Дитя Куба

      Ей самой не верится, но этот вечер на вкус отдает шампанским и яблоками в карамели, и скромная радость далеко не сразу раскрывает свои объятия, позволяя оставить все проблемы за двустворчатыми дверьми зала, обустроенного в стиле сороковых.       Капитан выглядит в своем военном кителе — где только взял — непривычно, но Райс, впервые разглядев его на пороге гостиной на базе, вдруг понимает, что так он выглядит даже органичнее, чем во всех самых удачно подобранных тряпках нынешней моды. Прямой, как палка, с таким же прямым, уверенным взглядом, он чеканит шаг в начищенных туфлях до диванчика, на котором она выжидает его появления, а приблизившись — протягивает ладонь. Улыбается мягко, чуть лукаво. И укладывает ее пальцы на собственном предплечье, галантно провожая до лифта, играя в эту лощеную учтивость до самого заведения, где этим вечером собираются главные фанаты прошлого.       Кайла в платье стиля сороковых неуютно осматривается, приглядываясь к облитыми лаком прическам, к ярким губам, и думает, что ей тут совсем не место. Не потому, что она не соответствует дресс-коду, в этом-то как раз Ванда с вернувшейся Наташей расстарались. Просто ее преследует отчаянное ощущение, что за руку с Капитаном к бару должен пробираться кто-то другой. Возможно та, кого Райс знает лишь по фото в личном деле Роджерса. — Будешь что-нибудь? — Стив не устает улыбаться, внимательно заглядывает в глаза, пока она устраивается на высоком стуле.       Она даже с трудом представляет, о чем с ним здесь говорить. И вдруг отчетливо осознает, как чувствовал себя Капитан в первые дни пробуждения в две тысячи двенадцатом. И проснувшаяся совесть вынуждает выдавить из себя улыбку. — Да, закажи на свой вкус.       Роджерс кивает, взмахивая в сторону бармена призывным жестом. — Мартини для моей спутницы и скотч для меня.       Мужчина за барной стойкой кивает им, оглядывая по очереди. По чуть расширившимся глазам понятно — узнает. Да и расплывается в медовой улыбке очень уж говоряще. Благо хоть не фонтанирует радостью от встречи и не просит автографов. — Значит, так это происходило?       Стив довольно хмыкает, опираясь на барную стойку боком. Оглядывает зал с танцующими людьми ностальгирующим взглядом. — Да. Правда, в заведениях с публикой побогаче можно было еще периодически слепнуть от вспышек старых фотокамер.       Он кивает на компанию молодых людей, пытающихся запечатлеть себя на телефон последней модели. Качает головой с легкой, укоризненной улыбкой. Отводит взгляд, чтобы взглянуть на нее, молчаливо следящую за его профилем. — Я не сказал: ты чудесно выглядишь, — он оглядывает ее с макушки до мысков туфель с не сходящей с лица мягкой улыбкой. С благодарным кивком принимает у бармена свою порцию алкоголя. — Теперь сказал, — Райс к своему мартини прикладывается почти что с надеждой, желая верить, что это спасет от накатывающих волн неловкости. — Так, чем планируешь здесь заняться? Будем обсуждать других? Оценивать аутентичность? — Вообще-то я надеялся, что ты составишь мне компанию в танцах. — Ты же в курсе, что я не умею танцевать в стиле сороковых? — Я, не поверишь, тоже, — он смешливо улыбается, щуря кажущиеся в этом свете зелеными глаза. — Ты хотя бы видел, как это должно выглядеть, — она улыбается тоже, против воли, не в силах хранить невозмутимость при виде этой довольной физиономии напротив. — Может, на фоне твоих умений мне будет не так неловко. — О, правда? — она наконец смеется, сбрасывая неловкую скованность, находя это до крайности забавным. — Очень приятно знать. Что ж, это имеет смысл. Если в комнате два лузера, то кто-то явно меньший лузер, чем другой.       