тебе намного больше.       Он почти, почти ударил себя по лицу, чтобы не сказать это — к счастью, он справляется с собой: — Конечно, да, — он говорит вместо того на удивление непринуждённо. — Я сделал снимки для своей коллекции. И это справедливо после того, как ты терпел меня два часа.       — Ох? У тебя есть коллекция?       — Да, на самом деле, — Маркус заявляет с гордостью. Его взгляд становится немного рассредоточенным, когда он начинает вспоминать: — После аварии Карл почти не мог передвигаться. Я помогал ему с восстановлением и в итоге стал его помощником в студии… Через некоторое время он спросил не хочу ли я попробовать, и… ну, он учил меня рисовать ещё с начальной школы, так что я подумал, какого чёрта?       Они оба смеются над этим, и Маркус пожимает плечами после того, как его последние смешки затихают: — Спустя пару лет люди из галереи, которые приезжают несколько раз в год, чтобы преследовать Карла, стали преследовать и меня.       Глаза Коннора, кажется, сияют еще ярче, когда он взволнованно кладет руку на предплечье Маркуса: — Маркус, это потрясающе!       Впервые с тех пор, как Коннор встретил его, художник на самом деле кажется застенчивым, опустив плечи и оглядываясь на картину: — Это действительно не так впечатляюще… из всех моих работ, только три попали в галерею в Детройте.       Конечно, быть сыном Карла Манфреда — это обоюдоострый нож… с одной стороны, одна фамилия привлекает внимание; с другой стороны, сложнее осознать свой талант. Тем не менее, любой, у кого есть хоть немного мозгов, наверняка увидит любовь и усилия, приложенные к каждой картине.       — Не будь таким! Это удивительно, Маркус… ты обучаешь скаковых лошадей, ухаживаешь за ранчо, заботишься о Карле, и, кроме того, ты ещё и очень искусный художник? — он перечисляет, загибая пальцы. — Ты действительно так не уверен в себе или просто напрашиваешься на комплименты сейчас?       То, как Маркус все ещё не смотрит ему в глаза, говорит Коннору, что да, он не уверен в своем искусстве. И это, вероятно, означает, что оно для него не менее важно, чем лошади.       Детектив-стажёр внезапно ощущает своё привилегированное положение, за то, что его попросили позировать и отдают результат в подарок.       Такой жест заслуживает поцелуя.       Коннор рассеянно кусает нижнюю губу. Это действительно послужило бы отличной причиной — поцелуй в благодарность… но они знают друг друга только несколько дней и, да, у Маркуса есть моменты флирта, но он довольно игрив, и Коннор не может понять, когда он действительно флиртует, а когда просто шутит.       И он правда не хочет ещё «сюрпризов» в этой сфере… как бы ни был привлекателен Маркус, Коннор здесь только до конца августа, и он… на самом деле не хочет чего-то быстрого и свободного. Даже если это ставит его в неудобное положение сейчас.       — Я… думаю, я просто не привык к тому, что люди вне семьи действительно верят в меня.       … и потом он говорит слова, из-за которых Коннор сразу же хочет обнять его. В те редкие случаи, когда он видел Маркуса таким уязвимым и серьёзным, они говорили о лошадях, правах животных и даже о правах человека, начиная от расовых вопросов до ЛГБТ, и просто…       Очень сложно не влюбиться в такого человека.       Он пытается поговорить об этом с Хэнком, когда они созваниваются по скайпу:       — Хорошо, возможно, ты был прав насчет Маркуса.       Ожидаемо прозвучал отеческий, но все же невероятно самодовольный смешок: — Конечно я был.       Коннор кивает со вздохом: — Я имею в виду… он красив, он талантлив, сострадателен и добр… — он замолкает, не желая слишком много говорить о Маркусе как ради собственного достоинства, так и потому что знает, что это немного неловко для Хэнка. –… Я продолжаю спрашивать себя, где подвох.       Лицо Хэнка мрачнеет в понимании.       Поначалу Гэвин казался хорошей идеей — он был красивым, умным, не лез за словом в карман… если бы только они заранее знали, что ко всему этому прилагаются измены. Хэнк не может сказать, что он хорошо знает Маркуса, чёрт возьми, он даже не видел ребёнка с того инцидента с преследованием, а тогда тот был подростком! Но всё равно. Маркус не кажется ему нечестным человеком.       — Я знаю, в это трудно поверить… но иногда в людях нет подвоха.       Коннор, кажется, впал в одно из своих настроений:       — Хорошие вещи всегда имеют подвох, папа.       — Хорошие вещи, может быть. Хорошие люди — нет, — они говорили об этом не раз. Хэнк улыбается своему сыну: — Во всяком случае, не все из них. Нет ничего плохого в том, чтобы дать этому шанс, не так ли? Если ты видишь что-то, что тебе не нравится, ты можешь просто уйти от всего.       — Я подумаю об этом, — Коннор не слишком уверен, учитывая, что он всё ещё собирается провести остаток лета здесь, но это хорошая пища для размышлений.       Хэнк рад видеть улыбку своего сына, когда они прощаются.       На следующее утро все немного по-другому: Саймон рано утром отправился в еженедельную поездку к Кэре за продуктами и всем остальным, а Норт поехала с ним, чтобы провести больше времени с Изабель, и кому-то нужно составить компанию Карлу, пока Маркус на прогулке с лошадьми.       — Я надеюсь, что жизнь в сельской местности не слишком скучная для тебя, Коннор.       Голос Карла глубокий, нежный и обнадеживающий. Легко увидеть с кого Маркус берёт пример. Коннор улыбается: — Вовсе нет, Карл, — он уверяет, и находит, что ему очень легко говорить с пожилым художником. — Эта поездка, вероятно, была необходима мне, чтобы я мог напомнить себе, что жизнь — это не только то, что я вижу из своего маленького, изолированного мира… всё здесь так открыто и свободно, это… невероятно освежает.       Карл возвращает улыбку: — Приятно слышать, — он говорит, кладя свою руку на руку Коннора. — Ты хороший ребенок, и заслуживаешь хорошего.       — Я…       — Норт сказала мне, что ты надрал несколько задниц пару дней назад, — на мгновение Коннор всполошился, но развлечение в голосе Карла успокаивает его небольшую внутреннюю панику.       — Она преувеличивает. Я просто… отговорил некоторых парней беспокоить Маркуса.       Тяжёлый вздох говорит Коннору, что это проблема, с которой Карл хорошо знаком: — Если бы только мир был так хорош, как считает этот ребёнок…       Значит, даже Карл знает, что Маркус не терпит любое насилие до такой степени, что расстраивает всех вокруг. В конце концов Маркус возвращается и входит в гостиную.       — Карл, вы рано!       Они оба поворачиваются к нему, и Карл в инвалидной коляске приближается к своему сыну.       — Ничего. Был небольшой кашель, а они все до смерти перепугались, — он поддразнивает, глядя на Коннора. — Ты мог бы подумать, что я какой-то старый пердун или кто-то.       Маркус не совсем впечатлён и смотрит на Коннора слегка хмурым взглядом.       — Я предложил остаться рядом с ним, потому что Саймон и Норт должны были уйти, а Джоша уже не было, — он объясняет, пожав плечами. — Карл выпил воды, затем позавтракал и принял лекарства… с тех пор он в порядке.       Кажется, это успокаивает младшего Манфреда настолько, что он даже шутит: — Он не пытался притвориться, будто у него нет лекарств? Это впервые.       — О, он пытался, но я детектив, — Коннор непринуждённо шутит, акцентируя утверждение подмигиванием, и наслаждается прикусыванием губы, которое приходит в ответ.       Неужели у него есть шанс? Почему он думает об этом перед отцом Маркуса? Говоря об этом, их ненаглядный ковбой шагает за инвалидную коляску.       — Ну, так как вы встали и оделись… — начинает он, кивая Коннору, что он может последовать, если захочет, — не хотите прокатиться? Погода достаточно облачная, и Ра скучает по вам.       Коннор в замешательстве. Как Карл сможет ездить, не используя ноги?       Он не сможет, не без седла.       Внезапно становится более понятным, почему Маркус продолжает надевать на своего любимого коня седло, несмотря на то, что ему это не нравится. Что за отвратительно милый человек.       