***
— Хотите сказать, что за этих малышек я смогу выручить всего два с половиной ляма евро? — Райс морщится, недовольно вглядываясь в круглое лицо скупщика. Мужчина перед ней ниже девушки почти на голову, шире раза в два и явно и в половину не так нагл, как посетившая его среди ночи девица. Откуда мистеру Войтешу знать, что Райс, эта карамельная блондинка, на самом деле не собирается его убивать, и что ее зверское выражение лица и попытки перевалиться через прилавок ничто иное, как игра на публику. Скупщику старинного барахла, а также всего, что юркие воры умыкнули у нерадивых хозяев, просто неоткуда знать, что поведение девушки выверенно до последней секунды и интонации, и что ему вовсе не обязательно так обильно потеть и держать руку рядом с кнопкой вызова охраны под прилавком. — Уважаемая, я еще раз вам повторяю — за то время, что вы обозначили для поиска покупателей, лучшего предложения просто не найти, — Натан Вениаминович утирает высокий лоб носовым платком с ручной вышивкой и старается глядеть на Кайлу уверенно и спокойно. Только вот на дне карих глаз все равно мелькает опаска. — Вы можете обождать пару дней, и, возможно, нам удастся найти покупателя посговорчивее и пощедрее. Кайла про себя замечает, что Натан Войтеш ей даже нравится. Несмотря на явную нервозность и то, что посетительница ведет себя, как последнее хамло, он умудряется оставаться вежливым. Но ей так же помнилось, как Нат упоминала, будто бы многие евреи отличаются этой лисьей манерой общения. Пусть и не все, но все же… — У меня нет времени ждать, — она отмахивается, заставляя мужчину тяжело вздохнуть. — Ладно, черт бы с вами. Я согласна. Скупщик улыбается вымученно и облегченно, явно довольный, что этот цирк наконец подошел к концу. — Подождите здесь, пани Айрин, — просит он, растягивая мясистые губы в вежливой улыбке. Она кивает, наконец отстраняясь от стеклянной витрины, служащей стойкой, отделяющей основной зал от подсобного помещения. Вообще сюда они спустились по скрипучей деревянной лестнице, пройдя целых два помещения на первом этаже, полных разного старья, что некоторые любители древностей называли антиквариатом. И пряталось все это за потайной дверью за полкой со старыми книгами. Кайла невольно вспомнила целую кучу фильмов с подобным антуражем, пока пересчитывала скрип ступенек под ногами. Мистер Войтеш возвращается в зал через пару минут, пока она разглядывает мраморную статую почти в человеческий рост, изображающую фавна и нимфу, слившихся в страстном то ли танце, то ли объятии. В руках у мужчины старенький на вид чемодан, который почти тут же оказывается на стойке и раскрывает свое нутро, полное пухлых фиолетовых пачек евро. Райс облизывает губы для виду, беря в руку одну из связок. Деловито пересчитывает, хрустя новенькими банкнотами. Вытягивает одну, проходясь подушечками пальцев по водяным знакам, вскидывает ее к тусклой желтоватой лампе под потолком, вглядываясь в фрагмент здания, проявившийся на свету. — Если хоть одна из них поддельная, я засуну вам ваш пенсне очень глубоко, — елейным тоном предупреждает она, швыряя банкноту обратно в чемодан к остальной сумме. — Увольте, пани, моя репутация мне дороже нескольких миллионов, — улыбается мужчина, вскидывая пухлые ладони. — В таком случае благодарю за содействие, — Райс щелкает замочками на крышке, подтягивая саквояж к себе. — Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. Ей думается, что мистер Войтеш с удовольствием больше никогда бы не видел склочную девчонку, годящуюся ему во внучки. Хотя кто знает, о жадности евреев давно складывают легенды, а учитывая, что этот еще и процветал на подпольной торговле краденным, не исключено, что его любовь к деньгам была сильнее даже самых страшных обид.***
Автозагар, обильно нанесенный на всю поверхность тела, неминуемо подтирается строгим офисным костюмом, и это могло бы стать серьезной проблемой, если бы среди ее вынужденных временных коллег был хоть кто-то достаточно внимательный. Хотя, может быть, молодая девушка, страдающая страстной любовью к искусственным средствам загара, не вызывала ни у кого, кто замечал, достаточных опасений. Райс не знала. Только видела, как пачкаются белоснежные манжеты, потому что духота помещения не способствовала сохранению краски на коже, а еще чувствовала, как неприятно стягивает густой слой грима кожу лица. И хотя на лице и шее этот самый грим был качественнее, а потому выносливей к перепадам температуры, приятнее не становилось. Райс с интересом отслеживает перемещения людей по огромному залу Национального музея, стараясь не зевать совсем уж откровенно. По большой и светлой задумке она здесь занимается оценкой общественного интереса к приехавшей выставке. Наследие Македонского, золотой щит с целой картиной в украшении барельефа, и инкрустированный рубинами кинжал покоились на передвижной платформе прямо в центре зала, за оградительными канатами на стойках, в свете ламп, как главное украшение на ближайшие пару дней. Она с любопытством рассматривает будущее приобретение, пытаясь представить, как без помощи сил и инструкций от Щ.