Первый танец выходит неловким, но им обоим везет — они выходят на танцпол аккурат под включившуюся медленную композицию, и это позволяет им осторожно перетаптываться на месте, глядя в разные концы зала. У Кайлы от запаха парфюма Кэпа голову немного кружит, и она старается дышать через раз, продолжая за уши вытаскивать саму себя из этого чертового омута. А Стив невинно прикасается чуть ли не самыми кончиками пальцев к ее талии и бережно сжимает ее ладонь другой рукой. — Ты танцевал когда-нибудь до этого? — Кайла борется с желанием прижаться щекой к крепкому плечу в темно-зеленом костюме. Внимательней всматривается в других таких же отдыхающих, просто чтобы отвлечься. — Никогда.       Ей кажется, что Стив склоняется ближе, потому что Кайла чувствует теплое дыхание в волосах на макушке. Это заставляет подобраться, запускает едкие мурашки по телу, и Райс гадает, насколько невежливо сейчас будет выпутаться из бережных недообъятий, чтобы сбежать к бару.       Стив сжимает пальцы чуть крепче, на одном из протяжных портаменто скрипки заставляя их обоих резко прокрутиться. Райс неловко переступает, просто чтобы не споткнуться, растерянно поднимает взгляд на лицо Роджерса и удивленно распахивает глаза, замечая на его губах улыбку, почти похожую на не свойственную ему усмешку. — Прости, не знаю, что на меня нашло.       Ей хочется верить, что выражение ее лица сейчас не такое дурацкое, как ощущается. Но сердце в груди, не ожидавшее таких резких движений, все еще заполошно бьется о ребра. Поэтому и улыбка, расползающаяся по лицу, дрожит немилосердно. — Выпьем?       Стив вздергивает бровями, и Кайла старается изо всех сил не обращать внимания на то, как неловко складывается весь этот поход.       Он отпускает ее неторопливо, будто нехотя, и она тут же торопится поскорее добраться до своего недопитого коктейля. Роджерс следует по пятам не отставая и, ей хочется верить, не замечает ее скованности. Хотя, конечно, глупо было надеяться. — Так значит, ты вступил в армию, когда тебе исполнилось двадцать три? — Да, за несколько месяцев до дня рождения. Двадцать четвертый день рождения я праздновал в казарме, — Роджерс как-то невесело хмыкает, отпивая из своего стакана, невольно косится в сторону, где слышится особо громкий женский смех.       Там какая-то шумная компания молоденьких девушек задорно хохочет над чем-то, и они оба какое-то время следят за чужим весельем. Райс допивает мартини, задумчиво разглядывая пустую емкость и раздумывая, как будет выглядеть, если тут же попросит добавки. — И ты правда хочешь сказать, что ни разу за все двадцать три года жизни до войны не был на танцах? — Кайла усмехается, наблюдая за тем, с каким интересом Стив следит за людьми в зале. — Ну отчего же, — он фыркает, обращая к ней взгляд. — Был. Прятался в самом темном углу, с нетерпением ожидая, когда Баки надоест пытаться свести меня с очередной девчонкой. — Хочешь сказать, никто ни разу не обращал на тебя внимание? — Кайла улыбается недоверчиво и глубоко в душе чувствует неожиданную жалость.       Она помнила того нескладного паренька со старых, оцифрованных фотокарточек в личном деле Роджерса. И, откровенно говоря, все, что он сейчас рассказывал, легко представлялось, если затереть перед внутренним взором его нынешнюю внушительную фигуру, заменив на того субтильного парня из начала сороковых. На таких, как показывала жизнь, действительно редко обращали внимание девушки. А когда кто-то и обращал, те уже сами не верили, что их кто-то мог заметить. — Некоторые из девушек благосклонно дарили пару танцев, надеясь, что Баки в качестве благодарности пригласит их на свидание. Некоторые и вовсе торопились сбежать под благовидным предлогом, — Капитан кривит губы в жалком подобии усмешки, жестом прося бармена обновить им бокалы. — Но это в любом случае всегда было крайне неловко. — Что ж, я на танцах и вовсе ни разу не бывала, — она осторожно чокается с ним бокалом, заставляя Стива улыбнуться чуть уверенней. — Но здесь здорово, спасибо, что позвал. — Мне всегда было интересно, но я не был уверен, что могу спросить. Как проходило твое детство до тренировок? — Роджерс спрашивает осторожно, явно боясь наступить на больную мозоль.       