Коннор ухмыляется всю дорогу. Ра с любопытством и нежностью обнюхивает Карла как только он оказывается в вольере, так что он предполагает, что лошадь и правда могла скучать по нему.       Также в состоянии Карла очень ценятся те редкие упражнения на свежем воздухе, что он может получить. Значит, Маркус и Ра смиряются с седлом ради Карла.       Коннор стоит рядом с Карлом, пока Маркус немного отодвигает Ра, чтобы надеть на него седло: это всегда самая сложная часть, ведь каким бы нежным и любящим ни был Ра, он также горд и упрям, что напоминает Коннору одного человека.       — Я знаю, знаю, детка, мне это тоже не нравится… — Маркус говорит мягкими и нежными тонами, когда мустанг слегка волнуется, и гладит его по шее, успокаивая, — но давай сделаем это для Карла, да? Полчаса? — Если бы Коннор не видел, он назвал бы Маркуса сумасшедшим за то, что он разговаривает с лошадью, словно она могла понять его, но, вероятно, связь между ними так хороша, что Ра успокаивается с тем, что могло выглядеть почти как кивок. — Да, ты хороший мальчик.       — Знаешь, ты мог бы просто оседлать ту лошадь, которая не против, — замечает Карл, когда Маркус приходит за ним, но его сын качает головой.       — Мы говорили об этом, Карл. Ра — лучший в своём деле.       Не то, чтобы Маркус думал, что другие лошади справятся хуже. Причина в его взаимопонимании с Ра: если что-то пойдёт не так, Ра вдруг испугается или занервничает, то Маркус мгновенно успокоит его и не допустит, чтобы что-то случилось с Карлом.       Коннор позволяет себе расслабиться, садясь на деревянный забор и наблюдая за тем, как Ра осторожно бежит с Карлом, следуя за идущим рядом Маркусом.       Он мог привыкнуть к этому. Тем временем он развлекает себя, доставая свой четвертак и начиная перекатывать и подбрасывать его — Маркус ещё не спрашивал, но остальные жители дома видели и интересовались, как, чёрт возьми, он это делает… он еще не объяснил свой маленький трюк, и, возможно, никогда не объяснит. Если только Маркус спросит очень мило… но эти мысли лучше оставить на другое время.       Когда пикап возвращается, за ним следуют машина и фургон. Коннор начинает беспокоится, но после видит понимание на лице Маркуса и слышит его приглушенное «Дерьмо, это сегодня?», что вызывает понимающий смех Карла.       Чуть позже он получает объяснение в виде Норт, кричащей «Маркус!!! Люди из галереи здесь! Они хотят снимать видео и всё-такое!»       — Коннор, ты не мог бы пойти с Норт и уточнить детали о видео?       Он не уверен, что он лучший человек, чтобы идти, и притворяться, будто он может решать, что они могут или не могут здесь. Но Коннор понимает, что Маркус не хочет оставлять Карла, когда тот ещё на лошади, поэтому он уходит.       Оказавшись достаточно близко, он узнает логотип на фургоне. Это новостной канал Детройта.       — Здравствуйте, — он приветствует, замечая выражение «притормози» на лице Норт, и почти качает головой ей, потому что он собирается разочаровать её. — Детектив Андерсон, к вашим услугам.       Как это всегда бывает, когда он представляется полицейским, люди сразу начинают волноваться и бояться что-то испортить. Коннор не любит пользоваться властью, но он почувствовал внезапное желание защитить это прекрасное место от стервятников из СМИ. Вроде бы получается. — Детектив? Что-то случилось?       — Вовсе нет, я просто в гостях у друзей, — Коннор демонстрирует уверенность, профессиональную улыбку и спокойное поведение, которые будет напоминать, кто здесь главный. — Маркусу хотелось бы поприветствовать вас лично, но, как основному помощнику мистера Манфреда, крайне важно, чтобы он оставался с лошадьми. Что вы можете сказать о съёмке?       — А-ах, да, хорошо… — женщина немного напугана, несмотря на вежливость приветствия. — Наша станция делает статью о современном искусстве. В последние несколько лет было сложно связаться с мистером Манфредом, но мы слышали, что люди из Центра современного искусства собирались взять несколько экспонатов для осенней выставки. Мы попросили разрешения прийти и задать несколько вопросов… — в качестве подтверждения, она предоставляет распечатку обмена сообщениями по электронной почте, по-видимому, с самим Маркусом. — Мы не слишком подробно говорили о съемках, но у нас есть копия соглашения о конфиденциальности, если мистер Манфред захочет его обсудить.       