И.Т.а, если бы их не было, она должна бы была спереть эту груду золота. Если исключить из уравнения ее способности перемещать объекты в два, а то и в три раза крупнее нее, забыть про выносливость и прочее-прочее… В ней 5 футов и 6 дюймов роста да 56 кг веса, и, если бы она была обычным человеком, решившим, например, среди ночи умыкнуть наследие Александра Македонского, ее ждало бы жестокое разочарование. Потому что вот это упереть очень и очень не просто, даже если катить, как большое колесо. Совсем рядом с экспонатом вдруг слышится сдавленная ругань, а после толпа вскрикивает, расступается, позволяя увидеть ей двух сцепившихся между собою мужчин. И, пока охрана пробиралась к месту происшествий с разных концов зала, один из схлестнувшихся в драке вдруг прицельно и от всей души пинает противника по ребрам. Заставляя того отлететь аккурат на расположившееся позади наследие времен Македонского. Кайла слышала, как брякнул золотой щит, свалившийся с подставки. Слышала, как матерился себе под нос пробегающий мимо нее начальник охраны. Она даже видела следы крови на полу, когда охрана разгоняла посетителей, и это показалось неожиданно неприятным в антураже всей «мирности» ее затяжной миссии. Хотя Кайла достоверно знала, как выглядит мозг человека, живописно размазанный по стене, в условиях «бескровной» миссии даже такая малость стала неприятным фактором. — Мисс Картано, думаю, экспонат нужно везти на оценку состояния, — извиняющимся тоном, словно это он устроил драку и повредил один из исторических сокровищ, зовет мистер Олдерсан. — Да, боюсь, экспонат придется убрать на остаток сегодняшнего дня минимум. Будем надеяться, что никаких повреждений нет и завтра он вернется в зал. Она улыбается сахарно-обнадеживающе, пихая под мышку планшет с заметками. Остается, по сути, самая малость. Работники музея оперативно оттесняют посетителей в соседние отсеки. Убирают оградительные канатики на стойках, открепляют передвижную платформу от пола, везут македонское сокровище в лабораторию на обследование на наличие следов повреждения. Кайла следит за всем этим со стороны, улыбается проходящему мимо Мику, что последние три дня отчаянно надеялся заполучить внимание от новенькой в их музее, переведшейся из испанской ассоциации музеев. У Мика даже могли бы быть шансы, если бы Ирэн Картано была настоящей, а не продуктом высококачественного грима и хорошо продуманного образа. Ну и, если бы ей было больше двадцати, потому что очаровательный охранник Мик, с забавными рыжими кудрями, старше ее на десять лет и это коробит девушку всякий раз, как мужчина неловко заигрывает с «двадцатипятилетней» смуглой красоткой из Испании. — Пусть отправят отчет в НАМА, — басит мистер Карсон, разглядывая экспонаты на передвижной небольшой платформе, и кустистые, седые брови на высохшем от старости лице угрюмо сходятся на переносице. — Придурки. Нашли место для выяснения отношений… — Кажется, не поделили какую-то девушку, — робко делится Саймон, что мог бы потягаться с самыми отъявленными сплетницами мира в любви к перемыванию костей кого бы то ни было. — Да срать бы мне, из-за чего эти полудурки сцепились! — рявкает старик, всплескивая руками. — Если на экспонатах осталась хоть царапинка, греки нас на паштет пустят всем цехом за недогляд. Картано! — Да, сэр, — Кайла медово улыбается, тут же подступаясь к самому старому сотруднику музея. — Найди мне Бобба, он уже минут пять как должен быть тут! Райс кивает, вытаскивая из кармана пиджака телефон. По сути, в ее обязанности не входит работа секретарши, но мистер Карсон обладал взрывоопасным характером и без зазрения совести мог накричать на сотрудников музея, если те не исполняли его просьб. Старик был сложным, склочным даже, но из-за выдающихся знаний относительно почти всех в мире исторических ценностей его здесь ценили. А еще под его скандальным руководством музей работал как швейцарские часы вот уже пятьдесят лет, и никто не хотел что-то менять в устоявшемся порядке. К моменту, когда вечно опаздывающий Бобб появляется на рабочем месте, под потолком взвывают сирены и сотрудники научного отдела растерянно вскидывают уставшие лица к кричащим сиренам. — Что за черт здесь происходит? — дребезжит раздражением Карсон, подтягивая очки на переносице и