Но Райс так часто доводилось рассказывать о том времени психотерапевтам, что она уже давно не чувствовала перекрывающего кислород кома, что мешал бы говорить. Так что она улыбается, пусть и несколько криво, крутит в пальцах ножку бокала, размышляя, с чего начать. Странно, что он спрашивает, видел ведь ее личное дело и знал наверняка, что рассказа в духе: «детство юной принцессы» тут не предвидится. — Ты читал выжимки из личного дела, — она жмет плечами под его сосредоточенным, сумрачным взглядом. Звучит, не в пример ему, беспечнее. — Мое детство сложно назвать обычным или особо радостным. Я родилась со способностями, которые долгое время не умела контролировать. Так что большую часть своей жизни проводила в Щ.И.Т.е, в окружении приборов, что были способны удержать меня в четырех стенах. Позже, когда стала понимать, что говорят, мама попыталась объяснить, почему я не могу пойти гулять или завести себе подружку. — Это, наверное, было тяжело, — Стив проговаривает слова неуверенно, вполголоса. Словно сомневаясь, стоит ли вообще что-то говорить. — Да, поначалу. Потом смиряешься. С тем, что всё, что показывают в фильмах или рассказывают в книгах о детях, для тебя никогда не будет доступно. Поначалу из-за опасности, потом из-за упущенного времени, потому что это вообще перестает иметь значение.       Она беспечно пожимает плечами, с неуютным смущением замечая, с какой жалостью смотрит стоящий рядом Роджерс. Меньше всего она хотела, чтобы ее жалели. — Хочешь сказать, что сейчас откажешься завести обычных друзей или провести уикенд в развлечениях? — Стив неуверенно вскидывает брови, пристально следя за ее выражением лица. — Нет. Но если не найду и не проведу, то не расстроюсь.       Она улыбается, несмотря на то, что по лицу Капитана пробегает отчетливая тень сожаления. Опрокидывает остатки мартини залпом, впиваясь взглядом в бармена. Надеясь, что красноречивого взгляда будет достаточно — и точно, буквально спустя пару мгновений перед ней оказывается новый бокал на высокой ножке. С положенной оливкой на шпажке. — Потанцуем еще? — Стив улыбается кривовато, с чрезмерным вниманием провожая бокал до ее губ взглядом.       Райс ожидает, что вот-вот грянет какое-нибудь плохо завуалированное осуждение чрезмерного интереса к алкоголю, но Роджерс молчит, терпеливо ожидая ответа. И Кайла покорно прислушивается к заводной мелодии, прикидывая, сможет ли вообще подобрать к этому подходящие движения. В ее репертуаре только классика: вальс, танго, корявое фламенко. Ничего, что хоть отдаленно бы напоминало те задорные и кажущиеся ей чрезмерно ломанными движения, что исполняли люди на танцполе. — Все еще сомневаюсь, что смогу, — честно кается она, поднимая на Стива глаза.       И когда тот улыбается вдруг заговорщицки, щуря свои глаза, Райс понимает, что готова сдаться в очередной раз. Поверить, даже несмотря на то, что предчувствие подвоха крутит ей жилы и сердце.       Он заставляет ее подняться, аккуратно вытягивая за руку с высокого стула. Разворачивает к танцполу, обращая взгляд на танцующих, и Кайла делает то же самое, пристально и внимательно отслеживая движения незнакомцев. Шаги, положения тел, движения рук. А когда на следующем такте Капитан тянет ее в гущу событий, она чувствует себя героем какого-то глупого ситкома, которого посреди сюжета вдруг заставили танцевать флэшмоб или петь хором со случайными прохожими.       