Краем глаза Коннор видит, как Саймон бежит к Маркусу, вероятно, чтобы передать сказанное, и получить инструкции от него и Карла.       При возвращении, у блондина лучшая улыбка менеджера по гостеприимству. Он похлопывает Коннора по плечу, прежде чем обратиться напрямую к даме: — Ваш секретарь может показать мне соглашение, и мы быстро рассмотрим его для любых изменений, — после он заверяет, что её люди могут настраивать оборудование. — И, пожалуйста, помните о животных, особенно о лошадях. Старайтесь не пугать их и не подходить слишком близко без разрешения Маркуса или лично мистера Манфреда. Если вы хотите поприветствовать мистера Манфреда и начать интервью, вы можете сделать это сейчас. Любая внутренняя съёмка будет на усмотрение мистера Манфреда, после того, как его сын вернет его в инвалидную коляску.       Коннор сдерживает улыбку — он может услышать речевую модель Маркуса в сообщении, которое передает Саймон.       Несмотря ни на что, девушка кажется счастливой, и машет своим людям, чтобы они выходили из фургона, в то время как Норт побуждает его вернуться с ней к Маркусу: — Эй, Марк! Леди хочет знать, можно ли снять Карла на лошади!       Леди на самом деле не спрашивала, но это наверняка придало бы Карлу более сильный вид по сравнению с инвалидной коляской, а также, вероятно, сделало бы съёмку комфортнее для него. Покачав головой, Коннор думает, что Хэнк снова был прав — несмотря на то, что она весьма вспыльчива, Норт милее, чем кажется на первый взгляд.       Маркус пару раз успокаивающе проводит рукой по шее Ра, проверяя его настроение, и то, как долго он будет терпеть седло. В конце концов он кивает и приводит Ра и Карла к краю вольера.       — Добро пожаловать в округ Аллеган, мисс, — он говорит, как только дама находится в пределах слышимости, с такой яркой отрепетированной улыбкой, словно он всю жизнь говорит перед камерами.       — У нас есть около пятнадцати минут, прежде чем мой гордый друг решит, что он уже достаточно потакал мне, поэтому если вы хотите снять красивую лошадь, сейчас самое время. Пожалуйста, держите съемочную группу как минимум в трёх метрах от ограждения. Я надеюсь, что они смогут увеличить изображение, если потребуется.       — Конечно, мистер Манфред.       — Пожалуйста, просто Маркус, — он с любовью гладит мустанга, а затем указывает на Карла: — Мистер Манфред — это он.       — Ты называешь меня старым, сынок?       Маркус просто тихо смеется над обвинением, с ясным блеском в глазах; Коннор не может не смотреть на них, восхищенный, пока находится вне поля зрения камер.       Проклятье, это заставляет его сильно скучать по Хэнку.       Люди из новостной станции берут общий панорамный вид на ранчо и начинают разговор с Карлом, когда он едет на Ра, спрашивая о его уходе на пенсию в деревню и решении снова начать рисовать. Об этом, и об успехе, которого достигают его новые произведения в Музее современного искусства с, казалось бы, обновленной энергией в его творческом духе. Интервьюер — Келли, как она представилась, похоже, действительно провела небольшое исследование искусства Карла, чтобы не задавать вопросы, из-за которых она выглядела бы непрофессиональной или неподготовленной, так что, по крайней мере, это приятно.       Вскоре Ра надоедает седло. Маркус мягко просит леди сделать перерыв, и, возможно, снять еще несколько панорамных кадров, чтобы дать им немного уединения, пока он помогает Карлу вернуться в кресло.       Норт, в очередной раз показав себя отличным помощником, развлекает Келли и даёт общую информацию о ранчо и доме, пока Маркус освобождает Ра от седла и благодарит за хорошо выполненную работу — и поскольку конюшня всё равно открыта, он позволяет ему и другим лошадям бродить в загоне; это всё равно сделает снимки лучше.       