останавливая сканер, что вот уже три минуты скрупулезно изучал щит Македонского. «Пожарная тревога, всем сотрудникам и посетителям срочно покинуть помещение!» — включается помимо сирен записанное предупреждение, и в цехе наконец начинают оживать люди. Кайла спешит по коридорам вместе с остальными сотрудниками, но планомерно отстает, на шаг, потом на два, выбирается из общей шеренги сначала в хвост, а после и вовсе сворачивает в другой коридор на одной из развилок. Слушает топот ног, удаляющийся по коридору, и выжидает. Дальше дело техники: вернуться в цех по оценке и реставрации, схватить передвижную платформу и шустренько-шустренько к другому, лет пять уже как закрытому выходу. Один из черных ходов музея вот уже восемь лет в аварийном состоянии из-за того, что был построен еще при первом заложении фундамента и с тех пор, в отличие от главных выставочных залов, никем ни разу не реставрировался. Не хватало средств, как сказал Мик в первый день, проводя для новенькой экскурсию. «Зажопили», — желчно прокомментировал в свою очередь Карсон, когда Кайла невзначай спросила про эту странную закономерность. И вот сейчас ей предстоит идти именно здесь. И она отчаянно надеялась, что какой-нибудь лихой кирпич не свалится ей на голову, пока она будет проходить этими подземными тоннелями. Длиннющий тайный путь выглядит до того ненадежно, что Кайла ни за что бы не сунулась сюда добровольно, не будь это единственным путем отступления в ее плане. В пещере ее у самого выхода, представляющего собой побитую коррозией железную дверь, дожидается небольшая сумка, два широких отреза холщевины, раствор уже разведенной жидкой, мягкой резины, высокая бочка, маленькая канистра с горючей жидкостью и фонарик. В мешке сменная одежда и куча средств для снятия косметики, потому что высовываться в город в виде Ирэн Картано глупость сущая и Кайла ни за что и никогда бы не пошла на подобный шаг. С тем же успехом можно было вернуться обратно в музей с повинной. Наскоро и весьма небрежно Райс поливает дорогущие экспонаты силиконом, стараясь не думать о том, какой ущерб наносит историческому достоянию, и укутывает все это в брезент, скрепляя строительным степлером концы плотной грубой ткани. И только убедившись, что невольная подмога не опознает в грузе музейные ценности, принимается за себя. Автозагар с шеи и плеч сходит неохотно, но дорогая мицелярка постепенно справляется со своей задачей, и если с лица, где грим был в основном театральным, салфетки уже оставались безупречно белоснежными, то вот руки и шея с плечами все еще неприятно желтили остатками косметики. И когда наконец всевозможные опознавательные знаки с ее лица смыты, Райс стягивает с головы угольно-черный кудрявый парик и, скинув весь этот мусор в бочку, щедро поливает жидкостью для розжига. Улик должно быть как можно меньше — это даст хоть какую-то фору, чтобы убраться из города прежде, чем они выставят патрули. За старющей, как останки мамонта, железной дверью, найденной в конце почти восьмисотметрового тоннеля, Кайла обнаруживает проулок в старой части Праги и облегченно и глубоко вздыхает. Во-первых, после застоявшегося воздуха под землей, где минимум последние лет десять не ступала нога человека, свежий воздух улицы был как манна небесная. Во-вторых, недалеко от железной двери, из которой она вывалилась едва не на асфальт, с трудом открыв старые проржавевшие петли, ее уже ждали. Трое крепких, не задающих лишних вопросов парней, которых она по счастливой случайности нашла на окраинах Праги, в новых районах гетто, и которые готовы были за пару хрустящих купюр почти на что угодно. — А че это? — любопытно басит один из бритых наголо темнокожих парней, когда Райс отступает в сторону, рукой указывая на объемные тюки на платформе. — Говорила же, мусор, который очень дорог моему дедуле, — она очень надеется, что малолетние шкафы не додумаются присвоить себе ее странное добро. Потому что отчаянно не хочет тратить время на потасовку. Самый щуплый из их квартета таки отворачивает ткань брезента на залитом по самое не балуй щите, но в зеленоватой резине, наплывшей неровными каплями сложно разобрать что-то ценное и парень только презрительно кривит губы. — Давайте ускоримся, ребятки, мисс наверняка торопится, а нас ждут сочные бургеры у Джоста, — хрипловато командует он то ли от страстной любви к никотину, то ли из-за промозглости европейской весны. Кайла облегченно выдыхает, наблюдая, как с трудом ее неверная подмога перекидывает щит в кабину пикапа. Следит, чтобы хотя бы меч уложили аккуратнее, и без малейших сомнений вытаскивает из кармана толстовки две пачки хрустящих банкнот. Тех самых свеженьких евро, вырученных в Братиславе.