Ей требуется три такта, чтобы уверенно влиться в хоровод танцующих девушек, и она далеко не сразу вспоминает, что она не одна. Что пришла сюда с кем-то. Она неожиданно для самой себя полностью вливается в это нехитрое действо, с медленно загорающимся в душе ажиотажем следя за лицами людей. Откровенно говоря, только когда Стив вылавливает ее из толпы, поднимая ее руку и вынуждая прокрутиться, она и вспоминает, где и почему она находится. И Кайлу ведет, несмотря на всю абсурдность ситуации. Потому что порывистые движения ускоряют пульс, а от улыбки на лице Роджерса, адресованной именно ей, все внутри теплеет и пульсирует, и его руки на ее пальцах, бережно сжимающие фаланги, пускают по телу совершенно незнакомые ей прежде импульсы.       А уж когда он, повторяя за другими танцующими мужчинами, подхватывает ее, чтобы прижать к боку и позволить опереться на собственное бедро, Кайла и вовсе попадает в капкан искрящихся удовольствием голубых глаз. Музыка, еще мгновение назад гремевшая под потолком зала, обрывается, и Райс улавливает, что не только у нее до оглушающего сипа сбито дыхание.       Стив улыбается залихватски, вздергивает бровями, чтобы в следующее мгновение склониться ниже, накрывая ее подрагивающие в улыбке губы жарким ртом. Кайла глохнет — от навалившихся чувств и оглушивших со всех сторон аплодисментов — и далеко не сразу отваживается опустить задрожавшие ладони на широкие плечи Капитана.       Горячая рука на пояснице жмет ее ближе, втискивает в каменные мышцы пресса, и Райс невольно тянется, привстает на носочки, совершенно потерявшаяся в этом моменте. И, когда Стив наконец отпускает ее губы из влажного, горячего плена, ей далеко не сразу удается привести в норму дыхание. Внутри ворочается и бурлит темное, липкое, кислотой обжигающее сомнение, и ей попросту страшно заглянуть Роджерсу в глаза и увидеть там подтверждение своих страхов. — Что изменилось? — выходит глухо, с надрывом, и она по-прежнему крепко смежает веки, давая себе право на эту постыдную слабость.       Он вздыхает тяжело, этим выдохом развевая мелкие волоски с ее лба, прижимаясь переносицей к чуть взмокшему девичьему виску. Осторожно целует в скулу, и Кайла чувствует, как все тело покрывает мурашками. — Не знаю, — признание его звучит так же глухо, и Кайле наконец хватает мужества, чтобы открыть глаза. Правда, глядит она из-под полуопущенных ресниц в основном по сторонам — люди, хвала всем богам, нашли занятие поинтереснее, чем следить за ними. — Я просто вдруг понял, что мне страшно тебя потерять. И что просто дружбы мне недостаточно.       Кайла вдыхает глубже, судорожно хватая куда-то улетучившийся кислород. Неверяще всматривается в его серьезное лицо, возвышающее совсем рядом — при желании можно было пересчитать каждую ресничку. — И меня чертовски злит, что если я опоздаю, то тебя придется делить с кем-то, кто этого даже не стоит.       Она фыркает, не сдержав веселья: уж больно возмущенно звучит голос Стива на последнем признании. А проникновенный, серьезный взгляд, в котором искрами вспыхивает типичная упертость Капитана, и вовсе рушат последние сомнения. Вынуждая обмирать внутри от поднимающегося вихря нежности, радости и желания прижаться как можно теснее, чтобы впаяться кожа к коже. Стирая даже мелькнувшее в мыслях изумление от слов о том, что он с кем-то может ее делить… Словно делая отсылку на Руссо, который, по-хорошему, не объявлялся в ее жизни с той вечеринки в башне. — Так значит, теперь не просто друзья? — у нее с губ рвется тысяча более колких вопросов.        Рвутся цитаты его фраз, оброненных за все время их общения, способные в одночасье испортить всю идиллию этого момента. И никому никогда она не сможет сказать, как в тот момент сложно было удержать все это в себе, не испортив того, что Стив вдруг решил меж ними построить.       Он смотрит прямо, пытливо заглядывая в глаза. Улыбается, едва приметно, но эта робкая тень улыбки рождает внутри нее какое-то странное, щекотливое чувство. И в тот момент, когда ждать ответа становится невмоготу настолько, что она вновь раскрывает рот, чтобы спросить, Роджерс склоняется снова, целуя чувственней и решительней.