После перемещения Карла в кресло, Маркус садится на деревянное ограждение позади него, чтобы заботливо наблюдать за художником. Интервью возобновляется.       Карл говорит с обаянием и достоинством, отвечая на вопросы с мягким авторитетом и хорошим юмором.       –… но без Маркуса это было бы невозможно, — он говорит в какой-то момент, указывая на сына. — Мало того, что он управляет большей частью этого места, он также заботится о своём старике настолько, что это дало мне достаточно душевного спокойствия, чтобы я вновь взялся за кисть.       Коннор видит немного преданное выражение «пожалуйста, не надо» на лице Маркуса, которое вскоре сменяется на смирение, и пытается сдержать смех.       — Конечно, Маркус! — дама соглашается излишне радостно, как подозревает Коннор, из-за возможности поближе познакомиться с красивым ковбоем. — Вы второй сын Карла и его ученик? Три ваших произведения выставлены в Центре Современного искусства, верно?       Маркус кивает, немного вздохнув, прежде чем ответить: — Да, личность, надежда и свобода.       Интересный выбор названий. Коннор делает мысленную заметку спросить о них, когда и если у них будет время позже.       — Сколько ещё работ вы закончили?       Вопрос, пусть и благонамеренный, заставляет Маркуса рассмеяться, и даже Карл улыбается с пониманием: — Мадам, если бы мне пришлось пойти и попытаться сосчитать их для вас, вы никогда больше меня не увидите.       — И это было бы большой потерей, — говорит Келли, превосходно оправившись от небольшой ошибки — достаточно, чтобы даже слегка флиртовать. Коннор восхищён. Она проясняет голос: — Так зачем ограничивать показ тремя полотнами?       Он пожимает плечами: — То, что у меня много картин, не обязательно означает, что они достойны показа… или что я хочу их показать. Любой художник скажет вам, что некоторые из них всегда будут… приватными.       Он смотрит на Коннора, когда говорит это, и у Коннора перехватывает дыхание от маленькой тайной улыбки, которую Маркус посылает ему — потому что он знает о чем-то, что остальные не знают. У них есть секрет, и Маркус счастлив, что он разделён с Коннором.       К счастью, их маленький момент остаётся не замеченным Келли, возможно, из-за того, что она тоже полностью очарована завораживающей сине-зеленой красотой этих глаз.       В порыве смелости Коннор достает свой телефон и фотографирует Маркуса, сидящего на заборе в окружении съемочной группы.       — Но, конечно же, я хотел бы, чтобы у меня было больше экспонатов, в конце концов, я… — Так как он находился близко к лошадям, это был лишь вопрос времени, когда одна из них подойдёт к нему за лаской и почёсываниями. Маркус пытается осторожно оттолкнуть её, но прекрасная чёрная лошадь, породу которой Коннор не может назвать точно, непреклонна в том, чтобы, по крайней мере, поцеловать и облизать лицо Маркуса, почти выведя его из равновесия. — Ладно! Ладно! — он сдается, обнимая морду лошади снизу, чтобы погладить её с другой стороны. — Посмотри, что ты наделала, ты отвлекла меня, и теперь я забыл вопрос леди!       Тон даже отдалённо не похож на осуждающий, но никто не возражает, так как ситуация, как минимум, милая, и они, вероятно, даже не собираются редактировать эту часть.       Вопросы переходят к ранчо, причинам, по которым Карл выбирает сельскую местность, а не Детройт, и внутренней работе ранчо. Они показывают некоторые места съёмочной группе, а после Карл пропускает их в гостиную, чтобы предложить напитки и попрощаться, пока они разбираются с бюрократической стороной вещей.       Съемочная группа, кажется, довольна, и Норт незаметно смеется с Коннором над тем, как маленькая мисс интервьюер беспомощно смотрит на явно не заинтересованного Маркуса.       У Саймона, потрясающего менеджера, уже есть ключевые моменты соглашения о конфиденциальности, подготовленные для рассмотрения и подписания их Маркусом и Карлом.       — Невероятно! — Коннор комментирует, после того как журналисты и люди галереи уходят. — Я дружу с восходящей звездой искусства! — Он обнимает Маркуса за плечо и насмешливо спрашивает: — Могу я сделать с Вами селфи?       Маркус усмехается над ним, когда Коннор называет его восходящей звездой, но подыгрывает шутке и улыбается камере, словно был рождён перед ней.       — Это будет один из тех постов с надписью? — он спрашивает, сразу же заглядывая через плечо Коннора, чтобы увидеть результат.       Норт подбегает к ним, желая присоединиться к веселью, и, встав на другую сторону от Маркуса, у неё появляется гениальная идея.       — О, я кое-что придумала! Коннор, включи камеру обратно и повторяй за мной!       — Что…       У Маркуса не остаётся времени на сомнения, поскольку Норт встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а Коннор следует за ней после мгновения нерешительности. В результате у них есть фото растерянного Маркуса с широко раскрытыми глазами между двух великолепных людей, целующих его, и, следует признать, это смешно.       — Мы можем назвать это «Пожалуйста, помогите», — Коннор размышляет со смехом. — Посмотри на себя, ты в ужасе, бедняжка.       — Это просто рефлекс с тех пор, как я настолько напился, что попытался поцеловать Норт, и она ударила меня по лицу, — Маркус объясняет со спокойным лицом, что кажется, будто он серьезен. — Теперь у меня каждый раз такое испуганное выражение, когда её лицо слишком близко к моему, — он говорит это, но в то же время он непринуждённо обнимает Норт за талию, а её рука лениво лежит на его плечах.       Коннор видел, что кровные братья и сестры чувствуют себя менее комфортно, чем эти двое: — Ты шутишь, так?       — Я не била его по лицу, но он и правда пытался поцеловать меня, — Норт беспощадна и не упускает возможности опозорить Маркуса — идеальное описание младшей сестры. — Ему исполнялся 21 год, он напился, начал исповедовать мне братскую любовь, а затем попытался поцеловать меня. Я стукнула его лбом, и он упал на землю. На следующий день у него было ужасное похмелье, но продолжал извиняться передо мной. Это было так мило.       — Норт, пожалуйста, остановись!       — Почему? Это звучит мило!       — Нет, это не так! — Маркус огорчается, вновь становясь далеким от сексуального ковбоя на быке или даже уверенного наездника на лошади. Но все же он так очарователен в своей неловкой человечности. — Это заставляет меня выглядеть идиотом, который не умеет пить.       — Ну, ты не умеешь, — это правда. Коннор помнит, что выпивший Маркус даже не подверг сомнению предложение Норт снять рубашку в баре, полном людей.       — Правда, но, по крайней мере, теперь я знаю, когда остановиться.       С этим можно поспорить, но Коннор жалеет его и отвлекает Норт, показывая ей законченный пост — коллаж Маркуса, дающего интервью вместе с Карлом, их улыбающиеся лица на селфи, а затем забавное фото с Норт. Заголовок для поста: «Завидуйте! Я живу со знаменитыми художниками! *падает в обморок*» и смайлик с глазами-сердечками. И, конечно, он отметил на нем Маркуса, хотя и сделал пост прямо перед ним.       Пока Норт смеется над фото, Маркус пытается отвлечь внимание ещё сильнее: — Джош будет расстроен тем, что он пропустил всё это.       — Мы говорим об одном и том же человеке? Он будет на седьмом небе от счастья из-за того, что ему не пришлось иметь дело с теми людьми! — Джош ненавидит такие посещения почти так же, как Маркус, и особенно презирает необходимость разговаривать с людьми, с которыми не хочет — все они знают это, но тема успешно изменена, и Маркус может вздохнуть с облегчением.       — Ну, это было захватывающе, не так ли, Карл?       Его отец был доволен, наблюдая, как они дурачатся, словно маленькие дети, которыми они никогда не перестанут быть в его глазах. Он кивает: — Да. Я думаю, что мы заслуживаем обеда.       Не теряя времени, Маркус решает заняться этим, и совершенно не замечает Норт, которая слегка бьёт кулаком смущённого Коннора и говорит: — Кстати, всегда пожалуйста.