***

— Расскажи, какие отношения складываются у тебя в команде теперь, — просит Фридрих, когда Кайла заканчивает пересказ своего обычного распорядка на день.       У доктора в руках ее список «радующих вещей» и судя по пролегшей меж седых бровей морщинке, он не особо доволен пунктами в нем. Она и не удивляется, учитывая, что среди последних значатся в основном синонимы к «реабилитации». «Последовательность плану», «физические нагрузки», «тренировки»… Кайла посыпалась еще на восьмом пункте, сразу после «творчества» и «хороших фильмов», и дальше лишь изощренно пыталась смухлевать. Разумеется, для Резершаха не составило труда об этом догадаться. — Что именно вы хотите услышать? — она непонимающе пожимает плечами под пристальным, чуть прищуренным взглядом своего психотерапевта. — Нормальные отношения. Иногда пересекаемся во время приемов пищи, но едва ли меня можно назвать полноценным членом команды теперь.       Она даже не лукавит. Свидание со Стивом, окончившееся у дверей в ее комнату скромным поцелуем, не изменило практически ничего. Сложно было назвать серьезными переменами тот факт, что Роджерс стал позволять себе чуть больше тактильности: иногда класть руку на плечо за общим столом, украдкой целовать в губы, когда рядом нет никого из ребят, находить тысячи предлогов отлучиться, когда она пыталась эти детские поцелуи углубить… Все это больше напоминало неловкие игры в отношения двух детсадовцев, и иногда Райс ловила себя на мысли, что вот-вот ей надоест этот цирк и она на полном серьезе попросит Капитана прекратить ломать комедию. — А если перестать фокусироваться на твоей травме? — как-то демонстративно равнодушно уточняет мужчина, откладывая лист с множественными заломами на столик между ними. — Ну… Поддерживают, оберегают. Стараются отвлечь, по большому счету. Иногда невольно давят на больное, задавая нетактичные вопросы, — Райс вспоминает Пьетро и морщится против воли, еще не отойдя от последнего их разговора.       Буквально на днях спринтер решил поинтересоваться, кто был бы быстрее в гонке — он или она. Стоит ли говорить, что на фоне ее искреннего желания проверить и такой же искренней невозможности это осуществить, удовольствия вопрос вызвал мало? — Есть кто-то, с кем отношения складываются более близкими? — Фридрих понимающе улыбается, когда Райс снова тянется за чашкой своего чая. Слишком порывисто, чтобы суметь скрыть растерянность вопросом и желание потянуть время. — Что если так? — Ты помнишь наши с тобой беседы о мистере Руссо?       Райс кивает нехотя. Сложно забыть прорву часов, когда выдавливать из себя каждое слово приходилось через силу и огромный комок, застрявший в горле. И все те отчаянные попытки не разреветься от обиды, как маленькой девчонке. — Тогда я говорил тебе, что твоя привязанность к Билли Руссо была закономерной, ввиду долгого времени, проведенного вместе. Но одну деталь мы упустили намеренно: Руссо помог тебе отвлечься, — Резершах вскидывает ладонь, видя что она собирается возразить. — Ты сама утверждала, что рядом с ним иногда забывала о том, кто ты есть на самом деле.       Она откидывается на спинку дивана обессиленно, утомленно глядя в лицо доктора. Несмотря на благовидную внешность — Резершах обладал тем типом лица, которое с изобилием морщин казалось необъяснимо добрее, эдакий добрый Санта или Оле Лукойе — его умение залезть под кожу нивелировало всю возникающую симпатию. — Давай вспомним то время? — Может, вы лучше пороетесь в том, что у меня сейчас происходит с «особенным» другом? — не оставляет попыток соскочить с темы Кайла, искренне надеясь, что доктор уступит. — Мы обязательно к этому вернемся. Но для начала я хотел бы, чтобы мы вместе попытались вспомнить, что именно помогло тебе в тот момент, несмотря ни на что наслаждаться обычной жизнью.       Фридрих склоняет голову к плечу с мягкой, чуть лукавой улыбкой, когда Кайла демонстративно закатывает глаза. — Вы ведь знаете, что это не совсем правда? — вопрос звучит с надрывом, потому что слова мужчины напротив бередят раны похлеще хирургического скальпеля. — Знаете ведь, что это было самообманом. — Знаю, как и ты. Но подумай, что-то ведь все равно соблазняло тебя, пусть и ненадолго, поверить в этот обман. — Потому что он был чертовски убедителен, — Райс дергано приподнимает плечо, отводя взгляд в сторону. — Он поразительно правдоподобно изображал, будто верит, что я обычная воровка. А я позволяла себе думать, что это действительно так. И всякий раз, когда мы говорили, когда гуляли где-то или отдыхали, я была уверена, что в его глазах я кто-то… — Кто-то кто? — терпеливо подталкивает Фридрих мягким баритоном, смотря прямо и покровительственно, всем видом давая понять, что ни за что не осудит.       Она подается вперед, сцепляя руки в замок меж широко расставленных ног. Хмурится, судорожно рыская взглядом по темному паркету. Необходимость вспоминать те времена не то чтобы сильно бередили что-то внутри нее, но и удовольствия доставляли мало.       Кайла честно верила, что Фридрих в итоге поможет ей. Поможет немного ослабить удавку из ожиданий и надежд, затянувшихся на шее. Убедит ее, что она обязательно восстановится. Может, даже своими дурацкими наводящими вопросами натолкнет на какую-то гениальную идею, что помогла бы в одночасье решить вопрос с пропавшей силой.       Райс ведь все перепробовала. Дурацкие умеренные тренировки, ровно по секундомеру, под присмотром Роджерса, не давали ничего. Ванда шарахалась от нее, как от прокаженной, и Наташа услужливо объяснила, что полуторачасовая лекция от Капитана едва не довела Максимофф до слез. Даже Шейз, последний оплот ее веры, разрушил робкую надежду: заряда накопленной энергии едва ли хватит, чтобы добраться до пригорода, а с тем, сколько Райс теперь излучает в пространство, им понадобится лет пять накапливать заряд, чтобы добраться до Асгарда.       Так что она правда надеялась, что Фридрих поможет ей чем-нибудь. Новыми идеями или, на худой конец, подарит окончательное утешение, в котором она сможет утопить всю кипу разочарования. — Кем никогда не была, но хотела бы стать, — это признание дается с трудом, и Кайла морщится в пренебрежении к собственной же наивности.       Знала бы она тогда, несколько лет назад, что будет мечтать вернуть себе прежние способности улучшенной девочки — покрутила бы пальцем у виска. — Вот мы и подошли к тому, о чем стоило бы подумать, — Резершах улыбается мягко, как добрый дедушка, закончивший рассказывать поучительную сказку.       Только вот черта с два она могла теперь купиться на это. — Давайте начистоту, док: я действительно иногда задумывалась об этом, — слова срываются с губ рублеными, чеканными, с головой выдавая всю мешанину негативных чувств и эмоций. — Но ведь это не равно тому, что я готова была пойти на это, верно? И вы, и я — оба прекрасно знаем, что мимолетное допущение — это еще не согласие. Я думала об этом, когда никаких угроз к лишению сил передо мной не стояло.       Она подрывается с места, принимаясь расхаживать по кабинету торопливо и порывисто, попросту не зная, куда деть собственное напряжение. Словно в насмешку, по ключицам гуляют мелкие искры силы, и Кайла рассерженно фыркает, ладонями стряхивая их с цветной ткани рубашки. Раньше это бы не сработало, пришлось бы успокаиваться, размеренно дышать, давя энергию, а теперь хватало небрежного жеста… — Позволишь мне сказать, как я это вижу? — Фридрих пересаживается, удобнее устраиваясь в кресле. Глядит на мечущуюся по кабинету Райс спокойно, без опаски или недовольства излишней эмоциональностью. — Валяйте, — она замирает у окна, без особого интереса выглядывая на улицу. — Вся эта потеря сил беспокоит тебя только потому, что ты боишься остаться бесполезной, — он ненадолго замолкает, спокойно встречая ее взгляд, когда Кайла оборачивается. — Так бывает у людей, привыкших к кипучей деятельности. Долгое время ты жила тем, что приносила пользу. Долгое время в тебе взращивали мысль, что главная цель твоего существования — это борьба с угрозами мирному населению, и ты превосходно с этим справлялась. — Вы все это уже говорили. Другими словами, только один фиг не помогает, — Кайла отмахивается от его слов разочарованно, впервые с момента знакомства с этим человеком сомневаясь, что эта проблема ему по силам.       Может быть, они наконец нашли рубеж, за которым профессионализм Резершаха не срабатывал? — Ты сама себе мешаешь, Кайла. Зациклившись на одном исходе, ты лишаешь себя сотен возможных путей и развязок. Сейчас ты стоишь на перепутье, но вместо того, чтобы решать куда двигаться дальше, ты упорно продолжаешь оборачиваться и пытаться вернуться назад, — он проговаривает слова осторожно, видя, как напрягаются девичьи плечи под распахнутой фланелевой рубашкой в синюю клетку. — Но ты должна знать, что помимо долга и самопожертвования через службу в мире много чудес, способных сделать нас счастливыми. Нужно просто позволить себе снять груз ответственности и вины.       Она вздрогнула непроизвольно, распахнув веки так, что стало больно глазам. Фридрих нахмурился, пристально отслеживая изменения на ее лице. — Ты не согласна? — Простите, что Вы только что сказали? — она порывисто шагнула ближе, даже не замечая, как напрягла этой резкостью собеседника.       Мужчина подобрался, опасливо и внимательно следя за ее беспокойными руками. Девичьи пальцы затеребили манжеты, прокручивая пуговицы и одергивая плотную ткань. — Я сказал, что тебе стоит позволить себе просто наслаждаться… — Нет-нет, это вы и прежде говорили, что еще? — Кайла склонилась над сидящим в кресле доктором, требовательно глядя в вытянувшееся в удивлении лицо. — Что-то про чудеса… — В мире много чудес, которые… — Стоп!!!       Она и сама не до конца осознавала, насколько переполошила ее эта простая фраза. Эта бессмысленная, по сути, аллегория. Так поразительно метко ткнувшая в идею. — Чудеса, — задумчиво тянет она, отступая от Резершаха и мечась невидящим взглядом по кабинету. Все ее внимание и мысли были направлены глубоко внутрь себя. — Конечно, чудеса! — Не поделишься? — Фридрих и не думал скрывать настороженности, вызванной поведением подопечной. Слишком радикальной была смена эмоций. — Мне пора бежать, доктор, — Кайла бросается к двери, изо всех сил подавляя желание побежать со всех ног. — Безумно благодарна вам за идею, вынуждена проститься. Всего доброго. До следующей встречи… — Постой…       Резершах вздрагивает, не ожидая такого громкого хлопка. Задумчиво поджимает губы и, тяжело вздохнув, тянет из кармана брюк телефон. Он ценил Райс и уважал, но также он знал, что именно сейчас Кайле требовалась забота и помощь. И потому не видел ничего страшного в том, чтобы попросить одного из ее друзей присмотреть за девушкой пристальней.